Времена не выбирают

-Ты имеешь в виду технические средства?

-Да,— кивнул он.— Камни суть устройства. Так почему бы нашим братьямкоммунистам не придумать чегонибудь эдакого? Они ведь уже семьдесят лет знают, что Двери существуют.

-Их надо найти,— сказала Лика, имея в виду как нежданных гостей, так и Двери, о местоположении которых пока ничего не было известно.

-Найдем,— уверенно ответил Макс, вероятно понявший мысль Лики правильно.— Найдем,— повторил он и шагнул к ней, безошибочно поймав мгновение, когда медлить больше было нельзя...

* * *

-Значит, так,— сказал Кержак, выкладывая перед собой наладонник, но в записи заглядывать не стал. Говорил по памяти.— Ваша прабабушка действительно погибла в сорок первом, только не в октябре, а в сентябре. Скорее всего, девятого или десятого сентября. Она служила в третьем полку второй ДНО...

-ДНО?— переспросила Лика.

-Да, ДНО — дивизия народного ополчения. Они к началу сентября отошли в Красногвардейский УР, УР — это укрепрайон, а девятого ударили немцы.— Кержак посмотрел всетаки на дисплей наладонника и удовлетворенно кивнул.— Тридцать шестая моторизованная дивизия из сорок Первого корпуса Рейнгардта. Там вообщето дикая свалка была... Бойня.— Он тяжело вздохнул, повидимому, вспоминая документы, с которыми успел ознакомиться в ходе своих "розыскных мероприятий".— Но это к делу имеет только косвенное отношение. Есть вероятность, что Наталья Дрей погибла в районе дороги Красное СелоКрасногвардейск (это тогда Гатчина так называлась). Если она погибла там, то это случилось десятого. Точнее выяснить пока не удалось, и, боюсь, уже не удастся.

-Дрей?— спросила Лика, дождавшись, пока Кержак закончит начатое предложение.

-Дрей,— подтвердил Игорь Иванович.— Дедушка ваш был Крутоярский, по отцу, а она носила девичью фамилию, но я вам чуть позже и об этом расскажу.

-Хорошо,— кивнула Лика.— Продолжайте, пожалуйста.

-Сообщение о ее гибели в бою сделал лейтенант Гаврилюк, он же, видимо, и к вашему дедушке приходил с похоронкой и личными вещами. Там какаято странная история получилась с представлением к награде...

-Что именно?— насторожилась Лика.

-Гаврилюк написал представление к ордену. Оно, к сожалению, не сохранилось, но зато сохранилась резолюция Ворошилова. Кто такой Ворошилов, знаете?— спросил Кержак и, увидев кивок Лики, продолжил: — Ну хорошо. Так вот, сохранилась резолюция, написанная его собственной рукой на другом документе. Дословно: "Брехунам своим языки обрежь, баба и одного фашиста голыми руками не убьет! (Гаврил)", то есть Гаврилюк, возможно.

Кержак снова посмотрел на Лику, как бы спрашивая, понимает ли она, о чем речь, и продолжил, снова получив в ответ легкий кивок:

-Сам Гаврилюк погиб в декабре сорок первого, но мы нашли одного старика, который с пятьдесят первого по шестьдесят восьмой год работал на "Красном треугольнике" (это фабрика такая была в Петербурге, а может быть, и сейчас есть). Да, так он там работал вместе с другом Гаврилюка Колгановым. А Колганов тоже был из второй ДНО и участвовал в сентябрьских боях. Вот он и рассказывал както, что у них докторша в полку была, немолодая уже, но очень красивая, хоть и рыжая. И что докторша эта погибла в рукопашной. Немцы ее всю штыками искололи, но это уже когда она раненая была. Немцы в нее стреляли, потому что захватить не могли, а до того она якобы чуть не полтора десятка немцев саперной лопаткой убила. Рассказчик полагает, что это сказка, но ведь Гаврилюк, судя по всему, написал в сорок первом нечто подобное, не зря же маршал взбеленился. Там, извиняюсь, и мат был, в его резолюции. Я просто цитировать не стал.

