Легенда о черном рыцаре (фэнтези, попаданство)

Но когда я, собираясь вытащить крестьянина и привести в чувство парой плюх, ухватил его за ногу, он завопил так страшно, будто его саблезуб живьем на части рвет, а затем внезапно икнул, дернулся и замолк. Я поначалу подумал, что бедняга потерял сознание, но стоило выволочь его на траву и перевернуть, как я увидел выпученные остекленевшие глаза. Снял латную перчатку, коснулся шеи — и пульса не нашел.

Бедняга был мертв.

Минуты две я сидел возле него, не желая верить в новую реальность, где я внезапно сделался не только страшилищем, но и невольной причиной смерти невинного человека. Это безусловно не моя вина, я ведь понятия не имею, чем мог так страшно напугать крестьян, но... Не встреться я им и не попытайся вытащить старика из-под телеги — он бы не умер от ужаса. Я — не убийца, но невольная причина его смерти, что совсем не радует.

Одно теперь я знаю точно: я должен снова поговорить с демоном и понять, что он со мной сотворил.

Я свернул с дороги, чтобы ненароком еще кого-то не встретить, и пошел через чащу. Но явно заблудился, потому что примерно там, где я надеялся выйти к морю, нашел еще более густую чащобу, а ближе к вечеру — лесное озерцо, гладкое, чистое и спокойное. А на берегу — домик.

Дом был явно заброшен и раньше принадлежал кому-то из дворян, потому как имеется и стойло, прилично обрушенное, и причал для лодок, и сам дом в два этажа — у крестьян дело невиданное. Ну типичный загородный охотничий да рыбачий дом. Даже в окнах — стекло, а не бычий пузырь.

Однако, судя по всему, человек сюда не заглядывал давно. Может, лет десять, а то и больше. Все везде в порядке, на столе в холле стоит графин для воды, пустой, конечно, в шкафах — посуда, причем фарфор и серебро. Никаких следов взлома или воровства, хотя какой взлом, если дверь закрыта, но не заперта. Просто хозяева когда-то ушли и больше не вернулись.

Тут я немного призадумался. На столе пыль десятилетняя, выходит, за много лет домик не разворовали? Хм... Хотя для меня, в прошлой жизни постсоветского человека, это кажется нереальным, но тут нравы могут быть другими. Я внезапно понял, что в языке морян слова 'воровать' не знаю. Не принято у них чужое брать, видимо, оттого дом даже не заперт и я, возможно, первый тут посетитель после ушедших хозяев.

Что ж, полагаю, я вполне могу тут устроиться. Мне ведь надо где-то иметь логово, в войне одиночки, не имеющего своей базы и все свое носящего с собой, есть свои преимущества, но и база тоже нужна. Так что сегодня я хотя бы буду спать под нормальной крышей.

Я притащил из лесу немного сушняка, развел очаг и зажарил мясо. В подвале я даже нашел пару бутылок вина, притом отменного, но вся снедь, которая тут хранилась, пришла в полную негодность. Ладно, и то неплохо, в прошлой жизни такого винца в магазине было не купить, да мясо без консервантов, да на природе... Хорошо же. Правда, могут и враги пожаловать, но если такое случится — это будут их проблемы.

Ночь прошла спокойно, я выспался на редкость хорошо, крепко и без сновидений, что только к лучшему: я бы не хотел видеть во сне несчастного старика, хватит и того, что наяву только о нем и вспоминаю... Самая большая сволочь, мразь и гнида во вселенной — совесть, ведь она мучит только хороших людей, и очень часто — невиновных.

Наутро я пожарил на шампуре рыбье филе. Без соли и приправ, но вышло вкусно. Должно быть, оно вялилось уже после обработки солью или чем-то там еще. Запить завтрак пришлось, правда, родниковой водой, но и так неплохо.

Затем я облачился в свои — ну как свои, одолженные — доспехи, отметив, что стоило бы разжиться новой одежкой, и вышел на охоту. Задач две: искать и убивать фуражиров, а также найти хоть кого-то из местных, кто захочет со мной говорить. Надевая шлем, я внезапно хлопнул себя по лбу: идиот. Просто идиот.

