Женщина продолжает молчать. Лезу в карман и достаю коричневую "сотку", молча кладу на стол. Татьяна без какого-либо интереса наблюдает за моими манипуляциями, и лишь через некоторое время спрашивает:

— За что?

Стараюсь отвечать так же равнодушно:

— Роза Афанасьевна предупредила, что вы вздорная и самолюбивая — покупаю пять минут вашего вежливого общения со мной...

— Мааааамааааа!!!!! — и в кухню врываются два пацана, на вид лет пяти и семи, — А Борька машинку не отдаёооооооооот! — ябедничает с превышением желаемых децибел младший. Я проигнорирован начисто — борьба за мятую железку с торчащим из нее ключом для завода пружины в приоритете мальчишеских ценностей стоит неизмеримо выше.

— Вы что... Не видите, что мама занята?! — женщина требовательно смотрит на обоих "мелких", — Марш в комнату! Боря, отдай Мише машинку — ты же старше!

Пацанва уносится с такой же скоростью, с какой и появилась.

— Забери деньги... Родителям отдай. Что хотел? — женщина смотрит с неприязнью.

— Не беспокойтесь о моих родителях. Я зарабатываю раз в пятнадцать больше, чем они...

"Если "ломать", то сразу... а то потом наплачусь я с ней...".

— ...так что это плата за вежливость и потраченное на меня время. Я пишу песни и музыку... хорошие... Мои песни уже сейчас исполняют Пьеха, Сенчина, Боярский и другие... Я создал вокально-инструментальный ансамбль, и скоро мы будем гастролировать за рубежом. Суть проблемы проста — нам нужны сценические костюмы. Солисткам, музыкантам, подтанцовке... Нужны также повседневные костюмы. Всё модное, красивое и дорогое. Много... Для этого нужен ведущий модельер и свое ателье с работниками. Могу обещать очень хорошие деньги, поездки за границу, и даже значимую творческую помощь... Взамен мне нужна абсолютная лояльность, работоспособность, и умение обуздывать свои эмоции...

Я встал:

— Роза Афанасьевна сказала, что вы пять лет назад были талантливы и успешны. Подумайте над моим предложением. На раздумье могу дать сутки... У нас скоро концерты в Кремле и на "Песне года" — времени на раскачку нет...

Я осмотрелся по сторонам, и увидев на подоконнике газету, щелкнул ручкой и написал на ней свой "тверской" телефон:

— Перезвонить можно на этот номер... или Розе Афанасьевне... Спасибо. Пойду...

Не вставая с табурета и не поворачивая головы, женщина глухо спросила:

— Энгельгардт помогать будет?

— Её внучка — одна из солисток...

— Понятно.

— До свидания.

— А? Да... до свидания...

— Алло?

— Привет!

— Ой... Здравствуй! Ты в Москве?!

— Да, но только сейчас освободился и приехал в гостиницу... Звоню пожелать тебе спокойной ночи!

— Как жаль! Уже поздно... Мы встретимся завтра?!

— Конечно, Зая! Я постараюсь приехать к шести к тебе на работу...

— Завтра суббота!

— Черт! Замотался... Верно, суббота... Тогда, если не "запрягут" большие дяди, то завтра я весь день свободен!

— Отлично!.. Я соскучилась...

— Хм?! Вот завтра и проверим! Целую, моя красавица! Спокойной ночи!

— Я тоже... Спокойной ночи!

"Мдя... Соскучилась она... Такими темпами я скоро признание в любви услышу!"...

* * *

Накаркал! "Запрягли". И почти на целый день...

До обеда я побывал на Огарева, в МВД. Чурбанов почему-то и в субботу работал.

"Может, сбежал от опостылевшей жены? Впрочем, она тоже вряд ли дома сидит..."

Чувствовалось, что в субботу замминистра никто не дергает, и он относительно свободен, даже одет в обычный костюм. Я приехал к полудню, просидел в кабинете Чурбанова два часа, а потом он меня ещё и обедом повел кормить.

За два часа я рассказал Юрию Михайловичу все последние новости: и про запись на "Мелодии", и про недовольные хари (бlя!) "маститых коллег", и даже про поиск хорошей портнихи.