-Гаврилюк или ктото другой видел ее мертвой,— сказала Лика.— Он принес ее сыну медальон, который она постоянно носила.

-Так я и не спорю,— теперь кивнул уже Кержак.— Этото как раз очевидно. Раз принес, значит, сначала снял. Видел. Это все, ваше величество. По этому пункту мне добавить нечего, во всяком случае, пока. Но есть несколько фактов... Я думаю, вы это и имели в виду, когда давали мне поручение.

Он помолчал секунду и продолжил тем же деловым спокойным тоном, каким обычно и делал свои доклады, чего бы они ни касались:

-В наградных документах на медаль, а она получила медаль "За отвагу" еще в июле, прабабушка ваша значится как Наталья Евсеевна Дрей, но в документах НКВД она дважды упоминается в деле профессора Чиркова, а это лето сорокового — так вот там она записана как Ента Евсеевна Дрей, тысяча девятьсот шестого года рождения, уроженка местечка Койданов — это в Белоруссии,— незамужняя. Сама она по этому делу не привлекалась, но след, как видите, остался. Но и тут не все так просто. По данным наркомата внутренних дел, семья Дрей (и Ента Евсеевна Дрей, девятьсот шестого года рождения тоже) покинула СССР аккурат в двадцать шестом году, и в том же году выдана была в Ленинграде метрика вашему дедушке Льву Ивановичу. А в метрике — в графе родители — записаны Ента Евсеевна Дрей и Иван Петрович Крутоярский. Та Ента Дрей, которая вроде бы эмигрировала, умерла в семьдесят шестом году в ЛосАнджелесе. Фамилия ее была Каворски, по мужу. А ваша прабабушка в двадцать шестом году родила сына, в тридцать втором закончила Первый медицинский институт в Ленинграде и с тридцать пятого и до войны работала там же, в Питере, в больнице имени Двадцать пятого Октября. Позволите закурить?

-Игорь Иванович!— покачала головой Лика.— Курите на здоровье. И выпить можете, если охота есть.

-Нет,— усмехнулся Кержак.— От алкоголя воздержусь, но вот сигарету...

Он достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну и закурил.

-Теперь о предполагаемом отце вашего деда. Мы все варианты испробовали, но такого человека не обнаружили. То есть Крутоярских мы нашли целых девятнадцать человек. Это только мужчины, которые по возрасту могли бы в двадцать шестом году стать отцами. Ивана Петровича среди них нет, вернее был один — Иона Пинкусович Крутоярский, которого в армии называли Иваном Петровичем, но он в двадцатом еще погиб на Польском фронте. Военных и чекистов среди оставшихся не было. Шансы на то, что ктото из них все же был вашим прадедушкой, конечно, имеются, но очень маленькие. Никто из них в Питере в тот период не проживал, впрочем, и Наталья Евсеевна прибыла в Ленинград из Белоруссии, если верить ее легенде, но никто из тех Крутоярских, кого мы обнаружили, не был тогда и в Белоруссии. Это все.

-Легенда?— переспросила Лика, которая на самом деле уже все поняла.

-Несомненно,— кивнул Кержак.— Не без изящества исполненная, но очевидная липа. Имена не настоящие, биография сомнительная... Реальные факты начинаются примерно с двадцать шестого года. Мы, конечно, будем искать и дальше, но есть у меня нехорошее предчувствие, что ктото эту историю замутил, и не без умысла. Может, она из бывших была?— Он пожал плечами.— Не знаю, но определенно не агент вражеской разведки, а прочее — туман.

-Спасибо,— улыбнулась Лика, думая о последних словах Кержака.

"Туман..."

-Да не за что,— смутился Кержак.— Это же мой долг. Кстати, дядю вашего я тоже нашел. Он в Лейпциге проживает. Так что, если решите посетить...

-Обязательно,— улыбнулась Лика.— Обязательно посещу, но не сейчас и не с вами. Не обижайтесь,— сказала она, увидев его реакцию.— Просто на этот раз я хотела бы, чтобы меня сопровождал Макс.

