Гоблинские сказки

— Всё получаю! — с внезапным прозрением поведал Маус. — Смотрите на меня: я не красавец, брюшко уже висит, рост чуть выше среднего, башка лысеет. Я целый день не слезаю со своей машинки, три кресла продавил чугунным задом. А жить-то хочется! И жить не просто так, а чтобы потом не было мучительно больно за бездарно прожитые годы!

— Вы гениальны? — простодушно спросил недалёкий незнакомец.

— Чушь какая! — с негодованием ответил Маус. — Сразу видно, как вы далеки от литературы! Гениальность как таковая — пережиток прошлого. Гениальным людям нынче нечего делать в издательских широтах. Их заклюют как нежизнеспособных. Нет, мой милый, в наше время всё решает маркетинговая политика, но это всё не то, что я хотел вам рассказать. Я хотел погрузить вас в свой внутренний мир!

— Да неужели? — изумился собеседник.

— Вот именно! — подтвердил док Маус. — Что вдохновляет меня в процессе творчества! Что придаёт лёгкость моему перу, если можно так сказать! Какие чудные видения проносятся перед моими...

— О, я понимаю! — растроганно отозвался господин и даже бросил свой ножик.

— Ничего вы не понимаете! — в запальчивости бросил Маус. — Сидите тут со своим ножиком и стережёте виноградник! А в жизни столько соблазнительного! Впрочем, и я от вас недалеко ушёл. Я прикован к своему креслу, как раб к сохе. Чтобы заработать небольшие средства, я должен пахать, как лошадь. А всеми радостями жизни пользуется издатель. К нему текут рекою деньги! А я всего лишён! Поэтому творческий процесс мне заменяет жизнь. Всё, чего я не имею, мне подаёт воображение. Какая тёлка по жизни взглянет на меня без массы бабок? Кому я нужен со своей отёчной мордой и тощим кошельком? А мне ещё супругу одевать! Она-то думает, что быть писателем легко! Подругам говорит: мой, мол, писатель. Они так: да-аа?! Она говорит: ага, он пишет то-то, мол, и то-то!

— Вы, наверно, очень знамениты? — с интересом спросил собеседник. — Ваши книги популярны?

— Да как сказать... — покрутил головой Грандиевский. — Ну конечно знаменит... в определённом круге. Да и, пожалуй, популярен. Только, я бы не стал особенно смотреть на это. Обычная маркетинговая технология, рецептов — масса. Вам интересно, что ли? Ведь я хотел вам рассказать о своём духовном мире! Я начал с детективов и быстро вышел на широкую дорогу. Конечно, для начала перечитал кучу зарубежных книжек. Надо всё же знать, чему уподобляться. И сразу понял, что помимо денег тут можно получить массу внутреннего удовлетворения. Ты по жизни полное ничто. Тебя со школы девочки не любят. Прыщей на роже больше, чем щетины. Ладони потные, причёска — далеко не Элвис Пресли. А в фильмах всё сплошь крутые мужики! И на таких катают тачках! За ними бабы табуном! А ты сидишь и смотришь, завидуешь и понимаешь, что никогда, ни за какие бабки ты таким не станешь! И самых бабок тоже нет!

— Наверное, вы так страдали, — с сочувствием отметил незнакомец.

— Да нет, не очень, — признался Грандиевский. — С возрастом хороший бутерброд с икрой заменит кучу баб и бабок. Но я не сразу пришёл к хорошим бутербродам. Я стал писать. Пишу от первого лица и рисую не героя, а свой облик. Ты слушай! Это такое занимательное дело! В книге себя можно изобразить таким красавцем, придумать себе такую биографию! А, главное — так просто! Вот в чём финт! Костюмчик от Версаче, запонки от самого Картье, дико дорогой одеколон! Дипломат из натуральной крокодильей кожи, шикарнейший кабриолет! Качу я по Москве и всё у меня тип-топ! Я — частный детектив, расследую убийства в высшем свете. На меня прут по-наглому всякие подонки, а я их всех ломаю — где приёмом, где "береттой", и штабелями складываю. На меня, конечно, бабы западают дико. В каждой книжке красавицы-миллионерши, или просто ресторанные красотки. Да у меня вообще этих баб навалом! Только надо почаще напоминать себе, да и читателю, что еду я не в Жигулях, а в Мерседесе. Выходишь из машины и так небрежно жмёшь сигнализацию. Машина нежно говорит: пи-пи! И так шаг за шагом, со всеми мелкими деталями — смакуешь, наслаждаешься, балдеешь!

