Порок сердца

Порок сердца

рабочее название

Часть 1. Синее Пламя

Сквозь рассвет

Войди в сердце мне,

Как саламандра в огне,

Танцуй и играй, гори, не сгорай...

Это — огненная мантра,

Это — танец саламандры,

Жжёт в глубине сладкая боль,

Сладкая боль...

Иди за мной, иди за мной...

Мы поплывём на восток,

Утро — не вечер,

И от тебя не услышу я 'Нет!'

Мы поплывём на восток,

Солнцу навстречу,

Где саламандры встречают рассвет!

Мы вдвоём

Уйдём от погони,

Спасёт рассветный огонь

Тебя и меня, тебя и меня...

Защитит от духов ночи,

Наши тени — всё короче...

Сгорим, воскреснем мы вновь,

Новой звездой вспыхнет любовь...

Иди за мной, иди за мной...

Группа Рондо, 'Саламандра'

Глава 1.

Хозяин замка упорно слонялся за мной бесплотной тенью, буквально. В третий раз обозрев засыпанный всяким хламом и пылью ров, окружавший полуразвалившиеся стены, я повернулась к нему лицом. Подумала немного, и выдохнула, пропустив сквозь протоплазму струйку дыма. Сигареты были с приличным табаком, а сладкий привкус мяты умело маскировал шоколадный оттенок. Хозяин замка подернулся дымкой, вздохнул, печально глядя на меня огромными карими глазами.

— Так в чем проблема, Диего? — обреченно поинтересовалась я, решив, что все равно этого не миновать.

Призрак снова вздохнул, закатив глаза и явно подготовившись к долгой истории, но, повинуясь моему многозначительному покашливанию, довольно внятно и почти без завываний выдал:

— Да вот фениксы пошаливают! Двоих из стражи испепелили, из замка не выйти. Да и путники перестали заходить...

М-да... понимаю причину его печали. Призраки существуют за счет человеческих эманаций, и сложно им живется без страха, изумления и воплей всяческих истерических барышень.

Фениксы это же вообще вопрос особый. Их огонь — чуть ли не единственная вещь на свете, которая может уничтожить призрака. Причем если обычно развоплощенный дух отправляется по назначению либо в рай, либо в ад, то здесь все хуже. Несчастного призрака ожидают века "зависания" в плоскости межмирья без малейшей надежды выбраться оттуда. Единственный их шанс после такого — некроманты, которые в давние времена умели вызывать таких духов и вселять их в зомби. Мертвецы после этого действа значительно умнели, что на порядок повышало авторитет их обладателя. Однако и стоил ритуал немало — сам некромант потом отправлялся в это межмирье на смену призраку. Так что у Диего были все поводы для недовольства.

Я покосилась на хозяина. Призрак аристократически обмахивался кружевным платочком. Каштановые кудри спадали на плечи, карие глаза излучали золотистое сияние...

— Слушай, прекращай меня чаровать! И давай рассказывай! — я возмущенно фыркнула, отряхнула с камня вековую пыль и уселась, перекинув через колено полу роскошного плаща.

Сочленения доспеха заскрипели почти беззвучно.

Подумав, я сняла с головы шлем и зажала его под мышкой.

— Будьте моей женой! — страстно простонал аристократически прозрачный повелитель развалин.

— Что? — я нахмурилась, приподняв бровь. — Ты что-то сказал?

— Я... — он запнулся, вздохнул. — Понял, прости. Так вот, фениксы... появились недели две назад. Сначала их было немного, мелочь... думали, сами справимся. А потом... — он, не удержавшись, протяжно застонал.

— Диего, день на дворе... — мой тихий вздох вмешался в его продуманную пантомиму.

Герцог смешался, вздохнул.

— Привычка... — алая роза, упавшая мне на колени, была удивительно свежей.

Я улыбнулась.

— Ладно-ладно, я спрошу магистра про твою Леди. Кажется, ее замок уже окончательно обвалился и стал болотом, может, он и разрешит ей переехать...

— Ты одна меня понимаешь! — восторженно сверкнув глазами, изрек утонченно-мертвый кабальеро, припав таинственно-нематериальными губами к моей затянутой в латную перчатку кисти.

— В общем, мешают, жить не дают, двух слуг сожгли — это я поняла. Еще претензии есть? — решила я вернуться к делу.

— Нет, — буквально пожирая меня сияющим взглядом абсолютной преданности, изрек он.

— Разберемся, гражданин герцог, — протяжно отозвалась я, поднимаясь на ноги и пародируя начальника стражи местной деревеньки.

Диего звонко рассмеялся. Черт. Был бы живым — влюбилась бы, честное слово!

— Может, перекусишь сначала? — он облекся плотью, слегка неуверенно ступил на землю рядом со мной.

— Ой, я бы с радостью. Но мне потом знаешь, что Магистр устроит? Так что поеду я, прогоню твоих фениксов... — я коротко свистнула.

Из зарослей кустарника выскользнул мой скакун. Ашер быстро дожевал что-то мохнатое [надеюсь, не пса или волка], и ласково потерся мордой о мое плечо. Он давно привык к доспехам, да и прочная как мифрил чешуя, заменявшая ему подшерсток, делала такие упражнения безопасными. Хотя запах первые несколько секунд оставался ужасающим. Пока не выветривался. Все же хищные млекопитающие — это что-то!

— Красавец! — спокойно констатировал Диего.

Я польщено улыбнулась. Ашер был редкой светло-лиловой масти, на животе переходившей в сиреневое, с черными гривой, крыльями и хвостом. В середине лба у него мерцала серебристая звездочка. Раздвоенные копыта — ярко-черные, опалесцирующие, с втягивающимися когтями...

Хм. Кажется, все уже поняли, что я обожаю своего красавца, и не будем об этом. Узорчатая стальная попона тихонько звякнула, когда жеребец обвился вокруг меня, словно кошка, и с невинным видом снова застыл за левым плечом.

Будь это любая другая лошадь — и быть мне с раздавленными ногами.

Я помахала Диего, взлетая в седло, на что тот изящно поклонился (нет, не на мое "взлетание" в седло — к счастью, время, когда надо мной в такие минуты в голос хохотали, прошло давно и безвозвратно... целых 5 лет назад). Водворила шлем на место (если бы не магистр, давно бы вышвырнула его... нет, не в мусор, а в кладовку, а так приходится обходиться головой), и направилась прочь от замка.

Фениксы обнаружились у озера неподалеку. Вообще-то огненным существам несвойственно обитать вблизи водоемов, а особенно озер. Стоячая вода обладает большей силой, да и проживающие в озерах водяные и русалки гораздо пакостней. Поэтому сначала я стала исследовать магический фон озера. Тот, как ни странно, был в пределах нормы. А 'птички', между тем, как ни в чем не бывало, реяли над водой.

Фениксы — замечательно красивые существа, смертельно ядовитые и опасные. Почему-то в легендах и сказках Империи их чаще всего изображают похожими на жар-птиц — однако на самом деле между ними нет ничего общего. Феникс размером с небольшого альбатроса. Клюв, два глаза и два крыла — вот и все, что объединяет их с птицами. Во-первых, ног у них четыре, как у ящериц. Тела вытянутые и узкие, максимально подогнанные к стандартам удобства аэродинамики. Хвостов семь, как у полумифических лисиц, а оперение представляет собой идеально подогнанную друг к другу броню. Хотя у каждой чешуйки форма та же — острейшего пера. Максимальная температура у пера ближе к кончику, за черенок его можно вполне спокойно держать голыми руками, если вы, конечно, способны без проблем переносить температуру в 120-140 градусов Цельсия. К кончику она повышается почти до 800, а если феникс возбужден — то и до полутора тысяч. Тем не менее, вблизи от феникса не так уж и жарко — все производимое тепло потребляет тело самой "птицы".

Вырабатываемый им яд в малых дозах необычайно полезен. Но так как единственный способ добыть такой яд — это подставить жертву под "выстрел" — а фениксы своим ядом плюются — то на большей части империи он запрещен. Добывают его чаще всего, забрасывая в стаю фениксов преступника, а потом собирая яд с его тела. Впрочем, после такого приведения приговора в исполнение все тело жертвы становится необычайно полезным в аптекарских целях. Из его или ее крови, например, можно сделать кровоочищающие настойки, сравнимые по воздействию с многократным переливанием крови. Лечили меня как-то... Неприятное воспоминание, не смотря на то, что тогда это был мой единственный шанс. Ну да не будем о грустном.

О характере фениксов в разных книгах пишут много, и очень противоречивого в том числе, однако, правда остается правдой — как и везде, среди них есть и отродья тьмы, и ангелы великодушия. Однако по общей классификации они относятся к существам Света, и потому особенно опасны нежити и прочим, связанным со смертью, неявным.

Моя "проблема" представляла собой примерно пятнадцать особей таких вот птичек, жизнерадостно кружившихся над одной какой-то кочкой в озере. Нужно было как-то от них избавляться...

Я задумалась. Недавно фениксов занесли в "Синюю Книгу(1)", что автоматически означало, что, если я сейчас их уничтожу без веской причины, с неба мне на голову сверзится ангел, и мы на два года как минимум завязнем в судебной разборке. Ничего привлекательного в такой перспективе я не видела; моим любимым способом решать проблемы всегда была магия, однако тогда ее использование напрямую показалось неразумным.

Тяжкую думу над приемлемым решением проблемы я начала с того, что спешилась, отправила Ашера гулять и решила разузнать, над чем таким они кружат. Подойдя к кромке воды так, чтобы остаться незамеченной — большая плакучая ива охотно помогла мне в этом — я присела на корточки, вытащила из кошеля, который всегда ношу с собой, серебристый листок мэйнского дуба, подула на него, прошептала простенькое заклятие обнаружения неявного и пустила по морщинящейся глади озера. От немедленно налившегося весенней зеленью листика тут же побежали круги — первый, второй, третий. В четвертом проскользнули какие-то видения. Так... Любопытство мгновенно заставило забыть о лени. Я дождалась пятого "кольца" и коснулась его кончиком пальца, заставив застыть на мгновение.

Моим глазам предстала какая-то поляна. Я мысленно привела изображение в движение. Вот на поляну вышел кто-то в черном плаще(2), осторожно огляделся, двинулся вперед. Изящная фигура, тонкая кость. Ничего больше толком не разглядеть. Плащ скрывал лицо, но неизвестный запнулся обо что-то, неловко покачнулся. На солнце, выпав из-под капюшона, мелькнула длинная черная прядь. Таинственный авантюрист поспешно убрал ее под капюшон, мельком показав затянутые в черные перчатки ладони, снова огляделся и продолжил движение. Вскоре он оказался у поверхности воды. Остановился, раскинул руки. Не зная слов ритуала, я, тем не менее, точно знала, что это молитва. Видимо, медитативная.

Когда он опустил руки, поверхность озера засияла мягким розоватым светом, невидимым обычным людям. Маг вынул откуда-то из складок своего плаща какую-то вещицу и бросил ее в воду. Потом повернулся и словно растаял. Картинка застыла, как я не пыталась ее расшевелить. Что ж, это означало, что дальше мне ничего не светит. В смысле — шоу закончилось.

Печально. Нет бы сразу показать, кто виноват и как это исправить! Вот сиди теперь и думай...

Раз уж деваться некуда... Я и вправду задумалась. Так, опытным путем установлено — озеро зачаровано неизвестным, предположительно светлым магом — уж родную магию, надеюсь, я всегда отличу. Заклятие явно наложено не на само озеро, так вода плохо держит магию и та бы быстро рассеялась, а закреплено неким предметом. Исходя из знаний, полученных мной года три назад из курса артефактоведения, таким предметом могла быть либо брошь, либо кольцо с большим камнем. Камень, соответственно, либо турмалин, либо топаз — алмаз или рубин были бы лучше всего, но те, кто может позволить себе бросать алмазы в озера, уже давно такой ерундой не занимаются. Значит, топаз — для магии дороговизна камня не всегда являлась основополагающим элементом. Топаз, вероятно, граненый, прозрачно-голубоватый, как слеза... Хм. Тогда чем такая безделица могла привлечь феникса? От огненной составляющей в этом камне почти ничего. Вот был бы это рубин, тогда... Я задумалась всерьез, даже стащила с руки латную перчатку. Кончики пальцев машинально гладили воду, и тут я обратила внимание на легкое покалывание. "Иголочки" бежали от мокрых подушечек примерно до запястья, и исчезали. Какая-то мысль замаячила на краю сознания. Я никак не могла ее вычленить, но озарение было близко, совсем близко.

Мои мысли прервал отчаянный зов воспитанника(3).

— Учитель! Меня принц обижает! — пожаловался он тихо и печально, как обиженный щенок.

Фоном проскальзывали образы какого-то сада, придворных в роскошных костюмах, золото волос и утонченно красивое лицо кронпринца, кривящего губы в надменной ухмылке...

Мне было совсем не до него. Поэтому я фыркнула и проинструктировала:

— Так дай ему в бубен, понял? Пусть заткнется!

Лик вовсе не был таким рохлей. Просто ему обычно мешало его представление о долге. Больше всего мой воспитанник боялся меня подвести, так что оставалось задать вектор процессу и спокойно заниматься своими делами. Он справится.

— Ага! — подозрительно воодушевленно отозвался Лик, но я, занятая поисками отгадки, не обратила на его энтузиазм внимания.

Я скомандовала "отбой" и вернула все внимание фениксам.

Чувствовалось, заполучу себе в коллекцию еще и на них аллергию...

И все же, что же могло 'птичек' сюда привлечь? Вряд ли маг ставил присутствие фениксов целью своего заклятия — Диего давным-давно рассказал Храму все свои тайны, и ради изведения парочки не обремененных лишним золотом призраков никто не будет так подставляться, так что появление фениксов можно считать случайным. Однако тогда какова была истинная цель использования в чарах именно рубина? Тут долгожданное озарение нашло мою многострадальную голову, и я с восторженным кличем подскочила. Ну, конечно же! Усилившееся течение жизни — вот самая сладкая приманка для этих птиц. Для воскрешения им нужно запасти ее как можно больше, и ни один феникс не облетит такой источник.

А стараниями неведомого мага озеро как раз и стало на время источником жизни. Я понюхала воду. До живой ей еще далеко. Однако излечить она способна довольно серьезные хвори. Вот только — к чему неизвестному магу целое озеро живой воды?!

На этот раз мои мысли прервал громкий плеск. Я выругалась, осматриваясь... И тут же бросилась прочь от воды. Один из фениксов в меня плюнул — радужно опалесцирующие потеки яда на кромке берега мгновенно объяснили мне недавний плюх. Промахнувшись из-за дальности и свисающих ивовых ветвей, он ушел на второй круг. Остальные как раз летели ко мне от центра озера.

Пришлось быстро делать ноги. Мои доспехи, конечно, защитят меня от яда, но они не сплошные, и стоит тому хоть в небольшом количестве попасть на кожу ... Опасность прибавила мне прыти. Я пронеслась под ивой, свернула в небольшой овраг, и дунула вверх по нему, параллельно готовя заклятие. Чего не любят фениксы? Очередное озарение сопровождал громкий плюх — на этот раз ногой я влетела в незамеченный на бегу ручей. Однако теперь это было на удивление кстати — на стволе дерева за мной расползлось очередное сияющее пятно, а вода и так нужна была мне для заклинания. Огонь и вода, все просто. Я плюхнулась в воду на колени, едва уместившись в нешироком русле, стащила с руки вторую перчатку, мысленно представляя вокруг себя четкий шестигранник, и погрузила еще и руки в воду, шепча заклинание.

Если есть что-то, чего не выносят эти огненные птички, то это полноценный дух воды! Фениксы были совсем близко, несколько опалесцирующих пятен расползлось, судя по ощущениям, на спине. Но вода под пальцами уже бурлила, отвечая зову.

Наконец вся стая собралась вокруг меня, кружа с отдаленно напоминающим кошачье урчание курлыканьем. Ну да... Теперь мне было некуда сбежать. Тварь тьмы в кольце света. Я хихикнула. Один из фениксов от неожиданности врезался в ствол осинки, и рухнул на траву. Взлетел с возмущенным криком. Все остальные тоже зашевелились... Однако в этот момент на мои плечи легли голубовато-влажные руки водного духа. Он выпрямился, заперев меня в воздушном пузыре в своем теле, рассмеялся звонко и рокочуще. Жгуты воды как острейшие лезвия или кнуты устремились к фениксам.

Те еще какое-то время роились вокруг, пытаясь добраться до меня, но, потеряв троих из стаи, упавших в воду и мигом утащенных в глубину активизировавшимися из-за присутствия духа русалками, с недовольными криками улетели к солнцу.

Дух снова рассмеялся. В низком рокочущем голосе слышалось журчание звонких ручьев на камнях весной, гулкий рокот водопадов, шелест скользящих масс рек, и тепло. Воздушный пузырь распался.

— Охраняй это озеро, лес и замок, ладно? — попросила я тихо, запрокинув голову, чтобы видеть огромный прозрачный силуэт водного духа-воина.

Тот кивнул головой; прозрачные, как и все его тело, волосы заструились по спине, в бедре вертелась невольно попавшая внутрь рыбешка. На мгновение это зрелище — радуги вокруг него и он сам, сверкающий в свете лучей, заворожили меня. Потом я очнулась. Вынырнувшая из ручья русалка протянула мне два серебристых флакона с радужной жидкостью внутри, стремительной лаской обернулась вокруг моих доспехов, стирая остатки яда, и тут же исчезла.

Я подняла голову. Дух снова кивнул и улыбнулся, а потом засиял неярко, беззвучно исчезая в воде, погружаясь в нее без следа.

Можно было передохнуть и еще раз обдумать ситуацию. Убирать кольцо не стоило — сами по себе это были неплохие чары, но нужно было еще позаботиться о том, чтобы к этой воде ни фениксы снова не прилетели, ни добрались посторонние. Еще одно заклинание вытянуло последние силы, и тут же отозвалось волной тепла. Тьма сама пришла, не дожидаясь зова, восстанавливая растраченные резервы. Постояв еще немного, я позвала Ашера Тот все это время пританцовывал за широким кустом бузины, готовый защищать меня, если придется. Забралась в седло — теперь во мне ничего не было от утренней легкости.

Осталось отчитаться перед Диего и домой, в монастырь. Отдыхать.

Уже почти засыпая, уткнувшись лбом в черную гриву коня, я подумала, что этот неведомый маг помог мне, сам не зная об этом. Если бы не его чары — не думаю, чтобы я Его вызвала. Высший дух воды можно только пробудить. Так что хорошо, что эта вода была почти живая.

Как уже упоминалось, фениксов притягивает энергия жизни. Так вот, попадая на жертву, их яд выделяет эту энергию из пораженного организма, фактически разлагая ауру на составляющие, после чего фениксу остается лишь собрать ее [духи воды как бы добавляет энергии скорости и та 'ускользает' еще до того, как может быть поглощенной]. Для изначально светлых существ излечение еще является возможным, однако любое другое создание погибает и довольно неприятно — собственная энергия у нас, в отличие от Светлых, почти не вырабатывается. Кстати, легенда о слезах феникса — правда. Большинство жидкостей их тел — это концентрированная энергия жизни, превращающая слезы в живую воду. Однако фениксы — существа крайне бережливые и за все время существования Империи доказано лишь три подтвержденных случая, когда они по своей воле прилетали кого-то спасти. Все три случая произошли со Светлыми. Дискриминация.

Сноски:

1. Когда-то давно у нас, как и у всех, была Красная Книга. Однако позже разногласия Тьмы и Света привели к разделению и в этом вопросе — поэтому у светлых книга стала 'Синей', а у нас — 'Оранжевой'.

2. Увы, нам не удалось отстоять единоличные права на черные перчатки и плащи. Белые, мол, слишком уж маркие. Посему черные носят все кому не лень.

3. Телепатия — особый вид магии; относится к разделу телекинетики. Им мало кто владеет полностью, однако узы ученичества и соответствующий ритуал позволяет учителю и воспитаннику общаться мысленно. Тем не менее, это не означает, что я могу свободно читать его мысли, а он мои. Просто при необходимости слышу его зов. Воспринимается он как отчетливо слышимый голос, из-за чего многих магов и почитают чудаками, разговаривающими сами с собой.

Я все теперь приму наполовину.

И, на полсердца наложив печать,

На полувзгляд и полувыстрел в спину

Полуулыбкой буду отвечать.

Полуобман приму на полуверу,

Полуогонь приму на полдуши,

На полбеды отвечу полумерой

И буду скромно доживать в тиши.

Помилуй бог! Как просто и спокойно!

Не надо только принимать всерьез

Обиду, подлость, травлю или бойню,

А также мир надежд, ошибок, грез...

Я буду жить с полухолодной кровью

И ждать багряных листьев к сентябрю.

Я полупьян твоей полулюбовью

И полуверю в то, что говорю...

Андрей Белянин

Глава 2.

Осчастливленный избавлением от 'птичек' Диего превратил банальные проводы в широкомасштабное полотно, достойное сказаний! Один из трех собранных мной фиалов с ядом занял почетное место в его гостиной, и некогда чрезвычайно могущественный и влиятельный герцог так разошелся, что устроил в мою честь целый пир. Я едва сумела уговорить его (ну, если рычание 'я не одену этого', приставив нож к горлу хозяина дома, пусть и бесплотному, тянет на уговоры) отменить 'всего каких-то пару сотен гостей', и обойтись неофициальным парадным приемом, однако даже его он устроил с таким размахом, что обеим Империям оставалось локти с горя кусать. Вот что значит старая придворная школа! К чести призраков, собираются они куда быстрее живых людей, а потому прием начался, едва герцог отослал последнее из приглашений. Как бы то ни было, после этого бала я точно могла сказать, что знакома со всем обществом призраков и приведений в радиусе семи дней поездки верхом. Пальцы потом еще долго щипало от прикосновения Карла фон Рейли — самого старого и таинственного из рыцарей-призраков, при жизни бывшего Рыцарем Смерти последнего властелина, изредка именуемого еще Светлым Принцем. К слову, там же мне была представлена и его таинственная Леди — крайне впечатляющего вида дама без лица, но поистине королевских манер.

Как и полагается на хорошей вечеринке, произошел и небольшой скандал. Конфуз, я б сказала. На сем балу я умудрилась отличиться — зацепилась доспехами за скатерть, раскланиваясь с каким-то давно мертвым вельможей (не люблю я это занятие), и свалила огромный стол. Стол, конечно, был призрачный и никого не задел, но украшавшие его блюда разлетелись вокруг щедрым дождичком. В тоге разъезжались некоторые гости поспешно, и тщательно измазанные в натуральных продуктах. И если бы Магистр лично не защитил меня от проклятий, икалось мне бы еще долго.

Закрылся вечер трогательной церемонией бракосочетания двух прожженных интриганов [я о герцоге и Леди], под умоляющими взглядами которых я вынуждена была под свою ответственность дать даме право сменить место обитания. Да еще и, в качестве свадебного подарка, отправилась в краткосрочный квест — сначала найти, а потом перехоронить кости новобрачной. Счастливый и смущенный герцог еще пару раз попытался было завязать со мной разговор, но я не была настроена на беседу, и как можно скорее распрощалась, оставив 'молодых' переживать свалившееся на них счастье в любом желаемом ими обществе. Кроме моего. Хоть я и подозревала его в не бескорыстии, но, все же, до чего противно чувствовать себя использованной! Особенно там, где ты б могла помочь и так.

Однако все это безобразие, наконец, осталось позади, и четыре часа спустя Ашер небрежно ступил на каменные плиты Храма.

Внутренний двор как всегда кипел жизнью. Из конца в конец носились послушники, выполняя различные распоряжения мастеров и наставников, оруженосцы и рыцари отрабатывали приемы, скрещивая клинки под руководством строгих инструкторов, либо валяя друг друга в пыли. Солнышко сияло, птички пели, тени ластились к ногам коня как голодные кошки. Несмотря на эхо, стук копыт не нарушал веселого течения жизни, словно Ашер крался. Привычные с детства образы и звуки успокаивали, как ничто другое. Я и не заметила, как проехала портал двери, и Ашер надменно вступил в святая святых [или грешная грешных?] Храма.

— ВИИИРИЭЛЬ! — громовой рык Магистра заставлял любого сообразить, что что-то не так.

Но отнюдь не наводил на ценную догадку о причинах высочайшего раздражения. Лишь через несколько мгновений я разобралась, что вызвало его недовольство. Такой афронт! Мысленно похвалив скакуна и зная, что он оценит, я мигом спешилась. С нарочито ленивым видом вывела крайне гордого собой коня на улицу, отдала повод помощнику конюха, опасливо отскочившему в сторону при первой же демонстрации клыков, моих и Ашера, и лишь после этого вернулась в Храм. Детская выходка, но мне стало легче.

Сам Магистр, в окружении наиприлежнейших Воинов Тьмы, памятником самому себе замер на возвышении кафедры. Аметистовые глаза пылали, черные волосы развевал неощутимый магический ветер, дрожали тонкие крылья носа... Если бы не борода, никто не дал бы ему больше 20. Вообще-то ему больше шестисот, насколько именно больше не знает даже наш архивариус, но для собственного здоровья все мы предпочитали считать его чем-то вроде нашего доброго дедушки. А за какие деньги уходят его не совсем легальные изображения... Вокруг магистра, на простых скамьях, сидели семеро мастеров Храма. В высокое, Тьма забери, общество я попала! Ближе всех, с краю, сэр Ламир, сдержано-холодный, делано-равнодушно взирающий на меня с видом короля в изгнании, роскошно-аристократичный, неизменный участник официальных собраний и лучший из мечников Храма. Светлые волосы прохладно-пшеничного оттенка собраны на шее в пышный хвост, ни единой прядки не выбивается из прически. Костюм и тяжелый доспех сидят идеально. Меч возвышается за плечом. И руки, небрежно расслабленные, в кипенно-белых перчатках. Рядом с ним, подогнув под себя ногу, сидел Шарис, желтоглазый и непоседливый, судя по огоньку в глазах, замысливший какую-то шалость, полумэйн(1), способный спрятаться в тени от кольца на чьем-нибудь пальце, таинственный, как туманные дали, и непостоянный, как ветер. Молчаливый внимательный Яшма, черноволосый варвар степей, стоял, опустив ладонь на плечо своего постоянного напарника — высокой светловолосой северянки, Ликои. Он, не смотря на всю свою тяжеловесность и мускулистость, обладал необыкновенно изящной внешностью. Черные волосы спадали по спине едва не в пол. Она, изящная, стройная, не столь мускулистая, с короткой стрижкой, кроме единственной длинной прядки-косички у левого виска, выглядела как-то неоправданно жестко, но вместе оба мастера, преподававших стратегию и тактику, неизменные военачальники паладинов, смотрелись удивительно гармонично. На второй скамейке — еще трое, кого я знала значительно хуже. Дар, мастер-дознаватель и некромант, светловолосый бледный мальчик с огромными серыми глазами и теплой улыбкой темного бога. Лицо под всегдашней маской, в пальцах четки. Глава службы безопасности Храма Алуриан, бывший ассасин, беловолосый, светлокожий, словно усыпанный серебряной крошкой, хрупкий, как и все лунные мэйны, маг клана Крови, ослепленный еще до моего рождения и говоривший, что видит сердцем. Черная повязка на снежной белизне лица смотрелась как протест всем вокруг. Крыло Бабочки, мастер-целитель из темных харит, с глазами сияющими, как радужная лава и первый снег, таинственная золотистая фигурка, закутанная в шелк цвета безлунной ночи, серебристо-синяя вуаль скрывает лицо, и только кончик пушистого хвоста на полу хлещет, показывая ее волнение. Так-так-так. И кто у нас умер?.. Я присмотрелась и беззвучно сглотнула. Кажется, я. Иначе с чего бы это они все так многообещающе на меня смотрели? Ой, мамочки. Мне стало страшно, даже коленки затряслись. Однако в этом обществе быстро учишься держать марку, и удовлетворение во взгляде моего бывшего учителя явно свидетельствовало, что очередной экспресс-экзамен я сдала если не на отлично, то на твердую четверку с плюсом.

— Мои приветствия высокому собранию! — стянув опостылевший шлем и уронив его на ближайшую скамью, оповестила я, с лязгом и грохотом приближаясь к Высокому Трибуналу в полном составе.

Волосы воспользовались нечаянной свободой и подло рассыпались вдоль спины до пола, зловредно пытаясь эпизодически спутать мне ноги, и, в общем и целом, поставить большую и яркую точку моему паладинству, однако я пресекла их провокацию, перекинув через руку. Какая сволочь установила для аристократии минимальную длину волос до колена, с увеличением длины в зависимости от звания?! Ладно, сама знаю. Император. Да светит солнце на его полусумасшедшую маковку! Нет, это же надо, до чего доводит ссора с любовником? Императорская мать повздорила со своим генералом, и в качестве страшной мести ввела этот закон. Или ей просто нравилось ощущение волос? Снимаю вопрос. Ох, икается старушке. За всех нас. А в светлой Империи нет такой чуши...

— Нагулялась? — ворчливо поприветствовал меня Магистр.

Ну, раз ворчит, значит, ничего страшного. Жить буду. По-настоящему гневается он совсем не так.

— Я? Да как вы могли подумать?! — я даже засветилась от охватившего меня негодования [простенькая магия света, 'Ямаре']. — В поте лица своего сражаюсь с тварями света, раскланиваюсь с призраками на сто лет вперед, духов призываю, а Вы!..

— Ну ладно тебе... — Магистр правдоподобно изобразил смущение, едва удержавшись от искушения поковырять ножкой пол. Где тот пол и что за ножка... — Подходи, садись.

Я села. Даже грохотать доспехом перестала. И так все всё знают. Молчание затягивалось. Мы солидно помолчали еще немного. Шарис усмехался все ехидней, Дар по непонятной мне причине сверлил меня взглядом. Я подождала еще немного и закурила. Выдохнула в потолок. Дым свернулся колечком, едва не преобразовался — очень уж притягательный жест пришел мне на ум, из тех, каким раньше и зло отгоняли, но зря я решила не нарываться.

— Ну ладно, ладно, хватит вам с психологическими атаками. Чего сидите как при военном положении? — не выдержала, наконец.

Укор и неодобрение их мне, по большому счету, по боку, но интересно ведь!

— Сэр Вириэль, когда Вы в последний раз видели своего воспитанника? — светским тоном спросил сэр Ламир, вероятно, не в состоянии и далее мучить девушку ожиданием.

Мой наставник — настоящий рыцарь. Без страха и упрека. И что он у нас забыл?..

— К вечеру того дня, милостивый сударь, как изволил Совет Мастеров послать меня для решения жалобы вассала нашего Диего Альторе Доминго, эрцгерцога Паванского, — велеречиво промурлыкала я, не в силах удержаться от маленькой мести в рамках необходимого к демонстрации уважения присутствующим. — Кстати, мне пришлось от имени Храма дать ему разрешение на воссоединение с Леди.

Кстати, как паладин ордена я действительно 'сэр'.

Мы снова дружно помолчали. Мастеров и Магистра определенно впечатлили мои ораторские достижения, раз они снова попытались вернуться к психологическому давлению. Но теперь уже упрямство обуяло меня. Нет уж! Вот надоест играть в эти игры — тогда и поговорим. И молчали мы, и молчали... От нечего делать я бубнила себе под нос первые строчки из заклинаний, которые учила к экзамену. Время тянулось. Всем было скучно. Но мы упорно блюли устав, тешили гордость и выдерживали лицо. Кстати, я тоже — не могу же я унизить своих магистра и учителей вульгарной сдачей?! Не знаю, сколько б так продолжалось, но тут хлопнула створка. По помещению пронесся порыв ветра. Воспользовавшись случаем легально нарушить субординацию, все неспешно закрутили головами, чтобы хоть немного размять плечи, якобы в поисках возможного нарушителя. Размялись, никого не обнаружили, вернулись к напряженному молчанию. Я снова забормотала себе под нос, сообразив, что, кажется, снова не могу вспомнить правильно одно заковыристое заклинание. И прервала его на середине. Дар ахнул, потом взорвалась кафедра под Магистром. Осколки брызнули во все стороны. Къярен, как был, повалился назад, и рухнул — в задранной на уши магистерской мантии и с отвисшей челюстью, совершив какой-то сложный кульбит под потолком — мне на руки, заставив гостеприимно пригревшую мою обожаемую пятую точку скамью с трагическим скрипом совершить акт позорного дезертирства и сломаться, опрокинув нас на пол.

Дальнейшее напоминало балаган с изрядной долей фарса. Магистр, сияя фиолетовыми глазами, вульгарно орал мне в ухо, забыв слезть с рук и в качестве аргумента колотя кулаком по моему закрытому доспеху плечу. Дар шипел, пытаясь слезть с колонны, на которую кошкой взобрался при взрыве, не используя притом магию — в этой зале ее, как считалось, заблокировали. Шарис давился смехом в кулак, и предлагал Дару то плошку масла — чтобы соскользнул, то дружеский пинок, то — совсем уж щедро — порубить в труху все колонны и вытащить потом некроманта из-под завалов, аргументируя это тем, что он все равно почти труп, ему и так сойдет. А потом еще и развлечение будет — святилище восстанавливать. От этих любезных предложений мастер-дознаватель ярился еще больше и кидал в полумэйна нашаренными на потолке в горячке ссоры пауками. Шарис изворачивался, пауки пищали на своем паучьем гадости и спешно уносили ноги, стараясь не растерять их по пути. Сэр Ламир морщился. Он, единственный оставшийся незапятнанным, терпеливо ждал, пока Магистр очнется и начнет отдавать приказы. Алуриан, по старой привычке, поддержания формы ради, задумчиво примеривался к горлу полумэйна. Единственной, кто не присоединились к общему хаосу, были Яшма, Ликои и Крыло Бабочки, флегматично осмотревшая нас с магистром, и вернувшаяся на свое место. Интересовал хариту лишь возможный фронт работ. Фоном к сему действу выступали весело полыхающие после взрыва деревяшки, закопченные колонны, многозначительно тлеющий подол плаща великого Магистра, а также дружный топот нарезающего круги по залу взвода охраны во главе с бравым капитаном храмовой стражи. Спасаясь от вознамерившегося реализовать свои тщательно лелеемые планы начальника СБ, Шарис пристроился за ними, несчастные ребята оценили угрозу, прибавили скорости, пытаясь исследовать зал и одновременно улепетывая от немного помешавшихся мастеров. Алуриан вспомнил прежнюю профессию, вошел в азарт, и состроил такой оскал, что народ побежал еще в шесть раз быстрее, хотя куда уж дальше. Мы сидели посреди всей этой карусели, я все еще в охапку с Магистром, и грустно наблюдали, как весь этот сумасшедший дом совершает причудливые кульбиты между легко перепрыгиваемыми скамейками.

Пользуясь относительной свободой, Дар было попытался попроситься к сэру Ламиру с колонны на ручки, получил в ответ море пренебрежительного удивления и молчаливый отказ, робко спустился сам, крайне недовольный произошедшим, и скромно притулился на уцелевшей скамейке рядом с Крыло Бабочки.

Ликои вздохнула, Яшма поднялся, оба непринужденно вырвали из общего потока 'беглых' мастеров, причем Шариса варвар бесцеремонно забросил на плечо. Ликои вежливо придержала Алуриана под руку, и аккуратно подтолкнула к скамейке. Ощутив отсутствие преследования, доблестная стража снизила обороты, с грохотом валясь на колени. Еще раз обойдя зал на трясущихся ногах, отряд кое-как сию обитель покинул. Осознав последствия своих извечных игр, мастера чуть успокоились. Я никогда не понимала этих их отношений. Но сдержанный, профессионал до мозга костей, глава СБ срывался в приступах ярости каждый раз, когда Шарис оказывался рядом. Полумэйн, все такой же восторженно-азартный, утверждал, это любовь. Алуриан скрипел безукоризненно белыми зубами, светски улыбался и предлагал навестить его ночью. Шарис делал большие глаза, прижимал уши и, скромно потупившись, соглашался. Мэйн краснел, бледнел... и не находил серьезного повода для драки.

Но происхождение вряд ли на что-то влияло — лунные меньше всех мэйнов обращали внимание на чистоту крови, к тому же, большей части были расположены к золотому клану.

— Посол ждет нашего решения, — напомнил Дар холодно, все еще раздраженный.

Все смешались, даже Магистр, украдкой пытавшийся зачаровать волосы Шариса и придать им форму синего ирокеза, виновато вздрогнул. И, наконец-то, слез с моих коленок.

Храм порядком напоминал мне детский сад. К слову, о деле. Что там только что сказал Дар? Посол? Какой посол? Это я и озвучила.

Магистр на кафедру уже не полез, а сел рядом со мной. Остальные снова расположились вблизи, на облюбованных скамейках, для надежности развесив вокруг щиты. Если смотреть краем глаза, пространство буквально искрило. Однако Къярен напрямую мне не ответил, сразу заставив насторожиться.

— Вириэль, так ты что-нибудь знаешь о своем воспитаннике? — осторожно поинтересовался он.

Магистр уже не пытался изобразить Кюби(2), так что я могла и ответить. С языка рвалась колкость, но дело, похоже, и впрямь серьезное, судя по их виду:

— Он связывался со мной. Что-то там про принца. Но так как я в этот момент с фениксами разбиралась, я не особо вникала в суть его проблем, — отозвалась неохотно. — Что случилось?

Меня опять проигнорировали.

— И что ты ему сказала? — продолжал мягко расспрашивать Къярен.

— Он пожаловался, что принц его оскорбляет. Я посоветовала набить ему морду, — припомнила я.

— Этими словами? — медленно и вкрадчиво уточнил Дар, вдруг начав улыбаться.

Подумав, я пожала плечами:

— Ну, дать в бубен. А что он натворил?

— Превратил голову принца в бубен и немного на нем постучал, — сказал сэр Ламир невозмутимо, пока все остальные застыли со странно застывшими лицами.

Кажется мне, что мой учитель одобрял исполнительность моего уже воспитанника. И порядком бы забавлялся. Если б не какое-то 'но'.

— Исполнительно, — уронила я, сохраняя внешнюю беззаботность. — Чем постучал?

Совет совместно расхохотался. Нервное, бывает.

Я вздохнула, смутно понимая, что что-то никак не укладывается в моей голове.

— Но? — наконец озвучила я то немногое, что меня по-настоящему интересовало.

— Принц нажаловался Императору. Тот прислал гонца с требованием покарать святотатца, — устало выдохнул Магистр.

Так. Мы, конечно, не выдаем своих, но 'а вдруг'?!.

— Моего воспитанника я никому тронуть не дам, — спокойно сказала я, поднимая первые три щита защиты и мысленно потянувшись к Лику.

Едва заметно передвинуть ногу, поправить волосы и плащ, шевельнуть плечом, проверяя меч... Ауры личных защит вздымались, словно парус под ветром.

— Успокойся, — наверное, только рука лорда на моем плече помешала мне напасть на них всех сразу. Не потому, что он был — лорд. Потому, что лордом был мой учитель.

Безрассудно. Но для него и я — один из своих.

— Мы и не собирались отдавать его императору. Но подобное поведение безответственно, и заслуживает наказания, — чуть поспешно вмешался в мои моралистические положения Магистр, кинув на Дара взбешенный взгляд.

Юноша очаровательно улыбнулся и потупил глазки.

С 'заслуживает наказания' я не могла поспорить. Все же надо с умом подходить к бытовым советам, а не... я невольно зафыркала-захихикала в ладонь. Представляю себе глаза бубна-принца! Пальцы на плече сжались чуть крепче, и я немного убавила приток энергии к чарам защиты.

— Он подверг опасности вас обоих. Нам еще придется придумать, как обезопасить тебя от преследований короны. Указом Императора от сего утра Риэль Урисская, паладин Тьмы, объявлена вне закона и подлежит преследованию официальных властей. Поэтому, дабы обезопасить вас обоих, паладина Риэль отправить к Северным границам, приписав к Шестой крепости, — завершил сэр Ламир глухо. — Твой воспитанник на это время будет обращен в звериную форму.

Я вскинула голову, сжав зубы, но снова ничего не сказала. Это назначение равносильно отставке. Шестой крепостью звалась крошечная деревенька, лишенная каких бы то ни было благ цивилизации, и излюбленное Императором место ссылки неугодных. Однако черт меня возьми, если я...

— С нами останется твой брат, сэр Вириэль Урисский, — мурлыкнул вкрадчиво Дар.

Я застыла, с недоверчивым удивлением повернулась к нему.

— Что? — либо я сошла с ума, либо... либо пора вешать на ворота известную табличку, а мастера напропалую мухлюют, втянув меня в неясный пока расклад. Это очевидно. Хотя бы потому, что я-то знала, что никакого брата у меня нет, и не было!

— Никто не знает о том, что сэр Вириэль — ты. Поэтому следующие полгода, а лучше год, тебе придется выдавать себя за мужчину, — немного успокоил меня Магистр.

Ну конечно... муха уже попалась, не улетит...

Придется сделать небольшое отступление и объяснить, как такое вообще возможно. Дело в том, что сюда я пришла двенадцать лет назад, в восемь лет. В смысле, пришла в себя перед воротами, зимой, и первым делом в ворота постучала. В Храме существует традиция. Начать обучение может только тот, кто способен сам написать свое имя и возраст в предлагаемой книге, чем-то напоминающей церковные. Моих талантов хватило как раз на то, чтобы написать 'Риэль' и некую закорючку, условно похожую на цифру '8'. Но так как я очень гордилась своими достижениями, то таких росчерков получилось два, а наставник этого вовремя не отследил — кажется, тушил что-то, вроде загоревшегося пола, не помню. Поэтому фактически при храме числятся двое Риэль Урисских. Урисс, кстати, это прибрежная территория на границе с Великим Океаном, неподалеку от храма, с развалинами. Потом, когда мой невольный подлог раскрыли, Магистр частенько посмеивался над этой моей 'двуличностью'. И не забывал нагружать нарядами за двоих. Но выдавать себя за парня?

— Это как? — я, кажется, пыталась войти в роль первостатейной блондинки и отчаянно моргала. Может, улечу на ресницах?

Дар поднялся, разминая пальцы. Ногти у него были такого радостно-бирюзового оттенка, что Шарис только завистливо вздохнул. Некромант подошел ко мне ближе, невозмутимо отодвинув тонким плечиком в сторону Магистра, и тихонько мурлыкнул:

— Раздевайся, Вириэль.

Я вытаращила глаза. Потом вздохнула. Покосилась на Магистра. Но тот, с видом полнейшей невозмутимости, сверлил взглядом потолок, и явно не собирался приходить мне на помощь. Затопившее смущение заставило взбеситься. Я поднялась, повернулась к Дару спиной, медленно и звучно уронила нагрудник на пол. По одному сняла наколенники. Остальная амуниция, с должным грохотом, привычно, спланировала туда же сама — заклятие крепилось на три точки. Распустила волосы, разобрала их пальцами. Золотая завеса хлынула по плечам до самого пола, и ниже, словно шлейф. Потом я сняла верхнюю куртку, которую ношу под доспехами, плавно и медленно, словно под некую внутреннюю музыку, и лениво склонила голову к правому плечу:

— Так — достаточно?

Маг потеребил край своего шелкового одеяния. Лучик света из высокого окна подчеркнул тонкие черты лица... маски, скользнул по бледным линиям татуировок — все той же маски, заставив те засиять, синеватым блеском пробежался по волосам — и все. Я почувствовала, как сбивается с ритма сердце. Ненадолго, но... обидно. И для кого я стараюсь?

Похожая на детскую, ладонь скользнула в нескольких миллиметрах от моей кожи, вдоль спины, обдав приятной прохладой, но так и не коснувшись.

— Достаточно, — решил Дар, прикусив уголок губ. — Пожалуй, начнем.

Его ладони окутало серебристое сияние, а Яшма подошел и стал передо мной. Скрестил руки на груди.

— Начать тебе стоит с мыслей. Научись думать о себе в мужском роде, — медленно и как-то весомо сказал он, начиная инструктаж.

— Что, я еще и мысли свои должна?.. — кажется, нервы сдавали — я едва удерживалась от капризного завывания.

— Должен, — педантичности Яшмы ничто не могло помешать. — И, Вириэль, ты, безусловно, должен контролировать свои мысли.

Я ссутулилась, и Дар тут же шлепнул меня по спине, заставляя выпрямиться. Один бешеный взгляд — и военную выправку я сохраняла до конца 'процедуры'. Ощущения, кстати, от его действий были довольно приятные.

— Хорошо. Мысли. Я должна... Я должен говорить и думать о себе в мужском роде. Что еще?

Яшма улыбнулся мне и продолжил...

...Два часа спустя, претерпев издевательства каждого — даже Крыло Бабочки надела мне на шею некий медальон в виде серебряной ветви можжевелового дерева в круге червленого серебра, и вдела в уши странные серьги — одну — крошечную серебряную секиру с рубинами, вторую — сапфировую подвеску до плеча, я в оцепенении застыла перед зеркалом. В нем отражалась все та же я — но вот так вот, сходу, при наших модах и моей худощавости, не слишком отличишь девушку от парня. Однако шелковая рубашка облегала без сомнения мужскую грудь. Когда же я отодвинула ворот, чтобы проверить впечатление, то обнаружила свою собственную. Мой счастливый вздох вызвал звонкий смех Дара и ехидную усмешку Алуриана, хотя уж он-то чего веселиться осталось выше моего понимания!

— И с чем вы возились два часа? — подумав, строго спросила я высокое собрание.

Мне просто улыбнулись во все зубы, и даже сэр Ламир подмигнул.

Злодеи!

Случай побеседовать с Ликом, моим воспитанником, представился незадолго до трапезы. Оттягивать разговор было б слишком жестоко, парень и без того наверняка издергался. Пришлось брать себя в охапку и буквально тащить на беседу. Тьма, превратил в бубен и настучал... Как же его достали Их Высочество, если он с детским восторгом ухватился за мой необдуманный совет!

Лик сидел на скамейке в караулке, под конвоем кого-то из рыцарей первого круга. Я не присматривалась. Просто отослала рыцаря прочь. Села рядом с мальчишкой, взъерошила рыжие встрепанные пряди, торчащие во все стороны. Из-за них он был похож на порядком поцарапанное солнышко.

— А ты молодец. Хорошо дерешься, а колдуешь так и вовсе замечательно. — пробормотала, глядя в сторону, улыбаясь.

Увы, вредина, не умею я проводить нравоучительные беседы. Не к тому послали.

Лик недоверчиво шмыгнул носом, глянул искоса из-под выгоревших ресниц. Зеленые радужки вспыхнули, будто за ними костры зажглись. Губы дрогнули в недоверчивой улыбке. Самую малость, едва-едва.

— Ты... не сердишься, Вир? — недоверчиво спросил он, слишком напуганный поднявшейся было шумихой вокруг него, чтобы сразу поверить.

— Я в восторге, — сказала я чистую правду. — Жаль только, что ему осталось, чем папуле жаловаться.

Мальчишка будто воздухом поперхнулся. Закашлялся, зажимая себе рот руками. Не выдержал, засмеялся, без перехода пускаясь в путаные объяснения, перескакивая с одного на другое, пытаясь поведать обо всем сразу.

— Лик... — позвала неохотно.

Он понял все по моему голосу. На миг втянул голову в плечи, потом выпрямился, вздернул подбородок.

— Они меня накажут, да? — спросил тихо.

— На год изменишь форму.

Надо было отвлечь его.

— Они накажут меня, — скривилась я, поспешно посвящая его в суть авантюры, чтобы не вздумал начать еще себя винить. — И впредь я постараюсь быть конкретней, — добавила, со смешанным чувством глядя, как мой ученик смеется, опасно качаясь на краю скамьи.

В конце концов, с нее он свалился. Как я и думала, абсурдность кары подняла Лику настроение, и теперь даже грядущее превращение казалось ему развлечением. Наряду с преобразованием меня любимой. Вот Тьма...

— Ты — в парня? — давясь от смеха, повторил за мной он.

Я фыркнула, удержалась от желания попросить замолчать в не слишком вежливой форме. Нахмурилась и кивнула.

— Я, именно я... Кстати, в какого зверя ты хочешь превратиться?

Наказание там, не наказание, а уж в этом я всяко могла дать ему выбор.

— В орла! — секунду подумав, решил Лик, все еще смеясь.

Судя по тому, как лукаво блестели у него глаза, будет летать у меня над головой и подсматривать. Орлы — они такие...

— Ладно. Давай превращаться, — решила я, наконец.

Не собиралась я доверять эти чары мастерам и магистру, хватит им моего двухчасового мучения.

— Вставай, — я освежила заклинание в памяти, коснулась кончиками пальцев его макушки.

Магия бывает разной. Я обычно предпочитала не идти против природных сил, а смешиваться с ними. Вот и теперь, мягко потянула, с усилием выговаривая слова старого, переписанного тысячи раз заклятия сены формы, модернизируя его по ходу. Лик послушно встал навытяжку, с любопытством за мной наблюдая, заваливая ценными пожеланиями и советами, вроде 'а бывают ли орлы-черепахи', и прочее в том же духе.

Со двора тянуло ароматом цветов и копченого мяса. Вчера запах был невыносим — охотники занимались разделкой туш [одна из причин того, почему я смылась из Храма], но сегодня с разделкой закончили, внутренности убрали, и теперь над кострами жарилось, или просто вялилось в тени и на солнце, мясо. К запасам Храм всегда относился серьезно, но еще серьезней было отношение бродячих псов, стаи которых каждый год приходили под стены Храма, чтобы получить свою порцию угощения. Попав под ноги братьям раз шесть или семь, собаки некоторых начинали раздражать.

Обычно, однако, они вели себя тише. Сейчас неподалеку грызлись стаи. С улицы с пронзительным визгом влетел взъерошенный серый пес, пронесся между моих ног, врезался в Лика и выскочил в окно, я не удивилась. Но, споткнувшись, зачаровываемый весьма чувствительно приложился мне лбом в ключицу, я взвыла от боли:

— Вот собака! — а окутавшее воспитанника заклятие сгустилось.

Оставив у моих ног большого черного пса.

Сноски (1 — ИСПРАВИТЬ!!! — сократить статью, для глоссария):

1. Мэйны — раса исходно Светлой Империи, в результате давнего конфликта распавшаяся на кланы и рода. В отличие от большинства прочих рас, клановая и родовая принадлежность со временем приобретает все большее значение, оказывая влияние не только на положение в обществе, но и на все сферы жизни, от профессии и до круга возможных женихов/невест. Одна из самых древних рас на материке. Четкое следование традициям привело к увеличению числа мутаций и учащению случаев кровосмешения, что, в отличие от человеческих видов и его производных, не вредит мэйнам, но приводит к ужесточению специализации родов и кланов и закреплению 'популяционных' отличий. Мэйны — очень хорошие войны. Быстрее людей, чаще всего сильнее. Способности к магии не меньше средних, в неразвитой форме магия играет роль усилителя, добавочного доспеха и щита. Исключительно одаренные маги поражают своими возможностями. За исключением трех кланов, ушедших на земли Темной Империи и позже потерявших чистоту крови, мэйны уязвимы для магии демонов. Мэйны живут в среднем полторы тысячи лет, и дольше, но редко умирают своей смертью. Их культура богата на тайные ритуалы, большую часть которых скрывают от чужаков.

Единственная раса, которая полностью вычеркивает полукровок из клана и рода. Исключение — Лунные мэйны, предок которых, по легенде, и сам был ледяным полудемоном на одну половину. На вторую — вообще непонятно кто. Вот они не особо следят за чистотой крови, но не смешиваются с людьми. В том смысле, что не могут иметь общих детей. Остальные тоже не смешиваются, но детей с людьми иметь могут.

Внешне — гуманоиды, похожи на людей в плане строения тела.

2. Кюби — в легендах Азии (в основном, Японии) — девятихвостый кицунэ, дух-хранитель, помогающий заблудшим на их пути (больше в буддистском аспекте, но все же). По легендам, один из немногих кицунэ (японский ёкай, лиса оборотень), награждающий немногих счастливчиков своим присутствием и помощью. Как и все кицунэ его иерархии, обладает большой магической силой, и достаточно добрым нравом. Встречается упоминание, что Кюби — шакко ('красная лиса'), и как-то связан с огнем, но, в отличие от распространенного после Наруто пантеона, Кюби из легенд иногда выступает и как генко (черная лиса), и как рейко (призрачная лиса) — следовательно, скорее всего, свободно меняет обличья. Он один из немногих свободных высших кицунэ, не входящих в свиту богини риса Инари.

Некто некогда нечто негде узрел...(1)

Глава 3.

Общая Трапезная в обеденные часы всегда переполнена. Рыцари, оруженосцы, паладины, магистры и послушники — все равны перед лицом строгого, великого и ужасного сэра Эльхейма, нашего повара. За время моего пребывания в стенах Храма сей закон непреложен, как неизменно ярко-синий его фартук.

Наш повар — личность сама по себе достаточно одиозная. Начиная от происхождения — он наполовину ингвар(2), наполовину элементаль, причем воздушный, и заканчивая целой коллекцией фобий, таких как клаустрофобия, мизофобия и боязнь высоты. Смешанная кровь одарила его на редкость примечательной внешностью. Представьте себе кряжистого крепыша-ингвара, только двух метров роста, с лицом херувима, руками музыканта, ярко-бирюзовыми волосами, того же цвета, но всклокоченной, бородой, и завораживающими глазами, смотреть в которые не может не только Магистр (что уж говорить о простых членах Ордена), но и сами элементали воздуха. Кажется, они яростно-синие — однажды я едва не 'провалилась' в глубину этого взгляда, поддавшись неистребимому любопытству. Те ощущения снятся мне до сих пор — как будто ныряешь в самый неистовый ветер, который только существует в мире, и тонешь в его глубинах, постепенно сливаясь с чудовищной неукротимой силой, заставляющей понять суть истинной свободы. За мои таланты повар неохотно наградил ударом поварешки, не рассчитал силу, и, сжалившись, потом еще неделю кормил застрявшую на больничной койке шутницу вкуснейшими пирожными, от которых не толстеют. Но рецептом делиться отказался.

Вдобавок ко всему вышеизложенному, сэр Эльхейм совершенно безнадежен в стрельбе и фехтовании. Он довольно силен, но у него слишком тонкие для его телосложения кости, а потому даже в кулачном бою он, скорее, спринтер, чем стайер. Однако лучшего повара, чем он, нет даже у Императора, и тот не брезгует присоединиться к нашей трапезе. Да и не хотела бы я выйти против него в круг на ножах. Нашинковать и подать к столу — в этом он мастер.

В Трапезной было привычно шумно. Меню в Храме не было, каждому готовили индивидуально, в соответствии с желаниями души и потребностями организма. В хрустальных бокалах всегда была вода, вино разносили послушники. Его, конечно, тоже можно было б попросту материализовать в кубках, но считалось, что, во-первых, так оно теряет свой вкус. А во-вторых, лишаются особой чести послушники, которые в роли виночерпия успевали иногда выступить с таким серьезным отношением к делу и с таким достоинством, что, случалось, запоминались кому-то из рыцарей или паладинов, и уже в следующий смотр удостаивались повышения звания, становясь чьим-то личным оруженосцем, а то и учеником.

В Трапезной всегда оживленно. Уже давно она используется как неофициальный приемный Зал Храма. Есть еще, конечно, мрачно-роскошный, торжественный Зал Ночи, оформленный в соответствии со старинными правилами поклонения Тьме, с ее статуей в нише, и с несколькими рядами колонн, снабженных цепями, к которым по канонам полагалось крепить запястья и лодыжки пленных, но в виду архаичности постройки использовать ее на моей памяти не приходилось. Трапезная, беленая, чистая и светлая, торжественно строгая и оживленная, как ничто другое подходила для приемов, да и как место для сбора кружков по интересам использовалась частенько.

Белые, серебристые, черные, золотисто-песочные и серые плащи и накидки на первый взгляд хаотично мелькали за шестью столами. Трапезная — одно из тех мест, где не было различий, и паладины, рыцари, ученики, оруженосцы и послушники Храма вперемешку сидели за столами. Четыре длинных стола стояли параллельно, расчерчивая залу на пять своеобразных нефов, пятый — перпендикулярно им, напротив главного входа, для мастеров и Магистра. От дверей к нему вела выложенная черной плиткой дорожка, симметрично столам в зале. По бокам от нее на специальных высоких кованых в замковой кузнице подставках покоились рубины, вспыхивавшие по мере того, как гости ступали по бархатистым на вид плитам. Потолок терялся в сияющем тумане, в котором тонкие белые бездымные свечи казались стайкой болотных огней. Высокие своды искусно изукрашены резьбой и кусочками зеркал, расположенными так хитро, что казалось, своды уходят в бесконечность. По залу были низко развешаны роскошные черного хрусталя люстры, в которых своим светом сиял каждый кусочек прозрачно-дымчатого камня. Стены украшали фрески на мотивы древних легенд. Все привычно и просто.

В строго выверенное время бил обеденный колокол, его гулкий звон хорошо разносился далеко за пределы Храма. Никаких предписанных уставом мест у нас, как уже упоминалось, не было. А потому, стоило прийти в Трапезную и сесть за один из столов, как перед каждым появлялись наполненные тарелки. Как сэр Эльхейм запоминал, кто какие приправы любит, и кому чего нельзя, понятия не имею, но он никогда не ошибался.

В тот раз мне досталась запеченная рыба в травах и какой-то легкий салат с грибами. Жесткий воротник-стойка мужского плаща так натер шею, что я почти не ощущала вкуса, только вздыхала тоскливо. Тут же рядом со мной возник бокал, по кромке скользнул солнечный зайчик, послышалось шипение. Несколько глотков — и боль стихла. Шею охватил жар, постепенно рассосавшийся. Я провела рукой — не осталось ни следа. Положительно, я обожаю сэра Эльхейма.

— Брат, не подашь ли ты мне вот то блюдо гренок? Я буду безмерно благодарен тебе за это, — вежливо склонился к моему плечу сосед справа.

Он был невысок и слегка толстоват, в волосах мелькала седина, но в глазах сияла беззаботная молодость. Немногим ярче его кругленькой лысины. Временно обделенная его вниманием сестра во Храме сурово поджала губы, но спорить с паладином не решилась, разумно увлекшись содержимым своей тарелки.

— У любой благодарности должна быть мера — иначе как я пойму, насколько ты благодарен? — усмехнувшись, промурлыкала я, все же передав ему блюдо.

Если б сэр Эльхейм желал оградить брата моего во Тьме от искушений — он бы так и сделал. Так кто я, чтобы стоять на пути у его славных планов? Наивно думать, будто грех чревоугодия можно преодолеть, попросту лишив страждущего источников пищи. Все великие деяния начинаются с желания и воли.

Собственный голос показался каким-то чужим... Ниже на пару тональностей? Не уверена. Я задумалась и пропустила ответную риторику соседа. В стенах Храма мы порой даже излишне вежливы друг с другом. А подобные диспуты помогают приобрести новый опыт. Я дослушала его прочувствованную речь [сиречь откивала положенные мне как паладину взыскания — увы, принимать исповедь — мой долг и обязанность], одобрительно кивнула и вернулась к еде.

Вириэль Урисский. Не забывать.

Несколько опечаленный моей неразговорчивостью, брат, тем не менее, великодушно решил далее не нарушать моей сосредоточенности и со счастливым видом придвинул к себе блюдо гренок. Хм, забавно. В моем 'основном' амплуа ко мне редко относились с таким пониманием, большей частью полагая, что осчастливят меня многословной и исполненной духовного смирения исповедью. Может, предрассудки?..

Я встряхнула головой. Коса тяжело хлопнула по спине, но — о, счастье! — не попала в салат! Кажется, я нашла еще один плюс пребывания мужчиной — теперь я могла заплетать волосы в косу, как придется, не задумываясь об идеальной прическе.

Успокоив себя этой мыслью, я с любопытством скосила взгляд на злосчастное блюдо. Доблестный рыцарь медитировал над ним, с одной стороны, предвкушая определенно любимые вкусовые ощущения, несущие негу большей части рецепторов, а с другой — заранее винил себя за несдержанность и уговаривал с гордым видом отстраниться. Он так сосредоточился на этих двух разнонаправленных процессах, что мысли были буквально написаны на его лице, не нуждаясь в дальнейшей расшифровке.

Выбор каждого — вмешиваться или нет. Но допустить, чтобы мой брат по Храму проиграл какому-то чревоугодию, я не могла. С другой стороны, вмешаться напрямую значило бы лишить его малейшего шанса на победу...

Вероятно, проигрывая одной части своей натуры (еда, как ничто другое, способна в некоторых случаях заглушить все мучающие проблемы) он протянул руку к гренке. В этот момент я будто случайно потянулась за ножом, встретилась взглядами с Магистром Къяреном, придерживая яблоко на тарелке пальцами. Брат взял гренку. Нож пошел вниз, пальцы соскользнули, и лезвие безошибочно резануло по пальцам.

Признаю, не рассчитала. По-прежнему думала о себе как о женщине, которую, как сестру, он наверняка бросился бы опекать. В исполнении парня та же выходка прозвучала комично и абсурдно. Чувствуя, как краснеют щеки, я поискала взглядом салфетку, перевязать руку. И в этот момент он взял мою ладонь. Усмехнулся, немного виновато. Прикрыл ресницы. Вокруг его рук вспыхнуло слабое сияние, замерцало, понемногу втягиваясь в ранку. Целитель? Маг с даром целительства и с деактивированным каналом? Пока он лечил меня, побледнев от усилий, я быстро просканировала его ауру. О нет, простой дезактивацией здесь не обошлось, все куда хуже! И как он еще с ума не сошел?! То, с каким усилием давалась ему несерьезная, в сущности, ранка (Магистр даже ради меня б до излечения не снизошел), эманации его ауры, говорили сами за себя, и лучше любых слов.

Для исцеления истинные целители, а именно к таким, как стало понятно после сканирования, принадлежал брат, используют обычно сущность, не свойственную никому больше. Проводя сканирование с помощью своей ауры, для лечения они формируют, или вызывают, в общем, как бы то ни было, создают еще одну. И уже производя манипуляции над всеми тремя аурами — своей основной, призванной аурой и аурой пациента — излечивают даже смертельные раны. Главное, чтобы в теле еще была душа. Если души нет — это к Дару.

Такое формирование требует создания особых связей между целителем, его сферами воздействия и пациентом, в обычных условиях подпитываясь из источника вне данной структуры, либо обособленного, либо подключаемого, и в него же сбрасывая излишки магических сил. В целительстве требуется талант ко всем существующим видам магии, и чем сильнее целитель, тем больше силы ему подвластно. Верно утверждение и наоборот. Другое дело, что для излечения требуется осведомленность лишь в очень узкой сфере силы, и такой маг, в совершенстве овладев определенным сегментом силы, вполне возможно, окажется не способен к чему-то большему. В отличие от палачей, дознавателей и иже с ними, целитель все свои воздействия через вторую ауру дублирует на своей в ослабленной форме. За счет чего он чувствует состояние пациента, ему не надо расспрашивать его ни о чем. Он видит его тело и внутри и снаружи, но, притом, при необходимости способен отключаться и в полном сосредоточении проводить самые сложные операции. В простой проекции обычно изображают целителя как бы в коконе из двух слоев.

У брата, определенно наделенного целительской силой, эта вторая аура неведомым мне способом была загнана внутрь, под его собственную, не ослабляя, а усиливая малейшие ощущения лекаря с той же эффективностью, с которой когда-то ослабляла. Кроме того, его энергетические каналы вместо внешнего источника некто неведомый перекрутил и замкнул на самих себя, перепутав так, что даже простейшие нервные импульсы меняли естественные пути, замедляя и общую реакцию тела.

Будь я в его восприятии женщиной, он никогда не показал бы мне этого. Наверное, и лечить бы не решился. Боль от обычного пореза во время его лечения была адской, но, во-первых, у мужчин не принято жаловаться на какую-то там боль, во-вторых, я представила себе, как она отдавалась в нем, а в-третьих, брат, как истинный целитель, не мог не лечить. И остановить его сейчас было б... неверно с точки зрения сохранения боеспособности Храма. Когда не знаешь, что сказать, идеально подходят шаблонные бюрократические конструкции. Темные мы, темные!

Для того чтобы зарастить обычную ранку, ему приходилось использовать собственную ауру так, будто она была внешней. Но так как энергетические каналы в его нынешнем состоянии замыкались сами на себя, брат вынужденно открылся, забирая магию из окутывающих пространство Храма нитей силы. Вот к этим нитям я и подключилась. Ранка кровоточила. Энергия, кровь, боль, силы и связь — мне показалось все это хорошим шансом. К тому же, я-то мужчиной не была. А женщин, в том же Храме, учат забавному такому заклятию, в переводе 'Пусть все будет, как было'. По большому счету, эти чары возвращают вещам первоначальный, до появления трещин, пыли и грязи, вид. Энергозатраты, конечно, огромны, но я, все же, не просто так ношу звание паладина. К тому же, все та же боеспособность и на редкость удачное сочетание факторов — все это позволило мне использовать чары. Заклятье некромантии, исходно, преобразованное одним из прежних магистров для черной магии, все равно используют не часто — кому хочется вместо простой уборки кропить комнату своей кровью и подключаться к неодушевленным предметам на энергетическом уровне? Оно осталось еще с тех времен, когда в Храме ежедневно приносились жертвы, и использовалось для уборки той самой, ныне закрытой, главной залы.

Как бы то ни было, мое воздействие он ощутил. Дернулся было, но сразу лечить не перестал, а потом и нужда прекращать лечение пропало — разбуженная мной магия пронеслась от меня к нему, ненадолго сковывая нас в единое целое, крепче, чем цепями...

Ну что могу сказать? Получилось. Но больно было. Если б не связь — вряд ли вообще б помогло. То есть, он бы, конечно, восстановился, но уже мертвым. А так мы сидели и хмуро молчали, кусая губы, деля на двоих теперь уже его боль, пока я держала его перестраивающийся энергетический каркас своим, едва справляясь с нагрузкой. Как если б к собственному кругу кровообращения (и не только) подключила еще один, и оба их 'повесила' на собственное сердце. Вокруг гремел гром, летали молнии, сыпалась посуда, кричали, кто-то пытался добраться до нас — все это мелькало на краю сознания, не привлекая внимания толком. Все, о чем я могла думать, так это о том, как здорово, что я догадалась добавить в заклятье вектор на живое.

Потом с хитиновым хрустом вся эта конструкция рухнула внутрь, и рассыпалась, оставляя меня смотреть в расширенные стеклянные какие-то глаза брата, а обозленных моей выходкой братьев скорбно молчать вокруг.

— ВИРИЭЛЬ! — уже как-то привычно взревел магистр, изображая из себя сирену, но как-то неубедительно, даже толком не прервав беседу с Яшмой.

Варвар потер пострадавшее от начальственного рева ухо, Магистр, сверля меня взглядом, тихо извинился.

И в этот миг мой невольный сообщник пришел в себя. И нас накрыло. Насильственно сдерживаемая сила целителя вырвалась из него хаотическим облаком, растеклась далеко за пределы храма, излечивая всех и все подряд. Я слышала тихую ругань Алуриана, которому 'благодетель' не смог вылечить глаза, но вернул чувствительность глазным нервам, и зарастил весь пирсинг. Все прочие были куда более сдержаны. Или более экзальтированны. Со двора послышались вопли восторга — это паломники обнаружили нежданный дар. Даже у меня в спине что-то хрустнуло и словно стало на место. Что там говорить — даже перепелки с блюда во главе магистерского стола взмыли под потолок и закружились с громким щебетом. Даже плети черно-зеленых роз, обвивавшие трапезную снаружи, вдруг ожили, покрылись темно-вишневыми цветками, и пышные кисти запустили даже в окна.

Магистр прервал невольную истерику окружающих небрежным движением брови. Очередной взгляд в мою сторону был полон насмешливого интереса, но гневаться он прекратил. Даже в шутку. Слегка снова повел бровью, ликвидируя первозданный хаос в Трапезной, и негромко пригласил нас занять свои места. Мы мигом расселись. Крыло Бабочки подошла и увела с собой моего подопытного брата. Нужно ль упоминать, что о гренках он и думать забыл? Так и шел за ней, в прострации, поминутно оглядываясь то на Магистра, то, почему-то, на меня.

— Вот сделаешь из нас святых... — добродушно пожурил Шарис, получивший сказочное наслаждение от сотворенного мной скандала.

Над столами прошла короткая, но повальная, эпидемия кашляющего смеха. Но, постепенно, все вернулось на круги своя.

Обед продолжился. Как и всегда, ровно час. За это время мы обычно успевали наговориться, так что итоговое выступление Магистра слушали с благодушным интересом. Это речь была чем-то вроде проповеди, как делают о монастырях Света, но посвящена не покаянию и всепрощению, а самосовершенствованию и исправлению недостатков. Разбор полетов, так сказать. За триста лет Магистр так пристрастился, что к каждому выступлению относился с трепетом и тщанием, которые раньше явно применялись им в других местах, не столь отдаленных. Попытка же избегнуть этой величайшей награды воспринималась им как-то не так. В том смысле, что всяческие молнии и ледяные скульптуры, конечно, красивы, но не слишком ассоциируются у меня с обедом. Особенно когда потом приходилось тратить часы, подбирая обратное заклинание так, чтобы не разнести пострадавшего на мельчайшие частицы. Чаще всего на эту ответственную работу Магистр назначал меня. И гадай сама (ладно, ладно, 'сам'): то ли тебе наряд вне очереди вручили, то ли оделили наградой. Впрочем, временами эта работка доставляет мне истинное удовольствие...

Однако, похоже, в тот день провидение решило положить конец этой традиции. Едва Великий Магистр Храма Тьмы, и тому подобное и так далее, Къярен, поднялся и уже открыл было рот для явления собравшимся очередной эпохальной речи, как тяжелые створки главного входа с треском распахнулись, снеся на пару метров крайне недовольных этим обстоятельством дежурных охранников (у нас, все же, военный орден), и в зал в облаке тьмы шагнул мужчина. Кем он был, или нет, сходу понять не получилось, но выглядел он вполне как человек(*).

Вслед за ним вбежал сэр Кевин, кажется, дежуривший мажордомом, весь в пене. Поспешно вытер лицо рукавом, объявил:

— Граф Гильермо Итойя де Болье! — задыхаясь от бега, и прислонился к стене, пытаясь отдышаться.

Невежливый либо нетерпеливый граф, заставивший почтенного брата нестись к Трапезной, невзирая на почтенный возраст, тем временем грохотал подкованными металлом сапогами, приближаясь к столу Магистра в ареоле траурно-багровых вспышек рубинов. Судя по обрывкам рубахи на груди, виднеющимся в вырезе распахнутого камзола, до визита к нам неугомонный граф был ранен. Ну вот, я еще бесплатно и его облагодетельствовала. Обидно.

Оскорбленный в лучших чувствах предвкушаемого мелкого садизма Магистр рот закрыл и величественно опустился в свое кресло, когда гость только ступил на дорожку. Теперь же фиолетовые глаза Къярена потемнели, свившись в галактические спирали. Он застыл, переплетя на груди руки, украшенные длинными выкрашенными в перламутрово-сиреневый с черным кончиком ногтями, в молчании и неподвижности ожидая приближения гостя. Насколько я его знала, их демоничество собирались здорово отыграться на неудачнике, лишившем их тщательно лелеемого удовольствия.

Оценивая шансы, я присмотрелась к нежданному визитеру. А что, может, еще сделаю ставку? Привычка тоже сыграла свою роль. Уже три года прошло, как я состояла в охране, а навыков до конца не растеряла. Гость оказался высок, но не слишком, Яшме едва макушкой до подбородка дотянется. Движения уверенные и текучие, немного нарочито ленивые. Черные волосы до середины спины небрежной волной, пара алых прядок у левого виска. Одет в черный камзол, перчатки, плащ. Плащ развевался так, что походил на сложенные за спиной крылья. Лицо тонкое, почти миловидное, если бы не жесткая линия губ и абрис надменного подбородка. Хищный разрез глаз, чуть приподнятых к внешним уголкам. Полные губы — где-то я читала такое красивое слово... 'Чувственные'! Точно. Клыки. Ножи за отворотами высоких сапог, еще один в левом рукаве, метательные — у ворота, искусно вплетенные в узор. Три, шесть... Кажется, шесть. Или восемь — я не была уверена на счет ножей в сапогах. Меч за правым плечом. Рукоять — червленого серебра летучая мышь, с алыми глазами-рубинами головы-навершия. Судя по всему, зачарованная: почувствовав взгляды, мышь зашипела и яростно полыхнула глазами-кровавиками.

Судя по клинку и специфическим отпечаткам на ауре, вампир Клана Серебра. В его возрасте я не была уверена, недостаточно знаю о вампирах, но, судя по ощущениям, не из последних. Пару раз к нам на лекции приглашали одного из Старших вампиров, но о традициях родичей тот рассказывать не любил, самому ему было уже за семь тысяч лет, и ощущался тот вампир скорее как дух или лич, чем обычный немертвый. Этот казался живым.

Тем временем граф-вампир подошел почти к самому столу, и, все же, коротко поклонился, чем выиграл себе пару лишних минут жизни.

— Магистр Тьмы, Мастера, — проговорил он, с усилием выказывая обязательную при приветствии старших покорность.

Покорность графу не давалась, завывала и претворялась вовсе даже совсем непокорностью, но все любезно сделали вид, будто не заметили его актерского провала. В данном случае большее значение имела сама попытка, а не ее реализация. Уважение выказано, галочка поставлена, к сроку жизни еще две минуты. Примерно так.

— Чем обязан столь бесцеремонному вторжению, сын Клана? — ледяной голос Къярена прошелся по трапезной снежной лавиной, даже снежинки посыпались.

Первое предупреждение, 'бдительность'. В скрещивающихся на вампире взглядах пока не было ничего угрожающего, только азарт (тех, кто сделал ставки), досада (тех, чьи ставки на его немедленную гибель не сыграли) и любопытство (кое излучало большая часть женского коллектива). Гость почувствовал себя немного неуютно, судя по тому, как вдруг выпрямил спину.

— Я сожалею, что был вынужден прервать Вашу трапезу, Магистр Тьмы, — дипломатично начал гость, своей прямолинейностью стремясь с самого начала свести к минимуму все куртуазные дебаты, — но обстоятельства моего прибытия не терпят промедления и особых дипломатических изысков! — соответственно моим выводам закончил он.

На пути ледяной лавины нерушимым препятствием встал гранитный утес, лениво стряхнувший с себя кружево снега. Однако, каков вампир! Он же не знал, что снег был условным для нас сигналом. Вот и постарался, как мог, умиротворить Магистра. Не теряя достоинства и чести, что не так-то просто. Однако, он позволял себя предугадывать. Акцент на 'предугадывать' или 'позволял' — вот в чем вопрос.

Магистр медленно откинулся в кресле, отпил глоток воды, приняв более спокойную позу. Хм, кажется, у гостя появился шанс пережить эту встречу.

— Изложите же нам свою нужду, граф, дабы и мы могли оценить, сколь безотлагательна Ваша проблема, — светским тоном промурлыкал он и в довершение приятно улыбнулся, безмолвно выказав сомнение в здравомыслии гостя.

Нужно отдать должное вампиру — он выдержал удар, и словесное фехтование продолжилось. У графа лицо закаменело, четче обозначились скулы, но ничем больше он не выдал обуревавших его чувств. Сам улыбнулся дружески, даже не показав клыков.

— Прискорбно слышать доказательства небрежения ордена Тьмы своими клятвами... — уронил он с точно вымеренной долей трагизма.

Что, в переводе с дипломатического, означало: 'я хоть чем-то занят, пока некоторые, в нарушение клятвы, с жиру бесятся', поданное так, что не придерешься. Два-один не в нашу пользу. На мгновение стало тихо. В наступившей тишине вдруг с шелестом распахнулись черные крылья Магистра, а я поймала себя на том, что держу руку на мече. Заговорил Дар, элегантно отводя, казалось бы, сокрушительный выпад, ибо недостойно Магистра оправдываться даже и перед рыцарем.

— Ты обвиняешь Храм в нарушении клятв? — шепнул он ласково, вкрадчиво, и голос его ласкал кожу, словно обвивавшаяся кругами змея, безжалостно выворачивая жало слов гостя лезвием к нему самому.

Я с интересом ждала реакции гостя. Продолжи он тему — и его голова украсит замковые выгребные ямы. Попробуй отказаться от своих слов — и ни Магистр, ни любой из Храма тебя не услышат. Но, к счастью, граф оказался не глуп, и нашел правильный выход.

— Я пришел сказать, что мэйны осадили мой дом! — гневно встряхнул волосами граф.

Выдох был общим. Два-два, уважаемый. Впрочем, учитывая, что теперь снова наша подача, два-три в нашу пользу, если б мы продолжали игру. Но гость сумел начать разговор о деле, а значит, игры в сторону.

— Садись, — глухой голос Магистра из-за отросших клыков был едва различим. Он не стал убирать крылья, так и сидел, разглядывая длинные когти на руках.

Выждал ровно достаточно, чтобы гость почувствовал гнев и растерянность, и призвал для него кресло. То возникло прямо на дорожке, перед вампиром, и графу пришлось обойти предмет меблировки, дабы сесть, согласно желанию Магистра и правилам беседы.

Къярен снова его поймал — единственное, что мог сделать гость, так это подчиниться и сесть. Вампир послушно сел. Тактическая ошибка. Однако он не дал своей промашке себя уничтожить, и держал лицо. Подождал, пока ему снова улыбнется пусть разъяренный, но юноша с фиолетовыми глазами, а не исчадие преисподних. Коротким кивком поблагодарил за предложенный кубок, осушил за пару глотков, облизнул губы. Легкий аромат гемоглобина заставил меня скривиться в кулак.

— Говори, — дав время успокоиться ему и себе, велел Къярен.

Еще один знак, что игры пока закончились. Понятный даже непосвященным.

Дар и Яшма поднялись со своих мест, встали рядом с Магистром. Жест внимания и поддержки, в которой Къярен, может быть, и не очень нуждался, но которая производила нужное впечатление на рыцаря, и знак готовности перейти к делу.

Вампир вздохнул, бесстрашно закрыл глаза, собираясь с мыслями. В столь блестящем обществе я бы не рискнула, но его смелость производила благоприятное впечатление, и это плюс в его ситуации.

— Мэйны появились два дня назад. Сначала их было около трех тысяч, и мы не особо встревожились. Дом рода достаточно защищен. Мы успешно отбили две атаки, не без жертв, правда. Однако потом появились отряды кого-то из принцев. Это еще около семи тысяч воинов. Когда я уходил, они замыкали кольцо. В замке четыре линии защиты, ров и укрепления перед ним. Но укрепления мы потеряли почти сразу, ров зачаровали их маги. Наша Нахема(3) еще не вошла в силу, но сражается изо всех сил. Однако ей не хватает опыта. И отдыха. Двое наших магов лишь недавно прошли ритуал, и способны только на работу с энергиями на низшем уровне.

— Значит, Лиам ушел? — едва слышно спросил Дар.

Гильермо кивнул, отводя взгляд. Кажется, многим будет не хватать старшего вампира Лиама...

Дар помолчал, и поднял тост:

— Пусть путь его будет ясен, и да осеняет его крыло Тьмы, — осушив бокал воды; ничего крепче он не пил.

— Общая численность? — Яшма никогда не был подвержен сентиментальности.

— Да будет так, — тихо отозвался гость, и уже громче ответил: — Около пятнадцати тысяч.

— У вас? — варвар казался удивленным, хотя об этом я могла лишь догадываться — красивое, хоть и немного грубоватое лицо, в эмоциональном плане отличалось невыразительностью камня.

— Сейчас менее трех тысяч. Первоначально было три шестьсот сорок. Клан недавно вышел из кризисной ситуации, — меня все больше поражал этот вампир. Он даже оправдываться умудрялся с королевским видом, не делая больше ни одного случайного шага.

— Как я понимаю, щит держит королева?

— Да. Но ее сил хватает только на это, — Гильермо поморщился. — Она послала меня к вам, помня древние клятвы, — счел нужным напомнить он, ощутив неустойчивость своей позиции.

Как в стаях обходятся со слабыми? Вот именно.

— Я помню, — поморщился и Магистр, недовольный его настойчивостью, но к сведению все вышесказанное принял. Даже из полудемонической формы перетек плавно в человеческую, только крылья оставил. — Расскажи нам про мэйнов, — потребовал он.

— Откуда они взялись, и что делают в землях твоего клана? — уточнил наш штатный военачальник, словно опасался, что нервничающий рыцарь с клыками ударится в длительную лекцию по сравнительной этимологии.

Понятное дело, кто такие мэйны, мы и так знали. Магистр завуалировано требовал от оскорблений и ссор переходить к делу, и Яшма счел нужным подчеркнуть этот нюанс переговоров, пока темперамент не взял свое, и глава Храма не завелся снова.

— Появились около семи лет назад в двух днях пути к югу. Лунные мэйны осушили болото, создали палаточный городок, стали разбивать сады. Тогда Лиам не счел нужным поставить Храм в известность. С лунными обычно несложно поладить. Да и кто мог предположить, что их заинтересуют болота как место для жизни? Кроме того, до недавних пор замок Клана считался невидимым для любого из магов, — обрадовал его кратким докладом вампир.

— Ясно. А про то, что не все мэйны — маги, вы счастливо позабыли? — Магистр тепло усмехнулся и укоризненно покачал головой.

Граф заскрежетал зубами. Тут ему крыть явно было нечем. Пришлось в очередной раз проглотить горькую пилюлю и смолчать. Хотя сделал он это с изрядным достоинством.

— Как ты выбрался? — Ликои казалась безразличной, присаживаясь на край стола с бокалом в руке. — Да еще со свитой?

При желании северянка могла показаться женственной и милой. Сейчас она по каким-то личным причинам решила разбавить своим присутствием исключительно мужское общество, и немного смягчить обстановку. Почти два метра фантастически красивого тела [у нее в роду, определенно, были сирены], кое-как прикрытого броней и легкой туникой, ненадолго лишили вампира дара речи.

— Свита... — граф хохотнул коротко, неожиданно зло и горько. — Свита собралась уже по пути сюда, кроме призраков. Они расквартированы вдали от замка, и не успели к началу осады. Я же уходил в измененном виде, сразу после первого боя, уже после того, как их маги сломали сферу. Это было три дня назад. Нахема держит со мной связь, но, как я уже говорил, ее способности все еще довольно ограничены, и все, что я знаю о ситуации там — это то, что они еще держаться.

Магистр и мастера задумались. Я с удивлением косилась на вампира, стараясь не привлечь его внимание. Некоторые слишком чувствительны к посторонним взглядам. Однако же, рисковый парень, и удачливый. Мало кто мог похвастаться тем, что сумел пережить приступы гнева Къярена, причем два за день, без несовместимого с жизнью вреда для себя.

— Хорошо, — наконец бросил Дар, оставив окружающих гадать, что именно 'хорошего' он увидел в сложившейся ситуации.

Видимо, телепатически они, все же, общались, потому что Магистр едва заметно кивнул будто б своим мыслям, но я заметила, как улыбнулась уголком губ Ликои.

— Мы пошлем с тобой лучшего из наших братьев, — заключил Къярен спокойно.

— Скольких? — не слишком довольно уточнил въедливый визитер.

Нет бы брать, что дают...

— Одного, — сказал, как отрезал, Яшма.

Нет, точно телепатически общаются. Вид как у хороших заговорщиков; не знай я, что Яшма никогда не соглашался ни в чем с Даром, тоже пребывала б в заблуждении.

Граф резко подался вперед, гневно раздув ноздри.

— Одного?! — темно-серые глаза полыхнули багрово-алым огнем; но он еще пытался удерживаться в рамках вежливости.

— Одного паладина, — подчеркнула Ликои, накручивая на палец длинную светлую прядь.

Гость снова слегка отвлекся, и Дар счел нужным добавить:

— Не горячись. Тебе уже не нужна наша помощь? — Мастер явно бессовестно мстил за свой недавний проигрыш, бесплатно развлекаясь за чужой счет. — Или ты не доверяешь решению Храма?

Ну, все, дальше можно было не слушать. Вампир не дурак, а хоть какая-то помощь в любом случае лучше, чем ничего. Так что беситься он сейчас не будет. Пошлют с ним какого-нибудь умника из наших. Интересно только, кого? Мирру или Стива? Кажется, только они сейчас не связаны ни договором, ни обетами, ни болезнями. Вот пусть и возятся с душевно неуравновешенными вампирами, а я лучше пока вот то пирожное съем.

Согласно правилам, возвращаясь с задания, паладин [рыцари не удостаивались такой чести, посещая святилище лишь раз в году, все вместе] проводил ночь в главном святилище Храма Тьмы, и на выставленной там книге Ночи узнавал условия своего временного обета. Каждый раз срок и суть обета были разными. Считалось, мать своей волей награждает или карает. Однако итог один — притом, что в монастыре было около двухсот паладинов полного посвящения [и более семисот неполного, но это разговор особый], отправиться в поход по воле Магистра единовременно могли разве что шестеро, причем из них трое пребывали в лазарете. Я здесь, в некотором роде, исключение из правил, счастливо проскочив из послушников сразу в паладины. Кроме того, за все время моей служения Тьма ни разу не награждала меня, но и не покарала. Но прилежно отвечала каждому зову, и, в общем и целом, была ко мне милостива.

Я столь погрузилась в радужные мечты о том, как наконец-то отдохну, что не услышала первого зова Магистра, и подскочила только на втором, 'узрев' мысленный рык прямо в голове, казалось, стремящийся разорвать мой многострадальный череп на части:

— Вириэль! — ментальный 'образ' Магистра походил на удар Моргенштерном по интенсивности воздействия.

И к чему, спрашивается, так орать?!

Пришлось подойти. Под взглядом Яшмы я упорно копировала мужскую походку. Кажется, получалось. Каких демонов снова мне отдуваться?!

— Магистр? — замерев в третьей стойке, предписанной монастырскими правилами при общении с Магистром при посторонних, осведомилась я. — Паладин Тьмы Вириэль Урисский по Вашему приказанию прибыл, — отчеканила чуть насмешливо, бросив короткий взгляд на вампира.

Магистр едва заметно скривился, граф сверлил меня взглядом.

— Вы отправитесь с графом де Болье и окажете ему всю необходимую помощь. Более точной информацией снабдит Вас сам граф, — Къярен говорил все это с неприступно-каменным видом, но глаза искрились смехом.

Они точно сговорились. Все, прощай, мой милый сладкий отпуск. Я скрипнула зубами. Кивнула вампиру, развернулась на каблуках и, едва не развалив надвое столешницу полой плаща [что поделаешь, ну прячу я в боковых швах парадного пару тонких гибких лезвий], направилась к выходу, бросив через плечо:

— Через пять минут во дворе Храма. Я буду готов.

Дверь захлопнулась за спиной. В подробностях представляя себе, что бы сделала с этими интриганами, будь моя воля, я, печатая шаг, зашагала по коридору к казармам. Коса, словно издеваясь, била меня по спине и тому, что немного ниже. От раздражения хотелось рычать. Никаких послаблений, в связи со слабым полом, не ожидалось. Я хлопнула ладонью по стене, заворачивая за угол, и вступая под арку Арсенала.

— Оружие мне! Доспех! — рявкнула раздраженно. — Приказ Магистра!

И прислонилась плечом к стене, ожидая. Оружейник, ругаясь себе под нос, похромал к себе в коморку, храмовый кузнец деловито зазвенел железом, подбирая мне комплект. Кастелянша возилась с одеждой. Я ждала и молчала. Тьма, мужской вариант облачения — это же50 кг веса! А я только-только от доспеха избавилась! Тьма... Ненавижу быть мужчиной!

Походное облачение паладина, к счастью, вне боевых действий не предполагало полный доспех. Я обошлась черным камзолом с серебряным шитьем. Сей комплект был сшит по моему заказу портным Храма, и снабжался десятком дополнительных карманов, а также термальными чарами.

Волосы, заплетенные в косу, свободно спадали вдоль бока Ашера. Капюшон выданного плаща позволял почти полностью скрыть лицо, правда, опушка из серебристого меха меня порядком раздражала.

Помимо этого, я стала счастливой обладательницей заводной, симпатичной выносливой серой кобылки, везшей мои немногочисленные пожитки, доспех и положенный паладину полного посвящения боевой двуручный меч. Оказывается, до этого я ни разу не получала полного облачения! И не то чтобы данное достижение меня угнетало. Нарвавшись на подобное разъяснение от брата Кремора, выполнявшего сегодня обязанности кладовщика, я так разозлилась, что сожгла любимую беседку Магистра по пути к месту отправки и наложила запирающие чары на кладовую. Да нацепи я на себя все это, и подо мной земля провалиться!

Получив свое 'табельное' оружие и едва не снеся уже им ближайшие кусты, я окончательно осознала прелесть моего недавнего 'невежества'. Даже таскать за собой этот двухметровый эспадон, с каким-то странным, будто рифленым, лезвием, казалось подвигом. А уж драться! От глубокого и продолжительного ступора спасла Лапа [кобылу я назвала Лапушкой], мягко подтолкнувшая мордой меня в спину. Ладно, в битве да из седла я им как-нибудь уж поразмахиваю...

Рыцарь-вампир вышел во двор с опозданием на две минуты. Коротко свистнул. Его свита — десять столь же черноволосых, традиционно бледных, вампиров и двое 'призраков(4)' — мгновенно образовали строй.

Вампирский рыцарь коротко скомандовал построение, радуя взгляд великолепным загаром (тоник для загара, тоник, не иначе!), дал знак выступать и почти сразу уехал вперед. Я огляделась по сторонам. Вампиры жизнерадостно щурились, радуя глаз бронзовым загаром. Иллюзия. Галлюцинация. Морок. Так не бывает!

Я легко выслала Ашера вперед, Лапа, чуть натянув повод, бочком двинулась за мной. Вампиры перестроились, окружив меня со всех сторон. Мне не нравились их взгляды. А я, похоже, не нравлюсь графу? Судя по сдержанно-пристальным взглядам, в ближайшее время мне предстоит банальная драка. Ненавижу быть мужчиной!

Сноски (2 — ИСПРАВИТЬ!!! — сократить статью, для глоссария):

1. Из стихов, приписываемых Н.Гумилеву.

2. Ингвар — единственная раса, избежавшая участи быть разделенной на светлых и темных. И единственная, с которой все еще открыто конфликтуют дроу с момента разделения, что само по себе говорит довольно много. Ингвары невысоки. Мужчины — 150-167 см, женщины 140-160 см роста, живут в зонах повышенной гравитации [первоначально привыкнув к ней, позже ингвары все свои города снабжают нужными чарами — так удобней], потому у них жесткие крепкие широкие костяки и значительные мышечные массы. Лица обычно слегка круглые, с приплюснутыми носами. Отличие — уши как у людей, но затягиваются прозрачной пленкой, способны задерживать дыхание до получаса, наличествуют рудиментарные жабры, признаки кожного дыхания — 5%. В горле — несколько фильтровочных пленок, которые меняются сами. В результате в период обновления пленок ингвары часто плюются и куда более раздражительны, чем обычно, чем вызывают нелюбовь остальных рас. Чем меньше загрязнена пленка-фильтр, тем реже она меняется, а потому те немногие представители расы, что обитают на поверхности и занимаются торговыми делами, почти лишены этого 'удовольствия'. Более выносливы, чем мэйны, хариды и люди.

*. Общее примечание. В данной книге термин 'человек' используется в определении Даля, как 'каждый из людей; высшее из земных созданий, одаренное разумом, свободной волей и словесною речью', подразумевая гуманоидные виды. 'Людь', 'люд', 'человеки', в дальнейшем в книге означают конкретную расу ('человеки' — из статьи Даля).

3. В древней мифологии королева вампиров, то же, что и Лилит. Изображалась в виде обнажённой женщины с крыльями летучей мыши. В рамках описываемого мира, Нахема — имя каждой королевы Клана Серебра, приобретаемое при коронации.

4. Так называемые "призраки", по сути, боевая элита вампирских кланов. Обычно ими становятся обращенные, не проявившие особых магических талантов, реже рожденные, по каким-то причинам не прошедшие посвящения. Подобное превращение после целого ряда довольно болезненных ритуалов, вызывающих необратимые изменения. Среди претендентов норма смертности и психологического "брака" примерно 50%, однако прошедшие отбор становятся неуязвимыми для большинства видов магии, и после специального обучения превосходными воинами, во много раз превосходящими большинство обычных вампиров и лучших воинов других рас. Все время их жизни им обеспечено уважение и почет в Клане. Цена такого возвышения высока — срок жизни "призраков" сокращается до стандартного человеческого, а жажда крови дополняется еще и звериным голодом. Они оказываются на всю жизнь скованы волей обратившего.

'Царь, рассказывается в притче, бросал осужденных на смерть своре разъяренных собак. Среди приближенных царя был юноша, которого он очень любил. Однако юноша не доверял царской любви. Каждый день он приходил на псарню и кормил собак. Однажды случилось то, чего он опасался: царь разгневался и велел бросить его псам. Но те знали юношу и не тронули его'.

(Из описания иллюстраций к притче о царе, юноше и собаках)

Глава 4.

Путь в замок нам предстояло проделать верхом. Как, то и дело сбиваясь и замирая с многозначительным выражением лица, объяснил неприлично загорелый рыцарь-вампир [если б не автоматическая кровяная диета, обзавидовалась бы, честное слово], он истощил все ресурсы, пока выбирался из замка. Полноценное восстановление займет от трех до пяти суток, так что быстрее следовать к цели своим ходом. Подумав, я не стала напоминать ему о крайней спешке, про которую сам рыцарь совсем недавно соловьем разливался перед Магистром, и мои потенциальные возможности. Может ли быть, что среди мэйнов есть маги, столь небрежные, чтобы пропустить отбытие черного рыцаря королевы? Или сделать это случайно? Что-то сомневаюсь. А потому лучше держать собственные возможности в тайне, хотя, правду говоря, я как-то не очень хорошо представляла, как смогу их использовать. Похоже на игру втемную.

День выдался поразительно жарким. Солнце палило с такой интенсивностью, словно тренировалось в обустройстве местного геноцида на произвольно выбранной местности. Мои спутники поголовно скрыли лица под черными капюшонами, заживо спекаясь в слабенькой жидкой тени, и только я наслаждалась погодкой, пользуясь возможностью позагорать. Утром, выбравшись, наконец, из Храма, а главное, из доспеха, я с удивление обнаружила, что бледней вампиров. Пришлось срочно исправлять это недоразумение. Как-то неспортивно казаться бледной немощью среди их фирменной 'интересной бледности', лишь немногим светлее интенсивно медного загара. Да и когда еще представиться возможность свободно позагорать топлес, ничего не нарушая? В конце концов, опасаясь за порозовевшие плечи, я снова натянула рубашку, оставив камзол лежать на седле. Ничего не происходило. Какое-то время я еще пыталась хранить достоинство и не ерзать, но мне это быстро надоело, я завертела головой, глядя по сторонам. Столь непринужденных паладинов господа вампиры явно еще не встречали. Или это у них настроение от жары испортилось? Как бы то ни было, на меня зашипели со всех сторон. Я обиделась, улеглась на спине коня, жизнерадостно болтая ногами и глядя в небо. Ашер не сбросит. Шипение стало на тон выше и какое-то жалобное. Устав от их завистливых импровизаций, мой конь повернул голову на источник наиболее пронзительных звуков и коротко, резко рыкнул. Звук получился не очень громким, но будто облачко пролетело туманное в воздухе, вампира снесло вместе с его скакуном, и швырнуло в дебри близь растущего кустарника. Ашер повернулся к 'жертве' задом и по-собачьи копнул задними копытами дерн. Вскинул голову и прогарцевал дальше. Все это время я валялась на его спине мертвым грузом, считая облака.

На господ вампиров выходка моего полуночного произвела столь сильное впечатление, что, когда конфуз был устранен, они более хоровым шипением мой тонкий слух не услаждали. Сонное ничегонеделание навело меня на пару интересных размышлений. Обычно я списывала моменты подобного просветления на пробуждение моего личного демона, но Магистр утверждал, что никакого демона и нет. Мол, это пробуждается мое темное начало. Не знаю, не проверяла. Но как по мне, оно и не засыпает никогда, в общем-то. Суть моих размышлений сводилась к следующему: говоря откровенно, по настроению окружающих я очень четко понимала, что я — это не совсем то, на что они надеялись. Несмотря на всю ужасающую репутацию паладинов Храма Тьмы, пока во мне видели нечто среднее между сыном полка и избалованным принцем, возможно, и всемогущим в пределах дворца, но лишенном боевого опыта. Разубеждать их не стоило. От скрытно-покровительственного отношения мне все равно пока не отвязаться, слова их не убедят, а поступки еще совершить надо, так что оставалось лишь сыграть на этом их заблуждении. Пусть и дальше недооценивают — пока я не смогу понять хоть что-то. В общем, я заскучала и решила подурачиться, раз уж все равно за 'голого короля' держат.

Когда мы переправлялись через небольшую реку [земли на три часа от Храма богаты водными источниками, что превосходно защищает от некоторых видов неконтактной нечисти, вроде обычных мертвецов и большинства категорий зомби], я сотворила фантом, а сама спрыгнула с бока Ашера в воду. Мой умный конь немедленно 'испугался', осадил назад, забил суматошно копытами по воде, застряв в реке и притормозив наш арьергард, дав мне отплыть подальше, выбраться на берег и зайти вперед отряда. Никакой магии — пара уроков Шариса и немного злости творят чудеса. Чтобы видеть все шоу на реке и успеть во время среагировать и занять полагающееся мне место, я взобралась на развесистое дерево из породы хвойных, к стыду моему, так и оставшееся неопознанным. Уютно устроилась на ветке и приготовилась к грядущему шоу, надежно скрывшись в густой кроне.

Тем временем, дрожащий как осина на ветру, Ашер, поминутно осаживая и всхрапывая, позволил вывести себя на берег. Для этого подвига потребовалось целых три вампира, крайне обозленных непредвиденным купанием. Мой фантом, в процессе спасательной операции по-тихому немного притопленный благодарными зрителями, а теперь политически некорректно извлеченный за шиворот из реки, с гордым видом дрессированного попугая молчал. Тьма, как-то неловко получается. Надо доработать заклятье. Еще несколько минут вампиры тихо переругивались, с трудом удерживаясь от очередного дипломатического конфуза, но вскоре с вежливым зубовным скрежетом подсадили неподкупного 'меня' на коня. Таким образом, порядок был восстановлен и отряд двинулся дальше.

Еще немного...

Я сосредоточилась, выплетая несложные чары и готовясь незаметно вновь присоединиться к группе — оказаться единственным 'обделенным' было б излишне подозрительно, но и рисковать своей головой я не хотела, планируя после 'шалости' вновь сменить своего фантома — пусть считают, что мне в совершенстве даются заклятия бытовой магии.

Тут небо вдруг стремительно потемнело, где-то вдали, неуклонно приближаясь, ударил гром, синей змеей скользнула к земле острая молния. 'Эй-эй, я такого не заказывала!' — на этой эмоционально обогащенной интеллектуальной мысли дерево подо мной заскрипело и ощутимо содрогнулось. Ударил ветер, нахлестав мне по лицу колючими ветками от всей души. Дождь завершил полный моральный разгром, попытавшись вылить пару ведер за шиворот, но не уложился в отведенное время и был бесславно унесен куда-то вдаль вместе с тучей, успев только еще раз разразиться горестным громом и гневной молнией. На сей раз лиловой. Вой ураганного ветра скрыл шелест огромных крыльев. По земле скользнула тень, вампиры бросились врассыпную, вскидывая головы, пытаясь разглядеть источник угрозы. Черное крылатое нечто пронеслось над их головами. Монстр заложил вираж, спикировал вниз, на их глазах сорвав с коня мой фантом. Завис над изогнувшимся, как кошка, Ашером, без труда увернувшись от его клыков. Клацнул на нас грязно-желтоватым прикусом, вызвавшим бы эпилепсию и у белой акулы, и с прощальным издевательским клекотом гордо унесся вместе с порывом ветра, прочь и вверх, то и дело теряясь среди расползавшихся в стороны туч. Фантом еще какое-то время беззвучно ругался и гордо махал руками. На грани видимости трепетный силуэт моего морока жалко дернулся, не выдержав напора чужих заклятий, и рассыпался трухой разорванных чар, заставив монстра горестно взвыть. Ненавидящий взгляд скользнул по нам, будто удар тупого предмета, выбив дыхание из легких, но монстр возвращаться не решился. Повисев на одном месте, в самом центре урагана, он издал пронзительный крик и стрелой ввинтился в начинающуюся от неба воронку. Пару минут спустя небеса очистились, а на головы несчастных вампиров с глухими хлопками рухнули роскошные шапки в виде лягушек из мороженого, которые я планировала как полные мороженого креманки, и плотно к ним присосались.

Над местом моей предполагаемой бесславной 'гибели' повисла тяжелая гнетущая тишина. И что это такое было?! Не демон, как бы монстр не притворялся — пообщавшись с Къяреном, я демонов отличать научилась. Тем не менее, от твари тянуло злым чем-то, холодным и липким, древним. Единственный пришедший мне в голову вариант подразумевал вампиров, но, учитывая воцарившийся внизу хаос, мои сопровождающие эту акцию точно не планировали... Как интересно. Кстати, а где в момент нападения был Гильермо-Рей? Я и не заметила. Злобным лаем зашелся Лик, крутясь под ногами у Ашера, огрызаясь на вампиров. Конь, правда, сохранял спокойствие. Он-то знал, что я в порядке. Пора прекращать весь этот фарс. И на время затаиться.

Едва я собралась слезать, как неожиданно решившее самоутвердиться дерево накрепко вцепилось в меня так, что ни то, что спуститься, вдохнуть толком не получалось. Словно маленький зверек, охваченный страхом, замерший неподвижно, пережидая опасность, я отчаянно боролась за каждый глоток необычайно сладкого воздуха. Наконец, удалось отлипнуть от ствола. С путаницей ветвей справиться оказалось не легче.

Тем временем, события стремительно развивались, явно вознамерившись продемонстрировать мне пантомиму на тему 'что такое не везет и как с ним бороться'. Ашер, укушенный озверевшим Ликом за бабку, яростно взвизгнул. От пронзительного звука будто закаменевшие до того вампиры пришли в себя, собрались было в центре поляны, но тут же разбежались по кустам в бесплодной попытке найти неповторимую меня, словно экзотические ласки-переростки, и собрались в кружок прямо у подножия моего вынужденного 'насеста', у самой дороги. Они даже не оценили своих головных уборов, и так и мелькали в этих 'коронах', стекающих на лица и одежду. Повисло густое тяжелое молчание.

— Рей... — тихо сказал один из призраков, кажется, Лаки.

Рыцарь только мотнул головой, поднял на него взгляд... Обзор мне сверху открывался отличный! Застывшее, по-настоящему неживое лицо. Жуть! Снова повисло молчание. Потом рыцарь-вампир молча ударил кулаком по седлу своего коня так, что тот чуть заметно присел, но не отодвинулся, даже жарко выдохнул, потянувшись к хозяйской щеке бархатным храпом, а Гильермо, опустив голову на руки, прижался грудью к теплому боку.

Я забилась с удвоенной силой. Дерево не сдавалось, я, не глядя, сыпала заклятиями, они выстраивались в немыслимые цепочки, и, наконец, сработали. Почему вампиры не услышали моей возни — не знаю до сих пор. Кажется, дерево то еще как-то забавно называлось. Трампин*, что ли? Тут в очередной раз послышался хруст, и я рухнула с высоты трехэтажного дома, как предвестник птицы счастья, с хрустом проламываясь сквозь ветви...

По закону всемирной пакости, Гильермо тут же нашелся, причем прямо под тем же деревом — позиция и вправду была самая выгодная, как ни посмотри. Не оглашая воздух ничем кроме прочувствованного треска, я рухнула ему в объятия. Тот как раз отстранился от коня, но не успел опустить рук, и подхватил меня машинально, на инстинктах. Несколько секунд пытался сфокусировать взгляд. Темные глаза вампира казались расфокусированным, едва заметно веяло какой-то странной магией — будто щит на миг дал трещину, прежде чем восстановиться вновь. С кем он разговаривал?.. Потом его руки сжали мои ребра все крепче, крепче, крепче, выдавливая все мысли... Я попыталась выдохнуть нечто вроде 'отпусти, задушишь', но только прохрипела что-то невнятно. Мир сузился до сверкающих провалов темных зрачков и растворился вдали, оставив меня во Тьме.

Сознание возвратилось через несколько минут. Я лежала на траве, вынужденно вдыхала какую-то гадость из флакона, упорно удерживаемого у моего носа Лаки — глаза от нее слезились зверски, — и усиленно старалась что-то вспомнить. Прогрессирующий, видимо, с детства, склероз успешно сопротивлялся.

— Все-все, хватит! — ура, с горлом все вроде в порядке — голос звучал привычно... низко.

Вокруг был какой-то странный колодец, и — ровный круг из сапог.

Страаааааашно.... Пришлось поморгать, прежде чем глаза согласились адекватно воспринимать действительность и сфокусировались. Я подняла голову. Как оказалось, только чтобы встретить ответный взгляд Гильермо. Взгляд пылал пламенем более жарким, чем настоящее. В глубине зрачков скользили неуловимые тени, будто глубоководные монстры в толще воды, когда смотришь с поверхности.

Наконец он пришел к какому-то решению, вздохнул, протянул мне руку и устало спросил:

— Ты в порядке, Вириэль? — слабо улыбнувшись.

Призраки подводных монстров в его глазах ушли к самому дну, не оставив даже тени. И столько облегчения, почти счастья оказалось в этой улыбке, что я сама улыбнулась в ответ, толком не отдавая себе отчета в том, что делаю:

— Конечно! Но теперь ты обязан жениться на мне, как честный вампир!

Вампиры застыли. Лик плюхнулся в траву посреди прыжка, покатился кувырком, забыв затормозить. Ашер удивленно склонил голову на бок, пытаясь рассмотреть меня под иным углом зрения. Даже Лапа удивленно фыркнула. Я немного поморгала, опустила ресницы, пытаясь понять, как же могла так глупо проколоться, когда наступившую тишину разорвал грохот упоенного хохота.

— Хорошо пошутил, Вир! — сквозь смех выдавил Лаки, огрев меня ладонью по плечу, и тут же сполз на траву от смеха.

Плечо дружелюбно заныло.

Гильермо одарил окружавших немного натянутой улыбкой, задумчиво ухмыльнулся. Потрясающее самообладание заслуживало высочайших похвал. Облегчение накатило изнутри, опьяняя быстрее любого вина, и я тоже рассмеялась во весь голос, до слез, как и мои спутники, вскоре даже катаясь по траве от настоящего, изматывающего и расслабляющего смеха, для которого иногда хватает даже самой немудреной шутки. А тем более трех тонн чудесного чувства свободы из-за оставшегося незамеченным прокола!

Вечером мы остановились в последнем на нашем пути трактире, перед тем, как свернуть в Спящий Лес. Гильермо вдруг неожиданно решил перенести обсуждение минувших событий на завтра, и ушел спать, оставив отряд развлекаться. Недавнее происшествие словно сорвало некую невидимую пелену отчужденности между мной и остальными, но вот с Гильермо отношений не изменило. Черный рыцарь все так же предпочитал отмалчиваться. Я встряхнула головой, решив немного отвлечься.

Выглядело наше сборище крайне специфично. Мы все расселись за двумя сдвинутыми столами в общей зале. Мои спутники заказали пиво и свиные ребрышки, мне же пришлось ограничиться каким-то овощным соком. Я не знала, какие заклятия могут потребоваться для освобождения замка, и на всякий случай постилась. Увы, часть темных чар налагала на мага ряд жестких ограничений, многие из которых касались волевых аспектов действий.

Мой сосед осушил кружку пива и присвистнул.

— Признавайся, с лягушками — твоя шутка?

Вир. Вот прилепилось! Впрочем, и ладно. Кстати, я и не знала, что вампирам доступно пиво. Надо будет запомнить.

— Что? — я отвлеклась от супа, промокнула губы платком. Взглянула ему в глаза, соображая, о чем это он. — Я не понимаю, о чем ты, — чуть удивленно, глядя на него, уронила я.

Общение общением, а панибратствовать не стоит. Не тот случай. Лик гавкнул из-под стола, и я послушно бросила ему очередную куриную ножку. И куда в него столько лезет?!

Эвин нахмурился.

— Не понимаешь?..

— Нет. Может, объяснишь? — не отводя от него взгляда, переспросила я, и вернулась к еде, убедившись, что у него нет готового ответа.

Ким снова посмотрел на меня с дальнего края стола. Вот у него бы хватило сил и поспорить, но призрак не собирался этого делать. Судя по чуть заметной ухмылке, мой план он понял сразу. Вместо оправданий я наезжала в ответ, тем самым сводя инцидент к нулю. Позволить себе ссоры со мной по такому пустячному поводу они не могли. Беседа, споткнувшись на моей отповеди, вскоре потекла своим чередом. Кто-то из вампиров поднялся наверх с местными девушками, я не присматривалась особо, кто это были. Ким дразнил какого-то мальчишку, местного дворянина, отчаянно строя ему глазки и всячески флиртуя под сдавленный хохот не совсем невольных зрителей. Паренек сердился, краснел и бледнел, но ни вызвать призрака (самоубийцей он не был), ни отделаться от навязчивых знаков внимания не мог. Наконец, его старший спутник сжалился над ним, и увел из трактира, сославшись на усталость. Ким, который за последние полтора часа получил море положительных эмоций, в полной гармонии с самим собой вернулся к вину, из чего я и сделала вывод, что его поползновения были несерьезны.

Потом я отвлеклась на беседу с Лаки — у нас возник спор о качестве стали. Почему-то из них всех с ним мне было проще всего. С другой стороны, не исключен и вариант, что призрак просто талантливее всех притворялся. Мы проговорили почти два часа, прежде чем близнецы отвлекли уже призрака, устроив тур армрестлинга, и втянув в спор и Кима. Глядя, как соревнуются призраки и вампиры, не только я почувствовала азарт. Вокруг как-то незаметно столпился народ. Не было ничего естественней, чем предложить ставки, собрать деньги... Мероприятия затянулись за полночь, причем к тому моменту каждому из нас карман оттягивала изрядная сумма денег. Полагаю, Эрик и Эрин изрядно мухлевали. Близнецам несложно было запутать посетителей. Но поединки призраков все искупали.

Что-то заказывали — не помню. Я по-прежнему пила сок.

— Молодой господин не желает выпить? — мелодичный голос ворвался в паутину мыслей так неожиданно, что я вздрогнула, резко вскинув голову.

Подошедшая служанка щедро прижалась грудью к моему плечу, ставя на стол заказанное пиво и мой щавелевый суп. Горячее дыхание коснулось шеи.

— Да, благодарю, — я постаралась ответить, как могла вежливо, и незаинтересованно.

В смысле — наоборот. Я жепарень!

Потом обернулась через плечо.

Рыжеволосая девчонка, несовершеннолетняя по любым меркам, в каком-то ярком платье, едва закрывающем колени. Глаза зеленые и волосы как огонь... Судя по взглядам, которые бросали на нас остальные мужчины в зале, местная 'королева'. Платье с широким вырезом болталось на тонких плечиках, но натягивалось на несколько чрезмерно полной груди, ключицы выделялись как крылышки стрекозы. Они ее что, не кормят?

Я подвинулась с тяжким вздохом. Нужно было отвернуться и не обращать на нее внимания, но не удалось противиться судьбе. Или, скорее, очередному 'наряду' от ангелов. Все мы вынуждены платить за свои деяния, вот только иногда высшие силы нисходят до личных поручений. Вот и теперь, я буквально чувствовала, как невидимый луч света буквально привязывает меня к служанке. Мерзкое чувство. Но я не стала противиться. Не зная броду... Слова сами собой сорвались с губ:

— Иди, принеси себе, чего хочется, и садись, поешь, — я деланно невозмутимо вернулась к еде, стараясь примириться с собственными поступками.

Не люблю принуждения, но сначала нужно разобраться, что к чему, прежде чем вставать в позу. Если вставать. Мой сосед восхищенно присвистнул.

Девчонка, назвавшаяся Алорой, убежала ненадолго. Вернулась с ломтем жареной рыбы на подносе, салатом и легким вином, села, покосилась на меня — не пожадничает ли господин рыцарь? Я не пожадничала. Еще и фруктов мэйнских ей заказала, лениво наполнив их толикой жизненной силы. Не люблю возиться с таким, но не помочь здесь значило проявить неоправданное легкомыслие. В конце концов, потом всегда можно предоставить ангелам счет, оправдывая личное вмешательство в чужую судьбу. Она просияла улыбкой, накинулась на еду, будто и не ела с утра. Кто-то ей, видимо, сказал, что знатные дамы едят крошечными порциями: девушка ела по маленькому кусочку, но как воробышек. Много и часто. Забавная такая девочка. Я улыбнулась, наблюдая за ней краешком глаза.

— Милорд надолго в наши края? — утолив 'первый' голод и рассматривая с детским восторгом Мэйнийское яблоко, вспомнила она о застольной беседе.

Было бы что рассматривать. Яблоко как яблоко. Только сочное, без единой червоточинки, словно на картинке.

— Нет, — я снова отвернулась.

Суп, не смотря ни на что, был потрясающе вкусный. А еще говорят, что от волнения кусок в горло не лезет! Я задумчиво покосилась на источающий пар бульон, и зачерпнула новую ложку. Впрочем, в супе обычно нет кусков.

Казалось, такого ответа вполне достаточно, чтобы отбить у нее страсть к беседе, но Алора решила иначе.

— А откуда вы?

Ее непосредственность была забавна, но чуть утомляла.

— Там таких уже нет. Ты давно здесь работаешь? — чтобы избавиться от нежеланных расспросов, я решила заставить разговориться уже ее.

Девушка немедленно воодушевилась. За следующие пятнадцать минут я узнала, что родилась она в деревне на том краю леса, наверное, от мэйна, только вот жалость — уши у нее не острые. Вот, вижу ли я? А кожа у нее мягкая, как у мэйна! Я не хочу потрогать? На слово верю? Ладно. Мать ушла куда-то, когда ей было десять. Алора утверждала, ее увез с собой заезжий принц. Ну до того у нее мама красавица! Глаз не отведешь! Глазки как брульянты, носик словно молодая картофелина, щечки как яблочки и румяные, будто свеклы. К концу описания все невольные свидетели рассказа судорожно кашляли в кулак, и лишь я сидела с внимательным и спокойным выражением лица, усиленно стараясь не представлять себе жертву столь художественного описания вживую. А работала такая красотка прачкой в графском замке, да. Уж такая искусница! Шила, стирала. А ткани такие разные бывают! Вот, например, шелк!

Утомившись слегка, я сделала вид, что заинтересовалась беседой Лаки и Кима. Алора не обиделась. Вообще она оказалась очень веселой и легкой девушкой. В смысле, с ней было очень просто. Если умеешь абстрагироваться от вдохновенной болтовни.

Увидев, что спор затих, она, осмелев, коснулась кончиками пальцев моего плеча.

— А расскажи что-нибудь, а? Где ты был? По каким местам путешествовал? — она расцветала на глазах.

Как странно — совсем немного силы, а такой результат. Я вздохнула. Взяла себе еще сока. Просто ребенок с присосавшимся к ауре паразитом. Проще всего было бы сейчас выманить ее во двор, и убить, чтобы не распространять заразу. Легче, быстрее, безопасней... так почему же я вместо этого вздохнула и отставила кружку?

— Ты когда-нибудь видела океан? — почему-то образ голубого океана был первым, что пришел мне в голову.

— Нет, — девушка замотала головой, и кудряшки весело заплясали на худых плечах.

Я снова вздохнула. Глаза искрились в неярком пламени свечей, она покусывала губу, даже ерзала от любопытства...

— А озеро? — интересно, остальные служанки, те, что сейчас так ревниво на Алору косятся, решаться на что-нибудь более серьезное, чем убийственные взгляды?

— Ага, у нас тут есть. Такое, со спокойной водой, и на поверхности лилии. Красивые! И... — упоенно защебетала девушка, ничего не замечая вокруг.

— Тише, — не удалось сдержать смешка. — Представь себе озеро. Большое-большое, такое, что, стоя на одном берегу, ты не увидишь другого. И чтобы доплыть до его дальнего края, придется потратить много-много дней, может быть, даже годы. Только по его просторам ходят не лодки, а корабли. Огромные, с ослепительно белыми парусами. Они скользят по волнам, несомые ветром. У берегов, спускаясь к самой воде, с крыльями столь же белыми, как паруса, кружат чайки. И вода там соленая, а в глубинах водятся и рыбы чудные, и всякие чудища...

Алора прикрыла глаза заворожено. Никогда не замечала за собой таланта рассказчика, но она слушала так, словно вместе со мной путешествовала в тех краях, словно ловила губами соленую влагу. Интересно, что было такого в моем взгляде, что давешние служанки юркнули на кухню, пряча бледные лица? Ладно, не так уж и важно. Я протянула магические щупальца к девушке. Следы чужого воздействия выгорали медленно, неохотно, плёночка за плёночкой возвращая энергетическому телу девушки нормальное состояние. Я прикрыла глаза, сосредоточилась на магическом воздействии, продолжая рассказ: Работа с огнем всегда требует предельного внимания и осторожности, чтобы не выжечь слишком много.

— Внизу, под водой, таятся причудливые замки из кораллов, а в раковинах у дна находят огромные жемчужины... — я замолчала, ощутив, как почему-то пересохло в горле.

Девчонка казалась погруженной в себя. И пусть ее, так даже лучше, пока чары действуют. Еще пара осторожных касаний, восстанавливая целостность ауры. Знакомый почерк, вкус... Для меня чужая магия иногда имеет вкус, приятный или нет, яркий или незаметный. Этой способностью почти невозможно управлять. Но вот сейчас вкус остаточных чар казался знакомым. Не самый сильный маг, или очень небрежно относящийся к делу, слишком много незамкнутых линий, незавершенных контуров. Не потребовалось много времени, чтобы вспомнить, где я его уже чувствовала. В отличие от мастерской работы на озере, здесь он дал маху, либо был новичком в таких делах. Что ж, значит, личей и некромантов можно исключить — те специализируются на паразитических воздействиях, и почти не способны к инициации магии жизни, как было на озере. Конечно, операцию мог контролировать некромант высочайшего класса, но, полагаю, не стал бы — слишком сложно. Такой колдун нашел бы куда более простые и эффективные методы.

Убрав все следы своего вмешательства в ауру девушки, я отпила сока, поискала взглядом Лаки. Тот уже ушел куда-то наверх, из знакомых более-менее остались только двое черноволосых вампиров.

Мы б сидели и дольше, но тут спустились их графство и невежливыми пинками погнали всех спать. Одной оставаться не хотелось, да и в сон клонило неимоверно, так что я тоже поднялась, добрела до своей комнаты. Закрыла дверь на засов, сбросила на единственный в комнате стул куртку, рухнула на постель, кое-как навесила на дверь сторожевое заклятие и тут же заснула, еще толком не коснувшись щекой подушки.

...Большинство нормальных людей по ночам спят. Даже после выволочки начальства. Именно эта мысль билась в моем сознании, будто пойманная птица, пока я вздымала себя с жесткого ложа, как некромант зомби не первой свежести. Когда он слишком брезглив, чтобы лить собственную кровь.

Дверь распахнулась с оглушающим хлопком.

— Да?! — рявкнула я.

Эрик смущенно переступил с ноги на ногу, но не ушел.

Ну, надо же! Я потерла глаза, подперла плечом косяк, и, временно придя к консенсусу с телом, посмотрела не него внимательней. Все тот же черный с множеством пряжек костюм, тот же плащ — но все припорошено меленькой такой пылью. И запах. Еле уловимый аромат жасмина, какой бывает только рядом с кустом. Кустов жасмина я в округе не замечала, значит... Значит, эта 'пыль' как раз и есть то, что я думаю. Судя по его общему состоянию, минут пять у меня есть. Лучше убедиться.

— Говори, — предложила уже беззлобно.

Побудки по делу, в конце концов, это моя работа.

— Покороче, — добавила, едва заметив, как затуманились очи вампира — тот, судя по всему, собрался растечься мыслию по древу.

Так мы до Вторых Небес тут проторчим... Собственно, его ответ мне был нужен только для формальности — и так понятно, что сейчас придется лечить от этой гадости. Доброе наименование 'паучья поземка' скрывало под собой милейшего монстра, вернее, колонию монстров, располагавшихся на функционирующем теле и постепенно переваривающих его заживо. Куда надежней паутины, к слову — твари эти столь мелкие, что запросто проникают под кожу. А уж там никаким иммунитетом не выгонишь. Размножаются молниеносно. В свободной форме они выглядят как паутинка, невесомо плывущая в воздухе. В теории, эту пакость можно и просто так подцепить, конечно... Странно, что вампир не учуял запах. Но так и было. А потому, он и не подозревал, что заражен. Так что бессмысленно расспрашивать — если уж он запахи не чувствует, вряд ли вспомнит.

Я уже совсем было выплела мысленно нужное заклятие, давным-давно подобранное Крылом Бабочки еще в храме, и даже испытанное на новобранцах, как вдруг Эрик обрел дар речи:

— У меня жена никак родить не может. Помоги, а? — едва не отобрав этой простой фразой дар речи уже у меня.

То, как легко он это сказал, весело, спокойно, подозрительно навевало мысли о психушке. В смысле, у всех бывают срывы — но, кажется, мой ночной гость был к своему пределу близок, как никогда. Я помотала головой — со сна мысли текли неохотно, и никак не желали касаться новой проблемы.

Сорвавшееся с руки уже готовое заклятье пронеслось по его телу, вокруг мерзко запахло паленой щетиной. Эрик дернулся, пошатнулся, шевельнул носом.

Да уж, не жасмин. Тьма, какие роды...

— Что с ней? — тихо уточнила я.

До мужских родов, кроме как разве что в чьей тайной лаборатории, мы пока еще не дожили, надеюсь?!

Вряд ли паладин Тьмы — единственный, кто годиться на роль повивальной бабки, а потому о ведрах горячей воды и полотенцах можно не волноваться. Но и просто так спрашивать он бы не стал. Да и жена... Я вспомнила, как Гильермо говорил, что повстречал большую часть свиты уже в дороге. И уточнила:

— И как далеко?

Эрик, даже не смотря на то, что нервничал, понял меня правильно. Похоже, вырвавшись из-под власти 'поземки', он значительно ободрился.

— Вторые сутки родить не может. Свояченица меня час как нашла. Говорит, всю дорогу бежала.

Возмущаться, чего он бедную так мучит, я не стала — узнал обо всем Эрик явно только сегодня, вряд ли Гильермо отпускал кого-то по пути в Храм в увольнительную. Верхом путь займет меньше часа. Ашер второго седока вынесет, и даже потерпит. Лапа просто не выдержит темпа. Все это промелькнуло в сознании машинально. Не то чтобы меня волновал чей-то ребенок. Но Эрик не сможет быть сколько-нибудь эффективен, если все так и останется. Дальнейшей деморализации мне допускать пока не стоило, да и должник среди вампиров может пригодиться.

'Надеюсь, утром меня не оставят без доспеха', — подумала я, взяв со стула только плащ и проходя мимо вампира к лестнице вниз. Нашла Лика. Воспитанник, чуть поворчав, все же побежал наверх, улегся под дверью. Ашер уже ждал во дворе. Сейчас мы оба не озадачивались ни седлом, ни удилами. Я села ему на спину, протянула руку Эрику.

— Показывай дорогу, — и легонько толкнула пятками в шелковистые лилово-сиреневые бока.

Мир смазался от скорости, с которой понесся Ашер. Мой полуночный не торопился — светила луна, ему нравился бег, и не было причин сдерживаться. Он только крылья не распускал. Эрик едва успевал командовать, куда свернуть, вскоре и сам развеселившись, несмотря на ситуацию, от всех этих 'назад, мы проскочили' или 'еще налево, еще, еще... направо!' — уследить за скакуном было сложно даже мне.

К небольшому поселению мы выехали даже раньше, чем я собиралась.

— До конца главной улицы... — выдохнул вновь напрягшийся вампир мне в ухо.

Я выслала коня. Короткую улицу в двадцать домов с каждой стороны мы пролетели в один момент. Ашер резко осадил у невысокой, немного косой на один бок землянки, украшенной, тем не менее, с такой любовью и старанием, что смотреть на нее было приятно. Из приоткрытой двери погреба доносились высокие надсадные крики.

Эрик, суматошно что-то буркнув, дернулся было к роженице прямо со спины коня. Я поймала его за плечо, встряхнула слегка.

— Кто она? — спросила резко, заставив разум хоть на миг вернуться в его глаза. — И вот еще что. Не стоит волновать ее зрелищем твоей паники, согласен?

Он кивнул, и, вместо дозы валерьянки, стал рассказывать.

История получилась в чем-то банальной. Эрика давно еще его обратил сам Повелитель. По крайней мере, так сказал тот, кто его воспитал. Учителю он привык верить, но знал за ним некую тягу к странным шуткам, а потому испытывал и неуверенность тоже. Лингрид, свою нынешнюю жену — он так спокойно сказал это 'нынешнюю', что даже не по себе стало — он встретил двенадцать лет назад, в разгар очередной войны, двенадцатилетней девчонкой. Вздорной, неугомонной и совершенно бесстрашной. Кроме того, ее нельзя было обратить — наследие кого-то из предков оставило лишь этот дар ее крови. Сначала он считал это даром. Потом — самым горьким проклятием.

Все те, кто могут жить долго, иногда ошибочно называемые бессмертными, всегда старались не привязываться, а уж тем более, не влюбляться в людских женщин. Их яркость, мимолетность вспышки среди озера рассеянного света соплеменниц [ну, еще и доступность, в какой-то мере, наряду с общим количеством] манит, и потому мезальянсы — совсем не редкость. Но как бы то ни было, чувства появляются редко. Мэйны, дроу, элементали, демоны и ангелы — все предпочитали относиться к ним в лучшем случае как к любимым крысам. Легкое немного шокирующее извращение, живущее два года, не больше, с парой дополнительных, и довольно приятных, функций. И большинство из них были им хорошими хозяевами — так ли уж сложно потратить сорок лет жизни на существо рядом, если перед тобой расстилаются тысячелетия?

Исходно не делая различий в том, что кажется красивым, долгоживущие полагали б себя, скорее всего, бисексуальными, если б вообще задумывались над этим. Для большинства из них все было просто — глубокая вечная любовь — для продолжения рода, горячка страсти и плеть гордыни — для дальних походов и поддержания настроения, забота — для игрушек, таких наивных, или неожиданно здравых, таких юных — и одновременно таких взрослых... Как относиться всерьез к тому, чья жизнь — как огонек свечи в твоей ладони? Долго ли сможешь оберегать его от огня? Да и будешь ли? Максимум — пока не выгорит свечка.

Встретив Лингрид, Эрик думал точно так же. Сам еще птенец — он вдруг оказался в роли умудренного наставника при неугомонном создании, заражавшем своей энергией все вокруг, похожем на маленький вулкан. Она — она, совсем ребенок, не способная противопоставить его силе ничего, кроме вздернутого острого подбородка да колючего языка — она смела с ним спорить! Она была тем огнем, что освещал изнутри. Была просто жизнью. Он понял это позже. Сначала была извращенная и жестокая игра, пока он медленно и методично приручал ее, ставил в жизни, как на подмостках, ювелирно выписанные сцены, долженствовавшие навечно оставить ее в его руках... Он и сам не понял, когда вдруг стало нестерпимо стыдно. Ему — никогда не знавшего стыда с того мига, как стал вампиром! Может, в тот момент, когда, только что избитая им — ей, при ее хрупкости и пощечины вполне хватало — она вдруг с неожиданной яростью бросилась защищать его от других? Когда она, никогда не умевшая призвать магию для себя, обрушила метеоритный дождь на головы всех тех, кто хотел спасти ее и придать его костру?..

Она плакала, когда делала это. И что-то в душе вампира сломалось. Как ни смешно тогда звучало для него самого — душа вампира. Он не хотел, чтобы она плакала. Он больше не хотел видеть ее слез — из-за него. И не хотел, чтобы она оплакивала молча всех тех, кого тогда готова была убить за него. Молча, с улыбкой — но в душе она бы плакала. Он это понял.

Эрик больше не хотел быть причиной ее слез.

Лингрид было слишком плохо, чтобы остановить звездопад, прийти в себя.

Может, это было и больно. Он не помнил. Горящие камни барабанили по тонкой мембране крыльев, едва прикрытых защитным полем. Били, все сильнее и жестче, жгли — но люди, прикрытые его силой, оказались в безопасности.

И полминуты спустя бешеный напор метеоритов она остановила сама.

Как потом оказалось, пока он лечился, в той же деревеньке, под опасливыми, но почему-то уже не злыми взглядами сельчан, в тот удар она собрала всю доступную ей магию, и выжгла себя, как волшебницу. Но Лингрид никогда не была магом, а потому ей нечего было пугаться...

Он выздоровел. Женился на ней, сначала чтобы просто обезопасить от осуждения родных. А потом обнаружил, что живет своей женой.

Ребенка он не хотел с тех пор, как узнал, что она не может стать вампиром. Она, наоборот, хотела. Очень хотела. До слез. И он уступил.

Дальше он мог и не рассказывать. Считается, что у людей с обращенными детей быть не может — новорожденный вампир выжирает жизненную силу матери изнутри. Однако здесь было что-то другое — будь все так плохо, она б не доносила его до срока.

Вымыв на всякий случай руки и воспользовавшись стерилизующим заклинанием, я спустилась вниз. И ужаснулась. В погребе было влажно. И холодно. Мох на стенах, отодвинутые в сторону бочки с вином, стеллажи с банками солений и варений — на фоне всего этого окровавленный стол казался сюрреалистическим бредом.

Девушка на столе казалась совсем крошечной, особенно с таким непропорционально большим животом. У нее под шеей лежала какая-то странная деревяшка, узкие мозолистые пальцы цеплялись в края стола с такой силой, что дерево трещало. Вокруг нее кружились три женщины в исподнем, да повивальная бабка.

В подвале было так холодно, что от принесенного одной из женщин горячего влажного полотенца струился туман.

— Вы ее заморозить решили?! — прошипела бешено я.

— Но ведь вампиреныш же! — всплеснула руками повивальная бабка. — Он ведь на свету-то сгорит!

— Спаси... ребенка... — простонала роженица.

В жизнь она цеплялась всем чем могла, и чем не могла тоже — я смутно ощущала рядом присутствие смерти, но ради ребенка она отгоняла ее раз за разом.

— Что за бред? — устало спросила я у пожилой акушерки. — Не вампир ребенок... Самый нормальный. Только большой очень.

— Не вампир? — отчего-то распахнулись глаза на ее морщинистом лице.

— Ручаюсь, — кивнула я.

Бабка помедлила буквально минуту, и вдруг зычно стала сыпать распоряжениями. Лингрид подхватили на руки, вмиг вытащили наверх, занесли в жарко натопленный дом, уложили на стол — большой, теплый, деревянный. Я шла следом — частично от усталости, как конь идет за табуном, частично чтобы не допустить к ней ангелов, демонов или кого там нелегкая бродить вокруг заставляла?

Вошедший последним Эрик притулился на лавочке с ней рядом, сжал ее руку. Казавшаяся полумертвой от усталости и боли, девушка вдруг улыбнулась.

— Ну, теперь-то все, потерпи немножечко... Сейчас станет легче... — приговаривала повивальная бабка, раскладывая на чистой салфетке прокипяченные инструменты.

Для обеззараживания она достала баночку пороха, но я поставила рядом с ней другую баночку, с белым порошком, и бутылочку с черной вязкой жидкостью из запасов, пожалованных мне Храмом.

— Ее — на шов, — только и сказала, показав на черную жижу.

Нервно хихикнула — до меня только что дошло, что я сделала. Повивальная бабка до смерти боялась не ребенка-вампира — а того, что, ощутив кровь, тот сойдет с ума, и прибьет, уж точно прибьет еще и мать. Да и их всех заодно.

Меня разобрал совершенно нелепый в той ситуации смех.

Потом как в тумане. Что-то кричал вампир, кажется-таки, сошедший с ума — теперь от радости — кружась по горнице с вопящим свертком. Шептала: 'Покажи мне его... покажи' — мать, обессилено вытянувшись на чистых простынях на пушной постели, закутанная в шали, перетянутая бинтами, но такая счастливая, что ни следа усталости не осталось.

Эрик сел с ней рядом. Мы тихо вышли прочь. Родственницы убежали убираться в подполе, а я задержалась, глядя на не слишком моложавую женщину, нервно курящую со мной рядом.

— Если б не ты. Своей рукой, получается, б убила, — тихо сказала та. — Спасибо, что вразумил, паладин.

Повернулась и прочь пошла. А я, в шоке от ее слов, еще какое-то время стояла да смотрела, как она идет по улице и скрывается в одном из домов. Потом взгромоздилась на коня. Эрик утром и сам вернется. Или отпросится. В общем, большой парень... А я хочу спать!

И пусть попробует хоть одна сволочь еще разбудить!.. не по делу...

После такого вечера, да еще и на полупустой желудок, утро наступило как-то совсем не вовремя. Просыпаться мое тело не желало вовсе. Скрипело, хрустело, и мстительно прихватывало мышцы в самых неожиданных местах. Совершив все же вселенский подвиг и подняв себя на ноги, я коротко поругалась с зеркалом, ликвидировала круги под глазами с помощью ледяной водички, машинально привела в порядок одежду и побрела вниз, дабы приобщиться к числу сытых путем приобретения утренней порции калорий и микроэлементов.

Глубокий женский голос доносился откуда-то снизу и чуть сбоку, изредка перебиваемый тихим плачем. Так вот что меня разбудило!

Прислушалась. Так и есть. Звуки доносились со стороны кухни.

— ...не смей рыдать, дрянная девчонка! Я тебя и пою и кормлю, а ты мне вот как! Да у него тебе в тысячу раз лучше будет! — стараясь не повышать голоса, шепотом кричала полненькая дама преклонных лет, помахивая тушкой безголового петуха, про которого явно забыла в горячем порыве научить неразумное дитя уму-разуму.

