| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
За годы войны он познал силу и мужество русского солдата и был готов к этому. Но то, что он увидел сейчас, его просто ошеломило: это величайшее самопожертвование и отвага русских солдат, доведенная до массового героизма; желание любой ценой, быстрее освободить свою территорию и вырвать победу. Эти качества солдата ему были непонятны и оставались загадкой. Ему нечем было блокировать величайший наступательный порыв частей и подразделений Советской армии — ни силой своего оружия, ни моральной стойкостью своих солдат. Это было светопреставление, это было хуже любого кошмарного сна. Безраздельное превосходство русского оружия в воздухе и на земле.
Генерал Рокоссовский, упершись в непреодолимую оборону Вейдлинга, потеряв половину танкового корпуса Панова, быстро перегруппировался и нанес новый танковый удар в разрез 9-й и 4-й немецких армий в направлении на Слуцк и далее на Минск, практически окружив с севера войска 9-й армии Йордана, образовав огромный Бобруйский котел.
Вейдлингу пришлось отступать, но не планомерно, как это было раньше, а бежать, пытаясь выскользнуть из окружения. Оставлялись техника и коммуникационные сооружения, обозы с ранеными и тыловыми службами, оставлялась захваченная территория. Все, кто мог двигаться и ехать, устремились на северо-запад к единственному мосту, находящемуся в руках у немцев, через реку Березина у поселка Березино, лежащего на магистрали Могилев — Минск. Последний приказ Вейдлинга командирам дивизий был лаконичен и прост: 'Прорываться самостоятельно. Да будет с нами бог'. Сам же Вейдлинг в последний момент успел проскочить Бобруйск с небольшой штабной группой, как танки генерала Бахарова победно ворвались в город, захлопнув котел.
Немецкий генерал ехал подавленный и злой. Ему не было стыдно за отступление, превратившееся в бегство. Он сделал все, что было в его силах. Он предупреждал всех о надвигающейся грозе. Майор Ольбрихт выложил карты русских. Но разведчикам не поверили. Не поверили донесениям и подвергли обструкции. Только его личное вмешательство не позволило армейским крысам арестовать майора Ольбрихта по ложным обвинениям. 'Свиньи!' — мысленно выругался Вейдлинг и открыл глаза, красные от усталости и недосыпания. Машину тряхнуло на очередной яме. Течение мыслей не прервалось, продолжилось. 'Как ты был прав, мой мальчик. Я виноват перед тобой. Я не смог довести операцию до логического конца. Единственная моя заслуга — это то, что вовремя отправил тебя в отпуск. Ты не видишь всего разразившегося кошмара'.
Генерал, чтобы отвлечься от раздиравших его душу воспоминаний, приоткрыл боковое окно и посмотрел на дорогу. Штабной 'Хорьх' продвигался медленно вперед. На дороге стояла невыносимая пыль, слышались окрики младших командиров, подгонявших смертельно уставших солдат. Повозки, машины, многочисленные колонны двигались к спасительному, как всем казалось, мосту. Генерала никто не приветствовал. Толпа расступалась молча, безропотно давала ему проехать, затем вновь молча смыкалась.
В глазах солдат стояли пустота и страх. Они находились в состоянии фрустрации, сильного замешательства. Вейдлингу было больно смотреть на подчиненных в таком состоянии, и он отстранился от окна.
— Рэмек, — негромко позвал он адъютанта, сидящего на переднем сидении. — Когда будет мост?
— Через десять километров, господин генерал, — отозвался Рэмек и повернулся к командиру корпуса. — Боюсь, что у моста нас ждет огромная пробка. Вы зря отказались лететь самолетом.
— Следите за дорогой, Рэмек, — буркнул недовольно Вейдлинг. — Помните, у нас с вами нет другой привилегии, чем быть рядом с солдатами.
— Слушаюсь, мой генерал.
