Высокие ставки (продоллжение Цены правосудия)

ВЫСОКИЕ СТАВКИ, Медона, столица Аргаса. Март 1626 г.

— Я думаю, надо надеть голубое, — сказала Элеонора. Веро вздохнула. Матушка уже давно носила только черное и теперь отводила душу на дочери. Бывшая послушница пригладила тонкие шелковые платья, разложенные по кровати. Ну и что, если в марте в Медоне еще вовсю метет снег? Невинная незамужняя девица должна выглядеть, как бабочка: нежно, невесомо и изящно.

— Или розовое? — задумалась вдова, поочередно прикладывая к дочери то одно шелковое облачко, то другое.

— Матушка, — робко заикнулась несостоявшаяся монахиня, — а нам обязательно туда идти?

— Веро, малый бал королевы для того и предназначен, чтобы...

— Невест оценили, как кобыл, — закончила дворянка. Элеонора в свою очередь вздохнула. Дочь чересчур умна, но что теперь поделаешь.

— Дорогая, мне не нравится твое настроение. Девушка не должна позволять себе подобных слов.

— Да, матушка, я помню. Она должна быть набитой дурой, но у меня пока плохо получается.

— Давай примерим сиреневое, — решила вдова. Губы дочери дрогнули. Элеонора углубилась в завязывание ленточек. Да, наверное, это было не самое мудрое решение, хотя любая нормальная девица визжала бы от радости, узнав, что вместо монастыря она выйдет замуж.

— Веро, ты же понимаешь, что эту, мм... это затруднение с пограничными землями разумнее решить с помощью брака, а не через королевский суд. Который, разумеется, сделает все, чтобы отобрать спорные земли в казну.

— Ну да, — бесцветно отозвалась дочь, — какая Пьеру Мальро разница, кого приложат к серебряным рудникам. Раз с Анжелой не вышло, из кладовки достали меня.

— Ты прекрасно справилась, — ответила Элеонора, поворачивая дочь то одним боком, то другим. — Я бы не смогла за полгода освоить то, чему другие девушки учатся с детства.

— Чему они учатся, матушка? Танцевать? Пищать глупые песенки? Кое-как играть на клавесине, строить глазки и лопотать нежным голоском всякую чушь? Вести себя, как полные идиотки? — о, эта фамильная черта — не повышая голоса высказаться так, чтобы вогнать собеседника в трепет! До настоящего трепета Веро еще расти и расти, но задатки отличные.

— Я понимаю, — мягко сказала графиня, — что ты готовилась к другой жизни, но сейчас речь идет об интересах семьи. Брак требует не меньшей мудрости, чем служение Аране.

Верона подняла на нее глаза и улыбнулась.

— Да, матушка, но ведь сейчас можно не притворяться?

Элеонора скептически осмотрела сиреневое платье.

— Нет, голубое лучше, снимай это. Мне тоже не слишком нравится Пьер, но если ты из рода Марсан, то найдешь управу и на него.

— Я не буду бить его вазой по голове, как бабушка Женевьев! — возмутилась девушка, но на щеках у нее уже играли смешливые ямочки. — И вообще, всего можно добиться без насилия.

— Бабушка Женевьев двинула мужу вазой, потому что он пил, как свинья, — фыркнула Элеонора. — Пьеру до этого еще далеко, а то, что он считает тебя милой дурочкой — только к лучшему. Главное — не он, а твой свекор. Это ему надо доказать, что ты сможешь достойно управлять вашими землями.

— Это так странно, — Верона ответила не сразу: выпутаться из мейфельских кружев — дело серьезное, требующее полного сосредоточения. — Мужчины в грош нас не ставят, но почему-то считается, что именно женщина должна вести дом, прислугу и все такое. Какое-то противоречие.

— Вовсе нет, это истинно аквильская традиция. Мужчина должен заниматься мужскими делами: охотой, войной и политикой.

— И плодить детей, — добавила Веро. Она не слишком-то жаловала этих вечно верещащих созданий, а свекор уже намекал, что намерен нянчить внуков не далее, чем через год, после свадьбы.

— Лунная трава позволяет избежать нежелательных последствий... Так, решено: идешь в голубом. Оденешь жемчуг: по одной нитке на шею и запястье. Чулки, веер, шаль и...

— Матушка! — взмолилась Верона, которой уже казалось, что она сидит в этих треклятых кружевах с рождения.

— Хорошо, подберем завтра утром, — смилостивилась Элеонора, не понаслышке знавшая, что светская жизнь — не для слабых. — И не забудь...

— Аромат духов должен быть нежным и едва уловимым, — покорно закончила девушка, падая в кресло. Как хорошо было раньше, с камзолами, юбками без драпировок и рубашками под горло!

Горничные ушли, убрав все платья и украшения, и в комнате воцарился долгожданный покой. Фиби, прятавшаяся от суеты в корзинке, запрыгнула на колени хозяйке с подбадривающим мурлыканьем. Веро свернулась в кресле калачиком, зябко кутаясь в пушистую шаль и грея руки в кошечьей шерстке. Хранительница очага, тьфу! Хотя дело было отнюдь не в этом.

Девушка медленно провела пальчиком по губам. Пьер ей не нравился. В отличие от голубоглазого идальго, которого она видела-то два раза! Да, ее чувства были совсем не похожи на те, что описываются в стихах и романах: ни тебе нежного томления, ни бессонных ночей, ни слез, пролитых в подушку, ни любовной дрожи, ни сладких грез о пылких объятиях или бесстыдных прикосновениях... ой! Веро прикусила губу. Если матушка вообще узнает, что она заглядывала в эти книги... Впрочем, Пьер уже пару раз позволил себе поцелуи в губы, и, откровенно говоря, у дона Эрбо это выходило куда как приятнее.

Девушка томно мурлыкнула. Может, конечно, у нее и нет всех этих трепетаний и замираний сердца, но воспоминания о двух встречах с Фабианом были одними из самых приятных в ее жизни. И губы у него оказались такие полные, бархатистые на ощупь... а не с "амбре" крепленого вина! И вел он себя совершенно по-другому, непохоже на Пьера с его двусмысленными комплиментами, на братьев, на всех, кто бывал в гостях в Хинтари...

"Интересно, почему он остался в Медоне? — подумала Верона, почесывая кошачье брюшко. — Неужели он — заложник? Или... или шпион?"

Но, как бы там ни было, — раз богиня судьбы дает самый крошечный шанс найти полукровку, то грех этим шансом не воспользоваться. А там уж... как знать, как знать...

Миро постучал и, различив одобрительные нотки в урчании из-за двери, вошел.

— Привет, — несколько рассеянно сказал сын адмирала: отданная в его распоряжение гостиная больше смахивала на филиал Медонского Университета. В кресле под окном расположился Родриго в мундире Военного лицея и с трудом Иоганна Майнца "Военная история, том первый" на коленях. Диван оккупировал дон Эрбо с кучей магических фолиантов и свитков; подросток сосредоточенно шевелил губами, зазубривая формулы длиной в локоть. Стол по-братски разделили Хуан и Даниэль: первый штудировал тома рокуэльско-аргасской дипломатической переписки; второй склонился над тяжелым богословским трактатом, сжимая голову руками, словно опасался, что она лопнет от избытка запихиваемых в нее знаний. Комната была усеяна россыпью бутылок, тарелок и бумажек.

— Я вам не мешаю? — почти кротко спросил Ибаньес. Руи и Хуан покачали головами, Даниэль чуть слышно зашипел и сжал виски покрепче, забормотав нечто вроде: "Так рассмотрим же наконец сей важнейший богословский вопрос: сколько ангелов поместится на кончике иглы?.." Фабиан оторвался от формул и раздраженно буркнул:

— Сядь и перестань отсвечивать. Дань, хорош бухтеть.

Рамиро взял яблоко, подхватил одну из книг Бьяно, сел на подоконник, с хрустом надкусил фрукт, открыл том и подавился.

— У, бх!!

— Миро, если хочешь посмотреть картинки, то лучше положи "Некромантию" на место, меня не интересует, что ты ел на обед, — буркнул Бьяно и устало поморгал.

— Я больше не могу, — простонал Дануто, падая головой в книгу. — Это нельзя запомнить!

Фабиан заткнул уши; Миро старался хрустеть яблоком потише. Хуан взглянул на часы:

— Мы можем сделать перерыв. На перекус.

— Было бы неплохо, — кивнул Руи. — Я уже не отличаю маневры Януса Черного от маневров Аристарха Домина.

Даниэль взвыл и запустил в друга томиком молений. И упал обратно в свой талмуд. Фабиан сочувственно похлопал семинариста по спине.

— Не одному тебе так плохо. На, глянь, — идальго сунул другу под нос свиток, состоящий из одной длинной формулы.

— Не издевайся над ним, не то вскипит, — сказал Руи, придвигая к себе тарелку с кольцом роксбургской колбасы, а Миро опять почувствовал себя лишним, уже не впервые за полгода. Когда Фабиан сказал им, что не уедет из Медоны, они тоже решили остаться. Феоне кричала, что лишь идиот оставит врагу такую кучу заложников, но Рамон пожал плечами. "Пусть делают, что хотят", — сказал герцог.

Рамиро знал, что его друг поссорился с опекуном, причем так крепко, что не вышел провожать послов, и не желал обсуждать эту тему. Потому-то полукровка и остался; Миро даже гадать не хотел, что же должно было случиться, чтобы Бьяно покинул опекуна. Потом Фабиана приняли в Медонскую магическую гимназию, Руи поступил в аргасский Военный лицей, Даниэль — в семинарию, где готовили служителей бога Рати, а Хуан осваивал дипломатические премудрости под руководством рокуэльского посла дона Игнасио Фонтихо. Один Рамиро остался не у дел.

— А ты чего задумался? — прочавкал дель Мора. — На, колбаски возьми.

— Я ничего не делаю, — с досадой ответил Ибаньес. — Болтаюсь при аргасском дворе, как дерьмо в сточной канаве.

— Мне бы твои проблемы, — буркнул Даниэль. — Я, например, только тем и занимаюсь, что зубрю всякий бред, — семинарист яростно вгрызся в колбасу. — Сколько ангелов на конце иглы!

— И сколько? — заинтересовался Хуан. Дануто мрачно на него посмотрел.

— Ты не поверишь: много! — дон Арвело посопел. — Нет, много! Тьфу! Дайте мне пирог с почками теленка.

— Пост ведь, — напомнил Хуан, намазывая маслом мясной пирожок. Арвело ответил кратким непечатным выражением и подтянул к себе блюдо.

— Не кормят? — хмыкнул полу-оборотень.

Даниэль прожевал колбасу и вздохнул:

— Мы умерщвляем плоть.

— Ага, то-то ты ее умерщвлял у падме Катрин, — хмыкнул Родриго. — А как старался, как старался!

В друга детства полетела хлебная корка. Родриго увернулся, дверь отворилась, и невозмутимый лакей-рокуэлец стряхнул корочку с левого плеча.

— Дон Игнасио хотел бы увидеть дона Рамиро.

Миро вскочил, кивнул друзьям и быстро вышел. Не то, чтобы дон Игнасио никогда не приглашал его на ужин, но юноше показалось, что сегодня его ждет нечто совсем необычное, иначе бы их позвали всех разом.

Барон Фонтихо грелся у камина. Туда же придвинули еще одно кресло и столик с кофе, сладостями, подогретым вином и кусочками запеченного в специях мяса.

— Садитесь, юноша, рад вас видеть, — посол указал на кресло. — Угощайтесь, нас ожидает долгий разговор.

Рамиро сел. Дипломат погладил седую аккуратную бородку.

— И как вы находите свою нынешнюю жизнь?

— Простите, что? — осторожно переспросил Миро.

— Все это, — дон Игнасио неопределенно повел рукой. — Балы, рауты, охоты, интрижки, кабаки, дружеские попойки, дуэли. Словом, приятные и полезные развлечения благородных молодых людей?

— Ну, ээ... Признаться, мне это уже осточертело, — выпалил Ибаньес. Барон поднял брови, призывая юношу развить свою мысль. — Я бездельничаю целыми днями. Все мои друзья чем-то заняты, чем-то... — Миро запнулся, пытаясь получше выразить словами накипевшее. — Чем-то полезным. А я? Я ничего не делаю, не приношу никакой пользы, и мне... мне почему-то запрещают учиться! — вспыхнул идальго. — Я подавал прошение о приеме в Военную академию три раза, но мне всегда отказывали, а когда я пришел сам... Ректор сказал, что меня запретили принимать! — Рамиро нахмурился. — И не сказал, почему. Это вы сделали?

— Признаюсь, — протянул дон Игнасио, — мне отрадно наблюдать в вас такое рвение, такое стремление приносить пользу короне. И поэтому я думаю, настало время дать вам некоторые пояснения.

Барон смолк, прихлебывая из кубка горячее вино с корицей; Миро ерзал в кресле. Допив, посол удовлетворенно вздохнул и откинулся на спинку кресла, блаженно прикрыв глаза.

— Дон Игнасио!

— Я думаю, юноша. Это непросто объяснить, а вам будет очень нелегко понять, тем паче... У вас сложные отношения с отцом?

— Это наше семейное дело, — холодно отрезал Рамиро.

— Мм... вот ключ, — дон Игнасио протянул кабальеро серебряный ключик на цепочке. — Видите шкатулку на столе? Откройте ее и достаньте документы, что там лежат.

Ибаньес взял ключ, встал и отпер шкатулку. Она была большой и глубокой, но в ней было только два свитка. Юноша достал их и вернулся к камину, протянув бумаги послу.

— Нет-нет, это вам! Прочтите их, сначала тот с синей лентой.

Миро снял серебристую печать, распустил ленточку и развернул свиток.

— Это копия? — спросил идальго, увидев дату в левом верхнем углу.

— Да, это список с подлинного документа.

Рамиро стал читать.

"1548 год от Подписания Акта, 4 июля. Сим подтверждаем, что мы, Энрике Вальдано, милостью Тиары герцог Рокуэльский, называем Рамиро Ибаньеса нашим побратимом за великие и неоценимые услуги, оказанные нашему роду и всей Рокуэлле. И если пресечется наш род, то, по древнейшему закону наших предков, его потомки будут наследовать моим потомкам как братья..."

Дальше Миро не прочел, выронив свиток. Дон Игнасио подобрал и бросил документ в камин.

— О боги... — высказался юноша спустя две минуты.

— Именно, именно. Если вы знаете, на этот год пришелся пик эпидемии красной чумы, а маги не умели тогда еще ее лечить. К тому же ее наслали хадизарские колдуны... Ваш предок, Рамиро Ибаньес...

— Я знаю! — крикнул Миро, смутился и тихо добавил: — Я знаю. Он увез малолетнего сына Энрике в открытое море и спас династию. Но я не знал...

— Они решили не предавать это широкой огласке, — задумчиво сказал дон Игнасио. — Неизвестно, почему. Может, не хотели провоцировать противников династии Вальдано. Регент при младенце — слишком большой искус для радетелей отечества.

— Выходит, мы... мой отец — наследник Рамона? — с запинкой спросил Рамиро.

— Разверните второй свиток, юноша. Это тоже копия, разумеется.

Миро содрал ленту вместе с печатью. Десять строк округлым почерком дона Игнасио: отречение адмирала — за себя и старшего сына.

— Я лично переписывал этот документ, такую работу не доверяют секретарям, — кивнул посол. Рамиро сжал голову руками. Барон отправил вторую бумагу в камин и с укором посмотрел на юношу.

— Будьте мужчиной, идальго. Это ведь не смертельная болезнь, хотя... — дон Фонтихо вздохнул. — Разница невелика.

— Он не мог это сделать, — прошептал кабальеро. — Отец не мог! Почему я?

— Вероятно, ему жаль старшего сына, у него ведь уже трое детей, — флегматично протянул дон Игнасио.

— Но я... меня ничему такому не учили! Я ничего не знаю!

— Вы ошибаетесь, — холодно ответил посол. — Вы учитесь уже полгода, вы присутствуете на всех заседаниях и встречах, сами наблюдаете за жизнью двора, знаете, как обойти все его интриги...

— Но этого мало!

— Идальго! — прикрикнул барон. — Прекратите панику. Ситуация такова, что мы не можем обучать вас открыто, хотя теперь вы можете почитать некоторые труды... мемуары, я составлю вам список.

— Я буду стараться, — глухо буркнул Миро. — Если это не глупый розыгрыш. Боги, — юноша запустил пальцы в волосы. — Боги, это же невозможно! А почему вы сказали об этом только теперь? — вяло поинтересовался кабальеро.

— Видите ли, — пригладил усы дон Игнасио, — возникло подозрение, что это стало известно аргассцам и Совету.

— И что?

— Эта бумага — одновременно и приговор, и спасительный рецепт. Потому что вашей смерти Аргас и его клевреты будут желать с той же силой, что Ординария — вашего воцарения.

— Но почему Ординарии это выгодно? — нахмурился Миро.

— Потому что невыгодно усиление Аргаса, значит, за вас будут все его противники. Одни не хотят, чтобы их подмяли, другие будут опасаться, что их захватят, Аргас известен своей агрессивной политикой.

— Вы не хотите их помощи? — тихо спросил Ибаньес.

— Эта помощь такого рода, что от нее лучше держаться подальше, — сказал дон Игнасио. — Ну а теперь, юноша, ступайте к своим друзьям: мы приглашены на малый бал королевы. Не пойти — нельзя. Он завтра вечером. И не проболтайтесь! Его сиятельство признал вас официально, но это держали в секрете, и все равно сведения утекли в какую-то щель. Мы не можем рисковать.

— У меня нет тайн от друзей, — отрезал Рамиро.

— О боги, это значит, что вы еще плохо выучили уроки, — сухо отозвался дон Игнасио. — У монарха нет друзей. Есть подданные. Идите, поразмыслите над этим на досуге.

Джеймс Олсен обернулся на звук открывающейся двери, смерил Робийяра долгим взглядом и сказал:

— С освобождением, командор. Давно вышли?

Командор гостю не обрадовался.

— Какого ... вы делаете в моей квартире? — осведомился Виктор, плюхнув на стол корзину со снедью.

— Да вот, зашел проведать, узнать, как поживаете...

— Хреново, — ответил дворянин. — После шести месяцев дисциплинарного заключения мне не дадут ни одного стоящего дела. За что я вам сердечно благодарен. А теперь проваливайте, я потратил на этот ужин последние деньги и хочу насладиться им в одиночестве.

— Да, вид у вас не ахти, — кивнул чародей. — Манеры тоже.

Шевалье выругался, бросил на стол плащ, шляпу, перчатки, отстегнул шпагу и положил рядом.

— Зачем приперлись? — спросил аргассец, извлекая из корзины три бутылки.

— Несмотря на то, что вы меня подставили...

— Ах, это я вас подставил! Как мило, черт возьми! — Робийяр громко фыркнул, вышиб пробку, и по комнате пополз аромат можжевеловки. — Я уговаривал вас не наступать на те же грабли, но вы так к ним стремились...

— Эта осечка вышла случайно!

— Ну да, Рамон узнал обо всем совершенно случайно. Я ведь говорил, что с этим ублюдком ни в чем нельзя быть уверенным, он наверняка приставил к вам нюхачей...

— Кого?

Виктор сплюнул и достал из корзины мясной пирог.

— Следили за вами, вот что. Но вы, как я погляжу, и без значка, и без вашего форменного плаща, и это проливает бальзам на мое...

— Заткнитесь, вы! — вспыхнул Олсен. — Я потерял место из-за вас!

— Значит, есть справедливость на свете, — удовлетворенно кивнул командор. — Уберетесь вы наконец?

— Это все, на что вы способны, — прошипел чародей. — Ныть, пьянствовать и ничего не делать, а вот я...

— Опять к кому-то подлизались, и я полагаю, весьма успешно. Не то бы не торчали в моей комнате, занимая место и отравляя мне ужин.

Волшебник сел на стул, демонстрируя, что никуда не уйдет.

— У вас есть вино? — брезгливо спросил маг.

— Нету. Можете сбегать и купить, денег не дам.

— Дерзите, Робийяр? Ой, зря-я-я... — прищурился Олсен.

— Последний раз спрашиваю — чего вам надо?

— Поговорить о перспективах, — улыбнулся чародей.

— И где ж вам видится наша совместная перспектива? — дворянин почесал щетину горлышком бутылки. — Вам еще кто-то верит после прокола с процессом над Рамоном?

— Если бы вы не сказали, что забрались к вашей матери по моему указанию... — не удержался Олсен.

— Да подите вы к черту. Я никогда не прикрывал чужие задницы своей собственной, — отмахнулся шевалье, поставил полупустую бутыль на стол и достал из корзины цыпленка. Принюхался и вцепился зубами в тощий бок, угрожающе глядя на Олсена. — Так чего надо?

Волшебник торжествующе и неприязненно улыбнулся и положил на стол весьма внушительный и официальный свиток.

— Да? — скептически прищурился Виктор, отрывая цыплячью ножку.

— Это патент на должность коменданта одной из крепостей Совета. И туда вписано ваше имя.

Робийяр выудил из зубов остаток мяса и придвинул к себе патент.

— С какой это радости меня так повысили?

— Я отнюдь не сидел сложа руки, — самодовольно сказал чародей. — Вам известно, что Луи Месмер сложил с себя полномочия аргасского комиссара и попросил о переводе в Рокуэллу?

— И оставил вам в подарок этот патент? — хмыкнул Виктор, облизывая пальцы.

Олсен загадочно улыбнулся.

— Практически.

— Вот как? — удивился Виктор, приступая к пирогу с телятиной. — С чего бы это? Вы отнюдь не прекрасная дама, чтобы получать подарки еще и при расставании.

— Он уехал в Рокуэллу, — медленно, чтобы удержаться от превращения командора в кактус, начал Олсен. — Во главе официальной миссии и как новый комиссар Совета в Рокуэлле.

— И что он там забыл?

— Цель миссии — изучение наследства Аскелони.

— Так это банальный подкуп, — разочарованно протянул Виктор, швырнув под стол бутыль. — Я был лучшего мнения об шурине...

Олсен прищурился: эти подозрения возникли и у него.

— Он будет изучать лаборатории Аскелони. И как он признался мне в частной беседе — герцога Вальдано тоже.

Виктор смерил мага долгим взглядом, хмыкнул, вытер усы грязной салфеткой и взялся за бутылку красного крепленого.

— По-моему, Рамон стал для вас навязчивой идеей.

— Что вы имеете в виду? — агрессивно переспросил Олсен.

— Что вам пора лечиться.

— Да как вы...

— Признайтесь, вы согласились на сотрудничество с Месмером только, чтобы добраться до герцога. Ума не приложу, чем он вам не угодил.

— Он — полукровка, гнусный преступник, он...

— Ну да, ну да, — покивал Виктор, — мало того, что полукровка, так еще и герцог! Мало того, что маг, так еще и могущественный! Да еще так ловко сбил со следа Совет, подставил вас... Дивлюсь вашей ловкости — он вас утопил, но вы как-то всплыли. Впрочем, — меланхолически добавил Робийяр, вскрывая третью бутылку, — дерьмо всегда всплывает.

Олсен медленно поднялся, тяжело дыша, и вперился в Робийяра загоревшимся взглядом. Шевалье фыркнул и присосался к бутылке. Но чародей не собирался спускать ему еще и это оскорбление. Коротким выдохом прозвучало заклятие, и аргассца пронзила острая боль. Она вспыхнула в груди, переползла в желудок и вгрызлась в конечности. Виктор с воплем уронил бутыль и свалился на пол, извиваясь, как червяк, а Олсен сжал кулак и принялся душить собеседника, возвышаясь над ним.

— Не увлекайтесь, шевалье, — шипел волшебник. — Ох, не увлекайтесь! Вы привыкли к безнаказанности, но вы лишь жалкий смертный, тряпка, которую мы выбросим, как только она изотрется. Вы усвоили?

Он встряхнул дворянина, взмахнув рукой, и шевалье согласно захрипел. Маг разжал кулак, Виктор приподнялся на руках, зыркнул на бывшего эмиссара и швырнул бутылкой в него. Олсен отпрыгнул. Аргассец усмехнулся.

— А вы всего лишь бездарный полукровка, который шагу не может сделать без чиха начальника и моей помощи, — просипел он. — Поэтому не замахивайтесь угрозами, иначе кто будет делать за вас грязную работу?

— Да ты, грязный смертный, кому ты угрожаешь?! — зарычал Олсен. Робийяр поднялся, вздохнул над лужицей вина и упал на стул.

— Не понимаю, чем вы хуже других. Почему им можно угрожать, а вам — нет?

— Потому что стоит мне пожелать — и ты сдохнешь прямо здесь!

— Только вот не желается отчего-то? — шевалье подтянул к себе корзинку и нежно погладил бутыль белого сухого. — Потому как где вы еще найдете такого покладистого наемника?

— Покладистого? — выплюнул волшебник.

— А то! Я ж не спрашиваю, насколько законно то, что вы намерены мне предложить. Хотя меня гложут жуткие подозрения.

Маг сел на диван. Виктор выбил пробку и оторвал цыпленку крылышко.

— Итак, насколько я понял, вы нашли способ прижучить Рамона, но почему-то не можете справиться в одиночку.

— Гарантии, шевалье, — оскалился Олсен. Дворянин прожевал крылышко, придавил глотком вина и спросил:

— Сколько?

— Чего? — не уловил волшебник.

— Сколько вы мне дадите за мою посильную помощь?

— Я дал вам патент, и если б вы удосужились его прочесть...

— Эге, — командор развернул свиток и с интересом уставился на пять цифр. — Это в год?

— Возможны премии за отличную службу. Плюс крыша над головой, стол, оружие...

— Уговорили, — решил аргассец, тщательно проверив печати и подписи. — В чем же суть?

Олсен встал и принялся расхаживать из угла в угол.

— Я знаю Луи Месмера несколько десятков лет: он фанатик науки и он весьма завистливо относился к успехам Аскелони.

— И Рамон совратил эмиссара? — уточнил Виктор.

— Уверен, — кивнул маг. — Но теперь господину комиссару нужна помощь. Его сиятельству угодно запираться и отнекиваться, что мешает Месмеру проводить интересующие его опыты. Комиссар рассчитывает, что мы найдем способ развязать герцогу язык.