Алора не отвечала, только плакала, забившись в уголок. Плакала как-то отчаянно горько и беззвучно, как бывает только от невыносимого горя. Или у хороших актеров.

— Да чего ревешь, дура! Нужна ты ему! Вон, монетку дал, лишь бы отвязалась! А у Толъяра тебя и кормить, и поить будут!.. — надрывалась тетка.

— Сколько вам заплатили? — понизив голос, спросила я, небрежно привалившись к косяку двери плечом.

Есть такая методика, ей Мэйны хорошо владеют. Как задавать вопросы так, чтобы на них ответили автоматически. Что-то на счет инстинктов... Мне такое удавалось с трудом, однако это был явно мой день. Видимо, как компенсация дню минувшему.

— Пятьдесят золотых, — отозвалась хозяйка трактира, и тут же обернулась к незваному гостю, ко мне, то есть, с треском роняя несчастного Петю себе под ноги.

Изменилась она мгновенно, как по волшебству.

Куда только делась раздраженная мегера? Передо мной стояла симпатичная толстушка, голосом доброй бабушки причитающая:

— Ох, милорд! Сейчас вот завтрачек приготовлю. Голодны, небось? Вам чего лучше? Яичничку с грибами и лучком аль блинчиков состряпать?

— Блинчики, — сказала я мрачно.

Пятьдесят золотых за деревенскую девочку?.. Это уже серьезно. Я подошла, присела на корточки рядом с Алорой, осторожно, чтобы не взволновать ее еще больше.

— Ну, ты чего? — осторожно погладив по встрепанным кудряшкам.

Она вдруг вскинула глаза, сияющие зеленым, словно редчайший изумруд, стремительно подалась вперед и вжалась лбом в плечо, беззвучно плача.

Попытку хозяйки прервать это безобразие я отмела коротким кивком. Напомнила про блины. Присела на корточки рядом с Алорой:

— Прости, — а пока она ошеломленно замерла, помогла подняться, отвела девчонку в пустынные в такую рань сени, вместе с нею присела в углу на скамейку. — Чего ты? — спросила снова, когда слезы стали стихать сами по себе.

Рыжая горестно хлюпнула носом.

— За что ты извинился? — неуверенно спросила шепотом.

Уже на 'ты'?

— Не хотел тебя обидеть, — мне вдруг стало неуютно. — Я золото не потому дал. А ты рассказывай пока. Что за горе? — и пирожок мне за местоимение нужного рода.

Девушка на миг снова взглянула мне в глаза, будто решаясь на что-то. И, приняв решение, тихо призналась:

— Меня дроу приходил требовать. А тетушка Клара боится, что коли откажет, так он трактир сожжет и нас всех...

— Толъяром зовут? — припомнила я подслушанную беседу. — А плачешь от чего? — я откуда-то знала, может быть, чувствовала, что причина слез в другом, хотя и эта проблема ее тревожит.

— Ты вот... столько видел... А я не увиииииииижу... — призналась она, и снова ударилась в слезы.

Я снова притянула ее к себе, обняла и мысленно обозвала себя идиоткой. И как сама не догадалась? Она же романтик, да еще и... Ух ты! Точно! Как все же ей ауру обкорнали, если сразу не заметила?! Только за ночь и восстановилась.

— Знаешь, Алора... А ты и вправду полукровка, — шепнула я ей на ухо, поглаживая по встрепанным волосам, чуть заметно погладив Силой.

— Правда? — служанка тут же перестала плакать, взглянула на меня со столь абсолютной надеждой и верой, что неуютно сделалось, и поспешно размазала слезинки по чумазой мордашке.

От таких взглядов на стену полезешь. Хорошо, когда тебя считают неуязвимым, но... тяжко....

— Да. Смотри, — зеркало, где найти зеркало? А, ладно. Я взяла миску, отлила в нее жидкости из кувшина, провела рукой, и перед наклонившейся к самой воде Алорой оказалось ее сияющее изумрудным отражение.

— Ой! А как это? — растерялась девушка, упоенно разглядывая витые спирали серебра в зелени своих зрачков.

— Ты не Мэйнийка. Ты наполовину харит.

Визг она приглушить сумела, но шею мою сжала еще как!

— А теперь послушай, — я придвинулась к самому ее уху, аккуратно разжав смертельный капкан объятий. — Научу тебя одной штуке. Знаешь, чего только не бывает, может, и мать найдешь... Слушай... — я понизила голос и зашептала ей на ухо. — Все поняла? — чуть позже.

Алора кивнула. Взгляд ее был устремлен внутрь, и личико буквально изучало оживление и счастье. Иногда так мало нужно, чтобы воплотить чужую мечту, что это пугает. Сделать или нет? Помочь или отвернуться?

Я не ангел, чтобы спасать всех. Скорее, наоборот. Совсем наоборот. Но у всех должен быть шанс. Да, легко быть добрым, когда это ничего не стоит. Дается задешево. Впрочем, все всегда имеет свою цену. Вот разве что платить ее кому-то не приходится. Но, может быть, у нее получится? Не стоило продолжать рассуждений. Улыбнувшись, я оставила ее мечтать и вернулась наверх, досыпать, забрав с собой тарелку с блинами. Внутри было легко и пусто.

...В зале было на редкость пустынно. Видно, не у одной меня были такие сложности с побудкой. Только в дальнем углу досыпал свое потрепанного вида завсегдатай, учитывая число замерших перед ним кружек приступивший к празднованию своих мирских радостей еще с вечера [но явно после нашего ухода — настолько спившегося харида я б запомнила!], да два ингвара и пара человек расселись у ближайшего к открытой двери стола.

— Чего угодно вашей милости? — потирая руки о фартук, кокетливо улыбнулась мне щербатым ртом местная служанка. От ее искренней улыбки мне резко поплохело. — А вашего пса мы покормили. Косточками из бульона, — продолжала тараторить она, спеша вывалить на мою несчастную больную голову все хорошие новости разом. Ууу... Я на миг прикрыла глаза, сглотнула тяжело. И не пила вчера вроде — а самочувствие, как после пьянки.

Ее бодрый вид вызвал у меня приступ мигрени. И угрызения совести. Про Лика я вчера подзабыла.

— Благодарю. Завтрак. Легкий, — выдавила я сквозь зубы, вместо других знаков внимания просто выложив перед ней серебряную монету. — Что-нибудь легкое?

Девушка все поняла с полуслова.

— Оладьи с фруктовым джемом и клюквенный сок! — объявила она минуту спустя, появляясь с моим заказом.

Выпечка пахла невероятно маняще, одним своим божественным ароматом немедленно прогнав прочь и головную боль, и мое зарождавшееся в темном уголке дурное настроение, после подобной вкуснотищи поспешившее рассеяться бесследно. Осчастливленная еще одной серебряной монетой служанка понятливо исчезла, а я с аппетитом накинулась на еду.

Десять минут и три оладьи спустя я окончательно проснулась, а зловредный голод был утолен на столько, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг. Собственно, любопытным мог показаться только негромкий обстоятельный рассказ одного из ингваров, с всегдашней восторженностью описывавшего восхищенно разинувшему рот оруженосцу легенду о Белом Рыцаре.

Кряжистый довольно великан прихлебывал пиво, и вещал солидно, неспешно.

Говорят, что родился этот воин за далекими горами, на территории Света, лет сорок назад. О детстве его говорили мало, и ничем особо он не отличался. Рано потерял мать, быстро повзрослел, завоевал свои первые шпоры в тринадцать, в пятнадцать был избран в личную стражу короля. Северянин с серебряными глазами и длинными волосами, похожими на расплавленную платину, быстро прославился своим хладнокровием. Он был словно дыхание северного ветра и яростен, как лавина. К тому же добр и справедлив, а потому тянулись к нему люди, а он не замечал никого. Его отец был представителем древнего благородного рода, и в жилах воина текла и синяя кровь королей. Впрочем, он не раз проливал кровь в битвах, и его была такой же алой, как и закатные лучи. Шло время, и слава этого воина росла. Потом началась война, и был бой, в котором Свет воевал против Тьмы, и рыцарь был там. Долго шел бой и тяжело ему давался. От его меча погиб великий воин тьмы, Светлый Принц. Говорят, они встречались в ночь перед боем. Но никому неведомо, говорили ли, а если и говорили, то о чем. Да пирровой вышла та победа. Лучший друг предал героя. И снова промолчал воин, не показав ни боли, ни гнева, лишь ушел куда-то. Десять лет никто не знал, что случилось с этим рыцарем, пока однажды...

Здесь ингвар, как и полагалось в этой части повествования, сделал многозначительную паузу.

— Пока однажды — что? — оправдал его ожидания сельский парнишка, сидевший с ним за одним столом, да воодушевленно лузгавший семечки.

Теперь семечки были забыты. Ингвар посмотрел на него, на семечки, с достоинством пожевал ус.

— Пока рыцарь не пришел к нам, и не взял Башню Аримана практически в одиночку, — с наигранным пренебрежением пожал плечами рассказчик.

Судя по всему, история башни была известна всем и потому не столь интересна. Ходили слухи, что с той поры башню временами видят на прежнем месте, но никто еще не смог к ней подойти. Да и ничего таинственного больше не случалось вокруг нее. Так что слушатели нашли вопрос интересней.

— А потом? — не удержался уже второй ингвар, моложе.

— Ну, не знаю... поднадоела историйка-то... — отпив пива, задумчиво протянул рассказчик, хитро прищурившись.

— Пожалуйста, Кердор! Что было дальше?.. — вмешался снова парень.

Судя по всему, парень этот ингвару был не совсем безразличен, потому что тот без дальнейших споров внял его просьбе, вновь вернувшись к размеренной певучей речи повествования.

— А дальше дело было так. Сей воин много лет провел в тишине и пустоте, раздумывая обо всем произошедшем. Никто не знает, что случилось с ним тогда. Поля и реки, степи и горы ложились ему под ноги. Пустота и бессмысленность владели его душой. И в горах, поддавшись один единственный раз этой слепой печали, он вызвал лавину. Но лавина обошла его стороной. Рыцарь был не из тех, кто сдается, а потому поведение лавины отвернуло его мысли от самоубийства. Но, когда сидел он на гребне скалы и смотрел, как послушный его воле снег катится, будто жидкая вода вниз, вдруг увидел, что не тронувшая его лавина подхватила и несет детеныша снежного леопарда. Кто мог разглядеть белое на белом, синие глаза среди отливающего синевой снега? Но он увидел. И без раздумий прыгнул в снег, как прыгал в воду. Котенок будто сам прыгнул ему в ладонь, он бросил его на камни — но выплыть сам, как не пытался, уже не сумел. Воин подумал, так справедливо — ведь он сам вызвал ту лавину. Но в тот миг, когда вместе со снегом его бросило со скалы вниз, наверху вдруг заплакал котенок снежного барса, прозываемый еще горным леопардом. И что-то сверкнуло, пронзая небеса. Стало твердой чешуей под ногами.

Так могла бы и закончится история рыцаря, тогда еще не ставшего Белым. Но сложилось иначе. Пару лет спустя, в отдаленном приграничном городке появился воин, наемник. Такой же, как все, разве что, может, немногим сдержанней. Серебряный Барс, как вскоре прозвали его за ни с чем не сравнимую лениво-текучую манеру движений да платиновую, сверкающую, будто лед на солнце, гриву.

...Солнце ничем не отличалось от того, что всходило здесь все девятьсот дней, что он помнил. Все такое же ослепительно белое, в оранжевой короне, на рассвете вспыхивавшей чистым золотом, превращающее грубую кладку городской стены в причудливую картину, достойную кисти искуснейшего художника. Это хаотичное переплетение золота и теней он мог рассматривать часами. Нет — рассматривал часами.

Сегодня, как и всегда, лучи пробивались через узкие бойницы, светили в глаза, заставляя морщиться, и согревая.

Степь раскинулась за стеной. Беспредельная, бескрайняя, торжественно-строгая, переменчивая и постоянная, как пустынный ветер. И совершенно безразличная ко всему, кроме своей бескрайности. Одни только 'бес' и 'без'. Он отвечал ей таким же безразличием, сколько мог.

Тело затекло от однообразной позы, шлем натирал лоб, капли пота скользили по щекам, вползали под ворот теплыми змейками. К этому сложно было привыкнуть поначалу. Но пришлось — и он научился. Как и всему в этой, новой, жизни.

Ветер подул со стороны степи, принеся запах сухих трав, и утреннюю свежесть. Возможность вдохнуть полной грудью — разве нужно большее счастье? Будто чей-то невесомый поцелуй коснулся щеки.

Прибыв сюда, он воспринимал службу как наказание. Нужное, понятное, приемлемое, заслуженное — но, все же, наказание. Кто жезнал, что три года спустя он будет так счастлив просто бывать здесь иногда?

Полузабытая усмешка на губах могла бы сильно удивить любого, кто знал его теперь. Он никогда не улыбался, это была аксиома. Но вот сейчас — улыбка юркой лаской выскользнула на губы, и рвалась на свет, заставляя подрагивать лицевые мышцы в неимоверном усилии. Все же привычка оказалась сильнее, и он только прикусил губу. Но память осталась. Кусочек счастья в лучах огненно-рыжего светила.

Неужели маска дала трещину? Он тут же отбросил ненужные мысли, и вновь все свое внимание сосредоточил на степи. Но до самого конца дежурства та только сонно щурила огромные зеленовато-карие очи и лениво мотала ветром-хвостом.

Как всегда, в трактире было людно. Стража, кто-то из офицеров, пара знакомых купцов, вечно пьяный с утра менестрель-полумэйн с подбитым глазом в углу в обнимку с бочонком пива — ничто не нарушало привычного однообразия. Даже служанка-подавальщица была та же самая. Роуз усмехнулась, ставя на столик перед ним поднос и сноровисто расставляя тарелки.

— Все в порядке? — она легкомысленно накрутила локон на палец, отбросила прядку на спину.

Он кивнул. Подождал, пока она выставит кувшин вина, расплатился. Муж Роуз, местный вышибала, весело подмигнул ему из угла, где сидел в ожидании своей смены, и шутливо показал кулак. Барс ответил вежливым кивком и шутливо отсалютовал чашей с вином.

Как всегда, он поднялся, поцеловал ей руку, кончики пальцев. Тем жестом, который за оскорбление не сочла бы и королева. Роуз давно уже знала его вкусы, и уже очень давно он мог просто прийти и, ничего не говоря, ждать. Она безошибочно угадывала, чего бы ему хотелось.

Служанка рассмеялась весело, прежде чем ускользнуть за следующим заказом. Ей было уютно, и совсем не страшно. Даже в худшие времена трактир 'Пламя и вино' никогда не был борделем. Что не мешало ему процветать, как мало какому заведению такого рода по эту сторону гор.

Все шло по накатанной колее, как и всегда. Пока в трактир не вошел он. Вот знал бы, что так будет — на второе дежурство бы сам напросился, Свет видит!

Парень как парень. Сначала бросились в глаза цвета одежд — черный шелк, расшитый алым стеклярусом — или рубинами? — и переплетение линий шнуровки, выставлявшие на обозрение участки голого тела. И плащ в тон рубинам такого же 'выдержанного' ало-бордового цвета, почти слепящий. Раз зацепившись, взгляд уже не пожелал отпустить легкую, словно летящую фигуру. Мягкий пружинистый шаг, разворот плеч, осанка — все говорило о том, что этот гость привычен к фехтованию. Пара рукоятей за плечами, кинжал на поясе, широкий наборный пояс, распущенные черные кудрявые вихры до середины спины с парой цветных прядок с вплетенными в них обрывками меха и перышками, длинные узкие серьги. Его внешний вид так и кричал о глупости — или сознательной провокации. 'Скорее, второе', — подумал Барс, и отвернулся. Не смотря на свою смазливость, парень не вызывал желания посмеяться или недооценить. Сине-сиреневые глаза смотрели внимательно и цепко сквозь густоту ресниц, и не до конца получалось скрыть врожденное, такое естественное для этих изысканных черт высокомерие. Еще один с кровью степных князьков? А еще, при всем внешнем дружелюбии, этот парень казался угрожающе чуждым. Барс привык доверять своим ощущениям, но тогда попросту отвернулся. Пальцы коснулись завитков рукояти — и разжались, рука расслабленно упала на колено. Это не его дело.

Парень буквально излучал опасность. Будто б что-то плохое шагнуло в жизнь Браса вместе с ним. Воин взял ложку, пересев так, чтобы за спиной оказалась стена — там как раз была кухня, а значит, какая-никакая, но звукоизоляция и добавочная толщина, чтоб не пугать посетителей. Даже если мечом попробуют, он услышит. Он глубоко вздохнул, и взял ложку. Запеченная в остром перце куропатка была вне всяких похвал, как и прилагаемый к ней белый соус.

Пока он ел, парень внимательно осматривал зал. Потом, что-то решив для себя, присел за столик. Заказал перекусить — его вежливый голос ощутимо снял напряжение, разлившееся было по трактиру. Дождался, пока Роуз принесет заказ, и принялся расспрашивать ее о чем-то, сияя такой сверкающей мальчишеской улыбкой, что любого бы заставила посчитать его своим другом.

Вышибала, Кир, не успел среагировать и встать из-за своего стола, как он с улыбкой поблагодарил Роуз, высыпал перед ней оплату заказа с изрядным избытком, и приступил к завтраку. Служанка улыбнулась мужу, ускользая на кухню. Кряжистый мужчина медленно сел, и залпом осушил пол кружки пива.

'Мне вообще дела нет до этого парня', — сказал себе Барс. — Забуду, как пропадет с глаз.

Щавелевый суп мог любого заставить позабыть обо всем на свете. В приготовлении супов у Роуз был особый талант. Вот он и забыл. Даже раньше, чем собирался.

И не обернулся, когда парень, доев, вышел на улицу.

Пусть себе идет. Предчувствия никогда его не обманывали.

Драконы ледяных пустынь чем-то похожи на демонов. Тех, что отстраненны, таинственны и холодны. Барсу чаще встречались другие. Неистовые, неугомонные, полыхающие своим огнем, негасимым, яростным. И зачем таким чужие души? Их внутренней силы на сотни тысяч костров хватит, что им чей-то бледный гаснущий огонек души? Ледяные демоны цедили души, как редкие вина, пробуя, не выпивая. Собирали коллекции душ, как коллекции камней. Завораживали своей запредельной, давно ускользнувшей за пределы добра и зла эстетикой. Рядом с ними Тьма не становилась Светом — но будто вставала с ним рядом. Драконы дарили какое-то особое умение смотреть на мир, будто со стороны. В конце концов, именно из-за этого он и ушел. Чтоб остаться собой.

...Домой пришлось возвращаться поздно. Сначала задержался с неожиданно образовавшимися приятелями в трактире — не в том смысле, что новое знакомство завел, просто не ожидал от себя, когда пришел в харчевню, что сможет так общаться хоть с кем-то, — потом на тренировочной площадке один хитрый прием отрабатывал, пока учитель домой чуть не ремнем погнал. Вот так оно и вышло, что в одноэтажный домик на окраине города, но в приличном квартале, он вернулся уже ввечеру. Собаки сидели в своих будках, и только ленивым взглядом проводили хозяина. Он насыпал нарезанного мяса в их миски, положил рядом по вареной кости, и вошел в дом. Все было как всегда, но что-то заставило насторожиться. Какое-то седьмое — или восьмое — чувство? Настроение испортилось мгновенно, словно ветер сменился. По пути в спальню, нож сам скользнул в ладонь.

— Ну? — позвал негромко, голос отразился от стен, заметался вспугнутым эхом.

Секунду казалось, что паранойя все же победила и спальня пустынна, но тут тьма шевельнулась где-то в районе двуспальной кровати, и кто-то легко шагнул босиком на ковер. Без завязок и звенящих бусин Барс не узнал его сразу.

— Поймал, — звонкий мальчишеский голос лучился теплой насмешкой и восхищением.

Крайне раздражающая смесь. Особенно для пойманного, как вор, рискующего остаться без рук.

Барс шагнул к стене, взял свечку, запалил ее от огнива, так и не поворачиваясь к ночному гостю спиной, поставил на низкую тумбу у кровати. А сам скользнул обратно к двери. Теперь слабый свет свечки очерчивал контур тела ночного гостя, но совершенно скрывал его собственный силуэт.

— Ты пришел сказать мне только это? — ясным шепотом поинтересовался он.

Шепот был перенят им от драконов. Легкий, шелковистый, неумолимо колючий, как триллионы маленьких льдинок, произвольно касавшихся кожи.

Когда-то давно он отдал уйму денег за такую акустику, не слушая ничьих возражений по поводу перестройки старых развалин, — и теперь шепот раздавался словно отовсюду, вольно отражаясь от стен. Парень незаметно, но вздрогнул. Даже грустно стало, как просто он попался. Гость снова сел на застеленную кровать. Положил ногу на ногу, откинулся назад на локтях, пытаясь казаться невозмутимым.

Подойти, что ли, прижать к простыням, запрокинуть ему голову, поцеловать, так, чтоб услышать, как хрустнет, запрокидываясь, шея? Не больно, но обидно и страшно? Раз уж он решил поиграть в соблазнителя? 'Нет, не стоит' — подумал Барс и едва заметно усмехнулся. Слишком много пафоса и мало — удовольствия.

— Нет, — сказал, наконец, парень, и замолчал, перестав изображать витрину дома удовольствий.

Барс тоже молчал. Какая-то странная получалась беседа. Если убийца, то какой-то нелепый. Да и что медлит? Если по делу... Его проблемы. Но воин не стал торопиться. Ждать он умел, выучился в ледяном плену, который на время стал для него вторым домом. Только перераспределил свой вес так, чтобы и с места сорваться в любой момент, и отдыхать, пока время есть, и застыл. Контроль дыхания — в полной тишине слышны были только тихие вздохи ночного гостя. И как тот не сдерживал дыхание, а совсем беззвучно дышать не мог.

Тишина обняла ласковыми руками, напополам с равнодушием. Так просто. Все так ужасающе просто... 'Он тебя предаст, — шепнул незабываемый голос из прошлого, а глаза, которых давно уже нет, через все эти года сверкнули ослепительно-синим. — Но ты не бойся, ты сильный'. Смех тоже был из прошлого. Снежный Барс вздрогнул.

Парень не выдержал первым:

— Ты как это делаешь? — спросил, ерзая на краю кровати.

Щенок. Просто щенок. Свет...Барс незаметно дернул себя за волосы. Он не будет видеть в нем никого другого. Не будет. Выдохнул, все так же беззвучно — парню и такого умения казалось много. Выждал. Его вдруг повело, как изредка случалось до этого, когда слова рождались сами собой, и легко проникали к желанной цели. Сейчас он не хотел ничего, но способность все равно оставалась.

— Мне так тебя и звать — 'эй, мальчик'? — вопрос прозвучал глухо.

Кто мог подумать, что такой вопрос, лишь с толикой насмешки, запрятанной в ласковом тоне, окажет такое воздействие? Впрочем... Барс знал, что так будет.

Ночной гость вспыхнул, как головешка. Его ярость наполнила комнату душным жаром, заплясала на коже, опаляя, заставляя... да, заставляя на мгновение ощутить себя живым.

— У-у меня есть имя! — выкрикнул парень раньше, чем сумел себя обуздать, заикаясь от волнения.

— Ну, так и назови его, — предложил Барс миролюбиво, выбрав из всех возможных ответов один из наиболее эффективных.

Теперь парень замер уже от шока. Контраст пренебрежительной ласковости и искреннего дружелюбия явно был для него новым, неожиданным, опытом... Барс вздохнул, глядя на гостя. Кажется, высокомерие покинуло его вместе с прочей бижутерией?..

— Ты... издеваешься? — выдавил парень из себя, пребывая на грани отчаянья.

Глаза у него точно были на мокром месте. Чуть надави — пойдет дождь. Воин тяжело вздохнул, сознательно давая себя услышать, потер кончиками пальцев виски.

— Послушай, у меня был тяжелый день, я не выспался и я хочу отдохнуть. Так что, если не намерен предлагать секс, давай закончим со всем этим поскорее? — усталость просачивалась наружу, затмевала сознание тяжелой черной волной, которой было абсолютно безразлично, пролиться ли тяжелым сном или оглушающей яростью.

— Секс? — тупо переспросил визитер.

Барс почти против воли усмехнулся, глядя, как краснеют его щеки, как перехватывает дыхание, а тело непроизвольно сжимается в клубок. С другой стороны, его никогда не привлекали мужчины. Даже тот, из прошлого. Он закусил губу, отбросил воспоминания.

— Рассказывай, — сказал, чуть расслабившись, и сознательно перестал давить на него.

Конечно же, речь не шла о физическом давлении.

Парень ощутил перемену атмосферы. Если он не поймет и так — что ж, его проблемы. Однако гость оказался не совсем безнадежен. Посидел, выпрямился с усилием. Он больше не пытался казаться не тем, чем был. Не пытался выдавать себя за бесстрашного героя:

— Меня называют Рохаанном. Я... Я хочу... — пауза в его речи могла бы показаться издевкой или рассчитанным на определенный эффект жестом, но воин не был столь неопытен, и доверял интуиции, а потому просто подождал терпеливо, пока он продолжит, зная откуда-то — виной всему только волнение. Сила эмоций этого существа переполняла привычную тишину спальни миллионом бурунов, как на горной реке, почти болезненно сильных.

Вот гость застыл, втянул воздух, вскинул взгляд, и резко выдохнул:

— Помоги мне убить Императора!

Сначала он обратил внимание на формулировку. Не 'убей', не 'научи меня, как' — 'помоги'. Только потом осознал суть просьбы. Убить Императора? Идея была отнюдь не нова. На заре его правления даже был такой конкурс, поддерживаемый несколькими главами аристократических семей. Император положил конец этой забаве на седьмой год своего правления, просто уничтожив зачинщиков. В таком же шоу, нужно сказать. Тогда многие оценили этот юмор. Лишь бы не получить номерок для выхода на арену.

— Зачем? — тяжело уронил Барс, отодвигаясь от стены.

Ввязываться в борьбу за власть он точно не собирался.

Однако Рохаанн оказался дальновидней и куда... глупее. Он всего лишь хотел уговорить Императора отдать за него одну из младших принцесс, в которую влюбился до глубины души. Да, как это ни странно, и душа у этого парня была — яркая, алая, как и положено душам героев. 'Демонам бы понравилась', — решил Барс, усмехнувшись. Император отказался выдавать единственную дочь замуж, и теперь Рохаанн был готов сровнять небо с землей, лишь бы быть с ней.

— Ты понимаешь, что она любит отца и вряд ли простит тебе его смерть? — спросил, чуть задумчиво.

Несмотря ни на что, Император отказался выслушать малолетнего наглеца и запретил принцессе встречи с ним, но ведь не обезглавил, верно? Значит, парень не безразличен принцессе. Иначе Триер вряд ли поступился б своими желаниями. Не таков был наследный принц великого дома.

Объяснить нетерпеливому ухажеру этот нюанс оказалось труднее, чем предполагалось. Однако когда Рохаанн понял, трехцветные глаза вспыхнули, словно сверхновые.

— Значит, я ей не безразличен? — с придыханием выдохнул он.

Барс едва не застонал в голос. Свет побери этих влюбленных, нашел ведь, что услышать! Но в правильности своих выводов он был уверен, а потому подтвердил:

— Раз ты все еще жив — не безразличен. Иначе б не пережил гнева Императора.

— Но... но что тогда мне...— пережив очередной приступ энтузиазма, вдруг потрясенно выдохнул Рохаанн.

Убить отца любимой девушки куда труднее, не правда ли? Воин тихо усмехнулся. За этот вечер он улыбался больше, чем за последние пять лет! Наверное, потому и решил помочь, в конце концов. Если б не давняя ошибка, принцесса могла бы быть его собственной дочерью.

Воспоминания отсекло, как отрезало. И вновь вернулось равнодушие.

Но все это было уже позже. А тогда он усмехнулся, скрестив руки на груди, и ехидно уточнил:

— А зачем тебе убивать Императора? — еще не зная, что будет делать.

То ли убьет зарвавшегося мальчишку, то ли выкинет за дверь, то ли...

Рохаанн замолчал, нервно стягивая с руки и одевая обратно перчатки. Теперь он совсем не казался героем. Тощий встрепанный испуганный мальчишка, не желающий отступить с дороги каравана.

Барс молчал. Потом негромко приказал:

— Посмотри мне в глаза.

Тихое отчаяние, подобное пружине, свернувшееся в его душе, и непреклонное упрямство в то же время не могли быть подделкой. 'Или я разучился хоть сколько-нибудь разбираться в людях', — подумал мужчина. Значит... — Я посмотрю, что можно с этим сделать. Приходи сюда завтра. Только днем и постучись, понял?

Парень смущенно опустил голову, кивнул, запутавшись в противоречивых ощущениях страха и запредельной надежды.

Пусть верит. Барс не собирался этого у него отнимать. 'Мне б твою уверенность', — подумал только, да подтолкнул парня к двери.

Рохаанн, едва не упав от толчка, все же устоял. Бросил через плечо:

— До завтра, — и исчез за дверью, умело просочившись между косяком и его собственным телом.

Рука Барса тяжело опустилась ему на плечо.

— Как ты нашел меня? — спокойно, ровно.

Парень обернулся, сияя улыбкой.

— Помог. Дядя.

— Дядя, говоришь?.. Иди...

Рохаанн чуть спал с лица, но послушно исчез.

Хорош у тебя дядя... Все. Все — потом.

Он рухнул лицом в подушки.

И немедленно пришел успокоительный сон.

Вот когда пригодились умело завязанные знакомства, случайные, казалось бы, встречи, сделанные 'по небрежности' уступки, старые ниточки связей! Терять было нечего, дорожить — тоже нечем. Как еще он мог бы так легко проникнуть во дворец, если бы не они?

Обнаружить принцессу было делом нескольких часов. Застать ее в одиночестве, как оказалось, и того меньше. Она любила проводить время без назойливого присмотра слуг. Как отвратительно работает дворцовая стража! Мысленно Барс пообещал себе на обратном пути устроить им полноценную проверку. Никуда не годится — вокруг будто и вовсе нет охраны.

До той минуты, как увидел, он не знал даже ее имени, не знал, что она вообще есть, но узнал — сразу. Те же глаза, тот же крошечный чувственный рот, та же ямочка на подбородке. Вот только подбородок был отцовский. Куда ему до изящества и нежной грации Роены! Имя принесло с собой ворох воспоминаний. Только, почему-то, вместо боли вместе с ними пришли тоска... и покой. Его звездная принцесса счастлива — а что еще нужно?

Разве что искренне верить в это.

Принцесса Вьери могла бы быть его дочерью. Одного этого, и еще осознания того, кто ее мать, оказалось достаточно, чтобы она с первого же взгляда заняла место в его сердце.

— Принцесса? — позвал он, выходя из-за куста акации, за которым скрывался. Иголки и колючки давно не представляли для него проблемы.

Девушка вздрогнула, вскинула расширенные испуганные, как у загнанной лани, глаза. И вдруг улыбнулась.

— Моя мать много говорила мне о Вас, сэр, — хрустальный голос с едва заметной хрипловатостью звучал как пение райской птицы. — Даже о том, как Вы не любите свое имя.

Страх исчез из ее глаз, она выпрямилась, и в это мгновение он вдруг понял, что, по-своему, она ничем не хуже Императрицы. Просто красота ее другая. Таинственней и мягче.

Однако, как бы ни был заворожен и потрясен, Барс не собирался забывать о деле, что привело его к ней.

— Принцесса, я рад нашей встрече, — привычная придворная вежливость вернулась сама собой.

— Приятно слышать, — принцесса сумела вложить пылкость в шаблонную формальную фразу, но чуть нахмурилась. Вьери удивительно шла строгость.

— Прошу простить, если нарушил Ваше уединение, и еще за то, что буду вынужден, возможно, оскорбить Вас излишней прямотой, но я пришел задать Вам один вопрос.

— Это важно? — она склонила голову на бок, и солнце из-за витой решетки засияло в яркой перламутрово-золотой массе легких кудрей.

Он кивнул. Волосы Роены были похожи на лунные камни, и почти не блестели. Но в полумраке их собственное сияние освещало залу, когда она танцевала... Барс встряхнул головой.

— Тогда задавайте, я заранее Вам все прощаю, — девушка улыбнулась мягко, игриво, немного дерзко, сама не осознавая, как пленительна эта ее улыбка.

И как только что просчиталась.

Нет, нужно определенно позаботиться об ее охране. Потом. А пока... он не будет использовать ее ошибку.

— Скажите, принцесса, Вы любите Рохаанна?

Вьери застыла.

...Все оказалось так просто... Она влюбилась с первого взгляда. Безоглядно, искренне, страстно. Но Император пригрозил убить Рохаанна, если она не согласится принять предложение кого-то из одобряемых отцом претендентов или еще хоть раз взглянет на своего воздыхателя иначе, чем подобает принцессе. Отойдя от первого панического шока, Вьери рассказывала тихо и плавно, неимоверным усилием сдержав слезы. Он не услышал от нее ни одного осуждающего слова, только имя 'Рохаанн' заставляло вспыхивать в глубине теплых глаз искристые солнца, да голос чуть звенел, когда она рассказывала о решении Императора.

Значит, вся история правдива. Усмешка скривила губы...

— Скажи своему отцу. Ты примешь предложение того, кто победит на турнире в твою честь. Ведь турнир — это меньшее, чего ты достойна?

Принцесса затаила дыхание, поспешно кивнув, сама не зная, почему чувствует столь безграничное доверие к этому человеку, которого видела впервые в жизни.

— Что бы ни случилось, не бойся и не удивляйся,— он вздохнул, не удержался, коснулся гладкой щеки девушки тыльной стороной ладони, — и не узнавай его, ладно? Вьери, ты так похожа на свою мать...

Она успела только кивнуть, хотела что-то сказать — но он не дослушал. Повернулся и растворился в переплетении садовых дорожек. Оставив алую розу на постели Императора, и бессознательные тела его стражников у входа в опочивальню, покинул территорию дворца. Триеру определенно нужна новая стража. Эта ни на что не способна.

...Два месяца прошли с того момента до дня турнира, который Император пообещал своей дочери. И Рохаанн выиграл его, и при всех попросил ее руки. Все это время Барс был неподалеку от него, помогая, но никогда — рядом. И получилось — обещание Императора против слова Императора...

Триер, бледный как снежные вершины, недвижимой глыбой замер у трона, глядя на смеющихся от счастья детей. Против его воли, и все же...

— Ты проиграл. Смирись, — голос, казалось, шел из прошлого.

Он обернулся.

В нескольких метрах от трона стоял рыцарь в посеребренном доспехе, удерживая шлем на сгибе руки. Ветер трепал светлые волосы, сдувал пот со лба. Только глаза были другими — они не смеялись, светились слегка, как кусочки горного льда, что не тает.

— Ты...

Голос впервые изменил всесильному Императору.

Бывший наследник Великого Дома, а ныне Император Империи Тьмы, Триер, почти не изменился с их последней встречи. Может, только стал еще жестче. И снова кольнуло в груди от раны, оставленной его предательством.

— Так ты жив, — пробормотал Император чуть слышно.

— Да. Здравствуй. Я могу ее увидеть? — негромко спросил рыцарь.

Солнечные лучи концентрировались в зеркальных поверхностях его доспеха, и казалось, само дневное светило изменяется, превращаясь в золотистые, теплые крылья за его спиной, совсем как у... С бледного лица взглянули бездонные васильковые, абсолютно другие глаза, и Триер вздрогнул, поспешно отгоняя ненужное воспоминание. Не время вспоминать о Светлом Принце. Не время помнить и о Белом Рыцаре. Когда-то друге. Почти бра... Он не позволил себе додумать мысль до конца. Жребий давно был брошен. Сожаления лишь растравят боль, и ничего не изменят.

Вместо этого Триер выдохнул беззвучно, коротким жестом остановив напрягшихся, готовых выстрелить арбалетчиков на крышах домов вокруг Слишком острое оружие само легло ему в руки. Искушение — ударить — оказалось неодолимым. Император Империи Тьмы постоял, глядя на солнце, не отводя взгляда.

— Она говорила о тебе до конца... — голос изменил ему, дрогнув.

Или, наоборот, подчинился неумолимой воле? Воспоминание было болезненно для обоих.

— Что?.. — едва слышно, недоверчиво, едва шевеля губами, выдохнул Барс.

— Роена... умерла. Чуть меньше года назад.

В ответ — молчание. Она умирала. И его не было рядом?.. Вдруг вспомнилось — жаркая степь, ветер, ощущение поцелуя... Мужчина пошатнулся.

Прождав лишь немного, Император продолжил, не испытывая от того, что собирался сказать, особой радости:

— Она сказала, что всегда будет с любимыми. С нею, со мной... И с тобой.

Он обещал передать. Но не обещал не быть жестоким, а потому продолжил небрежно:

— Так что, как видишь, она хотя бы умерла как хотела.

С глухим скрежетом сминаемого доспеха рыцарь безмолвно упал на колени.

Что-то снова кольнуло в груди, но Триер опять мысленно отмахнулся от лишней сентиментальности. Жребий брошен. Только почему вдруг сделался будто хрустальным солнечный свет, и вязким, как желе, воздух вокруг? Не важно. Не имеет значения. Он — Темный. Он — Император. Враг будет повержен.

— Ты нарушил мою волю. Я должен покарать тебя, — сказал глухо Триер, со смешанным чувством глядя на ненавистного — и почему-то все еще такого близкого — человека.

Рыцарь не ответил. Он не возражал, ни на кого не смотрел. Только медленно поднялся, спустился с помоста, и то ли ушел, то ли дал себя увести подбежавшей страже. Новой. Прежнюю Триер уничтожил на глазах у смены караула. И вправду никуда не годилась. Барс не произносил ни слова до самого дня казни. В омуте прошлого смеялась чумазая девчонка с мэйнскими глазами, и неумело усмехался вечно жутко сердитый и чем-то озабоченный принц, его... друг. Воспоминание кружилось, меркло, будто погружаясь в бездонный колодец. И померкло. Она умерла. Дружба кончилась.

О казни ни Вьери, ни Рохаанну не сказали ни слова. Светлый Рыцарь равнодушно сидел на пиру в честь молодых. Проигрывать Триер умел достойно, но все так же не сдавался. 'Парню надо быть осторожней', — промелькнула мысль и ушла. Барс вышел из зала, поднялся на стену. Казалось, рыцарь вообще не осознавал, кто он и что он, просто стоял на одном месте часами и смотрел в неведомые прочим дали. Его не тревожили. Так пожелал Император.

Казнят в Империи обычно на закате. Но эта казнь состоялась утром. Солнце, такое же яркое, как и над степью, больше не значило ничего. Ветер выл в уши от боли, а внутри разливалась ласковая пустота, бездна... Ее нет больше. Все бесполезно, незачем.

Палач ждал, не надевая алого балахона. Светлые волосы трепал ветер. Он был похож на Светлого Принца. Так похож... Губы шевельнулись сами собой, шепнув полубезумно: 'Мы встретимся там с тобой, верно?'. Палач усмехнулся, продолжая полировать меч, в его изящных пальцах, по причудливому стечению обстоятельств, неуловимо и извращенно в чем-то напоминавший изысканно-алую розу.

Помост был белым. Слепящим. Чистым. Он сам, в своей белой рубашке и черных бриджах, седевших плотно, как вторая кожа, так идеально вписывался в картину этого утра, что даже Император залюбовался невольно.

Пленник смотрел, пока солнце не выползло из-за горизонта, а потом поднялся по семи ступеням, и сам опустил голову на плаху, перекинув волосы вперед так, чтобы не закрывали лицо.

Все было так, как должно было быть. Ничто больше не имело значения. Палач был уже рядом. Он улыбнулся, когда услышал, как всхлипнул воздух под лезвием острейшего меча. В глазах Триера пылала жадная, ненасытная Тьма. Роена ждала где-то вдали.

Взгляд скользнул по лицам собравшихся. Замер, наткнувшись на знакомое лицо темноволосого юноши, в первых рядах немногочисленных свидетелей. Его глаза что-то мучительно напомнили. 'Ты мне нужен' — шевельнулись узкие, искусанные в кровь, губы. Меч опустился со свистом. Голова покатилась по ступеням, кровь окрасила белизну и плети светлых волос. И смерть с ее глазами была совсем рядом, играя рыжей прядью волос... Он закрыл глаза. И умер.

И пришел в мир снова.

Свет мерк, сворачиваясь в черно-багровую точку. Потом он услышал ее, вкрадчиво шепчущую тьму. Позвавшую назад. Вернувшую. Ее — и тихий шепот на грани слышимости, отчаянный до боли. Это тихое 'не уходи', казалось тяжелым, как самые жуткие цепи, и обжигало хуже любой лавы. Роена ждала вдали, он уже почти видел ее лицо, а слабый голос все звал, звал назад. Эмоции в этом голосе вдруг выжгли внутри жаркие клейма, и мир обрел смысл. 'Не уходи', — сказала Роена, и снова поцеловала. Он дернулся было за ней, но призрачные руки безжалостно оттолкнули его прочь. 'Не уходи сейчас со мной', — сказала она снова, смаргивая с длинных ресниц слезы Немыслимо — сделать ей больно. 'Я ненадолго', — пообещал ей он.

И открыл глаза.

А в рассветном пожаре обезглавленное тело вдруг вскинулось с земли, вырывая меч из окровавленных рук палача. И на лету сбило стрелы, летевшие в Императора.

Дядя Рохаанна все же был именно тем, о ком он подумал. Человеком чести помимо прочего. Но и Светлый Рыцарь был человеком чести.

Под дружные изумленные вздохи обезглавленное тело рыцаря подобрало свою голову, и, пошатываясь, направилось прочь, растворяясь в воздухе с каждым шагом. Им нужно было о многом поговорить с Мастером Даром. С меча на землю капала густая черная кровь. И превращалась в розы. А ветер проносился над головой с таким звуком, будто вдали кто-то тихонько смеялся. Знакомо. И завораживающе красиво.

— Так оно и было, — закончил ингвар повествование и утомленно вздохнул.

Или он замолчал еще минуту назад?.. Я не помнила. Вспоминала. Чужая память медленно и неохотно выпускала меня прочь из своих глубин. Я тоже вздохнула, пусть и иначе. Людям вообще свойственно — дышать, но... для меня в тот момент все было немного по-другому. В этой истории, пусть и не совсем правдивой, так и не прозвучало его имя. Белый Рыцарь, Снежный Барс. Теперь его звали — сэр Ламир. Мой наставник и мастер. Ко мне неслышно скользнула грусть, обняла за плечи, заглянула в глаза, поднесла кубок со сладким ядом... Она у каждого своя, и не будем об этом. Моя первая любовь никогда не будет рядом. Я с этим смирилась. Почти привыкла. Только все равно иногда почему-то больно...

'Прекращай дурью маяться', — приказала я зло самой себе и вплотную занялась оставшейся оладушкой. А вслед за грустью вновь пришла память, и ехидно развернула перед моим внутренним взором картину минувшего, вознамерившись устыдить нас обоих:

— Сегодня... — апчхи, — мы будем, — апчхи! — прошу прощения, — апчхи...

Сэр Ламир сгибается пополам в приступе жестокого аллергического кашля. На его столе тихонько прячутся бледно-синие колокольчики в стеклянном стакане. Как оказалось, содержащие редчайший аллерген, действующий на всех без разбора, даже на мертвых, хотя тогда я об этом не знала. В общем, на всех вообще. Кроме меня.

Ночь. Весь курс толпится в храмовом склепе. Дар заканчивает чертить на полу узор огромной пентаграммы. Сэр Ламир поправляет безукоризненно белый балахон, откладывает старинный журнал, который методично заполняет каждый день, подходит к кругу. Ясно и четко звучат заклятия, колдовской ветер треплет волосы Мастера, в середине пентаграммы прорывается из каменных плит темный фонтан. Взвивается под потолок, и неспешно уменьшается, съеживаясь в смутно угадываемую фигуру. Вдруг рассыпается темными каплями. Только вместо Демона Предсказаний, темы нового урока, в круге хрупкая девушка с лиловыми глазами. Она медленно облизывает губы розовым язычком, и ласково шепчет:

— Ты мой, мой хороший...

А я всего лишь подложила приворотное зелье в карман учителя... Это знание сильно помогло мне позже, когда озабоченная демонесса покинула пентаграмму и двое суток гонялась за рыцарем как кошка за мышью. Тот неспешно [прогулочным шагом!] уходил от нее, не забывая вести светские и философские беседы, чем повергал красавицу попеременно в ярость, отчаянье и безграничную увлеченность собственной персоной.

Как ни странно, Дар, едва отошел от шока, развоплотил ее в два счета. И при этом так улыбался, что следующие сутки весь личный состав Храма существовал в режиме Тихого Часа, изо всех сил практикуя искусство быть невидимиым и мэйнийский шаг.

Демоном, как потом оказалось, была Лилит. Так что мы совместили два урока — призыва и изгнания. И чуть не поссорились с Князем. А сэр Ламир еще потом почти год поддерживал с ней дружескую переписку...

У стены столпилась огромная толпа. Подошедший поинтересоваться причинами сборища Магистр судорожно схватился за сердце. Посреди багрово-малиновой абстракции ярким синим пятном маячила движущаяся картинка — чья-то шатающаяся фигура, отдаленно напоминающая нездоровый плод смешения несвежего зомби и слизня. Вдобавок ко всему, у этой 'радости' был белоснежный плащ и ясно узнаваемые серебристые глаза сэра Ламира, вкупе с кривой усмешкой храмового конюха, и густо подкрашенными черными ресницами.

Автора 'шедевра' искали всем курсом. Я старательно маячила в первых рядах, лишь бы никто не догадался... А мой наставник позже повесил сей 'портрет' к себе в келью. Его он заставлял улыбаться...

Грудь давно распирал тщетно подавляемый смех, когда я доела. Пора было выезжать. На самом деле, первая любовь и придумана для того, чтобы, вспоминая ее, хихикать. И наслаждаться. Редко в 'жертвах' оказываются столь безупречные джентльмены, как мой учитель.

Я ехидно улыбнулась, взглянув в голубое небо.

Ким что-то сказал насмешливо на мою улыбку, но я решила не отвечать. Все равно не расслышала ни слова. Лаки куснул за сапог, Ашер ударил копытом, фыркнул — и тоска ушла, оставив лишь радость. Привычно. Сзади довольно фыркнула пушистая Лапа.

Гильермо ничем не выдал своих мыслей по поводу нашего вчерашнего демарша. Или не посчитал необходимым более вмешиваться, усиленно делая вид, будто не замечает двух обнимавшихся парочек по углам двора [все бы ничего, если б сильной половиной этих пар не были б вампиры его отряда]. Звуки страстных поцелуев и сбивчивый шепот девушек навевал тоску на не столь счастливых гостей трактира. Так как о рыцаре-вампире толком ничего я не знала, кроме того, что Лаки иногда зовет его Реем, то и поступки здраво оценивать не могла. Просто приняла к сведению. Я села на моего полуночного, собрала повод. Взяла воспитанника на седло. Рыцарь-вампир кивнул, не меняя сосредоточенно-задумчивого выражения лица. И повел отряд со двора.

Обсуждение будущих планов решено было перенести 'за город'. Там, как казалось, будет безопасней. Лично мне просто нужно было все же отпустить прошлое, так что я не возражала. Молчала, ехала вслед за рыцарем-вампиром след в след, чуть заметно улыбаясь.

— Вириэль! — послышалось впереди.

Я отвлеклась от своих тяжких дум, подняла взгляд.

— Да?.. — обошлась коротким ответом, без тени эмоций встречая его взгляд.

— Ничего,... — пробурчал, чуть ежась, неустрашимый рыцарь-вампир.

Ах, Тьма, всегда бы я так улыбалась!

Ссылка:

(*) — в честь деревьев на Трамп Тауэр в Нью-Йорке.

'Ребята, — нежно сказал я, обводя глазами эту милую компанию, — если бы я мог умереть за вас, я бы ни за что не стал делать подобную глупость, потому что на том свете вас нет, я уже проверял... А без вас там слишком неуютно!'

М.Фрай, 'Волонтеры Вечности'

Глава 5.

Ночь в городке такая же, как везде. Биение чужих сердец, ток крови в чужих венах, далекий зов крови... Призрак, надвинув на голову капюшон плаща, шагал по темной улочке неподалеку от трактира, где остановился отряд. Все разбрелись по комнатам, а ему вдруг стало невыносимо скучно. Странно. Совсем недавно ему казалось, что он готов заплатить за силу чем угодно. Страх, боль, укороченный срок жизни — разве все это могло сравниться с правом быть выше других или хотя бы наравне со всеми? С надменными Властелинами, с опрометчивыми королевами, извращенно изысканными правителями — всеми теми, кто отмахивался от средних способностей молодого вампира, пусть рожденного, не сотворенного, но до сих пор не проявившего особых талантов. Отмахивался, не замечал... Или больно ранил так или иначе. Для веселья. Почему-то с возрастом все власть имущие ударялись в садизм.

Как бы то ни было, он хотел как лучше. А получилось... Призрак с тоской посмотрел на собственное запястье. Татуировка была почти незаметна. Что ж, теперь его ценят. Как дорогую хрупкую вазу, которую все равно разобьют.

Низкий рык и влажный чавкающий звук лишь теперь дошел до сознания. Вампир остановился. Кровь будила инстинкты, горячий аромат близкой смерти и живого мяса тревожил спящего внутри, заставлял того шевелиться, ерзать, будто клетка тела становилась слишком мала. Отдаленно сознание еще находило отвратительным факт чьей-то столь грубой смерти, другая часть лишь нетерпеливо втягивала знакомый аромат, пробуждая нестерпимый голод. Именно он заставил призрака проскользнуть сквозь заваленный мусором переулочек, спуститься по каменной круче и, наконец, выбраться к окраинам старого кладбища.

В слабом свете Нейри казалось, что скульптурные группы на древних надгробиях оживают. Вот девушка с кувшином небрежно поправляет складки хитона, вот мужчина ненадолго расслабляет плечи, прикрывает глаза. Вот ластиться к едва обозначенной руке маленький черный котенок.

На этом кладбище уже давно не было ни призраков, ни духов. Последние похороны случились здесь двенадцать лет назад; тогда, чтоб посмотреть на это событие, сюда съехалась аристократия, лишив развлечения немногочисленных жителей. К их приезду кладбище вычистили начисто. Остались только далекие мутно-белые пики, пять башенок вокруг одного из мест захоронения Светлого Принца. То ли памятник герою, то ли место заточения.

Призрак прислушался, неспешно скользя меж надгробий, венков, свежих букетов цветов и давно засохших композиций. Источник звука открылся его глазам как-то вдруг, будто соткался из легкой дымки, окутывавшей здесь всю землю.

Тварь была белой. Огромный утыканный клыками, как клинками, рот, в ошметках плоти, мерно открывался и закрывался, голова поднималась с новым шматом кровоточащего мяса. По горлу проходила короткая быстрая волна. Изредка тварь облизывала губы длинным черным языком, приглушено урчала. Лунный свет путался в ее белейшем меху, серебрил волоски, превращая падальщика во что-то сродни единорогам — мистическое и таинственное. В этот мех хотелось зарыться руками, гладить... Призрак прищурился, шагнул к ней. Тварь подняла голову и зашипела. С покрытых черным зубов сорвались клочья слюны и кровавой пены. Призрак увернулся, глянул вниз. Девушка еще билась, рука, как большая белая рыба, колотила по мраморной поверхности надгробной плиты, но это была только агония.

— Мм... м... Мойййооо, — с надрывом провыла тварь.

На ее морде пасть казалась невероятно чуждой. Васильково-синие глаза, тонкие розоватые, будто кошачьи, ноздри, тонкая переносица — она, если не смотреть ниже, чем-то напоминала ласку. Казалось, будто очень большой ласке, почему-то поседевшей, кто-то приделал пасть крокодила. Стрыга. Прекрасное существо, лишь иногда теряющее над собой контроль и оборачивающееся жадным голодным нечто, ближе всего к нежити, а не зверю.

Интересно, кем она казалась этой девчонке, пока держала себя в руках?

Призрак вздохнул. И в этот момент кто-то коротко всхлипнул.

Сложно сказать, что бы он стал делать, если б не этот звук. Девушка была уже мертва, и даже собственный голод стихал — мертвое мясо не сравниться с живым. С другой стороны, отпускать стрыгу разгуливать по городу не слишком правильно. Пытаться убить — опасно. Поворачиваться спиной — самоубийственно.

Этот звук лишил его выбора.

Призрак присмотрелся. У черного погребального камня съежился ребенок. Девочка. Черноволосая, в мятом, мокрого шелка, платье. Дорогом, судя по виду. Она сидела, вжавшись в камень, вцепившись в свои коленки, упираясь пятками в край могилы. У туфельки был сломан каблук, на пятке второй ноги, в одном шелковом чулке, без обуви, большая дырка. Даже ладони мокрые от слез.

'Съедим?' — спросил тот, внутри, сыто облизнувшись.

Призрак стиснул зубы, прошел мимо стрыги, не сводя с нее глаз, не отпуская, удерживая своей силой — и схватил мокрую от слез руку ребенка.

— Пойдем. Где ты живешь? — спросил, поднимая ее за руку.

Он как раз успевал — проводить ее и вернуться в трактир. Дальше все просто.

Призрак должен был обернуться, когда уходил. Должен был. Этого требовало все в нем. Рождение, жизнь. Он должен был. Но тонкие слабые пальчики вцеплялись в рукав так отчаянно, девочка пылала страхом так ярко, что он обо всем забыл.

Не обернулся.

И не увидел, как, раздраженно врезав по жуткой морде стрыги, недавно мертвая девушка поднимается, отряхивая платье. Ее раны заживают на глазах. А стрыга медленно опускается к земле, и скулит, прижимаясь к мраморной плите мордой, и глядя на девушку васильково-синими глазами. Преданными, как у собаки.

Призрак вернулся вовремя.

Уже почти стемнело, когда Гильермо объявил привал. К тому моменту, воспользовавшись тем, что в окутывавшем меня до того отчуждении пролегли глубокие трещины, я уже кое-что разузнала. Про них, про вампиров. В частности, мне объяснили, что в отряде у всех есть право слова, вне зависимости от круга. Но вот возможность использовать его уже напрямую связана со статусом. В маленьких группах окружение делилось на ближний круг, и дальний. Схема отнюдь не нова, отличалась она от общепринятой лишь тем, что все вампиры ближнего круга оказывались втянуты в одно, пусть и слабое, энергетическое пространство, и получали способность общаться на мысленном уровне. Не разговаривать — для этого у большинства просто не хватало таланта, но обмениваться образами, впечатлениями, чувствами — первичными элементами, еще лишенными обработки сознания. В рамках этих двух категорий — личного статуса и круга — и происходило иерархическое деление вампиров. Исключение делалось лишь для властителей. Все вампиры менялись со временем, но наследники старой крови эти изменения проживали куда быстрее, больше набирали силы, и — как следствие — со временем все больше и больше отличались от своей 'паствы'. Все это сообщили мне призраки, после совместных посиделок в трактире сами нарушившие негласное табу молчания. Вместе им почти удалось заболтать меня до смерти. Да и учтивый рыцарь нашел, чем меня озадачить:

— Через несколько часов к нам присоединятся дроу, — заявил он, когда мы все расселись у костра, грея руки о чашки с горячим чаем.

Не то чтобы было так уж холодно, но тепло порядком успокаивало. Я задумчиво пожевала травинку, глядя в огонь. Дроу, причем именно что 'присоединяться'. Странно, я не слышала, чтобы дроу сотрудничали с другими расами иначе, чем во времена глобальных войн. И что-то было странное в самой этой связке — дроу — вампиры. Где-то здесь еще и тот, кто прислал за мной монстра. Жаль, что его не сбили, к слову. Вампиры теряют хватку? Я покосилась на призраков, но промолчала. Кто знает, что им приказано отвечать?

Одушевленные предметы моих тяжких раздумий дружно молчали, так что вопросы задавать снова пришлось самой:

— А они причем? — максимально коротко сформулировала я, пытаясь не выказывать интереса.

Гильермо потер подбородок, глядя на пляшущий кончик травинки, что я грызла.

— У нас союзный договор, — кратко пояснил он, еще больше, тем самым, меня запутав, и грамотно сменил тему: — Их маги связались со мной утром в гостинице. Около дюжины дроу, из них два мага и Жрец. На присутствии последнего я настоял особо.

— Понятно, — кивнула я, хотя пока особо ничего не поняла, и отпила глоток чая.

Союзный договор? Вампиров и дроу? Интересно... Одно из двух. Либо наша разведка зря теряет время, либо здесь происходит что-то очень странное. Нужно будет спросить Алуриана, когда я его увижу. Лично. Дроу вот уже десять лет ни с кем не заключали договоров. Это вообще крайне неуживчивая и скрытная раса, даже орки по сравнению с ними кажутся просто добродушными клоунами. Злобными и грубоватыми, но, в принципе, вполне толерантными. Дроу меняли свои взгляды в зависимости от обстоятельств, причем переменных было столько, что рассчитать их все не удавалось даже специалистам. С другой стороны, вполне могло быть, что всем прочим всего лишь неведом их личный кодекс, а попытки судить натыкаются на исходную чуждость менталитета и сознания. Как бы там ни было, дроу были одними из немногих, кто сами загнали себя в невыносимые условия — и выжили. Более того, значительно потеснили кобольдов и ингваров в их традиционных вотчинах. Так что слава о них как о непревзойденных войнах была вполне обоснована. Вопросов у меня тут же накопилось множество. Хотя бы — где пересеклись их дорожки? Или, например, как Гильермо сумел уговорить крайне скрытных дроу официально ввязаться в чуждую им битву? И, наконец, почему мне кажется, что до сих пор о подобном союзе я даже не слышала? И это было только начало! Однако спросить я не могла. Не та обстановка, а у меня нет опыта Шариса, чтоб не просто чувствовать ложь (это я, с грехом пополам, умею), а еще и видеть сквозь нее правду. Начать беседу — значило снова насторожить моих сумрачных спутников, и опять оказаться в изоляции. А значит, отрезанной от новых данных...

И Жрец — кто такой Жрец дроу? До того дня я слышала и читала только о жрицах.

Один из призраков, чуть более высокий и утонченный, чем его напарник, Лаки, тоже немного недоуменно взглянул на предводителя.

— Ты уверен? — он улыбнулся, не показывая клыков.

Как мне успели объяснить, у вампиров, благодаря клыкам, была целая система символов-улыбок, но кроме факта ее наличия, я ничего больше о ней не знала. Так что осознать действительный смысл беседы могла только интуитивно.

— Нам пригодиться любая помощь. И... таково повеление Нахемы, — с непонятным мне намеком уведомил Гильермо.

После упоминания имени королевы все возражения можно было считать несущественными, и мы перешли к следующему вопросу. Крайне неприятному для меня. А именно, обсуждению недавнего происшествия.

— Вир, — так, это прозвище ко мне прилипло, что ли? — ты в курсе, что это была за гадость, и как ты оказался на дереве? — переключил внимание на меня великий и ужасный темный рыцарь, становясь похожим на сытого котяру, заприметившего мышку.

Уж мышью точно я себя не ощущала! Я посмотрела на него, щурясь. Оскалилась:

— В курсе, — кивнула я согласно.

Повисло молчание. Я смотрела на него, он — на меня. Оба улыбались. К моей чести, вскоре у Гильермо усмешка сделалась немного нервной, он заерзал, и, бесславно сдав первый раунд, выдавил чуть раздраженно:

— И?

— И? — повторила я.

— Но...

— Что?

— Ты...

— Я? — такую беседу можно продолжать часами.

Главное — не давать собеседнику сосредоточиться и не улыбаться. Все просто. Я прямо отвечала на его вопросы. Но только на них. Детское развлечение, если честно. Так что неудивительно, что Гильермо вскоре адаптировался.

— И как ты оказался на дереве? — промурлыкал он вкрадчиво.

Лаки всегда [целых два дня с нашего знакомства] меня умилял. Вот и сейчас его лицо вдруг замаячило в нескольких сантиметрах от моего носа. Призрак в прямой досягаемости, смотрящий так нежно и ласково глазами голодного маньяка, вовсе не способствует душевному спокойствию. Пришлось сознаваться, пока во всех грехах не обвинили:

— Шутка с мороженым. И я еще на реке фантом создал, чтоб понаблюдать шоу издали. Хороший фантом, как видишь, — я небрежно пожала плечами, пристально следя за зрачками Гильермо.

Зрачки — единственное, что иногда выдает сильного вампира. Вот и сейчас — радужки чуть дрогнули, сжимаясь на долю мгновения. Взгляд. Место, которое он выбрал. Удивление в глазах рыцаря, когда я упала ему на руки — могли значить все, и ничего. Но я не верила в частые случайные совпадения. Нужно поискать другие доказательства. Разобравшись с этим, я мысленно вернулась к беседе. Озвучивать повод моих действий у меня не было ни малейшего желания. Вампиры переглянулись, Лаки отодвинулся. Все замечательно складывается!

Удар в челюсть поколебал меня в этом предположении. Гильермо потряс рукой. Он хмурился, в зрачках плясали кровавые искры. Больно же! Призрак, посмотрев на него, снова шагнул ближе. Ладно, предположим, это я заслужила, но уж никак не продолжение экзекуции! И нечего изливать на меня свои нервные реакции! Я мгновенно перекатилась назад, вскочила. Призрак был уже рядом, я едва успела уклониться от очередной оплеухи. Что за демоны?! Злость пролилась наружу едкой кислотой, привычно убирая неудобное головокружение, успокаивая боль, останавливая кровь из рассеченной губы. Мир вокруг меня словно застыл, только серебристая аура призрака-вампира по-прежнему сияла, оставляя медленно тающий след, когда он двигался, постепенно ускоряясь. Вот демон, Лаки сумел пробиться сквозь чары!

В серьезном бою я бы, скорее всего, справилась с ним [убить мне куда проще, чем обезвредить]. А так... Я выдохнула, увернулась от очередного удара. Все же чары, как оказалось, действовали, и теперь я успевала следить за его движениями. Быстрый, слишком быстрый. Алый блеск глаз, застывшие черты, сжатые в линию губы... Что его так взбесило?.. Эта шутка не стоила такого гнева! Призрак же со мной сейчас дрался всерьез — вон остальные вампиры только головы на звук повернуть успели, а мы тут уже субъективно почти минуту как сумасшедшие вертимся. Я изгалялась, не всегда удачно неудачно изображая какие-то там вольты, пируэты и уклонения, а Лаки [Лакирансторм, но кто такое выговаривать будет постоянно?] нападал. Красиво, грамотно, ярко, просто. Вот кого инструктором на курс боевой подготовки стоило в Храм звать!

Судя по тому, как смотрел граф де Болье, подобная выходка оказалась для него не меньшей неожиданностью, чем для меня. Однако вмешиваться он явно не собирался.

— Какой демон тебя укусил? — крикнула я, споткнувшись и на редкость удачно избежав удара ногой в живот своим неловким падением.

Он не ответил. Зато мне пришлось срочно пятиться назад, наплевав на красивости — призрак не собирался разрывать дистанцию и упорно преследовал.

Трава под пальцами. Влажная земля, близкая вода. Щелкают клыки у самого носа...

Носок сапога впился в бок, ломая ребра. Я зашипела сквозь зубы, но не отшатнулась. Впилась пальцами в высокую осоку.

Проснись, мать жизни. Скорее...

Все. Теперь ждать бессмысленно. Я с трудом поднялась, блокировала удар кулака предплечьем. Новая вспышка боли вызвала муть перед глазами, а он тут же пнул меня под коленку. Сальто назад я делала машинально, на одних инстинктах, спасая сустав.

Лаки как привязанный последовал за мной. Кажется, еще и за косу пытался схватить, но почему-то не вышло.

Вот теперь все. Не увернусь. Позор для паладина.

Я не говорила, что по рукопашному бою у меня была натянутая тройка?.. С минусом.

Призрак оскалился, приближаясь медленно и плавно — или это только мне так казалось? Судя по отсутствию реакции окружающих, так казалось мне одной. Он предвкушал и заранее наслаждался, поглощая мой страх, питался им.

Что-то с ним было очень сильно не так. Я присмотрелась, избегая удара когтей. Если б он нападал на самом деле — меня бы уже не было. Он ведь подошел совсем близко. А выглядело так, будто Лаки борется сам с собой, и именно поэтому я оставалась в живых. Бледная кожа, льдистые глаза, бледные губы, серебристая светлая одежда, кроме сброшенного сейчас плаща. Вдруг что-то сверкнуло зеленое в волосах. Какая-то заколка. Я присмотрелась, одновременно потянувшись к нему с помощью своей силы. В ауре сквозили всполохи чуждой магии; болезненно-зеленые ленты, отдающие тленом и запахом акации, терялись в светлых прядях, распространяясь от заколки, как водоросли или мутанты-змеи, добирались до нужных точек на теле и исчезали под кожей.

Все, что я смогла придумать, это сдернуть ее с волос. Я протянула руку за заколкой, призрак рванулся ко мне. Наверное, вырвать сердце. Они умели это делать так, что можно без сердца жить еще долго, пока то бьется в их руках, нелепо подрагивая на ладони. Лаки это делал. Воспоминание жило в нем, на самой кромке сознания. В этот момент одновременно произошли две вещи. Заколка ужалила мне руку огнем, но я все равно ее сдернула, обжигаясь до волдырей, и отдернулась, унося в пальцах пучок серебристых волосков. Боль вырвала из непрошеных воспоминаний, и я так и не узнала, чье сердце он вырвал. А удара не случилось.

Я растерянно посмотрела ему в глаза. Лаки ошеломленно глядел на меня, как будто только проснувшись. Белесые радужки казались ледяными, в глубине гасли кроваво-красные всполохи. А его пальцы потонули в огромном шаре-кроне куста, в мгновение ока выросшего между нами и охватившего ладонь тугим кольцом.

Земля отозвалась!

Ее сонная, медленная сила пролилась в меня, убирая боль, успокаивая, утешая, разворачиваясь во всем своем величавом великолепии и гневе. Еще б стихия земли не была столь неторопливой, цены б ей не было. Мышцы немного расслабились. Судорога, сковавшая было плечи, прошла. Я пошатнулась. Позволила себе, наконец-то, вдохнуть полной грудью, сбрасывая чары. Время ускорилось до нормального ритма. Пытаясь успокоить стихию, пока та не пролилась чистым гневом на все вокруг, я пошатнулась. Когда зовешь землю, сложно дозваться. Когда пытаешься умиротворить ее, кажется, будто взваливаешь материальное воплощение стихии себе на плечи. Наконец, эта давящая тяжесть ушла. Отступив на пару шагов, я споткнулась и шумно ухнула в невесть откуда взявшуюся глубокую каверну с грязной водой, где-то в глубине еще и приложившись затылком о кривой корень.

Ударившись головой о корни, я стала задыхаться, ощутила в горле застоявшуюся горькую воду. Сквозь наползающий туман мне привиделась бледная кисть, судорожно вцепившаяся в мою косу. И навалилась тьма...

Как оказалось, ненадолго. Пришла в себя я от боли в ребрах, совершенно самостоятельно. Гильермо, мокрый с головы до ног, за руку и за косу вытаскивал меня на берег, а с другой стороны скалил зубы черный пес, намертво впившийся в сапог. Эффективно, хоть и не слишком вежливо, должна признаться. Да у меня после их 'спасательной операции' синяки будут по всему телу! И вообще — как он в каверну эту со мной вместе поместился? Узкая жедыра, будто ловчую яму водой залило.

Попробовав откашляться, я добилась только того, что изо рта хлынула вода. Однако вскоре вдохнуть все же получилось. Кислород наполнил горло, невыразимой сладостью отозвался на нёбе.

— Жив? — стараясь отдышаться, спросил рыцарь.

Вот интересно, мы с Лаки и вправду на сверхбыстрых скоростях танцевали или Гильермо наконец-то принял решение? Сомневаюсь, что призрак, пусть даже зачарованный, пошел бы против желания Старшего, тем более, своего командира. Значит, оставалось поверить, что темный рыцарь решил, что сейчас ему не выгодна моя смерть. И только тогда вмешался.

Я кивнула. Поднялась, застыла, пережидая головокружение. Затылок, там, где наливалась новая шишка, ломило. Вот вам и прелесть шлема... Граф немедленно приблизился. Придержал за плечи, оглянулся на своих, помогая мне снова опуститься на траву. Лик безотлагательно вылизал мне скулу, повизгивая и встревожено заглядывая в глаза. Вероятно, полагал, что без умывания я не проживу долго. Кстати, у нас делают собачьи зубные пасты? С дыханием у него было не очень. Главный 'свой' среди вампиров! Я сдавленно засмеялась, и застыла. Я задыхалась. Воздух почему-то снова почти не поступал в горло, и ныли ребра.

— Не волнуйся, сделаем искусственное дыхание, — решил успокоить меня Гильермо. — Лаки, иди сюда!

Освободившийся от объятий куста призрак приблизился, глядя как-то неуверенно. Как это он в кусте оказался? Неужели все же граф помог?

— Ты... Я не знаю, что со мной случилось, Вир, — сказал он, опускаясь рядом со мной на колени.

Судя по всему, редко кому удается смутить одного из их вида, так что, думаю, мне повезло. Я б даже что-нибудь ответила, если б не задыхалась. Особенно о своевременности момента.

Гильермо опустился на траву рядом со мной.

Он мне что, сам искусственное дыхание делать собрался?!

— Не... надо! — я отдернулась, тут же захрипела, пытаясь вдохнуть нормально; затея толком не прошла, но я не сдавалась. — Сейчас пройдет! — дикие хрипы из моей груди просто не могли быть моим голосом, но, главное, хоть как-то звучали.

— Заткнись! — вдруг взбесился черноволосый клыкастик, морально готовя себя к черному делу. — Ты хоть соображаешь, что с нами будет, если с тобой хоть что-то случится?!

Как-то неприятно сделалось от этой мысли. Кроме исключительно личной специфики восприятия, было и еще кое-что. С одной стороны, я вроде бы вампирам помочь должна. С другой — а разве Храм не отомстит, случись со мной что? Получался своеобразный парадокс. Не слишком лестный, если честно. Но глядя на проблему в таком ракурсе, понять его тревогу я могла. Однако ненужную помощь принимать все равно не собиралась.

— Я сказал, что обойдусь, — теперь ледяной голос удался без труда, а черный пес многозначительно зарычал, безошибочно уловив перемену моего настроения.

На одной силе воли поднявшись, я постояла, хватая ртом воздух, выпрямилась, взглянула на Лаки. Ким неподалеку тряс головой, тоже развалившись на травке, и казался слегка пришибленным. С ним-то что случилось? Впрочем, это пока не особо своевременно. Я опять посмотрела на Лаки, вдохнула, медленно наполняя легкие кислородом. Мерзкая вода снова выплеснулась изо рта, но дышать стало легче.

— Это была магия. Не слишком распространенное заклятие. Его сила в незаметности. Оно активируется на очень короткий срок, захватывает нужные нервные центры, и впадает в 'спячку', пробуждаясь по мере вложенной программы для придания дополнительных импульсов собственным желаниям жертвы. Я уже понял, скажем, что ты не оценил шапку из мороженого, — усмехнулась я ехидно. — Так как тебе на миг захотелось меня прибить, чары просто усилили твое желание. Ничего страшного. Скажи лучше... что с Кимом? — коротко кивнув на живописную группу приводивших второго призрака в себя вампиров.

— Мы подрались, когда я бросился, и я его вырубил, чтоб не мешал, — отозвался Лаки смущенно.

Смотрел он на меня почти умоляюще. Мне было не до того, чтобы искать глубокий смысл в его взгляде. Еще несколько вздохов. Горло рвало болью, но я упорно дышала.

Лицо Гильермо закаменело. Если он мне сейчас попробует закатить сцену на счет того, что я не хочу целоваться с вампиром... Они с клыками, полутрупы и вообще. Ох, Тьма. Кажется, именно это и сделает! Вон как холодно смотрит в пустоту... Стоп. Я сказала 'целоваться'?!

Вир получался у меня какой-то нервный.

Гильермо откашлялся, вздохнул и вместо непрошенного саботажа двинул меня ладонью между лопаток так, что я опять согнулась заливать траву водой, а сам ушел разбираться с неожиданно образовавшимися делами. Только, уже отойдя на десяток шагов, обернулся и посмотрел на меня странно, искоса. Взгляд обжег, будто был раскаленным. Граф резко повернулся и скрылся в лесу, захватив с собой двоих из отряда.

Лаки остался. Хитро поглаживая мне спину кончиками пальцев, добился, чтоб спазмы, терзавшие диафрагму, стихли, а дыхание восстановилось. Медленно отнял руки.

— Не вспомнишь, откуда заколка? — спросила я тихо, играя зеленой змейкой на ладони, надежно завернув ее в платок. Тот, многократно пропитанный 'слезами тьмы', идеально защищал от любой враждебной магии. Жаль, большее полотно, чем этот платок, пропитать не удавалось. Те расползались, растворялись в источнике. Саму змейку я нашла почти сразу, как выпрямилась. Все же ей полагалось быть как можно ближе к 'клиенту'.

Я осторожно развернула платок. Изумрудная змейка причудливо изгибалась на застежке, в ворохе светлых волос, некогда украшавших прическу вампира. При попытке к ней прикоснуться, изумрудная красавица ожила и, зашипев, попыталась укусить меня за палец. Короткое "звяк" прервало ее на середине змеиной ругани, заодно призвав к порядку. Заколка снова стала заколкой, а Лаки нагнулся за брошенным ножом.

— Дорогая игрушка. От девушки? — высказала я свое предположение.

Лик вряд ли носит такие вещи. Сапфировые — может быть. Но изумрудные?

— Красивая... Вчера встретил, она на прощанье подарила, — хмуро пояснил призрак.

— А как она выглядела, твоя красавица? — я посмотрела заколку на свет.

Изумруды как изумруды, и даже магией не тянет. Это же какую силу нужно иметь, чтобы умудриться создать столь сильный артефакт из столь крошечной вещицы? Не меньшую, чем маг на озере.

— С черными волосами, в платье мокрого шелка, лет десяти-двенадцати на вид, — охарактеризовал ее призрак.

— И — ничего необычного? — зачем-то уточнила я, будто сам по себе возраст знакомой Лаки не являлся необычным.

Он не ответил. Призрак рассматривал собственную ладонь. Девочка. Судя по тому, что он адекватен, он и вправду не съел ее. В отличие от обычных вампиров, это значит, что он был с ней максимально вежлив. Призраки, если обуздывают свой первый голод, куда сдержаннее всех прочих. И никогда не трогают никого младше восемнадцати, если только сразу же не разрывают на части. Сытым Лаки не выглядел. Значит, где-то встретил и проводил до дома. И получил такое в дар? Хм. Думается, мне было бы неприятно сделать такое открытие. С другой стороны — а может, у него свидание было. Или, скажем, его наняли? Вряд ли Эрик — единственный, кто имеет семью где-то еще. Что, запрещается провожать объект своего интереса до дома? Нет, никакой информации я из этого сама не вытащу, слишком много если.

— Я ее уничтожу, — сказала я с вопросительной информацией.

Призрак кивнул резко.

Заколка вспыхнула на моей ладони и исчезла вместе с платком.

Лаки резко развернулся и пошел прочь. Когда он ушел, я сунула невидимый платок с заколкой в сумку. Вдруг пригодится? К тому же, меня очень заинтересовали чары и их настройка. Может, повторить еще сумею.

...Продолжили путь мы только через полчаса, когда вернулся Гильермо, а Ашер соизволил прекратить выступление на тему 'я затопчу всех, всех твоих врагов!', в его исполнении прозвучавшее очень натурально.

Как-то вдруг вспомнилось, что мы спешим, и граф пустил своего скакуна в галоп. Мышастую кобылку за ее масть и умные черные глаза я обозвала Лапушкой или Лапой. Она легко шла в нужном темпе, и ни разу даже повода не натянула. Лика я время от времени брала к себе в седло. В остальное время мой пес восторженно рыскал вокруг, принося мне поочередно пожеванную и жутко недовольную этим живую птичку [выпустила, дав отлежаться — есть там было нечего], большой белый гриб [пошел на вечерний ужин], симпатичный скелетик со светящейся глазницей... Последний сувенир ненадолго вызвал у вампиров волну оживления, но быстро разругался со всеми и ловко юркнул в кусты.

Ближе к вечеру, лес сгустился, а дорога окончательно затерялась в траве, вынуждая наших скакунов перейти с галопа на рысь.

Лагерь мы той ночью не ставили. Только разожги костер уже после заката, и сидели, грелись. Ким наигрывал что-то на флейте, и звуки вплетались в шелест листвы, отдавались внутри, таяли в тепле черной собачьей шерсти под моей ладонью.

...Дроу прибыли после полуночи. Тихо и незаметно. Лаки вскинул голову, остальные чуть напряглись, в основном почувствовав его напряжение, чем чужое присутствие; пес вздыбил шерсть — и вдруг оказалось, что вокруг бесшумно возвышаются закутанные в черный шелк фигуры. Боюсь, что того, как они возникли, не заметил никто. Ощутили точно только мой пес и призрак.

— Мы с миром, — насмешливо уведомил тот, кто стоял ближе ко мне, и скинул капюшон.

Неровное пламя костра высветило закутанную в плащ худощавую фигуру, окрасило в молочно-розовый оттенок длинные пряди волос, контрастно небрежно высветило четкий профиль. У него, как у всех дроу, кожа была светлая, почти белая, но будто присыпанная рудничной пылью, такой, что мерцает сама по себе. Длинные снежно-белые волосы небрежно спадали по плечам, несколько чуть укороченных прядей выбились на скулы, одну он машинально прихватил губами. С неуловимо чуждого, но яркого, запоминающегося, гармоничного, не смотря на некоторую резкость черт, лица, язвительно сияли глаза, желтые, как у кошки. В мочке острого уха посверкивал рубиновый гвоздик-сережка, за плечами возвышались рукояти мечей. Он выглядел как мэйн-подросток, облачившийся в экзотический карнавальный костюм, вот только взгляд у него был вовсе не детским. Вспыхивавшие чистым золотом глаза смотрели тяжело, цепко, хищно и неуловимо издевательски, будто их обладатель знал что-то, недоступное всем остальным. Знал и без тени сомнения готов был использовать. От его взгляда хотелось передернуть плечами. Весь он был, словно мэйнский клинок — смертоносность под маской изящества и легкости.

Что я об этой расе знаю? Наглы, высокомерны, жестки и жестоки. Характер нордиче...

— Приятно слышать, — сказал Гильермо, поднявшись. Задумался ненадолго: — Добро пожаловать, Тириэл, — пробормотал, улыбнувшись.

— Медовые речи твои, граф, приятны, — на удивление вежливо отозвался дроу.

И где же высокомерные убл... хм... гады? Беседа напоминала то ли фарс, то ли давным-давно продуманную постановку, понятную только этим двоим. Дроу сопроводил свои слова мимолетной усмешкой. Почему-то, не смотря на, в общем и целом, миролюбивый вид и приятные речи, казалось, он издевается над всем вокруг. Издалека мысленно рассматривает со всех сторон только ему одному известную штучку, и не спешит делиться ходом своих рассуждений. Наверное, его манера нервирует не только меня — Лаки демонстрировал полнейшие равнодушие, только, кажется, вцепился в свою же щеку зубами.

Его поведение казалось таким контрастом с первоначально демонстративным равнодушием вампиров, сменившимся временами преувеличенной любезностью, что я ощутила радость. Усмехнулась, с удовольствием сомкнула руки в замок. Когда ожидания оправдываются — это прекрасно! Наконец-то я не буду скучать!

— Вы опоздали более чем на час, Ваше Высочество, — оборвал Гильермо торжество этого, судя по первому впечатлению, изощренного садиста, таким тоном, что невольно поднялись со своих мест и вытянулись, как на параде, не только вампиры, но и дроу. Обожаю этого вампира, когда он так делает! С другими. Я осталась сидеть, с любопытством наблюдая за происходящим.

Что-то дрогнуло в глубине золотистых глаз.

— Магия изменила пути, — едва не скрипнув зубами от злости, непонятно отозвался принц с легким пожатием плеч.

— Отдохните с дороги. Мы отправимся через пару часов, — вежливо усмехнувшись, понимающе завершил так и не состоявшийся спор вампир, и снова сел на свое место.

Вампиры тоже расселись. Тириэл, судя по всему, дал разрешение, потому что непродолжительное время спустя его люди присоединились к нам.

Дроу, как и договаривались, было двенадцать плюс сам принц. Принц, двое магов, и свита. Только мужчины. Почти все с двумя мечами за спиной. Только у одного из магов оружием оказалось нечто, напоминающее косу. Да уж, тут явно не в ходу принцип про любовь, а не войну. Вопрос о жреце показался мне несвоевременным, и я отложила его на потом.

Тириэл почему-то сел рядом со мной. Ким снова заиграл, и я наслаждалась музыкой, когда услышала его смешок.

— Так ты и есть паладин Тьмы? — принц сидел, опустив руки почти к самой траве, и рассматривал меня с удручающим вниманием.

Пальцы мерно и плавно перебирали влажные венчики, играли с колоском, невольно притягивая взгляд. Просить прощения я у него не стала — этот уж точно не смутиться, а слух у меня хороший, вовсе не зачем дублировать уже сказанное. Раз высокомерие или надменность отыграть не удастся, не тот персонаж, остается холодная выверенная вежливость. За примером долго идти не надо — я вспомнила наставника, сэра Ламира. Чуть повернула голову, глядя на непрошеного собеседника с в меру проявляемым любопытством.

— Вириэль Урисский, — представилась нейтрально, и сама посмотрела ему в глаза. — Я могу вам чем-то помочь? — превращая это 'вы' в острое оружие.

— О да. Можешь. Ты — можешь. Только ты. Идем? — промурлыкал дроу так светски, что, не будь я так сосредоточена на его реакциях, не заметила бы охватившей его ярости.

Я его зацепила? Я нахмурилась. Изящная рука с серебристой кожей в многочисленных браслетах легла на мое плечо. Почему-то, несмотря на тонкокостное запястье, изящные руки и звонкое серебро, в этой руке не было ничего женственного. Ни грамма.

— Всегда мечтал попробовать... — тихим шепотом продолжило этот удивительное существо, выглядевшее, как юноша, но наверняка не меньше чем в два раза меня старше, начав напоминать особо хищного зверя, почуявшего кровь.

Я спокойно убрала с плеча его руку, не позволив ей сползти ниже. Взялась за ошейник привычно развалившегося у моих ног Лика, не давая ему броситься на дроу. Вздохнула, с укоризной глядя на принца, будто тот был расшалившимся мальчишкой, глупым, совсем маленьким, эгоистичным, но по большому счету не неприятным. Учитель умел морально уничтожать одними словами, этим своим завораживающим спокойным вежливым голосом... Чем я хуже?

— О чем мечтали, принц? — голос Гильермо разорвал завязавшуюся пикировку, словно щелчок кнута шелковую ленту. У него еще и идеальное чувство момента. Вампир дал секунду, чтоб оценить эффект, и низко промурлыкал уже сам: — Что попробовать? — бархатный шепот отозвался внутри моего живота, словно инфразвуковая волна, длинной дрожью пробежав по жилам.

Он вмешался до того, как ситуация успела стать безнадежной. Похоже, Гильермо с Тириэлом знакомы уже довольно давно. Так что нет ничего необычного в том, что граф знает о дроу достаточно, чтоб счесть ситуацию угрожающей и вмешаться. Превентивно. В чем-то он был прав, конечно. Проявлять терпимость меня заставлял только рассудок. Глупо разбрасываться ценными ресурсами, когда предстоит столкновение с мэйнами. Дроу же наверняка последуют за своим командиром. Именно поэтому я сохраняла отстраненность. С другой стороны, кто знает, как мое поведение оценивает дроу? И какие выводы сделает. Как я упоминала, моя жизнь оставалась залогом толерантности Храма, что вампиры не могли сбрасывать со счетов. Хотя не очень приятно осознавать, что, случись нам подраться, все они поставили бы против меня, я все же готова была претерпеть удар моей гордости за возможность знать правду.

К слову, мне было неприятно немного от всех этих 'тыканий' и 'непристойных' предложений. Но, если подумать, 'непристойные', поданные в довольно навязчивой, но не совсем банальной, форме предложения обижали меня куда меньше, чем, скажем, дружеская просьба пойти и почистить картошку. Парадоксальное мышление. Кажется, это так называется?

Граф светски — не хуже самого принца — улыбался Тириэлу. Я снова увидела, как зажигаются пламенем его зрачки, а ветер разбрасывает в живописном беспорядке пряди волос. Завораживающее зрелище. Два хищника намертво сцепились взглядами, между ними ощутимо нагрелся воздух от невидимых разрядов.

Все прочие вампиры и дроу застыли, упорно отводя взгляды, но явно прислушиваясь к беседе. Вон, даже у одного из дроу ухо дернулось. Видимо, самый молодой. Никому другому не хотелось привлечь их внимание первым.

Тириэл моргнул, склонил голову на бок. Золотистые глаза следили за малейшим движением Гильермо.

Перед противостоянием их взглядов ночь, казалось, стала еще темнее.

— Путешествие вместе с паладином, говорят, крайне приятно и безопасно, — наконец выдохнул Тириэл, по понятным ему одному причинам выбирая мирное решение проблемы. И все же не удержался от шпильки: — Для здоровья.

— Приятно было разнообразить Ваш досуг, — своим нормальным голосом заключил вампир, немного сдавая назад и уже одним этим подтверждая их специфическую дружбу. Расслабил плечи, спокойно приказал: — Эрик, приготовь нам чаю.

— Почему всегда я? — шутливо возмутился тот, тянясь за котелком.

Его брат рассмеялся. Смех как-то рассеял напряжение:

— Потому что ты — самый молодой!

— Или лучше всех готовлю? — отпарировал вампир, усмехнувшись, и стал засыпать заварку в котелок.

Надеюсь, он успел попрощаться с женой? Судя по счастливому взгляду, определенно.

Пару минут спустя аромат свежего чая вытеснил остатки напряжения и общая беседа возобновилась.

— Как вижу, ваше паломничество было удачным? — поинтересовался принц через некоторое время, когда Эрик разлил всем чаю, и всем, кроме дроу, добавил в чашку по кусочку сахара, а я с удивлением узнала, что дроу сладкого не любят.

— Без особых трудностей, — черный рыцарь был немногословен. — Надеюсь, и ваше путешествие не доставило вам особых хлопот.

Они встретились взглядами. Точно давно знакомы — в один взгляд эти двое уместили целую приватную беседу. Затем дроу милостиво склонил голову, соглашаясь. 'Милость' выглядела продуманной издевкой, кою граф блистательно проигнорировал.

— Небольшое разногласие с кентаврами, а, в остальном, никаких затруднений.

— И что с кентаврами? — усмехнулся Ким, отложив флейту.

— Больше не существуют, — удивленно приподняв бровь, ответил Тириэл после недолгого размышления, словно не мог представить, будто кто-то мог даже подумать о каком-то другом исходе [или был потрясен вмешательством посторонних — а если он не знает о призраках, то общался только с Гильермо, что странно], и сменил тему: — В том бою, кстати, Кризз особенно отличился, — он взглянул на одного из своих воинов.

Тот коротко поклонился, сохраняя молчание.

Я присмотрелась к воину. Все его предплечье до локтя было покрыто аккуратными порезами, тускло светящимися изнутри. Явно чем-то натер кожу. Кстати, кожа Кризза оказалась гораздо темнее кожи принца. Вероятно, они из разных домов. Тогда как представитель одного дома оказался в приближенных у принца другого дома? И не меньше чем включенным в дальний круг.

— Больше ничего необычного? — я взглянула на одного из магов, потом на второго.

Те посмотрели на принца. И именно Тириэл, после короткой паузы, медленно отозвался:

— Нет, — растягивая гласную.

Понятно, ничего он не скажет. А ведь, если судить по взгляду мага с косой, что-то странное все же было. Не доверяет. Что, впрочем, неудивительно.

Как бы там ни было, постепенно все успокоились. По каким бы причинам дроу не решил сгладить конфликт, теперь он последовательно закреплял успех. Все его дальнейшее поведение заставляло забыть о проявленном неуважении в начале нашего знакомства. Он и не думал извиняться, или угождать, вместо этого непринужденно развязал общую беседу, умело включаясь в разговор. Собеседником Тириэл оказался крайне интеллектуальным, ехидным и остроумным. Он беззаботно оперировал понятиями, которые не часто услышишь в обычной жизни, а не на специализированных конференциях, но подавал их с такой простотой, что никому не составляло проблем включаться в беседу. Впрочем, одними 'заумностями' его речь отнюдь не ограничивалась. Пока я отвлеклась, разговор перешел на мифологические темы:

— Вот ты — веришь в Тьму? — улыбаясь, спросил принц Гильермо.

Вампир немного удивленно посмотрел на него, кивнул.

— Ну да. Я же вроде бы Темный?

Принц дернул ухом, заставив сверкнуть сережку-гвоздик.

— Ты так просто говоришь! Вот я, например, верю в Джулс, Бэвинн и Лалло...

— Правда веришь? — искренне удивился граф.

— Нет, — смех. — Но, предположим, я верю в них.

— Джулс — повелитель теней, это я помню. А Бэвинн и Лалло? — снова вмешался Гильермо.

Переспрашивать принца несколько раз подряд вампиры не решались, но всем своим видом поддерживали любопытство предводителя.

— Джулс — не повелитель теней, — улыбнулся Тириэл снисходительно. — Джулс, тот, кто приводит тени, если точнее. Когда-то считался покровителем воинов, охоты, боевого безумия и самоконтроля.

— Самоконтроля? — граф хмыкнул недоверчиво. — Откуда ты столько всего знаешь? В наших самых древних книгах он упомянут просто как повелитель теней, оборотень. Да и... разве не противоречат друг другу охота, безумие — и самоконтроль?

— Разве это тебя удивляет? — принц вытянул ноги ближе к костру, потянулся. — И потом, мы же делаем вид, будто я в них троих верю? Как же тогда мне о них не знать... — он опустил глаза, принял преувеличенно невинный вид. — Бэвинн — мать безмолвия. Ее время наступает безлунной ночью. Она покровительствует отверженным, больным и влюбленным. Лалло... — дроу фыркнул. — Проще говоря, Лалло символизирует смерть. Он любит золото, огонь и чайные розы, с той же силой, что тлен, тишину, ярость, вечный покой...

— Противоречивые создания.

— Как посмотреть, — не согласился Тириэл. — Считается, они правили всем миром, до разделения. Они и еще несколько, ныне оставшиеся безымянными. Их общие святилища возвышались по всем Империям, и в каждом из семи алтарей горел огонь. До той минуты, пока не было нарушено единственное условие, что они поставили для всех живущих.

Его рассказ звучал как страшная сказка. Я ни о чем подобном не слышала даже в Храме, и зачаровано внимала. Не только я.

— Я так и не понял, причем тут моя Тьма, но сначала расскажи до конца, — попросил вампир.

Его глаза приглушенно горели.

Дроу помедлил, закурил. Вот уж не думала, что он курит! Кажется, даже его собственные люди не были в курсе всей истории, но никто не торопил рассказчика. Он, в отличие от того ингвара, вовсе не нагнетал атмосферу. Скорее, вспоминал прочитанное, и структурировал воспоминания. Мое предположение подтвердилось:

— О том, что произошло, когда их зарок был нарушен, написано не так уж и мало. Вот только большинство исследователей пишут лишь о том, что было до, и о том, что было после. Почти никто не упоминает, как это случилось. Да и эти немногочисленные воспоминания крайне завуалированы. Так что я не могу быть во всем уверен. Однако если хотите, я расскажу, какие выводы я сделал, — проговорил Тириэл чуть монотонно.

Гильермо не ответил вслух, просто кивнул. Над поляной стояла тишина, мы все затаили дыхание. Редко когда удавалось узнать о событиях прошлого. Истории минувших лет постепенно таяли в веках, оставляя о себе все меньше и меньше. Тириэл не был похож на того, кто станет рассказывать небылицы — в таком вопросе — а потому наше внимание было приковано к нему целиком.

— Версии расходятся. Одна утверждает, что зарок был нарушен примерно четыре века назад. Другие ссылаются на времена Светлого Принца, не столь отдаленные, — заговорил дроу отрывисто. — Изучив источники, я склоняюсь к мнению, что этот процесс — нарушения зарока, или канона, как упоминают в некоторых книгах, длился два с половиной века и был завершен как раз Светлым Принцем. С течением времени их имена забывались, и, в конце концов, эти сущности почти лишились возможности появляться в нашем мире, и, тем более, влиять на него, как делали ранее. Еще более расплывчаты перспективы такого деяния. Вряд ли угроза ухода из мира по-настоящему напугала б кого-то в нашей Империи, верно? Есть одна странная фраза — на счет того, что с их уходом падет защитный купол и в душе каждого откроется...

Дроу помолчал, подбросил пару веток в костер.

— В общем-то, историй много. Но мы говорим о Бэвинн и Лалло, в которых я, допустим, верю? Как ты во Тьму, — он усмехнулся, глядя на рыцаря-вампира.

— О! Так ты все же вернулся к старой теме?

— И да, и нет. Я рассказал тебе, что знаю о предметах своей предполагаемой веры. А что знаешь о Тьме ты? — когда-то давно, судя по обрывочным данным, у дроу были свои покровители и боги, прекрасные, чуждые и ужасающие [универсальный отзыв о чужих богах, чье существование не проверено]. Так вот, те же легенды гласят, что дроу посчитали, что их покровители их предали. И покарали, то ли убив, то ли заперев где-то в своих владениях, сведя их разумность до минимума. Да, дроу очень добрая раса. — Так что такое — Тьма?

— Э... — сказал граф многозначительно.

Я усмехнулась, уселась поудобней, готовясь слушать.

Официальные формулировки исходили из того, что Тьма — первооснова Света, Свет — отражение Тьмы. Еще были глубокомысленные рассуждения на тему хтонических сущностей, Хаоса и Порядка, стихий и тому подобные развлечения софистов. Насколько я знаю, Тьма служит своеобразным буфером между миром и Хаосом. Свет примерно те же игры ведет с порядком. Связано это с тем, что напрямую ни Хаос, ни Порядок не способны поддерживать жизнь. А потому 'в каждой тьме есть доля света, в каждом свете — доля тьмы'. Ну и, конечно, в качестве своеобразных прослоек две эти стихии вынужденно обрели и типично человеческие черты. На которые, кстати, большей частью, опираются люди при выборе близкой им стихии, как это ни парадоксально.

— 'Э' — это чрезвычайно образное описание Тьмы, — восхитился дроу. — Поразительная емкость слова!

— Перестань! — Гильермо не удержался от улыбки. — Дай с мыслями собраться. Умеете вы задавать каверзные вопросы!

Тириэл мягко кивнул, то ли принимая комплимент, то ли соглашаясь с просьбой.

Смех Гильермо очень о многом говорил. Совсем не всякий способен сам искренне смеяться над собой. И еще меньше принимают подобные вещи как должное.

— Тьма — это свобода. Свобода выбора пути, свобода мышления, — наконец проговорил вампир.

— Свобода сильного над слабым... — промурлыкал дроу, странного прищурившись.

— Я бы сказал — право на честность, но я не идеалист. Тьма — это Хаос, Хаос как состояние духа. Вечное блуждание, движение, стремление, изменение. Только Хаос безграничен, а у Тьмы все же есть пределы. Да, они чаще навязаны силой, но, все же, больше основываются на рациональном, реалистичном подходе, чем на праве сильнейшего. Скажем, перед Императором у нас не преклоняют колена, он — первый среди равных. У Светлых Император — аватара света на земле. С одной стороны, у обоих одни права и одни обязанности — исходно, по крайней мере. Но, конечно же, пользуются они ими совершенно по-разному. В Свете можно, достигнув определенной ступени, остановиться и жить, просто защищая свои границы. Во Тьме так не бывает — каждая ступенька это лишь новый шаг, новый вызов. В конце концов, право выбора все равно остается за тобой.

— Право выбора? А оно разве у вампиров есть? — Тириэл будто окаменел, говорил ровным механическим тоном, лицо ничего не выражало.

Гильермо посмотрел ему в глаза. Потом кивнул.

— У меня — да. Знаешь... на мой взгляд, главное отличие Тьмы от Света — Тьма дает тебе то, что тебе больше всего нужно. Но не учит, зачем тебе это, полезно ли оно. Она жестче. И не свернуть с раз выбранной дороги. Свет дает больше шансов для маневра.

Повисло молчание. Трещал хворост в костре, тихо вырывался воздух из легких, кружили светлячки на фоне звезд.

— А ты, паладин, что скажешь? — медленно проговорил принц Тириэл, и повернул голову ко мне, давая увидеть потемневшие золотые глазницы, сиявшие, будто золотая лава перемешалась с авантюрином.

— Тьма — сущность, которой я служу, — спокойно ответила я.

— И все? — это уже Гильермо.

Я улыбнулась.

— Да. Разве надо что-то еще?

На этом можно бы было закончить разговор, но слишком пристально на меня смотрели и дроу, и вампиры. Пришлось продолжить:

— Разве вы не вкладываете в... сущности, вроде Тьмы, или Лалло, то, что ждете от них? Что подсознательно хотите получить? Не задаете в какой-то мере правила игры? Не просите/заставляете подтвердить вашу веру в них, не убеждаете заставить поверить?

— Да, — сказал дроу глухо. — Я не согласен. Но я понял, о чем ты.

— Тьма — не сущность и не бог. Она приходит в мир через тех, кто верит в нее. Такой, в какую верят, — я улыбнулась. — А я, и Храм — мы хотим, чтобы она была самой собой.

Над поляной снова повисло молчание, постепенно прервавшееся шутливым спором двух близнецов, негромкой беседой Лаки и того воина с косой. Постепенно гомон разрастался, пока не заглушил тишину. И только Тириэл и Гильермо сидели неподвижно, глядя в огонь, и молчали. Каждый думал о своем. Им, кажется, было, над чем подумать. Или, над чем не думать совсем.

Гильермо открыл портал, когда луна скрылась за облаками. Это оказалась большая арка слепящего черного света, такого, словно черный светился сам по себе. Совершенно непрозрачная, что очень не понравилось Ашеру. Я же просто была удивлена. Не знала, что вампиры владеют такой магией. Я-то, если честно, ожидала телепортации, еще гадала, как он планирует это осуществить.

Мы ждали перед порталом, уже в седлах, полностью собранные, выстроившись чуть не по линеечке. Отряды затеяли шутливое соревнование, кто лучше, а потому выглядели, как на плацу при параде. Наконец граф дал знак, и вся колонна тронулась вперед. Портал ринулся нам навстречу и сомкнулся за спинами нашего арьергарда.

...Но голос хрустальный казался особенно звонок,

Когда он упрямо сказал роковое: "Не надо"...

Царица, иль, может быть, только капризный ребенок,

Усталый ребенок с бессильною мукою взгляда.

Н.Гумилев, 'Отказ'

Глава 6.

Как выяснилось, прибытие в замок вампиров, особенно когда в нем обосновалась молодая королева, рискованное и долгое занятие. Портал выбросил нас в нескольких километрах от древних стен — само 'гнездо' роскошно просматривалось сквозь ажурные кроны деревьев, издали похожее на спящего дикобраза. Замок удачно располагался во впадинке невысокого хребта, на перевале, с двух сторон окруженный обрывами, и из нескольких прорубленных ходов в камне из-под твердыни его стен вниз обрушивался грохочущий поток воды. Водопад расщеплялся десятком почти декоративных террас на части, и, обрамленный едва заметными радугами, уходил в образовавшуюся от времени котловину. Из-под земли он вырывался уже внизу, рассыпая вокруг водяную пыль и мягкий полог тумана. Туман, соответственно, поднимался вверх и скрывал замок от глаз. На фоне неба только рельефно просматривались тонкие белые башни, напоминающие ледяные сосульки, постепенно темневшие к основанию. Основные постройки удачно скрывались за перепадами рельефа, оставляя открытыми взорам лишь декоративные элементы да органично спрятанные между ними военный механизмы различного назначения.

Помнится, когда-то в прошлом вампиры одними из немногих научились приручать полуразумных драконов скал, и это умение оказалось столь плодотворным, что в своих стычках они положили почти всех своих ручных зверей. Оставшиеся драконы постепенно из ездовых и тягловых зверей превратились во что-то вроде символа и предмета гордости, и ныне каждое вампирское 'гнездо' украшало крыло или два этих хищников, вольно расселявшихся на пиках гор над замками. Союз в такой форме оказался драконам полезен. Вампиры защищали свои горы и их, заодно получая неистощимый источник подпитки. Неразвитый зародыш магического зверя стоил столько, что многие готовы были рисковать жизнью, лишь бы заполучить раритет. Взамен драконы с радостью работали на статус кланов и по-прежнему выдавали себя за покорных рабов, правда, большей частью выдвигая из своих рядов для этого самых старых, больших, внушительно выглядевших и ни на что иное не способных. Интеллект их примерно равнялся собачьему, однако временами эти звери преподносили сюрпризы, умудряясь просчитывать куда более сложные комбинации, чем от них ожидали. Вследствие чего, собственно, вампиры и не пытались повторить провалившийся эксперимент или их обмануть. Так как Храм был в числе немногих, знавших об истинном положении дел, пыль в лицо мне пускать не спешили, ограничившись просто потрясающе красиво декорацией: присмотревшись, я заприметила блик солнца на лазурном полотнище крыла крылатого стража, почти сливавшегося с синевой неба. Всегда удивлялась стилю этих существ. Я любовалась драконом, пока он парил в небе. Как чудом.

Пробравшись по узкой тропинке вдоль горного кряжа, мы свернули, проехали пост, напролом прошли сквозь скромно разошедшийся перед лошадьми кустарник и вышли к заставе. Небольшой форт больше всего напоминал мэйнийский аванпост. Среди раскидистых кустов скрывались белые деревянные конструкции, с панелями из золотистого дуба, перевитые розами и шиповником. Если учесть, что вампиры, по традиции, носили черную форму, в большей части кожаную, и довольно обтягивающую, я удивилась, как это местная стража не выигрывает первых мест в номинации на самую эротичную попку, разыгрывавшийся каждый год в одном из предместий столицы. Главным условием участия была привычка носить кожаные штаны, и, собственно, аккуратная подтянутая попа. Помнится, в бурную свою молодость Магистр не раз выигрывал первый приз — ну, по крайней мере, в его кабинете за гобеленом стояла парочка крайне любопытных кубков. Один из них — в форме парня, с обнаженными ягодицами, и венком роз в руках — в детстве запал мне в душу. Помнится, я так и спросила Магистра, а не он ли это там, на полочке, подробно, чтоб ни у кого не осталось сомнений, описав предмет своего интереса. В аудитории тогда стало странно тихо, учителя закашлялись, а странно порозовевший Магистр повел меня кормить сахарной ватой, и долго потом уговаривал не оглашать такие сенсации... Получив вдобавок к вате еще и крендель, я милостиво согласилась. Все равно все интересное и так прозвучало. Правда он так и не раскрыл суть дополнительного приза, вручавшегося победителю помимо тысячи золотых...

Пока я раздумывала над делами минувших лет, вампиры устроили показательное выступление — то и дело грациозные фигуры скользили вверх-вниз по лестницам, тянулись к канатам, поднимали и спускали флаги... Интересно, нанеси мы визит вежливости дроу, там тоже начался б такой же детский сад? Надеюсь, что нет — после семнадцати опусканий и подниманий несчастный флаг наконец-то заело, и он обвис грустным памятником самому себе. Бравые вампиры подумали, интеллектуально стимулировали свою мыслительную деятельность глубокомысленным почесыванием затылков, и бросились устранять конфуз.

От незадачливых вояк меня отвлекли крики. За огороженным заборчиком несколько воинов выводили на растяжках огромного золотисто-чёрного жеребца. Конь ярился, припадал на передние ноги, вытягивал шею, щелкал зубами и выдыхал длинные струи пламени. Неужели огненный золотой?.. Упруго ударили широкие кожистые алые крылья. Хвост с шипами на кончике разрезал воздух.

Я придержала своего скакуна. В огороженное пространство импровизированной арены спрыгнул рыжеволосый парень, на ходу стряхнул с плеч алую куртку, подобрал волосы на затылке. Солнце высветило золотой браслет на запястье, заставило вспыхнуть без огня пряди рыжих волос. Из-под задравшейся рубашки выглянул участок загорелой кожи, расчерченной татуировкой. Невозмутимо, как будто играя, он подошел к коню, коснулся точеной клыкастой морды, ловко избежал укуса. Собравшиеся вокруг возбужденно загомонили. Какое-то шоу?..

Подчиняясь жесту, конюхи ловко сняли с коня цепи, оставив только одну серебристую привязь, крепившуюся к железному штырю с краю импровизированной арены, явно уходившему вглубь на пару метров. Вампир подобрался, глядя на захлопавшего крыльями жеребца, и мгновенно взвился ему на спину. Он едва успел за рванувшимся в небо конем. В яркой синеве небесного свода ало-золотая фигура казалась неистовым порождением стихии. Раздался разгневанный рык жеребца — тот обнаружил, что цепь не дает ему унестись в облака. Вампир на его шее заливисто засмеялся. Смех не казался мне издевательским — в нем чувствовалась неистовая радость полета. Мой Ашер взвился на дыбы и пронзительно взвизгнул. Он ненавидел конкурентов, а еще больше не любил, когда восхищались не им. Небесное родео тут же поутихло, Огненный заложил вираж, накрыв нас тенью. Как и положено приличным рыцарским скакунам, раз донеся до собравшихся обуревавшее его возмущение, теперь Ашер даже не повернул головы — он стоял, расставив немного ноги, и чутко прислушивался, насторожив уши. Исход поединка золотого огненного и полночного ледяного мало кто мог предсказать. Впрочем, золотой решил иначе. Восторженно взревев, он рванулся в небо на всю длину цепи, и загарцевал в воздухе, стараясь скинуть прилипшего к спине вампира. При своей гибкости зверь мог просто подцепить нахала когтем, но не делал этого, из чего я заключила, что для него это своеобразная игра, а всадник даже понравился.

Вампир сливался с конем. Золото к золоту, черное и алое... Не я одна любовалась причудливым танцем. Это не было боем — но никто из крылатых не потерпел бы всадника, не выдержавшего испытания. Когда-то давно и Ашер не обделил меня подобным. Правда, он предпочел скачку по льду и прыжок над жерлом вулкана. Тогда, едва встав после тяжелой болезни, едва не парализовавшей все тело, я думала только о нем. О неудержимом горячем коне, непокорном, неистовом, и таком настоящем. О том, как мы будем вместе всю нашу жизнь. Мечтала так сильно, что ночь за ночью встречала его во сне и утром расстраивалась до слез, не обнаружив рядом. И до безумия боялась, что начнут жалеть.

Конь из моих снов пришел ко мне и ни дня не жалел. Когда я, шатаясь и полупьяно смеясь, спрыгивала с его спины, он тихо тепло фыркал мне в скулу, и, казалось, смеялся. С ним рядом я перестала чувствовать себя больной и слабой. Просто выпустила черную гриву с фиолетовым отливом из рук, рухнула носом в снег, смеясь, и рядом устроился полночный, бархатным носом столкнув с невысокого холма и съехав на боку вслед за мной.

Ашер сам прилетел в монастырь за неделю до моего выздоровления. Жеребенок сбросил не один десяток кандидатов, прежде чем увидел в толпе меня, вытащил за шкирку на поле... и заговорщически цапнул за нос на робкую попытку познакомиться. Учитывая, что после знакомства с клыкастой пастью нос мой остался хоть и обслюнявлен, но цел, я расценила данный жест как предложение дружбы и ничтоже сумняшеся полезла ему на шею.

У всех крылатых свой ритуал. А еще, говорят, они приносят счастье на кончиках крыльев.

Я улыбнулась воспоминаниям. Очень неудачно вышло — потому что огненный как раз в этот момент сбросил всадника, и заложил над ним вираж. Не особо прислушиваясь, я все же расслышала шепотки на счет моего бессердечия. Парень падает, а я улыбаюсь... с другой стороны, не ходить же, не объяснять всем и каждому, что улыбаюсь я своим мыслям?! И вообще — кому какое дело до того, что приносит радость паладину Храма?!

Вампиры умеют падать с высоты. Но крылатые не просто так крылаты. Невозможно выжить, если такой хочет тебя убить. Золотой хотел. Ашер напружинил ноги и стрелой взвился в небо, решив все за нас обоих. Кожистые крылья в черном оперении мягче гагачьего пуха рассекли воздух с каким-то разбойничьим свистом, я подставила руки, и вампир упал мне в объятия так, словно мы тренировались часами. Руки я немедленно убрала, он удобно устроился в седле спереди. Тихо матюгнулся сквозь зубы, напоровшись мягким местом на луку. Как бы он ругался, если б я рук вовсе не подставляла! Едва сдерживая смех, я бросила повод. Ашер не нуждался в управлении, чтобы поставить на место соперника. Вампир растеряно моргал в моих не совсем запланированных, но объятиях. Шок явно еще был слишком силен. Рыжие пряди выбились из хвоста, одна завилась смешным колечком, огромные зеленые глаза, загорелая кожа... ' А ну как съем?', — подумалось мне. Только подбородок да брови разрушали образ 'красотки', и клыки. Хотя и клыки у него не совсем обычны. Спасенный улыбнулся робко, и я уверилась, что неправильной формы клыки мне почудились. Прикус был вполне стандартный. Ашер легко набрал высоту, изгибая шею, чтоб смотреть на огненного одним глазом. Он словно делал скидку на скованность движений противника, взвалив себе на холку не только меня, но и вампира. Или просто слишком дорожил мною, чтобы сбросить.

Вампир завозился, и я мрачно сжала руки.

— Не дергайся. Собьешь ему концентрацию — сам убью, — пообещала резко, не уточняя, кого это 'его'.

Рыжий послушно затих, отчаянно моргая. Кажется, прежде чем брыкаться, он решил сначала подумать. Вот все б так... Да и, представляю, какой удар для гордости — до нашего появления он здесь явно был звездой. Впрочем, у паладинов Тьмы давным-давно сложилась такая репутация, что какой-то вампир в объятиях нам не помеха! Мать-Тьма, лишь бы не расхохотаться...

Внизу Гильермо что-то гневно цедил свите, сжимая в пальцах поводья. Лаки страшными глазами провожал каждое движение коня. Волнуется. Не знаю, откуда, но я это знала. Глупый. Ашер никогда не давал меня в обиду. Он и от людей меня защищать пытался. А уж от крылатых...

Тем временем мой скакун закладывал виражи вокруг противника. Оба кружились с ленивой плавностью хищных птиц. Сложную хореографию их танца способен был оценить даже любитель. Прикрыв глаза, я наслаждалась полетом.

Искрящаяся легкость и ограниченность траектории против свободы и кажущейся медлительности. Оценив происходящее, вампир боялся пошевелиться. И правильно. Я слышала, как тяжело вздымаются крылья моего скакуна. Все же обычно ему не приходилось переносить такие грузы.

А молчаливое противостояние продолжалось. Круг за кругом, ловя восходящие и нисходящие потоки, легко скользя в переливах полумрака и лучей света, заставляя тени на земле сталкиваться и опять расходиться. Наконец, Ашер фыркнул и приземлился. Золотой последовал за ним. Подошел и шумно вздохнул, уткнувшись носом моему коню в гриву. Полуночный встряхнулся и фыркнул, но не укусил. Судя по всему, мир был заключен.

Моя 'принцесса' поспешила немедленно соскользнуть на землю. Остановился, чуть запрокинув голову, глядя мне в глаза. Ашер высок, верхом на нем я сама себе кажусь великаном.

— Вир, паладин Тьмы.

— Алекс, — вампир мгновенно взял себя в руки, улыбнулся в ответ. — Просто Алекс.

От его улыбки настроение внезапно подскочило. Кажется, в этом гнезде существовала традиция на странные имена. 'Просто' — это имя, или, все же, фамилия? На загорелой шее виднелся амулет в форме золотого контура розы с вставками из полудрагоценных камней.

— Ашер уверен, что вы поймете друг друга. Без кнутов, стеков и шпор — ваш конь этого не любит, — уверила я все с той же насмешливой улыбкой, от которой, помнится, даже Магистр начинал нервно озираться.

Вампир ответил растерянным взглядом и продолжительным молчанием, ставшим совсем уж гробовым под тенью неслышно подошедшего графа-вампира. Хм, похоже, Гильермо кое-чему научился у крылатых — в его тени рыжий попытался сам сделаться тенью.

— Вон, — этот невежливый приказ Гильермо разрушил идиллию; голос пылал гневом, как жаркое из духовки — жаром.

Моего собеседника как ветром сдуло, но вскоре я заметила его рядом с Золотым. Рыжий стоял рядом с жеребцом и осторожно расчесывал золотую гриву. Конь топорщил шерсть, будто четвероногий ежик, фыркал, переступал с ноги на ногу, но терпел, и даже взмуркивал, как большая кошка, разрывающаяся между желанием укусить на пробу и получить законную порцию ласки.

Тем временем граф воздвигся рядом со мной недвижной глыбой. Ветер растрепал шапку темных волос, с любопытством нагнетая атмосферу.

— Не знал, что вас и этому учат... — отстраненно заметил вампир, чуть заметно кривя губы.

— Лечим и калечим, — улыбнулась я, не желая воспринимать порядком оскорбительного подтекста небрежной реплики работодателя.

Обмен фразами напоминал разведку боем. Вот только никак не сообразить, о чем мы собираемся спорить. Сложно делать многозначительные намеки, не представляя даже примерно, что хочешь узнать. Впрочем, в этот раз я, кажется, угадала.

— Вы со всем так хорошо справляетесь? — куда более дружелюбным тоном поинтересовался Гильермо.

— В Храме стараются дать всю возможную информацию своим воинам, и развить все заложенные природой навыки. Остальное — как повезет, — едва он снизил эмоциональный накал беседы, я с радостью пошла на уступки.

Пикировка, конечно, может быть крайне занимательна, но я предпочитала получить больше информации о предстоящем деле, нежели тренироваться в язвительности.

— Природой? Разве Тьме уместно говорить о природе? — он казался искренне удивленным, а потому я снова ответила:

— Природа — мать сущего. В некотором роде, и Природа, и Тьма, обе они — основы мира. У кого получится представить что-то природное без темной стороны? Или что-то темное, не связанное с живым? По большому счету, оценка Тьмы — вещь умозрительная, — я пожала плечами, начиная уставать от многозначительных бесед не непонятные темы. Эта тема... Ах да, конечно... — А Вы не боитесь запаха чеснока?

Вампир медленно повернул голову и метнул на меня такой взгляд....

Я рассмеялась:

— Это моя личная месть за расспросы.

Он еще пару секунд внимательно изучал меня, потом хмыкнул. Странно, но улыбка разрушила надменно-высокомерную маску, ненадолго вернув того находчивого обаятельного парня, каким он предстал на привале. Таким воспринимать его было куда приятней и проще. Вот только вопрос, в какой ипостаси он настоящий, оставался по-прежнему актуален. С другой стороны, люди — не герои книг, им свойственна многоликость. Последнее соображение меня успокоило.

— У нас мало информации об ордене и Храме. Прошу простить, не удержался, — с некоторым усилием, но вполне искренне, выдохнул граф.

Приятно слышать. Как только вернусь, обязательно пойду к Электре на курсы обаяния. Что-то мне их не хватает... Но вслух я сказала:

— Все эти данные есть в любой библиотеке, надо только уметь читать... и делать выводы.

Вампир задумался ненадолго, кивнул, осознав оба смысла сказанной мною фразы, а может, и увидев в ней куда больше..

— Вы правы, Вир. Едем?

Я кивнула, потрепала по шее своего коня. На какое-то время, пусть и недолгое, наш хрупкий мир был восстановлен.

Ашер оскалил клыки на вампира, заставив Гильермо отшатнуться, с довольным видом подкинул меня в седло, и легкой трусцой первым пошел по тропинке. Лапа понятливо потянулась за ним. Огненный что-то возмущенно ржал нам вслед, но ни я, ни Ашер не снизошли до ответа. Постепенно за мной потянулись остальные. Теперь то тут, то там звенел смех, неожиданно развеселившиеся вампиры беседовали между собой, умудряясь даже крайне мрачных в своей серьезности дроу подключить к разговору. Лед недоверия треснул. В общем, воцарилась идиллия, еще незадолго до того казавшаяся вовсе невероятной.

Дорога тянулась сквозь небольшой лес, огибала озеро и уже за ним, больше не петляя и не сворачивая, напрямую вела к замку. У озера мы сделали остановку. Тут я в очередной раз мысленно вспомнила своих учителей! Если бы не чары мастеров и Магистра, меня бы позорно разоблачили. А так... А так я спокойно купалась в обществе принца дроу и Гильермо, которого Лаки при мене, видимо, оговорившись, снова обозвал Реем.

Дела мои обстояли несколько лучше, чем тот 'междусобойчик', что организовали подуставшие дружины моих 'соозерников', чуть ниже по течению плюхнувшиеся в воду всем скопом. Смех, плеск, ругань и крики долетали даже сюда. Вдобавок к экзотическому звуковому сопровождению и прекрасному виду, пейзаж дополняли два потрясающе красивых парня совсем рядом, не озабоченных излишней стыдливостью. Правда, любоваться приходилось с осторожностью — мне вовсе не хотелось, чтобы Вира приняли за любителя не тех удовольствий, так что пришлось состроить соответствующее выражение лица и вольно плескаться в водичке. Судя по отсутствию подколок, у Вира не нашли дефектов во внешности. Мастера не могли работать, как придется. По крайней мере, жалости или презрения в обращенных на меня взорах не наблюдалось. Разобравшись с этим, и заодно рассадив о подводную корягу коленку, я с удовольствием поплавала.

Тут Лик расправился со всеми своими важными делами и, вздымая тучи брызг, воодушевленно бросился ко мне. Мы тут же затеяли игру в 'догонялки-потоплялки', к которой вскоре, не выдержав, видимо, одиноких взрывов моего веселого хохота, и заливистого собачьего лая, присоединились и настроенные на удивление благодушно граф с принцем. После сезона штормов и страшной битвы водными брызгами (брызгами?! ха! настоящими цунами!), на берег мы выбирались усталые и довольные. Быстро развели костерок — я легко вызвала искру на кончиках пальцев, повесили на солнце одежду сохнуть — как и в любом походе, мы воспользовались первой же возможностью все постирать. За дроу стирал кто-то из его отряда, я еще не научилась их различать? Зато граф поразил меня профессиональными навыками, а я обошлась бытовым заклятьем. Потом расселись на бережке расчесывать косы. Хоть моя и была самой длинной, но Гильермо с Тириэлом ненамного отставали в этом отношении. Оказалось, сидя расчесывать волосы не удобно — пряди падали в воду, мокли и путались снова, и если у дроу это особых сложностей не вызывало — его белая с льдистым отблеском грива оказалась мягкой, как пух, хоть и выглядела совсем иначе, то у нас с Гильермо возникли сложности. Мои волосы были длиннее, но послушней. Его, наоборот, казавшиеся шелковистыми, а на самом деле жесткие, смоляные и блестящие волосы — короче, но куда норовистей. Тириэл, разобравшись со своей прической, вволю позабавился, глядя на наши мучения. После неосторожно принятого предложения помощи вампир стал похожим на кудрявого барашка, с трогательно вытаращенными круглыми синими глазами. Отчего-то его это не обрадовало, и граф разорался, попытавшись поймать дроу. Принц изобразил испуг и вволю попрыгал от него по камням, прежде чем сдался жестокому произволу (я, сжалившись, пообещала призвать в его волосы элементаля шторма, а Гильермо грозился оставить лысым) и одним легким заклятием вернул волосам приятеля недавнюю встрепанность. Граф выругался, но больше экспериментировать не стал, лишь с завистью посмотрел, как я доплетаю косу, пока расческой раздирал неподдающиеся пряди.

Караулы, расставленные в двух полетах стрелы от нашей стоянки, обеспечивали безопасность, сверяясь с целым перечнем четких инструкций и предписаний, от широты души предоставленных грозным рыцарем-вампиром. Надеюсь, он хотя бы заставил их выучить свое творчество. Неожиданным отдыхом, таким образом, воспользовались все, кроме них. Ну что ж, если завтра нам и придется вступить в бой, то, по меньшей мере, мы сделаем это чистыми. В большинстве своем.

Крайне своевременная идея! Как будто кому-то кроме меня важно, в каком виде я почию безвестно и отнюдь не в мире. Каламбур получился. Я мысленно поморщилась. Подобные мысли казались глупыми и смешными, но что только не приходит в голову незадолго до возможного боя, ожидание которого выматывает куда больше любых реальных сражений. Неизвестность — самая жуткая вещь на свете.

Я смотрела, как Гильермо расчесывает-раздирает волосы, иногда переводя взгляд на текучую воду, и думала, что даже если бы мэйны нас сейчас обнаружили, то просто позабыли бы напасть, глядя на такое... диво (или здесь лучше подойдет емкое словечко 'маразм'?).

— Прямо три девицы, — съехидничал Вир в моем лице.

Тириэл отвел взгляд тоже от, по совпадению, воды, чтобы обозреть меня с плохо скрываемым интересом маньяка-естествоиспытателя при виде нового объекта исследований.

— Кого? — поинтересовался он задушевно, зачем-то расплетая косу и снова распустив уже высушенные волосы по спине.

И я, и граф наградили его завистливыми и сочувственными одновременно взглядами. С одной стороны, такая доблесть восхищала. Но сколько же ему с такой прической приходиться возиться!

— Три девицы пряли... И так далее, — казалось, ничто не способно притушить моего энтузиазма.

— Не завидую я принцу, — сердобольно вздохнул вампир.

— Там царь, — приподняла бровь я.

— Тем более не завидую, — хмыкнул Гильермо, и облизнулся.

— Никакой там не... — заговоривший было вместе со мной Тириэл придушенно закашлялся, отчего-то вытаращившись на графа.

Кажется, какого-то нюанса в их беседе я не уловила.

Давным-давно ставший классическим и всем известный сказ о том, как некий царь на девушке легкого поведения из-за мошенника-предсказателя женился, но выгадал на этом крайне, так и не прозвучал; в этот момент в кустах послышался странный треск. Движения надменно изогнутой брови дроу хватило, дабы вокруг развилась бурная деятельность. Зазевавшиеся стражи отчаянно пытались реабилитироваться в глазах начальства. Не прошло и минуты, как перед наши светлые очи вывели какого-то встрепанного землепашца, крайне интеллектуально вращавшего глазами. Сначала мне показалось, то он заметил недавнюю практику Тириэла и сейчас старательно приобщается к высокому искусству, однако либо у нашего визитера получалось из рук вон, либо он сам дошел до такой жизни, окончательно сорвав себе нервы.

Мы многозначительно помолчали, в большинстве своем лихорадочно пытаясь собрать разбегавшиеся мысли, и одновременно сдержать гомерический хохот. Кроме того, подозреваю, всем было интересно, а не выпадут ли у него глаза от таких усилий. Тириэл так вообще сцеживал улыбку в кулак. Не хотел портить игру нашему грозному графу? Кажется, Гильермо также остро прочувствовал сей тонкий момент. Он величаво поднялся, с достоинством, более присущему небожителю, чем человеку. С ожесточением зажал конец не доплетенной косы в кулаке, и, едва только безмолвное распределение ролей подошло к концу, удивительно неуклюже приступил к этюду на тему 'допрос с пристрастием: неожиданность':

— Что ты здесь делал, уважаемый? — хищно полыхавший взгляд обещал нашей страже неминуемую кару. В основном за ту любительскую постановку, что приходилось тут разыгрывать, чем за непрофессионализм. Как любой разумный командир, он прекрасно знал, когда стоит ждать от подчиненных беспрекословного подчинения, а когда можно и отпустить удила.

С моей точки зрения с панибратским 'ты' Гильермо погорячился. Если подходить с умом, то в одном вроде бы уважительном 'вы' можно вместить столько яда!.. Шарис как-то показывал, вместе с Алурианом. Правда, потом их разливали холодной водой. Лично Къярен. С файерболом в ладони, который должен был последовать, если не подействует вода. Как бы там ни было, лезть со своим мнением и мешать чужой игре я не собиралась.

Вампиры из проштрафившегося караула стояли, потупившись, как красны девицы, которых в неглиже изображали тут, кстати, мы, и смущенно разглядывали носки своих сапог, всем своим видом являя раскаяние и готовность исправиться. Учитывая, что никто из нас не почувствовал присутствия постороннего до знаменательной беседы — Гильермо ограничится строгим внушением. Но пока они вполне могли себе понервничать. В воспитательных целях. Тириэл казался мне куда менее либеральным начальником, но его люди охраняли нас по другим направлениям. Хотя, надо сказать, с той стороны нас никто и не беспокоил. Или принц просто не счел нужным ставить меня в известность.

Недалекий селянин еще отчаянней вращал глазами, добавив к своей пантомиме также рыбье раскрывание рта в диссонансном ритме, и невежливое молчание. Эротика — страшная сила! Даже если она слегка гомо. Ну, на 66,6%, по числу фактических участников, но об оставшихся подложных 33.4 процентах в моем лице он не знал. Вампир вздохнул и принял особенно угрожающую позу, несколько смазанную более чем неформальным, пусть и не полным, ню, и крайне заинтересованными взглядами явно не избалованных такими шоу подчиненных, упорно бросаемыми из-под густых ресниц. Землепашец также обратил внимание на его телодвижения, потому что резко прекратил свои тантрические практики и устремил взгляд на вампира. Посмотрел в глаза. И куда-то вниз. Гильермо внезапно покраснел и спешно прикрылся косой, ломая столь тщательно выстроенный надменный образ. Его преданный 'обожатель' восхищенно внимал метаморфозам. Тириэл поспешно набивал рот неясного происхождения травкой, лишь бы сдержать хохот. Я впервые так близко видела так мило краснеющего вампира и жвачного дроу, так что тоже молчала во избежание конфуза. Гомерический хохот положение не улучшит.

Привлеченные общей пантомимой, стражники предсказуемо посмотрели... туда же.

Гильермо помянул чью-то мать, едва не закрылся ладошками, но сдержался, определенно вспомнил первые главы страшного 'Учебника по принципам дипломатических практик и политесу', расправил плечи, стиснул зубы, переборол невнятное смущение и, оставив в покое косу и гордо уставившись на труженика полей как на врага народа, сердито выдал:

— По какому праву вы нарушаете суверенные границы принадлежащих Гнезду Клана Крови локации территориальных наделов, пренебрегая суверенной неприкосновенностью отдыха придворных Ее Королевского Величества Нахемы? — явно позабыв, что начал беседу на 'ты'.

Все наличествовавшие представители разумных (и полуразумных — вопрос с землепашцем еще стоял в повестке дня) существ у воды честно захлопали глазами, пытаясь осознать смысл выданной предводителем фразы. Те, у кого не вышло с первого раза, пошли на второй заход, явив на лицах плод собственных титанических усилий по шевелению мозгами. Гильермо определенно оценил красочность собственного выступления, а главное, его актуальность, особенно уловив краем уха медово-сладкое мурлыканье ехидного принца, уже сжевавшего свою дозу травки:

— Спорим, без шпаргалки снова не повторишь? — поинтересовался Тириэл с неземной улыбкой. — Ты бы у него ещё что такое 'абсентеистская собственность' спросил, — саркастически пробурчал дроу себе под нос.

Я мысленно пообещала себе узнать, что такое абсентеистская собственность (кажется, удаленная от собственника и одновременно приносящая ему доход), и что за травку жуют дроу, чтоб успокаиваться, и снова прислушалась к беседе.

Темнейший граф, решив не реагировать на подколки, все же обороты снизил и попробовал зайти с другой стороны.

— Как тебя зовут? — мягко спросил он.

По лицу довольно рослого, веснушчатого, но удивительно зеленоглазого, мужика прошла, будто б, рябь, он широко открыл глаза, раздвинул губы в улыбке, позволив надеяться на адекватность собственного восприятия, и:

— Ыыы! — выдал с потрохами ценную информацию селянин.

От важности донесенной им до мира идеи не у меня одной свело желудок. Кажется, я скоро присоединюсь к дроу... Ладонь ощутила колючие стебельки в руке, и мы дружно зажевали с Тириэлом вместе. Теперь я хоть на вкус знаю, что это такое... горечь страшная! Гильермо, явно мысленно воя не хуже полярного волка, заставил себя принять максимально безопасный вид, и почти умоляюще пробормотал, максимально упрощая фразу:

— Откуда ты здесь взялся? — с очевидным ужасом ожидая в ответ уже приснопамятного и крайне информативного 'Ыыы'.

Селянин подумал, значительно и основательно пожевал губами, — 'Учиться надо!' — наставительно бросил вредный дроу, — и медленно выдал:

— Эээ... — мы с Тириэлом вжались головами в колени, Гильермо чуть не взвыл, и тут мужчина неожиданно довел до общего сведения:

— Эээ... да вот дровишек того эта. Поднабрать бы! — и, счастливый своим трудовым подвигом на ниве плодотворного общения, сунул под нос ошалевшему от такой радости вампиру большой, порядком затупленный уже, топор.

Мне показалось или в темно-каштановых растрепанных волосах будто медь полыхнула? Впрочем, стоило моргнуть — и волосы снова стали тусклыми и высушенными. Ничего от блеска или рыжины. Даже странно. Я огляделась, но никто из моих спутников этой вспышки не заметил, или не обратил внимания. Да и миг спустя я уже позабыла, о чем думала недавно.

Стража схватилась за мечи. Селянин завыл в голос и рухнул на колени, отмахиваясь топором от вампиров как мухобойкой от комаров и пытаясь прикрыться распушившейся косой графа, больше всего похожей сейчас на причудливый хвост. Представив себе, как они сейчас будут выяснять, почему крестьянин пошел именно в этот лес, откуда у него такой топор, в какой деревне он живет, Гильермо хотел что-то сказать, открыл рот... получил обухом в зубы, и отлетел в кустики. Из которых вскоре донеслось вымученное:

— Отправьте его вон! Вон! — что только и спасло жизнь неотесанному детине, остановив разъяренную стражу.

Несколько минут нас с Тириэлом в этом мире не существовало. Мы ржали, надрывались в приступах смеха, катались по земле, держась за животы, и даже обиженное сопение вампира, чувства юмора которого вскоре хватило, чтобы присоединиться к дружному хохоту, не смогло прервать нашу истерику... Увы. Травка дроу, к несчастью, не всесильна.

Селянин проследил взглядом удаляющийся отряд с все той же улыбкой неполноценно-счастливого идиота на лице. Подождал, пока смешанная толпа дроу и вампиров окончательно затеряются за деревьями. Еще немного выждав, тяжело вздохнул. Улыбка пропала, рябь на лице стала сильнее. Сквозь нее, словно сквозь глубокую воду, проглянуло совершенно другое лицо, иные черты, легче, утонченнее. Не осталось ни тени веснушек. Такая же рябь охватила всю его фигуру, превращая коренастого мужичка в довольно высокого подтянутого мужчину, на людской взгляд разменявшего четвертый десяток. Тяжелые рыжие волосы заструились по спине, тускло блистая, будто в них заблудился закат. Бывший селянин махнул тяжелым топором как прутиком, причем в высшей точке замаха тот пропал, как в воздухе растворившись. Провел ладонью по лицу. Усмехнулся снова — иначе. Словно небо разрезала холодная острая молния, наполненная удовлетворением от хорошо сделанной работы. Радужки вспыхнули ярко-зеленым. На безымянном пальце сверкнул серебряный перстень с печаткой-рубином. Незнакомец вздохнул, еще несколько мгновений смотрел вслед уходящему к замку отряду, и растворился в слабом тумане, как-то слишком быстро поднявшемся над озером.

...Замок вампиров ничем не выделялся из целого ряда одноименных представителей. Ажурные каменные башни поднимались на недосягаемую высоту, и протыкали остриями шпилей облака. Стены так искусно сливались со склонами горы, что изредка мерцавшие сторожевые костры казались слюдяными проблесками на камнях. Так бывает в горах, когда долго смотришь на какой-нибудь обломок камня — и вдруг видишь медведя, или орла, или человека. Свет меняется — и на месте одного образа возникает другой, пока снова не остается один лишь камень. Арки дверей вздымались на высоту нескольких ростов. Ворота украшали искусные барельефы и резьба, может быть, несколько более монументальные, чем мэйнийские, но не менее талантливо созданные.

Впечатление переменилось, едва мы пересекли ров и прошли по подъемному мосту. Цокот копыт прогрохотал под сводом и стих. Поднялась решетка, распахнулись ворота, и впереди открылся двор. Сколь сдержанным и строгим казался замок снаружи, столь же уютным его сделали изнутри. Густая зеленая трава покрывала все пространство причудливо вымощенного золотистой плиткой двора (плитки виднелись кое-где, где трава была не такой густой), прочерченная паутиной расчищенных дорожек. Колодец и два родника обеспечивали население замка водой, сквозь зыбкое марево статического портала виднелись длинные ряды фруктовых деревьев, издалека с зеленого луга донеслось блеянье овцы.

И мэйны пытаются осадить это?..

Я недоуменно покосилась на Гильермо, стараясь скрыть свою реакцию. Кажется, Тириэл все же уловил общее направление моих мыслей, но с этим дроу я уже отчаялась скрыть что-то, что не было б архиважным. У него было поразительное чутье на возможные пакости.

Если рассуждать здраво, что может грозить этому замку? Нет. Не так. Какой должна быть осада, чтобы... Кстати, я так и не увидела мэйнов, пока мы подъезжали сюда. И что это должно значить?

— Королева открыла нам временной коридор. Мы прибыли за день до начала осады, — тихо, как тень, возникнув рядом со мной, прошептал рыцарь-вампир, будто мог читать мои мысли.

Впрочем, чтоб угадать этот вопрос, не нужно быть предсказателем.

— Зачем вам тогда я?.. — я не сдержала удивления перед таким могуществом.

