"Охота на гончих"

— Да. Припало дурню старому с Ингольфом породниться. Земли, золото... Будто у самих того добра мало? Да Рыжий и так наш с потрохами!

— Насколько я могу судить, — тонко улыбнулся лорд Мак-Лайон, — дело не только в выгоде.

— Уже растрепали? — с досадой поморщился Эйнар. Ивар кивнул. И, поколебавшись, все-таки спросил:

— Враждебный клан?

— Да тут не вражда, скорей соперничество. Арундейлы, с острова Мэн. Глава их рода, Атли Черный, до последнего дня с отцом силой мерился. Он погиб в прошлом году. А сейчас в конунги метит его старший сын.

— И у него есть шансы?

— Есть, — нехотя отозвался Эйнар. — За Сигурдом весь Мэн и Оркнеи стоят. Но союзники Арундейлов против наших ярлов все одно в открытую не пойдут, а без них брату Сольвейг трон не светит.

Ивар скользнул взглядом по хмурому лицу норманна. Сольвейг? Имя женское. Стало быть, эта девушка и есть камень преткновения.

— Дело швах, — подумав, высказался он. — Сестра прямого конкурента? Конунг никогда не даст согласия на подобный брак.

— Да, — глухо ответил норманн. — Но от этого дочка Рыжего мне милее не станет. И резону никакого в той женитьбе нет. Говорю же — ярл наш давний союзник. А все эти выкрутасы — только чтоб меня носом ткнуть: на, мол, знай свое место! У, взять бы дубину, да и...

— А смысл?

— По мне, так уж хуже не будет!

Младший сын конунга зло сплюнул себе под ноги и, навалившись грудью на частокол, невидящим взглядом уставился в темное небо. Лорд Мак-Лайон, чуть помедлив, кашлянул:

— Ну, в самом крайнем случае, дочь ярла может с тобой развестись. У вас это проще, чем в той же Шотландии или Англии. Лет ей сколько?

— Пятнадцать.

— Тем более...

— Вряд ли. Хейдрун не станет со мной разводиться, хоть я ее смертным боем бей и в черном теле держи. Дура-девчонка втрескалась по самую маковку и ждет не дождется свадьбы этой клятой. Нет, ты, лорд, как знаешь, а уж лучше бы я был сиротой!

— Э-э... — глубокомысленно выдавил из себя Ивар. Такого поворота событий он не предусмотрел. — Ну, что я могу сказать? Тогда взгляни на это с другой стороны: дочь ярла, собой хороша — если Гуннар не врет, конечно, — и ты ей по сердцу пришелся. Чем не жизнь? Раз уж нет других вариантов, попробуй выжать все из того, что есть.

— Ты еще, как сваха, песню заведи про 'стерпится-слюбится'!

— А почему бы и нет? Если уж на то пошло, весьма удобно получается...

— Удобно? — медленно обернулся Эйнар. Взгляд его холодных глаз уперся в лицо королевского советника. — Ты всех-то под свою копну не греби!

— Не понял.

— А чего тут понимать? Ты-то как раз неплохо устроился! Только вот интересно мне: не будь Нэрис такой невестой завидной, да встреть ты ее пораньше, чем короля прижало — женился бы ты на ней, а, лорд?

На лице гончей не дрогнул ни один мускул:

— Нет. И она, я уверен, поняла бы меня. Любовь — это, конечно, хорошо, но на одних только чувствах далеко не уедешь. Иногда о них стоит забыть ради чего-то более важного.

Норманн понимающе усмехнулся. И лорд Мак-Лайон вдруг почувствовал себя очень неуютно.

— Знаешь, — помолчав, сказал сэконунг, — папаша мой, конечно, тот еще упырь, но ты, пожалуй, прав! Лучше такой, чем никакого. А то, глядишь, был бы я, как ты — с рудой каменной в жилах заместо крови. Разум сплошной, огня ни капли — и по первому щелчку хозяйскому на государственный алтарь тащил бы все, что имею...

— Эйнар, даже у моего терпения есть предел, — сквозь зубы процедил лорд Мак-Лайон. — Ты не в себе. И я жалею, что вообще сюда пришел. Хочешь торчать здесь до рассвета — дело твое. Удачи!