Командир корпуса откинул голову на сиденье, его укачивало, он плохо переносил длительные поездки, хотелось остановиться и размять затекшие ноги. Но обстановка требовала иных действий. Нужно было быстрее проскочить этот мост и соединиться с основными силами 5-й танковой дивизии, подошедшей из Северной Украины. В этот момент он вспомнил о письме Франца, которое получил накануне наступления русских. Сердце учащенно забилось. Он вновь почувствовал острую необходимость его прочесть, мысленно поговорить с Францем, отвлечься от тяжелых мыслей. Достав письмо из грудного кармана, он уважительно прикоснулся к его строкам.
'Доброго здравия, дядя Гельмут! — писал Франц. — Обращаюсь к вам неофициально, не как положено по уставу. Знаю, вам больше понравится такой стиль изложения письма, чем официальный отчет. Я очень признателен вам за оказанную помощь и поддержку, за то отеческое внимание, которое проявляете вы ко мне. Несмотря на боевые действия, вы находили и находите для меня время выслушать и помочь. Огромное спасибо.
Мой отъезд из Минска не был показательным. Буквально через два часа, у моста через реку Щара, это недалеко от города Барановичи, наш состав подорвался на партизанской мине, после чего нас атаковали партизаны. Благодаря находчивости и смелости русского унтер-фельдфебеля нам удалось оторваться от партизан. Еще раз восхитился его героизмом. Переплыв на другой берег, мы были в безопасности. Через час добрались до военного аэродрома, где расположена одна из эскадр. Летчики отнеслись к нам с большим пониманием. Спустя два дня они переправили нас военно-воздушным транспортом в Штутгарт. В госпиталь к отцу попал только 4 июня. Вам большой привет от папы и столько же благодарности от мамы. О госпитале писать не буду — скучно, томительно. После лечения направился со своим верным русским сержантом в центр Французской Ривьеры залечивать душевные и физические раны. Отсюда и придет вам мое письмо. Надеюсь, вы успеете получить его до наступления русских. Нахожусь в печали и тяжелых раздумьях о судьбе немецких солдат. Я вам говорил, что ожидает вас. Крепитесь, дядя Гельмут, вам понадобится все ваше мужество, чтобы выйти живым из этого ада. Надеюсь встретиться с вами. Думаю, вы будете готовы сделать шаг мне навстречу, пережив бурю, которая вот-вот разразится на Восточном фронте. И да поможет...'
Но в этот момент чтение прервалось, водитель резко нажал на педаль тормоза. Неожиданно остановилась колонна. 'Хорьх' вздыбился и уткнулся бампером в бронетранспортер связи. Генерала бросило вперед на адъютанта.
— Проклятье! Рэмек! — закричал Вейдлинг, потирая лоб. — Ты почему не следишь за дорогой? Пешком пойдешь, раззява.
— Извините, господин генерал, — дрожащими губами пролепетал майор, — непредвиденное обстоятельство. Нам срочно нужно покинуть машину. В воздухе русские штурмовики.
— Что? — лицо немецкого генерала исказилось от испуга. Он приоткрыл дверь и посмотрел на небо. На пологом пикировании на колонну неслось звено Ил-2.
Ударили редкими очередями зенитные пулеметы.
— Воздушная тревога! Рассредоточиться, рассредоточиться, — кричали, размахивая флажками, отчаянные фельдполицейские, пытаясь организовать укрытие личного состава.
Рэмек, выпучив глаза от страха, как мышь, выскочил из машины.
— Господин генерал! Господин генерал! — испуганно закричал он. — Выходите быстрее из машины. Давайте я вам помогу. Надо успеть добежать до леса.
— Отстань, трусишка, — недовольно выдавил генерал и вылез из машины без помощи адъютанта. Вейдлинг огляделся, затем, прихрамывая, побежал в сторону сосняка.
Дорога, плотно забитая техникой и людьми, ожила, напоминая огромный, растянувшийся на многие километры муравейник. Солдаты и офицеры в панике расползались, растекались, прятались по кустам и пролеску. И в этот момент полетели первые бомбы. Десятки бомб запели смертоносную душераздирающую мелодию. Пошли играть огненные крупнокалиберные трассы. Липкий пыльный воздух, стоявший смогом вдоль колонны до реки Березина, моментально был иссечен и распорот свинцовыми и стальными жалами. Все, что бежало или стояло, упало, истерзанное огнем, все, что двигалось, перестало двигаться, уткнувшись в буро-красную землю.
