Всадники Апокалипсиса

А того, которое есть высшая форма со-участия, со-чувствия. А если и надо, то самопожертвования".

В верхушках деревьев пронёсся порыв ветра. Шелестом листвы как бы подтверждая мрачные мысли Джонни.

"Мыслимо — эти скоты ныне даже Слово Христово на скотство перевели. Секты расплодились с уже неприкрытым ничем тотальным блудом в самых извращённых формах.

Типа "любят они так друг друга и ближнего своего". Только в глазах всех этих "святых" и прочих "пророков" светится не та любовь, к которой звал Иешуа Из Назореев, а гормоны. Булькают внутри и капают с кончиков высунутых от сладострастия языков, пачкают исподнее.

Они даже к своим питомцам умудрились применить все эти "передовые понимания". Вплоть до оправдания и легитимации права пялить своих домашних животных.

Для них то, что сейчас переживает Сэм — недоступно. Как недоступно школяру понять высшую математику, едва-едва научившись читать и писать".

— Я помогу! — Сказал Джонни и обратился к Келвину. — У вас есть что-то, чем можно полноценно копать?

Кошку похоронили тут же. Под большим деревом.

Отец Келвин вытащил из багажника маленькую сапёрную лопатку и передал её Джонни. Джонни аккуратно подрезал ею дёрн, углубил ямку.

Аккуратно переложили разорванное пулей маленькое пушистое тельце в землю вместе с тем самым ковриком, что был у неё в клетке, и прикрыли как покрывалом, дёрном.

Сэм, тем временем отошёл чуть в сторону и притащил валун, который он как могильную плиту положил сверху. После поставили на нём же ещё пару помельче, образовав эдакую пирамиду. Получился маленький импровизированный памятник.

Постояли. Помолчали.

Но всё равно, надо было двигаться дальше.

Джонни сделал себе зарубку на память расспросить Сэма о его семье. И о нём самом.

Ему очень хотелось, чтобы то, что ему показалось, оказалось правдой.

Слишком мало нормальных людей осталось в этом диком хаосе под названием Современная Западная Цивилизация.

Хорошо было бы, чтобы этих, нормальных людей было больше, чем казалось. Тогда был бы смысл в том жутко иррациональном деле, которое затеял и тянул Джонни. Так, с такими НОРМАЛЬНЫМИ людьми, его План становился чуть менее безумным и обретал большой смысл.

"Пока нас слишком мало! — с сожалением подумал Джонни. — А такие люди как Келвин, к сожалению уже нельзя принимать в расчет. Они уже одной ногой в могиле. Они уже своё отжили. Будущее творится молодыми. Как минимум, не старыми людьми. Где их найти много?!"

Чёрный тоннель дороги среди леса отмеченный блестящим пунктиром катафотов, как дорога в ад. Они как бы говорили всё то же сакраментальное: "оставь надежду всяк сюда входящий". Звёзды над головой как напоминание потерянного рая. И полная неизвестность впереди.

Что ждёт нас всех там, за поворотом времён? — мрачно размышлял Джонни.

А ждёт полная неизвестность.

Что таит в себе она?

Смерть и слёзы. Радость и счастье. Только первого неизмеримо больше, а второе мимолётно. Второе неизбежно кончается первым.

Как избежать этого?

Призраки надежд... Осуществятся ли они?

А дано ли нам это знать?

Как это узнать?

Я хочу, чтобы люди жили! Пусть мы не такие совершенные, как надо бы. Но жизнь — это шанс на то, чтобы стать. Смерть отнимает все шансы. Так пусть они живут. Плохие и хорошие... все...

Как ДОБЫТЬ ЭТОТ ШАНС?!!

Шанс для всех...

На меньшее я не согласен!