Это лучше, чем страх... И все-таки. Он что, правда мои мысли читает? Кажется, я сказала это вслух, потому что Гильермо рассмеялся и спрыгнул на землю.

— Нет, но кое-что я вполне в состоянии угадать, сэр Вириэль... надеюсь, это Вас не оскорбит?

— Нисколько, — я улыбнулась, — Я обожаю страшные тайны и всегда рад новому, — и встряхнула головой.

И почему он так вздрогнул?

Я смотрела в светящиеся глаза рыцаря-вампира, солнце бросило причудливый узор на его кожу, превратило волосы в черное золото, оттенило ресницы...

В своих землях вампиры не боялись света. А старшие постепенно получали иммунитет к его лучам. Надменное фырканье Тириэла в который раз разрушило идиллию.

Я вздернула подбородок, мысленно рыча — он раз за разом вынуждал меня вести себя подобно неоперившемуся юнцу! — и тоже спешилась. И намеки на мой возраст здесь ни к чему... Хотя, вынуждена признать, на сей раз его вмешательство было удивительно кстати.

— Я смогу привести себя в надлежащий вид перед аудиенцией королевы Нахемы? — поинтересовалась я, максимально замаскировав буквально обуревавшее меня ехидство под учтивой вежливостью.

Гильермо коротко кивнул, удивленно глянул на Тириэла, и отдал приказ. Я вышла вслед за служанкой, краем глаза заметив, как они шепчутся о чем-то, наклонив головы друг к другу. Темные волосы перемешивались с серебристыми...

Может быть, задержаться, подслушать?

Нет. Не стоит. Недостойно. Не надо.

Но, демоны песков, как же хочется...

Белое облако вдали,

ты мертвое крыло — но чье? —

не долетевшее — куда?

Хуан Рамон Хименес

Глава 7.

Мы прошли по широкой и длинной беломраморной парадной лестнице, начинавшейся от основания центральной башни и тянувшейся вверх до четвертого этажа, причудливо изгибаясь вдоль стены главного здания. Вид со ступеней открывался фантастический: цветущая зелень, редкие вкрапления каменных пиков, усыпанные цветами и потому цветные поляны, сверкающие ленты прихотливо извивающихся реки и ручьев, безбрежное небо и, почти у самого горизонта, теряясь в туманной дымке, сапфировая полоска океана. От пропасти отделяла лишь тускло мерцающая пелена защитного поля, часть оборонных систем замка. Двор и хозяйственные постройки с такой высоты казались детскими игрушками, дорогими и аккуратными. Взобравшись на самый верх, мы углубились в темноту коридоров, потом пересекли несколько залов, поднялись по еще одной, но уже винтовой, лестнице, тесной и узкой, проложенной в полом скелете резной колонны, и только тогда вышли в широкий коридор правого крыла замка. Облицованные серым камнем стены скрывались под темным пушистым ковром с абстрактным узором из тонких черных линий. Чередуясь в тщательно выверенном порядке, в своеобразных рамках полудрагоценных камней на стенах висели портреты — глав рода, прежних королев, королей, просто героев клана — причудливая галерея ненадолго полностью завладела моим вниманием, пока одна из светских львиц с поясного портрета не подмигнула лукаво, склонив головку к плечу и тихонько смеясь. Я поспешно отвернулась. Излишняя концентрация внимания оживляет древнюю магию, это все знают. А я вовсе не хотела столкнуться со всеми ними вживую. Уже уходя, случайно задержала взгляд. На этом, единственном, портрете, изображены были сразу трое. Ослепительно красивый мужчина в белоснежном одеянии, небрежно играющий розой, стоял, прижимаясь спиной к колонне. Темноволосый вампир властно взирал темно-багровыми глазами с правой части портрета; вороненая корона почти терялась в его столь же темных и блестящих волосах. Он был чем-то похож на Гильермо — каким тот, быть может, еще станет. Вампир опирался на рукоять воткнутого в камень меча локтем, второй едва заметно обнимая светловолосого. На заднем плане, будто за приоткрытой ветром дверью, за фортепьяно сидел еще один вампир, призрачно-бледный. Казалось, музыка вот-вот послышится — обязательно соната, что-то на тему луны, — и взгляд блондина причудливо то и дело, будто тайком, обращался в неверном свете с темноволосого на пианиста. Казалось, еще чуть-чуть — и дверь захлопнется. Сама. Чем-то игравший напомнил мне того рыжего, с Золотым Полуденным.

Интерьеры сменяли друг друга, перемешиваясь и в совокупности создавая некий общий настрой — своеобразную элегантную архаичность, что ли? Эклектика умело маскировалась под однотонность. Служанка явно прекрасно разбиралась в переплетении коридоров, потому что мы ни разу не изменили ровного ритма передвижения; женщина ловко и легко скользила вперед, словно призрак, только белое кружево декоративного чепчика на затылке фривольно покачивалось в такт легким шагам. Она напоминала хорошую экономку — строгий узел на затылке, высокий воротничок длинного синего платья, белый кружевной фартук, перчатки.

Все увиденное как-то не слишком пока напоминало вампирские антуражи. Я даже задалась было целью навестить местные подвалы, но, подумав, отказалась от этой идеи. Либо разочаруюсь еще больше, и там не найдя соответствия антуражу, либо разузнаю какие-нибудь мрачные тайны, либо... Либо все же найду, что ищу. И что тогда? Не то чтобы я боялась, что полезу кого-то спасать — но, скажем, вдруг мне за спасение денег предложат? Я не уничтожу весь замок. Физически не потяну. Сдаваться не собираюсь, погибать за чьи-то деньги — тоже. Что остается? Правильно, до свиданья, подвалы! Темная я. Темная. Большей частью. Когда волосы под шлем прячу.

Служанка еще немного пропетляла, словно задалась целью вынудить долгожданных гостей окончательно потеряться в переплетении коридоров, и, наконец, вывела в небольшой зал, из которого вели две двери, причем через одну из них мы вошли. Значит, вторая. Она меня не разочаровала:

— Прошу Вас, сэр Вириэль, Ваши покои. Надеюсь, они придутся Вам по вкусу... — хорошо поставленным голосом звонко объявила девушка, присев в уважительно-обязательном книксене.

— Весьма благодарен, — коротко кивнув, я прошла внутрь.

Чаевые тут вроде не полагаются, правда? Служанка вышла и бесшумно закрыла за собой дверь. Вскоре звук ее шагов затих. С ленивым смешком я притронулась к ручке двери — черненое серебро, выполненное в форме изогнувшегося дракона. Не заперто. Ну что ж, возможно, этот замок и переживет мой визит. В горле запершило, я закашлялась, но смех удалось сдержать. Давненько я не участвовала в боевых 'вылетах', если так разнервничалась из-за какого-то банального вампирского принца! Впрочем... разве дело только в вампирах? И вот еще хороший вопрос — с чего я взяла, что Гильермо — не тот, кем кажется? Он же только что был графом. 'И Реем', — мелькнула ехидная мыслишка. Хм, значит, возможно, маска? Что ж, поверю интуиции.

Сама комната оставляла приятное впечатление. Небольшая, не перегруженная символикой смерти. Кровать под балдахином, зеркала во всю стену, небольшой комод; двери в ванну, гостиную, гардероб, и длинный изогнутый в форме полумесяца бассейн, выложенный синей плиткой, с чистейшей водой, у дальней стены — местная замена дивана. Любопытная мода, кстати. У нас встречали гостей чашечкой кофе, а вампиры — совершают совместную процедуру омовения. Хотя мысли будит, конечно, пошлые. Впрочем... Если я доверяю кому-то на столько, чтобы впустить в один со мной бассейн — это должно что-то значить, не так ли? По меньшей мере, ограничит в арсенале.

Широкие высокие окна были скромно занавешены золотистыми портьерами, расшитыми вручную. Подоконники сияли мозаичными лиственными узорами, в цветочных горшках в тон — комнатные растения; ветерок колыхал газовые шторы, вздымая их упругими овалами.

Приятное место для отдыха. Я с удовольствием приняла душ, переоделась в халат и улеглась на кровать. Пара часов сна — что может быть лучше?

...Полчаса спустя я все еще не спала. Как часто бывает, нервное напряжение переросло в своеобразную сонливость, обостренную глобальной бессонницей. Безумно хотела спать, но заснуть не получалось. Приходилось думать. Из головы не шли все те несуразности, что я подметила в дороге. Озеро с его фениксами. Свадьба призраков, которую меня, фактически, вынудили совершить. Неизвестный маг у озера, кажущийся смутно знакомым. Превращение, вынужденная смена пола. Жестокая расправа демонического монстра над моим безвинным фантомом, мелкие оговорки вампиров, появление дроу, преувеличенно мирные пейзажи... Создавалось впечатление, что меня искусно втягивают в какую-то интригу, похожую на липкую паутину. Или что у меня стремительно развивается паранойя, а тот селянин и был переодетым магом, заколдовавшим озеро.

Я перевернулась на другой бок и принялась мысленно рисовать схему. Итак, вампиры. Зубчатая корона. Хороший символ, после портрета в картинной галерее с вампирами у меня ассоциировался именно он. От нее линии тянутся к мэйнийскому клеверу, черной секире, в моем, даже мысленном, исполнении больше напоминавшей косу, для дроу, черной же лилии храма (опять нечто несуразное, более всего похожее на раздавленного осьминога), и две линии, тянущиеся пока в никуда. Еще две черточки связали светлых и дроу, и храм с мэйнами. Это то, о чем мне известно. Пока оставим. Теперь Храм. Соединим с дроу? А основания? Итог — очевидна жесткая нехватка информации. Подумав, я добавила синий бриллиант и алый кинжал на рисунок — очередные мысленные ромб и треугольник с ручкой. Бриллиант — условный символ мэйнийских родов, некоторым образом осуществляющих оппозицию власти. Кинжал — их гильдия убийц. Добавим линий... Хм... Еще кто-то... Я вспомнила монстра. Некромантия! Вот оно! Стилизованный череп сбоку. Неизвестная величина. Обведем в серый круг те символы, участие которых в данной схеме доказано. Мысленно я покрутила схему и так и этак. Около восьми возможных связей, если не брать взаимоотношений Храма и двух возможных путей 'в пустоту'. Осталось доказать их наличие. И тип существующих связей.

Разбор получившейся геометрической прогрессии отношений (если начинать от двухсторонних связей и по восходящей) постепенно выполнил работу непокорного бога и меня усыпил. Во сне я видела белого пони, игравшего в шахматы и облаченного в треуголку. Он читал мне стихи и показывал на древней карте ключевые для меня точки пути. Увы, к моему стыду, запомнить хоть что-то, проснувшись, не получилось.

Раздавшийся пару часов спустя настойчивый стук в дверь показался мне разверзшемся Инферно... В результате, проспав в итоге часа четыре, на совет я пришла в крайне плохом настроении. Поэтому и громыхала как скобяная лавка — полный боевой доспех паладина плюс крайне тяжелая походка, помноженные на недовольство всем миром и прогрессирующую паранойю, могли дать еще и не тот результат... Меня мало того, что разбудили, так еще и подали какую-то овсянку... из геркулеса, склизкую и без фруктов. Фу. Ноги заплетались. Но у самого тронного зала сонливость, одумавшись, отступила в достаточной мере для того, чтобы снова владеть собой и ступать беззвучно. Имиджем жажду не утолишь, конечно же, но проще выдержать марку, чем потом выстраивать образ заново.

Тронный зал впечатлял. Зеркала по всем стенам. Черные плиты мраморного пола как матовые глыбы льда, создающие такое ощущение, будто ступаешь по замерзшему озеру. Переходящие от всех оттенков черного к багровому витые невесомые колонны, сходящиеся к тронному возвышению длинными изогнутыми рядами. Ажурные занавеси из шипов и роз; люстры острого усыпанного шипами черного металла и прозрачного, как вода, хрусталя. Несколько тяжеловесная роскошь, за счет зеркал и свечей формировавшая некий мистический антураж, навевала торжественно-тревожное настроение, и настраивала на деловой лад.

Сам трон — из темного мрамора, искусно обработанного так, что казался одновременно и монументальным, и легким. Сложная резьба покрывала его с боков, спинку украшали барельефы и сложносоставные фигуры геральдического толка, затертые множеством поколений властителей. Поверх сидения, захлестывая один из подлокотников, расстилались черные и серебристые шкуры, и изящная шелковая драпировка, с эффектом маслянистой жидкости стекающая по ступеням.

Мы едва успели осмотреться, как затрубили герольды. Вызывающая и надменно-величавая в своем алом платье со шлейфом, королева вошла последней, как и предписывалось этикетом, неумолимо усугубив атмосферу, одним своим видом задавая тон.

Для членов совета приготовили длинный овальный стол у тронного возвышения и удобные кресла.

— Прошу садиться! — торжественно объявила королева, подавая пример и усаживаясь во главе стола.

Свой шлейф она уложила рядом с троном сама, и сделала это одним небрежным элегантным движением, поистине мастерски. Не знаю, как остальные, а я жест оценила. Нахема оказалась молодой изящной вампиршей, черноволосой и синеглазой, достаточно прекрасной для того, чтобы не уделять внимания макияжу. Хотя, не зная заранее, кто она, я никогда не приняла ее за королеву. Гильермо, вероятно по нелепой случайности, то и дело именуемый Реем, куда больше напоминал короля...

Тириэл и здесь привлекал внимание — даже на фоне вампиров с их завораживающей кошачьей грацией он выделялся, словно черный бриллиант в рубиновой оправе.

Я мысленно приказала себе заняться делом, и перестала о нем думать. Ну, почти. Если ожидание неминуемой шпильки можно приравнять к отсутствию впечатлений.

— Полагаю, все присутствующие в курсе причин, вынудивших нас собраться в нынешнем составе, так что перейдем сразу к делу, — деловым тоном начала королева. — Прежде всего, мы желаем поблагодарить Их Высочество Тириэла Аэс'Ардъяр Оорелис, принца Кастеллы, и паладина Храма Тьмы, Вириэля Урисского, за отзывчивость и внимание к нашим проблемам. — Тут последовала короткая пауза на взаимные реверансы и поклоны, сопровождаемая благосклонной улыбкой, во время которой мы как послушные марионетки всем своим видом выражали готовность на подвиги во имя синих глаз королевы [рискованно она это, кстати — Вир ведь может и за Храм обидеться]. — Мы постараемся не остаться в долгу, — переждав положенное время, многообещающе продолжила она. — Теперь я попрошу лорда Хорхе, нашего Лорда-Канцлера, описать ситуацию нашим гостям и вкратце рассказать о последних новостях и возможном развитии событий.

Высокий усатый вампир коротко кивнул, и поднялся.

— В настоящий момент мы возвращаемся к обстановке, последствий которой временно избежали благодаря Их Величеству, — начал он приятным, низким, хорошо поставленным голосом.

Я закурила, не обращая внимания на шокированные взгляды. Нет, никаких ног на стол — но привилегиями предпочитаю пользоваться по-полной, особенно когда чем-то недовольна. Королева проницательно не подала вида, усатый вампир тихонько кашлянул и продолжил излагать.

Длинная речь включала в себя оценку нынешнего состояния замка, комплименты Нахеме, примерную численность защитников, дислокацию и численность нападавших, еще комплименты, основные пути наступления, и еще что-то — стандартный треп, от которого все всегда отталкиваются, но потом не обращают внимания. Ну, почти — все равно случаи, когда теория срабатывает, можно пересчитать по пальцам.

Чем дальше, тем меньше я понимала цели моего присутствия здесь. Из слов канцлера выходило, что ситуация вполне обычная, не требующая особого вмешательства.

— Тогда что требуется от меня? — мой голос прервал мерную речь вампира, и Тириэл вздрогнул, явно только проснувшись, что даже стул заскрипел.

Спать с открытыми глазами — полезное искусство. Даже завидно...

На секунду воцарилась мертвая тишина. Потом Гильермо поднялся, но не успел произнести ни слова.

— Ведь речь вовсе не о войне? — приторно-сладким голосом 'помогла' я.

Граф едва заметно вздрогнул. Промах с точки зрения дипломатии, но делает ему честь как рыцарю, полагаю. А заговорила королева:

— Мы хотим, чтобы Вы укрепили чары защиты замка. И достали для нас один старинный артефакт. Синее Пламя, — сказала она в наползавшей тишине, похожей на туман, густой и липкий.

И покосилась на двуличного рыцаря чуть не с ужасом. Меньше мгновения смотрела, но мне хватило. Время застыло, минуты сбились в стадо, как растерянные овцы, застрявшие в загоне, и вдруг полетели дальше, валясь кучей, перемешиваясь и толкаясь.

— Синее Пламя? — я посмотрела в глаза Гильермо.

Перекинула сигарету из одного уголка рта в другой, заставляя себя не морщиться, до того стало горько в горле. Плохой табак. Никогда больше его брать не буду. Злость стыла на языке, но я не могла себе позволить выразить ее. Не имела права. Лик выбрался из-под стола и безмолвно прижался к моей ноге. Его тепло, тихое сопение успокоили, как ничто другое.

Синее Пламя... Знакомое какое-то название. Артефакт, как и сказала вампирша. Что-то я о нем читала. Вот только где? Мм, да, Яшма, я помню — 'читал'. Но вспомнить сразу не удалось. Отложив на потом эту тему, переключилась на другую:

— Рей — это Ваше настоящее имя, не правда ли, граф? — вкрадчиво поинтересовалась я, нарушая большую часть неписанных правил.

Черный рыцарь твердо встретил мой взгляд, но ничего не ответил. Он казался слегка бледным, насколько это вообще для вампиров возможно. Серые глаза казались двумя осколками зеркала, за которым шел дождь.

Нахема, молча, внимала. У меня сложилось впечатление, что она использовала время нашей пикировки, чтобы прийти в себя. Но тут в мой монолог неожиданно вмешался дроу:

— Один слог имени... Ты наследник?! — Тириэл сладко щурил золотые глаза, но почему-то не казался удивленным. Скорее, разочарованным.

— Второй сын, — сказала я раньше, чем кто-то успел ответить. — Наследник — Рё.

— Откуда ты знаешь? — растеряно вскинулась королева, забыв обо всем на свете.

Сказывалась нехватка опыта. Иначе бы она ни за что не позволила себе одной неловкой фразой подтвердить все, мною сказанное, окончательно убедив меня в правильности предположения. Страх, недоумение, подозрение, отчаяние читались на точеном лице, как в открытой книге, написанной на языке, знакомом с детства. Ей нужно лучше владеть собой. Иначе трон под ней пошатнется. Еще сильнее.

Объект нашей беседы оставался безмолвным. Словно его не волновало происходящее. Или, может быть, только может быть, слишком сильно волновало?

Однако невежливо оставлять вопрос коронованной особы без ответа, даже если их величество немного забылись. По крайней мере, у меня не было желания подчеркивать ее промах. Но и оставлять совсем незамеченным грубость — тоже не стоит.

— Я знаком с наследником Властелина, мельком, — пояснила я и поднялась из-за стола.

Коротко кивнула королеве, испрашивая чисто формального разрешения удалиться [она, конечно же, его дала, разумно восприняв мою вежливость], подозвала пса и вышла из зала. Нужно было подумать.

На каменных стенах вокруг замка в это время суток было пустынно. Я обошла почти всю крепость по периметру, по внешнему кругу, но так никого и не встретила — лишь чувствовала иногда острые взгляды, которые, словно наведенные стрелы, жгли спину, не оставляя меня ни на миг. Да тихим гудением отзывались охранные заклятия, вторя каждому шагу. Непривычно для замка в осаде, не правда ли? Буднично.

Лик, как ни в чем не бывало, наслаждался прогулкой. Пес шнырял вокруг, перерывал носом все, что только мог: кучи старых факелов, каким-то образом завалявшиеся в переходах, рваные одеяла, брошенные у самой стены раззявленные сапоги, причудливый медальон на тонкой протравленной ржавчиной цепочке... Заинтересовавшись, я посмотрела на медальон поближе. Пышные заросли лишая свешивались с краев наподобие экзотического покрова, сквозь грязно-серую зелень проглядывало темное серебро с потертым узором из крошек рубина. На темной коже перчатки медальон тускло блестел сквозь налет, оставленный временем, как могут только древние произведения искусства, которые ничто не в силах испортить. Лик поддел меня под руку, пальцы дрогнули, и медальон раскрылся с протестующим скрипом. Внутри, на подушечке из густой, похожей на мех пыли, лежал полупрозрачный ключ. Прямо на моих глазах он растворился в воздухе, истаял, как плохая иллюзия. Вздрогнув, я поспешно завернула находку в платок, собираясь исследовать на досуге, как вдруг, с игривым лаем, пес носом выбил 'игрушку' у меня из рук. Блеснув в лучах заходящего солнца, медальон по дуге пролетел над зубцами и упал за стену, в мгновение ока пропав из виду.

Пальцы странно кольнуло, и все прошло.

— Лик! — я вовремя прикусила язык, с усилием сдержавшись, и так и не обрушив на пса поток своего гнева.

Ученик виновато качнул хвостом, потом неожиданно замер в типичной охотничьей стойке и приглушенно зарычал, глядя куда-то в сторону леса. Будто мог видеть сквозь камни. Из-под тенистой кроны, беззвучно и торжественно, как на парадных военных полотнах, выезжали мэйны, и застывали вокруг замка широким кольцом. Перед лицом такого зрелища утеря какого-то старого медальона показалась сущим пустяком.

Через два часа стало совершенно ясно, что тщательно скрываемая паника Нахемы обоснованна. Давно уже не видели в Империи объединенных кланов! Мэйны входили в состав светлой империи, и редко пересекали наши границы. Более пяти сотен лет их преследовали гражданские войны, клан шел против клана, и кровавой вендетте, казалось, не будет конца. А вот ведь — главы трех кланов выступили вместе против вампирского гнезда, не успевшего ничем особо зловещим прославиться за последнюю тысячу лет правления Лиама. Что в этих вампирах особенного, что им уделяют столько внимания? Или, если дело не в гнезде Нахемы, почему именно этим путем идут мэйны? Ведь, судя по докладам Ги... Рея, и наших разведчиков, поселение неподалеку основано уже почти семь лет как, и никаких разногласий не было. Сходить бы, узнать...

Я подавила это импульсивное желание крайне вовремя — у моих ног с коротким свистом вонзилась стрела. Золотистое оперение дрожало, переливаясь маленькой радугой. К черенку стрелы алой шелковой лентой было привязано послание.

Быстро произнесенное заклинание, и с части стрелы сползла позолота. Зато теперь ее можно было касаться, не отравившись. Еще миг — и клочок шелковистой бумаги оказался у меня в руках. Все же странные существа эти мэйны... пока послание у меня, на виду, ни один из них не причинит мне вреда. Дипломатическая неприкосновенность. Но стоит отложить его прочь.... Я усмехнулась. Кажется, работка предстоит интересная. Развернула послание.

Через три минуты я все еще с возрастающим недоумением крутила в руках таинственную записку. Текст, нужно отдать ему должное, не делался понятней. Какие-то каллиграфические крючочки и точечки, равномерно распределенные в соответствии с неизвестным алфавитом, тускло отливали золотом, создавая удивительное впечатление, словно с листа мне причудливо улыбается — именно улыбается — и подмигивает глаз.

Мог мэйнийский язык измениться так быстро?.. Курс современного мэйнийского у нас вел заезжий аристократ-филолог, прославившийся глубиной своих изыскательных трактатов, редакторской деятельностью в имперской типографии и абсолютной грамотностью. И я испытывала вполне обоснованные сомнения, что преподаваемый им предмет способен был подвергнуться столь кардинальным изменениям за каких-то два месяца. Версии старых языков, или наречий, также отпадали — Дайго давал нам краткий курс языков и наречий земель Империй. Полный мог бы отнять всю жизнь. Следовательно, дело не в экзотичности каллиграфии. Первым, что пришло в голову, была магия. Однако, перепробовав на послании все известные мне раскрывающие суть вещей чары, начиная от простой ругани (потрясающе действует иногда!) и заканчивая сложнейшим семиступенчатым ритуалом, выведавшим, к моему искреннему удивлению, лишь остаточный карандашный рисунок, существовавший недавно на отсутствующей ныне части, я получила отрицательный результат. Тоже, конечно, результат, но как-то не утешало. Хотя рисунок был, безусловно, красивым. Люблю лис и драконов.

Оставалось два варианта. Либо послание предназначено не мне, либо зачаровано на конкретное время проявления. И, конечно, есть еще один вариант, запасной. О котором мне очень не хотелось думать. Сопровождающийся ослиными ушками у отражения в зеркале.

'Странненько, странненько...' — как говорил персонаж одного из моих снов. Я убрала бумагу в карман под доспех, и пошла обратно. В конце концов, нужно было решить и пару других вопросов.

— Прогуливаетесь, паладин?.. — послышался бархатный низкий голос откуда-то из-за спины.

Обернувшись, я вгляделась в глубокие тени, наползавшие на высокий и узкий оконный проем одной из башен, располагавшийся в паре метрах над стеной. Интересно, он долго подбирал эту реплику? Дроу расположился на подоконнике, кажется, с гитарой в руках, свесив одну ногу наружу. Будто звездочки, капли света загадочно мерцали в безбрежной черноте высоких сапог, светились бриллианты в каблуке. Интересно, из чьей шкуры они скроены?..

— Да вот, задачки решаю. По математике, — я легкомысленно помахала стрелой, подняла взгляд. — Правду ли говорят, дроу почти догнали в меткости своих светлых собратьев?

Принц выдохнул резко, сдержал вспышку гнева, но тот все равно отразился во вспыхнувших глазах.

— В пещерах особо не постреляешь... — промурлыкал он, задумчиво тронув струны кончиками пальцев.

Гитара отозвалась тихим аккордом, похожим на крик чайки.

— Да, вы правы, — вздохнув, я примирительно улыбнулась. — Принц, позвольте личный вопрос?

— Да? — дроу показался мне заинтригованным, хотя теперь на его скорее утонченном, чем красивом лице застыла вежливо-теплая маска, скрывавшая все эмоции.

— Из кожи какого зверя пошиты Ваши сапоги?

Я могла гордиться собой — глаза дроу расширились, едва не выкатываясь из орбит, он поперхнулся и вдруг звонко рассмеялся, опасно наклонившись наружу — длинные серебристые пряди с красноватым отливом свесились вниз занавесом, лишь немногим не дотягиваясь до моей макушки.

— Вириэль... — новый приступ смеха потребовал от темнейшего еще некоторых усилий, чтобы взять себя в руки. Дроу справился с этим, но подобный подвиг оставил свой след — улыбка пряталась в глубине зрачков, и вдруг оказалось, что они умеют быть теплыми, а взгляд его — почти мягким. — Горный змей, как его иногда называют. Аспид(1).

Рассказывая, он спрыгнул с подоконника, легко приземлился, чуть согнув колени, выпрямился и остановился рядом со мной.

— Прогуляемся, сэр рыцарь?..

Я кивнула, проигнорировав понижение в звании, и с энтузиазмом зашла на еще один круг по крепостным стенам гнезда. Принц последовал за мной с упорством, достойным лучшего применения.

Все новые и новые отряды мэйнов появлялись из леса, и выстраивались вокруг замка. Яркие, красивые, аккуратные — будто игрушечные солдатики. По ним можно было изучать классические построения.

— Удивительно. Столько кланов, солнечные, лунные — это только те, кого я успел заметить. Кажется, даже представители Старшего рода и Изгнанники мелькали... С чего бы такой союз?.. — размышляла я вслух.

— Роскошные декорации требуют либо потрясающей импровизации, либо значительной подготовки. Что выбираем?.. — непривычно беззлобно уронил дроу. В такой формулировке вопрос прозвучал исключительно риторически. Тириэл помолчал, встряхнул головой, словно отгоняя ненужные мысли. И заключил: — И все же хотелось бы знать, какие роли отводятся нам в этой пьесе.

— Вы тоже не... — я осеклась, не договорив, отчаянно подбирая слова для, казалось бы, такого простого вопроса.

Тириэл избавил меня от мучений. Вздохнул, умопомрачительно потянулся, небрежно сбросив с плеча гитару.

— Не до конца понимаю, что происходит. Вы угадали, Вириэль. А я не люблю зря терять своих людей.

Странная интонация. Многозначная, бескомпромиссная, ярая. И немного фальшивая, вот только в какой части? Или это опять дает себя знать паранойя?

— Я получил это послание сегодня. И не смог расшифровать, — сначала я не собиралась говорить никому о письме, но теперь эта информация идеально подходила для того, чтобы изменить ход беседы. Я еще не знала, кому из них и в чем именно можно верить. А письмо от общих врагов — сравнительно безопасная тема.

Темный взял свиток с моей ладони. Развернул, вгляделся в строки и зажмурился от вспышки яркого света. Шелковистый лист плавно спланировал к моим ногам.

— Думаю... думаю, это не для меня, — пробормотал беззлобно он, смаргивая навернувшиеся слезы.

Нагнулся, с потрясающим хладнокровием подобрал свиток. Выводы делать рано, но, похоже, он не случайная фигура в этой игре. Вот только неужели и его тоже собираются использовать втемную? И если да — то кто себе такое может позволить?

— Жаль, — я провела рукой у него перед глазами, мысленно потянувшись к Тьме.

Не лучшая моя идея с этим письмом. Зато я смогла определиться с конкретным вариантом — послание зашифровано и станет доступно к определенному моменту, причем, только для меня. Легкий всплеск силы от желудка к горлу, и глаза темного перестали слезиться. Я забрала послание.

Принц усмехнулся, секунду сосредоточено высматривал что-то в моих глазах.

— У Вас есть идеи, паладин? — с убийственной иронией осведомился он, наконец.

— Королева объяснила, для чего ей Синее Пламя?

— Нет. Она даже не знает, что это. Но утверждает, что от его обретения зависит судьба Гнезда.

— Гнездо... Я никогда не слышал о том, чтобы среди вампиров распространена была птичья форма. Откуда же такое название?.. — очередная смена темы подозрительно легко сошла мне с рук.

Дроу вздохнул, потянулся к балюстраде, вынудив меня прислониться к камням внешнего кольца стен, в которых были прорезаны узкие стрельчатые бойницы. Внимательный взгляд золотых, похожих на тигриные, глаз, на секунду пересекся с моим; на черных ресницах мерцали капельки влаги. Дроу пристально следил за будущим противником поверх моих волос. Вражда дроу и мэйнов уже давно стала притчей во языцех.

— Полагаю, это название выбрано из функциональных соображений. Продолжение рода, безопасный дом для детей, относительная сложнодоступность, ручной труд... Что-то вроде... — задумчиво. — Скажите, Вир... — он все пристальней всматривался во что-то за моей спиной, уже почти касаясь щеки своей.

— Да?

— Вас когда-нибудь целовал мужчина?.. — с кошачьей ласковостью шепнул мэйн, придвигаясь совсем близко, запирая меня в ловушку из своих рук.

Горячечная волна жара, сумасшедшее предвкушение, непреклонная воля — все это, наверное, должно было бы пугать. А я рассмеялась. Искренне, звонко. Легко толкнула его ладонью — словно ни мгновения не сомневалась, что он отстранится. Тириэл отступил на шаг, убрал руки. Недоумение делало его совсем юным на вид.

— Увидимся позже, — сквозь смех выдохнула я, и пошла прочь, не задумываясь о произведенном эффекте.

И, уж конечно, ничего не собираясь объяснять. Похоже, дроу упорствуют даже в своих не слишком умных выходках.

Ко второй встрече мы обе подготовились лучше. Я четко знала, о чем спрашиваю, а королева успела навести марафет, и более не моргала беспомощно в ожидании 'подсказки зала'. Она спокойно просила ответить на заданные ей вопросы специалистов. Специалисты мысленно одаривали ее нехорошими словами, но прилежно оправдывали высочайшее доверие.

Собственно, ситуация складывалась следующая. Ее власть пока была очень шатка, и потому она желала упрочить свое положение, воспользовавшись осадой. Как я поняла из слов ее секретаря, через год состоится Совет Вампиров, на котором должна будет присутствовать Нахема(2). На этом собрании она желала предстать во всем блеске своей славы. Нам — дроу, мне и Гильермо-Рею — предстояло эту победу обеспечить. Все просто. На первый взгляд. Но, по словам учителя, у вампиров ничего и никогда не бывает просто. Если тебе кажется, что ты все понял — значит, тебя обманули.

Кажется, Тириэл не слишком обрадовался подобной ловушке. Дроу всю нашу беседу слушал с крайне задумчивым видом, пощипывая зеленый виноград с кисти, и любуясь творениями старых мастеров — потолки в зале украшала редкой красоты мозаика и фрески по мотивам неизвестных мне легенд. Его определенно не прельщала слава 'носильщика' чужой победы. Однако отказаться теперь не позволяла не только гордость (хотя, в его случае, думаю, хватило бы и ее), но и пресловутая репутация. Увы, все власть имущие — рабы имиджа.

В общем, интрига закручена, партитуры и роли розданы, извольте выполнять. Закончу с делами — нанесу ей визит лично или через представителя. Слишком прыткая королева, такая как развернется — ни в жизнь не избавимся. Шутка.

Пока же я отказалась от вина и снова вышла во двор. Лаки, при встрече у колодца, коротко улыбнулся, но не сказал ни слова. Политес — страшная вещь. Рука 'призрака' задержалась на бортике колодезной кладки, и исчезла, оставив что-то блестящее, по всполохам силы отдаленно напоминающее тот ключ в медальоне. Я незаметно забрала вещицу. Рассмотрю ее попозже, где не так заметно. Я вовсе не хотела его подставить, но и отравиться тоже не желала. А то кто знает, какие у них группировки в оппозиции к правящим?..

Мэйнийское послание все еще не поддавалось дешифровке, но эксперименты с ним я решила отложить. Особенно после того, как свиток отреагировал на прикосновение Тириэла. Кого-кого, а его не обвинишь в отсутствии защит. Свиток прислали мне, значит, у меня оно и будет. Пока не прочту, никому не отдам. Кроме него, к повестке дня добавилось и нечто от Лаки. Я зашла к себе в комнату, переоделась и пошла проверить коня. За спиной Ашера, под сенью полураскрытых крыльев, даже моя паранойя успокаивалась. Устроившись на охапке сена, я для дополнительной страховки окружила себя сферой отторжения, способной незаметно отвести все заинтересованные взгляды, и вынула из кармана неизвестный предмет. Это оказалось кольцо, завернутое в записку. Серебристое колечко с красноглазым дракончиком вызвало бурю восторга — изящной выделки, колечко было выполнено так дотошно, что зверюшка во всем напоминала живую, только очень миниатюрную. Рубины в глазках дракоши поблескивали, как крошечные язычки огня. В записке лаконично значилось: 'Это ключ. От чего — я не знаю. Спрячь, и когда-нибудь он тебе пригодиться. Будь осторожен. Л'. Интригующая информация. Очень расплывчатая, но довольно лаконичная притом. Я повертела бумажку в руках, прислушалась к собственным ощущениям. Сомнений в том, что писал Лаки, у меня не осталось. Почему-то этот призрак оказался ближе всех к тем существам, кому я верила.

Сжечь записку, и наколдовать цепочку было бы делом нескольких секунд, но я не хотела использовать магию. Зачарованная вещица гораздо подозрительней обычной. Так что пришлось рыться в карманах в поисках чего-нибудь подходящего. Цепочки я не нашла, зато нашла старый амулет от дурных снов. Широкое кольцо с перышками идеально подошло для того, чтобы спрятать серебряное колечко. Проверив узелки, я накинула его на шею. И мысленно сделала заметку — разузнать больше о подарке, если представиться возможность. Ведь если кольцо — это ключ, то он должен что-то открывать? Дверь, сундук, шкаф, сейф, в конце концов — вариантов множество.

— Вир, можно Вас на минутку? — зов Тириэла отвлек меня от размышлений.

— Мм? — неопределенно отозвалась я, отпихнув любопытную морду Ашера от своего уха, удачно замаскировавшую невольную ухмылку. Ой, не могу: 'Вас когда-нибудь целовал мужчина!..', я ведь расплачусь, — Чем могу быть полезен? — когда я вышла из конюшни, невозмутимость была восстановлена; я быстро привела себя в порядок, отряхнув солому, ногой задвинула калитку денника и взглянула на дроу.

Никогда не нервничать на людях, если не хочешь быть пойманным. Первое правило вора. Второе правило у меня лично — не попадайся. Но здесь я временами даю маху.

— Выйдем во двор, — предложил Тириэл светски.

Я вышла. Пока в Гнезде мне можно было не опасаться опасных ловушек.

Во дворе, к моему удивлению, собралась толпа. Королева со свитой, дроу с парой сопровождающих — все красовались в парадных костюмах. Я бы занервничала, если бы не выучка Учителя. Нахема зябко куталась в темные меха, бриллиантовые серьги в ее ушах бросали солнечные зайчики на плитки двора, с таинственным алым бликом.

— Наше общество так прискорбно утомительно, что Вы скрылись на конюшне? — расширила глаза королева преувеличенно расстроено, своей короткой шпилькой явно прервав принца на очередном выпаде в мой адрес.

Тот, как и подобает воспитанному джентльмену в гостях, не подал вида. Джентльмен?! Я сказала это про дроу?.. Эвфемизм, только и всего.

— Что Вы, миледи, — меня не так легко было задеть. — Я лишь пытался сложить сонет в Вашу честь, скрывшись в уединении, дабы не огорчить смущением робкую душу вдохновения... Но, к несчастью, — легкая улыбка, тень грусти в голосе, — обстоятельства оказались сильнее.

Судя по глазам Тириэла, меня ожидает месть в лице тех самых 'обстоятельств'. Не самое приятное знание в это утро. Зато, по крайней мере, можно пока не волноваться, подчитывая, кто может использовать дроу в качестве посыльного — подобную услугу ради возможной мести королеве принц оказал с явной радостью. Нахема чуть заметно улыбнулась.

— Да? В таком случае, надеюсь, Вы не откажетесь от небольшой прогулки?

Прогулки? С какой целью, интересно? Я закашлялась, выигрывая пару мгновений на раздумья, потом кивнула. Расспрашивать ее сейчас было б излишне высокомерно и необдуманно — слишком много лишних ушей вокруг. Кроме того, не стоило испытывать высочайшее терпение попусту. Потому я лишь склонилась в коротком военном поклоне.

— С радостью, Ваше Величество.

Мы в осаде, а она говорит о прогулке? Это безумие... И я хочу это видеть!

Ашер, услышав голоса, сам вышел из конюшни. Я затнула подпругу и села в седло. Черный костюм-поддевка, безусловно, не был парадным, но смотрелся довольно стильно, а главное, удобно. Храм учил предугадывать подобные мелочи, а потому даже рядом с облаченными в лучшие ткани вампирами я чувствовала себя вполне уверенно. Все равно ни у кого, кроме дроу, не было сапог из аспида!

Вслед за охраной и королевой мы взвились в небо.

Сноски:

1. Аспид — в этом мире двухголовая крылатая змея, обитающая в пещерах высоко в горах. Отличается крайней агрессивностью и подвижностью. Предпочитает обитать во тьме. Чешуя используется в алхимии для усиления действия различных эликсиров, а также очень цениться модельерами. Посему аспиды на территории обеих империй встречаются крайне редко.

2. Жизнь вампиров напоминает партийную — голоса электората, избиратели, репутация, политика... Наверное, долгая жизнь провоцирует. Хотя, те же драконы, хоть и почти бессмертны, избрали несколько другую модель существования. Все относительно. Да и, в конечном итоге, с течением времени власть правителя вампиров становится абсолютной. У Лиама так было, хотя тот не называл себя даже князем.

С тем, кому нечего скрывать, пить не интересно.

Афоризм из Internet

Глава 8.

Мало что могло сравниться с выражением лиц дроу, когда мы вылетали за ворота. Высокомерные маски на лицах мэйнов, величественная отстраненность вампиров, невесомое безразличие стихийных духов — все как-то блекло на фоне этой свирепой безграничной радости. Нет, дроу и вправду ненормальные — с таким торжеством парить в небесах, едва выбравшись из подземелий!.. Мы взяли и покинули осажденный замок, легко и незамысловато. Объяснялось все просто — небо. Небо над замком всегда было свободно. И как бы здорово ни стреляли мэйны, у них не было драконов. По крайней мере, в Темной Империи. После небольшой трансформации Ашер без труда поддерживал ту же скорость, что и небольшой серебристый дракон королевы. Ветер в лицо, облака, проносящиеся под ногами, поля, рощи, казавшиеся кусочками лоскутного одеяла. Ветер развевал волосы и гривы, солнечные лучи искрились на чешуе, стройные силуэты расчерчивали прохладный воздух, как радуги, смазываясь в мерцающие ленты. Невольно смех вырывался на волю, и странно-черные глаза королевы рядом затмевали туманное солнце, заставляя мир кружиться вокруг, как в сказочном сне, как в калейдоскопе....

Всего десять минут — Нахема не желала рисковать, да и драконица нервничала, поглядывая строгим материнским взглядом на один из пиков. Минуты, казалось, вобравшие в себя весь мир, и высота, границы которой хочется измерить под воздействием какого-то неведомого инстинкта из тех времен, когда у людей были крылья, дарили невероятное чувство свободы.

Приземлились во дворе замка; крылья наших верховых животных подняли целую бурю.

Едва ветер немного улегся, я подошла к королеве и подала ей руку, помогая спуститься с дракона. Странно — но сейчас ее глаза были серыми. А у моего отражения в ее зрачках — яростно, ядовито, неистово изумрудными, словно расплавленный кристалл в хрустальном бокале, мерцающий сквозь темное дно чужих радужек. Пальцы Нахемы обжигали холодом и огневым жаром. Этот взгляд говорил, почти кричал о чем-то, чего я не понимала.

Неопределенность тревожила больше всего. Потому что никак не состыковывалась со всем, что я знала. Зачем вампирам помощь Храма? Почему Храм не поставили в известность об участии дроу? Почему, вопреки всем традициям, Храм послал меня, не ознакомившись с ситуацией досконально? Кто зачаровал озеро и зачем? Кто вызвал то чудовище? Да и было ли оно вообще? И, наконец, что мне со всем этим делать? По нелепой случайности, толпы мудрых советчиков поблизости не наблюдалось. Я хотела уточнить пару вопросов у Гильермо, но тот с крайне сосредоточенным видом уже нашептывал что-то королеве на ухо. Та мрачнела с каждым словом. Потом раздраженно фыркнула, резким движением подхватила его под локоть и увела во дворец. Судя по напряжению ее стражи, случилось что-то серьезное. Вскоре, будто в подтверждение моей догадки, отозвали и призраков. Королеве вампиров еще тренироваться и тренироваться. Но мне от этого было не легче. Даже Лаки временно оказался вне зоны досягаемости.

Двор постепенно обезлюдел. С возвращением королевы напряжение несколько спало, и сначала придворные, а потом и слуги потянулись по своим делам. Только мой недавний знакомый прохаживал Золотого, да пара черных псов раздраженно рычала друг на друга у колодца. Мы обменялись с Алексом заговорщицкими улыбками, потом он увел коня в конюшню, а я погрузилась в свои тяжкие думы. Странно, неужели королева уже отзывает свою стражу с постов?.. Меня не оставляло ощущение, что я о чем-то забыла. Вот только вспомнить, о чем, никак не получалось.

У основания лестницы над клумбой с бледно-розовыми цветами лениво порхала огромная синяя бабочка. В небе кружил орел. Он поднялся так высоко, что лишь тень, скользившая на плитах двора, выдавала его присутствие, когда птица перечеркивала короткой черточкой желтый глаз солнца. Ветер принес запах дождя — тяжелые облака прятались за горизонтом за лагерем мэйнов, медленно подбираясь все ближе. Они были еще далеко, и воздух был свеж. Но ночью будет ливень.

Мерно перекрикивалась стража на замковых стенах, ругалась кухарка. Я закрыла глаза. Так можно было представить, что я опять в Храме, в своей келье. Минута ностальгии прошла. Я тряхнула головой, отодвинулась от стены. Догадка плавала на краю сознания, у грани...

— Вириэль? — позвал знакомый голос откуда-то сверху.

Мысль ускользнула. Это становится традицией? Либо так, либо я слишком небрежна.

Я запрокинула голову. Гильермо стоял на балконе парой этажей выше, перегнувшись через перила, чтобы смотреть в глаза.

— Сударь? — после некоторой заминки подобрала я подходящее обращение.

— Вы могли бы подняться к нам?

— К Вам? — я встала нормально, отошла от стены еще на пару шагов, не отводя взгляда.

— Да, — вызывающе ухмыльнулся темный рыцарь.

— Да, — я пожала плечами, рассудив, что чем буду блуждать по лабиринту коридоров, лучше залезу, пренебрегая явной насмешкой в его взгляде.

Никаких полетов. Мельком оглянулась, убедилась, что двор по-прежнему относительно пустынен, а немногочисленная челядь не обращает на меня ни малейшего внимания. Оправила полу плаща, вытянула длинную мэйнийскую веревку из бокового шва, привычно взвесила ее в руке. Чуть раскрутила и забросила вверх. Раз сорвавшись, со второй попытки веревка сама обернулась вокруг перил и изменила цвет ненадолго, подтверждая крепость крепления. Дурачась, я сорвала с клумбы приманивавший бабочку цветок, и легко взобралась по веревке на балкон. Лихо перемахнула перила, выпрямилась и заткнула цветок за ухо Гильермо. Потом, игнорируя ошарашенный взгляд вампира, способный до полусмерти испугать менее самоуверенное существо, чем я, разложила по местам весь свой псевдо альпинистский инвентарь, и легко тряхнула головой:

— К вашим услугам, — небрежно отбрасывая волосы с лица.

— Прошу, — помедлив, любезно предложил рыцарь-вампир, распахнув передо мной балконную дверь, и с долей растерянности играя с цветком, явно не представляя, что с ним сделать. В конце концов, он демонстративно склонился над моей рукой в иллюзии поцелуя, хоть немного восстанавливая реноме.

Баш на баш?

Едва войдя в кабинет, я поняла, что время игр кончилось. Атмосфера в комнате была какая-то траурная, я даже удивилась немного. Нахема сидела в роскошном кожаном кресле, свернувшись клубком и перекинув ноги через ручку. Вид у нее был совершенно не королевский. Задумчиво играя с прядкой волос, она свободной рукой перебирала бумаги у себя на коленях. Пышная юбка чуть задралась, обнажая стройные ноги чуть выше щиколоток. Интересный эффект получался.

Я коротко обозначила поклон и застыла в ожидании.

— Рей? — не поднимая от бумаг глаз, тихо и чуть хрипло позвала королева.

Не услышав немедленного ответа, подняла голову, вздрогнула, заметив меня.

— Гильермо?.. — поправилась она.

Рей явно понял ее с полуслова, но, все же, нашел время укоризненно вздохнуть и нахмуриться. Видимо, за использование того самого 'Рей'. Приятно знать, что он тоже видит ее недостатки. Лиаму было почти три тысячи лет, когда он только получил доступ к власти. Нынешней Нахеме чуть больше двадцати — совсем младенец по меркам вампиров. Она куда быстрее адаптируется, и все равно ей сложнее.

— Садитесь, паладин, — предложила королева высоким напряженным голосом.

Я села, удержавшись от возражений. Вампир отошел к окну, замер там, собираясь с мыслями и любуясь открывавшимся пейзажем. Все мелкие придирки друг к другу были на время забыты. В наступившей тишине шелест перебираемых королевой документов казался особенно отчетливым, почти невыносимо громким. Нахема, тоже, видимо, почувствовав что-то, замерла.

— Вириэль, я не смогу сопровождать Вас в поисках артефакта, — наконец позволил себе некоторую прямоту Гильермо.

Откровенность за откровенность:

— Вы понимаете, что поиски могут затянуться в таком случае? — я не удивилась его известию, хотя сама еще не понимала, почему. — Полагаю, причина была достаточно веской?..

— Мой брат... — выдохнула Нахема, и закрыла глаза.

Ее отстраненность — попытка сохранить лицо, сдержанная истерика, внезапно поняла я. И осознала еще кое-что — королева лгала.

— Ваш брат? — я не слышала, чтобы у Королев Гнезд вампиров когда-либо были братья; впрочем, сам этот факт мог показаться сколь угодно нелепым, ничего это б не изменило.

До недавних пор, я вообще о вампирах не так уж много и слышала. Так как же разобраться в ее лжи?

— Я из Лунных, — подняв на меня взгляд, пояснила она.

Губы вампирши дрожали. Она так стискивала пальцы рук, что это не могло быть не больно. Теперь я поняла, почему менялся цвет ее глаз — все лунные мэйны в той или иной степени обладали этим умением. Вот только свежо придание, но верится с трудом. Итак, вопрос — в какой части своих слов она лжет? Мне не верилось, что все ею сказанное неправда.

— Не знал, что Королева может быть из обращенных, — уронила я задумчиво.

— Не из обращенных, — стремительно поднялась королева, с очевидным трудом сдерживая непроизвольное отвращение. — Я полукровка, смешанная кровь, — холодным надменным голосом, одновременно сильным и ломким, как пластинки хрусталя, сообщила Нахема, будто готовилась встретить насмешки.

— Понятно... — протянула я механически и довольно равнодушно.

Я и сама не слишком толерантна, но такая предвзятость в правителе по отношению к своим же мне представлялась противной. Казалось, Нахема ожидала от меня несколько другой реакции, и в который раз не смогла справиться с эмоциями. Однако если она — не обращенная, лунная и притом полукровка, остается только один вариант...

— Вы же не дочь Лиама? — неуверенно уточнила я, не собираясь поднимать тему расизма.

— Дочь его сестры, Эрики, и одного аристократа, — чуть мягче призналась королева.

Полагаю, нервозность Рея была во многом наигранной, потому что теперь он буквально излучал довольство и казался спокойным, как питон. Тоже мне, учитель... Или... аристократ или родственник того аристократа?.. Последняя мысль показалась слегка шокирующей. Рей — дядя Нахемы? Вопрос — почему меня это вообще волнует?

Ситуация медленно начинала проясняться. На мой вкус, слишком медленно, но все равно это было уже хоть что-то.

— Это причина?.. — надменно вздернула я бровь в воспитательных целях.

— Мой брат у стен замка, — закрыв глаза, призналась Нахема, и побледнела. — По отцу, — едва слышно уточнила она.

Она и без того была не слишком загорелой, а теперь буквально сияла белизной лучшего савана. И лгала. Так какая часть утверждения была ложью в ее фразе?!

— Совет вампиров прислал наблюдателей из других Гнезд, — продолжил Рей перечень настигших их сложностей.

Он не лгал — даже ощущение, что мне лгут, стало слабее. Хм... среди мэйнов за стеной кто-то из ЕГО родни? Однако спешить с непроверенными предположениями я не стала. Что ж, попробуем сыграть роль. Исходя из заданных условий, во что я, с их точки зрения, должна верить?

Экстренная ситуация, тут не поспоришь.

— Хорошо. В таком случае, нам нужно скорректировать наши планы, не так ли? Полагаю, с защитой лучше будет справиться вам самим. И ограничить мое участие добычей артефакта, дабы не вызвать недовольства Совета, — вампиры в чем-то как волки, и слабого — разорвут.

Я добавила простенькие чары к своим словам. Гильермо явно заметил, но ничего не сказал. Заклинание лишь помогло Нахеме держать себя в руках, ничего больше. Бесшумно вошедший слуга оделил нас бокалами вина, и так же беззвучно удалился.

Слышала я что-то такое про сестру прежнего Князя Гнезда. Нечто вроде легенды про красавицу-вампиршу и влюбившегося в нее мэйнийского лорда. В истории взаимной любви, помимо прочего, фигурировали также кровная месть, недовольные таким союзом старшие родственники, брошенная жена со стороны мэйна, и отказавшаяся от крови красавица из Клана. Как и бывает в большинстве таких легенд, конец был печальным. Влюбленных не сумели разлучить, и потому приговорили к смерти. Но кто и как — все это оказалось подернуто дымкой забвения. Кстати, именно после вынесения приговора успевший к тому времени пресытиться своей красавицей мэйн доблестно вернулся, дабы умереть с нею вместе. Что, кстати, довольно-таки странно для лунного мэйна. Впрочем, история была не слишком-то давней, так что... прослеживались параллели. Хм, надо будет уточнить у Шариса версию смерти Лиама. Алуриан вряд ли удовлетворится просто слухами, да и не будет он обсуждать мои догадки. Хотя вопрос хорош — насколько глубоко во всем этом замешана королева? Лично меч в руках держала или только помогала советом? Или кто-то ей помогал?

Как ни была королева ошарашена моим предложением, выхода у нее не оставалось. Она пару раз пыталась что-то сказать, но замолкала, не издав ни звука, однако, вскоре Их Величество достаточно овладели собой, чтобы вернуться к разговору. Впрочем, ничего нового мы не решили, лишь уточнили детали, да скорректировали краткосрочные планы.

Выводы ближе к концу беседы я сделала удручающие. Магистр и мастера нарочно отослали меня из Храма. В смысле, они и так и так сделали это по своей воле, но теперь я знала, что повод для подобного назначения искали давно. Возможно, уже месяц. В пользу этой теории играли и спонтанность задания, и поверхностные сведения, что мне сообщили, а главное — снаряжение. Снаряжение мне с собой выдавали для войны, а не для разведывательной акции. Ни Алуриан, ни Шарис не потерпели б такой небрежности, без крайне веской причины. И этот фарс с мэйнами... Ни за что не поверю, будто Алуриан или Крыло Бабочки могли не заметить такого! Да, частично в необходимости моего отсутствия была замешана воля Императора, но, скорее всего, большей частью формально. В чем истинная причина ссылки? Зачем мастерам могло понадобиться мое отсутствие?

Я столь глубоко погрузилась в воспоминания и рассуждения, что умудрилась забыть про все вокруг. Замковые стены полюбились мне еще с прошлой прогулки по составлявшим их древним каменным блокам, и вечером я снова, в который уже раз, пересчитывала причудливо изукрашенные временем плиты подметками сапог. Закат превратил и без того захватывающую панораму в нечто фантастическое. Будто ночь приоткрыла ненадолго причудливую шкатулку, полную мерцающих драгоценных камней. На самих стенах перемигивались сигнальные вспышки костров.

Внимание привлекло что-то на стене. Замок бурлил, звуки обрушивались со всех сторон, сливаясь в непрерывный гул — и потому подчеркнутая тихость голосов сама собой притягивала внимание. Рей и Тириэл сидели на краю стены, свесив ноги наружу. И беззаботно беседовали, чуть ли не брезгливо отбивая прицельно выпущенные в них стрелы. Мэйнов вскоре утомила эта игра, но упрямства им было не занимать, так что теперь лишь изредка короткий свист рассекал ночной воздух, кто-то из сиятельных господ осажденных делал небрежный жест, стрела бесславно падала вниз, а очередной стрелок из лесной чащи наводил прицел. Сюрреалистическая картинка. На моих глазах Тириэл спрыгнул вниз на три моих роста, небрежно подобрал полу плаща и, не оглядываясь, ушел прочь. Его что-то злило. Мне не нужно было видеть его лица, чтобы это понимать: пластика, порывистость каждого жеста, едва заметная дрожь кончиков пальцев вроде бы свободно опущенной вдоль тела руки — все это не оставляло ни капли сомнений.

— Зачем ты его разозлил? — не удержалась я.

— Я? — вампир опустился рядом совершенно бесшумно, саркастически приподнял брови. — Как я мог?!

Странно, но сейчас он вел себя так, как будто они с Тириэлом поменялись ролями. Или я в самом начале просчиталась?.. Впрочем, ответов мне не дадут, это уже понятно. Жалобно зазвенев, мэйнийская стрела упала к его ногам, сломанная посередине.

Что делать, если не о чем говорить? И не с чего доверять? Я пожала плечами и пошла прочь.

Чуть меньше получаса спустя, в библиотеке, Тириэл подлетел ко мне, буквально пылая яростью, острой и горькой, словно живой костер. Замер, тяжело переводя дыхание, будто бежал марафон недавно:

— Вызываю, — срывающийся шепот обвился змеей, почти попробовал на вкус.

Дроу одарил меня неистовым взором и испарился. Ускользнул, не дожидаясь ответа.

Я осталась, растерянно моргая. Великая Мать... Когда я успела его оскорбить, что он так сорвался? Чем? Что вообще происходит?..

Увы. Избалованный ленью мир не спешил давать мне ответы. И кто бы сомневался?

Неправдой было бы сказать, будто такой поворот событий не поставил меня в тупик. Я недоумевала. И с каждым мгновением все больше и больше. Повод для дуэли был выбран до того топорно, беспричинно, что делалось бы смешно, если бы вызов не бросал мне мастер клинка, успевший прославиться на весь континент. Нет, нервное напряжение не способствует четкости мысли. Бесцельно побродив по замку почти час и придя к столь неутешительным выводам, я все же определилась с планом дальнейших действий, и сосредоточилась на его реализации.

Что нужно для дуэли? Противник, место проведения и секунданты. Вот секундантов мне и не хватало. К счастью, Лаки согласился стать одним из них. Случайно столкнувшись с ним в одной из картинных галерей, я наскоро ввела призрака в курс дела и отправила уточнять детали, а сама снова заперлась в библиотеке. Роскошная коллекция лишь немногим не дотягивала до храмовой, но содержала некоторые раритетные экземпляры, списков с которых не было больше нигде. Их изучение помогло успокоиться. Воспитанник бродил где-то, и я заперлась в библиотеке в полном одиночестве, попивая черный кофе и изучая книгу с интригующим названием 'Специфика структуризации негуманоидных созданий, и особенности применения'. Больше всего меня заинтересовали особенности применения. На обложке значилось именно это название, а внутри неведомый автор собрал информацию о редчайших заклинаниях черной магии и способах противодействия им. Там было все — от редких зелий, до причудливых амулетов, состав которых заставлял морщиться от отвращения. Помимо полезных рецептов, книжка также была снабжена краткими описаниями их действия и историями из жизни. Мне особенно запомнилась история про девушку, которая обратилась к темным силам с просьбой сделать ее самой прекрасной на свете. Миэль с достоинством ответил на зов, расписал ей радужные перспективы, подготовил контракт, приведенный в тексте, — и забыл упомянуть одну маленькую, но немаловажную деталь. Красивой она стала. Феноменально, незабываемо прекрасной. Но ее красота оказалась того свойства, что несчастная дурочка вскоре пошла по рукам власть имущих, словно призовая кобыла или редкая вещь для коллекции. Она умерла семь лет спустя, под ножом маньяка, не устоявшего перед такой красотой и в ходе спасательной операции погибшего вместе с ней. Столь лиричный конец развенчивала приводимая ниже справка о договоре с одной из адвокатских контор (с многозначительной пометкой АПИ, выведенной кровью), по косточкам разбиравшей условия соглашения и перечислявшей количество возможных уловок при таких формулировках. Последним шагом этого поучительного действа был 'белый' договор, или оригинальная версия, предлагаемая конторой как идеальный вариант, сдобренная приписками некоего незнакомого мне А., все же раскопавшего и в предлагаемом тексте пару ловушек.

На моей памяти это было второе свидетельство существования Темных Лордов. Первым был визит Лучезара в Храм. По делам особой важности, естественно.

Честно говоря, чтение мало помогало расслабиться. Но гадать о причинах и нервничать значило подписать себе завтра смертный приговор. Я смутно подозревала, что для такой эскапады у Тириэла должна быть причина. Он не из тех, кто мог выкинуть такое из ничего, не тот характер, не тот темперамент. Хотя первая моя мысль была — 'вообще не мог сделать такое'. Все это доказывало, как мало я еще знаю: попытка просчитать даже прошлые действия моего будущего оппонента провалилась с треском. В конце концов, нервничать мне надоело. Я устроилась в кресле, закинула ноги на столик и прикрыла глаза. Сон подкрался незаметно, как лавина. Раз — и я уже спала.

Прикосновение прохладных пальцев вырвало из полусна. Я не слышала, как он вошел — просто призрак оказался стоящим рядом. Вот такой засов на дверях в библиотеке.

— Мы договорились, — Лаки задумчиво разглядывал что-то за моим плечом.

Светлые волосы в полумраке казались почти живыми, по ним пробегали блики. Вампир приглушенно сиял, как настоящий призрак.

— Да? — выдохнула я; его молчание могло означать все что угодно.

— Принц настаивает на дуэли жизни, — сказал он голосом, далеким и от жизни, и от смерти, как далеки снег и кровь.

Я онемела. Есть много разновидностей поединков, но в аристократических кругах нашей Империи все дуэли сводятся к трем типам. До первой крови, до сдачи, до смерти. Те, что до сдачи, в свою очередь подразделяются на, собственно, дуэли до либо потери сознания одним из противников или признания вины и на дуэли жизни. Проще говоря, проиграв такую дуэль, я проигрывала свою свободу до тех пор, пока не буду освобождена победителем, либо трижды не спасу ему жизнь. Проигравший становился фактически рабом победителя, и вся его дальнейшая жизнь зависела от воли хозяина.

Вот уже больше 30 лет их полагали запрещенными.

Пока не пришла я. Кажется, моя удачливость скоро станет легендой.

— Ты не... — начала я и оборвала сама себя.

Неужели Тириэл... просто хотел до меня добраться? Нет, не до меня — Вириэль, а до меня — паладина! На миг я возгордилась, но тут же задумалась о цели. И все же, что сие означает в перспективе? Зачем паладин Храма дроу? Недавно сонные, мысли мелькали в сознании со скоростью молний. Впрочем, шансы все выяснить на своей шкуре у меня по-прежнему оставались почти стопроцентными. И нечего злиться на окружающих, а тем более вампира. Лаки и так наверняка сделал все, чтобы изменить его решение. Не вина призрака, что не получилось.

— Рассказывай, — попросила я, голосом постаравшись передать ему переполнявшую меня в тот миг благодарность, и не показать иных чувств.

Он кратко изложил детали. Спокойно, размеренно. Только на миг в странных призрачных глазах мелькнуло что-то — кажется, признательность. Было бы за что.

Дуэль будет на рассвете, у колодца на главном дворе. Оружием дроу выбрал мечи. Магия запрещена. Поединок будет проходить в замкнутом ритуалом круге. Изложив все это, вампир молча подал мне бокал вина.

— Тебя не накажут за помощь мне? — спросила я, наконец, едва слышно.

Призрак фыркнул, сел на пол у моего кресла, и с великолепным небрежением выдохнул:

— Плевать... Знаешь анекдот?

— Мм?

— 'Маясь от безделья, демоны думали, чего бы им такого сделать. Лучезар: Может, Апокалипсис? Лалло: Бог начнёт бочку катить. Лучезар: Ну, тогда Чума... Миэль: Все чумные крысы сдохли. Лучезар: Ой, мальчики, вы зануды...' Я это к чему, собственно... Пойдем устраивать Апокалипсис?

— А? — растеряно переспросила я, перестав успевать за полетом его мысли.

Лаки сладко потянулся, взглянул на меня чуть укоризненно, и предложил:

— Пойдем, ограбим королевский сад?

Я подумала, подивилась извращенности его воображения, восхитилась нерациональности идеи, красочно представила, что будет, если нас за этим поймают, ужаснулась сумасшествию самой мысли — и радостно согласилась. Умирать, так с музыкой! А также прочими спецэффектами. Для большей радости.

К выполнению задуманного плана (или детской шалости?) мы приступили немедленно. Бесшумно выбрались на крышу, с нее по водостоку во двор, и затаились у большой дворцовой конюшни, в которую без Лаки или Ашера я ни за что бы добровольно ночью не полезла. Там встречались такие коняги...

— А где, собственно, этот ваш сад? — сообразила поинтересоваться я.

Лаки заговорщицки подмигнул, и жестом поманил за собой.

Три минуты спустя мы все еще крались вдоль крепостной стены, пригибаясь ниже к земле, чтобы сливаться с тенью. Над головой оживленно переговаривалась стража, иногда раздавались странные звуки. Чей-то яростный крик взлетел, разорвав покрывало ночи, и затих.

— Пленник, — любезно пояснил вампир.

Мы — темные. Я не стала сосредотачивать на этом внимания. Вернусь свободной с дуэли — вспомню. Даже для меня в тот миг эта мысль-обещание прозвучала как зарок. Что-то вроде взаимообмена.

Еще через несколько шагов стена вдруг поддалась под ладонью призрака. Он жестом позвал за собой. За слоем камня обнаружился короткий коридор, освещенный тремя факелами под самым потолком. Пол покрывала какая-то мозаика. Трава, цветы и черные лианы переплетались в экзотическом хаосе, создавая впечатление, будто под ногами водная гладь. Из коридора вело три двери. Одна, черная, была закрыта на большой замок. Две остальные стояли распахнутыми настежь, и из левого дверного проёма на каменные узоры пола проливались лучи золотистого света. Из чистого противоречия я заглянула в правый. До горизонта тянулось странное красное море, с железистым запахом, поддернутое слабой рябью. На моих глазах водяная гладь вспучилась черным бугром, явив нечто блестящее и большое. Мелькнула бездонная алая пасть, и неведомый житель глубин скрылся под водой, подняв тучу брызг.

— Осторожно, — Лаки потянул меня назад.

— Что это там? — я вздрогнула от его прикосновения, и очнулась.

— Они, — сказал вампир так, словно это объясняло все. — Пойдем, нам туда.

Я рассудительно решила не поднимать эту тему.

За вторым дверным проемом и вправду раскинулся сад. Ветер разносил вокруг фантастический запах свежих яблок, перекликались птицы на корявых ветках старых персиковых деревьев. Веселый серебристый ручей задорно посмеивался, пробираясь сквозь высокие ароматные травы. Между широких неохватных стволов сновали серые тени. Присмотревшись, я различила волков. Их зеленые глаза мерцали в тенях крон, странно мудрые и терпеливые. На солнце, словно в такт, мерцали прозрачные сети паутины.

Кажется, я поняла задумку Лаки.

— Он вообще охраняется? — спросила я едва слышно.

Призрак чуть насмешливо улыбнулся.

— Я подумал, здесь лучше отдыхается. И потом, сюда не пускают посторонних... — он шутливо поклонился, — прошу.

У персиков был фантастический вкус, а вот груши слегка горчили. Но даже горечь казалась какой-то потрясающе свежей, влажная листва манила, шершавое тело яблони, на которую мы взобрались, так и дышало теплом. От него в мое тело переливались лучики энергии. Мы сосредотачивали их в ладони, формировали небольшие шарики света — мой золотистый, его — голубой, — и перебрасывались ими, смеясь. Каждое прикосновение к такому проникало внутрь, словно глоток шампанского, и пузырьками расползалось под кожей.

Это было, словно мы на несколько часов попали в детство. Наш смех звучал над садом, и завораживающие голоса птиц звенели нам в унисон. Время летело так, что я еще минуту не могла понять, о чем речь, когда Лаки спрыгнул в траву, запрокинул нереально прекрасное в тот момент лицо и тихо позвал:

— Пора.

До дуэли оставалось меньше часа. Впрочем, выбравшись из таинственного коридора с тремя дверьми, я обнаружила, что почти не нуждаюсь в приготовлениях — на мне откуда-то возник белый камзол с серебристой оторочкой и вышивкой шелком. В ушах серьги, волосы привычно заплетены в косу и заколоты на затылке. Лаки ушел ненадолго и вернулся с мечом. Полуторный меч был куда легче моего двуручника, и намного проще в обращении.

Пользуясь кратковременной тишиной, я взобралась на бортик колодца, схватилась за деревянный столбик рядом и запрокинула голову. Кажется, на моих ресницах осталась роса 'страны-за-дверьми' — никогда я не видела более красивый восход. Строгая простота перепадов оттенков, созвучных и вместе с тем ни на что не похожих, постепенно сменилась ровной синевой, какая бывает лишь ранним летом, пока жара еще не успела иссушить сам воздух.

От ослепительной яркости светила заболели глаза, и я опустила взгляд ниже.

Принц дроу стоял в нескольких шагах, неподвижно, запрокинув голову к небу, так, что солнце светило в глаза, и смотрел на солнце сквозь меня — или на меня на фоне солнца?..

— Приветствую, — я лениво спрыгнула с бортика.

Короткий кивок в ответ. У дроу были расширены зрачки. Да нет, наверное, это все солнце...

— Мое почтение, — наконец зазвучал саркастический прохладный голос принца. — Приступим?

Я кивнула.

— Как только все приготовят, — улыбнулась мягко.

Потом отошла, повернулась к нему спиной и закрыла глаза. Что бы ни было, не к лицу паладину Храма вступать в бой в сметенных чувствах.

Сонные, будто ленивые мухи, мысли лениво скользили в мозгу. Запомнилась, почему-то, только одна — почему мечи, если меня вызвали, и я должна выбирать оружие? В нарушение всех правил дуэли — меч. Я б никогда не... А верю ли я ему, своему секунданту? Нет. Но в том, что поручила — доверяю. Значит... значит, мой противник еще и маг? И не из плохих. Мне не сравниться с боевым обученным магом в бою в круге — все, чем я владею, вырвавшись из-под контроля, уничтожит все вокруг. Или размажет нас в пределах круга. Так стоит ли винить в желании сохранить свой дом и без того не особо счастливого вампира? Вот Тьма! Да чтоб тебя сонные собаки по ночам обнимали!

— Сэр Вириэль! — Лаки вырвал меня из глубин медитации. — Все готово, — на его ладонях лежал мой меч.

Я повернулась к нему, приняла меч, благодарно взглянув в неправдоподобно светлые глаза, и мимо своего секунданта прошла к кругу, вычерченному на камнях. Немного изогнутое лезвие, удобная нескользкая рукоять, манящий блеск стали, подобранная под мою руку балансировка. Его не ковали под меня, так что я вряд ли могла говорить о единении с клинком. Но здесь и сейчас он был мне хорошим другом.

Промельк алого шелка наверху привлек внимание. Королева бесшумно вышла на балкон. Опустилась в высокое кресло. Рей застыл за ее спиной подобно каменному изваянию. Нахема щурилась на яркий свет, ее рыцарь нетерпеливо постукивал по бедру парой перчаток. Я отвернулась, тряхнула головой.

Короткий салют. Насмешливый и снисходительный взгляд раздраженного моим временным невниманием принца. Слова заклятья сами собой сорвались с губ. Круг вспыхнул колдовским огнем. Когда дроу договорил свою часть ритуальных слов, над нами ненадолго возник купол серебристо-синего цвета, искрящийся молниями. Короткий шаг сквозь статическое электричество...

Если не задумываться, технологии дуэлей везде одинаковы. Два поединщика, секунданты, оружие, пространство боя — и миг битвы. Многие ищут в этом миге то признаки божественного, то свой, особый мир. Не знаю, как все, а для меня любой бой — это просто мгновения, когда время натягивается струной, переплетаясь с моими нервами, и замедляется до черепашьего шага. Я видела, как сражаются валькирии — их бой неистов, неудержим. И — неконтролируем. Меня учили иначе. Рассчитывать каждый свой шаг, каждый вздох, на семь шагов прогнозировать движения противника (лучше — дальше), управлять каждой частицей тела, каждой клеткой. Меня учили так, что, даже лишившись сердца, я буду функционировать еще примерно час, прежде чем смерть прорвется сквозь мой самоконтроль. Ну, теоретически...

О тренировках дроу и вовсе ходили легенды... Мы кружили друг напротив друга. Я размышляла. На самом деле, человек, опять же, теоретически, не может сравниться с бессмертными. Обычному человеку опыта не хватает. Акцент на слове 'обычному'. В Храме нашли своеобразное решение проблемы. Заканчивая обучение, мы все проходили особый ритуал, после которого получали доступ к старым воспоминаниям неведомых существ. Каждый раз иных, как ни печально. Знания 'сгружались' в подсознание, и появлялись по мере надобности. Так как никто толком не знал, что именно он помнит, казусы бывали разные...

Вероятно, все эти мысли были своеобразной самозащитой. Дроу славились своей жестокостью даже в пределах Темной Империи, и дуэль с одним из них не казалась мне развлечением. Впрочем, фехтовали мы довольно вяло, лениво обменивались скользящими ударами, почти не сближаясь, часто замирая в красивых и во многом бесполезных стойках. Почти без финтов — классические атаки, пара бабочек, блоки, отводы, вольты... Только движения на порядок быстрее, чем принято, такие, что кончик косы вихрился вокруг меня, задевая по плечу. Ноги уверенно ступали по обтесанным камням.

Дуэль как-то не складывалась. Дроу дрался без огонька. Словно отрабатывал удары на порядком поднадоевшей тренировке. Четко, в чем-то даже блистательно, но — равнодушно.

— Ты собираешься за Синим Пламенем? — неожиданно осведомился Тириэл насмешливо, надменно изогнув бровь.

— Ты так думаешь? — сдержать язвительность мне не удалось.

По-моему, он не может говорить ненасмешливо — даже если очень хочет.

Блондин сузил глаза — и по щеке у меня поползла тонкая полоска крови. Допросилась...

— Злишься? Интересно, из-за чего... Давай подумаем? — он поощрительным кивком поддержал мое намерение, щуря свирепые золотые глаза.

Смех рвался наружу, и я закашлялась в попытках его сдержать. Смех без причины... Ловко ускользнула из-под удара, атаковала сама. Теперь уже он раздраженно покосился на порез на кисти.

— Ловко, — в теплом голосе крылось обещание.

— Полагаешь? — как еще сопротивляться страху? И искушению?

— Да... — мурлыкающе.

О чем мы только что говорили?..

Принц явно не собирался взять перерыв и любезно дать мне время на обдумывание. Он стремительно атаковал, вынуждая меня уйти в глухую защиту. Злость не заставила его забыть об осторожности, наоборот, он собрался. С него можно было сейчас писать учебник по правилам боя, настолько ярок, выверен был каждый жест, просчитан выпад, продуман малейший шаг. Он не красовался — просто продуманно и толково загонял меня в угол, выматывая и вынуждая ошибаться. Прорываться сквозь серебристую паутину вокруг с каждым шагом становилось все труднее, я до черных точечек в глазах всматривалась в эту свистопляску, все же сумев задеть самым кончиком лезвия его плечо. Белая рубашка окрасилась кровью, но Тириэла это не смутило. Еще немного — и я не выдержу такого темпа...

С жалобным звоном мой клинок сломался у самой гарды, оставив меня с тремя дюймами сверкающего, но почти бесполезного металла в руках. Из последних сил я скользнула назад, из чистого упрямства растягивая агонию этим сиюминутным разрывом дистанции. В насыщенно-золотых глазах мелькнуло темное какое-то, хищное удовлетворение... Принц приблизился, сделал выпад... И вдруг камень выскользнул у меня из-под ног. Я опрокинулась на спину, едва успев защитить спину и голову слитным ударом рук назад. Руки от плеч отозвались глухой ноющей болью, но выдержали, а дроу, с расширенными от изумления глазами, вдруг наткнулся на мою непроизвольно вскинутую ногу, невольно поймал точкой опоры пятку и по инерции рыбкой вылетел за границу круга, так и не выронив клинка.

Сверкающий барьер, ограждавший нас от мира, погас. Тириэл приземлился на ноги, как кошка, и повернул ко мне неправдоподобно бледное лицо. Только глаза сияли сумасшедшим огнем, да сжимались пальцы на рукояти клинка. Одного. Я только сейчас поняла, что он дрался лишь одним клинком из пары! Потрясающее ощущение — как смотреть в глаза зверю.

— Я жду Ваших приказов... господин, — каждое слово будто бы безо всякого труда слетало с истончившихся губ; он не выказывал никаких чувств.

И только тогда я почувствовала. Бой окончен. Я... выиграла?!

Осознание почему-то принесло вкус тлена.

Так что я только криво усмехнулась, буркнула:

— Ты рад?

На мгновение звериная желтизна подернулась пленкой чистейшей неистовой ярости, а потом посветлела. Дроу выдохнул с таким видом, будто все это время не дышал:

— Отрицательный результат — тоже результат. Ты счастлив? — поинтересовался он высокомерно, вернув мне мой собственный вопрос.

Еще час назад я б приказала ему просто заткнуться... Теперь...

— Ага, — отозвалась я, медленно собирая себя с камней замкового двора; отряхнулась и преувеличено прямо побрела в свои покои, стараясь не шататься. — Жди дальше!

Мы как-то удивленно переглянулись, не совсем понимая, кто что имел в виду.

Больше всего хотелось послать его к демонам, улечься прямо на плиты и разрыдаться. Выучка заставила сдержаться — где-то в глубине души я понимала, что это просто нервы. И вообще, если так уж нужно поплакать, нужно просто запереться в своих покоях. Мысль на тот момент показалась воодушевляющей.

Плакать, кстати, я не стала. Сначала отвлекла королева — Нахема снизошла до личных поздравлений в мой адрес. Потом Гильермо воспользовался поводом отомстить, оделив меня букетом ромашек, таким большим, что едва умещался на сгибе локтя, венчая собой изыски вампирской мести. При этом он нес что-то столь вдохновенное, что послать сразу не получилось, а потом было уже поздно. У него также нашлась пара замечаний насчет дуэли, мы взяли кувшин вина и отправились продолжать разговор на крышу. Оказалось, этот делец еще и ставки брал на исход дуэли, и порядком обогатился сегодня. На меня ставили мало, он светился... Вот ведь гад! Мало того что сам вчера разозлил дроу!.. Я осеклась. Задумалась, но эти отгадки придержала. В общем, беседа затянулась, а небо казалось безоблачным.

Отойдя от первого шока, я все же отвертелась от нетрезво предлагаемой компании рыцаря, отбиваясь от него его же букетом ромашек, в результате чего Рей стал похож на мечту коровы. Кое-как выпрямилась, и, с трудом пробравшись сквозь воцарившийся на месте его гостиной хаос, предприняла попытку вернуться к себе. Вина было выпито достаточно, чтобы не помнить, зачем мне это, но осознание важности самой идеи осталось. Привычно уже блуждая по бесконечным хитросплетениям лестничных пролетов, а заодно неумолимо трезвея, я опять столкнулась с Лаки. Общение с ним проходило куда более спокойно, мирно и душевно. Героически проводив меня до своих покоев, он непринужденно присел передохнуть, да так и остался.

Пара ящиков превосходного вина с интригующим названием 'Дыханье Тьмы', которое я наколдовала под впечатлением от дуэли, значительно повысили нам настроение. Я расселась на его узкой спартанского вида койке, скрестив ноги. Вампир развалился на кушетке, мечтательно разглядывая потолок и в глубокой задумчивости поводя кончиками пальцев по груди. Распахнутая почти до пояса рубашка, растрепанные волосы — вид у него получался еще тот. Впрочем, боюсь, и я в этом он него не отставала. По общей расхристанности. Зато релаксация получилась, что надо.

М-да, хороший пресс... Я с трудом поборола искушение зацепить его носком сапога. Все же иногда мои идеи бывают не совсем адекватными...

— Долго занимался? — я не решилась спросить, почему он выбрал судьбу воина, но вампир явно разгадал мой незамысловатый трюк.

В усмешке было что-то горько-злое.

— Года четыре. Когда меня изгнали, не осталось другого выбора... — он медленно прикрыл глаза черными ресницами, потянулся. — В судьбе смертных есть притягательность быстротечности...

— И не жалеешь? — мой голос не дрогнул.

Бывают минуты, когда спрашивать нельзя, а не спросить невозможно.

— Иногда, — серебристые глаза распахнулись, сощурились, сделавшись похожими на четырехлучевые звездочки. — Своеобразный бой. Вас так учат в Храме?.. — вернул он уже ставшую старой за сегодня шпильку.

— Не говори Учителю, шкуру спустит... — мрачно хмурясь, позволила я сменить тему.

Призрак рассмеялся.

— Хочешь, потренирую? — он сел на своем ложе, встряхнул распущенными волосами. В темных снова глазах плясали веселые демоны, и лишь глухая тоска изредка проглядывала сквозь радужные глубины...

'Несправедливо' — подумала я, смутно осознавая всю детскость этой мысли.

— Конечно, хочу! — объявила я восторженно, усиленно продолжая придерживаться мужской роли.

Ага, конечно. Как бы ни так! А ведь нужно, для Лика.

Я раздраженно сунула гитару в руки вампира, и рыкнула:

— Сыграешь?..

'Я никогда не пью. Вина'

Дракула, США, 1931, реж. Тод Браунинг

Глава 9.

Общаясь с вампирами, забываешь, как легко они улавливают внутреннее смятение собеседника, печаль или любовь, тоску или радость. Эти способности сродни эмпатии(1), или инстинкту, но большинство вампиров занимается ее развитием и тренировкой особо. И не только охоты ради. Среди них мало телепатов, сильных телепатов нет вообще, но в купе с талантом неплохого психолога, опытом и наблюдательностью эффект получается сокрушительный.

А уж когда один из них всерьез решает заняться лечебной терапией и оздоровительными процедурами...

Мне так и не удалось понять, почему, но Лаки решил, что они мне жизненно необходимы. Не знаю, из каких соображений исходил призрак, но боевых операций у него на счету было больше, так что у меня были все резоны довериться его суждению. И не препятствовать. Опять же, ничто из этого не мешало получать информацию.

Сначала мы пили у него в комнате — назвать покоями эту спартанскую келью у меня язык не поворачивался — а потом забрели в местную таверну. Она располагалась в теле скалы, на которой возвышался замок. Внутреннее пространство разделялось на общую залу и ряд небольших кабинетов, выходивших на круговую галерею. Вместо официанток между столиками здесь скользили духи мертвых, в симпатичных окровавленных фартучках с кружевами и с тесаками за поясом. Жизнерадостные улыбки духов настраивали посетителей на мирный лад. Не удивительно, что здесь не было вышибал — с таким персоналом они и не нужны.

Оказывается, в военном положении есть свои плюсы — вампирам подавали мэйнийское. В смысле, мэйнийскую. Кровушку. Зато немногочисленные 'гемоглобино-не-зависимые' могли насладиться неповторимыми ароматами более привычных для нас меню и блюд, может быть, приготовленных не слишком умело — все же обычно рабы не допускались на кухню — зато старательно и ответственно.

Мы с Лаки заняли самый дальний кабинет. Видимо, со стороны являя собой довольно забавное зрелище. По крайней мере, духи самоубийц умиленно скалились, подлетая с очередным заказом, а растворялись медленно и неохотно. Я прикрыла глаза, попробовала посмотреть чужими глазами...

— А что там с вашим Властелином? — протяжно вопросило взъерошенное нечто, обильно обсыпанное серыми перьями (вот что значит — воевать с голубями в зимнем саду!) и синенькими цветочками.

Неведомый собеседник сего недоразумения поднял голову из чего-то, подозрительно напоминающего миску салата. Белые потеки делали его похожим на клоуна, особенно хорошо смотрелись розовые заячьи ушки, почему-то на бедре, и веселенькие бусинки, жизнерадостно свешивавшиеся с изящного аристократического носа.

Объект такого пристального интереса самым невежливым образом то распадался на три идентичных копии, то расплывался и начинал мерцать вдобавок к и без того психоделической расцветке.

— Вввв... Ка-а-аким Властелином? — нетвердо выдавил призрак, опершись ладонью о стол, и покачиваясь, как осинка на ветру.

Весь трактир плавно шарахнулся прочь перед вдохновенным зевком. Вышедших из-под контроля призраков боятся даже сами вампиры.

— Ну, вашим! — нечто, в ком я с опозданием и ужасом опознала саму себя, ожидаемо отличалось повышенным запасом не только взъерошенности, но и любопытства.

Несчастная жертва природной любознательности трагически наморщила лоб, пытаясь вытрясти из своей головы хотя бы одну дельную мысль. Вытряхивалось упорно не то. Решив приложить, хм, донце к честному делу, со свистом пролетев мимо, салатница, задетая нетвердой рукой, спланировала прямо на затылок трактирщика. Тот не обрадовался такой любезности и разразился страшно непонятной визгливой речью, от которой в голове у несчастного словно забарабанили маленькие молоточки.

— Я... сейчас! — воодушевленно воздвиглось на ноги говорливое недоразумение (никак не получалось примириться с мыслью о вынужденной самоидентификации — встрепанное не выспавшееся нечто у столика со следами — неужто щетины? — не щеках как саму себя воспринимать я отказывалась), от широты души махнув ладошкой и отправив в новый полет поднос, выроненный шокированной 'служанкой' вместе с рабочим инвентарем — тесаком, то есть.

Дружный вопль гнева потонул в протяжном 'Ааааах!'. Трактирщик поспешно схватился за затылок, уловив направленность взглядов, и вдруг с невероятным изумлением обнаружил, что больше не лысый! Его счастье не поддавалось описанию! Подвывая и похихикивая, как большая и очень невежливая обезьяна, он стал скакать по стойке, жестами предлагая всем желающим разделить его торжество и завывая подобно гоблинскому шаману. Новообретенные волосы метались за его спиной, подобно знамени, удлиняясь с каждым прыжком.

— Слушай, пойдем, а? — таинственным шепотом прошептала в несчастное ухо страдающего похмельем вампира я, неведомым самой себе способом сумев вернуться к обычному восприятию мира.

Восприятие зачастую зависит только от настроения.

Лаки приподнял бровь. Все же здоровый смех и вправду лечит. И даже не слишком здоровый.

— Ну... — протянула я, без труда уловив немой вопрос, и попятилась на шаг, пальчиком указав на стремительно покрывающий пол волосяной ковер...

Мы не стали ждать развития событий. Далеко за нашими спинами восторженные вопли трактирщика сменились вдруг таким жалобным воем, что уши закладывало. Мы переглянулись и побежали.

— Рей ведь второй сын?

— Рё старший. Что? — распахнутые в шоке глаза.

И усталая какая-то, тоскливая улыбка. Не волнуйся, королева уже все разболтала...

— Да так...

— И ты не боишься... — он не спрашивал, просто стоял рядом, так, что я чувствовала, как сбиваются на общий ритм наши сердца. — Вы все там такие? — тихий смех из-за спины.

Тепло рук, застывших у плеч, но так и не коснувшихся. Слишком умелых, чтобы многозначительно играть с кинжалом. Странная нежность в невидимом мне взгляде. Боевая трансформация... на тончайшей грани...

— Нет, я лучше всех! — с гордостью усмехнулась я. — Расскажи о Властелине?..

Короткий чих растерянного кота. И — сумасшедший смех озадаченного вампира, взвившийся под потолок.

— Ладно... — согласился Рей, отсмеявшись.

...Официальная история Повелителей насчитывала около тысячи лет. Собственно, именно тогда у одной неимоверно древней вампирши вдруг родился ребенок. Живой ребенок, положивший начало ветви Старших, неуязвимых для солнечных лучей, религий, и кое-каких других штучек. Говорили, что отцом того ребенка была сама Смерть (в мужском воплощении, естественно). И еще одним сюрпризом оказалось иное — ребенок обрел душу... История не сохранила хроники событий, но семьсот лет спустя он возглавил свой род, убив свою мать в магическом поединке. К исходу тысячелетия Старший род сумел захватить власть, почти абсолютную, и его глава, победив на дуэли одного из последних древних магов, обрел силу, позволившую занять трон. С тех времен и тянулась мрачная и кровавая история рода Властителей...

Раз в пятьсот лет Властелин отправлялся на поиски очередной невесты. Всегда из смертных. Всегда добровольно соглашавшуюся принять высокое доверие и нести столь тяжкую ношу. И остававшуюся единственной для Повелителя до рождения первого сына, а потом отходившую на второй план. Закулисные интриги жен властелина занимали немалую часть жизни придворных... По традиции имена сыновей Властелина составлялись из букв имени правителя, а по количеству букв, а иногда и слогов, в общем имени можно было судить о старшинстве в семье. Получалось, догадалась я правильно.

Договорив, рыцарь еще немного молчал, потом вздохнул.

— Вириэль?.. — едва слышно.

— Иди, — спокойно отозвалась я.

Смешное это чувство — не-предательство. 'Не' — только потому, что нечего было предавать. Значит, пустьтак. Если я так нужна, что ж, приказ Магистра никто не отменял, я исполню свою роль. Мне все равно. И вовсе не больно. Наверное.

Граф стоял за спиной беззвучно, как одна из теней, которыми повелевал. Я осталась у окна, невидяще глядя на облака. Что-то обожгло щеку, и тут же исчезло. Лик отчаянно заскребся в дверь, прерывая мои раздумья. Я подошла к двери впустить пса, и тот с восторженным визгом запрыгнул мне на руки. Пришлось тащить его до кресла, под удивленным взглядом вампира чувствуя себя мальчиком-с-пальчиком, застигнутым за особенно неприглядным делом. Вроде азартного поедания ношеного носка.

Это было сразу после того разговора с королевой. Хотелось мне сразу проверить все свои догадки. Вот только в реальности граф ушел, едва я сказала. А во сне стоял за спиной, молча, рядом. И рука — уже почти привычно — своим не прикосновением грела.

Страшный грохот раздался, кажется, над самым моим исстрадавшимся от шума ухом.

— Вон! — грозно рыкнул кто-то рядом со мной, вжимаясь лицом в прохладную наволочку, и параллельно стягивая простыню с меня. Я слепо зашарила ладонью... Просыпаться мучительно не хотелось... Длинные пряди волос — попробуй пойми, где свои, где чужие; гладкость кожи.... Когда Лаки успел остаться без рубашки? Последнее, что я запомнила — как мы обсуждали древний эпос, и пытались просчитать родственные связи хтонических богов.

Вопреки ожиданию, посыл не сработал. Из-за двери раздались пара ругательств, и створка с треском слетела с петель, открывая — гипотетически, из-за упорно закрытых глаз — нашим мысленным взорам разъяренного принца дроу, едва удерживающего маску высокомерного презрения. Ну, никакого воспитания — так дискредитирует себя перед иными расами! Обнаружив сей факт, я поняла, что уже минуту как явила глаз миру. Обиженный сон ушел седьмой дорогой, Лаки сладко храпел дальше, обвившись вокруг моей талии, и только дроу возвышался мрачным угрожающим памятником самому себе.

Простыня укрывала нас как раз так, чтобы не показывать ниже талии. Мы оба были не только в брюках, даже в сапогах. Почти. Однако со стороны такая получалась милая картинка несемейного счастья нетрадиционной (или традиционной, с этими старшими расами не поймешь — не зря у них это давно уже скука смертная) ориентации. Реакция дроу все более озадачивала.

— Чем обязаны? — не придумав ничего более банального, я потянулась поправить край простыни, но пальцы соскользнули на спину вампира, и тот, не просыпаясь, сладко замурлыкал. Никак иначе эти мелодичные звуки назвать не получалось. Дроу перекосило так, что мне стало на несколько секунд до безумия интересно, не начнет ли он меня сейчас отчитывать, как строгий папочка?..

Не стал. Но по глазам было видно, очень хотелось. Вместо этого он гордо отложил непонятные разборки и предусмотрительно прикрылся дипломатическим поручением:

— Их Королевское Величество Нахема просят Вас присоединиться к их беседе, сэр Вириэль Урисский! — с достойным мажордома пафосом возвестил он.

— У них что, иных глашатаев не нашлось? — недовольно пробормотал себе под нос призрак, пробуждаясь.

Оценил расклад сил и перевернулся на спину, бесцеремонно притянув меня ближе к себе и любуясь отстраненно-прекрасным лицом принца, бесстрастным, как маска идола какого-нибудь племени тумба-юмба с Океанийской гряды.

— Передайте Их Величеству, что мы уже идем...

Тириэл, старательно не-полыхая гневным взором (получалось отвратительно), стремительно развернулся и вылетел вон, как ему изначально и предлагали. Вероятно, передавать наш ответ. За его спиной пара воинов-дроу его отряда — эльда(1), как выяснилось, — ставили дверь на место. Мне показалось, или сегодня он был очень бледен?.. И куда делся серебристый оттенок кожи?..

— Он тебя не съест? — я повернулась и посмотрела в насмешливые глаза призрака.

Вампир тепло фыркнул мне в ухо, встряхнул головой, с шипением извлек застрявшую прядь из-под моего локтя. И мечтательно пробормотал:

— Зато какое шоу!..

На багровых простынях его узкого ложа золото смешивалось с серебром в неразрывную паутину, которую случайные лучики света расцвечивали в миллионы тонов. Два молчания звучали в унисон подобно музыке, сливаясь в гармонию чувств. Только мысли были далеко, скользя в неведомых безднах, ничего общего не имевшими с эстетическим любованием. Но солнцу было наплевать. Оно ласкало золото и серебро, и наслаждалось лучистыми вспышками сияния.

Выпив горячего кофе — вампир 'призвал' его прямо в постель, дымящиеся чашки манерно подлетели ближе и спланировали нам в руки — мы решили собираться. Своеобразный привкус напитка навеял какое-то воспоминание, но несвоевременный вопрос Лаки разогнал все мысли. Спросил он, собственно, сущую безделицу: где сапоги. Поиски вампирской обуви растянулись на полчаса. Перерыв вещи в шкафу, комоде и под кроватью, призрак стал счастливым обладателем левого сапога, лбом сбив его с люстры в неудачном прыжке, и маленького сушеного мышиного хвостика. Правый элемент той же пары поспешил выделиться, затесавшись в пышную зелень какого-то рододендрона, и выглядывал оттуда острым носком, как кожаная утка. Конечно же, я каким-то образом зацепила его, и навзничь рухнула обратно на кровать, сжимая сапог перед собой на манер щита.

— А теперь... — пророкотал Лаки задумчиво, мгновенно оказавшись сверху и вжав меня в матрас, с характерным шипением демонстрируя мечту дантиста.

— Да-а-а?.. — судя по выражению его глаз, Вир был бездарен в роли жертвы.

Вир. Вир. Вир?! У меня потемнели глаза, с лицо словно свело в застывшую маску. От моей игры зависит не только моя судьба.

— Так не интересно! — грустно объявила жертва собственной злорадности.

И откатилась в сторону. В обнимку с сапогом.

Я усмехнулась, мотнула головой, сбрасывая напряжение. Мне, почему-то, казалось иначе... Впрочем, кто мы с Виром такие, чтобы расстраивать вампира в лучших чувствах?..

К королеве мы опоздали. Слишком затянулась перебранка о способах применения такого ценного ингредиента алхимического набора любой уважающей себя ведьмы, аки мышиный хвостик. По нелепой случайности, ведьм среди нас не было. Так что дифференциация применяемости растянулась надолго, завершившись в пользу возмущенный столь бессовестным диспутом вороны, нахально влетевшей в комнату и безжалостно и жадно уничтожившей улику прямо у нас на глазах.

Наконец-то явившись в тронную залу, мы застали Их Величество нервно меряющей шагами пол. Королева была в расстроенных чувствах, порядком раздражена и крайней степени расхристанности. При виде нее мне немедленно захотелось сделать пару набросков. Но кто же позволит-то?..

Стремительно совершив разворот на седьмом шаге — она так и ходила по отрезку пола в семь шагов/четыре плитки, судя по многочисленным отпечаткам и пыли — Нахема вперила в меня полыхающий взгляд.

— Вы заставили Нас себя ждать, — ей явно не хватало опыта, но не усидчивости в учебе, один тон уже вызывал морозную дрожь.

Хотя звон прохладного металла в голосе скорее приятно расслаблял...

— Приношу свои извинения. Чем могу быть полезен?.. — я не решилась предоставить слово вампиру, и быстро переменила тему.

Светская беседа никогда не относилась к списку моих любимых развлечений. Но под присмотром Шариса у меня не оставалось ни единого шанса в этом НЕ разбираться.

Королева едва заметно поморщилась, позволив мне и эту вольность. 'Все любопытственнее и любопытственнее' — как сказала та девочка из сна, кажется, Алиса?.. Нахема тем временем раздраженно теребила поясок своего платья. Потом вдруг поймала себя на этом неподобающем занятии и опустила руки на спинку трона, глядя мне в глаза и стараясь не барабанить пальцами по дереву слишком громко. В полутьме фиолетовый лак на ее ногтях мерцал как кристаллические кинжалы(3). Все это наводило на грустные мысли...

— Я... — начала она, наконец, подозрительно неровным голосом, с придыханием, как у взволнованной девочки. — Вы должны... — двери в зал без предупреждения распахнулись.

Фигура в черном возникла в дверном проеме, контрастно четкая в круге света.

И королева закончила явно не теми словами, что собиралась:

— ...быть очень осторожны. Но нам нужно спешить. Времени все меньше.

— Я не помешал? — легко улыбаясь, поинтересовался Гильермо.

Королева отрицательно качнула головой, промурлыкала: 'Мы уже закончили', поймала мой взгляд, удерживала его секунду и вышла вон, бесшумно закрыв за собой дверь. Странное поведение для монаршей особы, не правда ли?.. Впрочем, как истинный рыцарь я чувствовала себя обязанной хоть как-то отвести от нее угрозу. Если я правильно понимаю, она старалась предупредить меня. И не ее вина, если это не получилось сделать более внятно.

Глядя прямо в холодные глаза рыцаря-вампира, я равнодушно процедила:

— Мы выезжаем сегодня же. Королева упоминала тайный ход. Покажете его нам?

— Вам? — граф казался растерянным, но быстро взял себя в руки.

Интересно получается. Королеве есть, что скрывать от него? Жаль, не получится увидеться с ней наедине, по крайней мере, пока не найду артефакт. Черный Рыцарь наверняка не позволит. А вот потом вполне можно попытаться его отвлечь.

— Тириэл составит мне компанию. Итак? — наглость — второе счастье.

Решительность — первое.

Гильермо заторможено кивнул, и провожал меня взглядом, пока я не вышла. Призрак остался стоять с ним рядом....

Спустившись во двор, я подчистила следы чужого пребывания в своем сознании. Призрак есть призрак. Они мастера охоты. А меня профессионалы учили безопасно подставляться.

...Лакирансторм позволил себе мягкую усмешку, провожая паладина взглядом. Светлые завитки на кончике косы весело подпрыгивали в такт шагам. Все же не зря вампиры в свое время потратили уйму сил и средств, дабы убедить всех в том, что их способности контролируемы...

— Ты все сделал? — мертвенно спокойным тоном скорее обозначил вопрос, чем спросил, Рей.

Любой, услышавший его сейчас, обязательно бы удивился. Призрак лишь кивнул, давно знакомый с многообразием натуры сына хозяина.

— Иди, — безразлично приказал 'граф' и отвернулся, что-то сминая в ладони.

На пол медленно планировал лепесток цветка. Магия вынуждала повиноваться. Лаки убрал лишние эмоции, беззвучно закрыл за собой дверь, но на пороге все же обернулся. С искаженным каким-то неистовым чувством лицом черноволосый вампир бессильно мял решетку на окне в комнате, прижавшись к стеклу лбом, и беззвучно, полусумасшедше смеялся.

...Злость клокотала внутри, не смотря на все выставленные щиты, вырываясь наружу. Взгляд здесь, резкое движение там. Нет, я не злилась на Лакирансторма — кроме того, что призраки подневольны куда больше, нежели обычные вампиры, даже из обращенных, — между нами не было никаких обязательств, кроме как хорошо провести время. Хм, обязательств... Ладно, лукавлю. Я привыкла видеть в нем друга. И мне не хотелось, чтобы он пострадал из-за меня. Так что никаких 'предал'. Не пришел убивать — и ладно. Но со злостью ничего сделать не получалось. Она билась внутри вторым сердцем, и ее мощный нервный пульс громом отдавался в ушах. Промаявшись бездельем, я вдруг вспомнила об обещании самой себе. Спонтанном, случайном, идиотском — и все же данном. Себе и Тьме. Было еще одно соображение. Хоть какая, но месть вампирам. Мы ведь темные, правда? Так что может быть лучше похищения того, кто для чего-то нужен вампирам живым? Оценивая мощность вчерашнего вопля, в сохранении функций жизнедеятельности потенциального объекта спасательной операции я не сомневалась. Сломленные так не орут.

Впрочем, перед подобным серьезным мероприятием стоило подстраховаться. Предупредить дроу, проведать Ашера, объяснить все Лику. На все про все ушло еще почти два часа. Я не знала точно, как может обернуться ситуация, так что предпочла дать волю паранойе, чем потом корить себя за невнимательность.

В результате 'штрафную' вылазку я предприняла в гордом одиночестве, оставив Лика сторожить спальню и мой фантом. Чары должны были продержаться до утра, дабы желающие смогли убедиться в здоровом сне храмовника. Под заклятием невидимости было непривычно тихо, но второпях скопированная из одной библиотечной книги карта позволила довольно легко достичь нижних этажей замка, по совместительству являвшихся верхним ярусом тюрьмы. Потайной ход вел из тупика под северным крылом здания. Странно, но, пока я пробиралась в ту сторону, патрули встречались мне все чаще и чаще, так что иногда приходилось едва ли не проскальзывать сквозь строй. Аккуратные каменные коридоры сменились извилистыми ходами, будто крысиные норы. Постепенно монотонную скуку запыленных ходов разнообразили стеклянные проемы в камне, непривычно гладком, напоминающем кристалл чистой тьмы. Света становилось все меньше...

Неожиданный для подобного места звуковой эффект привлек внимание, когда до нужного коридора оставалось совсем немного. Кто-то негромко напевал что-то из классических арий театров Светлого леса, и изредка срывался на смешанную со стонами ругань. Голос, усталый и хрипловатый, показался знакомым...

Я свернула с пути, старательно зафиксировав в памяти нужный поворот. Здесь было темно, все углы заросли паутиной, и не было стражи. Из-за двери тянуло железистым запахом, солоноватым на вкус. И все же немного света пробивалось изнутри, через крошечное оконце в закрытой на 16 замков железной двери. Порывшись в карманах, я нашла только шпильку. Заглянула в окошко. На стене, распятый на натянутых цепях, висел мужчина, изможденный на столько, что невозможно было определить его возраст. Весь тощий, грязный, в синяках, ссадинах и каких-то очень правильных порезах, он казался то ребенком, то стариком. А еще он пел... По одному только голосу я узнала кого-то знатного. Ну, кто еще будет так чисто по памяти напевать арии из известнейших придворных опер?

Я не стала его отвлекать. Присела на корточки, пристально вглядываясь в первый замок. Он послушно раскрылся. Второй, третий... Шестой протяжно заскрипел, заставив певца прервать пение и замереть...

— Кто там? — крикнул он в окружавшую его пустоту.

Голос предательски задрожал.

Думаю, дело было не столько в страхе, сколько в одиночестве. Всем иногда нужно поговорить... А одиночество приносит с собой слишком много тщетных надежд и догадок.

Сказать?.. Раз уж он не оставил мне выбора...

— Тише. Я заберу Вас отсюда. Только тише, — шепнула я в окошечко, прислушиваясь к шагам патруля.

— Вас убьют, если поймают, — поразительно спокойно предупредил он немного позже, поразительно быстро сумев справиться с волнением.

— Значит, не хотите, чтобы я Вас освобождал? — я на миг приподнялась, чтобы бросить взгляд в камеру.

— Не откажусь, — вдруг добродушно хмыкнул пленник. — Просто хочу быть честным... — пока мы обменивались любезностями, я разобралась со всеми замками, кроме одного. Этот последний... Я запустила внутрь шпильку, прислушиваясь. Щелчок, теперь осторожно, потянуть... Еще осторожней... Замок раскрылся. Я с усилием распахнула дверь, словно не заметив удивленного взгляда. Время утекало. Я понимала, что, поймай меня здесь, никакие оправдания не помогут. Вампиры не жалуют тех, кто у них ворует, как и все. Но мне нужна была информация, а пленник, кроме всего прочего, был как раз той кандидатурой, что могла бы мне ее дать. Иначе...

— Цепи зачарованы? — я проверяла его суставы, кости, не особо осторожно, но и без лишней боли. Повезло, все было относительно цело.

— Ошейник, — мне повезло со спасаемым. Редко встретишь такую выдержку.

— Закрой глаза, — не было времени на этикет.

Просто так такую штуку не снимешь. Она словно живая. Наполовину живая, на сколько может чувствовать себя живым железо.

Я постаралась вспомнить лекцию. Пальцы на стальную кромку, едва ли не до крови. Опустить веки. В темноте нащупать ниточку чуждого холодного выжидающего разума... Погладить ее, приласкать. Просто так. Потому что это приятно. Дать почувствовать свои эмоции. О том, как ощущается теперь теплый металл, как пульсирует медленная, непривычная жизнь в стальных клетках, позвать — и сущность скользит ближе сквозь сдерживающие ее плети заклятий. Так некрасива холодная железная полоса... Совсем тебе не подходит.... Еще ближе... Ошейник раскрывается беззвучно, падает в протянутую ладонь, и острой шпилькой с венчиком в форме лилии замирает на моей руке. Раньше так создавали зачарованные клинки. Я призвала украшение для волос. Клиника...

Пленник смотрел на меня как на восьмое чудо света, вытаращив опухшие глаза, окруженные синяками, как гирляндами, но от этого лишь еще более яркие. Я предпочла этого не заметить. Цепи... И какие снимать раньше? Освобожу руки — упадет, освобожу ноги — повиснет, еще связки растянет. Он висел примерно в шаге над полом. Судя по всему, и так только на одних руках. Если еще не вывернул суставы, то пару минут потерпит. Надеюсь. Добраться до его запястий оказалось непросто. Левитацию не применишь — тут же стража сбежится... Я покосилась на пленника. Да уж, вынимать суставы тут явно поздно. Придется по старинке. Цепи на ногах сдались за пару минут. Я уложила их на пол, стараясь не шуметь. Пристально глянула на пленника. В подвешенном состоянии он смотрел на меня сверху вниз, а ноги примерно на полметра не доставали до пола. Узкие бледные ступни с аккуратными пальцами, со сломанным левым мизинцем, и небольшим шрамом у лодыжки. Будто от капкана.

— Потерпишь? Я ростом не вышел... — поймав его взгляд, спокойно спросила я.

Он засмеялся, кивнул. В темных глазах плескалось целое море неопределенного цвета, мерцающее искорками, словно авантюрины. Я подпрыгнула и повисла на правой цепи, обвив ее ногами. Секрет в том, чтоб опираться на максимально близкую к стене часть цепи, и притом не сильно натягивать ее, чтоб не вырвать ему суставы. Вверх ногами открывать замок было несколько непривычно, но я справилась, и даже спрыгнула вовремя, чтобы удержать цепь. Последнюю пришлось снимать, обвив его талию ногами и повиснув на цепи, как плющ. Пах он... несколько неприятно, но я не стала и на этом заострять внимание. В конце концов, это ожидаемо в таких ситуациях. Зато выяснилось, сквозь всю эту грязь, что он довольно недурен собой. Еще чего не хватало! Я встряхнула головой. Еще на телепата нарвусь, вот будет праздник...

— Праздник... — радужно замерцали глаза спасаемого, и под мой придушенный рык мы рухнули вниз.

Падая, я успела перевернуться на ноги, поймать его и даже частично сблокировать наше падение. Ментальные блоки выстроились будто сами собой, а принявшие основной вес колени отозвались предательской болью, прежде чем я сообразила, что ему вовсе не обязательно было быть телепатом — достаточно было просто попытаться 'уговорить' меня увидеть его немного иначе — слишком уж деликатным было воздействие. Так что про праздник — это могла быть и просто глубинная эмпатия — я же как раз к нему прикасалась!

Мой занимательный собеседник трагически нахмурился, вздохнул и упал в обморок от истощения, даже не успев извиниться. И только тут я полностью осознала, во что ввязалась. Я не могла ни оставить его здесь, ни прекратить исследования! А способов транспортировки по недомыслию не обдумала. Все-таки это была моя первая спасательная акция такого масштаба. Паладины все больше специализируются не на тайных операциях, а на столкновениях лоб в лоб. Смирившись с новым, безусловно, полезным, но отнюдь не лестным для самолюбия, опытом, я задумалась о путях решения возникшей проблемы. Никаких блистательных идей не было, так что пришлось брать с собой.... Наверное, увидь меня кто-нибудь под заклятием невидимости (это такой оксюморон, но в состоянии нервного истощения вполне простительно), нагруженную грязным мужчиной, безвольно разлегшимся на спине, пыхтящую как котелок ведьмы и ругающуюся через шаг, я услышала бы о себе много светлого и доброго. Но, к счастью, никто не увидел. Обновив чары иллюзии, я вернулась в приметный коридор, предварительно скинув с кольца(4) фантом пленника на стене — не с чего зря тревожить стражу. А такая иллюзия даст мне, по меньшей мере, десять минут форы. Тайный ход действительно обнаружился там, где мне сказали. Узкий ход, уводящий под землю, и окруженный защитными щитами. Никой магией не отыщешь. Кажется, и дополнительная защита — если не знаешь, что этот ход здесь, то он тебе и не откроется... Я прикрыла глаза. Перед внутренним взором смутно просматривался грязный тупик. Повезло мне.

Ход тянулся вперед на пару километров. Я не чувствовала ничего необычного. Ну что ж, придется оставить пока все так. С таким весом на спине не побегаешь кроссы, если можно их не бежать, конечно. Иногда выбирать не приходится. В общем и целом цель своей рецидивистской миссии я выполнила, пора было возвращаться. Глубокий вздох...

...Хомячок в поту — картина маслом, которую я воплощала через час блужданий по коридорам, играя в кошки-мышки с патрулями. Минут двадцать назад вампиры вдруг странно оживились. Если бы не привычка, которую я вырабатывала во время общения с Лаки, меня давно бы поймали. А так удавалось притупить их чувство осязания и замаскироваться под маленькую черную мышку. Обидно — перед тем, как началась вся эта суета, я почти выбралась во двор.

— Куда идем? — прошептала в ухо неожиданно пробудившаяся ноша.

На тот момент я понятия не имела, к добру это или к худу, а вот с его весом на спине как-то смирилась. И тут такой афронт! Я подпрыгнула.

— Помолчи! — от нервов я делалась нетерпимой. — Я выберусь отсюда и поговорим.

Кажется, он счел мое предложение дельным, потому что послушно замолк, и даже вроде бы стал полегче. И никакой магии. Какой умный. Или просто сознание потерял? У меня постепенно создавалось ощущение, что вампиры знают про присутствие кого-то невидимого — они двигались цепочками, перегораживая коридоры, и осматривая все вокруг с помощью каких-то странных факелов, навевающих смутные ассоциации. Их перемещения не давали мне подобраться к выходу. Никогда не любила игры в шпиона. Его обычно рано или поздно все же ловят, и долго пытают.

Демоны... Я прислонилась к стене, воспользовавшись короткой паузой в забеге. 'Лик?' — зов направленным лучом унесся в сторону моих покоев.

Такой очень сложно перехватить. Особенно если общающиеся настроены друг на друга, как ученик и учитель. Как мы.

'Вир-ф?' — жизнерадостно отозвался ученик.

'Тириэл. Найди. Я иду в тайный ход. Возьми Ашера, Лапу и идите туда' — я искренне надеялась, что он понял. Времени на вторую 'передачу' не было.

Теперь нужно было пошевеливаться. До заветного тупика было еще полчаса ходу.

Я преодолела все расстояние за пять минут. Где-то от входа доносилось низкое рычание поисковых демонов, которых вампиры выводили вместо собак. Все еще хуже, чем кажется. Вряд ли вся эта суета только из-за меня. Значит, пленник оказался важной птицей. Ну, кто бы мог подумать! Я не удержала злорадной улыбки. Похоже, месть удалась. Или удастся — оставалось еще выбраться из этого лабиринта.

Факелы на стенах, мимо которых я проносилась со скоростью освобожденного сильфа, стремительно гасли, я едва-едва их опережала. Такой разминки у меня не было с последнего курса, когда я разъярила Яшму, и он гонял меня по тренажерам трое суток без перерыва. Учитывая, что учиться я собиралась на парапсихолога, а стала паладином, это что-то да значило!

— Налево... — прошелестел голос моей ноши у левого уха.

Верить или не верить? Времени раздумывать не осталось. Да и не выгодно ему меня обманывать, пока мы с ним в одной лодке. Следы недавних пыток оставались все еще свежими, и недавний крик мне запомнился. Слева была лишь глухая стена. Мне казалось, что ход справа. Я повернула налево, мысленно готовясь врезаться в стену лбом. Не врезалась. За стеной обнаружился короткий коридор, пройдя который, мы вышли к тайному ходу. Потолок опускался. Не снижая скорости, я пронеслась под двигающимися плитами, вжимая голову в плечи, в полуприседе, в кровь расцарапав колени, и поспешно забралась в небольшую стенную нишу у самого потолка, усадив спасенного напротив.

— Будем знакомиться? — он смотрел на меня расфокусированным взглядом счастливого идиота, с таким блаженством на изможденном лице, будто никак не мог надышаться этим пыльным душным воздухом вновь обретенной свободы.

Я вздохнула. Выругалась сквозь зубы. И принялась поить страдальца. Никакой жалости, но у него сегодня был явно неудачный день. И у меня тоже... Смешно получилось, правда?

Выпив пару глотков из моей походной фляги, мужчина, казалось, очнулся. Повел головой.

— Потрясающий кросс. Я Ваш должник, сэр?..

— Паладин. Паладин Тьмы, — я все еще старалась отдышаться. — Вир.

— Кэмрон, — помедлив, представился мужчина.

Задумался на секунду, встряхнул головой, показав острое ухо, и мягко добавил, опережая шок узнавания:

— Принц крови мэйнов.

Я рассматривала его еще секунды две, а потом расхохоталась, судорожно зажимая рот ладонью. Мы б еще раскланялись...

— Доставка светлых в действии, — удалось прохрипеть мне сквозь смех.

Мэйн подумал и присоединился...

Нет ничего хорошего в истерике. Кроме одного. Общая — сближает. Мне ничего не оставалось, как ждать, так что я решила провести время с пользой. Внутренне поражаясь его самоконтролю после перенесенных пыток, я вытянула ноги, невозмутимо уперев их в стену у него над головой, и спросила:

— Долго здесь?

— Месяцев семь... — отозвался мэйн тихо, опустив голову.

Я только приподняла бровь.

— Мы охотились. Мой телохранитель был ранен. Я отстал от свиты, чтобы проверить, как он. И нас захватили. Его убили... — пробормотал он скороговоркой. — Вир, ответьте на один вопрос?

— Давайте на 'ты'? Спрашивайте.

— Почему ты меня спас? — спросил он с очередной улыбкой.

У него их, улыбок, то есть, похоже, была целая коллекция. Я задумалась. Почему спасла?.. Не признаваться же, что просто к слову пришлось? В смысле, к делу. Глупо и по-детски? Все правда. Но Тьма не заставляет идти против естества.

— Мне нужна информация. Ты попался мне на пути. Так почему бы и не спасти?.. — издевательская усмешка. — Кстати, ты мне должен.

— Да, конечно... — замыкаясь в ледяной броне, согласился мэйн.

— Нет... — я засмеялась, скрыв возмущение, — не за спасение. За переноску... — он распахнул невероятно яркого оттенка огромные и без того глаза, пару раз моргнул растеряно, и вдруг снова рассмеялся. Искренне, до навернувшихся слез.

— Нас найдут.

Смех оборвался.

— Конечно, Вир. Прости. Просто...

— Ждал от меня страшных пожеланий?

Он смущенно кивнул.

Я фыркнула.

— Ты достаточно либерален для светлого.

Разговор прервался. Я сидела и думала обо всем этом. Последние четыре дня моя жизнь напоминала калейдоскоп карт, которые тасует чужая рука. И все же...

— Что ты здесь делал, Вир? — спросил Кэмрон так, словно это важно. — В замке.

Может быть, так оно и было. Ответить?..

— А ты?..

Принц шевельнул ухом, недовольный подачей:

— Мы общаемся, будто вечность знакомы... — проворчал он раздраженно.

Что скажет Тириэл на ЭТО? Растаскивать их мне как-то не улыбалось. Да и честь требовала сначала поставить светлого на ноги. В свое время Магистр ввел на нашем курсе семестр пыточного ремесла. Лекции и семинары вел Дар. В своей работе он всегда придерживался трех принципов. Принципов палаческого ремесла, в смысле. Все произведенные действия над клиентом должны быть обратимы. Или, проще говоря, что разрезал, умей бесследно зашить. Контроль состояния клиента превыше всего. Проще всего отмерять его по себе. Другими словами, в первый раз по себе нужно отмерить уровень боли. И последнее. Лучший учитель — собственный опыт. Так что он проводил семинары на нас по очереди, параллельно обучив как защищаться от боли и как ломать чужую защиту.

Эти радужные мысли сопровождались грохотом приближавшихся поисковых отрядов. Я не была уверена, что демоны-ищейки не найдут наш тайник, так что еще в самом начале добавила пару иллюзий с кольца. Выхода не было — я не смогу никуда отсюда деться без дроу и с мэйном в нагрузку. Даже портал нормальный не зачарую. Почему-то большая часть моих способностей была строго индивидуальна, и на прочих распространяться не желала. Значит, придется подождать. Я чуть переместила руку так, чтобы в случае опасности суметь вытащить кинжал, и приготовилась к длительному ожиданию.

И тут весь мой патетический настрой самым бесцеремонным образом уничтожили.

— Свихнулся? — рука появилась так стремительно, словно выскользнула из камней стены за моим плечом, сжала ворот моей рубахи и вздернула вверх.

Впрочем, почему словно? Я не закричала только потому, что мне сжало горло. Уперлась носком в стену, уменьшая давление на шейны позвонки.

— Тириэл? — едва слышно.

Из окружавшего мрака в слабый свет моего магического огонька выступил принц дроу. Лицо проявлялось постепенно, словно он шагал через плотный пласт ткани или выныривал из воды. Впрочем, о чем это я? Он и так вышел из камня. Сначала обрисовалась высокая скула, изящная и упрямая линия подбородка, гладкость щеки, острое ухо с колечком, сверкающий неистовым весельем глаз, серебристая прядь... Я впервые видела его в такой ярости. Даже бросая вызов, он больше забавлялся, чем злился. Золотые глаза сверкали, зрачки сузились и стали вертикальными, как у зверя. Он зло щерил острые клыки, едва не шипя от злости.

— Предупредить не мог?.. — прошипел дроу взбешенно, стряхивая с клинка густые кровавые капли.

— А я что сделал?! — горло почему-то перехватило.

Не от вины — я и не думала, что вот так вот получится. Скорее, он опять пережал ворот. Но, все же, наверное, части меня не хотелось знать, как много кому-то стоила случайная ошибка... Тириэл не разочаровал:

— Кризз был наказан за недосмотр.

Я машинально обернулась, не сдержавшись. Тот самый воин, успехами которого принц восхищался у костра, оказался неподалеку, но теперь его руки скрывались под тугими лентами бинтов. Странно, но он мне подмигнул, как хорошему другу. А я-то думала, что возненавидит!

— Ты не сказал мне, — говорить почему-то стало больно.

— И не собирался, если бы ты не исчез! Он не справился со своей работой... — Тириэл застыл, вдруг разглядев моего спутника. — Это кто?

— Он идет с нами, — непререкаемо заявила я, скинула его руку с горла и поднялась. — Как там вампиры?

— Рвут и мечут. Исчез кто-то из их дорогих гостей, да и твой сон сказался... — он многозначительно посмотрел на меня, не слишком-то вежливо помогая Кэмрону взобраться на спину Лапе. — Я полчаса не мог до тебя добраться из-за проклятого пса!

Тириэл — волшебник! Вот только как он сумел провести обоих моих коней в эти кротовые норы?!

— Как ты объяснил мой сон? — вместо этого поинтересовалась я, когда мы, наконец, тронулись в путь. Кони легко находили дорогу, ступали бесшумно, не оставляя эха. Только разговаривать приходилось шепотом.

— Транс перед отправкой. Я сказал, ты ушел телепортом, чтобы не упустить след.

— Они поверили? — тихо.

Принц задумался надолго. Побарабанил по луке седла подушечками пальцев, прикусил прядку.

— Думаю, нет. Но у них не было выбора... — он усмехнулся красивой и яркой улыбкой, способной означать с равным успехом все или ничего, не затрагивающей глаз.

Не хотела бы я, чтобы он и обо мне думал с такой же улыбкой.

— Они отправили кого-то за вами следить?

— Да, — принц взглянул мне в глаза и медленно усмехнулся. — Но, боюсь, их шпион пропал по невыясненным причинам... — он внимательно рассматривал напряженно застывшую спину едущего перед ним бывшего пленника. — Это из-за него ты... задержался?

Можно было бы солгать. Но никогда не стоит недооценивать спутников. Особенно тех, кто силен. Особенно если этим можно непоправимо обидеть. Ложь, что власть имущие не обижаются. Просто не подают вида. А помнят такое гораздо дольше.

— Да. И он мне нужен, — я снова поймала его взгляд.

Принц тоскливо вздохнул.

— Хорошо, — тихо.

Ему явно было нелегко отказываться от своих мечтаний. Демоны песков, но я едва сдерживала смех — принц мучительно напоминал сварливую женушку, отчитывающую мужа за долгую прогулку.... Впрочем, я понимала, что этого смеха показать нельзя ни в коем случае. Не поймет. Из-за такой ерунды глупо заводить смертельных врагов... Смех пропал, стоило мне осознать, что в роли мужа выступаю я. То еще удовольствие...

Вскоре туннель расширился, и мы пустили скакунов в галоп. Глупо было рассчитывать на благородство вампиров. Даже их непонятная мне пока заинтересованность в Синем Пламени могла пропасть под воздействием обстоятельств, а воевать с целым Гнездом я морально не была готова. Впрочем, преследователи так и не показались. Дроу вообще почему-то считал, что они отозвали поисковые отряды. Но мы предпочли перестраховаться.

Каменные своды проносились мимо, с упорством трудолюбивых пчел отмечая оставленные позади метры. Каждый шаг отдавался новой ноткой в мелодии чистой радости, звеневшей в душе. Кэмрон ехал, не оборачиваясь. Я представила себе, чего ему это стоит. И поторопила Ашера каблуками. Мы поравнялись со скакуном мэйна. Я молча сняла с пояса флягу, протянула.

— Три глотка. Мы сделаем перевязку на первом же привале.

— В этом нет нужды! — возразил он гневно, но, встретив мой укоризненный взгляд, замолк, вздохнул и тихо шепнул: — Спасибо, — послушно отпивая из фляги.

Наблюдавший (и внимательно слушавший) нашу короткую пикировку Тириэл только насмешливо приподнял брови, но промолчал. За что я была ему немыслимо благодарна. Иногда просто принять чью-то помощь — куда сложнее, чем с высокомерием ее отвергнуть. Вот странно — в тот миг мы все это понимали. И именно потому молчал Тириэл.

Сноски:

1. Эмпатия (от греч. empatheia — сопереживание) — способность человека к параллельному переживанию тех эмоций, которые возникают у другого человека в процессе общения с ним (психологический словарь). Проще говоря, способность чувствовать чужие эмоции как свои собственные.

2. Эльд — личный отряд знатной персоны, состоящий из 10, чаще 12, дроу, связанных с предводителем кровно и/или магически, 'сыгранных' в одну команду и настроенных друг на друга.

3. Кристаллические кинжалы, клинки, и т.п. — ныне запрещенные магические артефакты, чрезвычайно простые в изготовлении, чьи раны неизлечимы. При попадании в не заговоренную на неуязвимость цель прорастают, распространяются в крови и, в конце концов, разрывают все сосуды в теле жертвы. Смерть длится от трех до семнадцати часов и относится к разделу крайне мучительных. По непроверенным данным, прекратить муки нельзя — считается, кристаллы пьют освобожденную душу. Ценились за красоту и общие свойства.

4. Некоторые чары сохраняют в 'подвешенном' состоянии на артефактных предметах. Для использования достаточно знать ключ, запускающий их в действие. Лучшие артефакты позволяют использовать наложенные чары многократно. Причем отследить их наличие почти невозможно — магическое возмущение строго направлено, импульсно и краткосрочно.

"Я не понял... Эта блондинка с луком — мужик?"

(при просмотре ВК, комментарий из зала)

Глава 10.

Тириэл вскоре нашел время для приватной беседы. Высокородный светлый проницательно придержал коня, и мы с дроу вырвались немного вперед отряда, успешно притворяясь авангардом.

— Уверен? — поинтересовался дроу с той непередаваемой интонацией, к которой приходят после продолжительного общения только успешные заговорщики и лучшие друзья..

— В чем? — изобразила я непонимание.

Взгляд сам собой задержался на бледно-серебристой скуле, заостренном ухе, завившейся колечком прядке на виске, саркастически изогнутой линии губ, длинных бархатных трехслойных ресницах, будто пламенем опаленных. Глядя на все это изящество и сибаритство, сложно было помнить, сколь смертоносно создание рядом. Смертельно опасно, не смотря на элементы внешности взрослеющего подростка, чуть несуразного, будто новорожденный жеребенок. Судя по тому, что я знала о развитии биологического вида, дроу еще изменится. Вот только когда это будет?

Я встряхнула волосами, перехватила косу, не дав ей хлестнуть Ашера по крупу, и постаралась подумать. На самом деле, вопрос Тириэла можно было расценивать по-разному. Уверена ли я в том, что делаю? Нет. Уверена ли в правильности своих действий, в их последствиях для меня? Тоже нет. Зато я стопроцентно уверена в том, что сделала то, что была должна. Самой себе, своему внутреннему ощущению мира, своей клятве, и Храму. И осознавать это было приятно.

Мы молчали в унисон, думая о чем-то своем. Не хотелось нарушать это на редкость приятное состояние. Ашер лениво перебирал ногами, так мерно, что покачивания почти не ощущалось. Ветер нетерпеливо шелестел зеленой листвой, нежно-зеленой, яркой по-весеннему. Позади изредка доносились всхрапы коней, тихие перешептывания. Маги дроу изредка притормаживали, шептали что-то, колдуя. До меня доносились отголоски их магии, будто цветные полупрозрачные ленты, и я машинально стирала остаточные следы. Примятая трава распрямлялась за нашими спинами, кусты встряхивали листвой, отращивали случайно задетые мелкие веточки, убирая малейшие следы нашего присутствия; даже песочно-красная глиняная сухая пыль снова ложилась на тропку, возвращая ей нетронутый вид. Воздух был наполнен свежестью и до самой земли напоен солнечными лучиками, ласковыми и легкими.

— Почему ты так взбесился? — спросила я тихо, вдруг вспомнив, с какой неистовой яростью он бросал мне вызов, а потом вызволял из подземелий вампиров.

— Я думал... — бессвязно сорвалось с губ дроу.

Тириэл глубоко вздохнул, замолчал, перебирая колечки, вплетенные в гриву его скакуна.

— Ты думал? — повторила я поощрительно, решив сдержать язвительный комментарий, но, все же, в воспитательных целях приподняв брови. Синусоиды перепадов настроения принца настораживали. Тириэл многозначительно не ответил, я вздохнула: — Тириэл, предположим, дуэль ты устроил, просто потворствуя своему капризу, — впрочем, политический аспект тоже не стоило сбрасывать со счетов. Хотя озвучивать эти свои соображения я не собиралась: — Но дальше... не понимаю. Чистое самоубийство, — впрочем, озвучить почти сакраментальное 'почему я', у меня не хватило духу.

— Не верно, — мигом придя в хорошее настроение, протянул златоглазый, встряхнув головой, и перехватил мой взгляд.

— Ты подумал, что я тебя брошу, — меня осенило. — У вас в таком случае убивают, да?..

— Скотина... — неразборчиво пробормотал надменный, изысканный принц дроу.

Я не поверила своим ушам, и уж тем более не разобрала, к чему относилась эта его последняя реплика. То ли к моей догадливости, то ли к самой ситуации, то ли к стечению обстоятельств.

— Что? — переспросила, недоумевая, злиться или пропустить его комментарий мимо ушей, или просто, не сходя с места, закатить форменную истерику.

— Ничего, — огрызнулся он мрачно. — Вириэль, не шути этим.

— Заметь, я даже не приказал тебе замолчать. Тириэл... расскажи мне, что среди дроу значит твоя клятва.

— Это приказ? — напрягся как струна темный.

— Нет. Просьба, — хотя любопытно было увидеть его реакцию на приказы.

Дроу прикрыл глаза. Выражение его лица было не читаемо.

— Я понимаю, неприятно попасть в собственную ловушку. И все же, давай попробуем не осложнять друг другу жизнь? — еще раз попробовала я, так и не дождавшись вразумительного ответа.

Это демонстративно сохраняемое молчание, подчеркнуто сдержанные жесты, лукавые взгляды с многослойной подоплекой, были, конечно, весьма выразительными, но лично для меня оставались совершенно непонятны.

— Ты и про ловушку догадался? — тем временем невесть чему обрадовался Тириэл.

— Ты громко смеешься, — опустила голову, чтобы скрыть усмешку, я.

Для чего еще можно было использовать дуэль жизни?.. Разве что вместо азартных игр, но не думаю, будто он стал бы так забываться.

— Это да, — с улыбкой согласился дроу.

Что-то быстро он успокоился.

— Понимаешь, Вир, — принц придвинулся ближе, положил мне руку на плечи. Теперь он говорил прямо в ухо. — У нас очень редко бывают такие дуэли, — пальцы до боли стиснули плечо, не дав перебить. — В основном потому, что все лучше представляют себе последствия, — он осторожно разгладил след от своих пальцев, виновато глянул мне в глаза. — Прости, я не хотел.

— Угу... — мне было не до того, чтобы пересчитывать очередные синяки, да и не верилось особо в его раскаяние. — Продолжай. Так что связыва...

— Не торопись, Вир. У нас нет рабов-дроу, ты наверняка это знаешь. Нет в основном потому, что среди нашего общества существует множество других связей, взаимоотношений. От привычных любому в империи, до весьма специфических. В отличие от всех остальных все вертикальные и горизонтальные отношения в обществе дроу накладывают особые обязательства на каждого из участников, — у него был такой мягкий, спокойный голос, что я не сразу уловила подвох.

— Взаимосвязи? — переспросила только изумленно, словно впервые слышала это слово.

— Особенной приверженностью традициям отличается столица, — менторским тоном напомнил Тириэл, снова умело избегая прямого ответа.

— Извращенностью, ты хотел сказать? — опять перебила я, желая быть точной.

— И это тоже, — невозмутимо кивнул принц, кончиками пальцев поглаживая оставленные им самим синяки на моем плече. — Раз ты это понимаешь, то все будет гораздо проще.

— Все? — с каждым новым словом я понимала все меньше, а настораживалась все больше.

— Все, — он уже не улыбался — ухмылялся, как блаженствующий котяра, легонько водил скулой вдоль моего плеча.

Ашер гневно дернулся и просто шарахнулся в сторону. Разнежившийся дроу от неожиданного рывка разжал руку, и свалился с коня, боком повиснув на седле. От рывка его скакун едва не опрокинулся, но все же устоял, с некоторым трудом. Принц синхронно с ним сверкнул взглядом, независимо тряхнул головой. Потом дроу легко сел нормально под одобрительные комментарии свиты, а скакун неохотно потрусил дальше бок о бок с Ашером. Я хихикнула:

— Тириэл, отвечай, наконец, на вопрос, а?.. — еще немного — и его приставания сделаются милыми, уютными и несерьезными, как любимое одеяло.

Темный принц только пожал плечами, кажется, неким седьмым чувством уловив перепад моего настроения, и привычно переключился:

— Наша с тобой связь сродни любви. Я принц, а потому выше тебя по положению. Ты сохранил мне жизнь, и потому я тебя сопровождаю. И буду охранять. Оберегать. Согревать ночами...

— Риэл! — я не могла больше сдерживать смех. — Еще скажи, накрывать меня одеялом. И...

— И это тоже, — насмешливо прищурил звериные очи блондин. — То же самое обязан ты сделать и для меня.

— А они? — я кивнула на других дроу, предпочтя не спорить. Шутит и ладно.

— А с ними ты связан только через меня, — намекнул принц, помолчал немного и непонятно прибавил: — Знаешь, зря ты так о себе думаешь, — и чуть пришпорил скакуна каблуками, без видимого перехода перестроился на деловой ряд. — Сзади.

Я вовремя сообразила и оглянулась. Далеко позади, судя по расстоянию, еще у стен замка, темнело облако пыли, двигаясь против ветра. Довольно большой отряд, пора поторапливаться.

Про дроу я немного позже выяснила все сама. В конце концов, зачем еще устроены библиотеки? Среди них действительно не было рабов — просто это называлось иначе. Того, кого бросил хозяин или победитель, использовать мог любой. И за малейшую попытку избежать такой судьбы его бы жестоко наказали. Свои же. Хозяин же обязан был не только использовать (именно 'обязан использовать'), но и защищать и заботится об исполнении хотя бы самых простых желаний провинившегося, пока тот не начинал противиться его воле. Что лучше — лимитированное или не лимитированное рабство? Ни то, ни то, конечно. Но если придется вдруг выбирать, второе хуже. Наверное. Может быть.

Сонливость окончательно одолела часов через шесть. К тому времени мы уже давно выбрались из тоннеля подземного хода, пересекли русло, несколько узких полос леса, преодолели опасную своей незащищенностью равнину, и устроились на ночлег в тени высоких деревьев с вытянутыми стрельчатыми листьями сиреневого даже в царящей полутьме цвета. Костров не зажигали. Холодное вяленое мясо, мэйнийский хлеб, фрукты — вот и весь ужин. Впрочем, это мало кого расстроило. Я воспользовалась свободным временем, чтобы отослать магического гонца с сообщением и запросом информации к Алуриану, и вытянулась на траве, завернувшись в плащ. Ветер перешучивался с кронами, те лениво перешептывались с низкими яркими звездами...

...Не знаю, что именно меня разбудило. Я не открыла глаз, лишь прислушалась, не меняя ритма дыхания. У костра разговаривали. Тихий шепот едва пробивался сквозь неясные чары. Но я слышала почему-то.

— Не думал встретить тебя здесь... милый, — ядовитое шипение в голосе безошибочно выдавало мою светловолосую ехидну.

— Да ну? — тихий сдержанный смешок с примесью злости. — Тебя, наконец, вышвырнули из дворца?.. — эхом отозвался Кэмрон.

Я уже как-то привыкла к тому, насколько хорошо он собой владел. Жаркая ярость в его голосе сейчас заставила усомниться в собственных выводах.

— Жестоко... до смешного. Рё не отличается добродушием? — грубовато огрызнулся Риэл, явно задетый за живое.