— Быстрее, быстрее, господин генерал, — умоляюще подгонял Вейдлинга адъютант, — пригнитесь. Я вам помогу.
Вейдлинг сопел, молча бежал за Рэмеком, отказываясь от его помощи.
Со всех сторон раздавались крики, проклятия раненых. Валялись разорванные тела. Обезумевшие глаза скачущей мимо лошади. Перевернутые повозки. Языки пламени. Взрывы. Искореженные машины, орудия. Развороченные гусеницы. Звон в ушах. Страх и смерть. Эти жуткие картины мелькали перед глазами немецкого генерала. 'Боже мой! За что нам такие страдания?'.
В какую-то секунду он пожалел, что отказался лететь с военного аэродрома под Бобруйском, предоставив места раненым солдатам...
Нет, он так решил. Это его выбор. Генерал пробежал еще десть метров и упал, споткнувшись о чье-то тело. Это его спасло. Впереди тут же раздался оглушительный взрыв. Его с силой прижало к земле. Забарабанили по спине комья вырванного серозема. Тело сковал постыдный ледяной страх. Ноги мертвы, руки мертвы. Только легкие хрипят от тошнотворного прогорклого воздуха, да единственная мысль крутится из одного полушария в другое: 'Вот и все, ошибся Франц... ошибся Франц... ошибся...'
Через двадцать минут все стихло. Русские летчики провели несколько атак и, сбросив смертоносный груз на врага, безбоязненно — у немцев в период массового отступления не осталось истребителей на этом участке фронта — вернулись на свой аэродром в Кричев. Мост не был ими тронут. Он имел для русских войск стратегическое значение, было приказано его не взрывать.
Вновь зашевелились уцелевшие солдаты, забегали санитары, закричали унтер-офицеры, собирая свои подразделения. Через какое-то время колонна двинулась к спасительному мосту. Где-то вдалеке послышался шум приближающегося боя арьергардных подразделений с русскими разведчиками, что придало новое ускорение агонизирующей толпе немцев.
— Господин генерал! Господин генерал! — радостно кудахтал Рэмек возле командира корпуса, поднятого с земли, держа его фуражку. — Слава господу, вы живы. Надо поспешить. До моста осталось совсем немного.
Генерал молчал. Его лицо было серо-грязным от пыли. Редкие волосы слиплись от пота. Глаза выражали отчаяние и злость. Взгляд не был твердым и уверенным. Генерал обескураженно отряхнул форму от земли и медленно проследовал за адъютантом, прихрамывая на левую ногу. Ему было стыдно, что солдаты и офицеры видели его лежащим на земле.
Через полчаса машина комкора остановилась недалеко от моста. Дальше она не могла проехать. Впереди был затор из повозок, пеших солдат, санитарных машин, боевой техники. Стояла ругань, крики, раздавались приказы, но затор не рассасывался. Вскоре вернулся майор Рэмек, посланный для уточнения ситуации.
— Что происходит, Рэмек? — резко обратился Вейдлинг к адъютанту, чувствовалось, что к генералу вернулось самообладание. — В чем причина задержки?
— Армейские разведчики нос к носу столкнулись с санитарами, господин генерал. Никто не хочет уступать дорогу.
— Что за чушь, — выругался Вейдлинг. — Был приказ главнокомандующего пропускать в первую очередь раненых, затем штабы. Боеспособных солдат — в арьергард. Позовите ко мне офицера разведки. Быстро!
Через минуту-другую к генералу торопливо подошел долговязый худой полковник. Генерал сразу узнал Кляйста, начальника разведки штаба армии.
— Генерал, — отдав честь, быстро перешел в наступление Кляйст. — У меня срочный приказ немедленно переправить секретные документы отдела. Вы задерживаете меня.