— Так значит Месмер подделал результаты анализов дорогого вашему сердцу герцога, — протянул Виктор Робийяр. Олсен хмыкнул. Он знал, что Месмер не из тех, кого можно шантажировать безнаказанно, но что мешает сделать зарубочку в памяти?

— Кроме того, — задумчиво продолжал волшебник, — можно поискать и доказательства опасности Рамона.

— Например? — заинтересовался Виктор.

— Безумие. Или занятия запретной магией. За такое Совет арестовывает сразу.

— Да? — скептически спросил Робийяр. — А когда выяснится, что все это — поклеп?

— Главное — поймать, а там, — глаза волшебника блеснули, как золотые монеты, от сладостного предвкушения. — Там-то я постараюсь обеспечить ему большой и горячий костер.

— В общем, — подытожил дворянин, — дело за аргументами. Ладно, ждите меня в этой самой крепости, — шевалье похлопал по патенту. — Я приду с аргументами под мышкой.

Малый бал королевы проходил раз в полгода с тем, чтобы все знатные семьи могли показать товар лицом, то бишь свезти в одно место видных женихов и невест, прицениться, объявить о помолвках или заключить выгодные брачные соглашения. А поскольку ее величество совсем не разбиралась в рокуэльской генеалогии, то приглашения получил не только родовитый аристократ Ибаньес, но и вся компания, включая даже полукровку, что немало позабавило друзей. Дон Игнасио заставил идальго почистить перья и навести прочую красоту. Его подопечным не было до этого дела, но посла чуть удар не хватил от мысли, что юные рокуэльцы явятся ко двору в том же виде, в каком шляются по кабакам сомнительной репутации. Правда, вопреки этикету, кабальеро взяли боевые шпаги вместо парадных.

— Боги, ну и одежка! — шипел Родриго, в очередной раз оттягивая воротник. — В ней проще сдохнуть, чем вздохнуть!

— Кабальеро, ведите себя прилично! — возмутился неброско элегантный барон. — И оставьте в покое воротник!

— Не могу, он меня душит!

— Руи, не ерзай, — пихнул друга Даниэль, — ты меня сейчас из кареты вытолкнешь.

Карета рокуэльского посла пересекла подвесной мост, перед ней распахнули ажурные кованые ворота, и она втиснулась в ряд прочих карет. Лакей открыл дверцу, посол и кабальеро один за другим выбрались наружу.

— Бьяно? — обернулся на друга Хуан — маг прилип к другой дверце, напряженно глядя в окно. — Бьяно, чего ты?

— Здесь Робийяры, — не оборачиваясь, бросил Фабиан. — Вон их карета.

— Это неудивительно, — сказал дон Игнасио. — Они выдают замуж младшую дочь.

— Что?! — не поверил полу-оборотень.

— Младшую дочь, Верону Робийяр, — немного удивленно повторил посол.

— А, так с этой девицей ты свел близкое знакомство, — подмигнул дель Мора. Фабиан рассеянно покивал. Выходит, что девчонка бессовестно ему наврала, но вот зачем? С какой целью? Хотя кто их разберет, этих баб... Вон, Руи трахает всех без разбора, и никаких высокий чувствований.

Ее величество восседала посреди зала в большом (в силу ее телосложения) и глубоком полутроне-полукресле; справа стоял столик, заваленный подарками королевы для невест. Дон Игнасио галантно склонился перед королевой; она озарила ласковой улыбкой молодых рокуэльцев и обменялась с послом несколькими вежливыми фразами.

Когда долг этикету был отдан, друзья быстро отчалили к оконной нише и стали осматриваться. Все, кроме Ибаньеса, который весь день был задумчив и рассеян.

Королева позволяла дамам сидеть в своем присутствии, и зала была уставлена кушетками, диванами, креслами и пуфами. Робийяров Фабиан нашел не сразу из-за толпы поклонников и только благодаря выглядывающей сквозь нее Элеоноре в черном: Верону же он просто не узнал. Изящная, как фарфоровая куколка, юная падме в нежно-голубом платье с отделкой из тонких белоснежных кружев и черных бархатных ленточек разительно отличалась от бойкой, но скромной полумонахини. Вспомнив об их славной битве, Фабиан невольно улыбнулся, и в этот миг Веро вдруг увидела его среди гостей. Она улыбнулась в ответ, Бьяно подмигнул (без всякой неприличной мысли), и девушка лукаво блеснула глазами. Одновременно идальго поймал грозный взор Элеоноры и решительно двинулся к Вероне, но споткнулся о странно закаменевшего Руи.

— Пойдем, познакомлю кое с кем, — подтолкнул его в спину Фабиан. — Хорошая девочка, совсем не похожа на этих жеманных дур.

— О? А... Кто это? — благоговейно прошептал дель Мора. Он еще никогда не влюблялся с первого взгляда, ощущения были сильны и разнообразны.

— Где? — огляделся Даниэль. — Ты о ком? Что с тобой вообще? — нахмурился семинарист, помахивая перед другом рукой. — Бьяно, на него что, порчу навели?

— Отвали, — ответил Руи, небрежно отпихивая дона Арвело в сторону. Прекраснейшая из девушек сидела на кушетке напротив, а его ноги словно приросли к полу.

— Да нет, на порчу не похоже, — задумчиво протянул полукровка. — Скорее, столбняк. А, может, съел чего-то не то...

— Да что с вами сегодня? — обозлился Даниэль. — Миро молчит, как оглушенный, теперь ты тут статую изображаешь!

— Дань, заткнись по-хорошему, — тихо сказал Родриго.

— А с кем ты хочешь нас познакомить? — спросил Хуан, торопливо влезая между друзьями.

— С Вероной Робийяр, — ответил полу-оборотень. — Да не смотри так, она славная крошка. Пошли! Дань, бери Руи, Хуан, тащи Миро.

Фабиан направился к розовой кушетке, и, странное дело, едва дель Мора понял, куда движется его друг, как издал сиплый хрип и рванулся вперед, словно боевый конь в разгаре сражения. Рамиро послушно шел, куда вели, юноша настолько глубоко ушел в свои мысли, что почти не понимал, где находится.

— Здравствуйте! — бодро поприветствовал девушку дон Эрбо, прикладываясь к нежной белой ручке. — Вы меня, конечно, помните?

— Кгхм! — холодно высказалась Элеонора, смерив сборище рокуэльцев самым тяжелым взглядом из своего арсенала.

— О да, конечно, помню, — приветливо сказала Верона. — Я слышала, ваши дела идут неплохо?

— Ну, гимназия мне нравится, она одна из лучших... Медонская магическая гимназия, — пояснил Фабиан, видя, что девушка не в курсе. — А это мои друзья. Позволите вам их представить?

Элеонора, уже открывшая рот для хлесткого приветствия, передумала и отложила ядовитую тираду на потом. Интересно же, кого Рамон еще оставил в заложниках? Вдруг пригодится.

— Рамиро Ибаньес, Даниэль Арвело, Хуан Фоментера и Родриго дель Мора, — перечислил Бьяно, пока друзья по мере поименования кланялись дамам. Графиня сразу отметила, что рослый и чернявый дель Мора явно поражен красотой ее дочери в самое сердце; что ж, возможно, это удастся использовать в своих целях. Веро тоже заметила и немного удивленно задержала на нем взгляд. Лицо Родриго приобрело оттенок свежевычепенного кирпича. Верона кашлянула и покосилась на мать.

— Надеюсь, молодые доны не откажутся провести с нами несколько минут, — по-рокуэльски сказала вдова. Рамиро так изумился, что даже очнулся.

— Ээ... мадонна, это большая честь для нас, — пробормотал он. Графиня тоже улыбнулась и указала веером на кресла и кушетку. Фабиан сел, не сводя со старой ведьмы по-кошачьи настороженно взгляда. Ясно, с чего такая любезность — дочь у Рамона, вот и трясется.

"И все же что-то тут не то", — подумал полу-оборотень. Веро была очаровательна и обаятельна. Элеонора, конечно, не щебетала, но вела себя весьма вежливо, а главное — не задавала глупых бабских вопросов. Его друзья совершенно расслабились, позабыв, что перед ними — кровный враг Рамона. Графиня сразу пленила Хуана и Даниэля, разговорила Миро и деликатно отвлекала Руи от своей дочери, но не всегда удачно. А с потомком хадизар и вовсе творилось что-то странное: он глупо ухмылялся, нечленораздельно мычал в ответ на вопросы и таращился на Верону. А когда она потянулась к тарелочке с пирожными, Руи вскочил, чтобы подать, запнулся о шпагу, зацепился за ручку кресла, ударился о стол, сбил вазон и обессилено рухнул на сидение под грохот и звон. Девушка продолжала вежливо улыбаться, но в глазах отразилась явная тревога. Руи помрачнел: еще бы, кому приятно сидеть рядом с буйно помешанным придурком? Но графиня и глазом не моргнула.

— Сударь, вам стоит быть поосторожнее, — с нежным материнским упреком сказала она. — Мы не простим себе, если с вами что-то случится.

Фабиан насупился. Чем дальше, тем больше ему это не нравилось. Но тут ее величество позвонила в колокольчик, и Элеонора поднялась, любезно улыбаясь кабальеро:

— Прошу простить, сейчас будут объявлять о помолвках.

Верона тоже встала и под руку с матерью направилась к трону, потупившись так скромно, как подобает невинной девице. Одновременно из толпы приглашенных выделился высокий темноволосый юноша и вместе с пожилым шевалье, вероятно, отцом, пошел следом за дамами, перемигнувшись со своими приятелями.

— Это — жених? — сумрачно спросил дель Мора.

— Похоже на то, — согласился Хуан.

— Хлыщ, — задумчиво констатировал Руи. — Урод. И рожа, как у полудурка.

— Аргассец, — фыркнул Даниэль, всегда готовый поддержать друга. — А чего ты на него взъелся?

Родриго не ответил, глядя, как ее величество вкладывает руку Вероны в руку Пьера Мальро и произносит положенные по такому случаю поздравления. Верона слушала с улыбкой, но Фабиану показалось, что она не испытывает особой радости от случившегося. Однако еще больше его удивило, когда девушка встретилась с ним взглядом и явственно указала глазами на дверь. Подросток нахмурился, дворянка повторила сигнал.

— Я на пару минут, — сказал друзьям маг и быстро, но стараясь не привлекать внимания, покинул комнату. Он не знал, откуда выбежит девушка, и остановился на лестничной площадке у дамской комнаты. Не прошло и пяти минут, как из дамской комнаты выскочила Верона, схватила идальго за руку и потащила вниз. Когда она остановилась двумя пролетами ниже, на ее лице не осталось ни следа невинной кротости.

— Меня хотят выдать замуж! — выпалила девушка.

— Хм... а вам не хочется? — уточнил Фабиан, не совсем понимая, каким боком его касаются ее проблемы с замужеством.

— Нет!

— Но почему? Все девушки выходят замуж.

— Но я не хочу замуж! — возмутилась Верона. — Я всю жизнь готовилась к поступлению в монастырь, я хотела стать ученой монахиней, и я не потерплю, чтобы ко мне относились, как к безмозглой твари! — закричала дворянка, поразив Фабиана своим пылом. Верона опустила голову, прерывисто дыша. Тонкие пальчики тронули руку полукровки, и он механически сжал узкую девичью ладонь. Бьяно и не подозревал, что в скромной аргасске таились такие резервы.

— Твой жених плохо к тебе относится? — спросил он осторожно.

Девушка вздрогнула:

— Он сказал... он сказал...

— Он что, оскорбил тебя? — напрягся Фабиан; не то, что бы у него частенько бывали рыцарские порывы, к женщинам он относился исключительно как к развлечению, но мысль о том, что какой-то хлыщ может обидеть Верону, отчего-то вызвала у него глухое раздражение.

— Я хотела сыграть с ним в шахматы, а он сказал, что... что это слишком трудное занятие для моей хорошенькой головки! — горько сказала дворянка.

— Может, это был комплимент? — предположил Фабиан.

— Комплимент, — с той же горечью повторила Верона и взглянула ему в глаза. — Я не хочу всю жизнь прожить с человеком, делающим мне такие комплименты.

— Ну... девушка должна быть глупенькой, — неуверенно ответил подросток. — Ну, то есть, зачем ей быть такой умной, как мужчине? И учиться всяким вещам?

— Неужели все мужчины так думают? — после паузы спросила Веро довольно удивленно. — Что женщина должна быть глупой?

— Я просто не понимаю, зачем вам мозги, — пожал плечами Фабиан. — Волшебницы и священницы еще туда-сюда, но...

— Но я-то готовилась стать монахиней и аббатисой! — напомнила ему девушка. Она как-то странно задержала на нем взгляд, как будто он разочаровал ее в чем-то, и отвела глаза.

— Ты что-то хотела, чтобы я сделал? — спросил паренек.

— Нет, — вздохнула Верона. — Пожалуй, что нет.

— Тогда зачем мы встречались? — раздраженно осведомился сбитый с толку Фабиан.

— Я думала, — медленно сказала дворянка, — об одной вещи, но... — она опять задержала на нем взгляд. — Но я ошиблась.

— Послушай, я могу отравить твоего жениха, если хочешь, — огрызнулся полукровка, — только перестань так на меня коситься!

— О боги, ну не надо же впадать в такие крайности, — кротко вздохнула Верона. — И травить тоже никого не надо. А ты... ты знаешь, как там Анжела? Она редко пишет.

— Нет, — сухо обронил маг. — Я не пишу герцогу.

— Нет? — удивилась Веро. — А я думала...

— Слушай, ты для чего-то меня позвала, так скажи для чего! — разозлился полукровка.

— Я уже поняла, — дрогнувшим голосом сказала девушка, — что ты не станешь мне помогать.

— Ну извини, травить жениха ты сама отказалась!

— Я не хочу его травить! Я хочу убежать, — выпалила девчонка.

— Ты что, серьезно? — вытаращился полу-оборотень. — Но девушки не сбегают из-под венца!

— Почему?

— Ну... А как ты это себе представляешь? Ты — в церкви, кругом куча народу, на тебе платье...

— Я не собираюсь бежать из церкви, — терпеливо сказала девушка. — Разумеется, это нужно сделать до церемонии.

— И куда ты подашься? — скептично прищурился Фабиан.

— В Рокуэллу, к сестре.

Идальго вздохнул, собираясь объяснить глупой девице, почему это все невозможно, но его отвлек какой-то шум извне. Лестничное окно выходило в один из внутренних двориков, и когда подросток выглянул наружу, то обнаружил внизу Руи со шпагой в руке напротив верониного жениха.

Исчезновение Фабиана не прошло незамеченным. То есть Миро как витал в облаках, так там и оставался, Родриго пожирал Верону тоскливым взглядом, а Хуан полушепотом заметил Даниэлю:

— Ты видел? Он убежал после того, как она на него поглядела.

— Думаешь, интрижка? — протянул Дануто.

— Не знаю, но не нравится мне любезность Элеоноры. Как бы все эти учтивости не оказались ловушкой.

— Ну не будет же она использовать для этого свою дочь, — не очень уверенно сказал дон Арвело. — Хотя... кто ее знает.

— Смотри, девица тоже смылась, — прошептал Хуан. — Ох, что-то тут затевается.

Родриго громко вздохнул и понурился — Верона, шепнув матери пару слов, шмыгнула за полускрытую портьерой дверь. Элеонора вернулась в кресло, с весьма удовлетворенным видом обмахиваясь веером.

— Ну что ж, молодые люди, можете откланяться, — разрешила она и снова улыбнулась дель Море. Нет, этим определенно надо воспользоваться... — Сейчас сюда потянутся с поздравлениями разные старушки, вроде меня, и вам вряд ли будет интересно.

Хуан тишком пнул Миро и поклонился:

— Падме, нам никогда не надоест ваше общество.

— О, вы рискуете, — бархатисто засмеялась вдовица, — рискуете получить приглашение на небольшой ужин только для моих гостей.

— Падме, это великая честь, — сказал Дануто. — Да, Миро?!

Наследник рокуэльского престола заморгал.

— Ах да, да, конечно!

— Так вы принимаете мое приглашение... скажем, на следующую среду?

— Да, конечно, — улыбнулся Рамиро, ничего не понимая, но чувствуя, что от него ждут согласия.

— Придурок, — прошипел Арвело и раздраженно покосился на расплывшегося в блаженной улыбке Родриго.

Покинув Элеонору с ее позволения, рокуэльцы пошли гулять по залу и рассматривать девушек. Даниэля распирало от желания высказаться, Хуан неодобрительно хмурился, но не собачиться же при всех!

— Миро, да что с тобой? — наконец не выдержал семинарист. Ибаньес дернулся.

— Ничего!

— По тебе видно, — кивнул Хуан, но дальнейшего развития тема не получила, потому что Руи вдруг остановился, крутанулся на каблуках и зловеще сказал: "Так!", глядя в сторону оконной ниши. Друзья присмотрелись и увидели счастливого жениха в компании его друзей.

— А она ничего, — как раз говорил один из них. — Не так страшна, как моя.

— Вполне себе цыпочка, — хмыкнул Пьер. — Слишком робкая, но это пройдет после первой брачной ночи. А так — все при ней: наследство, и внешность, и она, хвала всем богам, набитая дурочка.

— И ты будешь ждать аж до первой ночи, чтобы объездить эту лошадку? — расхохотался другой. — Смотри, она красотка, как бы к ней кто в окошко не залез и до тебя не отметился!

— А подумаю-ка я над этим, — согласился обрученный. — Она еще наверно девица, вот мы и поправим это дело.

Все семеро дружно закатились от хохота, а Руи рывком двинул вперед рукоять шпаги.

— Гнусный тип, — процедил потомок хадизар. — Относится к ней, как к кобыле!

Друзья пораженно уставились на дель Мору: он никогда раньше не отличался такой трепетностью в отношении дам. Однако дальше — больше: Родриго направился к нише и демонстративно толкнул аграссца плечом.

— За ним! — скомандовал вернувшийся к жизни Рамиро.

— Сударь, вы слепой или... — Пьер Мальро взглянул на Руи и ухмыльнулся: — А, рокуэлец! Прощаю, прощаю, откуда дикарю знать обхождение...

Родриго взял его за шиворот обеими руками и поднял на уровень своих глаз; шевалье встал на цыпочки и оскорблено затрепыхался.

— Отпустите, сударь! Что вы себе позволяете!

— Мне почему-то нестерпимо хочется с вами подраться, — раздумчиво сообщил Пьеру рокуэлец.

— Да вы свихнулись! На приеме ее величества! — будущий маркиз попытался вырваться, и Руи поднял руки повыше, одновременно подтягивая его поближе.

— По-моему, вы просто тупая скотина, — изрек дель Мора после недолгого изучения породистой физиономии Мальро и разжал кулаки. К счастью, все вокруг были слишком заняты брачными торгами, чтобы обращать внимание на разгорающийся скандал.

— Да это уже ни в какие ворота не лезет! — прошипел аргассец. — Рокуэльские дикари совсем рехнулись! Как только этих вшивых южан пускают в приличное общество!

— Минуточку, — кротко вмешался Хуан. — Вы сказали — вшивых южан?

— Сказал, сказал, — недобро сощурился Даниэль. — И что-то мне подсказывает, что ему бы лучше не брать свои слова обратно. Это так разочарует меня в аргасском рыцарстве...

— Тогда надо позвать Бьяно, пятеро на семерых — ему понравится, — решил Ибаньес.

— О да, вам стоит позаботиться о компании, а то как бы нас не обвинили в трусости и избиении беззащитных, — плюнул ядом Пьер.

Родриго хохотнул:

— Компания? К чему? Сей господин даст мне удовлетворение немедленно, если он не трус, в чем я сомневаюсь. Шпаги боевые, пусть покажут свое аргасское умение!

— Это не по правилам! — возмутился жених.

— Ну тогда я вас просто отколочу, — сказал Пьеру Руи, поднося к его носу кулак. — Мы, варвары, неразборчивы в средствах.

Этого гордое аргасское дворянство простить не могло. Повернувшись к противнику спиной, помолвленный бросил через плечо: "Идем во внутренний двор". Идальго приняли приглашение. Звать Фабиана уже не имело смысла, любая проволочка задела бы и без того растревоженную честь.

Дворик был тих и пуст, на него выходили лишь оконца с двух лестниц. Дворяне скинули плащи, перевязи с ножнами и шляпы и встали в позицию, бросив перед этим жребий. Руи, разумеется, стоял напротив Пьера, Даниэлю, Рамиро и Хуану досталось по двое противников.

— Господа, ангард! — задорно объявил Дань и первым ринулся на своих врагов. Они не ожидали от хрупкого на вид семинариста такой прыти, но оказали достойное сопротивление. Аргасская школа фехтования вообще настаивала на неизменности позиции, в то время как рокуэльская утверждала, что вокруг противника можно хоть колесом ходить, если это позволит одержать победу. Поэтому бегающие по месту дуэли идальго порядком раздражали шевалье, которые решили взять южан измором и попросту ждали, когда те выдохнутся и потеряют дыхание. Противники Даниэля встали спина к спине и отбивались от кабальеро, как сытые мастифы от прилипчивого щенка; Пьер Мальро ушел в глухую оборону, провоцируя Родриго на беготню и выискивая его слабые места, а вот Хуан сам занял оборонительную позицию, отражая выпады аргассцев плащом, обмотанным вокруг руки, и шпагой и поджидая, когда подвернется возможность испробовать на северянах финт с ложной атакой в пах и с переводом под пятое ребро. Что же до Миро, то его враги атаковали посменно: один — лицом к лицу, пока другой подкатывался сбоку, но особого успеха никто не достиг. Ибаньес отбивался, ни разу, впрочем, не задев аргассцев. Собственно говоря, именно ставка на изматывание и позволила вмешаться провидению в лице хрупкой дворянки.

— Что они творят? — потрясенно спросила Верона, когда вместе с Фабианом выглянула в окно, услышав звон шпаг и веселые выкрики, которыми рокуэльцы сопровождают любую драку.

— Дуэль, — сразу понял полукровка.

— Да они совсем с ума посходили, — раздраженно отозвалась невеста, разворачиваясь к лестнице на первый этаж. — А если они друг друга ранят? А если убьют? А тут прием ее величества!

— Эй, стой! — Фабиан опомнился и бросился вдогонку за девушкой. — Стой, придурочная! Подерутся — сами успокоятся!

Девица в ответ только фыркнула и помчалась еще быстрее.

"Не понимаю я этих баб, — зло подумал Фабиан. — Ну, прирежет Руи женишка — ей же лучше, так нет ведь! Поскакала спасать! Воистину, все зло от женщин, и чего только лезут?"

Внизу сновали слуги, тащившие вазы с уже увядшими оранжерейными цветами. Верона подскочила к девушке с вазой, полной роз, выхватила бесценный фарфор из рук обомлевшей служанки и ринулась во двор.

— А ну брысь! — возопил полу-оборотень. — Брысь оттуда! И вазу кинь!

Но Веро и не подумала послушаться. Она пулей вылетела из двери, подбежала к Руи и Пьеру и с размаху окатила их водой, как дерущихся котов. Дуэль прекратилась, а Фабиан, взглянув на лица дуэлянтов, согнулся пополам от хохота — столько искреннего, детского недоумения было на них написано.

— Фу, — сказала Верона. — Вы как дети просто. И не стыдно?

— В-в-верона? — отплевавшись, выдавил Пьер. — Что вы тут делаете?

— Спасаю нашу общую репутацию, — ответила бывшая послушница. — И не вижу здесь ничего смешного! — холодно бросила она в сторону Бьяно, но маг посмотрел на поединщиков, увитых мокрыми розами, и снова зашелся в совершенно неприличном ржании.

— Сударыня, это дело чести... — начал было Даниэль, но получил такой взгляд, которым гордилась бы и Элеонора.

— Дело чести — подраться во время королевского приема, чтобы шевалье засадили в Квантермель, а вас обвинили в покушении на убийство аргасских подданных и оскорблении величества и боги знают, в чем еще? — осведомилась Веро. — Вы все же думайте головой хоть иногда!

Кабальеро дружно заморгали: столь очевидный факт отчего-то не бросился им в глаза.

— Ээ... — растерянно отметил Миро.

— Пьер, может, вы немного приведете себя в порядок? Моя матушка хочет вас видеть, вы до сих пор не выразили ей своего почтения, — так кротко, что это звучало издевательски, предложила Верона.

— Д-да, — пробормотал Пьер. — Наверное, надо... А вы?

— Надеюсь, вы доверяете чести ваших друзей?

— О да, да! Анри, пошли, — нервно ответил будущий муж и торопливо скрылся за дверью. Веро взглянула на Руи и сняла с его головы обвисшую розу. Она лукаво улыбнулась; дель Мора заалел. Девушка уронила цветок к ногам идальго, вместе с как бы случайно выскользнувшим из-за манжета платочком. Родриго бросился на клочок батиста, как ястреб на полевку, а дворянка, коротко кивнув прочим рокуэльцам, оперлась на руку приятеля Пьера и покинула место поединка. Она успела бросить на Фабиана взгляд из-под ресниц и разочарованно заметила, что фокус с платком не произвел на него ровно никакого впечатления.

Анжела была замужем уже четыре месяца, и нельзя сказать, что ей там не нравилось. Честно говоря, пылающая в груди аргасски пламенная ненависть к кровному врагу за прошедшее время поутихла, а если говорить уж совсем честно... Девушка дернула себя за прядку и потянулась, сев в постели, обхватила руками колени и мечтательно посмотрела в окно.

