Сложно сказать, что бы он стал делать, если б не этот звук. Девушка была уже мертва, и даже собственный голод стихал — мертвое мясо не сравниться с живым. С другой стороны, отпускать стрыгу разгуливать по городу не слишком правильно. Пытаться убить — опасно. Поворачиваться спиной — самоубийственно.
Этот звук лишил его выбора.
Призрак присмотрелся. У черного погребального камня съежился ребенок. Девочка. Черноволосая, в мятом, мокрого шелка, платье. Дорогом, судя по виду. Она сидела, вжавшись в камень, вцепившись в свои коленки, упираясь пятками в край могилы. У туфельки был сломан каблук, на пятке второй ноги, в одном шелковом чулке, без обуви, большая дырка. Даже ладони мокрые от слез.
'Съедим?' — спросил тот, внутри, сыто облизнувшись.
Призрак стиснул зубы, прошел мимо стрыги, не сводя с нее глаз, не отпуская, удерживая своей силой — и схватил мокрую от слез руку ребенка.
— Пойдем. Где ты живешь? — спросил, поднимая ее за руку.
Он как раз успевал — проводить ее и вернуться в трактир. Дальше все просто.
Призрак должен был обернуться, когда уходил. Должен был. Этого требовало все в нем. Рождение, жизнь. Он должен был. Но тонкие слабые пальчики вцеплялись в рукав так отчаянно, девочка пылала страхом так ярко, что он обо всем забыл.
Не обернулся.
И не увидел, как, раздраженно врезав по жуткой морде стрыги, недавно мертвая девушка поднимается, отряхивая платье. Ее раны заживают на глазах. А стрыга медленно опускается к земле, и скулит, прижимаясь к мраморной плите мордой, и глядя на девушку васильково-синими глазами. Преданными, как у собаки.
Призрак вернулся вовремя.
Уже почти стемнело, когда Гильермо объявил привал. К тому моменту, воспользовавшись тем, что в окутывавшем меня до того отчуждении пролегли глубокие трещины, я уже кое-что разузнала. Про них, про вампиров. В частности, мне объяснили, что в отряде у всех есть право слова, вне зависимости от круга. Но вот возможность использовать его уже напрямую связана со статусом. В маленьких группах окружение делилось на ближний круг, и дальний. Схема отнюдь не нова, отличалась она от общепринятой лишь тем, что все вампиры ближнего круга оказывались втянуты в одно, пусть и слабое, энергетическое пространство, и получали способность общаться на мысленном уровне. Не разговаривать — для этого у большинства просто не хватало таланта, но обмениваться образами, впечатлениями, чувствами — первичными элементами, еще лишенными обработки сознания. В рамках этих двух категорий — личного статуса и круга — и происходило иерархическое деление вампиров. Исключение делалось лишь для властителей. Все вампиры менялись со временем, но наследники старой крови эти изменения проживали куда быстрее, больше набирали силы, и — как следствие — со временем все больше и больше отличались от своей 'паствы'. Все это сообщили мне призраки, после совместных посиделок в трактире сами нарушившие негласное табу молчания. Вместе им почти удалось заболтать меня до смерти. Да и учтивый рыцарь нашел, чем меня озадачить:
— Через несколько часов к нам присоединятся дроу, — заявил он, когда мы все расселись у костра, грея руки о чашки с горячим чаем.
Не то чтобы было так уж холодно, но тепло порядком успокаивало. Я задумчиво пожевала травинку, глядя в огонь. Дроу, причем именно что 'присоединяться'. Странно, я не слышала, чтобы дроу сотрудничали с другими расами иначе, чем во времена глобальных войн. И что-то было странное в самой этой связке — дроу — вампиры. Где-то здесь еще и тот, кто прислал за мной монстра. Жаль, что его не сбили, к слову. Вампиры теряют хватку? Я покосилась на призраков, но промолчала. Кто знает, что им приказано отвечать?
Одушевленные предметы моих тяжких раздумий дружно молчали, так что вопросы задавать снова пришлось самой:
— А они причем? — максимально коротко сформулировала я, пытаясь не выказывать интереса.
