Книга 2: "Метаморфозы: танцор" (главы 1-16)

Когда поздно ночью мы расходились по комнатам, я неожиданно осознал, что впервые за долгие месяцы этого кошмара куда-то отступили и боль, и горечь, и желание "разрушить этот мир до основания, чтоб затем".

И в кои-то веки вино возвращалось не грустью в глазах мужчин, а надеждой в глазах женщин. Потому что бывают взгляды, распахивающие пропасть под твоими ногами, а бывают такие, что поднимают тебя над пропастью.

А потом были трепещущие язычки пламени высоких свечей, две тени, обнимающие друг друга на фоне желтой стены и вылинявших штор. И были мягкие касания нежных рук, соленых губ, мокрых щек. И нежности этой ночью было намного больше, чем страсти.

Она заснула, положив свою голову на мое плечо. Я смотрел на нее, слушал тишину, и невольно рождались строчки.

Нас с тобой по холодной стене,

Вдаль уносят цветные качели

Двух свечей, что горят в тишине

на столе возле смятой постели.

И утро наступило слишком быстро.

...

Бравин бросил беглый взгляд на пустой каменный коридор и два человеческих тела, лежащих в углу. Нижний жилой ярус, внешняя галерея, он был здесь неоднократно. В детстве его много раз ловили в этом коридоре — забравшись на узкий подоконник, он воображал себя великим полководцем и величайшим магом, отражающим нашествие Рорка. Но вспоминать некогда, и умиляться детским фантазиям — тоже. Карающие уже скрываются за поворотом и только он и Малый, с нетерпением делающий ему знаки, еще задержались. Прятать тела никто не стал, в пустом длинном коридоре попросту негде, а выбрасывать в окно — шумно. Трупы просто забрали с собой, чтобы бросить в ближайшем темном углу.

А дальше — по боковой лестнице, ярус за ярусом, наверх к залам, где распределяют грузы. Только вперед, перепрыгивая через ступеньки, перешагивая через трупы. Нижний зал служил для приемки кабин, отправленных из башен на крепостных стенах. Там кабину снимали с железных тросов и переносили на большую открытую площадку, которая на канатах поднималась вверх. Тяжелая работа, выполняемая заключенными, лишь немногим менее изматывающая, чем рудники. Люди брели по кругу, наматывая канаты на барабан, и тяжелая конструкция с грузом поднималась наверх, люди поворачивали в обратную сторону, и площадка опускалась вниз. С утра до вечера, или с вечера до утра. Изо дня в день. Из года в год. Но некогда сочувствовать младшим и думать об устройстве мира.

Алифи, управляющий разгрузкой, умер быстрее, чем понял, что происходит. Он мог быть сторонником узурпатора или, наоборот, искренне желать ему смерти — не важно. Некогда уточнять политические пристрастия — он должен был умереть, чтобы воины за городской стеной могли жить. Заниматься убийством работников бессмысленно, бесполезно, но главное долго. Они уже разбежались по залу в поиске укрытий — пусть. Они не позовут на помощь, от них этого никто и не ждет.

Не обращая внимания на убегающих людей, карающие собрались на площадке, возле оставленной без присмотра кабины. Ллакур подал сигнал, дернув канат — где-то наверху защелкали кнуты, и заключенные двинулись по кругу, поднимая опасный груз. Тяжелее, много тяжелее обычного.

Верхний зал был большим, ярко освещенным и шумным. Щелкали плети, гудели голоса, вибрировали канаты, стучал барабан, скрипели на тросах кабины, — жизнь кипела, несмотря на позднее время. Карающие, словно горох, скатывались с площадки, неся смерть и только смерть — Алифи или людям — не имеет значения. Только вперед, потому что медлить нельзя. В этом зале кто угодно может поднять тревогу и вызвать помощь: люди-надсмотрщики или Алифи, управляющий погрузкой. Начальник смены тоже где-то здесь.

Карающие — против неподготовленных, безоружных противников, вся вина которых была лишь в том, что они вышли сегодня на работу, а не сломали ногу по дороге. И Бравин за спиной.

