Дыхание подземелий

— Спасибо, мне ничего от вас не надо. Да пустите же! Я полицию вызову!

То ли подействовало слово "полиция", которое на всех известный девочке языках звучало схоже, то ли сам тон сказанного, но парень настаивать не стал и отпустил руку, наблюдая, как поспешно девочка покидает кабак. С соседних столов доносился тихий ржач, парень с расстроенным взглядом провожал ее взглядом, кто-то из зала выкрикнул что-то, вроде ему, и залился смехом, но девочку никто больше не трогал, позволив спокойно уйти. На улице, облегченно вздохнув и оглядевшись, она заметила, что рядом за углом собирается толпа, а, так как ей было все равно куда идти, можно было и посмотреть, что там творится, лишь бы больше не песнопения, во время которых прошлый раз ее хотели задержать.

А там стояла толпа разношерстного народа, закрывающего собой вид на помост. Причем, были тут не только уже виденные, судя по всему, бедняки, но и люди посостоятельнее, в ярких одеждах и, даже с охраной. На помосте, склонив голову, и возвышаясь над толпой, стоял человек. У него была густая черная борода, широкие плечи, крепкие руки, выдававшие человека, привыкшего к простой грубой работе. Рост было трудно определить, так как он находился на помосте, уже выше остальных, но, создавалось ощущение, что он все же покрупнее, во всяком случае, определенно он был крепче. Руки его, похоже на то, были связаны за спиной, босые ноги крепко упирались в землю, словно он собирался сейчас принять на свои плечи всю тяжесть небесного свода. Рядом с ним стояла женщина с обнаженной саблей и, не глядя, смотрела на толпу. Перед помостом тут и там над головами горожан торчали шлема с забавными ушками, вероятно это были стражники. А по самому краю помоста взад и вперед ходил мужчина, громко рассказывающий нечто всем собравшимся людям. Нет, может, конечно, он говорил это и одному лишь мужчине со связанными руками, но делал это так, чтобы слышали все окружающие. Сигга так и не поняла, что он хотел донести до людей, но народ внимательно и вдумчиво слушал, время от времени ахая, поражаясь, начиная роптать и откровенно выкрикивая нечто довольно агрессивное.

И чем больше он говорил, заводя толпу, тем сильнее у девочки создавалось ощущение, что все, что он говорит откровенная ложь и желание убедить толпу в необходимости убить. А то, что это казнь, у нее не осталось уже ни каких сомнений. Когда же девочка огляделась, пришлось признать, что так думает она одна, а все окружающие, сжимая кулаки и тряся ими в воздухе, кричали, явно требуя крови. Ненависть и злоба буквально витали в воздухе, пропитывая собой даже одежду. Увы, выступить заступником и оспаривать слова глашатая было бесполезно, только желания сделать это, от того меньше не становилось. Все, что тут сейчас происходило, было не честно, лживо, ужасно и незаслуженно. Сущность девочки кричала, что надо сделать хоть что-то.

Наконец, разглагольствующий обвинитель повернулся к пленнику, что-то спрашивая у него. Последний стоял молча, лишь поднял голову, заглядывая в глаза собравшимся зевакам. Зеваки ничуть не смутились тяжелого взгляда каштановых глаз и продолжили скандировать одно единственное слово, которое, надо полагать, означало "убить".

Сигга уже сделала шаг вперед, намереваясь сделать хоть что-то, хотя бы сказать, когда этот тяжелый взгляд упал на нее. Ощущения, надо сказать, такие, словно видишь, как на тебя замахиваются молотом, и ничего не можешь поделать. Только молот так и не ударил, остановился в замахе, изумленно изучая ее.