Гильермо потер подбородок, глядя на пляшущий кончик травинки, что я грызла.
— У нас союзный договор, — кратко пояснил он, еще больше, тем самым, меня запутав, и грамотно сменил тему: — Их маги связались со мной утром в гостинице. Около дюжины дроу, из них два мага и Жрец. На присутствии последнего я настоял особо.
— Понятно, — кивнула я, хотя пока особо ничего не поняла, и отпила глоток чая.
Союзный договор? Вампиров и дроу? Интересно... Одно из двух. Либо наша разведка зря теряет время, либо здесь происходит что-то очень странное. Нужно будет спросить Алуриана, когда я его увижу. Лично. Дроу вот уже десять лет ни с кем не заключали договоров. Это вообще крайне неуживчивая и скрытная раса, даже орки по сравнению с ними кажутся просто добродушными клоунами. Злобными и грубоватыми, но, в принципе, вполне толерантными. Дроу меняли свои взгляды в зависимости от обстоятельств, причем переменных было столько, что рассчитать их все не удавалось даже специалистам. С другой стороны, вполне могло быть, что всем прочим всего лишь неведом их личный кодекс, а попытки судить натыкаются на исходную чуждость менталитета и сознания. Как бы там ни было, дроу были одними из немногих, кто сами загнали себя в невыносимые условия — и выжили. Более того, значительно потеснили кобольдов и ингваров в их традиционных вотчинах. Так что слава о них как о непревзойденных войнах была вполне обоснована. Вопросов у меня тут же накопилось множество. Хотя бы — где пересеклись их дорожки? Или, например, как Гильермо сумел уговорить крайне скрытных дроу официально ввязаться в чуждую им битву? И, наконец, почему мне кажется, что до сих пор о подобном союзе я даже не слышала? И это было только начало! Однако спросить я не могла. Не та обстановка, а у меня нет опыта Шариса, чтоб не просто чувствовать ложь (это я, с грехом пополам, умею), а еще и видеть сквозь нее правду. Начать беседу — значило снова насторожить моих сумрачных спутников, и опять оказаться в изоляции. А значит, отрезанной от новых данных...
И Жрец — кто такой Жрец дроу? До того дня я слышала и читала только о жрицах.
Один из призраков, чуть более высокий и утонченный, чем его напарник, Лаки, тоже немного недоуменно взглянул на предводителя.
— Ты уверен? — он улыбнулся, не показывая клыков.
Как мне успели объяснить, у вампиров, благодаря клыкам, была целая система символов-улыбок, но кроме факта ее наличия, я ничего больше о ней не знала. Так что осознать действительный смысл беседы могла только интуитивно.
— Нам пригодиться любая помощь. И... таково повеление Нахемы, — с непонятным мне намеком уведомил Гильермо.
После упоминания имени королевы все возражения можно было считать несущественными, и мы перешли к следующему вопросу. Крайне неприятному для меня. А именно, обсуждению недавнего происшествия.
— Вир, — так, это прозвище ко мне прилипло, что ли? — ты в курсе, что это была за гадость, и как ты оказался на дереве? — переключил внимание на меня великий и ужасный темный рыцарь, становясь похожим на сытого котяру, заприметившего мышку.
Уж мышью точно я себя не ощущала! Я посмотрела на него, щурясь. Оскалилась:
— В курсе, — кивнула я согласно.
Повисло молчание. Я смотрела на него, он — на меня. Оба улыбались. К моей чести, вскоре у Гильермо усмешка сделалась немного нервной, он заерзал, и, бесславно сдав первый раунд, выдавил чуть раздраженно:
— И?
— И? — повторила я.
— Но...
— Что?
— Ты...
— Я? — такую беседу можно продолжать часами.
Главное — не давать собеседнику сосредоточиться и не улыбаться. Все просто. Я прямо отвечала на его вопросы. Но только на них. Детское развлечение, если честно. Так что неудивительно, что Гильермо вскоре адаптировался.
— И как ты оказался на дереве? — промурлыкал он вкрадчиво.