Тут, как ни странно, Чурбанов пообещал посодействовать, если у меня со Львовой не получится:

— Галина Леонидовна шьется у какого-то очень хорошего женского мастера из ГлавУПДК МИДа... Там наших дипломатов и их жен обшивают... Очень достойно делают — я себе там костюм летний шил, остался доволен... Решаемый вопрос!

Поднял я и тему бокса — точнее, узаконивания своего возраста в спорте.

— Зачем тебе это? — удивился Чурбанов, — Ты же Николаю Анисимовичу сказал, что выбрал песни. Тебе студию сделали, деньги выделили — не распыляйся! Теперь нужна отдача: много хороших и качественных песен, популярный ВИА МВД, возможно, за рубежом зазвучишь! Вот куда необходимо сейчас все силы прикладывать... а ты про бокс... Бокс оставь тем, кто песни не умеет сочинять!

И зять Генсека засмеялся.

Я посмеялся вместе с ним, а потом возьми и брякни:

— Я олимпийским чемпионом хочу стать... Хоть одну медаль в боксе для страны выиграть... на нашей Олимпиаде!

— Без тебя найдется, кому выигрывать... Береги здоровье, и занимайся своим делом! — отрицательно покачал головой Чурбанов.

— Юрий Михайлович... — я уперся, — вы же видели мои бои... Но это я только для вас и Николая Анисимовича бокс изображал...

— В смысле — изображал? — не понял Чурбанов.

— Ну, вы приехали... специально... я был признателен вам, вот и изображал бой... А мог просто стукнуть сильно пару раз, и все закончить. Я не знаю, откуда это — но у меня очень сильный удар... всегда был... Я даже не тренировал его специально. Просто "от природы"... тренер так говорит. Я и боксом-то пошел заниматься только из-за этого...

Чурбанов молчал, пришлось усугубить:

— Вы вспомните историю с итальянцем... Перчаток на мне не было, потому и получились... две сломанных челюсти и нос... А сборная наша ни одного золота не получит... "За Державу обидно!"

Чурбанов возмутился, повысив голос:

— Ну откуда ты можешь знать?! У нас отличные боксеры — стабильно завоёвывают медали на международных соревнованиях! Почему они должны проиграть Олимпиаду?!

Я молча сидел, давая улечься начальственному гневу.

— Ну, чего молчишь? — значительно тише поинтересовался Чурбанов, и потрепал меня по голове. Явно досадует на себя, что повысил голос!

— Юрий Михайлович! Я статистику смотрел, и последние чемпионаты. Две последние Олимпиады мы провалили, уверенно выигрываем только на чемпионатах Европы. Наш бокс морально устарел. Американцы сейчас значительно сильнее... они и кубинцы... вот кто возьмет все золотые медали! Мы не возьмем ни одной...

— Ладно! Поживем — увидим... — Чурбанов решил тему закрыть.

В отчаянии я выбросил на стол последний козырь:

— Юрий Михайлович...

— Ну что тебе?

— Я ГОЛОВОЙ РУЧАЮСЬ... Сборная не возьмет ни одной медали. Я один выиграю золото.

Чурбанов тяжёлым взглядом уставился прямо мне в глаза. Помолчал. Изрёк:

— Что-то часто ты стал головой ручаться — так и без головы можно остаться... Однажды.

— Я свою голову ценю — тихо, но твердо ответил я, — и никогда не ручаюсь ею, если не уверен, что прав. Просто сейчас у меня больше нет других доводов. А к этому, я уверен, что вы прислушаетесь. Я ведь никогда не ошибался, когда ею ручался перед вами!

Замминистра недовольно молчал.

"Не его тема. Ответственность есть, а выгоды не видит. Кроме патриотизма...".

— Второго ноября чемпионат СССР среди юниоров. Я выиграю его. В полную силу. Если вы поможете с возрастом, как на "Кожаных перчатках"... И единственное боксерское золото на Олимпиаде будет только у МВД.

— Страна у нас общая, и золото... если оно ещё будет!.. Будет общее... Ладно, я подумаю... Когда, ты говоришь — второго?..