Если говорить уж совсем честно, Рамон вел себя добродетельней рыцаря из баллады. Чего нельзя сказать о его, Рамона, подданных, которые косились на невесту и супругу, как на ядовитую змею, подброшенную в постель обожаемому повелителю. Этого Анжела понять не могла. Они что, опасаются, что она убьет Рамона? Так это просто смешно, у нее не было ни единого шанса. Сперва девушка два месяца жила в доме донны Лауренсии Оливарес на правах невесты, из-за чего из особняка съехали все мужчины. Даже Рамон там не появлялся, только посылал ей подарки, тоже самые что ни на есть скромные: букетики фиалок, украшения, упряжь для лошади... Потом... Анжела зажмурилась: о такой свадьбе наверняка мечтает каждая девушка! Фата, шелковое платье, лепестки роз, белый конь, красивый и венценосный жених, главный рокуэльский Пантеон, строгая и величественная кардиналесса Рокуэльская — ух! Пир горой, во время которого с девушки не сводила глаз целая свора слуг и гвардейцев, и... первая брачная ночь с самым желанным мужчиной Рокуэллы прошла весело: девушка верещала и отбивалась (кровный враг, как-никак), Рамон увещевал и усовещивал. Наконец целомудренно настроенная невеста забилась за шкаф, угрожая мужу подсвечником, и герцог, вздрагивая от хохота, оставил девушку наедине с совестью. С тех пор больше и не приходил. Анжела это ценила: оба понимали, что их брак — формальность, Рамон — полукровка, и жена нужна ему только как ширма. Так что упрекнуть герцога было не в чем: он сохранял неизменную почтительность на людях и не беспокоил девушку, когда эти люди уходили, вот только...

Вот только сегодня Анжела намеревалась все изменить. Она вскочила с постели и юркнула в ванную: а чего еще ждать-то в такую рань? Девушка, фыркая и ежась, раза три плеснула в лицо холодной водой. Уж больно много загадок было вокруг юной герцогини, чтоб оставить их без присмотра. Например, почему все наотрез отказываются говорить о ее сестре, Бертиле? Почему с такой опаской смотрят на саму Анжелу? Что это делает с ее мужем заезжий комиссар Месмер? Почему в беседах Рамона и Феоне (и что он нашел в этой мымре?) то и дело мелькает какая-то башня? Что стряслось с предыдущим Верховным магом и что ищут в его лабораториях? И, самое главное, отчего Рамон подчас с такой тоской смотрит куда-то вдаль, поверх головы собеседника, ничего не видя, не слыша?!

Словом, тайны кишели и роились, и очень глупо было со стороны Рамона думать, что его супруга их не замечает.

Приняв ванну, Анжела сама тихонько оделась в самое простое платье, заплела косу и выскользнула из своих покоев. Как бы не бдели приставленные к ней слуги, а вряд ли кому-нибудь из них пришло бы в голову, что герцогиня примется шастать по дому в полпятого утра.

Прокравшись по лестнице на третий этаж, Анжела открыла шпилькой замок на двери и вошла в пыльную, забитую старой мебелью комнату. Девушка обнаружила ее случайно, в одном из многочисленных рейдов по Ромолле, тем паче, что дворянка и дома славилась умением ускользать из-под носа у целого стада нянек. Конечно, рано или поздно слуги находили шуструю герцогиню, но за четыре месяца девушка излазила Ромоллу вдоль и поперек.

Комната, в которой Анжела устроила засаду, приглянулась ей тем, что кто-то когда-то разобрал в ней пол, бывший одновременно потолком в кабинете Рамона. Может, искали слуховые трубы или магические подслушивающие штучки, но собирали паркет очень небрежно. Анжела сразу заметила выпирающие половицы и смогла, приложив некоторые усилия, вытащить их, выцарапать спицей раствор между кирпичами, которыми заложили дыру от изъятой трубы, и изъять один. И теперь девица сидела в засаде, дожидаясь прихода любимого мужа — он принимался за бумаги в шесть утра, у дворянки было время перекусить припасенной с вечера едой.

Рамон явился в кабинет, когда девушка уже задремала над книгой. Из полудремы ее вырвал голос мужа, приказавший лакею принести чашку кофе. Затем на некоторое время воцарилась тишина: герцог работал. А потом...

— Доброе утро.

— Доброе, — как-то зловеще отозвалась Феоне, и Анжела встрепенулась: они с чародейкой на дух друг друга не переносили, и узнать о ней какую-нибудь гадость было бы не лишне.

— Где ты был вчера?

— Ты не моя жена, чтобы задавать такие вопросы.

— Рамон! — звонкий хлопок — ага, она в своей любимой манере стукнула по столу. — При чем тут это?! Ты в опасности, и ты исчезаешь черт знает куда, мы волнуемся!

— Я был в борделе, — устало, но без раздражения ответил томоэ.

— А почему не у жены? — ядовито спросила Феоне, и Анжеле тоже стало интересно — почему?

— А зачем портить ей жизнь? Наш развод неизбежен, ей будет лучше, если выяснится, что мы не жили, как супруги.

Анжела подскочила. Это как это — неизбежен? А зачем тогда женился?

— О, вот как? — замурлыкала чародейка. — И когда же сие случится?

— Думаю, тогда, когда Месмер сдаст меня Ординарии для препарирования.

Девушка замерла над дырой в паркете. Что это значит? Он же король, как какой-то там Месмер может им распоряжаться? А слово-то какое — препарирование...

— Но ты ведь можешь...

— Не могу. И слезь с меня, ты мешаешь работать.

Вот дать бы стриженой шлюхе кирпичом по голове! А снизу, после паузы, раздался плохо сдержанный рык:

— Ах, я мешаю?! А твой щенок тебе не мешал?!

— Он не лез ко мне на колени.

— О да, его ты сразу затащил в постель! Бедная девочка, эта аргасска, ты хоть сказал ей, что она замужем за мужеложцем?

— Феоне, уймись, — ответил муж, хотя Анжела уже вцепилась бы ей в волосы. Да, он кровный враг, но он ее супруг, и всякая там безродная сволочь не смеет так с ним говорить!

— А-ах, уйми-ись, — растянула волшебница. — Тогда объясни, почему ты в постели зовешь меня Фабианом?

Хорошо, что Анжела от переживаний выронила печенье, а то подавилась бы...

— Тебе не кажется, что это мое личное дело?

— Бьяно, Бьяно! — передразнила Феоне. — Так хочешь его, что не можешь удержаться? Подарить тебе раба для удовольствий?

— Феа, уйди. Я, в конце концов, бесплодный полукровка. Ты, кстати, тоже.

— Ты?! Ты и твой щенок! Грязные пе...

Стало тихо. Аргасска услышала жужжание мухи над сладким печеньем.

— Уйди, — сказал томоэ так, что Анжела сама чуть не удрала. Потом раздался щелчок замка: волшебница и впрямь ушла, а Рамон заперся изнутри. Дворянка запустила пальцы в волосы. Что. Все это. Значит? Она врет? Конечно, злится, ревнует, вот и выдумывает... Но к кому она ревнует? Неужели и впрямь — к Фабиану, как там его?! Но это... это же... Это уже ни в какие ворота! Это... это чересчур! Анжела вскочила. Можно ворваться в кабинет, потребовать разъяснений, она его жена, в конце-то концов! А кто даст ей гарантию, что Рамон не соврет? Что он не выкинет ее за дверь, как эту... магичку? Что не превратит ее в что-нибудь, он ведь полукровка!

— Да, комиссар, войдите.

Анжела села на пол. Месмер!

— Прошу прощения, что отвлекаю от работы, ваше сиятельство, но мне нужно побеседовать с вами наедине, — вот пакостный тип, вежливый, но пакостный!

— Беседуйте.

— Ну, хм... как я уже говорил, результаты наших исследований в лабораториях...

— Поражают воображение, и ваш святой долг поделится ими с коллегами. Делитесь, я не против, — скучающе ответил Рамон. Вот так тебе, рыжая выдра!

— Суть не только в этом, — медленно проговорил Луи. — Не только в этом.

— О боги... прямолинейность — это такое редкое качество... за что я и люблю мою Анхелику.

Девушка припала к дыре, словно могла видеть сквозь стены. Он любит? Ее? Да он шутит, издевается над рыжим! "Мою Анхелику"... дура, почему ее так раздражало это имя в первый месяц брака! Вот дура, о боги! А он, может... Анхелика... А эта большеглазая дрянь просто завидует!

— Что ж, будем прямолинейны, — согласился Месмер. — Вы, конечно, читали дневники эксперимента и знаете, как часто Аскелони упоминал теорию "ключ-замок".

— О, тысяча чертей, дадут ли мне сегодня поработать? — возопил Рамон, но уже скорее весело, чем раздраженно. — Ну да, конечно, мне известно об этой теории. Но только, по-мое-му, это редкостный бред.

— Да, на ваше мнение в этом смысле можно полностью положиться, — отметил Луи. — И все же... Фабиан — это ключ?

Анжела помотала головой. Во-первых, она ничего не понимала. Во-вторых, девушку гораздо больше интересовало отношение Рамона к ее персоне.

— Сегодня день Фабиана, — пробормотал томоэ. — Нет, к ключам он не имеет никакого отношения.

— Да? Что ж... Хотя позволю себе заметить, что некоторые показатели вашего самочувствия ухудшились, когда мальчик с вами расстался.

— Ничего удивительного, — лениво отозвался Рамон. — Я использовал его для еды, а теперь остался без привычной закуски.

Что?!!

— Но ваша жена...

— Есть женщин — это аморально, — засмеялся герцог. — Мне нужно просмотреть эти бумаги.

— О да, о да. Но я все же оставлю вам тетрадь.

Анжела отползла от дыры. Мысли и чувства словно вымерли, но полное оглушение длилось недолго: спустя несколько минут буйный робийяровский нрав взял верх и над разумом, и над шоком. Девушка вскочила и ринулась вон из комнаты, вниз по лестнице, к кабинету Рамона, быстрее, быстрее, пока он не ушел, а он стоял на пороге и ждал ее.

Анжела остановилась, вопросы распирали ее, как семечки — спелый подсолнух.

— Входи.

Она вошла. На столе, среди разбросанных бумаг, лежала истрепанная тетрадь. Рамон вложил в нее листок и протянул жене.

— Бери.

— З-зачем? — заикнулась девушка.

— Здесь ответы.

— Какие ответы? — тупо спросила Анжела.

— На твои вопросы, — улыбнулся Рамон. — Не на все, но, по крайней мере, ты можешь считать, что не зря расцапарала себе руки досками и кирпичами.

Дворянка взяла тетрадь, и герцог вдруг накрыл руку жены своей ладонью. А потом Анжела оказалась за дверью, как — и сама не поняла.

В середине марта Медонский лес все еще был укутан одеялом пушистого белого снега. Но весна уже проглядывала в легком ветерке, и в пышных облаках, и в ярком солнце, ее запах витал в воздухе, что и сподвигло столичное дворянство на прогулку в лесу, который, впрочем, своей ухоженностью давно напоминал парк.

Хью вдохнул полной грудью и сдвинул шляпу на затылок. Конечно, леса вокруг Даниэльса куда как более дикие, и в марте там еще по-зимнему холодно, и сумрачно, но до чего же приятно вырваться из города в лес! Да к тому же в такой ясный, погожий день! Вот закроешь глаза, запрокинешь голову, вслушиваясь в лесные звуки...

— Руи, хорош Даня в сугроб закапывать!

... так и вырвут тебя из сладких грез. А все эти наглые, бесцеремонные, спесивые, самоуверенные, дикие, невоспитанные, невоздержанные... Хью открыл глаза и повернулся к подопечным. Они в полном восторге кидались снежками, поручив коней слугам. Шевалье покривился. Южные варвары, никогда снега не видели. А уж крику, шуму, беготни, и полные воротники снега.

— Идальго, ведите себя пристойно, — одернул рокуэльцев компаньон. — Люди же кругом!

— Пфуй! — отозвался Фабиан; из кареты выглянул барон и укоризненно покашлял. И что бы он делал без Хью? Куда там пятидесятивосьмилетнему барону уследить за шайкой сорванцов! А северянин сам себе не поверил, что подписал договор о компаньонстве еще на год. Шевалье уже подумывал над тем, что неплохо бы завести как средство воспитания хлыст, вроде тех, какими призывают к порядку галерных рабов. А сколько его крови выпили эти кабальеро за полгода...

— Эй, Руи, гляди, вон твоя дама сердца! — крикнул Дануто.

Дель Мора обернулся и замер, густо покраснев. Хью проследил за его взглядом и хмыкнул. Свадьба детей из двух самых родовитых и богатых семей Юга была событием заметным, и Юбер Мальро решил справить помолвку в столице. Поэтому, едва в парке появился его сын с невестой, которую сопровождал старший брат, как все тут же устремились выражать свою радость и почтение, а также восхищение красотой и грацией невесты. Насчет последнего не преувеличивали: изящная, тоненькая, с волной каштановых волос, рассыпавшихся по темно-вишневой тафте, падме Верона была похожа на фею. Она посмотрела в сторону Хью и улыбнулась. Аргассец почтительно склонил голову и не заметил, как Фабиан метнулся к карете и прошептал:

— Дон Игнасио, пожалуйста, мне очень нужно поговорить с девицей Робийяр!

— Вам? — строго спросил барон, весьма наслышанный о любовных похождениях полукровки. — О чем это?

— О... о... о подарке на свадьбу!

— Да? — в сомнении протянул барон.

— Клянусь! Правда, очень нужно!

— Ну что ж... только ведите себя хорошо! — ответил посол. Карета тронулась с места, Бьяно вскочил на лошадь. Он не слишком хорошо освоил заклятие мысленной связи и потому решил подобраться к девушке поближе.

— Ваша светлость, граф Робийяр! — приветливо сказал барон Фонтихо, выглядывая из кареты. — Позвольте выразить мою...

Дальше Фабиан не слышал. Он прошептал заклятие связи и чуть не выпал из седла. Мальчишка и не подозревал, что одна девушка может думать о такой куче вещей одновременно! Да еще и сохраняя на лице выражение невинного идиотизма, за которое маг так не любил столичных светских дам.

"Веро!"

Девушка подскочила на лошади и торопливо огляделась.

"Я тут, у тебя в мыслях", — полу-оборотень быстро обрисовал ситуацию и немедленно получил весомую мысленную оплеуху:

"Как вам не стыдно! Мало ли, о чем я думаю! Так что вы решили?"

"Слушай, неужели ты еще не передумала? Я про побег".

"Нет, — отрезала дворянка. — И... и хватит думать обо мне в таком тоне!"

"А как еще? — вспыхнул Фабиан. — Кретинская идея!"

"Так выметайтесь из моих мыслей!"

Она подумала об этом с такой горечью, что паренек поспешил ее утешить:

"Ну ладно, извини, погорячился. Но по мне лучше муж, чем монастырь".

"Много вы понимаете..."

Барон уже прощался с Гийомом, и Фабиан торопливо спросил:

"Так что ты?"

"Где и как вас можно найти?"

Полукровка торопливо описал ей дорогу к рокуэльскому посольству, девушка кивнула (как бы в ответ на любезное прощание дона Игнасио), и идальго оборвал связь. В висках заломило — именно за это подросток и не любил телепатию. Родриго дернулся было проводить Робийяров, но посол не желал скандала с женихом и велел друзьям следовать за ним. Дель Мора привстал на стременах, проводил Верону тоскливым взглядом и упал на седло.

— Ты смотришь на нее, как пес на мозговую косточку, — съязвил Даниэль. — И что в ней такого аппетитного?

Руи повернулся в седле, и дон Арвело словил леща по затылку.

— Любовь, — многозначительно констатировал Хуан. — Но если ты и дальше будешь только молча поедать ее глазами, как же она догадается ответить тебе взаимностью?

— Кому взаимностью — вот ему? — уточнил Фабиан, кивнул на Руи и закатился от хохота. Ему было проще соединить в уме левретку и волкодава, чем Веро и дель Мору.

— И нечего так ржать! — вспыхнул Родриго. — А ты, Арвело... Только вякни еще раз что-нибудь!

— Я не понял, — протянул Дануто. — А ну-ка повтори.

— Молодые люди, прекратите немедленно! — вклинился бдительный аргассец. — Помять друг другу бока можно в гимнастическом зале.

Дань выругался и отвернулся. Руи засопел и отъехал от друга подальше. Фабиан и дон Фоментера переглянулись.

— Все зло от женщин, — хмыкнул Хуан.

— Это точно, — согласился Бьяно.

— Господа, нам нужно поговорить наедине, — вдруг сказал Миро.

— Ух ты, а я-то уже подумал, что ты дал обет молчания, — фыркнул полу-оборотень. — Эй, шевалье, вам же сказали — наедине.

Хью притворился глухим и последовал за идальго в сторону пышно разросшихся кустов орешника. Фабиан буркнул что-то оскорбительное насчет репея в неприличном месте и кивнул друзьям. Те понимающе перешли на рокуэльский. Аргассец помянул чертову бабушку. Они уже не раз подкладывали ему такую свинью, а Хью никак не мог запомнить больше полусотни слов на бархатистом наречии дикарей.

— Я хочу вам кое-что сказать, — хмуро начал Миро, рассматривая свои перчатки. — Кое-что, касающееся томоэ.

— Например? — уточнил маг, когда его друга опять заклинило. Рамиро скривился, словно разжевал несвежий лимон, и выдавил:

— Ну, он ведь полукровка, да?

— Это еще не факт, — ответил Хуан, Руи и Даниэль возмущенно встрепенулись.

— Факт, — потупился Ибаньес. — Иначе с чего бы, — совсем тихо закончил юноша, — томоэ признавать меня своим наследником?

— Что?!! — хором заорали друзья; компаньон дернулся, порываясь вмешаться, но, на счастье, его что-то отвлекло.

— Когда во время эпидемии красной чумы мой предок спас последнего уцелевшего Вальдано... — Миро сглотнул. — В общем, перед тем, как они уехали, Энрике и Рамиро побратались.

Хуан протяжно присвистнул, и Дануто пробормотал:

— В случае вымирания рода этому роду может наследовать семья побратима. Древнейший свод рокуэльских законов Унитара...

— Стой, стой, но ведь по закону должен наследовать твой отец, а потом брат, — сказал Родриго.

— А он отрекся, — отозвался Миро. — За всю семью в мою пользу.

— Вот черт, — прошептал Фабиан. — Значит, ты... ты — наследный принц?

Миро кивнул.

— Как-то странно, — помолчав, сказал Хуан. — Вот ты наследник... Так тебя должны пуще глаза беречь, а не оставлять в самом логове врага.

Даниэль открыл рот, но не нашелся, что возразить.

— И впрямь, глупо, — задумался Фабиан. — Но... может, Миро оставили тут, чтобы не вызывать подозрений?

— Да какие к черту подозрения! — разозлился Хуан. — Наследник — дороже иконы, его должны были увезти в Рокуэллу! Отречение обратной силы не имеет, если только его не отменят кортесы, а они могут и не отменить. И такая грызня за власть начнется! Логичнее сразу поставить их перед фактом — законный наследник — вот.

— Ишь, как чешет, — удивился Руи. — Нахватался у своего дона Игнасио.

— Жертвенный баран, — прошептал Ибаньес. — Пока они будут охотиться за мной, томоэ все успеет приготовить для передачи власти... моему брату, отец ни на что не променяет море.

— Но Хуан же сказал... — растерянно выдавил Фабиан.

— О, дьявольщина, Бьяно, ты что, тупой?! — взорвался Даниэль. — Да Миро сунули этим аргассцам, чтоб они его сожрали, пока дон Мигель что-нибудь не придумает с этим отречением. Да сожжет в конце концов. И коронуют дона Диего.

— Адмиралу шестьдесят четыре, наследовать корону в таком возрасте неразумно, — протянул Хуан. Бьяно положил руку на плечо понурившегося Рамиро.

— Это ведь только наши домыслы.

— Я не думал, — глухо буркнул наследник, — никогда не думал, что он может так со мной поступить... Тайком, ничего не сказав, словно... он сомневается в моей смелости. Если бы он только предупредил, сказал, я бы...

Миро махнул рукой. Друзья исподволь окружили его, словно ожидая нападения.

— Но пока мы все рядом, здесь, — разве мы не будем бороться? — спросил Дануто.

— Будем, — постановил потомок хадизар. — Слышь, Миро? Не вешай нос!

— Поверить не могу, что томоэ мог на это согласиться, — вздохнул Ибаньес.

— Он-то как раз мог, — процедил Фабиан. Друзья не стали спорить — если юный маг за полгода не остыл, что толку убеждать его сейчас? И потом, никто не знал, из-за чего он так взъелся на герцога.

— А куда это запропал наш компаньон? — вдруг спросил Даниэль, озираясь по сторонам.

А Хью действительно исчез, но вовсе не потому, что пренебрег своими обязанностями компаньона — как раз напротив: аргассец заметил, что около молодых рокуэльцев отирается какая-то подозрительная личность. Близко не подъезжает, но и с места не двигается. В памяти мигом всплыла последняя беседа с Рамоном, а как бы Хью не относился к своим подопечным, но взятые на себя обязательства всегда выполнял предельно честно и тщательно. Герцог же несколько раз упомянул про то, что Бьяно или кого-то из его друзей могут похитить. Исчезновение людей — вообще излюбленный метод Совета и Ординарии, а потому, узрев в кустах подозрительную тень, шевалье не колебался. Демонстративно насвистывая, аргассец отъехал от идальго, придержал лошадь и убедился, что тень, имевшая вид всадника в плаще с капюшоном, никуда не делась. Хью тронул коня и двинулся наперерез тени. Увы, двигаться бесшумно верхом на лошади в лесу почти невозможно. Темная личность в кустах услышала треск и хруст, оглянулась (на Хью блеснули яркие темные глаза) и дала жеребцу шпоры. Адатский скаковой легко перемахнул орешник, Хью сжал зубы. Его бьерс был хорош для выездов, а не для погони по пресеченной местности, но дать шпиону уйти шевалье не мог. Хотя бы в память о принуждении к добровольному сотрудничеству... Шевалье Даниэль дал коню шпоры, и тот, всхрапнув, взял барьер.

Гонка в лесу опасна и непредсказуема, но оба всадника умело уворачивались от нависающих ветвей. Преследуемый петлял, как заяц, бьерс хрипел. Адат летел вперед, без труда перескакивая через корни и кусты, унося всадника от погони, а длинногривый бьерс уже выбивался из сил. Хью подхлестнул коня, тот последний раз рванулся вперед, и в этот миг всадник в плаще обернулся и бросил что-то под ноги жеребцу шевалье. Оно взорвалось миллионом радужных искр, и аргассец словно ухнул в черный бездонный колодец беспамятства.

Фабиан присел на корточки и коснулся кончиками пальцев протаявшей дыры в снегу, которую уже припорошили мелкие снежинки.

— Исчез, — констатировал полукровка. Прочие идальго, вытянув шеи, с почтительного расстояния изучали цепочку следов и неглубокую воронку.

— Как это его угораздило? — осведомился сын адмирала.

— Заряд Рейнера, — подумав, определил юный маг. — Кидаешь в человека такую штуку, размером с еловую шишку, и она перемещает его в то место, на которое заговорена.

— А воронка откуда? — спросил Дань. — Вдруг его разорвало?

— Вряд ли, тогда бы тут все кусты и деревья были бы покрыты шевалье Даниэлем, — покачал головой Фабиан. — Когда она взорвалась, переместив компаньона, будь он неладен!.. так вот, в ней сработало стирающее заклятие, чтоб мы не нашли того, кто кидал.

Кабальеро проследили взглядом резко обрывающийся след.

— И как мы его теперь найдем? — спросил Рамиро.

— А оно тебе надо? — усомнился Хуан. — Это могла быть засада на кого-то из нас, — добавил он, искоса взглянув на полукровку. Тот не менее выразительно поднял бровь на Миро.

— Думаешь, кто-то уже открыл сезон охоты? — буркнул Ибаньес. Фабиан неопределенно пожал плечами и направился к оборванному следу.

— Меня больше волнует, знал ли этот тип рокуэльский, — заметил дель Мора. — Он же явно топтался за теми кустами, у которых мы разговаривали, там снег весь изрыт копытами. Видимо, за этим гнусным делом его и застал наш компаньон, и спугнул, и погнался — вон с того места два следа стали путаться, ну и вот...

— Допрыгался, — подвел итог Даниэль. — Барону скажем?

— Не сейчас, — покачал головой Миро. — Ну как, Бьяно, что разнюхал?

— Да ничего, — с досадой буркнул идальго; друзья осторожно окружили оборванный след. — Сложное какое-то заклятие, сейчас толком гляну.

Фабиан протянул над следом руки ладонями вверх и сосредоточился на мыслях о своем рабочем столе. Где-то там должна быть рукопись "Маскирующие чары: виды, методы, способы снятия". Нет, не тут... и не здесь... и не там... Хорошо хоть, друзья не лезли с вопросами: они любили смотреть, как он колдует, и уже знали, что отвлекать в этот момент нельзя. Ага, вот она, под эротической поэмой в картинках!

— И все? — разочарованно протянул Дануто, когда на руки Фабиана из воздуха плюхнулась рукопись в темно-красном переплете. Полу-оборотень раздраженно цыкнул на друга и переместил эротическую поэму тоже, чтоб приятели не лезли под руку, пока он будет сличать признаки и качества.

Пока рокуэльцы увлеченно рассматривали картинки, подросток пролистывал рукопись от конца к началу, но ничего подходящего не находилось, зато спустя десять минут герцогский воспитанник обнаружил в книге заклятие пути. Для него нужен был след, хоть один отпечаток, и чары указали бы, куда направился оставивший его. Полукровка пожал плечами и зачитал формулу вслух, не особо углубляясь в раздел "Внешние проявления, недостатки и особенности". Воздух над парой последних следов задрожал, налился голубым сиянием, сгустился в небольшой ком, который рванул по прямой вперед, с шипением проходя сквозь стволы и ветки и разматываясь в тонкую нить.

— Что это было? — отвлекся от картинок в поэме Даниэль. Фабиан почесал в затылке.

— Заклинание, указующее путь. Я решил, что так будет проще.

— И куда ж оно его указует? — скептично фыркнул Руи.

— Оно летит по прямой, туда, куда отправился тот, кто оставил следы, — Фабиан щелкнул пальцами, вернув книгу на место, и показал на синюю линию в паре футов над землей. — Вот туда и поедем.

Кабальеро с неподдельным интересом изучили дубовый ствол, в который уходила полоса, а потом так сострадательно поглядели на Фабиана, что тот покраснел от злости.

— Да, магия — это та еще штука, — заметил Руи.

— Все я правильно сделал! — полукровка схватил коня под уздцы и вскочил в седло. — Едем или как?

Рокуэльцы обернулись: за вязью припорошенных снегом веточек смутно угадывались очертания кареты барона, который и знать не знал, что подопечные опять отправились на поиски неприятностей.

— Меньше знает — крепче спит, — кивнул Рамиро. — По коням!