— Отставить, полковник! Представьтесь вначале, коль вас вызвал командир корпуса. Я смотрю, вас повысили в звании. Не за провал ли операции Glaube, вы ведь так доложили о ней наверх?
Кляйст побагровел, его взгляд выражал крайнее отчуждение и злобу. Сдерживая эмоции, он подчинился генералу. Сухо представившись, он раздраженно добавил:
— Не злоупотребляйте властью, генерал-лейтенант, иначе вам придется иметь дело с начальником штаба армии. Вопрос очень серьезный. Документы имеют гриф 'Секретно'.
— Полковник, — засмеялся генерал. — Мы находимся в такой заднице, что для меня будет честью спасти хоть одну лишнюю солдатскую душу и вернуть позже ее в строй. Ни один ваш документ не стоит этого. Вы опростоволосились, полковник, хуже некуда, — генерал устало вышел из машины. — Если серьезно, — он прищурил глаза, с неприязнью посмотрел на полковника и властно добавил: — На поле боя, в условиях окружения, при отсутствии связи с вышестоящим штабом командование берет на себя старший по званию и должности. Выполняйте мой приказ. Раненые идут в первую очередь, вы за ними.
К Кляйсту вдруг подбежал майор Грейвиц и тихо доложил:
— Все готово, господин полковник. Военный катер ждет вас в условном месте.
— Прекрасно, — повеселел Кляйст. — Сейфы с грифом 'Z' поедут со мной. Организуйте их охрану. Вы остаетесь здесь и обеспечиваете переправу всего отдела. Выполняйте.
— Господин генерал! — Кляйст тут же обратился Вейдлингу. — У меня хорошая новость. Я предлагаю вам совершить небольшую прогулку. В трех километрах отсюда, внизу по течению реки, меня ждет катер. Составьте мне компанию, переплывем вместе. Забудем служебные неурядицы. К тому же майор Ольбрихт, как я знаю, жив и находится в гораздо лучших условиях, чем мы. Соглашайтесь.
— Нет, полковник, — резко возразил Вейдлинг, вытирая платком капельки пота со лба. — Я обойдусь как-нибудь без вашей помощи. Ваш мед недалеко от жала. Идите своей дорогой. Нам лучше больше не встречаться.
— Как знаете, генерал, я не настаиваю.
— Кроме того, полковник, — генерал с отчуждением смотрел на армейского разведчика, — помните простую истину: 'Отделившуюся овцу волк съедает'.
— Чепуха. Вы не знаете наши возможности. Когда надо, мы умеем хорошо кусаться. До скорой встречи на той стороне, господин генерал, — Кляйст козырнул и, круто развернувшись, поспешил к армейскому вездеходу.
— Это совершенно ни к чему, — вдогонку проворчал Вейдлинг и подозвал адъютанта узнать, не ликвидирован ли затор.
Через полчаса, когда генерал проезжал по узкому и длинному мосту на правый берег реки Березина, вдруг слева, вдалеке, ниже по течению, до него донесся шум короткого, но яростного боя. Бой не смутил генерала. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он только ухмыльнулся и тихо сам про себя промолвил:
— Отделившуюся овцу волк съедает. Не поверил полковник, а зря...
— Вяжи его, Семен, да покрепче. Видишь, хлюст какой! Еще брыкается.
— Под дых ему дам, и все дела.
— Смотри только не убей. У тебя не кулак, а кувалда. За эту шкуру старший лейтенант сказал, нам по ордену дадут.
— Да уж, разбегутся, — Иван закончил связывать руки немецкому полковнику. — Все, подымайся, немчура. Гитлер капут.
— Капут! Капут! — замахал головой немец, бегая по сторонам маленькими глазками, видимо, высматривая среди подошедших русских солдат в масхалатах офицера. Его рот был забит кляпом.
— Все, Сергиенко, веди этого важного гусака к машине. Головой отвечаешь за него.
— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант. Как же вы?
— Мы с Петровым попробуем открыть сейф с документами. Пусть Зина вызовет взвод автоматчиков. Вдруг немцы опомнятся.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