Глава 2

НЕСКОЛЬКО УДАРОВ СЕРДЦА

Она прошла по липовой аллее, ощущая босыми ступнями знобкий холод промерзших за ночь доломитовых плит, и неожиданно для себя вышла к южному фасаду замка, образованному двумя восьмигранными приземистыми башнями, сошедшимися почти вплотную. Там, где между ними всетаки оставался небольшой — метров в шестьсемь — промежуток, уходила круто вверх узкая, без перил, лестница, поднимавшаяся вдоль глухой темнокоричневой стены к узким резным дверям из потемневшего дуба под покрытым зелеными пятнами патины бронзовым портиком, с которого смотрел на Лику ощерившийся в боевом оскале родовой зверь Норов.

Она знала, что это сон, но просыпаться не торопилась. Сон был красивый, исполненный смысла и насыщенный подробностями давно не существующей яви; яви, которая канула в небытие вместе с этим замком, старым графством Нор и всей планетой Сцлогхжу. Лика вдохнула сырой воздух осени, насыщенный будоражащими обоняние запахами увядания и нагулявшей жир дичи, и пошла через лежащую между ней и замком лужайку. Лужайка была настоящая, гегхская, заросшая побитой уже ночными заморозками высокой нестриженой травой. Влажные тронутые желтизной стебли поднимались едва ли не до середины икр. Ощущение было скорее приятным, совпадающим с окрашенными в теплые тона светлой грусти детскими воспоминаниями, которые вообщето принадлежали не ей.

Дойдя до лестницы, Лика остановилась на секунду, посмотрела вверх и только после этого стала торопливо подниматься по ступеням, намереваясь как можно скорее достичь заветных дверей. То, что двери именно "заветные", она поняла только сейчас. Понимание вошло в нее с естественностью собственной мысли, но Лика знала, что это не так. Однако поскольку все было во сне, то и тревожиться по этому поводу не следовало. Ей следовало идти. Сорок четыре ступени привели ее на высоту третьего этажа, и двери, к которым, как оказалось, она стремилась, открылись перед ней сами собой, как это часто происходит во сне. Не задерживаясь на пороге, она вошла в осевой коридор южного крыла и двинулась вперед, быстро шагая по чуть шероховатым плитам пола. Насколько она знала, плиты были из темносерого мрамора, инкрустированного камнем более темных тонов, но сейчас здесь было сумрачно, и рассмотреть рисунок замысловатого узора она не могла, вернее, не захотела. В слабом свете ночных светильников она видела перспективу уходящего далеко вперед широкого коридора, держащего на себе сложную структуру отходящих в стороны и вниз поперечных галерей. Теперь Лика уже знала, куда она, собственно, идет. То, что ее интересовало, находилось совсем недалеко.

Она сделала еще несколько шагов и остановилась напротив старинного, еще с Ахана привезенного когдато гобелена. Свет падал изза ее спины, освещая знакомый сюжет, такой чувственный, такой...

Маска почувствовала ее смятение и невысказанное желание и разбудила Лику, но не резко — толчком,— а мягко и, можно сказать, нежно, щадя и сохраняя странное настроение, рожденное впечатлением от увиденного, и быструю яркую мысль, неожиданно появившуюся у Лики в южном крыле родового замка Ай Гель Норов, что в графстве Нор, существующем теперь лишь в ее заемных воспоминаниях.

Было почти три часа ночи условного бортового времени. Лика встала, не одеваясь, вышла из спальни и прошла в свой интимный кабинет. При ее появлении просторное помещение залил мягкий, чуть голубоватый свет, в котором полированный камень и старое дерево смотрелись необычно, как образы все еще длящегося сна или декорации фантастического фильма.

-Проекция,— сказала Лика в пространство, и перед ней прямо посередине кабинета, куда она между тем успела выйти, возникло объемное изображение черной трехгранной пирамиды с двумя вращающимися одно в другом золотыми кольцами над ее вершиной.

-Сцлогхжу,— определила Лика зону поиска.— Графство Нор. Родовой замок Ай Гель Норов. Общий обзор.

