Высокие ставки (продоллжение Цены правосудия)

— Томоэ, — прошептал маг. — Вы все же сделали это.

— Давайте без патетики, — поморщился Рамон. — Вы похитили и удерживаете силой государя свободной страны. Надеюсь, вы понимаете, чем вам это грозит?

— Ошибаетесь, — змеино улыбнулся Месмер. — Вы пришли сюда по своей воле, а уйдете не скоро.

— При чем тут я? — вскинул бровь эмпат. — Речь идет о Рамиро Ибаньесе, герцоге Рокуэльском.

Вид месмеровского лика с отвисшей челюстью доставил Фабиану просто неземное наслаждение. А уже потом юноша сообразил, кто испустил стон умирающего лебедя.

— Миро, ты что, не рад?

— Миро — герцог?! — пронзительно вскричал Даниэль. — Герцог?!

— Да, — сказал Рамон. Воцарилась глубокая тишина. Солдаты все еще держали Рамона и Фабиана на прицеле, но уже без прежнего энтузиазма. Кабальеро ошеломленно смотрели друг на друга и на Рамиро, бессильно уронившего руку со светильником.

— Как? — хрипло спросил комиссар спустя полминуты.

— По рокуэльскому Акту о престолонаследии, — пожал плечами бывший монарх. — Мой отец старательно изводил всех своих родичей. У моего деда было всего трое детей — двое мальчиков и девочка. Мой прадед был единственным из семьи, кто выжил в эпидемии красной чумы, и из четверых его сыновей двое погибли, а один стал прелатом. Так что наш род практически вымер.

— Принц Аргасский... — заикнулся Рамиро, не желая верить такому счастью.

— О да, но мой прапрадед, герцог Энрике признал вашего предка своим побратимом до того, как мой дед выдал свою дочь замуж за аргасского наследного принца.

— Не отвертишься, — хмыкнул Родриго.

— Но о себе-то вы и забыли, — торжествующе указал Месмер. — Разумеется, я не буду удерживать его сиятельство с друзьями, но вы обманули Ординарию, и Совет, и ответите за это!

Рамон только вздохнул.

— Я обманул лишь вас, — сказал он. — В кипах тех указов, которые мы с доном Мигелем писали, пока я находился под вашим неусыпным надзором, было мое отречение и признание наследником Рамиро Ибаньеса.

— Но... но... — маг побледнел и в полном отчаянии закричал, тыча пальцем в Миро: — Но разве он не был подсадной уткой?! Разве вы не готовили передачу трона его брату?

Рамон грустно посмотрел на комиссара.

— О боги, а что мне еще оставалось делать, ведь рядом все время ошивались то вы, то ваши слуги?

Месмер опустил голову, тяжело дыша. Потом поглядел на томоэ — задержал на нем взгляд исподлобья, словно колебался, не стоит ли арестовать их всех, не взирая на лица, и резко махнул рукой наемникам. Они опустили мушкеты и, повинуясь новому жесту, покинули комнату.

— Молодые люди, идите сюда, — приказал Рамон. — Нам пора домой.

— Вы ответите за это, — тихо сказал чародей. — Ответите, клянусь!

Эмпат хмыкнул. Кабальеро торопливо столпились вокруг него.

— Ваше сиятельство, положите светильник. Если вы, конечно, не хотите взять его, как сувенир, — любезно напомнил Рамон, вынимая из кармана цитрин.

— Ах, что вы, пусть берет на память, — прошептал Месмер. — Берите, ваше сиятельство, берите! Мне ничего для вас не жалко!

Руи насупился. Миро сильно вздрогнул и поставил источник света на стол. Рамон бросил на пол заговоренный камень. Брызнул сноп золотистых искр, и когда комната опустела,комиссар вышел вон, грохнув дверью.

Потрескивал огонь в камине, в прозрачном графине с вином играли багряные блики, мерцали золотые отсветы на бокалах. Свет был погашен, и комнату заполняли густые весенние сумерки. Фабиан разливал по бокалам вино. Эмпат сидел в кресле, расслабленно откинувшись на спинку и прикрыв глаза. На кушетке напротив расположились друзья полукровки, чем-то напоминая взъерошенных, настороженных птиц.