Собеседники друг друга стоили. У костра воцарилась звенящая тишина, напоённая дыханием гнева. Говоривших окружали какие-то смутные ауры — силы, ярости, власти, застарелой боли. Ореол тайны, перед которой сложно устоять. Чары, проникавшие в кровь, зачаровывавшие, завораживавшие, затрагивавшие за живое, и едкие, как кислота. Я старалась дышать ровнее.

— Хорошо. Давай... по делу, — тихо-тихо, неохотно, пошел на мировую дроу.

Я удивилась — не ожидала такой пластичности сознания. Впрочем, с другой стороны, Кэм не мог сделать этот первый шаг — он был в том положении, чтобы пренебрегать условностями. Казалось, эти двое давно знают друг друга, иначе бы давно уже вцепились один другому в глотки. Сейчас же гнев казался пусть и неукротимым, но каким-то привычным, демонстративным.

Шарис в свое время много усилий потратил на то, чтобы научить меня притворяться спящей достоверно, так чтобы даже у самых искушенных зрителей не оставалось сомнений. Сейчас навыки возвращались автоматически. Только этим я могла объяснить то, что мэйны еще не ощутили мое внимание.

— Я рад, что ты выжил, — через несколько секунд отозвался светлый с подкупающей искренностью.

— Знаешь, я тоже, — легкомысленно хмыкнул дроу.

Странный звук — словно воздух сгущался неподалеку, в одном месте. И — никакого ощущения волшебства! Мистика какая-то! До этого дня я считала аксиомой: любая магия оставляет след. Вот глупая!

— Угощаю. 'Лазурный Мёд', — звяканье бутылок сопровождалось восхищенным вздохом.

Не одна, кажется. И даже не две. Меня переполнила черная зависть. Легендарное светлоомэйнийское вино вот уже лет сто не появлялось в продаже...

— Ну ты даешь! — смутно проскальзывающее уважение отчетливо различалось даже в поддразнивающем тоне. — Подбираешь подход, враг мой? Не зря Вир вытащил тебя из тюрьмы.

— За врагов? — вместо ответа смех.

Тихий шорох, такой, будто голова опускается на чье-то плечо, а длинные волосы скользят по шелку. Теплый смешок, вздох. Неровный звон бокалов.

— За врагов! — картинно надменно отозвался Тириэл. И, едва слышно, сквозь зубы, с интонациями демона-искусителя мурлыкнул: — Извращенец!..

Они пили. Снова и снова. Меняя тосты, и не говоря больше ни о чем. Вспышки смеха сменялись продолжительным молчанием. Я начала снова засыпать, убаюканная спокойствием природы вокруг. Звуковое сопровождение без картинки не помогало сосредотачивать внимание.

— Чары защиты действуют? — неровно, полупьяно вдруг спросил светлый.

— Ик. Ну так! Ни-ии-икто не услышит! — в нетвердом тоне дроу отчетливо слышалась привычка повелевать, и легкая растерянность.

Впрочем, он не стал углубляться в собственные переживания.

— Расскажи, как попал в плен, — вполне миролюбиво потребовал золотоглазый.

Усталый вздох разорвал сформировавшуюся атмосферу напряженного выжидания, возвращая ощущение нереального уюта.

— Только после вас, — велеречиво уведомил светлый.

— Ну, хорошо, врагулик... разливай!

— Как-как?

— Вражик? Вражечка? Врагогулечка? — с энтузиазмом бросился в перечисления уменьшительно-ласкательных Тириэл.

— Хватит, хватит! — постанывая от смеха, замахал руками Кэмрон — судя по звуку, он задел ветки у края костра, и те рассыпались вокруг с негромким треском.

Журчание льющегося вина.

— О! Так у нас еще осталось?!

— Они бездонны. Были, — новый приступ смеха.

— Горазды вы, господин маг! — велеречиво подметил дроу, неумело изображая подхалимское заискивание.

— А то! — непонятно чему обрадовался светлый. Вдруг смех оборвался сам собой. — Устал от несвободы, — и зашуршал, пытаясь подняться.

— Собственно, я решил привязать его к себе. Ведь все так хорошо получалось! Рей не мог использовать его в своем ритуале, мэйны перегородили все выходы, отказаться не позволит гордость. Вот только повод пришлось изобретать на пустом месте, и Рей почему-то сверкал глазами.

— Рей? Он же вроде никогда не интересовался мальчиками? — лениво уточнил светлый.

— Да я вот тоже... не интересовался, — дроу печально вздохнул. Поймал пристальный взгляд Кэмрона, хмыкнул. — В общем-то, при моей выучке — что может быть проще? Вир мечом владеет средне, чуть припадает на левую ногу, причем сам того не замечает — казалось бы, не о чем беспокоиться? Но вот ведь, проиграл, — признался он легко.

Одна эта легкость говорила о том, сколь сильно Тириэл не хотел углубляться в тему. Кажется, Кэмрон тоже это понял.

— Я заигрался, — сказал он без перехода. — Просто заигрался и забыл, что отнюдь не герой. Забыл обо всей этой политике, дипломатии, шпионских играх дворов... — светлый взял веточку, стал передвигать угли костра. — У Рё прекрасная сестра, я почти потерял голову. Впрочем, мне не преминули напомнить. Итог ты видел.

— Из-за чего?

— Семейная спецификация. Ты знаешь о предсказании, которое моя прабабка сделала Императору?

— Что-то про старые чары и нить судьбы, замкнувшуюся на древнем утерянном талисмане, который сам придет к нему в руки? — невинно потупился дроу.

Кэм помолчал, откашлялся.

— У тебя неплохо работает разведка.

Дроу в ответ лишь шутовски раскланялся, не вставая с земли.

— И все же, что им от тебя было нужно?

— Как определить ту, кто суждена Императору, — помедлив, признался светлый. — Вот только, знаешь, самое обидное, я и сам не знаю.

— Не знаешь? — пустым голосом, полностью лишенным эмоций, переспросил Тириэл.

— Абсолютно.

— И хорошо, — помедлив, признался темный. — В Империях неладно что-то...

— Да уж, — согласился Кэмрон устало. — Не ладно...

Несколько мгновений слились в одно.

— Значит, не узнали? — вернулся к старой теме дроу.

— Не дождутся, — насмешливо отозвался светлый, с усилием пытаясь скрыть захлестнувшую его ярость. — Он хотел казнить меня сегодня. Но тут вмешался этот паладин, — короткий вздох выдавал растерянность.

Подумав, Тириэл предложил:

— Выпьем.

Приглушенно звякнули столкнувшиеся бокалы.

— А как ты вообще оказался вне столицы? Кто этот рыцарь Тьмы? — теперь светлый решил обогатиться полезной информацией.

— Туше, — со злостью и невольным смехом одновременно признал дроу, подождал немного, собираясь с мыслями, и продолжил: — После смерти отца мой дом оказался в невыгодном положении. Брат послал меня заключить несколько полезных союзов. В общем, я их и заключил... После чего пришлось срочно покинуть Кастеллу. Слишком... много врагов я себе нажил, — мне так и привиделась развязная, почти похабная ухмылка. — Не найду сехмет(1) — могу забыть про возвращение.

— Мм?..

— ОН не оставил наследников.

Снова бульканье ценного вина. Зависть разъедала меня изнутри. Мучительно хотелось попробовать то, что во многих знатнейших домах уже давно было лишь легендой. Так хотелось, что я не вслушивалась в слова, лишь бы не шевелиться. Кстати, интересно, кто этот ОН? Хотя появилось у меня одно подозрение. Впрочем, неудачное было время для размышлений. Шорох костра, счастливый треск пламени, охватившего подброшенные дрова. Длинный выдох.

— А с Реем мы познакомились во время одних давних переговоров. Ну, не только... — мягко и насмешливо, явно намекая на оставленные 'за скобками' детали. — Так как передо мной как раз встал вопрос, куда податься, а он попросил составить компанию, я не стал отказываться, — спокойно закончил рассказывать принц ночных мэйнов.

Это Тириэл?! Я удивлялась все больше. Куда делся вздорный неуравновешенный эгоист, спрашивается?

— Так что с паладином? — Кэмрон, кажется, явно не расстался с ценной мыслью узнать обо мне больше.

Интересно, почему? Все это заставило меня навострить уши, по-прежнему упорно претворяясь спящей. Благо, навык имелся.

— Я должен ему. Жизнь, — по тону чувствовалось, что рассказчик забавлялся. — Вот что значит нехватка удачи... — поделился личной трагедией дроу.

В следующую секунду они оба смеялись. Шуршание, снова смех, треск сминаемой хвои....

И громкий храп фоном.

Однако, какая многозначительная реакция, да и сама беседа! 'Подумаю об этом завтра', — решила я и закрыла глаза, успев мысленно условиться с самой собой перестать откладывать дела на потом. Проше решать проблемы последовательно, чем одним комом.

Странно, но теперь сон и не думал сопротивляться, поспешно унеся меня в лучший мир. Впрочем, последнее утверждение (про 'лучший') я готова была оспорить уже минут через семь. Я очутилась на безграничной равнине, очерченной, словно чаша, серым небом. Вокруг было так холодно, что дыхание вырывалось белым облачком. Выла метель, занося все вокруг синеватым снегом. Сквозь ледяные глыбы немногочисленный айсбергов проникал свет — причуда фантазии, видимо — раскрашивая окружающее пространство в теплые оттенки желтого, оранжевого, красного, синего, багрового... Завораживающие картины не отменяли печального факта — вокруг было чертовски холодно. Чтобы хоть как-то согреться, я бросилась бежать, просто бежать, не разбирая дороги. Везде одно и то же, так какая разница? И — странное дело. Постепенно тело вдруг стало ощущаться иначе, словно бы я встала на четыре конечности, лишившись рук. Стало теплее. Скосив взгляд, я различила искрящееся серебристое облако меха на своих плечах. Стало вдруг немыслимо смешно, так весело, что я подпрыгнула в воздух, завертелась волчком, пытаясь ухватить за кончик свой хвост. На снегу оставались следы лап, быстро исчезавших под пологом метели. Странные, далекие и вместе с тем необычайно свежие запахи заползли в нос, пробирались в мозг — непривычно было так полагаться на обоняние.

Он словно вынырнул из тени и бури. Огромный черный зверь, похожий на невероятно изящного волка с напоминающей лисью мордой, большими пушистыми ушами и таким же пышным хвостом. Впрочем, никакая утонченность не могли скрыть очевидную хищность зверя. Длинный густой мех отливал синим. Как он сумел подобраться так незаметно по кипенно-белому снегу?

Влажный нос ткнулся мне в плечо. Я отпрыгнула, припав к земле и оскалив клыки. Зверь медленно приблизился на два шага. Остановился, сел, обвив хвостом лапы и глядя на меня холодными, гораздо более холодными, чем окружающее ледяное неистовство, глазами. Медленно, откровенно забавляясь моим состоянием, зевнул — многочисленным белым клыкам, острым как мэйнийские клинки, позавидовали бы и древние ящеры, давно вымершие по слухам. Розовый язык медленно облизнул темные губы. Я чувствовала, как на хребте вздыбилась шерсть. Он посидел еще немного, потом сделал еще один крошечный шажок.

Не понимаю, как такое могло быть, но мой рык складывался в слова:

— Что ты такое? — не удержалась я.

— На себя посмотри... — отозвался зверь, коротко фыркнув от смеха.

Он умудрялся говорить, не издавая ни звука.

— Как?.. — странно, но ощущение опасности вдруг сменилось теплом, словно от очага.

— Просто попробуй. Я услышу, — словно самую очевидную вещь в мире, объяснил зверь, склонив голову на бок.

Пушистое ухо закрыло ему один глаз, придав вид слегка ехидный и неуловимо пиратский.

— Кто ты?.. что ты делаешь здесь?

— Здесь — это где? — он казался слишком серьезным, так что я решила ответить:

— На ледяной равнине.

— Равнина? — в льдистых глазах прорезалось недоумение, словно подснежник вынырнул из-под снега.

Дрогнули черные усы. Зверь снова облизнулся, втянул бархатным носом морозный воздух.

— Ну что ж, можно и так. Теперь хоть понял, почему меня встретили рычанием... — пробормотал он себе под нос.

На мгновение окружающий мир словно сместился — там был какой-то будуар в строгом, явно мужском стиле, несколько кресел, смутные фигуры, звенели бокалы, слышался смех и звучали отрывистые фразы случайных бесед. Потом видение растаяло, как недолговечный мираж; вокруг снова была только ледяная равнина.

— Что это было? — я встряхнулась, сбрасывая снег.

— Тебе нужно идти.

— Ты не ответил.

Зверь вскинул голову и протяжно завыл-засмеялся. Потом покачал головой, фыркнул и мягко бросил, показав мельком и явно не нарочно такие зубы, что мог вызвать инфаркт у акулы:

— Брысь! — и от силы его голоса порывистый ветер вдруг подхватил меня, вздернул вверх, к самому небу, закружил в объятиях надвигавшейся бури... Мне показалось, за плечами мерно взбивают воздух крылья... Над головой вспыхнула звезда. Синяя звезда, холодная, как его глаза. Меня швырнуло прямо в нее...

И я проснулась.

Пробуждение остро напоминало идиллию в каком-нибудь элитном столичном борделе. Я возлежала на чем-то немыслимо мягком, сонная, взмокшая от пережитых во сне ужасов, а надо мной склонялись двое самых красивых мужчин из всех, кого я видела в своей жизни (демоны и боги не в счет). Распущенные волосы струятся мне на плечи, а яркие глаза обоих наполнены тревогой и еще чем-то глубинным, темным и томным. Я резко села, и оба 'видения', со звучным 'ой!' в случае Кэмрона, и еще более звучными матюгами в исполнении принца дроу, отдернулись в стороны, потирая скулы.

— Готовитесь в кордебалет? — машинально огрызнулась я, потирая в свою очередь лоб.

Кажется, будет шишка. Хм... А ребята-то без рубашек. К чему бы это?

— Ты ругался во сне, — как самый ответственный пояснил спасенный мной мэйн.

— Рычал и постанывал, — промурлыкал Тириэл, потупившись и глядя на меня томно из-под ресниц.

Странно — выглядело красноречиво, но не пошло. Пантомима, вопреки содержанию, отнюдь не лишала его ауры силы и власти, скорее наоборот.

— Что мы не... — продолжил заготовленную речь Кэмрон, но не выдержал и рассмеялся. — Нет, ну, правда, смешно же!

— Чего оправдываешься? — я удержала вертевшийся в голове пассаж про бордели и их работников, явно подхваченный в таких местах, где настоящей леди появляться не пристало, вместо этого ухмыльнулась в лицо мэйну, дернула плечами. — Кофе кто-нибудь сварит?

Тириэл тихо кивнул и отошел к костру, сдерживая хохот. Компенсация за мое молчание? Кэм разъяренно полыхнул взглядом, вздохнул. И ничего не спросил. Вот Тьма. Теперь буду чувствовать себя виноватой... Утешать его вроде не с чего — старше меня на сколько, должен понимать... Я подумала и решила просто сменить тему:

— Расскажи мне про ваши традиции? — и, в ответ на его потрясенный взгляд, — нет-нет, никаких военный тайн! То, что можно.

Кэмрон усмехнулся, и с явной увлеченностью принялся рассказывать. К возвращению Тириэла, оделившего кофе нас троих и всех дроу отряда, он как раз добрался до сложных генеалогических причуд мэйнийской геральдики...

Беседа затянулась надолго. Тириэл, постепенно заинтересовавшись, рассказал кое-что о традициях дроу, и двое мэйнов погрузились в глобальное обсуждение традиций, легенд и мифов, их общих элементов и происхождения. Интересно было слушать. Я никогда не слышала более занимательного описания во многом скучных, если задуматься, вещей.

— А что вы дарите невесте? — органично вплела я свой вопрос в общую канву их обсуждения.

— По-разному. Дерево для дома, клинок, венок из полевых цветов и бокал чистейшей воды из Источника... — мечтательно вздохнул Кэмрон, задумчиво созерцая бескрайние небеса.

Я перевела взгляд на другого представителя той же расы, но другой социальной группы.

— Клинок и кубок с кровью врага, — немедленно отозвался Тириэл. — И белые тюльпаны. А прося руки, горный вереск. Согласие принять цветок означает согласие на брак.

— Что такое горный вереск?

— Так... Одна дикая травка... — отмахнулся принц безразлично. — Кэм, а магия?

— В смысле?

— У нас распространена магия жизни, природы, света, смерти.

— Смерти? — дроу казался удивленным. — Вот уж не знал! Наши тени, смерть, металл, камень и подземное пламя. Еще некромантия. Но сильно не размахнешься, источников мало, так что ко всему этому еще добавляется и шаманство... — он глубоко вздохнул, и я вновь заслушалась, потеряв настойчиво бившуюся в сознание мысль.

Потом вспомнила еще кое-что. Чье исчезновение могло разворошить весь этот муравейник?

— Кэмрон?

Мэйн шевельнул длинным ухом, повернул голову.

— Светлые из-за тебя начали войну?

— Не только... — печаль против воли прорезалась в голосе. — Вот мстить бы стали из-за меня.

— А теперь? — я и вправду не понимала.

— А теперь передо мной и моим народом долг, — легко отозвался он. Усмехнулся. — Хочешь чего-нибудь? — низкие бархатистые нотки, багровая вспышка в глазах Тириэла...

— Да, — я твердо встретила его взгляд, и, когда губы светлого мэйна напротив сложились в манящую усмешку, лениво бросила: — Твою куропатку, — стащив вышеупомянутую птичку с его тарелки, и жадно запустила зубы в мясо.

Светлый замер на мгновение с отвисшей челюстью. На самом деле — просто забыл закрыть рот. А мое упоенное чавканье вдруг разорвал заливистый смех дроу. Сначала принца, потом остальных. Тьмой клянусь, они смеялись до слез!

Мир любит прерывать такие идиллические моменты... Пространство вокруг полыхнуло отраженной магией, в кустах что-то громко затрещало, а на полянку, избранную нами для отдыха, вырвался отряд лесных мэйнов. Это сравнительно немногочисленное племя издревле было известно своим коварством. Впрочем, сильно сказано — племя. Банда, группировка — вот что лучше всего передает их суть. Разбойничья ватага, продававшая свои услуги за деньги. В окрестных лесах они чувствовали себя как дома, и теперь сумели подобраться незаметно, воспользовавшись удобным моментом. Кстати, до недавних пор они считались полностью истребленными. Неприятно, не правда ли? Дроу в мгновение ока рассыпались вокруг, но вдруг медленно отступили, вглядываясь в листву. Общаясь с ними, я почти забыла, насколько они хорошие воины, но даже так их реакция удивляла.

С ветвей дерева величаво спрыгнул ка'эль, древесный конь, и, сверкнув хрустально-синим взглядом, остановился, нетерпеливо перебирая точеными пушистыми копытами-лапами. Когти были убраны, а в хвосте и гриве то тут, то там мелькали светлые листочки, какие бывают на деревьях весной. Его всадник приветствовал нас легким поклоном и с милой улыбкой посоветовал:

— Пусть Ваши люди сложат оружие, мессиры, — он многозначительно обвел взглядом лучников на деревьях. — И мы будем рады сопровождать вас далее.

Он был невысок и облачен в темно-зеленый костюм, делавшим его неотличимым от листвы. И даже осанка свидетельствовал о более высоком, чем у прочих, сане.

Мы трое обменялись короткими взглядами. Потом Кэм опустил ресницы, безмолвно признавая право принца на командование отрядом, а Тириэл шагнул вперед, немного, всего на полшага, так, чтобы своим телом закрыть меня от большей части направленных на нас стрел, и медленно опустил клинок с бедра в прелую листву. Выпрямился неохотно, щуря глаза. Интересно, безмятежность, усталость, обыденность были для него и вправду привычны? Или едва давались?.. Впрочем, было не время задавать такие вопросы.

— С кем я имею... беседовать... счастье? — бросил он надменно, со своей привычной иронией.

— Страж Пределов, Лахнар(2), — коротко представился лесной, аккуратно оправляя плащ.

Нервный жест. Интересно, чего он боялся? Или кого? Порыв ветра ударил в лицо 'зеленому рыцарю', пола взметнулась, и у самого горла сверкнул то ли медальон, то ли брошь, со смутно знакомым вензелем на черненом серебре. Рыцарь неожиданно нервно одернул плащ. Он был похож на луч света, стройный, изящный, грациозный, даже не смотря на доспех. Сорвав с головы шлем, Лахнар открыл взглядам почти мальчишеское лицо, с тонкими, словно летящими чертами, пышный 'конский хвост' на затылке необычайного цвета, созданного из лавандовых и бордовых прядок, заостренные уши... В мочке левого уха сверкала сережка-гвоздик.

— Я предпочитаю знать имя того, кого убью, — все так же светски, мягким тоном ответил дроу.

Я не заметила жеста, но он явно подал какой-то знак, потому что в следующую секунду его отряд напал на мэйнов, не дав опомниться, осознать смысл сказанных слов. Принц выхватил из-за плеча клинок, носком подкинул в воздух 'сданное' лезвие, прыгнул на рыцаря, в воздухе изгибаясь, как кошка, частично увернувшись, частично сбивая в полете стрелы, и обрушился сверху. Страж успел спешиться, сблокировать удар, контратаковал, воспользовавшись тем, что теперь дроу пришлось отшатнуться. Уже падая в листву от удара Кэма, я успела заметить, как, не теряя инерционного движения, обрушиваются на скакуна клинки дроу, как брызжет кровь, заливая лесному глаза. Как проходит полный круг страшная коса воина дроу из его отряда, располовинив сразу четверых, проворачиваясь с неимоверным трудом, от которого на висках воина вспухли вены, и, в последний момент, останавливая руку рыцаря, обрывая атаку. Закончил атаку 'Зеленого рыцаря' простой удар кулаком по голове. Тот застонал и сполз на траву бесформенной грудой. Над головой пропела стрела, еще. Ее я отбила ладонью. Встряхнула кистью, морщась от неприятного чувства. Потом трава и пожухлые прошлогодние листья попали в глаза, перед лицом все потемнело, и я временно потеряла способность видеть. Что-то теплое придавило к земле, так плотно, что я чувствовала, как в прикрывавшего меня вонзаются стрелы.

Коротко и зло вскрикнул кто-то из дроу, с гудением унеслись в темноту огненные шары и ледяные стрелы магов, завизжал кто-то большой, будто монстр, пойманный в движении, и забился в агонии, прерванной коротким ударом. Чьи-то ноги скользили совсем близко от меня, а внутри вдруг проснулась злая сумасшедшая ярость. Да как они могут? Как они могут так меня защищать, когда погибают сами?..

Вот только бойцов здесь и без меня хватает. Более чем. Я закрыла глаза. Когда-то давно Магистр Къярен учил нас, едва поступивших на обучение, обуздывать самые сильные из эмоций. Энергия может быть преобразована, утверждал он, заставляя нас ненавидеть, влюбляться, обожествлять, бояться, грустить — а потом превращать все это в нечто новое.

Сейчас я вспомнила те уроки. Магия, настоящая магия, всегда таится внутри. Именно там прячется самый мощный ее источник. И из него я зачерпнула. От кончиков моих пальцев по ладоням расползлось свечение. Я протянула руку, сдвинула Кэмрона, не давая перевернуться на спину, села рядом, не обращая внимания на неумолимо рассекающие пространство стрелы. Одна обожгла щеку, горячая кровь закапала в вырез рубахи. А я смотрела на спину в шрамах, заново покрытую разводами крови. В живой еще плоти жадно дрожали черные оперения стрел. 'Черные ласточки'. Ярость едва не прорвала мой самоконтроль.

— Я... отдал долг? — едва слышно спросил Кэмрон.

— Да. Подожди, — я подстраивалась под ритм угасающего дыхания, и не была расположена к длительным разговорам.

Все бывает в первый раз. Мельком оглянулась — дроу с трудом, но еще сражались, но и лесные завязли в битве. Без предводителя им было не так-то просто на что-то решиться. Подходит.

Я поспешно срезала остатки рубахи с худой спины. Сквозь белую как снег в горах кожу проглядывали тонкие косточки, хребет своей рельефностью претендовал на первый приз по лепке. Дыхание перехватило.

— Не вздумай сдерживаться, — прошипела я сквозь зубы, с трудом вырываясь из медитации даже ради этих трех слов.

— Так будет приятно? — съехидничал умирающий.

— Кричи во все горло, — невольно улыбнулась я и восстановила концентрацию.

Он снова заговорил, но я уже не слушала. Кинжал легко расширил одну рану. Короткий надрез на ладони, второй; чтобы содрать кожу, пришлось закусить губу, судорожно вдохнуть. Стрела восторженно приняла другую подачку, вонзившись в ранку на руке. 'Черным ласточкам' безразлична личность жертвы, им нужна кровь. В моем мире встречаются чары куда опасней. От боли помутилось в глазах. Но боль — это тоже энергия. Снова надрез, новый порез на ладони, и вторая стрела впивается в кожу. Какие-то отрывочнее образы — кричащий что-то Тириэл, завязнувший в битве сразу с тремя, явно неплохими, воинами, только звука не слышно. Замерший Кэмрон, впившийся в траву, медленно пожухшую под его пальцами, дроу, в одном коротком отчаянном усилии добивающие врагов, связывающие немногочисленных пленных, застывшие вокруг... Раненые... Сосредоточенность снова вернулась, и я вырвала новую стрелу. Еще четыре. Три. Сердце пропустило удар, а потом заколотилось, как у крольчонка. Вдох, выдох, вдох, выдох... Успокоиться.... Вырвать стрелы — еще не все. Нужно вылечить и сбросить энергию, по возможности, безопасно, а для этого нужно ее сохранить. Две. Перед глазами помутнело, мозг сам переключился на магическое зрение, показывающее лишь ауры окружающих вещей. Хорошо, что нас учили и этому. Один. Все. Здоровую руку на окровавленную спину.

Я выпрямила спину, все так же стоя на коленях, запрокинула голову. Только мыслью — 'Услышь меня, Тьма!'. Это словно зажечь маяк в море, будто призыв всем вокруг. Но в те минуты ничто не имело значения. Только утекающие по каплям жизни, только подрагивающая тьма внутри, и смутно ощутимая Тьма. Та, вторая. Страшная и родная. А потом над головой распахнулось небо. Безграничное небо, в котором таилось все, в чем только способна возникнуть нужда. Меня нет, есть только туннель, коридор, по которому энергия идет от неведомых далеких источников вниз, к раненому мэйну. Струиться по моим рукам, переливается через пальцы в тело, мерцает сиреневой дымкой на ладонях. Теперь шире, захватывая всех из нашего отряда. Залечивая порезы, сращивая переломы, возвращая выколотый в пылу битвы глаз, вправляя и восстанавливая раздробленную кость...

Я откуда-то знала, что это будет стоить мне жизни. Никакого величественного самопожертвования — никогда не таила мечты умереть ради кого-то. Все тот же расчет — те, кто сейчас со мной, священы. Ну, неприкосновенны уж точно. В некотором смысле. Тьма, какой бред иногда лезет в голову... Я уже смотрела на саму себя словно со стороны — худощавый мальчишка на коленях в траве, посреди заваленной телами поляны. Контуры тела словно пылают сиреневым, а сила расходиться концентрическими кругами, мучительно яркая в районе утыканной стрелами руки. Запавшие глаза, бледное лицо, будто у переработавшего некроманта, и только в глазах пылает неистовый колдовской огонь. И, кажется, для него нет невозможного. Жаль, только кажется. Страха не было, только грусть. Легкая, светлая... Что-то тянуло меня прочь. Медленно, неуклонно. Пока еще удавалось сопротивляться, но я знала, что это ненадолго.

И вдруг сквозь небеса в меня ударил чернильно-черный луч. Острый холод отозвался мучительной, запредельной болью, рванувшейся по телу, собравшейся в утыканную 'черными ласточками' ладонь... Собственный дикий крик подхватил меня и швырнул вниз, заново соединил меркнущее сознание и корчащееся от дикой боли тело. Чей-то голос, страшный, жуткий, который умел звучать так ласково, а сейчас почти отчаянно, тихо шепнул: 'Ну уж нет'. Мир закружился вокруг, будто я забралась в центрифугу, и моргнул. И я открыла глаза.

Надо мной склонялись мэйны. Все мэйны моего (Тьма, когда он успел стать моим?.. но ведь стал же...) отряда стояли вокруг совершенно неподвижно и молча. И только пятна крови на одежде говорили о понесенных и исчезнувших повреждениях. Ни царапины, ни шрама на коже. Их лица были так немыслимо серьезны, а глаза смотрели с таким странным выражением, что я не выдержала и делано усмехнулась:

— Как подрались? — попытавшись подняться, поняла, что ноги пока не разделяют моих стремлений, и снова уселась, пережидая головокружение. Машинально облизнула пересохшие губы. — Тириэл, в следующий раз напомни мне. Прежде чем начинать бойню, провести хоть какие-нибудь переговоры.

Дроу медленно и безмолвно кивнул. А остальные мэйны вдруг слитно, словно единый организм, шагнули ближе. Не на колени — они просто присели на корточки. И Кэм и Тириэл были рядом. Оба мэйна синхронно поднесли запястья правых рук к губам, вдруг укусили, так, что пошла кровь, и медленно, осторожно уронили несколько капель этой крови мне на лицо. Тонкие струйки так же медленно скользнули по переносице, коснулись губ. Я машинально слизнула их языком.

— Вы меня ни с кем не путаете, ребята?.. — поинтересовалась невинно.

— Отныне и впредь мой младший, один из клана, — шепнул Тириэл, начисто игнорируя моё вмешательство.

— Отныне и впредь от крови и плоти моего рода, — эхом пробормотал Кэмрон. — Мой родич.

И очень осторожно поднес к губам мою чудесным образом исцелившуюся ладонь, на которой шрамы от стрел исчезали на глазах.

Дроу вокруг по очереди макали острия своих клинков в мою кровь на земле. Та, померцав темным вином на лезвиях, постепенно сама собой впитывалась в сталь. Воины постепенно убирали мечи в ножны и расходились. Нужно было прибрать лагерь, проверить скакунов, заново приготовить уничтоженный в пылу драки обед, плавно переходящий в ужин... И только я смотрела им вслед, не способная договориться с измотанным телом.

Великая Тьма, во что я ввязалась на этот раз?!

Из кустов с визгом вылетел Лик, в два прыжка преодолел изувеченную поляну и с визгом ткнулся носом мне в бок.

— Ты где гулял, разбойник? — шепнула я в черное ухо, обнимая пса.

Лик отозвался сумбурными картинками леса, охоты, бега, и страшной глубокой тоски. И, уже не скуля, прижался еще ближе, положив голову на плечо. Мне в ладонь скользнул так заинтересовавший меня знак. Все-таки медальон. И инициалы. Пока я гладила пса, серебро в моих руках вдруг нагрелось и растаяло на глазах.

Пес едва заметно дрожал. Гладя черную шерсть, я чувствовала, как успокаиваюсь. Как мало иногда нужно для счастья...

...Бой с тенью в исполнении профессионалов — это нечто... неуловимое, если честно. Блеск клинков, намеченные удары и фиксированные позы — вот и все, что успевал уловить взгляд в стремительном мельтешении двух силуэтов, так легко скользивших по подножию леса, что умудрялись не потревожить ни листочка, ни хвойной иголочки. Бой напоминал танец, шутливую игру, несерьезный флирт. Иногда их тени на земле пересекались, и тогда клинки встречались со звоном, а мэйны отпрыгивали друг от друга.

Так же синхронно светлый мэйн и дроу прервали тренировку и развалились на охапках хвои по сторонам от костра. Я меланхолично повернула шампуры с нанизанными на них кусочками мяса и колечками дикого перца. Прихлопнула пристроившегося было к моей шее насекомовидного вампира, брезгливо стряхнула трупик комара в костер.

Мы одновременно посмотрели на привязанного к дереву пленника. По всем лесным мэйнам сложно понять их возраст, но этот явно был очень юн.

— Кто вас послал? — меланхолично поинтересовался Кэм, вытирая шею полотенцем.

И как это они умудряются не потеть?.. Несправедливо.

Пленник надменно вскинул голову и отвернулся.

— Эх... а я вроде ничего такого пока не спросил... — вздохнул светлый.

— Дай я с ним поговорю? — Тириэл отвел взгляд от костра, медленно, жадно облизнул губы, провел кончиками пальцев по кромке кинжала.

— Вы можете пытать меня, я вам ничего не скажу! — гордо выкрикнул пленник, смазывая окончания слов скрежетом зубовным.

— Правда, можем? Ну, спасибо! — я тепло усмехнулась.

Он поспешно закусил губу:

— Я не...

— Ты сам предложил... — напомнила я.

Странно, но, придя в себя, он порядком сбавил высокомерия. Рыцарь сжался. Их зависимость от данного слова была так же широко известна, как и коварство, и жестокость. Лесные ко всем особям не своей расы относились... нецивилизованно. Почти поголовно расисты, они никак не могли поверить, что все прочие не любят их именно за подобное отношение.

Впрочем, в нашей ситуации получалось, что он сам напросился на пытки, обязав нас, в свою очередь, его не убивать. И возразить ему на это было нечего.

— Будем беседовать?..

— .. или развлекаться? — с намеком продолжил Тириэл, поигрывая кинжалом.

— Беседовать! — поспешно выкрикнул пленник, едва Тириэл, устав ждать ответа, поднялся на ноги и направился к нему, не отводя сосредоточенно-внимательного, почти влюбленного взгляда законченного маньяка.

— Ну! — принц приостановился, капризно топнул ногой. — А давай ты заартачишься и мы... — он жарко выдохнул, — поиграем?..

— Вы вторглись на нашу территорию, совсем близко от нашей стоянки, лорд Ночи боялся, что Вы первые обнаружите нас, потому приказал напасть, — отчаянно затараторил пленник, вероятно, усомнившись в моей способности контролировать ситуацию. — Но мы не собирались вас убивать. Так, расспросить немного... — он замялся.

— Чуть-чуть ограбить, — передразнил светлый. — Лорд Ночи? — ему явно сегодня досталась роль 'хорошего' стражника. — Похоже на шуточный титул.

— Я не могу сказать... — потеряно выдавил 'зеленый рыцарь'.

И горестно всхлипнул.

Мы переглянулись. Это уже входило в привычку. Можно было, конечно, устроить пыточный сезон и выяснить у него много разной информации, но, во-первых, мы не знали, о чем еще нужно спрашивать, во-вторых, у нас не было времени на качественный допрос, а в-третьих, любой, прервавший жизнь истинного порождения леса без прямой угрозы для жизни, будет проклят. Ну и зачем он нам сдался при таких раскладах? Кажется, даже традиционно кровожадный Тириэл придерживался той же точки зрения.

— Поклянись, что никому не скажешь о нас и никаким другим путем не дашь о нас знать и не выведешь на наши следы, — спокойно потребовал Кэмрон.

Лесной вздрогнул, поймал его взгляд, вздохнул.

— Клянусь, — неохотно.

— И в том, что не станешь мстить ни нам, ни кому-то из нашего рода, ни нашим близким... — продолжил Тириэл.

На этот раз пленник молчал дольше. Потом еще более неохотно кивнул.

— Обещаю.

— Поклянись Светом и Тьмой, — шепнула я. — В том, что ни ты, ни родичи твои не пойдете вопреки данному тобой слову.

Его взгляд был поистине ненавидящим, он обжег меня огнем, и тут же погас — его держало уже данное слово.

— Клянусь Светом и Тьмой, — повторил Лахнар едва слышно.

Кризз снял с него веревки. Лахнар одарил нас еще одним задумчивым взглядом, и исчез. Только на земле ненадолго возник было узор из листьев — несколько линий, сложившихся в руну 'Райдо ', которые тут же разметал ветер.

Ашер вышел из леса мрачным призраком, и застыл за спиной, свирепо оскалившись. Он не простил мне того, что я не позвала его на бой, и, кажется, решил защищать лично и постоянно. Покосившись на листву, конь коротко фыркнул. Из ноздрей вырвался сноп огоньков, и вскоре все следы рун рассыпались пеплом.

— У кого-нибудь из ваших знакомых есть знакомый с таким прозвищем? — поинтересовался дроу, вороша опавшую листву носком сапога.

— Нет, — уверенно отозвался Кэмрон.

А я промолчала. Смутное воспоминание маячило на самой кромке сознания, но никак не хотело проявляться. Нет, я не знала, о ком говорил хариде. Лорд Ночи. Словно детская кличка! А ведь был еще тот вензель на медальоне. 'Д'А'.

1. Сехмет (егип.) — богиня войны и палящего солнца, грозное око бога Солнца Ра, целительница, обладавшая магической силой напускать болезни и излечивать их, покровительствовала врачам, считавшимся ее жрецами. Охраняла фараона. Обладала характером, не поддающимся контролю. Носила эпитет "могучая" или "могущественная". Носила имена Великая и Владычица пустыни. У дроу — нарицательное имя правительницы (иногда верховного лекаря), употребляемое в сходном значении.

2. Лахнар — от 'лах' — вспышка, и 'нар' — огонь.

Когда у вас нет ничего — у вас есть ваша честь. Когда у вас нет чести, у вас нет ничего. (с)

Владимир Панов, "Командор войны"

За изяществом почти всегда кроется сила. (с)

Тьма, как и Свет, не бывает ни плоха, ни хороша сама по себе. Она просто есть. (с)

Ник Перумов, 'Алмазный меч, деревянный меч'

Глава 11.

Эта стычка здорово подстегнула отряд. Нежеланное знакомство напомнило об осторожности, вынудив вновь сосредоточить внимание на деле. При главном условии максимально быстрого передвижения в условно неизведанной местности, отряд выкладывался по-полной. Походное охранение, тыловой дозор... Ну хотя бы тайников еще не было. В свободное время я либо несла караул вместе со всеми (Тириэл странно при этом на меня косился, но не возражал), либо присоединялась к магам, исследовавшим близлежащие территории на наличие разумных существ, магических ловушек, или просто помогала прятать всевозможные следы нашего передвижения. Благо совместное занятие практической магией любого уровня — универсальный способ научиться чему-нибудь новому. Два дня мы неслись вперед, как безумные, все подгоняя и подгоняя скакунов, продираясь сквозь кустарник, преодолевая овраги, выверяя путь среди зыбучих песков. Водилось среди этих лесов и такое. Следы минувших сражений, как утверждал Кэмрон. Направление перемещений все меньше зависело от моего решения. Господа мэйны, в соответствии со всеми тактическими директивами проложившие маршрут, после недавнего ритуала погрузились в продолжительное молчание, и вытащить из них удавалось разве что язвительные комментарии окружающему и разговоры о погоде. Все прочие беседы они с редким единодушием сводили к вышеозначенным темам, и даже на коротких привалах старались придерживаться заданного стиля.

Наконец, до ближайшего города светлых осталось меньше суток пути. И тут всплыл вполне логичный вопрос — как попасть внутрь, да еще и не засветившись притом на всю Империю? Прислушиваясь к обсуждавшим проблему ребятам, я ехидно усмехнулась — замысел уже давно зрел в голове. Тириэл с редким, но вполне ожидаемым от него, чутьем перевел на меня взгляд.

— Придумал что-то?.. — он щурился, усмехаясь с привычной насмешкой, сдобренной изрядной долей злости.

Я фыркнула, мысленно дав себе по шее и напомнив про маскарад.

— Да. А вы ждите меня здесь, — Вир в моем неповторимом исполнении, конечно же, нашел способ оторваться на ближнем...

Короткий злой смех разорвал тишину. Кэм раздраженно покосился на темного принца, дернул острым ухом, и мягко заметил:

— Вир, это неразумно...

Как мне в Храмах надоели с этими наставлениями! Только этим я могу объяснить, почему, недолго думая, отрубила:

— А ты разве не собирался вернуться к своим? Жизнь ты мне вроде спас... — я ткнула палкой в костер, отбросила пряди с лица.

— Вир... — тихо, как-то отчаянно начал светлый, и замолчал.

Я вздохнула. Не выплаченный долг крови у Светлых — это как самоубийство. Никакого рабства. Но нечто такое, отчего даже ничтожнейший из живущих пожалеет не сумевшего заплатить по счетам. С другой стороны — Кэмрон, понятное дело, не Тириэл, навязываться не может...

— Значит, остаешься? — спросила негромко, устыдившись собственной резкости.

Он приподнял бровь и зло раздул ноздри, разгадав мое поддразнивание.

Хотя я и вправду не понимала, чего это им сдалась, но... Опыт учит быть осторожными в своих словах и поступках. Особенно когда твои оппоненты — принц крови и мастер клинка, потенциально способные даже фактом своей гибели принести куда больше проблем, чем пользы. Опровержений не наблюдалось. А потому — я позволила взгляду отразить захватившее меня чувство вины.

— Остаюсь! — вызывающим тоном Кэмрон вполне мог сейчас потягаться с десятком Тириэлов, чем немедленно избавил меня от непрошеных угрызений совести [эй, иди, спи дальше, родная].

Мы с дроу восхищенно присвистнули в унисон. Такое достижение следовало отметить. По меньшей мере, достойным выпадом, судя по следующей реплике Тириэла:

— Растешь, ласточка, — мурлыкнула златоглазая ехидна, и тут же повалился в траву, снесенная телом разгневанного светлого. — Мм... хочешь мне что-то предложить? — бархатно рассмеялся он, когда Кэм навалился на него, вжимая в землю.

Золотые глаза мерцали, светлые волосы рассыпались по земле, и только пальцы нарушали очаровательную картину, подрагивая на рукояти машинально выхваченного кинжала. Светлый скосил глаза вниз, полюбовался остротой лезвия, и рассмеялся почти истерически. Потом разжал руки и откатился в сторону.

— И не надейся. Святого доведешь, красотка.

— Да, я такой... — с трудом удержав лицо, курлыкнул по-звериному дроу, плавно перетекая из положения 'лежа навзничь' в одну из приветственных фехтовальных стоек, и бешено полыхнул глазами. — А ты у нас святой? — резко, потирая несколько помятое светлым горло.

Я расхохоталась.

Мэйны повернули ко мне прекрасные нечитаемые лики, коротко переглянулись. И, словно две тени пролетев над костром, повалили в траву и принялись щекотать. На второй минуте я почти сдалась и завопила 'Хватит', задыхаясь от смеха, извиваясь на лесной подстилке. От сумасшедшего хохота на глаза навернулись слезы.

Послушались они не сразу. Я не сдавалась без боя, так что теперь мы втроем сидели, держась за бока, рассматривая друг друга и то и дело заходясь в новых приступах смеха. Кэм, с большим желтым листом на щеке, и запутавшимися в бровях иголочками, напоминал вальяжного кота, испачкавшегося в хозяйском масле, и до глубины души шокированного этим фактом. Судя по гримасам дроу, мне повезло не больше. Так что идея помыться всем показалась довольно светлой. Разбредшись вдоль небольшого ручья, обнаруженного разведчиками чуть раньше, мы со всей серьезностью попытались приступить к этому интимнейшему процессу. И куда подевалось редкостное единодушие? Индивидуализм и самобытность — наше все! Хотя бы на время. Воины тем временем восстановили костер. Отмывшись, вымыв и высушив волосы, я вернулась в лагерь, отдышалась, и кивнула на пламя:

— Присоединяйтесь! — принц уже успел уведомить меня о принятых в их обществе правилах обращения с особами королевской крови, но теперь я технически тоже была одной из таких 'особ', причем дважды. Надо все же выяснить как-нибудь у двух длинноухих перестраховщиков, чем мне это еще аукнется. Ни в жизнь не поверю, что ритуал не дает ничего, кроме привилегий! Бесплатный сыр.... Хотя таким сыром только преданных приверженцев травить, если честно. Как сырами с плесенью. Крайне полезно в зельеварении, кстати. И полностью несъедобно, на мой скромный вкус.

Как говорили учителя, нет во мне этой изящной утонченности, некоторой светской искушенности, гедонического эстетства, которым долженствовало отличаться особам истинно королевской крови. Коронована я не была, и даже не претендовала, а потому никаких оскорблений никому не наносила, но возмутилась до глубины души. Однако почему-то на предложение пойти и приобрести все вышеперечисленное путем противоестественных с точки зрения природных явлений экспериментов с привлечением всех досягаемых лиц, магистры дружно спешно сворачивали обсуждаемую тему и гнали меня на тренировку, с особым садизмом подвергая единственный, неповторимый и глубоко несчастный мой остов издевательствам лечебно-оздоровительного (три раза ха-ха!) характера.

Поведение дроу показало, что я не ошиблась. По крайней мере, на счет своего 'родства', так что моя голова осталась при мне. А то ведь за неправомерное использование местоимений в личной форме могли и обезглавить... Даже не взглянув на Тириэла, они подтащили бревна (легко, как соломку!), и расселись вокруг костра, хотя раньше всегда ждали его позволения присоединиться.

Принц издевательски усмехнулся. Тьма, мне никак не удавалось прочесть какие-то другие его эмоции — только высокомерие, едкую насмешку или злость. Вот и сейчас его лицо оставалось нечитаемым. Невыносимо!

— Вкус власти сладок? — тем временем промурлыкал мне он.

— Пижон! — немедленно возмущенно объявила я, и склонилась над котелком над костром, собираясь готовить кофе на всех. — Кому с чем?

Под удивленными взглядами почему-то захотелось испариться, будто я что-то нелепое сделала, а потом я взбесилась:

— Что? — я возмущенно повернулась к ехидно хихикающему дроу, и сдержано веселящемуся Кэмрону, для наглядности жестикулируя ложкой, как только высыпала молотый кофе в холодную воду.

Отряд у принца сработан был потрясающе — вот и сейчас они как-то, никуда не исчезнув, будто вышли из зоны нашего внимания, сосредоточено занимаясь каждый своим делом.

— Предполагается, что подобное предложение со стороны лица королевской крови — сама по себе большая честь... — не сдержавшись, звонко засмеялся светлый, и согнулся пополам, поглядев на Тириэла, похожего на жертву оспы, после того, как остатки прилипшего кофе с ложки щедро просыпались ему на голову.

Вместо чашек у нас были деревянные пиалы, вырезанные Криззом, пока заваривался кофе. Нож словно парил в его пальцах, играл, сверкая в отблесках костра, и только ровные колечки стружки, мерно планировавшие на землю, намекали на ту легкость, с какой забава могла превратиться в каскад смертельных ударов.

Печеные корни, раздобытые разведчиками еще вчера, в каком-то селе, мимо которого мы пронеслись не глядя, подоспели как раз к кофе. Эти странные... овощи?.. оказались рассыпчаты и недурны на вкус, стоило срезать жесткую кожуру в пупырышках. Вместо сахара в кофе использовали какой-то порошок с привкусом молока. Первое время дроу отмалчивались, а принцы глубокомысленно обсуждали неведомые мне тонкости этикета. Я сидела с музыкальным инструментом, похожим на гитару, одолженным у Арлиэла, на коленях, и перебирала струны. Подозвала Ашера. В сумках 'совершенно случайно' обнаружились две бутылки вина, хотя я точно помнила, что не брала с собой ничего такого.

Конь гневно фыркнул, неодобрительно отнесшись к продолжению банкета и оценив проявленное мною коварство. Но снисходительно дал почесать себе скулу, отчего вид у него немедленно сделался крайне довольным.

— Кто-нибудь умеет делать глинтвейн? — оценив объем бутылок и количество участников, поинтересовалась я задумчиво, выкладывая к бутылкам пару лимонов, корицу, пару зернышек гвоздики — все, что осталось от моих запасов.

Отдельные строчки сами собой пришли на ум, и я и не заметила, как озвучила их, машинально создав такую же несложную мелодию. У меня никогда не было таланта барда, так, только энтузиазм временами да неплохой голос (в смысле, вороны пока ). Как и ожидалось, принцы не прервали своей беседы, ас криками не разлетались вот дроу замолкли, прислушиваясь. Я фыркнула:

— Да ладно вам! Это даже не заготовка, а так...

Кризз усмехнулся, а Арлиэл присел напротив, прямо в траву, скрестив ноги в лодыжках, как в позе лотоса.

— Сыграй еще что-нибудь?.. — пока кто-то из дроу забирал ингредиенты для будущего горячего напитка, предложил он.

Кажется, они все же умеют готовить глинтвейн. Какие неразговорчивые! Кстати... Ура! Никакого 'Выканья'! Я счастлив! Ах да, счастлива. Или все-таки счастлив? Соображения о том, насколько я запуталась, сменились мучительными поисками достойного репертуара, коей я могла бы исполнить, не позорясь.

Что бы такое изобразить... Настроение было такое, словно и тепло, и будто на плечи снежинки падают.... Кажется, знаю. Только так и не вспомню, где же ее услышала?..

Все, что ты любил — под снегом, под снегом

Все, что ты хотел — под снегом, под снегом

Все пришло к тебе — под снегом, под снегом

Все стало твоим — под снегом, под снегом

Твой прекрасный дом — под снегом, под снегом

Светел и чист — под снегом, под снегом

В нем все твои друзья — под снегом, под снегом

И много вина — под снегом, под снегом

А рядом с тобой — под снегом, под снегом

Та, что любит тебя — под снегом, под снегом

И в теплой спальне — под снегом, под снегом

Спят твои дети — под снегом, под снегом

И это рай — под снегом, под снегом

Настоящий рай — под снегом, под снегом

Самый настоящий рай — под снегом, под снегом

Настоящий рай — под снегом, под снегом

[Группа 'Лунофобия', Под снегом]

— Что это за песня? — голос Тириэла заставил меня вздрогнуть, такая пустота скрывалась в его глубинах.

Пустой голос. До сей минуты я вообще считала, что это — оксюморон. Жизнь подтвердила ошибочность выводов, наделив меня обществом парочки наглядных иллюстраций утверждения, что невозможное возможно.

— Как-то принес кто-то из магистров из своих странствий, — я пожала плечами. — Мне запомнилось. А что?

— Она... страшная, — коротко отозвался принц дроу, передернулся, будто и вправду замерз, и отвернулся, спрятав лицо за волосами.

Интересно. Я мимолетно покосилась на Арлиэла — второй маг продолжал играть со мной в молчанку. Дроу несколько нервным жестом потеребил черную прядку — у него, единственного из всех, на голове присутствовали прядки волос вех цветов, даже самых диких. Заметила я это совсем недавно. Кажется, мы вышли на новый уровень доверия. Или ему просто слегка наскучила игра в бдительных разведчиков.

Что могло испугать надменного принца дроу? Дай мне Тьма терпения!

— А тебе? — немедленно поинтересовалась я у того, кто никак не мог, по крайней мере, вежливо, избегнуть моего внимания.

Кэмрон задумчиво склонил голову на бок, потер виски машинальным жестом. Острые ушки смешно затрепетали, как у встревоженной лисицы-чиффы. Кажется, у него все еще болит голова, хотя, в остальном, полностью восстановился, поняла я секунду спустя. И тихо ужаснулась. Это я теперь что, получается, всегда его эмоции на периферии сознания чувствовать буду?!

— Да нет, не страшно, — решил светлый, в конце концов. — Скорее, грустно... и очень спокойно.

Я вздохнула, возвращая 'гитару' владельцу. Сделанное открытие не располагало к дальнейшему веселью. Да и выводы напрашивались сами собой. Впрочем, с ними никогда не стоит торопиться.

Почувствовав мои руки на висках, светлый принц мученически вздохнул.

— Ты долго будешь со мной возиться? Что, опять прическа не нравится? — вопросил он поистине трагическим тоном.

Я не сдержала смешка.

— Тебя бы в театр. Конечно... — и, пока лечила его головную боль, шепнула заклятие.

Под дружный смех восхищенных моей выходкой дроу светлый поблагодарил за лечение, подскочил и с руганью бросился к ближайшему ручью, откуда вскоре донеслись образчики высокой речи таких глубины и литературного таланта, что не заслушаться было невозможно. Интересно, как ему понравится путешествовать с цветочной грядкой на голове, сплетенной из его собственных нежно-золотистых кудрей?..

Про отчаяно-розовый (местами) оттенок новой прически мэйна я предпочла пока умолчать. Хотя, может, и зря — и так все всё увидели.

Тем временем глинтвейн был готов. Тириэл немедленно отвлекся от своего трагического молчания, и в приказном тоне потребовал свою львиную долю напитка. Вышла где-то четверть и без того не слишком большого котелка. Возвратившийся с замотанной головой Кэм бросал на меня испепеляющие взгляды, но разумно молчал, вполне логично рассудив, что не стоит подбрасывать моей фантазии дополнительные свежие идеи, а в качестве маленькой компенсации расстройства немедленно потребовал свою долю. Два принца — и всем остальным осталась сущая малость. Кажется, это начинало меня бесить...

Короткое заклятие — и над снова заполнившимся котелком поднялся аппетитный дымок.

— Добавки! — тут же потребовал Тириэл, на что я красиво улыбнулась, показав отросшие на миг клыки — простейшие чары:

— Это наша доля, господа. А я не расположен делиться, — уведомила я сладко.

Должна же и я получать пользу от нашего нового родства?

Скрипнув зубами, их высочества с удивительным единодушием надменно отвернулись, приняли крайне незаинтересованный вид, и занялись рассматриванием окружающей растительности, полагая, вероятно, что вид их оскорбленных в лучших чувствах спин вызовет во мне угрызения совести. Наивные. Тяжела и неказиста жизнь простого настоящего принца. Временами. Не правда ли?

С последними каплями напитка пришла пора отправляться и осуществлять мой план. Великая Мать, как же я радовалась часам свободы! Лик, знавший меня уже не первый год, едва сдерживал нетерпение. Он, кажется, перерыл своим бархатным черным носом всю землю в округе. Впрочем, энтузиазм большого черного пса уже давно ни у кого не вызывал удивления. Ашер же продолжал держать марку, так что в галоп сорвался только тогда, когда наше место стоянки скрылось в густом подлеске.

Как выиграть в заведомо проигрышном споре? Просто его не начинать. Последовать за мной они не решаться, опасаясь случайно подставить. Все-таки одно дело путешествовать в одиночку, а другое — отрядом, да еще и столь разномастным. Место будущей встречи я обозначила. Вот только по возвращении будет такая головомойка... Лик весело тявкнул, и только тогда я поймала себя на том, что улыбаюсь. Постойте-ка, меня что, прельщает идея такого возвращения?! Ужас!

Галоп в густом лесу — мало кто мог оценить подобное удовольствие, хотя бы потому, что не многие скакуны способны к подобной длительной скачке, не рискуя переломать ноги. Не передать словами это чувство — когда сквозь высокие кроны проглядывает темное небо, толстенные стволы с тихим гудением проносятся мимо, шелест листвы сливается в бесконечный гул, ветер несется с конем наперегонки, а ритм сердца сливается с темпом галопа. Когда страх не омрачает полет, не затмевает разум, а сам ты сливаешься со своим скакуном в одно, и это ваши общие мышцы работают в одном ритме, увеличивая темп и без того бешеного карьера. Еще б коленками о стволы не стукаться, совсем бы замечательно было!

Если бы я знала, как ошиблась, поспешив со своим побегом... Но в те мгновения ничего не хотелось больше, чем ненадолго вырваться на свободу, еще на час, день, миг отложить ворох подступавших проблем. И я безответственно поддалась этому желанию.

Пограничный мэйнийский городок раскинулся на самой границе Священного леса и, по совместительству, топей. Он носил гордое название Элувиал в память о древнем драконе, в невообразимо давние времена заслужившем почтение светлых гордецов. Восемьдесят процентов его населения составляли полукровки, у каждого из которых один из родителей был из Светлых мэйнов, а значит, были и свой тотем, и свой клан. В независимости от видов смешанной крови, их принято было называть квартеронами, и подобные города были теми немногочисленными редкими местами, где полукровки не ощущали себя изгоями. Сам город — шесть улиц и триста двадцать домов — окружали здания казарм, конюшен, небольшой храм Света с монастырем при нем, склады и лавки предприимчивых купцов, и высокая городская стена — насчитывал от семи до двадцати тысяч жителей, и жил от сезона к сезону. Местный губернатор, чистокровный мэйн, проживал в тиши и покое сельской усадьбы, отдавая свои ум и талант украшению вверенного ему владения. Город вот уже семь лет славился поющими фонтанами и главным храмом. Говорили, губернатор давно смирился со своей ссылкой. Впрочем, менее распространенные сплетни утверждали, что в ссылку он отправился из-за дуэли, на которой убил одного из родственников Светлейшего Властителя. Судя по тем же слухам, какого-то князя. Не знаю, что из этого — правда, но его дом, возведенный в наиболее роскошном и спокойном районе Элувиала, вполне мог бы конкурировать с лучшими дворцами светлой столицы. С учетом всего вышеназванного, вряд ли губернатора можно было заподозрить в безразличии.

Всю эту информацию с удовольствием выложил мне трактирщик за кружечкой вина. Кстати, узнав, что я собираюсь угостить и его, он расщедрился на бутылку неплохого красного, которую мы и уговорили со всем тщанием. В противном случае вполне мог напоить какой-нибудь разведенной гадостью: заведение было не из привилегированных, а у меня никогда не было собственного погреба, дабы научиться квалифицированно выбирать алкогольные напитки. В Храме мы их почти не употребляли, а то, чем временами угощали меня Магистры, всегда воспринималось как само собой разумеющееся. Так что — на вкус хорошее и плохое вина я б различила, а по названиям — никогда. Так, разве что, несколько самых запоминающихся. Увы, на нынешнем уровне образования не бывать мне сомелье.

Комнату сняла там же. Два золотых в сутки — цена грабительская, если честно. Но не мне привередничать. Особенно если учесть, что мне вовсе незачем платить. Иногда хорошо быть менестрелем... Хотя бы иногда, одним ухом. Ну не рыцарем же мне здесь притворяться? Хотя в столице так позориться я бы все-таки не решилась.

Перед вечерним выступлением (как же это я проворонила этот пункт сделки... хотя... что я еще хотела, взяв себе такой образ?) я поднялась к себе. Лежать на узкой, но удобной кровати казалось полузабытым удовольствием. Мысли сами собой вернулись к обрывкам полученной информации. Получалось, волнения в светлых землях продолжаются уже более года. Столица потихоньку собирает войска — уже двенадцатый заказ ушел к ингварам, в приграничье днем с огнем не сыскать наемников, одни регулярные войска, а на улицах остались лишь слабые маги да ворожеи, годные только на изготовление амулетов, заговоры от несчастья и слабые лечебные чары. Империи все больше напоминали кипящий котел, прикрытый ненадежной крышкой границы. Выводы напрашивались сами собой. Вот только неясно было, сколько еще продлится это бурление и есть ли время до того, как готовое блюдо пора будет подавать на стол.

По большому счету, вопреки официальной пропаганде, именно светлые, по не ведомым доныне мне причинам, вынудили нас уйти сюда. В Храме хранились многие, официально запрещенные обоими правителями, книги. Так что я владела некоторой дополнительной информацией, мало где упоминавшейся официально. В ту давнюю пору начала раскола все земли нынешней Империи Тьмы заселяли, если можно так сказать, костяные драконы, нежить, мелкие демоны, а также целые когорты разнообразных монстров, крайне положительно отнесшихся к идее добровольной поставки свежего мяса. Вот только наши предки и сами были непросты. Озлобленные поражением, изгнанием, пролитой кровью, потерями — в общем, самой жизнью — они готовы были буквально выгрызать у существования каждый день относительно спокойного бытия. Неправда, что мы не умеем чувствовать. Наших эмоций меньше, но зато они интенсивней. Не просто так на гербе императорского дома красуется пара лебедей, символизирующих верность. Это все я к тому, что и десятка лет не прошло с момента изгнания, как наши войска продвинулись внутрь до того считавшихся непроходимыми территорий, и в дельте реки организовали первый город Темной Империи, позже ставшей столицей. Рождение нового государства началось с того, что разрозненные кланы и расы, ныне причисленные к Темным, сумели объединиться под эгидой общей мести. Под давлением светлых, желавших добить поверженных врагов, очень быстро были выявлены преимущества и недостатки всех вошедших в союз объединений, и вот уже наши героические дипломаты заключили мирные договоры с демонами, привнеся в жизнь ежегодное развлечение в виде жертвоприношений. Не было другого выбора. Жертвы тысячами ложились на алтари каждые семь лет, а демоны помогали нам держать границы. В основном, в жертву приносились рабы и заключенные, но и все прочие частенько гибли в свой срок — те времена не позволили разделиться на мирных жителей и воинов, свою роль в сражении за жизнь играли все, и жизнь каждого ценилась немало. Мы не могли позволить себе таких потерь, и приняли все возможные меры. Наши отчаянные капитаны исследовали морские пределы, наладив отношения с подводными жителями и самим Великим Кракеном. Маги достигли немыслимых высот в темных чарах, став постоянными участниками Великой Ассамблеи Мистиков и Магов, проходящей в межмирье раз в сотню лет. А одно упоминание воина тьмы стало синонимом непобедимости. Через шестьсот лет с создания будущей столицы к титулам правителя добавилось именование 'Главнокомандующего Преисподней и Великого Герцога Ада', а обязательные до того жертвы превратились в редкие дары союзникам. Те смутные времена отличалось крайней жестокостью... Но оно принесло свои плоды. Ярость, ненависть и боль сумели выковать жесткий костяк новой Империи, за последующие триста лет отвоевавшей половину материка, вплоть до Хрустальных Пиков, и сумевшей закрепиться в этих пределах. Дальше Хрустальных Пиков дело не пошло.

Если уж совсем честно, у Светлых были свои преимущества, конечно. Но... как-то не хотелось вспоминать об этом. Недооценивать я б никого не пожелала, но и зря вспоминать о достоинствах, все же, не хочется. У меня, конечно, нет пострадавших предков (по крайней мере, таких не знаю), но некоторая обида осталась. Не обида даже, а... ну, хорошо. Патриотизм. Я могу много плохого сказать о своей родине, но не стоит ругать ее при мне. Кстати, лучший способ свести знакомство с темным — это завести разговор о свете. Общий враг сближает. Однако сейчас побеспокоиться стоило о другом. Все признаки указывали на то, что нам вот-вот грозит очередная... война? Вся известная мне информация подтверждала нарастание приграничного конфликта. Судя по состоянию дел, в этот раз никто не намерен капитулировать. Я мотнула головой, стряхивая ощущение липкого вязкого страха. Потом, если все же начнется бой, я знаю, что не буду бояться. Но сейчас, при мысли обо всех последующих разрушениях, смертях... Мне стало страшно. А значит, нужно просто сделать так, чтобы всего этого не случилось.

Правда, просто?

Я села. Не было больше желания и сил лежать. Пара минут медитации позволили успокоиться. Увы. Подумать дальше мне не дали.

— Маэстро Вир? — трактирщик забарабанил в дверь, стараясь делать это вежливо.

Своеобразная попытка... Меня перекосило при подобном именовании, но пришлось отвечать:

— Да, мастер Сэйвардс? — я постаралась добавить в голос ленивого ехидства.

Хотя с огромным трудом удержалась, чтобы не откреститься от такого знакомства. Чтоб я еще раз стала с кем-то пить!

— Вас там просят, — велеречиво затянул гостеприимный хозяин.

Ну, точно, какая-то могущественная персона прибыла.

Мне демонски не хотелось позориться. Но куда деваться? Уж что-нибудь изобразить я сумею. Сумею? Да. Наверное. Может быть.

— Через десять минут спущусь, только подтяну струны, — я села, наклонилась, вновь натянула сапоги, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, пригодное для исполнения.

Наколдованная лютня мало напоминала ставшую почти привычной семиструнную гитару. 'Почти' — потому что и на гитаре я играла кое-как. По крайней мере, ни одного аккорда не могла воспроизвести по бумаге. Только на слух. Мэйнийские мотивы выразились в тонкой резьбе из кленовых листьев вдоль грифа, силы воздуха и огня — сложный росчерк у колок, и глаз дракона под струнами. Переплетение чар иллюзии — в тонких невидимых нитях, легших параллельно грифу. Так, чтобы мелодия, найдя отклик в душах, могла ожить красочными картинами чьих-то фантазий. Одно меня несколько удивило — лютня оказалась яркого бирюзового оттенка, с перламутровыми вставками. Чаровала я не такую... Ну да чего уж теперь. Позориться, так позориться. Главное, делать это со вкусом! Однако все же чарами для улучшенного звучания я ее укрепила. Чтоб гнильем не закидали. На всякий случай.

Весело насвистывая себе под нос услышанную мельком где-то фривольную песенку, я закинула инструмент на плечо, поправила челку и направилась к лестнице в главный зал. Путь пролегал мимо небольшого слухового оконца, выводившего на гостевой двор. Был здесь и такой, украшенный изразцами, фонтаном, и выложенный мэйнийским камнем, упруго пружинящим под ногами и копытами, но идеально твердый под колесами повозок. Никакой колеи. Сложные узоры мозаики настолько завораживали, что я не сразу обратила внимание на пару изящных единорогов, недовольно потягивавших травку из ясель. Редкая такая травка... Но меня заинтересовало не это. Рядом с боевыми единорогами, небрежно прислонившись к стене, курил тонкую черную сигарету рыжеволосый мэйн. 'Багряное пламя' — кажется, так при дворах назывался цвет его волос. Стройный, красивый, как и вся их раса, что бы ни говорил по этому поводу Тириэл, он все же ничем не отличался бы от других, если бы... Если бы я не знала, какое место занимают воины Багряного Клана среди себе подобных. Были Танцующие на Лезвии, были Бабочки, а были Багряные. Элита воинов, следящих и убийц соответственно. На мой взгляд, такой подход говорил о крайней степени надменности — получалось, что ВСЕ рыжеволосые в кланах были либо убийцами, либо... Либо не были. Вариантов не существовало. При таком подходе мэйны порядком осложняли себе жизнь, но еще более — окружающим.

Так вот, вышеупомянутый мэйн невозмутимо покуривал тонкую сигаретку и беседовал с невысоким существом, закутанным в черный плащ. Шипящий голос гоблинского шамана явственно слышался даже сквозь щель оконного проема, но разобрать хоть слово мог только натасканный на скрытое подслушивание разведчик. У меня получалось, но с трудом.

— Кайлисс будет недоволен...

— Меня это должно волновать? — мэйн равнодушно затянулся, выпустил ровное кольцо дыма, и дернул длинным ухом. — Тебе повторить, где я видел Кайлисса?

— Ну, перестань, Арньес! — умоляющие нотки в голосе гоблина звучали по меньшей мере странно. Мало того, что я никогда до того не видела гоблинов вживую, так еще и об их шаманах ходила такая слава... Кем должен быть тот, кого боится шаман? Додумывать не хотелось. Тем временем действо продолжалось: — И так притащились в этот трактир зачем-то... Если еще и ты начнешь игру ломать... — он покачал головой.

— Я не начну. С этим и Доран неплохо справляется, — фыркнул мэйн, но куда более снисходительно, удовлетворившись, похоже, сделанной уступкой. — Ты не знаешь случайно, что за менестрель здесь такой?

— Менестрель? — шаман испустил долгий шипящий вздох. — Так вот чего он с места-то сорвался... Странствующий менестрель — то немногое, что могло так повлиять на этого проклятого эстета.

— Желаешь бросить вызов Летящему? — мэйн оскалил клыки в зловещей усмешке, в лавандовых глазах качнулась тьма — куда там вампирскому оскалу!

Мир ненадолго застыл, задрожал на пронизывающих пространство невидимых жилах, отзываясь на вспыхнувшую в Багряном ярость. Боевой режим воинов — это нечто. Судя по слухам и данным отчетов наших полевых агентов, один Багряный в обычном бою в одиночку способен ликвидировать средний такой замок со всей обслугой, гарнизонами и штатным магом, не особо напрягаясь при этом. Представителей младшей расы, разумеется. То, что происходило, было просто реакцией мира на их эмоции. Не самой стандартной реакцией... По моей ауре словно ударил порыв холодного ветра. Я вздрогнула, приходя в себя и поспешно восстанавливая защиту. Мэйн уже скользил пристальным взглядом по строениям вокруг. Повезет мне, если не заметит...

Про них говорят — они, как пауки, скользят по скрытым нитям мира, и их дрожь говорит им куда больше всех доступных органов чувств — от осязания до эмоций. Хотя последнее лично мне представить сложно. Или это только меня чужие концентрированные чувства будто обжигают, когда я оказываюсь все же в состоянии их уловить? Зная все это, я сосредоточилась, ненадолго увидев мир как пересечение полупрозрачных лучей или нитей — кому как удобней — и придержав в ладонях ту, что затронула непроизвольно. Это не так-то просто — взять нить так, чтобы одним касанием убрать с нее лишнее напряжение. Мне удалось, судя по тому, что мэйн снова переключил свое внимание на гоблина. Впрочем, притворство все же не стоило сбрасывать со счетов...

— Что? — недовольно спросил шаман, кажется, так и не заметивший угрозы, но крайне своевременно разбивший сосредоточенность убийцы.

Багряный встряхнул роскошной гривой, и пожал плечами.

— Ничего.

Он снова закурил, сбрасывая напряжение с плеч. Глаза вернулись в нормальное состояние, пропали клыки, втянулись когти. Только легкий флер магии вокруг него говорил о недавнем срыве, да съеживалась аура, совсем недавно развернувшаяся, будто нетопыриные крылья.

— Послушай, Арньес... — казалось, шаман не ощущал буквально пропитавшей воздух угрозы. — Я бросал кости, и...

Так вот как зовут мэйна!

— И? — убийца отодвинулся от стены, легонько размял кисти рук.

Шаман не внял демонстративному предупреждению.

— Ты полюбишь то, что ненавидишь, — капюшон упал с головы, открывая лысый затылок гоблина, редкие завитки тускло-зеленых волос посыпались на костлявые плечи, в маленьких темных глазках зажглась далекая злобная радость. — И ничего не сможешь изм...

Мэйн сделал еще только один шаг, стремительно развернулся и стряхнул капли крови с кинжала. Труп гоблина медленно сполз вниз, и бескостно рухнул лицом мягкий мэйнийский камень.

— Тебе не стоило говорить об этом, — равнодушно заметил Багряный, роняя на труп что-то блестящее, вроде флакончика, и поворачиваясь спиной к поверженному.

Я решила прервать наблюдение, и направилась вниз, когда за окном что-то коротко полыхнуло, и тут же погасло. Тьмой клянусь — во дворе не осталось ни следа от гоблина. Багряные славились как профессионалы. С невольным холодком внутри справиться удалось довольно быстро. Первое правило непрофессионального разведчика — не нарывайся. А информации для размышлений у меня было достаточно. Доран... где-то я уже слышала это имя...

В общем зале было шумно. У дальней стены народу казалось поменьше — там, за двумя большими столами, расположились зашедшие на огонек торговцы, семеро незнакомых мэйнов, вероятно, из того отряда, представителя которого я видела во дворе, и их охрана. Экзотика. Интересно, у охраны Императора тоже есть стража? А у охраны стражи императора? В присутствии Багряных простой люд держался спокойнее. Одна из причин такого ажиотажа была банальна. По необъяснимым причинам среди светлых мэйнов не рождаются барды. У мэйнов по-прежнему прекрасные голоса, но спеть что-то так, чтобы захватить чужую душу, способны с некоторых пор лишь единицы. А уж написать что-то свое... Этого дара они лишились с момента раскола. По слухам, это была месть дроу, но никто не может ни опровергнуть, ни подтвердить данное утверждение. В любом случае, факт оставался фактом. Других объяснений подобному интересу к моей скромной персоне у меня не было.

Я усмехнулась в ответ на приветствия, отмечая крайне благожелательное отношение присутствующих — везде мой взгляд встречали улыбкой, шуткой, добрым поддразниванием. Приятно...

В углу специально для меня трактирщик придержал столик. По сложившейся традиции приграничных городов, менестрель обычно не сразу начинал петь, а садился в сторонке, и снисходительно принимал подношения желавших узнать последние сплетни. С этим, к счастью, проблем у меня не было. Даже присутствие знатных господ, наверняка нынешних или бывших приближенных Светлого двора, не могло смутить — я была в курсе всех более-менее интересных событий обоих дворов. Ярмарка в Светинках, приплод райских скакунов у старика Тимофея, последние новинки гламурной коллекции брони ингваров, новые фасоны плащей в пресветлых Престолах, слухи о злодействах Темных — я везде находила, что сказать. С учетом того, кому и где все это говорилось, конечно же. С одним зажиточным купцом (Тьма, я впервые увидела круглого как колобок мэйна!) мы минут двадцать обсуждали цены на меха и вино, результаты поединков соискателей воинских званий и предполагаемые изменения цен на внутреннем рынке. Торговец ушел от меня, крайне довольный самим собой, оставив на память небольшое состояние в десяток золотых, и к взаимному удовольствию проведя время. Судя по его щедрости, я дала ему даже больше, чем сама ожидала. Но ничуть не жалела об этом.

Наконец, народ утолил первое любопытство. А я наелась. Лик вынырнул из-за спин посетителей, пристроился у моих ног. Он с азартом схрумкал пару косточек и жирного поросенка целиком, но наотрез отказался меня покидать. Впрочем, я и не настаивала.

Потянувшись, достала лютню из-за плеча.

— Сюда, уважаемый! — немедленно засуетился трактирщик, обустраивая мне место невдалеке от камина.

Столы раздвинули, образовав что-то вроде полу-амфитеатра. Уютно устраиваясь на мягкой скамеечке, я заметила, как встрепенулся просидевший до того со скучающим видом мэйн, облаченный в черный строгий костюм. Седые с несколькими золотистыми локонами волосы, заплетенные в сотни косичек, немного раскосые глаза цвета отразившей грозовое небо стали; плавные просчитанные жесты, так и кричащие об опасности — он бросался в глаза любому, кто хоть немного разбирался в боевых искусствах. Либо он — Мастер вне категорий, либо излишне самоуверен. Большинство тех, кого я знала, не спешили демонстрировать всем без причины свое умение. С другой стороны — сколько людей, столько и привычек, так что не стоит спешить с выводами. Пронзительный взгляд этих колдовских глаз не отпускал меня с той минуты, как Вир в моем лице вошел в зал, но ни разу не вызвал зуда, так что я вовсю пользовалась моментом и его игнорировала. На тонких пальцах дворянина серебрились старинные перстни, темные перчатки скрывали кисти рук, бликом мелькнула сапфировая бабочка-заколка в волосах... Литера 'Д' на одном из колец показалась знакомой. Впрочем, я не стала особо задумываться. Учитывая, что компанию ему составляли двое рыжеволосых (что, в принципе, равно 'двое Багряных'), я предположила, что это и есть Доран. Нет, все же мы никогда не встречались. Но где я уже слышала это имя?!

Ну что ж... Я поправила лютню, коснулась серебряных струн. Что-нибудь незамысловатое для начала... Легкое, не затрагивающее глубинных струн души. Может быть, успокаивающее... Я усмехнулась про себя. И запела. Одно, второе... Еще пару произведений. Легких, лиричных, большей частью светлых. А потом поймала этот взгляд. Холодные пронзительные глаза, безбрежные и безжизненные зрачки в яркой радужке. Мэйн смотрел странно. Пусто и светло. Так мог бы смотреть какой-нибудь легендарный меч, прихотью богов обретший плоть. Смотрел так, что сердцу хотелось остановиться. И песня вспомнилась сама.

Свой дым я стелю по земле,

В земле холодней, чем во мне

Это явный признак работы сердца,

И как объяснить тебе,

Что я еще жив,

Что я стою у стены,

На которой рисует мой мел.

Ах, если бы ты научилась читать,

То навряд ли бы я посмел

Так быстро уснуть,

Уснуть,

Уснуть.

Эти последние дни,

Нас освежали дожди.

Если бы свежесть твоего лица

Сообщалось моему уму,

А я пока что не слеп,

Я смотрю на стекло,

И вижу глубже стекла.

И еще не очень люблю

Когда что-то не сгорает дотла,

Как ты,

Как ты,

Как ты.

(Группа 'Адо', Дым)

В ледяной глубине чужого взгляда сталкивались галактики, взрывались звезды. Я пела по наитию. Может быть, зря?.. Перебор струн, выжидая, пока успокоюсь сама, и успокоится лютня. Неизъяснимо знакомый незнакомец застыл в неподвижности. Странно, что я угадала... Песня была для него, о нем, но вряд ли мы оба воспринимали ее одинаково. Холодный лик не отражал ничего. А музыка вливалась в его душу, считывала самые потаенные мысли, мечты. И возвращалась еле ощутимой волной силы.

Судя по появившимся ощущениям, в этом мире у меня появился еще один враг. Да и мало кто из Старших позволит жить тому, кто заглянул ему в душу. Мысль растворилась так же быстро, как и пришла. Это было не важно. Я закрыла глаза, позволяя музыке унести себя вдаль, отдаваясь ее власти. Песня за песней, пока не запершило горло. Смешно — пол передо мной блестел от серебра с вкраплениями меди. На моих глазах незнакомый мэйн отдал приказ. Один из багряных поднялся, и... бросил к моим ногам кошелек, полный сверкающего золота, с демонстративным звоном рассыпавшегося по полу.

Чужой взгляд кольнул спину. Багровый улыбнулся смутно, вынырнув откуда-то из-за спины. Еще один, не из тех, кто охраняли спину Дорана.

— Вириэль, мой повелитель приглашает к своему столу.

— Передай ему мою благодарность, — спокойно отозвалась я, лениво отводя взгляд. — Но сегодня я пою для всех, — ты бы еще кошелек мне в лицо швырнул, скотина!

Багряный медленно кивнул, по сузившимся вмиг зрачкам я поняла, он запомнил меня. Но почему-то просто отошел. В следующий раз, если этот раз будет, обязательно испугаюсь. А пока мир растворился, оставив лишь образы, смутные тени. И я снова пела. До хрипа, сорванного горла. Так бывало. Бывало... редко... Когда музыка находила отклик, и уже ее воля вела тебя, уже чужие мечты переполняли страстью, яростью, чьей-то застарелой болью, чьим-то незамутненным счастьем, а слова обретали мистическую силу достигать чужих сердец, отражаться в глазах, вызывать смех и слезы. До того дня мне лишь раз хватило таланта достигнуть этой грани.

Не помню, сколько я пела. Лик уткнулся влажным носом в мое колено, засопел, тихонько повизгивая притом, и чувство реальности вернулось брошенным бумерангом; с трудом внимая вдруг опустившейся тишине, я опустила бессильно застывшую лютню. На перламутре потеки крови были почти незаметны, будто еще один причудливый узор. Горло пересохло и тянуло, как от черноплодной рябины. И вместо голоса остался только шепот.

Трактирщик тут же поднес чашу подогретого вина. Пара глотков, и дышать стало значительно проще, приятней и легче. Лик жалобно заскулил, потерся щекой о мое колено, вильнул хвостом. Я со смехом почесала воспитанника за ухом, поставила перед ним миску со свиной поджаркой. Первое время кормить его собачьей едой было страшно, но потом страх ушел, а я вспомнила, что, превращаясь в кого-то, существо обретает не только новый облик, но и другой метаболизм. И способ, вид питания желательно изменить на соответствующие. Вернусь, надо будет походить на лекции к Ликои. Все же знаний по многосущностным и прочим оборотням мне недоставало...

— Я надеюсь, Вы нанесете нам визит завтра, — звук чужого голоса над головой заставил меня вздрогнуть.

Почти заставил. Мгновенно сам собой скользнувший в ладонь кинжал удалось незаметно убрать в рукав, черный пес вовремя спрятал зубы, не нарушив образа милой собаки. Еще пара осторожных, рассчитано затянутых глотков. Новый собеседник был либо осторожнее, либо куда прозорливей. Я оценила и 'вы', и формулировку, ненавязчивую и осторожную. Просьбы правителей куда страшнее их приказов, это вам скажет любой придворный. И все же... Я медленно обернулась. Серебристые радужки были совсем близко, едва не теряясь в широте чужих зрачков, вытянутых по-кошачьи. Только парили высоко над головой. Какой упорный мне попался ушастый.

— Вам? — с искренним недоумением приподняла я бровь, беззастенчиво вглядываясь в склонившееся надо мной лицо.

— Вице-губернатор Элувиала к Вашим услугам, Вириэль О'Рэй... — тепло усмехнулся сероглазый, доказывая эффективность работы местной разведки. — Эль Доралэн Маальварааанте, эльд-лорд Крыла Белого Барса.

Улыбка коснулась даже глаз, но не сердца. Я недавно чувствовала его душу, и даже теперь еще ощущала ее будто издалека. И смеха там не было. Была пустота, щемящая, ищущая, саднящая, далекая ярость, скованная железной волей ненависть и море кипящей, полубезумной страсти. Впрочем, мне, как барду (три раза ха-ха), стоило бы поторопиться. Я взметнулась было на ноги, он удержал меня, положив руку на плечо. Мягко надавил раскрытой ладонью, вынудив опуститься на скамью. От горячей сухой руки по спине вниз скользнуло лихорадочное тепло, но пришлось подчиниться. Начни я тогда сопротивляться — точно бы засветилась на всю Империю, а задания пока никто не отменял. Вот только вместо того, чтобы разозлиться, я вдруг развеселилась.

— Пусть сегодня не будет титулов меж нами. Я хотел спросить...

Попытка ответить хоть что-то сорвалась, я закашлялась, отдышалась, потом нетвердо проговорила:

— Сядьте хотя бы. Окажите любезность, — невольно прервав его в середине фразы.

Интересно, так ли легко, как он пытается показать, дается ему непринужденность общения? И — главный вопрос — зачем Доран это делает?

Тихий смех налетел порывистым ветром, забрался за шиворот, как ледяная вода, или крошево льдинок, невыносимый, сводящий с ума, дразнящий, пробуждающий. И оборвался. Мэйн медленно обошел стол, сел напротив, со ставшим привычным, и потому более не тревожащим, изяществом. Кажется, он что-то приказал своей страже, хотя я и не заметила ничего особенного, — Багряные остались на своих местах, вроде бы и не глядя в нашу сторону. Иллюзия, но иллюзия вежливая. В политических па много таких эффектных движений. Даже я оценила.

— Чем обязан скромный бард столь высокому вниманию? — не удержав иронии во все еще оставшемся хрипловатым голосе, поторопила его я.

Желания оставаться здесь до утра не было и в помине. Я все еще надеялась нагуляться, собрать информацию и вернуться к своим.

— Ваш голос не идеален, — промурлыкал мэйн. Промолчать не мог, грубиян ушастый! — Но в исполнении есть нечто гораздо большее. Душа? — снова эта искорка теплой насмешки, невесомо 'загладившая' легкую обиду. — Или, быть может, некая сущность, заставляющая других разделять с вами эманации музыки, раскрывающая то, о чем вы поете... Превосходные иллюзии. Да и... Что толку от застывшей красоты, если она не живет?.. — продолжил он мягко, неуловимо вкрадчиво, всё более воодушевляясь, так что к концу речи синие как лед на рассвете (а только что ослепляли серебром) глаза сияли двумя дымчатыми хризолитами, а голос звенел веселой сталью. И вдруг успокоился в один миг. — Я услышал предсказание. И вот я здесь. Семьдесят бессмысленных восходов светила ничто в этом мире не могло меня затронуть. Это сделали Вы... — пронизывающий взгляд, шепот на грани соблазна.

Утонченная игра, маска, приросшая к лицу — за сколько сотен лет? Мне кажется, или он куда старше, чем выглядит — и хотел бы показать?! По коже ползли мурашки. Теплый и в то же время льдистый голос обжигал, обволакивал, зачаровывал, манил и уносил вдаль. От его эмоций было больно. Он не... мысль растворилась.

Великая Тьма, спаси... Мало того, что этот мэйн наделил меня ну совершенно не присущими мне свойствами, так еще и оказался таким! Эстет. Фанатик. Коллекционер. Существо со своими моралью и кодексом, принципами и верой. Непредсказуемый элемент в любой комбинации. Джокер, способный обернуться чем угодно, и всем сразу. Но все же, все же... Оставалась надежда, что он не похож на того принца Светлой династии из легенд, способного ради красоты боя со смехом и упоением уничтожить сотни тысяч, по трое суток рыдать над оборванным лепестком яблони, и сидеть год неотрывно у постели смертельно больного ребенка ничтожнейшего из слуг своих.

— О чем Вы хотели спросить? — в голове отчаянно билась о стенки черепной коробки только одна мысль — он ненавидит белые розы. И почему это казалось важным?..

Мэйн ответил что-то — я не слышала. Флер из лепестков роз запорошил глаза, как метель. Странно, но меня больше всего волновали в тот момент эти несчастные розы.

— Почему — розы? — я не могла не спросить.

И вот тогда он вздрогнул. Вздрогнул всем телом. А в мире что-то сдвинулось с оглушающим и неслышимым скрипом. Дрогнули зрачки, и вдруг показалось, что я лечу. За спиной слышался мерный шум. Крылья. Уголком глаза я видела — огромные крылья, переливающиеся мембраны, переплетение старых шрамов... Иллюзия, побыв мгновение невероятно правдоподобной, немедленно ушла, испарилась.

— Что это было? — задыхаясь, спросила я.

— О чем Вы? — невинно приподнял бровь Доран.

И отвернулся.

Как может одно существо смотреть так, будто внутри него скрываются двое?! Время замедлилось. Казалось, одно существо тянется из другого. Нет, сквозь другое. Неужели? Я прикрыла глаза, пытаясь удержать ускользающее ощущение... Невесомая нить, будто неправдоподобно растянутая тень, тянулась от моего собеседника куда-то еще. Я мысленно сжала ее в руке — хотя, конечно же, у сознания нет никаких пальцев и ментальную нить ничем материальным не сжать, но ощущение похоже. Чтобы притянуть что-то к себе, это нужно хотя бы ощутить, удержать. Я удержала и потянула. И в ту же минуту в голове зазвучал чужой голос.

'Кто ты?' — проникла в мое сознание не моя мысль, легкая, будто перышко.

'Я — это я. Кто — ты?' — тихо, наполовину испугано, ответила я так же мысленно, но не так четко.

Издалека принеслось ощущение веселья, легкой растерянности, любопытства.

'Тень. Да, пусть будет тень', — в мысленном голосе послышался оттенок насмешки. И я почувствовала, как моему неведомому собеседнику хотелось ответить моей же фразой.

'Пусть будет?! Где ты?'

'Близко', — секунду помедлив.

Хочу научиться так же, как он! Ну, хотя бы щиты ставить приличные. Мой собеседник откровенно рассмеялся.

'Это не так уж и сложно', — пояснил он.

Казалось, я вернулась домой после длительного отсутствия. В горячее тепло натопленной комнаты, нетерпение чужих ожиданий, бесконечную негу вспыхивающей от одного моего присутствия радости. И не понять, где чье. Мои или его чувства. Да и есть ли — отдельно — он и я в этот миг?

'Кто — я?' — подумала я отчаянно; мысль вырвалась непроизвольно, как случайное слово.

'Быть может, свет?' — развеселился мой неведомый собеседник.

'Я?' — мне неожиданно стало лучше. — 'Разве не Тьма?'

'Ты и впрямь веришь в это? — чуть насмешливо переспросил он после короткой заминки. — Да и есть ли разница?..'

Зрение отключилось, хотя мозг привычно подбрасывал отрывочные картинки зрительных образов. А потом мой собеседник отдалился, и сквозь свойственные ему спокойствие и тепло [откуда я это знала?!] прорвалось чужое безумие. То, что тянулось ко мне недавно издалека, казалось близким, родным, моей неотъемлемой частью и давно потерянным другом; всем вместе. Но существо со мной рядом было совершенно сумасшедшим. Контролируемо, безгранично, пугающе безумным.

Поймав взгляд снова серых глаз, я едва сдержала нервную дрожь. Из них на меня смотрела смерть. Чья-то смерть, пылающая от нетерпеливого желания начать бойню. Жестокий, равнодушный и сгорающий от боли разум...

Переживания оказались настолько сильными, что ни всполошившиеся Багряные, ни прошивающие оконные стекла, в ворохе искристых осколков, стрелы, полыхающие темными заклятиями смерти, не смогли заставить меня очнуться. В мире открылась бездна. И мы втроем падали в нее, тонули в зрачках друг друга, погружались в странно знакомое нечто, словно паутиной пронизанное обрывками воспоминаний, видений, эмоций...

Издалека доносилось ставшее уже почти привычным ощущение: крылья за спиной, свободный полет, ветер, солнце, охота и упоение миром. А от мэйна рядом... это было, будто я провалилась в его память. Глубоко, в те причудливые коридоры и залы, которые он и от самого себя держал запертыми на ключ:

Глоссмеррил, падшая звезда Андорры. Три существа носили это имя. Корабль, клинок и женщина, в честь которой их назвали. Женщины, не знавшей ни громких имен, ни роскоши жизни, ни угодливых поклонников, ни нарядных платьев. Одна из ночных подруг в порту. Такая же, как все, и все же неуловимо другая.

Темные волосы рассыпались по влажным блестящим доскам помоста, и карие глаза, черные от боли, впервые за все время знакомства казались нежными, почти влюбленными.

— Не... — кровь пошла горлом, мешая ей говорить.

Мужчина стоял на коленях рядом. В рыжеватых волосах лишь искорками вспыхивали вплетенные цепочки с бриллиантами. Тонкий язык женщины облизывает губы — раздвоенный, и с колечком между раздвоенными половинками. Когда-то она подвешивала к нему колокольчик, и умудрялась говорить так, что к звуку голоса невесомо примешивался таинственный смех серебра...

В уголках губ запеклась кровь, она пузырилась в горле, и Глоссмеррил сплевывала ее, повернув голову, непривычно, болезненно неуклюже, замарав щеку.

Он вытер ей лицо белым платком.

Злости нет. И она — не ненавидит. Странно. Ведь то, что с ней сейчас, сделал он.

Если опустить взгляд от ее подбородка чуть ниже — мимо точеных острых ключиц, вдоль полукружий совершенной формы упругой груди, высокой, полной, по пронизанной решеткой ребер, заметных даже сквозь корсет, груди, — совершенство ее тела будто надвое разрывает уродливая рана. Наискосок, от левого бока к правому, и в животе еще торчит нож, а в безобразном разрезе шевелились узлы кишок, как мерзкие черви нездорового пурпурного оттенка. Она зажимала рану темной от крови ладонью. Широкой полосой кровь струиться вдоль помоста и стекает в море. Влажный соленый ветер невозмутимо дует, как всегда на закате. Садится солнце, кричат чайки, далеко раздаются звуки празднества — сегодня все собрались перед Храмом, и даже порт обезлюдел — всем хочется получить благословение, а потому у нее нет надежды.

А убийца сидит рядом с ней на коленях, и бездумно перебирает пряди волос.

— Ты могла править миром, — сказал он, наконец, будто устав от молчания.

Или испугавшись?

Раздвоенный язык снова скользнул по губам. Непроизвольно-маняще. Она дотянулась ладонью до его живота, опустила руку ниже, смеясь. И застыла, изумленно глядя в серые глаза, с отблесками северного льда, не знавшего света солнца.

Вздохнув, он убрал осторожно ее руку.

Ветер играл его волосами, то и дело обнажая то острое ухо, то острую скулу, бросая отдельные прядки на лицо... и унося неприятный, отнюдь не романтический, запах.

Женщина долго смотрела на сидящего над ней мэйна, прежде чем приподнялась на локте:

— Убей меня, а? — впервые на его памяти ее голос дрожал, и казался... просящим.

— Почему? — тихо, мертво напомнил о себе мужчина.

Без сожалений. Но как-то так, будто сам отрубил себе все пути назад, и возврата уже не будет. Его никогда не бывает, этого пути назад — но в его случае он будто забыл позади что-то такое, без чего жить... очень сложно.

Глаза как глаза. Две стекляшки. Мутные и мертвые. Только женщина явно видела в них что-то другое. Она задержала дыхание, заморгала. Потемнели ресницы.

— Прости... меня, — сказала она едва слышно. — Я... Кэр... был... прав... — и резко, выдрав клинок из раны на животе, вонзила его себе под подбородок, одним ударом достав до мозга.

Мертвая, насаженная на лезвие, как бабочка на иглу, она казалась ему все такой же живой. Вот только истекающее кровью тело было чуть тяжелее и куда более безвольней. У нее можно было отнять все — но строптивость оставалась всегда. До этой минуты. Когда он сбросил ее тело в воду, сердце еще выплясывало сумасшедшую дробь, подтверждая ее рассказы. Наполовину сирену убить не так просто.

А потому, уже в ее коротком полете в бездну, он смахнул ей голову с плеч своим новым клинком, беззвучно шепнув: 'Глоссмеррил'.

Вода смыкалась над нею, как полог. Сначала невесомый, потом подернувшийся зеленью, с ярким алым цветком, поднимавшимся из глубины, как дым. Алый луч добавил похоронного багрянца, но стайка мальков нарушила весь настрой, проносясь искрящейся стайкой у самой поверхности, перечеркнув ее черты.

Еще минуту океан окрашивало алым сиропом, потом вода посветлела. В пальцах остался только платок, измаранный ее кровью.

Он повернулся. Неспешно зашагал прочь. Свободно, плавно, совсем не так, как обычно ходят преступники. Грех давно лишился для него остроты и цвета.

И только в своем загородном доме, в спальне, на кровати, на простынях которой еще держался запах ее духов, прижав платок к оказавшимся искусанным в клочья губам, он ощутил ее. Дикую боль, незваной гостьей ворвавшуюся в казавшиеся непреступными двери, и вмиг завоевавшую все без остатка...

Миллионы мыслей. И задушенные крики в подушку до рассвета... Но даже тогда, корчась в муках осознания, что дальнейшая жизнь пройдет без нее, он жалел о чем угодно — только не о ее крови на руках.

Это была единственная оставшаяся доступной им невинность. И это было так сладко...

Ее кровь подарила белизне парусов неповторимый алый рассвет, а мечу отдала сердце и волю.

Чужие воспоминания затягивали, будто калейдоскоп стеклянных осколков, осыпавшийся прямо в руках. Чужое прошлое оставалось чужим, но к нему примешивалась такая бесконечная, глубокая тоска, что мир терялся сам собой в неизбывной серой пустоте, без цели, без смысла...

'Вир-рррр!' — отчаянным зовом прорвался ко мне мысленный зов Лика.

И мир вновь обрушился на плечи.

Тебя, мой хороший, я услышу всегда. Помни. Я обещала.

Воспоминание — осколком стекла, острой болью, вернувшей в реальность. Странно чувствовать себя вывернутой на изнанку и знать, что кровоточить может не только тело. Лик стоял на столе, своим телом загораживая меня от сыплющихся стрел, перехватывая древки острыми клыками, перетирая их в порошок. Шерсть на холке дыбом, глаза горят потусторонним огнем, низкий рык едва слышен в инфразвуке, нагоняющем страх на все живое. Я с трудом отвела от него взгляд. И когда научился?

Трактир полыхал. У стойки свернулся клубком испуганный, но удивительно везучий, а потому не пострадавший, трактирщик, и кто-то из постояльцев полз к нему, собираясь оттащить прочь. Багряные на моих глазах рассредоточились, выскользнули в ночь, только двое остались. Один охранял Дорана. Второй скорчился на полу, зажимая стрелу, засевшую в животе. Зеленое марево силы, запах гнили. Некромантия. Ну, хотя бы не 'Черная ласточка'... Вяжущее чувство внутри живота. Тьма, что я творю?! К распластанному на полу телу меня будто швырнуло.

— Руки! — я поняла, что кричу, только заметив, наконец, как морщиться от моего голоса губернатор, но в ту минуту мне было глубоко безразлично производимое впечатление.

Время растянулось, как густой кисель, и только где-то близко-близко богиня судьбы отсчитывала секунды. Раненый и не подумал подчиниться, приподнялся на локте с полубезумным от боли взглядом, мешая мне осмотреть рану. Кодекс гласил — он должен обеспечить сохранность объекта любой ценой. Тьма, только б сам себя не прикончил!

— Прикажи ему убрать руки! — заорала я уже на Дорана.

И плевать мне было, почему он, тысячелетний, черные пески, мэйн, подчинился. Не оставляй меня, Тьма. Против прямого приказа телохранитель не пойдет — без прямой угрозы нанимателю. Слава Тьме, я не наниматель.

Прочь рубаху, срезать обрывки шелка ножом, открывая доступ к ране. Если бы не магия, он бы выжил. Я видела это знание в суженых от ярости аметистовых глазах, в отчаянно надменной усмешке, словно бросающей вызов всему вокруг. От острия уже расползалась синевато-зеленое, источающее гной пятно.

— Держи его, — жестко, поймав взгляд телохранителя Дорана.

Потом меня нередко мучило — почему?! Почему жизнь очередного мэйна казалась дороже собственной?! Почему все эти демоновы надменные гордецы слушались меня тогда, как котята?! Тогда я просто знала — они будут делать все, что скажу. Потому что так нужно. Двое мэйнов [Доран и его охранник действовали как сработавшиеся напарники] взвились с места, уложили раненого на стол, удержали ноги и руки. Лик подал мне сигнал. Не слишком четкий импульс содержал массу полезных данных. Все хорошо, он не пострадал, еще пару стрел перехватил клыками. Часть меня отпустило. Хорошо, что он — теневая гончая, а не черный сокол, как мы хотели. Гончих не берут никакие яды, а пасти и вовсе неуязвимы. Да и кости не такие хрупкие, как у птицы. Руки перестали дрожать, когда я вынула кинжал из ножен в сапоге, продолжая смотреть в аметистовые очи:

— Оно... оно должно выплеснуться наружу. Иначе не уйдет, забьется внутрь. Не сдерживай боль, ясно? — уже без надрыва, спокойно, только теперь присмотревшись к искаженному мукой лицу.

Старый знакомец. Арньес. Как-то не думала я так скоро вновь увидеть убийцу. Да еще в такой ситуации. Мэйн не спорил, только поморщился и едва заметно кивнул. Вновь его глаза сияли весенней сиренью. Хорошо. У меня не хватило бы сил лечить и сражаться с его упрямством. Сил и так могло не хватить. Но все же, так — легче. Потому что как объяснить другому нечто, что до конца не понимаешь сам? Лишь чувствуешь, что так нужно?

Ладонь легла на рану так, что древко оказалось между указательным и средним пальцем. На кого напали — на меня или Дорана? Вот в чем вопрос. Я вырвала из тела стрелу под гневный рык мэйна. Такие нельзя проталкивать насквозь, чтобы не увеличивать зону поражения, и не оставить в ране осколки. Наконечник уже и так почти растворился в ране. Рык перешел в вой, когда омертвение и гниение рывком распространились вширь, закрыв уже почти весь живот, задев подреберье. Хорошо, что еще больно. Значит, чары не успели пробраться совсем уж глубоко. Значит, проклятие обратимо. Я опустила поверх растущего пятна и вторую руку. Раскрытой напряженной ладонью прижалась к мерзкому пятну гниющей плоти, липкой и склизкой, и пальцы тут же свело, опалило, словно я опустила руку в живое пламя. Но распространение гниения замедлилось, да и немногочисленные, будто оплавленные, не до конца растворившиеся, осколки неохотно стали вылезать из плоти, будто прилипая к ладони. Навеянное проклятие больше не расползалось, лишь недовольно ворочалось внутри клетки из бренного тела.

Я пыталась отдышаться, привыкнуть к этой боли. Первый этап пройден. Он выжил. Значит, шанс есть. Если бы еще этот шанс не был столь призрачен!

Встречаются Нефрит с Кунсайтом. Нефрит:

— Знаешь, у тебя сегодня очень необычный вид... Не могу понять... О!!!! Понятно, раньше я никогда не видел тебя без плаща!

Кунсайт:

— Ну, металлия подери! Опять забыл перецепить его с пижамы!

С просторов Internet

Глава 12.

Давненько не приходилось мне сталкиваться с подобной проблемой. То есть вообще никогда, если честно. Теоретические лекции не в счет. Изначальную силу не призвать, а от некромантии даже в глазах рябит, не говоря уже о прямом давлении силы. А стоять и ждать, пока мои невольные помощники уловят суть проблемы и найдут выход... Проклятие не даст, обезболить не смогу, да и не моё это. Ладно. Я прикрыла глаза. Что может перебороть смерть? Любовь. Хм, спорное утверждение. Продолжение рода, конечно, вещь хорошая, но немного несвоевременно. Жизнь? Еще более абстрактное понятие. Никто ведь так и не обнаружил элементаль жизни. Так что лечить жизнью смерть представлялось мне каким-то довольно рискованным экстримом. Как-нибудь потом, обязательно, проведу подобный эксперимент, когда будет свободное время и испытуемые-добровольцы. Огонь, природа, энергия воздуха, вода... Нет, перебор естественных компонентов ни к чему хорошему не приведет. Как же быть? Чистая энергия должна на какое-то время помочь, а потом я что-нибудь придумаю. В принципе, Свет выжигает любое зло. Но я же, вроде бы, тоже такое зло? Или как-то так... и потом, Свет имеет такую занимательную особенность — он выжигает все, зараженное тьмой. Регенерировать образовавшиеся раны мэйн не сможет, и у меня уже не хватит сил ему помочь.

Значит, остаются собственные силы. Моя ладонь погружалась в гниющий живот, а мэйн глухо рычал, все еще наивно веря, что все под контролем. Мамочки...

Попробуем от противного. Ага-ага, кыш, некромант, противный. Не помогает. Обидеться, что ли? Я нервно засмеялась, и вернулась к размышлениям. Что такое некромантия? Особая форма магии смерти, создающая подобие жизни, если кратко. Для примера, магией смерти я могу поднять полусотню скелетов, то есть окончательно мертвых остовов, лишенных и тени разума, а уж тем более души. Некромант средней руки поднимет неплохую армию частично разумных (ну, какое-то время) зомби, как продуктов полураспада, управление которыми будет для него гораздо менее сложной задачей (всего лишь сдвинуть равновесие). Замечательно. Особенно если сделать акцент на словах 'гораздо проще', потому что истинный Мастер некромантии еще и не такое поднимет. Итак. Что такое элемент полураспада в метафизическом смысле? Правильно, демон знает, что такое. Считается, что элемент полураспада — это смешение сил двух стихий, находящихся в шатком равновесии. И при нарушении этого равновесия — чисто теоретически — те же зомби могут либо сгнить, либо воскреснуть. Последнее никогда не случалось в виду того, что некроманты по умолчанию не владеют необходимой для того силой. Хотя тот же Светлый принц это мог. Если кто-то мог, чем я хуже? Особенно если учесть, что мой невольный пациент еще жив.

Успокоив себя этими положениями и подготовив примерный план действий, я немного расслабилась. Представила себе шар из текучих полос воды, окруживший нас мерцающим щитом. Рассчитала переменные, провела вектора силы огня, добавила константы на итоговые направляющие. Меридианы силы воздуха и ось чар природы. Учла присутствие посторонних, особенно после того, как, поймав разъяренный взгляд Дорана, с рук которого вдруг полетели было густые лиловые искры, чуть не засыпалась на простейшей передаче энергии. Несколько стандартных защит, основанных на личных спецификациях магического восприятия. Какая-то мысль упорно лезла в голову, но я не успела ее даже уловить. Поймав возросшее напряжение магического поля, поняла, что подготовка закончена. Сквозь яркую сине-лавандово-зеленую ауру наведенных чар некромантское проклятие казалось черным мерцающим пятном, болотно-зеленым по краям и склизким даже на вид. Я сосредоточилась, представив мысленно, что держу иголку с ниткой в руках. Почти почувствовала прохладу стали в пальцах. И стала обметывать рану по краям, изолируя от ауры пациента.

Это я тут рассуждаю пространно. На самом деле, все заняло едва ли больше минуты. С магией всегда так, что бы ни утверждали умудренные опытом профессора и магистры. Сначала делаешь, потом долго и пространно расписываешь, как и что именно ты сделал. Иногда получается во всех смыслах красиво. А вся разница — в багаже знаний как пространстве для построения предположений. Что, впрочем, немаловажно.

Тем временем магический контур вокруг пораженного участка тела сомкнулся. Осталось самое простое. Или сложное, смотря как посмотреть. Теперь обезопасим невольных участников эксперимента.

— Отпускайте, — приказала я, не обращая внимания на интонации своего голоса.

Иногда у окружающих просто нет иного выбора, как идти на определенные уступки! Мэйны выпустили руки и ноги 'больного' и разошлись на полшага в стороны. Прибив нервную дрожь тонной здорового оптимизма, я приступила собственно к лечению пациента.

'Как заправский врач!' — но самозваная восхищенная мысль мигом разбилась о жестокую действительность. Ничего не получалось.

Я упорно направляла в пораженный участок силу, генерируя ее в условном образе луча. Проклятие поддавалось немного, но лишь для того, чтобы миг спустя вновь захватить покинутые было ткани. Приходилось увеличивать ток силы, и так до бесконечности, пока, наконец, смешанная энергия стихий не полилась сквозь меня, как сквозь своеобразный сифон. И все было бы замечательно, если бы я не была отрезана от личного источника энергии. Ни одна из стихий не могла послужить для меня бесконечным источником. В конце концов, если ты заберешь всю потенциальную энергию водопада, пересохнет вся река. Сейчас такой рекой выступала я. И дела шли все хуже и хуже.

Вот только сдаваться здесь никто не собирался. Да и отступать было некуда, если честно.

По подбородку покатилась кровь из прокушенной губы, но кровная магия послушно вплелась в чары, 'замораживая' некромантское проклятие, а потом и немного уменьшая зону поражения. Совсем немного на вид, но внутренние органы теперь бы позволили сделать операцию. Если бы проклятие не увеличилось рывком прямо в процессе. Значит, продолжаем.

Перед глазами плыли черные круги, мир сузился до мерзкого пятна под руками, золотисто-красных волос, аметистовых глаз. Энергетический канал расширился рывком, рванулся вглубь вредоносных чар разъяренным зверем. Расползающийся жар пожара выбивал искры из перекрытий, но прерываться я не могла. Прерваться — значило умереть. Что-то сказал Доран, я лишь кивнула машинально, не расслышав ни слова. Только поползли по спине иголочки — кто-то рядом со мной призывал магию воды, холода, отгоняя жар.

И тут я опять увидела себя со стороны — так, словно по-прежнему стояла у стола, и вместе с тем будто парила в нескольких метрах над полом, медленно воспаряя. Худая, встрепанная, немного нелепая фигура блондинистого парня, склонившегося над беспомощной жертвой посреди огненного безумия. Руки в крови и слизи, кровоточащие губы что-то упоенно шепчут. Рядом застыли двое 'друзей' жертвы, так изумленных происходящим, что не решаются даже вмешаться, лишь вычерчивают прямо в воздухе неясные узоры стихии воды. Ладонь 'садиста' вплавляется в тело, жертва рычит не своим голосом. Вот картинка! Маньяк на привале в отблесках огня полностью соответствовал моменту...

Я потянулась и вгрызлась в шерсть на плече. Шерсть? Какая шерсть?! Ошеломленно вздохнув, поспешно огляделась. Шея сделалась как-то короче, да и перед глазами все время маячило что-то мохнатое, и черное пятнышко собачьего носа. Вокруг раскинулся густой лес. Я стояла у возвышавшейся на немыслимую высоту скалы, в которой и было прорублено это своеобразное 'окно', одно среди многих. За спиной трепетали легкие кожистые крылья, веселый ветерок нес запах земли и влаги. Вокруг все еще лежал снег, но пахло... пахло уже весной. Так сильно, что хотелось зарыться носом в эту сладость, покататься по черной влажной земле, искупаться в запахе, обернуться в него, как в редкое манто. Удержали только остатки человеческого воспитания.

Странная слабость накатывала на тело, заставляя путаться лапы. Наверное, смешно смотрелось со стороны — волк, запутавшийся в четырех лапах, и скорее пританцовывающий, чем идущий куда-то, но у меня не было ни единого шанса оценить шоу издали. Увы, мне в нем досталась главная роль.

Какая-то мысль не давала покоя. Я все пыталась уловить ее, разгоняя туман в голове, и вдруг вспомнила. Раненый мэйн. Я нужна там. Я взвилась в прыжке — и с визгом покатилась по мягкой подложке. Напоминало попытку прыгнуть сквозь стекло. Неимоверно прочное стекло, отказавшееся исчезнуть с дороги. Всем телом чувствуя, как растягиваются соединяющие меня с человеческим обликом нити, я каким-то то ли восьмым, то ли девятым чувством осознавала, что как только эта связь разорвется, та часть меня умрет.

Внимательный осмотр не принес особых результатов. Скала возвышалась среди бархатной густоты леса, смешанного и светлого, и уносилась высоко вверх, так далеко, что ее вершина терялась в белых облаках. Незнакомые запахи деревьев, стрекот существа, напоминающего белку, неподалеку. След косули, прошедшей здесь час или полтора назад — никогда и не подозревала, как много мне может рассказать об окружающем мире мой нос.

Где-то неподалеку журчал ручей. Не знаю, почему я бросилась к нему. Словно что-то внутри меня знало, что так нужно.

Тонкая полоска текущей воды, пахшая свежестью и рыбой... Я пробежалась вдоль берега, наклоняя голову к самой земле, отчаянно пытаясь унюхать что-то, неведомое мне самой. Забралась в густую осоку, больно ранившую нежные подушечки лап, и вылетела из нее с возмущенным взвизгом, прямо в серебристую траву, вспугнув облако величественно-бирюзовых, крошечных розовых, сверкающе-золотистых, огромных белых бабочек. Поднятый ударами многочисленных крылышек ветер всколыхнул облако сверкающей в лучах солнца пыльцы. Та немедленно забилась в ноздри, заставив меня расчихаться. Я опустила голову, стараясь лапами стереть пыльцу, а когда подняла взгляд, на том берегу ручья стоял он. Тот волк со снежной равнины.

И мы смотрели друг другу в глаза.

'Помоги', — чувствуя, как стремительно утекают в бездну прошлого минуты, позвала я, не слишком надеясь на помощь.

В тот миг не хотелось задумываться ни о том, почему он здесь, ни о том, что он возьмет за свою помощь. Нужно было вернуться.

— Снова ты? — теперь все было наоборот: я молчала, а он, говоря, открывал пасть.

Звук, вылетавший из его горла, мало напоминал рык, скорее, басовитое успокаивающее рычание большой кошки, но я понимала.

'Я заблудилась', — призналась я тихо и неохотно.

— Заблудилась? — волк с почти лисьей мордочкой приподнял пушистое ухо, смешно наморщил нос, принюхиваясь. Светлый холодный взгляд буквально пронзил меня насквозь. Длинный хвост со свистом рассек воздух, выразив все негодование своего владельца. — Зачем ты влезла во все эти ритуалы?! — возопил он риторически, и вдруг приказал так естественно, что даже и мысли не возникло не подчиниться: — Покажи мне твой ход.

'Что?' — не поняла, о чем он, я.

— Место, откуда ты пришла. Поторопись, — сморщил нос мой собеседник.

Я кивнула, и ринулась назад по своим следам. Странно, но возвращаться было куда труднее. Мягко пружинящая до того подложка леса вдруг превратилась в болото. Несколько раз лишь зубы сопровождавшего волка не давали мне утонуть в черной вязкой жиже. Черный зверь, казалось, не видел никаких трудностей в передвижении. Только взрыкивал иногда раздраженно, да что-то бурчал под нос про недоучек, лезущих во все щели, то и дело фыркая в усы.

Наконец, мы выбежали к скале. Проход был уже туманным, расплывчатым. Мой спутник издал пронзительный вой, переливчатый, заметавшийся по лесу теплым эхом.

— Когда придешь, используй это, — сказал он в привычно мурлыкающей манере.

И вдруг впился мне в плечо острыми клыками, одновременно всем телом толкая в проем.

Странно, но там не было стекла. И я провалилась обратно в свое тело, успев только огласить лесную тишину возмущенным визгом-лаем под заливистый смех-вой черного волка с окровавленными губами...

В трактире было как в бане. Не спасали даже раскинутые мэйнами тенета изо льда и воды, отфильтровывавшие, помимо жара, еще и углекислый газ из окружавшего нас пространства. Плечо тупо ныло, что-то теплое бежало по руке, на общем фоне ощущаясь прохладой. Я машинально опустила взгляд. Кровь. Кровь из ранки от укуса скатывалась мне на пальцы, и по чуть-чуть капала на рану. Одна, две, три... семь капель — и вдруг проклятие вспыхнуло чистой силой, полыхнуло безболезненным лавандовым огнем с легким привкусом свежей пшеницы, вмиг развеяв тенета некромантии.

Так просто!? И как я не додумалась до этого раньше?.. Или... Я присмотрелась. В мою кровь, невидимое на всех спектрах, было вплетено искусное заклинание тончайшей нитью. Различить его удалось лишь потому, что кровь была моей, а нить несла неуловимый отпечаток чужой, но не чуждой, силы. Он взял слишком мало крови, чтобы хорошо замаскироваться. Смесь злости и благодарности — крайне неприятный коктейль, смею заметить. Кажется, моя жизнь еще более усложнилась. Потому что я не понимала причин, по которым он взялся мне помогать. Но, если уж совсем честно, меня это и не столь уж интересовало тогда... Лишь бы выспаться.

— Господа, — лениво вытерев руки краем скатерти и пятная ее неаппетитными отпечатками измазанных в изувеченной плоти ладоней, предложила я. — Давайте на выход?

Лик, опережая мэйнов в реакции, воодушевленно вылизал мне щеки (хотя не думаю, что Багряные так уж желали изобразить именно это), и опрометью вынесся из горящего трактира. Мэйны молча кивнули, как-то уж слишком пристально на меня глядя. Это, кажется, постепенно складывалась такая мода. Я почти привыкла. Доран безмолвно прошел к дверям, тряся обожженными ладонями. Холодно-теплое безумие чуть отступило, да и неведомый третий будто сдал слегка назад, отпуская мэйна из-под контроля. 'Вот и познакомились...' — подумала я устало и мрачно, выбираясь на свежий воздух.

Почти завалившись в неведомо когда выпавший вокруг трактира снег, я сквозь наползавший туман различила с десяток безумцев, повисших на моем коне и пытающихся удержать его на месте. Пришлось отлипнуть от стены и сделать еще несколько неуверенных шагов к другу. Конь разобрался с проблемой даже в чем-то изящно — он явно сменил гнев на милость, и вместо раздирания доброхотов на куски ограничился швырянием оных на соседские крыши. Он успел как раз вовремя — вместо позорного падения носом в прохладный крупитчатый экстаз я обрушилась поперек его спины и крепко вцепилась в гриву. Ашер не дал мне упасть.

Арньес тоже почему-то оказался рядом. Я развернула коня кругом, он последовал за мной, как тень. Я отступила на пару шагов, на чистом упрямстве принуждая тело шевелиться. Мэйн с любезной улыбкой подал мне руку. Я оступилась — он невесомо придержал меня со спины, а Ашер подтолкнул подмышку бархатным храпом.

— В чем дело? — наконец, исчерпав терпение, вспылила я, изливая недовольство в не слишком-то учтивой фразе.

Нет, я не лишена некоторых выдержки и самообладания, полагаю. Но, уставшая, как собака, имею я право на некоторые комплексы?!

— Тебе не нужна моя жизнь? — как-то легко и светло спросил он.

Я споткнулась на абсолютно ровном месте. Страдальчески морщась, подняла вмиг сделавшийся несчастным взгляд.

Хотелось заорать, разбить об его голову что-нибудь твердое, или хотя бы попинать что-нибудь ногами, так меня достала эта песня. А я осеклась. Было в светлых сейчас глазах что-то такое, какое-то запредельное спокойствие, и знание, и понимание, и неведомый мне смысл в этих небрежных фразах, заставивший мою шерсть встать на холке дыбом (какая шерсть... это, наверняка, нервы). С другой стороны, какое мне дело до его проблем?! Я что, крайняя?

— В дороге все пригодиться... — вздохнула я, безмолвно капитулируя перед очередной неприятностью.

Он рассмеялся, вмиг превращаясь в того надменного, веселого, самоуверенного, обаятельного наглеца, каким я видела его во дворе. И больше ничто не напоминало о тех коротких — меньше вздоха, меньше биения сердца — мгновениях, когда я в его глазах видела смерть. Багряную кровь, вылитую на землю у моих ног в качестве дани. От недостойного быть принятым. Все древние такие уроды? Или только мне так везет?!

Впрочем, отомстить, хоть немного, я сподобилась и так:

— И если ты, ушастик несчастный, думаешь, что я тебя спасал для того, чтобы... — начала я прочувствовано и тихо, почти физически наслаждаясь смешками окружающих.

Арньес договорить мне не дал. Просто прижался своими губами к моим. И засмеялся. А потом опустился в снег на колени, и прижал мою руку к своей груди.

Судя по виду, он наслаждался моментом... А я, кажется, приобрела новый экземпляр к своей коллекции. Телохранителя-охранника, на этот раз. И очередную занозу вкупе с шоковой терапией. Живем, господа! До меня даже не слишком-то дошло, что он сделал.

С этой светлой мыслью я развернулась на каблуках, вплела пальцы в темну гриву, раздумывая, пнуть ли Багряного или попросту пощечину отвесить, и гордо рухнула на спину Ашеру в обморок. Ведь должен же быть отдых у усталых героев? И сладкие детские сны. И видения полузабытых замков. И звуки шумного пира, чьи-то тосты, приятный голос, сказавший над ухом: 'Ну что ж, прощай. И здравствуй'. И смешные прыгучие мишки с очередным суперхитрым планом. И просто 12 часов в мягкой кровати на чистых простынях в обнимку с любимым учеником-собакой. Кому что, а у меня именно так все и было. Сущий бред. И повод для счастья.

Донесение храмовой разведки. Объект — Вириэль. Краткое резюме: как пчелы липнут! Приписка Алуриана красным грифелем: 'Выражайтесь конкретней'. Зачеркнуто. Мат. Зачеркнуто. Добавлено младшим агентом контроля СБ Храма, А'таро: объект вошел в контакт с семью из ста семнадцати значимых фигур. Процент превышения максимальной расчетной социальной активности 40%. Линии взаимодействия разрабатываются. Учесть изменение социального уровня наблюдаемого объекта. Приписано снова алым грифелем: что-то матерное на древнемэйнийском. И: Продолжать наблюдение. Незнакомый почерк, невежливо, наискосок всего текста: Да пошли вы!

Отрывок утерянного отчета из досье паладина Тьмы, Вириэля. Писано второго месяца семнадцатого года эры крыла Ворона, в день Водолея.

Краткие сводки запрошенных раскладов в политическом, социальном и военном разрезах обстановки в обеих Империях от Алуриана пришли под утро. Привычно закололо в виске, я сонно поднялась, выглянула из окна прямо на красивый гостиничный двор (смутно вспомнилось, что сюда в полусонном состоянии привел меня Доран под пристальным наблюдением Арньеса), и ко мне на руку спланировал воробей. Оставалось лишь втянуть руку вместе с птицей обратно в комнату. Миг, короткий укус электричества — и птичка вылетела в окно, 'сгрузив' мне в память все собранные сведения.

Сонно потягиваясь, я задвинула шторы и вернулась в кровать. При таком способе передачи, совершенно безопасном от постороннего вмешательства, существовала одна проблема — информации нужно было 'преобразоваться', то есть перебраться из моего подсознания в зону активной памяти посредством отдыха. Впрочем, время позволяло немного понежиться.

Метод до сих пор не знал сбоев. Биологический носитель по большому счету не имел значения, передавая информацию ближайшему удобному для этой цели объекту в случае угрозы. Причем до момента осуществления передачи обнаружить носителя пока никому не удавалось, даже разработчикам метода. Катализатором служил ряд биологических и психически признаков 'объекта', высвобождавший сложный информационный пакет для краткосрочного узконаправленного поглощения. Прямая экономия времени — ни читать, ни прятать улики не нужно.

Планы уже привычно изменились. Впрочем, я и не удивилась. Последнее время они и без того имели прискорбную склонность самостоятельно перестраиваться то и дело, не слишком интересуясь моим мнением.

Доран вошел без стука, и, лениво запрыгнув на край стола, уселся, жизнерадостно покачивая ногой и задевая каблуком деревянную ножку. Такой пронзительный глубокий 'бум, бум, бум'... Почему он так свободно себя ведет? И что вообще это за чувство такое?! Я его почти в первый раз вижу! Ой, Тьма, что-то мне это так кое-кого напоминает... Одного принца.

— Мои стражи поймали стрелка, но тот успел принять яд, — жизнерадостно оповестил меня этот невероятный садист, любуясь солнечными лучиками на шторах.

— Поздравляю с провалом... — пробурчала я, сонно закутываясь в одеяло с головой. — Некромантом я не работа... — длинный зевок, — аааю.

— А жаль, — погрустнело мэйнийское чудовище, за какие-то секунды превзошедшее все подвиги Тириэла на поприще доведения меня до невменяемого состояния одним фактом столь бесцеремонной побудки. — Собственно, я хотел пригласить тебя вниз. Ребята ждут, хотят отпраздновать...

— Завтра... Все — завтра... — я уже могла 'вспомнить' какие-то отрывочные факты из последних придворных скандалов, но пока не в силах оказалась оценить своевременность таких знаний.

То, что я не задумывалась об этом, лучше всяких слов говорило о моем неадекватном состоянии. Но вид домашней оргии в исполнении власть имущих лиц государства чуть ли не полным составом перед самым носом прогнал последние остатки сна, сорвав меня с кровати, как буйно помешанного гонца, и перепугав собравшегося было тихо исчезнуть мэйна.

— Что такое? — напрягся Доран.

— Э... Я вот... хм... подумал, что нехорошо заставлять ждать! — поспешно привела я первый попавшийся, отчасти приемлемый, довод, стремительно одеваясь.

Вот гадость... До легендарных 'трех секунд' не хватило всего ничего. Собственно, послужившая причиной спешки сцена была банальна и скучна, не смотря на некоторую однополость участников, но вот воссоздавать ее вокруг меня с эффектом голограммы и эффектом прямого участия было вовсе не обязательно. Фр. Обязательно Къярену по возвращении нажалуюсь.

Героический губернатор жизнерадостным воробышком поскакал по лестнице вниз. Я вспыхнула белой завистью, самой себе напомнив медведя в спячке. Идти удавалось, но тяжело и медленно. Сонная одурь никак не проходила, в голове глухо гудело. Я упоминала недостатки нейропочты?.. Шатаясь и бурча что-то себе под нос, спустилась вниз, мысленно обещая настучать по шее недогадливому самозваному телохранителю, не способному обеспечить спокойного отдыха только что обретенному хозяину.

Картина, открывшаяся внизу, напоминала семейный портрет в каком-нибудь старинном замке, в исполнении потомственных аристократов со всеми домочадцами, а уж никак не главный зал трактира. У камина стояли кресла, во всех, кроме одного, сидели мэйны. Остальные с демонстративной небрежностью, притом сохраняя строго регламентированный неведомым мне ритуалом порядок, заняли круговую оборону. Одежды свиты были выдержаны так, чтобы ненавязчиво подчеркивать клановые цвета занимавших кресла. Еще больше меня удивило то, что одним из 'старейшин', как я мысленно обозвала оделенных сидячими местами счастливчиков, оказался и Арньес.

Доран опустился в свободное кресло, а мой 'должник' поднялся, проводил меня к своему 'трону' и встал за спиной. Что-то мне все это напоминало....

Тем временем молчание затягивалось, собравшиеся хранили поистине гробовое молчание, так что звук собственного дыхания звенел в ушах, а огонь весело потрескивал даже на тоненьких фитилях свечей. Как заинтересованное, но неосведомленное, лицо, я подумала немного и почти поддалась искушению подремать. Семьдесят часов храмовых собраний — и вот результат. Спать я могла с открытыми глазами, выдавая положенную норму реакций, сохраняя величественную осанку и машинально, на уровне подсознания, отслеживая окружающую обстановку. Впрочем, долго подремать не довелось. Упоминание имени, или его части, всегда служило сигналом для экстренного пробуждения, так что я не пропустила ни мгновения шоу. Багряные провозгласили тост в мою честь. Никогда не видела такого выражения лиц ни у кого другого. В свете живого пламени их черты приобретали необычайный теплый медный оттенок, еще больше подчеркнувший точеные лики, резкие и плавные одновременно, словно клинки, тщательно выкованный лучшими из мастеров. Рыжие волосы переливались у каждого своим оттенком. И вовсе они не были похожи, багряные. Такие же, как все, просто профессионалы. А так — каждый со своими привычками, характером... и тараканами.

— А теперь, Вириэль, позволь нам узнать, откуда простому менестрелю ведомы такие чары? — промурлыкал Доран, когда все выпили.

Не знаю, на что он рассчитывал. Я ощущала его эмоции, как отдаленный шум — наша непрошенная эмпатическая связь никуда не делась. Так что, полагаю, и он почувствовал, что я не удивилась. Он, кажется, умел пользоваться ею лучше.

— А кто говорил про 'простого'?.. — так же мягко поинтересовалась я в ответ.

И поднялась рывком. Я отвечу. Хотя могла бы и промолчать. Но... Тьма, у них были свои причины задавать такие вопросы — и получить на них ответ. И их я уважала. В смысле, причины.

— Я поддался эмоциям. Там, в трактире. Хотя, если на чистоту, у меня не было ни малейшей уверенности в том, что я справлюсь. Но мне удалось. Теперь, вероятно, предстоит расплачиваться... за доброту? — вымеренная доля насмешки.

И звук извлекаемого клинка за спиной. Арньес. Короткий взгляд назад позволил выяснить, что все совсем не так, как мне казалось. Мой новоявленный телохранитель с обнаженным клинком в руках собирался не пронзать мне спину с энтузиазмом маньяка, а наоборот, защищать от любой опасности. В том числе и от собратьев. В руках он сжимал ведущий меч. Его второй все еще оставался в ножнах. У Багряных и дроу были совершенно разные школы боя, но вооружение схоже. Хотя, как утверждал Яшма, при высоком мастерстве, в конечном итоге, все школы смешиваются... Или он имел в виду еще что-то?

— Ты — темный, — спокойно сказал багряный, сидевший дальше всех.

Он был стар. Нет, это привычно не отражалось на вечно молодом лице, но глаза, крошечные складки в уголках, серебристые нити в густых роскошных волосах, медленная и опасная ленца в каждом движении, даже взгляде — все это, как ничто другое, свидетельствовало о возрасте.

Я повернулась и посмотрела в теплые пронзительные глаза, яркие, как лед в темнице, и утешающие, как шепот камыша.

— Да, — спокойно.

Я не собиралась оправдываться. Последнее, от чего я отрекусь — Тьма. Так что... Мэйны зашевелились, сдвинулись, зашелестели одежды, пока руки тянулись к оружию... Затишье в преддверии бури прервал спокойный, странно равнодушный вопрос:

— Почему?..

И я снова не ответила. Не смогла. Только провалилась в воспоминания на мгновение. И позволила его разуму скользнуть за мной. В сон, который я почти всегда считаю случайным. И только иногда приходит подозрение — вдруг это правда? Холодная тишина, когда нет ничего. И голос — в ней. Властный и теплый, чуть насмешливый, безразличный. 'Ты слышишь?'. Тогда еще не было слов, но был голос. Слышно было, как в наползавшую со всех сторон красноватую и вибрирующую Тьму вонзается дрожащий голос, как что-то темное и вязкое охватывает тугой волной, рычащий смех, проклятия сквозь приглушенный шепот. Шепот, обещающий что-то кому-то. Нить судьбы, вплетающаяся в твои волосы. Тогда я долго спала, а когда открыла глаза, была в Храме. И мне было уже девять. Я смутно помнила образ высокой темноволосой женщины со сложной прической, в белом платье, замершей на парапете башни. Прекрасное лицо искажено, глаза горят, лицо запрокинуто к небу, руки воздеты вверх как ломкие камышинки, почти уродливые в своей выразительности... Я никогда не видела ее в реальности, только во сне. Когда-то меня мучил вопрос — кто она? Почему я не помню ничего из своих первых лет жизни? А потом... потом мне стало все равно. Безразлично. Нет, правда. Из Тьмы вышла вполне достойная мать.

Но, если позволите, не будем больше затрагивать эту тему.

А Багряные... Раз уж им захотелось устроить мне очную ставку, пусть их. Я не люблю сдаваться.

— Достаточно, — сказал незнакомый мне Старейшина мягко.

Кажется, он... услышал?..

Пока я гадала на кофейной гуще, пытаясь просчитать неизвестные переменные, он поднялся и подал мне кубок с чем-то горячим и ароматным, вынудив меня заморгать в растерянности.

— Выпейте. С моей стороны бесчестно было настоять на этой проверке так сразу. Но только так я мог узнать истину об одном из моих детей.

— Детей? — я вскинула голову, едва не расплескав напиток, напряженная, перепуганная больше, чем за все время до этого.

— Вир, перед тобой лэр Кайлисс, Старейшина рода Огненного Лиса, — мягко представил его мне Доран, приподнявшись и вежливо указав на моего собеседника.

Я не отреагировала, только коротким кивком обозначила приветствие. Ледяные и теплые одновременно глаза все так же смотрели в мои, пока Старейшина шествовал ко мне через весь зал. Пришлось встать.

— Ты спас моего внука. Он сказал, ты отказался от любой его службы кроме как охрана. Это достойно, — сухие пальцы коснулись моего лба, волос, вызвав короткую щекотку.

Старейшина усмехнулся.

— Было бы бесчестно с моей стороны взять тебя в род, не предупредив об возникающих обязанностях. Поэтому я лишь говорю тебе — ты один из нас. И если позовешь — мы придем.

Я собиралась поблагодарить. Но не стала. Вспомнила. Старшие часто обижались на благодарности. Честь и долг выше. А за то, на что имеешь право, не благодарят. Это тоже... гордость. С положенным восхищением дождалась конца импровизированного 'вечера' (позже выяснилось, что багряные все важные дела решают именно утром), заодно поспособствовав оправданию Арньеса за провал и непочтительные отзывы в адрес старейшины, и только потом, поднявшись наверх, притянула Лика в объятия и тихо упоенно рассмеялась. Легко быть безумной.

Другие девушки нанизывают ожерелья из бусин и жемчуга. А я, кажется, из неприятностей и мэйнов. Кстати, что он там говорил об обязанностях? Надо будет уточнить. В конце концов, может, его пояснения помогут мне разобраться в сути совершенного надо мной ритуала? Я про 'братание'.

Я уезжаю навсегда, и вообще все всегда уезжают навсегда. Вернуться невозможно — вместо нас всегда возвращается кто-то другой...

Андэ Пу, Макс Фрай

— Желания, желания. Желай одного, делай другое, и посмотри, что из этого получится. Тогда ты в любом случае не проиграешь.

'Девять Принцев Амбера', Р.Желязны

Глава 13.

Отоспаться опять не случилось, словно неведомый некто решил облагородить мою и без того не слишком-то безмятежную жизнь парочкой крайне несвоевременных, но упорно соблюдаемых традиций. Через три часа снова довольно вежливо (ну, по крайней мере, без воплей, поджогов и обливаний, чем в худшие свои дни славился обычно невозмутимый Яшма) разбудили и попросили спуститься. Опять же, и это служит смягчающим обстоятельством, на этот раз предлог был вполне понятен и даже приятен в чем-то. Кайлисс, проникшийся необъяснимой привязанностью к моей скромной персоне после недавних дебатов в защиту Арньеса, хотел объяснить мне значение своего решения, а также просто пообщаться с новым членом рода в, так сказать, приватной обстановке. Зачем ради такого дела нужно было делать перерыв в три часа, я не спрашивала. Мозг еще не работал, да и ответ вряд ли сильно прояснил для меня сложившуюся ситуацию. Обстановка в зале теперь радовала и взгляд и душу, ничем не напоминая неофициально-официальный прием при дворе, как было недавно. Ребята подобрались разные и интересные на свой, особый, манер. Теперь мне удалось рассмотреть их поближе. Были мэйны, орки, два тролля, смешно горбившихся в низковатом для них зале, люди, недовольный чем-то вампир [классический немертвый], насупившаяся горгулья, низший полудемон, даже кто-то вроде назгула [я потом долго не могла сдержать хохот, так забавно выглядел пламенеющий костер волос под черным плащом бессмертного духа]. Их объединяло лишь одно — рыжина в волосах, либо отдельные пряди огненных оттенков. Багряные, одним словом. Впрочем, кто в наше время без странностей? А еще с ними было очень просто, и как-то по-домашнему. Давно я не испытывала такого чувства. Со дня отъезда из Храма — точно. За разговором мы не заметили, как пролетело время, и наступили сумерки.

Остаток вечера пролетел в мгновение ока. Никогда не предполагала, что это такое уж сложное дело — познакомиться со всей Семьей. Впрочем, во-первых, опыта подобных вечеринок в моей жизни до того кот наплакал, а во-вторых, Багряные, как оказалось, все — родственники. Даже если это родство в сто сорок шестом колене и приравнивается к воде на киселе. Кстати, уже упомянутый назгул по новой иерархии как раз пришелся мне четвероюродным дядей... До того моей единственной семьей был Храм, но сейчас, прислушиваясь к сдержанным приветствиям неожиданно образовавшихся родичей, я с трудом сдерживала... нет, не слезы. Просто казалось, что моя душа стала шире, и в ней, в какой-то неведомой ее части, открылась ячейка для каждого из них.

Завораживало еще и то, что даже в своей неприязни, а уж тем более в проявлении симпатии, они были искренни. Арньес объяснил, что эмоции позволено проявлять лишь внутри семьи. Это многое объясняло. Многое — но не все.

Оказалось, мой новый ранг примерно равен рангу второго наследника старейшины рода, обычно исполняющего роли дипломатического и торгового содержания. Впрочем, если состоится официальное принятие в клан, ранг будет выше — мне принадлежит честь спасения единственного сына самого молодого старейшины рода. Прежде чем принимать официальное родство, Кайлисс настоятельно посоветовал мне ознакомиться со сводом законов рода. Книжица была редкостно небольшой. Ее содержание я поклялась держать в тайне, так что не упомяну и сейчас. Но... их философия оказалась на редкость проста и притягательна. В чем-то. Хотя до того я никогда не пыталась примерить на себе уложения и правила в чем-то откровенно преступного клана...

— Почему — я? — спросила я старейшину в приватной беседе.