В этот момент где-то в стороне вскрикнула женщина. Толпа умолкла на пару секунд , ахнула и тут же расступилась, отходя от пары, давая и всем остальным увидеть, что произошло. Женщина держалась за бок, сквозь пальцы просачивалась кровь, моментально создавая под ней целую лужу темно-красного цвета. Напротив же стоял мужчина с ножом в руке, недвусмысленно объясняя появление раны. Взгляд его был стеклянным и безжизненным, лицо равнодушным, а руки опущены, словно ничего и не было только что. Только, все же, нечто выдавало, что в любой момент он готов сделать следующий удар, и не факт, что его целью окажется все та же женщина.

Еще один, такой же, душераздирающий, полный ужаса и удивления крик, раздался по другую сторону площади. И это было знаком. Стража, до сих пор окружавшая помост, кинулась успокаивать людей, только теперь осознавших, что кровь, которой они так хотели, наконец, проливается, только их собственная. Сигга кинулась к помосту, лавируя меж людьми, мечущимися в панике, и молясь, чтобы ее никто не остановил, и не оторвали рюкзак, так и норовивший застрять между чьими-нибудь спинами. Что она собиралась делать? Она и сама не была уверена. Кое как взобравшись на эту самопальную сцену без ступенек (и как только сюда смог подняться человек, руки которого связаны за спиной?) она оказалась рядом с вооруженной женщиной. Отсюда стало прекрасно видно, что она в чудесной физической форме, что ничуть не скрывала местная свободная одежда, да и оружием она, наверняка, прекрасно владеет. Но вот момент упущен, она заметила Сиггу и смотрит на нее, уже совершенно не обращая внимания на происходящее в толпе. Времени подумать нет и Сигга делает шаг навстречу, начиная говорить все, что придет в голову.

— Тетенька, я потерялась, подскажите дорогу домой, может хоть у вас есть мобильный? Я упала в шахту лифта, а тут мне только пиво предлагают...

Женщина хоть и была недовольна таким поведением девочки, но искренне пыталась ее выслушать, щурясь и прислушиваясь к незнакомым словам. Кажется это вообще первый человек, попытавшийся ее услышать. Но ее чистому намерению помешали руки, обхватившие ее шею. Оружие со звоном упало, глашатай обернулся, только теперь заметив постороннюю.

Человек, что еще пять минут назад был осужденным пленником, лишенным сил. Сейчас довольно успешно душил своего палача. Сигга же, поняв, что отступать некуда, подобрала оброненную саблю.

"Второй раз поднимаю чужое оружие против живого человека" — похоже паренек, исполняющий роль глашатая, понял эту ее мысль, промелькнувшую во взгляде, и лезть на рожон не стал. Это хорошо, потому, что сама девочка не знала, что теперь делать и нападать на того, кто не сделал ей ничего плохого, было бы странно и глупо. Необходимости защищать свою жизнь не было, угрозы он не представлял. Вот еще бы всякие не клали руки на плечи так неожиданно, вообще бы было хорошо. Не подпрыгнула от неожиданности она, наверное, только из-за веса руки, буквально прибивающей к полу. Черноволосый пленник протянул ей руки, показывая, что они, оказывается, еще связаны. Видимо, это была просьба освободить его.

Она что, правда собирается помогать преступнику? Эта мысль пришла в голову девушки уже когда хитрый узел был разрезан и мужчина забрал у нее оружие, решительно направляя его на глашатая, что до сих пор не двинулся с места. Однако мужчина наступал на него, закрывая его от Сигги и, судя по выражению лица последнего, иллюзий по поводу своей судьбы он не питал, разве что мечтал, что будет не больно. Оторвать взгляд было сложно, но крупная фигура бывшего пленника не дала ей увидеть, как исказилось от боли лицо человека, как окрасилась красным рубашка, как потемнели штаны от разливающейся влаги. Не увидела, но поняла и поняла, что ей пора, что теперь она тоже преступник и ее, если поймают, будут казнить так же, как только хотели сделать с ним. Она попятилась, больше не чувствуя дрожи в руках, ноги несли легко, как никогда прежде, впрочем, похоже, что на девочку некому было обращать внимание. По всей площади тут и там проходили ожесточенные драки, эпицентром которых были чересчур уж неадекватные люди. Одного она узнала, как недавнего ярого сторонника суда, теперь же он кидался на всех подряд, стараясь ударить и хоть как-то задеть окружающих. При этом он не говорил ни слова, да и на лице не было видно ни решимости, ни ненависти, ни страха. Абсолютно ровное лицо человека, который спит и от этого становилось еще страшнее.