Фуражиры — вот моя подсказка, но я сообразил только на следующий день. Они дрались со мной, как раньше, и пленный, гундося сломанным носом, отвечал на мои вопросы связно, без воплей. Меня боятся только крестьяне, это значит, что в моем облике нет ничего особенного. Я поискал в доме зеркало и нашел одно. Я — это я. Какой был, и ничего во мне не изменилось. Что за фигня...

Где-то до обеда я бродил по лесным дорогам, никого не встретив, а затем услышал издали какой-то окрик гортанным голосом, предназначавшийся не мне. Я быстренько свернул с дороги и двинулся дальше между кустами.

Вскоре я увидел группу людей: пятеро ханнайцев полукругом, перед ними какой-то мужик с котомкой, мнет шапку в руках и что-то отвечает предводителю кочевников. Кочевники, что характерно, все пешие.

Я, стараясь не шуметь, подкрался поближе, скрываясь за кустами и двигаясь очень медленно, чтобы кольчуга не шуршала. Мне помог разговор: командир допрашивал прохожего, тот отвечал, и потому шума никто не слышал. Когда до врага осталось четыре шага, я рванулся вперед, размахиваясь мечом.

Ханнайцы успели обернуться, но самому ближнему я снес полголовы. Враги отреагировали не слишком грамотно и четко, но вполне решительно. Скорости им, правда, не хватило, потому я успел рубануть еще одного, увернувшись от его алебарды, затем шаг в сторону, уход от рубящего удара — и атака. Тут кочевники впервые продемонстрировали приличный уровень командного взаимодействия, потому что вожак с саблей отбил мой удар и тем самым спас алебардиста, который иначе был бы покойником.

Все трое держались сплоченно, алебардисты по бокам от командира, и всякий раз разворачивались ко мне строем. При этом длинные алебарды мешали мне перейти к ближнему бою, а командир с саблей защищал своих соратников, парируя мои удары каждый раз, когда я пытался убить раскрытого противника.

Впрочем, я быстро понял, в чем их слабость. Видя мои доспехи, алебардисты норовили бить меня тяжелыми рубящими ударами, а не колющими, и постоянно раскрывались, не говоря о том, что и мне было просто уклоняться. В какой-то момент правый алебардист ударил и промахнулся, а левый только заносил свое оружие. Пора!

Я рванулся вперед, точным выпадом пронзил командира, несмотря на его кольчугу, левой рукой успел перехватить древко алебарды, а ногой ударил в грудь и свалил правого алебардиста до того, как он успел ударить повторно.

Последовала короткая борьба с левым, когда я держал левой рукой его алебарду, а правой вытаскивал меч из оседающего командира, но тут послышался негромкий удар и кочевник внезапно выпучил глаза, отпустил свое оружие и завалился назад, пытаясь достать что-то у себя за спиной. Последний алебардист пережил его всего на пару секунд: я легко увернулся от его удара и ответным разрубил от ключицы до сердца.

Левый алебардист лежал на земле на боку, и в его спине я увидел вогнанный по самую рукоятку нож.

— Хороший бросок, — сказал я выглядывающему из-за ближайшего дерева мужику.

— Супротив мастерства вашего, сэр благородный рыцарь — так себе, — ответил почтительно тот, выходя обратно на дорогу, — премного благодарен, что вступились за убогого.

— Так война же, — пожал плечами я.

— Ну а мне бы Ярин не простил, ежели б и я не помог в меру своих скромных сил... Сэр рыцарь, а вы из какого далека в наш край в такое-то время лихое пожаловали? Акадия, или, может, Редания?

Я поднял шапку одного из убитых и принялся вытирать меч, одновременно обдумывая вопрос. Крестьянин, не вопящий от ужаса — уже хорошо. Только вот вопрос его странный...

— А почему ты решил, что издалека, а не, скажем, из Эйдельгарта? — спросил я в ответ.