— Но, я полагаю, другие авторы тоже прибегают к таким приёмам, — подметил собеседник. — Не слишком однообразно получается?

— Конечно, прибегают, — подтвердил Маус Грандиевский. — Нормальные люди, потому и прибегают. А почему? А потому, что читатель тоже не прочь пофантазировать насчёт себя. Ему тоже, сердешному, хочется экзотики хлебнуть. Поэтому он с тобой солидарен и охотно хавает твою литературу. Да я сам иногда смотрю, чего там другие про себя намечтали. Я раньше всё женщин-вамп предпочитал, как у Джеймса Бонда. Потом, смотрю, а наши-то писаки уже и на отечественных баб стойку делают. Ну в самом деле, приятно же какому-нибудь слесарю Пупкову представить, что однажды на него посмотрит шикарная русская бабёнка! Отчего же не поделиться с хорошим человеком! А брат-писатель в своём бестселлере чего ни напридумывает! Иной раз читаешь и дивишься: ну, парень, ну шалун! Правда, в последнее время некоторых потянуло совсем на малолетних. Ну уж, тут я, брат, не могу! Здоровье, знаешь, уже не то. Но как приятно, чёрт! Описываешь со вкусом, как она тебя подманивает, как капризно дует губки, как бретелечка сама собой возьмёт да упадёт с плеча. Как локон золотой, а, может, чёрный, упадёт на гладкое плечо. Знамо дело, каждой хочется такого мужика! И диалоги, ах эти диалоги! Она тебе плетёт любую чушь, а ты в ответ — такие остроумные приколы — откуда что берётся! По жизни ты и трусоват, и косноязычен, а в своём романе свободно можешь дать по морде олигарху!

— Не знал я, что писательская доля так необременительна, — простодушно признался собеседник.

— Ещё чего! — вознегодовал писатель Грандиевский. — Так полагают только дилетанты! А сюжет? Нас от сюжета ещё никто не освобождал! Вы знаете, как трудно найти хорошо закрученный сюжет! Да ладно б только это! Проблема в том, что критик, сука, тоже не дремает! Ты мучаешься, жмёшь из себя идею, а он, скотина, уже всех обскакал, всё проанализировал в пределах жанра, всё обобщил и сообщает всему свету новость, что-де сюжетов как таковых, по его подсчётам существует только тридцать три, а если точно — лишь четыре! Ты придумываешь тип героя, его характер, вкусы, внешность. А критик, гадина, уже и тут тебя объехал: на двух страницах он на весь Рунет вещает, что на планете скоро не останется лесов: всё пошло на производство издательской макулатуры и что все эти миллионы тонн бумаги породили всего лишь десять типов Главного Героя! Вы спросите: как можно развиваться творчеству в этих жёстких рамках?!

Он хотел произнести ещё более пылкие слова, как вдруг со стороны донеслись крики — его звал проводник, кот Бегемот.

— Наверно, вам пора, — произнёс собеседник. — Смотрите, уж и лодочник плывёт.

Из тумана в самом деле выплывала утлая лодка, в которой стоял и грёб одним веслом худой старик в шляпе. Одет он был так жалко, что просто смешно: какая-то длинная рубаха из совершенно ветхой ткани, верёвочный пояс. И лодка была ему под стать — старая рухлядь с облупившейся краской на бортах.

"Тоже мне, перевозчик!" — с внезапным разочарованием подумал Грандиевский, но отправился к своему проводнику, бросив своему собеседнику последнее слово:

— Ладно, дед. Может, встретимся ещё.

Кот Бегемот поспешно прыгнул в неустойчивую лодку и зашипел на Грандиевского:

— Давай скорее! Ждать не будут!