Улицы в своем большинстве были узкими и кривыми, позволяя легко потеряться и уйти от площади как можно дальше. Впрочем, довольно скоро показалась высокая стена, окружавшая городскую застройку, явно намеревающаяся не дать так просто уйти тем, кто так этого жаждал. Замешкавшись Сигга остановилась, соображая, куда идти и что делать, когда позади послышались шаги. Девочка нырнула в ближайшую подворотню, тут же прильнув к стене дома и замерев в ожидании в углу, где ее невозможно было заметить с улицы. Слух четко различил замедлившийся бег, словно человек потерял свою цель. Неужели и правда за ней? Тихо выдохнув, она снова задержала дыхание, прислушиваясь к уже редким, негромким шагам, которые теперь раздавались совсем близко и отчетливо.

Пока она вся была сосредоточена на звуках, не видящий взгляд скользил по двору, стенам, домам, которые были видны отсюда и молча взирали на беглянку темными провалами стеклянных окон. Лишь зацепившись за знакомые силуэты зрение потребовало к себе больше внимания и явило девушке вид на гору, у подножия которой и располагался город. Правда, сколько она ни всматривалась, ничего похожего на храм в скале видно не было. Она ведь уже забыла о том сне, после которого у нее были разбиты руки в кровь и порвана футболка, да и от матери ведь тогда хорошо досталось. А город то и правда, ой как был похож на тот. И дома и люди и... камень с золотыми прожилками, что она увидела в таверне, ведь это он служил освещением в том храме, и такой знакомой конструкцией стоял на стойке. Только не светился, интересно, почему?

А размышления то накрыли как всегда не вовремя, опомниться заставил тяжелый взгляд совсем рядом. Бывший пленник, успевший где-то обжиться сапогами и хорошим плащом, стоял рядом, смотрел на нее и ждал, когда же его заметят.

Внутри все похолодело, бежать было поздно, отступать некуда. Молчание тянулось, а мужчина продолжал смотреть на нее и не делал ни единого движения. Было в этом что-то, что-то, что позволило пройти страху и заменило его интересом наравне с осторожностью. Что это? Он ведь преступник, пусть она и не поняла ни слова из того, что там говорилось, но зато сама видела, как он расправился с его собственными палачами. Но ее-то он не трогает, и не похоже, что собирается причинять вред. А еще было в нем что-то до удивления знакомое, чего она не замечала раньше.

— Я тебя, кажется, где-то видела — сказала она, не задумываясь о том, что ее не поймут.

— У тебя всегда так плохо с памятью?

Спросил он в свою очередь на чистом русском. Сказать, что Сигга была рада, не сказать ничего, но радость слегка так омрачалась непониманием, что именно мужчина имеет ввиду. Живые глаза с легкой усмешкой смотрели на девушку, борода, хоть и была черная, как и его волосы, все же имела немало вкраплений седых волос, создавая впечатление, что она серая. Когда-то ухоженная, сейчас она была запущена и, местами, подпалена.

— Я тут уже была — выдала девушка, не видя других связей с бородатым, хотя и смутно припоминая его. Точнее его бороду, в то время, когда она знала лучшие времена и была ровно подстрижена. Хоть перемены и были разительные, но это была она, точнее он, владелец бороды.

— Давай-ка сначала свалим отсюда?