Про Медону говорили, что она стоит на семи холмах; остальные семьдесят, видимо, достались Медонскому лесу. Путеводной нити было все равно: она с одинаковой легкостью прошивала холмы, деревья, кусты, медвежьи берлоги... Туго приходилось только кабальеро: они пока не владели искусством прохождения сквозь стены. Нить вела их по прямой, а уж как ее, эту прямую, преодолеют простые смертные, — ей было без разницы. Идальго приходилось выказывать чудеса ловкости и наблюдательности, выискивая нить то по куширям, то объезжая холмы, то ощупывая стволы деревьев. Не говоря уже о том, что холмы, поросшие лесом, отличаются от наезженной дороги не в лучшую сторону. В круговороте постоянных подъемов и спусков кабальеро не сразу заметили, что лес редеет.

— Город! — радостно вскричал Даниэль, но вскоре его радость изрядно потускнела. Синяя нить уходила в толщу стены, и никакого намека на калитку или тайный ход поблизости не имелось. Потыкавшись туда-сюда, рокуэльцы уплатили въездную пошлину (плюс взятка капралу за проезд в положенное время) и погрузились в путаный-перепутанный лабиринт узких улочек квартала Сюр-Роз — прибежища нищих, бродяг, еле сводящих концы с концами торговцев и ремесленников. Над грязными приземистыми домишками царили обшарпанные башни храма Ферсифай Роз — словно в насмешку, в покровительницы местной братии досталась богиня любви и красоты. К востоку от храма расположился Волчий двор, куда не лезли даже солдаты королевской столичной гвардии. Туда же и уходила нить, когда рокуэльцы наконец ее разыскали.

— Полезем? — спросил Даниэль.

— Не советую, — сказал благоразумный Хуан. — Давайте поставим в известность барона...

— Тебя ль я слышу? — изумился Руи. — Вот оно — пагубное влияние дипломатии! Бьяно, сможешь нас замаскировать под местных?

— И лошадей под ослов, — съязвил дон Фоментера. — Ты вокруг-то посмотри! А Рамиро? Он наследник, мы за него отвечаем!

— Дань, а ты не хочешь снова погулять в кошачьей шкурке? — осведомился Фабиан. — Эй, эй, эй, я ж только спросил!

— Еще раз спросишь... — прорычал семинарист — лоток с песком все еще преследовал его в кошмарных снах.

— Тогда ловите крысу.

— А сам ты не хочешь того — в кота? — спросил Родриго.

— Нет, — огрызнулся Бьяно. Перспектива прятать в штанах хвост при неудачном обратном превращении его не вдохновляла.

Между тем пятеро хорошо одетых дворян стали привлекать нездоровое внимание окружающих, в то время как путеводная нить тускнела на глазах.

— Она исчезает! — Хуан наклонился с седла, и в этот миг какой-то оборванец прыгнул ему на спину. Миро метнул в поганца кинжал, преступник свалился наземь с клинком под лопаткой, Хуан кое-как выпрямился в седле. Руку Ибаньеса захлестнуло тонкой прочной веревкой, и рокуэльца едва не сдернули с коня. Фабиан успел взглядом разорвать веревку, Руи плетью отогнал первых трех нападающих. Толпа голодранцев как-то разом, словно приливная волна, надвинулась на рокуэльцев, окружив их со всех сторон.

— Лови зябликов! — хрипло крикнул кто-то. Лошадь Даниэля схватили под уздцы, и семинарист поднял ее на дыбы. Схвативший свалился с пробитым черепом.

— Валим! — завопил Бьяно и пульнул в толпу парой огненных шаров; она на несколько секунд раздалась в стороны. Кабальеро бросили коней в галоп. Ударами плеток, пинками и с помощью магии Фабиана рокуэльцы прокладывали себе путь, благо в толпе не было никого с пистолями и мушкетами — юношам и без того пришлось несладко. Их норовили стащить с коней, хватали за одежду, пытались сорвать оружие, даже били палками. Кони хрипели и рвались вперед, не взирая на цеплявшихся за гривы людей. Один попытался вскочить на коня позади Арвело, но вовремя словил кулаком в ухо от Родриго.

Они вырвались через десять минут, затоптав и задавив человек пятнадцать. Жадные до "зябликов" обитатели Сюр-Роз оборвали плащи рокуэльцев, Миро лишился шляпы, и все, как один, — кошелей.

— Ладно, это мелочи, — поморщился Хуан. — Главное — они на нас случайно напали или их натравили?

Идальго промолчали. Говорить не хотелось. Один полукровка заметил хадизарские узоры на стенах пары домов. Медону была крупным торговым центром, и хадизар среди преступников тоже хватало.

По пути в посольство кабальеро тоже угрюмо молчали. Чувствовать себя кусками сыра в крысоловке было чертовски неприятно, но полная неизвестность была еще хуже. Действительно ли Рамиро наживка или им это все показалось от большого ума и прозорливости?

Слуги встретили дворян охами и ахами и немедля доставили молодых господ к послу. Юноши не сомневались, что их ждет нешуточная головомойка от дона Игнасио, но барон, едва взглянув на молодежь, велел разойтись по комнатам и привести себя в порядок, и только потом явится к нему с докладом. К каждому идальго тут же было приставлено по два лакея, поэтому сообразить, как поскладней соврать, кабальеро не удалось. В мрачном предвкушении грандиозного разноса Фабиан шел к себе под надзором слуг. Первое, что он увидел, войдя в комнату, — воткнувшаяся в стол стрела со свитком. Захлопнув дверь перед носом прислуги, полукровка кинулся к столу, вырвал стрелу, развернул свиток и осел на стул. Писал Рамон.

"День добрый, зверек. Утомившись государственными делами, решил написать тебе.

Живу я в законном браке уже четыре месяца, и увы... Падме Анжеле грех на меня жаловаться: во-первых, я устроил ей самую пышную свадьбу, какую только смог придумать; во-вторых, памятуя о том, как я ей противен, я ее и пальцем не тронул за все это время, включая и брачную ночь тоже. Но нет мне ее благодарности!

Она на меня только шипит, и хвала богам, что не плюется ядом. Впрочем, за этим дело не станет. В Эльяне прорва хадизарских лавок, где можно добыть и благовоний, и ядов, а иногда даже в одном флаконе.

Недавно бросила кинжалом, теперь жду секиры.

Понимаю, Бьяно, тебе хочется осыпать эти строки тысячей проклятий и изодрать письмо когтями. Так вот, не осыпай и не дери. Лучше сожги.

Рамон."

Фабиан уронил листок и сжал голову руками. Из написанного он понял едва ли половину, потому что, едва развернув письмо, почувствовал такое знакомое прикосновение теплых смуглых пальцев. Скрученный рулончиком лист просто сочился тоской и болью, и полукровке казалось, что они впитываются через его руки, отзываясь головокружением; дыхание сперло, сердце заколотилось, и юноша снова схватил письмо, прижал к лицу, вдыхая запах Рамона, перемешанный с ароматом йельской туалетной воды, чернил и пергамента. Эмпат не знал, как еще ему попросить прощения, и он прислал ему свои чувства. Фабиан о таком и в книжках не читал... Он вдыхал раскаяние, и стыд, и тоску, и одиночество томоэ. Маленький листок трепетал от нежности, сохраняя касание руки Рамона. Сердце то билось, как сумасшедшее, то сжималось. Ну почему он ничего ему не сказал? Почему не поделился хотя бы кусочком этой нежности, не позволил почувствовать... И он был бы рядом с томоэ, а не в этом мерзком Аргасе, и Миро бы не угрожала такая опасность, и... Боги, он бы чувствовал это все не через обрывок пергамента, а касаясь рук эмпата...

Верона с ненавистью покосилась на клавесин. Именно на этом орудии пыток ей предстояло ублажать гостей игривыми пьесками. Но девушка с детства ненавидела игривые пьесы, и к тому же у нее напрочь отсутствовал музыкальный слух, а гости, между тем, уже перешли к десерту.

Впрочем, против самих гостей Веро ничего не имела. Элеонора сдержала слово и пригласила рокуэльцев на тихий семейный ужин. Дон Игнасио обменивался с хозяйкой любезными шутками, братья на рожон не лезли, их жены мило кокетничали, рокуэльцы галантно улыбались. Все было так тихо и мирно, что даже неестественно.

А Пьера не пригласили, и Верона уже несколько раз ловила заинтересованный взгляд матушки, скользящий по Миро. Графиня Робийяр ненавидела томоэ, но к его подданным испытывала искреннюю симпатию. Особенно к знатным, богатым и занимающим высокое положение. Поэтому, чувствуя молчаливое ободрение матушки, Веро отбросила скромность и кротость и оживленно обсуждала с рокуэльцами последнюю пьесу Тельена, одновременно пристально наблюдая за Фабианом. И если бы не клавесин в перспективе...

А герцогский воспитанник прямо-таки фонтанировал шутками, комплиментами и остроумными замечаниями, хотя Верона уже поняла, что обычно он молчалив, замкнут и немногословен.

"И что это на него нашло, влюбился, что ли?" — думала девушка, когда Фабиан изредка замирал, мечтательно глядя в потолок.

Родриго же, напротив, все больше молчал, зато пожирал Верону таким же взором, каким голодный пес смотрит на чужую отбивную: с отчаянием, жаждой и восхищением. Жалостливая дворянка несколько раз обращалась к нему со словами поддержки, но он в ответ только мямлил. Или мычал.

А вот семинаристу она не нравилась. Дон Даниэль бросил сквозь зубы несколько колкостей, Верона в долгу не осталась, и юноша, пробормотав в адрес женского пола явную анфему, отвернулся к друзьям.

Что же до Миро, то как возможный жених он приглянулся Веро куда больше. Правда, его угнетала какая-то печальная мысль, и дворянка деликатно старалась отвлечь его от невеселых раздумий.

Но вот наступил роковой миг: слуги унесли остатки десерта, Элеонора встала и пригласила всех в гостиную. Миро предложил руку Вероне, а матушка объявила гостям, что ее дочь с радостью сыграет им на клавесине несколько пьес. Мерзкий инструмент виднелся в приоткрытой двери.

— Дорогая, я распорядилась насчет нот, — сказала вдова. Веро выдавила улыбку и подняла на Миро томный взгляд (хотя она предпочла бы поднимать его на Фабиана):

— Вы же не оставите меня без помощи?

— Конечно, нет, — улыбнулся рокуэлец, хотя черные глаза оставались грустными. — Но я уверен, что вашему искусству не требуется столь жалкая помощь.

— Честно говоря, у меня совсем нет слуха, — призналась Верона, и взор идальго неожиданно потеплел:

— Да? У меня тоже.

— Тогда вам будет нестрашно мое музицирование, — засмеялась девушка, прикидывая, как бы половчее ввернуть вопрос о Фабиане. — Вот только ваш друг чародей будет расстроен. У него, наверное, тонкий слух?

— Слух — тонкий, но вот музыкальный ли... — протянул Рамиро. — Эй, Бьяно, как у тебя со слухом?

— Пока не жалуюсь, — живо откликнулся полукровка, и Ибаньес заподозрил, что друг, на четверть кошка, упился валерьянкой: щеки горят, глаза блестят, какая-то лихорадочность в движениях.

— Тогда возьмите беруши, я буду музицировать, — сказала Верона.

— Не верю, что все так плохо! Ноты? — Фабиан ловко выдернул из стопочки нотную тетрадь, Миро установил ее перед девушкой, дворянка ткнула пальцами в клавиши. Инструмент издал звук страшной муки, и в полированную крышку впилась черная стрела.

— Всем сохранять спокойствие! — крикнул полукровка. Миро оттолкнул девушку от клавесина и прикрыл собой на пару с Руи.

— Вы уверены в безопасности этого предмета? — спросила вдовица, указывая на стрелу.

— В безопасности этого предмета — уверен, — процедил полу-оборотень, — а вот в безопасности того, что к нему примотано, — не очень.

Все на всякий случай попятились к двери.

— Оно может взорваться? — напряженно спросил дон Игнасио.

— Черт его знает, но посторонним лучше выйти, — ответил идальго, разглядывая черную пластину размером в ладонь взрослого мужчины, прикрепленную к "спинке" стрелы.

— В таком случае, матушка... — Гийом взял за руку оцепеневшую жену.

— Выходите по двое, — приказала Элеонора. Пластина вспыхнула, и голос Виктора насмешливо оповестил на всю комнату:

— Матушке всегда были дороги интересы семьи в целом, но с чего такая редкая забота об отдельных ее членах?

— Не взорвется, — констатировал Фабиан.

— А что это вообще такое? — высунулась из-за широких спин рокуэльцев Верона.

— Переговорная пластина, — хором ответили Бьяно и Виктор.

— А, герцогский выкормыш тоже здесь? — спустя секунду обрадовался командор. — Как странно видеть вас всех в одном месте... пусть он отцепит пластинку и поставит ее на стол.

— Не трогайте! — приказал дон Игнасио.

— А иначе рванет, — жизнерадостно сказал Робийяр.

— Он лжет? — спросила Элеонора. Фабиан пожал плечами и потянулся к пластине. — Гийом, не стойте! Выводите женщин! — приказала графиня.

— Пусть валят, — милостиво разрешил Виктор. — Щенки остаются.

Рамиро и Руи деликатно вывели из гостиной Верону, девушка не упиралась. Как только двери закрылись, младшая девица Робийяр, пользуясь тем, что невесты и жены ударились в коллективную истерику, прошмыгнула в коридорчик для прислуги, выгнала из него повара, эконома и старшую горничную и сама приникла к замочной скважине.

Как только Фабиан поставил пластину на стол, в ней сразу же появилось изображение. Сначала Элеонора, барон и его подопечные любовались на самодовольную физиономию Виктора, но потом командор отошел в сторону, предъявив собеседникам шевалье Хью Даниэля, без камзола, шпаги и без сознания тоже, прикованного цепью к стене.

— Ну и что? — наконец осведомилась вдовица с изрядной долей раздражения. — Я вижу этого типа первый раз в жизни.

— Я знал, что женская сострадательность вам чужда, — кивнул Робийяр, снова появившись на экране. — Но дону Эрбо стоит задуматься над тем, чтобы вернуть компаньона до того, как мы начнем выколачивать из него подробности детства и юности оного дона.

Бьяно коротко выдохнул сквозь зубы. Вот, значит, как. Излюбленные методы Ординарии и Совета: похищение и шантаж.

— Что вам нужно? — спросил барон.

— Вы сможете получить вашего компаньона по адресу: квартал Сюр-Фертан, улица Сирот, дом с кошками на фронтоне. Не обессудьте, он ничего не помнит. За ним должны придти Рамиро Ибаньес и Фабиан Эрбо.

— И все?

— И все, — мрачно улыбнулся Виктор.

— Но чего вы хотите?!

— Я уже сказал и повторять не буду. Жду вас до двадцатого марта. До свидания, дорогая матушка.

— Но постойте! — взвыл Родриго. Поздно: пластина погасла, задрожала и испарилась.

— Сударыня, — после секунды напряженного молчания сказал дон Игнасио, — я приношу свои искренние извинения за столь отвратительное происшествие.

— О, это совершенно не ваша вина, — отмахнулась графиня. — Вы останетесь?

— Нет, боюсь это событие вынуждает нас покинуть ваш дом.

Верона зашипела. Ее это никак не устраивало: девушке хотелось поговорить с Фабианом. Гости двинулись на выход, а девушка прислонилась к стене, покусывая губу. Виктор будет ждать их до двадцатого — это через неделю. Судя по беседе — он похитил кого-то, кто знает о Фабиане нечто, не подлежащее разглашению. Но зачем Виктору еще и Миро? Про запас? И, главный вопрос — согласится ли барон на эти странные условия? А вдруг он вообще решит увезти идальго из столицы? Тогда надо действовать быстро!

"А еще эта дурацкая помолвка", — с досадой поморщилась Верона и пошла провожать гостей. Конечно, помолвка — не приговор, можно и разорвать, но, судя по поведению жениха, он не настроен дожидаться первой брачной ночи. Веро передернуло от отвращения, а благосклонная улыбка матушки в адрес Миро внушала слишком слабую надежду...

Поздно вечером Рамон наведался в покои жены, незаметно миновав камеристок. Она сидела за столом и при свете волшебного шара читала тетрадь Аскелони, иногда сверяясь с листочком, на котором был записан шифр. Томоэ кашлянул и пожелал супруге доброго вечера, на что спутница жизни не преминула заметить, что вваливаться к даме без стука неприлично.

— У меня есть оправдание — я знал, что вы читаете, — возразил эмпат, присаживаясь на стул.

— И всегда вы так знаете?

— Очень часто. Вы, я вижу, уже осилили треть дневника?

— Хотите забрать? — спросила Анжела, придвигая к себе тетрадь.

— Да нет, изучайте, — пожал плечами Рамон. — Как вам чтиво?

— Занимательно, — напряженно ответила девушка.

— И только?

Анжела покусала губу.

— Я не понимаю, зачем вы мне его дали.

— И как по-вашему, зачем?

— Если в надежде внушить мне жалость и сострадание, то зря, — уязвила отозвалась дочь Элеоноры.

— Ну, судя по тому, что вы не кинули в меня кинжалом — прогресс налицо.

— Неправда! — вспыхнула девушка. — Я не кидала! Это случайно вышло! И вообще, вы увернулись!

— Значит, это была не кровная месть? — спросил Рамон. Анжела потупилась. Когда она только приехала в Рокуэллу, то готова была подлить ему в суп отраву при первом же удобном случае, но теперь...

— Расскажите мне правду, — сказала дворянка. — Правду о них... Бертиле, Леоне и Эрни. Я хочу знать, с чего все началось.

— Тогда, — подумав, решил томоэ, — я, пожалуй, начну с конца. С юного Эрни.

Анжела слушала, не перебивая, сложив руки на коленях и до невозможности напоминая герцогу кошку перед прыжком.

— Значит, эти убийства вы можете свалить на других, — сказала она, когда Рамон закончил с Леоном. — А Бертиле? И ее сын?

— Бертиле, — эмпат опустил голову, разглядывая свои руки. — Она была такой же, как я...

— Что?! — задохнулась Анжела.

— И по замыслу Аскелони, Элеоноры и моего родителя мы должны были слиться в магическом экстазе, дабы породить дитя, обладающее полной силой Айна Граца. Увы, с дитем не вышло. Со слиянием и экстазом — тоже.

— Но вы... не хотите же вы сказать, что она была чародейкой?! — возопила Анжела, вскочив на ноги. Рамон поднял на нее глаза.

— Отчего же? Хочу и скажу. Была.

Аргасска метнулась по комнате туда-сюда и замерла, вцепившись в спинку стула.

— Зачем?!

— О, ну конечно, ради власти. Зачем же еще ставить такие опыты?

— Да я не о том! — яростно отмахнулась девушка. — Зачем вы ее убили?

Рамон оперся о стол.

— Убил... — протянул эмпат; надо же, столько лет прошло, а ему еще хочется выговориться, сказать кому-то всю правду, всю, до крошки, ничего не скрывая, не утаивая, не думая, как бы так солгать, чтобы извлечь выгоду... — Да, я убил ее.

Анжела едва не запустила в него светильником, когда он снова замолчал.

— А что мне оставалось делать? Когда жена три раза натравливает на вас демонов нижнего мира, это о чем-то говорит, — тихо, почти сам с собой, продолжал герцог. — Например, о том, что она больше не хочет быть вашей женой. Она была... сумасшедшей. Она хотела магии, бредила ею, бредила властью и всевластием, а я... не хотел.

— А ребенок? — шепнула Анжела. — Ваш сын.

— Сын? — Рамон чуть вздрогнул. — Сын?.. Я не хотел... убивать. Он...

Герцог вдруг подался вперед и схватил девушку за руку. Дворянка взвизгнула, но вырваться не успела: перед глазами внезапно вспыхнула, как фейерверк, картина чужих воспоминаний: колыбель, маленький багрово-синий уродец в кружевных пеленках и жгучий стыд молодого отца, за спиной которого новоявленный дед и дон Мигель негромко обсуждают, как бы поделикатнее предъявить дитя кортесам, и стоит ли предъявлять, и не объявить ли во всеуслышание о мертворожденном наследнике. А Рамон наклонился над колыбелью и протянул руку к своему наследнику. Новорожденный засипел.

"И это — сын? Это мой сын? То, что может родиться от меня?"

Анжелу захлестнул такой жгучий стыд и унижение, каких она никогда в своей жизни не испытывала. Скривившись, Рамон отвернулся и быстро вышел за дверь.

— Я не хотел, — раздался голос мужа, и картинка осыпалась цветными искрами. — Это был платок с эфиром. Я усыпил его, чтоб он не кричал, и привез к дверям приюта. Может, он умер от эфира, а может, ему срок подошел, ясно же, что не жилец. А Бертиле я застрелил до этого. Она... не ожидала, — раздался суховатый смешок. — Мы, маги, побаиваемся пистолетов и пороха.

— И вы так спокойно говорите об этом — мне! — выдохнула Анжела. — А если я скажу матуш-ке?

Рамон засмеялся.

— А вы всерьез считаете, что она преследует меня из-за убийства дочери? Святая наивность! Да вы хоть понимаете, как называлось то, что она делала? Запретная магия! И если хоть слово всплывет об этом, то неутешную вдовицу ждет самое малое — пожизненные заключение. А я — последний живой свидетель.

Анжела склонила голову и вдруг, порывисто всхлипнув, бросилась мужу на шею. Поскольку он сидел — практически к нему на колени.

— Ну-ну, не надо, моя донна, — Рамон погладил ее по голове, нежно приобняв за талию, укачивая, как ребенка. — Все пройдет, вы снова будете бросать в меня кинжалы и когда-нибудь успешно выйдете замуж...

— Не хочууу...

— Ну, вас же никто не заставляет, не хотите — не бросайте.

— Замуж не хочу!

— Почему? — искренне удивился Рамон. — Зачем вам я?

Анжела только сердито хлюпнула носом и прижалась потеснее. Герцог вздохнул. Похоже, от супружеского долга не отвертеться, но, может, удастся ограничиться целомудренным поцелуем в щечку?..

На кровати было разложено платье. Такое красивое, из тяжелого, переливающегося серебром на сгибах, темно-синего атласа, расшитое голубым шелком и серебряной нитью. Рядом — легкое нижнее платье из белого шелка. На темном бархате подушек сверкали и переливались фамильные алмазы Робийяров. Верона возвела очи горе. Как будто мощь и гордость давно несуществующего Аквилона будут повергнуты во прах, если она наденет на бал что-нибудь более... человеческое. Но нет ведь, непременно дорогущий атлас, шелка и брильянты, семейство гордится, а таскать это все ей! Просто выставка фамильных достижений: колье в четыре ряда, диадема, два браслета, три кольца, две броши, скованные, как цепью, нитью жемчуга, и еще аграфы на платье. И туфли на каблуках. Тьфу, ну тяжело же!

Верона знала, что девушке в предвкушении бальных увеселений положено трепетать, щеголять стыдливым румянцем и радостной улыбкой, но при одном взгляде на все представленное великолепие хотелось постричься в монахини, не сходя с места. Да еще и Пьер, с которым придется танцевать и гулять под руку, а он будет держать себя так, словно он уже ее хозяин.

Дом бурлил, как ведьмин котел, с раннего утра. Верону тоже разбудили, приволокли в спальню счастливой до зубовного скрежета нареченной роскошный туалет и ювелирный прилавок и оставили с ними наедине. Предполагалось, что юная прелестница будет охать, ахать, прикладывать к себе наряд, примерять украшения и вертеться перед зеркалом в поисках самых эффектных поз...

"Интересно, матушка откажет Пьеру, или Рамиро ей не настолько понравился?" — думала Веро, расчесывая волосы и заплетая косу. Если кто из семейства и собирался на бал, то у нее были другие планы. Девушка умылась, свернула косу в пучок и заколола, собрала в кожаный мешочек все свои драгоценные безделушки и деньги, повесив его на шею. Потом дворянка вытянула из-под кровати легкий ореховый сундучок, достала из цветочного горшка ключ и отперла. Кошка Фиби следила за манипуляциями хозяйки, с любопытством оттопырив ушки. Бедное создание и не подозревало, чем ей это грозит.

"Повезло же мужчинам, — завистливо подумала Верона, вытаскивая из сундука костюм пажа. — Никаких нижних юбок, шнуровки на спине и декольте!"

Девушка сама завязала корсаж — из тех, какие носили женщины низкого сословия, и взялась за пажеский туалет. С одеванием Веро справилась быстро — минут за десять, возилась больше с непривычки и оттого, что прислушивалась к звукам за дверью. Но ее никто не беспокоил. Вот и славно, потому что предстояло самое трудное. Верона взяла сумку и осторожно двинулась к кошке, льстиво приговаривая:

— Киса, киса, киса... умная, хорошая девочка...

Фиби поджала хвост и отступила под шкаф.

— Ну киса же! Фиби, не зли меня!

Кошка ответила негодующим шипением, но Верона знала, как выкурить питомицу из убежища: девушка схватила вазу с оранжерейными цветами и выплеснула под шкаф. Мурлыка выпрыгнула на ковер и была немедленно изловлена за шкирку. Фиби извивалась, орала и взывала к хозяйской совести, но Веро безжалостно запихала любимицу в сумку и застегнула ремешок. В щель для дыхания высунулась когтистая лапа; сумка лихорадочно подпрыгивала на ковре, пока дворянка надевала шляпу и заматывалась в плащ робийярских цветов.

Про кабальеро в последнее время ничего не было слышно, и если барон тайно отправил их в Рокуэллу, то можно попасть в довольно неприятное положение. Но кто не рискует — тот не выигрывает...

Сложнее всего было выскользнуть из комнаты. Тайный ход, ведущий в кабинет, исключался — матушка могла зайти туда или и вовсе руководить выездом из любимого кресла, а лезть со второго этажа по плющу девушка боялась. Верона осторожно приоткрыла дверь, надвинула шляпу на брови и ужом прошмыгнула в щелку. И тут же заспешила вниз по лестнице. Фиби смирилась со своей участью и только изредка била лапами в дно сумки: может, надеялась выкопать подкоп. На мальчишку-пажа не обращали внимания — мало ли их носилось по дому в преддверии пышного выезда? Никто и не приглядывался, поскольку никому даже в страшном сне не могло привидеться, что кроткая скромница Веро в мужском платье удерет из дому.

