Мы набирали кадры со стороны — по большей части совершенно не пригодные к тому, чтобы доверить им хоть сикль, не говоря уже о торговой сети или печатном станке. После того, как Кингсли просеял их через тройное сито, как ни странно, несколько человек остались. В их числе — Лаетус, жуткий перфекционист и зануда в работе, главный шутник и выпендрежник в быту. Ему всего 23, он под видом маггла доучивается в Лондонской школе экономики. Кстати, это его индюк тут постоянно прогуливается. Не имея возможности тянуть людей из Ордена напрямую, мы убеждали сторонников проситься на смежные направления: производство, торговля, транспорт, — и заполучили Артура Уизли и Гермиону. Так складывалась моя нынешняя команда. Через полгода после моего назначения преступность сократилась в пять раз. Вот тогда я и получил звание почетного аврора. Сейчас авторитет Аврората чрезвычайно высок, но влияние падает. Он отошел на второй план. Надеюсь, там и останется, как алмазное месторождение кадров, если только не дать Сагитариусу окончательно превратить его в богадельню. Ностальгически вздыхаю:

— Такая вот история. Уже история.

Аль слушает, хмурясь каким-то своим мыслям. Неожиданно спрашивает:

— Вы из-за этого поддержали мистера Лонгботтома на посту премьер-министра?

Улыбаюсь:

— На это существует две точки зрения. Одна гласит, что Лонгботтом — премьер, потому что его поддерживаю я. Другая, — что Лонгботтом — премьер, потому что он поддерживает меня.

— А как на самом деле?

Пожимаю плечами:

— Он принципиальный человек и удобный премьер-министр.

<> <> <>

Его послушать, так все будет хорошо. Люди получат работу и зарплату, инфляции не будет, черный рынок исчезнет. Не понимаю, он ведь жил в маггловском мире — должен хоть что-то соображать.

— Скоро лорды лишатся большей части своего капитала и займутся созданием мастерских, где заставят работать эльфов.

— Откуда вы знаете?

— Мы сами так делаем.

— А как на это смотрит ваша подруга?

— Да, для Гермионы было ударом, когда мы провели это решение.

Я в шоке.

— И это после того как она вас поддержала?

— Что поделаешь. Надо было срочно обеспечивать товарно-денежный баланс.

— Да, при таких методах вы никогда не проиграете.

Он говорит: зато после того как лорды создадут мастерские, эльфы потребуют свободу и станут равноправными. Но его слова только усугубляют впечатление.

— Бессмысленно, они просто наймут новых.

— К ним никто не пойдет. Мы будем платить больше — печатный станок-то у нас. Если потребуется, запретим по закону.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — не выдерживаю я.

— Мне интересно, что ты думаешь.

— Ничего хорошего.

— Я вижу.

Мир изменится, говорит он. Эльфы и маги, обеспечивающие уже не одну семью, а все магическое сообщество, завалят мир вещами. Будущее принадлежит эльфам, но не только эльфам. Когда то, на что годится их магия, станет достижимым, встанут новые задачи, требующие общих усилий. Скоро школьники будут рыдать над перепиской Грин-де-Вальда или трудным детством Ридла, и это не будет иметь никаких последствий. А пока влияние лордов не подорвано, Пожиратели останутся запретной темой.

— Мне не хочется, чтобы ты путал прошлое с будущим, — сочувственно говорит он.

Что-то я не могу себе представить свободных эльфов. Легче уж рыдающих школьников.

Периодически тяну руку к патронусам, пытаюсь понять разницу. Почти неощутимое раздражающее чувство, — как слабый разряд тока, и больше ничего. Мистер Поттер наблюдает за моими экзерсисами и достает палочку. Интересно, что он представляет, когда произносит заклинание? Я закрываю глаза и провожу пальцами по серебристой шкуре оленя. И тут же одергиваю руку.

— Ну что, убедился?

— Неприятное ощущение.

— Много ты понимаешь, — в его усмешке превосходство и преданность. Странное сочетание. Но меня успокаивает.