И было в это все и ничего. Почему она помогла ему? Почему он теперь помогал ей, если, по-честному, она обуза? Вопросы мучили, но больше он ничего не отвечал и велел молчать ей, пока стены не будут позади. Городская застройка была очень плотная, то и дело, создавая тупики и кривейшие из закоулков, а высокие строения не давали адекватно оценить дорогу зрительно. Впрочем, похоже, мужчину это не смущало и он безошибочно выбирал дорогу, на которой было меньше людей, обходил дворы с брехливыми собаками, не давая тем повода выдать их присутствие и, похоже, абсолютно точно знал, куда идти и что делать. Так что, довольно скоро, куда скорее, чем ширилось беспокойство в городе и предпринимались соответствующие меры, они, как ни в чем ни бывало, проходили стражу у ворот, покидая город. Что правда, перед этим мужчина еще раздобыл в одном из дворов кусок ткани и буквально обмотал им девушку, на манер местных, скрывая ее одежду, а рюкзак пришлось нести в руке. Оставалось надеяться, что стража не захочет пообщаться с ней. С другой стороны, рождался вопрос, почему этот преступник — единственный, кто ее понимает. Хотя, если поверить, что это то самое место, где она была и в прошлый раз, ее точно понимала женщина, назвавшаяся хозяйкой дома, да женщина из храма. Так может, только какие-нибудь храмовники и знают русский?

На выходе из города было две дороги, классически разветвляющиеся на правую и левую. Что правда, левая скорее вела даже прямо, но по ней мало кто шел, вот и они, затерявшись в толпе, пошли правее. Сигге все не терпелось закидать своего спутника вопросами, но он лишь шикнул на нее и больше никак не реагировал. А стоило пройти километров пять и они свернули в лес, игнорируя отсутствие тропинок, лишь ориентируясь по тому, что на горизонте не было никого, кто мог бы увидеть, куда они направились, а и был бы — не сказал бы безошибочно, где именно свернули.

Ноги, казалось, превратились в отбивные и уже еле передвигались, а теперь, в лесу, приходилось еще тяжелее, то и дело, переступая через корни, деревья, обходя кусты и буреломы. Мужчина же, наоборот, шел как то быстрее и легче, чем до сих пор по хорошей дороге, впрочем, это могло и просто показаться из-за общей усталости и ее собственного снизившегося темпа. Тропинок в лесу не оказалось и они шли по звериным тропам, то и дело сталкиваясь с буреломом, непроходимыми оврагами и терновыми кустами. Ни лес поблизости своего родного города, ни подобных этим деревьев Сигга не припоминала на своей памяти. Впрочем, вскоре она перестала смотреть по сторонам и лишь следила как бы не споткнуться, не поскользнуться, не наступить на кого-нибудь и не упустить бы из виду спину идущего впереди преступника, который, похоже, переносил это куда спокойнее, что ярко говорило о его опыте.

— Я больше не могу.

— Нам надо добраться как можно скорее — был ответ даже без какой либо остановки хоть на секунду.

— Зачем?

Сигга остановилась, опершись о ближайшее дерево, во рту пересохло и казалось, что язык просто превратился в сухую мочалку. До сих пор девушка считала, что у нее чудесная физическая подготовка, но, оказывается, чтобы бродить по лесам, надо еще лучше.

— Уехать.

Судя по всему, ее остановка замечена не была и, чтобы не отстать и не потеряться, пришлось торопиться и догонять, еще более запыхавшись и уворачиваясь от веток, так и норовивших прицелиться ей по глазам. Как всегда, последние шаги самые тяжелые и, не углядев, в какой именно момент это случилось, девочка лишь успела осознать, что тело начинает перемещаться в горизонтальное положение и стремится в свободный полет, перед глазами уже начала переворачиваться мир, когда сильный рывок чуть не выдернул руку из сустава.

— Я имел ввиду уехать из этого края, а не из мира живых.

Они, оказывается вышли к самому краю обрыва, заканчивающегося прелестными валунами с очень острыми и твердыми на вид краями. А Сигга, не заметив корень под ногами, собралась лететь прямо на них, прямо головой вниз. Сердце запоздало ухнуло в пятки, и девочку уже куда более мягким рывком вернули на тропку.