Все закончилось быстро, почти без крови. Надсмотрщики тихо прикорнули возле рычагов барабана, убаюканные метательными звездами и ножами. Начальник смены так же тихо дремал в луже собственной крови, что, впрочем, ему совершенно не мешало. Управляющий погрузкой лебезил, вытирал длинным шарфом пол и клялся в верности Энгелару, Римолу, кому-нибудь, только точно не этому проклятому Толариэлю. Холеные руки тряслись, но его пока не трогали — мог пригодиться.

Пока сгоняли работников и подвешивали на тросы кабину, карающие Римола поднялись к оконному проему, выходящему на юг, к Аюр, и подали световой сигнал. А потом — еще раз. Когда под стенами восточной крепости затрубили десятки горнов, объявляя всему миру о начале штурма, большинство пассажиров кабины уже заняли свои места. Только трое карающих Римола остались на месте. Их задача — обеспечить быстрое перемещение кабины, а потом разогнать людей, зачистить следы и тихо скрыться в черной воде реки.

Некогда было запрашивать разрешение на отправку, некогда было уточнять готовность, сильно перегруженная кабина повисла на направляющих тросах и медленно двинулась в путь. И только надрывный хрип людей да гудение и скрежет тягловых канатов напоминал — все на грани.

Зал приемки грузов в башне Причальной стены был похож на только что покинутые помещения центрального форта — тот же шум, те же заключенные, согнувшиеся под непосильной ношей. Управляющий приемкой был старше своего коллеги, солиднее, седая коса эффектно падала через плечо на грудь. Впрочем, умер он так же быстро и почти так же тихо. А потом — лестница, выход в город, и восемь черных теней растворились в левом крыле готовящейся к штурму Бабочки Востока.

...

Дворец бурлил. Алифи и люди, рыцари и стража, все куда-то бежали, что-то орали, пытаясь перекричать друг друга и рев труб за городской стеной. Группа рыцарей в белых туниках с вышитыми золотыми лучами поверх кольчуг о чем-то громко спорили у парадного входа.

— Почему он не выходит сам? Мне что, за его корону подыхать прикажешь?

— Чего ты боишься? Эти стены выдержат десяток штурмов.

— Это неважно. Он теперь тут Владыка. Он должен быть на стене, а не сидеть в своем кресле, посылая нас под стрелы.

— Ну, ты сказал, развалина Толариэль и полезет на стену. Да она рухнет под его весом.

Услышанное обрадовало Бравина. Легче проникнуть во дворец, чем незамеченными подобраться к узурпатору на стене в окружении сотен солдат. Ллакур и карающие его звена проникли в здание через неприметный вход в подземелья. Никто не обратил внимания на короткий скрип вскрываемого замка, на тихий булькающий всхлип какого-то слуги, оказавшегося не в то время не в том месте. А потом — наверх по лестнице для челяди, и горе слугам или стражникам, случайно попавшимся на пути прирожденным убийцам. Перед смертью люди в ужасе подтверждали, Толариэль остался в тронном зале, не собираясь никуда уходить. Они надеялись каплей информации выторговать себе жизнь? Смешно. Короткое движение руки и еще один человек превращается в бездыханное тело. А потом еще один. И снова наверх.

Короткая кровавая схватка в коридоре перед широкой окованной дверью с серебристой бабочкой на створках — несколько рыцарей света и десяток стражников легли на холодные плиты пола. Один из карающих рухнул навзничь, пронзенный клинком. Ллакур впереди распахивает дверь, Малый справа страхует заклинателя — теперь его время. Кто погиб? Второй? Четвертый? Некогда оглядываться — у него иная задача, и заклинателю могут понадобиться все его силы. Карающие Римола в это время должны уже были добраться до балюстрады второго этажа, чтобы перекрыть путь помощникам Толариэля.

Сигнал тревоги прозвучал слишком поздно — короткий звук, бесцеремонно прерванный одним из убийц. И пусть распахиваются парадные двери где-то внизу, а окованные сталью сапоги отбивают бешеный ритм по ступеням центральной лестницы — это уже ничего не изменит. Время уже выбрало те несколько мгновений, когда Бравина и Ллакура еще можно было остановить, не дать им ворваться в распахнутые двери тронного зала ...