Седовласый мэйн заговорщически ухмыльнулся, и ответил:

— Потому что ты пришел. А мы ждали тебя, — и опустил веки, давая этим знак, что разговор закончен.

Я вздохнула, но послушно отошла, размышляя о том, что авторитет — это страшная сила.

Иерархически клан также был организован несложно. Тринадцать старейшин, тринадцать линий рода, из которых раз в дюжину лет избирается новый Дъери (военный вождь и верховный судья). Предназначения клана распределялись среди родов, в пределах которых существовали свои градации и свои мастера. Багряные специализировались на наемных убийствах. Но, кроме того, среди них встречались великолепные торговцы, телохранители, охранники, следователи. Даже лекари и дипломаты. Меня поразила одна деталь — оказывается, всех мэйнов учат пыткам, причем, вполне профессионально. А вот профессионально лечить умеют лишь избранные. Догадайтесь, какой клан лидирует в этом искусстве?

Кстати, любопытная деталь — Доран не имел отношения к клану, как я и подозревала. Просто в тот момент он был нанимателем рода. Срок найма истекал через три дня и шестнадцать часов — об этом мне тоже сообщил Арньес. Мой новоявленный телохранитель от молчаливого облика слуги все больше переходил к роли незаменимого секретаря и неоценимого источника информации... Если так пойдет и дальше, я совсем расслаблюсь. Шучу. Меня все больше мучила мысль о странности собственных реакций — с чего бы я так сразу посчитала его за друга?..

Мы просидели почти до утра, прежде чем разбрелись по покоям. Так что на сон осталось крайне мало времени. Мне все еще нужна была информация, а значит, требовалось пошевелиться. С крайне несчастным видом выбравшись из-под теплого одеяла, я влезла в штаны, завязала сапоги, натянула рубаху, потрепав по холке сладко дрыхнувшего на моей постели Лика (счастливец!), и выползла во двор, тренироваться. Вчерашняя демонстрация произвела неизгладимое впечатление, а мне не хотелось отставать от прочих своих соклановцев. Да и в Храме мы вечно просыпались с петухами на тренировку, чтоб потом отоспаться.

В наставники мне вызвался тот же Арньес. Странно, наверное, но я была рада. Эти долги жизни у меня скоро в зубах завязнут, так что неплохо сменить уровень общения. И к тому же, как моему телохранителю, ему выгодно проследить за моей подготовкой и общим физическим состоянием. Уж этот-то жалеть меня не станет! Ужас какой...

Первая же фехтовальная тренировка выявила все недостатки обучения. Впрочем, Яшма мог бы мной гордиться — в попытках отразить сумасшедший шквал выпадов я сумела как-то проскользнуть к учителю совсем близко, и существенно приложила кулаком под ребра. Правда, после того отнюдь не образно летела быстро и недалеко — до ближайшей стены. Почему так? Хм... Уровень не тот. Как фехтовальщик я интуитивно натаскана неплохо, но, при средних балах по общей подготовке, не могу сравниться с настоящим профессионалом, не применяя магию. А Арньес был профи, в этом сомнения у меня не осталось. Может, Яшма или Ликои и могли бы справиться с ним в индивидуальном поединке без магии, но это стоило бы любому из них значительных усилий.

— Нет, так не годиться... — наконец остановился Багряный, устало потирая лоб. — Я не могу понять, чему тебя учили, а чему еще нет. Так что давай-ка начнем сначала.

Сначала? Я кивнула, обрадовавшись. Наивная! Но кто же знал, что под 'с начала' он подразумевает полное обучение, которое проходят дети Багряных?! Учить их начинают с трех лет, так что мне предстояло еще много радостей. О которых, на тот момент, я не имела ни малейшего представления...

Обучение началось тут же. Арньес с серьезным видом забрал у меня мечи, отнес к высокой колоде, на которой я безалаберно кинула остальные свои вещи. Потом вернулся и положил на землю шнур с мой безымянный палец шириной.

— Пройди по нему.

Я удивленно моргнула, но спокойно выполнила требование. Никогда не жаловалась на чувство равновесия.

Мэйн удовлетворенно кивнул. Короткий жест — и уже двое Багряных держали шнур на высоте колена от земли, присев на корточки. Их лица были серьезны и строги, только в глазах вспыхивали подозрительные искорки. К их чести, одними искорками все и ограничивалось.

Это задание тоже не заставило меня тревожиться. Да и следующее — когда нить натянули на вытянутых руках над головой, попросив меня запрыгнуть на шнур с земли и пройтись по нему сначала нормально, а потом — вверх ногами, на руках, — оказалось не сложным. Арньес удовлетворенно усмехнулся. И... поменял шнурок. Сначала это был шелковый пояс, скользкий, как намасленный мрамор. Потом — тонкая, едва видимая глазу нить. Потом — веревка, сплетенная из конского волоса. На этом этапе он кратко преподал мне искусство равновесия, потому что пройти по ниточке просто так не удалось. Секрет оказался в распределении веса по всей плоскости нити, но далось мне это искусство ценой многочисленных падений. К тому времени я уже измазалась в пыли и соломе, как какой-нибудь неаккуратный крот, по недосмотру пробравшийся на трактирный двор, а вокруг собрался народ, упорно делая вид, что занят срочными делами. Прислушиваясь к подавляемому хихиканью, я наконец-то сообразила, что не так.

Поймав мой возмущенный взгляд, Арньес лениво хмыкнул, но до объяснений снизошел, с полу-взгляда оценив яркость трепетавшего в моей ладони огненного шарика:

— Ты только что прошел программу обучения первых двух курсов. Конечно, им немного смешно... Но, кстати, неплохо для первого раза.

Чувствуя, как вытягивается лицо от такого откровения, я подумала немного, стиснула зубы, рассеяла энергетический контур файербола, и направилась преодолевать следующее препятствие. Физические упражнения как ничто другое подходят для избавления от избытка негатива.

Не буду вдаваться в подробности, несколько нелестные для моей гордости, но к ночи я уже могла похвастаться взрослением экстерном до 15-тилетия, двенадцатый курс соответственно [дроу живут долго, и 15 лет для них — это отнюдь не то же самое, что людские пятнадцать]. Этот подвиг дался ценой пары сотен синяков, вывернутым локтем и двухчасовым представлением для окружающих на вольную тему, но результат того стоил. По крайней мере, в глазах Багряных теперь проскальзывало еще что-то кроме теплой насмешки. Может быть, уважение? Ой, вряд ли... Зато я на своей шкуре убедилась — снисходительность бесит!

Оценив мое состояние, мой новоявленный учитель прервал тренировку. Кое-как собравшись, я встала на ноги. Мышцы напомнили о себе с третьего шага. После восьмого они объявили войну организму, отзываясь букетом невероятных ощущений на малейший вздох. Так что до желанной ванны я добралась на одной гордости. Там, впрочем, стало полегче. Особенно после того, как Арньес влил в воду какую-то мутную жидкость, отозвавшуюся сначала волной жара по всему телу, а потом вызвавшую легкое онемение. Уже погружаясь в сон, я вспомнила, что так и не нашла нужную информацию, и попыталась вылезти из воды. Теплые руки опустились на плечи.

— Но мне нужно...

— Куда?

— Узнать... новости... информацию...

— Какую? — голос казался знакомым, пальцы разминали плечи.

Я медленно через силу, открыла глаза. Багряный улыбался мне легко и немного насмешливо, только в ярких глазах пряталась волчья тоска и тихая смутная печаль. Пальцы массировали виски, убирая давящую усталость. Сияющее колдовским светом лицо парило надо мной, словно маленькая луна. Свет преломлялся в огненном озере волос, дробясь на бесчисленные осколочки-блики, пробирался в спокойные, как лесные озера, бездны глаз. Поверить или снова спрятаться за ставшую уже почти родной маску безразличия?.. Одно грозит болью, второе — одиночеством и тишиной, а значит, болью еще большей, но далекой от тела. У Арньеса были самые красивые глаза на свете, такие, что можно было потеряться в них навсегда... Еще мне слишком хотелось спать.

— Принц. Про старшего принца и причины назревающей войны с Темной Империей... — прошептала я одними губами.

Мэйн усмехнулся снова. Я не увидела, даже не услышала — просто коснулся лица теплый воздух выдоха, а потом губы по очереди, очень медленно, скорее очертили, чем поцеловали веки.

— Хорошо, — одним голосом улыбнулся невидимый сейчас Арньес.

Я не ответила. Я спала. Спокойно, как в детстве.

Потому что он был рядом?

Сон начался в тишине. Снилось, будто я шла по Великому Лесу, и вековые сосны возвышались надо мной, радостные, неизмеримые; серебристые ивы шелестели листвой, выглядывая из-за темных прямых стволов. Клены раскинули золотисто-багряные кроны над головой, перемежая темную зелень хвои, а величавые дубы шутливо роняли огромные желуди под ноги. Где-то пел ручеек, вдумчиво, звонко. В невидимых сейчас вершинах крон щебетали птицы, проносящиеся высоко облака бросали причудливые тени на золотистые травы, разбавленные розовыми венчиками и васильками. Сотни бабочек то взмывали в воздух, то опускались на траву на небольших освещенных полянках, и их пыльца в воздухе складывались в причудливые узоры. Откуда-то я знала, куда идти, да и тропинка была кстати. Трава сама расступалась, открывая невидимую взгляду тропку, а за спиной не оставалось следов.

Мой путь привел к широкому спокойному озеру. По поверхности плыли лебеди, а вдали, на небольшом островке, трепетали флаги аккуратного, словно кукольного, замка, сложенного из белых мраморных блоков с вкраплениями алебастра. У берега ждала лодка с шелковым парусом. В зеленой мерцающей ткани запутались лучики почему-то лунного света, и нетерпеливо дрожали, готовые нести вперед. Я ступила на золотистую древесину. Вода вспенилась вдоль бортов — и вот уже открылся берег островка с замком. Оглушающе пахли огромные чайные розы, длинные узкие рукава тумана превращали прибрежную полосу в ожившую сказку. Вдруг подул легкий бриз, разгоняя сверкающий туман и открыв взгляду слабо мерцающую тропку к воротам замка. Я огляделась, понюхала розовый бутон, любезно склонившийся к самому лицу, и пошла вперед. Ворота оказались не заперты. Во дворе никого не было, но гостеприимно распахнутые двери указали путь. В главном зале искрящиеся от мельчайшей пыли лучи света сквозь высокие узкие полки причудливым кружевом падали на шахматные плиты пола. Зеркало на стене — огромное, от потолка до пола, — отразило меня такой, как я привыкла себя воспринимать до всей этой кутерьмы. Высокая симпатичная девчонка с тонкими чертами лица и немного чересчур упрямо очерченным подбородком, впрочем, не выглядевшим особенно тяжелым. Курносый нос, на счет формы которого я никогда не комплексовала, губы и не тонкие, и не полные, чуть прищуренные по привычке глаза переменчивого оттенка то синего неба, то морских глубин, немного вытянутые к вискам, как у кошки, и длинные светлые, почти платиновые волосы, в беспорядке спадающие чуть не до колен. Подобающую аристократическую бледность давно съел загар, впрочем, сдавший недавно свои позиции вампирам. Кружевное белое платье легко вилось от малейшего ветерка, облегая талию и грудь, легко разлетаясь на бедрах от каждого шага, неведомый мастер так расчесал волосы, что казалось, будто шелк вился по плечам, переливчатый, послушный, нежный, сияющий внутренним светом. Едва заметный макияж в несколько касаний. Странно. Я редко обращала внимание на свой внешний вид, а сейчас меня зачаровывало отражение, огоньки бриллиантов в волосах... Не столько красота — уверенность, необъяснимая насмешка в потемневших глазах, в уголках изогнутых в прихотливой улыбке губ — от существа в зеркале было сложно отвести взгляд.

'Это не могу быть я' — с этой мыслью я отвела от стекла взгляд. Легкая невесомая музыка разносилась далеко от танцевальных залов, достигая моего слуха даже в этом величавом безмолвии. У меня не было приглашения, но, едва подумав об этом, я тут же нашла его на столике слоновой кости. Белая бумага с перламутровым тиснением, неуловимый аромат каких-то экзотических цветов, изощренная каллиграфия, завораживающий почерк, свидетельствующий о жизнелюбии, силе воли и некотором лицемерии писца. Стандартные фразы и — мое имя. Только вместо подписи печать — синий оттиск волка на черном воске.

В тот же миг, как я прочла последние строчки, вспыхнули канделябры в одном из широких коридоров, уводивших от мраморной лестницы вверх и вглубь дома. Чуть помедлив, я пошла по световой дорожке. Пустые залы, в которых затухало эхо неведомых голосов, и не раздавалось ни звука моих шагов, причудливые полотна на стенах, смутно знакомые, словно бы оживающие под взглядом, странное ощущение узнавания, словно я уже видела частицы этого интерьера, всего замка, сопровождали меня на всей протяженности пути. Наконец лазоревая дорожка привела к высоким вратам, изукрашенным черненым серебром. Язык не поворачивался назвать их дверьми. Величественно-строгие створки будто охраняли два ангела с пылающими мечами.

При моем приближении створки привычно беззвучно распахнулись сами собой.

В зале было немноголюдно. Несколько мужчин разного возраста за длинным столом и девушка в черном кринолине составляли весь круг гостей. Не было даже слуг. Приборы сами собой подлетали или сменялись, когда в них возникала нужда. В высоких вазах благоухали идеально подобранные букеты цветов, сияли хрустальные плафоны люстр. Семь дверных проемов по сторонам зала, в том числе тот, через который я вошла. Я уже была здесь?

Мой приход вдруг ознаменовался пением фанфар. Светская беседа прервалась. Мужчины поднялись одним слитным движением, легко и изящно. Взгляд скользнул по невероятным в своей гармоничности лицам, молодым и старым, красивым и ужасающим, но чем-то неуловимо похожим, пока не был пойман чужим, смутно знакомым.

— Вы? — черноволосый мужчина, лет тридцати на вид, одетый небрежно и строго, казался искренне изумленным моим скоропалительным визитом.

— Меня пригласили, — сама не зная зачем, объявила я.

И шагнула ближе к столу.

— Миледи? — шепнул мягкий приятный голос сзади.

Я обернулась.

Ослепительный блондин в ярко-белом одеянии галантно припал к моей затянутой в перчатку руке. Аквамариновый взгляд обжег прохладным огнем, и скрылся под густым золотом ресниц. Откуда он возник?! Впрочем, это ведь сон, просто сон. Это я прекрасно сознавала. И, может быть, потому чувствовала себя свободней.

— Позвольте представиться и проводить Вас к столу? Принц Блейр, и к Вашим услугам, миледи Вириэль...

— Мы знакомы? — вскинула я голову изумленно.

Но блондин лишь усмехнулся, легко, светло, лишь чуточку укоризненно, и невесомо мягко потянул меня к столу. От его пальцев по телу расползалось тепло. Покой. Казалось, ничего не может быть плохого, пока он рядом. Обманчивое чувство.

Мы сели за стол. Помню момент, как вкладываю свои пальцы в его ладонь, а потом, как в стоп-кадре, уже опускаюсь в кресло. Как это случилось?..

Брюнет и, по всей видимости, хозяин этого импровизированного шабаша хмуро смотрел поверх моей головы, явно не желая встречаться со мной взглядом. Синхронно моим мыслям о шабаше он явственно поморщился, сдерживая ярость, и утверждая меня в некоторых догадках. Принц Блейр любезно подкладывал деликатесы на тарелку передо мной, и говорил, говорил, пока слова не потеряли всякий смысл, сменившись потоком живого тепла, успокоительного, утешающего, растворяющего в себе все... Вот только где бывает бесплатный сыр?

— Достаточно, — уронила я негромко, усилием воли вынырнув из тенет света.

Невероятная затягивающая ляпис-лазурь аквамариново вспыхнула от жара невидимых ныне звезд, манящая, безбрежная, неизведанная.

— Почему? — почти растеряно переспросил принц.

— Это не правда, — отозвалась я, не особо задумываясь над полнотой ответа.

Было в этих эмоциях что-то неправильное, что-то чуждое, противоестественное... Что-то ненастоящее. Впрочем, может быть, только может быть, мне просто так казалось. В глазах строгого и отрешенно-раздраженного до сей поры брюнета мелькнула тень интереса? Почудилось, наверное. Он вызывал во мне устойчиво-амбивалентные чувства.

— Что есть правда в этом мире? — серебристыми колокольчиками прозвенел смех принца.

— Достаточно, — брюнет был снова мрачен.

Блейр обжег его из-под ресниц бешено-ласковым взглядом, каким-то демонстративно личным, почти интимным, как бывает у старых друзей, врагов и иногда любовников, но с послушным видом изобразил крайнюю заинтересованность вином в своем бокале.

— Как будет угодно моему лорду, — промурлыкал он так, будто имел в виду что-то совсем иное.

— Потанцуем? — возникая за моей спиной, поинтересовался брюнет, пренебрегая правилами приличия, и не оставив времени разобраться.

Я только кивнула, уловив в темных глазах какой-то смутный намек. Поднялась, принимая руку. Та была в перчатке — но под пальцами ощущалось лишь тепло кожи. Кажется, удивление сдержать не удалость, потому что брюнет вдруг тихо и хрипловато расхохотался низким вибрирующим смехом, отдававшимся глубоко в груди. Не знаю, почему, но этот гортанный, чуть зловещий смех казался более искренним, чем недавнее воплощенное чудо принца.

— Заинтригована?.. — я так замечталась, что едва не пропустила вопрос.

Искрящиеся глаза прищурились как-то очень знакомо...

— Что?.. — смущаясь невольно затрепетавшим ресницам, выдохнула я растеряно. Потом улыбнулась. — Немного. Ведь это ты — тот волк?..

Легкие звуки вальса ненавязчиво задавали ритм нашего кружения по светлому мрамору, среди зеркал, цветов, перекрестий взглядов.

— Соображаешь, Сильвери... — наконец принял какое-то решение брюнет.

У него был вид человека, рожденного властвовать.

— Ну, хоть не Блэки... — не сдержала я тихого ворчания, до того изумленная непривычным именем, что даже возразить забыла.

Волк зловеще на меня покосился.

— А ты не боишься? — я не успела даже задуматься над его вопросом, как он встряхнул роскошными темно-каштановыми волосами, одним этим естественным или отрепетированным до автоматизма жестом ставя точку: — Ладно, не важно. Мне хочется так тебя называть — Силь, Сильвери.

— Сказал бы, как называть тебя... — возмущенно бросила я, тоже встряхнув головой.

Видимо, за компанию. Как с зевотой.

Удивительно, но мне понравилось, как он произнес это 'Силь'.

— Джулиэн, — легкая улыбка скользнула по губам собеседника. — Джулиэн Кристан Альдериан, можно просто Волк... — представился он и очень формально поцеловал мне руку. — Не думал, что ты придешь так быстро.

— Приду? — я окончательно переставала понимать, о чем речь.

— Сюда, к нам... — пояснил он мягко. — Мы встретимся позже снова. — Странно, но его раздражение прошло, теперь Волк казался почти счастливым. — Пойдем, моя леди, я представлю тебя нашим гостям.

— Твоя леди? — я ничего не понимала и начинала злиться.

— Ты откажешь мне в этой чести сегодня? — трагически распахнул глаза этот ненормальный лицедей, явно не собираясь утруждать себя объяснениями.

Заставить его? Не стоило и стараться. Пока не стоило. Это была игра. Просто игра. Но игра достойная. Да и... Ну, право, что я теряю, согласившись в собственном сне исполнить роль хозяйки?..

— Только сегодня, — сказала я, снова приняв руку Волка. И его игру.

Джулиэн улыбнулся так, что внутри вдруг стало светло и тепло, словно после самого легкого шампанского в мире, искрящаяся легкость переполнила все тело... А он лишь опустил ресницы, скрывая взгляд, и повел меня назад, к столу.

...Кроме уже знакомых мне Блейра и Джулиэна, за столом присутствовали: Вивиан Морган, леди незнакомого мне Замка Теней, Эдриан Мак-Киннон, библиотекарь из Шеола, Юсуф иль Халин, юноша из каких-то неопределенных южных стран, отрекомендовавшийся как 'торговец в некотором роде'; рыжеволосый и зеленоглазый северянин Александр, Властитель неведомых мне Пределов и пожилой, но величавый князь Арманд, загадочный Хранитель.

Они были странные. Захватывающе, невероятно, небывало иные.... Все — от обменивающихся затаенно-гневными взглядами Блейра и Джулиэна и до шутливо перекидывающихся шпильками Александра и князя Арманда. Какая-то мысль крутилась в сознании, но я никак не могла додумать ее до конца. Что-то было не так... Что-то очень знакомое.... Впрочем, мои метания никак не отражались на моем лице. Учителя не зря тренировали нашу выдержку и развивали умение владеть собой. Завязавшуюся было светскую беседу прервал тревожный звук колокола. Все светское общество неожиданно слитно замерло. Взгляды обратились ко мне с почти противоестественным интересом. По крайней мере, его истоки так и остались мне непонятны. Звук вдруг пронзил легкий флер окутавшего меня тумана, и я вспомнила, что давно уже должна была уйти.

— Зовут, — почему-то виновато пожала плечами я, прислушиваясь к отдаленному настойчивому зову Арньеса.

Теперь источник этого тревожного звука не вызывал сомнений.

Джулиэн вдруг оказался рядом, легко кивнул, улыбаясь одними глазами.

— Тебе пора, — лениво подтвердил он.

И вдруг гравитация перестала давить на меня. Налетевший легкий ветерок закружился вокруг маленьким смерчем, готовый нести меня прочь.

Я огляделась. Наверное, мне показалось, но лица Вивиан и Блейра исказились. Его — от еле скрываемой злости, ее — от легкого раздражения, сдобренного изрядной долей скуки.

— Не покидайте нас навсегда, Вириэль, — своим глубоким мелодичным голосом потребовала леди Замка Теней, скрасив некоторую бескомпромиссность своих слов искренним огорчением.

— Приходите к нам снова, — любезно пригласили Их Высочество Блейр.

— Я провожу, — сказал Волк, не слушая никого больше, и поймал мою руку.

Я поднялась. Быстро раскланялась — весь вид хозяина дома являл воплощенное нетерпение. Едва дождавшись окончания прощального ритуала, он вывел меня из зала, придерживая под локоть. Пальцы с каждой секундой впивались все сильнее. Интересно, синяки останутся? В итоге к озеру мы почти бежали, причем часть этого расстояния Волк тащил меня за собой.

— Не забывай класть ловца снов под подушку, — сказал Джулиэн на берегу, впихнув мне в руку белый платок и, почему-то, атласные перчатки. — Поняла, Силь?

— Почему? — начиная заводиться, взвилась я, устав от постоянных тайн.

Платок я, не глядя, убрала в карман, а перчатки, кажется, упали в траву. Волк досадливо поморщился, но никак не прокомментировал мою небрежность.

Горячие губы коснулись моего лба, в темных глазах на миг сверкнуло неприкрытое отчаяние.

— Пожалуйста, послушай меня... — шепнул он одними губами.

И... толкнул прямо в воду, в мерцающее марево взвившихся брызг, влажных стеблей лилий, мокрого льна простыней и... реальности.

Мэйн скользил по улочке невесомой тенью. Весь в черном, от рубашки со шнуровкой до высоких сапог, в черной полумаске, с заплетенными в косу светлыми волосами с парой рыжих прядок, он все равно не казался опасным. Его шатало. От стены к стене. Внешнего вида было достаточно, чтобы местные жители, пусть с руганью, но освобождали путь. Доран очень надеялся, что дойдет.

Странное чувство не покидало его, не смотря на все глубже пробирающуюся усталость, заглушавшую даже боль. Будто он наконец-то оказался свободен. И теперь, хотя тело мучительно ныло на каждом шагу, что-то внутри него ликовало обретенной свободе. Еще совсем недавно такой редкостью была сама возможность думать самому. У него уже не хватало силы на страх, боль или ярость, даже месть казалась чем-то чужим и лишним. Оставалась только смертельная усталость и ожидание неминуемой смерти. А потом появился этот неправильный рыцарь. Доран и сам не мог понять, что в том паладине Храма такого неправильного, но один взгляд аквамариновых глаз что-то сдвинул внутри. И чужое присутствие стало явным.

Смешно... По губам путника скользнула горькая улыбка. Едва почувствовав привкус свободы, он сразу же вспомнил, сколько всего еще хотел бы получить. Желания навалились неконтролируемой лавиной, и ненадолго он отдался их жару. И проиграл. Мора явилась к нему тем же вечером.

Его снова повело. Пытаясь найти опору, он взмахнул рукой. Совсем близко оказались серые и какие-то обжигающие серебристые глаза черноволосой девчонки. Глаза не соответствовали образу бедной нищенки, подсказал привычно разум. Да и... под черным явно скрывался другой цвет. Потом под ребрами стало как-то горячо. Что-то кольнуло сердце. Он понял, что это, даже раньше, чем пришла боль. Губы шевельнулись, беззвучно, но этого и не требовалось. Родовое проклятие — такая странная вещь...Мерцающие зрачки почему-то таких родных глаз его убийцы отодвигались все дальше и дальше, словно его уносило в неведомый темный колодец. И, наконец, погасли. Пришла тьма.

— Кто такой волк? — встревожено спросил Арньес, стоя на кровати на коленях рядом со мной с полотенцем в руках.

Ведерко, след недавнего преступления, валялось рядом на полу. Недавнего преступления?

Я медленно опустила взгляд, разжала кулак. В ладони застыл серебристый медальон с символом синего волка, и длинный черный волос, насквозь мокрые, как и я сама. С носа неприятно и многозначительно капало. Я чихнула, потерла неожиданно заслезившиеся глаза, и неохотно пробормотала:

— Зверь такой... — вспомнив про вопрос Арньеса. — А что случилось? — злиться на него было глупо.

От медальона и пряди волос не осталось и следа. Они рассеялись у меня на глазах. Впрочем, не могу сказать, что я не ждала чего-то подобного. На обычно бравого мэйна было страшно смотреть, такой он был не выспавшийся и бледный.

— Ты больше суток не приходила в себя, — уведомил меня он, подозрительно шмыгнув носом.

Пока я решала, у кого из нас все же насморк, у меня или у него, Багряный натянул мне на голову полотенце, несколько раз потер волосы, вдруг судорожно уткнулся лбом в плечо... и разрыдался.

В тот же миг из-за полуоткрытых ставень окна прилетел отчаянный женский крик:

— Убииииииили!

Сноски:

1. Блейр (пер. с англ.) — в одном из значений ослепительная вспышка, яркий свет, цветистость, чрезмерная пышность.

"— Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?

— А куда ты хочешь попасть? — ответил Кот.

— Мне все равно... — сказала Алиса.

— Тогда все равно, куда и идти, — заметил Кот.

— ...только бы попасть куда-нибудь, — пояснила Алиса.

— Куда-нибудь ты обязательно попадешь, — сказал Кот. — Нужно только достаточно долго идти".

Л.Кэррол, 'Алиса в стране чудес'

Глава 14.

Плачущие из-за меня мэйны до того мне не встречались. А уж плачущие из-за моей скромной персоны боевики не встречались вовсе. Крики на улице в тот момент не имели никакого значения. Хотя, должна признаться, инстинкт все же заставил временно выпутаться из цепких объятий и выглянуть в окошко. За трактирной оградой толпился народ, влево вприпрыжку бежала черноволосая девушка, странно похожая на Вивиан из моего сна. Впрочем, судя по всему, трупу помощь уже не требовалась. От смутно просматривавшегося сквозь редкую зелень тела тянулся тонкий дымок темной магии. Я отодвинулась от окна, прикрыла створку, заглушая нараставший гомон и звонкую перекличку стражи, и вновь уселась на постель, вернее, упала на ее край, так у меня заплетались ноги. Моя проблема, в данный момент отчаянно рыдавшая сначала на простынях, потом снова у меня на плече, казалась мне куда серьезнее. Что делать в сложившейся ситуации, я упорно не знала, так что с тихим вздохом просто обняла его и уткнулась носом в роскошные немного вьющиеся от влаги завитки на затылке, временно отложив на потом любопытство. Иногда быть инкогнито имеет свои плюсы. Рука сама собой заскользила по волосам, спине Багряного. Странно, но сие несложное действо помогло. Мэйн еще немного повздыхал, и успокоился, обнял чуть мягче. Ну, по крайней мере, его хватка больше не грозила раскрошить мне ребра в труху.

— Ты трое суток в себя не приходила... не приходил... — при всем желании оговорку сложно было не заметить.

Внутри что-то оборвалось. Я не помнила, как выдохнула:

— Ты... знаешь? — заглядывая в потемневшие сейчас аметистовые глаза.

Результат поражал. Несколько мгновений тишины, мягкий теплый взгляд — и ни следа недавних слез! Завидно...

— Нет, — легко и спокойно, каким-то очень обыденным тоном уверенно качнул головой мой телохранитель.

— И давно ты не знаешь?.. — наверное, нужно было бы злиться, или 'предупреждать взглядом', или просто нервничать, не глядя в глаза, но после этих его слез... как-то все это не получалось.

— Дня три, — сказал Арньес спокойно, хотя мы познакомились лишь два дня назад. Впрочем, я же спала, так что для него вполне могло пройти гораздо больше. — Я видел тебя лет двенадцать назад в столице, — развеял мои сомнения он.

Меня? В столице Светлой Империи? Двенадцать лет назад?! Не думаю, что все дело в его подведшей памяти — профессиональные убийцы не ошибаются в таких мелочах. Но... меня начинало угнетать мое неведомое прошлое. Чего такого уж страшного могло случиться в тот момент моей жизни? Никаких идей. Впрочем, если Багряный что-то видел, ведь сможет и рассказать? Кроме отрывистых кусочков, больше похожих на кошмары, я помнила только ворота храма, и все, начиная с того. Но ведь было, обязательно же было хоть что-то! Нужно обязательно узнать или вспомнить. Вместо этого я, наконец-то, вспомнила про сигареты. Совместные перекуры, как ничто другое, объединяют. Оставалось узнать, подвержен ли этому пороку мой спутник.

Арньес курил, и еще как. По крайней мере, глаза у него при виде пачки сигарет (несложная магия, а как стильно, в отличие от набивших оскомину портсигаров) вспыхнули, как у голодного дракона при виде стада коров. К таким чувствам я просто не могла остаться безучастной. Так что некоторое время мы смолили с ним на пару, высунувшись из окна, и обмениваясь короткими комментариями. Судя по заинтригованным взглядам прохожих, та еще картинка получалась. Я машинально глянула вниз... Ну конечно же. Частичное неглиже вовсе не просматривалось через хорошие, но, все же, довольно темные, стекла (форточка здесь была только сверху), любезно демонстрируя всем желающим и не очень интригующие тени в стиле 'ню'. Над моим левым плечом маняще мигал красный фонарик, съехавший с веревки дома напротив; а распущенные по небрежности локоны свешивались рыжевато-золотистым дождем едва ли не до земли, словно причудливая занавесь, изыскано оттененные буйно разросшимся плющом. В соседний дом мирских радостей постепенно начинала выстраиваться очередь. Недавняя толпа постепенно рассосалась, и улица за трактиром радовала безопасностью и покоем. Стража наверняка нагнала шпионов, а в городских бандах глупцы не выживали. Так что еще несколько дней, пока не снимут последний пост, близлежащий район будет почти идеальным в плане отсутствия преступности.

— Нужно взять с хозяина налог на прибыль, — мудро изрекла я, с некоторым трудом отвлекаясь от теологических рассуждений.

Багряный подавился дымом от неожиданности, и тихо, как-то вовсе несолидно расфыркался-расхохотался. Несолидно для убийцы, но, знаете, мне нравилось. Да и ничто не мешало в любой момент вернуться к рабочему режиму, если честно.

— Может, сразу спустимся вниз? Выйдет фурор...

— А ты меня отпустишь? — спросила я игриво и осеклась.

Арньес задумчиво изучил мой профиль, обнял за плечи и втянул обратно в комнату с тихим, чуть ироничным:

— Если это зависит от меня, знаешь же, что нет.

Мне показалось или за окном пошел дождик сердечками?! Или это у меня таким интригующим образом искры из глаз посыпались?.. Чтобы отвлечься от смущающих мыслей, я поспешно отвернулась от окна и уселась на край постели. Потом глубокомысленно скрестила ноги в лодыжках, и поинтересовалась:

— Кстати, что ты запланировал для меня дальше?.. — и, прежде чем многозначительные искорки в глазах Арньеса смогли проявить себя еще как-то (увы, но с Тириэлом в ЭТОМ он конкурировать бы точно не мог), пояснила: — Я об обучении, коему мы предавались весь день.

— Общая выносливость хорошая, но ты не любишь сражаться левой рукой и иногда припадаешь на левую ногу. Может быть, травма. Магию кастуешь большей частью с рук или голосом, что тоже не повышает наши общие шансы при поединке с магистрами, но предпочитаешь редкие заклятия, преподносящие массу неожиданностей. Да и стихийную магию интуитивно чувствуешь, что не может не радовать. Твои учителя мастерски натренировали тебя объединять магическую атаку с физическим нападением, но левую руку хорошо бы еще разработать. Да и фехтуешь как истинный рыцарь, это не всегда плюс... — мгновенно вывалил исчерпывающую информацию на мою бедную головушку строгий учитель.

Хмыкнул и добавил:

— Впрочем, лучше, чем я смел надеяться. Будем исправлять по ходу.

— А? — я не верила своим ушам, на миг даже перестав мучительно краснеть.

Кроме всего остального, Темных паладинов еще ни разу так куртуазно не обвиняли в излишнем рыцарстве. Мне не было стыдно за своих мастеров — они вложили в меня достаточно, чтобы я продержалась против тех же Багряных какое-то время, и, может быть, выиграла. Только моя вина, что я не до конца воспользовалась их уроками. Но вот такой резкий переход от разбора полетов к похвале... мягко говоря, настораживал.

— В общем, тебя бы взяли в Высокую Стражу, — резюмировал рыжеволосый, с подозрительно мирным видом накручивая кончик косы на палец.

Получалось завораживающе. Так, что это он скрывает?

— Опозорился? — подозрительно приподняла я бровь, в порыве чувств совершенно позабыв спросить его про эту 'Высокую Стражу'.

Мэйн ухмыльнулся, пожал плечами.

— Отец сказал бы, если б так. Старейшины крайне щепетильны в этих вопросах. Тобой же он горд.

— Он тоже? — я как-то проигнорировала это 'отец'.

Рыжий отрицательно качнул головой, снова усмехнулся, но, кажется, увидел в моем вопросе неведомые мне самой грани, потому что его ответ поставил меня в тупик:

— Я тебя просто вспомнил. Хорошая маскировка. Кстати...

— Да?

— Ты спрашивал про принца, помнишь?

— Да? — я встрепенулась и приготовилась слушать.

— Император назначил награду за любые сведения о нем. Среди кланов ходят слухи, что его отец пообещал королевскую награду любому, кто вернет ему сына. Похоже на противостояние, — безмятежно заключил Багряный, многозначительно глядя в глаза.

Мое молчание затянулось. Либо подробной информацией он не владеет, либо, и это более вероятно, ее разглашение представляется возможным. Впрочем, и в сказанном имелись кое-какие зацепки. Так вот почему под стенами Гнезда были многие, но не все кланы мэйнийской знати! Либо позиция Императора, либо ставка короля мэйнов... Любопытное, надо признать, разделение. Да и противостояние выглядит довольно условным, словно разногласия двух не привыкших отступать персон, неожиданно столкнувшихся с непониманием недавних союзников. Информации все еще крайне не хватало, но пищу для размышлений мне предоставили. Заговор. Кажется, все же заговор! Знать бы еще, кого и против кого, а также почему, где главная ставка и где проводятся собрания заговорщиков. Но это нереально. Я вздохнула.

— Арньес, мне нужно ехать, закончить пару важных дел... — начала я, пытаясь придумать, как бы тактично узнать о его намерениях, или просто любезно распрощаться, но рыжий снова решил все за меня, лукаво и всепонимающе щурясь:

— Я буду готов через час, Вир.

Я кивнула, и проводила его взглядом, изо всех сил стараясь глупо не улыбаться. Мне нравилось, как звучало в его устах мое имя. Очень нравилось. Лик обнюхал след левого ботинка мэйна и картинно закопал его лапой, а потом с веселым лаем набросился на меня. Из него получался крайне нетребовательный четвероногий друг.

— Подожди еще немного, мой хороший... — попросила, глядя в его постепенно теряющие человеческое 'я' глаза.

Не дело это — заставлять его столько времени оставаться псом. В конце концов, я придумаю, как разобраться с этим фарсом! Обязательно придумаю. Как только разберусь с императором. Я мысленно перечислила все данные самой себе обещания, и тоскливо вздохнула. Как-то их много набиралось...

Я покосилась на сосредоточено высматривавшего что-то за окном мэйна, негромко предупредила, что ненадолго, и вышла из комнаты. Коридор украшал изрядно потертый, но очень аккуратный ковер, и пара ваз с сухостоем. Подставки для факелов, выполненные в виде драконов, по замыслу создателя выпускавших пламя из пастей, напоминали больше то ли ящериц, то ли ворон, запутавшихся в чешуе, но сама идея заслуживала уважения. Ашер сосредоточено уплетал овес из ясель под восхищенным взором ярого, но немного недалекого конюха, выразившего свое восхищение длинным 'Ыыы!' в лучших традициях недавнего крестьянина. Я пригляделась, но ничего знакомого не заметила. Да и Ашер проявлял к нему благосклонность, а чутью своего скакуна я доверяла. Сытая и не менее довольная Лапа стояла в том же стойле, мечтательно положив голову моему коню на холку и томно прикрыв глаза. Идиллическая картина вызвала у меня такое умиление, что я поспешила удалиться, по возможности не привлекая внимания. Лишь бросила конюху мелкую серебрушку перед уходом.

За какой-то час на улице наступили сумерки. Магические фонари кое-где разгоняли тьму, но света явно не хватало. Где-то неподалеку привычно перекрикивались стражники, мимо с грохотом пронеслась зашторенная карета. Завернув за угол, в относительный полумрак, я прикрыла глаза. Прятаться было бессмысленно, суета привлекла бы ко мне совершено ненужное внимание, но я позволила себе привалиться затылком к нагретой солнцем стене, и плотнее закутаться в плащ. Голос Учителя был едва слышен. Даже не голос — сэру Ламиру никогда не давались полноценные телепатические беседы — скорее, набор очень ярких картин. Но образы в итоге получались достаточно четкими. Вот уезжающий на закате куда-то Шарис, вот он же, на взмыленной лошади, окровавленный, ворвавшийся в Храм на рассвете. Какие-то люди в черном в главном зале Храма, раздраженная и потому почти милая улыбка Къярена. Какие-то непонятные узоры, обрывки — все же связь работала плохо, сэр Ламир явно скрывался от кого-то. Последний образ получился особенно четким — Магистр смотрел на меня из зеркала и улыбался.

— Сударь, с вами все в порядке? — встревоженный голос стражника разорвал мою концентрацию.

Я медленно вдохнула и выдохнула. В конце концов, человек не виноват в том, что помешал мне. Намерения у него были не самыми плохими, это главное.

— Нет, благодарю, все в порядке, — я позволила плащу распахнуться, открыв мой дворянский костюм.

Стражник беззвучно завалился мне под ноги вниз лицом.

— Уже нет, — прошипел низкий, с пришепетыванием, какое бывает либо при нехватке зубов, либо при их излишней длине или количестве, голос.

Я вздрогнула, вскидывая голову, и уставилась прямо в горящие пасмурной синевой глаза. Мир сразу отдалился, будто скрытый от меня несколькими слоями невесомого и непроницаемого флера, оставив только чарующие разводы зрачков.

— Дай... дай мне испить твоей крови... — шипел голос у меня в мозгу.

Я помедлила, стягивая латную, а потом и кожаную перчатку, а потом протянула ему руку. Слишком долго было бы расстегивать ворот плаща, снимать защитное ожерелье с шеи. Мысль промелькнула в сознании — и ушла. Немертвый напротив улыбнулся, демонстрируя белоснежную мечту стоматолога, сжал мне запястье смертельно холодными пальцами, медленно потянул руку к губам. Могильный хлад коснулся кожи, дрогнули тонкие синеватые от голода ноздри в предвкушении крови, вспыхнули глаза и в их свете блеснули клыки. Каким-то чудом я сумела посмотреть вниз, на окровавленного, но еще живого стражника. И тогда с моих губ сорвалось одно только слово:

— Flamma!(1)

Уезжать вовремя — сложное искусство. За нашими спинами город оживал, слышались крики, ругань, суетилась стража, а вдали, у городской границы, к небесам взвивалось пламя и клубы дыма.

— Что это? — помолчав, спросила у Багряного я.

Арньес покосился на царапины неясного происхождения у меня на запястье, улыбнулся одними глазами. Всепрощающими глазами прирожденного убийцы.

И так и не ответил.

Спорить с ним не было ни желания, ни смысла. Да и непонятные царапины смущали. Где я умудрилась ободраться?.. И какова была вероятность того, что в городе случится нашествие немертвых за несколько часов до моего отъезда? Я вспомнила прилетевший из тьмы клинок, прикончивший моего последнего за прошлую ночь врага. Губы сами собой расползлись в легкой улыбке. Сегодня утром тот нож исчез со стола, куда я положила его перед завтраком. Повертев его в руках какое-то время, я хорошо рассмотрела насечку на рукояти. Впрочем, не сделай я того, все равно все было бы так же ясно. Из-за перевязи Арньеса, пока мы ехали рядом, на миг выглянул ровный ряд похожих друг на друга как две капли воды таких же, как тот, ночной, метательных кинжалов.

Я легонько поторопила коня. Стоило поберечь время.

Да уж, наивно было полагать, что господа принцы останутся именно там, где мы расстались. Тщетно переворошив деревню и ближайшие окрестности, мы с Арньесом и Ликом углубились в лес. Два часа пути так и не прояснили ситуацию. Не было ни малейших зацепок того, куда могли исчезнуть Кэмрон и Тириэл с отрядом. Я нервничала, слишком чисто они пропали. Перерывший лесную подложку Лик недовольно скалился, и жалобно поскуливал, умудрившись расцарапать свой чувствительный нос в процессе поисков. Излечив его, я с трудом сдерживала раздражение. Никаких следов — такое положение вещей всегда настораживало. Впрочем, ничем кроме подозрений, наши поиски не увенчались. Новый телохранитель успешно делал вид, что так и нужно, и следовал за мной с видом полнейшей невозмутимости, все больше действовавшей мне на нервы. Ну вот куда могли деться тринадцать дроу среди владений светлых? Перед тем как покинуть город, мы сделали небольшой круг почета по окрестностям и наскоро ознакомились с последними сплетнями — о захвате вражеского отряда не было ни слова. Зато вдруг послышалось нечто совсем иное... Прерывистый плач, короткий всхлип разорвали лесную безмятежность и тут же затерялись в переплетении звуков. Меня не особо волновали чужие проблемы, да и Лик оставался равнодушен, но раздражение куда-то нужно было девать. Я потрепала Ашера по холке, выслала в галоп. Конь рванулся с места, и предупреждающий окрик Багряного остался далеко позади. Легко сказать, убедить саму себя гораздо сложнее.

Деревья проносились мимо. Какой-то куст оставил на память о себе глубокий порез на щеке, паутина запуталась в волосах, захрустел старый валежник под копытом. Переплетение света и теней скрадывало пространство и скорость, оставляя ощущение неспешного бега. Причина крика явилась взору внезапно. Будто раздвинулись вдруг неохватные стволы, расступились, как в танце, открыв сравнительно небольшую полянку, покрытую по-весеннему яркой травой. Где-то у камней журчал невидимый ключ.

Двое парней с сосредоточенным видом прикручивали к стволу молоденькую девчонку лет 16. Рыжие волосы подростка разметались по плечам, в изумрудных глазах плескалась бессильная ярость, обрывки платья живописно обнажали худенькую фигурку, с многозначительной веревкой на шее и окровавленными губами. Еще трое стояли вокруг с натянутыми луками, а один, судя по виду, самый старший в отряде, еще и что-то зло нашептывал в окровавленное опухшее ухо, от чего по телу девушки пробегали волны дрожи, по-детски вздрагивали губы, тут же складываясь в презрительную гримасу.

Всю диспозицию я оценила в мгновения ока. Они еще только разворачивались на звук моего дыхания — Ашер умел передвигаться бесшумно — а я уже сорвалась с седла, накладывая и на коня, и на пса защитный полог. В движении подрубить ноги ближайшего лучника, перекатиться, избегая хлынувшей крови, уклониться от спущенной с тетивы стрелы. Они торопились — белое оперение затрепетало в земле у виска. Но я не стала ждать нового выстрела — тетива порвалась с глухим хлопком, отлетела, срезая два пальца одному, окровавливая щеку второму стрелку, и без того обзаведшемуся украшением — один из метательных клинков, которые обычно прячу за отворотами сапог, пронзил ему глазницу. Второй нож уже хищно трепетал в запястье третьего лучника, пущенный привычно, с поворотом, так, что тот только выпустил ставший вдруг бесполезным лук, отчаянно потянулся к мечу... Не успел. Я пронеслась мимо, не отряхивая с клинка капель крови, лишь мельком перепрыгнув отрубленную голову, и все равно едва успела вклиниться между жертвой и остальными, своим телом отводя клинок старшего отряда. Не слишком удачно, если подумать. Плечо отозвалось поначалу тупой болью и мгновенным холодом, сразу промокнув. Приняв к сведению предупреждение организма, я отбросила лишние мысли. Короткое онемение — и левая рука снова мне служит. Жеребец привычно вбил в траву одного из оставшихся воинов. Лик впился в сапог третьему, и ловко вертелся вокруг, мешая поймать равновесие, то и дело роняя. Умница — ему не достать до горла, пока вооруженный противник не ранен, так что он предпочитал зря не рисковать. Впрочем, отвлечь внимание ему удалось.

Время вновь сжалось словно пружина. Не было времени подумать, что я делаю, и зачем. Короткий выпад — и противник Лика повалился на землю, прямо в пасть пса, молча перегрызшего ему глотку и отпрыгнувшего в строну.

— Твоя плата может быть вечной... — на Древнем наречии протянул мой противник.

Единственный, оставшийся в живых сейчас, кроме меня и девочки у ствола.

— Не уверен, — невольно я рассмеялась, присматриваясь к нему.

Вот только предсказаний мне и не хватало! Впрочем, не думаю, что у него хватит сил на предсказание. Нервы, нужно лечить нервы. А то скоро коронный смех классического злодея придется осваивать. А ведь все эти раскатистые 'ха-ха-ха-ха', уверена, не мое амплуа.

Я присмотрелась к противнику. Медленные, обманчиво плавные движения. Скупые жесты. Улыбчивые глаза, не позволяющие увидеть не то что души, а даже истинного настроения владельца. Темная лазурь волос за плечами. Багряные огоньки на кончиках пальцев, жуткие, страшные, рождающие оторопь и противную дрожь внутри. Когда безупречная маска расползлась ошметками плоти, выпуская на волю нечто не менее совершенное, но куда более смертоносное, я не удивилась. У НЕГО были яркие, невероятно ясные зеленые глаза. Пушистые уши с острыми кончиками, как у рыси. Тяжелые и мощные челюсти с тройным комплектом клыков. С узких черных губ не капала слюна, и даже запах дыхания нельзя было назвать неприятным. Плечи стали шире, на руках проявились когти, вздыбились волосы, сменившись жесткой гривой. Зверь тепло ухмыльнулся мне поверх клинка.

— Твоя кровь пахнет морем... — нашептывал невидимый голос мне в уши, навевая полузабытые воспоминания родительского замка, незнакомого смеха, криков.

Теплый, успокаивающий, красивый, живой, не имеющий ничего общего с этим монстром... И ничего не значили далекие крики девчонки... Странно, но в зеленых глазах врага стыло изумление напополам с голодом, тенью непонятного страха. Разве я могла быть страшной? Почему-то пах он, этот полузверь напротив меня, знакомо. А потом второй волной аромата пришел гнилостный привкус смерти, куда более знакомый.

Я шагнула вперед. Шаг за шагом, как завороженная, загипнотизированная этим запахом, пока вдруг что-то не взвилось внутри чистой силой, обжигающей яростью и бешенством. Моя волчица в сонной тиши глубоко внутри меня распахнула глаза, обозленная внезапной болью. И укусила до крови. И все закончилось.

Время потеряло свое значение, пока мы танцевали. Сталь против клыков и когтей, скорость на скорость, сила к силе, ненависть и ярость... Мир вокруг мелькал так быстро, что смазывался в бесцветный туман, оставляя лишь серебристый иней реальности перед глазами. Выпад, удар, поворот, сальто назад, снова атака, уже не вслушиваясь в пение ветра, разрезаемого лезвием, и вспарываемого когтями. В серебристый смех-плач приминаемой каждым шагом травы. Капельки пота со лба стекали на глаза, мешая видеть — но мой волк оставался со мной, скалил зубы внутри, припав к земле, молчаливый и яростный. Мы не побежали. Нет в мире ничего дороже для зверя той абсолютной свободы, когда он один на один с лесом, полем, степью, и лишь луна освещает случайными бликами его путь. И только от сиюминутной страсти зависит, кому умирать сейчас, когда зверь голоден. И от стаи. Я и моя волчица — мы были стаей. И она не собиралась отступать ни перед кем.

Неприятно сознаваться, но о девочке у дерева мы абсолютно позабыли, погрузившись в пучину дремучих инстинктов. Да и Арньес знал меня еще недостаточно хорошо, чтобы успеть сориентироваться, так что, когда он появился на поляне, взмыленный и чем-то подозрительно недовольный, мы еще кружились в танце смерти, хотя обоим едва хватало дыхания.

— Ты говоришь на Древнем наречии? — я по чуть-чуть выдавливала слова сквозь зубы, сберегая дыхание.

— Немного, — так же коротко отозвался мой противник. — Это ничего не значит.

Латентное ощущение силы... Не ликантроп, не оборотень, не метаморф. Перевертыш. Любой другой уже давно сменил бы внешний вид до конца. Этот оставался полузверем. Да и прав он. Не значит.

— Если ты поклянешься не причинять мне вреда и скажешь свое имя, я отпущу тебя, — сказала я вопреки собственным мыслям.

Зверь поднял на меня странно-печальный взгляд.

Боковым зрением уловил движение телохранителя — Багряный не намерен был затягивать это представление. Когти вдвинулись в мягкие подушечки лап, потом снова показались на свет, темные и блестящие. Внутри все словно оборвалось — я буквально видела траекторию, по которой когти рвануться к незащищенной груди мэйна, не совершившего ни единой ошибки, просто чуть более медлительного, чем следовало. Все, что я успевала — это шагнуть ближе, глупо, неосмотрительно, на одной только неразумной надежде удержать смертельный удар. А враг... он просто напоролся на мой меч, легонько задев когтями предплечье. В лицо мне ударил запах скошенной травы и лесной хвои, зверь ткнулся мордой мне в шею, так, что мог разорвать вены в клочья, но... только едва ощутимо лизнул. И закрыл глаза, медленно превращаясь снова в того надменного гордеца, которым предстал передо мной вначале. 'Не пожалей', — шепнули обескровленные губы. И улыбнулись приближавшейся смерти в лицо. С запозданием свистнул воздух от удара клинка, голова моего недавнего противника покатилась по неправдоподобно зеленой траве, и остановилась, глядя на меня распахнутыми бледно-зелеными глазами и все еще улыбаясь. Холодно и безнадежно мертво.

Почему мне стало так больно?

— Вир? — на тормошащего меня Арньеса я словно смотрела из окна высокой башни, слова, по крайней мере, точно не долетали.

Ему потребовалось какое-то время, чтобы осознать эту немудреную истину. Пощечина разорвала это царство духов не хуже, а может и лучше, большинства магических способов.

— Что случилось, Вириэль?

Не знаю, смогла бы я сказать такое кому-либо еще. С Арньесом было проще.

— Больно, — тихо пожаловалась я, глядя на безмятежное лицо мертвого полукровки.

Багряный перевел взгляд на мою 'жертву', коротко выругался и вдруг... ударил меня костяшками в висок. Падая в обморок, я еще успела искренне удивиться его поступку и спокойствию моего зверя, тихо вывшему в тиши души-пещеры.

Утром мой первый Учитель всегда приносил мне чего-нибудь вкусненькое — то какао, то кружку горячего шоколада, то зачарованного молока, всегда имеющего самый любимый вкус. Он садился на краешек постели, закидывал ногу за ногу, и с ленивой улыбкой расспрашивал, как я спала, что мне снилось, с таким видом, словно ему это и вправду немыслимо интересно. Тогда я верила, так и было.

Запомнились черные волосы — он отращивал их чуть ниже плеч, и, чтобы не мешали тренировкам, небрежно заплетал в косу, — и лазурная чистота взгляда в золотых лучиках ресниц. Такая, что, казалось, его взгляд мог осветить день, будто солнце. Учитель любил носить строгие камзолы холодных мягких тонов, почти без украшения. Только аксельбанты да вязь родовых венцов разбивали строгость его наряда. Руки всегда в перчатках — у него были сожжены пальцы. Страшные перевитые венами изувеченные руки казались мне сами дорогими на свете. Я никогда не видела, чтобы с кем-то еще он был без перчаток.

Голос его никогда не соответствовал внешнему виду — низкий и хрипловатый, он многих пугал поначалу, а мне рассказывал сказки и истории, представляясь самым красивым и звонким на свете. За плечами мелькали рукояти клинков. Я смутно помню свой первый урок — как он вкладывает свой меч мне в руки, прямо в ножнах, и хрипло смеется:

— Ну же, Риэль! Атакуй!

И я нападала на возмущенно вздыбливавшего шерсть дворового кота, вынуждая того шипеть и беззлобно замахиваться на меня когтистой лапой. Наш смех тогда пугал всех окрестных голубей и ворон, а кот лишь презрительно и снисходительно фыркал, и отходил на пару шагов, чтобы вновь разнежиться-развалиться на жарком солнце...

Я давно выросла. А ощущения при пробуждении были те же — словно кто-то очень близкий сидит рядом, тормошит меня, усмехается с затаенной насмешливой лаской. И сейчас нет более безопасного места на свете. Вот только, задумавшись, открывать ли глаза, я уже не могла вспомнить, о чем я. Кто мне снился?..

— А мог бы и на луну рычать, — Арньес четко помнил о нашем договоре и, видимо, напропалую читал мои мысли, окончательно разогнав остатки сна. — Не правда, — засмеялся Багряный, проведя прохладной ладонью по моему горячему лбу, и сам не понимая, видимо, насколько противоречит сам себе. — Просто у тебя сейчас все на лице написано.

— Не написано! — из чувства противоречия мгновенно заспорила я, медленно приподняв ресницы. И тут же скривилась от такого откровенного плагиата. Впрочем, от повторения правда не становится хуже... Тьма, о чем я вообще думаю?!

Мэйн сидел рядом, удерживая мою голову у себя на коленях, и мечтательно улыбался.

При виде такой многозначительной улыбки я вздрогнула.

— Что?..

— Да вот думаю, что с тобой делать... — поделился Арньес своими сомнениями.

— Почему? — я упорно не могла связать вместе двух слов за раз, так что приходилось обходиться односложными предложениями.

Рыжий открыл рот и тут же с отчаянием его закрыл.

— Бесполезно. И как тебя прикажешь охранять?

— Никак? — захлопала ресницами я, проверяя, сколь идет мне роль святой невинности.

Судя по деланному румянцу Арньеса и его же подзатыльнику, не слишком. Или наоборот, чересчур. С этими мэйнами никогда не разберешься!

Тем временем девушка решила обратить на себя наше, в общем-то, вполне законное, внимание:

— Ммм... господа, а вы меня не освободите? — как можно очаровательней улыбнулась рыжеволосая ведьмочка, пошевелив траву ножкой.

И как она не устала от наших сентиментальных пантомим?.. Впрочем, веревка не оставляла ей выбора. Хотя находчивость и достойна уважения.

— Нет, — отрубила я, поднимаясь. — Сражаться с врагом — это я еще понимаю, а вот девицами заниматься... — вид вытянувшегося лика бравого мэйна стоил любых усилий.

Пока Арньес думал, что бы сказать, девушка оклемалась быстрее. Вот что значит деревенское образование.

— Вы шутите? — робко спросила рыжая.

Видимо, ее еще не спасали неуравновешенные темные паладины. Ничего-ничего, мы это исправим. И ее вылечим, и меня.

— А вы как догадались?.. — взмахнула ресницами я. — Еду, знаете ли, по лесу все думаю, как кого спасу....

Впрочем, ехидство не мешало мне освобождать ее от пут и лечить. Так, и когда я поумнею, спрашивается?.. Сначала надо было спрашивать, и лишь потом освобождать....

— За что они вас так? — вопрос оказался явно запоздалым.

— Я ведьма. Злая, — любезно сообщила мне она, вытряхивая какой-то мелкий сор из шикарной гривы. И протянула руку: — Элен. Будем знакомы?

— Вириэль, — пожав плечами, представилась я буднично. — Паладин Тьмы, — и в ответной ухмылке любезно блеснула клыками, вынудив подростка отдернуть пальцы.

Кажется, начинающая злобная ведьма ожидала на свои слова несколько иной реакции, потому что вдруг рухнула в траву, как если бы села мимо стула, и голосом малолетней нимфоманки восторженно вопросила:

— Настоящий?

— Синтезированный! — блеснула я недавно вычитанным в какой-то умной книге мудрым словом, повергнув свою новоприобретенную фанатку в еще больший трепет. — А он — мэйн. А еще у меня есть ручной дракон. Только он невидимый и абы кому его не показывают, — меня уже несло.

Но, знаете ли, вид слепого преклонения в чужом взгляде радует только некоторых и лишь поначалу. А уж когда по ушам ударил восторженный визг... Я с пониманием покосилась на безвременно погибшего перевертыша, начиная испытывать по отношению к нему настоящее сочувствие.

— Она тебя так тоже встретила?

— Что? — растерянно переспросила девушка, не разобрав моего бормотания. — А ты мне дракона покажешь?

Погибшему противнику я начинала сочувствовать с каждым мигом все больше. Теперь, по всем правилам жанра, я должна расспросить даму о том, почему она попала в беду. Та может выбрать один из двух путей — либо прикинуться невинной овечкой и откреститься от происходящего (что с ее новоприобретенной репутацией достоверно изобразить становится все сложнее и сложнее), либо насовать нам фиалок за уши, поведав некую трагическую историю. И в результате ее также прикинуться невинной овечкой. Хм, сплошное руно какое-то. Жаль, к делу быстро не пристроишь. Стоп, о чем это я? Не время грезить о ткацких фабриках! Пока я сражалась сама с собой за хотя бы относительную трезвость мыслей, ведьмочка нашла третий путь решения проблемы:

— Я у него амулет украла, — честно призналась она.

— Родовой? — понимающе переглянулись мы с мэйном. То есть, он — понимающе, а я как всегда недоуменно, но на этом не хотелось заострять внимания. — И как?

— Ага, — невинно рассмеялась собеседница, тряся густой челкой. — Украла и во рву утопила.

Она начинала мне нравиться, не смотря на затаенную свирепость. Хороша игра. А понятия родовой чести у мэйнов — это 72 тома краткого свода законов в имперских библиотеках, без ознакомления с которым не обходится ни один путник. Хочется, знаете ли, знать, за что тебя, в случае чего, убьют.

— И он хотел убить тебя за такой пустяк? — возмутилась я.

— Не убить, обесчестить, — недоуменно вскинула на меня взгляд ведьма, а Арньес подозрительно поперхнулся.

— Честь рода, Вир... — напомнил он мне на ухо тихим шепотом, проявляя несвойственную вообще-то мэйнам терпимость.

Я собралась возразить, но осеклась. Мэйны же так щепетильны в вопросах архаичных ритуалов! Вдруг у них так и насмерть оскорбить можно?.. Хм... Получается, я убила напрасно?.. Хотя, стоп. Она ведь не мэйн? Тогда откуда все это знает?..

— Он мою деревню всю перерезал, вот, — с подозрительным равнодушием поведала рыжая, разрешая мои сомнения, и брезгливо оттолкнула труп сапожком.

Лжет, вдруг поняла я.

— Посмотри мне в глаза.

— Зачем? — взвилась юная любительница свободы, сдерживая предательское хлюпанье носом.

Но в глаза взглянула, вероятно, расценив веревки как аргумент в мою пользу.

В темной глубине расширенных зрачков плясали искорки той ненависти, что выливается в горящие города, землетрясения и месть до последней капли крови. А еще что-то далекое и темное, при виде чего в голове сами собой возникали слова 'предначальное' и 'чуждое'. Неужели это.... Мысль поспешно потерялась, сменившись другой.

А у меня связь с тремя родами мэйнов... Дожили. Грядущая перспектива изучения традиционных сводов правил кланов оказалась для моего разума непосильным бременем. Я поспешно отделалась от ненужный мыслей. Придет время — разберемся.

— Пойдем, — сказала вместо этого, подзывая Ашера коротким свистом.

Запрыгнула в седло, протянула руку девушке.

— У тебя родственники есть?

— Да, в Лиене... — растеряно моргнула она. — Тетя и дядя.

— Давай, отвезу, — я улыбнулась мягко, обрадовавшись, что не придется пристраивать ее к чужому двору.

Лиен так Лиен. Ничем не хуже любого другого приграничного города. Да и прославился своим аукционом и торговыми домами. Вполне можно поискать информацию об артефакте там. Да, кстати, что-то такое, связанное с этим городом, я уже слышала... Девочка молчала, потом, неуверенно, медленно, протянула мне руку. Я легко подняла ее в седло.

— Второго плаща нет. Укрывайся полой моего, — буркнула неловко, заставив ее обнять меня за талию, и перевела взгляд на Арньеса, пока подросток за спиной сворачивался в компактный клубочек.

Багряный кивнул, улыбаясь лукаво. Ашер сообразительно развернулся в нужную сторону. Иногда я начинаю верить в то, что он изумительно умеет ориентироваться и знает карту куда лучше меня. А потом под тихий мерный шаг непривычно грустного коня малолетняя ведьма плакала, уткнувшись носом мне в спину и судорожно стиснув руки. А я молчала. И давала ей выплакаться, делая вид, что ничего не замечаю.

Лиен был небольшим городишкой почти у самой границы, немного в стороне от торгового тракта, больше похожим на обыкновенную деревню, но удивительно аккуратным. Частично это объяснялось как раз его немноголюдностью, но в большей мере — крайним консерватизмом жителей в отношении традиций и законов. Здесь действовали правила, существовавшие еще до падения древней Империи, да и старинный закон ограждал местных жителей. Даже Императоры Светлой Империи не решались спорить с волей Древних Драконов. Вообще религиозная система в Светлой Империи отличалась большим своеобразием. Кроме повсеместно почитаемого Света, и традиционно искореняемой Тьмы, на этих землях почитались Древние Боги. Странно, но почти каждая раса из населявших наш материк потеряла когда-то покровительство своего бога, и до сих пор лишь в легендах давались робкие намеки на истинные причины их исхода.

Город в стародавние времена защищал один из таких богов, Мъярагх, Дракон-Громовержец. В веках терялась история причин подобного покровительства, но факт оставался фактом — боги ушли, а дары Дракона до сих пор защищали эти земли.

Городок окружала аккуратная крепостная стена. Стража на воротах на удивление тщательно бдела, даже пряжка на пояске приблудного мальчишки со знаком местного градоправителя сверкала, начищенная, как редкие в этих местах зеркала.

— С чем пожаловали? — загородил нам путь стражник.

Алебарда была наточена так, что, казалось, может разрезать сам воздух. Вот только древко трухлявое. Забавно.

— Сопровождаем девчушку к родственникам. Деревню разбойники сожгли, — поделился Арньес.

— Сволочи! — судорожно стиснул древко стражник, и выругался куда более цветисто и многословно. — Нужно немедленно доложить капитану! Им не избегнуть наказания!

— Не беспокойтесь. Мой друг уже воздал им по заслугам, — мэйн легкомысленно кивнул в мою сторону.

Я коротко кивнула, взглядом показав за так и уснувшую за спиной девочку. Без доспехов все еще было достаточно неуютно, но в Лиене, если мы так и не пересечемся с дроу, я рассчитывала обзавестись на время другой броней... Впрочем, об этом можно было подумать и позже. Сейчас же роль наемника подходила мне лучше любой другой.

Мгновенно оценив ситуацию, стражник перешел на шепот.

— Вам придется сначала поговорить с капитаном.

— Выделите кого-нибудь, отведем девушку к родственникам, потом и поговорим, если нужно — я не возражала против разговора, но и затягивать не собиралась. Рыжая и без того намучилась. — Деревню у нее на глазах сожгли. Элен держится, но лучше поскорее утроить ее отдыхать. Где дом ее тетки?

— Понимаете... — стражник вдруг замялся, едва не краснея, что было достаточно подозрительно.

— В чем дело? — я напряглась, заранее готовясь к неприятностям.

Сонно завозившаяся девочка заставила немедленно расслабиться, переложив функции охраны на мэйна. Будить ее и вправду не хотелось.

— Ее тетка, Максина, хозяйка местного дома удовольствий. 'Виньетка лилии' — может, слышали? — решившись, поведал доблестный воин, многозначительно понизив голос.

Я невольно подняла брови:

— Простите, но тогда это та самая... Графиня де Марж, Максина Вискайская?! — удивление сдержать не удалось.

Страж еще более неловко кивнул.

— И моя жена, — вмешался в нашу беседу новый голос, окончательно вогнав в ступор бравого вояку. — Она Вас чем-то не устраивает?

— Нет, господин главнокомандующий! Я лишь хотел предупредить, чтобы они не могли не так понять... — путано забормотал бравый вояка.

Его взгляд отчаянно бегал.

— Я уже не так понял, — хладнокровно поведал неизвестный, именуемый главнокомандующим.

Черненое лезвие меча свистнуло в воздухе. Голова неосторожного стражника покатилась по камням, плеснуло кровью.

— У кого еще есть претензии к моей супруге? — преувеличено ласково осведомился уже совсем другой и куда более бравый вояка.

Сила силе рознь, но она производит впечатление. Я медленно повернула голову на звук. И надменно взглянула в холодные пронизывающие презрительные глаза Второго Главнокомандующего Светлой Империи, Роэна Даршэ, Владетеля Северной Марки.

Сноски:

1. Flamma — в переводе с латинского, пламя.

"Это не вы играете в игры. Это игры играют в вас"

Реклама фильма "Остаться в живых"

"Знаешь... По-хорошему надо позволить людям делать то, что они хотят... Но и в том, чтобы им помешать, нет ничего плохого"

Yami No Matsuei

Глава 15.

Звучит демонски банально, но жизнь — отнюдь не всегда легкая и приятная штука. Иногда я завидую тем немногим счастливчикам, для кого существование — это перебор многочисленных возможностей. Большей частью всем остальным предлагаются на выбор гадость и очень сильная гадость, иногда сдобренная теми или иными бонусами. Впрочем, есть особое удовольствие в том, чтобы сотворить все своими руками. Или иными частями тела. Например, головой. Особенно когда это самое 'все' — конфетка. Собственно, к чему я все это:

Лорд Роэн, появившийся так внезапно и прочно обосновавшийся на повестке нынешнего утра, относился к числу тех немногочисленных обывателей, что куют свое счастье своими руками. Потомок разорившегося еще до Ухода Богов рода, он увидел свет в небольшом селении у самых Диких Степей, где и прожил до двенадцати лет никому не известным и порядком гонимым подростком, вынужденно переключившим свое внимание с многочисленных игр на библиотеки. Великое несчастье, постигшее границы Светлой Империи в день его двенадцатой весны, оказалось поворотным событием в судьбе парня. Когда, после первой, молниеносной атаки Диких Племен, в деревне не осталось никого из старшего командования, юный лейтенант — влияния рода все же хватило для офицерского звания — взял на себя защиту родной деревни. Он выполнил свою задачу столь блестяще, что прибывший три дня спустя командор Светлой Империи вместо ожидаемой разрухи застал деревеньку еще вполне боеспособной, и более того, надежно сдержавшей продвижение врага вглубь материка. Впечатленный не дюжими талантами паренька, командор позволил ему участвовать в командовании развернувшимся прямо с марша боем. Роэн оправдал высокое доверие, и еще на поле боя был награжден золотыми шпорами рыцаря.

За прошедшие годы он несколько погрузнел, остепенился, но при том все еще оставался тем идеалом воина, чьими скульптурами украшены даже Белые Сады Императора. Широкоплечий, высокий, загорелый, со словно выточенными из гранита чертами лица, Роэн был и оставался обладателем самой впечатляющей и гармоничной мускулатуры, которую я имела счастье видеть. Даже свободная льняная рубаха, казалось, потрескивала на его широкой груди. Черная как вороново крыло грива спадала по спине на круп коня. Ну, в общем, становилось понятно, почему самая красивая и скандальная женщина Светлой Империи выбрала его себе в мужья.

— Приветствую Вас, милорд, — поклонилась я тем временем чуть надменно, лишь холодностью тона демонстрируя свое недовольство. — Вириэль, младший принц дома Пламени, клана Багряных, — титул был ничем не хуже любого другого, а главное, полностью соответствовал действительности. Как говорят, из грязи в князи, хоть я бы не назвала паладинство 'грязью', тем более, вслух. — Мой телохранитель и наследник клана, Арньес. У нас дело к вашей супруге.

Военачальник изумленно изогнул темную бровь, забыв даже поприветствовать в ответ. В ярких синих глазах мерцали искры то ли угрозы, то ли смеха. Впрочем, вряд ли первого — угрожать Багряным не осмелится никто, кроме короля мэйнов или Императора Света. Или все же осмелится? Я проводила взглядом весело заскакавшую по мостовой отрубленную голову, встряхнула головой и молча отодвинула край плаща, демонстрируя профиль сладко спящей Элен. Напарник несчастного стражника тем временем бочком проскользнул вдоль стены и поспешно юркнул в сторожку, откуда тут же донеслась тихая брань и куда более громкий грохот рассыпавшейся амуниции. А также грохот засова. Впрочем, не стоило отвлекаться.

— Как мы уже говорили, в своем путешествии мы столкнулись с бандой разбойников, захвативших девушку. В ходе попытки мирных переговоров банда была уничтожена. Потому мы решили сопроводить девушку к родственникам. Теперь, как я полагаю, вопрос улажен, и мы можем продолжить путешествие? — вот здесь я сочла возможным добавить и тень насмешки в голос.

— В ходе попытки мирных переговоров? — смех все же вырвался на волю, загрохотал, словно лавина, сошедшая с гор. Ледяной военачальник вдруг сделался гораздо симпатичнее. — Прошу простить мою неосведомленность. Я займусь этим вопросом, — а ведь кому-то влетит по-полной! — Приветствую Вас, и смею надеяться, Вы окажете нам честь, посетив наш дом, — отсмеявшись, вполне светски промурлыкал Главнокомандующий, с явственно ощутимым неодобрением вспомнив об этикете.

Он как никогда напоминал большого черногривого льва, готового мурлыкать, а в следующую секунду рвать когтями. Да и... я мельком переглянулась с Арньесом. Вся эта история начинала дурно пахнуть. Но благовидного предлога отказаться не было. К тому же неподалеку явственно слышалось бряцанье сбруи и характерный лязг... Оставалось либо рискнуть и довериться слову воина, либо продолжить путь самим, рискуя помимо влиятельного врага за спиной обзавестись и отрядом охотников, кровно заинтересованных в максимально близком общении своих лезвий с нашей бренной плотью. Нужно ли говорить, что мы выбрали?

— С радостью отведаем Вашего гостеприимства, — радужно улыбнулся Арньес. — Следуем за Вами, командор?

Пока Роэн с мэйном обсуждали последние сплетни, дипломатично обозвав их данными разведки и слухами, я осматривала достопримечательности. Лиен и вправду не мог похвастаться особым разнообразием архитектурных форм, зато поразительно напоминал кукольный город. Белый, аккуратный, утопающий в зелени, городок очаровывал. Цветная плитка мощеных дорог и дорожек, причудливые арки и оградки многочисленных крошечных озер, ручейков, целая колоннада фонтанов, высокие стрелки фонарей, цветочные узоры на стенах домов — все это погружало меня в какой-то свой, особый мир.

— Вириэль? — Арньес, вынужденный вернуться за мной, выглядел несколько недовольным.

Скорее всего, прерванной беседой, хотя не стоило исключать и другие варианты.

Я вздохнула, и перестала витать в облаках. Вместо этого молча показала рукой.

— Что? — мэйн смешно приподнял брови.

Я вздохнула, и многозначительно постучала кончиками пальцев по плакату.

Багряный наконец-то отвел взгляд от моих глаз, и послушно посмотрел на плакат, который я до того сосредоточенно разглядывала. На том аккуратными литерами провозглашалось: 'Аукцион в честь великого события пройдет седьмого дня месяца вепря'. Прочитав вслух эту новость, мэйн подарил мне недоумевающий взгляд. Я улыбнулась и пожала плечами.

— Что такое? — Арньес огладил Лапу, успокаиваясь сам и притворяясь, что успокаивает ее.

— Ничего, — я улыбалась, изо всех сил стараясь сделать вид, что все так, как должно быть.

По местному счету, седьмой месяца вепря как раз через несколько дней. Тут я вздрогнула. Что такого я только что видела на этом объявлении, чтобы показывать его Арньесу?.. Ни малейших идей почему-то у меня не было. Значит, либо у меня все-таки крыша едет, либо я попала под чары. Зачем кому бы то ни было потребовалось накладывать чары на того, кто сосредоточит внимание на рекламе аукциона? Ау, Вириэль, а не пришло ли время подумать? Я покосилась на Арньеса. Багряный наслаждался возобновившейся беседой. Солнышко светило... Сказка, а не жизнь. Определенно — нет. Пока — нет. Попозже... — решила я, глубокомысленно вчитываясь в изречение над входом местного Храма.

Да и... обзаведусь-ка я сначала защитой от телепатов, прежде чем 'думать'.

Жилище лэра Роэна и графини Максины мне понравилось. Добротный терем, зачарованный от зла светлой магией, просторный и светлый. Меня, правда, пропустил, но от проклятий и порчи точно поможет. Хозяйки не было дома, так что привечать нас взялся Главнокомандующий лично. Отсутствие слуг настораживало, но я никогда не любила спешить с выводами.

Девушку оставили спать в небольшой спаленке на втором этаже, среди деревянных фигурок и фарфоровых куколок в шелковых платьях. Она сонно заворочалась, и улыбнулась, не просыпаясь. Полюбовавшись начинающей злодейкой, я прикрыла за собой дверь и под бдительным присмотром кровно заинтересованного родича спасенной ведьмы, спустилась вниз. Развитие негативно настроенной молодежи в светлой Империи нам же выгодно, не правда ли? Ух, что за бред в голову лезет!

Тем временем мы расселись у камина в гостиной. Я и Роэн в креслах, Арньес на диване, развалившись, словно ленивый котяра. Даже ногу через подлокотник перекинул! Подобная наглость вызвала невольное восхищение. Иерархию с главнокомандующим они уже установили — всю дорогу обменивались молчаливыми взглядами, не прерывая беседы — но я предпочла не вмешиваться. Может быть, зря?

Пламя маняще потрескивало, одаривая приятным теплом. У слегка подогретого вина оказался приятный вкус малины и специй. Мы молчали, но — и это само по себе было удивительно — молчание было уютным. Даже жаль, что пришлось его нарушить.

— Элен ведь не жила в той деревне? — наконец высказала догадку я.

Мужчина ничем себя не выдал, только взгляд посуровел, сделался цепким и пристальным. Пронизывающе-суровым:

— Полагаете? — поинтересовался Роэн сдержано.

— Это она устроила ту резню, — меня вроде как осенило. Ну что ж, прости, неведомый воитель. Вот только двум порождениям тьмы всегда проще понять друг друга. — Разбойники были не при чем. Они вообще, скорее всего, были не столько разбойниками, сколько нелегальными охотниками на нежить. Я прав?

Главнокомандующий пожал плечами.

— Вы говорите оскорбительные вещи, — фактически подтвердил он мои слова, скрипнув зубами.

— Обоснованно, — ехидно вмешался Багряный, обнажив клыки в усмешке.

— У Вас нет права... — чуть повысил голос Роэн, хватаясь за меч. И вдруг медленно сел, язвительно предложив: — Обоснуйте.

Сегодня были вещи важнее, чем проверять слухи об этом человеке. Но удержаться мне было трудно. Как, судя по всему, и Арньесу.

— Она захвачена демоном, — оборвала я его неловко-наигранную репризу. — Демоном или кем-то вроде. У Элен аура нежити.

Не знаю, что бы он ответил. Двери с грохотом отлетели в стороны, открываясь, и внутрь ворвалась рыжеволосая женщина в темном костюме и с рапирой на бедре.

— Аура нежити? — вскричала она, нервно стряхивая драгоценности с пальцев в небольшую шкатулку на каминной полке, и сделав пару стремительных шагов вперед.

Поспешность с кольцами — насущная необходимость. По себе знаю, как после приемов болят пальцы, если вовремя не сбросить с себя 'амуницию'. Так что я вовсе не удивилась этой спешке, сосредоточив вместо того внимание на ее руках. Нечто общее с руками девушки точно было. Явно родственники. Интересно, кем была мать Элен?

Тем временем у вошедшей закончилось терпение. Золотистые молнии проскользнули в бирюзовых глазах, на ресницах словно застыли кристаллики льда, рыжие, словно охваченные пламенем, волосы рассыпались по спине плащом; с ней вместе ворвалась волна жара. Максина и правда поражала.

— Демон у нее внутри, — мрачно пояснила я под ее требовательным взглядом. Не люблю, когда мне предъявляют требования. — Вы не ощущали?

Женщина, будто оживший лепесток огня, подлетела еще ближе, встряхнула головой, разметав волосы по плечам, оперлась ладонями на плечи мужа. Понятно. Явно предупредили....

— Она... странная последнее время. Но все, кого мы приглашали, ничего не нашли. Мы думали, это переходный возраст, — к ее чести, графиня давала пояснения, глядя прямо в глаза, и не стараясь оправдываться больше необходимого.

Роэн осторожно прижал своей ладонью ее руку, погладил запястье. Женщина резко выдохнула, и обессилено опустила плечи. Даже сейчас у нее была великолепная, истинно королевская осанка. Интересно, что на самом деле скрывается под вывеской ее дома радости?

— Это давно началось? — нужно было решать проблемы по степени важности.

— Месяца два, наверное, — перехватил инициативу Главнокомандующий, давая жене перевести дух. — Элен потерялась в лесу. Мы нашли ее день спустя, на дереве. А внизу было несколько трупов волков. Она сказала, они дрались друг с другом. Честно говоря, я был так рад, что с ней все в порядке, что не присматривался.

— Понятно, — ничего толком понятно мне не было.

Интересно, как сочетается его любовь к ней и ее работа? Впрочем, это не мое дело. Да, кстати о деле. Собственно, даже призыв Темнейшего Князя здесь не поможет. Если он и ответит — а ведь вполне может проигнорировать — то все равно не сможет помочь. Это был демон другого уровня. Всё же адские твари более... человечны, что ли?.. Эта сущность напоминала скорее тень мертвого бога, чем что-то живое. Что-то затевается. Не бывает таких совпадений. Империи на грани войны, междоусобица между кланами набирает обороты, непонятные существа прорываются в наш мир... Что-то я упустила. Но об этом подумаю позже, в более удобной обстановке.

Я вспомнила тонкие, уже знакомые нити некромантской магии, уходившие от девичьего тела куда-то в лес, по направлению к деревне. Смутный образ то ли кинжалов то ли когтей над ее руками, рассеявшийся, едва я попыталась рассмотреть его получше. И ощущение чужого изучающего ненавидящего взгляда. Девочка, в метафизическом, правда, смысле, по уши измазалась в крови.

Сама не заметив, я начала барабанить по ручке кресла кончиками пальцев. Идея все не приходила. Может, Магистр что-нибудь бы и посоветовал, но... Но. А кто любит просить о помощи?! Ладно. Придумаем что-нибудь. Глупо было оставить такое вот за спиной. Проблемы в Светлой Империи, мне, конечно, на руку (ха-ха-ха и долгий злодейский смех), но элемент непредсказуемости способен испортить самые выверенные планы. И не только светлых.

— Нужно вызвать экзорциста, — наконец сказала я мрачно. — Пусть хоть тип демона установит. А то наизгоняемся....

Максина растеряно моргнула, в порыве чувств не сумев сделать подобающий вид и притвориться, будто не происходит ничего странного:

— Но Вы... — начала было дрожащим голосом и осеклась.

Я смерила ее кислым взглядом. И с коротким:

— Ну, спасибо, — уткнулась носом в бокал вина.

— Она дочь моей погибшей сестры... — со слезами на глазах прошептала женщина.

Иногда чужие эмоции бывают так не в тему....

— Похоже на стража кургана, — подал голос мой телохранитель, о котором все уже начали забывать — профессиональный навык.

Мы встрепенулись.

— Кого? — растеряно переспросил Роэн, явно несведущий в небоевой магии.

— У нее не появилось ничего нового после возвращения? — одновременно с ним спросил Арньес.

— Стража кургана или духа? — вместе с ними обоими внесла свою лепту и графиня, от волнения, не иначе, продемонстрировав свою осведомленность.

И снова мы все втроем синхронно взглянули на нее. Мадам растеряно заморгала, задумалась, машинально постукивая пальчиком по губам, и вдруг скривилась, умело меняя тему с помощью одного из удачно подброшенных ей вопросов:

— Кулон. Новый кулон с зеленым камнем. Он еще меняет цвет иногда. Я видела, когда она купалась. Элен сказала, что нашла его. И все же, что за страж?

— Экзорцист не нужен. Проследите, чтобы девушка до утра не покидала комнату, а лучше всего — спала, — распорядился наследник рода и одним легким гибким движением поднялся с дивана, не сочтя нужным ответить.

Я только мысленно руками развела. Вот это было перевоплощение!

Давно я не выполняла функции подмастерья. Ритуал было решено проводить в доме — Роэн рассудил, что вполне может себе позволить злого духа в роли охранника. Так что теперь Арньес, обнаженный до пояса, заканчивал вычерчивать узоры на полу в подвале. Я машинально подавала ему цветные мелки, свечи и странные даже на вид смеси без запаха в высоких глиняных кувшинах, с прозрачными вставками, открывавшими просмотр содержимого, старательно отводя взгляд от татуировки на спине мэйна — золотисто-багровой змейки, вольно изгибавшейся вдоль хребта. Узор на полу постепенно обретал целостность. Ни намека на стандартную пентаграмму — никаких перевернутых звезд, символов планет. Одни руны древнего языка, и игра цветов, создающая потрясающий эффект живой картины.

— Не смотри, — не прекращая работы, бросил мэйн через плечо как раз тогда, когда я почувствовала, как начинаю погружаться в это переплетение цветов. — Ловушка почти готова, так что постарайся не концентрировать на ней внимание.

— Ловушка? — переспросила я с любопытством.

Слышать о таком мне доводилось, а вот видеть, а тем более участвовать, нет. Багряный счел, что время вполне подходит для небольшой лекции, а может, его тоже угнетало царившее тут до того опасливое молчание:

— Раньше это заклятие использовалось для убийства. Жертва получала подарок, засматривалась игрой света в драгоценных камнях и вскоре погибала от жажды, голода, холода или просто невнимательности. При этом магический фон, за счет ведовских ритуалов, так низок, что не поддается обнаружению. Разве что ты точно знаешь, что искать. Кстати, эту информацию лучше оставить при себе — семейная тайна, так сказать.

— Так вот почему ты выставил Роэна!

— Именно, — согласно мурлыкнул Арньес, — Хотя это не единственная причина. Не хотелось при нем на коленках ползать, — недовольно признался он, покосившись на запертую дверь. Помолчал и продолжил: — Так вот, позже наши ученые заинтересовались истоками этого ритуала, перерыли семейные архивы. И тут выяснилось, что первоначальное предназначение заклятия было совсем иным. Оно должно было заманить, поймать и обессилить духа или демона, облегчив тем самым его обуздание либо порабощение. Ты ведь знаешь, что Багряные раньше, еще до разделения империй, были охотниками на монстров? — я активно затрясла головой. Надо же, какие открытия. Арньес кивнул, осторожно вытер руки платком, и тихо попросил меня заткнуть ему прядь волос за ухо.

Когда и этот ритуал был удачно исполнен, он поправил чем-то не устроившую его линию узора, и продолжил:

— В отличие от пентаграммы действие ритуала Krr'yargh'a гораздо тоньше — у пленника создается ощущение добровольности его действий. Как ты понимаешь, одно дело поработить духа или демона и потом всю жизнь ждать его мести, и совсем другое — уговорить его сотрудничать. Конечно, подчинение не будет абсолютным, как при порабощении, но этот недостаток полностью компенсируется желанием сотрудничать.

Он снова замолчал, вырисовывая цветным песком особо сложный изгиб, вытер пот со лба.

— Духа? А разве духи — это не призраки? — воспользовавшись очередной паузой в работе, изумилась я тому, как легко он поставил в один ряд демонов и почти безобидных в обычной жизни духов.

— Хорошее замечание, — Багряный хмыкнул. — Понимаешь, для описания потустороннего мира есть довольно много наименований, но мало специалистов. В конечном итоге, их все так или иначе путают. У тех же духов, призраков, полтергейстов и прочих экзоплазменных проявлений памяти существ, людей, вещей, слишком мало серьезных различий. Да и не нужно оно, большей частью, — он помолчал, собираясь с мыслями. — Но некоторые духи и призраки оказываются достаточно сильны, чтобы уйти за грань, а позже вернуться из-за нее. Большинство меняют свои характеристики необратимо, но некоторые, особенно неудачливые, получая определенные признаки высших существ, остаются привязанными к своему обычному посмертному существованию. Злые духи — одно из названий сущности, что обрели ярость и жажду разрушений демонов, но не способны себя реализовать. Не дотягивают они до настоящих демонов. Как ты понимаешь, особенности интеллекта в том, что он имеет свойство развиваться в нормальном, то есть, живом состоянии. Мертвые способны лишь имитировать это развитие, как и лишь притворяться живыми, а не оживать.

— То есть? — не поняла я. — А как же мудрость мертвых?

— Скажем так, качественно повысить свой интеллект они не могут, а вот количественно — пожалуйста.

Меня вдруг озадачила одна его фраза.

— Разве мертвые могут успешно притворяться живыми? Мне казалось, это доступно только эмиссарам смерти, и только по воле высших существ.

— Это как духи мести. Когда кем-то из могущественных созданий овладевает перед смертью какая-то одна идея — полностью, без остатка — некоторые умудряются дотянуться до престолов смерти. Не знаю, чем отличаются смерть и ее престолы — может, там у нее какой судья нечистый на руку зависает, но они иногда возвращаются. Почти живыми, только сердце иногда не бьется. А так и не отличишь, — хмыкнул Арньес, довольный страшилкой.

— Никак-никак?.. — расширила глаза я.

Глупо, конечно, но сама мысль о существовании подобных созданий...

— Есть очень простые чары, — сжалился Багряный. — Потом покажу. Кстати, я там рассказывал что-то о ритуале. О чем я остановился?..

— О недостатках и достоинствах условно-добровольного служения демонов, — послушно отрапортовала я.

Арньес тихонько присвистнул, но, видимо, проникшись очарованием момента, послушно продолжил:

— Это одна из причин, почему секрет освобождения от чар охраняется еще строже самого ритуала. Да, и есть традиция — уничтожать любого, кто узнает тайну. Традиция соблюдается неукоснительно, так что, пожалуйста, еще раз прошу, не уделяй столь пристального внимания узорам.

— Хорошо, — пробормотала я ошеломленно, поспешно переведя взгляд на стену над его плечом. — А это ничего, что я смотрю?

— Ты один из нас, — хмыкнул мэйн. — Вот если ты попадешься, и мне придется тебя освобождать... — И тут же распорядился: — Подай вот ту зеленую баночку.

Через полчаса он поднялся на ноги, и удовлетворенно оглядел итог своих усилий. Вероятно, все соответствовало необходимому, потому что Багряный отошел к стене, сладко потянулся и вышел, бросив через плечо:

— Пусть готовятся к ритуалу.

Оставшиеся нюансы в подготовке к Krr'yargh'a не отняли много времени. Экстренная необходимость вывела всех на совершенно новые уровни общения. Вряд ли о подобном доверии могла идти речь в любом другом случае. В тот момент каждый без слов понимал все, что хотел дать понять другой.

После того, как зажгли свечи, и Роэн осторожно внес девушку в круг, уложив на специально выструганный топчан, Арньес заставил всех отойти к стенам, напомнил о необходимости не смотреть на узор, подозвал меня ближе, вручил в руки пустую чашу, и что-то забормотал себе под нос. Что-то такое, от чего притягательность узора увеличивалась с каждой секундой. Роэн чуть было не повелся на чары. Звук пощечины ничуть не помешал концентрации Арньеса. Графиня осторожно встряхнула руку. Ее супруг тут же мотнул головой и перевел взгляд на жену. Максина лукаво улыбнулась ему, щуря глаза; она держалась молодцом. Мне пришлось сложнее. Казалось, даже пламя меняет узоры, подстраиваясь под рисунок на полу, уговаривая взглянуть.

Поглощенная борьбой, я и не заметила, как подкрался ко мне Багряный. От его негромкого: — Теперь все. Осталось только ждать, — на ухо, — я подпрыгнула.

Скорчив рожицу, коротко кивнула. Мэйн тихонько хихикнул. Нерабочий настрой дал неожиданный эффект — тяга от узора почти прошла. Кстати, чисто теоретически, дальнейшая судьба девчонки волновала мало, но ради устранения фактора неожиданности, и ради самоуважения, работу следовало сделать хорошо. А хорошо в данном случае значило — полностью и качественно. Проще говоря, спас один раз — выручай до конца. Неприятно, а куда деваться? Любое дело должно быть сделано, особенно когда за его выполнением присматривают такие люди. Зная фольклор, я ни за что не поверю, что у героев нет никаких задних мыслей, кого бы они не спасали.

Не слишком убедительно? Оправдываюсь... Хм. Ну и ладно.

Что-то кололо мне бедро. Письмо! Я же так и забыла про это мэйнийское послание! Прости, дорогое, придется подождать. Арньес уже снова плел чары.

Минуты текли с ленивой плавностью сонных улиток. Но вот постепенно вокруг девушки сами собой стали разгораться свечи. Язычки пламени наливались то зеленью, то багрянцем, взмывая все выше и выше, насыщая воздух энергией. Роэн этого явно не замечал, а вот Максина определенно была не так проста — графиня обхватила себя руками за плечи, сдерживая нервную дрожь — общую реакцию всех магов на чужую неподвластную магию. Магичка. Еще один нерешенный вопрос в копилку моих проблем... Яркая вспышка пламени привлекла всеобщее внимание. Тело Элен светилось, словно головешка в костре. Воздух мерцал и вибрировал, но пока был чист. Наконец она тихонько застонала.

— Эль... — рванулся было Роэн спасать племянницу.

— Дорогой! — резкий окрик графини остановил его в начале шага. — Так нужно. Потерпи еще немного, пожалуйста.

Главнокомандующий недовольно нахмурился, потоптался на месте, и отступил назад с тяжким вздохом. Фыркнул наконец гневно и прижался лопатками к стене с таким видом, будто готовился сходу завоевать весь мир. В каком-то смысле так и было.

— Не подойдешь? Шшжааааааль... — вмешался в их безмолвную беседу новый голос.

Над телом Элен парило болотно-лиловое полупрозрачное облако, снабженное милой клыкастой улыбкой и парой сотен щупалец для большего очарования.

— Мадам графиня... Польщшшшшщен знакомством, — тем временем продолжал культурно общаться дух.

— С кем имею честь?.. — высокомерно вздернула подбородок имперская аристократка.

Дух ответил ей легким прерывистым смехом, восхищенным и чуть насмешливым. Но поразительно не соответствовавшим всему предшествовавшему.

— Ты не помнишшшшшшь меня, Макс? — облако сдвинулось к самому краю круга, застыло у края тени. — Не помнишшшшь меня, дорогая?

— Антуан?! — выдохнула мадам, зашаталась и медленно сползла на пол, глядя на призрака во все глаза.

Как могла графиня опознать в этой аморфной массе хоть кого-то, оставалось выше моего понимания. Призраку, в отличие от духа (по общей классификации, которая используется в основном лишь в научных трудах), сложнее удерживать человекоподобную форму. В мире живых его держит прочная привязь, вызванная сильным переживанием, чьим-то проклятием или просто сильным чувством. Эти нематериальные оковы одним своим присутствием причиняют призракам муку, так что те редко могут похвастаться покладистым характером. Ситуация со стражем прояснялась — стражи часто приходили в сущностный мир по этой самой неощутимой привязи, сливались с несчастными пленниками незаконченных дел, и оставались с ними уже надолго. И суммарный магический фон такого 'слившегося' существа оказывался в несколько раз выше, чем их личные коэффициенты.

Так что же, все-таки, заставило так разнервничаться Максину? Ее смертельная бледность, накатившая в один миг, буквально бросалась в глаза. Взгляд с каждым мгновением делался все более диким, грудь вздымалась в частых неглубоких вздохах.

— Это ты? — прошептала женщина бледными до синевы губами.

Призрак издевательски раскланялся, подметая пол полупрозрачным пером своей широкополой шляпы, и тут же вновь растворил ее в своем теле. Пока разговор длился, щупальца постепенно втягивались, и теперь существо в магическом круге напоминало все больше человека, зябко кутавшегося в плащ.

— Антуан, ты здесь?! Антуан! — потрясенно пробормотала мадам графиня; на бледные щеки градом покатились слезинки.

Призрак, изо всех сил стараясь сохранять внешнее равнодушие, закружился у линии круга. Роэн молча скрежетал зубами; от него во все стороны концентрическими кругами расползались волны безудержной ярости.

— Макс, ну, тише, успокойся, Макс... — встревоженный дух вился у кромки круга. — Ты не... Неужели ты не знала? — он казался искренне удивленным.

— Я тебя искала... — прошептала мадам чуть слышно, стремительно взвилась на ноги и вдруг шагнула внутрь узора, протянув руки к призраку. — Антуан...

Ее новый супруг молча и мрачно корежил в руках узкий кинжал. Он отошел к дальней стене, но не отвел взгляда. Жажда агрессии буквально переполняла окружавшее пространство. Честно говоря, я и представить себе не могла, каких усилий ему стоило сдерживаться.

Остатки призрачных щупалец обвились вокруг стройного тела графини, но та, казалось, ничего не замечала. Полупрозрачный призрак будто не мог надышаться запахом ее волос. По мертвенно сияющему облачному телу скользнула волна дрожи.

А когда он заговорил вновь, голос звучал почти по-человечески.

— Я думал, что это ты заказала меня тогда. Так мне сказали. Я выпил яд в твою честь, потому что ты того хотела. Я так думал. Прости. Я верю тебе. Верю, Максина, — с каждым словом голос призрачного Антуана понижался, и последние слова шепнул он едва слышно.

— Я любила тебя... — не поднимая головы, пробормотала та.

Потом собралась, и надменно вздернула подбородок, отчаянно всматриваясь в глаза, такие знакомые когда-то. Контуры призрачного тела призрака, все более напоминавшего обычного мужчину, вдруг очертил круг света. Яркие солнечные зайчики танцевали поверх ауры, и полупрозрачная плоть становилась все более плотной.

И вдруг меня осенило — цепи, привязывавшие призрака к этому миру, рвались. Рвались лишь потому, что она сказала ему о любви?!

— Я тебя любил, — согласился Антуан тихо.

Отступил от нее на шаг, медленно, неохотно, словно не было ничего сложнее. Снова поклонился — и теперь перо казалось настоящим, даже прочертило линии в пыли на полу, коротко усмехнулся Роэну.

И рассеялся пятнышками света.

В то же мгновение заклятый кулон на шее девушки рассыпался в прах, не оставив и следа. От затухающих огоньков освобожденного призрака вверх метнулась серая тень, и с шипением вошла в потолок. Ярко вспыхнул узор под нашими ногами, побежали причудливые огоньки по нанесенным линиям.

И в тот же миг призрак возник снова. Вместо аморфного призрака в круге из свечей, рядом с плачущей от горя и вместе с тем сияющей от счастья женщиной, стоял мужчина в черном плаще. Черноволосый, строгий, резкий, с сединой у висков. В уголках глаз блестело что-то. Призраки не плачут. Я присмотрелась к нему пристальней. Воин и маг. Призрачная ладонь коснулась волос любимой, губы призрака — ее виска. Невесомые объятия в эти мгновения не смог бы разорвать ни Бог, ни Демон.

— Позаботься о ней, — обернувшись, тихо попросил мертвый воитель Роэна. — Элен в безопасности. Я постараюсь не дать причинить вам вред.

— Конечно, — едва слышно выдохнул военачальник, преодолев обуревавшие его эмоции.

— Кому? — вмешалась я резко, невежливо прерывая чужую беседу. — Скажи мне, кто он.

Призрак вздохнул чуть слышно, подплыл уже ко мне, пошатнулся, словно отвык от человеческого тела, пока не застыл у самой чаши в моих ладонях.

— Ты и этот мэйн спасли меня от вечных мук и подарили встречу с любимой. Я не могу ответить прямо, как ты знаешь, Вириэль. Но... Паладин, готов ли ты услышать правду? — свечи медленно гасли, огоньки меркли с каждым мигом.

Времени хватило — на один только вдох. И мое шелестящее:

— Да, — смешалось с задыхающимся 'Не уходи! Нет!' — Максины.

Эхом казался голос освобожденного призрака в сознании у каждой из нас. Мне он сказал 'Я приду'. Ей прошептал еще что-то.

Когда его силуэт растаял в воздухе, Максина вдруг выпрямилась. Резко вытерла слезы со щек. И пошатнулась, неловко упала на колени.

Роэн немедленно оказался с ней рядом, подхватил на руки. Женщина казалась немыслимо хрупкой в его объятиях. Мужчина наклонил голову и что-то зашептал ей в ухо. Я не прислушивалась к его тихому шепоту, отвернулась, помогла Арньесу убраться.

Позади послышались тихие, сдавливаемые всхлипы.

Мы с Багряным забрали Элен и бесшумно вышли из подвала. За моей спиной дверной проем отчетливо вспыхнул синим. Страж проснулся. А двое безоглядно и отчаянно целовались, забыв обо всем. Вот она, оборотная сторона любви-агапэ.

'— Люди забыли эту истину, — сказал Лис. — Но ты не должен ее забывать. Мы всегда будем в ответе за тех, кого приручили. И ты отвечаешь за свою розу...

— Я отвечаю за свою розу... — повторил Маленький принц, чтобы хорошенько это запомнить'.

Антуан де Сент-Экзюпери

Глава 16.

Tit deviens responsable pour tpujows.de се que tit as apprivoise.

Вот такие пирожки, в общем-то, и едим.

Ведьмочку передали на руки неожиданно вернувшимся слугам. Еще до ритуала Максина нашла время сообщить, что Роэн не просто так наткнулся на нас, а собирался выманить похитителей Элен. Потому и отпустил слуг, чтобы никто из них не пострадал в случае непредвиденного развития событий. И ее по той же причине спрятал. Впрочем, мадам графиня не смогла долго сидеть без дела, и, едва получив известия о появлении неведомых гостей, прибывших вместе с племянницей, бросилась домой. Арньес и Роэн в этот момент дружно фыркнули, но отговорились кашлем. Тогда же всплыло, что один из свежих еще розоватых шрамов на груди ее мужа оставила именно эта рыжеволосая девчонка, непонятно почему успокоившаяся со мной рядом. Не понравился ей один из запретов приемного родителя. Тьма к Тьме, Свет к Свету, Смерть к Смерти?.. Нет, вряд ли.

Впрочем, на этом кусочке информационной мозаики откровения графини, к моему бесконечному сожалению, завершились. А потом мы все так сосредоточились на ритуале, что даже просто поговорить времени не было, не то, что вести осторожные расспросы.

Наверное, на определенном этапе включилась эмпатия — по крайней мере, нас обоих совершенно одинаково знобило. Мы с Багряным переглянулись, обменялись натянуто-ехидными улыбками, с огромным трудом растянув во что-то более-менее правдоподобное губы.

— Посмертная маска, — хмыкнул Арньес.

— Сам ты мумия! — обиделась я, подавляя собственное хихиканье.

Мэйн со всем тщанием оглядел свои руки, и торжественно заключил:

— Нет, не похоже.

— Устроить? — поспешила услужить я, уже в подробностях успев представить себе, как обматываю его бинтами, обливаю спиртом и... нет, это совсем из другой истории!

— Только с тобой, — любезно уточнил мой оппонент, заставив меня тихо вздохнуть.

И когда я к этой желтоглазой сволочи привязаться успела?.. Сердце кольнуло, но тут же прошло. Потом я долго корила себя за невнимательность. А вот тогда даже не задумалась над таким совпадением.

Мы еще немного потоптались в коридоре, потом кое-как добрели до гостиной. Кто-то из слуг немедленно принес легкую закуску, вина, горячий чай. Разжег камин. Если необдуманно расходовать магию, всегда потом бывает плохо, к этому все привыкли. Новым оказалось осознание того, что страдать вот так, вдвоем, легче. До того мне никогда не удавалось спокойно расслабиться.

Спать не хотелось. Вернее, нас обоих мучительно клонило в сон, но Багряный заботливо напомнил мне о том, что я и без того знала. О возможных кошмарах, которые способны постепенно унести жертву с собой. Растратив магию, нельзя спать ночью, пока не восстановишь хотя бы минимальный запас. Забавно, но у тех, чьи способности к колдовству латентны, либо просто отсутствуют, нет и ограничений на сон. Никакие чары не принесут им кошмаров. Такая вот высшая справедливость. Кстати, светлые, большей частью, также лишены подобного ограничения (что, в принципе, не удивительно), но зато у них магический откат, плата за наведенное колдовство, куда как жестче. Кстати, одно то, что Багряный составлял мне компанию, как ничто другое подтверждало — их... в смысле, нашему Клану не чужды темные чары. А вот это уже интересно. Софа неподалеку так манила, что мы, в пику ее заманчивому шепоту, переместились ближе к камину и затеяли глубокомысленную игру, кто дольше продержит руку в огне. Да уж, герои-партизаны. Умом я понимала всю глупость подобной выходки, но не могла и поспорить со своевременностью такого решения. Боль, если умеешь ее терпеть, значительно проясняет сознание. Да и чужая, как всегда, оказалась хорошей пищей. Впрочем, ненадолго. Слуги в любом доме остаются слугами, а значит, весьма любопытны. И чем таинственнее происходящее, тем больше внимания ему уделяют. Даже в домах самых любимых хозяев.

В конце концов, даже невозмутимого Багряного довели незаметно (насколько может быть незаметен шаг слона чуткому уху рыси) перемещавшиеся тени за спиной по якобы неотложным делам. Вот проскользнула служанка снять лишний воск со свечек. За ней, с отрывом в пару минут, последовал мужественный дворецкий с предложением легкой закуски. Потом пришел камергер узнать, не нужно ли нам перековать лошадь.

— Простите, а Вы кузнец? — искренне изумилась я, спросив про кузнеца лишь потому, что забыла емкое слово 'грум', которому вроде и полагалось заниматься лошадьми, по крайней мере, следить за их состоянием наряду с конюхом.

Ценный элемент рабочего класса многозначительно помолчал, пожевал губами, и, наконец, изрек с умным видом:

— Нет. Но я шел мимо, и думаю — вот зайду, спрошу.

По-своему идеальная логика. До абсурда.

Я задумчиво покосилась на огонь. Потом снова на 'классовый элемент', бестрепетно встретивший мое любопытство. Всегда восхищалась чужим хладнокровием. Вот ведь, правда, как мы сами не сумели дойти до столь естественного предположения? Камергер пришел к господам просто спросить. Да, конечно.

— А если нужно? — явно заинтригованно уточнил Арньес, прекрасно ощутивший двойственность сложившейся ситуации.

Камергер, к его чести, помялся лишь секунду.

— Я схожу конюха разбужу, он поднимет грума, тот отправит посыльного к кузнецу, потом отведет лошадей, и к утру все будет! — пообещал сообразительный служка.

Впечатленные, мы с Арньесом лишь синхронно кивнули. Приятно, когда предполагается, что ты должен все знать. Но не быть ему образцовым дворецким — даже у местного хватило ума тихонько подглядывать; как глазами водит на картине! Укачать может. Или убить, если на нормального аристократа нарвется. Но это мелочи.

— Пусть проверят подковы Лапы. Ашера недавно ковали, — правдоподобно слукавил Багряный, отпуская героя, и многозначительно взглянул на меня.

Да уж, проверять мифические подковы Ашеру я бы никому не рекомендовала. С его когтями и сложным строением ноги, подковы были ему нужны как подушки на коленях. Впрочем, кое-что на подобие у него все же было — алмазные диски, из которых в случае необходимости выскальзывали специальные зачарованные лезвия. Крайне функционально, и дорого, наверное. Наш с Ашером комплект мы отвоевали.

Удовлетворенный пожеланиями, камергер медленно и явно неохотно удалился. Засим, после значительного перерыва в семь минут, последовал повар, желавший уточнить наши предпочтения к завтраку. Потом пара уборщиц, вознамерившихся немедленно вычистить камин, невзирая на наше присутствие. Причем в процессе так эротично передравшихся за орудия своего трудового производства, что мой телохранитель оказался искренне огорчен их уходом. Оказывается, тот никогда не видел дерущихся кошек в белых фартучках с кружевами, светски заправленных за уши. И даже почтенная экономка, затеявшая прямо посреди ночи чистку хозяйского серебра, не внесла особого диссонанса в творившееся безумие. Окончательно добил меня новый страж подвалов, явившийся узнать, который час, будто мы с Арньесом незаметно для себя сделались филиалом Имперской Магической академии Измерения Времени.

Бледный силуэт ничем не напоминал человеческую фигуру.

— Да Вы садитесь, — сболтнула я машинально, роясь по карманам в поисках часов в форме броши, привезенной Шарисом из одного из его странствий.

Страж и мэйн уставились на меня с одинаковым изумлением.

— Благодарствую, — наконец прошелестел дух, и уютно свернулся клубком у самого камина.

Даже покряхтел, блаженствуя в тепле пламени. Он все больше напоминал домашнюю кошку. Большого пушистого кота с кисточками на кончиках ушей и на хвосте. Образ становился все более четким под моим взглядом. Значит, устроится здесь надолго.

Я наконец-то обнаружила несчастные часы, и с нетерпением уставилась на минутную стрелку. Но та оставалась неподвижной.

— Не знаю, — вынужденно пробурчала я.

— Я в курсе, — кот чуть насмешливо улыбнулся. — Я теперь знаю обо всем, происходящем в этом доме.

— Даже время?

— Мрр-да.

Да уж, кот. Для гостей дома он всегда теперь будет просто домашним котом. Но сильно не повезет любому, кто придет сюда со злыми намерениями. Мне их заранее стало жалко. Хотя и так, помнится, он способен изменять форму.

— Ты совсем не помнишь про озеро, — вдруг попенял мне страж, принимаясь вылизываться, и совсем другим тоном заметил. — Забавно, — мурлыкнул он, сделав паузу, чтобы пристально рассмотреть свою лапу. — Значит, кошки охотятся на мышей?

— И птиц, — согласился Арньес.

— И тараканов, — больше от раздражения буркнула я.

Озеро... А ведь и правда, как я могла об этом забыть?! Что-то память плохая стала... Кстати, а почему он об этом заговорил? Что такого произошло у озера, что я упустила?

— Нет, — кот наморщил аккуратный шоколадный нос, и оскалил клыки. — Гадость!

— Боишься тараканов? — машинально фыркнула я.

Страж не ответил. Он так долго молчал, что я, осмелев, все же опять перевела на него взгляд. Шоколадно-черная шерсть на хребте зверька стояла дыбом, устрашающему оскалу позавидовал бы и тигр. Он прижал уши и опасливо поинтересовался:

— А здесь и такие бывают? — с подчеркнуто-незаинтересованным видом продолжая умываться.

— Да, а некоторые еще и летают, — я задумчиво постучала пальцем по губам, и вдруг улыбнулась. — Зато я знаю от них прекрасные чары.

— Чары? — хитро прищурился страж.

— Чары, — согласилась я.

— Не интересует, — надменно заключил кот, и вдруг с визгом взлетел на каминную полку.

Из-под шкафа к нему медленно и неохотно шествовал маленький рыжий таракан.

— Давай, давай свои чары! — глухим голосом потребовал Страж, приплясывая на узкой полке, на которой в новой форме отчаянно не помещался.

Таракан вдумчиво пошевелил усами. Я скрыла торжествующую улыбку и кивнула. Простенькие чары иллюзии, но у страха глаза велики. А с котом, то есть Стражем, мы всегда сумеем договориться.

— А что ты знаешь про озеро?

— Догадайся! — Страж обжег меня далеко не добродушным взором.

Я сжалилась и действительно наложила на весь дом выше упомянутые чары. Теперь никаких насекомых здесь не будет года четыре уж точно.

— Чары нужно будет обновлять иногда, — я вздохнула.

Кот с радостью спрыгнул на пол и заскакал к двери, как шаловливый котенок. Вдруг приостановился на пороге.

— Ищи за спиной, Вириэль, — прошелестел он тихо, подмигнул и исчез.

Попросту растворился. Вот почему они никогда не отвечают прямо?! Сплошные намеки! Тьма, хочу себе черное чувство юмора... Ну конечно.

— Ты хоть что-то понял? — спросила я мрачно.

Багряный задумчиво прикусил кончик ногтя. Дурная привычка, до того я ее у него не замечала.

— На первый взгляд, все просто. У какого-то озера произошло что-то важное, но какую-то деталь ты упустил, — пожал он плечами. — А что за озеро? О чем он? Сложно разгадывать загадки, ничего не зная.

Я немного подумала, и рассказала про фениксов вкратце, опустив только детали моего общения с призраком графа, последующий конфуз на приеме, а также чуточку сделанных выводов о маге. Маг. В процессе пересказа до меня вдруг дошло, о чем говорил мне Страж-кот. В доме Максины было ощущение остаточного присутствия магии, и магии знакомой. Как на... озере?!..

Услышав мою тихую ругань, Арньес, очевидно, просчитавший все раньше меня, степенно затянул ремешки на рубахе, натянул сброшенную куртку, и величаво поднявшись, протянул мне руку. Сосредоточившись на самобичевании, я не сообразила, к чему он это:

— Что?.. — глупо переспросила я, едва заставив себя не 'трепетать ресницами, будто крыльями бабочки'. Рефлекс, знаете ли.

— Пойдем, поговорим с магом?.. — многозначительно ухмыльнулся Багряный.

В глубине прищуренных глаз сверкало пламя нетерпеливо-хищного азарта.

В ответ я только кивнула. И вложила свою руку в его ладонь. Он поднял меня на ноги одним легким движением. Коснулся губами виска. И мы пошли.

Впрочем, сказать 'пошли' куда проще, чем сделать. Вопросов осталось море, и лучше было найти на них ответы до того, как куда-то бежать, а не после. В первую очередь, нас, конечно же, интересовало, куда нам нужно идти. Соответственно, получить ответ на этот вопрос мы могли лишь узнав, где находится сейчас маг, следы чьего колдовства я ощутила где-то в доме. Обратили внимание на частицу? Вот-вот, именно источник чар в доме предстояло определить до того, как разбираться с местоположением мага. И это было только начало. Вопросы сыпались на голову, как, пользуясь известной цитатой, огурцы из банки. Впрочем, я бы скорее привела для примера связку колбасок, спутанный их клубок. Вроде тянешь одну, а да ней другая, и еще одна, и еще, и если просто тянуть, а не распутать все их хитросплетения осторожно, получившийся клубок рассечь удастся только клинком. В нашем случае, данный вариант не приемлем. По аналогии, разрезать — означало довести ситуацию до критической, а главное, упустить какую-то часть целой картины.

Вопрос 'где в доме я это почувствовала' разрешить оказалось довольно просто. Мы всего лишь разыскали еще раз Стража-кота, а через него призвали дух бывшего мужа Максины. Озадаченный кабальеро, впрочем, был столь позабавлен моим вопросом, что уверил, что не считает ответ на него услугой, и пояснил, что 'привкус' этой магии оставляла рапира Максины. Поблагодарив его за помощь, мы ринулись дальше. Не было причин не доверять его суждению — после изгнания он оказался свободен от любых воздействий, и еще какое-то время после столь крепкой связи со Стражем, которую мы прервали, останется неподвластен чужой магии. Охотничий азарт вкупе с безвыходным положением — страшная сила! Озадаченные вопросом странного 'аромата' рапиры, мы совсем недолго ломали мозги над этой загадкой. Из-за дверей царственной пары на один только вежливый стук мэйна в ответ невежливо запустили чем-то тяжелым изнутри. Затем голос Максины, едва узнаваемый в этом мурлыканье с придыханием, попросил не тревожить до утра. Приняв к сведению пожелания хозяев дома, мы задумались о других способах решения проблемы. Как нельзя кстати оказались осаждавшие нас недавно слуги. Очарованные любезничающим мэйном, служанки и экономка были счастливы поведать, что мадам графиня свою рапиру вернула лишь недавно, а до того она лежала в ее кабинете в здании клуба, которым она управляет. Кроме того, экономка поделилась своими соображениями на счет того, что мадам часто сдает помещения на втором этаже клуба знатным особам, желающим сохранить инкогнито. Впервые увидев эффективность легендарных чар правды Багряных, я была восхищена эффектом. Впрочем, на выяснение этой малости Арньес потратил немногим менее часа, и перемазался в алой помаде. Нагруженная этой информацией и оставив утомленного, но счастливого мэйна приводить себя в чувства, я посетила скромную коморку камергера, и за бутылочкой шикарного коньяка стала счастливой обладательницей информации о том, что совсем недавно графиня где-то повредила свою рапиру. Та, как древнее оружие рода, представлялась ей достаточно ценным имуществом, потому, после того, как местный кузнец исправил кривизну лезвия и подправил новоприобретенный дефект рукояти, она относила ее к знакомому магу, чтобы тот возобновил древние чары клинка. Маг, как и следовало ожидать, жил в ее клубе — и у него явно были какие-то нелады с законом. На вопросе о личности мага камергер вдруг свалился лбом в стол и захрапел. Я пару раз потрясла его за плечо, но, похоже, коньяк оказался ему достойным противником, и умело увел за собой в царство снов. Или он собирался сказать что-то по-настоящему важное, и сработало заклятие молчания. Есть в нашем мире и такое. Отследить его невозможно, но в своей щадящей форме эффект оно оказывает именно такой. Не убивает, но каким-либо образом лишает способности говорить.

Недовольная частичным провалом, я направилась в комнату Арньеса. Оттуда доносились ясно узнаваемые звуки. Шорох, скрипы, стон... Меня прошила молния гнева, но я быстро взяла себя в руки. Какое мне дело, с кем развлекается этот мэйн! Но, демоны побери, я вкалываю, а он отдыхает! Обидно!

Каково же было мое удивление, когда, ворвавшись в покои Арньеса с гневной отповедью на губах, я застала следующую картину: обмотанный какими-то шевелящимися водорослями Багряный, похожий на куколку бабочки в хватке спрута, отчаянно извиваясь, спутанными же ногами отпихивался от бледной дамы с выпяченным подбородком. Оскалу явственно недоставало белизны, а дыханию — свежести, судя по вытаращенным глазам охранника. Водоросли, оказывается, росли у монстра на макушке, вместо волос. А озадачившие и разозлившие меня звуки оказались отчаянными попытками мэйна хоть кого-нибудь дозваться. Гибкость 'жертвы' поражала. Тут белая 'гостья' зашипела на меня. Приподнявшись на тонких лохматых лапах. Я и названия монстров таких не знала, не то, что способов их убить. У нее на животе обнаружились неприятно поблескивающие жвала, а у дальней стены валялся дергающийся шип, как у скорпионьего хвоста. Так вот почему она его спеленала! Укус такой пакости не мог пройти безболезненно, и я встревожилась. Короткий взгляд в сторону объяснил мне причину невмешательства кота — Страж беззвучно свернулся клубком в кругу соли, недовольный, взъерошенный, но не способный куда-либо выбраться за границы своей магической клетки. Странно. Я присмотрелась — соль казалась чуть розоватой. Демоны, они его в круг хозяйской крови заключили! Это уже до пробуждения Максины. Я закрыла глаза, накидывая собственную защиту на дом. Теперь новые монстры не полезут. Все это заняло меньше десятка секунд — а картина на кровати разительно поменялась. Гостья упорно подтягивала к себе ближе упирающийся кокон. Я присмотрелась внимательней. Из-под ее лап выглядывал краешек платья экономки, да и разрез глаз остался тем же — вот почему Страж не уничтожил ее сразу! Обе горничных обнаружились неподалеку, безжизненными тушками замерев у стенки. То ли в отключке, то ли мертвы. Но возиться с ними времени не было, так что простите, девушки, уж как повезет. На всякий случай я подбросила им немного жизненной энергии, из резерва, чтобы не ослабить себя перед боем, и сосредоточила все свое внимание на преобразившейся экономке. Не зря мне, оказывается, не нравился перестук ее каблуков!..

А ведь меч остался с Ашером... Мысль не очень-то отрезвляла. Особого выбора у меня не было, а лицезрение поедания заживо моих друзей незваным монстром не входило в перечень моих ближайших планов. Так что пришлось импровизировать. Да, у меня интересный случай. По крайней мере, я костерила себя на все лады, когда сделала то, что сделала. Короче говоря, я зачем-то вытянула руку, направив на бледную ехидну (не знаю, как ее называют, но мне она напоминала именно ехидну), твердо взглянула ей в глаза и рявкнула низким рычащим баритоном:

— Коллегия по Надзору! Стоять!..

Не знаю, откуда мое подсознание вытащило эту до ужаса идиотскую фразу. Покажите мне хоть одного злодея (как одна из темных, я иногда льщу себя надеждой, что немного сведуща в нашей психологии), который в ответ на такую фразу просто возьмет и встанет, а?! Ну, если требование не подкреплено чем-нибудь веским, вроде черной воронки Армагеддона над головой неудачника или полка цепных псов Рая. И если он (или она) не полный идиот, конечно. Все это промелькнуло в моей голове, как поминальный звон, и в этот миг судьба, как уже входит у нее в привычку, сильно щелкнула меня по носу. Потому что ехидна шарахнулась назад, подняла все шесть рук над головой, освободила Арньеса из объятий своих водорослей-волос и отчаянно заголосила:

— А не убивайте меня, сэр! Сами мы не местные, я же не могу приказу не подчиниться!!! — звучно упав на все восемь коленок основных ног и четыре ложноножки.

Должна признать, ложноножки меня окончательно добили. Едва стоя на ногах, я все же сумела изобразить непроницаемую физиономию и, кое-как сохраняя лицо, низко хрипло и медленно проговорила (горло першило, и отказывали связки):

— Я... буду... следить. За тобой, — икоту удалось замаскировать под вполне приличный рык, по крайней мере, ехидна подпрыгнула, и всем своим видом постаралась передать грядущую законопослушность строгому начальству. — Иди. Вон. До рассвета... — тут голос мне отказал, но потусторонние подвывания из-за полупарализованной гортани оказали на нее куда большее воздействие, чем какие-то слова.

— И ноги моей здесь не будет! — пообещала она горячо.

На этих словах одна из паучьих ног ехидны с треском обвалилась. Наверное, у меня вытянулось лицо. Смахивало на нервный тик. По крайней мере, я так решила, глядя, с какой скоростью порождение безумного гения устраняет конфуз, впопыхах прилаживая отвалившуюся ногу на место седьмой верхней конечности, роняет на пол еще две руки и три лапы и плюхается на пушистый живот в слезах.

Да, хорошо Арньес постарался! Багряный умудрялся и с вытаращенными глазами выглядеть гордо. Я мысленно восхитилась его самообладанию. Мне это явно не грозило.

Расценив короткое:

— Иии!.. — вырвавшееся у меня на правах начинавшейся истерики, как преддверие боевого клича, бледная частично безногая и безрукая дама похватала в охапку свои части тела и вниз головой вышла сквозь первое попавшееся окно.

Мало того, что она порезалась, и, судя по сдавленному хныканью, потеряла еще пару конечностей. Едва выдавив стекло, осколками просыпавшееся в сад, она активировала мою защиту, врезалась в первый силовой контур и поймала в нос удар пары несильных молний. Их предназначением было оставить метку на том, кто сумеет пробить барьеры. Я всегда предпочитала предусматривать пессимистичное развитие событий, так что метка, по идее, должна была помочь найти нарушителя потом. Но никак не пометить пожелавшего выбраться наружу. Недоработку следовало поскорее устранить, но позже. Тем временем ехидна съехала по щиту, как по ледяной горке, носом, и во всем великолепии рухнула в куст декоративного и любовно взращиваемого мэйнийского шиповника, немедленно обвившего ее всеми своими ветками и побегами. Несчастная горестно, но приглушенно взвыла, и закопошилась в колючем растении.

Финиш.

Оценив вид, я заторможено восстановила стекло, благо защита и это предусматривала, и не пришлось ничего заново чаровать, и плюхнулась на край кровати. К освобождению напарника меня подвигло только настойчивое бодание в бедро, которое он предпринял, убедившись в моей временной недееспособности. Руки двигались как чужие, в голове звенело. Я только перерезала веревки, и снова застыла. Наконец, теплые руки сжали мои плечи.

— Спасибо, — сказал, чему-то улыбаясь, Арньес.

— А? — я подняла на него глаза.

Под окном завывала ехидна, проигрывая бой природе. Багряный смеялся. Он был здоров. И еще теплым. То есть, просто теплым, к счастью, не 'еще'. Я прикрыла веки, запуская зондирующие чары. Устранила небольшое повреждение его ментально-энергетического фона, отмахнулась от шутливого поцелуя, рассмеялась и открыла глаза. Все было замечательно. А на полу у кровати лежала приснопамятная рапира.

Оклемавшись и с трудом сведя к общему знаменателю лавину полученных сведений, мы спустились в сад. Окончательно замученная ехидна, получив выстраданное освобождение, охотно рассказала, что ее послала какая-то Лили, чтобы не дать никому узнать о состоянии дел в клубе. Она именно так и говорила — 'Клуб', а не 'дом радости', как знали 'Виньетку Лилий' в столице. Нет, Лили ее не создавала, просто пробудила, и помогла устроиться у Максины. Да, ей очень нравиться работать у графини, а зовут ехидну София.

— Возвращайся утром, придумай что-нибудь. Я никому не скажу, — наконец решила я.

— Спасибо, падре! — взвыла пламенная дочь церкви.

Арньес поперхнулся повторно, я невозмутимо осенила ее символом первого пришедшего на ум божества.

— Иди с миром.

Ехидна чмокнула меня в щеку под ехидным взглядом Багряного, повернулась и весело ускакала, каким-то образом сумев пристроить на свои места все ранее потерянные элементы фигуры.

Ирония происходящего — Паладин Тьмы в роли служителя Коллегии по Надзору — ускользала от моего внимания просто потому, что не имела значения. Я слишком устала от свалившихся на меня нелепиц. Еще столько нужно было сделать до конца ночи! А возможное возмездие со стороны Церкви... Ну что ж, как Темная, я все равно подвергнута их епитимье. Или анафеме? А, какая разница. В любом случае, куда уж дальше?..

Клуб 'Виньетка лилий', с одной стороны, не слишком напоминал столичные дома удовольствий (пришлось бывать как-то по делу), и в то же время ничем особо от них не отличался. Красивое стильное темно-бордовое здание, окруженное колоннадой и садом в 'диком' стиле. С высокой кованной и магической решетками по периметру. К черному ходу вела узкая дорожка. У стены молчаливым изваянием возвышался швейцар-телохранитель. Даже для тролля он был... большим.

— Вам назначено? — пророкотал он голосом, похожим на камнепад.

— Мы от Максины, — сказала я, а Арньес продемонстрировал колечко графини, которое нам перед выходом с заговорщической улыбкой вручил дворецкий. Видимо, насладился зрелищем по-полной.

Вышибала тут же посторонился.

— Прошу, — пророкотал он торжественно, и открыл перед нами створку.

— Интересное чтение, — прокомментировала я совершенно искренне и вошла внутрь.

На улице кто-то закашлялся на два голоса. Я проигнорировала. Ну да, не сдержалась, прокомментировала увиденное. А кто бы не удивился поначалу, увидев, как высоченный вышибала читает журнал по вязанию крючком?! Интересно было бы увидеть его работы, кстати.

— Могу я Вам чем-то помочь? — профессионально и солнечно улыбнулась дежурная администратор, как джинн соткавшаяся среди ярких занавесей.

Я кивнула. Судя по остаточным следам магии, русалка. И как ее так далеко от воды затащили? Впрочем, здесь же и без того водоемов полно.

— Могу я поговорить с Лили? — и вся радость встречи с нее слетела.

— Я... я... я попробую... я позову ее... я... — залепетала девушка.

— Просто покажи, куда идти, — тихо попросила я, начиная тревожиться о личности потенциальной 'клиентки'.

Арньес встал за моей спиной. Девушка просветлела лицом, даже позволила себе ненадолго прислониться к стене.

— Вы... так добры, — пробормотала она негромко, сама не зная, какое смертельное оскорбление мне наносит. Впору заказывать щит с девизом 'Я — Злой! Я ОЧЕНЬ злой!'. Интересно, подействует?..

— Не бойся, — сказала я вместо этого, отказалась от вина, и направилась к лестнице, как только узнала, куда идти.

Как там она сказала? Вверх по лестнице, направо до конца коридора, снова вверх, налево и вниз до конца?..

Ноги утопали в роскошном ковре по щиколотку. Чары чистоты не давали этой роскоши загрязняться, и теперь все желающие могли любоваться причудливыми гобеленами, вытканными прямо на ковре, в первозданной красе. По бокам были многочисленные двери, оформленные как в дорогих гостиницах. Красное дерево, вензель и номер — чтобы никому из посетителей не было обидно, наверное. Впрочем, в равной мере все это может быть умелой стилизацией. Торжественная и официальная строгость интерьеров формировала, в общем и целом, какой-то офисный стиль, сугубо профессиональный. Здесь не было демонстрационных залов. Клиенты, в соответствии со своими желаниями, приходившие инкогнито либо в одиночестве, либо группой, провожались в просмотровый зал. Там их угощали легкой закуской, лучшим шампанским, а потом приглашали к экранам. В нескольких кабинетах маги транслировали записанные на особые кристаллы презентации местных звезд, и заинтересованному клиенту оставалось лишь коснуться специальной кнопки на ручке кресла для выбора избранницы или избранника. Если несколько клиентов совершали одинаковый выбор и отказывались установить очередность, проводился аукцион, где выигрывал тот, кто готов был предложить максимальную цену. Необычным было то, что за все четырнадцать лет своего существования клуб 'Виньетка лилий' не знал ни одного скандала. Никто из обслуживающего персонала не погибал, и никто из клиентов не уходил отсюда недовольным.

Над этой загадкой гадали многие умы обоих Империй, так что теперь, посетив, наконец, эту диковинку, и я не смогла удержаться. Поисковые чары, чары внимания и заклинание, помогавшее увидеть остаточные чары будто сами собой закружились вокруг.

— Вир? — позвал Арньес, зябко поежившись.

Я не ответила. До конца коридора оставалось всего семь дверей, когда третья от нас слева вдруг распахнулась, и в коридор вышел ангел. Вслед за ним в коридор выскользнула худощавая девушка, лет пятнадцати на вид. Провела кончиками пальцев по крыльям, заставив зазвенеть серебряные колокольчики, рассмеялась звонко, что-то пробормотала на ушко крылатому и рассеялась легкой дымкой.

Ангел проводил ее взглядом и заметил нас. Он едва заметно покраснел, поспешно завернулся в плащ, так, что видны остались только глаза, проскользнул мимо, и вскоре исчез в одном из личных входов-выходов.

В борделе — ангел? Я даже остановилась, призадумавшись. Машинально приоткрыла незапертую дверь номера. Шелк, перышки, вкрапления перламутра, кристальная чистота. Ничего особенного. Но, главное, не было никакой девушки. Механически я проверила комнату на следы недавнего присутствия. Странно, но чары показали, что здесь какое-то время провел ангел, заходил слуга, но никого больше не было. А как же девушка? Я погладила рукой стену, не прислушиваясь к спросившему что-то мэйну.

Ангел не напоминал павшего. И это было особенно странно.

— Вир, — наконец тихий зов Арньеса пробился в мое сознание.

— Кто была эта леди? — спросила я.

— Иллюзия, — как само собой разумеющееся отозвался мэйн, явно сосредоточенный не на том.

Его слова словно послужили ключиком моим догадкам. Эврика! И как я сама не догадалась? В этом доме просто кто-то создает для клиентов иллюзии, полностью соответствующие их желаниям! Конечно же, с ними ничего не может произойти! А немногочисленный реальный персонал работает либо редко, либо лишь при проведении проверок, либо... и вовсе чисто номинально, выполняя параллельно совсем другие функции? Вот только какие?..

— Вириэль! — рыкнул вдруг Багряный в стиле Магистра, умудрившись сделать это как-то так, что до потолка подскочила только я.

— Что?

— Чувствуешь чужое заклятие?

Только после этих его слов я, насторожившись, вдруг стала ощущать невесомое прикосновение чьей-то магии, скользившей вокруг. Легкое касание там, слепок здесь — ничего опасного, ничего достаточно значительного, чтобы заставить насторожиться. И все же... Судя по всему, сработали сторожевые чары — кто-то просто пытался отвести от себя все подозрения, заставить нас отвлечься. Если бы не Багряный, у неведомого чародея могло бы получиться.

Источник воздействия мы почувствовали одновременно. После спасения Элен, ощутить, что Багряный от меня хочет, было легче. Его опыту я доверяла. Мы повернулись и рванули в разные стороны по коридору. Я направо, Арньес налево. Маг находился в помещении на втором этаже, почти над вестибюлем, откуда мы вошли. По крайней мере, именно там располагался источник, из которого сторожевые чары черпали энергию. Пока я бежала вниз, перепрыгивая лестничные пролеты, я заставила сторожевую магию не замечать нашего перемещения. На втором этаже стояла мощная решетка. Такие обычно устанавливают в банках ингвары. Я коротко выругалась. Спустилась вниз и через окно высунулась наружу. Нужное окно словно подсвечивалось красным — тот, кто там был, все еще творил магию. Явно Арньес постарался. В смысле, выделил нужный оконный проем. Вот еще бы до него добраться... До окна, конечно же, не до Арньеса. Я присмотрелась. Никакого плюща не было и в помине, гладкая стена, расчерченная только тремя линиями блоков, почти невидимых взгляду. Но это уже что-то. Напрямую не поднимусь, но если взобраться слева от нужного окна чуть выше, а потом соскользнуть вниз и зацепиться за подоконник... то вполне успею поймать какой-нибудь банальный файербол, и обуглиться еще до того, как окажусь внутри. Нет, этот вариант меня не устраивал. Я пристально уставилась на недоступное пока окно. Так, решетка, защита от прослушивания, сигнализация — ничего особо серьезного, в принципе. Прикрыв глаза, я прикинула константы и вектора, и запустила пробное заклинание. Защитный контур погас, а решетка сменила структуру. Лишь бы ее теперь не сдул ветер.

Замечательно, с окном справились. Теперь бы только понять, как туда взобраться! Идей не было. Или были? Я посмотрела на траву под окном и зловеще улыбнулась. Никак не пойму, почему наши маги так не хотят видеть истину? Куда проще попросить стихию о помощи, чем подчинять ее, а потом заставлять что-то делать, преодолевая сопротивление. Или это только мне проще? В отличие от остальных трех стихий, Земля не входила в перечень моих врожденных, так что общаться с ней было сложнее. Подумав, я вынула нож, и надрезала кожу между указательным и большим пальцами. Болезненная ранка немедленно стала кропить кровью. Мне показалось, или трава чуть зашевелилась? Свесившись из окна, я опустила ладонь в траву, как можно сильнее прижимая ее к земле. Секунды складывались в минуты, а ничего не происходило. Нужно, наверное, позвать? Вот только я понятия не имела, как — в голове было пусто, как в пересохшем колодце. И в этот миг медальон с вензелем 'Д'А' нагрелся у меня на груди и выпал наружу из-за пазухи, тускло светясь. Полупрозрачные зеленоватые нити сквозь мою ладонь скользнули от медальона к земле... А потом трава вдруг принялась расти. Я вовремя успела взобраться на верхушку получавшихся дебрей. Безобидная обычно травка вымахала ростом с многоэтажный дом, и, хоть под моим весом промялась едва ли не втрое, успешно доставила меня к самому окну. Очень удачно — немного сбоку, так что для того, кто прятался в комнате, осталось незамеченным произошедшее. Уж замаскировать остаточный магический фон я сумела.

Я досчитала до четырех и в облаке осколков стекла влетела внутрь одновременно с грохотом сорванной с петель двери. Вид ворвавшегося Багряного был страшен. Впрочем, увидев меня, он несколько успокоился, по крайней мере, волосы больше дыбом не стояли, да и когти-зубы-клыки укоротились до нормальных размеров. Все это я отмечала уже автоматически, перекатом увернувшись от прогнозируемого файербола, и удачным пинком вбила тяжелый стол едва успевшему подняться клиенту в живот. Или несколько ниже, учитывая, за что он схватился, когда по инерции сел туда, откуда встал.

Арньес блокировал огненный шар и тот, весело искря, улетел в окно, искать новую жертву. Кстати, странно, что на шум еще никто не сбежался. Или это все тот самый перстень?

Похоже на то, что объект импровизированной охоты не собирался пока использовать магию по вполне объективным причинам — он все еще постанывал, уткнувшись лбом в столешницу. Переглянувшись, мы с Арньесом нашли себе по стулу, и расселись, с любопытством рассматривая нашего визави. К моему удивлению, 'злодеем' оказался банальный инкуб не самого к тому же высокого ранга. Выглядел он как довольно манерный мальчишка, с капризно припухшими губами и неожиданно жесткой линией подбородка. Встрепанные золотистые волосы стояли дыбом, под глазом расплывался синяк — он еще и врезался в пепельницу, несчастный.

