Ветер странствий

— Ты тоже сын ветра, а не Грозы, — резонно заметила я. — Однако ты не помогаешь мне, пока я этого не попрошу.

— Я и видел больше, — пожал плечами ллел. — Я все-таки был твоим женихом, забыла? — лукаво улыбнулся Слэрейн.

Я шутливо кинула в него подушкой, улыбнувшись в ответ.

— Зови их.

Извиняться я не стала, решив, что слова в данной ситуации ничего не изменят, тем более что каждая сторона все равно останется при своем мнении. Что поделать, если у меня и людей, далеких и от обрядов, и от Той Стороны, свое видение ситуации, а беспокойство за мою жизнь явно делает друзьям честь.

Ториаль приносить извинения тоже и не подумала, хотя успокоилась, явно не без помощи Иллестора, однако до сих пор со мной не разговаривала и то и дело бросала в мою сторону испепеляющие взгляды. Нервы Мьоллена, казалось, не мог пошатнуть даже вселенский катаклизм, что уж тут говорить о моей истерике, Иллестор, едва ли не единственный из всех, кто кроме Слэрейна меня понимал, тоже выглядел спокойным. А вот Алемид до сих пор кипел, и, хотя старался вести себя прилично, в каждом движении, жесте и взгляде виделось раздражение.

— У тебя есть что-нибудь съедобное? — осведомился Слэрейн, голодными глазами осматривая комнату. Я возмущенно фыркнула.

— Вы же внизу сидели, ты там поесть не мог?!

— Не было меня там, я... — он замялся на секунду. — Гулял.

— Я думаю, та служанка, которую ты зажал около прачечной, была весьма довольна прогулкой, — хохотнул Иллестор, и эта грубоватая шутка окончательно разрядила атмосферу, трудами Алемида и Ториаль начавшую было вновь наливаться грозой.

К сожалению, ничего, даже отдаленно напоминающего еду, в моей комнате не обнаружилось, а на предложение сходить вниз и принести сразу на всех ллел зафырчал, как рассерженный кот, и ответил, что потерпит. Слэрейн, сбежавший от охраны и ведущий себя после Охоты как обыкновенный мальчишка, едва переступивший порог двадцатилетия, внезапно вспомнил, что в его жилах течет кровь повелителей, которая не могла смириться с тем, что его будут использовать в качестве подавальщика. Мы долго спорили о том, кому идти за едой, но в итоге так ни к чему и не пришли. Все вокруг внезапно оказались знатными и высокородными, даже Иллестор, принадлежавший к не очень-то и известному дворянскому роду, так что пришлось кидать жребий. Бумажку с крестом, в подтверждение закона подлости, вытащил все-таки наследник. Устроив показательное возмущение, больше кривляясь и наслаждаясь тем, что за пределами официальных мероприятий может вести себя как вздумается, Слэрейн неизвестно откуда вытащил фамильное кольцо с печатью правящего дома, пошел вниз, и вскоре вернулся с довольно внушительным подносом. За наследником семенил Торел, несущий то, что не влезло в загребущие руки сына ветра.

— Ну... вы это... обращайтесь, если что, — выпалил хозяин постоялого двора, вытащил из прохудившегося и оттого обширного кармана вечное полотенце, неуклюже поклонился и ушел. Так и хотелось сказать, что убежал. Количество высокородных, да и просто необычных гостей на один квадратный метр Торела явно смущало.

— Помочь с книгой? — с набитым ртом поинтересовался Слэрейн, взглядом показывая на фолиант, так и забытый около двери. — Мне Л'арминдел показал, как правильно камень вставлять.

Я кивнула, и следующие несколько минут мы все с интересом смотрели на то, как ллел пыхтит, пытаясь и так, и сяк вставить камень в паз.

— По крайней мере, теперь я знаю, что не только у меня кривые руки, — лучезарно улыбнулась я, отбирая у наследника книгу, которой тот, судя по бешеному взгляду, уже собирался запустить в стену. — Кто еще хочет попытать свои силы?