— Да, второго ноября... Приглашение на чемпионат тренеру прислали, но с возрастом надо решить так, чтобы к Олимпиаде мне исполнилось восемнадцать лет... Если проиграю хоть один бой — с боксом сразу завяжу... Обещаю!

— "Обещает" он... — ворчливо повторил Чурбанов, — Хватит сидеть... пошли обедать...

Обедали в столовой МВД — правда, в отдельном небольшом зале для первых лиц. Вкусно, едрёнть!

За обедом я пересказал все более-менее приличные анекдоты, которые только смог вспомнить! Пару раз Чурбанов хохотал как сумасшедший! Но особенно ему понравился анекдот про Ивана-Царевича и Лягушку:

"Идет по лесу Иван-Царевич, видит лягушку. Она ему и говорит:

— Поцелуй меня — стану я девой красы невиданной! Поцеловал Иван лягушку, и превратилась она в красавицу неописуемую. Тут Царевич и давай с ней... хм... "миловаться" — аж целый день "миловались"! Наконец закончили, и начал царевич одеваться.

— Куда же ты, Ванюша? — спрашивает красавица — А жениться? А дети? И всё такое?

Рассердился тут царевич, как с левой ей в ухо зарядит — принцесса трижды перевернулась, ударилась оземь, и вновь стала лягушкой. Иван посмотрел-посмотрел, подумал-подумал, подошел, взял лягушку, положил ее в карман и говорит:

— А удобная штука!"

Чурбанов буквально плакал от смеха!

"Нет, у мужика это точно личное... Видать, очень часто хочется еbalo своей благоверной начистить!".

А вот в шестнадцать часов у меня "случилась" первая репетиция в Кремлевском Дворце Съездов!

Конечно же, вчера никто из этих говнюков мне про репетицию даже полслова не сказал. Но, к счастью, в гостинице на мое имя находился пакет, в котором от имени "Оргкомитета Торжественного заседания ЦК ВЛКСМ 27 октября 1978 года" мне было предписано "Прибыть к 16 часам в Кремлевский Дворец Съездов (через Боровицкие ворота) для участия в репетиционных мероприятиях по подготовке Концерта мастеров искусств, посвященному Торжественному заседанию ЦК ВЛКСМ по случаю 60-летия образования Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи".

Во как!

В пакете был пропуск на мое имя с фотографией(!) и схема сбора участников внутри самого КДСа.

К моему (внутреннему) изумлению, Чурбанов поехал со мной.

Точнее, это я поехал с ним в его машине. "Моя" же "Волга" неотрывно следовала за Чурбановской. Автомобиль был тот же "05-76 МКМ", а вот водитель новый, но тоже молчаливый.

Со вчерашним — Константином — мы расстались практически друзьями. Когда он привез меня в ведомственную гостиницу МВД на Пушкинской улице, я настоял, чтобы мы вместе поужинали. Парень, похоже, был голодный, и навернули мы в ментовском буфете за милую душу!

Машину зятя главы государства в Кремле знали хорошо — Спасские ворота наш кортеж миновал, даже не остановившись. Но основное действо произошло позже...

Появление в кабинете "Оргкомитета" замминистра МВД генерал-лейтенанта Чурбанова вызвало... радость(?!).

Солидные "вожаки советской молодежи", многим из которых было заметно за сорок, повскакивали со своих мест (у них шло какое-то заседание) и засуетились перед Чурбановым. Со многими из них Юрий Михайлович явно был хорошо знаком и даже находился в приятельских отношениях. По крайней мере, с двумя мужиками — внешне его одногодками — Чурбанов по-простому обнялся.

Как затем выяснилось, оба оказались секретарями ЦК, причём один — Первым, а именно Пастуховым Борисом Николаевичем, как его назвал Чурбанов, когда представлял меня.

"Ну хоть запомнить легко — как Ельцина... чтоб тому ни дна, ни покрышки... Впрочем, все теперь в моих руках... Хе!".

Этот Борис Николаевич на меня особого впечатления не произвел. Невысокий, полноватый, круглолицый, в очках с толстыми стеклами, самому лет сорок с гаком... Ну, не знаю...