Сначала девушка хотела взять лошадь, но потом передумала: это могло привлечь излишнее внимание. Калитки не представляли для члена семьи препятствия, и разумнее было просто тишком выйти на улицу, тем паче, что посольство и особняк Робийяров находились в одном, аристократическом, квартале.

Верона, конечно, понимала, что рискует, разгуливая пешком и в одиночестве по городу, которого почти не знала, но дворянка полагалась на свою память, Фабиан описал дорогу к дому посла довольно подробно. Девушка добралась без приключений, но привратник ни в какую не захотел пускать пажа без дозволения посла. Дозволение посла Верону никак не устраивало, поэтому она сдернула шляпу и заявила в лицо обалдевшему рокуэльцу:

— Я не к вашему послу, я к дону Эрбо. По делу!

... Друзья пребывали в отвратительном расположении духа. Дон Игнасио решил не поддаваться на провокации и категорически запретил идальго не то что приближаться к месту встречи с Виктором, но и выходить из дома без сопровождения.

— Это просто гнусно! — расхаживая по комнате, говорил Миро. — Аргассец, может, и не был нам другом, но он честно выполнял свой долг и попался Ординарии из-за нас! Мы должны ему помочь!

— Как? — спросил Дануто, раскачиваясь на стуле. — Барон даже на бал не едет и нас не пускает.

— Я бы не стал так расстраиваться из-за какого-то бала, — бросил через плечо Фабиан, не отрываясь от созерцания улицы за окном. — Я сегодня проходил мимо кабинета дона Игнасио и слышал, как он диктует прошение ректору твоей семинарии. Что-то там насчет того, что дела зовут тебя в Рокуэллу.

— Черт подери! — ругнулся Родриго.

— Зуб даю, он уже накатал такие же бумажки всем прочим ректорам, — добил полукровка.

— Но барона тоже можно понять, он нас защищает, — заметил Хуан.

— А не пошел бы он со своей защитой? Да кто там, черт возьми?! — рявкнул маг на стук в дверь.

— К вам какая-то девушка, сеньор, — почтительно ответили полу-оборотню.

— Во дает, — хмыкнул Руи. — Уже и девушки к нему сюда шастают. Она хоть симпатичная?

— Девушка? — тупо повторил Фабиан. — Девушка? Твою мать, она все же это сделала!

Голос разума подсказывал, что это невозможно, нормальные девицы не сбегают за несколько часов до бала в честь дворянских невест, но когда полукровка рванул дверь на себя, в комнату ступила не кто иная как Верона Робийяр.

— Ты?!

— П-п-п-падме? — выдавил Рамиро.

Девушка смущенно поклонилась, положила на пол сумку и открыла. Из сумки пулей вылетела кошка, взмыла на штору и уже оттуда обложила всех присутствующих злобным шипением. У Даниэля дернулась щека, и юноша швырнул в Фиби куриной костью. Кошка истерично взмяучила и перебралась на карниз.

— Перестаньте мучить животное, — мягко, но с нажимом сказала Верона.

— Что она тут делает? — набросился на Фабиана дон Арвело.

— Я сбежала из дома, — ответила девушка и, поразмыслив, уточнила: — От жениха.

— Этот... гад вас обидел? — вскинулся Руи.

— Да нет, — раздумчиво отозвалась беглянка. — Он мне просто не нравится.

Дель Мора покраснел.

— Но она же не сказала, что ей нравишься ты, — ядовито вставил Даниэль.

— Падме, а почему вы пришли сюда? — спросил Миро.

— Дон Эрбо обещал мне помочь.

— Кто, я?! — взвыл Фабиан. От девиц, конечно, всего можно ожидать, но есть же предел! Друзья вопросительно на него смотрели. — Да ни в одном глазу!

Родриго положил руку на плечо полукровке и наступил ему на ногу.

— Конечно, он сдержит слово, — проникновенно изрек потомок хадизар. — Да, Бьяно?

— Уууу-ый!!

Веро деликатно не заметила перекошенной физиономии чародея и благодарно улыбнулась. Фабиан, шипя, допрыгал на одной ноге до кресла, сел и занялся самолечением, бросая на девчонку грозные взоры. До такого могло додуматься только создание женского пола: притащиться сюда и заявить, что он ей чего-то там обещал! Хорошо еще, что не руку и сердце, с девицы бы сталось!

— Но какая помощь вам требуется? — поинтересовался Хуан. — Мы можем вызвать вашего жениха на дуэль... Руи, я сказал "можем", а не "вызовем"!.. но что это изменит?

— О нет, убивать никого не надо! Я думала, что вы поможете мне уехать в Рокуэллу, к сестре.

— С этим у нас трудности, — признал Миро. — Мы... как бы под домашним арестом.

— А барон наверняка вернет вас домой, — добавил Хуан.

— Если ты не забыл, нас самих собираются отправить по домам, — напомнил ему Даниэль. — Но я не представляю, как мы пронесем с собой сударыню и... эту голосистую тварь! Ее можно как-нибудь заткнуть?

Верона взяла поджаристое куриное крылышко, подошла к шторе и заворковала:

— Фиби, деточка, иди к мамочке! Иди, хорошая моя, смотри, что тут у меня есть? Курочка, твоя любимая курочка. Ну же, кис, кис, кис...

— И что нам с ней делать? — шепотом осведомился Фабиан, пока дворянка общалась с кошкой.

— Помочь! — пылко вызвался Родриго.

— Сдать на руки Элеоноре! — не менее категорично откликнулся Дануто.

— Это нехорошо, — уперся Рамиро. — Она, в конце концов, пришла за помощью.

— Для начала, — напомнил Хуан, — нужно решить, что делать с доном Игнасио. Он ни за что не согласится отправить ее в Рокуэллу. Это ж похищение!

— Ну, если кто-нибудь из вас скажет, что я — его невеста, — мелодично раздалось за спинами кабальеро. — Разумеется, я не требую никаких реальных обещаний.

Рокуэльцы несколько смущенно переглянулись. Фиби, угнездившись на руках хозяйки, чавкала куриным крылышком.

— Хвала всем богам, я от этого избавлен, — процедил Даниэль.

— Бьяно тоже отпадает, он полукровка, — протянул Хуан.

— Вы можете потянуть соломинку, — тактично разрешила Верона.

— Чушь, — холодно сказал Фабиан, — никто не помешает дону Игнасио наплевать на помолвку и сбагрить девицу родственникам. Надо придумать, как выбраться из посольства и где ее спрятать до этого. Потом кинем жребий — кто отправится с ней в Рокуэллу и проводим до портала. Ну и раз мы все равно удерем, нелишне будет прокатиться к месту встречи с мессиром Робийяром, — вдруг маг круто повернулся к девушке. — Последний раз спрашиваю, ты точно едешь?!

— Точно. Но за проход через порталы, а их будет не меньше трех — на такое-то расстояние! — нужно платить. У кого есть деньги?

Кабальеро смущенно переглянулись. Тут она их подловила. Мудрый барон отнял у подопечных не только оружие, но и деньги. Дворянка хмыкнула и стащила с шеи мешочек.

— Вот. На всех тут не хватит, но я так поняла, что вы все туда и не собираетесь?

— Соломинку тянуть придется, — решил Миро. — Надо разобраться, кто едет с вами в Рокуэллу, а кто... Стучат!

Руи метнулся к двери, Веро сгребла со стола мешочек, а Фабиан, схватив ее за руку, затолкал девицу в спальню.

— Войдите, — сказал Дануто.

— Дон Игнасио вызывает к себе сеньоров Фоментера и Арвело, — церемонно сообщил слуга. — А так же дона Эрбо.

— У, черт, с чего бы это? — Фабиан зыркнул в сторону спальни: это не девушка, а ходячая неприятность! — Ладно, вы тут будьте, а мы пойдем, раз зовут.

К барону шли молча, угнетаемые неприятным предчувствием. И оно не обмануло: дон Игнасио встретил их, сидя за рабочим столом, а перед послом были разложены бумаги, среди которых Фабиан разглядел две подорожные. Сердце полукровки упало. И почему только две? Неужели его отсылают? А как же его друзья? Как же Миро? Это несправедливо!

— Добрый день, молодые люди, — приветливо улыбнулся барон Фонтихо. — Итак, дон Арвело... хотя в семинарии не принято подписывать прошения о переводе в другие духовные заведения до конца учебного года, я все же смог убедить ваше начальство. Ввиду необычных обстоятельств, ваш духовный наставник, отец Питерс, выписал на ваше имя бумагу о переводе в Эльянскую Богословскую Академию. Вот ваш табель с оценками и личные рекомендации отца Питерса. Он отмечает ваше усердие и одаренность и желает дальнейших успехов в карьере, — значимо вещал посол, игнорируя все попытки семинариста поучаствовать в собственной судьбе. — Вот подорожная, вы можете выехать завтра. Что до вас, дон Хуан, я уже написал рекомендательное письмо дону Мигелю, дабы вы могли совершенствовать свои познания под его мудрым руководством. Так же вы передадите ему эти бумаги. Надеюсь, вы составите компанию вашему другу?

— Завтра? — выдавил Хуан.

— Утром, в семь, часов наш маг откроет для вас портал, у вас весь день на сборы. А вы, дон Фабиан, — построжел барон, — будьте добры объяснить мне, что за девицы ходят к вам с утра?

Под челкой идальго выступил пот. Доложили! Ну Вероночка!!

— Никаких девиц! — клятвенно заверил Бьяно. — Я ее выкинул.

О боги, сделайте так, чтоб барону доложили о том, что никакая девица не покидала посольство, только завтра после семи!

— Хм? — в сомнении заметил посол. — Это хорошо, но впредь все же будьте повежливее. Надеюсь, вы выкинули ее не из окна?

— Нет, что вы! Через дверь, — беспомощно сказал Фабиан, чувствуя себя полным придурком.

— Хорошо, вежливость — великая добродетель. Это все, молодые люди, — посол благостно улыбнулся, и лакей выпроводил ошеломленных кабальеро восвояси.

С утра зевающий посольский маг приготовил портал. К белой мраморной арке подошел Хуан: он вел в поводу двух лошадей — свою и Даниэля. Дон Арвело, нахохлившись и завернувшись в плащ с капюшоном, спал в седле. Чародей бегло проглядел подорожные, Хуан помахал шляпой провожающим его друзьям и шагнул в портал. Когда хвост даниэлевой кобылы скрылся в перламутровом мерцании, маг щелкнул по выключающей руне, еще раз, от души, зевнул и ушел. Миро, Родриго и Фабиан тихо хлопнулись ладонями и едва ли не вприпрыжку помчались по лестнице на второй этаж.

— Ну, как? — набросился на них Дануто.

— Как по маслу, — самодовольно ответил полукровка. — Никто и не заметил, что вместо тебя — девица. А кошару я еще накануне усыпил, орала, как сволочь.

— Тут, кстати, в ворота ломились, — сообщил семинарист. — Искали эту кралю.

— Она не краля! — взвился Руи. — И вообще... что ты тут языком треплешь?! В рыло захотел?

— Да ты... — побагровел слуга Божий, сжав кулаки.

— Тихо! — прикрикнул Рамиро. — Еще не хватало, чтоб тут Даня обнаружили... через десять минут после его же отъезда!

Фабиан чуть удивленно посмотрел на набычившихся Даниэля и Родриго, пробормотал: "Все зло от баб!" и бросил на стол сворованный из библиотеки дона Игнасио план посольского особняка.

— Сюр-Фертан — это квартал купцов средней руки, — заговорил Миро, расхаживая по комнате. — Дом с кошками на фронтоне там есть, как раз на улице Сирот, так что тут без обмана. Стоит заколоченный несколько лет.

— Место для засады подходящее, — заметил дель Мора.

— Виктор сказал, что ждет до двадцатого. Двадцатое — завтра, так что ловить его надо сегодня, — продолжал Ибаньес. — Бьяно, ты нашел тайный ход?

— Нашел, — кисло ответил идальго. — Перед камином в кабинете барона. Больше нету... или на карте не отмечено.

Кабальеро задумались. Авантюра грозила накрыться медным тазом, еще не начавшись. Фабиан прикинул свои магические возможности и сообщил друзьям, что вывести их из дома под видом прачек не сможет. Миро погладил недавно отпущенные усики.

— Тогда мы разделимся, — постановил он. — Бьяно, заколдуй мое кольцо так, чтоб оно подало мне знак, когда вы закончите с кабинетом.

Полукровка взял его за руку и накрыл родовое кольцо Ибаньесов ладонью. Спустя три часа Рамиро вошел в столовую. Дон Игнасио наслаждался десертом в обществе бутылки хереса и на появление герцогского наследника отреагировал отечески благодушно.

— Доброе утро, молодой человек. Присаживайтесь, берите пирожное, наливайте себе вина. Вы все еще в обиде из-за моего решения?

— Нет, — подумав, ответил Миро. — Вы, в конце концов, заботитесь о нашей безопасности.

— Вот именно, к тому же, я глубоко сомневаюсь в том, что шевалье Даниэль жив, — вздохнул барон. — Ординария редко оставляет в живых таких свидетелей.

Рамиро отвел взгляд. И такие подлости — для политиков в порядке вещей?

— Вы должны были сказать королю. Шевалье Даниэль — его подданный.

— В таких случаях Ординария всегда говорит, что произошла досадная ошибка, и приносит извинения. Исполнителей показательно карают... небольшим штрафом. Но не будем об этом, — оживился посол, поднимаясь. — Я хотел поговорить с вами, молодой человек. Пойдемте в кабинет...

— Дон Игнасио! — Миро вскочил. — Я тоже хочу поговорить с вами, но... я боюсь, что в кабинете нас могут подслушивать!

Барон снисходительно улыбнулся.

— Да? И почему же вы так решили?

— А... но... ну... ведь ловушка в лесу, она... появилась после той нашей беседы, — выкрутился кабальеро. Дон Ингасио нахмурился и, к облегчению Рамиро, сел.

— Это очень печально, — заметил посол после некоторого молчания. — Потому что наш разговор затрагивает государственные интересы Рокуэллы.

— Оп... опять? — запнулся Миро.

— Да. Видите ли... у вас, к сожалению, нет наследников.

— А что, уже пора?

— В общем-то, да. Мы должны быть готовы к любому повороту событий, даже к самому прискорбному, — барон значимо помолчал. — Отречение вашего отца за старшего сына создало некоторые проблемы. Документы такого рода нельзя отозвать или отменить, кроме как по решению кортесов. Но взывать к ним довольно рискованно, потому что среди них всегда находятся претенденты на престол, тогда как смута сейчас нам совершенно ни к чему. Но дон Мигель все же нашел лазейку.

Рамиро скривился. Догадка подтвердилась, но осознание своей правоты не грело ни минуты. Он был подсадной уткой для аргассцев, они клюнули. Теперь осталось только отыграть ситуацию назад, но Миро даже не было интересно, как это сделают. И сообщение посла о том, что ему надо написать на случай своей смерти или — мало ли что бывает! — иных обстоятельств бумагу в пользу старшего брата, юноша выслушал совершенно равнодушно.

— Что корона, что драный камзол — никакой разницы, — вполголоса сказал наследник, когда дон Игнасио позвонил и велел принести чернил, бумагу и перья.

— Ну что вы, молодой человек, — медово улыбнулся барон Фонтихо. — Отмените, когда у вас родится наследник.

"Угу, если доживу", — фыркнул Рамиро. Он заполнил лист бумаги своим волеизъявлением под диктовку посла, зная, что теперь его жизнь не стоит ломаного гроша. Мимоходом взглянул на родовой перстень: камень не потемнел, Родриго, Бьяно и Дань все еще в кабинете. Сколько можно возиться?!

— Так о чем вы хотели поговорить? — спросил дон Игнасио, пряча завещание в тубу.

— Я?.. — очнулся от мрачных дум Миро. — Я? Э... поговорить? — повторил он, мучительно выискивая тему для разговора. Посол уже встал и задвинул стул. — Я хотел сказать... то есть, — на глаза юноше попался край синей тубы с завещанием, и Рамиро выпалил: — Но ведь чтобы у меня появился наследник, мне надо жениться!

Посол чуть не споткнулся.

— О да, но разве ваш отец...

— Он не успел найти мне невесту из-за этого всего, и я... я подумал... Я сделал предложение девице Робийяр! Вероне, — тихо добавил Ибаньес, с замиранием сердца глядя в побелевшее лицо дона Игнасио. Потом тот сглотнул, отодвинул стул и упал на сидение.

— Хересу? — заботливо спросил Миро.

— Крепленого, — выдохнул посол. — Бутылку.

Наследник трона кинулся к буфету, вытащил бутыль миршаны, бокал, налил и поставил перед дипломатом. Барон остекленевшим взором смотрел на темно-багровую жидкость.

— Молодой человек, вы в своем уме? — наконец спросил дон Игнасио. Рамиро потупился: пока барон не выскажет все, что думает по этому поводу, он не успокоится.

— Где тебя черти носили? — буркнул Фабиан, когда Миро присоединился к своими друзьям, встреча была назначена за особняком Робийяров.

— Посла успокаивал, — ответил Миро. — Сказал ему, что женюсь, он расстроился.

— Выбор был столь неудачен? — хмыкнул Дануто.

— Не знаю, но Верона Робийяр чем-то его не устроила...

— Ну ты даешь! — поперхнулся Руи. И тут же подозрительно уставился на друга: — А как она тебе... вообще?

— Мила, — пожал плечами Рамиро, — но жениться на девушке, способной удрать из-под венца, — едва ли разумно. Кстати, барон потребовал, чтоб я написал какую-то бумажку в пользу брата. Ежели помру или в монастырь соберусь...

— Тьфу, ну и грязь, — мотнул головой дель Мора. — Это что ж, он так уверен, что аргассцы тебя прикончат?

— Может, и не уверен, но при такой бумаге складывается удачная комбинация, — заметил Дануто; кабальеро спускались вниз по улице, пиная камушки. — Ведь томоэ признал тебя наследником, значит, ты можешь назначить своего восприемника.

Миро вздохнул, и обсуждение угасло. До улицы Сирот пришлось идти пешком: о том, чтобы вывести из конюшни лошадей, и речи не было.

Дом с кошками на фронтоне стоял там, где и было сказано. Когда-то это был особняк зажиточных купцов, но теперь он выглядел заброшенным и нежилым: крыша провалилась, окна были заколочены, ступеньки крыльца прогнили, и в довершение картины под стеной храпел пьянчужка в лохмотьях.

— Не нравится мне это, — подытожил Фабиан. Интуиция проснулась и во всю глотку завопила, что лучше смотаться отсюда, пока не поздно.

— А как войти-то? Дверь досками забита, — указал Родриго.

— Зайдите за угол, — донеслось из лохмотьев. — Там ждут.

Друзья переглянулись: еще можно было плюнуть на все и уйти, но дворянская гордость возмущалась при мысли об отступлении. Идальго обогнули дом, и им навстречу приоткрылась полуподвальная дверь. Какая-то женщина пропустила дворян внутрь, молча махнула рукой в сторону светящегося в конце коридора огонька и захлопнула дверь... снаружи. Чуткие уши полукровки различили лязг засова. Теперь отступать было не только поздно, но и некуда. А в голову Бьяно вдруг постучалась мысль о том, что с ними к черту в пасть лезет еще и наследник рокуэльского престола.

"Дьявольщина, что ж мы делаем-то?" — беспомощно подумал полу-оборотень. Ведь, по сути, именно этого от них и ждут...

Мигающий огонек оказался лампой, подвешенной над незапертой дверью. Фабиан прислушался, принюхался, потом посмотрел сквозь доски вторым зрением и пожал плечами:

— Никого. Ловушек тоже вроде нет.

Миро вытащил из-за пояса пистолет и толкнул дверь. Комната была пуста. Свет еле пробивался сквозь забитое окно, освещая буфет без дверец, пыль и груды мусора на полу. Дворяне вошли; Руи присел и осмотрел пол.

— Следов нет. Если здесь кто-то шляется, то сюда он не заглядывал.

Кабальеро следом за Рамиро достали пистолеты и медленно обошли комнату. Судя по блестящим от охотничьего азарта глазам, предлагать друзьям вернуться было поздно. Оставалась только дохленькая надежда, что они выберутся отсюда без потерь.

— В доме есть кто-нибудь? — спросил Ибаньес.

— Не могу сказать, — наморщил нос Фабиан. — Во-первых, пыль и плесень перебивают все запахи, а во-вторых, они ведь могут маскироваться.

— А поколдовать? — предложил Дань.

Маг пробормотал заклятие поиска.

— Или и впрямь никого, или они все попрятались под заклятиями.

— Пошли дальше, — решил Миро. — Господа, шпаги наголо. Вон там дверь в следующую комнату.

Второе помещение оказалось гораздо больше, углы и стены терялись во мраке. Если комната с буфетом была, скорее всего, столовой, то эта наверняка играла роль парадной гостиной.

— Черт, и тут пусто, — процедил Родриго. Сверху раздался скрежет, и рокуэльцы мигом встали спина к спине, быстро озираясь и выставив шпаги. Скрежет повторился.

— Кто-то идет по лестнице, — прошептал Даниэль. Больше ничего не было ни слышно, ни видно, только скрежетание и скрип рассохшихся ступеней. Когда и где отворилась дверь — идальго не заметили.

— Все же пришли, — отметил голос Виктора откуда-то слева. Фабиан дернулся в ту же сторону, но ничего не увидел, только уловил запах табака.

— Да, пришли, — подтвердил Миро. — Где шевалье Даниэль?

— А черт его знает, — флегматично отозвался аргассец.

— Сударь! — прикрикнул Ибаньес. — Это не повод для шуток!

Командор фыркнул.

— Идиотизм — действительно не повод. Забирайте!

Под потолком вспыхнул ослепительный свет, а пол словно взорвало. В треске досок, облаках пыли, плесени и щепок кабальеро провалились вниз, в подвал, почти в объятия хадизар и солдат Ординарии. Пока идальго разбирались, где чьи конечности, и пытались их распутать, наемники набросились на извивающийся клубок из четырех тел. Руи, изогнувшись, как кошка, удачно разрядил пистолет в физиономию самого шустрого, а Бьяно метнул пару огненных шаров в гущу противника, кое-как отпихнув от лица ноги Даня. Нападающие откатились, рокуэльцы наконец-то поднялись, и в оседающей пыли блеснули кривые сабли хадизар и шпаги ординарских солдат.

— Не стрелять! — приказал сверху Виктор. — Брать живьем и без увечий!

В идальго полетело оглушающее заклятие, Фабиан отбил его и бросил в ответ разрывным. Где-то что-то осыпалось, а ему стало не до колдовства: рокуэльцев атаковали одновременно со всех сторон. Один за другим грохнули два выстрела, которые еще оставались в запасе у Миро и Дениэля, кто-то из хадизар упал, и все смешалось в лязге клинков, топоте и поднимаемой дерущимися пыли. Кабальеро чудом не напоролись на свое же оружие, когда падали, но драка все равно длилась недолго: нападающих было слишком много. Потом наемники на миг откатились, и прежде, чем кабальеро поняли, почему, хадизары метнули в них сеть. Фабиан отшатнулся и дернул за плечо Родриго, а Миро попался. Сеть зацепила шпагу Даниэля, обезоружив семинариста. Безбожники поволокли добычу к себе, и неравный бой возобновился. Следующим скрутили дона Арвело. Полукровка и дель Мора успели обменятся несколькими ударами с наемниками, затем те опять отошли, а хадизары предъявили рокуэльцам их товарищей. У горла Миро держали саблю, к голове Даниэля приставили массивный хадизарский пистоль.

— Ну, будет вам, поигрались и хватит, — добродушно сказал Виктор. — Мессир чародей, прошу!

Это ощущение, как от удара пыльным мешком по голове, Фабиан помнил еще по кармельскому похищению. Рядом с юношей рухнул Руи, хадизары швырнули к нему же обмякших Рамиро и Дануто. Дьявольщина! Ну надо же так глупо попасться! А Миро? А Рамон?! О боги, сколько можно быть таким идиотом?!

Бьяно не мог даже моргнуть, но он все слышал и чувствовал. Их обыскивали, изымая оружие, деньги, ценности, амулеты... даже плащи, шляпы, ремни и перевязи поснимали. Потом идальго снова уловил аромат дорогого табака, смешанный с запахом Виктора Робийяра и еще кого-то. Полукровки, мага.

— Что-то вы припозднились, мои ребята могли увлечься и порубить их в капусту.

— Меня задержали важные дела, — о боги, да это ж Олсен! Его мерзкий голос Фабиан ни с чем бы не спутал. — А вы могли воспользоваться амулетом.

— Палить заклятиями в эту кучу-малу? Увольте. Вы прихватили браслет?

— Да. Где этот полукровка?

Робийяр небрежно пихнул Бьяно сапогом.

— Я же говорил, что они придут, а вы мне не верили.

Попались, как же глупо попались... Олсен застегнул на запястье юноши браслет в виде тонкого кольца. Если б кабальеро мог — он бы взвыл в голос. Боги, как Рамон это вытерпел?! Ощущение было такое, словно Фабиану отрубили руку. В голове зашумело, затылок разнылся. У полукровки появилось ощущение, что его с ног до головы опутали паутиной, не дающей думать, двигаться, даже дышать стало трудно.

Герцогского воспитанника скрутили и взвалили кому-то на плечи. Он кое-как сообразил, что с остальными поступили так же, что их куда-то несут... Правильно, не будет же Олсен открывать портал прямо здесь, чтобы его засекли городские маги. Боги, голова-а...

Полу-оборотень пришел в себя, когда его бросили в крытую повозку. Друзья валялись рядом, макушка Фабиана упиралась в живот Руи, колени — в спину Даниэля. Окон не было, только продольные щели в досках сверху. И запах, перебивающий запахи рокуэльцев... какой отвратный запах, как в покойницкой... Ох, черт! К дрожи и испарине прибавилась тошнота. Это ж труповозка, они ездили по Медоне, собирая жертв бурной столичной жизни. Такую повозку никто не остановит, никто не станет обыскивать, никто не удивится, что она выезжает из города — тела хоронили на погостах далеко за городской стеной.

Повозка тронулась с места, в висках зазвенело и застучало, и Фабиан сполз в полузабытье.