Он коротко кивнул и зашагал к лестнице, спиной чувствуя колючий взгляд норманна. 'Дернул же меня черт лезть с утешениями, — с внезапной злостью подумал Ивар. — Стоило бы догадаться, что ему сейчас соображения здравого смысла — пустой звук'.

— Лорд! — возглас Эйнара догнал его уже почти у самой лестницы. Ивар остановился. Обернулся — сын конунга стоял на том же месте, облокотившись о частокол, и смотрел на него.

— Что?

— Ты жену-то свою вообще любишь? Или так, — норманн насмешливо шевельнул бровью, — удобно получилось, а?..

Ответом ему был громкий хруст снега: Ивар, скатившись с лестницы и на ходу махнув рукой приросшему к стене воеводе, исчез в темноте.

Леди Мак-Лайон украдкой зевнула и окинула равнодушным взглядом стол. Он все еще ломился от яств. И неважно, что есть уже никто из присутствующих не мог — стол конунга пустовать не должен! Большие деревянные миски были полны остывшей каши, которую норманны, кажется, весьма уважали; тут же на потемневших подносах лежала запеченная целиком форель, жирная жареная сельдь и внушительная гора мелкой, неизвестной Нэрис рыбы. Дичь, вареное мясо, каленые яйца, хлеб из гречишной муки, пресный желтоватый сыр, моченые грибы, орехи, мед... Пища была простая, но ее количество поражало воображение. 'Этого же в неделю не съесть, — подумала леди, стянув с блюда подсохший ломоть хлеба и поливая его медом. — А еще говорят, что северяне отличаются умеренностью'. Она скользнула взглядом по бесконечной веренице кувшинов с брагой, вином и хмельным медом. Да уж, умеренность — понятие весьма относительное!

Нэрис откусила большой кусок своего немудрящего десерта и закашлялась: хлеб пошел не в то горло. Нет, с обжорством и правда пора заканчивать... Смаргивая выступившие слезы, она потянулась за платком и почувствовала деликатное похлопывание по спине. Исходя из того, что нежданная помощь не вышибла из нее дух, рука принадлежала не Тихоне.

— Уже полегче? — с участием поинтересовалась супруга Гуннара, заглядывая гостье в лицо. Нэрис вымученно улыбнулась.

— Спасибо, — прохрипела она. — Вы так любезны... кхе! Простите... Кхе!..

— Водички? — сочувственно спросила женщина. И, не дожидаясь ответа, протянула страдалице чашу. Нэрис, с горем пополам откашлявшись, жадно приникла к ней губами. И тут же, скривившись, поперхнулась снова: в кубке оказалась не вода, а крепчайшая брага. И пусть несчастная леди успела сделать всего-то полглоточка, но ядреный самогон едва не вывернул ее наизнанку.

— Что такое?! — всполошилась Тира, буквально в последний момент успев перехватить падающий кубок. И, глядя на плюющуюся в разные стороны Нэрис, повела носом. — Охти ж мне! Вот ротозейка, не ту чашу схватила. Сейчас, сейчас, уж потерпи, душенька! Отвару травяного запить дам... Да что ж такое, понаставили кувшинов — помирать будешь, нужного не найдешь!

— Спасибо, я уже... сама, — леди Мак-Лайон, углядев рядом мужнин кубок с молоком, схватила его обеими руками и запрокинула голову. — Уф-ф! Думала, смерть моя пришла. Крепкие же у вас мужчины, госпожа, коли такое пьют, не морщась.

— Как по мне, уж лучше б не пили, — со вздохом отозвалась супруга ярла, бросив сердитый взгляд на свою вторую половину. Гуннар уже с трудом держался на лавке, но, тем не менее, упрямо тыкал в конунга опустевшей чашей. Длиннобородый, мало чем отличаясь от товарища, громыхал пустыми кувшинами, что-то недовольно бурча себе под нос. Вероятно, сетовал на преступно малое количество веселящих напитков. Нэрис, утершись платком, обвела глазами пирующих:

— Их, небось, теперь не остановишь!

— Точно, — сказала Тира, присев рядом на лавку. — Если уж разгулялись, так покуда под столы все до одного не сползут, нипочем не успокоятся. Ты как, милая? Отошла маленько?