— Так все же, — настойчиво спросил Хуан, — в чем был смысл? Разве вы не собирались короновать Диего, пока аргассцы... — дон Фоментера замялся, покосившись на Миро: тот еще не пришел в себя после кортесов.

— Охотились бы за подложным наследником, — невесело усмехнулся юный герцог, покачивая бокал. Рамон задумчиво посмотрел на юношу.

— Ваш брат оказался слишком честным человеком... к сожалению. Он не захотел брать чужого, — бывший властитель усмехнулся и пригубил вино. — Зато у вас будет отличный адмирал, когда ваш отец уйдет на покой.

— Так почему же Миро? — напомнил юный чародей. Ему хотелось сесть у ног Рамона, но не показывать же друзьям...

— Если разумнее отдать трон зрелому мужу? Что ж, — эмпат осушил бокал. — Сначала мы так и хотели — отвлечь Ординарию и Совет на Рамиро, пока мы будем заниматься передачей трона Диего Ибаньесу-младшему. Но во-первых, воспротивился сам счастливый наследник.— Воспротивился воле отца? — изумился Миро: старший брат до сих пор не садился в присутствии адмирала без разрешения. А сам герцог Ибаньес изрядно нервничал в преддверии свидания с отцом. Кортесы кортесами, а родитель на титул не посмотрит.

— А во-вторых, об этом разнюхал Месмер, — закончил мысль Рамон. — Я не люблю делать то, чего от меня ожидают. Когда интрига дошла до своего логического конца, и мы получили от барона Фонтихо ваше... скажем так, завещание, то у нас на руках оказались два беспроигрышных расклада. По сути, мы могли объявить монархом любого из вас. Все ждали, что мы выберем Диего. Тем более, что вы не горели желанием сесть на трон.

— Тогда почему я? — спросил Рамиро.

— Так вышло, — пожал плечами эмпат. — Дон Мигель и ваш отец были против, но... недолго. В конце концов, хороший король не обязан быть хорошим флотоводцем. И наоборот. Хороший король сродни хорошему эконому, который заставит и ключника, и повара, и лесничего, и арендаторов работать на благо имения. Мне кажется, что вы будете неплохим монархом, и дон Мигель не оставит вас без помощи.

— Я буду стараться, — вздохнул Миро. — Но это все слишком неожиданно... В голове не укладывается.

Они помолчали, прихлебывая вино. Потом Даниэль вспомнил:

— Вы говорили, что подписали отречение в тюрьме. Но как дону Мигелю удалось его вынести? Дон Игнасио как-то обмолвился, что бумаги премьера осматривали...

— О, — прищурился Рамон, — но я не подписывал никакого отречения в тюрьме. Я подмахнул пустой лист, дон Мигель скомкал его и сунул в карман. Потом уже Феоне разгладила его, а мой секретарь переписал на листок заранее составленный мною текст. К нему осталось лишь приложить печать, что и сделал премьер сразу по окончании переписывания.

Молодые люди обменялись выразительными взглядами, потом Руи толкнул в бок Миро, тот помотал головой и пихнул Фабиана. Полукровка прикусил губу и выпалил:

— Чем занимался Аскелони?

Молодежь притихла и вытянула шеи. Никто ничего толком не знал, поэтому было интересно и страшно.

— Карл Аскелони, — помолчав, тихо сказал Рамон; пустой бокал качнулся в его пальцах. — Гениальность — это страшный порок, а вкупе с упорством и умением доводить любое дело до конца — и вовсе хуже стихийного бедствия. Хуан, подойдите к окну и посмотрите в сторону гор, на подоконнике должна быть подзорная труба. Что вы видите?

— Башню, — немного удивленно отозвался дон Фоментера. — Айна Граца.

— Не знаю, снилась ли она Аскелони в эротических снах, — усмехнулся отрекшийся монарх, — но его аж свербело от желания расколупать башню и узнать — что там, внутри?

— И ему удалось? — ахнул Даниэль.