— Так это же по доспеху вашему видать, что вы не из здешних краев, — сказал он так, словно я у него прописную истину спросил.

— Вообще-то, я из Эйдельгарта как раз.

— Ну ежели вы так сказали, значит, так оно и есть, — как-то слишком поспешно согласился крестьянин.

Я его рассмотрел хорошенько. Лет тридцать-тридцать шесть, росту среднего, борода отпущенная, но подстриженная и расчесанная, лицо типично крестьянское, с виду простецкое, но глаза — живые и с хитринкой.

— Не поверил, значит? — добродушно хмыкнул я, снимая шлем и позволяя лучше рассмотреть свое лицо. — А теперь?

— Что — теперь, сэр рыцарь?

— Так я больше похож на эйдельгартца?

Он кивнул и охотно подтвердил:

— Сразу видать, что происхождение ваше благородное, от эйдельгартского благородного дворянства али от акадианского... Скорее, из акадианского...

Я вздохнул.

— Переубеждать не буду, только почему ты считаешь, что я издалека? А доспехи в Эйдельгарте у купцов купить всякие можно, если ты не знал.

— Конечно, — согласился крестьянин, — но только человек из очень далеких краев может приехать в Долину в черных доспехах и не знать, что здесь черный цвет — цвет зла. Сами посудите, вы видели тут хоть что-то черное? Здешний люд даже черных кур красит. Если вы этого не знали, сэр рыцарь, то вы явно не из наших дворян и не из Эйдельгарта, там всякий знает, что в Долину в черной одежде ездить не надобно.

— Ах вот оно что... Видишь ли, добрый человек, я все же из Эйдельгарта. Я был в том отряде, который погиб в сражении с ордой, а меня самого крестьянин один ночью на поле боя нашел живого.

Он ничего не ответил, продолжая коситься на меня с опаской.

— Ты мне не веришь?

— Прошу меня простить, сэр рыцарь, но я своими глазами видел отправку этого отряда. Они ехали по главной улице столицы строем, и клянусь Ярином, что среди них не было ни одного человека в черных доспехах.

Я вздохнул:

— Но я был среди них. А с поля боя меня притащили без моей брони, потому, когда я оклемался и продолжил сражаться, мне пришлось одолжить чужой доспех...

— Ни у кого в Долине нет черных доспехов, — возразил собеседник. — Вы поймите, тут хранить черную вещь — все равно, что во весь голос призывать демонов и прочие беды на свою голову.

Я покачал головой.

— Вот тут ты ошибаешься. Один комплект черной брони в Долине все же нашелся. И я думаю, что их владелец с радостью бы мне их дал поносить на время войны...

И вот тут его глаза полезли на лоб от внезапной догадки:

— Только не говорите, что вы взяли доспехи на безымянной могиле!

— Увы. Именно там. Пришлось. Но чести воина, в ней почивающего, я не опорочу своими делами.

Крестьянин несколько раз открывал и закрывал рот, пока наконец не смог заговорить.

— О боги, — выдохнул он, — вы взяли доспех мертвеца... Это могила отнюдь не героя, а ужасного злодея... Вы, должно быть, из самого дальнего закоулка Эйдельгарта, если не слышали про Царная Осквернителя... Никто на белом свете не отважился бы взять вещи того, кто и сейчас, как говорят, бродит призраком по лесу и губит путников по ночам...

— Вот блин... Но слушай, та могила была так тщательно и заботливо ухожена, что я поневоле подумал, что в ней почивает кто-то, очень уважаемый, а не злодей! Ухаживать за могилой негодяя?! Где здравый смысл?!!

— Так вот в том и дело! Надо, чтобы ему в ней уютно и спокойно спалось. Ее же специально не подписали, потому что народ местный верит, что беспокойные мертвые не встанут из неподписанной могилы из страха потом ее не найти.

Я несколько секунд осмысливал услышанное. Теперь все стало на свои места, в том числе и душераздирающий вопль 'Царнаааай'... Меня приняли за злодея, восставшего из могилы, вот же дерьмо!