Судя по разложенным на столе документам и конторским книгам, перед нами был один из мастеров иллюзий этого дома. Да и... мой давний знакомец по озеру!

— Чего вы сразу драться... Я всего лишь желания считать хотел. Сказали б... — простонала жертва нашего произвола.

Впрочем, я вины за собой особой не чувствовала. Не мог этот инкуб сам справляться со столь тонкой работой. Желания уловить — еще куда не шло, а вот фантом создать, да еще так, чтобы никто не сомневался в реальности.... На это даже и суккубы не все способны. А они почему-то в последнее время у дьявола вверх выбились. Ну да не суть. Кстати, значит, он все же уловил моё вмешательство?

Беседе завывания инкуба мешали изрядно. Я равнодушно махнула рукой, убирая его боль. Дешево и сердито.

Оценив мое состояние, Багряный сам взялся за дело. Роли инквизитора мне в ту ночь хватило с избытком.

Для начала Арньес встал, за шиворот вытащил несчастного иллюзиониста из-за стола и попытался пробить его телом дырку в стене напротив. Когда с первого раза не получилось, он попробовал еще раз, на другой стене. Тут мне в голову закралось жуткое подозрение, что он собирается уточнять у него совсем не те вопросы, что хотела задать я сама. Пришлось встать, помочь инкубу подняться и проводить до стола. За столешницей тот спрятался с видом обреченного. Арньес следил за ним взглядом голодного тигра. Если бы он еще и играл при этом, я бы даже насладилась картиной. Но его ярость была вполне настоящей.

— Как тебя зовут? — спросила я осторожно, присаживаясь на краешек стола между неожиданно взбесившимся Багряным и несчастным инкубом.

Людей обычно расслабляет приватная беседа. Вроде как ритуал свершен — бояться нечего. А этот инкуб мало, чем отличался от человека. По крайней мере, пока.

— Кермиэль, — хлюпая разбитым носом, поведал несчастный, сжимаясь в своем кресле в совсем компактный комочек.

— Хорошо, Кермиэль, — меня ненадолго тронул его несчастный вид, но предательские искорки в темных глазах мигом исправили впечатление, и представляться я не стала. — Мы зададим тебе несколько вопросов, и все. Договорились? Ты ведь нам ответишь?

Багряный возмущенно уставился мне в затылок, но я проигнорировала его взгляд. В конце концов, мог бы и объяснить до того, как бить ценный источник сведений головой об стену. А вдруг у того бы память отшибло? Впрочем, до столь гениальной идеи запуганная жертва нашей импульсивности не додумалась. Оценив мое молчание по-своему, Арньес отошел к стене, и скрестил руки на груди. Приятно было видеть, что и он начинал мне доверять. Хотя случайные блики между пальцами вроде как задремавшего мэйна настораживали.

Пытаясь просчитать, что он бросит раньше — кинжал, иглу, или еще что-то — я вместе с тем старательно формулировала вопросы. Сложно спрашивать, не зная, что именно хочешь узнать. Большей частью ведь в самом вопросе содержится половина ответа. Так что я наконец-то решила дать себе труд подумать. Благо под присмотром Багряного могла быть абсолютно уверена, что мой 'язык' никуда не денется.

Итак, что мне было известно? Ангелы в борделе. Вот привязалось! Многозначительно, конечно, но вполне можно было бы и забыть. И что меня в этом так впечатлило?! Так, сменим тему. Вернее, попробуем посмотреть на ситуацию немного с другой стороны. Каковы возможности магии иллюзий? Единственным специалистом в этой области была Крыло Бабочки, но мы с ней общались не слишком часто, чтобы задавать вопросы. Шарис же, которого я уже давно хотела расспросить о мучивших меня делах, подозрительно долго не отвечал. По возвращении с этим обязательно нужно будет разобраться. А пока придется просчитывать ситуацию самой. Начнем от простого. Иллюзии и желания. Меня осенило. Ведь овеществленные, пусть и на время, желания дают беспрепятственный доступ к чужой душе! А это, в свою очередь, определенные варианты. Итак, что получается? Кто-то из магов Иллюзий копит силу, понемногу воплощая чужие желания и подавляя волю. Такая ювелирная работа требовала значительного терпения, тщательности и осторожности, но не так уж много усилий. То есть магический фон оставался по-прежнему незначительным, и не привлекал внимания. Хорошо, это я установила. Хотя вроде бы сомнительно — стала бы мадам графиня потворствовать такому? Впрочем, ее вполне могли вынудить не заметить происходящего. И тогда становится очевидным и явление ехидны. Если кто-то окажется слишком умным и сообразит что-то, пробившись сквозь щиты, лучше его на зуб сначала попробует она, а ее мастер через нее получит представление о силе предполагаемого противника. Почему я верила в невиновность Максины? Хм, по большому счету, интуиция. Но своей интуиции я предпочитаю верить. И все эти выводы, опять же, не давали ответа на другой вопрос. Цель всего этого мероприятия? Шанс минимальный, но ведь кто-то должен осуществлять контроль над исполнителями?

— Кермиэль, тебя должны были уведомить о моем визите, не правда ли? Тогда чем была вызвана агрессия в мой адрес? — я закинула одну ногу на столешницу, оперлась на пятку, и принялась с равнодушным видом разглядывать свои руки, гадая, стоит ли спросить его об озере или лучше не стоит. Вряд ли у него хватило бы способностей осуществить привязку огненных существ к чужой стихии в одиночку. А значит, вряд ли мы вышли на кого-то большего, чем просто исполнитель.

На лице инкуба последовательно друг друга сменили эмоции от надменности до потрясения. Кажется, что-то из того, что я сделала, совпало с тем, чего он ожидал. Молчание затягивалось, я равнодушно рассматривала инкрустацию на столешнице, Арньес, наконец-то интуитивно уловивший мой замысле, многозначительно молчал. С таким видом, будто способен простоять так вечно. И притом ждет не дождется условного знака.

Секунды сменяли одна другую с ощутимым звоном. Я шла ва-банк, и либо он поведется, либо придется тащить его мозг к некроманту — вдруг тот что раскопает? Малопривлекательная процедура, если честно. Но совесть меня не замучает.

— Вы не... Вы не дали условного знака, мастер... — наконец сломался мой собеседник.

— Да? И какой знак я должен был дать? — немного приподняв бровь в картинном изумлении, поинтересовалась я, невольно копируя надменные интонации Тириэла и чуть надавив, заставляя ответить.

— Бабочка... — зачаровано пробормотал несчастный в лихорадочной попытке выдержать проверку.

Не собираясь отступать, я все же могла его пожалеть. Забавное ощущение. Не важно. Важно совсем другое. Бабочка? Скрыть потрясение на этот раз было демонски сложно, я ощущала, как немеет мое лицо, будто в маске сдерживаемого гнева. Бабочка?! Бабочка в волосах Дорана! Крошечная синяя заколка в виде Мнемозины. Мне немедленно вспомнилась зеленая змейка, оказавшаяся в волосах Лаки. Но об этом совпадении стоило подумать позднее. Инкуб определенно ждал от меня ответа.

— Такая? — спросила я, и 'отпустила' с ладони иллюзорную Мнемозину в синеватой гамме, точно такую, как была у Дорана.

Пальцы пронзило короткой болью, и бабочка вдруг выпорхнула в разбитое окно, лениво взмахивая ставшими настоящими крыльями. Даже от такого усилия голова закружилась, но это не имело значения.

Приложившись лбом о приснопамятную столешницу, инкуб звучно грохнулся на колени.

— Простите, я не узнал Вас, мастер! — патетически взвизгнул он из-под стола.

Что же сегодня все такие нервные-то! Пожалели б мои бедные уши!

— Успокойся, — прошелестел Арньес многозначительно.

Перевернуть стол и отодвинуть в сторону с таким видом, будто это мне ничего не стоит, было не слишком-то просто. Но я справилась. Даже снова на него присела — на этот раз, используя как скамейку боковую поверхность столешницы. Чего не сделаешь ради приятной беседы!

— Одними извинениями здесь не ограничишься, — лицемерно улыбнулась я, лениво постукивая каблуком по крышке стола в ритме лихорадочного биения его сердца. — Ты приготовил отчет?

Значит, как своеобразные тайные знаки они используют символы?..

— Мастер, а он?.. — трепеща, все же проявил любопытство инкуб, определенно озабоченный голодным мэйним взглядом

Моя улыбка сделалась слаще и мягче. Долго тренировала:

— Ты знаешь, какие символы носят у нас наказующие? — я бестрепетно использовала это общее слово, которым могли обозначаться как каратели, так и палачи.

— Черный ирис, — с охотой выдал мне еще крупицу данных Кермиэль.

— Превосходно, — я несколько раз сдвинула ладони в коротких аплодисментах. — А кто стоит над ними?.. — мой собеседник превосходно уловил суть импровизированной проверки-урока, кому как, и вместе с тем изо всех сил стремился загладить свое 'упущение'.

— ... — все же замялся Кермиэль.

Но я уже втянулась. Зеленая змейка Лаки засверкала на моей ладони во всей красе.

— Хочешь?.. — улыбаться слаще у меня бы не получилось и под угрозой смерти.

Инкуб сжался в комок, даже зажал пальцами уши. Змейка радостно сверкала в моих руках, переливалась, будто звала. Тут до меня дошло, что несчастный что-то шепчет на одной ноте, нудно, будто заевшая пластинка:

— Пожалуйстаненадопожалуйстапожалуйстаненадо, — бормотал он беспрерывно в одно слово.

Я подошла и присела на корточки с ним рядом.

— Ты узнал ее? — шелковым голосом поинтересовалась я, поднося змейку к самому его лицу, внимательно следя за тем, чтобы не коснуться ею кожи.

— Я не знал! Я не знал, что это он!

Кермиэль очень удачно уткнулся лицом в пол — сдержать недоумения не смог ни один из нас. Мы с мэйном обменялись растерянными взглядами. Он? Еще лучше! Впрочем, медлить было нельзя — мне не представлялось возможным оскорбить дом той, у кого я была в гостях, лишней кровью. Пришлось импровизировать.

— Не знал, что это — он? — промурлыкала я, легонько приподняв его голову за волосы.

Ласка магии инкуба была едва ощутима, не смотря на то, что я касалась его рукой без перчатки. Инкубы не могут до конца контролировать свою магию при прямом прикосновении. Нет, кажется, с озером я ошиблась. Там был не он, не тот уровень силы, даже если учесть, что ему сейчас не до соблазнений. Следовательно, кто-то принял облик Кермиэля. А отсюда напрашивались неприятный выводы. Самый очевидный — мой недоброжелатель способен к перемене формы, либо кто-то в его свите способен к этому. Все эти мысли промелькнули в мгновение ока, пока я осторожно заставляла инкуба запрокинуть голову и смотреть мне в глаза.

— Он — кто?.. — прошептала чуть слышно.

Некоторые власть имущие любят как-то подтверждать свою власть, например, заставляя подчиненных вслух произносить свой титул. Учитывая, на сколько мало мы с Арньесом знали, мне оставалось только надеяться на то, что и неведомому 'Ему' сие прегрешение не чуждо.

Наверное, я все-таки кое-чему научилась у вампиров, по крайней мере, Кермиэль смотрел мне в глаза совершенно заворожено. Странно, я ведь ничего не делала. В смысле, никакой магии. Да и не мог он так быстро сломаться. Маги проходят столько испытаний, что слабые духом среди них просто не встречаются. Отсеиваются на первых годах обучения. Неужели... И в эту секунду у инкуба вспыхнули торжеством глаза. Пальцы мага сжались у меня на плечах, в метафизическом смысле замыкая кольцо. Крик Багряного отодвинулся куда-то немыслимо далеко, смытый неистовой волной ощущений. Это было, как если ударило молнией, только вместо электричества были умопомрачающе яркие эмоции. Они заворачивались внутри в тугие спирали, били по нервам. Не только вожделение — это было бы слишком просто. Безопасность, спокойствие, уют, счастье, близость, просто солнечное тепло, страсть, любовь. Весь этот калейдоскоп нарастал все сильнее, все глубже затягивая меня в свои сладкие глубины. А в глубине была Тьма. И погружаться стало как-то легко и просто. Пока вдруг не стало слишком приторно. Так сладко, что мозг перестал верить обрушившейся на нас лавине.

И я очнулась.

Инкуб тихо взвыл и отдернулся к стене, жалобно подвывая и дуя на обожженные ладони. Наверное, мою ухмылку сложно было назвать слишком доброй. Больно отказываться от сказки. И все же... Я встряхнула головой. Медленно стерла кровь с подбородка — прикусила, оказывается, язык до крови. И мягко произнесла:

— Еще раз. Кто — он?.. — тихо откашлявшись.

И Багряный, и мой собеседник выглядели обескураженными. А Кермиэль еще и испуганным до потери чувства. Я так разозлилась, что сама не заметила, как удлинила ногти на руках до размера приличных когтей, и аккуратно сжала его подбородок.

— С.. Сатурн... — прошептал инкуб едва слышно.

Сатурн?! Это что вообще такое? Какой-то бог или... Я вспомнила Мнемозину, и меня осенило. А может быть, тоже имеются в виду бабочки? Семейство Сатурний, Павлиноглазки? Впрочем, других доказательств у меня не было.

— Морф, — едва слышно выдохнула я себе под нос.

Кермиэль с криком сжался в клубок, прижался к стене, и заскулил, как умалишенный.

— Я не знал, не знал, не знал... — эти повторы начинали утомлять, но в своих подозрениях я утвердилась.

Сатурнии, Мнемозины и Морфиды. Причем, судя по реакции пленника, все эти классы жестко разделены по иерархии и по функциям. Очевидно, что Сатурна он боится меньше. Впрочем, не время было выстраивать иерархическую цепочку неведомой организации. Происходящее начинало нравиться мне все меньше. Я спрятала брошь-змейку, и задумчиво поглядела на Багряного.

— Теперь знаешь, — угрожающе пророкотал мэйн, используя ставший привычным за этот вечер образ. — Что дальше? — он придвинулся ближе, раздраженно нависнув над инкубом.

— Давай отчет, — одновременно с ним рыкнула я.

Его нельзя оставлять в живых. Вот только... Ну не могла я убить растерянного недоросля, еще даже не вошедшего в силу, тихонько всхлипывающего на полу. Если бы он напал — все было бы просто, а так... Да, сама виновата. Да, глупо. Но просто рука не поднимается. А как еще обезопасить иллюзиониста? Пока он будет рассказывать, надо подумать. А то с Арньеса станется решить все проблемы самому...

— Сядь и рассказывай, — отвлекшись от размышлений, приказала я и указала на стоявший в центре кабинета стул.

Кому как, а инкубу вовсе необязательно обо всем этом знать. Иллюзионист неловко сел, подобрав под себя ноги. Посмотрел мне в глаза. Почему-то теперь из нас двоих со мной ему было проще. Хм, а за кого он меня-то принял?.. Тем временем Кермиэль приступил к повествованию. Он нервничал, сбивался, то и дело всхлипывал и перескакивал с одного на другое, но вовремя поданными комментариями и уточняющими вопросами мы сумели заставить его выложить все.

Из его довольно путаного рассказа, в моей, естественно, интерпретации, получалось следующее. Более цикла назад некие люди, пардон, существа в Империи сочли себя недовольными существующей властью. Так как заклятие верности никто не отменял, они для начала нашли сторонников в соседней Империи, а дальше пошли от противного. Если я не могу свергнуть своего Императора — нахожу тех, кто может. А сам в это время пробую свергнуть вражеского. Чар, заставлявших докладывать о готовящемся заговоре, по чьему-то недосмотру не было, так что этот этап плана прошел у них на ура. Дабы не попасться на глаза власть имущим раньше времени, было создано нечто вроде тайного ордена, а также соответствующей символики и свода правил. Идея с использованием Иллюзий существовала с самого начала, именно поэтому к делу привлекались в основном иллюзионисты и специалисты по желаниям всех уровней и классов. Накопленную магию, как делалось очевидным, предполагалось использовать для свержения Императора с трона. Либо, и об этом варианте тоже не стоило забывать, для попытки призыва некой неизвестной сущности, способной самостоятельно справиться с данной проблемой. Третья моя версия гласила, что полученные массы энергии могут быть использованы для открытия источника магии, но пока ни одну из них я не могла считать достаточно обоснованной. Впрочем, дальнейший рассказ кое-что прояснил в ситуации.

В любом случае, диверсионная деятельность на территории Светлой Империи велась явно дольше, чем на территории Темной, куда попытки вторжения были предприняты лишь недавно. И это само по себе многое о ситуации говорило. Или не говорило, это как посмотреть.

Если говорить о символике, Мнемозина символизировала мимолетность, то есть временного агента, либо наделенного временными полномочиями посланца. Змея — тайного наблюдателя, пожелавшего вмешаться в ход событий (ядовитым укусом). В основном же чины и звания передавались с помощью названий цветов и растений. Ирис обозначал ликвидаторов клана, в зависимости от цвета того или иного уровня. Получалось, названиями бабочек награждались те, кто входил в постоянный состав организации. Кстати, судя по Дорану, либо не я одна интересовалась этим вопросом, либо у каждого временного агента был куратор. Одно было абсолютно ясно — все в их символике имело минимум два смысла, везде следовало искать второе дно. Расспрашивать про Морфа и Сатурна мы не решились, но и без того были кое-какие предположения.

Несмотря на сумбурность, Кермиэль завершил свой отчет в течение часа. Над полученными данными следовало хорошенько подумать, но позже, потому что голова и без того гудела от информации.

Я вновь посмотрела на Арньеса. Багряный не разделял моих предубеждений против убийств, но зато неплохо относился к правилам честной игры. Нам обоим было очевидно, что, если мы оставим парня просто так, из него не просто выкачают всю возможную информацию, но, скорее всего, еще и убьют. Это было бы обидно, учитывая, что я его пощадила. Мэйн незаметно опустил ресницы, показывая этим знаком, что все сделает.

Я отошла в сторону, а он приблизился к инкубу. Теперь никакой ненависти не чувствовалось, лишь всеобъемлющий покой. И тишина.

— Закрой глаза, — попросил он тихо, и положил руку пареньку на лоб. — Слушай меня, Кермиэль, — все тем же ласково-вкрадчивым голосом попросил Багряный... и наложил на них обоих защитные чары от прослушивания.

Я гневно фыркнула, покосилась на застывших в безмолвной для меня беседе существ, и только вздохнула. Я ему еще отомщу, Багряному этому! Перестраховщик! И... и опять мне убираться! Мебель послушно сама вернулась на свои места, стекло с мелодичным перезвоном стало целым, решетка обрела прочность металла, сеть сигнализации восстановила цельность, все следы чужого присутствия пропали, будто в кабинете никогда никого кроме Кермиэля не было. Явно помог Багряный — слишком тонкие чары, а то без полной концентрации у меня обычно были проблемы.

К тому моменту как мэйн усадил сонного инкуба в приснопамятное кресло, все было готово. Он с одобрением оглянулся, кивнул, подправил что-то в ауре кабинета — оказалось, выправил течение времени, то есть убедил саму комнату, что в ней ничего не происходило (как истинный учитель, он и здесь нашел время для импровизированной лекции), и лишь потом вслед за мной пошел к восстановленной двери.

Та бесшумно закрылась за нашими спинами.

Впрочем, ликовали мы не долго. Оставалась еще загадочная Лили, а время уже явно поджимало. Переглянувшись с Багряным, мы вдумчиво покружили по запутанным коридорам (похоже, без кольца блуждать нам в них предстояло вечно — несколько раз лишь импульсы от него позволяли мне найти правильный путь). Судя по всему, комнаты верхних этажей были зачарованы так, чтобы подводить каждого лишь к его собственным покоям, либо к специальной комнате для приемов — была здесь и такая, огромная и пустая, отделанная темным лакированным деревом и металлом, с причудливо инкрустированным светлым паркетом и невесомым ажурным барельефом в верхней части стен. Смотрелось стильно и немного странно. Из мебели в комнате были лишь длинный овальный стол, несколько кресел и черная доска. В эту комнату мы с Арньесом вышли раз десять, пока я не научилась разбираться в сигналах от кольца.

От полученных сведений голова гудела. Они никак не увязывались в целую картину. Я знала, что упускаю что-то, и дурное предчувствие начинало мучить. Неопределенное, неясное, что возмущало еще больнее. Но справиться со всем этим пока не получалось.

Наконец нам удалось выбраться с третьего этажа, и выйти в знакомый коридор. Тот, где нам встретился ангел. Осталось вспомнить указания вежливой администраторши. Итак, 'вверх по лестнице, направо до конца коридора, снова вверх, налево и вниз до конца', если я ничего не путаю. Значит, нам осталось пройти до конца коридора, подняться по лестнице и... Я проговаривала в уме все, что делала. Ощущение угрозы не пропадало. Наконец и Арньес что-то почувствовал. Никаких признаков, но я вдруг поняла, что он готов к нападению. Тем временем мы свернули налево. И вдруг почувствовали знакомый железистый запах. Я перешла на бег. Почти пролетела короткую лестницу — похоже, номер у Лили был двухэтажным. Багряный не отставал. Створка двери осталась приоткрыта. Мы с Арньесом переглянулись, и как-то синхронно разошлись по сторонам от двери. Запах стал сильнее, свежее, ярче. Словно... крови стало больше?!.. Выдохнув, я толкнула дверь... Посреди жуткого бардака посреди гостиной, прямо на шикарном ковре, навзничь лежало женское тело, утопая в алом, ярком, как помадка на торте, и кровь хлестала из разорванного чьими-то клыками горла. И поскрипывала ставня на окне.

Ее убили совсем недавно. За несколько минут до нашего прихода, как раз пока мы заканчивали возиться с магом и блуждали по коридорам. Случайность?..

Я осторожно присела на корточки рядом с телом, стараясь не испачкаться и не пачкать роскошный пушистый ковер. Эрийская шерсть — умопомрачительно дорогое удовольствие — казалась нереально красивым фоном этому трупу. Трупу. Мертвый — это уже труп, не человек. И его лучше потом сжечь, если не хочешь иметь дела с мертвым зомби. Но это проза жизни, видимо, мозг старался снизить потрясение.

Я натянула пропитанную водоотталкивающим составом перчатку (да, ношу и такие — и не спрашивайте для чего, у всех свои секреты). И осторожно приподняла ее за плечо, повернув чуть на бок. На меня, с изгрызенного лица, незряче уставился один серый глаз. Все остальное — скулы, нос, подбородок — казались изгрызенным, рваным, окровавленным куском мяса, будто приложенным в косметических целях. Только гладкая линия высокого лба разрушала это предположение. Я глухо выдохнула и отвела взгляд.

Она не продала свою жизнь просто — об этом явственно говорило творящееся вокруг безобразие. Но слишком хорошо были защищены от посторонних звуков ее покои, чтобы кто-то услышал. Впрочем... пока я равнодушно скользила взглядом по ее телу, пытаясь вспомнить свои первые впечатления, мне вдруг бросилось кое-что в глаза. Ее левая рука лежала под столом, так и не выпустив не сумевшего спасти ее меча, отгрызенная чуть ниже локтя. Зато вторая что-то сжимала.

Я разжала еще безвольные пальцы. На ладони трепетало несколько волосков. Черных, как сама ночь. Эту улику я аккуратно забрала и спрятала в платок. А потом переглянулась с Багряным. Пока я изучала труп, тот осматривал покои Лили. Она была мастером. В соседнем зале вдоль стен была развешаны образцы ее коллекции. Некоторым позавидовали бы и Императоры, и мастера моего Храма. Превосходное оружие. Мечи, арбалеты, секиры, топоры, составные луки — те, которых в последнее время стали опасаться даже мэйны, 'Хищники', новейшая разработка... все ее мастерство не сумело ее спасти.

— Дикий зверь? — спросила я, задумчиво разглядывая ложе арбалета.

— Похоже на волка или демона-лиса, — неуверенно предположил Багряный.

Он, казалось, от вида трупа неудобств не испытывал. Интересно, он волоски видел? Сейчас вряд ли смогу, но позже, когда будет время, нужно обязательно проверить одно предположение. Есть такие хорошие, хоть и жутко затратные чары... как раз и работающие с частью чужого тела.

— Для демона он слишком много оставил, — подумав, выдвинула я возражение. — Не могу избавиться от ощущения... разумности. Ведь он так и не дал себя ранить, кто бы он ни был. Ворвался, осознанно загнал в угол, не давая ни броситься к окну, ни за дверь. Хотя от окна, похоже, отогнал — видишь кровь?..

— А если он — кто бы он или она не был — был не один?.. — с сомнением протянул Арньес, потом подошел к окну, посмотрел на след когтя на дереве — всего один. И возразил сам себе. — Нет, похоже, ты прав. Она открыла его сама, зверь просто плечом снес створку — широковат в плечах оказался. Что-то он слишком умен — кроме царапины, не оставил ни следа.

— Время смерти?

— Минут пятнадцать, — решил мэйн, подумав.

Я кивнула, отошла к окну, прикрыв глаза.

— Ар, как ты думаешь, нас теперь не... заподозрят? — спросила я таким тоном, что сомнений в моей незаинтересованности не оставалось.

Мне почему-то казалось, что те клинки на стене, с ее неброским клеймом с литерой 'Л', беззвучно плачут. Странная причуда воображения, но я никак не могла избавиться от иллюзии.

— В принципе, не должны... — почувствовав мое настроение, медленно предположил Багряный. — Вир?..

— Она заслужила огонь, — уже спокойно сказала я, обернувшись.

Арньес усмехнулся — одними своими умопомрачительными глазами.

...Комната выгорела дотла за каких-то полчаса. Мой расчет оправдался — остальные помещения клуба огонь не затронул, погаснув у стен, едва слизнув с них всю драпировку. И унес в своих обжигающих объятиях ее тело. Я эгоистка, но мне представлялся такой конец достойным для мастера. А еще ведь были те волоски. И я не собиралась про них забывать.

Позже, уже вернувшись за своими вещами к Максине, я нашла Стража-кота. Тот сидел на каминной полке, и умывался с довольным видом.

— Ты об этом говорил?.. — спросила я тихо, чувствуя лишь пустоту внутри, и ни грамма усталости.

Казалось, кот не ответит. Потом на меня уставились горящие угольки глаз стража. И тот тихо, неохотно, сказал:

— Ты разгадал лишь первую часть послания, — прежде чем медленно растаять.

Последним пропал оскал.

"Все, что ты делаешь, имеет смысл только в том случае, если ты хозяин самому себе. Если ты лишен права спать там, где тебе хочется, ты не человек, ты — раб".

http://www.territory.ru, Папа

Глава 17.

Дом главнокомандующего покинули той же ночью (очень напоминающей ранее утро), несмотря на искренние (удивительно, верно?) сожаления хозяев. Трусость? Быть может. Но я все же предпочитаю слово "предусмотрительность". Подозрения на счет "моей светлости" и заседание целой коллегии следователей в "Виньетке лилий" определенно не добавили ему уверенности в моей политической ориентации. Звучит страшно, но Главнокомандующий остается Главнокомандующим где угодно, и после интересов жены обязан думать об интересах Империи. Хотя Император вряд ли со мною бы согласился в порядке выставления приоритетов. В любом случае, не хотелось мне убивать Роэна только из-за расхождения во взглядах. А если бы он встал на моем пути, пришлось бы. Так что я поспешила найти иное решение, поступившись возможностью попросить об активной помощи в поисках.

До предместья от города было почти четыре часа пути, и мы сдержали бег коней, как только пропали из видимости стражи городских стен. Меня все больше беспокоило, куда исчезли дроу. Но наша связь с Кэмом никуда не делась, и я чувствовала, что он, по меньшей мере, жив. Не думаю, что он оставил бы темных одних. Хотя кто я, чтобы судить? Так что я все равно волновалась.

Арньес как-то договорился с моей Лапой, более того, оказалось, он в восторге от кобылы. После нескольких дней их общения лошадь расцвела, загарцевала, превратившись из хорошенькой, но невзрачной, лошадки в роскошного скакуна, достойного везти хоть императора, хоть принца. Чудо таких перемен осталось для меня тайной за седьмой печатью. Ашер, и до того втихаря оказывавший ей свои, лошадиные, знаки внимания, казалось, теперь пользовался ее особой благосклонностью. По крайней мере, на стоянках мы никогда не привязывали их. Лапа сама, как заговоренная, ходила за Ашером вслед, и охотно отзывалась на мой или мэйнов голос.

При таком темпе передвижения у меня наконец-то хватило времени, чтобы вволю насладиться разнообразием окружавших пейзажей. За редчайшим исключением, просторы Темной Империи не в силах похвастаться подобным буйством жизни, что раскинулось вокруг. Рощи, леса, луга, поляны, разнотравье и манящая яркость цветов, шелестящие голоса деревьев, и свежесть листвы, умытой росой... Ярчайший калейдоскоп жизни повышал настроение любому, не зависимо от желания. И я вскоре поймала себя на том, что тихонько напеваю под нос и улыбаюсь чему-то неведомому.

Ждать или активнее искать дроу в незнакомых землях казалось одинаково бесполезным. Так я только привлеку ненужное внимание светлых. Оставалось только добыть Синее Пламя самой, и в ходе поисков надеяться получить какую-либо информацию о пропавших мэйнах. Я чувствовала себя на столько неуверенно, что даже поделилась частью сомнений с Арньесом. Багряный счел мои выводы совершенно логичными, и предложил поспешить. По его словам, в ближайшие несколько дней в Империи могли вспыхнуть беспорядки, связанные со слухами о возвращении мэйнийского принца.

Как еще в гостинице выяснил для меня Арньес, Синее Пламя хранилось как раз в Лиене у богатого книготорговца, собиравшегося выставить этот артефакт на торги, чтобы, в свою очередь, приобрести несколько замечательных образчиков для своей коллекции. К несчастью, названия книг мне ничего не говорили, и не вызвали никаких полезных ассоциаций.

В небольшой деревеньке неподалеку, у старого кузнеца-ингвара, я прикупила себе кольчугу, новые ножны, метательные кинжалы и запасной меч, а также нанесла визит портному. Гильдейский мастер мгновенно разыскал для меня простой темно-синий плащ с капюшоном и застежкой в виде кленового листа. Там же я частично обновила и прочий гардероб. Разве что шпилька так и осталась подколота под подкладку, та, в которую я превратила ошейник светлого.

Сам аукцион начинался лишь через два дня. Времени в обрез. К стыду своему, нет и не было никогда у меня никаких особых способностей, вроде талантов вора. Да и не знаю в Светлой Империи никого с такой специальностью. Придется, рассуждала я, присматриваться к покупателю на аукционе, если купить самой не выйдет, а потом придумывать, как заполучить артефакт. В тиши гостиничного покоя я зажгла огонек свечи и склонилась над картой дома, где должна была проходить продажа. Старинный особняк обанкротившегося еще в прошлом веке дворянина, проданный за долги. Семейная гавань. А значит — и продуман, и защищен, и прочен. Я подумала немного и сжала секиру на сережке. Сложное заклятие развернулось в воздухе, легло поверх карты, позволяя в режиме реального времени просматривать приходящие в голову варианты, а заодно защищая от наблюдения. Даже притом, что исходных данных не хватало, шансы до аукциона украсть артефакт и безопасно покинуть дом сводились к семи целым, четырем десятым процента. Жаль только, что шансы уйти потом живой приближались к абсолютному нулю, даже если включать в расчеты помощь Багряного.

Подобные аукционы устраивали раз в год для членов клуба и короткого списка почетных гостей, заранее извещаемых о таком счастье специальными приглашениями. Я обзавелась такой же карточкой, украшенной изумрудной голограммой в уголках и моим именем для комплекта. Вириэль не успел еще настолько прославиться, чтобы это стало опасным. С учетом влияния графини Максины заполучить карточку было не слишком сложно. На самом деле, можно было бы поискать специалиста в клане, но просить мэйнов об одолжении пока не представлялось возможным. Не то положение было у меня, чтобы завязнуть в долгах. Просмотрев еще с сотню вариантов, я окончательно убедилась в привлекательности тактики выжидания. И с осознанием выполненного долга спокойно легла спать.

Таким образом, оказалось, что весь следующий день выдался у меня абсолютно свободным.

Утро я встречала на рассвете. Просто вспомнила, как давно не могла себе позволить насладиться красотой восходящего светила, да воспользовалась удобным географическим положением гостиницы — окна моей комнаты выходили на огромный гостиничный двор и, по совместительству, на восток. Потом, через то самое окно, легко спустилась во двор. Короткая тренировка наполнила тело мягкой силой. Быстрые стремительные выпады, пируэты, атаки, отходы и сальто мне самой казались просто танцем, а меч — продолжением руки. Тренировку завершил короткий забег наперегонки с собакой и лошадьми до речки и непродолжительное купание. Я выбралась из прохладной воды, выкупала и вытерла пса, подобрала гребень, расчесала волосы, быстро оделась. Лик с восторженным лаем принялся носиться вокруг, Ашер сосредоточено щипал травку, любезно оставляя лучшие травинки Лапе.

Река причудливо изгибалась, пугливо кутаясь в утренний туман, фосфоресцировавший от солнечных лучей, пронизавших его насквозь и исчезавших в глубинах вод. В десятке метров выше по течению крепкая ветка раскидистого дуба опускалась к самой воде.

— С добрым утром, — поприветствовала я, кидая камешки в воду и считая разбегавшиеся от них кольца.

Арньес легко спрыгнул с ветви дерева в траву.

— Привет, — он улыбался, легкомысленно помахивая небольшой корзинкой. — Позавтракаем?

Для импровизированного пикника мы расположились неподалеку от воды, на сравнительно сухом пятачке, уютно устроившись на покрывале, который Багряный извлек из той же корзинки. Также внутри оказались горячие пирожки с вишней, жареная индейка, несколько яиц, какой-то грибной салат и фляга с морсом. Арньес не забыл даже угощения для Ашера, Лапы и Лика.

— Трактирщица была так любезна... — пояснил мэйн легко, и улегся с краю "стола", опустив голову мне на колени.

Я насмешливо приподняла бровь. Тихо фыркнула, не став вдаваться в подробности.

— Почему так? — поинтересовалась я вместо этого.

— Как так? — рыжеволосый казался растерянным.

— Хм... — а стоит ли говорить о таком... — Арньес, расскажи мне, о чем вы говорили с тем гоблином во дворе.

— Ты слышал? — пристальный взгляд сквозь ресницы, полусонный, пристальный, хищный.

— Да, — я мягко усмехнулась. — Мне нужно понять, причем тут был Доран.

— Доран?.. — сладко потянувшись, скучающим тоном.

— Не хочешь отвечать?

— ...

Я вздохнула, осторожно поднялась, передвинув его голову с моих коленей на покрывало.

— Не сердись.

— Я не сержусь. В конце концов, кто я такой, чтобы ты откровенничал со мной, правда? — обернувшись к мэйну с мягкой улыбкой, я отчетливо понимала, что делаю. Немного психологического шантажа еще никому не мешало... — Не важно.

— Вириэль... — отчаянно прошептал он с закрытыми глазами.

Мы помолчали.

И почему ничто никогда не бывает так просто? Вот как сейчас. Устроили пикник как обычные люди, сидели, смеялись, но... Он — смерть по контракту, я — порождение мрака. Разве здесь может быть что-то просто? И вместе с тем, так легко, как с ним, я не чувствовала себя ни с кем уже очень давно. Так что... не будем портить праздник, не так ли? Потому что если у меня есть секреты, которые я не могу раскрыть, почему так же не может быть у него? Это, по крайней мере, честно.

— Вир... — снова позвал мэйн.

— Я понял. Правда. Либо потом расскажешь, что сможешь, либо сам узнаю. Лучше посоветуй, что здесь есть интересного — весь день свободен.

Рыжий рывком открыл засветившиеся глаза, и звонко, многообещающе рассмеялся.

Мэйнийский принц прибыл верхом, в сопровождении единственного слуги, надменно прикрыв лицо бархатной полумаской. В длинных светлых волосах переливались огненные прядки — отличительный знак клана, аквамариновые глаза приглушенно сияли сквозь ресницы, на губах блуждала издевательская полуулыбка. Он молча подал страже у входа приглашение, и проследовал внутрь, жестом поманив за собой телохранителя. Охрана, едва наткнувшись на пронизывающий вызывающе-высокомерный взгляд, отступила и безропотно пропустила обоих, даже не попытавшись обезоружить. Мэйнийский аристократ коротко кивнул, проследовал в главный зал, где собрались приглашенные в ожидании начала аукциона, лениво подхватил бокал вина с подноса слуги, и отошел к окну, в тень. Казалось, для него нет ничего интересней причудливых переливов цвета вина в бокале. Телохранитель за его левым плечом казался призраком, неотъемлемым приложением, статуэткой.

В зале царила атмосфера восхищенного ожидания. Немногочисленные члены клуба и приглашенные гости смешались в веселом оживлении, похожем на наркотический угар. Извращенно-изысканный хаос сдерживало только одно — любой из присутствующих четко помнил о своих целях, и все, даже кажущиеся случайными, свои действия направлял для их достижения. Именно из-за этой способности сосредоточиться на своих целях они и занимали свое нынешнее положение. Меркантильные интересы пронизывали все области общения — от дружбы и секса до любви и отношений отцов и детей, настолько сливаясь с реальностью, что становились привычными.

Мелкими глотками попивая воду (простейшая магия, не требующая никаких усилий) из бокала, я прислушивалась к чужим разговорам, как можно незаметнее ловя обрывки слов, запоминая лица. Ничего важного. Тускло мерцал контур индивидуальной защиты. Значит, временно можно не беспокоиться о подслушивающих. Я прикрыла глаза, решив воспользоваться выпавшими мгновениями спокойствия. Арньес даст знать, если что-нибудь произойдет. Не важно, что.

Давняя схема вспыхнула перед мысленным взором так легко, будто мое подсознание и без того крутило ее и так и этак, стараясь подтолкнуть к верному ответу. Я все больше убеждалась, что вокруг меня разворачивалась интрига, может быть, заговор. Что именно сделало меня целью первой атаки оставалось совершенно неясным. Но сомнений не оставалось — тот монстр и нападения в и у трактира были совсем не случайны. Это не вампиры — им не выгодна моя смерть до того, как я принесу Синее Пламя. А я принесу — таков приказ Храма. И это не Император. Император не позволил бы мне отделаться так просто, или... или я чего-то не знаю. Остаются дроу, светские власти и... светлые мэйны. Хотя, что я им сделала — не понимаю. А ведь еще есть заговорщики, и кто-то 'сзади', как намекнул Страж-кот. В голове все перемешалось.

— Ваше Высочество, — леденяще-вежливый шепот Арньеса разорвал мою концентрацию.

Телохранитель застыл неподвижно. А я огляделась. Снова ударил гонг, распахнулись тяжелые створки. Гости постепенно стягивались к дверям, расходились по залу. Аукционатор торжественно вышел на помост, подождав, пока все рассядутся по местам.

— Дамы и господа! Позвольте мне, с Вашего, надеюсь, полного одобрения, объявить сто семнадцатый аукцион Золотой Ложи открытым, — звонко и ясно, одной своей улыбкой разжигая нетерпение присутствующих, объявил он.

Аудитория дружно разразилась протокольными аплодисментами.

Аукцион шел полным ходом. Лоты следовали один за другим, мерно меняя владельцев. Цены взлетали до небес. Мэйнийский принц откровенно скучал, присматриваясь к собравшемуся обществу. И лишь изредка отвлекался обменяться отрывочными фразами с телохранителем.

Эстебан И"Сарах, дипломат с далекого и неведомого Эроха, с самого начала поставил меня в тупик. Хотя бы самим своим появлением на аукционе, полностью не предусмотренным правилами ложи. Даже Багряный, образец хладнокровия, после трех минут наблюдения за сим индивидуумом в таких пикантных подробностях расписал подходящие для эрохского гостя способы казни, что мы оба потом сутки не завтракали. Образы то и дело возвращались в коротких и насыщенных снах, или просто как живые вставали перед глазами, после чего любая пища казалась до крайности несъедобной, а собственный организм несовместимым с существованием.

Позже мы сравнили свои наблюдения. Высокого, но ближе к среднему, роста, темноволосый, симпатичный как девушка шатен с серыми глазами, атлетического телосложения, загорелый и пластичный, обладал изворотливостью гадюки и ядовитостью цикуты. Дополняли образ искушенный разум, потрясающая изворотливость, острый язык и тонны нездорового скептицизма, круто замешанные на упрямстве пополам с цинизмом. Итог, честно говоря, получался неутешительный.

— Хороший вор, — подумав, добавил к общему образу Багряный.

— Почему? Разве не воин?

— Стрелок, может, маг, но не по основной специализации.

— Но он движется как....

— Как хороший дипломат в присутствии боевого петушка... — подпустил шпильку мэйн.

— Ну, ты... — я возмущенно насупилась, но возражений не нашла.

А ведь действительно — как он ловко скопировал мою манеру движений! На столько ловко, что, если бы ни Арньес, я бы ее и не узнала. Этакая мягкая, текучая, расслабляющая, псевдо-безопасная пластичность, означающая для любого знающего лишь абсолютную готовность в любой момент взорваться действием. Любым — от фехтования и магии до умопомрачительного, захватывающего бега. Такой стиль движения вырабатывается тяжелыми и нерегулярными тренировками, когда почти нет времени на отдых, так что все свободное время ты проводишь в неглубоком трансе, расслабляя разные группы мышц поочередно. А иногда бывает врожденным.

Оценив его старания, я надменно фыркнула и сосредоточила внимание на аукционе.

Тот шел своим чередом, оживленно, регламентировано — и смертельной скучно. Я старательно убивала время шахматной партией сама с собой, изредка вмешиваясь в ход торгов, дабы не выделяться из общей массы, но особо не напирая.

Сегодняшняя коллекция лотов включала в себя разнообразный набор предметов военного искусства. Большей частью колюще-режуще-рубящей направленности — клинки от столовых ножей до тяжелых шестиметровых двуручников-великанов. Перед началом каждому участнику предоставили каталог, так что короткие емкие характеристики, даваемые каждому лоту аукционистом, можно было со спокойной совестью пропускать мимо ушей.

В первый раз господин посол Эроха обратил на себя внимание, перебив едва ли не вдвое цену, которую принц Вириэль в моем лице предложил за любопытную безделушку времен феа — серебряный клинок-мизерикорд с хрустальным лезвием и янтарной ящеркой на рукояти. Для своего подлого выпада он дождался второго удара молотка, и в воцарившейся тишине торжественно приобрел права на экзотическое вооружение за троекратно превышавшую мою ставку цену. Поймав вызывающий взгляд, я порядком растерялась, не сообразив сразу, чем именно изволила привлечь внимание этой персоны. Зато не преминула со скучающим удовлетворением ухмыльнуться. Если честно, не так уж мне была необходима эта безделица. "Глаз Кошки" был и в Храмовой коллекции. От такой откровенной демонстрации пренебрежения он едва сдержал приступ бешенства, но поспешно вернул на лицо приветливо-равнодушную гримасу. Арньес раздраженно ткнул меня в бок локтем, постаравшись сделать это незаметно. Да уж, ему определенно не понравилось такое ребячество... Признаюсь, в своем возмущении он был прав. Поддавшись какому-то детскому злорадству, в последовавшие два часа я вынудила дипломата Эроха приобрести пару каменных клинков, осколок лезвия Королей, сломанный кинжал из драконьего зуба и магический кристалл для изготовления хрустального клинка, давно разряженный к тому же. Для этого достаточно было лишь выразить свою заинтересованность в предлагаемом лоте — и несколько минут спустя господин посол приобретал его за умопомрачительную сумму. Где-то в процессе этой игры ко мне даже подошел слуга распорядителей аукциона, совершенно добровольно предложив процент от вырученных денег. Уже по одному этому можно было судить о том, какие суммы сменили своих владельцев.

Я так заигралась, что едва не пропустила появление нужного лота. Синее Пламя позиционировалось как легендарный меч владык Льда — вероятно, среди искусствоведов Золотой Ложи не нашлось подходящих специалистов, чтобы опознать артефакт. Синее Пламя действительно напоминало льдинку. Прозрачное синеватое лезвие в сетке мельчайших молний распространяло вокруг освежающую ауру морозного холода, черные драконы на рукояти изредка распахивали глаза и с ленивой хищной грацией били крыльями, отчего в воздух взлетали серебристые снежинки. Клинок покоился на черном бархатном полотне, и, судя по всему, должен был подготовить собравшихся к появлению последнего на сегодня лота. Тьма, если бы здесь знали его реальную цену...

С горячим воодушевлением рассматривая цель навязанного квеста, я на мгновение позабыла о своей недавней выходке. Эстебан, конечно же, не замедлил воспользоваться такой подсказкой. Держу пари, такого противостояния Золотая Ложа не знала со времен своего основания! В свое оправдание могу сказать, что торговалась на чужие деньги и по приказу Храма. Цены взлетали в таком темпе, что несчастный аукционист не успевал не только комментировать их, но даже задавать вопросы. Вскоре любая стоимость перестала иметь значение, важным представлялась лишь досада в серых глазах...

Очнулась я безо всякой помощи Арньеса, глиняной болванкой замершего за моей спиной и, похоже, медитировавшего на стоящие рядом в вазе пионы. Впрочем, не стоит приписывать сей подвиг только мне — просто очнувшийся наконец от шока аукционист огласил итоговую стоимость лучащимся, буквально солнечным голосом, едва не прыгая от радости. Даже за Синее Пламя это было умопомрачительная сумма. Я с гневом сложила перед собой руки. Эстебан, до этого момента еще надеявшийся, видимо, что я перебью его ставку, обреченно плюхнулся на парчовые подушки.

Оставался один нюанс — я поднялась, коротким жестом привела в себя Арньеса и с гордым видом покинула залу, звучно хлопнув за спиной дверьми. С потолка честно посыпались осколки фрески. Но я этого уже не видела....

— Ладно, прости, — Багряный титаническим усилием сдержал приступ смеха. — На самом деле, это благодаря тебе мы сейчас богаты!

Да уж... Золотая Ложа все же выдала мне мой законный процент — тысяч семнадцать, если это кому-то о чем-то говорит. Вот только что-то не радовало меня случившееся. Артефакт ведь был почти у меня в руках!

— Давай вернемся к Эроху, — предложила я устало.

Мэйн кивнул, и мы опять зарылись в бумаги. Буквально. Казалось, неведомое островное королевство (даже эта информация досталась ценой невероятных усилий) задалось целью как можно глубже затеряться среди пыльных листов, устаревших написаний и выцветших чернил.

Часа через два поиски все же увенчались частичным успехом. Перемазавшись в пыли и начихавшись на год вперед, мы с Арньесом сделались обладателем малых крох знаний. Эрох, оказывается, располагался к востоку от Империи Света, на нескольких десятках островов, примерно в той стороне, откуда прибыли первые колонисты. Точного количества островов не знал толком никто — ни один из исследователей не вернулся, дабы поведать эту страшную тайну, а сами эрохцы о своем государстве особо не распространялись, ограничиваясь многозначительным и бесполезным: "А сколько нужно?" Дипломатические отношения связывали наши страны вот уже несколько веков, пережив два вооруженных конфликта и торговый мораторий, столь бесполезные, сколь и многозначительные. Впрочем, Эрох предпочитал вести дела только с Империей Света. Краткий перечень основных предметов торговли, статистические данные... Краткие сведения об обществе и быте... Вероятней всего, они значительно обогнали империи в техническом плане, но вот по всем собранным сведениям отставали в плане магии. Краткий обзор населения Эроха, статистические данные, соотношение рас и полов, краткое описание быта и нравов... Правителем Эроха, не смотря на привилегированное положение женщин, мог стать только мужчина. Браки, образование... Интересно, откуда столько данных, если никто не был на этих неведомых островах? Я не замедлила озвучить вопрос.

— Магия, — подумав, решил Арньес. — Просто поисковая магия.

— А разве, защитив земли, они не могли защитить и людей?

— Видимо, не могли, — помедлив, пожал плечами Багряный, уже не выглядевший так уверенно.

Окончательно запутавшись в ворохе статистических данных, я отвлеклась, чтобы заварить кофе, принесла нам по чашке и уютно свернулась в кресле у окна, в задумчивости покусывая губу.

— Не вижу действенных способов, — наконец пожаловалась я.

— Это проблема? — Багряный лениво усмехнулся, потер висок ладонью. — В конце концов, всегда можно украсть... или попросить... — сказал он лениво, довольно щурясь.

— Лучше соберем информацию. Не хотелось бы снова выпустить меч из рук.

— Выпустить из рук?

— Перестань повторять за мной!

Багряный рассмеялся.

— В конце концов, что мы потеряем от одного разговора?

— Он насторожится? — съехидничала я.

— Думаешь, сейчас это не так?.. — невинно изогнул левую бровь мэйн. — После нашего шоу?..

Я раздраженно сжала пальцы в замок, заметалась по залу, нервно грызя найденную в кармане шоколадку. Потом застыла.

— Ладно. Значит, поговорим, — и зловеще улыбнулась, вызвав новый приступ хохота Арньеса.

Наверное, и вправду не стоило так улыбаться, предварительно по уши измазавшись в шоколаде. Как-то оно не так выглядело... наверное.

Древняя гробница (вот ведь странно — гробнице от силы 15 зим, а она уже древняя для любой из рас Империй) располагалась к западу от Лиона. Строители сумели не только раздобыть где-то цельный кусок гранита невероятного размера, но и выточить из него саркофаг, сумев придать жесткому камню пластичность лучшего мрамора. Грандиозное сооружение возвышалось на десятки метров, покрытое сложным рельефом из монстров и героев, сошедшихся в смертельной битве. Древние легенды гласили, что где-то на третьем ярусе изображены воины храма и мои предки. Вот еще хороший вопрос — откуда я знаю про предков, если не знаю ничего про саму себя? Да и... легенды — за пятнадцать лет? Здесь явно не обошлось без магии. Сделав шестой круг вокруг мрачного сакрального сооружения, Ашер остановился и зафыркал. С тяжким вздохом я спрыгнула на землю и торжественно пошла пешком. Возмущенно взрезав землю копытом, конь поплелся за мной, низко опустив голову, с бешенством отгоняя слепней резкими ударами хвоста. Седьмой круг, восьмой... На девятом что-то стало проясняться.

По новым 'древним' легендам, именно здесь спал смертным сном Светлый Принц, едва не сделавшийся Темным Властелином. Хотя, если по существу, его покровителем была не Тьма. История мало сохранила о личности этого человека. Хватало деяний. Но даже они оставляли крайне противоречивое впечатление. Впрочем, я здесь была не за этим. Да и... Легенды оставались легендами — и саркофаг со дня своего основания оставался пустым. Только воскрешения героя Империям и не хватало! Правда, сама гробница строилась не только для отвлечения внимания...

После двенадцатого круга почета я уже точно знала, что мне нужно. Тайник открывался от нажатия рычага у крайнего восточного угла, спрятанного среди барельефа, изображавшего атаку темных мэйнов, под одним из сосков воителя древности. Лапая каменную статую в попытках дотянуться до его груди, я чувствовала себя законченной извращенкой и мысленно благодарила Тьму за то, что хотя бы Тириэл лишен счастья лицезреть мои потуги. Он никогда не забыл бы мне этого...

Наконец пластина поддалась, немного уйдя внутрь, и тут же по левую руку от меня в монолите гробницы открылся проем. Интересно, эрохца заинтересуют записи Светлого Принца?.. Этот вопрос мне и предстояло проверить.

Аккуратно перевязав порядком потрепанные листы дневника куском предусмотрительно прихваченной с утра ткани, я убрала сверток за пазуху.

— Ну, вот и все, мой хороший... — успокаивающе промурлыкала я Ашеру. Повторила просьбу Лику оставаться с Арньесом уже ему.

Конь вздохнул и виновато ткнулся храпом мне в плечо, тяжко вздыхая. Погладив его по щеке и шее, я усмехнулась, поправила ремень на его груди, в основании шеи, — единственное, что теперь помогало мне им управлять, и скользнула в седло. Полуночный сделал вид, будто собирается отступить, но остался на месте, лишь расфыркался, когда я оказалась в седле. Мы друг друга понимали...

Путь до Лиена занял совсем мало времени. Застоявшийся жеребец с места сорвался в карьер, пренебрегая неровностями дороги. Мир вокруг сузился до двух ускользающих в неизвестность полос. Ветер бил в лицо. Над головой светило солнце. И в этом межвременье, посреди там и здесь, посреди пути, я была счастлива.

Наш план был гениален в своей простоте! Нет, знай мы, к чему это приведет, конечно же, повернули все иначе.... Но, увы, с предвиденьем у меня и Арньеса всегда было как-то не очень. Так что мы просто делали свою работу. А что может быть естественней спасения на улице неизвестного паренька? Просто и банально, что очень важно в условиях минимального резерва времени. Мы рассчитали все. И сумерки, когда посол возьмет злосчастный клинок с собой — показать одному известному и весьма эксцентричному искусствоведу, специализировавшемуся на артефактах. И то, что в последний момент у его телохранителя заболеет сын, и великодушный эрохец сам прикажет тому оставаться с ребенком дома. И то, что паланкин и два экипажа его окажутся сломанными после недавних гонок с молодыми аристократами предместий, а личный маг позорнейшим образом напьется. Так что выходить из дома Эстебан будет в неописуемой ярости, без особой причины наброситься на подвернувшегося под ноги нищего, носком сапога отвесит ему пару ударов, сядет в первое попавшееся элитное средство перемещения, а потом всю дорогу будет мучиться угрызениями совести. Мы спрогнозировали даже, что из-за этих угрызений, увидев в щель между занавесок, как в каком-то захолустном переулке банда несимпатичного вида существ с определенно бандитскими наклонностями забивают насмерть светловолосого паренька, надменный посол Эроха прикажет остановить свой лакированный ландоуэр, и лично вмешается в уличную разборку. В принципе, в наш план укладывалось даже то, как легко и стремительно он расшвырял предполагаемых убийц, безукоризненно стильный в своем ярко-белом плаще, окруженный аурой безудержного гнева, опасности, силы... А вот дальше все пошло немного не по сценарию. И если бы просто немного... Господин посол Эроха не ограничился растаскиванием дикой стаи. Попросту убил всех, кто не успел сбежать и тем избегнуть его гнева. На мгновение полутьма, царившая в переулке, разорвалась вихрем мелькающих силуэтов, ударов, криков, ругани, чьих-то коротких стонов, и настоящей какофонией прочих нелицеприятных звуков. Все это время несчастная и порядком потрепанная жертва налета (пришлось мне пострадать за правое дело) провела в самой горячке боя, бессмысленно валяясь у сражавшихся под ногами и тщетно пытаясь унять текущую с виска кровь. И с удачного ракурса вскоре лицезрела рукоять искомого артефакта за плечом посла. Он вовсе не оставил его в карете, как мы надеялись!

Пока Эстебан Аарон И"Сарах расправлялся с остатками банды, я кое-как подобралась к восхитительно вертикальной стене, и, хватаясь за нее дрожащими руками, принялась подниматься. Не вышло так — получится иначе, как я убедилась недавно, когда вместо запланированных актеров и впрямь попала под раздачу. Как обычно, у судьбы были на меня иные планы.

Появление темноволосого мужчины за спиной я позорно проворонила. Жесткие пальцы сжали плечи, холодный голос бросил надменно на ухо: "Идем", — а потом земля и небо поменялись местами, закружились каруселью, и я оказалась лежащей животом на плече посла Эроха, вниз головой. Не помогла ни ругань, ни наполовину непритворные стоны, ни довольно бестолковые удары по спине и кое-чему чуть ниже. Тяжелая ладонь хлопнула меня по ягодицам, господин посол равнодушно бросил: "Успокойся", — и бесцеремонно швырнул на сидение ландоуэра, сам сев напротив. Оставалось только растеряно молчать, притворяясь полумертвым и кожей ощущая растерянный взгляд Багряного откуда-то сверху.

"Коварством близких друзей посмотрел "Ai no Kusabi". Разумеется, у меня немедленно поселился Ясон Минк. Под философские беседы они с Вольдемортом скоро прикончат весь алкоголь, который есть в доме, и уже пришли ко многим интересным выводам о несовершенстве и жестокости мироздания. Придд ценит в Блонди в первую очередь IQ, и, когда я поймал их на идее заняться в целях самосовершенствования изучением высшей математики, мне, как честному гуманитарию, стало крайне неуютно".

Lord Voldemort XIV

Глава 18.

Посол отдал пару отрывистых команд на незнакомом языке, и торжественно погрузился в безмолвие. Именно так — "погрузился в безмолвие", хотя до встречи с ним этот оборот казался мне скорее фразеологизмом, чем описанием реально существующего действия. А вот ведь... Я тщетно старалась не таращить на него глаза. Экземпляр попался поразительный. Что начинало нервировать, особенно потому, что на аукционе он оставил о себе несколько иное впечатление.

Экипаж тронулся с места, и покатил по мостовой. Почти беззвучно — маги не зря зачаровали подковы скакунов. Так, в полном молчании, мы ехали около получаса.

— Что ты там делал? — властный голос мужчины перерезал нить моих размышлений, словно острый нож чье-то горло, вынуждая отвести взгляд от пролетавших за фальшивым окном пейзажей.

Я вздрогнула, лихорадочно стараясь сообразить, что делать дальше. Потом разозлилась.

— Гулял, — и раздраженно взглянула в чуть прищуренные глаза.

Губы мужчины тронула едва заметная улыбка.

— И как прогулка? — почти промурлыкал он свою шпильку.

Избито... Но, Тьма! Какой контраст... Варианты ответов подбирались все какие-то глупые или и вовсе заумные, а главное, не удавалось просчитать реакцию на них, так что я мысленно скрестила пальцы, отбросила прочь увертки и честно призналась, к собственному ужасу, звучно хлюпнув носом:

— Ребро сломали, болит, — метнув из-под ресниц еще один настороженный взгляд.

Оказалось, поведанный факт заслужил бездну сиятельного внимания — очередной пристальный взгляд господина посла прошелся от носок моих ботинок до самой макушки и обратно, особым вниманием одаривая озвученную зону. Под таким рентгеном недолго и разнервничаться, но я каким-то чудом сдержалась. Роль, чтоб ее, обязывала.

— Покажи, — тем временем поделился со мной результатом осмотра мой наполовину спаситель, наполовину похититель, видимо, не удовлетворившись лицезрением пыльного балахона, заменявшего мне одежду. — Где ты родился? — спросил он тем временем, будто вопрос незапланированного стриптиза был уже удачно разрешен, и можно было без особых сложностей развлечь себя деталями моей ценной, и для него, безусловно, незначительной, биографии.

— Не буду, — с последовательностью маньяка пробурчала я, таким образом, ответив на все сразу.

У господина посла одна бровь многозначительно взметнулась к самой кромке волос старательно отработанным движением. Долго перед зеркалом тренировался или врожденное, интересно?

— Да ну? — переспросил он насмешливо, и все же не выдержал, рассмеялся тихонько. — Так ведь больно же... — мягко, как ребенку, потом.

— ... — гордо ответила я абсолютным молчанием, и отвела взгляд.

Хм... может, он совсем не это имел в виду?..

Тихий вздох вырвался из груди мужчины, словно отдаленный рокот сошедшей лавины.

— Ну, хорошо... — он явно забавлялся, но так усердно старался этого не показывать, что уличный мальчишка просто обязан был не заметить! — В таком случае, позволь, я погадаю немного... Итак, тонкие черты лица, белая кожа с неровным загаром... много времени проводишь на улицах?.. пальцы изящные, мозоли сравнительно старые... — я едва не фыркнула — на закате часа два с Арньесом наводили. — Больше похоже на след от оружия... Ты не карманник, это очевидно. На улицах провел не больше месяца. Длинные волосы, ухожены — значит, воспитание получил... Выгнали из дома?.. — я тут же надменно вздернула подбородок.

Уж если аристократическое происхождение обнаружили, бессмысленно прикидываться деревенским простачком. А бастардов чему-то да учат. По собственному выбору, конечно же.

— Ну, тише, тише... — среагировал он на, вероятно, изданный мной посторонний звук. Так, еще минута такого снисходительного тона — и я сама брошусь на него с кулаками. — Я ведь просто гадаю... — похоже, без шпилек ему жизнь не жизнь, даже когда он старается действовать из лучших побуждений.

Или это я на него так действую? Ведь не может господин посол не разбираться в тонкостях дипломатии и не уметь контролировать себя в совершенстве? Следовательно, либо он не утруждает себя политесом со столь незначительным персонажем, как я, либо ведет свою линию. И какая версия больше соответствует действительности, интересно?

— Да... — я снова хлюпнула носом. И лишь частично для колорита — в горле саднило, переносица казалась огромной и неприятно разбухшей. — Наследник родился... — совсем тихо. И, еще тише, словно только что вспомнив, добавила: — Спасибо.

Господин посол слегка смутился, видимо, осознав, в какой неравной ситуации мы очутились — ничем иным было не объяснить холодно-высокомерную маску, вдруг сковавшую его черты. Вот ведь несправедливость мира — пока он думал обо мне как об уличном мальчишке, никаких угрызений совести не испытывал, но и требования предъявлял минимальные.

— Что-нибудь умеешь? — поинтересовался он мрачно, очень уж неуклюже меняя тему.

— Да, эээ... — снова шмыгнув носом, я с удивлением увидела на ладони кровавое пятно. Но на вопрос нужно было отвечать. — Охрана. Личный телохранитель... — тоска в моем голосе была настоящей, хоть и совсем по другой причине.

— И что же ввергло тебя в столь... занимательную... историю, как недавно? — новая колкость сопровождалась тихим вздохом, так искренне господин посол постарался смягчить свои слова, как это не странно.

— Превратности судьбы... Ты где-нибудь видишь у меня оружие? — я зло хлопнула себя по бокам, видимо, возжелав продемонстрировать отсутствие стального звона, но лишь еще раз врезав по ушибам.

— Я сразу предложил тебе раздеться, — мягко возразил мужчина на моё возмущение, и тут же примиряющее вскинул ладони, милостиво проигнорировав "тыканье". Все что не нельзя, то можно. — Ладно, не важно. Прости. Как мне тебя звать?

— Рей... — пробурчала я первое пришедшее в голову имя, отодвигаясь в дальний от него угол кареты.

И с чего ему взбрело в голову извиняться? Ах, это аристократическое происхождение!.. И, кстати, интересно, как там теперь Гильермо икается?..

— Эстебан, — вполне миролюбиво представился спаситель, прикрыл глаза и вежливо притворился не замечающим тактического отступления с моей стороны.

Я немедленно сдержала недостойное поползновение. Села, скрестив на груди руки, и в свою очередь притворилась, что не замечаю уже его одобрительного хмыканья. Хм, либо я прекрасно справляюсь со своей ролью, либо он меня уже разгадал. Впрочем, во втором случае я все узнаю чуть позже. Да и... ну за кого ему меня принять? Охотника за сокровищами? Главное, чтобы не за наемного убийцу... Последняя мысль заставила улыбнуться. Ребра снова сдавило, боль волнами взобралась по легким к горлу, заставив ощутить каждую клеточку, и, наконец, пролилась наружу волной кашля. Не успев сдержаться, я согнулась пополам. Господин посол с недоумением уставился на темные пятнышки на мягкой обивке кареты.

— Ты жуешь табак? — спросил он резко, подобравшись, словно хищный зверь перед прыжком.

Мне показалось или даже ноздри его так же хищно раздувались, втягивая едва слышимый аромат крови? Я едва заметно замотала головой, сама не понимая, опровергаю или соглашаюсь. Оценив мой вид, Эстебан стянул с руки перчатку, потер одну из клякс кончиком пальца, раздраженно глянул на красное пятнышко на коже.

— Безмозглый мальчишка! — он мгновенно оказался рядом, сжал мой подбородок жесткими пальцами.

Я закусила губу, пережидая очередную судорогу. Кажется, переноска у него на плече тоже сыграла свою роль... Меня одолел смех. Никак не получалось перестать смеяться.

Неожиданно и приятно прохладные пальцы без усилий порвали на мне жуткий балахон. Сердце билось где-то в горле, поднимаясь все выше, вскоре грохоча в висках парадной барабанной дробью, а мир уплывал куда-то все дальше и дальше, оставляя лишь разъяренное лицо в ореоле темных волос, полыхающие яростным гневом зрачки цвета дымчатого хрусталя все ближе и отдаленное эхо чьей-то немыслимо далекой ругани в три голоса. Последней моей осознанной мыслью была такая: "а не пора ли мне прекращать с этой практикой потери сознания?"

— Ты снова? — ярился Волк.

Блейр смеялся, попивая вино из хрустального бокала. А может быть, и не вино — слишком масляный блеск был у напитка.

— Перестань. Это так... весело!

— Замолчи, извращенец, — скривился в ухмылке темноволосый.

— Ммм. Выглядите очарованными, — рыжеволосый прищурил ядовито-зеленые глаза, чуть не мурлыча. Скользнул ближе отточено-грациозным движением, заглянул в глаза Волка. — Как неосторожно...

— Ну, хватит, Алекс! — возмутились мужчины в два голоса.

Ненатурально вышло. Потому что оба улыбались. Непривычно открыто, мягко.

Рыжий пожал плечами. И вдруг распахнул огромные серые крылья...

Картинка в зеркале дрогнула, пошла волнами, сменилась какими-то неяркими полосами. И только смеющийся голос издалека мурлыкнул мне в ухо:

— Наслаждайся... — и пропал, смутно знакомый.

По уже сложившейся печальной традиции, приходить в себя мне довелось неизвестно где. Сознание вернулось сразу, так что я полежала немного с закрытыми глазами, старательно контролируя ритм дыхания, и лишь потом предприняла попытку осмотреться. К вящей радости, ничего не болело. Но едва я попыталась сесть, как накатила такая слабость, что я чуть не свалилась на пол у кровати. Да, это была кровать. Куда больше двуспальной, с красивым пологом, балдахином с символами неизвестного правящего дома, застеленная нежнейшим и совершено не скользким атласом. Вторым в глаза бросился светлый ковер с длинным ворсом. Ноги в нем тонули почти по щиколотку. В камине весело потрескивал огонь, солнце бросало на пол тени сквозь широкие в пол окна, ветерок игриво играл газовыми шторами, принося запахи лесных трав и жасмина. Обзаведясь столь бесценными данными, я кое-как приподнялась на локте и снова забралась под покрывало. Вскоре голова перестала кружиться. Но в тот же миг проснулось совсем другое чувство. Желудок от голода немилосердно заурчал, и, словно на его нетерпеливый зов, открылась дверь.

Вошедшая меня порядком озадачила. Ну, то есть, редко можно увидеть темную мэйнийку — вольноотпущенную, да еще и в стандартной черно-белой форме горничной — и с парой клинков за плечами, на территории Светлой Империи. Она была сравнительно невысокой, очень тонкой, почти тощей, но притом вполне пропорциональной. Короткие сиреневые кудряшки весело торчали во все стороны, обрамляя загорелое до светлой золотистости лицо. Поперек левой щеки, от виска и вдоль губ, не касаясь уголка, к подбородку и ниже до середины шеи, сползали валики алой кожи — след недавнего незажившего до конца шрама. На левой руке нет двух пальцев, вместо них — зачарованный стальной протез. И глаза нестандартные — лесная зелень, глубока и яркая, словно молоденькая весенняя листва, пронизанная солнцем, что свойственно больше светлым.

— С добрым утром, — похоже, и характер у нее нестандартный — три слова — и ни единой шпильки!

— Доброе... — пробормотала я растеряно.

Спрашивать всякие глупости вроде "где я" и "кто я" я посчитала бессмысленным — первое сама узнаю, а второе... В общем, мои дела будут совсем плохи, если мне это придется спрашивать.

— Я Лирей! Шеф попросил меня присмотреть за тобой, Рей. Как самочувствие? — мэйнийка скользила по комнате с легкостью перышка, несомого ветром, незаметно глазу приводя все в идеальный порядок, и без остановки воодушевленно делилась информацией: — Ты болел неделю. Сильное заражение, чары и нож в неудачное место пришелся. Хозяин с тобой сидел сутками, только не говори ему, что я сказала. Кстати, он просил, как только ты проснешься, дать тебе попить и поесть! — перешла она к крайне интересовавшей меня в тот момент теме, и вдруг оказалась рядом, уже опускающей небольшой сервированный столик мне на колени. — Вот, — новая улыбка.

Шрамы причудливо изгибались при каждом слове, но мне все легче удавалось не сосредотачивать на них внимания. Жизнерадостность дроу поражала. Она поправила мне подушки, чтобы легче было сидеть.

— Я сам, — сказала я поспешно, едва девушка услужливо потянулась за ложкой, чтобы меня накормить.

Она легко кивнула, улыбнулась.

— А шеф тебя правда спас?

— Да, — я не пошла на компромисс с желудком и упрямо отложила ложку, дабы побеседовать прилично.

Глупо. Но это помогло взять себя в руки и не набрасываться на еду. Ну, вот разве что кусочек.

— Представляешь, он принес тебя поздно ночью, потом сам за врачом бегал! — с детской непосредственностью свернувшись рядом со мной, мэйнийка болтала ногами, смотря за тем, как я ем. Это... стимулировало.

— Сам?! — я чуть не подавилась кусочком белой булки с пряностями.

Так, судя по всему, загадочный шеф и мой нежданный спаситель — одно и то же лицо. Тем временем Лирей легонько похлопала меня по спине чуть выше лопаток, помогая прокашляться, и пояснила:

— Ниже нельзя. Врач операцию делал.

— Врач?! — я определенно могла рассчитывать на первый приз среди попугаев, но моя собеседница милостиво проигнорировала это безобразие.

Вместо этого Лирей звонко рассмеялась.

— Ага. Он тебе ребра два вырезал — сломались неправильно, кажется, или чарами задело, не помню. А ты на руках у шефа чернеть стал, пятнами. Он только прибежал, тебя уложил, поколдовал что-то и как с цепи сорвался — приказами всех слуг засыпал, и из дому. Врача чуть ли не за шкирку притащил. Такой смешной!

— Кто, шеф? — я слабо улыбнулась; вместе с сытостью возвращалась усталость.

— Нет, врач, — снова заразительно рассмеялась Лирей. — Какая талия будет, если вдруг заново не отрастут!

— Да уж... — я почти против воли улыбнулась. — Слушай, мне пройтись бы... — Арньес, наверное, с ума сходит!

— Сейчас вот врач осмотрит, поспишь и с шефом поговоришь, ладно? А то он указаний мне таких не оставил... — вздохнула мэйнийка.

Я кивнула. Глупо — но расстраивать ее и тем более подставлять не хотелось. При всем моем обычном недоверии к дроу. Хотя если учесть, что оба удаленных ребра были слева...

Тут дверь открылась, и вошел врач. Я тут же отчаянно закашлялась. Сквозь седые пряди волос и кисло-высокомерную маску смотрели смеющиеся глаза моего Багряного. И когда он успел стать моим?..

— Оставьте нас, — распорядился "врач" высокомерно, и подошел ближе, на ходу расстегивая свой чемоданчик. — Давно кашляете?

Лирей подмигнула и вприпрыжку выбежала прочь, бесшумно прикрыв за собой дверь. Мне показалось, или жуткого вида "врач" отвесил ей шутливый шлепок пониже спины, а дроу в ответ захихикала, как девочка?!

— Недавно, — пробурчала я, едва дверь закрылась. И обожгла его возмущенным взглядом.

Весь дальнейший разговор происходил во время осмотра, при помощи языка жестов, причем мы старательно прятали руки, дабы избегнуть возможного присмотра.

"Я волновалась, что ты меня потерял!"

— Приподнимитесь, — "я и потерял, у него какое-то отводящее заклятие на ландоуэре, трижды со следа сбивался". — Есть жалобы?

"Нет..."

"Вслух, пожалуйста".

— Нет, — "как ты здесь оказался?"

"Я почувствовал, что тебя ранили. По твоей ауре нашел этот дом. Как раз ходил вокруг, присматривался, как проникнуть внутрь, когда понял, что он сейчас пойдет за врачом. Ну и прикинулся дворцовым врачом в личной поездке..."

— Так это... — не сдержалась я и тут же перешла на жесты: "Это тебя он за шкирку тащил?"

"Он меня вроде как от любовника оторвал..."

"Любовника?"

"Никого лучше под руку не подвернулось" — подмигнул Багряный сквозь свою жуткую маску.

— Так что это была за болезнь? — повторила я, претворившись, что вскрикнула от боли.

— Кинжал был с какими-то чарами, едва не приведшими Вас к смерти. Я не маг, да и кость излечить сложнее, чем плоть. Заражение уже было значительным, когда я приехал. Так что пришлось удалять. Не волнуйтесь, Вы и не заметите их отсутствия, — пояснил мэйн спокойно. "А уж талия будет, если не восстановится..."

— Да уж... — ответила я на оба утверждения сразу, и утомленно откинулась на подушки, гадая, как одинаково они думают, мой 'врач' и эта неправильная дроу.

Они что, сговорились?.. Впрочем, истерику стоило убрать подальше. Да и... два правых ребра я себе, если что, и сама удалю. Если не вырастут.

"Что там с клинком?"

"Здесь. Вот ты поправишься — посмотрим. Кстати, капризничай чаще".

"Зачем?"

"Чтобы меня здесь оставили".

Я кивнула, спрятав улыбку за новой вспышкой кашля. К моей радости, уже без крови.

"Лик, Ашер?" — я чувствовала их все это время неподалеку, у пса было отличное настроение, мой скакун нервничал и наиграно злился, потому и спросила во вторую очередь.

"Хорошо. Здесь. Эстебан решил, они твои, и пустил их в дом в тот же вечер. А теперь тебе пора отдыхать".

Меня тут же напоили какой-то горькой гадостью и укутали в одеяло. На этом осмотр был окончен. Врач пожелал мне скорейшего успокоения и крепкого сна, попросил звать при малейших изменениях самочувствия и гордо удалился.

Сон обрек меня на капитуляцию еще до того, как за ним закрылась дверь. Хотя, знаете, засыпая, я думала над тем, какую свинью подложила мне жизнь. Ведь если бы не сосредоточенный взгляд посла Эроха, мы бы разбойников запросто разметали. Может же девушка хотя бы надеяться?

Несколько дней прошло один за другим, разбавленные лишь визитами изредка появлявшегося Арньеса, да Лирей, не упускавшей случая поболтать со мной немного. Казалось, нашими беседами дроу искренне наслаждается, как ни незначительно в них было мое участие. Не смотря на успокаивающие речи врача, мое состояние улучшалось с поразительной неторопливостью, и в состоянии бодрствования я проводила не так уж много времени. Впрочем, вполне вероятно, я пристрастна. Очень уж хотелось поскорее начать действовать. И, как и заложено самой природой, я выздоровела, и однажды такой случай представился.

— Просыпайся. Я знаю, ты не спишь, — сквозь зыбкую вязь полусна пробился смутно знакомый голос.

— Уже нет, — ворчливо согласилась я, с трудом приоткрыв один глаз.

Веко дрожало, зрачок никак не желал фокусироваться на окружающем, демонстрируя какие-то размазанные образы из тьмы и света. Я потерла веки и, наконец, увидела четкую картинку.

Посол Эроха, Эстебан, небрежно раскинулся в кресле рядом, чуть подавшись вперед, и задумчиво крутил в пальцах бокал темного немного дымящегося напитка.

— С добрым утром, — лениво усмехнулся он, машинально поигрывая прядкой собственный волос.

Темные блестящие волосы красиво переливались в чуть слишком изящных для мужчины пальцах.

— Уже не очень... — поделилась я первым впечатлением, и, неуверенно пошарив по кровати в поисках незнамо чего, села.

Сидеть на кровати, притянув коленку к груди и обернувшись в одеяло, заранее проигрышная позиция, если беседуешь со столь значительной персоной. Впрочем, так как особого выбора не было, я стала искать другие варианты. Медленно провела языком по зубам, стараясь собраться с мыслями. Немедленно захотелось их почистить. И, сразу вслед за тем, что-нибудь съесть. Да и ванна, кстати говоря, не помешала... Ах, мечты, мечты! Я ностальгически вздохнула, и промолчала.

— Ворчун... — вздохнул спаситель, подавшись ближе и небрежно встрепав мне волосы ладонью.

Я лишь угрожающе сверкнула глазами, села удобнее, поправила одеяло. Огляделась в поисках нормальной одежды, про себя подивившись крепким чарам магистров — меня так и не разгадали, даже в этой куцей пижамке, судя по потертости на рукавах, времен его бурной молодости. Почему его? От шелка пахло хорошим одеколоном и, отдаленно, запахом его кожи. Ох, судя по ощущениям от его прикосновения, волосы свалялись в воронье гнездо...

Стараясь отвлечься от мечтаний, я огляделась. Светлая комната, окна в пол вдоль двух стен, высокие, пронизанные солнцем. Немыслимая роскошь для Темной Империи! Только светлые могли себе позволить так безрассудно относиться к архитектурным постройкам, но, все же, любуясь на солнечные зайчики на полу, я не могла удержаться от сожаления. Было в этой беспечной легкости что-то невероятно притягательное. Белые шторы вздувались от порывов ветра, будто паруса. Под потолком зависли теплые оранжевые шары-светильники. Паркетный пол прикрывали пара ковров.

— Детская? — деловито поинтересовалась я, решив на время забыть о наведении марафета.

Почему-то мне казалось, что вряд ли первой реакцией мужчины стало бы желание причесаться, так что я сосредоточилась на других проблемах.

— Да, — согласился господин посол немного смущенно, и встряхнул головой.

Образ непробиваемого бесчувственного ледяного изваяния трещал по швам.

— А что, такой большой опыт? — не замедлил он подбросить ответную шпильку.

Я растеряно моргнула, пожала плечами. Вдруг усмехнулась лукаво:

— У Вас вот там, над каминной полкой, под пустыми проемами под картины, надпись 'Наследники рода' сделана, — наблюдательность иногда как ничто другое помогает выбраться из щекотливой ситуации.

Эстебан чуть покраснел. Явно не учел этот факт. Но, как опытный дипломат, быстро взял себя в руки, и сменил оказавшуюся не слишком удачной для него тему:

— Рильке говорит, ты идешь на поправку. Я рад.

— Рильке? — я недоуменно расширила глаза.

— Врач.

— А! Понял! — надо же, как здесь представился Арньес! — А почему ты рад?.. — нет, что-то со мной не так!

Нужно срочно учиться держать язык за зубами.

— Рей, сколько тебе лет?.. — вопреки ожиданиям, проигнорировал он мой вопрос.

— Не скажу, — среагировала я на рефлексе. — Вы же на мои вопросы не отвечаете!

Тут господин посол подхватил щетку и, присев у меня за спиной, принялся распутывать мои волосы. У него получалось куда осторожнее, чем когда-либо расчесывалась я сама. Вдруг щетка застыла на несколько мгновений, потом возобновила свое мерное движение.

— Мне повезло, — сделал вывод эрохец.

— Почему? — немедленно насторожилась я.

Ладонь легонько хлопнула меня по плечам.

— Ну-ка перестань шерсть вздыбливать! — шелково рыкнул мужчина, сумев и мягкий шепот сделать адекватной заменой крику. И тут же пригладил мне волосы ладонью. — Потому что мне теперь есть, с кем тренироваться в ехидстве. Никакие шпильки не заденут, — щетка возобновила свою работу по вычесыванию моей гривы.

— Эээ... Теперь скажи, что ты от меня хотел! — я просто не нашла других предлогов для возмущения.

Общение все больше напоминало театральную постановку-миниатюру.

— Куй железо, пока горячо, да? — он тихонько засмеялся за спиной, заставив меня вздрогнуть.

— Конечно, — я усмехнулась миролюбиво, озадачив не только его, но и саму себя.

Эстебан тонко улыбнулся в ответ, прищурился, барабаня пальцами по ручке кресла.

— Я подумал, что ты — не убийца. А случайности... бывают с каждым, — он стремительно поднялся на ноги. — Выздоравливай, Вир.

Не дав мне сказать ни слова в ответ, господин посол стремительно покинул спальню.

— Мне кажется, я нашел.

— Нашел? — голоса собеседников отличались, как мороз и жар, и все же в них было что-то общее.

— Да, — подтвердил первый. — Именно то, что нам нужно. Он не устоит.

— Ты уверен? — второй голос, прохладный и властный, доносился из хрустальной сферы. — Или так только кажется?

— Да, уверен, — подумав, сказал первый из окружавшего его полумрака. — Я приложу к тому все усилия.

— Хорошо. Я доверю Вам решения этого вопроса, мастер, — согласился все тот же 'голос-что-доносился-из-мерцающей-тьмы' с оттенком насмешки, и ощущение его присутствия пропало.

Говоривший первым убедился в том, что остался один, накрыл хрустальный шар шелковым платком, подошел к окну и присел на подоконник. Медленно запрокинул голову, подставляя лицо лунному свету. Бледное сияние богини посеребрило темные волосы, ласково коснулось высоких скул, чуть не утонуло в темных глазах.

Господин посол Эроха задумчиво потер идеально выбритый подбородок, и усмехнулся. Потом рассмеялся беззвучно.

— Ты принесешь мне удачу, Ви-рэйль... — прошептал он.

И порывистым жестом выбросил что-то в окно. Белый лист бумаги поразительно быстро пролетел сквозь освещенное пространство. В тени белая страничка вдруг стала меняться, потом покрылась перьями. И к почти полной луне взмыла серебристо-белая скопа, почти неразличимая в лунном свете.

С той достопамятной беседы с хозяином дома мы так и не виделись. Несколько раз, в соответствии со своей новой легендой, приходил Арньес, все такой же нелепый, но чертовски убедительный в маскарадном костюме врача. Да заглядывала Лирей. Впрочем, Лирей заглядывала постоянно. Зачастую эта необычная дроу непринужденно садилась на край кровати, а иногда и ложилась, чувствительно придавливая мне ногу, и принималась с милой непосредственностью болтать обо всем на свете, что только приходило ей в голову. Иногда уже мне приходило в голову, что я нужна ей лишь в качестве фона, некого абстрактного лица, с которым можно делиться всем, что в голову взбредет. Впрочем, в другие моменты я в этом своем мнении начинала сомневаться. Да и повествование казалось мне вполне познавательным, хотя больше всего Лирей рассказывала о своем прошлом. Ее увезли из столицы года в четыре, в совсем юном возрасте. Их семья жила в главном русле (почему-то у дроу понятие 'русло' заменяло понятие 'улица', из-за чего туристические маршруты превращались для несведущих в сущее мучение), недалеко от выхода на поверхность. Почетное и стратегически опасное положение. Однажды именно ее роду пришлось принять на себя тяжесть первого удара атакующих. Дроу не запомнила, кто это был. В ее памяти сохранились лишь смутные картины битвы, да лица родных. Меня поразило, когда Лирей буднично упомянула, что вместе с взрослыми сражалась в тот день. Потом я вспомнила — Магистр не раз говорил, что у дроу даже дети — сначала воины, а лишь потом дети. Но все же, сложно представить, на что способно невысокое худощавое создание, едва прожившее четыре полных цикла. В доказательство моей неправоты, свои нынешние таланты моя добровольная сиделка продемонстрировала с таким азартом, что я на долго оставалась под впечатлением от увиденного. Нет, на той дуэли Тириэл совершенно точно не собирался меня убивать. Иначе бы уже убил. Дальше она всегда перескакивала либо на истории из детства, либо на свои будни наемника. Даже изгнанники обычно держаться своих, но Лирей слишком много времени провела в человеческих городах, и куда уютнее чувствовала себя среди людей, чем среди 'своих'. Дурачась, мы с ней вспоминали арифметику, философию, историю, еще что-то, и время летело незаметно.

Наконец, в один поистине прекрасный день я поправилась достаточно, чтобы подняться с постели, и возвращаться в нее отныне только ради сна. И без того мое выздоровление растянулось почти на восемь дней — непростительная трата времени! Я едва дождалась визита Арньеса, и немедленно накинулась на него с расспросами. Синее Пламя все еще стояло на повестке дня, и добывать меч следовало незамедлительно. Впрочем, Багряный понимал все ничуть не хуже меня, так что использовал вынужденное промедление с пользой, разведав кое-какую информацию и выяснив все о месте и способах хранения меча. Вот только все это лишь окончательно убедило нас в том, что своровать его у нас не выйдет. К охране своей коллекции господин посол отнесся крайне серьезно и профессионально. Для чистоты эксперимента обсудив перспективы с мастером из местной воровской гильдии, Багряный окончательно уверился в наших подозрениях. Проще было вернуться к иным способам решения проблемы. На чем мы и сосредоточились.

"Не так уж это интересно — все понимать"

Случайная цитата от сэра Макса.

Глава 19.

Не знаю, о чем думал хозяин дома, но обращались со мной, как с имперским принцем. Нет, в самом деле. Будь я хоть немного более самоуверенна, решила бы, будто во мне культивируют самолюбие и эгоизм, приправляя сей коктейль изрядной долей информации в виде всевозможных знаний. Да и внешний вид... Никто и никогда не расчесывал мне столько волосы, как это делали слуги в доме Эстебана. Даже мозоли от меча сошли с рук. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что от меня чего-то добиваются. Никто не будет заниматься подобной благотворительностью бесплатно, а посол Эроха отнюдь не выглядел жертвой тайной страсти. Вот только в тот момент меня занимали совсем другие проблемы. Не знаю. Может быть, будь я умнее или предусмотрительнее, все сложилось бы иначе. Впрочем, человек просчитывает и располагает, а судьба бестрепетно выкладывает карты на стол. И управлять ее рукой мало кому удается.

Решение проблемы с Синим Пламенем было найдено случайно. Просто Лирей как-то упомянула о страсти хозяина к коллекционированию предметов старины, и его особой любви к наследию времен Светлого Принца, и мы сочли, что два предмета сделают сделку куда более привлекательной, чем один. Никто не знает, как так вышло, что величайший злодей, прославившийся в обеих Империях, вошел в историю под столь противоречивым прозвищем — Светлый Принц — но факт оставался фактом. Развалины его замка до сих пор оплетают лианы ослепительно алых роз, как напоминание о пролитой здесь крови. Кстати, даже если учесть, что его имя было и оставалось пугалом для населения обеих Империй, он в каком-то смысле был и остается нашим национальным героем. Правда... Никто в Темной Империи не желает его возвращения. Может быть, поэтому в границах Империй целых три кургана-усыпальницы поверженного владыки, и ни в одном из них не покоится его прах?..

...Во времена ученичества я, как и некоторые другие труженики пера и чернил, отличалась повышенным энтузиазмом в поисках приключений на свою пятую точку. Впрочем, не одна такая, так что особо хвастаться нечем. Но все же, как-то, в поисках дополнительных данных по заинтересовавшему меня предмету, я умудрилась отличиться, случайно разгадав загадку древних Феа. Не зря говорят, дуракам везет, так что, в ту же ночь, в полночь, я случайно соблюла все необходимые условия и радостно взобралась по полупрозрачной лестнице, возникшей прямо у берега школьного озера. Старинный замок встретил меня легким мерцанием, тишиной... и громадной, прямо-таки грандиозной библиотекой. Вот там-то, в порыве трудового энтузиазма переворошив тонну фолиантов и пыльных свитков (ну как же, в вдруг мне за такое усердие — и сразу пятерку автоматом?!) я наткнулась на любопытное жизнеописание, повествовавшее о том самом Светлом Принце, вернее, о его рождении, возмужании и восхождении к власти. Среди этих записей, путанных и противоречивых, и на тот момент не больно-то интересных, было упоминание о 'любви всей жизни Их Высочества', существе, скромно обозначаемом литерой 'М'. Впрочем, исходно человеческое происхождение, как и пол, данной персоны представлялись еще большей тайной, чем бытие самого принца. Ну да речь не о том. Из тех записей мне стало известно, что неподалеку от Лиена, в Горах Семи Радуг (их еще называли просто Радужными), среди которых когда-то и располагались владения Феа, прячутся развалины замка. Там же, как предполагалось из исторических хроник, принц сделал первый шаг к своему падению. Так вот, следуя уверениям записей, где-то в тех развалинах хранились письма Светлого Принца к возлюбленной/возлюбленному и его путевые заметки еще тех времен, когда для него бумагомарание представлялось достаточно интересным и достойным времяпрепровождением в краткие минуты досуга.

Обсудив все с Арньесом, мы пришли к выводу, что Эстебан может заинтересоваться этими историческими раритетами достаточно, дабы обменять их на меч. Значительно успокоив себя всеми этими предположениями, мы приступили к реализации нашего плана. Бумаги добывать предстояло мне — сколько я не старалась пересказать Багряному вычитанные сведения, ни разу не вышло. Древние явно не скупились на чары. Заскучавший убийца поворчал для порядка, но смирился, и даже согласился сыграть роль отвлекающего элемента в моем плане. Кстати, на всякий случай, прежде чем накинуть на самозваного врача морок, я еще его и связала, дабы не бросить на него лишних подозрений в том случае, если господин посол окажется достаточно умен, чтобы разгадать мои маленькие хитрости. А за пару часов Багряный и сам освободиться.

Лирей тем вечером удачно не заглянула, и я тихонько выскользнула сквозь небольшое окошко в коридоре, предварительно запрятав дневники в неком 'личном пространстве', иногда используемом магами, но впервые освоенном мной. Лишь бы еще потом достать то, что спрятано... Впрочем, вариантов все равно не было. Глупо таскать с собой такие ценности. А если бумаги найдут у простого врача, любой поймет, что все не так просто. Посол Эроха вовсе не был этим самым 'любым'. Так что я решила его не провоцировать.

Внизу уже ждал Ашер, и Лик черной тенью жался к его ногам. Черный пес восторженно вылизал мне руку, но понятливо сохранял тишину. Еще раз быстро оглядевшись, я взлетела в седло. Огляделась. Остановить моего коня, решившего явиться на встречу с хозяйкой, не смогли ни чары, ни металл, ни серебро. Пробежав кончиками пальцев по влажной шерсти, я наскоро зарастила немногочисленные царапины на его шкуре, чтобы не приманивать к нам хищников, и вздохнула. Вряд ли удастся обставить его отсутствие незаметно. Впрочем... Ладно. Быстро накинула еще один морок — подзарядившееся кольцо охотно поделилось суррогатом почти готового заклинания, и в отремонтированной конюшне раздраженно забил копытом второй Ашер. Чувствуя, как начинает ревниво коситься мой Полуночный, я втянула пса на седло и поспешно дала ему шпоры. В высоком прыжке перелетев стену, мой конь бешеным карьером пронесся по улицам спящего города. Ночью можно было не опасаться, что нас заметят. Жеребец скакал совершенно беззвучно, а от случайных взглядов у него была естественная защита — отводящее заклинание, не требовавшее подпитки от внешнего источника. Южные ворота, как и ожидалось, оказались закрыты и заперты. У высоких крепких створок бдительно дремала стража. Я нервно потрепала Лика по загривку, осторожно погладила Ашера.

— Полетаем немного, мой хороший?

Жеребец только восторженно переступил с ноги на ногу и глубоко вздохнул, разворачиваясь. Я бросила и без того достаточно декоративный повод, давая ему свободу, и покрепче прижала к себе пса. С гибкостью змеи развернувшись на месте, конь пронесся в дальний конец улицы, развернулся снова. По бокам тяжело ударили по воздуху наполовину развернутые крылья. Ашер вздохнул, пригнул голову к земле и рванулся вперед. В двадцати метрах от ворот он прыгнул, и в тот же миг крылья распахнулись во всю ширину, ловя восходящие потоки. Мы пронеслись у самой стены — Ашер едва не касался кладки когтистыми копытами — вертикально вверх, и уже высоко над гребнем крылья по бокам от меня ударили снова, мягче и легче, задавая направление полета. Полуночный фыркнул, встряхнул гривой, и сорвался в галоп. Небо вполне заменяло ему дорогу.

Вот, наконец, высокие стены города скрылись позади. И в ту же минуту восторженный крик вырвался у меня из горла. Ашер охотно поддержал его боевым кличем, даже Лик рыкнул, нетерпеливо переступая лапами на седле. Где-то внизу многоголосым воем отозвались на наш клич волки, издалека прилетел рев горгульи, вокруг вдруг замельтешили летучие мыши. Поперек мягко светящегося незавершенного диска луны пронесся большой нетопырь. Торжество накатывало изнутри. Невозможно было нестись вот так, будто оседлав саму ночь, и не смеяться. Ни с чем несравнимое чувство...

За пару часов мы преодолели расстояние, равное нескольким дневным переходам. Луна лишь совсем немного переместилась по небу, а по бокам уже открылись причудливые уступы Радужных Гор. Кто как, но я никогда не уставала от такого полета. Ночь была удивительно ясной, на небе — ни облачка. И звезды светили так ярко, что две меньшие луны терялись в их сиянии. Ашер несколько минут петлял между скалистыми пиками пологих, в общем-то, большей частью, гор, пока на естественной террасе, словно по заказу подсвеченной лунным светом, перед нашими взглядами не предстали развалины замка. Белый мрамор, причудливые арки ныне обрушившихся сводов, давно иссохший бассейн в форме лунного серпа — канувшее в глубинах времен великолепие, словно голограмма, поступало сквозь немногочисленные сохранившиеся осколки, вызывая смутные ассоциации. Полуночный заложил несколько кругов над развалинами, давая мне осмотреться, и начал спускаться по широкой дуге. Теперь его тень скользила по земле, будто призрак. Я заворожено молчала. Луна, горы, развалины, звездное небо и тонкая лента горной речки — пейзаж получался поистине сказочным. Наконец копыта моего скакуна беззвучно коснулись укрытого будто виноградной лозой мрамора. Я спустила пса с седла, прижалась носом к темной гриве. Скакун мягко заржал, оглянулся на меня лиловым глазом, подождал немного и передернул шкурой, будто большая собака, стряхивающая брызги.

— Намек понял, — рассмеялась я и спешилась.

На белом мраморе, слабо сияющем в свете луны, мое черное облачение мэйнийского спецназа смотрелось слегка нелепо, но 'умная' ткань быстро подстроилась под новые условия, став пятнистой. Я даже вздрогнула, когда, глянув на свою руку, заметила лишь причудливый перепад рельефа. Арньес поделился со мной костюмом буквально за час до выхода, ничего особенно про него не рассказав, но я не сомневалась в пользе этого тончайшего облачения. Хотя на ощупь ткань была куда нежнее и невесомее шелка. Мой конь сложил крылья и отошел в тень, где успешно слился со скалой. Вряд ли кто-то сможет его заметить сверху. Разве что Лик продолжал выделяться. Но я не стала сосредотачивать на этом внимания. Ученик и так столько времени провел взаперти, пусть нагуляется-побесится вдоволь.

Кстати, это соображение явилось чуть ли не единственным, которое на самом деле побудило меня к этой вылазке. Эстебану вполне могло хватить дневников Принца, и за личной перепиской я отправилась уже скорее ради собственного удовольствия... И большей надежности. Было у меня подозрение, что второго шанса не будет.

Оказалось, что тот вьюнок, о который я все спотыкалась, пытаясь найти упомянутую в старых записях потайную дверь, был розами. Просто они закрывали бутоны на ночь. Вообще-то это довольно редкое явление — розы не способны полностью закрывать нежные лепестки расцветших цветов в бутон. Но этим как-то удавалось. Да уж, не зря на гербе его рода была алая роза...

Рассматривая цветы, я случайно коснулась одного кончиком пальца — не удержалась. И в тот же миг от моих ног вперед выстлалась белая полоса из цветов. Они раскрывались на глазах — огромные с мою голову цветы на тонких стеблях.

'Ждите' — мысленно сказала я своим зверям. И шагнула вперед по любезно предложенной дорожке.

Та, пропетляв по террасе скалы, привела меня к портику. Просто две белых колонны, а над ними — треугольная 'крыша' с барельефом, создававшая эффект ворот. За 'воротами' была бездна. Я изумленно застыла, коснулась мрамора — но все осталось по-прежнему. Даже обойдя эту конструкцию, я не увидела ничего нового. Но дорога из белых роз заканчивалась перед этой аркой.

Озадаченная почти до бешенства, я снова встала на белую дорожку и взглянула в арку. Протянула руку. И тут на луну набежало облачко, прозрачный воздух под моими пальцами свернулся спиралью, полыхнул ярко, почти ослепив... И секунду спустя втянул меня в себя. Не успев ничего сказать, я с головой утонула в стихийно открывшемся портале.

...Место, где я оказалась, было... другим. Я не сразу поняла, что не так — но развалины вокруг больше не были развалинами. Белый дворец утопал в переливах пышных роз, обвивавших высокие стены, льнувших к балконным решеткам, прихотливо взбирающимся по барельефам. Над головой садилось солнце. Золотые лучи расцвечивали дворец, превращая ажурную конструкцию во что-то сказочное, живое. Над садами вздымались сотни радуг, на стенах высвечивались причудливые картины — былых отражений, пиров, подвигов и предательств — вычерчивались, чтобы пропасть с глаз миг спустя. Налетавший ветер играл с алыми лепестками, ласкал обоняние запахом роз — не смотря на их количество, легким и ненавязчивым.

— Тебе нравится? — спросил кто-то у меня за спиной.

Я дернулась обернуться — но руки, сжавшие мои плечи, удержали.

— Не надо смотреть на меня. Смотри — туда, — попросил невидимый собеседник.

И рассмеялся тихонько.

— Красиво, правда?..

— Да... — зачаровано подтвердила я. — Ты и есть он? — казалось, рядом со мной светит солнце — солнце моего счастья.

В летописях говорилось, так умел только Он.

— Догадался? — новый смешок. Блик золотистой пряди, упавшей на мое плечо — самого кончика.

Он никогда не отращивал длинных волос.

— Пойдем. Хочу показать тебе... кое-что, — позвал Светлый Принц за моей спиной.

И легко поднял нас в воздух. Небо рассекли золотые сияющие крылья. Мы пролетел над небольшой бездной, отделявшей меня от дворца — внизу, где-то немыслимо далеко, дымок поднимался над крестьянскими дворами и жалобно мычала корова — и остановились на стене.

Внизу был сад. Проще, чем все великолепие вокруг — и вместе с тем куда как... живее. Зеленые травы, естественные ручьи, водопад, шелест берез и колючих хвойных, нестриженные кусты жасмина и сирени... В сад из дворца вели распахнутые двери.

На наших глазах из них, с последним лучом солнца, шагнула... тень.

Как описать лунный луч, обретший человеческие черты? Или печаль, овладевшую сердцем и вдруг позволившую увидеть сладкие мгновения прошлого? Или блик синевы на клинке — ставшем вершиной творения его создателя? Тот, кто вошел в сад, когда-то был человеком. Не мэйном, не сильфом, не богом — и оттого эта совершенная, неповторимая, чуть болезненная, будто лед на солнце, красота завораживала еще сильнее. Даже тронутая печалью смерти — как невесомым флером.

А он больше не стоял за моим плечом. Он шел к саду — от главного входа.

Читавший сидя на скамейке вампир медленно оторвал взгляд от книги, заложил пальцем страницу. Изящная маска радости, тень улыбки... Светлый просто вздохнул, протянул руки, кажется, беззвучно позвав... В тот миг, когда невесомое существо, смеясь, упало в его объятия, у него были такие глаза...

И за секунду до того, как меня потянуло прочь, я поняла, куда пропал Светлый Принц. Не умер — просто ушел. В один-единственный день. Когда этот, что ждал его в саду, был, хотя бы как вампир, жив — и встречал его такой вот улыбкой.

Чистилище на двоих. Или — счастье?

...По контрасту, новое бытие моего пребывания оказалось куда как темнее и грязнее. Пыльные катакомбы, едва освещаемые огарками заколдованных свеч. Ну вот, еще и на человечьем жире! Извращенцы! Стеарин зачаровать проще, да и горит лучше...

Ворча, я зажгла огонек на ладони — света свечей хватало едва только на то, чтобы увидеть собственную руку. Хотя, готова признать, в абсолютной темноте и этого немало. Но не время для альтруизма. После недавнего видения этот пыльный подвал вверг меня в искреннее возмущение — хороша белая дорожка! Впрочем, я быстро перестала возмущаться. Если я оказалась в этом месте — значит, здесь можно что-то найти. Хотя бы выход отсюда. А значит, пора приниматься за дело.

Ворча и то и дело спотыкаясь о неаккуратно рассыпанные повсюду части человеческих и не очень скелетов, я путем проб и ошибок выяснила, что выход из моего временного каземата только один — прямо напротив. И оттуда тянет мертвым холодом. Или лучше сказать, мертвенным? Однако выбирать не приходилось. Тут под ногой что-то подломилось, я рухнула и с крайне близкого расстояние уставилась в глазницы черепа крупного орка.

— И что мы имеем? — поинтересовалась я, пытаясь переждать, пока из глаз высыпятся все звездочки до одной.

— Не знаю, как ты, а я вот еще ничего, — поделился со мной трезвой мыслью череп.

И споро собрался.

— Кажется, ужин — тебя, — пояснил он ход своих рассуждений с доброй улыбкой, поигрывая такой же старой, как он сам, но вполне себе острой секирой.

Подозрительное шевеление вокруг навело меня на мысль, что он не один в своих начинаниях.

На четвереньках, посреди круга малость обозленной долгим голодом нежити, я только жизнерадостно им улыбнулась и помахала лапкой:

— Так вам всем даже на один укус не хватит!

Нежить поскучнела. Сорок семь, навскидку, особей — и одна я. Это одной крови по 0,063 литра на брата! И на один укус мяса — только раздразнить аппетит, не больше. А если учесть доносящиеся издалека завывания, то и мяса им не достанется.

— Да... — в уме подсчитав все это, вздохнул скелет орка. — Может, по старшинству поделим?.. — предложил он с ухмылкой.

Вокруг крайне недовольно заворчали — вот только что полуобглоданный мэйний полускелет с одной рукой выглядел довольным. Да, ему, как самому старшему, в любом случае бы досталось...

Тем временем прогрессивная нежить расселась вокруг в рядочек — кажется, собирать кворум. Импичмент самовольному президенту они вынесли у меня на глазах, и орк долго собирал себя по кусочкам в уголке, не смотря на секиру.

— Требую адвокатов! — чувствуя себя окончательно безумной, потребовала я, во все глаза глядя на это действо.

И это их они называют неразумными?!

Собрание оценило мою идею, и выдало из своих рядов мне защитника.

— Только, знаете, я вас защищать не очень буду — очень кушать хочется, — честно признался мне худенький скелетик, зябко кутаясь в рваную латанную-перелатанную тогу, и звучно щелкнул зубами.

Возмущенное собрание немедленно отстранило его от должности — мол, не достойно адвоката. Наконец моим защитником выбрали остов рыцаря, все еще частично закутанного в латы. Судя по так и застрявшему в нагруднике мечу, погиб он в бою.

— Я не предам брата! — грозно поведал мне сэр рыцарь, оглядев червленые и не до конца снятые части наплечников на мне.

И, обернувшись к счастливому собранию, взялся за меч...

Когда и его, скрепя сердце, всем кворумом успокоили, прибрали хаос и собрали себя по кусочкам, мы с орком уже сидели в обнимку и хохотали в голос. Помедлив, к нам присоединилась и остальная нежить.

— Он... наш... темный... — сквозь хохот выдавил орк.

Мертвые немедленно почувствовали себя куда спокойней. Оружие как по волшебству исчезло под ветошью, в ход пошли трубки с чем-то убойно-сильным — я вежливо отказалась, но никто не обиделся. Мол, рано мне такое. Они расселись в кружочек, вокруг свечек, с успехом заменявших костерок.

Собственно, идти, не зная куда, мне было не с руки, так что я тихонько пристроилась между орком и рыцарем, с которыми чувствовала даже какое-то родство. Оказалось, все они погибли в последней войне Светлого Принца. Часть из них он даже убил лично — рыцарь еще очень расстраивался, что не удостоился такой чести — но суть была в том, что, прежде чем покинуть негостеприимные места и тех, кто попробовал его предать, Принц произнес свое знаменитое проклятие. Так что теперь они сидели в своей личной ложе с костерком и ждали, когда придет судный день, и их наконец-то отпустят с неблагодарных должностей.

— Нам тут предлагали роли личей, да и в дикую охоту звали... — поделился со мной тот самый однорукий мэйн. — Но больно уж у нас тут привычное собралось общество. Да и... все эти жестокости... не прельщают. Мы же в принципе не злые. Просто есть хочется, — с этими словами нежить сочувственно покивала.

— А я думал, вы не можете контролировать свой голод? — задала рискованный вопрос я.

Но никто не обиделся, мне только счастливо постучали зубами — в этом обществе зубовный стук был заменой и смеха, и аплодисментов, а то вдруг руки развалятся.

— Понимаешь, — наконец, как самый креативный, сказал орк. — У нас, конечно, сгнили мозги и все такое... но сердца остались. Озлобленность, ненависть... многие уходят в это. Но не все. В каком-то смысле, мы даже привыкли так жить — времени много, спокойно, ничего не страшно, широчайшая свобода для экспериментов.

— Вот только черви убивают! — прогудел рыцарь, и в такт своим словам запустил одним таким в стену над свечами, выковыряв того из своей почти пустой глазницы.

Когда вокруг стихли согласные возгласы, орк все же продолжил:

— Вот о чем я буду потом мечтать, когда сброшу проклятие, а? Если дам себе сойти с ума... Ты просто не порежься ненароком — а так нормально, — и улыбнулся, пригасив алые огоньки в провалах глазниц.

Я чувствовала силу его жажды — но он ее перебарывал! Невероятно! Во все глаза смотря на новое чудо света, я как-то машинально пыталась представить, как можно им помочь. Ведь если я помогу — они помогут мне. Какое им, в конце концов, дело до чьих-то записей?.. Да и... не знаю. Но рыцарь и его поступок тронул меня до глубины души. А я не предаю братьев. На миг сердце стиснула тоска по оставленному Храму, но я немедленно отмахнулась от недостойного чувства. Вернусь туда, как выполню задание. Кстати, о задании — нужно поторопиться.

Я напрягла мозги. Судя по подозрительным взглядам вокруг, они уже скрипели. Надо почаще пользоваться. Тем временем нежить вовсю воодушевлялась неизвестной травкой, и все веселее поглядывала по сторонам. Мда, я никогда не смогу праздновать Самхейн нормально после такого... И тем не менее. Как можно им помочь? Женская логика, наверное, но ответ казался очевиден — накормить. И подкорректировать внешность. Вот только кто меня дернул рассуждать вслух?!

Мои новые друзья оказались воистину благородны — а потому ограничиться дружеской взаимопомощью отказались. Аргументация была железная — чтобы помочь мне, им куда выгоднее сделать так, чтобы на моей стороне был весь город. Ну, или хотя бы его простые жители. В их понимании простыми были скелеты и зомби. В общем, пришлось осваивать новые профессии.

Итак, как подкупить подземный город скелетов и зомби?.. В смысле — не подкупить, а перетащить на свою сторону? Элементарно! Открыть закусочную и... салон красоты!

'Лабиринт Мораны', как предполагалось первоначально назвать это заведение, пришлось переименовать в 'Марину'. Причем ни у кого сие название с 'морской' не ассоциировалось, а исключительно с Марой. Для своей цели мы оборудовали три смежных пещеры, имевших одно общее помещение. И если над столовой я работала мало — ну разве что зачаровать автоматический материализующий парное мясо с кровью механизм — то с дизайном и интерьером зала превосходно справились орк с одноруким мэйном, а рыцарь добровольно записался в охрану — то салон потребовал от нас всех адских усилий. Еще к завершению совещания — мы опрометчиво решили открыть сначала закусочную, а же потом салон — лишь молчаливая фигура рыцаря сдерживала бурлящую толпу от больших проявлений любопытства.

— Что ты! У нас даже цирка не было! — почти что со слезами на глазах признался мэйн.

Я изумленно поморгала и погнала его устраивать помещение. Уж павильон иллюзий я им как-нибудь наколдую, карты, опять же, кости, бои без правил... Тьма, как это никто еще не догадался создать сеть увеселительных заведений для немертвых? Или это у меня мозг не правильно работает? Но все эти печальные истины потом! Сначала — салон.

Ну, собственно, открыть салон — что может быть проще? Вот только никто, насколько я знаю, не интересовался перечнем услуг для мертвых, и мне пришлось стать первооткрывателем. Итак, какие их нужды салон сможет удовлетворить, без невосполнимых затрат? Первым в списке стояли черви. А это — удаление, первичная обработка, защита от повторного появления оных. Отсюда, кстати, и следующие пункты — косметическая обработка телесных покровов, бодиарт, пирсинг и все такое. Восстанавливающие ванны. Эксклюзивно — 'почувствуй себя живым', а дальше салон пусть развивается сам. Свои идеи я и изложила приятелям, а уже орк, рыцарь и мэйн — всем остальным. Как выяснилось, у этих троих лучше всего обстояло с речевыми функциями. В итоге мы общались, а остальные слушали и через своих ораторов задавали уточняющие вопросы.

Мы совместно разработали все предлагаемые салоном услуги, испытали их на добровольцах, и только тогда столкнулись с еще одной проблемой. А чем они будут нам платить? В общем-то, денежной системы здесь не было. Просто иногда приходили высшие, давали подачки, забирали кого-то — и уходили. Как-то слишком просто.

Но чем могут расплатиться зомби? Ответ выкатился ко мне из трещины в грудной клетке одного из немертвых — немаленький такой необработанный опал. Я улыбнулась. В конце концов, а чем камни не деньги?.. И через несколько часов черновая смета была готова. Мы привели в порядок помещение, приготовили оборудование, я наколдовала нужную форму, проверила степень обученности персонала и ушла в тень. Мне не стоило светиться...

День, когда два заведения открыли двери перед толпами заскучавших умертвий, был поворотным в жизни всего их города! Ни один салон до того не знал такого наплыва клиентов! А уж столовая... Пришлось ввести квоту на пребывание в помещении и переоборудовать ее на конвейерный тип — мол, ешьте на ходу. Не смотря на то, что я предусмотрела возможность подзарядки аппарата — для этого идеально годились изумруды — тот все же был в состоянии произвести лишь ограниченное количество отбивных с кровью в минуту. Мы по-быстрому зачаровали еще два аппарата — рыцарь ради этого даже отдал мне свой последний 'солнечный камень', и дополнительно пустили один из них в работу. Кстати, в меню были как иллюзорные куски мяса — для скелетов, так и вполне настоящие — для, соответственно, зомби.

После такого подвига с камнем, мне просто пришлось создать у них что-то вроде стеклянного шара — вот только показывал тот не людей, а все больше пейзажи. Впрочем, рыцарь и этим мог любоваться часами.

Собственно, искомую библиотеку мне показали где-то в процессе — просто отвели к дверям. Вокруг было пустынно — зомби подвизались участвовать в боях, скелеты все больше играли в кости, немногочисленные оригиналы опробовали на себе экзотический аттракцион 'пути смерти', и вовсю отрывались — и я незамеченной вошла внутрь. Аттракцион экономики раскручивался все сильнее, и уже вовсе без моего участия.

За библиотекой был небольшой коридор. Я прошла сквозь него, не глядя. Судя по тихому смеху по бокам, скелеты-лучники меня узнали и просто решили не трогать. Повезло. Но надо впредь, все же, пользоваться головой.

За последней ажурной дверью меня встретил... небольшой зал, с высокими потолками. Высоко вверху сияла люстра, в инкрустированных перламутром и кусочками стекла колоннах отражались блики, переливались полупрозрачные занавеси над кроватью... Нигде не было ни пылинки — хотя сюда никто очень давно не входил. Вместо стекл — потрясающие морские пейзажи. Я не сразу сообразила — это просто настоящее море, там, за преградой кристалла. У дальней от входа стены секретер, ключ на выдвинутой столешнице с яркой ленточкой. Я не сразу расслышала звук дыхания с постели. Обернулась. На белых шелковых простынях, разметавшись и сжимая губами свежую алую розу, спал Светлый Принц. Темные ресницы еще блестели от слез, капелька крови по подбородку, рядом — раскрытый медальон, улыбающееся лицо того вампира... Когда моргнула — постель была пуста. Только роза еще лежала на простыне.

Я подошла, взяла ее, уколов пальцы. Погладила невесомо — и отпустила.

Все. Дело — прежде всего. Секретер.

Капелька крови сорвалась с пальца и пропала, не коснувшись простынь, но я не обратила на это внимания.

Ящичек за ящичком — все их открывал этот самый ключ. Бумаги, записки, шаржи — и, наконец-то, стопка перевитых черной ленточкой писем. Проглядев их мельком, я убедилась — те самые. И осторожно убрала обратно в шкатулку, а после — в ящик. Рядом лежал дневник — куда как более поздних времен, чем мои записки. И куда как менее личный.

Спрятав бумаги за пазуху, я шагнула было к дверям, но притормозила — и тогда над кроватью распахнулся портал, и знакомый по сну голос беззвучно сказал: 'Иди'.

Ашер сбил меня с ног, не дав оглядеться. В небе было еще темно, только луна скрылась за горизонт. Лика нигде не было. Я успокаивающе погладила лилово-вороную морду коня, шепча, как жалею, что напугала. Осторожно поднялась, цепляясь за его гриву. И огляделась. Куда делись белые розы? Куда пропал портал?! Среди развалин лишь плыли легкие клочья тумана. Да что-то кололо мне грудь. Я пошарила за пазухой, вытащила дневник в обложке из драконьей кожи. Видимо, правдивы были слухи, говорившие о его нелюбви к драконам. Пальцы листали тонкие белые страницы, исписанные каллиграфическим почерком, и вдруг замерли. На последней странице лежала алая роза. Поверх старой руны, значившей 'Вир'.

"Человек человеку — друг, товарищ и брат. Ты понял, скотина?" (с просторов Internet)

Глава 20.

Лик обнаружился час спустя, когда мы с моим скакуном, свирепые и злые, облазили все руины. Судя по всему, времени с моего падения в портал прошло всего ничего, но об этой загадке, как и о том, почему Светлый Принц вдруг снизошел до моей персоны, я планировала подумать потом, как только найду время. Наконец пес обнаружился сладко спящим в каком-то углублении в стене, неподалеку от колодца. Моему приходу он так обрадовался, что я даже не нашла в себе сил на него наорать — только Ашер зубами щелкал. После ночного бедлама у меня вообще осталось такое ощущение, будто я спала. Но дневник настоятельно опровергал данную предпосылку.

Наскоро приведя себя в порядок и запрятав документ, я подняла пса на седло, и устало взгромоздилась туда же сама — мой Полуночный даже колено преклонил, чтобы мне было удобней. Выпрямился, норовисто встряхнулся, ударил копытом. Показалось — или из-под его ноги потек веселый ручей?.. Я не успела рассмотреть — привстав на дыбы, конь скакнул вперед, резко ускорился и оленьим прыжком ринулся со скалы. Пронесся вдоль уступа вниз и в паре метров от земли распахнул крылья, ударил ими по воздуху и взмыл вверх.

И мы понеслись. Как мы летели! Я судорожно прижимала к себе одной рукой пса, а второй хваталась за лилово-черную гриву. Ветер выл, рвал с плеч плащ, шумел, будто лопасти мельницы в грозу — и бил в лицо до слез. Ашер вытянулся всем телом, подобрав ноги. И только крылья вздымались и опадали все чаще. Я не мешала — мой конь без просьб знал, что делать. В дом посла Эроха нужно было вернуться до того, как мое отсутствие заметят.

В общем, в спальню Арньеса я влетела уже на рассвете. Мельком глянула на кипу веревок под одеялом, прислушалась к голосам из сада — и со всех ног рванула к себе в спальню. Героический Багряный отваживал от моих дверей Лирей, занимая ее утренней беседой, но он не сможет заниматься этим вечно! Я едва успела влететь в спальню, скинуть черный костюм, затолкать его в наволочку подушки на кресле и голышом юркнуть в постель, под одеяло, как дверь тихонько дрогнула.

— Ему нужен здоровый сон! — шепнул 'врач' чуть громче, чем следовало.

— Я только посмотрю, — возразила дроу упрямо, и вдруг добавила: — Шеф просил!

О, шеф — это, конечно, святое!

Я успокоила дыхание и прикрыла глаза — с наблюдательностью дроу сложно было сражаться, но мне удалось. Она постояла близко, поправила одеяло, и беззвучно ушла, шепнув:

— Ты был прав, Риль. Доложу шефу — и пойдем еще гулять?

Арньес, помолчав, согласился. Странно — у него охрип голос? Я лежала с закрытыми глазами, потому ничего не видела, но звук был такой, как будто... двое отчаянно целовались совсем рядом.

— Не здесь, — наконец, Арньес, хрипло.

Лирей кивнула и улыбнулась, пропустив его перед собой и закрыв за ними дверь.

Ну, надо же, какие открытия!

Я хотела что-то еще сделать, но только подвинула ближе ту подушку с костюмом, обняла ее, прижимая к груди, и прикрыла глаза, и сон унес меня в своих невесомых объятиях. На этот раз мне почти ничего не снилось — только что-то с печалью в голосе объяснял Къярен в Храме. Я почему-то не слушала — все пыталась выглянуть в окно поверх его плеча. Он не пускал.

— Ну, хватит спать! — голос Эстебана вообще редко удавалось с чем-то спутать, а уж когда он злился...

А сейчас посол Эроха злился.

— Ты где был, В... олченок несчастный? — чуть запнувшись, возмущенно рыкнул он.

— А что вы делали ночью в моей спальне? — автоматически бросилась в атаку я.

Посол смутился, даже отодвинулся немного.

— Ну... я... — он не отличался оригинальностью, но тут вспомнил про свое положение. — Я заботился о твоем здоровье! Хотел проверить, как ты!

— Я в порядке! Если хожу — уж точно!

— А если тебя украли?! — привычно подобрал нужный ключик мужчина.

— А почему тебя это волнует? — озверела совсем уж я.

Мы и не заметили, как от привычной игры перешли на панибратские 'ты'.

Эстебан осекся. Так, как я зацепила его на сей раз?!

Видя, как он начинает закипать, и, не желая иметь дело с загнанным зверем, я поспешно подалась вперед.

— Стеб... — он меня не съест за такое?! Чувствуя, как расширяются от ужаса глаза, я продолжила речь — просто не знала, что еще делать: — На самом деле, я бы хотел кое-что у тебя выменять.

— Выменять? Что, Вир? — мой собеседник окончательно растерялся — я могла собой гордиться, уесть дипломата с пары слов!

Впрочем, скорее всего, я опять попала в молоко — вряд ли такую реакцию вызвали только мои слова, скорее всего, есть еще какая-то интрига, и я по незнанию в нее влезла... Ой. Как он меня назвал?

— Я хочу выменять у тебя Синее Пламя, — сказала я почти спокойно, будто ринувшись в омут.

Эстебан, к его чести, отнесся к моим словам серьезно. Еще один минус — он явно принимал меня за кого-то другого, может быть, путешествовавшего инкогнито — не знаю, но человек его уровня и воспитания вряд ли отнесся бы так спокойно к словам беглого бастарда. Да уж. Вир. Он назвал меня Вир. А я только это заметила. Гений! Впрочем, пока он не заводит об этом разговор, и сама я не буду. Не хочу краснеть.

— Синее пламя? — помедлив, переспросил он невыразительно. — Это что?

— Меч, — подумав, все же пояснила я. — Ритуальный меч. И он мне нужен.

— Зачем?.. — не удержался дипломат, хмыкнул, вздохнул. — Ладно-ладно! — заметив мой взгляд, — спрошу по-другому — на что ты хочешь обменять этот меч? Он стоил мне состояний на аукционе... светлый лорд Лиориэль, — с тонкой улыбкой.

— Разгадал? — я даже чуть покраснела.

— Да, — со смешком. — Зато уверился, что не убийца. Потому ты и остался жив, — хладнокровно. — Тебе так сильно нужен этот меч?

— Контракт... — тоскливо и абсолютно искренне пояснила я, садясь в постели и прижимая колени к груди.

Одеяло успешно маскировало некоторую нескромность моего одеяния.

— И что будет, если я его тебе... не отдам? — вкрадчиво.

Я хмыкнула.

— И не отдашь. Обменяешь. Я за этим и ездил...

— Да?! — приподняв бровь. — И на что же ты хочешь обменять этот меч?

— На записи Светлого Принца. Юношеские дневники и записи времен боя с Демонами Льда, — улыбнулась я, наслаждаясь шоком, на несколько секунд проступившим на его лице.

— Подлинник?! — посол подался вперед, хрипло втянул воздух сквозь зубы.

Он даже забыл разыграть равнодушие, так заинтересовался. Еще бы... Эти бумаги искали с момента исчезновения Владыки. Какое-то смутное ощущение накатило внезапно, и тут же пропало. Глаза лорда сверкнули золотом, и погасли.

— Да, — подтвердила я спокойно, прекрасно зная, что сейчас он меня читает, и малейшая ложь немедленно стала бы известна.

Впрочем, я никогда не была мастером блефа, всегда предпочитая иметь что-то вещественное в запасе. Так что тут можно было не волноваться.

— Принести меч! — рыкнул он грозно.

Немедленно, как по волшебству, появившиеся слуги принесли клинок. Я зачаровано уставилась на лезвие, по которому пробегали блики, похожие на синие молнии. Знакомые драконы будто просились в ладонь, а лезвие казалось чуть помутневшим, как, бывает, мутнеет хрусталь — неуловимо. Лед и электричество, и смертельно острая кромка, чуть заметный узор на клинке, насечка для стока крови...

— Это он? — Эстебан, наоборот, смотрел на меч почти равнодушно. — Странно — что может быть интересного в этой железяке? Короткий, и тяжелый, как эспадон, но с куда менее удобной рукоятью...

Мы видим меч по-разному?!

— Это завершение контракта и гонки. Не представляешь, как я рад буду от всего этого освободиться! — Храм, милый Храм! И я наконец-то смогу разобраться с проблемами воспитанника.

— Показывай, — настойчиво попросил посол Эроха.

Я, испытующе поглядев ему в глаза, кивнула. Притянула к себе халат, накинула прямо поверх одеяла. Поднялась, одеяло выпало из-под халата, но сам халат остался на мне. Эстебан тихонько засмеялся моей стеснительности, а я, пожав плечами, направилась к своим вещам. Эксгибиционизм, знаете ли, свойственен отнюдь не всем.

Дневник и записная книжка в драконьей коже. Вот только почему глаза Эстебана при виде книжки заполнились такой болью? Я едва успела отшатнуться — прорычав:

— Отдайте ему меч! — мужчина вдруг вырвал записи из моих рук.

Рык вырвался из горла, по коже прошла волна, проступили чешуйки — и вот уже мне в глаза посмотрел разъяренный дракон, пока еще в человеческом теле. Дракон-оборотень?! Но... но если он посол Эроха... возможно ли... что и все население Эроха — оборотни-драконы?!

Тем временем вер-дракон или первер, до того листавший записи в кресле, медленно перевел на меня взгляд. Впрочем, четкая классификация важна лишь для магистров драконологии — мне достаточно было знать, что существо передо мной умеет быть зверем...

Когда-то, еще во времена обучения, я уже сталкивалась с драконами. Один из них несколько лет назад разорял деревни на востоке Империи. Упорно и методично, основательно, четко. В чем-то — даже красиво. В Храм отнюдь не сразу поступили жалобы. Этого зверя пытались прогнать, подкупить, испугать, просто договориться — ничто не помогало. Вход в пещеру украшала аккуратная галерея славы из оплавленных рыцарских доспехов, рассортированных по времени создания и стилю. Претендентов было так много, что какое-то время дракон даже не покидал пещеры, так объедался. Наверное, его бы вполне устроило, подавай местные власти ему завтрак, обед и ужин прямо к пещере. Но со временем поток самоубийц закончился.

И вот тогда вспомнили о нас. Прошение в Храм привезли несколько орков в сопровождении пары грифонов, и лично староста ближайшей деревни. Дебаты затянулись надолго — Магистр, наконец, возмутился тому, что Храм используют как последнее средство. Но, в конце концов, стороны все же пришли к общей договоренности.

Это задание стало моим выпускным экзаменом. Тогда я только закончила Академию, едва успела получить звание (почти сан) рыцаря, год как поднялась с постели. И Ашер и я — никогда впредь ни один из нас не нервничал перед отправлением сильнее. Я часами сидела в библиотеке, кропотливо собирая сведения о драконах. Ашер упорно тренировался уворачиваться от огненных струй. Именно тогда я наткнулась на маленькую книжку в ярко-синей обложке, с желтым глазом на форзаце, насмешливо моргнувшим прямо в лицо. В книжке было всего несколько десятков страниц и около тридцати цветных иллюстраций. Она рассказывала о магии. О магии и драконах.

У них была странная структура. Странное происхождение. Запутанное разделение на виды. Не по внешним признакам, а по иерархии, что ли? Прежде всего — Старшая и Младшая ветви. Младшие были менее разумны, не умели принимать другой облик, и, хотя часть их них обладала достаточным разумом, чтобы говорить, общаться, в общем и целом они оставались просто хищными зверьми. Главное — они почти не владели магией, и жили отдельными группами по две-пять особей на всей территории Империй. Драконов Старшей ветви было гораздо меньше, и, судя по коротким заметкам в той книге, у них было свое, непривычное прочим расам, государство. Большинство драконов считали свой рептилеобразный облик родным, и именно человеческая/мэйнийская/орочья форма представлялась им вторым обличьем. Небольшая часть рождалась в человеческом теле. Перверы и драконы-оборотни, как их называли. Драконы Старшей ветви жили куда дольше своих Младших собратьев, обладали невероятной магией, и... скрывались. Кстати, они никогда не отказывались от своего родства, и заботились о Младших так же, как о своих детях.

В той книге было много всего. Странным оказалось другое — я читала взахлеб, отдыхая оттого, что наконец-то получила в руки источник информации, из которого не приходится выцеживать знания по крупинке. Шарис бы не одобрил, но иногда отдыхать надо. Картинки иллюстрировали сравнительные характеристики скелета, мускульного слоя, чешуи драконов разных типов и видов. Каждая была многослойной — если рассматривать ее достаточно долго, изображение менялось, постепенно, слой за слоем, открывая все больше и больше информации.

— Что это? — недоверчивый голос Алуриана вырвал меня из небесной глади на землю.

Я рассеяно моргнула. О чем он? Мастер смотрел на книгу. Я подвинула ее, показала форзац.

— Тут про драконов написано. Интересно, — и осеклась.

— Про драконов? — уточнил Мастер тихо, и аккуратно ткнул острым ноготком в причудливую вязь текста. — А на каком языке?..

Я машинально посмотрела на страницу. И вдруг только что понятные до последней черточки иероглифы расплылись в запутанную неясную вязь. На месте картинок были заштрихованные геометрические фигуры, от долгого рассматривания которых болели глаза...

Никогда больше я не видела той книги. А вот отрывки текста иногда всплывали в памяти. Во снах. Четкие и ясные. Вспоминались — и исчезали.

В последовавшей поездке тот случай почти забылся. Мы с Ашером в одиночестве преодолели перевал, прошли естественный каменный лабиринт, после древнего извержения вулкана образовавшийся на месте некогда плодородной равнины, и вышли к прибрежному городку как раз к началу зимы. Дракон устроился неподалеку, в пещере, выходившей на дикий пляж, недостижимый иначе, чем с моря. Ашеру потребовалось почти три часа, чтобы сначала подняться в горы, а потом опуститься на небольшую площадку у пещеры.

Я с любопытством оглядела выставленный антиквариат. Некоторые образчики вызывали искреннее изумление, другие — немного нервный хохот, третьи — откровенную зависть. Спешившись, я медленно прошлась вдоль длинного ряда, присматриваясь к экспонатам. Даже запах гари не чувствовался — доспехи подвергли неплохой обработке. Тут я чуть не споткнулась о подвернувшуюся под ноги рукоять, машинально подобрала обломок клинка и треугольный кусок стали. Рукоять с выемками для пальцев как раз под мою руку, белое с черным узором лезвие, неровный скол. Судя по всему, лезвие разлетелось на три части. Две из них, рукоять и кончик острия, я как раз держала в руках.

Клуб дыма, вылетевший из пещеры, почему-то не стал для меня неожиданностью.

— Не желаете ли поздороваться? — спросил мой неведомый собеседник из глубины пещеры.

— Прошу простить! Заинтересовалась предметами выставки, не оторваться. Замечательные чары! — искренне поделилась я обуревавшим восторгом, и тут же продолжила: — И — приветствую.

— Здравствуйте... — неожиданно растеряно отозвался мой собеседник, высовывая голову наружу. — Что, правда? — он казался польщенным.

— Красиво, рационально, экономно, эффективно — что может быть лучше? — я осторожно положила сломанный меч на камень у входа, потом и сама присела на этот самый камешек. — Позвольте поинтересоваться, как долго вы собирали свою коллекцию? — мы как-то незаметно перешли с панибратского "ты" на странно-уважительное "вы".

Дракон был небольшой — голова примерно с меня, длинная шея с острым перистым гребнем, мелкая черная чешуя с синеватым отливом. Но самое главное — от него едва ощутимо фонило магией. Не прочитав той книги, вряд ли я бы это заметила.

— Около двух лет. Жаль, некоторые экземпляры еще не готовы, а два и вовсе пришлось спрятать — местные ингвары... — дракон возвел глаза долу и звучно фыркнул.

— Ох, какая жалость!.. — я непритворно вздохнула.

Дракон скосил на меня один глаз, вторым продолжая разглядывать облака.

— Пойдемте. Вам я их покажу. Редко встретишь настоящего ценителя в такой глуши.

— Ну что Вы! До настоящего ценителя мне далеко... — я опять вздохнула, поднялась на ноги. — Простите, а Вы... — я осеклась.

— Продолжайте, — дракон перевел на меня взгляд уже обоих глаз, стараясь скрыть любопытство.

— Мне так неудобно... но могу ли я просить Вас провести для меня небольшую экскурсию? Так интересно! — играть мне не приходилось ни капли — где еще доведется лицезреть такую коллекцию, превосходящую даже Имперское собрание трофеев? Риск, конечно, был. Но сдержать свое неуемное любопытство я не смогла.

Впрочем, кажется, мне повезло — дракон оказался искренне польщенным подобной просьбой.

— С удовольствием, леди?.. — дракон звучно щелкнул челюстями, что должно было означать смех для сведущих.

Наверняка узнал и вооружение, и плащ... Но все еще продолжал общаться. Так что — вперед:

— Вириэль, лэр?.. — он насмешливо сузил глаза, услышав выбранную мной форму обращения.

— Можешь называть меня Кархарадон.

В качестве привлеченного лектора дракон оказался великолепен. О своей коллекции он знал не просто все. Казалось, ему ведомы детали, упущенные самим создателем. Постепенно с развития истории и функций доспеха мы перешли к холодному оружию. Потом к последним мэйнийским разработкам в области дальнобойных орудий, ингварьим дальнострелам, преимуществам и недостаткам воинских построений, стратегии и тактике в различных условиях, причем дракон вскоре принялся иллюстрировать свою точку зрения примерами из реальных сражений. Постановка боевых задач, допустимые потери в различных условиях, меры по повышению эффективности подчиненных отрядов... Время пролетало незаметно. Кархарадон выглядел искренне заинтересованным беседой. Мы прошли пещеру насквозь раз пятьдесят, и даже груды сверкающих драгоценностей не заинтересовали меня больше его слов.

— Ты неправильный рыцарь, — заявил дракон, заметив это.

— Почему? — я с искренним недоумением приподняла бровь — тогда от звания паладина меня отделяли почти два года.

— Тебе не интересны мои богатства, — дракон смотрел на меня, повернув голову на бок, словно раздумывал, стоит ли обижаться.

— Не правда. Просто... — я машинально подобрала горсть сверкающих драгоценных камней и по одному высыпала их обратно. — Такое я найду в любом склепе. А информацией со мной ни умертвия, ни древние вампиры не поделятся, — я и не думала скрывать свое "рыцарство" — все равно он его сразу заметил.

Черный дракон подождал немного и глухо расхохотался. Драконий смех напоминал скрежет стали о сталь, но, благодаря той книжице, я его узнала. И не испугалась. Он казался польщенным.

— Ты меня съешь? — подумав, поинтересовалась спокойно.

Кархарадон заметно смутился, сузил глаза.

— Я не могу есть того, с кем мы друг другу представились... — пробурчал он, отводя взгляд в сторону. — Это невежливо.

По наитию я протянула руку и почесала его чуть ниже пасти, там, где чешуя даже на вид была гораздо тоньше и нежнее. Кархарадон удивленно мурлыкнул, словно ОЧЕНЬ большая кошка. С шелестом развернул и свернул крылья, изогнул шею — аналог кошачьего потягивания. Выдохнул воздух с небольшим язычком пламени, едва не сдув меня под стену пещеры.

— Ты про это никому не говори, — заметил дракон удивленно, явно не подразумевая темы наших лекций. — Вириэль, так что ты хотела? — с черного когтя крепче адаманта сползла слюдяная чешуйка, беззвучно спланировала на пол.

Пещера освещалась рядом магических огоньков — он развесил их по всей её протяженности, едва мы вошли. Машинально и привычно, словно так и надо. Я подобрала чешуйку. Взглянула в нее как в зеркало. И тут пришла такая идея!

— Можно, я еще раз зайду ближе к вечеру завтра?.. — невинно улыбнувшись, поинтересовалась я.

Ничего опасного или вредного для него я не замышляла, так что знаменитое драконье предвиденье молчало. Дракон удивленно клацнул челюстью. Высунул длинный синий язык, раздвоенный на конце, пробуя меня и воздух вокруг. Подумал о чем-то и лениво выдохнул:

— Можно, — заинтриговано щуря глаза.

Похоже, не только кошка от любопытства сдохла.