— Знакомься, Борис! Это Витя Селезнев... "Ленин. Партия. Комсомол." — его песня.

Товарищи вокруг оживились! Пастухов пожал мне руку первым, затем стали жать руку, хлопать по плечам и хвалить остальные...

Хм... Было приятно!

— Что ж, Боря, рад был повидаться! Я сам в пятый корпус... Вот, по пути завёз Витю на репетицию. У нас на парня большие планы. Присмотри, чтобы его тут не обижали. А ТО Я НЕ ПОЙМУ...

Мдя... После более чем прозрачного намёка о возможном Чурбановском "непонимании", меня разве что в задницу не поцеловали.

Сначала напоили чаем со сладким "хворостом", а потом еще и выделили персонального сопровождающего по КДСу — девушку Зину, секретаря комсомольской организации Московского педагогического института!

К тому же Пастухов лично пообещал "поставить" мой номер сразу же после того, как на сцене закончат отрабатывать "пионерское приветствие".

Пока Зина пыталась "провести экскурсию" по Кремлевскому Дворцу Съездов, я от нее узнал, что в КДС под фонограмму выступают ВСЕ, и что "Ленин. Партия. Комсомол" стоит в Программе концерта на самом почетном месте — песня будет завершать Концерт. И руководство ЦК ВЛКСМ от нее в восторге! Репетиции теперь будут каждый(!) день. У меня со статистами... Потому что "маститые коллеги" по песне, явятся только на Генеральную репетицию.

"Причины конечно понятны, но... все равно suki!".

Невысокая, миленькая, с конопушками и в очках, Зина сначала пыталась держать в общении со школьником серьезное лицо. Но очень быстро сбилась на восторженное общение с автором популярных песен! Для нее моя "личность" секретом не была — она даже присутствовала при визите Чурбанова, поскольку являлась "техническим секретарем" Оргкомитета. Зина засыпала меня вопросами про Пьеху, которой восхищалась, но не была знакома лично:

— А ты с ней советовался, когда писал текст "Карусели"?! Моей маме ОЧЕНЬ нравится эта песня — всегда слушает, когда ее по радио передают... А я больше люблю "Городские цветы"... ты их так душевно написал... А ты Боярского хорошо знаешь? Он такой... умничка в последнем фильме с Тереховой! Правда?!.. Ты ему ещё будешь писать песни?!..

Если потом меня когда-нибудь спросят, то я смогу ответить совершенно точно: то, что скоро начнется моя бешеная ПОПУЛЯРНОСТЬ, я почувствовал общаясь именно с Зиной 21 октября 1978 года.

Через восемь месяцев после... возвращения в СССР.

* * *

Репетиционная "муштра" продолжалось до самой пятницы — Дня Торжественного заседания по случаю 60-летия Комсомола.

Четыре дня подряд (с воскресенья по среду) я приезжал в КДС к двум часам дня, и через час-полтора ожидания в зале, поднимался на сцену. Там я вместе с двумя ассистентами точно копировал все движения и "искренние" вскидывания головы, которые утвердил и разрешил(!) мне делать во время исполнения песни режиссер-постановщик мероприятия, Иосиф Михайлович.

Способность к точному копированию у меня в этой жизни развилась необычайно. Поэтому я легко, точь-в-точь, повторял всё то, что должен был сделать по замыслу режиссёра — пожилого, сдержанного человека с большим лысеющим лбом, в костюме и с крепкой тростью, на которую он заметно опирался, когда ходил по залу. Он облюбовал себе место в восьмом ряду, и сидел там в окружении не менее двух десятков ассистентов и помощников, которые постоянно вскакивали и куда-то бегали, выполняя очередные "ценные указания" своего пожилого шефа. А сам "шеф" с микрофоном в руках героически руководил всем этим огромным количеством людей, собравшихся в зале и на сцене.

Однако когда Пастухов в первый же день репетиций проявил "заботу", поинтересовавшись, как у меня дела — режиссер, недовольно пожевав толстыми губами, негромко ответил:

— С этим молодым человеком нет проблем... Но если вы меня будете отвлекать, то так можно будет сказать только про него...