— Кажется, да, — кивнула леди. И улыбнулась. Кругленькая, сдобная как булочка жена Гуннара все больше напоминала ей мамину кухарку Флоренс — те же румяные щеки, выбивающиеся из-под чепца волосы, смешливые голубые глаза, мягкий, чуть ворчливый говорок... От нее веяло таким спокойствием и уютом, что Нэрис с трудом подавила желание уткнуться, как в детстве, лицом в длинный черный передник и шепотом поверить его хрустящим складкам все свои обиды и горести. Госпожа Максвелл была хорошей матерью, но за утешением маленькая Несс обычно бегала на кухню, к Флоренс. У той, помимо Бесси, было еще семеро ребят, но она всегда выкраивала для маленькой хозяйки лишнюю минутку. А в карманах того самого черного передника каждый раз находился или медовый коржик, или яблоко, или горсть орехов... Леди Мак-Лайон, поймав себя на пристальном разглядывании подола платья Тиры, поспешно опустила глаза. Не хватало еще жене королевского советника, впавши в детство, за чужие юбки цепляться!.. 'Совсем нас с Иваром дорога вымотала, — титаническим усилием подавив зевок, подумала она. — Когда же он вернется? Я тут долго не высижу'.

— Да ведь ты спишь совсем, — заглянув в лицо гостье, всплеснула руками супруга ярла. — Что ж это я, гляжу и не вижу! Совсем пьянчуга мой голову мне заморочил... Ты кушать еще хочешь?

— Нет, — вяло сказала Нэрис, на которую и правда вдруг навалилась усталость. — Вы не подумайте, все очень вкусно, просто... мы так долго плыли, Флоренс...

Тира переглянулась с Ульфом и решительно поднялась на ноги:

— Пойдем-ка, душенька! Не то ведь и правда ты прямо тут засопишь. Давай-ка, вставай. Тетушка Тира тебя баиньки отведет... У мужиков одни гулянки в голове, а жена хоть ложись да помирай! Ничего, лорд, небось, не маленький, без присмотру обойдется. Пойдем, пойдем, милая.

— Я иду, — послушно закивала Нэрис. — А куда?

— Дак не здесь же гостей укладывать? — повела округлыми плечами женщина. — Уж дом приготовили, все честь по чести. Тихоня, а ты чего вскочил?

— С вами, — пробасил Ульф, споро подхватывая зевающую госпожу под вторую руку. — Служба...

— Так ты в охранниках? Хорошее место. Моего бы пропойцу эдак-то пристроить! Глядишь, брагу хлестать перестал бы. А то что ж это за жизнь — то он в походе, то колодой валяется, слюни пускает?.. Только и чести, что ярл. У, глаза б не глядели!

— Вы не сердитесь на Гуннара, — сонно улыбнулась леди Мак-Лайон, — если бы не он, мы бы нипочем не доплыли. Такие волны... И холодно... Очень холодно...

— Э, милая, — добродушно прищурилась Тира, — да ты уж и на ногах не стоишь. Тихоня, подсоби-ка, дверь отворю... Давай за мной, тут рукой подать — конунг, вишь, другу дом поближе к своему освободил, да не случилось.

— Захворал лэрд, — кивнул Ульф, бережно поддерживая за плечи шагающую сомнамбулой леди. — Совсем слег, куда ж ему ехать? Вот, зятя попросил, стало быть, оказать уважение!

— Тоже правильно... Обожди, засов сниму. И натопить бы надо, небось стены насквозь промерзли! Сейчас я, мигом, — пообещала она, ободряюще улыбнувшись гостье. — Уж потерпи чуток, душенька, огонь разведу, да уложим тебя в постельку, под полог медвежий... Охти ж мне, спит! Стоя спит! Заводи скорей, Тихоня. И дверь прикрой — так по ногам и тянет.

Ульф повиновался. Нэрис, повиснув у него на руке, снова зевнула. Она уже не думала ни об Эйнаре, ни о конунге, ни даже о муже. Ей до смерти хотелось только одного — спать! Накопившаяся усталость, до отказа набитый желудок и волнения прошедшего дня давали о себе знать с пугающей быстротой. Леди слипающимися глазами отыскала в углу комнатки дощатую перегородку, за которой скрывалась широкая низкая кровать, выдавила из себя 'Спасибо, дальше я сама' и, сделав три шага, плюхнулась лицом в шкуры. По ее лицу разлилось выражение самого настоящего блаженства. Норманн весело хмыкнул.

— И готово дело! — в тон ему хихикнула Тира. — Умоталась совсем бедняжка. И чего муж ее в такую-то даль поволок? Делать ему, что ли, нечего?