Сложнее всего было убедить губернатора. Пожилой и основательный ингвар никак не хотел мириться с такой простой идеей, что я ему изложила. Дракон сам не уберется, не так ли? Это грубо и невежливо. Невежливо — вот оно, главное слово! Ингвар слушал, кивал — и раз за разом начинал приводить все те же аргументы на счет "не подобает", "недостойно" и, порядком набившего мне оскомину, "никогда такого не было". В конце концов, мне надоело говорить с пустотой, и я в гневе выскочила во внутренний двор. Если он действительно заботится о городе — услышит! И вправду, Дарин меня не подвел. Ближе к вечеру вся аристократия провинциального городка выстроилась передо мной стройными рядами. Я вздохнула, задержала дыхание. Если я ошиблась....

Ашер звучно ударил копытом у самого моего сапога. Правильно, мой хороший. Раз решение принято, главное, не сомневаться. Я взлетела ему на спину. Сняла с пояса заранее приобретенный "инвентарь", и поехала вдоль рядов, раздавая собравшимся "поделки".

— Итак, каждый из вас должен преподнести эту безделицу в дар дракону, — объясняла я размеренно, полузакрыв глаза.

Эти "поделки" обошлись Храму в годовую ренту с близлежащих наделов. Но просить их у ингваров ни у кого из нас не поднялась рука. Да и... Алуриан счел возможность налаживания с представителем Старшей ветви дипломатических отношений куда более ценной, чем треть казны Храма. Даже казначей, поворчав для порядку, с ним согласился.

— И тому, кто попробует не подчиниться, лично голову отрежу! — оборвал на корню весь мой политес раздраженный ингвар, но свою долю "даров" взял.

Предстоявшее нам должно было стать чем-то невероятным. Во всех смыслах. А о воровстве я не беспокоилась — частью 'подарка' дракону были специальные чары. На каждой безделушке.

Я вздохнула, еще раз потрепала по холке своего коня, успокаивая скорее себя, чем его, и мягко спросила:

— Все готовы? — и город утонул в нестройном:

— Да!

По мере приближения к пещере вспышки недовольства, жадности и гнева окружавших меня аристократических особ все больше сменялись нервозностью, а иногда и откровенным страхом. Нет, ни один не показывал вида, но запах страха пропитал воздух, а храбрые дворяне постепенно сбивали вокруг меня круг, будто овцы вокруг сторожевой собаки. Даже Дарин ненадолго поддался общему настроению, но тут же пришел в себя и на своем низкорослом конике поскакал вокруг толпы, выстраивая собравшихся ровными рядами. Что-то он там кричал про "красивую смерть собакам"... Я не прислушивалась. Главное было точно рассчитать время.

Дракон высунул голову из пещеры с последними лучами солнца. На миг на его морде отразилось столь неподдельное удивление, почти шок, что я поспешила поскорее "ковать железо":

— Кархарадон, позволь представить тебе губернатора этих земель, многоуважаемого Дарина, сына Торина. Губернатор Дарин, перед вами — достославный Кархарадон, прославленный ученый и исследователь, достойный представитель Старшей Ветви драконьего рода, — вдохновенно вещала я.

Дракон машинально кивнул. Дарин, чуть придя в себя, торжественно раскланялся и выступил с принесенным даром. В общем, через час я едва могла шептать, представляя все новые и новые лица, а Кархарадон косился то на меня, то на груду драгоценностей, постепенно выраставшую перед пещерой, и то ли облизывался, то ли смеялся, не забывая любезно раскланиваться с гостями...

Вскоре в Иллейре, так назывался тот город, открылись единственные в своем роде на обе Империи Университет Военного Искусства, где готовили лучших в Темной Империи офицеров, и богатейший Музей Военной Истории под негласным управлением дракона. Попасть туда стремились со всего мира. А вот я еще почти полгода лишь шептала, или отделывалась многозначительными записками от всех, по той или иной причине вознамерившихся со мной пообщаться.

Все эти дела прошлого привели к тому, что сейчас на господина посла я смотрела почти без дрожи. Обнаружить целое королевство драконов-оборотней — что может быть лучше? О да. Поведать кому-нибудь о своем открытии. И остаться в живых.

К этой мысли — только, похоже, пока с разных точек зрения — мы пришли одновременно.

Эстебан побарабанил кончиками пальцев по ручке кресла и медленно поднялся. С ледяным шелестом стек на пол светлый плащ с черной подложкой, по плечам рассыпались волосы, отражения язычков пламени в камине заплясали в пока еще человеческих, несмотря на цвет, глазах, неожиданно хищно обозначилась рукоять клинка на боку. И атмосфера изменилась. Весну без перехода сменила зима, забыв про лето и осень. Я рассматривала четкий профиль, пока он внимательно следил за чем-то за стеклом. Внимательно и незаинтересованно, словно хищный зверь, не желающий, чтобы его планы разгадали раньше срока.

Слуги исчезли, едва принеся меч — и теперь тот загадочно мерцал на синей шелковой подушке, уложенной на столик у кресла.

— Это смело, — наконец резюмировал он, не отводя взгляда от чего-то неведомого за стеклом. — А ничего больше ты не хочешь?

"Не лучший вариант развития событий", — подумала я, машинально разглядывая напряженную спину посла Эроха. Застывшую, словно в ожидании кнута. Или... на грани превращения?

— А что еще я должен хотеть? — усталость навалилась на плечи невыносимой тяжестью, выражаясь лишь в безразличных модуляциях голоса.

— Как что? Мое сердце, душу... — не меняя позы, не удержался оборотень от ехидства.

— Крылья дракона... — продолжила я в унисон.

— Что?.. — мужчина стремительно развернулся, вмиг преодолевая разделявшее нас расстояние. Жесткие пальцы впились мне в плечи, напряглись руки, без особого труда вздымая мое тело в воздух, за потемневшими радужками полыхала адская бездна. — Что ты сказал?..

Я на пробу шевельнула парящей в воздухе стопой. Откашлялась, обеими руками убрала пряди с лица, и взглянула в гневные серые глаза.

— Опусти меня на пол, пожалуйста, — попросила спокойно.

Пальцы сжались, оставляя синяки, но посол подчинился. Даже руки спрятал за спину, как мальчишка, не уверенный, что сможет держать себя в рамках. Только глаза — все такие же холодные, хрустальные, завораживающе-бесконечные — впивались в мое лицо с неистовостью чистейшей веры.

— Прости, но что именно ты не понял?.. — спросила я мягко, и не пытаясь отодвинуться.

Разница в росте была относительно минимальной. Мы смотрели друг другу в глаза. В полушаге за моей спиной недвижимой холодной опорой возвышалась стена, но отступить к ней — значило проиграть все без остатка. Поэтому я лишь выдохнула, и шагнула вперед. Ближе. Эстебан хранил молчание, либо слишком потрясенный, чтобы что-то сказать, либо слишком растерянный. Его дыхание обдавало холодом мне щеку.

— Я знаю, что ты дракон. Общался с одним из вас, когда учился. Давно, — при воспоминании о Кархарадоне я невольно усмехнулась. Дракон оставил о себе невероятно приятное впечатление. Разве что не унес в небо. — Не бойся, я никому не скажу. Кархарадон сказал, это опасно. Не скажу, обещаю.

— Кархарадон? — недоуменно переспросил дракон — уже очевидно, что дракон — приподняв бровь.

Вокруг радужек в его глазах танцевала метель. Серебристые искры, смертельная магия крови, неудержимое торнадо ненависти, ярости, боли.... Не одна лишь магия заставляла другие расы держаться вдали от драконов. Сама их кровь хранила проклятье.

— Он просил называть себя так, — я глубоко вздохнула, прикрыла глаза и по памяти воспроизвела его имя — то, которое он все же назвал мне при расставании, смеясь и утверждая, что не запомню. Я и не запомнила. Поначалу.

Непривычные звуки чужого, вовсе нечеловеческого языка оседали в горле кристалликами льда, облачками тумана, волокнами неведомых лепестков. Горло и болело, и першило, и словно меня щекотали изнутри миллионы росинок, ласково, ядовито и приятно.

— Так звучало имя, — закончив звуковую вязь, шепотом выдохнула я.

Перед глазами медленно таял рисунок имени черного дракона — безукоризненно выполненный смысловой узор магии и памяти, столь многогранный, что познать его до конца не удалось бы и за все время мира.

Про дракона я заговорила случайно, насколько случайно говорить про одного дракона при другом — показалось, это имя может помочь успокоить моего собеседника. Кархарадон был черным, как лента ночи, и подвижным, как ртуть. Эстебан, как бы ни называл он себя на самом деле, наверное, был серебряным. Я вдруг увидела это. Бесконечное небо. И дракона. Он был большим — куда больше черного, и серебристо-стального цвета, с переливчатым интерференционными мембранами крыл и гребнем, напоминающим спаянные в ленту снежинки. Окруженный искрящейся синими молниями аурой, с бушующей облачной свитой за спиной, неистовыми ветрами, нетерпеливо рвущимися из-под когтистых лап... Будто ожившая гроза, дракон был вестником неистового грома и бури, предвестником дождя....

— Вир... — голос звал меня откуда-то издалека, а я рвалась назад в небо, туда, где в грохочущей тишине мерно вздымались переливающиеся крылья, пел ветер, и среди долгих дуг молний хотелось распахнуть несуществующие крылья.

— Вириэль, — голос стал настойчивей, резче.

Я вдруг ощутила свое тело, чьи-то руки, сжимавшие предплечья до боли. Прохладу шелка под затылком. Грозовой фронт словно отдалился, сместился на другой слой бытия, медленно уплывал прочь, а меня несло вперед по лучу невидимого тепла и неощутимого света — на голос. Все быстрей и быстрей...

Я пришла в себя, плача на его руках. Горько, тихо, взахлеб. Дракон в человеческой форме молча гладил мои волосы, тихо шептал что-то на ухо на неизвестном языке.

— Что... что это было? — хрипло спросила я, едва удалось заставить голос зазвучать хоть как-то, а неизбывная тоска внутри забралась в темную щель, не показывая даже кончика раздвоенного хвоста.

— Не думал, будто кто-то может это увидеть... — шепнул дракон тихо.

— Это?..

Вместо ответа он посмотрел мне в глаза.

Через несколько секунд я осторожно отстранилась. Посидела немного, пережидая головокружение. Поправила растрепавшуюся, словно от порывов ветра, косу. И обернулась только тогда, когда смогла взять себя в руки, и не смеяться, как сумасшедшая:

— Запомни, дракон. Если я захочу — я взлечу, — гнев поднялся внутри.

Эстебан кивнул. Улыбнулся, так тепло, тихо и радостно, что новая колкость застыла у меня на губах.

— Ты — взлетишь. Верю. А пока — я дарю его тебе. В обмен на бумаги, но — дарю. На память о... — тут в серебристых глазах, которые больше никогда не покажутся мне просто серыми, промелькнула маленькая настоящая молния, и дракон с ядовито-хищной улыбкой добавил, — себе.

— Ну?.. — вопросил дракон, стараясь не вывихнуть себе челюсть сонным зевком. — Ты таки признаешь, что заблудился или прежде мы доведём количество раз, когда ты "тут был", до полусотни?

В обычной ситуации рыцарь давно бы сознался, но не сейчас, когда на кон были поставлены его рыцарские принципы. Посему рыцарь гордо задрал подбородок и собрался было выдать нечто пафосное и несгибаемое. Но делать этого не стал по весьма уважительной причине:

— Слава деве Марии, я вижу огонь! Вон там!.. Клянусь — там нас ждёт пристанище и пища!

Ещё через час спотыканий о встречные булыжники рыцарь победоносно вывел дракона к руинам замка. На вершине уцелевшей башни тускло светилось единственное окно... Перед тем, как нырнуть под каменные своды, дракон успел прочитать выбитое на стене извещение:

— "Частная собственность трансильванского графа Дракулы". А ведь я что-то слышал про этого Дракулу. Что-то негативное, но вот что?..

— Он дерёт втридорога за пиво?.. — озабоченно подал голос рыцарь. — Нет? Тогда я не вижу причин не входить! — и вошёл.

http://www.diary.ru/~TinKy/

Глава 21.

Листать белые страницы дневника, каждая из которых была писана кровью собратьев и на их же чешуе, было мучительно и тяжко. Дракон с ожесточением заставлял себя не прерываться. Читал небрежные заметки, изощренные издевки, эпиграммы, размышления — и против воли ловил себя на мысли, что, возможно, только возможно, триста лет назад они поспешили вынести ему приговор. Да и... в любом случае, не стоило убивать того вампира. Особенно — так.

До того рейда Светлый Принц ни разу не нарушил законов рыцарства. Такого, каким его видели драконы. После... Что ж, за свою ошибку они заплатили сполна. После казни вампира Светлый Принц не знал жалости ни к людям, ни к оркам, ни к мэйнам, ни к драконам — ни к кому из тех, чьи следы нашел на месте казни.

С тех пор он щадил только их — рыцарей Тьмы, двое из которых погибли, вступив в неравный бой с творившими самоуправство и вынесшими приговор, поддавшись лихорадке боя. Они погибли — были разрублены на куски. Но, даже смертельно раненые, дрались до последнего, и немного дольше. И не их вина, что сил не хватило. Долго ли могли выстоять простые рыцари против Светлого Мастера?

Особенно если в тот день против них поднялась сама Тьма?

Эстебан потер виски, отвел взгляд от страницы. Он сидел в своем кабинете, при свете свечи. На улице кто-то дрался — дракон мазнул равнодушным взглядом по композиции из шести человек, избивавших бледного тощего парня, и отвернулся. Какое ему дело до какого-то вурдалака?..

Он уже собирался вернуться к чтению, но тут улицу прочертила черно-золотистая полоса, и нечто врезалось в ряды нападавших. Посол Эроха и не заметил, как оказался на ногах, впился в подоконник пальцами.

Вир. Ну, кто еще мог ввязаться в такую ерунду, рискуя привлечь к себе внимание Коллегии по Надзору?! Дракон не замечал, как трескается мраморный подоконник под тяжестью его хватки.

Этот странный парень — его гость — был без меча. Влажные волосы липли к лицу, перекрывая обзор — только из ванной? Когда у него в горячке боя свалился сапог, дракон не удержался от смешка. Впрочем, парень не растерялся. Ловко запустил вторым сапогом в голову одному из бандитов, без размышлений ступил на мостовую босыми ногами, перехватил брошенный в него кинжал, перекинул его в левую руку. И, встав как влитой над лежащим без признаков движения вурдалаком, коротко свистнул, частично отбивая, частично принимая на себя предназначенные немертвому удары.

Грохот, звон, крики — и почти в тот же миг рухнули запертые двери конюшни, а черный пес и взбешенный жеребец ринулись в бой. 'Милый песик', которого он совсем недавно снисходительно трепал по макушке, на глазах вырос в жуткую зверюгу. Теневая гончая?! Это само по себе было жутко, но то, что летело вслед за псом... Великий Дракон! Полуночный в ярости?!

Однако по-настоящему дракона поразило нечто иное. Едва нападавшие ударились в бегство, Вираэл их отпустил. И остановил своих зверей. Сделал то, что до сих пор Эстебан полагал невозможным. На глазах растерянного оборотня, пес снова стал черной симпатичной собакой, не имевшей ничего общего с недавним монстром, и с веселым лаем закружил вокруг избитого парня, а жеребец, сложив крылья и пригладив шерсть и шипы, миролюбиво фыркнул на пострадавшего.

Дальше он не смотрел. За спиной ожило зеркало, издав мелодичный звон. Задернув штору, и автоматически активировав защитные чары, мужчина подошел ближе к зеркалу, возвращая себе человеческий облик.

— Слушаю, — сказал тихо, когда отражение его пришло в норму.

Отражение тут же дрогнуло, поплыло, вспыхнуло ярко, сменившись видом совсем другого кабинета, и гостя с темными волосами, в узком серебряном венце, сидевшего в кресле с бокалом вина в руке.

— Итак? Вы завершили тесты, лэр Эстебан?— проговорил он негромко.

Легкая тень не позволяла рассмотреть черты лица — только контур, но дракону не надо было видеть — он и без того прекрасно знал своего нынешнего собеседника. И не спешил доверять сверх необходимого.

— Да, — негромко сказал посол Эроха, прогоняя все еще стоявшую перед глазами картину недавнего боя. — Он именно то, что нам нужно. Вот только... слегка горяч.

— В каком смысле? — подался вперед гость из зазеркалья.

Пламя свечи взметнулось, тут же утонув в чужих глазах. Голубых, как небо.

— Придержи псов из Коллегии по Надзору, ладно?— поморщившись, попросил Эстебан. — Они могут перестараться.

— Хорошо, придержу. В остальном же... — согласился его неведомый собеседник, хмыкнув и вполне удовлетворившись таким ответом, — доверюсь твоим суждениям. До встречи, — и пропал.

Только где-то вдали завыл волк. Зеркало помутнело, а потом тьма в нем сменилась привычным отражением кабинета.

Что-то мне ненормально везет на раритеты. Я мрачно разглядывала спасенного, пока Лик упоенно по нему скакал. Встретить вурдалака посреди Светлой Империи?! Это только я могла так отличиться. Оценив настойчивость воспитанника, парень нетвердой рукой попытался отмахнуться от вылизывающего ему лицо пса, врезал пальцами мне по коленке и поспешно привел себя в относительно горизонтальное положение. Сел, если по-простому.

— Они ушли, — сжалившись, буркнула я, едва удержавшись от желания попрыгать на одной ножке, обрушив на его вихрастую голову весь груз переживаний, посетивших меня. Интересно, из чего у него руки?! — Вставай, отдохнешь немного, и домой.

Есть-пить-спать я его на день устрою, пожалуй, но не дольше. А потом пусть идет по своим делам. Уж кто-кто, а вурдалак в обозе мне точно не нужен, особенно если учесть, что в путь я собиралась отправиться этим же вечером.

— Неа, — широко улыбнулся этот явственно придурковатый кандидат на ближайшее надгробие.

— Что, прости? — я нахмурилась, скрестив руки на груди.

— Я прошу защиты, покровительства и помощи у Темного Ма... — я вовремя закрыла ему рот.

Хоть я и не Магистр и не Мастер, но кричать об этом посреди Лиена не надо! Да и вообще, нигде в этой Империи не надо. Не дай Тьма, Эстебан услышит.

Я с печалью покосилась на свой меч — рукоять как раз уютно выглядывала из-за плеча, но все же решила не спешить с выводами. Он, хоть и с нарушением официального обращения, но, все же, попросил у меня защиты. Как паладин Тьмы, я обязана ее предоставить... Или отправить его искать кого-нибудь еще в светлых землях. Но стоит до него добраться местным властям, мое возвращение к Нахеме превратится из рискованной авантюры в чистое самоубийство.

Он еще ничего не объяснил — а я уже прикидывала варианты.

Прежде всего, что такое вурдалак? Это человек, попавший под проклятие, и на протяжении какого-то времени после своего превращения еще способный вернуться в свою нормальную форму. В отличие от настоящих и обращенных вампиров, вурдалаки со временем деградируют в существ, подобных гулям и зомби, но первое время вполне способны ввести в заблуждение непрофессионала. Тьма, ну зачем я ввязалась? Убили бы и ладно... Кстати! Чем он так насолил местному клану убийц, что те решили проследить за его упокоением лично? И почему, если уж кому-то так был нужен его хладный труп, для работы не наняли настоящих профессионалов?.. Я встряхнула головой и решила не забивать себе голову. Сейчас были проблемы важнее. На самом деле, этому едва ли месяц от роду как вурдалаку, а в таком юном возрасте они почти неотличимы от вампиров. Кажется, что-то такое и кричали те агрессоры — про вампира. Что ж, будем ковать, пока горячо.

— Условие. Я помогу тебя расколдовать, а ты перестанешь отнимать мое время, — потребовала я, многозначительно ухмыльнувшись. И мило промурлыкала: — А то, знаешь ли, узнают случайно, кто ты на самом деле...

— Вы, правда, можете мне помочь? — начисто разрушил мой образ циничного злодея парень, бросаясь ко мне с горящими глазами.

— Правда, — я выдрала край плаща из трясущихся рук.

Тьма, когда я плащ-то одеть успела? Вроде вылетала, как была. Стоп. Я была БЕЗ плаща. Я и вправду не одевала плащ! Только я попыталась оглядеться, как из-за спины послышалось несколько возмущенное:

— И кто это? — и Багряный шагнул ближе.

Я вздохнула, обернулась. Арньес с невозмутимым видом разглядывал застывшее со мной рядом чудо. 'Чудо', похоже, постороннего общества устыдилось и теперь отчаянно пыталось убраться из зоны видимости, но тут заупрямилась уже я. Незачем злить было... Прихваченный за шкирку, вурдалак подумал было смыться без подранной рубахи, но сообразительно покосился на меня и печально обвис побитым щенком. А то расколдовывай сам себя потом из состояния соляного столба!

Багряный, все еще в образе нескладного врача, обошел нас кругом, и фыркнул.

'Избавься от него' — услышала я его пожелание, почти приказ.

'А я что пытаюсь сделать?' — возмутилась я.

'Спасаешь вурдалака', — отрезал 'врач', развернулся, и, больше не глядя на недоразумение, ушел во двор.

Я покосилась на трагически обвисшего в руке вурдалака. Встретилась взглядом со светлыми глазами, отчаянно пытающимися выглядеть нахальными, и только вздохнула. И в кого я такая легковерная дура? Разжав руку, буркнула свалившемуся в грязь кому: 'Идем', — и, угрюмо подобрав обувь, направилась обратно во двор.

Мыться заново.

Несмотря на все задержки, утром наше торжественное отбытие все же состоялось. Меч напоминал осколок льда, но грел мне руки. Рассмотрев его со всех сторон, я аккуратно убрала клинок в ножны, потом замотала в запасной плащ, и уже в таком виде прикрепила его Ашеру на спину. Ухо, кстати, болело зверски — конь устал убеждать меня в неправильности принимаемых решений укоризненными взглядами, и просто укусил. Лик ограничился многогранным воем. Правильно, от него уже и без того больные уши просто завяли. Им, понимаешь ли, не нравилось, сколько времени я трачу на сборы!

Господин посол был более чем удивлен известием о моем скором отъезде. Я приложила все усилия, дабы он не успел найти достойных возражений. Попытки уговорить меня остаться провалились, я ссылалась на срочный контракт, отказываясь от все более и более заманчивых предложений. В конце концов, Эстебан вынужден был признать свое поражение. Правда, и здесь он выделился. Дракон отослал Лирей с нами, сказав, что хочет, чтобы она вернулась к своим. Попробовала жить самостоятельно, свободной, так, как ей подобает. Когда мы покидали его дом, она плакала, пряча глаза. Слезинки вольно текли под черным платком, скрывавшим ее лицо, скатывались по шее. Она еще почти два часа молчала. Домашняя дроу, выросшая среди городских стен, как одомашненная дикая кошка, с опаской относилась к лесу, и Арньес, постепенно избавлявшийся от привязчивого образа врача, только недавно перестал с ней возиться. Мне вспомнился случайно подслушанный разговор, и я отвернулась к вурдалаку, давая своим спутникам побеседовать. Собственно, вернемся к проблеме. Как вылечить вурдалака, снять его с моей шеи (хотя Лирей все равно пока никуда не денется, так что это уже не столь актуально), и счастливо вернуться к вампирам и домой? О, дом, милый дом! О своем Храме я уже начинала грезить. Встряхнув головой, я потрепала Ашера по холке, на что тот довольно мурлыкнул, и, наблюдая за носящимся вокруг кругами Ликом, попыталась напрячь мозги. Мозговой штурм как-то не складывался, но я честно пыталась. Наконец вздохнула и переключилась на ближайшую задачу.

Вернуть вурдалака в нормальное состояние, то есть снова сделать человеком, можно, но не всегда нужно. Ну да выбор нужно — не нужно передо мной не стоял. А вариантов у этого ритуала два. Либо молодая невинная дева пожелает выйти замуж за несчастного (причем истории с парнями тут не проходят — видимо, тот, кто сотворил проклятие, в детстве начитался сказок), либо нужен ритуал обратного превращения. Вот только... Не случайно мало кто знал об этом втором способе, да и провести его могли немногие. Все просто — нужно было в энергетическом плане войти в его сущность, стать им — и преодолеть проклятье. Правда, просто?.. Хитрость в том, что ни один паладин не подвластен проклятию, и Тьма всегда показывает мне путь. Вот только, вполне возможно, Эшли — так звали вурдалака — и здесь ожидает сюрприз.

— А ты точно не хочешь жениться? В Темной Империи это почти реально... — тоскливо намекнула я.

Вурдалак нервно поддернул повод своего скакуна, увернулся от острых зубов — его отказались вести все, кроме низкого невзрачного ящера с огромными зубами и дурным нравом, которого мы по сходной цене купили ему по случаю, почти с подмостков бойни — и отчаянно замотал головой.

— Я... и так... — дальше он мог не продолжать.

Только невоздержанного романтика мне не хватало! А впрочем, мне ли спешить с выводами? В Лиене я услышала замечательную историю. Рыцарями Храма Светлые детей пугали. Буквально. И судя по описанию, слабейшие из нас вполне тянули на Темного Властелина местечкового масштаба. Лестно, конечно, но неприятно — эдак мне, в случае чего, только со спецами дело иметь придется. При моей-то тройке по боевой подготовке...

Смущенный моим молчанием парень нервно заерзал:

— Вир... Ну Вир... Ты сердишься?

Я молча вздернула бровь, напомнив себе поучиться у Шариса княжескому высокомерию по возвращении. Странно, кстати — вот уже шесть дней из Храма никаких вестей не было. Однако пока у него паника не началась, нужно пояснить:

— С чего это я должен сердиться на вурдалачишку, переложившего мне на плечи все свои проблемы?

— Не все, — строптиво возразил Эшли, и тут же поморщился.

Люблю сознательных. Мне даже стало немножко стыдно.

— Ладно уж, работа у меня такая, тут ты прав. Но все же, попробуй аргументировать, почему женитьба тебе не подходит, — а то ты ведь сам не знаешь, что будет с тобой после ритуала.

А имя, кстати, подходящее... Нашу беседу прервал визг Лирей, и тихий смешок Багряного. Я только вздохнула, поторопила Ашера. Эшли излагал сначала свою точку зрения, потом — свою жизнь. А я слушала краем уха и думала, как странно сложилась жизнь — ведь тогда к храму выйти мог он, а не я. Но все сложилось так, как сложилось. Как там говорят мудрецы? 'Прошлое забыто, будущее закрыто, настоящее даровано'? Так что уж точно не стоит мучить себя прошлым.

Мы, кстати, даже сделали крюк — я все надеялась повстречать парочку неугомонных мэйнов, но в деревне ни дроу, ни Кэмрон не появлялись. Они оба живы, это я чувствовала. Но где теперь их искать? В общем, данный пункт отложился к общему перечню моих задач на ближайшее время.

На привал мы устроились уже в сумерках. Разожгли костер, расположились на мягкой траве, сняли поклажу с наших животных. Пока я гуляла с Ликом, Арньес с Лирей устроились неподалеку, так, чтобы чувствительное зрение мэйнов не тревожил свет от костра. Вернувшись, я знала — спали. Ашер всегда засыпал последним, делая исключение лишь для меня. А сейчас он сладко спал.

Сидя у огня, я слушала сонное сопение Лика; Ашер дремал беззвучно, свернувшись неподалеку в колючем кустарнике, сопел Эшли, свернувшись в клубок. В ночи горел костер, ловил сухой хворост из моих рук, похрустывая нетерпеливо, с жаром облизывал предложенные ветви. На черном небе яркими светлячками сверкали звезды. Обычно я сравнила бы светлячков со звездами, но тогда ощущение было именно таким — словно в небе над головой затаились мириады живых существ, и смотрят на землю пылающими глазами.

— И что я сделала не так? — мой голос едва звучал, но с ними даже в шепоте нет нужды, а спутники все равно не услышат.

Ангел беззвучно опустился на траву напротив меня, сложил роскошные крылья. В синеве глаз жили грусть и тоска, и я выпила их в один глоток, оставив лишь радость. Неправильный дар, дар темной.... Демоны бы смеялись. Горечь на языке сменил привычный покой, а пришелец чуть заметно улыбнулся.

Порождение света не говорил ни слова. Просто молчал и смотрел мне в глаза над пламенем костра, родной, теплый, такой до боли красивый, как красивы лишь те, чьи души тебе ближе всего на свете. Неправда, что их красота безлика, беспола. Просто все эти слова теряют свой смысл, когда они рядом.

Я налила себе кофе. Подумала, предложила ему чашку. Ангел взял. Усмехнулся.

— Ты не меняешься, тъери.

— Ты зовешь меня этим словом не в первый раз, и никогда не говорил, что оно означает, — я пила кофе без сахара, а ему подвинула тростниковый.

Этот сурового вида воин — тот еще сладкоежка... Ангел не разочаровал меня, высыпав себе в чашку едва ли не половину моего запаса, помешал сухой веточкой. Отпил с блаженной улыбкой.

— И не скажу, — отпивая еще немного.

— Зараза, — машинально резюмировала я без особых эмоций.

Эта беседа так или иначе повторялась уже не раз. И заканчивалась примерно так же. Вот только сегодня он был печальнее, чем всегда.

— Не понимаю... — засмотревшись на что-то за плечом, а может, пляской бликов огня в моих глазах, пробормотал он себе под нос.

— Чего? — даже мое любопытство застывало с ним рядом.

Существо на контрасте, на грани, на тончайшей нити поперек пропасти... Сочетание пределов цвета. Самый синий — глаза. Самый белый — ресницы. Самый черный — брови. Самая золотая — грива, ярче солнечных лучей. Хотелось.... Хотелось, чтобы он просто отдыхал, пока рядом. Ничего больше.

— Вир... — позвал ангел еле слышно. Тьма, как же, Тьма, его звали?.. — Прости меня, Вириэль, — и вдруг оказался рядом, положил горячую, пылающую невозможным светом руку мне на грудь; ладонь без труда проникла сквозь одежду, легла на кожу.

Горячая, невыносимая боль вдруг выстудила вены. И отступила.

У костра не было никого. Никакого ангела. И только у моих ног робко дрожало белоснежное перышко, пока и его не снес в костер ветер. Тот полыхнул, пламя взмыло в небо. Я лежала, хватая воздух открытым ртом.

Звезды кружились над головой, что-то шептали, утешая... Но мир медленно мерк. Я смогла еще набросить на нас защитные чары, а потом без раздумий сдалась во власть бога сна. Сегодня тот был милостив, и не принес видений.

Проснулась я с четким пониманием того, что безнадежно опаздываю. Эшли только и успел, что сонно моргнуть, как я уже едва ли не пинками заставляла всех взобраться в седла. Ашер с места пошел тяжелым галопом, ускоряясь на ходу, по мере того, как просыпался сам. Лик с лаем носился вокруг. Странно — но мой пес при моем пробуждении выбрался из кустов, будто давно уже не спал. Но внутреннее ощущение не дало мне задуматься. Я опаздывала. Я непоправимо опаздывала куда-то, и это чувство сводило с ума. Будто это несколько секунд могли изменить что-то, что-то очень для меня важное. Чувствуя мое настроение, Ашер несся все быстрее, Лик на бегу запрыгнул на седло, скакуны мэйнов сбивались с ног где-то за спиной. Эшли отчаянно держался за седло, но молчал. За два часа мы сделали три дневных перехода — и вдруг это чувство закончилось. Ашер и я ощутили это одновременно — спешить было больше некуда. Что бы оно ни было, мы — опоздали?! Несчастный ящер беззвучно лег в траву, стоило Ашеру перейти на шаг. Я мигом соскользнула с седла, подхватила его под узду, подняла, заставляя шагать вместе с моим Полуночным. Ашер благосклонно косился на рептилию, явно впечатленный его упорством. Пес беззаботно дрых, отодвинувшись к кустам. Интересно все же, почему ему не спалось ночью? Явно же не выспался.

Был еще третий способ спасти вурдалака.

— Эшли, — позвала я, приняв решение.

— Да? — встрепенулся нахохлившийся как воробей парень, по уши закутанный в плащ — солнце уже начинало его припекать.

Солнце?! Припекать?! От жуткой догадки у меня волосы на затылке встали дыбом.

— А ты не хочешь стать вампиром? — спросила я, наконец, устав подбирать слова.

В голове было пусто. Странное такое чувство — будто я и вправду опоздала. Куда, почему? Что вчера было у костра? На сознание будто наползла пелена. Я встряхнула головой, и словно прозрела. А парень-то голоден. Вот только, в отличие от вампиров, вурдалак питается и кровью и мясом, и, не убив, не будет сыт.

— А... человеком? — тихо переспросил несчастный.

— Ты ведь... уже ел?

Он побелел, осекся, вдруг кивнул, жмурясь.

— В первый день, когда... Я тогда ничего не понял...

— Жена или девушка? — я сама не знала, что именно подбрасывает мне эти вопросы.

Вурдалаки всегда начинают с родных. Это часть проклятия.

Эшли только кивнул, зажмурился.

— Это... не ты, — преодолевая себя, шепнула я. — Это проклятие. Не всем дано противиться ему в первый раз, — голос сорвался.

Я знала, о чем говорю. Второе испытание на пути рыцаря — испытание воли. Силы воли. А в этом, без лишней гордости, я могла поспорить даже с нашим Магистром. Мне шесть лет было больше нечего делать, как тренировать волю. Все время болезни.

Я не дала ему упасть. Поймала, прижала к себе. Мальчишка плакал — горько, взахлеб, отчаянно цепляясь в меня скрюченными пальцами, старательно отводя взгляд от моего горла. Смогла бы я так же? Великая Тьма, умоляю, сделай так, чтобы мне не пришлось проверять!

— И сына... — шепнул он чуть слышно. — Я их обоих... и пришел в себя... страшно, но вкусно... Так вкусно... — лихорадочный шепот в ухо, наливающаяся силой сталь объятий...

Я помогу тебе стать человеком. Я обещала.

По щеке скользнула слезинка, когда клыки вурдалака впились мне в горло. Укус был как у пса — болезненный и жесткий, жестокий. Хрустнули ребра, взвился на дыбы Ашер — и отошел, он уже подобное видел когда-то. Все дальнейшее было просчитано еще в Храме. Ладонью прижать к себе его голову, надавив на затылок — чтобы не рванул. Иначе долго мне заращивать разодранное горло. Тонкий стилет вошел вурдалаку в сердце легко и невесомо, без труда проникая в сердце — переместившееся вправо в момент удара. Вспышка света, переплетение синих молний на моих пальцах, рык ошпаренного зверя, перешедший вдруг в плач... По моим груди и спине течет горячая кровь. Парень в моих объятиях вдруг поднимает на меня взгляд — и улыбается унесено и светло. На человеческих зубах растворяются последние капли крови... И тогда... этот грохот — это стук копыт или у меня так сердце бьется?.. И тогда, когда мы оба медленно опускаемся в траву на колени, его тело вдруг становится невесомым в моих руках.

Вот только что-то все же меня тревожило. И, уже почти отпустив его в смерть, я сообразила, что. Нет, господа, я — блондинка. Это звучит куда невинней, чем кажется. Кто лучше мертвых знает, как справиться с жаждой крови? Правильно — давно мертвые! А такие знакомые у меня как раз были. Мой ангел насмешливо подмигнул, довольно улыбаясь — такая уж работа у ангелов, и нечего искать у них одобрения или неодобрения своим поступкам. Они всегда лишь поддерживают тебя — а попытки переубедить — это лишь голос совести. Ой! Да, как я забыла... Я ведь ее в детстве съела. Именно, совесть. Пальцы ангела легли поверх раны, волна энергии по телу — легкой и светлой. Да уж, Комиссия никогда не поверит, что и у нас есть ангелы. И что и нас они лечат, но... Пусть верят во что хотят. Если для того, чтобы жить, нужно казаться ужасающими — я потерплю, мне не сложно.

Я улыбнулась. Из кустов вылетел заливающийся лаем Лик, вслед за ним — Арньес и Лирей, на взмыленных и хрипящих конях. Я еще успела улыбнуться им легко. Успокоила взглядом Ашера, похожего на ежа в своей боевой форме. Устало погладила Эшли по волосам.

— С добрым утром, — усмехнулась устало.

Вурдалак растеряно моргал, машинально слизывая мою кровь с губ. Слез от удара ножом зарастал на глазах, но свою роль сыграл — в светлых глазах парня я сейчас видела разум, человеческий разум, а не нерассуждающий голод мертвых.

— Вириэль! — гнев в голосе Багряного сменился... страхом за меня?

Я не успела понять. Пробормотала только:

— Он не причем. Очнусь — расскажу, — и в глазах помутилось.

Вурдалак, впиваясь в рану, пьет не только кровь, но и силы, саму жизнь. Всегда, а не по желанию, как вампир.

Какой-то шум над головой, грохот. Голос Лирей, успокаивающей коней. Шипение моего Багряного, далекая вспышка беспокойства от кого-то из мэйнов... Я хотела сесть и сказать им, что все в порядке, но мне вдруг снова привиделся ангел. Он присел рядом, положил руку мне на лоб и шепнул: 'Спи'. И я заснула. Ненадолго — часа на полтора, только чтоб зарастить раны.

Создавая салон, я, конечно же, первым делом подумала о контактах клиентуры с мастерами — ну, а если по-простому, то настраивая для рыцаря хрустальный шар, я не забыла открыть для себя функцию обратной связи, а заодно и обеспечить возможность будущего расширения функционала при необходимости. А то вдруг у кого найдутся такие же неупокоенные родственники? Кстати, телеграф для мертвых — надо об этом подумать. Возвращаться в гробницу Светлого Принца нам было не с руки, но я еще во время пребывания в царстве мертвых наскоро обзнакомилась с подземными коммуникациями. Да и дроу в отряде, пусть и необученная — это всегда огромный плюс для подземных перемещений. Больший даже, чем ингвары. Пойди еще объясни ингвару, что не хочешь пачкать в походе плащ!

Объясняя свою идею спутникам, я чувствовала себя странно. Ну да ни один из них никогда не был в подземных владениях и понятия не имел, что с зомби и умертвиями можно дружить. Так что пришлось проявить характер и волевым решением повернуть к ближайшим склепам. Были тут и такие. После относительно недавней войны, чего-чего, а склепов на территории Темной Империи было достаточно. Лирей куда спокойнее отнеслась к моей просьбе. Если Эшли просто ошарашено хлопал глазами, Арньес встревожено пытался ущипнуть меня губами за нос и Лик с сосредоточенным видом смотрел на меня вверх ногами, то наша неунывающая леди лишь легко кивнула, оживленно встряхнув сиреневыми кудряшками. И с азартом гончей углубилась в указанную мной пещеру, убедительно заявив, что ход длинный, и изнутри веет ветром, не слишком затхлым — значит, не задохнемся. Первоначальная попытка оставить скакунов снаружи провалилась — Ашер порвал привязь и пошел за мной, за ним тут же увязался скакун Арньеса, Лик и без того крался вплотную за Лирей, ну и Лапа пошла вслед за всеми. Мы даже удивились, до чего они ему доверяли — обычно-то лошадей в пещеры и силком не затащишь. Разве что очень недалеко и ненадолго.

Эшли, после недавнего ритуала несколько успокоившийся, шел перед нами с Арньесом. Багряный в подземельях явно чувствовал себя неуютно, но, поворчав, пошел рядом со мной.

В общем-то, нам повезло. У Лирей и впрямь был талант, и за шесть часов подземных блужданий мы не наткнулись ни на что, опаснее Огненного Змея. Впрочем, тот спал и лишь раздраженно зашипел на нас, не открывая глаз, пока пропускал мимо.

Знакомая пещера открылась взору внезапно. Вот мы вывернули из-за поворота, отдышались — и вышли в огромную пещеру. Вот только на что она была похожа! В мое отсутствие скелеты и зомби расстарались — темные стены усыпали тускло светящиеся камни, по почти скрошимся сталактитам и сталагмитам ползли вверх бордовые плети подземной лианы, переплетаясь с черными изгибами кованых решеток. Потолок, вместо люстр, заткала паутина и свет люминесцирующих камней сквозь нее казался куда мягче, и, лишенный тени. Заглядывал во все уголки. Сбоку, где раньше было несколько унылых озер, в которые стаскивали до того весь мусор, стояло несколько столиков и слышался смех. Легкий перезвон каблучков прервал наше онемение. Из-за причудливой занавеси из какого-то тонкого полотна вынырнула женская фигурка:

— Добро пожаловать в 'Стикс'! Лучший ресторан Аида! — пропела высокая и миниатюрная блондинка, оправляя мэйнийскую кольчугу на бедрах, поправляя кокетливый белый фартучек, и подлетая к нам модельным шагом.

Если бы не знала — ни за что не узнала бы в ней 'скелетессу', после операции 'подобие жизни'. В полутьме легкая бледность терялась, и девушка казалась почти живой. А ее роскошной гриве позавидовала бы любая из живых модниц! Вот что значит 'касание шелка' — операция восстановления волос!

— Я — Рокси! Меню для живых, предполагаю? — с широкой улыбкой прощебетала она, на глазок оценив всю нашу компанию.

За моей спиной послышались странные звуки. Один глухой хлопок — это у Эшли нервы не выдержали, видимо, и два стука. Полагаю, за непонятные 'стуки' были ответственны мэйнийские челюсти. Я поспешно встряхнулась, не дав себе углубляться в саморекламу.

— Для живых, — улыбнулась я почти уже привычно. — И я буду вам очень благодарен, если вы сможете позвать к нам кого-нибудь из 'Марины'? Скажите им, Вириэль в гости заглянул...

Из 'Марины' на мой зов прилетели тот самый мэйн — теперь высокий, худощавый и строгий, как и подобает князю, и орк. Вот орк изменился меньше всех — ну, нарастил себе немного мышц и татуированной кожи, а так каким был, таким и остался. И если с мэйном мы ограничились торжественными поклонами с протокольного расстояния в семь метров, разве что только улыбнулись друг другу, то с орком попросту обнялись. Обниматься с боевиками, тем более мертвыми, по идее, глупо — считается, что мертвые ничего не могут испытывать, кроме что голода и ненависти к немертвым — но орку я была искренне рада. Правда, Багряный выглядел совсем больным. Наверное, он-то лучше всех понимал, что такое попасть в город мертвых и умертвий. Впрочем, это уже, можно сказать, был совершено другой вид нежити...

Оказалось, столовая и салон красоты пользовались такой популярностью, а результаты разработанных нами программ для салона так эффективны, что очень скоро мои знакомцы и друзья решили расшириться. Для начала они набрали драгоценных камней — самых дешевых из всех, что им принесли — и обменяли их на различные предметы роскоши — еду, шерсть, всевозможные станки, ткани и прочее, чем мог похвастаться верхний мир. Даже кафе открыли — на границе, там, где почти не было магов, и можно было удачно притворяться живыми, получать прибыль и везти вниз все новые и новые новинки. Они дошли до того, что создали на поверхности свою охранную фирму — такую, знаете, с лозунгом 'даже если вас ограбили, вы всегда будете знать, кто это сделал и зачем, потому что мы неумолимы'. Да, агентство, само собой, назвали 'Немезида'.

Собственно, тут я и подняла вопрос об Эшли.

Орк покосился на нашего молчаливого до того приятеля, поглядел ему в глаза.

— А что, может получиться. Ты ведь нам такой источник сделал — закачаешься! На вурдалака силы хватит. А мы придержим, если что. Как думаешь, малыш?

— Я не ма... — привстал было оскорбленный до глубины души парень, но вдруг зачаровано застыл, глядя в багровые провалы глаз старого орка. — А ты... научишь?

Орк вздохнул, поднялся... и вдруг просто его обнял.

— Поплачь. Сейчас можно. Все бояться умирать... Но ты еще привыкнешь... и научишься наслаждаться ожиданием. Идет, мелкий?

Эшли что-то забормотал, попытался вырваться из объятий... и вдруг разрыдался, прижимаясь к огромной махине мускулов и костей. Так мы их и оставили — растерянного орка, утешающего новообращенного вурдалака, и впервые нашедшего, кому выплакаться, парня, совсем недавно и не по своей воле прервавшего свое земное существование...

Ехидно усмехающийся одним уголком рта однорукий когда-то, а теперь щеголяющий парным комплектом конечностей мэйн провел нас чуть ближе к выходу, по его приказу принесли столик, стулья; накрыли стол. Вот теперь он и вправду выглядел, как подобает князю. Если не ошибаюсь, то ли из Лунных, то ли вообще из рода императора — седой цвет приведенных в порядок волос скрывал такие нюансы, но вот черты лица казались знакомыми. Кстати, я, как оказалось, по незнанию совершила научный прорыв — мое заклятие 'живого взгляда' немертвые теперь продавали как услугу по восстановлению зрения на поверхности. Суть была проста — выбранный по определенным критериям драгоценный камень заговаривался и помещался в глазницу — и давал возможность видеть, выглядя при этом, как самый обычный глаз, даже выбить снова можно. Ну, это для оригиналов, конечно же... Создавая эти чары, в просто смешала школы оживления неживого (не путать с некромантией), школу подобия, школу жизни и школу иллюзий. Ну, мне на тот момент казалось, что все просто. А новоявленные правители — моих знакомцев тут нечаянно выбрали в негласный совет Ар'Вирайэль, как они назвали город — доработали заклятие, научившись накладывать его прямо на живую плоть. И все получилось!

Голос мэйна лился легко и плавно, будто песня. Слушать было интересно, так что даже спутники мои многострадальные отвлеклись, увлекшись. И вот тут я осознала, какая вокруг собралась толпа. Впрочем, первыми в рядах зрителей обнаружились мои приятели — старичок, сейчас в образе умудренного жизнью благообразного старца, да как никогда торжественный рыцарь, с алой цветущей розой в петлице. С такой охраной не страшны никакие фанаты. Впрочем, моим друзьям хватило и этого. Пришлось прерваться и уделить пару минут и им, объяснив, что к чему. Импровизированная пресс-конференция продлилась больше часа — на большее меня не хватило. Пообещав как-нибудь заглянуть к ним, я покосилась на пресветлого Араэля, как представился мне вдруг некогда однорукий мэйн, если не ошибаюсь, меня пустили в ближний круг. Ненадолго я ощутила гордость, но тут же расстроилась. Араэль, вполне возможно, сыграет роль неофициального князя этого города — в своем нынешнем состоянии Империи не раз доказывали, что не приемлют иную форму управления. У правителя должно быть достаточно власти, чтобы говорить от имени все страны, и не важно притом, как организован социальный строй — чтобы ему верили, правитель должен иметь возможность держать слово. Иначе никакие отговорки не помогут. Наследным князьям мэйнов такие умения преподавали с младенчества. Соответственно, меня приняли в ближний круг будущего правителя города. И кого направят, если что, решать спорные вопросы? Вот именно...

Одно но. Направят — если кто-то еще узнает о таком благоволении. А это я пока могу предотвратить.

Пока мэйн рассказывал, я размышляла о том, что, судя по всему, где-то что-то упускаю. Мелкий не состыковки, но все они постепенно приводили меня к выводу, что шпион со мной рядом. И, так или иначе, доносит своим неведомым хозяевам о моих планах. Вот только... не могла я предположить, кто это мог бы быть. Ну, никак. А значит... оставалось просто готовиться к неприятному открытию и мелким сюрпризам. Эх, нерешительность меня погубит, но так сложно заставить себя смириться с тем, что кто-то из тех, кто тебе так дорог, тебя предает!

Кажется, мои спутники уловили мое состояние, потому что очнулась я уже в каком-то туннеле, по которому мы, судя по ощущениям, шли уже довольно долго. Араэль (надо бы историю вспомнить... предыдущего короля мэйнов случайно не Азраэлем звали?) шагал впереди, с факелом в руке, разгоняя немногочисленных подземных монстров. Тут точно что-то не так, не может простое умертвие заставить уйти со своей дороги того же земляного червя — в глубинах встречались особи под двадцать метров шириной, и соответствующей длины, совершенно не способные бояться. Судя по ощущениям, что-то похожее обогнуло нас только что. Я хотела задать вопрос, но Араэль только обернулся и подмигнул мне чуть лукаво. Рыцарь в десятке шагов позади очень старался быть незаметным, и я не стала его расстраивать.

Приеду в храм — засяду за учебники, стольких деталей не помню!

Араэль вывел нас на поверхность часа через два, причем сократив предстоящий путь довольно на много — тракт изгибался, а так мы под землей прошли кратчайшим путем, будто по диаметру полуовала. Коротко попрощались.

— Мы на какое-то время затаимся, и доступ закроем, — поведал мне мэйн на прощание. — Нужно своих проверить. Массовые смерти не помогут интеграции, а с голодом справиться поначалу не все могут. Но, если тебе захочется, или будет нужно — двери нашего города всегда открыты, — и легко хлопнул меня по плечу. — Уж ты-то путь найдешь, — подмигнув. — И вот еще что... мы присмотрим за мальчиком. Снимем с него 'паутинку' и присмотрим. Но... на него не случайно напали. Не забывай об этом.

Хорошо, что легко, поняла я, когда от хлопка мне слезы на глаза навернулись. Но только улыбнулась и кивнула. Значит, мои предположения оправдывались. Рядом предатель. И этот предатель просчитался, полагая, что, убив жену, вурдалак даст своему зверю вырваться из-под контроля. Полагаю, если б Эшли так не мучился от своего поступка, он бы меня убил.

Распрощавшись на скорую руку, мы оседлали скакунов. Кони заскучали в подземельях, и теперь переживали едва ли не экстаз, вернувшись в привычную среду обитания. Так что временами усидеть было сложно.

Лик вынюхивал все вокруг, птички пели и ярко светило солнце... Вот так мы преодолели предпоследний отрезок пути.

— Они его упустили, — темноволосый в зеркале был зол, он буквально сочился этой огненной яростью, бешенной и безумной. — Он или опередил их, либо вовсе не ехал этим трактом — но они прождали его шесть дней, и лишь после того связались со мной по шару.

— Чем я в этой ситуации могу Вам помочь? — мягко улыбнулся как всегда хладнокровный посол Эроха, Эстебан Аарон И"Сарах, щуря искрящиеся золотом глаза. — Сделав все от меня зависящее, чтобы соблюсти наши интересы и не настроить против нас Ви-рэйлья, я полностью полагался на Вашу деловую хватку. И теперь я же, — гнев пролился изнутри, будто торнадо, — должен Вас утешать?!

Да, он славился как хладнокровием, так и неудержимостью своего гнева. Как легендарные драконы.

— Но... — попытался что-то сказать темноволосый.

Посол Эроха приблизился к зеркалу.

— Я поищу его. Но если Вы, сударь, подведете меня снова — я умываю руки. Вам понятно? — снова спокойно. — Потрудитесь верно распорядиться информацией, которую я предоставлю Вам через 3 дня.

— Через три? — заинтересовался собеседник. — Какие-то ритуалы?

— Нет, — сказал посол тихо, задумавшись. — Мой связной выйдет на связь только через три дня. До связи, — и небрежным жестом отключил связь, снова превращая зеркало в просто зеркало.

Замок вампиров приближался с каждым днем. Чтобы избежать патрулей все еще осаждавших его мэйнов, мы брели через болота, по колено в трясине, хлюпая и чавкая сапогами по грязи так, что любой монстр бы умер от зависти. Лирей, с головой утонув в бочагах шестнадцать раз за два часа, ехала, перекинутая через холку моего коня, упорно тащившегося вперед и жутким рыком подбадривавшего мэйнийских скакунов. Не в том смысле, что мэйнийских пород, просто на них до того ехали мэйны. Лицезрения страшных острых клыков моего скакуна оказалось достаточно, дабы храбрые лошадки бодро трусили вперед, не оглядываясь. Главным, и самым сложным, было поворачивать их вовремя.

Я настолько хорошо поймала этот мерный, доставучий и монотонный ритм, что умудрялась читать на ходу. Да, я наконец-то вспомнила о записке от мэйнов. Развернув лист, я с изумлением обнаружила незнакомые пометки на полях. Судя по ощущениям, рука Блейра. Осторожно потрогав бумагу, поняла, так и есть. Видение того, как принц, небрежно склонившись над посланием, приписывает эти строчки у форзаца с немного надменной улыбкой, не оставляло сомнений. Вот только, где это было?..

Снова вопросы без ответов. Порыв ветра едва не вырвал послание у меня из рук, и чтобы поймать легкую ткань, пришлось попрыгать по кочкам. Соскучившийся по зрелищам Арньес сопроводил мои выкрутасы поощрительными комментариями, но я предпочла не отвлекаться на бесплодную попытку оторвать ему уши, и послание поймала.

Отомстить можно и позже, не посреди Мертвых Топей. Особенно когда прыгаешь по кочкам в полном боекомплекте — а куда его девать прикажете, если на седле висит дроу?!

Изящные символы неохотно складывались в слова. Оказывается, принц предоставил мне ключи к расшифровке послания мэйнов. Как они работали, не знаю, но, ознакомившись с причудливыми результатами работы его мысли, я вдруг без особого труда смогла разобрать суть письма.

"Паладин Кровавой Мглы, Тьмы сущего, Хаоса мира!' — ничего себе такой официальный титул, его уже века два не употребляли, с последнего союзного договора, ограничившего применение чар, способных разрушить наш мир. 'Нет, и не было у нас поводов для встречи, ничто не омрачало нейтралитета. Так стой в стороне и позволь справедливому возмездию пасть на головы согрешившим. Лар Сирраэль И"Та-асса, главнокомандующий Востока", — гласило первое послание. У мэйнов есть такая милая традиция, кроме множества смыслов, вкладываемых в простые с виду строки, еще и писать письма в несколько уровней, и изредка под одним посланием проступало другое — для каждого свое, что характерно. Так что я не убирала бумаги — и вот буквы поплыли, смешались, и сложились в другие строки. "Коли даст Богиня, я хотел бы увидеться с тобой. Через месяц буду на поляне у Остова Вечного Древа, ровно в полночь. Твой приход и будет ответом. Жду. Лис". На этом послание обрывалось. Комментарии Блейра касались в основном моментов, оставшихся "между строк". Я мельком их просмотрела — у Их Высочества, несомненно, была большая практика. И что все это должно означать? Призыв не вмешиваться и предложение встречи вместе приобретали несколько другое значение. Получалось, то ли у нас с мэйнами общие враги, то ли господа мэйны с каких-то пор повысили меня до уровня прямой угрозы. И то и то представлялось мне нерадостным, и никак не проясняло картину. Вспомнив о том, сколько времени я таскаю это письмо с собой, я понадеялась, что таким посланиям свойственно меняться с течением времени. Светлые мэйны напрямую не лгут, и ради соблюдения этого правила они когда-то придумали такие послания — меняющие сами себя в зависимости от развития ситуации. И все равно... почему они послали мне его со стрелой?!.. Варианту меня был только один — хотели предостеречь от чего-то, но не успели... Тьма! Нет, приеду — обязательно помучаю Алуриана, пусть рассказывает про мэйнийскую письменность вместе с Шарисом!

Солнце с удивительной скоростью клонилось к закату. Я растеряно огляделась, не в силах понять, куда пропали почти три часа. Так много думать вредно. В любом случае, пора было искать место ночлега. Мы с Арньесом, будто пара гончих, шныряли в грязи, выискивая относительно сухой участок. Эта теплая вонючая жижа, казалось, была везде. Разве что в нос еще не залезла. Лошади все больше напоминали глиняных статуэток в полный рост, даже Ашер устал, а Лик только брезгливо отдергивал лапы, и сладко посапывал рядом с Лирей — до того он в грязь проваливался с головой на каждом шаге, и скоро так устал постоянно прыгать, что заснул в прыжке. Я вытащила его из болота за шкирку, сжалилась, и нагрузила им своего героического коня. Ашер моментом проникся, но довольным уже не выглядел.

Искомое место привала обнаружилось не сразу. Сначала мы с трудом разглядели вдалеке — к вечеру на болота наползал туман — небольшую рощицу покореженных деревьев с изогнутыми стволами. Место силы, от которого веяло жутью, но не большей, чем от болота. Место силы местом силы, а паладин Тьмы — это звучит гордо. Да и у нас все равно не было другого выбора, так что пришлось устраиваться.

На пятачке земли поместились и люди и кони. Арньес принес несколько нанизанных на веревку крошечных болотных птичек, пока я разводила костер. Небольшой — только чтобы освещения на ночь хватило. Опасно разводить сильный огонь на болотах. Если загорятся, вряд ли потушим. Пока я возилась с костром, в Лирей взыграло фирменное упрямство, и дроу отправилась чистить наших коней пучком травы. Интересно, какие кони лучше: буро-зеленые или буро-зеленые в крапинку?.. На мой взгляд, не велика разница. Но Лирей была искренне горда своим поступком и я не стала ее расстраивать. Чистые копыта лошадям понравились. Да и дроу быстрее привыкнет.

К закату мы кое-как насобирали веток на небольшой навес, почистились, как могли, подручными материалами (не хотелось почему-то никому из нас здесь использовать магию), перекусили и улеглись под импровизированную крышу одной большой кучей, словно щенки. Сверху укрылись чудом оставшимися чистыми одеялами. Мимо с веселым перезвоном пронеслась веселая группка мерцающих мертвенным светом огоньков, недовольно проползла похожая на сучковатое бревно кикимора... Нас с Лирей как раз хватало для того, чтобы болото не волновалось из-за "светлости" Арньеса. Успокоенные напутственным парадом в свою честь, мы еще немного поворочались. Потом обе мэйнийских заразы, что зеленоглазая, что рыжеволосая, уютно свернулись по бокам, придавив мне ребра острыми локтями-коленками, и упоенно в унисон засопели. Я даже было умилилась их солидарности, но вот в спину упорно вонзался какой-то сучек, а сдвинуться не очень-то получалось. Попробовала сползти вниз, и мне это почти было удалось, но тут оба, словно сговорившись, вцепились в мои предплечья, и навалились на несчастную меня всем телом. Странно, но, еще немного попихавшись и убрав забившие мне лицо и рот посторонние волосы к их владельцам, я вдруг сладко зевнула....

...и проснулась.

— Что за... — взвилась я почти на пределе.

— Спи. Я посторожу, — послышался за спиной голос Волка, и черноволосый лениво сел к нашему костру, неприлично чистый и аккуратный. — Ты на свинюшку похожа... — он засмеялся тихонько, подбросил в костер пару веточек, погрел руки. — Спи, Вириэль. Я посижу.

Мой рот закрылся сам собой. Я из-под ресниц глянула на него гневно и недоуменно, тяжело вздохнула. И заснула.

Мне снилось, что я сплю и вижу сон. Фоном сну служат чьи-то горловые стоны, короткие ругательства на смутно знакомом языке, яростный рык. Кто-то мерно вздыхал со мной рядом. Мне снилось, что они не слышали эффектов моего сна. Или просто попали под чьи-то чары.

"Под чьи-то?" — гневно переспросил чей-то бархатистый голос прямо у меня в голове. Что-то легкое и прохладное коснулось вдруг кончика носа, и убралось: "Спи, теперь все хорошо", — уже скорее лукаво, чем зло, хмыкнул мой собеседник.

Он был далеко, и говорил со мной мысленно, но даже так пах для меня волком. Там, в своем сне, я знала, что ему можно верить. Поэтому я в третий раз закрыла глаза, и представила, как засыпаю во сне о том, как засыпаю во сне. И на сей раз — все получилось.

— Вир, — Арньес осторожно потряс меня за плечо. — Это ты?..

В тихом голосе мэйна было столько внутреннего напряжения, что я мгновенно перешла в бодрствующее состояние. Глубоко вздохнула, села.

— Почему всегда я?.. И что — это?.. — немедленно превратилась во въедливого педанта я, даже не успев толком открыть глаза.

Странно, но теперь не возникало никаких сложностей с самоопределением: я знала, что проснулась в каждом из моих снов, и вернулась к реальности.

— Это, — крайне многозначительно протянул въедливый Багряный, и осторожно сжав подбородок, повернул мою голову в нужную сторону, помогая увидеть.

Неподалеку от нас, на половину провалившись в топь и источая немыслимое зловоние, остывал труп мифического монстра. Я недоверчиво присмотрелась. Девятиглавый водяной змей, иначе ошибочно называвшийся гидрой, всем своим видом буквально вопиял о мирской несправедливости, лишаясь последних крох тепла на пути в иной, лучший мир. Мы на время даже забыли об угрожавшей опасности, с умилением истинных ученых изучая попавшийся нам раритет. Кстати, у этой гидры головы ничего общего не имели с драконьими, напоминая, скорее, своеобразную помесь ящера и змеи, и все девять по-прежнему украшали шеи. Ни одна не была отрублена. И что тогда его убило?

Чтобы обойти зверя, пришлось взобраться ему на грудь. Рванувшийся было в обход Арньес по макушку провалился в топь, и с явным трудом выбрался на относительно сухое место. Он спасся только потому, что накрепко вцепился в мою косу, по недомыслию свесившуюся с бока монстра. Не желая остаться без скальпа, а тем более, нахлебаться зеленоватой жижи, я предприняла героическую попытку взобраться по гладкому черному боку. Чешуя гидры явно обладала маскировочными свойствами: даже у мертвого зверя она продолжала неуловимо изменяться, подстраиваясь под окружающее, как мэйнийский плащ. А еще была скользкой, как лед. И обжигала.

Впрочем, к тому моменту я была уже на взводе, так что и не подумала спасовать. Взяв высоту, с любопытством оглядела другой бок чудища. Причина смерти была ясна — существо с зубами, похожими на собачьи, вырвало гидре кусок плоти в районе сердца, или сердец. Рассмотреть повреждения поближе не получилось — под моим весом зверь глубже погрузился в болото. Я вздохнула, и быстро спрыгнула со спины монстра. Вряд ли это был пес. Волк. Волк?!

Арньес, кажется, заметил мою дрожь, но промолчал.

— Нас охраняли, — резюмировала я с видом полнейшего превосходства, и ускользнула к нашим скакунам, слушая эхо немыслимо далекого хрипловатого смеха.

Боюсь, Багряный мне не поверил.

Мы как раз въезжали в лес, когда вдруг закричала Лирей. Прозвенев, крик вдруг оборвался. Некоторое время назад дроу немного отстала, залюбовавшись кружением золотистых листьев. Мир, который она заново открывала для себя, казался ей невероятной красочной сказкой, чудесной и светлой, невыразимо манящей. А мы отвлеклись беседой. Короткий взгляд в глаза мэйна — когда время растягивается на немыслимую длину, замедляется, а чужая душа без границ открывается взгляду. Лик беззвучно нырнул в кусты. Не было времени для проверки характеров. Мы оба это знали, и все решили мгновенно. Арньес с хмельной предвкушающей улыбкой скрылся в древесных кронах, бросив повод Лапы, а я послала Ашера за воспитанником. Простые чары... теперь Лапа сможет позаботиться какое-то время о себе сама.

Короткая скачка, жалящие укусы веток кустарника, через которые Ашер летел галопом. Безумная пляска стволов вокруг, и бег, сумасшедший, безумный бег, ограниченный лишь чувством цели. Далеким маяком.

Коротко взвыл неподалеку Лик, рыкнул, вступая в неравный бой с еще невидимым мне противником. Я слышала это в его рыке — вызов. А в следующую секунду золотая листва раздалась в стороны, и я вылетела на поляну. С корабля на бал, как я вычитала в одной из старых книжек. На оценку дислокации ушло меньше секунды.

Лирей, прижимаясь спиной к дереву, довольно успешно отбивалась от тройки облаченных в черный камуфляж крылатых существ. Она явно отошла от первого шока. Клинки в ее руках мелькали с такой скоростью, что казалось, вокруг дерева танцует серебристый смерч. Чувствовалась выучка Багряного — когда мы выезжали, ей с трудом удавалось выдерживать быстрый темп больше четверти часа, а сейчас дроу со свирепой улыбкой на окровавленных искусанных губах отбивала удары, успевая даже иногда короткими экономными выпадами пробивать оборону нападавших, медленно, но верно приближая их последние мгновения. Неприятный сюрприз для некоторых. Впрочем, чего еще ожидать от дроу? Они рождаются с жаждой крови в жилах. И с соответствующими талантами. На меня вылетели еще трое. Я кубарем скатилась с Ашера им под ноги, успев отследить Лика, намертво сцепившегося с чешуйчатым, похожим на виверну, зверем. Так, еще несколько минут у меня есть. Как иногда полезна порода... Крылья стали плащами, вампиры оскалили клыки.... Я глухо зарычала, выхватывая меч. Странно, но у меня в наспинных ножнах вдруг очутилось Синее Пламя. Клинок в руках распался на два, правый прошел на уровне колена, вычерчивая сверкающий диск, будто сам поведя за собой мою руку. Вампиры взвились в воздух, коротким сальто, пытаясь достать меня мечами. Шаг назад, как в танце, полу-пируэт... Одним клинком я отбила их удары, вторым коротко рубанула воздух там, куда их сносило инерцией движения. Двое увернулись, третий коротко взвыл. Кровь брызнула мне в лицо, вампир словно споткнулся в воздухе. Коротким магическим импульсом я швырнула его на двух остальных. Кажется, он напоролся на лезвия. Я не присматривалась. Метнулась к Лику, пользуясь секундным затишьем, одним движением отрубила голову ядовитой твари, быстро наложила на воспитанника лечебные чары. Пес коротко гавкнул и шмыгнул у меня между ног. Он словно призрак пронесся через поляну и беззвучно прыгнул из-под брюха Ашера на досаждавших коню, вмиг вырвав кому-то горло.

Резкая жалящая боль обожгла плечо, левую руку что-то будто рвануло назад. Я отбила левым клинком удар, пнула другого вампира под коленку. Рыкнула не хуже своего пса. Короткий анализ повреждений. Пара царапин, одна довольно глубокая. Я моргнула и перестала отвлекаться. Синее Пламя нетерпеливо пылало в руках, нагреваясь все больше, помогало отслеживать удары. Странно, но боли не было. Моих противников стало больше. То ли подошло подкрепление, то ли они надеялись заманить нас в ловушку, а теперь расстались с надеждой. Надо будет попозже спросить Лирей. Если выживем. Нет, когда выживем.

Тем временем народ перегруппировался. На дроу теперь наседали четверо, трое по-прежнему старались достать моего гневно рычащего скакуна (ну, тут их ожидала целая серия неприятных сюрпризов), целых семеро сместились ко мне. Вопрос о том, где пропадает Багряный, пропал сам собой. Засвистели стрелы, и вместе с ними Арньес свалился сверху в самый центр поляны. Сверкнули его мечи, в ту же минуту что-то завыло, засвистело, сопровождаемое мерным хлюпаньем. Начался кровавый дождь. Но восхищаться умениями убийцы времени не было. Отвлекшись, я "поймала" скользящий порез на виске и довольно болезненную рану запястья. Машинально облизнула губы. Кровяной привкус разбудил что-то внутри, я чувствовала, как на лицо наползла застывшая леденящая маска, как в усмешке изогнулись уголки губ, как посветлели глаза. Мое отражение во взгляде черноволосого вампира скупо усмехнулось мне, надменно и хладнокровно сощурившись. Не знаю, что это был за взгляд, но даже отражение его ловить было... пугающе.

Перестроиться с полуторника на равно-длинную пару было довольно сложно, но я быстро оценила преимущества такого боя. Своеобычный стиль тут не годился, так что пришлось сосредоточиться на технике и эффективности ударов. Меня начинали теснить. Я взвилась на дерево, чудом отбив два кинжала и увернувшись от лезвий, и уже оттуда ударила "Дыханием Тьмы". Из ходовых оставалась только "Сеть Ваала", но Магистр настоятельно рекомендовал этим заклятием не пользоваться. Были причины.

Впрочем, и "дыхания" оказалось немало. Это заклятие было не слишком-то зрелищным. Просто воздух вокруг на некоторое время обретал занимательное свойство — он искал в живых частицы зла, а потом начинал выедать их, как кислота. На Светлых не действовало, как и на тех, кого маг обозначил в заклятии. Лирей, Лика, Ашера и Арньеса и лошадок я на всякий случай упомянула. (И себя, кстати, тоже — а то был один такой оригинал, бросил 'Вуаль Тьмы' в Светлого Принца, не задав вектор; в итоге принц некоторое время любезно снисходил до преподнесенного ему в дар черепа с изумленно моргающими глазами, используя тот в качестве пепельницы, пока не смилостивился). Эффект был выше всех похвал — напавшие на нас вампиры вдруг осели неаппетитными склизкими массами, похожими на медуз. Притом живыми.

— Что это? — с отвращением оттирая меч пучком травы, спросил Багряный.

Правильно заданные вектора, вот что. Но вслух я этого не сказала, незачем пугать спутников еще и этим. Пожала плечами, с отстраненным любопытством разглядывая вращающиеся у подошвы глаза. Слизь, синева глаз, черные ресницы. Из-под ресниц скатилась слеза.

— Я паладин Храма, — напомнила я вместо ответа, пожав плечами, взглянула на дроу:

— Как ты?

Темная мэйнийка с видимым удовольствием потянулась, скользнула ближе. Домашняя кошечка постепенно превращалась в пантеру. И с любопытством спросила, лучась весельем:

— Что с ними? — пальчиком указав на вампиров. Подумала и уточнила: — Это навсегда?

— Да, — я не видела причин скрывать очевидного.

— Понятно, — кивнула задумчиво дроу и отошла.

— Вампиры, — заметил за моей спиной мэйн.

— Нет Рея. Ни одного призрака. Заметил?

— Да. Как думаешь, что происходит?

— Не знаю, — я задумчиво продолжала рассматривать глаз. Потом присела на корточки. — Если ответишь на один вопрос, я отпущу вас. Нет, не спасу. Но и не оставлю так навсегда. Идет?..

Глаз отчаянно заморгал, потом подмигнул.

— Это "да"? — уточнила я спокойно.

Еще одно подмигивание.

— Кто вас послал?

Среди вязкой желеобразной жижи образовался рот, губы, язык. И этот рот сказал:

— Нахема...

Я кивнула. Провела над его лицом рукой, считывая краткосрочную память.

— По коням. Быстро.

— Что?.. — даже Арньес выглядел рассеянным.

— Я не использовал чары. Это иллюзия, — сказала я, когда Ашер подтвердил, что все вампиры спят.

— Что?.. — не удержала изумленного вскрика Лирей.

Вместо ответа я просто развеяла чары. Посреди поляны вповалку лежали бледные, но вполне объемные, существа, и весьма неприятно пахли.

В принципе, чары забвения должны были подействовать через час-полтора, но лучше "перебдеть, чем недобдеть". А давать отчет Тьме за применение запрещенного заклятия без повода... Ищите другого самоубийцу!

...Через два часа сумасшедшей скачки мы сдержали бег скакунов.

— Вир, а почему не чары?.. — спросил Арньес, подъехав поближе.

Он старательно скрывал восхищенные взоры, которые изредка бросал в сторону своей ученицы. Та, с тем же усердием, отвечала ему тем же. Получалось плохо, но не мне судить. Я встряхнула головой, и вспомнила о его вопросе. Очень не хотелось начинать этот разговор, но раз он спросил...

— Ты ведь знаешь, что уже более трех веков на Храм не нападают? А его воспитанники входят в число боевой элиты Империи?

— Да, — кивнул Багряный.

— Как ты думаешь, почему? Ведь в Храме в основном люди и полукровки.

— Никогда не задумывался, — честно признался Светлый. — Нам пока не удалось подослать к вам шпиона.

Я коротко рассмеялась. Невесело, хоть и не грустно.

— Тьма это не Хаос, сам знаешь. Можно рассматривать ее по-разному, в том числе и как его часть, как и Свет. Но все же Свет — это Свет, а Тьма — это Тьма. В Храме она предоставляет рыцарям почти безграничные возможности. Не столь уж важно, каким ты пришел — поднявшись в иерархии, ты обретешь силу, которой нет и у архимагов. Вот только... — я вздохнула.

— Только? — мэйн казался заинтригованным.

— Как ты думаешь, почему нас так мало — рыцарей, паладинов, Мастеров?

— Не знаю, — Арньес выглядел растерянным.

— Ты можешь все. Но любое действие имеет свою цену. И потом Тьма спросит с тебя, что и зачем ты сделал. Ночью, в Храме, она... говорит с тобой. Вы вместе просматриваете вероятности, ищите пути решения, исходы. Я, может быть, для кого-то скажу сейчас кощунственную вещь, но Тьма вовсе не зла. Она просто другая. Не знаю, как у вас со Светом. А Тьма... Ты же наверняка слышал про обязательную епитимью после каждого деяния. Не многие готовы принять такое, — и уверенно разрушила всю лирику момента, цинично продолжив: — Так что я всего лишь не хочу нарываться. Иллюзии чар и сами чары — разные вещи. Для иллюзий я не призываю Ее.

По большому счету, все это было правдой. Без всяких если. Разговор на время потонул в глубокомысленном молчании.

— А ты? — вдруг тихо спросила Лирей, оказывается, тоже прислушивавшаяся к разговору.

А я и не выбирала. Но ответила я совсем другое:

— А я у нее в фаворе, — и, что забавно, опять ни в чем не солгала.

Еще через час мы сделали небольшой привал, и я связалась с Алурианом. Обряд на крови и недавняя битва оказались неплохими катализаторами, позволившими избежать значительных всплесков силы. Тот отозвался немедленно. Картинка возникла только в моем сознании, но эффект был такой, будто в нескольких метрах открылось окно в какие-то покои. Камеры пыток, кажется.

— Что мне лучше сделать с артефактом? — поинтересовалась я вместо приветствий, предпочитая не обращать внимания на антураж. У каждого своя работа.

Мастер задумчиво накрутил белую прядку на палец, насвистывая какую-то арию. В черных провалах глазниц полыхнули синие огни и тут же пропали; под глазами лежали легкие тени. Кожа мерцала, словно снег на солнце. На миг мне почудилось, будто сквозь привычные антуражи проступают другие видения, но тут глава СБ поймал мой взгляд, удержал, и посторонние видения рассеялись.

— Продолжай миссию, — решил, наконец, Магистр, выказывая легко прогнозируемую осведомленность о состоянии моих дел. — Недостаточно информации пока, — пояснил он спокойно. И вдруг позвал: — Вириэль...

— Да?.. — я вздрогнула, сама не зная, от чего.

— Будь осторожен, — спокойно приказал Алуриан, Магистр, никогда не выказывавший особой заботы обо мне, и отключился.

Я растеряно заморгала, не понимая, что происходит. Попробовала связаться с Шарисом, но тот не ответил. На что намекал Мастер этим приказом?!

Люциус Малфой проходит домой и видит, что его жена заигрывает с Макнейром.

— Нарцисса, можно тебя на два слова?

— Да, конечно.

— Авада Кедавра!

Анекдоты из "Мира Фантастики"

Глава 22.

Возвращаться всегда тоскливей, чем уезжать. Нет, конечно, если б я ехала сразу в Храм, домой, ощущения были б совсем иными, а так... Арньес окончательно увлекся Лирей, Лик бродил вокруг, то и дело, вспугивая стайки птиц, поднимая кабанов, пугая косуль и оленей. Солнце светило, влажная трава парила, доспех тер и грелся, и даже меч за спиной не доставлял особой радости. Во-первых, я никогда не привязывалась так к клинку, ни к какому клинку, а во-вторых, его все равно придется отдать. Слово паладина и честь Храма.

В общем-то, наверное, я поддалась депрессии, но в любом случае настроение упало. Ашер, чувствуя мое состояние, вспарывал дерн копытами и чеканил шаг. Я не реагировала. Почему-то вдруг захотелось, чтоб обняли. Вот просто обняли и сказали, что все в порядке. Я встряхнула головой, и перестала думать о пустяках. У меня уже есть один защитник. Предполагалось ирония, но почему-то даже для меня прозвучало тоскливо.

Скакун, уловив общую направленность моих мыслей, скосил на меня лиловый глаз и радостно фыркнул — мол, хватит хандрить. Я его понимала... Загрузив ошеломленно уставившихся на меня мэйнов своим полным доспехом, я взлетела в седло и выслала Ашера в галоп. Тяжело ударили темные крылья, жеребец приподнялся на полу-свечку, огласил лес прочувствованным боевым кличем и красивым оленьим прыжком сорвавшись с места ринулся в сумасшедший галоп, за считанные мгновения набирая скорость. Стремительный, неистовый, уносящий, выбивающий из тела все мысли, кроме неистовой радости скачки, почти Дикого Гона.

Не знаю точно, сколько мы так скакали. Не помню. Очнулась я в какой-то роще, на горизонте виднелись шпили Гнезда, вокруг не наблюдалось ни одного мэйна, а под ногами, среди яркой зеленой листвы, мерцали огоньками яркие красные ягодки. Земляника. Не то чтобы я их так уж любила, но тут не удалось удержаться. Собрав полную горсть, я щедро угостила своего коня, съела пару ягодок сама, и вместе с конем улеглась в сладко пахнущие заросли. Арньес догонит, в этом можно было не сомневаться. Вот только пока он с Лирей нас догоняли, я успела отоспаться. Лучше б и не пыталась — сны были странные. Я куда-то бежала, никак не могла успеть. За спиной слышался голос Волка, смеялся Светлый Принц, Къярен обещал, что все будет нормально, потом — обязательно будет. Крыло Бабочки что-то неясное пела в пустом темном зале, и вдруг ножом пустила себе кровь. Алые капли скользили по груди, огромные глаза будто смотрели мне в душу, пушистые лисьи уши хотелось потеребить до боли, и длинный хвост, больше похожий на кошачий, чем лисий, уже более чем органично вписывался в образ. Не фейри, эль'саана. Кошка сгинувшего народа. Все это завертелось калейдоскопом, а на груди нагрелся вдруг подаренный ею амулет.

Проснулась я, намертво вцепившись в шею тяжело храпящего и пытающегося не задохнуться Ашера, четко зная, что больше никогда не хочу таких снов. Перестав душить героически терпевшего мои выходки друга, я кое-как поднялась, села, развела бездымный костер. Суеверие во многом, но огонь и вправду способен отогнать злых духов. В это слишком многие верят.

И вот, когда я сидела рядом с костром, с листьями земляники в волосах, и грела над пламенем ладони, из кустов на храпящих скакунах выломились — иного слова и не подберу, — обычно крайне 'природолюбивые' мэйны. Мои мэйны, в смысле. Лирей и Арньес. Арньес застыл, Лирей истерически завизжала. Как я разобрала в верхних октавах, меня приняли за кикимору. Я возмутилась и кинула в нее шишку. Попала. Закатив глазки, темная дроу свалилась в траву, в падении хватаясь за ножи. Багряный набрал в грудь воздуха. В общем, когда он все же разразился прочувствованной речью, призванной аргументировать тезисы: я — зло; я — сама тьма; я — крайне неудачное всего этого воплощение, — мы с Лирей уже оббежали поляну по третьему кругу, причем я по-прежнему кидалась в нее шишками, а она почему-то крайне эмоционально вопила и тыкала в мою сторону лезвиями всего, что ей под руку попадалось, требуя вернуть паладина. Ни недоумение Ашера, ни ярость Арньеса никого из нас не смущали. На седьмом витке беготня мне надоела, и я, не долго думая, подняла между нами воздушную стену. Врезавшись в нее на крейсерской скорости, дроу замотала головой с видом озадаченного щенка, но очнулась достаточно, чтобы обратить внимание на подаваемые ей Арньесом знаки. Она покосилась на меня, потом на коня, который невозмутимо дышал мне в шею, и звучно шмыгнула носом. Нет, если она заплачет — я тоже зарыдаю, и пусть он тут один мучается! На нее мои шмыганья носом произвели такое впечатление, что Багряный наконец-то обрел благодарных, пусть и частично невольных, слушателей.

Выслушав все, что Арньес имел мне сказать, а Лирей — продемонстрировать взглядами, я только фыркнула ехидно и предложила им возвращаться. Арньес застыл на середине философской фразы, дроу вдруг засмущалась.

— И не надейся! — буркнул Багряный.

— В Храм со мной тоже жить пойдешь? — вздохнув, уже серьезно спросила я.

— В Храм? — он казался удивленным.

— Угу. Я ж паладин, — я вздохнула.

— А женить нас кто будет? — оскалился он, дурачась.

Я только вздохнула.

— Это ты у нее и ее семьи спроси.

— Но... — Лирей чуть не плакала, а мы тщетно прикусили языки, удерживая на мете челюсти.

Кажется, Арньес не ожидал, что все так серьезно. Кстати... Что, неужели я знаю о традициях дроу больше всех? Или это новые знакомства на мне так сказываются?

— У дроу браки заключаются единожды, и не признаются, если род, семья или клан не отпустят женщину. Мужчинам проще — считается, они менее ценны. Да и их женщины всегда могут проклясть непокорных на отсутствие потомства. С дроу женского пола все сложнее — их слишком мало для необратимых мер. Поэтому... проще договориться.

М-да, кажется, не смотря на интерес, Арньес не спросит...

— А почему ты об этом заговорила? — бесцеремонно спросила я. Иногда в статусе, репутации и титулах есть свои прелести.

— Я беременна... — потупившись, прошептала дроу.

Грохот поставил точку картине вечернего фарса. Неустрашимый Багряный ярким аргументом к вышесказанному упал в счастливый глубокий обморок.

...К продолжению рода мэйны относятся куда серьезнее людей. Тут много причин — и высокая смертность в детском возрасте, и более длинная жизнь, и, наконец, знакомая всем на определенном этапе жизни извращенность — когда от скуки тянет делать такое, на что никогда не осмелишься, будучи в своем уме — но факт остается фактом. Тройни у мэйнов рождались так же часто, как, например, восемь однояйцовых близнецов у человеческой женщины.

Но по большому счету очень долгая жизнь и магическая одаренность компенсируют это. Вот только, кроме всего прочего, мэйны еще и красивее большинства рас. Я не говорю сейчас о феа или их ледяных предках, по слухам превосходивших по красоте мэйнов так же, как те людей, но куда более далеких от них генетически. В генетике и скрывалась половина дела. Из других рас мэйны чаще всего смешивали кровь с фейри, демонами-ангелами и людьми. Чаще встречались только дети людей и орков — эти вообще были будто востребованы природой, и у самых странных родителей рождались изумительно красивые, пусть и грубоватой, варварской красотой, дети. Но вернемся к мэйнам. За исключением трех специализированных кланов и темных братьев, возводящих искусство боя в ранг искусства, остальным, зачастую, кроме опыта, нечем было подкрепить свои слова. В юности же — а для мэйнов это до двухсот лет их жизни, в зависимости от клана — они куда более безрассудны и любопытны, чем человеческие дети, и почти не властны над собственной магией. И их куда проще ломать. В общем, светлейшим детям Старшей Крови на заре сосуществования рас пришлось сильно постараться, чтоб не затеряться в человеческих домах удовольствий.

Одним из гарантов того, что такого не случиться, и стал в стародавние времена Клан Багряных, и именно поэтому даже сейчас титул Князя Багряных приравнивали к титулу Короля Мэйнов, не смотря на все высокомерие и спесь Солнечных. Говорят, нынешний князь Багряных вытащил нынешнего же Короля Светлых Мэйнов из людского 'дома удовольствий', и три года вправлял ему порядком расшатанные мозги.

Так вот, возвращаясь к теме. У мэйнов в принципе не было понятия 'случайной беременности' — каждый ребенок, особенно чистых кровей (а это, считай, не менее четверти крови мэйнов), был ценен, и сама беременность приносила Подарившей Жизнь такие почести, что каждая вторая мэйнийка об этом мечтала. Но вот странно — за все время в мире появилось лишь трое полукровок мэйнов и дроу, одним из которых, судя по слухам, был и Светлый Принц. Какой-то генетический выверт приводил к тому, что дети у мэйна и дроу либо не зачинались — либо рождались гениями. Зная об этом, дроу иногда шли на нарушение традиций, и сквозь пальцы смотрели на 'измены роду' своих женщин, если те приносили ребенка домой.

Вот только что-то я сомневаюсь, что Арньес на такое согласится. Еще и потому, что и Багряные забирали к себе всех рожденных детей их крови.

Завершающим аккордом стало айканье и тихое, робкое:

— Я пошутила... — в исполнении дроу.

Арньес открыл глаза. Плавно поднялся... А дальше развлечение завертелось по новой, только теперь Лирей, визжа, как девчонка, убегала от мэйна, а я восседала у того на плечах и всячески мешала гонке, болея то за одного, то за другого участника и нещадно теребя длинные уши моей принудительно-добровольной 'лошадки'.

В общем, уже ночью, угомонившись, мы решили, что он отвезет ее в клан, подучит немного (уши оторвет — как пообещал багряный ласково), а я, как отдохну и разберусь с делами в Храме, отошлю им письмо, и мы встретимся где-нибудь, как я разберусь с первоочередными делами и обетом.

План был хорош, и мэйны уехали на рассвете. Вот только почему-то меня вовсе не радовало оставаться одной. Но... я ведь сама его отослала, ведь правда? Никогда не видела смысла в охране, за жизнь которой ты трясешься больше, чем дорожишь своей. Да и Ашер с Ликом оставались со мной. Нагнувшись, я потрепала коня по шее, и выслала в галоп...

Два часа спустя я въезжала в ворота замка вампиров.

Нахема, еще более высокомерная, чем мне запомнилось, ожидала, восседая на троне в Зале Приемов. Алое платье, яркий макияж, цветные перья в причудливой прическе, белая пудра, острые белые клыки — все это превращало ее в настоящего вампира, как их описывали в энциклопедиях. И делало невыносимо скучной. Как-то странно — прежде она всегда как раз своей индивидуальностью меня поражала, а во всей этой боевой раскраске будто боевые доспехи надела.

Кроме нас, в Тронном Зале никого не было, лишь на решетке стрельчатого окна восседала ворона, косясь на меня темно-лиловым глазом, да пара летучих мышей традиционными хранителями Печати висели в углу, недовольно сверкая на нее маленькими черными глазенками. Меня они, кажется, старались не замечать. Ну и пожалуйста, противные. Поймав себя на попытке обидеться на посторонних летучих мышек, я чуть не схватилась за голову — до чего я докатилась?! Нет, пора возвращаться в Храм и отдохнуть бы хоть недельку, а то я так скоро буду ночью на солнце обижаться. Угу, за то, что ночью мне на макушку не светит.

Растягивать это импровизированное шоу не было никакого желания. Что еще сказать, я не знала, а потому начала с самого простого:

— Заказ выполнен, Ваше Величество, — отчиталась я.

Глухой из-за закрывавшего мое лицо шлема голос прогремел по залу. Хорошо нам голоса ставили в свое время, особенно рапортовать удобно, или вот, перед монаршими особами отчитываться. Грохоча полным парадным доспехом, я пересекла зал, неохотно вытащила ножны с Синим Пламенем из-за спины, выхватила меч, протягивая ей его на ладонях.

Скучать я по нему буду, если честно. Но честь Храма свята.

Поднимаясь сюда по очередной извилистой лестнице — кажется, Нахема их строила непрерывно и на каждом шагу, невзирая на удобство и требования элементарного вкуса, — я обратила внимание, что не вижу ни Гильермо, ни призраков, никого из отряда. Даже того рыжего парня с Полуденным. Еще раз оглядев зал, перевела взгляд на клинок. Хрусталь, лед, танцующий морозный узор, опалесцирующие блики на острых кромках и разряды крошечных синих молний — чарующе прекрасно. Вот только королева реагировала как-то неадекватно. Она медленно поднялась с трона, расширившимися глазами глядя на клинок в моих руках, чуть ли не шипя при этом. Меч как меч, красивый, чуть теплый.

— Что... это? — облизывая нервно вдруг истончившиеся губы, с придыханием вопросила Нахема, крошечными шажками спускаясь по лестнице, будто каждый шаг причинял ей боль, не отводя взгляда от клинка в моих руках.

— Это Синее Пламя, — пояснила я чуть недоуменно. И, на всякий случай, напомнила: — Вы посылали меня за ним, Ваше Величество, помните?..

— Да-да! — поспешно вскричала королева, глядя на меня с суеверным ужасом, и нервно теребя край роскошной манжеты. — Эта грубая железяка — Синее Пламя?..

— Так точно, — где она видит грубую 'железяку'?! Меч по-прежнему казался хрустальным.

Бледная кисть с длинными острыми ноготками опасливо потянулась к мечу... Треск, вспышка, болезненный вскрик. Нахема опасливо косилась на артефакт, и подозрительно — на меня. А я все еще ничего не понимала. Этот ажурный клинок обозвать грубой железякой? Неужели это меч обжег ей ладонь? Вот тебе и Синее Пламя. Хотя, кажется, Эстебан тоже видел его другим. Что бы это значило?

Нахема не была бы королевой, если б не попыталась еще раз. Вот только теперь даже я уловила, как вокруг клинка вспыхнуло, на сей раз, золотистое пламя, окутало королеву и под истерический вой унесло и впечатало затылком в ближайшую стену.

Вернувшись, чуть прихрамывая, Их Королевское Величество обогнули нас с клинком по широкой дуге, и устало опустились на трон, едва не промахнувшись мимо сидения. Изощренная прическа рассыпалась, лак на ногтях облупился, под глазом наливался синяк — в общем, выглядела она не слишком по-королевски.

— В..возьми себе! — наконец пробормотала вампирша, поспешно приводя себя в порядок и экстренно ликвидируя конфуз. — Но только после приема! Вместе с наградой! — добавила поспешно.

— С наградой? — я приподняла бровь, вспомнила, что в шлеме, и озвучила собственное недоумение: — Как паладин Храма Тьмы Высшего посвящения...

— Да-да! — взвилась вампирша, немного натянуто улыбаясь, одновременно демонстрируя и скрывая острые клыки. Один, кажется, шатался. — Конечно-конечно! Нет-нет, не подходи, стой там! Так вот, как Мы только что сказали, Мы просто не можем отпустить столь любезно оказавшего нам неоценимые услуги рыцаря без достойной награды за проделанную работу и во имя Храма, — закончила она вполне уже мило. — И очень надеемся увидеть Вас, паладин, на вечернем приеме, как представителя оного...

Все-таки королева оставалась королевой — мне бы вряд ли так легко в растрепанных чувствах бы далась политика. В ее формулировке я не видела изъяна, не могла уловить. Я еще раз посмотрела на нее, потом на меч. Вздохнула, убрала Синее Пламя в ножны. Помнится, Эстебан тоже видел его как грубую заготовку. Значит, мой меч с характером?.. Размышляя на отвлеченные темы, согнулась в формальном поклоне.

— Ваше приглашение — честь для меня, Ваше Величество, — сказала я, мысленно добавив: 'без которой я бы вполне обошлась'.

— Мы будем Вас ждать, — 'как дождя в период дождей' — без труда читалось в ее взгляде. — Вы, наверное, устали с дороги, Вириэль?

— Нисколько, королева Нахема. На самом деле, я бы очень хотел обсудить с Вашими советниками кое-какую информацию приватного характера...

— А Вы не можете рассказать все это мне?

— Увы, Ваше Величество. Так я могу увидеть Ваших лордов?

— Кого? — распахнула глаза королева.

— Ваших приближенных, советников и министров. В связи с осадой замка, — пояснила я мягко, стараясь все упрощать по возможности.

Недостаточно упростила, поняла я, когда она нервно схватилась за сердце. Так хорошо у нее получалось, что даже подозрение закралось, что королева и вправду не знает не только, кто и где находится, но и кто ее собственные лорды. Недолго эта вера продлилась. Какая амнезия у правящей королевы, ее б давно сместили. Нахема, кажется, и сама сообразила, что перебрала с непричастностью, но отступать не решилась.

— Вириэль, а обучаться в Храме — очень сложно?

— Ну что Вы! Выживает каждый сотый! — отозвалась я, более чем недовольная сменой темы.

Она же здесь королева, и вроде как возражать ей не следует. Ну, в этом же суть монаршего сана и натирающей голову короны? В любом случае, приходилось играть по правилам. Тем временем королева снова спустилась по ступеням, оперлась ладонью о мой наплечник, едва не мурлыча, чуть потянулась. 'Анжелика', поняла я, оценив вырез.

— А магия? Разве... вас не учат чему-то необычайному... редкому... запретному? — шепот на ухо. — Разве Тьма не открывает вам свои секреты?

Угу, бегает с половником и поит до тошноты.

— Разве Вы не знаете все, что положено знать паладину, и, полагаю, не ошибусь, сказав, что и почти Мастеру? — промурлыкала она тем временем.

Ее голос ласкал и шептал в голове, обволакивал сознание, мутил разум, будто опуская не пропускающий ни мысли, ни звуки шелковый занавес, лишая воли мягко, как паучьи тенета. Тенета. Я вздрогнула и увидела мысленным взором на месте Нахемы шерстистую паучищу, кажется, 'черную вдову', раздвинувшую жвалы, тянущую к себе кокон с жертвой. Тонкие лапы, слишком легкое брюхо, многообразие глаз и кое-где содранная шерсть — смотрелась она довольно жалко. И этого хватило. Вокруг меня вспыхнуло что-то, отшвырнув королеву. Ее сила ускользнула, как вода сквозь пальцы, освобождая мое сознание. Медленно, с трудом передвигая ноги, я пошла к ней. Меня шатало. Карие сейчас глаза королевы расширились, она вдруг завизжала. Мне было слишком плохо, чтобы оборачиваться или думать — я шла к ней.

За спиной с грохотом дверь слетела с петель.

— Ну, здравствуй, Вириэль, — послышался за спиной смутно знакомый голос.

Легкие шаги. Чувство опасности, неприятной, но не смертельной. Все еще не совсем в себе, я попробовала обернуться, узнать, чей голос мне так знаком, но не успела. Удар, тупая боль в затылке, хоровод кричащих что-то в два голоса комариным писком, кружащих над головой Волка и Блейра, тяжелое как пыльный матрас удушье и медленно тающие звезды над головой. Или это были чьи-то глаза? Я не поняла — Тьма сомкнула надо мной ладони, сжимая в горсти. Безопасно, тепло и спокойно, не смотря на холод. Я на время 'ушла'.

Другой совсем зал, камерный, но куда более величественный отчего-то. Алые колонны обвивал стальной черный плющ. Шипы, словно выточенные из дымчатого хрусталя длиной с ладонь взрослого мужчины; на некоторых, как на причудливых булавках, что-то трепетало, билось — не разглядеть в полумраке. Карминно яркие фонтаны вдоль стен попарно, слабый железистый запах. Их четыре — по группам крови. В дальнем конце зала возвышался гранитный трон, тяжелый, грубый и древний, будто сложенный из жертвенных камней. Потолок терялся в полумраке, но слабый шорох крыльев лучше всего доказывал, что там, наверху, есть кто-то. Впрочем, пол был чист — так что это, возможно, могла быть просто иллюзия, а не сонмы летучих мышей и Тьма ведает чего. Каждые пять шагов горели темные низкие свечи, их слабого света едва хватает бросить тени на мраморно-гранитный пол. Зал казался пустынным — но тут и там случайная тень вдруг обретает объем, превращаясь на миг то в молчаливого мужчину в плаще и маске, то в роскошно одетую женщину с веером, склоняющуюся к горлу застывшего на коленях раба, натягивающую узкий поводок. Иногда в причудливом переплетении теней и бликов проступали пары, сплетающиеся то ли в объятиях страсти, то ли в горячке боя. Постепенно роскошный зал полнился голосами, шорохами, смехом...

Мужчина на троне был милостив к их шалостям. Он не прятался в тенях. Лет тридцати на вид, с длинными черными волосами, заплетенными в многочисленные косички, и заколотыми на затылке так, чтобы не рассыпались по полу. Бледный, татуировка на обнаженном плече, узкие высокие скулы, яркие глаза неопределенного, постоянно меняющегося цвета, чувственные губы, четкий рельеф мускулов под гладкой кожей. Его лицо казалось бесстрастным, а губы улыбались чему-то, будто по давней привычке. Если не смотреть в глаза, улыбка казалась настоящей.

Ни один из присутствующих не рисковал встретиться с ним взглядом.

Женщина, как собака, на декоративной цепочке сидела на подушке у его ног, рука с длинными черными когтями застыла у нее на макушке, ногти пропороли кожу лба в паре мест, но она хранила неподвижность, а мужчина, кажется, любовался происходящим. Аромат темной крови терялся в полумраке зала, но по тому, как вздрагивают крылья его носа, было видно — он чувствовал ее, слышал, наслаждался, как изысканным ароматом духов. Наконец, женщина нервно сглотнула, и он убрал руку, будто дождался, наконец, нужной реакции.

Легкие блики света ложились на ее лицо. В этой изможденной аристократке не узнать было взбалмошную королеву Гнезда, темные волосы мягкими волнами струились по расцарапанной спине, а в глазах застыл страх. Медленно, будто боясь сломаться, она повернула к нему голову.

— Ты разочаровала меня, — как величайшее одолжение, уронил Властелин.

Она знала, какова его милость на вкус. Мужчина отнюдь не всегда нисходил до объяснений. Но затылок еще чувствовал касание холодной как лед руки, и кожу жгло от царапин, и это мешало думать. Корона, сверкающая и яркая, будто в насмешку, сверкала на ее шее. И именно от нее тянулась цепь к его трону.

Вокруг слышалась музыка, шепотки, смех — но она задерживала дыхание, боясь пропустить случайный жест, взгляд, не успеть среагировать так, как нужно в этой игре, где заранее были расписаны их роли. Ума понять это ей, несмотря на юность, хватало.

— Как ты посмела... — он ронял слова лениво, медленно и бесстрастно, но казалось, будто от каждого звука его голоса по залу, как по воде, расходятся круги, — запятнать честь моего сына?

В зале вдруг воцарилась совершенная тишина. Мгновенно, будто невидимый кукловод обрезал ниточки марионеток. В этом безмолвии далеким гонгом стучало ее сердце.

Нахема не пыталась защищаться, только дрожала, пытаясь не дышать. Слишком тяжело, слишком много эмоций, слишком она молода.

— Я жду, — напомнил Властелин, с опасной мягкостью, бьющей по нервам.

Нахема вздрогнула всем телом. На миг перед ее глазами возникло из тумана памяти безразличное лицо этого сумасшедшего паладина, аквамариновые глаза, будто присыпанные серебристой искристой пылью. Внимательные, впивающиеся в саму суть, оценивающие и... снисходительные. До боли, до безумия, до бешенства снисходительные. Она — Королева. Как смеет он ее жалеть!

— Ниа, — напомнил о себе Властелин с веселой снисходительностью всемогущества, и снова коснулся ее волос.

Вампирша не удержала глухого стона, шепнула что-то, отчаянно пытаясь рассмотреть его лицо сквозь ажурное кружево пышного манжета.

— Повтори, — произнес сидящий на троне и убрал руку.

Нахема, вздрогнув, опустила глаза, дрожа. И вдруг вскинула подбородок, встречая его взгляд:

— Никто не может противостоять Императору! — бросила она чуть ли ни с вызовом.

Со звуком бьющегося стекла свет погас.

Она не знала, что будет потом — но в это мгновение почему-то думала, Вир мог бы поспорить с кем угодно. И, увидь он ее сейчас, мог бы гордиться. Почему-то это много для нее значит. Сейчас, когда пришло время уми...

Белеющая даже во тьме рука легла на плечо Властелина вампиров.

— Не надо, отец, — произнес Рей, удерживая на руках рыжеволосого парня, завернутого в его камзол, замаранный темной кровью.

'Лакинсторм?' — пронеслось в сознании королевы случайной мыслью.

Глаза второго принца горели изумрудным огнем, пальцы светились — он лечил наказанного воина, но во взгляде на отца не было ненависти. Только бледность казалась чрезмерной — даже на фоне родителя. Только тогда Нахема вдруг поняла.

Властелин истинно любил своего второго сына.

— Пусть будет так, — тяжело уронил он, касаясь руки на своем плече.

И будто сама Тьма распалась на фрагменты и погасла.

Привычно уже я проснулась во сне. Полумрак. Легкий ветерок в спину будто подталкивал куда-то, но легко, едва ощутимо.

— Волк? — сорвалось с губ невольно.

Привыкла уже, что он приходит во снах. Откуда-то издалека пришло чувство недоумения, и пропало, сметенное чьим-то зовом. Слабым, еле слышным.

Волк где-то вдали, почувствовав меня, хотел было прийти — но тьма вокруг будто окутывает меня непроницаемым покрывалом, и он проскальзывает мимо, буквально в двух шагах. Не замечая меня.

— Чуть позже, Вир. Хорошо? — спросил кто-то в моем сознании чуть слышно.

И ветер вдруг поднял меня в воздух и понес, будто сухой листок, все закружилось, замерцало...

Развалины какие-то казались смутно знакомыми. Дымилась земля. Синее небо, яркое, и слепящее до белизны. Солнце, неправдоподобно огромное, как бывает только во сне, занимало собой полнеба. На каком-то осколке черно-белого камня сидел Магистр в получеловеческой форме.

— Къярен? — выдохнула я едва слышно, разглядывая легкие мембраны черных крыльев.

В этом сне я шла по хрупким остовам того, что осталось от стен, и не до конца понимала, где я и что вокруг.

— Где мы, Къярен?

Магистр поднял голову, медленно распрямился, с усилием, осторожно.

— Храм, Вир, — лиловые глаза казались пустыми и стеклянными, как у куклы.

И он холодный.

— Ты... мертв? — до сознания до конца не доходит сказанное им.

Так бывает во сне, когда кажется, что все еще можно изменить. Что достаточно щелкнуть пальцами, и ночные кошмары рассеяться. Я привыкла в это верить.

Полудемон мягко обнял меня за плечи.

— Да нет, Вир. Почти нет. Разве что человеческая часть, — в тот момент, когда он улыбнулся, стали видны клыки, не столь изящные, как у вампиров. — Так... понарошку.

Наверное, рядом с ним сейчас жуть как страшно. Не знаю. Для меня дом там, где он. Хотя... Къярен еще никогда так не улыбался.

Камень, на котором мы сидели, казался теплым, почти горячим. А вот мой Магистр был печален.

— Так тяжело. Память уходит, а так многое мне нужно помнить.

— Они... все? — я все еще не воспринимала это всерьез, так, старалась подыграть.

В голове не укладывалось — у кого хватит сил сладить со всем Храмом?.. а существу рядом, казалось, были подвластны все тайны мира — я верила в это.

— Да, — помолчав, уронил Магистр. — Все... почти. Но сейчас важно другое. Слушай, Вириэль. Слушай, пока я... не забыл, — голос сменился низким клекотом, потом рыком, прежде чем Магистр справился с трансформацией горла.

— Кто это сделал? — одними губами спросила я, задыхаясь.

Слез не было, так, жгло глаза. Сон превратился в кошмар, но я все еще надеялась на что-то. Ведь сон — это только сон.

— Это сейчас не важно, — пробормотал мой Магистр. — Вир, ты должна...

— Къярен!

— Вириэль! — его голос ударил привычным набатом, и смягчился. — Я скажу. Сейчас важно другое. Не дай им завладеть каноном.

— Кому — ему? Что за канон такой?! — я уже почти кричала.

Магистр осторожно меня обнял, когтистые руки, путаясь в волосах на макушке, гладили мой затылок. Черный костюм пах гарью и ландышами. И корицей.

— Книга, на которой мы приносили обеты, и ты — вот и Канон. Ты вспомнишь. Я знаю, вспомнишь... — он вздохнул, когти царапнули кожу, он хотел отдернуть руку, но я вцепилась в его ладонь.

Къярен немного подумал, и снова коснулся моего затылка.

— Я не успел понять, кто на нас напал. Там была магия Императора, но я знаю, это не он. Он посвящен частично, и слишком многое в Империи от этого зависит.

— Къяр... — я никогда его так не звала, кроме одного давнего случая, когда Магистр вместе со мной отправился в город, прикинувшись студентом.

Он хотел контролировать меня и защищать. Но называть смешливого парня рядом Магистром и Къяреном без улыбки я не могла. Вот тогда и родился Къяр.

Он это, кажется, тоже помнил. Усмехнулся.

— Вир, у меня сейчас времени очень мало. Послушай. Ты не должна позволить никому получить информацию о Каноне. И... не надо никому мстить. Пока — не надо. Ладно? Любая месть бессмысленна, потому что после того, как она свершится, остается пустота. И ее нечем заполнить.

— Попробую, — пробурчала я раздраженно.

Во мне боролось упрямство и привычка исполнять его приказы.

— Я потом пошлю тебе видение, где книга. А пока спрячься. Я помогу тебе сбежать и прослежу, чтобы ты не забыла наш разговор. Сбеги отсюда, пережди. Кажется, кто-то из наших выжил, они сами тебя найдут. И вот еще что, Вир. Стоять нужно в седьмом луче, в третьем — смерть. Тебе пора возвращаться. Прости, малышка...

Мой Магистр смотрел на то, что когда-то было моим домом. Он не плакал, но я чувствовала его печаль и далекое дыхание силы — он изменялся.

— Къяр, — прошептала я, поднимаясь и сопротивляясь удару готового нести меня обратно ветра. — Я очень хочу тебя увидеть снова. Рано или поздно, так или иначе.

— Очень-очень? — он усмехнулся.

— Очень, — прошептала я.

Мой Магистр поднялся, расправил крылья, перекидываясь до конца, и взмыл вверх. И когда ставший вдруг свирепым ветер рванул меня назад, мне, может быть, только показалось, но издалека прилетело 'да'. А демон взвился в небо...

Открывать глаза от ощущения, как на голову падают осколки камня — это не слишком-то приятно, скажу я вам. Голова казалась распухшей и кружилась, во рту пересохло. Руки оказались прикованы к стене, но землетрясение повредило камни кладки, и теперь левый браслет отпал сам, а правый удачно отошел от стены слева, и не составило труда высвободить руки. Мне было холодно, все тело закоченело, да еще и из крошечного окошечка в вышине несся дикий рык.

Къярен. Его боевой клич в иной форме я знала. Но если Магистр здесь — значит, Храм... Я не дала себе додумать. Передо мной с пола, постанывая, вставал то ли охранник, то ли палач. Судя по фартуку, палач, вот и инструменты рассыпаны вокруг. Его я убила, просто ударив в висок, без тени сомнений. Бегом по узким коридорам. Загоняемые в подсознание страхи делали меня безжалостной. Магистр рискует жизнью, чтоб я сбежала, так что стоило поторопиться. На бегу вправляя суставы, выбежала в какой-то закуток, оказавшийся оружейной. В противоположные двери вбежали двое вампиров. Я потянула руку к несуществующему мечу — у меня в камере из личных вещей оставались лишь рубашка да брюки — и вдруг с изумлением нащупала рукоять Синего Пламени. На этот раз меч стал двумя короткими обоюдоострыми клинками. Ими было крайне удобно драться в узком пространстве. Еще два трупа. Бой сознание не фиксировало, все на автомате. Смутно я осознавала, что дворец вокруг куда старше Гнезда, другие стены, из другого камня. Но, по большому счету, если ты был в сотне дворцов — ты был в них во всех, так что мне не слишком сложно давались поиски выхода. Еще несколько существ на пути, минотавр, две горгульи, вампиры и полу бес. Я не жалела силы — внутри бил, казалось, бесконечный аккумулятор из гнева и ярости. Воспользовавшись пролитой кровью, подняла с полусотни зомби, не став задавать им программу — мне нужен был лишь хаос, а не мобильные отряды. Да и не слишком я сильна в некромантии. Зомби уничтожить куда проще, чем каких-нибудь 'воинов смерти', так что своим я и заряд оставила небольшой — так, на пару часов. Если не пару столетий — было у меня такое смутное сомнение в заданном коэффициенте уравнения.

Лишние мысли улетучились сами собой, когда я выбралась из подземелий в служебные помещения. Тут было куда больше народу. Кого-то удавалось игнорировать, кто-то бросался навстречу, кто-то пытался задержать. Я бежала вперед, не оборачиваясь, не глядя по сторонам, снося преграды с пути. Забрать Лика, Ашера — и прочь отсюда. Прятаться, как и сказал Магистр.

Выбежала во двор. И вдруг застыла. Вокруг было море народу, но взгляд зацепился лишь за одно лицо. Веснушки. Зеленые глаза, блестящие от злости. Рыжие кудри. И лук в руках. Легендарный лук, не знающий промаха. Лик?..

Чужая магия била в машинально выставленный защитный купол, вокруг кричали, перемещались — а мой взгляд будто прилип к искаженному ненавистью мальчишескому лицу.

'Лик... почему?'

'Он убьет мою мать, если я не убью тебя', — как-то очень тоскливо и вместе с тем надумано подумал воспитанник. — 'Ты никогда обо мне не думала! Я был только слугой, тенью, никем для тебя!' — а это звучало куда искреннее.

— 'Лик...' — как-то беспомощно подумала я.

...Магистр выталкивает его ко мне. Рыжие вихры и зеленые глаза, испуганные, на еще детском лице, усыпанном веснушками...

Сейчас, пока он решался, целясь мне в сердце, наши воспоминания сливались. Фантом, напавший на меня — Лик дал знак, где мы окажемся. Тириэл и Къярен — в пыточных Императора, из-за подлога. Ловушки и засады, которые мне чудом удалось обойти. Именно он стоял за каждым из этих покушений.

Храм, потом ЭТО. Что-то надломилось внутри. Мне ничего не стоило убить его, пока он еще искал мое сердце острием, решался на что-то. Или изуродовать. Или... Не знаю. Но вместо всего этого я стояла, опустив руки, забыв про все, механически удерживая защиту разве что — и гадала, как такое могло быть, где я просчиталась, где я... где я его подвела?

'Не надо, Лик' — он ведь не знает про Храм, незачем его тревожить...

Мысли глупо путались, перед глазами все кружилось...

И вдруг турмалиновый взгляд полыхнул яростным весельем.

'Ты думаешь, я не знаю про Храм?' — с торжеством подумал он.

Смутные образы разговоров по шару с кем-то могущественным, информация... Так вот как... У меня помутилось в глазах.

А Лик выстрелил.

Из такого лука невозможно промахнуться, и стрела летит прямо в сердце. Вот только Ашер, хрипя, весь в пене и крови, встал передо мной. Без тени раздумий. И черная стрела вошла в сердце ему, а не мне.

Улыбнитесь мне вслед ледяными глазами,

Утопите печаль в терпком черном вине;

Я всегда буду рад снова встретиться с вами,

Даже если опять на войне!

Не слепите меня блеском северной стали —

Знаю, горько глотать поражения яд!

Только вы, адмирал, до сих пор не сказали,

Отчего так спокоен ваш взгляд?

Канцлер Ги — Роман Ротгера Вальдеса.

Я перед ним виноват, следовательно, я должен ему отомстить.

Федор Михайлович Достоевский

Глава 23.

Я отвыкла быть одна. Плелась, толком ничего не видя, среди каких-то кустов, ломилась насквозь, хотя, наверное, можно было обойти — не помню толком. Мне хотелось забиться в нору, спрятаться далеко и глубоко, чтобы никто не нашел. И... Нет, не поплакать. Разобраться в себе и решить, что делать теперь. Волки воют с тоски, драконы уносятся в небеса, а я... Я, кажется, нашла утешение в бешеной гонке.

Без привычного звука шагов Ашера было как-то пусто...

Не знаю, почему так вышло, но винить Лика я не могла. Не оправдывала, но, в какой-то степени, понимала. Не стоит переваливать на других мои ошибки. Что я знала о нем, о том, кто почти два года был со мной рядом? Ничего. Вот и цена эгоизма.

Думать можно было обо всем, кроме Храма. Мне некуда было возвращаться. Но Магистр чуть не погиб, или погиб, спасая мне жизнь, а Ашер... Ледяной ветер на губах, на вкус — как мороженое с кровью. Закатное солнце сияющих глаз. У лошадей вообще очень трогательные и красивые глаза, а у Ашера они были особенные. Если долго смотреть — кажется, что скользишь на льдине с горки, а вокруг сверкает овеществленный смех и кто-то ненавязчиво поддерживает на крутых поворотах. Ветер, небо — и свобода, бесконечная свобода, что он мне принес. Лиловая прядь в волосах отливала серебром, и льнула к щеке. Я улыбнулась, вдруг задрожали губы. Сдерживая непрошеные слезы, я встряхнула головой, погладила рукоять меча, бездумно используемого мной как посох, и пошла вперед. Куда — это я придумаю на ходу. Если я не знаю, куда иду, значит, надо не останавливаться. Все остальное решится позже.

Сколько раз я вот так на потом откладывала важные решения? Сколько всего так и не совершила? Я остановилась. Меч в ножны. Расческой по волосам, и в косу их, чтоб не мешали. 'Меч в зубы и барабан на шею' — крутилось в сознании, но я лишь фыркнула. Я — Паладин Храма Тьмы. А какой — пусть его. Разберемся. Даже если последний — главное, честь. И... прости, мой Полуночный. Ты всегда останешься рядом. Лиловая прядка в моих волосах свернулась смешным колечком, будто Ашер выдохнул в спину.

Шарис всегда учил думать стратегически, когда нет других вариантов. Наверное, мне не хватало ума — но для меня происходящее по-прежнему оставалось вязким болотом, в котором я увязла по шею. Но тут все просто — крокодилы ли, аллигаторы водятся в болоте — их можно убить. А ведь в этом, в том числе, и состоит профессия паладина. Один не воин, если выступать против целого войска лицом к лицу — но попробуй то же самое сказать о партизанах!

Как мало, оказывается, надо для пусть не счастья, но поднятия боевого духа. В душе пели горны, меня трясло, я готова была броситься в бой. Сэр Ламир часто напоминал, что не следует необдуманно вступать в битву. Я остановилась, закрыла глаза. Потом привела одежду в порядок — несложная магия. От части доспеха пришлось избавиться, но все оставшееся я старательно отполировала, как подобает, и обзавелась плащом. Забавно, наверное, смотрится щегольской синий шелковый плащ с черным меховым подбоем, и высоким воротом-стойкой, заставляющим сохранять королевскую осанку, поверх ослепительно сияющего неполного доспеха — посреди густого леса.

Паладин — это не только воин, но и дипломат, и маг, и... Да проще сказать, кем не является паладин! Нас даже воровать учили, в рамках общеобразовательной программы.

Улыбка сама скользнула по губам. Не важно, что я их не вижу — они живы, пока жива моя память. Установка для начала, чтобы не рассыпаться на части.

Я натянула тонкие черные перчатки, все же распустила волосы по плечам, и пошла. Деревья раздвигались передо мной, даже пауки убирали свои паутинки. Это ведь был наш Лес, знакомый и почти родной. 'Дедушка', — подумала я с нежностью, которой до того как-то не доводилось испытывать. Когда плохо, многие несущественные до того детали вдруг делаются важными.

И — честное слово — он будто ответил. Ветви деревьев над моей головой разошлись, открывая путь солнцу. Я задумалась лишь на миг, а потом пошла по любезно протянутой для меня тропинке, устланной пружинящей на каждом шагу зеленой густой травой. Трава выпрямлялась за моей спиной, скрывая следы моих ног, и, кажется, деревья вновь смыкали кроны.

Сюда боялись соваться даже Темные Императоры — но никому из Храма Лес не чинил вреда. Так, шалил иногда, да заводил провинившихся в болота.

По хорошему, до Храма отсюда было не меньше дня пути — но Лес вывел меня короткой тропой.

Храм располагался на небольшом холме, даже, скорее, искусственном валу, поросшем зеленой травой. Некогда белый, сейчас он напоминал побитые кариесом зубы — неровные осколки стен дымились, черные почти сплошь, только кое-где белели опаленные куски стен. Когда-то ухоженные, склоны холма сейчас были изрыты прошедшим боем, давним, затяжным. И еще, на чем сразу останавливался взгляд, очень мало было вокруг трупов, хотя весь холм пропитался кровью и смертью. Огненная магия, некромантия, сила иллюзии, какие-то другие заклинания — над пепелищем, будто облаком, висели обрывки детонировавших чар, демонстрируя без слов, как именно нападавшие сломали защиту. Сила земли, сила разума, духовная магия, еще что-то, не столь очевидное. Те, кто напал на Храм, хорошо подготовились. Наверное, здесь и воздушные маги были, и водные — но следы водной магии не углядеть, слишком невесомы, а водная магия мимикрирует под любую другую и без глобальных исследований никогда не обнаружить ее присутствия, даже профессионалу. Времени на анализ у меня не было, да и защитили наверняка Храм и от Воды, и от Ветра магистры. А вот огонь — не сдержали. Черный огонь Императора славился на всю Империю. Хм, кстати, контрастно звучит с названием моего нового меча. Надо разобраться на досуге, что дает этот артефакт, раз уж он мой.

Недавняя встреча с Магистром немного подготовила меня к такому, но все равно лицо будто застыло. Я не стала спускаться. Если я права, то ничего не найду. Все унесли с собой зомби и прочая нежить. А если нет... Что ж... Братья и сестры по Тьме достойны величественной могилы. Живых там не было.

Я еще раз быстро просканировала пространство, стараясь обнаружить хотя бы частицу живого, хоть мышонка — но на десятки мер вокруг даже лес был полумертв. Я и не ждала иного. То, что напало на Храм, должно было быть дьявольски сильным. Дьявольски? Я прикусила губу, вдохнула глубоко.

Так я еще не делала.

Качнулась на носках, потом разулась. Горло болело, комок сжался в груди, непролитые слезы жгли глаза. Но они не заслужили такого предательства. В голове колокольным звоном билось — почему не позвали, неужели б не помогла? Вот только слишком хорошо я осознавала, что как бы мне не хотелось — если с тем, что напало, напрямую не справились ОНИ — что бы смогла я?.. Для Темных ответ очевиден всегда. Они не позвали меня за собой, но Къярен ждал. А значит, пока я могу сделать хоть что-то, их смерть не напрасна.

Мне нужно сейчас в это верить. Хоть во что-то верить.

Трава под ногами — яркая, свежая, как в насмешку. Я сделала два шага — и уже ступала по пепелищу. Мертвая земля. Пустая. Скорбящая. Еще шаг. Пепел тут еще был чуть теплым. Я остановилась, раскинула руки в стороны, отшвырнула на траву плащ. Ветер взметнул мои волосы, застилая глаза, хлестал меня их прядками, как кнутами. И вдруг стих.

Их лица проносились передо мной. Магистры... лица некоторых были как в тумане, один на моих глазах выскользнул из мути. Яшма. Обнял Ликои. Он улыбался. Сэр Эльхейм. Запах моих любимых круассанов с корицей. Дирк, Трей, Лиин, Авель, Соот, Джером — имена сестер и братьев, имена равных, высших и тех, кого я должна была оберегать — всплывали в мозгу, а их лица возникали из глубин памяти. Арей, непривычно веселый — я даже не сразу поняла, что не так, а потом кивнула в ответ на его улыбку. Он снова был здоров, снова стоял, листая книжку. К его плечу прижималась девчонка, которая подрабатывала у нас на конюшне. Къярен хотел дать ей посвящение новой весной. Тонкие куцые серые косички, огонь в круглых хитрых глазах, веснушки и широкие скулы. Как же ее звали?.. Все новые имена и все новые лица копились во мне, пока вдруг не исполнилось пространство моей памяти внутри, как переполняет вода залив, прежде чем прорвать плотину. Призрачные контуры. Призрачные образы. Осколки чужих воспоминаний.

Тот, полноватый брат, что сидел со мной рядом, как же его звали?.. Ему страшно, и пусто внутри. Но из походной кухни выглядывают двое детей, сорванцы с украденными в оружейной ржавыми (одно это доказывает, как тяжек бой, замковый кузнец не признавал ржавчины) мечами. Им еще нет и семи, но обоих давно не прогнать с тренировочных площадок. Он оглядывается, замечает их — и вдруг улыбается. И меч в его руках вспыхивает тьмой, расправляются плечи. Стрела вонзается ему в лопатку. Черное оперение. Мальчишки валятся лицом вперед, и в затылках у них — такие же стрелы. Он оборачивается, страшно неуклюжий с этой смертельной раной, и вдруг кричит. Крик разносится кличем. Я, кажется, молюсь Тьме, лишь бы он успел увидеть, кто их выпустил. А он кричит и вдруг замолкает. На миг — короткий, меньше двух ударов сердца, — вокруг него собирается будто бы черный шар, расправляются крылья. Он не успевает. Его не учили карать крыльями мрака.

Смена кадра.

Шарис. Сжавшись в комок, сидит посреди гогочущих троллей. Золотистый мех в крови, и когти тоже, но в детских глазах столько чистого незамутненного страха, что им уже не хочется думать. Ликои, без одной руки, крадется вдоль стены. Вот от кого он их отвлекает. Их глаза встречаются. Один из троллей жестко пинает кота, Шарис молчит, лишь смотрит на нее. Ликои улыбается. Меч в ее руке кажется легким, как пушинка. Мышцы единственной оставшейся руки играют. И тогда он вздыхает и поднимается легко и плавно, без намека на недавнюю фальшивую слабость.

Шарис учил меня и таким маскарадам...

Картинок все больше, и я не успеваю выделить все, не успеваю даже отдельные сцены разглядеть толком. Корпуса Храма то и дело содрогаются под магическими атаками, свистят стрелы с черным оперением. Кому-то страшно, кто-то в лихорадке боя. Кто-то хнычет, кто-то веселит всех вокруг. Кто-то силен и сражается в первых рядах, кто-то едва выдерживает пару ударов. Не в этом суть. Все они разные — и ни один не подставил других. Кроме... Лика. Усилием воли я отсекла ненужную сейчас мысль. Я не забуду этого, его предательство, остов моего дома и черные стрелы. Но сейчас — сейчас нужно кое-что сделать для них. Тех, кого я не смогу вернуть, как бы мне не хотелось.

Вдали слышно эхо чужого гнева, неистовство Хаоса... я отбрасываю их прочь. Здесь и сейчас, то, что я хочу сделать — не месть.

И, когда от воспоминаний и боли уже нечем дышать, я отпускаю плотину.

Вверх из меня бьет луч первородной тьмы, буквально светится мраком. Неправдоподобно быстро собираются облака, на пепелище ложатся ледяные капли, все чаще и чаще. Я что-то отдаю, и что-то проникает в меня...

Боль. Это еще и память.

И земля под моими ногами оживает.

Боль. Это тоска.

И над землей рождаются юные ветерки.

Боль. Это слезы.

И над холмом бьют гейзеры, естественные фонтаны, водяной флер, искрящаяся невесомая капель.

Боль. Это огонь в груди.

И сверху сквозь черные тучи проникает золотой столб света.

Я выдыхаю, медленно опускаю руки.

Боль — это уединение.

И сверкающий, искрящийся волшебный мирок вспыхивает, как шкатулка драгоценностей, на прощанье, скрываясь под непроницаемой защитой. Нет больше ни холма, ни Храма. Лишь поляна, усыпанная земляникой, да раскидистая, почему-то не золотистая, а алая, липа.

И губы шепчут сами собой 'Ваши долги на мне. Идите спокойно'.

...Понятия не имею, что я в итоге с этими радугами натворила — но стало легче. Нет, где-то глубоко внутри затаилась огненная птица, почти погасла, но не смирилась, и лишь ждала своего часа вырваться на свободу — но уже не так давило. Я тщетно всю ночь перебирала воспоминания, стараясь найти что-то об изменении хода времени, но не обнаружила ничего стоящего. Даже ангелы были помочь не в силах. А вытаскивать сюда существ из параллельного мира, которые, попав в идентичную ситуацию, выжили... Не честно это. Вдруг там тоже где-то есть я? И как мне себе же в глаза посмотреть после такого?!

Вместо истерики я снова натянула сапоги и присела на плащ подумать. Над невидимым даже мне кусочком новой сказки порхали бабочки, полянка светилась, расцветали все новые и новые цветы. Лес тоже прощался. Когда-то давно, когда я только появилась в этих стенах, и слегла без возможности двигаться, а Ашера не было даже в проектах (сердце сдавило, а лиловая прядка на виске шевельнулась без всякого ветра), Яшма приходил рассказывать мне сказки. Странно, правда? Не ласковый Шарис, не ответственный Къярен, не помешанный на эффективности Алуриан, а высоченный молчаливый южанин, едва не вдвое меня выше. Но приходил именно он. Садился рядом с постелью, вытягивал ноги и рассказывал сказки и предания степей. Сейчас мне вспомнился кусочек одной из его историй. Яшма говорил, что жизнь бесконечна, если не рассматривать ее лишь как существование тела. Что в его племени верили, будто обладающий сильной волей сам немного бог, и способен помогать своим потомкам. Рассказывал, как в засуху их вождь сам вырвал себе сердце, но не позволил себе умереть сразу, и, сколько мог, поливал землю кровью, возвращая ей жизнь. И как потом, когда его младший сын пал от случайной стрелы в битве, пробившей его сердце, то вдруг сделалось совершенно целым, а мальчик рассказывал, что увидел отца и тот вложил в его грудь свое сердце. Яшма верил, будто именно сердце, не разум, делают людей великими. Будто в сердце скрыто то хорошее, что вечно борется с рационализмом разума, и, в конечном итоге, дает жизни смысл. Мне было плохо, и страшно, и наши беседы скрашивали мое одиночество, и потому я все же спросила, хотя жуть как смущалась этого человека:

— А Тьма?

Вспомнилось, как Яшма тогда встрепал мне волосы, усмехнулся, и...

— Сейчас многие спорят, кто старше — Тьма или Свет — забывая, что сначала был Хаос. Все, что есть в этом мире, вышло из Хаоса, и, прежде чем превратиться в то, что есть, прошло долгий путь, — он всегда рассказывал так, будто описывал представавшую перед его глазами картину. — По-настоящему долгий. Но это все теология, во многом, или софистика. Я не слишком хорош в теории. Суть вот в чем. Когда-то давным-давно Тьма была доброй и милосердной, как часто бывают маленькие девочки, не разбалованные и не заброшенные родными, в ней почти не было зла. Не знаю уж, почему она изменилась, и правда ли это — но когда-то Тьме поклонялись как самой справедливой из стихий. Давно это было...

— Самой справедливой? — я недоуменно моргала.

Тьма приняла меня, и я всегда с трепетом входила в ее Храм — но представить себе ее в такой роли?!

— Как свет? — уточнила я.

Яшма усмехнулся, встряхнул головой.

— Да нет. Как Тьма. Знаешь, сказал кто-то... 'красота — в глазах смотрящего'. Вот и с Тьмой было так. Ее видели не прибежищем кошмаров, а справедливой и мудрой, великой и печальной — и тогда она и была такой. Ну, это как другой взгляд на мир, иной канон...

Я кивнула.

Черноволосый притянул меня к себе. От него чуть пахло потом и сандалом, но к жесткой мускулистой груди было удивительно удобно прислоняться. А еще он был теплым. И спокойным. Спокойствие, уверенность и сила. Не сэр Ламир, а именно Яшма научил меня этому.

— Так вот, — южанин помедлил, подбирая слова.

Говорить ему было трудно. Он всегда предпочитал делать.

— Тогда, в другом каноне, Тьме однажды задали вопрос, который почему-то до того никогда и никто не решался задать. Девочка спросила, такая же, как и ты.

— Как я? — я восторженно шмыгнула носом и растрепала волосы на макушке.

— Да, как ты. Такой же бесенок, — Яшма опять усмехнулся. — Она спросила, куда уходят те, кто не сможет увидеть этот мир опять? Ведь Смерть лишь один раз открывает пределы. Долго думала над ответом Тьма. В свитках пишут, почти всю ее жизнь. Девочка за это время выросла, завоевала свое королевство, вышла замуж. Ее потомки расселились по окрестным землям. И, наконец, ей пришел срок умирать. И вот тогда, придержав смерть за полу балахона, к ней первой пришла Тьма. Тогда она часто воплощалась. Тьма подождала, пока девочка увидит ее, и села рядом.

— Послушай, — сказала она. — Я не знаю, что будет со мной. И какой я буду. Но раз ты спросила, я обещаю. Каждый, кто пожелает идти за мной из твоих потомков и дорогих тебе, никогда не исчезнет. Я не хочу ни за кого решать, но для каждого я открою свой путь.

Девочка, которая к тому моменту давно была уже бабушкой, и даже прапрабабушкой, давно похоронила любимого мужа и очень по нему скучала, слабо улыбнулась, не замечая, как молодеет.

— И сможет подождать?

— Что? — не сразу сообразила Тьма.

Тогда она была еще очень юной. И многое лишь училась понимать.

— Если я... не хочу расставаться с кем-то, и тот, или та, о ком я думаю, не будут против увидеться за гранью со мной... Они подождут?

Девочка всегда была сумасбродкой. Кому бы еще пришло в голову спрашивать Тьму о таком? Тьму, а не Смерть. Тогда Тьма была куда моложе Смерти...

— Яш... а как Смерть тогда была старше ее, а теперь моложе? — растеряно спросила я.

Мастер прервался, снова вздохнул.

— Вир, говорят, Смерть не имеет возраста, и живет вне времени, — он задумался. Потом достал кинжал.

— Смотри. Видишь, он в моей руке? А теперь я его убираю? Так вот, представь себе, что для Смерти время — это процесс, переменная, доступная в любой точке. А наличие или отсутствие кинжала в моей руке — лишь неотъемлемое свойство руки.

Я встряхнула головой.

Он вздохнул опять, наклонился, одной волей рису передо мной картинку. Вот бежит человек. Медленно, из точки А в точку В.

— Видишь?

— Ну да, бежит. И что?

— Где он сейчас?

— В точке В, — изумленно констатировала очевидное я.

И тут вся эта линия — в каждой точке, которую он когда-либо пересекал, вдруг обрела объем, став будто бы полосой в виде бегущего человека.

— А вот для Смерти — так. Только куда сложней. Я ведь показал тебе изображение четырехмерным.

— То есть... она видит нас полосами?

— Она или Он. Отрезками на канве мира, узорами, — он усмехнулся. — Которые обрывают. Ты лучше у Дара потом спроси.

— Угу, — кивнула я, зная, что все равно не спрошу. — А что Тьма?

— А Тьма тогда хотела еще подумать, но Смерть ее торопила. Смерть устала ждать, она же была немного ворчлива от старости. И тогда Тьма пообещала, что в миг перехода можно будет встретиться с теми, по кому ты скучал и кого помнишь — ведь для них время будет чем-то условным, они смогут следить за дорогими им людьми.

— То есть я все равно тебя еще увижу? — пробормотала я, не рассчитывая ни на что толком.

А он усмехнулся вдруг, и без тени сомнений кивнул.

— Обещаю. Я тебя там дождусь.

Теплая и жесткая одновременно ладонь легла мне на макушку.

— Но ты не дослушала. Вириэль. Эта девочка потом стала Богиней Жизни. Иногда — только иногда, она приходила к своим потомкам и успевала удержать Смерть. А та позволяла это — ведь Тьма не дала завладеть ею, и Смерть не знала, что делать.

— Яш, а она умеет воскрешать?

— Нет, — его голос стал печален. — Воскрешать — нет. Зато она хранит нашу память.

Тогда, спрашивая его об этом, я была уверена, что ждать буду я. А ведь вот оно как. А Яшма не рассказал тогда до конца. Он сменил тему беседы и унес меня купаться в горячих ручьях.

Воспоминания позволили успокоиться немного. Я подобрала колени к груди, завернулась в плащ, неожиданно замерзнув. И постаралась подумать. Какую-то информацию мне дали, что-то я позабыла. Канон. Узнать до конца, что это. Магистр просил спрятаться. И... Вот оно! Лик думал про то, что подставил дроу и мэйна под гнев Императора! Причем, насколько я могла судить, все же Императора Света! И судя по тому, что никаких известий о них нет, он отправил их в тюрьму. Что ж, Светлая Империя — не худший стог сена.

Я поднялась. Прежде чем ринуться в бой, нужно разузнать, что и как. Что ж, полагаю, Максина мне кое-что задолжала, и будет рада оказать такую незначительную услугу. Усмешка у меня вышла как у классического злодея, садистской и приторно-сладкой, но в тот момент мне было все равно. Если не получится найти информацию на границе, поеду к ней.

У Светлого Императора хорошие палачи, а Тириэл и Кэмрон там не меньше полутора недель. Так что не стоит терять время. И в этот раз, клянусь Тьмой, я не ошибусь.

Для того чтобы куда-то попасть, нужно куда-нибудь пойти. Аксиома. Даже телепортом чтоб пройти придется сделать хоть пару, но движений. Даже если понесут на руках — так или иначе, но пошевелишься.

Два часа спустя я сидела, смотрела на заросшую зеленой травой поляну, и... обижалась. На светящее мне на макушку солнце. На жужжащую пчелу. На ветер. На наворачивающиеся слезы. На наставников, решивших все без меня. На тяжелый шлем, лежавший рядом в траве. На жаркий плащ. И на Ашера. Мой конь не имел права... за меня... гибнуть!

Я стиснула зубы.

И Лик. Сердце снова кольнуло дикой болью. Как я могла быть с ним так небрежна? Не видеть того, кто два года был со мной рядом, был почти моей тенью. Кто слушал меня так внимательно, что это даже пугало. Кто... изменился, а я не замечала этих изменений?..

Я загнала эти эмоции поглубже. Там, внутри, среди идеально очерченных изящных и легких черных сводов моей души, скоро скопится такое торнадо...

Но сделанного не воротишь. А значит, нужно понять, в чем моя ошибка, учесть на будущее... и постараться исправить. Если... если получится.

Лик появился в Храме два года назад. Его привела нервная, хорошо одетая дама, 'чистокровная, как скаковая лошадь', по выражению Дара. Дар вообще не слишком уважал женщин. Либо сестра, либо мать, которую он и упомянул недавно. Будет считать, что либо мать, либо ее родственница — не суть важно.

Время улетало, мне нужно было скрываться, убегать, но вместо этого я сидела и размышляла, раздумывая о случившемся.

Итак, угроза его матери, к которой, насколько я понимаю, он был не сильно привязан, все же должна была воздействовать на него. Ему так объясняли. Кто мог ему угрожать? Кандидатов было мало, но теперь уже очевидно, что шантажист был связан с уничтожением моего дома. Къярен что-то говорил... ах да! Он упомянул, что нападение на Храм было совершено при поддержке Императора Тьмы, но тот не до конца понимал, что происходит. Словам своего Магистра я привыкла доверять, даже не смотря на то, что он потерпел поражение. Но если в Темной Империи сам Император 'слегка не в курсе', что это значит? Это означает, что внутри назрел заговор, и рано или поздно его устранят, едва он предоставит заговорщикам желаемое. С другой стороны, Император не просто так занимает свой трон, так что в глупости и недальновидности я б его не заподозрила. Следовательно, он ведет свою игру. Но, опять же — какие ставки могли побудить его пожертвовать Храмом Тьмы? Я рассеяно закурила, вдохнула горький дым. И вдруг поняла — не как все было, но увидела один из вариантов.