Перед ней сразу же возник общий вид замка, как если бы она смотрела на него с севера. Итак, северный — домашний — фасад, наплыв, крупный план: лужайка перед пологим пандусом из полированных бревен, узкая площадка бимы Бима — преддверное возвышение, характерное для старогегхской архитектуры.

и широкие двери из зеленоватого тонкого стекла, ведущие в приватные покои семьи.

-Южное крыло,— уточнила задачу Лика и почти мгновенно увидела перед собой померанцевую гостиную, какой она была более ста лет назад и какой помнилась самой Лике, унаследовавшей эти воспоминания от покойной графини.

-Осевой коридор,— приказала она, но, как оказалось, изображений осевого коридора не сохранилось.

-Общий поиск,— приказала искренне разочарованная Лика, и перед ней возник огромный внимательный глаз с золотистого цвета радужкой.

-Гегхская мифология. Женщина и леопард.

-Информация отсутствует,— ответил красивый мужской голос, подозрительно похожий на голос Макса.

-Женщина и зверь,— предложила Лика.

-Зверь Гаты Наэй,— сказал седой благообразный мужчина, появившийся в голубоватом воздухе кабинета.

-Дальше.

-Сказка о глупой жене и умном звере.

-Эту порнографию можешь оставить себе,— отрезала Лика, поморщившись при воспоминании о "сказочке", способной ввести в смущение даже небрезгливого Афанасьева. Афанасьев А. Н. (1826-1871)— исследователь народного творчества; историк литературы и фольклора. Собрал и издал "Русские заветные сказки", народные сказки эротического содержания, в России впервые изданы в 90х годах XX в.

— Дальше!

Дальше... За следующие десять минут вычислитель перебрал еще около полусотни сюжетов, но ничего путного, то есть ничего такого, что ожидала найти Лика, в его блокенакопителе не оказалось.

-Усни!— приказала Лика и, подойдя к столику для напитков, наполнила полупрозрачную костяную чашечку лиловой остро пахнущей водкой с острова Ка.

Секунду она смотрела на водку, но запах ириса ей решительно не понравился. Лика бросила быстрый взгляд на стеклянную панель, прикрывающую собой нишу бара, однако желание выпить уже прошло.

-Вычислитель!— позвала она.

-Я здесь, ваше величество,— откликнулся приятный, на этот раз женский голос.

-Когда уходит "Призрак9"?— спросила Лика, рассматривая звездную ночь за панорамным окном.

-Через семь часов сорок семь минут и тридцать две секунды,— без паузы ответил вычислитель.

-Связь с Фатой Рей!

-Секунду,— ответил вычислитель и замолчал, лишь позванивал тихонько каждые шесть секунд, чтобы обозначить свое присутствие. На самом деле прошло никак не меньше двух минут, прежде чем электронная дамочка объявила, что связь установлена.

-Фата!— позвала Лика.

-Я здесь, ваше величество,— сразу же отозвалась княгиня Рей, но проекции попрежнему не было.

-Доброй ночи,— не скрывая усмешки, сказала Лика.— Кто это у тебя такой стыдливый?

-Аналитик отдела "Гея2" Сивцов.— Смутить гвардейского полковника было трудно, если возможно вообще.

-Покажитесь,— непререкаемым тоном потребовала Лика.

-По вашему слову.— Почемуто Лике показалось, что в голосе Фаты зазвучал смех.

Спустя краткое мгновение, перед Ликой возникла проекция, охватывающая значительную часть роскошной постели княгини, на которой, скрестив свои великолепные ноги, восседала нагая Фата, полускрывая собой растерянного аналитика. Сивцов оказался льняным блондином с васильковыми глазами, что было несложно предположить, зная, как знала Лика, вкусы своего первого меча, однако комплекция очередного избранника ее верной Фаты Лику удивила. Он был — на вкус Лики — полноват, если не сказать больше.

-Кто командует миссией на Ойг?— спросила она, не без тайного удовольствия рассматривая Фату.

-Леса Гаар, ваше величество,— без запинки ответила Фата, возвращая Лике "сосредоточенный", деловой взгляд.— Капитан "Бойцовой" роты.