Захотели все, так что в зрительном ряду теперь сидели я и Слэрейн, наблюдая за тем, как Мьоллен, Ториаль, Иллестор и Алемид едва ли не дерутся, пытаясь переспорить друг друга. В итоге я не выдержала и рявкнула, что если хотя бы одна страница окажется порвана, с Л'арминделом объясняться они будут сами, и книга пошла по рукам. Через полчаса разозлился даже Мьоллен, у которого не получилось вставить камень, даже прибегнув к древнему волшебству аледов, и было решено оставить книгу до лучших времен.

Зато друзья окончательно примирились с моим мерзким характером, и даже Алемид перестал метать молнии, а расслабился и даже заулыбался. Не знаю, правда, что больше этому поспособствовала — общая атмосфера, витавшая в комнате, или два кувшина вина, распитые нашей компанией за последний час.

Иллестор, чуть раскрасневшийся от выпитого, неизвестно откуда достал гитару, и развлекал нас частушками, становившимися все похабнее с каждым новым бокалом, которые оборотень опрокидывал в себя якобы "чтобы не пересохло горло". Когда частушки стали до того неприличными, что засмущался даже Слэрейн, Ториаль не выдержала и отобрала у друга гитару, прошипев Иллестору на ухо что-то, отчего тот сразу же погрустнел и хлебнул еще. Ториаль отобрала у оборотня и бокал, отчего тот погрустнел еще больше. Правда, грустил Иллестор недолго — не в правилах его переменчивой, как небо, натуры было долго предаваться унынию. Сверкнув изменчивыми, бирюзово-синими глазами, оборотень пошарил по карманам и извлек потрепанную колоду карт.

— Сыграем? — предложил он, обводя нас всех хитрющим взглядом.

— Сыграем, — кивнула я, щелкая пальцами и тем самым снимая с колоды наложенный заговор на постоянный выигрыш. Иллестор только вздохнул, убрал с невысокого столика, за которым мы сидели, поднос и начал раздавать. Слэрейн что-то пробурчал насчет того, что бы сказали венценосные предки, но отказываться не стал, а когда Алемид предложил почтить память предков и воздержаться от таких низменных развлечений, как карты, посмотрел на него взглядом обиженного василиска.

Самым спокойным, не считая вспышки минутной злости, оставался Мьоллен. Лицо аледа было непроницаемым, однако, случайно обернувшись, я поймала на себе странный взгляд зелено-золотых глаз — изучающий, словно читающий душу. Мьоллен мгновенно отвел глаза, однако этого мимолетного взгляда хватило, чтобы я смутилась и отвернулась, почти чувствуя, что мужчина снова на меня смотрит. Мне стало немного не по себе, и я почти машинально потянулась за бокалом. Сделала глоток, и закашлялась, когда крепкое вино обожгло горло.

Когда я повернулась к Мьоллену в следующий раз, он о чем-то оживленно разговаривал с Алемидом, даже не смотря в мою сторону.

— Вредная ты! — пробурчал Слэрейн, через голову стягивая расшитую рубашку и кидая мне, чтобы я тут же небрежно швырнула ее себе за спину к остальным честно заработанным трофеям. В сегодняшней игре мне определенно везло, так что я рассталась лишь с сапогами и верхней сорочкой, а приобрела три мужских рубашки, четыре разных сапога, верхнее платье Ториаль, смущенно сидевшей теперь в нижней комбинации из тонкого сатина, и драгоценное кольцо с печатью дома Слэрейна. Не фамильное, конечно, но только за него можно было купить дом в Ирвингэйле — не в центр, правда, а на окраине, — так что я не жалела о проигранных вещах. Зато возмущались друзья и особенно брат, крайне оскорбленный тем, что его разувает и раздевает родная сестра, мало того — сестра-близнец. Периодически, конечно, вещи отыгрывались назад, но их никто не надевал, прекрасно зная, что еще максимум кона три, и снова придется разоблачаться, а после обильного обеда совершать хоть какие-либо телодвижения было лень до сих пор. На улице уже высыпали яркие звезды, медленно наступала ночь, а мы сидели в комнате и азартно резались в обыкновенного "дурака" на замусоленных картах, прошедших вместе с оборотнем огонь, воду, ветер и медные трубы. Играли мы уже часов семь подряд, но никому до сих пор не надоело, поскольку все еще безуспешно пытались отыграть у меня назад свою одежду, которую я отдавать вовсе не хотела и сидела, на горе соперникам, с довольным и даже немного гордым видом. А я-то раньше думала, что мне в картах не везет...