Виктор спустился по ступенькам, подошел к решетке и выпустил из трубки клуб дыма.

— Какое жалкое зрелище, — сказал комендант, обозрев сидящих в клетке идальго. — И это — спесивое рокуэльское дворянство?

Кабальеро гордо молчали. Они провели в клетке неделю. В подвале не было окон, и пленники не видели ни неба, ни солнца, никакого света, кроме отблесков лампы под потолком. Восемь дней к ним никто не заходил, даже еда и вода появлялась волшебным образом. И заявившиеся пятнадцать человек охраны во главе с Робийяром настораживали. Кабальеро понимали, что рано или поздно к ним хоть кто-нибудь да зайдет, по крайней мере, чтобы объяснить пленникам, чего от них ждут: отречения Миро, признаний Фабиана, дружного ухода в монастырь? Но командор явно не собирался ничего объяснять. Полукровка напряженно следил за ним, отлично зная, что от Виктора можно ожидать всего, но следующая фраза аргассца подтвердила наихудшие опасения идальго:

— И это — потомки отважных хадизар и благородных грандов? Ах да, среди вас еще есть отродье шлюхи, польстившейся на оборотня. Вот им мы сейчас и займемся.

Миро закрыл друга плечом.

— Сударь, следите за языком, мы — дворяне...

— Вы — да, — со смешком отозвался комендант, — а я, хвала богам, уже нет. Ну, дон Эрбо, вы и дальше будете прятаться? Или вы любите, чтобы вас принуждали?

Фабиан обошел Рамиро и направился к решетчатой двери. Тюремщик зазвенел ключами, двое стражников взяли полукровку за локти, и дверь захлопнулась. Командор оглядел мага с головы до ног, удовлетворенно пыхнул трубкой и двинулся к выходу. Бьяно оглянулся. Друзья провожали его мрачными взглядами: никто из них не был уверен, что они еще увидят друг друга. Но прятаться за их спинами, даже чтобы защитить Рамона полу-оборотень не собирался. Феоне не раз говорила ему, что его способность сопротивляться давлению уникальна, вот и посмотрим кто кого.

Под помещение для допроса была приспособлена маленькая комната, большую часть которой занимали стол и камин. На столе герцогский воспитанник увидел несколько магических приборов и выругался про себя. Олсен подготовил их для телепатического допроса, и нетрудно догадаться, что, а точнее, кто будет интересовать эту гнусь больше всего. Фабиана усадили на стул, и бывший эмиссар попытался изобразить любезную улыбку. Вышло столь отвратно, что юноша зашипел, жалея, что из-за браслета не может даже толком выпустить когти.

— Совсем одичал без приличного общества, — поцокал языком Робийяр и устроился у камина, выбивая в него трубку. Стражник застегнул вокруг пояса идальго ремень и вышел вон. Фабиан насмешливо уставился в лицо Олсена и хищно улыбнулся.

— Вы так меня боитесь?

— А вдруг вы вздумаете буйствовать? — ответил Робийяр. — Я бы советовал еще и ноги...

— Приступим, — перебил сообщника Олсен и придвинул к Фабиану мутный шар на подставке. К ней тонкой цепочкой крепился браслет, который эмиссар застегнул на свободном запястье идальго. — Успокойтесь, расслабьтесь, вы ничего не почувствуете, если не будете сопротивляться.

"Буду", — мрачно подумал Бьяно. Ради Рамона стоит постараться. Вопрос только в том — как? Как можно обмануть волшебные инструменты, сделанные специально для того, чтобы допрашиваемый не мог соврать? Хм, Элеоноре ж как-то удалось, а она даже не полукровка. Чародей уселся напротив юноши.

— Итак, вспомните свой дом, Ромоллу. Вам было хорошо там?

— Гораздо лучше, чем здесь, — буркнул Фабиан и прикусил язык: едва мелькнувший в его памяти образ белого дома с зеленой крышей среди апельсиновой рощи медленно нарисовался в шаре и застыл внутри.

— Работает, — присвистнул Виктор.

— Конечно, работает, — самодовольно хмыкнул Олсен.

"Боги, Рамон!" — полукровку прошиб холодный пот, а дом растворился в белесых клубах тумана внутри шара и сменился статной фигурой герцога в окружении... о, тысяча чертей! Робийяр с интересом подался вперед.

— Что это? Такое переливающееся вокруг него?

— Гамма чувств, — пояснил Олсен, пригляделся и многоопытно пояснил: — Очень пылких и, судя по колеру, — любовных.

— А! Ну это лично мне неудивительно, — хмыкнул комендант, а кабальеро покраснел до ушей. Чувствовать — это одно, а вот узреть воочию... Так что же, шар будет показывать каждое, самое мимолетное воспоминание?! Ох, как же все погано... Любая мысль о Рамоне, любое воспоминание... Дьявольщина!! Просто изображение герцога сменилось другой картинкой: томоэ и Фабиан в фехтовальном зале. Нет, нельзя! Нельзя о нем думать, даже мельком!

— Так вот, о герцоге, — воодушевился Олсен. — Вы, несомненно, желаете ему всяческого благополучия и проц... э?!

Фабиан зажмурился: в памяти всплыла и немедленно отразилась в шаре сцена на хадизарском ковре. Нельзя, нельзя, где твои хваленые способности к сопротивлению?!

— Какая интересная поза, — прокомментировал Виктор, а полукровка сжал пальцами виски. Если шар реагирует на малейшую ассоциацию, то не пройдет и получаса, как эти двое узнают все! А Рамон... нет, нельзя! Только не сны! Не думать!

Олсен посопел.

— Дон Эрбо, давайте же немного поговорим о вашем опекуне.

Нужно было немедленно что-то делать, и первое пришедшее в голову решение было единственной соломинкой, в которую Фабиан и вцепился изо всех сил: он так сосредоточился на воспоминаниях о хадизарском ковре, что даже не услышал следующего вопроса. Что там показывал шар — юноша не видел, усиленно припоминая детали и подробности, но от феониного бюста его отвлекла резкая жгучая боль в руке. Фабиан вскрикнул и уставился на ожог от уголька на тыльной стороне ладони.

— Больше так не делайте! — возмутился Олсен.

— Но надо же как-то оторвать отрока от непристойных мечтаний?

— Мне нужно, чтобы он думал о Рамоне, а не о боли, — резонно возразил маг. — Вернемся к томоэ. Как вы с ним познакомились?

"А какая у нее фигура!" — Бьяно отчаянно зажмурился.

— О боги, может, ему шлюху привести? Свихнется ведь от необоримых желаний, — задумчиво предложил Виктор.

— Сейчас?

— А можно кликнуть моих молодцов, разложить и выпороть. Или пальцы переломать. Что вы предпочтете, дон Эрбо?

— Да уймитесь же! — поморщился Олсен. — Это все не то. Он должен думать о Рамоне, а не о ваших...

— Он так и будет нас кругами водить. До вас не доходит? Вьюнош ловко притворяется.

Волшебник задумался, барабаня пальцами по столу. Потом взял красный каплевидный камешек на шнурке и повесил на шею Фабиану.

— Повторяю вопрос: когда вы познакомились с герцогом?

При первой же попытке юноши вернуться к ковровым воспоминаниям, камень вспыхнул, лоб идальго обожгло изнутри, и в шаре напротив вспыхнула картинка. О нет, только этого не хватало!

— Так это ваш предыдущий хозяин? — хмыкнул Виктор. — Рожа, однако. Герцог всяко симпатичнее и в постели поприятнее.

Фабиан зарычал, вскочил и вместе со стулом бросился на Робийяра. В шаре зарябило от бурных эмоций, а потом он грохнулся на пол вместе с подставкой; Олсен возмущенно завопил, кинувшись спасать чувствительный прибор, а сцепившиеся стул, шевалье и кабальеро закатились под стол. Из-под него донеслись звуки нескольких ударов, стол два раза подпрыгнул, когда кого-то приложили об его ножку, затем на свет Божий вылез Виктор с багровым синяком под глазом, выволок за шкирку полу-оборотня, пнул два раза и стул на место. Чародей причитал над шаром.

— Не дышит? — осведомился командор, прикладывая бутыль к травме.

— Нет! Это же тонкая, волшебная вещь! Нежный, сложно устроенный инструмент! Вы посмотрите на эту трещину! А тут откололось! Отстегивайте этого паразита! Я вычту из вашего жалования стоимость починки!

Робийяр отмахнулся и отстегнул браслет с цепочкой. Фабиан злорадно ухмыльнулся. Маг между тем наколдовал кружку и выплеснул в нее содержимое синего пузырька.

— Пусть выпьет. Это сыворотка правды.

— Так мне ему еще и клыки разжимать? Увольте. Куснет, занесет заразу... Вон, на нем какая-то штука висит.

— Ну ладно, — Олсен поджал губы. На столе еще оставался массивный перстень, и маг надел его на палец, а потом положил ладонь на руки Фабиана. Юношу передернуло: снова это прикосновение, ощущение чужого присутствия в сознании, как с Марсе, только еще гаже. А Олсен уже потянул жадные лапы к памяти полукровки.

"Не дам!" — на лбу Фабиана выступил пот, паренек сопротивлялся изо всех сил. Красная капля на шее вспыхнула, кабальеро замычал от боли, почти потерял контроль, и чародей тут же запустил руки в его воспоминания. Фабиана едва не вывернуло наизнанку.

"Не дам, не дам", — он отпихнул мага и снова застонал. Перед глазами поплыл туман. Олсен возрадовался, видя слабость жертвы. Голова идальго склонилась к столешнице.

"Ну давай же, припоминай, думай о своем герцоге! Не то хуже будет!"

Фабиан сжался, виски просто раздирало от боли.

"Да на, подавись!" — собрав остаток сил, подросток швырнул мага в воспоминания о клеймении. Олсен хрипло зашипел, отдернул руку, и кабальеро без чувств упал на стол.

Рамона разбудило деликатное постукивание в дверь. Герцог аккуратно высвободился из нежных объятий служанки и накинул халат. Лакей шепотом сообщил, что его сиятельство желает видеть Верховная волшебница, причем так настаивает, что уже превратила камердинера в жабу. Томоэ хмыкнул и направился в кабинет. Камердинер квакал на софе, возмущенно раздувая горло.

— Феоне, будь добра...

— Отстань, — отмахнулась чародейка, — не до него сейчас.

— Тогда по какому поводу ты вытащила меня из теплых женских объятий в полшестого утра?

— Так ты с ней все-таки спишь? — удивилась Феоне. — А кто говорил, что намерен с ней развестись, как только посадит на трон какого-нибудь Ибаньеса?

— Я же не говорил, что эти объятия — супружеские. Хотя Анжела так настаивает, что от нее трудно бывает скрыться, — откровенно говоря, в последнее время избегать юную герцогиню стало почти невозможно, она то и дело оказывалась перед носом эмпата, проникая сквозь стены, как вода. Рамон по возможности мягко уворачивался от бурных проявлений супружеской любви, но оберегать девственность собственной жены становилось все труднее.

— Думаешь, ей будет легче с репутацией перезрелой девственницы, на которую муж и то не польстился? — спросила волшебница, уже не раз предлагавшая попросту усыпить активную девицу.

— Зато не возникнет сложностей при расторжении брака.

— Все мужчины — эгоисты, — хмыкнула Феоне. — Ладно, ты — муж, тебе виднее. Ты знаешь, что Месмер исчез?

— Да ну? — лениво удивился Рамон, подавляя зевок. — И куда ж его унесло?

— Куда-то в Аргас, точнее сказать не могу.

— Свершилось, — подытожил томоэ. — Ты уверена?

— Его коды и заклятия на замках не из легких, но стараться стоило, — мурлыкнула Феоне, запуская пальчики под халат эмпата.

— Кхм, — сухо ответил герцог.

— Ой, ну вот только не надо про супружескую верность!

— Неужели ты превратила этого несчастного в жабу только из-за неутоленной страсти? — укорил Рамон, убирая руку чародейки. — Так ты покопалась в кабинете Месмера?

— Женщины догадливы, — протянула магичка. — Когда-нибудь она поймет, что была для тебя просто домашним зверьком, а она — Робийяр, так что мало тебе не покажется. Хотя я уже решила грешным делом, что ты в нее влюбился.

— Я? Феа, я эмпат и не могу влюбиться, — нахально соврал Рамон, а в груди тут же екнуло: посмотрела бы она на его лицо, когда он писал письмо для Бьяно; эмпат сам себя в зеркале не узнал. А ответа до сих пор нет... Неужели не простил? — Так что там про кабинет?

— Порталом пользовались вчера. След ведет на север Аргаса, но определить конечный пункт нельзя. Мощные защитные и маскирующие заклятия. Могу предположить, что речь идет об одном из замков Ординарии.

— Тайные тюрьмы?

— Возможно, — пожала плечами Феоне. — Я проследила, чтобы порталом больше никто не пользовался.

— Спасибо, — Рамон поднялся и вдруг настороженно замер. В тот же миг в дверь застучали, вежливо, но несколько лихорадочно, и слуга сонно оповестил герцога о том, что его срочно желает видеть дон Мигель. Томоэ и чародейка удивленно переглянулись.

— Это что-то новенькое, — протянула чародейка. — Первый раз слышу, чтобы премьеры вызывали к себе монархов.

— Тем более, надо пойти. Не думаю, что дон Мигель допустит столь грубое нарушение этикета без очень веской причины.

— Куда ты собрался? Хоть штаны надень, — фыркнула Феоне. Рамон щелкнул пальцами, доставив из гардеробной ворох одежды. Пока он облачался, волшебница пожирала его голодным взглядом, но женатый мужчина не поддался на провокацию. Хотя чувства любовницы буквально захлестывали. Страсть, чтоб ей... И ведь обо всем догадывается, но умрет, а не признает очевидное! Хвала всем богам, ей хотя бы больше не приходит в голову изничтожить соперника.

По дороге к кабинету Рамону несколько раз пришлось отрываться от раздумий, чтобы поцеловать жаждущую ласки волшебницу, а раздумья были невеселыми. Заключив брак с девицей Робийяр, он рассчитывал убить двух зайцев: посеять сомнения в том, что он полукровка и хотя бы немного заглушить дикую тоску по Фабиану, заменить его хоть кем-то, заставить себя поверить в то, что может испытывать чувства и к другим людям тоже.

Увы, если самые ушлые дипломаты призадумались над тем, а не было ли обвинение ложным, то затея с женой полностью провалилась. Он по-прежнему не мог испытывать чувства ни к кому, кроме Бьяно, и тоска по зверьку делалась острее с каждым днем. Рамон пробовал глушить ее алкоголем, становилось хуже: стоило эмпату напиться, как ему начинал всюду мерещиться Фабиан. Спасения не было даже во сне, только там тоска сменялась острой, невыносимой болью. Порой эмпату казалось, что из него вырвали кусок, да еще и щедро присыпали рану солью с перцем, до того невыносимо это иногда было. Плюнуть бы на все эти интриги с престолом и рвануть бы в Аргас, поговорить, вразумить зверька...

"И никто, кроме меня, не виноват, — угрюмо думал Рамон, приближаясь к кабинету министра. — Даже он. Ну почему, почему я сразу не объяснил ему?"

В последние дни стало еще хуже: эмпата постоянно снедала странная тревога, он почти ни на чем не мог сосредоточиться, доходя чуть ли не до грез наяву. Да еще и Анжела... Он сделал все, чтобы девица не питала к нему теплых чувств: избегал ее, дал ей дневники Аскелони, рассказал всю правду о смертях родных, так нет же! Влюбилась! К тому же она явно не из тех девушек, которые, услышав о желании мужа развестись, проливают горючую слезу и безропотно удаляются в обитель.

Оказавшись перед кабинетом дона Мигеля (премьер иногда работал в Ромолле, и у него были собственные апартаменты), Рамон с трудом отогнал посторонние размышления. Эмпат пропустил даму вперед и едва не сбил с ног остолбеневшую Феоне, когда попытался войти сам. Перед доном Оливаресом стоял Хуан Фоментера, судя по пылающим ушам юноши, премьер уже высказал ему все, что думал. А в кресле под окном сидела юная и очень похожая на Элеонору девушка, которая сонно клевала носом, механически почесывая за ушком полосатую кошку.

— Р... р... Рамон?! — выдохнула Феоне, переводя вытаращенные глаза с девушки на Хуана, с Хуана — на министра, а с министра — на его сюзерена. Герцог встряхнулся, похоже, жизнь в очередной раз подложила свинью. Да еще какую...

— Томоэ! — дон Фоментера торопливо поклонился, указал на девушку, которая тоже поднялась при появлении герцога, и уже открыл было рот...

— Томоэ! — возопил дон Мигель. — Это неслыханно! Это выходит за все возможные рамки приличий! Это... это... у меня нет слов! Это похищение!

— Неправда, — твердо перебила девушка. — Я сама попросила об этом дона Хуана.

— Падме Верона Робийяр? — уточнил Рамон, хотя уверенный тон и черты лица не оставляли никаких сомнений. Дворянка изящно поклонилась, а Феоне застонала, схватилась за голову и зашлась в приступе дикого хохота.

— И что тут смешного?! — вознегодовал Оливарес. — Сбежать от жениха! Одеться в мужской костюм! Подбить идальго на вопиющее нарушение законом сопредельной страны! И явиться сюда вместо... где дон Арвело?! Ее высокопреосвященство изъявила желание взять его секретарем, что я ей теперь скажу?!

— Дон Арвело в Медоне, — ответила Верона. — Думаю, что скоро приедет. Ваше сиятельство! — трепетно прошептала она, посмотрела в смеющиеся глаза Рамона и деловито закончила: — Я прошу у вас убежища, покровительства и защиты.

— Детка... — кое-как выдавила Феоне. — Детка... он что, был настолько плох?

— Ужасен! — вздрогнула Веро. — Он посягнул на мою честь до свадьбы, и по кодексу Андриана я могу попросить защиты у своих родственников, каковым является его сиятельство.

Оливарес поперхнулся. Феоне заинтересованно оглядела девушку. А Рамон вгляделся в чувства беглянки и с трудом удержал на лице веселую улыбку. Ах, вот как... любовь... Коготок ревности впервые царапнул его изнутри. Конечно, Бьяно так хорош собой, да и она недурна... Зверек, в конце концов, ничем ему не обязан, кроме испорченной репутации. А лучшее средство ее обелить — завести роман с девчонкой. Интересно. это началось до его идиотского письма воспитаннику или уже после?

— По-моему, кардиналесса ничего не потеряет, если возьмет в секретари вот ее, — хмыкнула чародейка.

— Ваша матушка не оценила бы такого поступка, — прохладно заметил герцог.

— О нет! — вскрикнула Веро, мысль о возвращении под родимый кров привела ее в ужас. — Нет, прошу вас!

— Вы можете поссорить меня со свекровью, даже с его величеством королем аргасским...

— Томоэ!

— Рамон, да что с тобою? — удивилась магичка. — Пусть остается. Что плохого в том, что у нас будет подряд две кардиналессы?

Премьер задохнулся.

— Хорошо, не плачьтесь, сударыня, — ответил Рамон. — Но позвольте узнать — каким образом вы смогли уговорить...

Комнату прорезал тонкий свист, и в пол, рядом с ногой монарха, вонзилась черная стрела. Томоэ наклонился и стащил с нее свиток, запечатанный личной печатью барона Фонтихо. Быстро пробежал глазами и почувствовал, что внутри все оборвалось. Почему все четверо?! Почему?!

— Господа, у нас проблемы, — негромко сказал эмпат. — У дона Игнасио пропали наши кабальеро.

Верона пронзительно вскрикнула и упала в кресло, сжав кошку так, что животное заорало не своим голосом. Хуан дернулся вперед, словно собираясь вырвать из рук монарха письмо.

— О боги, — тихо сказал дон Мигель. — Уже?

— Полгода ждали, — пожал плечами Рамон. Дурное предчувствие перепуталось с раскаянием и поздним осознанием того, к чему было все это беспокойство. Ах, эмпат, он, видите ли, переживал первый раз в жизни! Так испереживался, что забыл про их связь. Кретин! — Бумага доставлена?

Премьер протянул сюзерену "завещание" Рамиро Ибаньеса. Верона Робийяр отпустила наконец кошку и слабо всхлипнула. Тоже испугалась. Еще бы, у нее любовь, ей можно! Это у него — противоестественная похоть.

— Мне кажется, — вкрадчиво начал герцог, похлопывая по руке письмом барона Фонтихо, — что падме Робийяр и дон Фоментера могут пролить некоторый свет на эти события.

Хуан опустил голову, юноша тоже каялся, но Рамону никогда не становилось легче от того, что не он один такой болван. Он ведь мог, мог это все предупредить! Да, черт возьми, он должен был попросту связать щенка по рукам и ногам и увезти домой, а не в обиды ударятся. Как же, оскорбили первого любовника Рокуэллы, отвергли ухаживания!

— Да, — прошептала девушка, — да... Но скажите — с ним все будет в порядке?

Рамон глубоко вздохнул. Продолжаем делать глупости, теперь уже из ревности? Воистину, горбатого могила исправит.

— Да, — мягко сказал он, успокаивающе тронул руку юной падме. — Только прошу вас, расскажите нам все.

Фабиан вытянулся на лежаке, отрешенно разглядывая какие-то устрашающего вида приспособления, которые занесли в подвал пару дней назад хадизары и ординарские наемники. Для чего эти штуки предназначены, пленники догадались сразу. Бьяно скривился. Он с трудом ходил после телепатических допросов, хотя друзья отщипывали от своих скудных пайков, чтобы подкормить полукровку. Но, видимо, его упорство сделало свое дело — после десяти дней безрезультатных допросов Робийяр разочаровался в телепатии. Два дня рокуэльцев не беспокоили, предоставив гадать, кто первым окажется в лапах хадизарских умельцев.

Маг горестно фыркнул. Десять дней терпеть — и все напрасно. У него внутри все переворачивалось, когда он думал о том, что для них приготовил командор. И молчать в ответ на вопросы о Рамоне... Да по сути это только выбор между двумя подлостями.

"И почему я не сдох раньше", — подумал Фабиан, а ведь некоторым везло, запираясь на телепатических допросах они сходили с ума, с умалишенного же — какой спрос? А теперь ему предстояло делать выбор, такой выбор, от которого полукровку тошнило. Друзья храбрились, не показывали вида, даже настаивали, что его прямой долг — не выдавать герцога, но... полукровка чуял запах их страха, почти ощущал, как они косо, через плечо, оглядывают подвал. Это было невыносимо настолько, что Бьяно уже почти мечтал, чтоб сюда явился сам Рамон и, наконец, избавил его от необходимости принимать решение. Иногда юноша принимался метаться, как лиса в клетке, между самыми невероятными решениями, понимая, что все они фантастичны, и выбирать все равно придется. Завтра, послезавтра, через неделю, но выбирать. Фабиан закрыл глаза и отвернулся к стенке.

Единственное, что утешало, — Олсену тоже пришлось несладко, и выглядел он гораздо хуже, чем во время их первой встречи. Бьяно щедро потчевал чародея самыми худшими своими воспоминаниями. Блюстители дворянской чести могли бы им гордиться, а скоро повод для гордости станет еще весомей. Юноша попытался горестно фыркнуть, получился всхлип.

— Опять куксишься? — спросил Руи, придвинувшись к полукровке. — Ну хорош уже, они вообще только пугают... по-моему, — не очень уверенно закончил потомок хадизар.

— Как же, дождешься от этого гада, — буркнул Бьяно. — Он еще сам за щипцы ухватиться.

— Слушай, ну не может же дворянин быть таким выродком, — неубедительно возмутился Даниэль, и Фабиан только поморщился от этакой наивности.

— Этот — может, — ответил полу-оборотень.

— Я могу предложить им свое отречение, — негромко сказал Миро.

— Да на кой черт ты им сдался? Им нужен Рамон, — отмахнулся Фабиан.

— Почему ты так уверен? Робийяр ведь хотел, чтобы мы явились в дом с кошками вместе.

— Миро, не начинай, и без тебя гадостно, — огрызнулся чародей. Ну вот чего они?! И так чувствуешь себя скотом, так еще и эти в благородных играют!

— Ша, хорош цапаться, — шикнул Руи: в окошечке на двери в подвал мигнул огонек от лампы, и вскоре по лестнице спустились шестеро хадизар во главе с Олсеном и Робийяром. Конечно, покривил губы Фабиан, безбожники не могут свидетельствовать на Суде Паладинов, а стражники могли бы дать нежелательные показания. Бывший эмиссар нервно огляделся по сторонам и забормотал звукозаглушающее заклятие. Сердце Бьяно упало. Значит, это была не шутка и не угроза.

— Вы уверены, что это... это допустимо? — прошелестел Олсен, диковато покосившись на жаровню с углями и стальными прутьями.

— Раз ваши методы не дают результатов, то попробуем мои.

— Но это запрещено!

— Можно подумать, вас это в какой-то мере волнует, — пожал плечами командор. — Хадизары вообще занимаются этим делом из любви к искусству.

Олсен буркнул что-то про дикарей и варваров, а Виктор остановился перед клеткой и задумчиво посмотрел на Миро. Чародей тут же проявил бдительность и дернул шевалье за рукав:

— Этого не трогать, — прошипел эмиссар, скривился и добавил: — Приказ.

Робийяр перевел взгляд на Руи, оценил рост и ширину плеч; недовольно наморщился, и тут ему на глаза попался Даниэль. Довольно нервный, к тому же слишком маленький и тощий, чтобы долго терпеть. Виктор усмехнулся и бросил:

— Дон Арвело, благоволите выйти к людям.

Даниэль вздрогнул всем телом, и в расширившихся карих глазах мелькнул неподдельный ужас. Фабиан рывком сел на лежаке. Родриго и Миро загородили семинариста с двух сторон.

— Оставьте его, — сказал Ибаньес. Дануто судорожно сглотнул, Бьяно чувствовал, как он дышит — тяжело и сбивчиво. Дань. Значит, вот кто. О боги.

— Дон Арвело, вы выйдете сами или вам помочь?

Будущий священник поднялся, поправил воротник рубахи и замер на месте. Фабиан смотрел ему в спину, смотрел и взвешивал: Даниэль, его покрывшиеся синюшными пятнами руки, или Рамон, со всей его хитростью и изворотливостью. Увернется, как змея меж вил, — кто же сказал так о нем? Ах да...