— Интермедия: Звёздные корабли

На экране стерео блестел на полуденном солнце необычный аппарат. Было видно, что этот аппарат, не просто покрашен, а выложен со всех сторон какой-то странной плиткой, бликующей на солнечном свете мириадами разноцветных блёсток. Кружащий в небе вертолёт с оператором медленно обводил пейзаж внизу то и дело выхватывая отдельные, особо зрелищные детали.

Огромное поле и стоящий на бетонке огромная дельтавидная конструкция были окружены колоссальной толпой.

— В "Таймс" большая статья: "Были ли китайцы на Луне?"

— Хм... Были ли там китайцы — не важно. Главное там заведомо не было русских.

— Вендетта и её поклонники

И снова, как и пять лет назад, Григорий шагал по до боли знакомым коридорам, ярко залитым искусственным, слегка голубоватым светом. В новенькой, только что выданной спецовке, с улыбкой до ушей и в самом приподнятом настроении. Его не испортило даже несколько странное поведение охраны на входе. Начальник всё юлил и вертелся, рассыпаясь в приветствиях и всякой чепухе. Но Батманов так рвался наконец-то снова увидеть родное рабочее место, что просто вырвал из рук, ошалевшего от такого поведения офицера, электронную карточку, отмахнулся от всего и рванул через тамбур. Лишь краем глаза он заметил красную от еле сдерживаемого смеха харю одного из присутствующих, но по началу никакого особого значения этому не придал.

Лихо, единым махом прилепив на специальное место на спецовке свою карточку, он быстро, почти бегом ринулся через спешно распахивающиеся автоматические двери.

Средства идентификации за последние тридцать лет весьма сильно продвинулись. Ныне, карточка-идентификатор служила лишь средством запуска процедуры опознания личности. Без неё невозможно было пройти нигде, где стояли такие средства. Просто бы двери не открылись.

Также как и чужому человеку по его личной карточке пройти было невозможно. Карточка системе как бы говорила: "Идёт завлаб Батманов, прошу идентифицировать его". Система включалась и проверяла, действительно ли идёт именно Батманов, а не кто-нибудь другой. Даже если с его карточкой шёл бы сам начальник охраны, или Шеф, то ни одна дверь просто бы не открылась.

А так, одна за другой, двери открывались, пропуская его всё дальше и дальше вглубь бесконечных помещений, не забывая приятным голосом ещё и поприветствовать давнего знакомца.

Наконец все эти автоматические двери кончились. Дальше начиналась святая святых Лабораторий — Сектора. Тут уже были обычные двери. За исключением, конечно, тех, которые вели вообще в зону абсолютного биологического контроля. Там уже проверка шла не просто на допуск, а ещё и на наличие защитных костюмов. Если не вообще изолирующих лёгких скафандров.

Внутренняя часть Лабораторий представляла из себя сильно заглублённую, находящуюся глубоко под землёй, систему из нескольких колец, сердцевину которых составляли помещения особого биологического контроля. Их опоясывали помещения дистанционного управления и контроля. В них, в большей части и находились люди, ставящие эксперименты. Уже давно непосредственное присутствие людей в рабочей области было часто совершенно излишним.

К этим же помещениям примыкали и "боксы". В этих помещениях проводились работы не требующие особого биологического контроля и изоляции от окружающей среды. Эти самые "боксы" уже имели непосредственное сообщение с центрами контроля. И всё это опоясывал длинный кольцевой коридор, кое-где разделённый межсекторальными перегородками. Сейчас этот коридор был почти пустой. Только иногда вдали мелькали спешащие по своим делам сотрудники в белых комбинезонах. Сияющий стерильностью коридор, меж тем был весьма искусно разрисован местными художниками из сотрудников лабораторий. Не от нечего делать. Голые стены в сочетании со стерильной чистотой и мертвенным светом светильников — раздражал. А так...

Григорий вспомнил как сильно был поражён этой деталью некий генерал, когда всю эту "наскальную живопись", часто весьма весёлого свойства увидел. Тут было всё — и вопли, что "кому-то делать нечего", и "нарушение порядка" и требования всё исправить.

