Выпад — длинное "перо" проскочило под мышкой щенка. Под второй выпад он искусно подставил глиняную тарелку, о которую со звоном и сломалось тонкое засапожное "перышко". Третьего сделать вообще не дал, опрокинув целый стол! Точно, не щеголь, дерется абсолютно по-нашему, уважаю, ценю...
Удар — челюсть сворочена набок. Еще удар — промах, как обидно! Теперь очередь лоточника бить. Упс! Да он ему ребра переломает! Ан нет... Парень неуловимо сместился чуть вбок, и волосатый кулак просвистел вскользь. Теперь третий... Э! Где третий?
А вот третий. За спиной у щеголя, готовится пырнуть в печень. Тоже совершенно по-нашему, должен заметить... М-да-а, домовой, не иначе, пошаливает в "Белом гусе". Иначе с чего бы это добропорядочной кружке, взвившись в воздух, разлететься вдребезги от столкновения со лбом того третьего?
Полная кружка, да вдребезги!.. Все замерли. Вот это как раз не по-нашему...
— КОРОЛЕВСКИЙ ПАТРУЛЬ!!!!! — Командным голосом ору я. — Всем стоять на месте!!! ИНАЧЕ СПУСКАЕМ ШМАКОДЯВОК!!!
Две секунды — прыжок до парня. Три — схватив его за шиворот, пинком распахнуть дверь и выкинуть туда вначале его, потом себя. Еще пять — бешеный бег вдвоем до ближайшего угла, и там, за первым поворотом, я обнажаю шпагу. Тот, кто бежал за нами, ни за что не успел бы затормозить и неминуемо сам насадился бы на клинок. На их, дураков, счастье за нами никто не гнался.
Итого десять секунд. Много. В следующий раз надо уложиться за семь.
— И вовсе незачем было так орать, — невозмутимо заявляет мой спасенный от верной смерти. — Я бы и сам прекрасно справился с ними.
— С теми тремя — может быть, и да, — не спорю я. Я вообще покладист по натуре. — Но с пятью их друзьями из другого угла — вряд ли. А они бы не справились с десятью моими поклонниками из третьего угла, которые непременно бы вмешались, ибо в драку ввязался я. И в конечном итоге полиция утром наконец прикрыла бы "Белого гуся", упекши в кутузку выживших участников поножовщины во главе с хозяином заведения, ибо минимум пять трупов с проникающими ранениями за одну ночь никак не вяжутся с репутацией даже относительно приличного заведения! Что, трудно было за королеву выпить?
— Я ее даже не видел! — Гордо вскинув голову, отвечает он. — Как я могу пить за того, кого не знаю?
— Из принципа, значит?
— А то!
— Ясно. А ты понял, к чему могла привести твоя верность принципам?
— Понял.
— Ну и к чему же?
— К тому, что если у нас не будет принципов, то не останется ничего!
— Мне тоже все понятно. Тяжелый случай.
Короче, вот так, за интересной философско-этической беседой, мы и познакомились.
— Как тебя зовут?
— Керит.
— Странное имя.
— Просто нездешнее. Я... Ну, достаточно издалека.
— Достаточно издалека? — Я внимательно посмотрел на парня. Вроде не клинический идиот, а выражается, как герой романов местре Инзалега. Хотя и одет...
Парень (щенком его назвать уже не поворачивался язык) выглядел как-то чересчур уж своеобразно. Такое впечатление, что он надел лучший костюм светло-лилового атласа, ткани минимум тентаров и графов, специально, чтоб изгваздать его в пыли, отстирать под дождем и аккуратненько зашить после протыкания парочкой стилетов или шпаг. Поскольку мой собственный камзол имел три или четыре аккуратных шва, я сразу же заметил аналогичные отметины на благородном кафтане моего нового знакомца. Заштопаны явно женской рукой, а потому практически незаметны, но уж знающий человек-то рассмотрит...