<> <> <>

Он меня не понимает. Совсем. Такое ощущение, что я прилетел с другой планеты, и теперь рассказываю, как там, дома. Ничего, лучше сейчас, вдруг потом времени не будет. Хотя, что я могу рассказать? Про золото не могу. Про Орден тоже особо не могу. Так только, отдельные картинки. Про гоблинов не могу. Я не знаю, как они отреагируют на баржу бывшего алюминия, но что-то мне подсказывает, они ей не обрадуются. Особенно, когда выяснится, что это только флагман.

Так что с одной стороны нам почти обеспечено восстание гоблинов, с другой надо поднять восстание эльфов. Такой веселухи у нас лет десять не было в повестке.

Честно говоря, я себе свободных эльфов тоже смутно представляю. Но во-первых, это будут уже не домашние эльфы, привязанность к замку они потеряют. Во-вторых, если их обязать работать вперемешку с людьми за одинаковую зарплату, сдвиг в мозгах произойдет. В-третьих, я не могу себе представить, чтобы мы обломали зубы на такой ерунде.

Что-то я тут засиделся, право слово!

<> <> <>

В двух шагах от нас появился маг. Еще до того как я успел понять, что что-то происходит, мистер Поттер залепил в него заклятием Фините инкантатем.

— Нет, нет, мистер Поттер, — завопил тот, раскинув руки, как для ловли гусей, — я Ра Хестоя, я здесь для того, чтобы просить вашей аудиенции!

— Вы сумасшедший? — холодно спросил старший Поттер, протягивая ладонь.

Новоприбывший затряс ее с таким жаром, словно это копилка, из которой он пытается выбить монету. Оказалось, примерно так оно и есть.

— Я по поводу субсидии. Мне было назначено на понедельник, но наша встреча сорвалась, я узнал, что вас скоро освободят, и подумал: "Ра, надо ловить момент! Потом мистеру Поттеру будет не до тебя со всеми этими неприятностями!" Я присоединил себя к передающему артефакту, и вот я здесь! А это, надо полагать, ваш старший сын Джеймс Сириус Поттер? — Маг подскочил с рукопожатием к Джеймсу. — Большая честь для меня!..

На нем была поношенная мантия нелепого сиреневого цвета, бывшего очень модным, когда я только приехал в школу, — еще одна причина носить черное, — и тараторил он без умолку.

— Мистер Хестоя! — перебил мистер Поттер тоном Джеймса. — Я все-таки предпочел бы встретиться с вами в обычном порядке.

— Нет, пожалуйста, выслушайте меня! — Проситель перепугался. — Мой вопрос не может ждать! Вы знаете, я не посмел бы вас беспокоить, если бы не конфискация. Но не о чем волноваться, просто считайте, что мы уже в министерстве! Сэр Лаетус сказал, что это вопрос нескольких часов, так что никакой разницы! — Он замахал руками и засмеялся.

— Но там все нор..?

Сиреневый обернулся к задававшему вопрос Джеймсу, но министр опять окликнул:

— Мистер Хестоя!

— Да-да, простите!

— Что ж, если дело обстоит таким образом, я вас выслушаю. Но все-таки вам не стоило так рисковать. Проекции коварны. Я сам шел сюда на пять минут и никак не думал тут застрять.

— Что все-таки произошло?

— Да ничего особенного. Дети играли в войну.

— Ааа, — умильно улыбается мистер Хестоя, упирая руки в бока. — И кто победил?

— Как обычно, я, — усмехается мистер Поттер. — Если, конечно, верить газетам.

Подкупающая манера иронизировать над собственной политикой. И наверняка он обзавелся ей в Аврорате — работа по выявлению недовольных, вошедшая в привычку. Неужели это может мне нравиться?

Он смотрит на меня вскользь, у него хорошее настроение. Вспоминается, как он мне тогда подмигнул.

— ...Давайте присядем где-нибудь, где нам не помешают. Джеймс, пожалуйста, не отлучайся пока никуда, мы ненадолго.

Они отходят. Я молча сижу, обхватив руками колени. Джеймс тоже молчит.

<> <> <>

На Хестою смотрит с отстраненной жалостью, на меня — со злостью. Услышал про конфискацию — так вообще закатил глаза к потолку. Я немного сбавляю обороты.