— Все, играем последний кон, — зевнув, сказал Слэрейн, который последние минут тридцать отчаянно боролся со сном. Оно и понятно, поскольку наследник очень любил поспать, а прием закончился где-то около четырех часов утра, да и вставать нужно было рано. Я тоже зевала в кулак, Ториаль уже вышла из игры и дремала, свернувшись калачиком около теплого бока Иллестора. Сам же оборотень, Алемид и Мьоллен выглядели еще вполне бодрыми.

В этот раз мне не повезло, и Слэрейн отыграл свое кольцо обратно, лишив меня тем самым призрачной возможности покупки дома. С другой стороны, на кой призрак мне этот дом сдался? У меня свой есть, родной... правда, очень далеко отсюда, но все же...

Колонны, поддерживающие навес над крыльцом, оплетены уникальными вьющимися лилиями, которые привез в подарок отцу какой-то путешественник. Днем белые цветы не пахнут, но с наступлением вечера в воздухе распространяется тонкий, чуть сладковатый, но вместе с тем столь нетипичный для этих цветов свежий аромат.

Выложенные светлым камнем с проросшими сквозь небольшие расщелины травинками дорожки вьются среди зелени раскинувшихся садов. Красиво... я люблю это место, мой настоящий дом, в котором я родилась, дом, в котором до меня жили двадцать поколений предков, гораздо более именитых и знатных. Со временем положение сделалось просто титулом... правда, мне до сих пор было на этот титул совершенно наплевать, и было бы гораздо легче, если бы я родилась в деревне.

— Я, пожалуй, пойду, — Слэрейн зевнул еще раз, едва не вывихнув челюсть. С грустью посмотрев на временник, показывающий половину второго ночи, он тяжело вздохнул и поднялся, доставая кристалл-передатчик и вызывая охрану. Пожелав спокойной ночи и приятного вечера, наследник удалился, я же повернулась к друзьям.

— Вы здесь ночевать будете?

— Ну, если ты не против... — Иллестор выразительно покосился на Ториаль, уже не дремавшую, а спящую без задних ног.

— Сыграй мне, и буду не против, — попросила я, и села, скрестив ноги. Разбудить Ториаль сейчас не смог бы и взрыв, а когда в следующий раз мне посчастливится услышать игру и пение Иллестора, я не знаю, так что это будет отличной платой за ночлег.

Мьоллен и Алемид тоже заинтересованно посмотрели на оборотня.

— Только никаких похабных частушек! — сурово предупредила я.

— Частушки вы уже сегодня послушали.

Оборотень взял гитару — так осторожно, словно она была живой, — и чуткие пальцы заставили инструмент запеть. Негромко, вторя мелодии, запел и Иллестор.

Я хочу пройти тропой нехоженой,

Слушать, как поют воды вешние,

Наблюдать рассвет завороженно

И с восторгом идти в тьму кромешную.

Я хочу найти свою истину,

Что до времени скрыта в сумерках,

Хороводят желтыми листьями

Все мечты — и что живы, и умерли.

Я хочу познать высь необъятную

И летать в ней, подобно облаку,

Ветер песнь пусть споет непонятную

Мне о том, что знакомо и дорого.

Я хочу просыпаться под звездами,

И в полях, где к земле гнется сор-трава,

Видеть, как роса стынет слезами,

Чтоб срывались с губ грустные слова.

Счастье? Где ты? Хочу я найти тебя,

В вышине — там, где золота марево.

Светом жизнь освети — ввысь летит мольба,

И пылает закатное зарево.