Пола кафтана не оттопыривается подвешенным кошелем — значит, денег у него или нет вообще, или зашито в подкладку, на крайний случай, вряд ли больше нескольких монет. Оружия тоже нет. Конечно, не исключен маленький стилет в рукаве или мясницкая наваха в кармане, но что-то подсказывало, что этот парень слишком благороден, чтоб опускаться до использования подобных штучек. В нем чувствовалось... Наверное, благородство. Не напыщенность родовитого хама, не высокомерие, а именно врожденное благородство духа. Редкое качество в наши дни. Интересно, как жив еще столь уникальный юноша?
— Ты с Эс-Хаста? — Спросил я.
— Откуда?.. А, с востока! — Как-то странно отреагировал он. — Да. А что?
Я пожал плечами:
— Да ничего. Просто после реформы языка, учиненной нашим последним королем, стороны света высочайше приказано именовать Эс-Хаст — восток, Эс-Керт — запад, Эс-Март — север и Эс-Зивер — юг. Приказ был оглашен семь лет назад. Выходит, до вашей глуши он еще не дошел?
Парень промолчал. Я взял его под руку и повел прочь, держась освещенных мест. У алькалида Нижнего Города внезапно, сразу же после инаугурации королевы Трейси, случился резкий припадок совести, и к уличным фонарям наконец-то подали газ. Правда, светили фонари все равно слабо и дрожаще, потому что половина поступающего газа загадочным образом уходила по трубе куда-то вдаль, но все-таки они светили. Вечная память нашему алькалиду за это.
— А куда мы идем? — Наконец заинтересовался парень.
— Домой.
— А у тебя есть дом? Я думал, ты...
Вот этим он себя и выдал. Все было почти идеальным — поношенный костюм тентар-эга или графа-эга (вы думаете, я не заметил черную ленточку у бедра — знак внебрачного сына?), растерянность, подобающая легенде наивность... Даже актерская игра была совсем неплохой. Если бы не эта проговорка, я б еще долго думал, случайна ли наша встреча или мне все же ловко подсунули наживку. Из мальчика со временем может выйти неплохой тайный агент, ему бы чуть-чуть выдержки... Совсем чуть-чуть.
Я постарался не подать виду:
— Да, у меня есть дом. Не думал же ты, что знаменитый Непонятый Менестрель, гроза знати и любимец черни, будет жить в клоповнике типа "Белого гуся"? — На самом деле именно там я и предпочитал снимать комнату, самое смешное, что в этом притоне мне было безопаснее всего. — Ты сам все-таки откуда? Эс-Хаст — большой, там обширные провинции и крупные феоды. Ведь ты сын герцога?
— Нет. — Не попался он на удочку. — Я племянник графа Крейна Дьера Валуа, хозяина замка Крейн-ар-Валуа.
— Старшего или младшего графа?
— Чего?
— Чей сын, спрашиваю, старшего господина или младшего?
— Разумеется, младшего, дир рат кресс! Внебрачный, как вы изволили видеть... То есть прав у меня, сами понимаете...
— Сбежал, что ли? Вольной жизни поискать?
— Что ж я, полный идиот, по-вашему? — Оскорбленно вскинулся он. — Разве вы не слышали, что моего отца позавчера зарезали перед молельней на Тополиной улице?
Так, а вот это уже интересно...
— Предположим, что-то такое я слышал. — На самом деле об этом не слышал только намертво глухой. На Тополиную улицу к четырем часам дня пятого числа летнего месяца ассариэля нагнали целую толпу полицейских, явилась конная дворцовая стража, и даже изволил прибыть господин Трито Кешми Нариа, почтеннейший дьюк Службы Защиты Города. Я сам посмотрел только краем глаза, но по словам толпы, младший граф Валуа валялся перед входом в молельню, в пыли, с полностью развороченным горлом, из которого фонтаном хлестала кровь, а его слуга и по совместительству телохранитель лепетал что-то о том, что он "только на минуточку!" отвернулся, а из проема метнулась серая тень, и граф успел только вскрикнуть...
Теперь, выходит, у меня на руках его внебрачный сын... Какой-то чересчур мелодраматический ход, вам не кажется?
Меня кто-то теребил за рукав.
— Почему вы замолчали?
— Уже и помолчать нельзя! — Я раздраженно вырвал рукав из пальцев Керита. — Что ж вы не едете к дяде, юный граф-эг? Шляетесь по всяческим сомнительным заведениям...