Лаки всегда [целых два дня с нашего знакомства] меня умилял. Вот и сейчас его лицо вдруг замаячило в нескольких сантиметрах от моего носа. Призрак в прямой досягаемости, смотрящий так нежно и ласково глазами голодного маньяка, вовсе не способствует душевному спокойствию. Пришлось сознаваться, пока во всех грехах не обвинили:
— Шутка с мороженым. И я еще на реке фантом создал, чтоб понаблюдать шоу издали. Хороший фантом, как видишь, — я небрежно пожала плечами, пристально следя за зрачками Гильермо.
Зрачки — единственное, что иногда выдает сильного вампира. Вот и сейчас — радужки чуть дрогнули, сжимаясь на долю мгновения. Взгляд. Место, которое он выбрал. Удивление в глазах рыцаря, когда я упала ему на руки — могли значить все, и ничего. Но я не верила в частые случайные совпадения. Нужно поискать другие доказательства. Разобравшись с этим, я мысленно вернулась к беседе. Озвучивать повод моих действий у меня не было ни малейшего желания. Вампиры переглянулись, Лаки отодвинулся. Все замечательно складывается!
Удар в челюсть поколебал меня в этом предположении. Гильермо потряс рукой. Он хмурился, в зрачках плясали кровавые искры. Больно же! Призрак, посмотрев на него, снова шагнул ближе. Ладно, предположим, это я заслужила, но уж никак не продолжение экзекуции! И нечего изливать на меня свои нервные реакции! Я мгновенно перекатилась назад, вскочила. Призрак был уже рядом, я едва успела уклониться от очередной оплеухи. Что за демоны?! Злость пролилась наружу едкой кислотой, привычно убирая неудобное головокружение, успокаивая боль, останавливая кровь из рассеченной губы. Мир вокруг меня словно застыл, только серебристая аура призрака-вампира по-прежнему сияла, оставляя медленно тающий след, когда он двигался, постепенно ускоряясь. Вот демон, Лаки сумел пробиться сквозь чары!
В серьезном бою я бы, скорее всего, справилась с ним [убить мне куда проще, чем обезвредить]. А так... Я выдохнула, увернулась от очередного удара. Все же чары, как оказалось, действовали, и теперь я успевала следить за его движениями. Быстрый, слишком быстрый. Алый блеск глаз, застывшие черты, сжатые в линию губы... Что его так взбесило?.. Эта шутка не стоила такого гнева! Призрак же со мной сейчас дрался всерьез — вон остальные вампиры только головы на звук повернуть успели, а мы тут уже субъективно почти минуту как сумасшедшие вертимся. Я изгалялась, не всегда удачно неудачно изображая какие-то там вольты, пируэты и уклонения, а Лаки [Лакирансторм, но кто такое выговаривать будет постоянно?] нападал. Красиво, грамотно, ярко, просто. Вот кого инструктором на курс боевой подготовки стоило в Храм звать!
Судя по тому, как смотрел граф де Болье, подобная выходка оказалась для него не меньшей неожиданностью, чем для меня. Однако вмешиваться он явно не собирался.
— Какой демон тебя укусил? — крикнула я, споткнувшись и на редкость удачно избежав удара ногой в живот своим неловким падением.
Он не ответил. Зато мне пришлось срочно пятиться назад, наплевав на красивости — призрак не собирался разрывать дистанцию и упорно преследовал.
Трава под пальцами. Влажная земля, близкая вода. Щелкают клыки у самого носа...
Носок сапога впился в бок, ломая ребра. Я зашипела сквозь зубы, но не отшатнулась. Впилась пальцами в высокую осоку.
Проснись, мать жизни. Скорее...
Все. Теперь ждать бессмысленно. Я с трудом поднялась, блокировала удар кулака предплечьем. Новая вспышка боли вызвала муть перед глазами, а он тут же пнул меня под коленку. Сальто назад я делала машинально, на одних инстинктах, спасая сустав.
Лаки как привязанный последовал за мной. Кажется, еще и за косу пытался схватить, но почему-то не вышло.
Вот теперь все. Не увернусь. Позор для паладина.