— Господин маг, он упорствует. Сделайте милость, доставьте его сюда.

— Я сам, — тихо ответил Даниэль. Рука, на которую опирался Фабиан. подломилась, и юноша повалился на лежак.

— Дань, не лезь, — огрызнулся Родриго.

— Не хочу, чтоб меня вытаскивали, как хоря из норы.

— Стой на месте, придурок!

Олсен щелкнул пальцами, пробормотал заклятие, и Дануто исчез. Руи бросился к решетке: семинарист появился в двух шагах перед ней, точно между двух хадизар. Виктор придвинул стул, сел и сунул в рот трубку, довольно разглядывая невысокого худощавого семинариста. Он явно не особо вынослив и к тому же уже трясется. Цыпленок... А герцогский щенок уже опал с лица, небось выбирает изо всех сил, да и эти двое изрядно побелели.

— Этот подойдет, — кивнул командор Олсену, и маг отступил в тень: то, что должно было случится, ни в коей мере не казалось ему интересным.

— Для чего я подойду? — резко спросил Дануто. — Зачем я вам нужен? Я ничего не знаю о томоэ.

Виктор выпустил в потолок клуб дыма.

— Как жаль, что в вашей семинарии вас не научили открывать рот только тогда, когда вас спрашивают. Ну ничего, это мы поправим. Раздевайтесь.

— Что?! — вспыхнул Даниэль. — Сударь, вы вообще в своем уме?!

Робийяр повел бровью, и рослый хадизар наотмашь ударил рокуэльца по лицу, сбив идальго с ног. В Дануто тут же вцепились трое, не давая подняться.

— Дань! — Руи и Миро бросились к решетке, Фабиан снова поднялся на лежаке и подался вперед. В руке хадизара щелкнул раскладной нож, правоверный склонился над Даниэлем, раздался треск разрезаемой ткани. Полу-оборотня прошиб холодный пот. Это — правда? Это на самом деле? Но... но...

— Что вы хотите сделать? — дрогнувшим от напряжения голосом спросил Рамиро. — Что вы себе позволяете?!

Виктор проигнорировал вопрос: попыхивая трубкой, он наблюдал, как нагого идальго подтащили к решетке. Тот же хадизар наклонился и защелкнул вокруг лодыжек Даниэля прибитые к полу стальные кольца.

— Ты мне ответишь за это! — выкрикнул дон Арвело, плечом стирая кровь из носу, пока хадизар застегивал на запястьях дворянина наручники. — Слышишь, ты?!

— Какой разительный контраст, — задумчиво протянул аргассец, — между человеком до и человеком после, — он сделал неторопливый жест, заскрипел рычаг, и цепь от наручников пошла вверх, поднимая руки Даниэля над головой.

— Слушай, ты, аргасский подонок!.. — зарычал Руи, тряхнув решетку, а дон Эрбо сидел тихо-тихо, только в огромных кошачьих глазах подрагивал отраженный огонь лампы.

— Тихо! — рявкнул Робийяр. Дворяне замолчали. — Дон Эрбо, — вкрадчиво сказал аргассец, — у вас есть выбор между другом и герцогом. Вы знаете, что нам нужно, так что лучше не запирайтесь, в противном случае... — шевалье хищно и предвкушающе улыбнулся, — ваш хрупкий друг познакомится с хадизарским искусством пытки. Вы же понимаете, что от него останется? Я уже не говорю о самом процессе... У вас полминуты на подумать.

— Бьяно, это блеф! — крикнул Даниэль. — Пытки запрещены уже шестьсот лет, твои слова нельзя будет использовать!

— Дань... — выдохнул Руи. — Дань... — он прижался к решетке, протянул к другу руку, но клетка была дальше, чем он мог дотянуться. Эк его проняло...

— Сударь, вы отдаете себе отчет, что вас ждет, если об этом кто-то узнает? — очень спокойно спросил Рамиро, сжимая за спиной кулаки. — Да вас повесят на первом же столбе за нарушение Коронельского акта!

— Время вышло, — сказал Виктор. — Дон Эрбо?

Фабиан смотрел в пол, тяжело опираясь на руки. Миро обернулся, метнулся к другу и положил руки ему на плечи, но полукровка только замотал головой — язык отнялся, в голове не было ни единой мысли, а в сердце — ни единого чувства, кроме липкого, как пот, ужаса.

— Похоже, это ответ, — констатировал Виктор, Бьяно задохнулся и рванулся вперед. — Мастер Хошеф, приступайте.

Рослый молчаливый хадизар поклонился и взялся за плеть.

— Оставьте эти нежности, — отмахнулся Робийяр, — в конце концов, содрать с него шкуру мы всегда успеем... Прутья готовы? Тогда начинайте.

Хадизар взял из рук помощника перчатки и вытянул из большой жаровни белый от жара железный прут.

"Не буду кричать, не буду", — успел подумать Дануто, но молчать не вышло. Пронзительный крик оборвался обмороком, и помощник мастера Хошефа окатил семинариста ведром воды. Олсен брезгливо прижал к губам и носу надушенный платок. Крик повторился, плеск воды тоже. Эмиссар отвернулся.

Виктор пыхнул трубкой, повернулся к клетке, и его передернуло: на него смотрел дон Эрбо. Молча, не шевелясь, не мигая, как кошка, тяжелым, остановившимся, пробирающим до жути взглядом. Как бы он не рехнулся от непосильной задачки, запоздало спохватился шевалье, и тут полукровка зашипел — негромко, но так, что аргассец проглотил дым и закашлялся. Взглянув в исказившееся лицо юного мага, комендант вздрогнул и торопливо уставился на его друзей.

Идальго не разочаровали! Виктор усердно изучал побледневшего Ибаньеса и дель Мору, который отпрянул от решетки с первым же криком Даниэля и теперь, не глядя на друга, то и дело проводил ладонью по лицу; Ибаньес уже не поддерживал Эрбо — он вцепился в него, как утопающий, и дергался от каждого нового вопля. А вопил их мелкий приятель отменно, и удовольствие от сего действа аргассцу портил только взгляд Фабиана, впивающийся в затылок и выходящий изо лба. Проклятый сопляк!

— Дальше! — хрипло рявкнул Робийяр. — Смотри, клыкастый выродок! Смотри, дальше еще лучше будет!

— Командор, довольно уже, — сквозь зубы взмолился Олсен, но комендант его не слышал, подавшись вперед и с наслаждением наблюдая за процессом. Помощник мастера Хошефа зачерпнул совком полную горсть пышущих жаром углей и медленно высыпал их на ступни Даниэля. Руи сжал голову руками, заткнув уши.

— Боги, о боги, — прошептал Рамиро.

— Вот уж кому наплевать! — засмеялся Виктор. У Миро задрожали руки. Даниэль выл. Фабиан, побелев, как мел, не отводил глаз от Виктора, прерывисто дыша. Припадок звериной ярости прошел, Мастер Хошеф снова взялся за плеть, а полукровка никак не мог заставить себя крикнуть, чтобы прекратить это. Не мог выдать им Рамона... Полу-оборотень уронил голову на руки. Но герцог, может, еще как-то вывернется, выкрутиться, что-нибудь придумает, а Дань... Дань... или Рамон? Боги, да сделайте же что-нибудь!

— Эй, дон Эрбо! — весело окликнул аргассец. — Не передумал еще? Смотри, это только начало!

— Довольно! — заорал Родриго, кинувшись к решетке. — Я знаю, что вам нужно! Я скажу!

— Командор, вы слышали? — гавкнул Олсен, которого уже тошнило и от запаха, и от звуков. — Хватит!

Виктор резко махнул рукой, хадизар выдернул из бедра Даниэля раскаленный шип и отступил. Кабальеро хрипло заскулил и повис на цепи, уронив голову. Аргассец с удовольствием рассматривал мелко дрожащего, мокрого от воды и пота подростка, пока его не заслонила широкая фигура мага.

— Смотрите мне в глаза, идальго, — проскрипел чародей, морщась от запаха горелого и положив руку с перстнем на плечо потомка хадизар. Изучив черные глаза Родриго, Олсен пожал плечами:

— Может и не врет. Слишком много эмоций. Выпускайте.

— А не лучше ли...

— Не лучше, — отрезал эмиссар, чувствуя, что еще немного — и ужин вырвется на свободу. — Идемте, нам следует допросить юношу по всей форме.

— Ладно, снимайте его, потом продолжим, — недовольно буркнул Виктор. Руи выпустили из клетки, помощники Хошефа разгребли угли у ног Арвело и расстегнули кандалы. Дель Мора бросился вперед, оставив клок камзола в кулаке хадизара, и успел подхватить Дануто на руки. Дон Арвело слабо вскрикнул: он был в сознании, но в отупевших от боли глазах уже не отражалось ни мысли, ни чувства; семинарист просто повис на руках друга, как кукла.

— Надо же, хадизарский грех распространяется, как простуда, — отметил Виктор.

— Вылечите его! — крикнул Руи. — Вылечите! Вы же маг!

Олсен брезгливо оглядел подрагивающее тело и сухо ответил:

— Не вижу смысла. Кости, внутренние органы и важные сосуды почти не задеты. Все остальное заживет само.

— Шрамы украшают мужчину, — хмыкнул Робийяр.

— Тогда я ничего не скажу! — бешено сверкнул глазами Родриго.

— Отлично! — обрадовался аргассец. — В таком случае продолжим наши игры? Мастер Хошеф!

Когда в подвале появился высокий худощавый мужчина — не заметил никто. Он мирно стоял у двери, в полумраке, подальше от ламп, и ни во что не вмешивался. Но стоило хадизару шагнуть к Руи, а Руи — попятиться к решетке, прижав к себе Даниэля и рыча: "Не тронь!", как молчаливый наблюдатель щелкнул пальцами, и мастер Хошеф мешком свалился к ногам дель Моры. Вот тут-то новоприбывшего заметили все.

— Не будете ли вы любезны объяснить мне, что здесь творится? — осведомился гость, спускаясь по ступенькам. Олсен взглянул в лицо непосредственного начальства и нервно затеребил платок. Он знал, что бывает за нарушение Коронельского акта.

— Видите ли, мессир... — начал было Виктор, но "мессир" уже подошел к Родриго и, окинув быстрым взглядом Дануто, круто повернулся к коменданту.

— Надо ли понимать, что в нарушение всех и всяческих законов вы подвергли пытке благородного дворянина?

Робийяр кисло улыбнулся.

— Вы неверно поняли...

— Здесь что-то можно понять неверно? Так-с, в первую очередь обезболивание...

Мессир провел ладонью над телом дона Арвело, и подросток, судорожно выдохнув, обмяк.

— Дань! — Миро метнулся к решетке. Фабиан опустился на лежак. Полукровку трясло.

— Все в порядке, — хрипловато ответил Родриго — он чувствовал, что мелкая дрожь боли, непрерывно бьющая Даниэля, наконец отпустила. Миро пригладил мокрые волосы Дануто.

— Дань, оно кончилось, — шепнул Ибаньес, поддерживая голову семинариста и стараясь не разглядывать его тело.

— Проводите нас в лазарет, — приказал новоявленный мессир. — Идите за мной, юноша. А от вас я жду объяснений столь дикого поступка, — бросил чародей эмиссару и коменданту. — Идемте.

Виктор, сжав зубы, направился к лестнице. Рамиро опустился на пол, обхватив руками колени, хадизары вымелись вон следом за Робийяром, оставив по себе запах боли, крови и гари.

Миро сидел у решетки спиной к Фабиану и бездумно водил пальцем по прутьям. Полукровка вытянулся на лежаке, уткнувшись лицом в солому. Стоило закрыть глаза — и в ушах снова звенели крики Даниэля, а тело начинала колотить крупная дрожь. Юношу сводило судорогой, когда он вдыхал висящие в подвале запахи крови и горелого мяса. Все произошедшее настолько не укладывалось в голове, что Бьяно почти смог убедить себя, что это только страшный сон, сейчас его разбудит Рамон и позовет в гимнастический зал. За спиной чародея вздохнул Рамиро, задев обострившийся слух полукровки. Фабиан зажмурился, под ресницами вскипели слезы. Что ж, он купил эти утренние пробуждения, за самую дорогую цену, какую только смогли предложить. Как он мог, пусть даже ради Рамона, как он мог сделать это с Даниэлем?! Как теперь он посмотрит на Даня? И что ему скажет, чтобы оправдаться? Хотя разве можно его оправдать?

Лязгнул засов, и Фабиана передернуло, как от магического удара. Миро вскочил и метнулся к другу.

— Чего вам? — хрипло бросил Ибаньес. Солдат Ординарии зазвенел ключами у решетки.

— Выходите, — буркнул он. — Лестница в конце коридора, там налево и на третий этаж.

Если бы пленники могли — они бы, пожалуй, удивились. Стражник ушел, двери остались открытыми.

— Сможешь идти? — спросил Рамиро. — Бьяно?

Фабиан пошевелился, приподнялся и почувствовал, как Миро подхватил его под мышки.

— Ты злишься на меня? — шепнул полу-оборотень.

— Нет. На себя — злюсь, — коротко ответил наследник трона. — Я должен был защитить вас.

— Т-ты? — запнулся маг, с усилием усаживаясь на лежаке.

— Какой же из меня король, если я... — Рамиро оборвал фразу, коротко махнул рукой и снова взялся за друга, со второй попытки поставив его на ноги. Перед Фабианом все закружилось, и он повис на Ибаньесе.

— Ты выход видишь? — спросил полукровка, все вокруг плыло и качалось.

— Вижу.

— А... тогда иди, я за тобой... как-нибудь.

На выходе из короткого подвального коридора они чуть не рухнули оба: дуновение свежего прохладного ветерка из окошек под потолком казалось принизывающим ледяным ветром. Миро усадил друга на ступеньку и примостился рядом. Сначала от свежего воздуха голова кружилась сильнее, но спустя минут десять зрение Фабиана несколько прояснилось.

— Пошли дальше, — робко предложил он.

— Я все думаю, — негромко откликнулся Рамиро. — Думаю и не могу понять: как мы могли это допустить?

Юноша отвернулся. Надо же, предавать друзей можно так легко и быстро, почти незаметно для себя, просто взять и не вмешаться. А ради чего? Или кого?

— Ладно, тронулись, — решил Миро и перекинул руку Фабиана через плечо.

На лестнице они встретили Руи, который нес завернутого в одеяло Даниэля. Следом за юношей летела объемистая корзинка.

— Руи! — окликнул приятеля Ибаньес; потомок хадизар обернулся и остановился, поджидая друзей. Дануто крепко спал, склонив голову на плечо дель Моры. Рамиро наклонился к дону Арвело и пристально вгляделся в его лицо. Бледное, с запавшими щеками и синими тенями вокруг век, но спокойное. Бьяно, напротив, опустил глаза. Даже зная, что Даниэль спит, он не мог заставить себя посмотреть на него.

— Как он? — шепотом спросил Ибаньес.

— Говори вслух, его этот мессир заколдовал, сказал, будет спать часов двенадцать. Ничего, вылечил, даже шрамов не осталось, — преувеличенно бодро отрапортовал Руи.

Фабиан вздохнул и исподлобья глянул на Дануто. Он выглядел изможденным, на лбу, между бровей, обозначилась морщинка, проступили складки у искусанных губ.

— А почему ты его несешь? — удивился Миро.

— Да не доверяю я этому мессиру рыжему, — процедил Руи. Ибаньес поджал губы и стал подниматься. Полукровка с облегчением отвернулся от Даня.

"А ты еще и трус впридачу", — подумал юный маг. Или Виктор прав, и раб никогда не будет благородным, как бы ни старался Рамон?

— Так ты ему не веришь? — спросил сын адмирала, когда идальго одолели первый марш. Родриго мотнул головой.

— И не собираюсь. Видал Олсенову рожу? Только этот мессир вошел, так эмиссар сразу в бледность впал. И ты хочешь сказать, что такая шишка не знает, чего и где ее подчиненные творят?

— Ну, мало ли... — протянул Миро, его терзали смутные подозрения, но он никак не мог собрать их в кучку.

— Мало ли! — фыркнул Руи. — Да уж больно вовремя он прискакал. Знать бы еще, кто это такой...

— Я знаю, — Фабиан шел, не глядя на друзей, только следя краем глаза, как колышется в такт шагам край одеяла, в которое был завернут Даниэль. — Это Луи Месмер, комиссар Аргаса, глава аргасского отделения Совета Араны. То есть, теперь уже рокуэльского.

Руи споткнулся, едва не спустив полукровку по лестнице.

— Черт, предупреждать же надо! — он переглянулся с Миро, и юноши в унисон присвистнули.

— А еще раскудахтался над Данем в лазарете — ой, да как же так, да что ж это такое, — продолжал Руи. — Все убеждал меня оставить Дануто там, дескать, его чуть ли не божественным нектаром будут кормить. Зуб даю, сам же и приказал... — дель Мора замолчал, зато на скулах заходили желваки.

— Отдает какой-то грязной комбинацией, — процедил Миро. — Господа, пора взрослеть. Не то доиграемся. Так, пришли. Что в корзине?

— Смена белья для четверых, одежда, губки, бритвы, помазки и все такое.

Комната, приготовленная для рокуэльцев, была большой, светлой и довольно уютной: обеденный стол с четырьмя стульями, четыре кровати с сундуками в изножии, шкаф с книгами, два окна выходили на обрыв. Родриго бережно уложил семинариста на кровать, распутал одеяло и пощупал лоб.

— Жара нет, — доверительно сообщил друзьям Руи, и они вздохнули с таким облегчением, как будто это все меняло.

— А там что? — герцогский воспитанник сделал вид, что интересуется жизнью, и кивнул на другую дверь. Вторая комната оказалась ванной, где уже стояли три бочки горячей воды, заполняя помещение густым паром.

— Хвала всем богам, — почти сладострастно застонал полукровка, чистоплотный, как кошка, а потому мучительно страдавший от невозможности помыться. На час все угрызения совести, сомнения и размышления были отложены в дальний ящик. Кабальеро ринулись в ванную, срывая грязные лохмоты, в которые превратилась одежда. Фабиан ринулся не сам, а с помощью друзей, но, плюхнувшись в воду, занырнул в нее с головой и добрых три минуты не выныривал, а когда снова появился на поверхности, испустил пронзительный, счастливый мяв. Миро и Руи постучали друга по лбу. На несколько минут все вернулось...

Пока кабальеро с наслаждением плескались в горячей воде, им принесли ужин. Оголодавшее юношество смело его в один присест и завалилось спать. Обо всех проблемах они тоже подумают завтра.

На следующий день Миро проснулся от глубокого, тянушего ощущения, что все не так. Очень не так, хотя завтрак уже дымился на столе, слуга притащил два ведра горячей воды для умывания, а Фабиан сидел на кровати Даниэля и так неотрывно смотрел на него, что у Рамиро сердце екнуло.

— Бьяно, что случилось? — спросил сын адмирала. Полукровка вздрогнул, вскочил, пошатнулся и, бросив: "Отвали", скрылся в ванной. Миро посидел в постели, глядя то на дверь ванной, из-за которой не доносилось ни звука, то на Даня, потом встал и растолкал Руи. Дель Мора первым делом кинулся к Даниэлю, но будить не стал, только склонился над другом и чуть-чуть тронул его макушку.

Утренний туалет и завтрак прошли в глубоком, почти траурном молчании. Родриго глотал еду, не жуя, то и дело поглядывая в сторону Арвело, Миро, напротив, ел через силу — ему кусок в горло не лез, как только юноша вспоминал про вчерашнее, а вид Фабиана, скорбно размазывающего кашу по тарелке, окончательно отбивал аппетит. К десерту они подошли уже в совершенно похоронном настроении, а зарывшийся в одеяло по самую макушку Дань мог бы сойти за отпеваемого.

— Добро-о-оаммм... утро, — донеслось из постели; дворяне подскочили на стульях. Даньэль, как змея, выползал из одеяла, осоловело оглядываясь. — А что это тут у вас? — сонно удивился семинарист, обводя взглядом светлую комнату. Фабиан уставился в свою тарелку. Смотреть Дануто в глаза было выше его сил. А тот ничего не понимал... или не помнил?

— Это Месмер, — напряженно откликнулся Рамиро. — Он приказал...

— М-месмер? — запнулся Даниэль. Глаза идальго наполнились испугом, юноша судорожно вздохнул и обхватил себя руками. Вспомнил, а Фабиан уже понадеялся... — Так это не сон?..

— Нет, — сказал Ибаньес, опуская глаза. Родриго сорвался со стула и мигом очутился около друга детства. Взгляд светло-карих глаз застыл, словно он снова был обращен к хадизарам и Виктору.

— Тебе нехорошо? — встревожено спросил Руи, укутывая плечи семинариста одеялом. — Дань! Ну не молчи так, скажи что-нибудь, пожалуйста.

— Нехорошо? — семинарист вздрогнул и истерично захохотал, уронив голову на руки и покачиваясь в постели. — Нехорошо?! Да меня никогда в жизни так не унижали!

Фабиан швырнул ложку на стол и отодвинулся от него вместе со стулом. Миро поднялся и подошел к Даниэлю, остановившись в нерешительности в ногах кровати. Он словно сомневался, что имеет право заговорить с другом.

— Прости нас, — наконец сказал он. Дануто поник, собрался в клубок, и Руи притянул его к себе.

— Мне страшно... Миро, это... этого не будет снова?

На большее Фабиана не хватило. Он вскочил, опрокинув стул, и ринулся к двери.

— Бьяно, стой! — крикнул Ибаньес.

— Да хватит уже изображать благородных! — огрызнулся полукровка и выбежал вон.

С разгона юноша одолел полкоридора и целых шесть ступенек, потом голова закружилась, и Бьяно вынужден был присесть на лестницу, привалившись спиной к перилам. За ним никто не пошел, не звал и не пытался вернуть назад, за что полу-оборотень был очень благодарен. Страдать от мук совести он предпочитал в одиночестве.

Он был сам себе противен, а стоило ему посмотреть на Даниэля, стало так тошно, что хоть вешайся. А не реши господин Месмер сыграть в доброго дядю, так бы и висел там семинарист, потому что вранье Руи раскололи бы в два счета? А если этот рыжий маг не получит того, что хочет? А он чего-то хочет, это ясно, иначе не прискакал бы из самой Рокуэллы! Кого следующим сунут хадизарскому умельцу, чтобы развязать язык упертому полукровке? Фабиан невесело усмехнулся. Он был уверен, что если бы выдал Рамона, то сейчас страдал бы уже из-за этого. Проклятие! Боги, какой мелочной и ничего не значащей казалась сейчас его обида на герцога. Это было такое ребячество, такая глупость, а теперь из-за этого нужно выбирать между Рамоном и друзьями, и выбирать придется снова и снова, потому что, раз их никто не нашел до сих пор, то вряд ли найдут и в дальнейшем.

И, главное, стоит ли молчать? Рамон уже один раз выпутался, уже сказал этому Месмеру, что полукровка...

— Вы не боитесь простыть?

Фабиан раздраженно поднял глаза на Луи Месмера. Подавив желание расцарапать ему харю, идальго даже смог вежливо улыбнуться.

— Нет, здесь гораздо теплее, чем в подвале.

— Я бы хотел с вами побеседовать, но насколько хорошо вы себя чувствуете?

— Не бойтесь, не стошнит, — Бьяно встал, и его тут же повело в сторону. Месмер сочувственно поцокал языком и взял кабальеро под руку. Фабиан дернулся.

— Не бойтесь, я не причиню вам вреда. Идемте, мой кабинет недалеко.

Маг помог ему спуститься на второй этаж, но привел не в кабинет, а скорее в гостиную, где принимают хороших друзей. Бьяно с облегчением упал в кресло. Ноги не держали, а голова кружилась. Какого дьявола этому рыжему от него понадобилось?

— Выпьете? — дружелюбно спросил Месмер, протягивая полукровке бокал, в котором соблазнительно плескалась настойка валерианы. Фабиан облизнулся, собрал волю в кулак и отказался. Еще не хватало, чтоб комиссар любовался на герцогского воспитанника, с дикими воплями катающегося по ковру. Волшебник с явным облегчением засунул источающий ароматы бокал в шкафчик.

— Не буду лгать, я пришел сюда по делу. Передо мной стоит некоторое затруднение, которое я не могу разрешить без вашей помощи.

"Ну-ну, нас попугали, а теперь будут улещивать, угрожая в случае чего вернуться к запугиванию", — хмыкнул Фабиан, исподволь принюхиваясь к валериановому амбре, которое просачивалось из-за дверец шкафа.

— Вам известны подробности освобождения герцога из тюрьмы?

Юноша покачал головой.

— Сия история и мне не делает чести, — усмехнулся Месмер. — А дело было вот в чем...

Сперва Фабиан просто онемел. Потом закрались сомнения в ясности герцогского рассудка. Получалось, что Рамон предложил высокому чину из Ординарии впечатляющую взятку в виде полного доступа к лабораториям ныне покойного Верховного рокуэльского мага да еще и разрешил изучать самого себя... то есть его, томоэ. Вопрос "зачем?" пришел в голову сразу. Неужели только затем, чтобы вырваться из тюрьмы?

— Так что вам надо от меня? — спросил Фабиан.

— Видите ли... герцог отказывается выполнять условия договора.

— В каком месте?

— Он обещал мне позволить провести некоторые опыты...

— Над ним? — вскинулся кабальеро. Нет, ну как Рамон мог согласиться на такую петлю на шее? И зачем потом обманывать комиссара, зная, что тот немедленно настучит в Совет, если не получит желаемое?

— Не совсем над ним. Целью было выяснить некоторые подробности относительно его дара.

Рамон — эмпат, какие еще подробности им нужны? Пусть откроют любой трактат по теории сил, там все в деталях будет описано. Значит, или герцог солгал любимому воспитаннику, или Месмер чего-то не договаривает.

— Например, какие?

— М-м, а разве вы не знаете, что придает его способностям такой спефицифический характер?

Фабиан состроил самую невинную физиономию. Месмер пригладил бородку. Было видно, что комиссару чертовски не хочется ненароком раскрыть юноше какую-нибудь тайну.