И Маус поскорее забрался в утлый челн. Перевозчик, не говоря ни слова, тут же погрёб в обратном направлении, и вскоре лодка погрузилась в тот странный туман, что никак не желал рассеиваться над поверхностью воды даже в такой жаркий полдень.

Звуки потеряли чёткость и стали гулкими, кот Бегемот, сидящий на носу, скрылся из виду и даже сам лодочник, равномерно взмахивающий своим веслом перед носом писателя, словно растворился в густом тумане — только неясный силуэт маячил перед носом Грандиевского.

Прошло минут двадцать, и туман кончился так же быстро, как и начался. Теперь перед глазами писателя предстала совершенно иная панорама.

Низкий глинистый берег омывала грязная жёлтая волна, в которой колыхалось множество мусора цивилизованного происхождения. Растительности на берегу не было, возможно потому, что вся она подчистую вытаптывалась пассажирами, которые так и валили с низкого причала, у которого покачивался старый фильянчик. Люди выскакивали из него и деловито устремлялись через бережок к каким-то постройкам, виднеющимся вдали. В мутном воздухе было не понять, что это такое, и Грандиевский обратился за вопросами к своему проводнику.

— А, это всего лишь промежуточный пункт нашего путешествия, — небрежно ответил тот, выскакивая на береги расплачиваясь с лодочником. — Я вам не говорил этого?

И, узнав, что не говорил, пустился в объяснения:

— Видите ли, мой друг, попасть туда, куда вы желаете, так просто невозможно. Вы пожелали припасть к чистому литературному искусству, к истокам, так сказать. А мы здесь находимся в пространстве, которое есть отражение читательских интересов. Так вот, классика нынче задвинута довольно далеко и её отделяют от читателей целые реки посредственного чтива. Так что нам придётся пройти через пространство, порождённое современными развлекательными проектами. Это так называемое Пространство Вторичной Литературы. Конечно, это условность, на самом деле сюда относятся все те проекты, которые так любят в вашем мире.

— А это долго? — приуныл писатель.

— Не в этом дело, — сухо отозвался кот. — Дело в том, что на той стороне острова тоже есть перевозчик, и ему следует платить за перевоз.

— Да? А что же ты меня не предупредил? — расстроился непредвиденной задержкой Грандиевский. — Я бы захватил.

— Ваши деньги тут не помогут, тут своя валюта. Нам следует постараться заработать её. Возможности есть, ведь место, куда спешат все эти люди, это город.

— А много надо? — осведомился осторожный Грандиевский.

— Да всё ничего — по денежке на брата!

И они поспешили, потому что толпа туристов уже ускакала далеко вперёд. Тут Грандиевский вдруг сообразил, что зря он так расстраивается — впереди наверняка их ждёт что-то занятное, не зря же туристы так торопились.

Город по мере приближения разочаровывал и одновременно вызывал интерес. Уже не подступах к нему стало видно, насколько же он грязен, пылен и начисто лишён всякой зелени. Разномастые здания скучились, давя друг друга, хотя места вокруг хватало — широкая полоса рыжей глины отделяла город от реки.

Путники вошли в город и только тогда Грандиевский с удивлением обнаружил, что этот городок весьма напоминает Голливуд, только сильно потрёпанный и обмелевший. Улицы города состояли из зданий, настолько различающихся по стилю и эпохам, что оставалось только предположить, что это всё — декорации. Большое здание из стекла и металла соседствовало с фанерным салуном с Дикого Запада. Машины бегали по улицам рядом с конными экипажами.

Рыжая пыль царила повсюду: налёт на стёклах домов не давал возможности заглянуть внутрь. Но из провинциального здания с большой вывеской "Банкъ" выходили озабоченные люди, а за столиками под пыльными тентами сидели и пили текилу с солью одетые самым разным образом люди.

— Нам это не грозит, — успокоил Мауса Бегемот. — У нас денег нет, чтобы посещать такие заведения. Мы здесь ненадолго — только заработаем деньжат, и уплываем.