Не "исправили". Только покрыли ещё сверху защитной тонкой, но сверхпрочной и сверхстойкой плёнкой, чтобы уж уберечь от всяких прочих неожиданностей. Психологи вступились за учёных и защитили их инициативу.

Ясное дело, что в зонах повышенного биологического контроля такого уже не было.

Когда он приблизился к дверям своего "родного" Сектора его уже аж подбрасывало от предвкушения встречи со старыми друзьями в давно ставшей родной "Лаборатории N11".

И, для надёжности, приложив тяжёлую и крепкую дверь пинком ноги, он шагнул в помещение.

— Что, не ждали?! — произнёс он свою коронную фразу и осёкся. Вместо дружного взрыва шуточек и приветствий от давних друзей по науке, его встретило в лаборатории сконфуженное молчание. Впрочем, сконфуженными выглядели только сотрудники лаборатории, но никак не тройка менеджеров тут тоже присутствовавших. У тех на лицах при виде Батманова чётко пропечаталась не просто озабоченность, а страх перед неизбежными последствиями неожиданного вторжения крайне нежелательного персонажа действа. А действо было "ещё то".

Распевая какой-то молебен, между выключенными и надёжно заблокированными рабочими местами расхаживал важный и толстый священник, разбрызгивая повсюду свою "святую воду". Хорошее и праздничное настроение у Батманова испарилось, как и не было, мгновенно перейдя в холодную ярость. Старые обиды как лава в вулкане поднялись из глубин души и затопили сознание. Руки сами собой сжались в кулаки до побеления костяшек. Он уже волком глянул на "клерков" от чего те от неожиданности попятились.

Священник же, по-прежнему, не обращая внимания на резкое изменение обстановки и атмосферы в лаборатории продолжал ходить по помещению.

Батманов еле сдержался, чтобы прямо с порога не кинуться на "мерзких манагеров" с кулаками. Ведь явно, именно они были причиной появления священника в таких сугубо закрытых отделениях Лабораторий. Теперь стало полностью ясно, почему так странно вёл себя начальник охраны, пытаясь заговорить ему зубы и максимально всякой чепухой, задержать у себя.

Григорий обвёл мрачным взглядом, сбившихся в левую часть лаборатории учёных. Позади них были видны двери боксов, ведущих в специализированные помещения. Некоторые, правда, сидели за своими столами, демонстративно игнорируя и попа, и действо, и лебезящую пред тем троицу менеджеров. Один из сотрудников даже нагло хлебал кофе, повернувшись ко всему спиной. Правда, при появлении Григория он обернулся и приветливо помахал тому рукой.

Смирнов, системщик, сверкнул своими очками-интерфейсом в сторону свежевосстановленного начальства, хмыкнул, оскалился и сложил руки на груди с интересом ожидая продолжения. Сима, цитолог, стояла за широкой спиной Смирнова, хлопала своими длиннющими ресницами, растерянно ожидая что "товарисч Гриша" как она его часто любила называть, отмочит. Миронов, молекулярный инженер, поднял было просительно руку, уже предполагая, что последует, но так и не успел ничего предпринять.

Основная же масса сотрудников просто молча и с любопытством ждала. По сути, они были совершенно не виноваты в том безобразии, что творилось. Григорий отвернулся от них и вперился глазами в тройку менеджеров. Мгновенная смена весёлого выражения лица на откровенно озверелое произвела на них сильное впечатление. Тем более, что они хорошо знали взрывной характер этого завлаба. Если не непосредственно, то уж точно по пересказам старожилов.

— И что тут делают грязные попы в моей чистой лаборатории? — сквозь зубы задал резко вопрос Григорий.