"Вот пусть и помучается", — злорадно подумал Бьяно; в нем крепла решимость отнекиваться от сотрудничества как можно дольше. Ведь все это явно неспроста...

— Дон Эрбо, ваше запирательство может повредить герцогу.

— Да? А мне так не кажется. И вообще, при чем тут я?

— Ну, видите ли... Ваши отношения с герцогом очень любопытны, — потер руки Месмер.

— Он не спал со мной! — ощерился Бьяно. Маг даже подпрыгнул:

— Помилуй боги, об этом и речи нет! Но вы — единственный близкий ему человек. Я прошу вас — позвольте мне взглянуть на ваши воспоминания. Вполне возможно, вы видели нечто очень важное, чему сами не придаете значения. Только взглянуть — и вы, и ваши друзья немедленно отправитесь в Медону или в Рокуэллу.

— Неубедительно, — сощурился идальго. — Соврите что-нибудь поправдоподобней.

— Вот как? — протянул маг. — Вы дерзите мне, юноша? Не забывайте про ваших друзей.

— Мои друзья?! Это ваших рук дело? Вы приказали пытать Даниэля?! — закричал Фабиан.

— Никогда! — вдохновенно вознегодовал маг. — Мне бы никогда не пришло в голову подобное! Но вы должны понимать, что мой долг велит мне...

— Лжете, — процедил кабальеро. — Вы всегда лжете. Я ничего не скажу, пока моих друзей не доставят в Рокуэллу. Миро — в дом отца, под нос к дону Диего, Руи с Данем — к старшему брату Родриго.

Месмер чуть прищурился, пощипывая усы.

— Это ваши условия?

— Да.

— Ну что ж... Я подумаю над этим, — решил комиссар и позвонил. — Базильен, проводите юношу к его друзьям.

Лакей Месмера честно довел Фабиана до комнаты, которую занимали идальго, но юноша не хотел входить. Ему пришлось бы объясняться с друзьями, смотреть в глаза Даниэлю... Бьяно прикусил губу. Он знал, что виновен перед ним, он хотел попросить прощения, если только это можно простить, но именно сейчас идальго хотелось поразмыслить кое над чем другим. Поэтому кабальеро дождался, пока слуга уйдет, и стал подниматься на чердак. Его никто не задерживал.

Чердак был не столько чердаком, сколько мансардой. Чихнув три раза от избытка пыли, кабальеро присел на подоконник, обхватил руками колено и задумался.

Фабиан ни минуты не сомневался, что Месмер и не подумает выполнять свое обещание. Какой же дурак откажется от такой возможности давить на пленника? Юноша уже наслушался криков друга и второго раза не вынес бы. Так что магу нет никакого резона держать слово. Гораздо интересней было другое.

Рамон зачем-то открыл свою тайну Месмеру. Вряд ли только из-за того, что в ординарской тюрьме плохо кормили. Первое же, что приходило в голову — герцог намерен лично подготовить передачу трона наследнику. Фабиан хорошо знал историю Рокуэллы, Рамон наверняка не хотел, чтобы Ибаньесы взошли на трон в кровавой пене смуты, как это случилось с Вальдано. Кроме того, любая заварушка в стране только на руку аргассцам и всяким прочим.

Полукровка поскреб подбородок. Учитывая скрытность томоэ, неудивительно, что он не собирался выполнять договор, но... здесь юноша упирался в глухую стену. Для чего его воспоминания Месмеру? Полукровка никак не мог сообразить, что же такого особенного он может помнить о своем опекуне. Или же... или же...

По спине вдруг дернуло холодком. Ответ мог быть и таким: любимый герцогский воспитанник потребен комиссару для банального шантажа. Кабальеро слегка покраснел. Да уж, в герцогской любви сомневаться не приходится, вот только неужели комиссар не боится разделить судьбу Марсе? Но тогда зачем вся эта чертовщина с телепатическими допросами?

Фабиан весь извелся в попытках угадать, что за этим кроется, но так ничего и не сообразил. Сплошные "может", "а вдруг" и "что, если?..", но ни одного внятного ответа. В мансарде было прохладно, и наконец полу-оборотень поймал себя на том, что больше стучит зубами, чем мыслит. Юноша слез с подоконника, и ему на плечи упал мягкий теплый плащ. Идальго так подскочил, что чуть не вывалился из окна.

— Не надо так нервничать, это всего лишь я...

Фабиан круто развернулся, уже уловив знакомый запах, и уставился в лицо опекуна.

— Т... та... том-м-м-мо... эээ?!

— Тшш, томоэ, томоэ, не надо так кричать, — смуглая рука нежно прошлась по щеке юноши, он снова залился румянцем.

— Н-но... ты... вы... как здесь?! — проблеял полукровка, дрожа с головы до ног. Рамон поплотнее укутал его в плащ. Боги, этот запах... идальго зарылся носом в рубашку опекуна.

— Я пришел по следу Месмера, через его личный портал.

— Но сюда нельзя! Сюда... это... вас же сейчас найдут! — всполошился Фабиан, одновременно прижимаясь к герцогу всем телом.

— Найдут, найдут, — успокоил его эмпат. — Я и хочу, чтоб нашли. Но не сразу.

— Почему? — сдался маг.

— О, это вопрос сложный, — мурлыкнул герцог, ненавязчиво обнимая юношу за талию. — Для начала я хотел бы узнать, какую думу вы так усиленно думали?

Полу-оборотень в двух словах объяснил суть месмеровского предложения, попутно пытаясь вспомнить, из-за чего так взъелся на опекуна. Такая чушь вспоминалась...

— Надо же, врет ребенку и не краснеет, — хмыкнул Рамон, пристаивая другую руку на плечах воспитанника.

— Я не ребенок!

— Совершенно верно. Вы — ключ, и поэтому он так алчет вас заполучить.

Фабиан прижал ладонь ко лбу. Мысли завязались в тугой узел, и распутать его самостоятельно кабальеро было не под силу.

— Я ничего не понял, — тихо и жалобно сказал он. — Какой еще ключ?

— Ваши менторы даром ели мой хлеб. Как же вы не знаете о теории "ключ-замок"? Я — эмпат, эмпаты почти не могут испытывать чувства и эмоции, потому что чтобы сосуд наполнялся, он должен быть пуст. Но...

— О нет! — взвыл Бьяно, наконец вспомнивший страницы учебника.

— О да. Эту теорию долго считали ложной, но мы — блестящее доказательство ее пра...

— Не хочу быть доказательством!

— Увы, богиня судьбы не спрашивает, но выбирает, — философски протянул Рамон, поглаживая воспитанника по спине. — Тот, кто сумеет подчинить себе ключ, заставит плясать эмпата под свою дуду.

— А как Месмер узнал? — спросил Фабиан.

— Сопоставил факты, — пожал плечами эмпат. — Аскелони сходил с ума по этой идее, он очень хотел сделать ключом ко мне Бертиле. На этом и погорел. Я еще готов был терпеть ее в постели, но в душе... — Рамона передернуло.

— Тогда зачем вы женились на ее сестре? — поддел Бьяно, которого этот вопрос занимал куда больше, чем истории о покойных герцогинях.

— Только ради запутывания следа. Кстати, о сестрах, — томоэ пристально вгляделся в лицо воспитанника и строго спросил: — Это вы мне удружили с юной Вероной?

— Нет! Она сама хотела!

— Она так уязвила ваше сердце, что вы без колебаний пошли на преступление?

— Уязвила — не то слово, — процедил отрок. Рамон чуть отодвинулся и протянул:

— Но, честно говоря, я намерен обсудить нечто совсем иное.

— Например? — юноша все еще раздумывал, что скажет Веро насчет всей этой авантюры, и шепот Рамона застал его врасплох:

— Прости меня.

Губы герцога почти коснулись острого уха полукровки, и юноша, вспыхнув, как свечка, порывисто прильнул к эмпату. Что ему, полу-оборотню, до всех этих глупостей, до этого общества и его "мнения"? Какая разница, кто и что скажет, если можно окунуться в пьянящий запах Рамона? Боги, он так соскучился по этому аромату! Все люди по сравнению с герцогом омерзительно пахли...

— Бьяно, прошу... я так устал быть раскрашенной куклой...

Рамон снова, так привычно, потянулся к нему, но на этот раз не отнимал, он... делился. Фабиан задохнулся от неожиданности, вцепившись в герцога обеими руками. Чувства и эмоции томоэ были непохожи на чувства юноши, они напоминали шаги человека, только недавно вставшего с постели после тяжелой болезни. Эмпат медленно, как раковина, раскрывался перед воспитанником, и у Бьяно даже дух захватило от того, что кто-то мог испытывать к нему такую безграничную нежность. Юноша запустил обе руки в длинные густые волосы герцога, перебирая их, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы, пряча в них лицо. Он и сам не заметил, как к ним примешались горячие поцелуи.

— Ну где же он, о боги? — вопрошал Миро, меряя шагами комнату. Даниэль, на которого после стольких нервных переживаний напал дикий прожер, обгрызал ногу индюшки. В комнату вбежал Руи.

— Все этажи с нашей стороны обошел — нету! А сюда Месмер чешет с кучей народу!

Дануто выронил индюшкину конечность.

— Сундуки к двери! — скомандовал Рамиро. — Живо!

Едва они закончили с баррикадой, как раздались глухие удары в дверь. Дануто попятился, Родриго загородил его собой.

— Может, Даня спрятать?

Миро мотнул головой: это было без толку, как и тяжелый светильник, который юноша машинально схватил со стола, а их смехотворная баррикада не задержала комиссара со товарищи даже на минуту. Когда в комнату ворвался чародей вместе с полудюжиной ординарских солдат, дель Мора невольно сжал кулаки, отталкивая Даниэля к стене.

— Где он? — нервно зыркнув по углам, спросил Месмер.

— Хороший вопрос, — холодно отозвался Ибаньес. — Где Фабиан?

— От меня ушел своими ногами. Обыскать здесь все! — приказал комиссар. — Они должны быть где-то тут... Больше негде! Капитан, вы послали людей обыскивать замок?

Бородач с капитанской нашивкой кивнул. Солдаты принялись обыскивать комнату.

— Они? — чуть слышно спросил Даниэль.

— Они, они, — благодушно подтвердила портьера голосом Рамона. Ординарские наемники отработанно кинулись к дверям и окнам, мигом перекрыв все выходы. Шесть мушкетных дул уставились в синюю портьеру, а из пыльных складок в обнимку вышли герцог и его воспитанник, закутанный в плащ.

— Томоэ! — хрипло вскричал Родриго. По припухшим губам полукровки блуждала шалая улыбка. Первое, что он продемонстрировал Месмеру, — расстегнутый браслет. Комиссар тоже улыбнулся, но так, что в комнате похолодало.

— Томоэ, — прошептал маг. — Вы все же сделали это.

— Давайте без патетики, — поморщился Рамон. — Вы похитили и удерживаете силой государя свободной страны. Надеюсь, вы понимаете, чем вам это грозит?

— Ошибаетесь, — змеино улыбнулся Месмер. — Вы пришли сюда по своей воле, а уйдете не скоро.

— При чем тут я? — вскинул бровь эмпат. — Речь идет о Рамиро Ибаньесе, герцоге Рокуэльском.

Вид месмеровского лика с отвисшей челюстью доставил Фабиану просто неземное наслаждение. А уже потом юноша сообразил, кто испустил стон умирающего лебедя.

— Миро, ты что, не рад?

— Миро — герцог?! — пронзительно вскричал Даниэль. — Герцог?!

— Да, — сказал Рамон. Воцарилась глубокая тишина. Солдаты все еще держали Рамона и Фабиана на прицеле, но уже без прежнего энтузиазма. Кабальеро ошеломленно смотрели друг на друга и на Рамиро, бессильно уронившего руку со светильником.

— Как? — хрипло спросил комиссар спустя полминуты.

— По рокуэльскому Акту о престолонаследии, — пожал плечами бывший монарх. — Мой отец старательно изводил всех своих родичей. У моего деда было всего трое детей — двое мальчиков и девочка. Мой прадед был единственным из семьи, кто выжил в эпидемии красной чумы, и из четверых его сыновей двое погибли, а один стал прелатом. Так что наш род практически вымер.

— Принц Аргасский... — заикнулся Рамиро, не желая верить такому счастью.

— О да, но мой прапрадед, герцог Энрике признал вашего предка своим побратимом до того, как мой дед выдал свою дочь замуж за аргасского наследного принца.

— Не отвертишься, — хмыкнул Родриго.

— Но о себе-то вы и забыли, — торжествующе указал Месмер. — Разумеется, я не буду удерживать его сиятельство с друзьями, но вы обманули Ординарию, и Совет, и ответите за это!

Рамон только вздохнул.

— Я обманул лишь вас, — сказал он. — В кипах тех указов, которые мы с доном Мигелем писали, пока я находился под вашим неусыпным надзором, было мое отречение и признание наследником Рамиро Ибаньеса.

— Но... но... — маг побледнел и в полном отчаянии закричал, тыча пальцем в Миро: — Но разве он не был подсадной уткой?! Разве вы не готовили передачу трона его брату?

Рамон грустно посмотрел на комиссара.

— О боги, а что мне еще оставалось делать, ведь рядом все время ошивались то вы, то ваши слуги?

Месмер опустил голову, тяжело дыша. Потом поглядел на томоэ — задержал на нем взгляд исподлобья, словно колебался, не стоит ли арестовать их всех, не взирая на лица, и резко махнул рукой наемникам. Они опустили мушкеты и, повинуясь новому жесту, покинули комнату.

— Молодые люди, идите сюда, — приказал Рамон. — Нам пора домой.

— Вы ответите за это, — тихо сказал чародей. — Ответите, клянусь!

Эмпат хмыкнул. Кабальеро торопливо столпились вокруг него.

— Ваше сиятельство, положите светильник. Если вы, конечно, не хотите взять его, как сувенир, — любезно напомнил Рамон, вынимая из кармана цитрин.

— Ах, что вы, пусть берет на память, — прошептал Месмер. — Берите, ваше сиятельство, берите! Мне ничего для вас не жалко!

Руи насупился. Миро сильно вздрогнул и поставил источник света на стол. Рамон бросил на пол заговоренный камень. Брызнул сноп золотистых искр, и когда комната опустела,комиссар вышел вон, грохнув дверью.

Потрескивал огонь в камине, в прозрачном графине с вином играли багряные блики, мерцали золотые отсветы на бокалах. Свет был погашен, и комнату заполняли густые весенние сумерки. Фабиан разливал по бокалам вино. Эмпат сидел в кресле, расслабленно откинувшись на спинку и прикрыв глаза. На кушетке напротив расположились друзья полукровки, чем-то напоминая взъерошенных, настороженных птиц.

— Так все же, — настойчиво спросил Хуан, — в чем был смысл? Разве вы не собирались короновать Диего, пока аргассцы... — дон Фоментера замялся, покосившись на Миро: тот еще не пришел в себя после кортесов.

— Охотились бы за подложным наследником, — невесело усмехнулся юный герцог, покачивая бокал. Рамон задумчиво посмотрел на юношу.

— Ваш брат оказался слишком честным человеком... к сожалению. Он не захотел брать чужого, — бывший властитель усмехнулся и пригубил вино. — Зато у вас будет отличный адмирал, когда ваш отец уйдет на покой.

— Так почему же Миро? — напомнил юный чародей. Ему хотелось сесть у ног Рамона, но не показывать же друзьям...

— Если разумнее отдать трон зрелому мужу? Что ж, — эмпат осушил бокал. — Сначала мы так и хотели — отвлечь Ординарию и Совет на Рамиро, пока мы будем заниматься передачей трона Диего Ибаньесу-младшему. Но во-первых, воспротивился сам счастливый наследник.— Воспротивился воле отца? — изумился Миро: старший брат до сих пор не садился в присутствии адмирала без разрешения. А сам герцог Ибаньес изрядно нервничал в преддверии свидания с отцом. Кортесы кортесами, а родитель на титул не посмотрит.

— А во-вторых, об этом разнюхал Месмер, — закончил мысль Рамон. — Я не люблю делать то, чего от меня ожидают. Когда интрига дошла до своего логического конца, и мы получили от барона Фонтихо ваше... скажем так, завещание, то у нас на руках оказались два беспроигрышных расклада. По сути, мы могли объявить монархом любого из вас. Все ждали, что мы выберем Диего. Тем более, что вы не горели желанием сесть на трон.

— Тогда почему я? — спросил Рамиро.

— Так вышло, — пожал плечами эмпат. — Дон Мигель и ваш отец были против, но... недолго. В конце концов, хороший король не обязан быть хорошим флотоводцем. И наоборот. Хороший король сродни хорошему эконому, который заставит и ключника, и повара, и лесничего, и арендаторов работать на благо имения. Мне кажется, что вы будете неплохим монархом, и дон Мигель не оставит вас без помощи.

— Я буду стараться, — вздохнул Миро. — Но это все слишком неожиданно... В голове не укладывается.

Они помолчали, прихлебывая вино. Потом Даниэль вспомнил:

— Вы говорили, что подписали отречение в тюрьме. Но как дону Мигелю удалось его вынести? Дон Игнасио как-то обмолвился, что бумаги премьера осматривали...

— О, — прищурился Рамон, — но я не подписывал никакого отречения в тюрьме. Я подмахнул пустой лист, дон Мигель скомкал его и сунул в карман. Потом уже Феоне разгладила его, а мой секретарь переписал на листок заранее составленный мною текст. К нему осталось лишь приложить печать, что и сделал премьер сразу по окончании переписывания.

Молодые люди обменялись выразительными взглядами, потом Руи толкнул в бок Миро, тот помотал головой и пихнул Фабиана. Полукровка прикусил губу и выпалил:

— Чем занимался Аскелони?

Молодежь притихла и вытянула шеи. Никто ничего толком не знал, поэтому было интересно и страшно.

— Карл Аскелони, — помолчав, тихо сказал Рамон; пустой бокал качнулся в его пальцах. — Гениальность — это страшный порок, а вкупе с упорством и умением доводить любое дело до конца — и вовсе хуже стихийного бедствия. Хуан, подойдите к окну и посмотрите в сторону гор, на подоконнике должна быть подзорная труба. Что вы видите?

— Башню, — немного удивленно отозвался дон Фоментера. — Айна Граца.

— Не знаю, снилась ли она Аскелони в эротических снах, — усмехнулся отрекшийся монарх, — но его аж свербело от желания расколупать башню и узнать — что там, внутри?

— И ему удалось? — ахнул Даниэль.

— Как сказать... вскрытие не состоялось, уж не знаю почему, -часть дневников Аскелони сгорела вместе с ним. Так же ничего не известно о том, где и как он добыл свои знания, да оно и к лучшему, я думаю. Такому сокровищу лучше лежать в земле, да еще и зарытым поглубже.

Эмпат отставил бокал.

— От идеи подчинить башню себе он отказался, но вопрос все равно упирался в финансирование. Требовался покровитель, и он нашелся в лице моего отца. Главное — предложить меценату лакомую баечку, а тут сошла и глупая сказка об империи Юга на весь материк.

— Но каким образом вы оказались эмпатом? — спросил Фабиан. — И почему вас не раскололи при проверке на примесь иной крови?

— Афера была проще мычания, но об этом позже. Аскелони получил пост Верховного мага, средства и людей. Тут-то и выяснилось, что запихнуть силу башни во взрослого человека невозможно: все "опытные образцы" погибали. Тогда его и осенила светлая мысль — взяться за детей.

— О боги, — выдохнул Рамиро. — Мы... мы не думали... простите.

— Ерунда, об этом уже давно пора рассказать. Те тетради я уничтожил лично, — негромко сказал Рамон. — Так же лично Аскелони уничтожал все "образцы". В общем, через три года он заявил моему родителю, что все готово. Родитель понял намек и немедленно обручился с доньей Лусией Фернандес.

— Но ведь ваши старшие братья... — недоуменно начал Родриго и запнулся. — Они...

— Дело пошло не сразу, — согласился бывший герцог. — Дети, рожденные от двух людей, успешно проходили проверки, получали способности и один за другим сходили с ума, пока Аскелони методом проб и ошибок искал способ обучения. Но ведь нашел же наконец.

— Но почему ваш отец молчал, ведь умирали его дети? — вскричал Даниэль. — Я бы... я бы...

— Нормальным людям не понять, на что можно пойти ради власти. К тому же от пробы к пробе образцы становились все лучше и лучше.

Идальго долго молчали, придавленные откровениями Рамона. Вот тебе и великая тайна — не тронь, пока не пахнет. А ради чего все? Ради власти — Миро поморщился. Власть казалась ему огромной, неподъемной глыбой, и убивать, превращать людей непонятно во что, только ради того, чтобы с радостью взвалить на себя сотню пудов — ему это казалось диким и бессмыленным.

— Потому-то я и выбрал вас, — сказал Рамон. — Вы ответственны и знаете, в чем заключается долг.

Рамиро вздохнул. Ему только кучи возложенных надежд не хвватало для полного счастья.

— Не впадайте в отчаяние, — улыбнулся эмпат. — Идите, вас ждет отец, а завтра за вас снова примется знать. Сегодня кортесы не высказали и половины накипевшего.

— Ох, да, — опечалился Миро. Беседа с адмиралом вряд ли будет теплой и дружеской, но, с другой стороны, там будут друзья, старший брат и дон Мигель. — Ну, мы пойдем тогда. Доброй ночи, томоэ.

— Хвала всем богам, уже нет.

— Не травите ему душу, — хмыкнул Фабиан, — а то еще удерет... к контрабандистам, на волю.

— Не смешно, — холодно отрезал Миро. Юный чародей проводил друзей до двери, вернулся к эмпату и устроился на подушках, привалившись к ногам опекуна. Уф, наконец-то!

— Как в добрые старые времена, — Рамон расслабленно вытянулся в кресле, спустил руку с подлокотника и взъерошил волосы полукровки. Бьяно вздохнул, прильнул щекой к колену эмпата и спросил, вдруг вспомнив:

— Я одного не могу понять — при чем тут Элеонора?

— Как — при чем? Расклад тот же, козыри те же, в качестве туза в рукаве — возрожденный Аквилон и полное посрамление аргасских варваров. К тому времени, когда падме произвела на свет дочь, Аскелони довел свой метод до совершенства, девочке ничего не грозило, — неторопливо пояснил Рамон, мерно водя пальцами по пробору в волосах полу-оборотня и щекоча его ухо. И зачем только все эти разговоры, но воспитанник был твердо настроен выяснить все:

— Так выходит, что и она тоже того?

— Того, — подтвердил эмпат. — Стихийная магия, но и она оказалась бессильна против хорошего пистолета.

— Значит, убили, — раздумчиво отметил кабальеро.

— Убил, — без особых угрызений совести подтвердил дон Вальдано, так нежно взявшись за кончик уха полукровки, что юноша заурчал от удовольствия. — Я рад, что так счастливо отделался.

— Ну да, — фыркнул Фабиан, — даст вам Месмер отделаться.

— Перед тем, как он приступит к отмщению, у нас есть пара месяцев. Его самого ждет дисциплинарное расследование за многочисленные нарушения Коронельского акта. Дон Мигель обеспечит...

Небо темнело, алое постепенно таяло в синем. Рамон гладил воспитанника вдоль гибкого хребта, полу-оборотень томно потягивался.

— Томоэ, вы знаете, мне однажды приснилось... что мы были в такой комнате. Темно, один камин светит, и вы с бокалом.

— Романтично, — согласился Рамон. — Это из-за этих снов вы так переживали?

— А вы уже тогда знали, — Бьяно извернулся по-кошачьи, выскользнул из-под ласкающей руки и поглядел на опекуна. — Могли бы и сказать, а то шаритесь по чужим чувствам, и все молча.

— И это что-то изменило бы?

Фабиан неопределенно дернул плечом. Рамон вдруг наклонился с кресла и крепко обхватил полукровку за талию. Идальго вспыхнул и рванулся, упираясь руками в грудь опекуна.

— Ну что вы? — шепнул эмпат. — Вас больше прельщают поцелуи в логове врага, в минуту опасности? Мы можем пойти в гостиную к моей жене.

— Жена вас уже не устраивает? — зашипел полукровка, выпуская когти. — Новых ощущений захотелось?!

Рамон негромко рассмеялся и выпустил жертву. Фабиан поднялся и подошел к окну. Глупо было изображать святую невинность после десяти минут страстных поцелуев на чердаке, но... Юноша еще не был уверен... то есть нет, уверенность-то как раз была, просто... он не знал, что намерен делать Рамон. Может, ему вовсе не хочется продолжать в том же духе? Ведь зачем-то он женился на этой Анжеле...

— А вы зачем-то притащили сюда эту Верону.

— Опять подслушиваете?!

— А кто тебе мешает сделать то же?

Фабиан обхватил себя руками. Ко всему этому еще надо привыкнуть. Никто не мог заглянуть в чувства эмпата, а вот ему можно было.

"Я подожду. Я не тороплюсь", — прозвучало в голове. Это были не слова — ощущения, которые невозможно передать словами, и Фабиан разделял их. Он знал, что Рамон чувствует именно так, и эти ощущения — это ощущения другого человека, и от этого голова шла кругом. Идальго поежился. Неужели у Рамона всегда так?

Рамон неслышно подошел и несмело положил руку на талию Бьяно. Он боялся, что уже позволил себе слишком много по отношению к юноше, больше всего боялся задеть больную струну, напугать. Кабальеро наморщил нос. Ну это уже смешно! Он чуть качнулся назад, извернулся и прильнул к эмпату. Рамон облегченно вздохнул.

Фабиан с мурлыканьем потерся щекой о грудь эмпата: идальго чувствовал себя на удивление спокойно. Он не пылал, не дрожал, сердце не колотилось, как бешенное, — кабальеро было просто спокойно. Умиротворенно. И плевать на все эти мелочи: Анжелу, Верону, Феоне, кортесы, и на Месмера с Виктором, Олсеном и всеми его планами, и даже на то, что совершенно непонятно, куда и как будут идти отношения с опекуном, на презрение друзей и издевки врагов, если только кто-нибудь узнает — все это будет потом: завтра, послезавтра, через месяц. Сейчас нужно было просто вдыхать запах Рамона, ощущать биение его сердца и ровное дыхание, чувствовать его руки вокруг талии и касающиеся волос губы эмпата. И ничего больше.

45