Добродушное кудахтанье супруги ярла становилось все тише и тише. Плечи Нэрис мягко окутал толстый медвежий полог, перед глазами закачались темные волны Северного моря...

— Спит, — склонившись над гостьей, умиленно констатировала жена Гуннара. — Как сурок.

— Так чего ж?.. — отозвался Тихоня. — Дело понятное. Ты иди, Тира. Лорду только дом укажи, чтоб не заплутал ненароком. Только, гляди, не забудь! А то вернется, супруги не найдет — и весь Берген на уши поставит. У него это запросто...

Женщина снова хихикнула, кивнула и исчезла. Ульф, зевнув во весь рот, кинул сомневающийся взгляд на вязанку дров: хватит ли? А то, может, еще принесть? Господа к таким холодам не привыкши. Да и домишко не бог весть какой — это после замков-то каменных, с каминами в полстены!.. Тихоня обвел глазами увешанные шкурами стены, поднял голову к низкому закопченному потолку и вынужден был признать, что сам уже успел отвыкнуть от всего этого. Их с Бесси дом в Файфе теперь казался норманну чем-то невероятно роскошным. А ведь когда-то он и мысли не мог допустить, что где-то может быть лучше, чем на родных берегах! Ульф философски пожал плечами — все меняется. Времена, люди... Неизменны и вечны только горы да море. В общем-то, уже и это хорошо, ведь так?

Он подбросил в огонь пару полешков потолще и отправился в сени. Хозяйка устроена, спит, можно теперь и самому прилечь. Тюфяков вон ажно дюжина целая в углу свалена — конунг ведь лэрда ждал, а тот никогда без отряда не ездит. Тихоня взялся за край верхнего тюфяка, потянул на себя — и обернулся на требовательный стук в дверь.

— Кто? — пробасил он, больше для порядку.

— Открывай, — раздраженно донеслось с той стороны. — Позапирались, околеешь тут с вами!

Ульф, бросив тюфяк, шагнул к двери. Хозяин! И судя по тону, изрядно сердит. Лучше не нарываться — делать что велено да в воротник помалкивать. Целее будешь...

Открыв дверь, он посторонился, пропуская закутанных в теплые плащи Ивара с Творимиром. Лицо первого, несмотря на мороз, было бледным, глаза же, напротив, знакомо сверкали сталью. Тихоне хватило одного взгляда, чтобы понять — в своих подозрениях он не ошибся. Больше того: королевский советник был не просто сердит, он был взбешен. Ульфа он едва заметил: дождавшись, пока норманн опустит засов, лорд сбросил плащ на руки Творимиру и скрылся за перегородкой. Пару мгновений спустя оттуда вылетел сапог, затем второй, потом скрипнула кровать — и все стихло.

— Чего это с ним?.. — одними губами шепнул Ульф русичу. Творимир только рукой махнул. И, выпутавшись из своего плаща, повернулся к тюфякам.

...Уютно потрескивали сухие дрова в очаге, теплый полог медленно согревал заледеневшие на морозе руки, а рядом, по привычке свернувшись калачиком, тихо посапывала во сне Нэрис. Если закрыть глаза, можно представить, что они снова дома. Во Фрейхе. А долгое плаванье, бесконечный снег, Гуннар, конунг и его сыновья — просто длинный, утомительный сон. Из тех, что выматывают, хуже ночной засады... Ивар перевернулся на бок, потерся щекой о гладкий мех и поморщился — представить не получалось. Заснуть тоже, несмотря на долгожданное тепло и тишину.

Мешала злость.

Злость на Эйнара, который говорит то, что думает, и думает о том, что его вовсе не касается. Злость на конунга, который не в состоянии разобраться с собственным сыном. Злость на тестя, который не умеет выбирать себе друзей. Злость на короля, которому не дает жить спокойно этот чертов север. Злость на проклятую службу, которая... которая...

'По первому щелчку хозяйскому'...

'На государственный алтарь'...

'Все, что имею'...

Тьфу ты! Лорд Мак-Лайон, тихо чертыхнувшись, перевернулся на спину и уставился в потолок. 'Надо было все-таки Эйнару в морду дать, — подумал он, чувствуя, как где-то внутри дрожат, натянувшись до предела, невидимые струны. — Надо было! Что он знает обо мне, и кто он такой, чтобы рот открывать?'