— Как сказать... вскрытие не состоялось, уж не знаю почему, -часть дневников Аскелони сгорела вместе с ним. Так же ничего не известно о том, где и как он добыл свои знания, да оно и к лучшему, я думаю. Такому сокровищу лучше лежать в земле, да еще и зарытым поглубже.

Эмпат отставил бокал.

— От идеи подчинить башню себе он отказался, но вопрос все равно упирался в финансирование. Требовался покровитель, и он нашелся в лице моего отца. Главное — предложить меценату лакомую баечку, а тут сошла и глупая сказка об империи Юга на весь материк.

— Но каким образом вы оказались эмпатом? — спросил Фабиан. — И почему вас не раскололи при проверке на примесь иной крови?

— Афера была проще мычания, но об этом позже. Аскелони получил пост Верховного мага, средства и людей. Тут-то и выяснилось, что запихнуть силу башни во взрослого человека невозможно: все "опытные образцы" погибали. Тогда его и осенила светлая мысль — взяться за детей.

— О боги, — выдохнул Рамиро. — Мы... мы не думали... простите.

— Ерунда, об этом уже давно пора рассказать. Те тетради я уничтожил лично, — негромко сказал Рамон. — Так же лично Аскелони уничтожал все "образцы". В общем, через три года он заявил моему родителю, что все готово. Родитель понял намек и немедленно обручился с доньей Лусией Фернандес.

— Но ведь ваши старшие братья... — недоуменно начал Родриго и запнулся. — Они...

— Дело пошло не сразу, — согласился бывший герцог. — Дети, рожденные от двух людей, успешно проходили проверки, получали способности и один за другим сходили с ума, пока Аскелони методом проб и ошибок искал способ обучения. Но ведь нашел же наконец.

— Но почему ваш отец молчал, ведь умирали его дети? — вскричал Даниэль. — Я бы... я бы...

— Нормальным людям не понять, на что можно пойти ради власти. К тому же от пробы к пробе образцы становились все лучше и лучше.

Идальго долго молчали, придавленные откровениями Рамона. Вот тебе и великая тайна — не тронь, пока не пахнет. А ради чего все? Ради власти — Миро поморщился. Власть казалась ему огромной, неподъемной глыбой, и убивать, превращать людей непонятно во что, только ради того, чтобы с радостью взвалить на себя сотню пудов — ему это казалось диким и бессмыленным.

— Потому-то я и выбрал вас, — сказал Рамон. — Вы ответственны и знаете, в чем заключается долг.

Рамиро вздохнул. Ему только кучи возложенных надежд не хвватало для полного счастья.

— Не впадайте в отчаяние, — улыбнулся эмпат. — Идите, вас ждет отец, а завтра за вас снова примется знать. Сегодня кортесы не высказали и половины накипевшего.

— Ох, да, — опечалился Миро. Беседа с адмиралом вряд ли будет теплой и дружеской, но, с другой стороны, там будут друзья, старший брат и дон Мигель. — Ну, мы пойдем тогда. Доброй ночи, томоэ.

— Хвала всем богам, уже нет.

— Не травите ему душу, — хмыкнул Фабиан, — а то еще удерет... к контрабандистам, на волю.

— Не смешно, — холодно отрезал Миро. Юный чародей проводил друзей до двери, вернулся к эмпату и устроился на подушках, привалившись к ногам опекуна. Уф, наконец-то!

— Как в добрые старые времена, — Рамон расслабленно вытянулся в кресле, спустил руку с подлокотника и взъерошил волосы полукровки. Бьяно вздохнул, прильнул щекой к колену эмпата и спросил, вдруг вспомнив:

— Я одного не могу понять — при чем тут Элеонора?

— Как — при чем? Расклад тот же, козыри те же, в качестве туза в рукаве — возрожденный Аквилон и полное посрамление аргасских варваров. К тому времени, когда падме произвела на свет дочь, Аскелони довел свой метод до совершенства, девочке ничего не грозило, — неторопливо пояснил Рамон, мерно водя пальцами по пробору в волосах полу-оборотня и щекоча его ухо. И зачем только все эти разговоры, но воспитанник был твердо настроен выяснить все:

— Так выходит, что и она тоже того?