— Да? — рассеянно спросил писатель, в душе сожалея, что их пребывание на острове будет столь недолгим.

Путешествующая пара проследовала дальше, в переулок. Пройдя среди дощатых домов, Грандиевский с Бегемотом очутились на большой пыльной площади, заставленной автомобилями и конными повозками. И тут внимание писателя привлекло нечто, находящееся на противоположной стороне площади.

— Смотри-ка, Бегемот! — удивлённо воскликнул писатель. — Это что такое?! Неужели кинотеатр?!

Через размызганную колёсами фургонов улицу, среди пыльных деревянных салунов и унылых хибар из вестернов стояло довольно приличное здание со вращающимися дверями и билетёром на входе. На фасаде было натянуто широкое полотнище, а на нём красовался загорелый красавец в ковбойской шляпе. Всё было у него прекрасно, только почему-то в ноздре торчала сигарета. Витиеватая надпись гласила, что сегодня состоится премьера нового широкоформатного кинофильма — гвоздь сезона, культовый фильм-катастрофа "Извержение"!

— А, да. Это в самом деле кинотеатр, — отозвался провожатый.

— Эх, жаль денег нету, — посетовал Маус. — а то бы... Послушай, Бегемот, а ведь здание-то дощатое! Может, подломаем сзади и пролезем?! Ну страх как хочется кинца посмотреть! Я помню, мальчишкой ещё был, так у нас был такой кинотеатр "Летний". Мы с пацанами с тылу подломаем досочки, пролезем и перед первым рядом на полу все рассядемся, пока билетёрша нас не погонит. А мы тогда между рядов давай ползать от неё!

Грандиевкий счастливо засмеялся, вспоминая свои детские проказы. Очень уж ему захотелось хоть на минутку вернуться в состояние детского восторга.

— Ты знаешь, Маус, — ответил Бегемот. — Попасть туда в общем-то не проблема. Для посещения местного кинотеатра денег не требуется. Но вот за результат я не ручаюсь.

— Да ты что?! — обрадовался писатель. — Бесплатно?! У тебя здесь знакомые есть, или связи? Послушай, Бегемот, надо дураками быть, чтобы не воспользоваться!

— Да нет, не в этом дело, — слабо упирался кот. — Просто тут есть одна загвоздка...

Грандиевский не слушал и уже бежал к кинотеатру, к которому неторопливо собиралась толпа. Видимо, предыдущий сеанс только что закончился, потому что сбоку из здания вытекала толпа. Народ быстро схлынул, остались тащиться только последние зрители. Вот пробрёл один какой-то неудачник, он вытирал платком расквашенный нос — похоже, с кем-то повздорил и получил за наглость. Потом прошёл ещё один — совершенно мокрый.

Маус заволновался:

— Давай скорее, Бегемот, а то все лучшие места займут!

Кот неохотно последовал за ним, затем, отчего-то воодушевясь, прибавил ходу и нагнал Грандиевского со словами:

— А фиг с ним, может чего и получится...

Фильм-катастрофа

У стеклянных дверей, в которые проходили люди, пару встретил важный контролёр. Но вместо вопроса "где ваши билеты?" он спросил:

— Вам какой ряд?

Грандиевский замялся, не зная, будет ли большим нахальством просить лучшие места. Но контролёру было некогда — народ всё подходил — он сунул в руки Грандиевскому два билета, безошибочно определив, что здоровенный чёрный кот на задних лапах состоит с ним в паре. Один билет был жёлтым, а второй почему-то розовым. Ничему не удивляясь, Маус зажал в потной ладони оба билета и радостно обернулся к спутнику.

— Давай-давай, чего тянешь? — подпирали его сзади.

Мауса пронесло с толпой в зрительный зал, и он принялся вместе с суетящимися людьми искать свои места.

— Чего нам дали? — жадно поинтересовался кот. — Ого! Маус, ты везунчик! Тебе достался почётный ряд!

— Чего? — ошеломлённо спросил тот.

— Так, а у меня что? А у меня второй план, — довольным голосом сказал Бегемот, разглядывая канареечно-жёлтую бумажку, на которой не значились ни места, ни ряд.