...

— Ну, здравствуй, лорд. — Бравин стоял перед съежившимся на большом черном троне Толариэлем. — Ты удивлен? Я думаю, ты понимаешь, зачем я здесь.

Бой закончился. Дверь в тронный зал заперта изнутри — Ллакур и Малый не дадут войти непрошенным гостям. Второй хмуро стоит возле окон. Тело Четвертого осталось по ту сторону двери. Схватка на лестнице тоже затихла. Воины Ордена пробились через барьер карающих, оставив рядом с ними несколько закованных в доспехи тел.

— Что это значит, барр? Ты все еще играешь в игры, тебе не надоело? Время детских игр прошло, Бравин.

— Ты прав, лорд. Время игр прошло, и твое время вышло вместе с ним.

Черные провалы окон и мечущиеся в них пятна многочисленных огней добавляли гротескности и без того не самой обыденной картине — тени прошлого пришли забрать душу правителя.

— Мое время? — Толариэль дернулся, словно его ударили. Иногда слово может бить не хуже плети. — А ты себя в благородные мстители записал? Если я умру, всем вам не выйти отсюда живыми, дурак.

Было не до смеха, но Бравин выжал из себя кривую улыбку.

— Ты думаешь? За тебя живого мало желающих идти на смерть. Кто будет умирать за твой труп?

Уже никто не ломился в запертые изнутри двери, угроза расправы с новоявленным Владыкой остановила так и не успевших придти на помощь рыцарей.

— Я хоть умру на троне, а ты, вообще, сдохнешь, как бродячая собака, — без дома. Тебя утопят в дерьме.

— Договорились, лорд. Я сдохну в дерьме, но потом. А ты — на троне и сейчас. Но умирать во дворце можно по-разному. Можно часами перебирать свои запеченные внутренности, а можно увидеть один росчерк стали. Сейчас у тебя остался простой выбор, Толариэль. Ответь на мои вопросы, и смерть будет быстрой. Понимаешь, мне нужно знать, с кого потребовать плату, ты же не будешь меня уверять, что все сделал сам?

Пустой зал искажал голос, тот бился загнанным зверем в силках стен, не находя выхода. Голос должен был звучать опасно, а звучал одиноко. Слишком мало жизни осталось в этом помещении, слишком много подлостей видели эти стены за последнее время. И виновник сидел перед ним. Бравин смотрел на пленника в упор и не находил в нем раскаяния.

Мастер ритуалов постарел с момента их последней встречи. Тогда они тоже были в тронном зале, и в окружении других знатных Алифи решали вопрос жизни и смерти странного человека по имени Мор. Они тогда подарили подсудимому жизнь, которая все равно обернулась смертью. Теперь судьба сделала круг, и Бравин не будет также милосерден.

— Все равно уже поздно, глупец. Ты не помог своему Владыке, ты не поможешь и своему городу. Рорка утопят его в крови.

Пожалуй, сейчас Лорд выглядел не моложе самого Энгелара, когда тот был еще жив. Руки, привязанные к подлокотникам, заметно дрожали, но говорил новоявленный Владыка все еще надменно и презрительно. Так, будто ничего не произошло. Так, словно не тела его помощников и защитников лежали на мраморных плитах пола. Так, словно не было короткого поединка воли, мгновения, когда решалась судьба трона. Когда казалось, что у Толариэля хватит мужества вступить в схватку, зайти в тахос и потянуть энергетические нити. Он мог бы. Он — мог. Но не стал, не увидев надежды и не желая рисковать, он предпочел договориться. Надменный, еще не верящий в то, что все кончено.

— Повторю. Назови мне имена Алифи, виновных в смерти моего Владыки, и ты умрешь быстро и без боли. Иначе, ты понимаешь сам... И не жди помощи. Как только я почувствую угрозу, ты умрешь. Выбирай.