— М-да... — почесал я затылок. — Просто у меня память пропала, когда в сражении меня по голове треснули... Я и подумать не мог, что... Стоп. Человече, сдается мне, ты и сам не местный. Ты говорил 'здешний народ' и при этом не вопишь от ужаса при виде меня, значит, не разделяешь их суеверий. И... погоди, ты же прямо сказал, что находился в столице Эйдельгарта в момент отправки отряда!

— Вы очень проницательны, — согласился он, — я верноподданный короны Эйдельгарта. А здесь — по секретному поручению ее будущего величества.

— Ну-ка, ну-ка.

— Поскольку вы, видимо, из ее же рыцарей, или как минимум враг ханнайцам... Я пытаюсь узнать о судьбе генерала Бато.

— Кто он?

— Вообще-то, ваш командир. Он командовал вашим отрядом. Вы этого не помните?

— Я даже имя свое забыл напрочь.

Он вздохнул.

— И его судьба вам неизвестна?

— Нет. А что в нем такого особенного?

— Как это — что? Генерал Бато Зэдд — великий полководец и лидер, который малыми силами разгромил Реданию и Тильвану, ему прочили великое будущее, но... Теперь Эйдельгарт в беде. Если бы он оказался жив и вновь возглавил войско — даже того, что от войска осталось, ему бы хватило. Орде пришел бы очень скорый конец, потому что и ханнайцев он бивал не раз, еще не будучи генералом.

— Я ничего не знаю о других выживших. Думаю, генерал Бато погиб.

— А вот и нет, — возразил крестьянин, — они с ханом Мадунгой — враги заклятые, и Мадунга поклялся, после того, как в бою с Бато погиб его брат, что пришлет голову генерала Бато его невесте. Однако пока что не прислал. Вот меня сюда и отправили на поиски. И тут, поспрашивав крестьян, я узнал, что генерал Бато жив и с горсткой воинов продолжает войну. Слухи каждый раз указывают на разные места Долины — узнаю в этом полководческий талант генерала. Он всегда говорил, что вначале сражаются головой и ногами, а потом нападают, когда враг уже не имеет шанса победить.

— Ты хорошо знаешь его?

— Я служил в его полку еще когда он был капитаном, дрался с ханнайцами под его началом — и приветствовал его, когда Бато стал генералом! — гордо выпятил грудь собеседник.

Я хмыкнул в ответ:

— А только во время драки ты отчего-то за дерево спрятался.

Он пожал плечами и вытащил из трупа свой нож, похожий на финку:

— Чем драться, если свое единственное оружие я потратил вам в помощь? Я и не говорю, что я храбрец. Просто постаревший бывший солдат, как и все люди, я боюсь смерти, и оттого, что рядом нет парней из моего полка, с которыми я дрался в одном ряду, мне вдвойне худо. К тому же, на моих плечах судьба страны: если не найду генерала Бато, Эйдельгарт может и не выстоять, да и меня самого жена и дети ждут...

Я скрестил руки на груди.

— А отчего же именно тебя послали?

— Так я же местный, долинский. Просто двадцать лет назад семья моя перебралась в Эйдельгарт, но мои детство и отрочество тут прошли. Места знаю, язык родной — кочевникам никак не раскрыть, что я из Эйдельгарта.

— Знаешь, я думаю, генерала Бато нет в живых. Посуди сам, будь он в живых — разве не вернулся бы самостоятельно, чтобы возглавить армию и разбить Мадунгу в полномасштабной войне?

— Каким образом вернуться? Оба перевала охраняются, это настоящие форпосты. Я сюда по тайному пути прошел, сквозь гору. Ханнайцы о нем, конечно же, не ведают. Найду генерала и проведу обратно.

Хм. Я прикинул, что если у меня будет целый отряд, пусть даже всего десять человек — можно будет устроить гораздо более масштабную войну. Моя тактика плейеркиллера оказалась эффективна, и я уверен, что смогу научить генерала кое-каким трюкам, в средневековье неизвестным. Которым он, если и правда великий стратег, найдет еще больше применений, чем я знаю.