— К дяде мне нельзя, — серьезно сказал он. — Дяде я нужен только в том виде, что и мой отец... То есть — мертвый.
— Радости полные штаны!
— Я думаю, это был дрессированный мреш, господин Менестрель. Мреш из Селинианских гор. Человек бы не смог этого сделать.
— Обратитесь в полицию, молодой человек!
— Мой дядя очень богат. Он купит любого наемника, купит любого полицейского. Если я обращусь в полицию, я не проживу больше двух дней.
Ненавижу взваливать на себя чужие проблемы. Поверьте, мне вполне хватает своих. Знал бы, во что вляпался этот мальчишка, ни за что на свете не стал бы его спасать! Трупом больше — трупом меньше... Но одно дело — это чужие трупы, а совсем другое — твой собственный!
Теперь я иначе смотрел на своего спутника. Кресс дир'кэн его знает, может, и впрямь не подсыл... Кто бы стал маскировать подсыла под бастарда только что убитого аристократа? Зачем, позвольте спросить? Слишком сложно и слишком опасно. Да и глупо как-то. Только что же, прикажете теперь верить в эту приключенческую историю? Интересный вопрос, однако: что лучше, дурацкий сюжет или приключенческий?
Что ж, когда-то в детстве я любил читать рыцарские романы...
— Мы пришли, — я стукнул колотушкой в дверь маленького двухэтажного домика по улице Пращников. — Запоминай: вести себя тихо, осторожно, чужих вещей без спросу не брать — руку оторву. С хозяйкой быть вежливым, она дает мне большую скидку и не задает лишних вопросов, поэтому я дорожу ее благорасположением. Здраствуйте, дюна Альгиз! А это вот мы...
Открывшая дверь заспанная женщина в ночной рубашке и шапочке для волос, ничего не спросив, пропустила нас в дом. Я подтолкнул Керита к лестнице на второй этаж — именно там, под самой крышей, то есть, по сути, на чердаке у меня было зарезервировано маленькое логово. На крайний случай. Похоже, сейчас как раз он и наступил.
Я не мог выгнать его на улицу или просто оставить одного. По неписаным, но от того не менее легитимным законам Эс-Дагара тот, кто спас жизнь человека, в дальнейшем несет за него ответственность и не может бросить в минуту опасности. Только сам спасенный, когда сочтет, что его жизни ничего более не угрожает, вправе отпустить своего спасителя. Этот закон придумали не короли и, может быть, даже не Творец. Это закон чести. Его нарушение карается свыше, и уж какое Судьба, Хранительница Закона, изберет наказание, знает только Она сама. Парень связал меня по рукам и ногам.
Хотя, с другой стороны... Есть ли еще что-то, чем можно меня наказать? Осталось ли что-то, что можно у меня отнять? Только жизнь.
А жизнь моя мне пока еще нужна. Не твое, парень, дело, для чего, но нужна. Поэтому я тебе помогу...
Паренек жался у входа и как-то диковато косился по сторонам — не привычен был, видать, к подобным условиям. Ну, знаю я, что здесь не убрано, мне стоило немалых трудов выдрессировать почтенную дюну Альгиз не трогать мои разбросанные по всем углам бумаги — стихи, песни и нотные тетради, а также ни в коем случае не выдергивать случайно застрявший в стене арбалетный болт — я нанизываю на него любовные письма, что пишут мне некоторые экзальтированные дамочки. Болт мне дорог, как память. Этим самым болтом в меня стрелял двоюродный брат и по совместительству любовник некоей баронессы, неизвестно с чего возомнившей, что имеет на меня какое-то право. В общем, как понимаете, комнатка весьма уютная. А если некоторые эстеты посмеют вякнуть что-то против, нанижу на тот болт оперением вниз!
— Проходи, располагайся, — я толкнул Керита в спину, чтоб не загораживал проход. — Две комнаты, одна из них кладовка, а вторая — собачья будка. Огонь хозяйка жечь не разрешает, ибо стены деревянные, да и очага нет. Спать будешь в будке, на топчане. Кровать я тебе не уступлю, и не надейся. Все претензии потом отправишь в устной форме в канцелярию Божественной Семейки. Ты что так жмешься? Прищемил чего?