Ра Хестоя, 48 лет, женат на Луизе Розье, кузине покойного Пожирателя Ивена Розье, чистокровный. Терпеть не могу таких людей. Скользкие, как дерьмо, обопрись — упадешь. Опасные тем, что их много, и они лезут во все щели.

Украдкой наблюдаю за Райтом. Как он красив, как неосторожен. И все же контраст с равнодушным, вышколенным Джеймсом не в его пользу. Вот зачем так хлопать на меня глазами, когда я говорю про игру. Хестоя дурак, а если бы на его месте сейчас был Сагитариус? Замечаю, как он смотрит снизу вверх с недоверчивой симпатией, и я думаю: а, Мерлин с ним, пусть хоть на ушах стоит.

Я выбираю место так, чтобы оттуда хорошо просматривалась наша площадка, и все равно скука, от которой я уже поотвык, присасывается, как дементор. Хестоя излагает свою проблему, я вспоминаю Райта. "Думаете, окружающие не замечают, что вам на них плевать?"

Я спрашиваю Хестою, почему он решил прийти ко мне и к кому уже обращался, словом, развлекаюсь, как могу. Все равно скучно. Его ситуация проста, как луковица. Идиот давно мог обратиться к Маглуару, вместо того, чтобы отравлять мне последние часы. А теперь ни откровенных бесед, ни прямых взглядов.

Я заботливо предлагаю Хестое пообедать. Хоть какое-то взаимодействие — разложить еду, убрать еду. Упоминается история проекций, патронусы, их обладатели, всякая чушь. Я рассказываю "подробности" нашего перемещения: Райт неудачно наложил заклятие, сообщил мне письмом, я сначала решил, что это чья-то шутка, дальше — практически как оно и было. Аль так нервничает, что я испытываю соблазн влезть к нему в мозги, чтобы успокоить. Когда еда упакована, он спрашивает:

— Сэр, можно вас на минуту?

— Да, мы не договорили, прошу прощения.

Отходим, отгораживаемся чертой, и я не дожидаясь, пока он изложит суть проблемы, говорю:

— Лицо — попроще.

Он секунду переваривает разницу между моим скучающим видом и заботливой интонацией, и делает правильный вывод.

— Что теперь будет?

— Абсолютно то же самое. Только выглядеть будет иначе.

— А что мне отвечать, когда меня спросят о произошедшем?

— Ты же только что слышал. Я для кого старался? Только не говори, что не запомнил.

— Почему вы не предупредили заранее?

— Куда уж заранее? Если ты не запомнил, могу все повторить. — Я с трудом удерживаюсь от улыбки.

— Но что, если ваш сын..?

— Ммм?

— Расскажет, как все было на самом деле.

— Как ты это себе представляешь?

— Не знаю, — он опускает голову.

— Я тоже не знаю, — удивительно, но он меня разозлил. — У Джеймса много недостатков, но у него не возникнет вопрос, что отвечать. И его не требуется предупреждать заранее. К слову, сейчас он напуган сильнее, чем ты, просто по нему это не видно.

— Но вы же рассказали Фламелю! — Он обиделся и разозлился, я же наоборот резко успокоился.

— Лицо попроще. Ты всерьез опасаешься, что Ник заполнит на тебя бланк? Или побежит в редакцию "Придиры"?

— Нет, но я подумал, если вы рассказали Фламелю...

— Аль, ради Мерлина, неужели ты думал, я допущу, чтобы такое попало в досье? Если я рассказал это Фламелю, значит, мы любой ценой сохраним это в тайне от остальных. Представь, если он это еще от кого-нибудь услышит? Он же ко мне больше не обратится. Мне кажется, самое ужасное в его возрасте — это повторяющиеся анекдоты.

Наконец-то успокоился, сдерживает улыбку.

— А что я имею отношение к Снейпу, вы ему тоже рассказали?

— Вот еще, обойдется. Ну что, возвращаемся?

— Подождите. Я тогда забыл вас попросить.

— Да? — сейчас я уверен, что пообещаю ему хоть дохлого феникса, но он мрачнеет.