Поп слегка опешил и сбился. Вопрос был задан не просто резко, но и откровенно начальственным тоном, предполагающим немедленные дисциплинарные выводы. Кислые физиономии многих сотрудников тут же оживились. У кого любопытство прорисовалось, у кого предвкушение скандала. Отношение Григория "к попам" и вообще "к религиозным заморочкам" стало в своё время притчей во языцех. А драку с одним особо наглым служителем культа некие шустрые учёные Центра даже на видео засняли. Не надо тут упоминать, что выложенные в Сети, в общий доступ, эти кадры послужили причиной очень серьёзному скандалу, который с трудом удалось замять.

Навстречу Григорию, с крайней озабоченностью на лицах выкатилось что-то административное, в количестве аж целых трёх человек. Это менеджеры, которые были виновниками данного непотребства, решили пойти "ва-банк" и сыграть в свою последнюю игру — "мы, типа, начальство — ты дурак". Правда, без достаточных на то оснований, так как в действительности тут была полностью вотчина Батманова, и именно они были "дураки"...

Впрочем, почему именно в кавычках?...

"Помнят гады!" — с удовлетворением отметил про себя Григорий и зверем посмотрел в глаза подбежавших "клерков".

А помнить было что. Ещё десять лет назад, его карьера учёного чуть не закончилась из-за свары с целой сворой откровенных обскурантов от РПЦ. Всё это было лишь частью большой кампании, ведущейся организационной войны на территории России. Тем не менее, Батманову досталось не слабо.

Тогда, в целом благостный мир между церковью и наукой был нарушен целой серией резких и, что крайне неприятно, массовых "наездов" со стороны верующих на целые области исследований.

Особо досталось молекулярной биологии. Церковники яростно требовали закрытия и запрета на исследования огромных областей в этой науке. Мотивировка была естественно "сатанинским соблазном" и вообще "богохульными извращениями", которыми страдали, по их мнению, все учёные, занятые исследованиями в этих областях. Даже патриарх поспешил назвать эти исследования "богопротивными".

Начатое расследование от КГБ выявило целую сеть из агентов влияния, сформированную в среде церковников. Цель их была — остановить и уничтожить все исследования в опасных для Запада, направлениях молекулярной биологии.

Церковь превратили в инструмент, в оружие по уничтожению этих областей российских исследований. По мягкому нанесению непоправимого вреда обороне страны. Начавшаяся компания дошла даже до того, что некоторые учёные, в том числе и сам Батманов в первую очередь, были преданы анафеме.

Особо усердствовал один священник, по имени Олесь. Он собирал огромные толпы верующих, заряжал их ненавистью к учёным и вообще к науке, объявляя их орудиями Сатаны. Всё было бы ничего, если бы не начались погромы университетов. Начались столкновения погромщиков с милицией и ОМОНом. К тому же Олесь внезапно скончался, и это лишь подхлестнуло страсти. Он сторонниками был немедленно объявлен "жертвой кровавой гэбни" и причислен к лику святых. Началась охота на учёных, которых пришлось буквально спасать из лап разъярённых верующих.

Пошла и встречная волна. Многие из тех, кто получил высшее естественное образование, был привержен идее "Сверхмодерна", идее Прогресса, сами соорганизовались в не менее серьёзную силу. Начались столкновения между "ортодоксами" и "сверхмодернистами". Запылали храмы и вузы. Полилась кровь.

Ходили разговоры, что сам Батманов участвовал в тех кровавых столкновениях, но он помалкивал, игнорируя расспросы, так что все эти пересуды оставались на уровне ничем не подтверждённых слухов. Но все помнили, насколько яростными были эти столкновения.

Государство было вынужденно вмешаться с применением всех доступных средств. Конфликтующие стороны грубо и решительно развели в стороны. Так как церковь как бы ни изначально, ещё на заре "Возрождения", была объявлена столпом нравственности, то государство вынуждено было встать на её защиту. Против, часто, тех, кто отстаивал его же интересы. Против вышедших на свою защиту и защиту интересов государства.