— Того, — подтвердил эмпат. — Стихийная магия, но и она оказалась бессильна против хорошего пистолета.

— Значит, убили, — раздумчиво отметил кабальеро.

— Убил, — без особых угрызений совести подтвердил дон Вальдано, так нежно взявшись за кончик уха полукровки, что юноша заурчал от удовольствия. — Я рад, что так счастливо отделался.

— Ну да, — фыркнул Фабиан, — даст вам Месмер отделаться.

— Перед тем, как он приступит к отмщению, у нас есть пара месяцев. Его самого ждет дисциплинарное расследование за многочисленные нарушения Коронельского акта. Дон Мигель обеспечит...

Небо темнело, алое постепенно таяло в синем. Рамон гладил воспитанника вдоль гибкого хребта, полу-оборотень томно потягивался.

— Томоэ, вы знаете, мне однажды приснилось... что мы были в такой комнате. Темно, один камин светит, и вы с бокалом.

— Романтично, — согласился Рамон. — Это из-за этих снов вы так переживали?

— А вы уже тогда знали, — Бьяно извернулся по-кошачьи, выскользнул из-под ласкающей руки и поглядел на опекуна. — Могли бы и сказать, а то шаритесь по чужим чувствам, и все молча.

— И это что-то изменило бы?

Фабиан неопределенно дернул плечом. Рамон вдруг наклонился с кресла и крепко обхватил полукровку за талию. Идальго вспыхнул и рванулся, упираясь руками в грудь опекуна.

— Ну что вы? — шепнул эмпат. — Вас больше прельщают поцелуи в логове врага, в минуту опасности? Мы можем пойти в гостиную к моей жене.

— Жена вас уже не устраивает? — зашипел полукровка, выпуская когти. — Новых ощущений захотелось?!

Рамон негромко рассмеялся и выпустил жертву. Фабиан поднялся и подошел к окну. Глупо было изображать святую невинность после десяти минут страстных поцелуев на чердаке, но... Юноша еще не был уверен... то есть нет, уверенность-то как раз была, просто... он не знал, что намерен делать Рамон. Может, ему вовсе не хочется продолжать в том же духе? Ведь зачем-то он женился на этой Анжеле...

— А вы зачем-то притащили сюда эту Верону.

— Опять подслушиваете?!

— А кто тебе мешает сделать то же?

Фабиан обхватил себя руками. Ко всему этому еще надо привыкнуть. Никто не мог заглянуть в чувства эмпата, а вот ему можно было.

"Я подожду. Я не тороплюсь", — прозвучало в голове. Это были не слова — ощущения, которые невозможно передать словами, и Фабиан разделял их. Он знал, что Рамон чувствует именно так, и эти ощущения — это ощущения другого человека, и от этого голова шла кругом. Идальго поежился. Неужели у Рамона всегда так?

Рамон неслышно подошел и несмело положил руку на талию Бьяно. Он боялся, что уже позволил себе слишком много по отношению к юноше, больше всего боялся задеть больную струну, напугать. Кабальеро наморщил нос. Ну это уже смешно! Он чуть качнулся назад, извернулся и прильнул к эмпату. Рамон облегченно вздохнул.

Фабиан с мурлыканьем потерся щекой о грудь эмпата: идальго чувствовал себя на удивление спокойно. Он не пылал, не дрожал, сердце не колотилось, как бешенное, — кабальеро было просто спокойно. Умиротворенно. И плевать на все эти мелочи: Анжелу, Верону, Феоне, кортесы, и на Месмера с Виктором, Олсеном и всеми его планами, и даже на то, что совершенно непонятно, куда и как будут идти отношения с опекуном, на презрение друзей и издевки врагов, если только кто-нибудь узнает — все это будет потом: завтра, послезавтра, через месяц. Сейчас нужно было просто вдыхать запах Рамона, ощущать биение его сердца и ровное дыхание, чувствовать его руки вокруг талии и касающиеся волос губы эмпата. И ничего больше.

45