Я не говорила, что по рукопашному бою у меня была натянутая тройка?.. С минусом.
Призрак оскалился, приближаясь медленно и плавно — или это только мне так казалось? Судя по отсутствию реакции окружающих, так казалось мне одной. Он предвкушал и заранее наслаждался, поглощая мой страх, питался им.
Что-то с ним было очень сильно не так. Я присмотрелась, избегая удара когтей. Если б он нападал на самом деле — меня бы уже не было. Он ведь подошел совсем близко. А выглядело так, будто Лаки борется сам с собой, и именно поэтому я оставалась в живых. Бледная кожа, льдистые глаза, бледные губы, серебристая светлая одежда, кроме сброшенного сейчас плаща. Вдруг что-то сверкнуло зеленое в волосах. Какая-то заколка. Я присмотрелась, одновременно потянувшись к нему с помощью своей силы. В ауре сквозили всполохи чуждой магии; болезненно-зеленые ленты, отдающие тленом и запахом акации, терялись в светлых прядях, распространяясь от заколки, как водоросли или мутанты-змеи, добирались до нужных точек на теле и исчезали под кожей.
Все, что я смогла придумать, это сдернуть ее с волос. Я протянула руку за заколкой, призрак рванулся ко мне. Наверное, вырвать сердце. Они умели это делать так, что можно без сердца жить еще долго, пока то бьется в их руках, нелепо подрагивая на ладони. Лаки это делал. Воспоминание жило в нем, на самой кромке сознания. В этот момент одновременно произошли две вещи. Заколка ужалила мне руку огнем, но я все равно ее сдернула, обжигаясь до волдырей, и отдернулась, унося в пальцах пучок серебристых волосков. Боль вырвала из непрошеных воспоминаний, и я так и не узнала, чье сердце он вырвал. А удара не случилось.
Я растерянно посмотрела ему в глаза. Лаки ошеломленно глядел на меня, как будто только проснувшись. Белесые радужки казались ледяными, в глубине гасли кроваво-красные всполохи. А его пальцы потонули в огромном шаре-кроне куста, в мгновение ока выросшего между нами и охватившего ладонь тугим кольцом.
Земля отозвалась!
Ее сонная, медленная сила пролилась в меня, убирая боль, успокаивая, утешая, разворачиваясь во всем своем величавом великолепии и гневе. Еще б стихия земли не была столь неторопливой, цены б ей не было. Мышцы немного расслабились. Судорога, сковавшая было плечи, прошла. Я пошатнулась. Позволила себе, наконец-то, вдохнуть полной грудью, сбрасывая чары. Время ускорилось до нормального ритма. Пытаясь успокоить стихию, пока та не пролилась чистым гневом на все вокруг, я пошатнулась. Когда зовешь землю, сложно дозваться. Когда пытаешься умиротворить ее, кажется, будто взваливаешь материальное воплощение стихии себе на плечи. Наконец, эта давящая тяжесть ушла. Отступив на пару шагов, я споткнулась и шумно ухнула в невесть откуда взявшуюся глубокую каверну с грязной водой, где-то в глубине еще и приложившись затылком о кривой корень.
Ударившись головой о корни, я стала задыхаться, ощутила в горле застоявшуюся горькую воду. Сквозь наползающий туман мне привиделась бледная кисть, судорожно вцепившаяся в мою косу. И навалилась тьма...
Как оказалось, ненадолго. Пришла в себя я от боли в ребрах, совершенно самостоятельно. Гильермо, мокрый с головы до ног, за руку и за косу вытаскивал меня на берег, а с другой стороны скалил зубы черный пес, намертво впившийся в сапог. Эффективно, хоть и не слишком вежливо, должна признаться. Да у меня после их 'спасательной операции' синяки будут по всему телу! И вообще — как он в каверну эту со мной вместе поместился? Узкая жедыра, будто ловчую яму водой залило.
Попробовав откашляться, я добилась только того, что изо рта хлынула вода. Однако вскоре вдохнуть все же получилось. Кислород наполнил горло, невыразимой сладостью отозвался на нёбе.