— Нет, — он явственно сглотнул. — Все в порядке, мне...
— Э, да ты есть хочешь! — Догадался я. — Так бы сразу и сказал. Снимай с потолка колбасу, а я пока порежу хлеб. Ужинать будем.
— Или завтракать, — поправил он.
— Или завтракать! — Весело согласился я.
Вот незадача-то. Из-за этого... Керита я и сам поесть толком не успел. И выпить. А сейчас придется довольствоваться водой, хмельного я в своем доме не держу. Короче говоря, вскорости мы с ним ели бутерброды с копченой колбасой из неприкосновенного запаса и пили обыкновенную колодезную водичку. Парень держался молодцом, хотя видно было, что привык он к совсем другим условиям. Два дня вынужденной уличной жизни его неплохо обтесали.
— А я ведь знаете, где ночевал? В ночлежке! — Рассказывал он. — В ночлежке для бродяг, кто бы мог подумать... Господи, какие там были запахи, одни только запахи! Я даже думал, что не смогу уснуть, но потом сморило...
— Как тебе только на ум пришло подобное?
— А что оставалось делать? Кто додумается искать сына графа среди отбросов общества?
— Ты рисковал чуть ли не больше, чем если бы добровольно сдался дяде, — я покачал головой. — Тебя там могли убить в надежде ограбить труп, или вообще просто потому, что ты из высокородных.
— "Но я все ж таваррец, и я дворянин..." — Процитировал он старинную, времен короля Хмога, песню. — Во-первых, я и так отдал им золотой браслет и фамильное кольцо... А, дир'кэн с ним! Все равно оно принадлежит отцовской линии. Во-вторых, я знаю, как надо обращаться с подобным сбродом. Не забывайте, я — граф-эг, и больше времени провел на улицах города, чем под сводами замков.
— Надо было хотя бы сменить одежду. За графский кафтан любой торговец готовым костюмом оденет тебя, как приказчика или градского обывателя, да еще и щедро добавит деньгами.
— А вот это — нет. — Керит мгновенно посерьезнел. — Этот кафтан — единственное, что мне осталось от прошлой жизни. Его штопала еще моя матушка.
Я открыл было рот... И тут же его закрыл. Незачем бередить парню душу.
— Спасибо, — он понял меня. — А теперь, пожалуйста, отдайте мне мой топчан, господин Черный Менестрель. Я немного устал за день, и теперь хочу спать...
Ишь, "Отдайте ему его топчан!" Графский сынок, что с него возьмешь...
Я провел его во вторую комнату, носившую гордое звание собачьей будки, и расстелил на полу матрас, набитый хлопком. Сейчас лето, тепло, так что перебьется без одеяла. Он хлопнулся на него, привычно подложив руки под голову, и почти мгновенно, похоже, задремал...
— Эй! А откуда ты все-таки меня знаешь? — Опомнился я.
— Мы с отцом когда-то были на вашем концерте в Асфахане, — сквозь сон пробурчал юноша. — Папа очень любил вас слушать...
М-да... Всего-то и делов...
Картина третья.
"Щедро оплаченная клятва".
Наместник ходил из угла в угол в зале с зеркалом связи, заложив руки за спину и в некотором волнении. Сейчас предстоял поистине исторический момент — момент ПЕРВОЙ присяги ему ПЕРВОГО свободного жителя Эс-Дагара. Сейчас первый человек, на которого он поставил, в свою очередь должен сделать ставку на него, Наместника. Если все правильно рассчитано, то Менестрель поставит свой отпечаток под договором в последний час этой ночи — и ни минутой раньше. Такие люди, как Непонятый, любят трепать нервы, до последнего затягивая с ответом. С их точки зрения, это необходимо для того, чтоб работодатель уяснил их самостоятельность и понял, что они не будут бегать за каждым брошенным куском, как голодные собачки. Это — проявление их гордости. Именно такой гордец и был необходим Наместнику, и ситуация просчитана до мелочей, но как же все-таки трудно ждать...