Уже отзвучала музыка, и последний аккорд затих в полумраке, а я все еще сидела, перебирая в памяти строчки песни. Иллестор с Алвиэлем сговорились, что ли?

— Спасибо, — наконец улыбнулась я, поднимаясь с пола. Договорившись с Торелом, устроила Иллестора вместе с эльфийкой в одной из незанятых комнат, правильно истолковав тот факт, что они повсюду теперь ходят вместе, и постелила на полу Мьоллену и Алемиду. Алемид пробовал возмущаться, но кровать я уступать не собиралась, а в качестве альтернативы могла предложить только ванную, на что брат лишь фыркнул. Вообще ему с аледом было не привыкать спать и не в таких условиях, так что ворчал брат исключительно для очистки совести.

Как только они устроились, я тоже легла в кровать и лишь сейчас почувствовала, что после Охоты у меня болят от перенапряжения мышцы. Вот что странно — в своей жизни, связанной с путешествиями, мне много раз приходилось попадать в самые неприятные ситуации (из которых меня спасало только звание мастера клинка), где часто требовалось так напрягать мышцы, что казалось, будто еще немного — и они порвутся. Но никогда они еще у меня так не болели, да и напряжение уже давно стало вполне привычным делом.

Я повернулась на бок и натянула одеяло до макушки. В сонной тишине слышалось размеренное дыхание Мьоллена и посапывание брата, заснувших почти сразу же. А вот мне не удавалось: все тело ныло даже после горячей ванны.

Я села, коснувшись босыми ногами холодного пола. Тихо, стараясь не шуметь и не наступить на кого-нибудь из спящих на полу, я дошла до небольшого шкафчика с резными дверцами. Достала оттуда небольшую бутылочку из темного стекла, придирчиво осмотрела и, не размениваясь на разбавление водой, отхлебнула прямо так. Вряд ли будет передозировка, это зелье заставляет организм поверить в то, что он здоров. Мне совсем не улыбалось болеть сейчас, летом, когда дороги так и манят к себе, к тому же, после выяснения причины, по которой ритуал с вызовом Илешада пошел не так, как нужно, я хотела успеть на праздник воды, ежегодно отмечавшийся в Лартиэйме, небольшом городе недалеко отсюда, только праздником воды и славящемся. В этот городок лучше всего было именно приходить, во всяком случае, я сама любила делать именно так, поэтому не могла позволить себе сейчас свалиться с температурой или простудой.

Но, все-таки, мне определенно нехорошо. Может быть, дело вовсе не в простуде, а в чем-то другом. К примеру, в практически бесконтрольной растрате сил... нет, там симптомы другие... Но и на симптомы простуды это было не похоже. Я зажмурилась и героически сделала еще один глоток. До чего же противное зелье... но оно все-таки вернуло мне нормальное состояние. Как только разберусь со всеми делами, сразу же займусь лечением.

Я вернулась в постель и свернулась клубком, поджав колени к груди. Почему-то стало грустно, в голову лезли воспоминания о доме. Нужно будет обязательно заехать домой. Кажется, я начинаю скучать. Оно и понятно — полгода там не была.

Я представила себе, как приеду. Отец улыбнется, оторвавшись от вечных дел, и поприветствует меня, заключив в крепкие мужские объятия. Мама, поджав губы, посмотрит на мой меч, но ничего не скажет и тоже улыбнется, радуясь ненормальной дочери, предпочетшей опасные разбитые дороги спокойной размеренной жизни среди шелков, мехов и блеска камней. А двоюродная сестра, утонченная и изысканная, ужаснется, когда в термах увидит у меня на спине узкий, бледно-розовый шрам, рассекающий кожу от левого плеча до правого бедра. Конечно, он заметен, только если приглядеться, но она все равно высмотрит. Зажмет ладонью рот, выдохнет... а потом весь вечер будет удивляться тому, что только что вернувшаяся из странствий в сомнительных и явно недобропорядочных компаниях девушка ведет себя как настоящая благородная леди. Уж что-то, а правила поведения у меня на уровне рефлексов.