— Дайте слово, что больше не будете использовать против меня легилименцию.

— Нет.

— Вы же были готовы дать любой непреложный обет.

— Ты не знаешь, о чем просишь.

— О чем?

— Действовать через третьи руки.

Он меняется в лице.

— Аль, пожалуйста. Мне нужно знать, что с тобой все в порядке. Ты еще ребенок...

— Бедная маггловская сиротка?

— Ты очень обидчивый, крайне самонадеянный, не способный никому доверять дольше минуты. Поэтому тобой легко манипулировать.

— Поэтому вы будете бесцеремонно читать мои мысли?

— Аль, ради Мерлина! Я постараюсь делать это как можно более церемонно! Мы выработаем пышный ритуал...

— Кстати, а если ваши бывшие коллеги решат меня допросить?

— Не будет оснований.

— А вдруг будут?

— Если вдруг будут, значит, ты ответишь на их вопросы. Или не ответишь, тут уж как получится.

Он опять хлопает на меня глазами.

— Разве при легилименции можно сопротивляться? Тогда ведь используют боевые?

— Ну и что? Не непростительные же. — Я поднимаюсь с насиженного места, разрывая зрительный контакт. — Хватит, идем! Я хотел бы быть рядом, защищать тебя от всего и всех, но это жизнь, и я не могу многого обещать.

<> <> <>

— Кто этот Аль?

— Кто? А, этот... Он из Равенкло, но парень что надо.

— Он твой друг?

— Типа, приятель.

— А о чем они говорят с мистером Поттером?

— Мне точно так же не слышно, как и вам, сэр!

<> <> <>

Перед освобождением мы успеваем перекусить еще раз. Сидим и немного скучаем над книгами, когда на нашем пятачке появляется Гермиона Грейнджер. Это напоминает цветное, меладраматичное, но немое кино. Я пользуясь случаем, наблюдаю, все-таки она очень яркая, особенно на нашем фоне.

Первым делом они с мистером Поттером обмениваются парой Фините инкантатем и невербальными, потом она виснет у него на шее. Они улыбаются, жестикулируют, переглядываются, но не произносят ни звука. Впрочем, отчасти смысл их диалога понятен из того, что рубашка мистера Поттера приобретает первозданный вид, а щетина, которую уже можно назвать бородой, клоками осыпается на пол и исчезает под взмахом палочки.

Он что-то говорит, и она переводит взгляд на меня. У них обеспокоенный вид, но потом оба смеются. Мистер Поттер натягивает куртку.

— Мальчики, берите вещи, мы выходим! — она сказала это так, будто мы ехали в автобусе. — Надеюсь, никто ничего не забыл? Джеймс, мистер Хестоя, идите сюда!

Брошенный на пол в центре нашего пятачка сложенный пергамент светился, но я сразу понял, что это может быть только карта.

— Джеймс, дай руку, мы отсоединяемся!

Желтоватая круговая вспышка, и мы с мистером Поттером остаемся одни.

— Готов? — на мое плечо покровительственно опускается тяжелая ладонь. — Спасибо этому дому.

Глава 9.

<> <> <>

Перепад уровня магии — как легкое движение воздуха. Вторым зрением я вижу, как начиная с того места, где колонны смыкаются с потолком, пространство стекает нам под ноги, и из-под разрушающейся иллюзии обнажаются точно такие же колонны, стены... Если закрыть глаза, впечатление было бы отчетливей, но я и так чувствую — все нормально, — и убираю руку с его плеча.

Вот дают! Территория, которую мы облюбовали для жизни, обнесена бронзовыми столбиками с соединяющей их лентой. Мы стоим в центре пустого пространства, а вокруг — сотни три радостно аплодирующих детей и взрослых. Взгляд выхватывает Анжелину — в толпе она, как вишенка на торте. Кроме того, она напоминает мне о Кингсли, и именно на нее Джеймс постоянно жалуется матери.

Гермиона и Лаетус, стоящие отдельно, раскланиваются и принимают поздравления. Все взгляды устремлены на них, это они — герои дня, мы — всего лишь скромные кролики, которых извлекли из шляпы.