И вновь стены проклятого зала исказили голос Бравина. Он должен был звучать равнодушно, а звучал с надрывом. Но как равнодушно говорить здесь, в месте, где убивали его Владыку, его кумира? Пинали тяжелыми сапогами старое тело, выбивая остатки жизни?

Толариэль скривил губы, но молчать не стал.

— Ты не спасешь город, дурак. Ты не спасешь никого. Но меня ты спасти еще можешь, и мне есть чем заплатить. Ты хочешь денег? Я богат. Очень богат. Деньги открыли мне нужные двери и дали нужные голоса — половина будет твоей. Ты сам не заработаешь столько никогда, и никто тебе не предложит.

Бравин смотрел на привязанного к трону, словно баран к стойлу, узурпатора, и ему становилось противно. Ни смешно, ни интересно — брезгливо и противно. И вот эта дрожащая жаба свергла легенду Куарана?

— Не хочешь денег? Связи стоят дороже. Энгелар был скуп на похвалу и не замечал достойных. Я — не такой. Какую должность ты хочешь? Проси любую.

Толариэль говорил громко, говорил вкрадчиво, просто говорил и чего-то еще ждал. Чего? Помощи? Римол поднял войска и приготовился к ночному штурму. Отряды на позициях. Заклинатели — тоже. Всем сторонникам Толариэля, добровольным или невольным, сейчас не до загадок. Нет новоявленного Владыки? Какая разница, если штурм вот-вот начнется и некогда его искать, нужно готовиться к обороне.

Кто придет на помощь? Гвардейцы — встретившие грудью каленую сталь рыцарских мечей, порубленные и выброшенные, словно мусор, только за то, что не предали Энгелара? Стражники — трусливые, остро чувствующие ветер перемен? Кто они против карающих, занявших позиции у дверей и окон. Маги Ордена, судорожно пытающиеся выжить в грядущей бойне?

— Хорошо. Ты горд и не возьмешь подачки. Но у меня все равно есть плата, и для тебя она намного ценнее моей жизни. — Толариэль нервно дернул привязанной рукой и, облизнув пересохшие губы, продолжил. — Что, если я скажу, что Энгелар жив? Пусть это только тень прежнего Владыки, но он еще не ушел за край? Я могу сказать, где его искать, но мне нужны гарантии.

Толариль говорил убежденно, не допуская тени сомнений в своей правоте. Владыка жив? Не может быть, Бравин покачал головой.

— Ты лжешь. Скажи просто имена. Кто за тобой стоял? Валлинор? Коморэн? Лаорисс? Кто помог тебе убедить остальных?

— Я не вру, барр. Не вру, хотя и не говорю всей правды. Просто обещай. И все. И ты узнаешь, где искать не убийц, а самого Энгелара.

Наживка брошена и все вокруг понимают, что это — наживка. Но как хочется поверить, несмотря ни на что. Отбросив записку, доставленную Итлане белой птицей, забыв свидетельства немногочисленных очевидцев, разбежавшихся из дворца, и поверить в лучшее.

— Целого и невредимого? Не трать мое время понапрасну, старик. — Бравин положил руку на лоб Толариэля и вошел в тахос.

— Стой! Не делай глупости, просто подумай. Если есть хоть шанс, что твой Владыка жив, ты убьешь не только меня, ты убьешь и его. Я скажу. Но моя плата — моя жизнь. — Толариэль говорил скороговоркой, боясь не успеть.

Бравин внимательно посмотрел на пленника, а потом, решившись, сказал:

— Ты прав. Если есть хоть шанс. Я дам тебе слово, что если я поверю в твою историю, то сохраню тебе жизнь. И не тяни время, иначе не доживешь до признания.

Толариэль вжался в спинку трона, неудобного и неуютного.

— У меня нет выбора, верно? Помни, ты дал слово. Мне помогла Владыка Лаоры и ее советник, барр Геррик. Это он забрал твоего Владыку с собой и я не знаю, зачем тот им нужен. Но Хрустальный родник жив, хоть уже не сможет ходить. И много чего уже не сможет — нам пришлось постараться, чтобы все думали, что он мертв. Искать его надо на востоке, в Лаориссе.