Полтора года назад Империя заключила новый союз с Властителем Алых Туч, как одиозно назвался один из Великих Герцогов Ада. Военный союз ужасающей мощи. То есть Храм потерял свое значение как военный центр — демоны воюют проще и жестче, их ресурс пополнять дешевле, а в рядах побежденного противника без труда отыщутся желаемые жертвы. За пару десятилетий до этого, я уже даже вспоминала об этом как-то, сменился Император Света, и новый показал себя куда более либеральным к Темной Империи. Масштабная война на уничтожение поутихла до немногочисленных стычек, что позволило Империи Тьмы выйти из кризиса, развить экономику, реформировать армию и снова переключиться на наемные войска, за исключением 17 Императорских Легионов. Два из которых составляли лучшие маги всех возможных умений и практик, прошедшие не одно сражение.

Более того, в прошлом году младший принц, вопреки традиции, отправился учиться в Университет на границе с владениями дроу, а не в школу при Храме, как было принято до этого. Таким образом, позволив уничтожить Храм, Император теоретически ликвидировал очаг инакомыслия и боевое формирование, не подконтрольное ему лично. Более того — у него появлялся шанс, что оставшиеся в живых рыцари, послушники и паладины пожелают отомстить своим врагам, став под его знамена, и подпав, фактически, полностью под его власть. А для этого ему нужно было, не вмешиваясь в сам конфликт, уведомить руководство Храма Тьмы о готовящемся нападении. Так, чтобы уже не удалось спасти Храм, но позволило бы увести людей.

Судя по состоянию развалин и моим видениям, это было вполне вероятно. А значит, у меня были все шансы увидеть еще кое-кого из них живыми!

Вдруг стало легче. Будто одна из скал, что лежали у меня на душе, вдруг свалилась.

Свет с ним, с Императором. Он, прежде всего, политик, и если все обстоит, как мне кажется, и он знает о готовящемся заговоре, и чувствует, как тлеет под ним трон, он вынужден шевелиться. То, что эти шевеления стоили мне дома, мы обсудим потом.

Но почему же с мыслей о воспитаннике я перескочила на мысли об Императоре? Что-то ведь такое было. Я снова затянулась, выдохнула дым, разглядывая, как вьется белая струйка от кончика сигареты, устремляясь в небо. Нервная дама в красном платье... Рыжие волосы и терракотовые глаза... Великие демоны! Его мать — та сошедшая с ума любовница кронпринца?! Но тогда ведь все сходится...

...История была грязной и официально засекреченной. Итак, жил-был принц, и был он наследником трона Темной Империи. Системы воспитания в нашем мире несовершенны, и потому до двадцати лет ему позволялось делать все, что бы он ни захотел. Считалось, что лишь так можно выявить основополагающие склонности и пристрастия человека. Его мать, наша Императрица, скоропостижно скончалась через три месяца после его двадцатилетия, оставив сына в одиночестве воспринимать все то, чему счел необходимым обучить его Император. Последний по жене не скорбел совершенно, уделяя свое время государственным делам, сыну и полусотне фаворитов и фавориток.

Итак, в двадцать лет Их Императорское Высочество вдруг принудили осознать, что ожидающая его корона — это, прежде всего долг, а потому ему надлежит смирить свои желания и быть покорным орудием в жесткой деснице венценосного отца. Принц с первого раза урок не усвоил, но, подвергшись почти двухлетнему заточению в подземельях замка, откуда выходил каждый день лишь чтобы учиться, и на пытки, смирил свою гордость. Попросту говоря, сломался. И вот тогда Император сменил кнут на пряник, начав делать из почти безвольной на тот момент заготовки идеального принца. Он вовсе не был жесток, некоторые из наших школ до сих пор придерживаются подобного метода, подхваченного у Комиссии по надзору, но значительно расширенного. После правильной обработки сломавшийся человек как глина в руках того, кто его сломал. Мэйны лишены этой чудной особенности, а вот люди, как и собаки, привязываются. Но все же, отдам Императору должное — добившись покорности, он ни разу больше не позволил себе ничего, что не было бы на благо сыну. Так получилось, что одним из палачей был Алуриан, потому я и знаю эту историю. Для большинства придворных она осталась тайной за семью печатями. Но о магистре позже, быть может.

Через пять лет Империя могла гордиться своим принцем. Еще год все вокруг только и делали, что восхищались Темным Принцем. Вот только вскоре Императору возиться с ним надоело, и, убедившись, что сын не выйдет из-под его контроля, он сам ослабил вожжи.

Нужно ли удивляться, что тот сорвался? По официальной версии, очень расстроив родителя. Неофициально же — его срыв вполне вписывался в те рамки, что очертил для него отец. Кронпринц должен был любить власть и ею наслаждаться. И если за чей-то счет — то и пусть их, почет и благо семьям пострадавших.

А дальше все вышло банально и просто. На одном из весенних балов, когда Император по некоему причудливому стечению обстоятельств официально признал бастарда одной из своих любимейших фавориток (дама вскоре скоропостижно скончалась, а сын жив и ныне, и живет в титуле младшего принца, наслаждаясь благорасположением родителя), кронпринцу приглянулась дочка одного из провинциальных дворян. И все бы ничего, вот только девушка была помолвлена с имперским офицером, и, хотя и оказалась польщенной вниманием кронпринца, изменять жениху не хотела. Офицера и кронпринца связывали на тот момент лишь пара проведенных совместно операций, да два года странной дружбы до того, как Император взялся за кнут. Память у Их Высочества не отшибло, и потому он после 'обработки' ответил офицеру ненавистью той же силы, как велико было его расположение к нему до нее. Простить, что его никогда не ломали, он офицеру не мог. Попытки виконта объяснить Их Высочеству, что муштре он подвергался с раннего детства и лишь поэтому ломка не понадобилось, не были принцем услышаны или не были сочтены достойными внимания.

Так что отказ леди он воспринял в штыки.

Семь суток спустя даму похитили из дома ее родных, опоили приворотным зельем, и уже утром принц представил ее двору как свою фаворитку. Ничего особенного — за земли и титулы семья женщины готова была закрыть на это глаза, вовсе не желая класть головы на плаху. Да и принц, поначалу лишь игравший в жестокий роман, вдруг увлекся своей пленницей. И все бы ничего, если б не одно 'но'. Месяц спустя виконт покончил с собой, не пережив разлуки с по-настоящему любимой женщиной.

Наутро после его смерти она сошла с ума. Оказалось, приворотное зелье и любовь к погибшему мужчине окончательно исковеркали ей разум, оставив от цветущей азартной, пусть и несколько робкой и скромной провинциалки, яркой и манящей, как садовая роза, безразличную ко всему женщину с испуганным взглядом. Беременную к тому же.

С тех пор упоминания о ней терялись. Известно было лишь, что принц приказал построить для нее дворец в одном из предместий столицы, и изредка навещает.

Почему-то до этого дня, я, как и все (ибо конец истории уже ни для кого не был тайной), полагали, будто ребенок не родился. По сути, Лик получался незаконным внуком Императора.

От сделанного открытия я зашаталась, даже сидя, и легла в траву.

Ведь столько признаков... Внешность, у Лика ведь отцовские губы, а волосы и глаза — материнские, почти наверняка. Стихийно прорывающиеся способности, временами неконтролируемые... Когда начинали учить принца, он тоже славился своей небрежностью в магии первое время. Дальше все просто — как только Император это понял — а я не сомневалась, что ему на анализ ситуации потребовалось куда больше времени, чем мне, — шутка с кронпринцем перестала быть просто оскорблением. Мстить внуку он не стал, а вот сыграть на чести мальчика, а потом и на его гордости, вполне мог бы. Впрочем, как-то это все слишком мелко для Императора. А если... это сделал сам кронпринц? Тогда, получается, что он в курсе заговора против Императора. И, вполне может быть, один из его зачинщиков?

Я помедлила, размышляя, и отмела последнее предположение. Кронпринц вполне может вести свою игру, но уж никак не участвовать в заговоре. В пользу этих предположений свидетельствовали как законы Империи, так и обработка, которой его подверг отец. Император никогда не был небрежен с важными вещами. А полагать, что ради мести мне 'за совет' кронпринц выстроил такую сложную комбинацию, мне показалось глупым. Подобная мелочность запятнала бы его честь.

Но тогда... может, кто-то использует против Императора кронпринца?

Любое сильное заклинание перед тем, как сработать, будто вымораживает на мгновение мир, заставляет его застыть, как лягушку во льду, и так же обдает то прохладой, то жаром — в общем, тем, на основании чего строятся чужие чары. Так чувствую я, другие мои знакомые маги не разделяют мои представления. В любом случае, мир вдруг застыл и выцвел, четкая серая полоса показала траекторию удара. Я с места прыгнула в заросли, скатилась по любезно попавшемуся под ноги склону в овраг. Медленно осторожно выпрямилась. Там, где я только что сидела, полыхало черное пламя. Умопомрачающе красивое было зрелище. Черные языки, как кружевные, дрожали, ловя случайный ветер, черный цвет становился сияющим, как слюда, только куда ярче. Слепящее ярко. И запах — так не пахнет огонь. Первый оглушающий аромат магнолии, мягкая горечь кориандра с легкостью бамбука, и что-то сладкое напоследок, оседающее на небе, ужасающе мерзкое.

Ругаться на бегу, пусть и мысленно, довольно сложно, но я умудрялась. Файерболы и сгустки силы и прочие проявления простейшей боевой магии рушились со всех сторон, моего истощившегося резерва едва хватало, чтобы поддерживать хотя бы локальный щит, активизировавшийся лишь в месте контакта, но, к счастью, на скорость 'убегания' это влияло слабо. Куда ведет овраг, я не знала. Судя по стихийным эманациям Леса, того терзал творческий кризис, а значит, мои 'охотники' имели в команде либо хотя бы одного оборотня высшей категории, либо жили неподалеку. Лес всех живущих на своей территории воспринимал, как своих детей — если не начинал враждовать сразу же, и сейчас никак не мог выбрать сторону. Ставить его перед таким выбором мне не хотелось, так что я убегала.

Нет, разобравшись с руинами, я не могла, как все нормальные люди, спрятаться хотя бы или начать действовать сразу же! Я села на пригорок и уши развесила! Еще б флагом помахала — вдруг бы разминулись?! Злость на собственную безалаберность была сильной и острой, яростной. Какой-то на самом деле даже слишком яростной для такого повода — ведь я вроде бы рисковала только своей жизнью. Но эмоциям надо было найти отдушину, а ярость казалась и моему подсознанию, и мне самой куда более предпочтительной, чем комплексы. Комплексы ограничивают, недовольство собой подвигает на подвиги. Прошу простить за некоторую тавтологию, но лично мне она кажется оправданной в данном случае.

Наконец, овраг, как и положено, при исчерпанном лимите удачи, закончился и я, вся в прилипших листках и паутине, сейчас лишь помогавших сливаться с окружающим пейзажем, бодрым карьером вылетела на вязкую жирную почву. Судя по полосатости земельного участка, часть поля использовалась под посевы, а другая либо отдыхала, либо еще не заинтересовала тружеников села. В любом случае, проковыляв по грязи и окончательно изуродовав свои сапоги, я вылетела на покрытое не слишком высокой травой поле и бешеным ящером припустила по нему. По бокам раскрылись кратеры с горящими краями, но пока преследователи пристреливались, я уже почти пробежала опасный участок.

Если меня пытаются убить, значит... значит, это Лик. Как бы ни было это грустно. Не обязательно сам — но, если мои предположения о его происхождении верны, понятно, почему все это становится удобно Императору. Если история о любимой женщине его сына, психически уничтоженной не без его содействия, верна, то я могу понять и его чувство вины перед единственным наследником крови их обоих и ее психологическим преемником. Я не упоминала, что принц на той сумасшедшей даже тайно женился? Был шанс, что после брака она обретет разум.

Шаг, шаг-шаг-шаг-шаг, или как еще назвать движения бега? Трава упруго пружинила, некогда распаханное, а потому вычищенное от камней и неровностей поле оказалось крайне удобно для бегства. Бегать поначалу я не любила, но когда-то пристрастилась вместе с Ашером. Он, пока был мелкий, не переносил больших нагрузок — слабая спина. Так что я, едва встав, сначала ковыляла с ним рядом, потом ходила, а потом побежала. Это было после того первого полета в никуда — Ашер лишь после того стал показывать мне свои слабости. Впрочем, краем сознания я никогда не исключала возможности крайне удачного притворства, призванного помочь мне преодолеть те или иные комплексы, либо закрепить какие-то навыки, без его активного вмешательства представлявшиеся мне запредельными.

Но вернемся к ситуации, все равно еще столько бежать до вот той опушки, что не то что анализ, философский диспут провести можно!

Выставив меня 'жертвой' своего гнева, Император задал правила игры, и мне вовсе не льстило, что он счел меня особой столь незначительной. С другой стороны, мы растем на ошибках наших врагов... Тьма, я назвала врагом Императора?! Пропустим. Нет, не 'на завтра', просто для меня это сейчас слишком глобальная парадигма, и к ее принятию я не совсем готова. Всем известна опасность создания 'жертв' в народном сознании — и не столь важно, что за народ. Если существо идет против системы и подвергается личному преследованию, всегда найдутся те, кто, возведя его деяние в абсолют, развернут из огонька свечи полноценный пожар. Такое положение мне и лестно было, и удручало. Ну, если я смогу отсюда сбежать — то точно начнет просто льстить. Я еще никогда не была одна и в личных врагах императора. Растете, темнейший!

Сдержав нервное хихиканья, я заставила себя подавить очередной наплыв истерики и упорно выпрямила синусоиду эмоциональных реакций организма, чтобы не переключаться от равнодушия к боевому горну. Меч в руки и барабан на шею, это, конечно, хорошо, но мне еще столько всего сделать нужно!

Не знаю, когда, но я уже точно знала, что останусь Виром. Нет, я вовсе не собиралась отказываться от себя — но... Магистры столько сделали, чтобы создать мне морок. Столько усилий приложили. Да и магия осталась последним даром кое-кого из них. Некоторые чары не рушатся со смертью создателя. На глаза навернулись слезы, я фыркнула самой себе сакраментальное 'мужчины не плачут', сдержала нервный смех и, без единого звука, провалилась под землю.

Треск, полет, тупой удар коленками о какие-то корни, пыль и далекий свет. Кое-как протерла глаза, стараясь не терять время. Мне повезло — влево от полости, куда я свалилась, тянулся низкий туннель. В полный рост не пролезешь, а проползти хватит. Ждать здесь преследователей желания не было, а пока я буду выбираться наверх, потеряю даже нынешнее незначительное преимущество. Я юркнула в туннель, и в этот момент в яму за моей спиной ударил огненный шар. Щит спас мою пятую точку от ожога, но взрывной волной меня буквально ввинтило в подземный ход, снесло последние остатки защиты, и туннель вдруг просел там, где я была недавно. Сверху слышалась ругань. Я потрясла головой, тщетно вытряхивая пыль из волос — та тут же снова насыпалась с потолка, — и, шмыгая носом и максимально деликатно чихая, поползла вперед. В отличие от Храмового Меча, Синее Пламя за стенки не цеплялось. Но, честное слово, если б я его нашла при побеге, мой Храмовый меч, плохо сбалансированный и тяжелый, все равно его б с собой тащила. Демонова сентиментальность! Я не говорила, что у меня клаустрофобия?

Мне казалось, я ползу уже сутки. Сердце билось в горле, но умений пока держать себя в руках хватало. Тяжелый землистый воздух пах каким-то зверем, видимо, и прокопавшим эти норы. Оставалось надеяться, что, раз он норный, ход куда-нибудь да выведет. И мне не приведется столкнуться с первичным правообладателем.

Я остановилась, потрясла головой и перестала мыслить какими-то невыносимо глобальными категориями, так что понятие 'первичного правообладателя' сменилось 'хозяином норы'. Куда более емко и актуально.

Почему-то меня всегда, когда я сильно нервничаю, тянет в философию. Вот и теперь, ход сужался, клаустрофобия обострялась, а я, рискуя застрять навсегда, размышляла о том, что, вполне вероятно, организация вселенной похожа на организацию мозга. Нейроны и десятки тысяч связей между ними смутно напомнили мне галактики, планеты, метеориты и звезды. Ну, и все остальное, по аналогии со свободным электроном. Или это уже не философия, а теоретическая биокосмология?

Я так задумалась и так сосредоточено пробиралась сквозь сузившееся пространство, что пещеру обнаружила лишь когда выпала в нее, проломив не слишком хрупкую кладку.

Это было нечто невероятное! Начнем с того, что в пещере приятно пахло, воздух был свеж, а у дальней стены плескалось пусть холодное, но озеро! Человеку так мало надо для счастья! И всегда, чего бы он ни достиг — пусть немного, но больше.

Побросав, как придется, остатки доспеха, я с разбегу плюхнулась в озеро, и... утонула. Вода была ледяная! Выбравшись ползком на берег, фыркая, кое-как умылась, дрожа. Вода была будто зачарованный лед, который замерз — но все равно жидкий. Однако лучше у меня не было, а резерв я почти исчерпала.

Я посмотрела на синеющую ногу, на воду, и коснулась поверхности ладонью. Пальцы сразу свело, но мне всего-то и нужны были несколько секунд. Если не можешь что-то взять, попроси. Не знаю, ни с кем кроме стихий, я так не делаю. Но стихий сильны и завораживающе красивы, их и попросить не стыдно. Я к тому, что в отношениях со стихиями наиболее очевиден принцип 'с чем придешь'.

Мысли разбегались, как тараканы. Но, когда я, все же, вспомнила про озеро и посмотрела на воду, та слегка дымилась и стала горячей, а в глубине резвилась смешная зверушка, похожая на котика, на карпа и на райскую птицу разом, смешно выкатив глаза.

Все рыцари в душе хомя... то есть, запасливые. Поэтому, порывшись в своих вещах, я вынула помятую горбушку, и, не задумываясь, покрошила ее подземной ундине. Чудо по пояс высунулось из воды, поймало все крошки и счастливо рассмеялось. Перезвон весенней капели взвился под своды и затих. Под этот перезвон я и рухнула в воду снова.

Когда я выбралась из горячей воды обратно на камень, ундина глянула на меня, дунула, посылая волну горячего воздуха, и с плеском исчезла в глубине водоема, устремившись куда-то по подземным каналам.

Спасибо я ей говорить не стала. Как и большинству древних. Эмоции были важнее слов.

Кое-как поднявшись, оделась, обнаружив, что она еще и одежду мою очистила. Натянула несколько потертую броню, меч, плащ, и куда более внимательно оглядела пещеру. Та казалась естественной. Сталактитов и сталагмитов не было, только пара наростов на стенах, да рубиновые проблески в камне. Присматриваться я не стала. Может, рубины, но может и зверь оказаться. Так что куда важнее найти отсюда выход. Я вернулась к туннелю и от него побрела налево, касаясь стены пещеры ладонью.

Вызов застал не вовремя, как всегда. Господин посол как раз пытался связаться с одним из своих шпионов, пропавших недавно, когда зеркало на стене помутнело и стало противно звенеть. У него была минута на то, чтоб решить, как себя вести, что сказать и что именно показать он хочет. Эстебан посмотрел на себя в нормальное зеркало, оскалил длинные клыки, и с усилием принял человеческий облик. Убедился, что все идеально, и лишь после этого легким жестом заставил серебряную муть в зеркале рассеяться.

Визави был в черной роскошной военной форме, с галунами, аксельбантами и всем, чем положено. Серебряная окантовка ему шла, куда больше, чем золото. Дракон вздохнул.

— Они его упустили! — тяжело дыша, выдавил мужчина и порывисто осушил кубок с вином, который до того держал в руке.

Распахнутый ворот, не застегнутая рубашка — когда успел, если вот только что был застегнут на все пуговицы? Интересное совпадение. Дракон помолчал, чувствуя, как меняется его улыбка, буквально прилипая к губам, а голос делается по-змеиному вкрадчивым, шелковым, нежным.

— Ты хочешь сказать, что, в нарушение нашей договоренности, послал за Виром кого-то, кто, помимо всего прочего, еще и облажался? — мягко уточнил он.

Дипломатический статус он получил не за красивые глаза. И улыбка, и тон, и выражение глаз были безукоризненно вежливы и светски учтивы, вот только синеглазый как-то странно запнулся, не в силах отвести от него взгляд.

Загрохотал отброшенный кубок. 'Помнется, обязательно, помнется', — с сожалением подумал дракон. Живое мэйнийское серебро всегда изящно, и хрупко, в отличие от большинства творений этой расы. В конце концов, у него другое свойство. Из кубков таких можно хоть кислоту пить — ничего не случиться, все во благо пойдет. Не зря ведь серебро живое. А этот варвар... Иногда Эстебан жалел о тех временах, когда все мэйны еще были единым народом. Артефакты тех времен всегда манили его. Распавшись же на подвиды, мэйны потеряли большую часть своих умений и способностей.

Кажется, удалось успокоиться. Дракон устало вздохнул, зная, как подавляемая ярость расцвечивает золотыми вспышками серебро глаз, возвращая им часть потерянных со сменой облика гипнотических свойств.

Впрочем, он еще не завершил моральный разгром противника.

Посол Эроха медленно закурил, выпустил тонкую струйку дыма — куда более естественно, чем многие люди. Но ведь люди не дышат огнем обычно почему-то, не правда ли? Хотя его самого всегда забавляла эта идея — дышать огнем. Как можно им дышать? Впрочем, все это лишь незначительные мелочи, способ отвлечься, пока размышляешь.

— Итак, — он наслаждался агонией собеседника, с садистской медлительностью забивая последние гвозди в крышку гроба, пусть и только в ментальном плане. — Ты полностью провалился как тактик, а теперь, сорвав мне игру, мне же и плачешься? Мило...

Последнее слово произнесено зря. Это дракон понял, когда вина в глазах собеседника вдруг сменилась темным огнем.

— Тебе не кажется, что даже приятельские отношения не предполагают право посла требовать отчета от носителя имперской крови?

Молодец. Эстебан сейчас им гордился. Дракона ничуть не беспокоили собственные противоречивые чувства. Когда-то давно он уже выбрал этого человека из всех, и сейчас был рад подтверждению того, что не зря сделал этот выбор.

— Представитель имперской крови справится собственными силами, без скромной помощи посла маленького островка? — тем не менее, не преминул щелкнуть по носу несколько забывшегося собеседника он.

Мужчина вздохнул.

— Ладно, закроем тему. Его комиссия упустила, да еще их Император охоту открыл. Ты знаешь, что Храм уничтожен?

Дракон подобрался.

— Уничтожен? — чуть слышно.

Синеглазый застыл, завороженный диким блеском его глаз.

— Да, — тихо.

Не испуганно. Отнюдь. Скорее, выжидательно, что вполне вероятно. У него была хорошая интуиция. Эстебан усмехнулся. Драконы мыслят не как люди или мэйны, или большинство разумных сознаний. Их мозг способен одновременно решать множество вопросов сразу не в подсознании, а в активном режиме. Это всегда было и их преимуществом, и слабостью.

— Тогда не беспокойся. Во дворец паладин придет сам, — неожиданно спокойно заключил дракон.

— Ты уверен?

Посол Эроха задумчиво потер подбородок, жалея об отсутствии хвоста, которым можно было бы щелкнуть, снимая излишек агрессии, и расслаблено уронил руки вдоль тела.

— Я хоть раз ошибался? — спросил насмешливо. — Но ты не беспокойся, мы ему в этом немного поможем...

Собеседник в зеркале усмехнулся. Нервозность с него спала, как слишком узкий в плечах камзол, сменившись обманчивой леностью. Лентяй, дуэлянт, завзятый картежник, начинающий алкоголик и гуляка, каким считали его почти все, кто его знал, мог быть смертельно опасен. Нет, не так. На самом деле, он был смертельно опасен. Сам по себе, без подвластных ему легионов и влиятельных родственников. Вот только тех, кто это знал, в Империи Света было едва ли трое-четверо.

— Хорошо, — сказал синеглазый, встряхнул длинными темными волосами, в беспорядке рассыпавшимися по плечам, и грубовато потянул к себе то ли мальчишку, то ли худощавую девушку-подростка.

Эстебан не стал дожидаться начала миниатюрной оргии. Кивнул на прощанье и в воздухе вычертил знак. Зеркало, ярко вспыхнув, очистилось и послушно отразило комнату.

Посол Эроха потянулся всем телом, снова частично меняя форму. Проверил защитные заклятия, и с каким-то детским удовольствием хлестнул по колонне у окна хвостом, самым кончиком.

Колонна не устояла.

Судя по далекому гулу, вопрос с обвалом мои преследователи все же решили, так что не стоило в этих пещерах задерживаться, ожидая, пока они с гедонистическим мазохизмом сначала расширят туннель, по которому я ползла, облицуют мрамором, застелют красной ковровой дорожкой и вежливо позовут поужинать. Я огляделась, ускорилась, переходя почти на бег, стараясь только не шуметь сильно — кто знает, чем обернется нежданное эхо. Хотя, приступи они к реализации блиц проекта моей бурной фантазии, я бы очень удивилась.

И, тем не менее, не смотря на бредовые мысли, — я все так же шла вдоль стены, с другой стороны клубился легкий туман, не давая разглядеть ничего толком, а пещера казалась бесконечной. Только недавно покинутый мною водоем за спиной журчал, доказывая, что это не сон.

Великая Тьма, почему я ундину про выход не спросила?! Головой о стену побиться, что ли? Но возвращаться уже не тянет, если честно. И не надо тут про блондинок, хоть я уже и белая, а не просто светловолосая. Все задним умом хороши. Бурча себе под нос, я, наконец, остановилась. Поисковые заклинания никто не отменял, хотя мне ими не часто пользоваться приходилось. Ашер всегда сам находил любые дороги. Горло сдавило, но я не позволила себе раскиснуть. Прикрыла глаза, выпуская толики силы, как сотни бабочек, разлетевшихся вокруг. Все шире и шире. Минут через 20, оперируя возникшей перед глазами конструкцией из более чем миллиона бабочек-точек, я уже знала, что иду не туда. Не открывая глаз, оттолкнулась от стены. Конструкция, выстроенная в сознании, качнулась, потом выровнялась.

Выход, или что-то вроде, обнаружился в центре пещеры. Это был естественный желоб, выточенный водой в камне, и уходящий вверх по уклону. Оставалось надеяться, что он не утыкается в тупик или в пласт проницаемой породы чуть дальше. Обдирая руки, я забралась на этот своеобразный дебаркадер. И застыла. Туман. Если здесь туман — то где-то рядом есть озеро! Иначе бы, без ощутимого присутствия магии, не было б так влажно! Так, но теперь будем умнее. Я мысленно протянула невесомо тонкие ниточки к каждой из бабочек, и отправила их наверх по желобу, не выпуская мысленно нитей. Вскоре новая картинка обрела объем в моем сознании. Желоб выводил в какой-то неровный коридор, потом тот раздваивался, одна часть вела вниз, вторая — вверх. Лично я б пошла вверх, но бабочки почему-то настаивали на нижнем коридоре. Поисковое заклинание в роли советчика?! Мне пора срочно отсюда выбираться, пока я не вырастила здесь деревья и с камнями дружбу не завела.

Тем не менее, выбравшись к развилке, я и вправду пошла по тому ходу, что вел вниз. Немного покружив, тот вдруг выровнялся, и сменил направление на вертикальное. Покосившись на меч, я снова запустила бабочек, используя их теперь еще и как тросы страховки, и стала карабкаться. Наверное, если б не бабочки, я б не забралась — кое-где камни сменялись пластами сухой почвы, в пыль крошившимися под пальцами. Тогда я мысленно натягивала идущие от меня к бабочкам нити, и, пользуясь этой кратковременной поддержкой, взбиралась чуть выше, туда, где уже было, за что схватиться. Распределенная нагрузка позволяла бабочкам без особого труда держать мой вес в эти мгновения, но рисковать зря я опасалась. Жаль только, монотонные действия не оказывали полезного воздействия на разум. Меня не успокаивала работа. Храм, гибель скакуна, погибшие магистры и все странности моего бессмысленного путешествия навалились на меня одним махом, будто прорвало плотину.

Для экстренных случаев всегда есть выход. Странное это место, и все же, когда ни к чему не лежит душа, каждый в Храме знал, куда пойти. Серые Леса — так почему-то назвали то, где никаких лесов-то и в помине не было. Что было? Серебристый туман, и такой чистый воздух, что не надышишься. Как перед смертью. Къярен говорил, ощущения те же. Если долго смотреть в клубящееся нечто, давно потерявшее сходство и с Тьмой, и со Светом, то чудится, будто в пологах живого неона, в сиянии переплетающихся невесомых прядей возникают фигуры. Здесь никогда нельзя вызвать тех, кого ты хочешь позвать. Но они иногда приходят. Сами.

Алуриан говорил, что Дар до безумия боится этого места. А мой наставник, сэр Ламир, водил меня сюда каждый раз, когда усталость перехлестывала пределы моего тела, выплескиваясь наружу злыми отчаянными слезами не боли, а досады, непонимания, неприятия. Так умеют только дети.

Узнав об этом, о наших походах сюда, Яшма в первый раз на моей памяти взбесился и вызвал на дуэль их обоих. Алуриан подловил его и выиграл бы, если б не мой наставник. А сэр Ламир проиграл. Он никогда не дрался всерьез, если не собирался убить. Яшму убивать он не собирался. И я никогда не задумывалась, а смог бы?

Вот только не дай Тьма прятаться здесь. Только пустота в душе — единственное, что оправдывает приход с точки зрения Серых Лесов.

Других они убивают. Тени убитых, дрожащие, возникают то тут, то там в тумане, бормоча невнятно, заламывают тонкие исхудалые руки. У них не остается ничего — ни воспоминаний, ни имен, ни тел — одна тоска. Глубокая, бескрайняя, такая, что если впустить ее в себя — сердце останавливается само.

Бредя по медленно поднимающемуся туннелю, я и сама не заметила, как будто раздвоилось. Тело как автомат шагало по коридору, а я вглядывалась в серую муть до боли в глазах.

Но пришли не они. Пришла Вивиан.

Шорох роскошных юбок, черные волосы в пол слабо вились, пенное кружево закрывало руки до кончиков пальцев. На плечах — короткая пелеринка, скрывавшая вырез. И длинные резаные раны на бедре, зияющие порезы в прорехах платья.

— Привет, Вир, — она улыбнулась, будто не чувствуя боли, не замечая порезов. — Это? Это не страшно... — вздохнула, взглянула на меня с милой улыбкой.

Я сообразила не сразу. Платье было сверху светлым, персиково-золотистым, снизу вдруг насыщаясь карминово-алым цветом, чуть диссонирующим с отделкой. Юбка оставляла алый след за ее спиной, постепенно рассеивавшийся в тумане.

Это была не краска и не нехватка вкуса. Юбку пропитала кровь.

Черноволосая девушка усмехнулась, погладила влажную парчу.

— Несколько экстремально... но тоже неплохо, верно?

У нее была странная улыбка, похожая на усмешку Алекса, но куда менее светлая, что ли. Будто ей не удалось тобой закусить, лишь попробовать на вкус, и теперь она предвкушает игру в кошки-мышки.

Кто они вообще такие, эти существа, являвшиеся ко мне во сне?!

Вокруг девушки заклубилась магия, какая-то древняя и полузабытая сила... Она шагнула ко мне, протягивая тонкую белую руку с кровоточащими ногтями... Вдруг в серебре безвременья вспыхнул луч золотого света, и Блейр легко спрыгнул на приветственно звякнувший туман. Никогда не думала, что туман может звенеть. Но, кажется, пожелай он — и здесь и сейчас туман бы даже петь ему согласился.

— Убери эту мерзость, — уронил принц лениво, и небрежно отгородился от нее сияющим золотым крылом.

— Уйди! — низко прошипела та, назвать кого девушкой у меня уже не получилось бы при всем желании. — Уйди, я в сссссвоем праве! — между двух тонких черных клыков проскользнул черный змеиный язык.

— А я в своем, — уронил Блейр невозмутимо, повернувшись к ней лицом. — Уходи отсюда, Вириэль, — сказал мне тихо.

— А ты? — я сама не соображала, что говорю.

Но оставить его одного здесь с ней...

Принц обернулся, одновременно не выпуская ее из поля зрения.

— Иди, Вир, — с ехидной усмешкой. — Я до тебя еще доберусь.

— Нет! — взвизгнула Вивиан, бросаясь мимо него ко мне. — Мое!

Это было по-настоящему жутко — но ее казавшаяся мертвой и сгнившей изнутри кожа, и раны, и безумная одурь в глубине глаз — все это зачаровывало, как могут только глобальные катаклизмы. Которым нечего противопоставить.

Он поймал ее на лету. Обхватил за талию, целуя в шею. Под его ласками Вивиан снова становилась живой. Вдруг побелела только.

— Иди, — прорычал принц мне в лицо и мысленно подтолкнул в спину.

Где-то вдали взвыл волк, и я упала, одновременно выбираясь наружу, под свет солнца — там, где все это время брела моя телесная оболочка. И, уже медленно 'всплывая' в реальность, я чувствовала, как уходят все воспоминания об очередном... сне? Видении? Бреде?..

Глава 24.

Жизнь тем и хороша, что не всегда соответствует нашим ожиданиям!

Макс Фрай

Окна расположены так, что пронизывающие их лучи света падают на мозаичные полы в шахматном порядке, и свет льется вопреки законам физики — я точно знала, что в полдень солнце где-то над головой, освещает ажурные крыши, а лучи под углом в сорок пять градусов касались пола с обеих сторон длинного арочного павильона. Монсальват, "гора спасения", замок посреди долины гейзеров, также именуемый Киернаг, "горная крепость", великий оплот Света и сердце столицы Империи, встречал свежестью и прохладой.

Если Ард-ти-Рис, резиденция темного Императора, всего лишь парил над пропастью, считавшейся бездонной (на самом деле там скрывался шестой отдел и ворота ада, но это уже закрытая информация), то Монсальват будто рос из земли. Все эти шпили, переходы, корпуса, веранды, балконы и арки, белые, чуть сияющие в свете луны, матово строгие в свете солнца, поднимались ввысь легко и мягко, без заметных глазу переходов, углов или стыков. Пилястры, колонны, фронтоны, барельефы и бесконечные мозаики на стенах, живые картины, менявшиеся, стоило лишь вдохнуть. Дворец казался неземным и ажурным, необыкновенным.

И все же главным элементом декора здесь оставался свет. Пологи, решетки, водопады, занавеси и двери, порталы, пронизывавшие его сетью "коридоров", зеркала и радуги — оптические в большинстве своем эффекты превращали даже самый простой барельеф в невиданное чудо и ожившую сказку. Должна признать, я, как и все, была околдована красотой дворца.

Вздохнув, я тоскливо покосилась на рукоять меча на боку, с серебристым оттиском пломбы, и, пересекая шахматный ковер световых пятен, шагнула к ажурным створкам.

— Ви... — грянули герольды первый слог моего имени.

А я на миг провалилась в прошлое.

Приняв решение над развалинами Храма, я вдруг уподобилась гончей. В смысле — проявила море трудового энтузиазма, но мало стратегического. Видимо, так сработало подсознание, но недавняя нерешительность и бездействие вдруг сменились дикой жаждой действия и идеально выверенным чувством цели. О, если б еще мозги простимулировали, было б и вовсе замечательно! Увы, с последним мне не повезло. Но кое-какой план я осилила. Выбраться на территорию Империи Света, разыскать ребят, зарыться в бумаги, навести шухер и вернуться за остатками своего ордена домой, заодно либо свергнув, либо, хотя бы, ощутимо щелкнув нашего Императора по носу. Простейшая программа, правда? И прошу простить мне временное помрачение рассудка и измену высокому слогу. Иногда... мозгам нужна разгрузка.

Вообще-то, с имперской погоней за плечами и после предательства Лика, да еще и без коня, перемещаться куда-либо не так чтоб просто. Про порталы точно можно забыть, эти в первую очередь закроют или попросту отследят. Оставалось идти своим ходом, что долго, опасно и... ладно, единственный пока выход. Впрочем, идея меня все-таки осенила. Однако прежде стоило кое-что доделать, раз уж я решила быть последовательной в своих поступках. Я посчитала, что почти не потеряю время, зато сокращу насущные дела на один пункт, дабы не возвращаться к ним больше. Ибо решить проблему вампиров — это все равно оставалось поручением Храма.

Лунный свет падал на шатры из индигового шелка, освещал кажущийся пустым лагерь, невесомо и мягко ласкал длинные пряди тумана, завивая их причудливыми кольцами томного, невнятно-волшебного экстаза. Мэйны гении, особенно если отдают своей профессии все свои многосотлетние жизни, но и им свойственны перегибы. Где вы видели пустынный лагерь посреди леса, с горящими кострами, но без следов битвы, хотя бы нападения, или, на худой конец, призраков? Хотя как раз костров почти не было видно, это я их автоматически по тепловым излучениям засекла, а так — лишь светлячки да блуждающие огоньки порхали вокруг.

Обманчивая безмятежность пейзажа, стоило на миг опустить ресницы, просчитано выдохнуть чуть громче, чем беззвучно, сменилась вдруг... Чем-то. Я спрыгнула с ветки раскидистого дуба, ненадолго ставшего моим укрытием, и бестрепетно вышла в центр лагеря, где было поменьше тентов. Мгновение. И вот уже вокруг, молча и неподвижно, будто статуи, а не живые существа, замерли тени. В черно-серебряном с головы до ног, узких прикрывающих скулы и часть лба масках, мэйны казались порождениями кошмаров. Их взгляды впивались в меня с неприкрытой угрозой.

Я молчала. В абсолютной тишине мы совместно тянули время, но я не могла позволить себе проиграть. Если б я попыталась прятаться, будучи обнаруженной, уже бы пели стрелы. Но я возникла ниоткуда — и замерла у них на глазах, а значит, осознанно дала знать о своем присутствии. Это немного другой уровень. Да и не военная база здесь все же. Всего лишь военный лагерь, а значит, нет приоритета в уничтожении всего живого. Им должно было стать хоть немного, но интересно, узнать, что я здесь делаю. Если получится начать диалог — я справлюсь. Иначе... О плохом я старалась не думать.

Время шло, ночной ветер обдавал прохладой, я ежилась под его прикосновениями, но не шевелилась, хотя ощущала, как кто-то незаметно передвигается вокруг меня. Это не акулы — встречай их или не встречай лицом к лицу, им все равно. Оставалось только ждать. И я ждала. Не помню, как назывались спецподразделения у мэйнов. Но сейчас сомнений у меня не оставалось — в окружении кто-то из их спецназа. Насколько я могу судить, при условии наличия в той или иной степени близости командира, не получив приказ, в беседу вступать они не будут. Чувства же юмора присутствующего офицера может быть достаточно для того, чтобы простоять тут до послезавтра. Вдруг я дам повод для захвата и позволю им поиграть? В этих своих 'играх' мэйны мало отличаются от своих темных братьев, разве что только куда яростней отрицают эту часть своей сути. Но дроу язвительней. Правдивей. И злее. Воспитательный и психологический ход — все мэйны обожали такие комплексные многоуровневые решения. Вот только у меня не было столько свободного времени, а значит, стоило их поторопить.

Я вздохнула, порылась во внутренних карманах, чувствуя сотни смертельных заклятий, стрел и клинков, готовых изувечить мою бренную плоть, а существа вокруг чуть потягивались, готовясь к возможному бою. На самом деле это, конечно, были не потягивания, да и видок у тех, кого я имела удовольствие наблюдать, был вполне привольным. Но я драться умела достаточно, чтоб понимать, что как раз это опасно. В таком состоянии тело куда слабее воспринимает удары, и легко переносит то, что в любом другом случае даже мэйна б искалечило. Хотя приятно, конечно же, понимать, что к такой осторожности их подвигла я. Или пункты Устава.

— Я хочу видеть Лиса. Он ждет, — сформулировала я, наконец, и небрежно стала качать на пальцах "первый" экземпляром мэйнийского письма, зацепив вдруг хрустальный ключ, и чуть не выронив его из-за пазухи. Понятия не имею, откуда он взялся. Ведь несколько раз искала после того чудесного "исчезновения". С другой стороны, я знала, что некоторые артефакты могут быть не просто с характером, но и обладать своеобразной имитацией разума. Тьма, неужели этот ключ, что подсунул мне Лаки, все-таки артефакт?!

Выдвинувшийся из общей массы мэйн даже в своем черном облачении с серебристыми полосами наискосок не мог скрыть королевской осанки. Узор, кстати, неуловимо менялся, подстраиваясь к окружающему пейзажу. Солнечный, поняла я, когда он, сняв с лица маску, сузил золотистые глаза, и забрал у меня послание. Пробежал глазами. Никаких фальшивок я не делала, это была стандартная копия-морок, связанная с оригиналом письма и потому полностью ему соответствующая. Для каждого зачарованное мэйнами послание может нести что-то свое. Но я понадеялась, что ничего крамольного он не прочтет.

— Хил-тар Лэрхэд, — представился золотой, вернув мне послание, и любезно 'не заметив', как я застыла.

Еще одно отличие. Мэйны соблюдают этикет хотя бы внешне, впрочем, ничего не забывая и не упуская из внимания. Большинство дроу б не отказались от возможности меня высмеять. Причем делали б они это из тех же побуждений, из которых мэйны предпочитали вежливо 'не замечать'. Так! О чем я думаю?.. Я покосилась на золотоволосого. Наследный принц дома участвовал в осаде?! 'Хил' — частица именования наследника, 'тар' — приставка королевского имени. Хил-тар вместе означало, что Лэрхэд — первый из наследующих. "Во что влезли вампиры?" — старый вопрос, на который я еще не нашла ответ, всплыл в памяти и с удвоенной силой застучал о стенки мозга. Неудачная метафора.

— Ви... — начала я и поперхнулась. Судорожно вдохнула, — раэл, — из последних сил закончила я.

Хотела исправиться, как отдышавшись, но мэйн не дал мне такой возможности.

— Идем, — сказал он сухо.

Главное, не запутаться с именами. Хотя Вириэль и Вираэл — не такая уж большая разница, что-то я читала про "Вираэля". Или 'Вираеля'? Как-то отозвалось имя. Но бежать за мэйном и объяснять, что я не обманул, а всего лишь поперхнулся — безнадежно поздно, как-то странно, не внушает доверия и слишком рискованно. Ситуация и без того не из легких. Задумавшись, я так ушла в себя, что, когда мой провожатый остановился, уткнулась носом ему в спину между лопаток, да еще и невольно подтолкнула так удачно, что, чтобы не упасть в котел, он совершил поистине олений прыжок вверх и вперед, одновременно смещаясь влево. Счастливо разминулся с несколько ошеломленными его телодвижениями телохранителями, и с чувством выполненного долга налетел на веревку крепления. Шатер, жалобно матюгнувшись на три голоса, сложился, погребая только высвободившего ногу из веревок солнечного под мокрым шелком. Зарычав, Лэрхэд забился в объятиях непокорного переносного 'дома', но лишь еще больше запутался в метрах насыщенно-синей ткани, став похожим на спеленатого не слишком умелой матерью младенца. Шелк, до того успешно противостоявший непогоде благодаря натяжению, сейчас вцеплялся в него всеми своими частицами, грозя задушить героического воина.

Телохранители по бокам уже схлопнувшегося входа в бывший шатер так и стояли, вежливо приоткрыв рты, и с ужасом смотрели на мельтешащие под тканью фигуры. Вот те сместились, кто-то, судя по звуку, споткнулся о солнечного, и началась форменная каша. Пока начальство развлекалось, мы с телохранителями переглянулись, скромненько сели на кочки у выжившего благодаря моему храброму сопровождающему костерка и дружно наполнили чашки. Разговаривать мы не могли — субординация и законы военного времени не позволяли поговорить безнадзорно, не будучи уличенными в предательстве и шпионаже, — но вот совместно попить чай, пока офицеры балуются, негласные правила вполне позволяли. И попили. А потом попили и еще и еще раз... А высокое начальство все развлекалось и развлекалось! Наконец на бурные вопли сбежалась половина лагеря. Я прислушалась.

— А... а... а... ну, вот... еще... еще немного! Ааааааа! — истерически воззвал высокий красивый голос, с характерным придыханием.

— Терпи! Он еще не кончил! — пробурчал недовольно чей-то бас.

— Если ты не будешь кусаться, я кончу гораздо быстрее! — зашипел разъяренной кошкой третий, с упором на каждом слоге.

Упавшая ткань шевелилась и мерно дрыгалась влево-вправо, на манер метронома весьма экзотического вида.

— Арррггхх! — раздавались периодически приглушенные стоны, напоминающие придушенный рык.

Мы с телохранителями переглянулись. Не особо скромные, вообще-то, воины вокруг дружно заалели, не смея сорвать с увлеченного процессом командования полог тайны, и как-то очень стыдливо косились в мою сторону, не решаясь смотреть в глаза, так что вся тяжесть ответственного решения легла на наши с телохранителями плечи.

— Я тороплюсь, — заявила я, поднимаясь.

Мое решение послужило "спусковым" механизмом — оставить меня 'наедине' с начальством они не могли, пришлось рисковать очередной выволочкой. Работа телохранителя в этом смысле вообще неблагодарная. Мы втроем встали по краям от острохарактерно шевелящейся ткани, и одновременно взялись за края. Считать вслух не пришлось — мэйн с изуродованным лицом дважды медленно кивнул, а на третий раз мы рванули шелк вверх.

Перестарались, поняла я, когда мешок из синего шелка взлетел к небесам и с треском упал в крону большого дуба неподалеку, где и повис, раскачиваясь. В этом своеобразном мешке уже даже матом не ругались. Разве что мой проводник выпал из складок и откатился к моим ногам.

Вздохнув, я принялась его распутывать, пока охранники разбирались с "люлькой".

Солнечный был так ошарашен, что лишь смотрел куда-то в иные дали незряче, да хлопал длиннющими ресницами. Распухшие губы, расширенные глаза и прижатое к голове левое ухо делали его умилительно трогательным. Из мокрого шелка он и сам выпутался, пока падал, зато веревками оказался почему-то обмотан с ног до головы, и с дырой на бедре. Понятное дело, никто нечего объяснять не стал.

Под тихие шепотки и смех я медленно отстранилась и обернулась.

У дерева, под обрывками шатра, сыгравшего роль парашюта, стояли два мэйна и почему-то огромный орк. И сладко, садистски так, мило улыбались.

Их рывок я почувствовала интуитивно.

Следующий час я бодро скакала по лагерю, эти трое "оргиелюбцев" воодушевленно наяривали вслед за мной, то пытаясь неспортивно взять в клещи, то банально окружить, а за ними на порядочном расстоянии перемещалась добрая половина лагеря, не в силах упустить такого зрелища, но и попадаться на глаза проштрафившемуся начальству не желая. Прятались они мастерски, а я о них узнавала, лишь когда в очередной раз пробегала по чьим-то рукам, головам или спинам, и слышала приглушенную ругань.

По-моему, лучше б это была оргия...

— Что. Здесь. Происходит? — спокойный и вроде бы негромкий вопрос прозвучал громом среди ясного неба.

Мы непроизвольно приостановили забег, синхронно обернулись. Поскользнувшись на мокрой траве, пытаясь зависнуть на склоне небольшого холма, я чуть не упала, но кое-как удержалась на ногах. Еще и Лэрхэд, не участвовавший в 'гонках', вдруг поддержал зачем-то. Дожила! Или это было выражение дружеской симпатии?

— Так что здесь происходит, позвольте полюбопытствовать? — подошедший к нам мэйн не был ни величественен, ни особо красив по меркам своих собратьев.

Вот только почему-то при виде его навытяжку встали все, даже я сама. Взгляд тускло светящихся серых глаз оббежал разгромленный лагерь, остановился на мне:

— Вир? — усмехнулся он после недолгого размышления. — Надеюсь, наши воины сумели доставить Вам радость?

Я не могла себе позволить отвечать на шутку шуткой, какой бы двусмысленной та ни была, а потому отомстила иначе — без перехода заведя разговор о деле:

— Это Ваше письмо? Я не смог прибыть в назначенный день.

— Этот день сегодня, — мягко возразил мужчина.

Посмотрел на своих офицеров и союзников, покачал головой. И вдруг, сбросив свой плащ, накинул его мне на плечи.

— Не простудитесь, пока я решу одну проблемку, хорошо? — попросил ласково.

— Вы — Лис? — нахохлилась я, не зная, раздражаться дальше или смириться. — Позвольте полюбопытствовать, Ваш возраст достаточно велик, дабы проявлять снисходительность к воинам?

Если ему больше двухсот... Тогда да. И я, даже как Вир, существо хрупкое и слабое, и спорить не могу. Ибо тогда так и есть — по его меркам.

— Тысячу восемьсот, — уронил Лис тихо, ответив сразу на оба вопроса.

Подмигнул мне и вдруг распрямился. Два шага — но если со мной рядом стоял дипломат, то к устроившим балаган подчиненным шел уже чуть ли не Император. Какая-то мысль засела в сознании. Чуть ли не?.. Я встряхнула головой.

— Выпей чаю, Вираэл, ладно? — искажая мое имя на старинный манер, попросил Лис, не оборачиваясь, неожиданно меняя тон беседы.

Забавно. Я прошла первый тест или заслужила неуважение? Глядя на узкую спину, я почему-то решила, что первое вернее. Этот не стал бы так утруждаться. Кто-то из ординарцев поспешно поставил рядом со мной поднос с заварочным чайником, и зачарованный кувшин, в котором вода ледяная, а как решишь наливать — меняет температуру по желанию, причем обходясь без энергообмена с окружающим миром. В походных условиях, когда не всегда можно магию применять, очень удобно. Вздохнув, послушно налила себе чаю. Подумать только — он старше нашего Императора!

Чай пах малиной и мятой, и ласкал горло. Еще на первом глотке я знала, что на напиток наложены чары 'забыть ненужное' — были такие когда-то. Но я пила. Потому что была к ним готова, и позаботилась о том, чтобы иметь возможность вспомнить. Чуть позже. А врагов иногда стоит вводить в заблуждение.

— Позвольте поинтересоваться, джентльмены, — негромко и мягко начал древний в преувеличенно-старомодной манере, подобрав кусочек синего шелка, — почему за все время, пока я шел к вам, меня не остановил... и не встретил... ни один охранник?

Он не кричал, не угрожал и не злился — но отчего-то это спокойствие было в тысячи раз страшнее самого дикого гнева. Тонкие, в шрамах, пальцы мяли клочок шелка, играли с тканью, заставляя ту переливаться, почти оживать — будто он рыбку мучил. Или, и правда, рыбку? Я нахмурилась и иллюзия распалась.

— Ваш... Ваше Сиятельство! — шагнул вперед Лэрхэд, как все солнечные честный до безрассудства, — я невольно спровоцировал это недоразумение, — он сделал ударение на 'я', а не на 'невольно', как наверняка предпочли бы многие другие.

Лис помедлил.

— Подойди, — сказал негромко.

Солнечный помялся, стянул черную маску с лица. Его кожа сияла собственным светом. Чистая кровь. Полукровки теряют эту способность. А еще — интересно он запинается, не так ли?..

— Подойди, — снисходительно и осторожно повторил Лис, и солнечный послушался.

Приблизился, почти готовый припасть на колено, но древний остановил его легким касанием. Коснулся щеки, очертил высокую скулу кончиками пальцев, заставив чуть запрокинуть голову, не отрываясь глядя в глаза.

— Говори, — приблизившись как для поцелуя, но ничего эротичного в этом не было.

Напротив. Даже меня холодок пробрал. И сердце Лэрхэда вдруг замедлило бег, потом застучало бешено, выплескивая адреналин в кровь. Наверное, солнечному было больно — но он даже не попытался вцепиться в рукав офицерской формы, лишь дышал судорожно, не отводя глаз.

— Это... я... виноват... — наконец выдохнул через силу.

Я была к ним ближе всех. И я чуть ли не единственная заметила, как при этих словах в бездонных глазах древнего зажглось искреннее восхищение.

— Немногие способны так говорить со мной, — пробормотал он почти про себя.

Передвинул руку на шею солнечного, больше не причиняя боли.

— Послушай, Лэрхэд. Ты не можешь быть виноват во всем. Не будь так самоуверен, — промурлыкал с улыбкой.

И отпустил 'жертву' из рук.

Надменный хил-тар, шатаясь, побрел куда-то в мою сторону, и вдруг, не выдержав, упал на колени. Попытался было подняться, но лишь прополз шаг, и застыл, с ненавистью глядя на свои дрожащие руки. Похоже, я видела отнюдь не все, что ему досталось. Его ущемленную гордость, его обиду, ненависть к самому себе из-за непонятной слабости я понимала в тот момент лучше, чем кто-либо. Так что лишь чуть наклонила голову над чашкой, вдыхая аромат ягод и трав. И отпустила к солнечному толику силы, сквозь землю и через траву, прямо в ладони. Потом еще и еще, будто крошечных голубей. Понемногу, лишь бы не догадался.

А когда подняла глаза от поверхности чая пару мгновений спустя, вдруг заметила, какая тишина стоит. Я оглянулась вокруг.

Лис задумчиво смотрел, как солнечный медленно, с усилием, выпрямился, преодолевая слабость. Как шел с королевской осанкой, не давая себе остановиться. Как опустился на злополучную кочку, медленно, будто делал одолжение всем вокруг самим этим фактом, а та будто мягче стала, порастая свежей травой, чтоб сделать ему удобней. И вдруг древний пару раз ударил в ладоши.

Мы с солнечным вздрогнули. А Лис, больше ничем не выразив своего отношения к этому маленькому инциденту, отвернулся к мнущимся командирам, и стал что-то выговаривать им с отческой укоризной.

Лэрхэд воспользовался передышкой, прикрыв глаза.

— Вы меня разочаровали, — завершил свою речь, наконец, Лис. — Постарайтесь исправить мое впечатление о вас, — и небрежно хлопнул по плечу орка.

А тот, вопреки всему, что я о них знала, вдруг улыбнулся, как ребенок.

С наказаниями было все просто. Наряды, дисциплинарные взыскания, беготня, рапорты и команды — Лис уложился в десяток минут. Солнечный успел отдышаться, а я напилась чая на сутки вперед. Делать было нечего, так что я сидела, и размышляла. Пока я не выберусь из моей Империи, смысла не вижу загадывать. Вокруг уймы провидцев, а просчитать импровизацию куда сложнее, чем готовый план.

Сам разговор получился недолгим. Я сознательно поддавалась свойствам чая, так что многое пропускала мимо ушей, придерживаясь, тем не менее, собственной линии. Я хотела попасть в Империю Света, причем так, чтобы не засветиться на границе, и как можно быстрее, так что на встречу, по идее, могла б и не приходить. Но я решила быть последовательной и не откладывать надолго то, что должно быть сделано. Записка стояла в первой пятерке нерешенных мною загадок. Теперь же я постепенно склонялась к мысли, что она же служила ключиком к некоторым другим из них.

Понимаете, у Лис-са'эрт'А'раэль Эртаноро был привкус, цвет — называйте, как хотите, но я чувствую это как запах — так вот, у Верховного Главнокомандующего армии мэйнов была аура совсем как у мага, бросившего кольцо в озеро. То самое, что приманило фениксов.

Он долго молчал, разглядывая причудливое плетение трещинок на коре дерева, около которого мы стояли. Вяз, если не ошибаюсь. Я протянула руку, коснулась ребристых узорчатых листьев. Лис звал, ему и начинать разговор. С пальцев срывались крошечные вспышки силы, и вдруг дерево с азартом вылило мне за шиворот росы с листьев. Аналог смеха. Я усмехнулась, фыркая по-кошачьи. Не надо было его щекотать, знаю-знаю.

— Вы не такой, каким представлялись, — наконец-то прервал затянувшееся молчание древний, как-то незаметно снова переходя на 'Вы'.

По-настоящему древний. Хоть мэйны живут долго и в теории бессмертны, редко кому из них удается перешагнуть порог тысячи лет. Не знаю точно, что с этим связано, но, говорят, именно в этом возрасте они достигают границ своей силы, 'входят в права'. И уничтожаются теми немногими 'серыми кардиналами', что прячутся в тенях мира, и тянут за любые нити, чтобы избежать ненужной конкуренции.

В детстве я увлекалась шпионскими играми и детективами и часто мучила Шариса просьбами рассказать что-то такое, или просто просчитывала с ним какие-то ситуации наполовину абстрактно. Однажды мы с ним, таким примерно вот образом, на неделю лишили Къярена голоса. А потом дружно отрабатывали наряды...

Я улыбнулась воспоминаниям, тем временем спокойно глядя на мэйна.

— Не знал, что Вы меня представляли. Все так поменялось, что Вы не знаете, что теперь сказать?

Меня всегда тянуло говорить правду. Есть такая народная мудрость, что ли? Так вот. Светлые не лгут, они лишь умалчивают часть правды. Темные не говорят правду вообще, а потому никогда не лгут — все равно в их правду никто не верит.

Лис чуть смешался. Не знаю, в чем тут дело. В моей ли прямоте, или его взглядах на мир, или еще в чем — но проживший 18 веков мэйн и вправду смешался. Вздохнул, покачал головой.

— Меня иногда мучил вопрос, как рыцарство сочетается с Тьмой.

— Легко и непринужденно, — я уловила это 'мучил' в прошедшем времени. — Лис... Храм разрушен. Это реальность. Ваше желание видеть меня было косвенно адресовано Храму, и сейчас не имеет под собой оснований?

Взгляд в глаза. У него были вертикальные зрачки, и серые — просто серые глаза. Темные, как небо перед грозой, но не такие бездонные, как у драконов. Невнятного цвета волосы, бледные скулы без тени румянца. Значит, Лисом его все же прозвали за нрав. Он действительно не был красив, даже по общим меркам. Но во всей этой сухощавой фигуре, во взгляде, в приподнятой с легкой иронией брови, в свободно лежащих вдоль тела руках, в манере смотреть на собеседника, в привычке улыбаться — во всем чувствовалась давняя привычка к власти. Тщательно искореняемая, но до того въевшаяся в кожу, что перешла уже за грань рефлексов.

Какая-то догадка уже какое-то время крутилась в голове, будто мое подсознание уже знало ответ, и теперь пыталось подтолкнуть меня к осознанию, но я никак не могла это выкристаллизовать.

— А Вы... — он сделал точно рассчитанную паузу, подбирая слова и заодно проверяя крепость моих нервов, — прямолинейны. Честно говоря, сейчас, с исчезновением Нахемы, мое дело потеряло не только львиную долю остроты, но и свою актуальность и привлекательность. Но, может быть, Вы согласитесь поделиться со мной информацией?

— Взаимообмен? — мне было выгодно поддерживать в нем уверенность в некоторой косности моих взглядов; в его темных зрачках отразилось, как вспыхнули у меня глаза.

Вполне допустимая порывистость для юноши, верно? Предсказуемые фигуры не опасны по-настоящему опытному игроку. А в его опытности я не сомневалась. Оставалось играть в дурочку, в данном случае — в дурака. И надеяться, что он уже слишком стар, чтобы успешно поставить себя на мое место. Кстати, он упомянул исчезновение Нахемы? И мэйны сворачивают боевые порядки? Как... интересно!

— Ох, Вираэл, но это такой пустяк... — непринужденно рассмеялся мэйн. — Скажите, сэр Карл все так же гостеприимен? Мы когда-то воевали с ним вместе, и, временами, меня мучит ностальгия, — опять это 'мучит' — намек? привычка?..

Он все сделал верно. Прокололся только в одном — спросил о Карле. Великий рыцарь прошлого воевал лишь в двух армиях — в армии Светлого Принца, и в армии предпоследнего Властелина вампиров, погибшего в год Исхода Тьмы. Один ныне мертв, второй — по последним данным — ушел в один день в прошлом, и не собирается возвращаться. Лис же спрашивал о сэре Карле, павшем от руки предпоследнего Императора Света и нанесшего ему в свою очередь смертельную рану, так, будто связывало их что-то. Запутанно звучит, не правда ли? Вот только мало кто знал, что гордый рыцарь пожертвовал своей жизнью в какой-то смутной игре Императора Света, по неизвестному стечению обстоятельств, ставшего возлюбленным единственной сестры воина. Хм, как-то я путано размышляю. Если проще, Императоров было три, если считать нынешнего, и предыдущего могли убить не только по желанию Императора Тьмы, но и из мести за погибшую от горя сестру. Еще запутанней?.. В моей голове будто щелкнуло что-то, мысли выстроились в одну линию, и стало обидно до боли, как я не поняла этого раньше. О, нет, никаких 'озарений' о тайнах Вселенной. Я закашлялась, выигрывая несколько секунд размышлений, а потом естественным жестом сдернула с пальца кольцо. Черный агат с белыми рунами, простенький, будто детское колечко.

— Сэр Карл дал мне это, сказав, что так мы сможем с ним увидеться как-нибудь. Но, полагаю, Вам оно нужнее?

Лис застыл. Я без всяких поисковых заклятий чувствовала, как он исследует кольцо. Обычный портал, способный передать изображение к своему 'брату' или 'сестре', пару раз использовавшийся и для вызовов призраков, а потому отдающий слегка эктоплазмой. Вот только когда-то я немного доработала это колечко. Давно, еще когда я хвостиком ходила за сэром Ламиром и пряталась от вездесущего Дара. Магистр некромантии Храма так и не догадался, откуда я всегда знала, что он рядом. Мэйн удовлетворил свое любопытство и с сожалением покачал головой.

— Я не могу лишить Вас подарка, Вираэл.

Я кивнула, сняла перчатку, надела колечко на палец и натянула перчатку обратно.

Кольцо было влажным и чуть пульсировало. Так, как всегда при приближении к Дару — после того, как однажды коснулось его обнаженной кожи. Лис держал его в руках.

Все, что я могла узнать, не вызвав подозрений, я узнала. Синего Пламени он, как и большинство тех, кого я встречала, не видел, либо не удостоил вниманием. Мы поговорили еще немного. И застыли.

— Вот, — сказала я, возвращая ему послание.

— Мне очень жаль, Вираэл... — странно, но Лис был искренен.

Я только кивнула, глядя, как бумага тает в его ладони.

Встряхнула головой.

— Благодарю за угощение.

— Удачного пути, Темный, — тихо, как-то устало уронил Древний. — Еще увидимся.

И отвернулся — расчетливо узнаваемым движением. Доран, у меня не было не тени сомнений. Но я не отреагировала. Сделала вид, что не узнала. Очередной просчет... или я уже списана со счетов?!!

И тут случилось кое-что странное. Ключ на тонком шнурке обжег грудь. Тьма, как все странно, оказывается! Доран, некромант у озера — неужели он и стоял за всеми этими покушениями? Неужели Лис и есть все они? Но зачем? И, если это так... То сейчас, полагая, что я попала под его чары, он должен либо задать один вопрос, либо... либо он уже все выяснил, а я не замечала.

И все же мне повезло.

Уже когда я подошла к занавешенному входу, и отвела в сторону тяжелый полог, Лис все же спросил:

— Вириэл, а Вам случайно не встречался хрустальный ключик в замке Нахемы? — порядком меня озадачив.

— Не помню, — ответила я тихо и совершенно искренне, потому что в тот момент думала про меч, а ключик так жег над сердцем, что дыхание перехватывало.

— Жаль, очень жаль... — пробормотал Лис.

И я опустила шелк, покидая шатер. Если он не узнал — у меня преимущество. Если узнал... Я все равно торопилась. Нужно было поскорее встретиться с графиней Максиной, и наконец-то узнать, где искать мою 'пропажу'.

Тьма, да не бывает таких совпадений! Предположим, Доран — не Лис, а его кровный родственник, но опознать мага вблизи мне труда не составило. А значит... я запуталась в тенетах интриг куда глубже, чем думала.

Меня никогда не интересовала политическая ситуация в стране — сверх необходимого минимума, конечно. Тем не менее, кое-что из истории я знала. Год Исхода, положивший начало возникновению Империи Тьмы, об этом я уже говорила, и послужил началом раскола и среди светлых. Победоносная на тот момент война не могла не сказаться на них, а потому даже армия разделилась на две половины, одна из которых поддерживала Императора, а вторая выдвинула претендентом на трон еще не достигшего расцвета парня. Слухов о нем и тогда было куда больше, чем фактов. Известно было, он отличился в последней военной кампании, прорвав окружение будущего Великого Князя, а потом и Властелина, вампиров, и сумел отразить первую, а потому особо жестокую, атаку герцогов Ада.

Конечно же, действующий Император видел в нем угрозу. Какое-то время все так и тянулось, Император правил, претендент завоевывал для него земли и укреплял свое влияние. И, видимо, исчерпал чашу терпения действующего владыки, а может, пал жертвой навета. В любом случае, однажды на балу Император своей рукой поднес ему бокал с ядом.

Парень усмехнулся, глядя ему в глаза, по достоинству оценив эту честь.

— Пью за Империю! — объявил он звонко.

И на глазах сотен тысяч собравшихся осушил бокал с ядом, после чего умер в течение суток в жутких мучениях. Герой, одним словом. Без страха и упрека, но с морем нерастраченной глупости. Впрочем, как оказалось, его месть оказалась страшнее всего того, что он сумел бы сотворить живым.

Того, что началось потом, Император — история даже имени его не сохранила — не ожидал. Против него ополчилась вся армия. До последнего воина. Они судили, по-своему, здраво — чего стоит командующий, без тени сомнения, без суда и следствия осуждающий преданного своего слугу на позорную и мучительную смерть? Армия не уважала и не уважает тех, кто попался на собственной трусости. Император же в этом смысле обязан быть воплощением идеального воина — просто чтобы в него верили. И никого по большому счету не интересуют его чувства.

Как бы то ни было, соперник умер, но трон неожиданно зашатался. Причем так, что никакие уговоры, никакие поблажки, никакие казни не помогали. Легионы не подчинялись.

Кто-то молча уходил в стазис — ждать иного, достойного повелителя, кто-то раскидывал лагерь и баррикадировался, кто-то исправно нес службу по охране границ, но все не обращали внимания на приказы Императора.

Вот тут-то он и пожалел о своем решении — ибо одного слова убитого хватило бы, чтобы ничего этого не было. Да и не поднял бы тот восстания — слишком высоко ставил свой кодекс и свои клятвы. Теперь же его имя звенело повсюду — как штандарт восставших в защиту Империи, но не владыки. Увы, аргументы, что казненный не пожелал бы бунта, не помогали — армия не хотела слышать убийцу.

Лет сорок Император тщетно бился за свой трон, придумывая своему народу смертельного врага (и положив начало войне Тьмы и Света), создавая все эти Комиссии по Надзору и Инквизиции — из бывших заключенных, сломленных офицеров — всех тех, к чьему ошейнику мог пристегнуть поводок.

Его убили дроу. Вернее, один из них — Торъян Лахсс-шэрси'р, младший принц и боевой командир отряда так называемых горных пантер. До того дня дроу считались народом империи Света, но после казни Торьяна все семьи разом вышли из ее состава и сами ушли к Тьме. Они не прощали предательства. Но сейчас не о том.

Так вот, после трехсот лет смуты, как раз и позволившей Темной Империи чуть окрепнуть, вдруг прокатился слух, что тот герой войны вернулся, возродившись среди мэйнов. Действовавший на тот момент правитель, озлобленный уходом дроу, до того составлявших частицу его влияния, немедленно раструбил эту новость повсюду. Пока суд да дело — семисот сорокалетний мэйн взошел на престол, хотя никак не мог быть возрожденным героем. Ну да на тот момент это никого не интересовало. Сотню лет мэйн изображал 'юного', успешно исправляя ошибки предыдущего правителя, и именно его сыном был Светлый Принц.

Потом много чего было. Суть вот в чем. Через 400 лет сей 'самозванец' таинственно 'умер'. А его преемника сверг наш Император, заменив куда более лояльным к Тьме. Теперь же получалось, что настоящий Император все это время жил в тени, выжидая. Чего?..

И против них я выступила? 'Ха-ха' три раза! Интересно, что это за нервный хохот такой? Я встряхнула головой и взяла себя в руки. Вспомнила развалины моего Храма и то, как мой конь принял за меня смерть — куда больнее любых пощечин — и усмехнулась. Задумчиво, может, толику мрачно.

Сыграем, господа, сыграем...

Но сначала я найду двух этих гадов и хорошенько оттаскаю за уши!

Час спустя я бежала по тропинке, и думала на ходу. Внутри зрело какое-то нехорошее чувство. Ведь я все это всегда знала — так почему лишь сейчас начинаю соображать хоть что-то? Сейчас, когда... уже поздно.

Странно, границу я уже преодолела — хотя не помнила, как. Но озеро, вдруг раскинувшееся у ног, было уж точно на светлых землях. Я это просто чувствовала.

Большое и круглое, с неподвижной какой-то водой, сверкающей в лучах восходящих лун. Я медленно опустилась у воды на колени. Прикрыла глаза. Казалось, на миг — а когда открыла их снова, смотрела на него сверху вниз. Озеро казалось скованным льдом. Казалось, из глубины поднимаются тени, и колотятся, бьются о неприступный лед, крича, задыхаясь и разбивая руки в кровь. Смутно знакомые и совершенно незнакомые лица — и вдруг среди них я увидела... Его. Алуриан не кричал, лишь смотрел на меня, вжимаясь ладонями в преграду, да печально немного улыбался. Он не был слепым, как я привыкла — вдруг поняла я. Магистр медленно кивнул и улыбнулся уголком губ.

'Так вот ты какая... — сказал он без слов, одними фантастически выразительными глазами, — как я и думал'.

И оттолкнулся, погружаясь во тьму. Медленно, величаво, спокойно, скрестив на груди исхудавшие руки с тонкими бледными пальцами.

Внутри что-то порвалось, тренькнув, как рвется гитарная струна, и завибрировало глухо — но я не слышала, я уже колотила об лед всем телом, с высоты падая на него снова и снова, крича что-то так, что над озером вдруг поднялся ветер, а Мастер застыл, и вдруг забился, пытаясь выплыть выше. Что-то обжигало щеки, я орала, срывая голос — но не могла перестать. Казалось, стоит только моргнуть — и он исчезнет. Исчезнет. Растворится во тьме прошлых воспоминаний и бесконечных сожалений, как все они... Руки обожгло болью, лед покраснел — но я не переставала, пока лед не сделался почти черным. Но — даже не дрогнул.

Алуриан, белый, красный с прозеленью сквозь окровавленный лед, смотрел на меня, не отрываясь. Он вернулся — потому что я позвала. Оставить его там?..

Прошлое. Ашер. Къярен. Шарис. Храм и все, кто в нем... образы проносились перед глазами, и вдруг Синее Пламя запылало в моих руках. Куда делся хрусталь — казалось, я держу в ладонях столб огня, достигающий неба.

Я засмеялась, как безумная. Или просто безумно. И молча и страшно, изо всех своих сил, вкладывая все, что было внутри, вонзила клинок в этот проклятый непроницаемый лед...

Перед глазами помутилось. Откат пришел волной столь сильной боли, что даже дышать не получалось, не то, что кричать. Пальцы свело, судорогой забило все тело, нахлынула тошнота. И в этот миг, пока я, из последних сил прожигая лед взглядом, падала, упрямо колотя об лед, чем придется, — от моей ноги вдруг по льду зазмеилась тонкая трещина.

Окровавленный лед раскрошился первым, потом захрустел и тот, величаво-прозрачный, как слеза, как алмаз, расползаясь острыми осколками.

Я еще увидела, как выныривает, судорожно втягивая воздух, Алуриан, другие, смутно знакомые тени, как где-то вдали фыркает... Ашер?!.. Потом лед подо мной раскрошился. И я полетела во тьму.

Последнее, что помню — вспышку синевы и смутно различимое собачье или волчье рычание; зверя, впившегося клыками мне, казалось, в горло. Вместе с теплом его глотки пришла боль. А я на время ушла.

Солнышко светило в глаза. Дразнило, и радовалось жизни, совершенно игнорируя чужие невыспавшиеся физиономии. Впрочем, кого-то рядом со мной это явно радовало, судя по довольному 'хрум-хрум', и ему, как и солнышку, моя раскалывающаяся голова была до пиков высоких гор. Мне стало обидно. Я тут мучаюсь, а всем вокруг хоть бы хны. Эх, пожалуюсь Шарису и... Воспоминания накатили как-то сразу. Одним махом. Я села. И застыла. Ашер? Мне снился Ашер? Но... Я огляделась.

Это и вправду был Ашер. Только маленький — такой, что без труда уместился у меня на ладони, когда, набегавшись по мне и ощутимо приложив копытом в лоб, он все же затих, уткнувшись мне в руку макушкой. Теплый, родной, такой чудесный... Он всхрапывал, поводил потными боками, и дрожал на пронизывающем ветру. И помещался в ладонях. Но в ту минуту, грея его в своих руках, я чувствовала себя куда более свободной и сильной, чем даже драконы.

В общем, через какое-то время мы оба успокоились достаточно, чтобы не пугать окружающих сумасшедшими скачками и невнятными возгласами — ну, то есть, если б наблюдатели нашлись, конечно. Ашер обвил хвост вокруг моей шеи, и свернулся на плече, придерживаясь крылом, став похожим на тощую кошку. Чуть неудобно, но я была до того счастлива, что, даже если б он до конца жизни всем своим прежним весом сидел у меня на шее, наверное, не возражала.

Он. Прежний.

Я застыла.

— Ты... тоскуешь? — спросила чуть слышно.

Мой конь вздохнул, царапнул мне щеку острым когтем и лениво встряхнул головой, прежде чем прижаться ко мне всем телом. Я поняла без слов.

Он тоже был счастлив. И так ли важно, какими мы были сейчас — если он меня спас, вернулся, и теперь мог быть рядом?

Это была лишь маленькая удача на моем пути. Но от охватившего воодушевления мне хотелось летать, парить, не касаясь земли ногами. И еще — я откуда-то знала. Алуриан выжил. Он, Къярен и другие, те, кто сейчас собрались под крылом Императора Тьмы, существовали.

Я улыбнулась. Мне снова было, куда вернуться. Потом. Сначала я обо всем позабочусь, как полагалось.

В конце концов, все же бегать мне надоело. Эри [когда Ашер был жеребенком, я часто звала его именно так, и сейчас как-то автоматически вернулась к 'детскому' имени], каким бы чудесным ни казался, постепенно стал оттягивать плечо — субъективная оценка, конечно, да и я, даже будь его вес реальностью, все равно б его не отпустила — но легче не становилось. Чтоб не брести в неведомые дали месяц, надо обзаводиться средством передвижения.

Я остановилась и оглянулась по сторонам. Лес вокруг. Не такой, как тот, древний, вокруг моего Храма. Этот был куда более суетным и переменчивым, добродушным и глупым, как бывает глуп счастливый щенок, не измученный борьбой за существование. Именно что. Свалит с ног — и побежит дальше.

Денег у меня с собой было не густо. Я только сейчас начинала понимать, как привыкла полагаться на свое положение паладина. Что ж, всегда полезно учиться самостоятельности. Но времени искать работу не было. Грабить на дорогах я не хотела, да и не в моих это интересах, если честно. Незачем оставлять лишний след.

Итоги неутешительные. Но я ведь не зря еще и на мага училась?.. Я покосилась на своего скакуна, сейчас, правда, размером с летучую мышку, но оттого не менее гордого. Эри хмуро почесал скулу задним копытом, и уложил голову вдоль моего плеча, прикрывшись от света отливающим лиловым крылом. Тоже еще не до конца привык к переменам, или просто не вошел в силу. Нет, его я превращать точно не буду.

Вздохнув, внимательнее посмотрела вокруг. Дубы, клены, ели... Неподалеку росла березка, чем-то притянувшая мой взгляд. Небольшое изящное деревце вздрагивало и шелестело листвой без всякого ветра. По белому, почти без черных пятнышек, стволу будто искорки пробегали. Не смотря на разгар лета, листва уже кое-где золотилась, даже слегка алела у кончиков. Я коснулась теплой коры. Странное чувство — будто дерево рвалось бежать, лететь куда-то. Запертая в стволе, еще слишком юная для того, чтобы выходить хоть изредка, дриада нетерпеливо притоптывала, недовольная, ей хотелось танцевать, играть, бежать наперегонки с ветром. Казалось, она сама подсказала мне идею.

Я достала нож. Прочертила линию на запястье, прижала кровоточащую руку к стволу. Мне все еще иногда казалось, что я парю над тем озером, будто не давая ему снова замерзнуть — а сейчас это ушло, горячий травяной запах обжег горло такой волной уже почти забытых ароматов, что я задохнулась. Но руку от ствола не отвела, еще и лбом к нему прижалась, закрыв глаза. Вслушалась в себя. Тук. Пауза. 'Тук-тук', — продолжило сердце. Солнце пронизывало мою листву, переливалось и дарило энергию для фотосинтеза. Многочисленные процессы внутри ощущались щекоткой. Она даже древоточца, засевшего в корнях, жалела, поняла я с удивлением, краешком сознания уловив простые какие-то и вместе с тем непривычно сложные для дерева образы ее 'мыслеощущений'. Деревья не мыслят — так, как люди. Но они умеют вспоминать.

Тень от росшего рядом клена временами загораживала ей солнце — тогда она сникала, повесив руки-ветви. Но он никогда не жадничал, сдвигал пару веток так, что сквозь роскошную крону — как ей когда-то хотелось такую же! — проникал пусть единственный, но лучик. И березка-я, мы тут же оживали, а редкие сережки в нашей кроне чуть слышно звенели от переполнявшей деревце радости — быть, расти, чувствовать свет...

'Хочешь со мной?' — спросила я, свивая вокруг нее пряди ветра. Как ленты. Березовые листочки звенели, как монетки на юбке танцовщицы.

Заставлять ее я б все равно не стала...

Вздохнула, с усилием отшатнулась от ствола.

— Ну, вот и все, — сказала я Эри, снова впав в шок от его вида, но шок счастливый.

Конь фыркнул, встал, расправив крылья. Он рвался в бой. Как и тогда, игнорируя свое состояние в своей готовности сделать для меня все. Не знаю, что бы я ему ответила — наверное, правду. Вот только в этот момент кто-то с любопытством фыркнул у меня за спиной.

Я медленно обернулась.

Там, где только что стояла береза, сидела большая белая тигрица с золотистыми полосками, и удивительными зелеными глазами, цвета юных березовых листиков. Вот только она была не одна. Рядом, недовольный и мрачный, топтался черный тяжеловоз с черно-алой гривой, переливающейся, будто осенняя листва. Клен?..

Я помолчала. Вот призвала так призвала... Да уж. Но любым духам нужны имена.

— Бьерк и Акеро? — спросила задумчиво.

Тигрица переглянулась с конем и оба кивнули. А потом она подошла совсем близко, такая высокая, что ее холка почти доставала моего подбородка, и опустилась в траву, чтоб легче было взобраться.

Мда. Узнает Император — мне еще надают по шее за таких Хранителей! Тигр и конь. Я посмотрела на нетерпеливо перебирающего копытами коня, коснулась густого теплого меха, услышала отдаленный смех березки — и без каких-либо колебаний села на нее верхом. Тигрица плавно поднялась и пошла легким и стремительным галопом (или как у тигров называется быстрый бег?). Жеребец несся за ней, временами чуть отставая, и деревья перед нами расступались. У меня было трое суток, чтобы добраться до Лиена и найти Максину. Потом они вернутся в свой лес. Пока же я судорожно хваталась за пышный мех, и старалась не сорваться, гадая, а не лучше ли было поехать на лошади? Все же тигры бегают совсем не так, как непарнокопытные. Сам бег мягче, легче — но рывки задних лап поначалу казались ужасающими, когда большая кошка отталкивалась перед прыжком. С другой стороны, и скачки получались впечатляющие — вряд ли лошадь смогла бы разом перемахнуть 8-11 метров за один темп.

Иногда Бьерк уставала, переходила на плавную легкую рысцу, удивительно осторожно ставя лапы, так, что мне казалось, я сижу в кресле. Потом снова срывалась на бег. Жеребец упрямо выдерживал темп. В итоге расстояние, в лучшие времена занявшее у меня б сутки или полтора, они преодолели за несколько часов. Увы, перед Ашером деревья никогда не расступались...

Уже почти у города мне пришлось попросить ее притормозить. Надо было создать хотя бы видимость того, что она ездовое животное. Впрочем, и Бьерк и Акеро сообразили мигом. У нее на шее появился ошейник в виде переплетенных березовых ветвей с вкраплениями бриллиантов в форме капелек росы, и нечто вроде то ли декоративного намордника, то ли небольшой сумки, висящей у горла. Плюс к тому, мы из веревки соорудили нечто роде шлейки, а она по своему вкусу украсила ту узорами из листьев той же березы. Акеро поворчал для порядка, но обзавелся вполне соответствующим седлом, и уздой без трензеля, черной, кожаной, с вкраплениями темных рубинов. Он замечательно запомнил немногочисленных путников. Пришлось только седло перевернуть, и установить ему на спину, а не оставить болтаться в районе живота, как ему представлялось изначально.

В общем, при въезде в Лиен, я снова привлекла внимание — но теперь совсем по другим причинам. Верхом на белой, брезгливо чихающей и вымеряющей каждый шаг тигрице, с конем в поводу и чем-то вроде четвероногой мыши на шее, я определенно выделялась в толпе. Впрочем, пропустили меня без особых проблем — кто здесь только не бывал! Необходимый минимум для безопасности граждан я выполнила, а новый образ идеально подходил для того, чтобы здесь меня не узнали.

Как я искала гостиницу, договаривалась с хозяином, размещала в непривычных денниках свою живность, разбиралась с их пропитанием, пропущу. Ничего особенного, обычное дело. Да и в памяти мало что сохранилось. Но, наконец, когда я, уладив конфликт с ревновавшим тигрицу к дворовому псу конем, поднялась наверх и упала на кровать в своей, отвоеванной в жестокой словесной баталии, комнате, осторожно ссадив рядом Эри, я чувствовала себя так, словно вторые сутки без передышки грузила камни.

Моя комната оказалась на самом верху, и я прекрасно слышала, как на крыше воркуют голуби. Сквозь трещины в ставнях пробивался теплый свет луны. Ее сестра ко мне так и не заглянула. Курлыканье птиц успокаивало — если голуби воркуют, значит, чувствуют себя спокойно. Безопасность. Полузабытое слово.

Мне казалось, что так, как я, чувствует себя гончая над следом — будто что-то тянет вперед. Что ж... С утра посижу в трактире, послушаю. Может, узнаю что-то полезное, прежде чем лезть в авантюру.

Меня насторожило мое же 'может'. И только тогда накатило лавиной — голуби молчали. Вокруг мошкой в хрустале замерла тишина. Я пошевелилась, прикусила губу, сдерживая стон. Все тело задеревенело. Сколько я здесь сижу?..

Тихо скрипнуло дерево под не достаточно аккуратно поставленной ногой, кто-то негромко выругался — и все стихло. И, еще полминуты спустя, вдруг робко курлыкнул голубь.

Чувство безопасности всегда обманчиво. Я выглянула из небольшого оконца, но увидела лишь стену напротив, да взбирающийся по ней вьюнок. Можно не беспокоиться — гости не ко мне. В это оконце у меня голова не пролезла толком, а тут целый воин! Хотя, конечно, ребенок какой-нибудь бы пролез... Даже смешно — но в Империи Света куда больше детей-убийц, чем у нас. Самые жестокие семьи годами учат своих потомков, прежде чем впервые выпустить в мир. У нас полагают, первое задание накладывает отпечаток на всю оставшуюся жизнь, а потому детей стараются готовить с раннего детства, а выпускать — лишь совершеннолетними и подготовленными.

Встряхнув головой, прикрыла окошко потрескавшимся ставнем, заперла дверь на засов, и попыталась заснуть. Сон никак не шел. В ожидании оного я медленно прокручивала минувшие события, пытаясь выстроить хоть какую-то схему. Если мои подозрения верны, и Император Света вернулся... Это объясняло и ослабление силы нынешнего правителя светлой империи, и частично давало ключи к заварившейся каше. Ключ... Я машинально хлопнула себя по груди, и вдруг опять наткнулась на ключ. Простой хрустальный ключик, отданный мне Лаки. Рассуждая логически, ключи создают для того, чтобы ими что-то открывать. Ключ отдал мне Лакинсторм. Следовательно, так как я не собиралась говорить про ключ Лису, мне было б неплохо поговорить с вампирами. С другой стороны, Лаки явно не хотел, чтобы кто-то о ключе знал. Может, сначала у Тириэла спросить, как найду? И у Кэмрона — кстати, надо не забыть узнать, откуда взялось столько королей мэйнов. Кэмрон же вроде бы тоже — кронпринц. Добавим пункты к списку. Ох, какой перечень получился! Найти 'пропажу', вытащить оттуда, где они сейчас, расспросить хорошенько, отомстить разрушившим Храм, заодно сломав им игру — чтоб не мелочиться. Чтоб 'сломать игру', ее хотя бы нужно понять, что само по себе процесс не слишком быстрый. Еще мне нужно разобраться с Ликом, выяснить, что от меня нужно драконам, найти всех выживших братьев и сестер во Тьме, придумать способ отомстить Императору Тьмы, и вот теперь — еще и узнать, что открывает мой ключик. Потом можно будет и умирать. Эри вцепился мне в мочку уха, без всякой магии ощутив направление моих мыслей. Чтоб спасти от дырочек под дополнительные сережки второе ухо, мне пришлось прижать его ладонью. Кусаться он не стал, но змеиным шипением высказал мне все, что думал о моих рассуждениях.

'Он прав', — поняла я. Абсолютно прав. Надо только начать. Но как искать на огромной территории Империи Максину — я не представляла. А если ее нет в Лиене? А если... Слишком много если. Мне еще хорошо бы выяснить, что за сны я все время вижу, почему их вижу, и кто эти двое, вернее, трое, если включать список Светлого Принца, кто меня спасают регулярно...

Строптивый бог сновидений, испугавшись масштабов зарождавшихся в моей голове замыслов, подошел и накинул на меня вуаль сна. Сон был хорошим и теплым, светлым, как чувства березки. И очень, очень уютным, не смотря на временами повторявшийся раздраженный рык Эри.

Отрывок из дневника. 'Заметка на будущее. Завести себе альбом, куда буду вносить перечень того, чего никогда больше не буду делать. Пункт один — 'я никогда больше не буду вести никакие записи', — сказал дракон, свалив на себя половину библиотеки. М-да... И как же тогда все это запоминать?! Подумав, он завел себе абсолютную память. Чем я хуже? Приписка внизу: узнать, а как ее себе заводят?'.

Я все же слишком устала. Поэтому проснулась, лишь когда носок тяжелого подкованного железом сапога врезался мне под ребро.

— Вставай! — рыкнул грубый голос. — Комиссия по Надзору!

Слетев с кровати, предварительно врезавшись в стену всем телом и отскочив от нее как мячик, я рухнула на пол, услышав, как хрустнули ребра, и кое-как приподнялась на руках, пытаясь распахнуть глаза. Суматошно огляделась — Эри нигде не было, но чувствовать я его не перестала. Ура! И только убедившись в этом, взглянула на 'визитеров'.

В комнатке как-то ютилось человек десять. Кроме двоих у дверей, имевших в облике какие-то следы аристократизма, остальные были как на подбор высокие, плечистые и с лицами, не обезображенными лишним на такой работе интеллектом.

— Чему обязан нашей встречей? — спросила я с максимально возможным высокомерием.

'Комиссия по надзору' — была такая организация в Империи. Падчерица ныне сгинувшей частично инквизиции, столь же любимая, как налоговая инспекция любима населением, но куда более эффективная. Под эгидой защиты общества они занимались чем угодно — но чаще выслеживали уже признанных виновными.

Из собравшихся вокруг меня двое были чем-то вроде следователей или детективов — а остальные, скорее всего, ломовой силой. Щитом от магов. Либо — умело расставленной ловушкой. Сглотнув кровь, я посмотрела на спокойно изучающих меня мужчин. Подозрительно спокойно. Значит, искали именно меня, и этот захват — не ошибка. Не очень это здорово, но — куда деваться?.. Я собиралась подняться и что-нибудь изобрести, но в этот момент тот из 'детективов', кто смотрелся помладше, шагнул ко мне и раздавил хрустальный шар перед моим лицом.

Перламутровый туман ласково коснулся кожи, я попыталась воспротивиться, но все же, вдохнула его, получив удар с солнечное сплетение, и отключилась. Последняя мысль, о которой помню, была удивительно логична. 'Все-таки подготовились'.

Кабинет. Из спален доноситься храп, а им сегодня достался кабинет. Стол, два стула, софа и стопка каких-то ярких непристойных журналов. Книжные шкафы и маленькие, будто бойницы, окна за надежной преградой закамуфлированных витражами решеток. Он не собирался зря рисковать...

— Ненавидишь? — тихий вопрос сорвался сам собой.

Полумрак комнаты казался тяжелым, и вместе с тем влажным, и еще прижимался к коже, как саван. Гладко обтекая формы тела, но скрадывая большую часть ощущений.

— Люблю и обожествляю! — ехидный, хоть и очень слабый, голос.

Парень, белый и шатающийся, сидел у огня, грея ладони, почти не чувствуя пламени у самой кожи.

— Что за странные вопросы? — спросил без смеха, едва скосив взгляд, стараясь не шевелиться, будто двигаться больно.

Боевик, высокий, накачанный сверх меры, но все еще изумительно приятный внешне мужчина, смотрел на его руки.

— Обожжешься.

Парень вздохнул, повернув все же голову.

— Нет. Слишком часто горели костры, теперь у меня иммунитет, — и снова перевел взгляд на пламя, будто то было смыслом его жизни.

Жан-Жак рассеяно разглядывал блики света на его щеке — вторая будто таяла во тьме. А все же больно, вон, как вздрагивают ресницы. Но чтоб заметить, нужно быть... цепным псом КпН. Мужчина улыбнулся, встряхнул головой. Выпав из пучка, рассыпались черные вьющиеся волосы, с влажным шелестом живого тела стекли на простой деревянный пол.

Пленник, подслеповато щурясь — а может, пересиливая усталость отвыкших от света глаз — на пламя, смотрел, невольно любуясь роскошной гривой. Впрочем, его собственные длинней, и жестче, струятся без этого живого звука, присущего только шелку. Шелк и платина с лунным камнем. Все мысли не о том. И не понять, всерьез он или шутит. Все они... Жан многих видел. Сотни, иногда казалось, тысячи судеб совсем рядом, прежде чем он сам или с его участием оные прерывались на костре или в застенках. Герои, трусы, злодеи, святые... Для него все они являли собой лишь материал, давно потерявший объем и форму, имеющий лишь признаки, по которым он ювелирно подбирал метод работы. Тот или иной нюанс обработки.

Почему же этот кажется живым? Почему... его не хочется ломать?

— Эй... — пленник помялся, вздохнул. — Простите мне мое неведение, но как к вам принято обращаться?

— Патер, — почему-то неловко пробормотал тюремщик, стараясь не обращать внимания на насмешливо приподнятую бровь своей добычи.

— Скажите, патер... — пленник будто попробовал слово на вкус, темно и сладко улыбнулся огню, от которого снова не отводил взгляда.

Мило и простенько, и без тени магии — но от одной его улыбки делалось жутко. Должно быть, именно так усмехаются друг другу демоны. Друг другу? Надзиратель вздрогнул, обнаружив, что парень говорил уже какое-то время, а он все пропустил мимо ушей. Переспросить? Ни за что. Жан-Жак сам не знал, почему нет. Чувствовал, что нельзя. Своему чутью он верил. А пленник — как там его, Вираэл, судя по письму герцога, — сидел и ждал ответа. И без того бледное, лишившись улыбки, лицо стало каким-то стеклянным, как готовая разбиться маска. Любого можно сломать, но он не чувствовал в нем слома. Скорее... усталость. Тугую и черную усталость, как после боя, когда организм требует передышку перед тем, как снова наполниться энергией.

— Так вы никого не любили?

— Давай на 'ты', — помолчав, сказал надзиратель. — И можешь звать меня Жан.

Вираэл помолчал. Шевельнул одной бровью — Свет, ну откуда у него эта привычка?! И так уже мэйнийские лорды достали! — и проговорил медленно:

— Как скажете... Жан, — с таким по-детски неприступным, явно притворным, видом, что Жан-Жак рассмеялся почти против воли. Почти.

В каком-то смысле он обожал этот танец уступок и отходов на покинутые позиции. Обожал, и ненавидел.

Смех стоил крошечной уступки. И потому он сказал:

— Любил.

Вираэл помялся, крутя в пальцах то ли кольцо, то ли камешек — какую-то безделушку, немагическую, слишком маленькую, чтобы быть опасной, и явно ничего общего не имеющую с отмычкой. В общем, пусть балуется. Всем иногда надо занять пальцы. Как иногда простая перемотка шерстяной нити успокаивает готового отдать концы пленника, стоит ненадолго снять его с растяжки! Потом, правда, клубок, заскорузлый, жесткий, неопределенно-коричневого оттенка приходится выкинуть. Но психологический эффект остается. Да и нищим прибыток — коли споро отмоют. Глядя, как тонкие, кажущиеся полупрозрачными пальцы — исключить из настоя отвар асфодели, а то он к заказчику, не дай Свет, совершенно проницаемым для солнечных лучей прибудет! — машинально плетут косицы из неровной бахромы по краю старого пледа, Жан усмехнулся снова.

— А... кого? — все же спросил пленник.

Паладин, если верить слухам. Но... ведь не просто так их отряд нагоняет страху на половину Империи, не так ли? Боятся, значит, уважают. Что ему какой-то паладин уничтоженного Храма? Жан искоса смотрел на его лицо, чуть чересчур точеное, чтобы воспринимать паладина, как должно. Темные — злобные и жестокие, их паладины — фанатики и варвары... Представить, как вот этот вот поднимается и планомерно разносит целый город, у Жана не получилось бы и под страхом смерти. Впрочем... Он как никто знал, что зачастую дьявол избирает для себя самую выгодную оболочку.

Дверь негромко хлопнула.

— Ведьмачку, — морщась, уронил Вик. — Эй, Жан, тебя командир зовет. Я посторожу.

Жан-Жак медленно поднялся. Вираэл усмехался, следя за ним краем глаза. Вик только фыркнул, да вздернул подбородок. Каблук делал его выше как раз достаточно, чтобы смотреть слегка сверху вниз, но Жана это не смущало. Он слишком быстрым для глаза движением опустил руку на тонкую сравнительно шею и толкнул, одновременно последовав за отлетающим телом. Навалился продумано мягко, и неумолимо. Не вырваться.

— Ответишь... головой, — прошептал на ухо и вышел.

Вик зашипел, прожег взглядом закрытую дверь, нервно растирая горло. Развернулся, негромко матерясь себе под нос, пнул подвернувшегося не вовремя пленника. И застыл. Пальцы сжимали его щиколотку и выворачивали легонько. Вираэл смотрел на него снизу вверх и улыбался.

— Ничего не хочешь мне сказать?..

— Нет! — яростно прошипел Вик, дергая плененной конечностью.

— Плохо, — признал пленник и резко крутанул его ногу.

Вир взвился в воздух, чувствуя, как чужие пальцы отпустили лодыжку. Крутанул сальто и приземлился на пол. Кто из них был больше удивлен — вот вопрос.

Вик нахмурился, разглядывая красивое как на картинке лицо, на котором, казалось, жили только брови, волосы да глаза. Так бывает — когда носишь внутри что-то. Плохое ли, страшное... Что-то, отчего, как кажется, можно рассыпаться на куски. Он это знал по себе.

Вираэл медленно пару раз сблизил ладони, извлекая ритмичные деликатные хлопки.

— Здорово, — признал, помолчав. — Научишь?

Ловец растерянно моргнул.

— Чему? — переспросил, часто моргая.

Вираэл не удержался.

— Ну как же! Бальным танцам, брейк-дансу, стриптизу в воздухе... — протянул с комично серьезным видом.

Вопрос на счет того, что такое брейк-данс, замер у Ловца на губах.

— Стриптизу?! — с начинающимся нервным тиком прошептал Вик, с трудом проталкивая звуки сквозь перехватившее горло.

— Угу,— кивнул Вираэл. И даже пальцем показал, невежливо и неумолимо.

Сзади обтягивающие брюки Вика треснули по бокам от шва, и радовали единственного невольного гостя кабинета видом то ли сиреневых стрингов, то ли просто очень узких трусов цвета фуксии, врезавшихся в тело.

Не дожидаясь дальнейших реакций, парень взвыл и бросился на пленника, с мыслью оторвать ему голову... или хотя бы сломать шею.

Когда вернулся Жак, мы делали шестой — или седьмой почетный? Тьма вспомню! — круг по разгром ленному кабинету, сцепившись намертво, будто сиамские близнецы. Вот странно — чем больше Вик бесился, тем сильнее меня разбирал смех... Удар по голове чем-то мягким и тяжелым. И темнота...

Казалось бы — ну, Комиссия и комиссия, что тут такого? А не тут-то было! Приходить в себя на этот раз до жути не хотелось. Что-то где-то капало, но совсем близко, в уши били далекие голоса, и жар ослеплял. 'Ослепляющий жар' вынудил меня осознать собственную неадекватность и все-таки проснуться. Или прийти в себя. Кому как нравится. Да и голова раскалывалась так, будто ее разрубили на две части, а потом сшили грубыми нитками. Узлами внутрь.

Я медленно приподняла ресницы, стараясь не показать раньше времени, что очнулась... И только выдохнула раздраженно, нос к носу столкнувшись с жизнерадостным ангелоподобным обладателем карих глаз и черных ресниц. Я почти позавидовала, но тут он открыл рот... и я отчаянно задергалась в путах. Или в чем там? Судя по звяканью и лязгу, цепи. Амбре дыхания этой ходячей химической атаки заставил меня мечтать о бегстве.

Несколько озадаченный моей неожиданно проявленной активностью, невезучий обладатель глубокого кариеса и, определенно, жутчайших проблем с желудком, немного отодвинулся, пропуская ко мне куда менее красивого мужчину лет сорока. Я обрадовалась ему как родному. Он пах дорогим табаком и мятой! Ммм, какое наслаждение... Глядя в мои постепенно туманящиеся от неземного восторга очи, мужчина почувствовал себя слегка не в своей тарелке.

— Командор шестого отряда ловцов, Ёган Лорх, Комиссия по надзору! — от полноты стесненных чувств браво гаркнул он, встав навытяжку, справедливо в чем-то решив, что привычные действия успокаивают.

Мы с любопытством поморгали друг на друга, причем я косила почему-то под блондинку, а он — под 'анекдотичного' прапора, но совершенно с одинаковым эффектом. Чарующие своим скудоумием лица не омрачала ни одна дельная мысль. Не дельная тоже. Воцарившийся 'раздрай' первым надоел бравому офицеру. Еще бы, с таким именем у него просто выхода иного не было, как быть примером образованности, интеллигентности и интеллектуальности. Не удержавшись, я снова втянула полной грудью приятный запах.

Ёган вдруг покраснел и, сбиваясь, забормотал, что с боевого выезда и не успел переодеться и принять душ. Когда он понял, что бормочет, его сотоварищи смотрели на него с видом, сделавшим бы честь бывалым баранам, а у меня челюсть никак не вставала на место. Слишком низко легла на грудную клетку от потрясения.

Впрочем, военный значит военный. Одной ладонью небрежно вправив мне челюсть, он одновременно оглядел свою команду и хорошо поставленным начальственным ором быстро раздал всем сестрам по серьгам, всем квакушкам по кочкам, и всем солдатам по чрезвычайно ценному поручению. В воцарившейся суете только мы двое являли образчик спокойствия и разумности в безумном и суетном мире.

— Так вот, собственно, о чем это я? — попытался вернуться к теме дознаватель.

Но я к теме вернулась раньше. Правда, к другой.

— А чем ты пахнешь после душа?

В воцарившейся тишине вдруг с грохотом стали падать застывшие на середине движения солдаты. Лишь трое кое-как устояли на ногах, причем один проявил такие чудеса акробатической ловкости, что командор Лорх не мог этого не оценить, похлопав его по плечу и тут же отвесив отческую оплеуху.

Дознаватель посмотрел на меня. Потом, почему-то, на носки своих сапог. Красивые такие, как расписные. Из кожи горной виверны, почти исчезнувшей и потому особенно дорогой в Империи Света. Думаю, можно не упоминать, что у нас они плодились и размножались столь свободно, что вот уже лет сорок как ни один аристократический род не обходился без ручной виверны, которую носили на плече, или использовали как украшение при необходимости. Правда, мы почти извели белых единорогов, выведя вместо них слегка озабоченных, но очень похожих на белых, златорогих... и отправив оных всем табуном на территории вероятного противника. Но это совсем другая история!

— Ромашкой, — вдруг признался командор.

Я так задумалась, что без всякой задней мысли вздохнула и смущенно, вероятно, в свою очередь, заявила:

— Ну, если ты настаиваешь, я попробую звать тебя Ромашкой, но могу и сбиться! Боевой офицер-Ромашка это, знаешь ли... — мой голос так и сочился сомнением.

Договорить я не успела. В смысле, договорить я договорила, но мне себя саму было не услышать, такой кашель стоял вокруг. Буквально эпидемия кашля!

— У меня гель для душа с ромашкой... — процедил взбешенный командир сквозь зубы.

— Гель? — распахнула глаза я.

— С ромашкой? — преданно прокашлял доверенный личный состав, давясь очередным приступом.

Странно. Вот у мэйнов никого не удивишь, что у командиров и притирания, и драгоценности, и мази, и кремы, и еще сотни косметических препаратов для ухода за лицом и телом. Это не говоря об усладах души. Люди же — обычные короткоживущие люди — почему-то, напротив, как-то неадекватно воспринимают желание мужчины держать себя во всех смыслах в форме. Особенно в военной среде. Забавно, но часть наиболее ярких в плане облачений и внешнего вида мужчин в армии — либо разведчики/шпионы (смотря с какой стороны посмотреть), либо извращенцы. Интересно, мэйнам проще, потому что они извращенцы в той или иной степени все, или это просто такой вот выверт сознания?

Пока уже личный состав преданно уточнял у командования вид и свойства косметических средств, я позволила себе немного подумать [О, Вир, растешь! Ты еще и думать немножко научилась?..]. Кстати, может, кто мне объяснит, что такого в геле с ромашкой, пусть и медицинской, из натуральных компонентов? Я так и не сообразила.

Пока командир поспешно ликвидировал спровоцированный мною стихийный допрос с пристрастием и нарушением части армейских норм, но с соблюдением внутрикомандных, я упорно пилила стальной обруч на левом запястье. Почему левый? А у меня правое запястье чуть уже, в случае чего, вырвать руку из браслета проще. Кандалы здесь, не смотря на наш просвещенный век, антимагические, но одинаковые. Понятное дело, пилила я потому пилочкой, алмазной, для ногтей, а потому дело шло туго. Но все же шло.

Наконец власть имущее лицо устало от воцарившегося либерализма и безжалостно искоренило демократию на корню, применив авторитарные меры путем контроля и учета выполнения уже отданных приказов, и сверх щедрой раздачи новых. Лучше б он слонов раздавал. Вы можете представить себе того, кто способен за раз достать из карманов девять довольных жизнью слонов? Я нет. В лучшем случае им же будет тесно в карманах!

Личный состав с неохотой вернулся к несению службы. Проба пера (голоса) в роли стресс-журналистов их вдохновляла явно куда больше, однако командир не сдавался и полчаса спустя, одновременно с тем, как я распилила браслет, порядок и довольство в коллективе было восстановлено. Правда, командору Ёгану Лорху пришлось пообещать поделиться с ними гелем, причем в какой-то странно звучащей форме, но в подробности я не вдавалась, вместо этого наконец-то найдя время оглядеться.

Моим 'обиталищем' оказался небольшой подвал, который, в равной степени, можно было оборудовать в стационарном доме, либо зачаровать в каком-нибудь подходящем предмете, что позволило бы сэкономить время и деньги. Для Комиссии эти категории очень важны, потому я уже не сомневалась, что подвал мой спрятан где-то. Это могла быть лампа, кувшин, чье-то седло, ожерелье — но, судя по шероховатой кладке стен, местом моего заключения [надеюсь, временного] стал некий деревянный предмет. Игрушка? Точно нет. Командор Лорх себе такого позволить не может, а то даже его подчиненные про букву 'р' в его фамилии забудут. А значит, это меч. Деревянный меч, например, боккен, который везет кто-то в реальном мире, позволяя остальной команде не отрываться от 'производства'. Следовательно, их более десяти — неужели ко мне в комнату все не влезли? — и этот метод перемещения у господ отработан. Я не сразу сообразила, что ненароком раскрыла одну из тайн местной спецслужбы — наши все больше Коридоры Хаоса пользовали, а там жертву не допросишь. Жизнь бы сохранить.

Наконец, суета несколько стихла. Дислокация получилась следующая. Я стояла у стены, в одном наручнике и с половиной второго на запястье, упорно прикидываясь беспомощной жертвой служебного произвола. Наличный личный состав в мыле и пене, преданно пожирающий глазами высокое начальство, которое от такого внимания к своей, в сущности, скромной персоне нервничало и дергалось. Что можно делать в замкнутом помещении типа подвал, где даже лестница одна и та железная, к люку наверху? А что можно приказывать? Ненадолго я пожалела, что упустила суть этих команд. Это же надо иметь такое воображение, чтобы придумать сотню бессмысленных дел, а главное, с соответствующим видом все их выполнить, выказывая энтузиазм и глубокое понимание степени ответственности по поводу высокого доверия начальства!

Увы, начиналось самое неприятное. Допрос. Сообразила я это с запозданием. Сначала командор с улыбкой полного морального превосходства вбил мне колено в живот. На одном звене кандалов, едва касаясь носками пола, я получила море ощущений! Отчаянно хватаясь пальцами за цепь над наручником — благо, кольцо я все же только распилила, а не разогнула, я пыталась заново научиться дышать, одновременно бормоча ругательства сквозь зубы. Правда, без должного вдохновения, как решил командор Лорх, от всех щедрот ударив меня еще раз. Потом еще, и еще... удары сыпались один за другим, с такой частотой, что я даже зон поражения толком не ощущала. Тело как-то слишком быстро сделалось распухшим и вялым, воздух обжигал горло, перед глазами поплыли круги, а сознание переключилось на сугубо формальные категории, потому, когда командор Лорх, закончив первичную обработку, с милой улыбкой отводящего душу беса ласково так спросил:

— Ты кем будешь, что мы за тобой два месяца по всей Империи гоняемся? — я не нашла ничего лучше, как выпрямиться, с презрением сплюнуть ему под ноги (чтоб не захлебнуться) и с ядовитой насмешкой процедить:

— Полагаю, даже человек со столь говорящей фамилией способен признать простейший факт того, что у окружающих есть иные занятия, чем с покорностью и смирением, присущим скромным инокам, табором следовать за его бравым отрядом с целью мгновенного облегчения поиска своих незаменимых персон, буде такое желание или необходимость у господина командора появится?

Как я все это выговорила, не задохнувшись, не представляю! Легкие как жгло изнутри. Значит, побили сильно, но, кроме боли, почти безопасно. Ребра не сломаны, ничего не отбито. Так, разве что зуб шатается.

Тем временем господин новоявленный дознаватель силился сходу разобрать мою фразу. То есть слова я вроде бы подобрала все ему знакомые, но, как следовало из осоловелого взгляда его синих ярких глаз, буксовать его сознание начинало где-то на 'таборе', после чего безжалостно закидывало своего обладателя крайне 'важными' для осознания сути происходящего вопросами. Как то: зачем ему табор, из кого табор состоит, что такое табор как особая единица групповой организации, какие преимущества и недостатки обеспечивает предложенный мною вариант, и, наконец, как табор связан с иноками (и на каких границах оных ловить) и его фамилией? Вот последний вопрос оказался самым простым. Командор Лорх бестрепетно отложил на потом все остальные, и, взревев бешеным буйволом:

— Оскорблять вздумал?! — мгновенно переходя к методам дальнейшего вразумления 'упорствующего' субъекта. Я получила два удара, почувствовала, как набухает щека, угол обзора вдруг сузился слева до крайне не интересных пределов, но в этот миг, когда я уже дошла до кондиции 'все бросить и ввязаться в драку', на нем вдруг робко, но непреклонно, повисли его лейтенанты. Смотрелось смешно — как две борзые на медведе. Но командор притормозил.

— Сэр, нам же приказали живым и здоровым его доставить!

Лорх застыл. Потом они втроем посмотрели на меня. В отражении трех пар глаз мелькало что-то уродливо распухшее и окровавленное, с застывшей на губах, будто приклеенной улыбкой. Я моргнула, и магией подлечила едва не выбитый зуб.

В этот момент командор Лорх вдруг звучно матюгнулся и грозно рявкнул:

— Лекаря ко мне!

— Донесет, — помедлив, все же вмешался тот из лейтенантов, что был изящней.

Разглядеть сейчас их толком не удавалось, перед глазами плыло.

— Отмена приказа! — уже тише буркнул командир. — И что делать будем?

Лейтенанты переглянулись. Потом один придвинул стол с пыточным инвентарем, аккуратно убрал первый ящичек, открывая набор медицинских инструментов, а второй стянул с рук перчатки.

— Сами полечим.

— И память подправим.

— Угу, — вздохнул командор Лорх. — Так и сделаем, ребята.

Ой, Тьма! Врачевание в исполнении палача и боевого мага — это страшная вещь! Вместо обезболивающего — обездвиживающее. Вместо пластической хирургии — подход наименьшего ущерба для дальнейшего использования. И вместо психологической помощи потом — стрессовое выздоровление в кратчайшие сроки в условиях комы. Правда, в моем случае они все же шрамы и синяки убрали. Клиент, мол, увидит, доволен не будет.

Как выяснилось позже, за время импровизированного сеанса мучений остальной отряд успел обезвредить одного черного мага и сжечь двух ведьм. Одна оказалась потенциальным ангелом, так они и уладить дела с Высокой епархией сумели. Тьма, буквально горят на рабочем месте!

Я б еще много чего сказала, тем более подумала, и не столь цензурного в том числе, ибо довели, но в этот момент подвал как на изнанку вывернуло, в спину безжалостно пнула стенка, и мы всей кучей покатились с какого-то холма. Я, как самая умная, умудрилась упасть сверху. Командор Лорх крякнул под нашим весом и временно вышел в тираж. Остальные зашевелились. Простейший морок — и вот уже я командор Лорх (упаси Тьма), а несчастное полураздавленное существо под всеми нами выглядит совсем как я. Вот ему мы память и стерли. В чем прикол? Хм, им просто не пришло в голову, что я могу воспользоваться магией. Антимагические оковы с меня никто не снимал, просто на паладинов они не действуют. Но это — страшная тайна.

Теперь окружающие преданно ели глазами меня. Какое... неприятное чувство. Система боевого братства была мне как-то ближе, чем эти уставные отношения, но сейчас я играла не себя, а потому...

— Стройся! — рявкнул командор Лорх в моем лице.

И задумался. А что дальше? Сбегать мне пока не выгодно. Поймают, я еще не восстановилась до конца. Порталы в большинстве своем не работают, их и без того ограничивали, а теперь вообще, похоже, перекрыли. Остается принимать командование, на спинах моих бравых орлов въехать в столицу и уже там искать пропажу. Уж там-то должны знать, в чем дело! Или Арньеса, на крайний случай, найду. Все равно ведь собиралась напроситься на свадьбу. Мысли все не те в голову приходили. А коллектив, тем временем, ждал распоряжений. Так?

— Кратчайшая дорога в столицу? — сымпровизировала я.

На самом деле, я только надеялась узнать там что-то, раз уж в той деревне ничего не выяснила. Принц — это все-таки не рядовой воин, так что у меня были шансы.

Сразу десять рук предано указали мне... три разных направления.

— А кратчайшая? — изобразила голодного вампира я.

И почему они все сразу сошлись на одном направлении? Правильно, в землю.

— Копать будем долго, — сатанея, процедила я, начав сочувствовать командору.

Мои орлы посовещались и все же определились с направлением. Я покосилась на них, на отсутствующих скакунов. Мысленно потянулась к Ашеру — тот восторженно отозвался, что сам меня найдет — и с чистой совестью рявкнула:

— В столицу бегом!

И мы побежали.

Мы бежали и бежали, и бежали и бежали. Часов шесть. Падали, потом снова бежали. Меня уже давно вело лишь ослиное упрямство — командир не может проявить слабость при подчиненных — когда оные вдруг дружно сбились в одну шатающуюся кучу и чуть ли не взмолились:

— Командор, мы все поняли! Мы так больше не бу-у-у-у-ууууудем! Ну, можно мы скакунов призовем? Ну, пожалуйста! — и без сил повалились в траву.

Я, с таким видом, будто ежедневно совершаю шестичасовые моционы в полной выкладке, обошла их кругом, заложив руки за спину.

— Полагаете, урок усвоен? — процедила злобно.

Я же не знала про скакунов! Хотя... Тьма, могла ведь и догадаться. Отсутствие личного опыта — это все же страшная штука.

'Да' они прокричали так восторженно, что на них два пустых гнезда с деревьев свалились.

— Не уверен... — засомневалась я, косясь на умоляющие лица. — Ладно, давайте св... наших скакунов! И мне создайте, чего это я на вас силы тратить зря должен?

...В общем, до столицы мы домчали за ночь. А вот под стенами вышла неувязочка небольшая.

Начать с того, что ворота оказались закрыты. Странно. Вроде рассвет, птички поют, крестьяне в поле. Я вежливо подождала, потом постучала, потом постучала вместе с лейтенантами. Потом ругнулась, и, использовав 'липучку', буквально взбежала по створке, спрыгнула во двор и распахнула ворота изнутри, впуская мой 'летучий' отряд.

На конюшнях, куда мы прошли первым делом в поисках корма коням, тоже никого не было. Пришлось все делать самим. Расседлывать, чистить, отхаживать и кормить. Потом мы их еще и напоили, организовав живую цепь от колодца. Хм, так всегда с призванными — появляются-то они ниоткуда, а вот потом присмотр требуется, как за настоящими.

И вот, когда, закончив с трудами праведными, мы, собравшись во дворе, обсуждали, куда бы податься на постой, вокруг нас вдруг выстроилась стража. Поголовно мрачная, злая и недовольная, да еще и с лицами, красочно разрисованными кровоподтеками и синяками.

Ладно, понять их недовольство было несложно. Но кто виноват, что они сами покинули вверенные им участки? И зачем на вполне дельное замечание Жана было так возмущаться?! А уж тем более бестолково махать ногами...

То есть, это ребята сочли, что бестолково. Я просто увернулась, поймав стражника за грязный каблук и задав новый вектор его инерции, а мои без особых сомнений ринулись в бой за оскорбление командира, то есть, меня, то есть, командора Лорха. Что это за командор такой, кстати? Не помню такого звания. Тьма, и об этом потом. Мне скоро зарубки будет делать негде. Честно говоря, останавливать их я не спешила. Во-первых, на глазах заметно было различие в подготовке — пусть имперской, но стражи, и хоть и выездного, но отряда спецназначения. А во-вторых, как-то все эти в обычной жизни не слишком симпатичные мне хруст костей, плеск и глухие звуки ударов сейчас, наоборот, казались едва ли не музыкой для ушей. Итоговый расклад был примерно таков: дрались мы (честно говоря, честнее сказать 'мои' дрались лучше, я так, в основном уворачивалась с крайне деловым видом) лучше, но их было больше, и подкрепления все пребывали. Да уж, это уже не тот уровень, когда можно 'замять' инцидент, и надеяться свалить вину на проигравшего. А мои ребята вошли в раж, и метались по всему двору только так. Кто-то из лейтенантов, оказавшихся магом, и я дружно только и успевали отводить от них чужие чары да стрелы. Нам везло — мэйнов в их рядах все еще не было. Не знаю, чем бы все это в итоге кончилось, но в развернувшееся побоище вдруг с завораживающей серьезностью врезался клин людей в белых одеждах. И таких же доспехах. Только знаки солнца полыхали на повязках на левом предплечье каждого. Личная стража Императора?

— Дорогу Имперской крови! — грянули герольды.

Застыли все и сразу. Кто-то даже рухнул в запале, не окончив движения. А в толпу, сквозь образованный двумя колоннами людей в белом коридор, в сопровождении нескольких людей с серьезными, лицами, но с искорками веселья в глазах, въехал... воин из моего сна.

Я застыла.

— Добро пожаловать в Империю Света, — легко кивнув, любезно улыбнулся мне Волк, придержав коня в шаге от застывшего как изваяние передо мной мужчины.

— Здравствуйте... — пролепетала я, моргая часто-часто, как форменная блондинка (читай — корова — так же томно).

И мир куда-то поплыл, снесенный яркостью знакомого и такого, такого... взгляда... Одна только мысль — 'Какого' — осталась кружить в образовавшемся вакууме обожания, временами умудряясь цепляться за что-то изогнутым знаком вопроса.

Одно только ранило. В спину жутко, молча смотрели люди, с которыми я только что воевала. При виде ЕГО с меня спал морок Лорха. Ну что, паладин, каков вкус предательства?..

* * *

Слишком холодное небо. Серебристо-серое, в разводах надвигающейся бури, пронизанное токами невидимого, но ощутимого ветра на грани урагана, бурлящее до того, что не разглядеть тучи — одна серая, тяжелая хлябь от края до края, подсвеченная алым по краям, будто неощутимые пальцы мира силились сдержать неумолимый гнев природы, но постепенно разжимались под силой их напора.

Гроза обещала быть страшной.

Вдалеке короткой робкой вспышкой промелькнула розовая, тоненькая, как штрих пера, молния. Первая, вторая... И вот уже небо прочертили шпаги-нити, вонзаясь в замершую в ожидании, будто дикий зверь перед дракой, неровную поверхность земли. Все чаще, чаще, чаще — пока все вокруг не превратилось в перекрестье нитей. Мир застыл под яростью накатившей стихии. Последним пришел гром — яростно, будто самая свирепая из канонад, заставив все вокруг содрогнуться.

И вдруг с темных, злых небес воспоминаниями еще не наступившего завтра на изорванную укусами стрел ревности землю полились очищающие слезы. Дождь хлынул разом, в один миг закрыв весь мир сетью ледяного тумана, прочертив полосами своих капель, прервав полет молний, бестрепетно заступив путь бешенству так и не развернувшейся воздушной стихии. Море ревело и билось, мешаясь с небом в неистовстве пляски, накатывало на пустынный берег, не оставляя на песке ни следа — только пену. И отступало. И вот уже его удары превратились в осторожные, чуть грубоватые ласки. И шелест волн был как шепот. А ветер в камнях — будто стоны.

Или крик. Чаек.

Я отошла от окна. Обернулась.

— И вы полагаете... — не смотря на все усилия, мой голос дрожал от злости.

— У тебя нет выбора, — мой собеседник был спокоен.

И это бесило еще больше. Потому что почти ни в чем не ошибался. Я обещала.

— Послушайте, наконец! Почему бы вам не найти принцессу и...

Смех прервал меня посреди фразы. Он хорошо смеялся. Негромко, продумано, отрепетировано — и все равно искренне. Не то чтоб красиво, но душевно. Хотя, если задуматься, и красиво — кажется, я все же удостоилась своеобразной честности. Передо мной он не притворялся. Не пытался очаровать — магией.

— Вир, малыш мой... — руки сомкнулись на плечах, лишая путей отступления.

Малыш? Я хотела обернуться, высказать все, что думаю — но пальцы немного сжались, не сильно, не больно, лишь намеком на силу, не принуждением.

— Страшно? — вкрадчивый шепот на ухо.

Я хотела сказать, что я — не его. Но не стала. Ведь я не позволю себе сбежать. Я — обещала.

Пусть и думала, давая клятву, о другом человеке. Это только мои проблемы. Правда?.. Вот только — понял ли он, ЧТО ИМЕННО ему обещано?

А он — обнимал, не позволяя себе ничего больше. Даже не обнимал — касался. Почти благоговейно. Невольно скосила взгляд... Причудливый перстень на длинных пальцах, шрамы, звук дыхания за спиной.

— Знаешь, — я видела отражение его глаз в стекле.

Он тоже смотрел на море. Или на мое отражение на фоне моря?

— Мне не нужна принцесса. Этот мир... черно-белый, фальшивый, застывший за гранью лицемерия, в безлично-холодной белизне... — страсть в его голосе была настоящей. — Невыносимо. Ты будешь другим. Тем, кого я никогда не стану опасаться. Кто будет равным. Кто никогда не оставит меня. Мой рыцарь.

— Я паладин, — мстительно рыкнула я, сбрасывая его руки.

— И ты дал слово, — мгновенно показал зубы Император Света.

Его клыки были куда больше моих. В любом из возможных смыслов — здесь и сейчас.

— Так почему не принцесса? — спросила я уже почти равнодушно.

— Пророчество. Ты ведь слышал, что сказал Джулиан? Мой сын убьет меня.

А ведь он и правда в это верит.

Я молчала. Отошла, прислонилась к стене так, чтоб видеть и его и небо. Серое, медленно оживающее небо... Говоря 'да' у Источника немыслимо давно — еще вчера, я думала совсем о другом. О том, кого звала Волком.

Вот только Джулиан оказался не Волком. И не Императором. Что ж, оставалось лишь аплодировать блестяще разыгранной партии. И... все же, приятно знать, что Волк меня не предал. Ведь сны не умеют предавать, разве нет?

Любовь творит с людьми страшные вещи. Мне хватило одного взгляда в такие же, как у Волка, глаза, чтоб позабыть обо всем вокруг. Тогда, когда он, этот надменный властитель, принц Империи, называвшийся мессиром, остановил рядом со мной коня, спешился, улыбаясь одними чарующими синими глазами, разум вдруг отпросился в отпуск. Два дня прошли как в тумане, смешно и глупо. А потом, когда он у Источника спросил меня:

— Ты согласен?

Я, дура, дура, дура, тысячу раз дура, с глупой улыбкой пролепетала 'да'!

И все рухнуло, когда Джулиан отступил и вложил мою руку в его ладонь. Того, кто сейчас стоял рядом со мной. И тогда тот, кого я считала Волком, негромко сказал:

— Вот мой Император.

Смешно. Услышав, я закрыла глаза. И, кажется, отключилась.

Следующий после этого день я не помню. Я, кажется, заперлась в винном погребе, и напивалась. Отчаянно, недостойно. Если человека предают все подряд — значит, он это заслужил, разве нет? Разве чужое отношение не значит, что ты сам — не такой? Что ты ошибся? Что ты сам ошибка, раз такое позволил?.. Что все... кончено?.. Обреченность имеет свои плюсы.

Не знаю, до чего б я додумалась в одиночестве и тишине, если б не заснула. А вот тогда...

Во сне не было ни замков, ни стен, ни криков, ни вина. Были ладони, впившиеся до боли в мои плечи. Так же больно, и вместе с тем совсем иначе, чем в грозу, в том роскошном зале. Шелк чужих волос, пахнувших волчьей шерстью. Был голос. В полной темноте, тишине, разорванной разве что треском поленьев в безумно далеком камине, Волк просто вжимал мою голову в свое плечо, обтянутое превосходным батистом. И шептал ерунду. О битвах. О воинах. О снеге летом. О сне и видениях. О Свете и Тьме. О забытых обещаниях. О чем-то таком, что из груди медленно, робко выползал жалкий ободранный котенок, в которого превратилась моя душа. И расправлял крылья.

Никогда до того я не знала, что все кошки крылаты. Этот был золотисто-рыжий, зеленоглазый, как Алекс. И с улыбкой сфинкса. Когда грязная шерсть светлела на глазах, распрямляясь, распушаясь, когда из бездонных глаз зверька уходило бесконечное отчаяние, глубокое, будто неизлечимая рана, ощущение было такое, будто я пробуждаюсь от сна.

— Разве я похож на него? — неизмеримо позже спросил Волк, касаясь моих волос.

Во тьме был только голос и касания его рук, как ни напрягала я глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то. Котенок, наигравшись с нашими пальцами, снова свернулся в груди, растекся по телу, будто причудливое масло, только внутри, заращивая все крошечные трещинки моей почти разрушенной защиты, возвращая мне... меня?..

— Я не вижу тебя, — негромко сказала я.

Волк застыл. Провел пальцами перед моей щекой — я чувствовала жар. Коснулся век. Легко, невесомо. Темнота утешала. Рядом с ним снова было тепло. Он дарил что-то такое, что не уйдет никогда. Останется со мной. Что-то неизмеримо ценное, что я не могла до того оценить по достоинству. Дарил... или возвращал?..

Вдруг резко запахло кровью. Я вскинула голову, но он оставался спокоен.

— Будет немного больно. Я быстро. Потерпишь?..

Я кивнула без тени сомнений. Кажется, для него я бы в тот миг сделала, что угодно.

Теплые пальцы коснулись моей кожи, пробежали по виску, погладили веко. Кровью пахнуло чуть сильнее, и вдруг он... надавил на мое глазное яблоко, как-то ловко, быстро вырвав его из глазницы. Я вскрикнула, но раньше, чем успела что-то понять, до того, как пришло ощущение противоестественности чужого прикосновения, в глазницу скользнуло что-то горячее и скользкое, вокруг все вспыхнуло. Радугами, цветами. Кабинет, в явственно мужском стиле, уставленный букетами. Так вот откуда был запах!.. Камин, и вправду вдалеке. Трава под моими ногами оказалась ковром с роскошным ворсом. Сам Волк — стоял рядом, в черном. По левой щеке текла кровь. Я моргнула, потерла чуть зудящий глаз... и не увидела ничего.

Медленно открыла оба глаза.

С лица Волка на меня устало, тепло и очень мудро смотрели два глаза — ах, какая невидаль! Вот только... один был синим, как редчайший сапфир под светом солнца, с оттенком морских глубин. А второй — изумрудно-зеленый, с золотистыми и черными искорками внутри, в звездчатом зрачке. Совсем как мо...

— Так похож? — Волк вытер мне кровь, осторожно сжал мою руку, подводя к портрету, настойчиво вглядываясь в мое лицо.

Я всмотрелась видящим глазом. Сначала они казались похожи. Потом... Джулиан был как калька с Волка. Копия, написанная подмастерьем с работы истинного мастера. Как объяснить разницу двух работ, обе из которых безупречны с художественной точки зрения, но в одной из них есть душа, а в другой — только 'зеркало в глазах смотрящего'.

— Ты... — начала я, сама не понимая толком, что хочу спросить.

Странно. Он понял раньше меня.

— Меня зовут Джулиэн.

И я/мы открыли глаза. А Я проснулась.

Потом еще многое было. Я выбралась из подвала, забралась в ванну, попросту рванув первую попавшуюся дверь, привела в себя в порядок, прошла через весь дворец, нашла Джулиана и... с неизмеримым удовольствием набила ему морду. Тьма, кто посмеет возразить жениху Императора?!.. Смотреть в расширенные от шока глаза принца, на застывшую стражу, получившую прямой приказ, и чувствовать, как от удара кулака ломается его нос, течет кровь по белому лицу... Слишком скучно и просто. Он не пошевелился — ответить.

Может, когда-нибудь я придумаю достойную месть. Если сочту нужным помнить.

Но теперь жених стоял за моей спиной и ждал ответа. Каэрдвен. Действующий Император Света.

Странный. Не красивый. Совсем не красивый, что само по себе сложно для на четверть мэйна. Серые глаза, казавшиеся слишком серьезными, слишком серыми, слишком безбрежными. Слишком кошачьи. Белые волосы, слишком коротко обстриженные, что лишь подчеркивало слишком острые скулы. Слишком то ли белые, то ли бесцветные, то ли наоборот яркие — не разобрать. Так, как его волосы, блестит слишком много крови испившая сталь. Сыто, слишком довольно. Слишком четко очерченные губы, слишком яркие, слишком чуждые резкому, как из камня выточенному лицу. Бесконечная кантата из слишком и туманной тишины, разбавленная образами совершенства. Будто мозаика, в которую еще в самом начале закралась маленькая, но роковая ошибка.

Но... он был из тех, кто затмевает собой самых красивых. Когда хочет.

Он был как горы — после восхождения, и как лавина, готовая погрести под собой. Как недавняя буря — и как лучи солнца, робко проглядывающие сквозь витражи неба. Как огонь в камине — и как казнь на костре. Как величественный ледник, смиренно позволяющий себя попирать, и как цунами, в ярости сносящее все на своем пути...

Каэрдвен. Император. Фанатик.

— Я тебя не люблю, — в последний раз попробовала достучаться до него я.

— Это не важно, — помедлив, равнодушно уронил Император. — Ты дал обещание. Я так хочу.

Паладин — я будто смотрела со стороны — отвернулся от окна и опустился на одно колено перед носителем короны Света.

— В таком случае, мессир, я готов исполнить свой долг.

Говоря, он-я улыбались.

Будь я в ту секунду только собой, не заметила бы. Но, глядя в ставшие двухцветными глаза, Император вдруг вздрогнул. Моргнул. И протянул своему избраннику руку.

— Встаньте.

Я поднялась. Легко, беззаботно улыбаясь. Приняв его руку.

Касания этих слишком жестких, оказавшихся вдруг слишком робкими, пальцев, было слишком... Я распахнула глаза.

Император смотрел на меня. Все кусочки мозаики неведомая сила перемешивала и у меня на глазах выстроила, как задумывалось, безошибочно собрав, наконец, первоначальный узор. Он был прекрасен.

Надменный. Жестокий. Изуродованный правлением. Но совершенно неповторимый тиран искал в моих глазах чего-то, чего там никогда не было. Но один мой глаз был чужим. И, кажется, в нем он нашел, наконец, это что-то.

Что говорить о ритуале? Для меня все было сном. Смертельно надоевшим сном, или нарядом, который я обязана была выдержать. Не платьем. Я говорю об армейских нарядах. Забавно, что оно звучит одинаково. Роскошно одетая толпа, шепот, иногда откровенные возгласы, изумление, страх, протест, недовольство, радость — мне было все равно, кто и что говорит обо мне. Но не все равно — Каэрдвену. И устланный белейшим шелком помост звездчатыми рубинами украсили кровавые капли...

Кровь ищут лишь поутру на простынях. Я видела, как бледнели женщины в толпе. Медленно опустила голову.

На мне не было платья. Лишь доспех, как положено паладину. Зеркальное серебро Храма, покрытое белой вязью, и имперский плащ. Теперь — поперек груди — шла еще и карминно яркая алая полоса.

Мой муж — мой император — смотрел на это и улыбался. Его рука, даже сквозь перчатку, казалась немного прохладной. И неуловимо дрожала.

И я формально вложила свою руку в его ладонь.

...Вздохнув, я тоскливо покосилась на рукоять меча на боку, с серебристым оттиском пломбы, и, пересекая шахматный ковер световых пятен, шагнула к ажурным створкам. Первый бал Императора и его супруга ведь не пропустишь, правда?

— Ви... — грянули герольды первый слог моего имени, — раэл! — закончили они, пока я проходила в двери под шум фанфар.

Будто пробиралась сквозь невидимый занавес. Что? Откуда?.. Мысли путались.

Каэрдвен поднялся с трона, шагнул ко мне... И застыл. Его лицо менялось. Делалось все отстраненней и холоднее. Я, только теперь осознав неладное, вслед за его взглядом посмотрела вниз.

Я шла к нему в белом платье невесты, совершенно иллюзорном поверх доспехов. И снова стала собой. Иллюзия мужского тела рассеялась. А Император впервые узнал реальность своего выбора.

Желай я мстить — это было б феерией.

Отряд быстрого реагирования Комиссии, прибыв на место, собрался в общей зале. Долго молчали. Мысли у всех почему-то были тяжелые... Так и разошлись спать.

Часть 2. Порок сердца (временно)

Муж — это то, что осталось от любовника после удаления нерва.

Хелен Роуленд

Глава 25.

— Эстебан, он не...

— Не надо имен, Ваше Высочество, — посол далеких островов проявлялся в зеркале медленно, будто сам себя набрасывал небрежными штрихами невидимого грифеля.

Взметнулись темно-каштановые пряди, засверкали глаза... Принц нервно встряхнул головой, раздавил в ладони золотой кубок, растеряно глянул на изуродованный прибор, и выронил его на ковер.

— Он не человек! Он...

— Принц...

— Он вообще она! — сорвался на крик синеглазый.

— Да? — после выверенной паузы переспросил Посол Эроха. — Это, конечно, многое меняет...

— Каэрдвену не безразлично!..

Что-то серьезное случилось, понял дракон; обычно собеседник был куда более хладнокровен.

— Ваши чары подействовали, насколько я знаю? — перебил Эстебан, щурясь.

У него в глазах будто молнии мелькали, все чаще и чаще. Джулиан присмотрелся, но серебристые радужки снова казались бесстрастны.

— Да! — наконец соизволили ответить Их Высочество. — Чуть не свихнулся, выбивая из его... ее головы каких-то мэйнов!

— Мэйнов?

— Ну да, какие-то мэйны... Вроде как дроу и какой-то из королевских. Думаешь, я разбирался? Едва не надорвался с этими чарами!

— Едва не? — казалось, Эстебан окончательно увлекся повторами.

— Да что за!.. Да, на не... на Вир почти не действовали мои чары! А ведь магия инкубов действует на всех!

— И что случилось? — посол все же снизошел и немного помог принцу высказываться в нужном направлении

— Он на ней женился, и объявил консортом.

— А?..

— Вириэль Урисский, паладин Храма Тьмы, соправитель Империи Света. И ее Императрица в одном лице, — скривился мужчина. — Каэрдвен в ярости, и я ни на шаг не стал к нему ближе и... — разводы остаточных магических воздействий на его лице красноречиво намекали на остальные блюда минувшего 'ужина'.

— Иди к нему. И мирись. Любыми путями. И не зови меня, я найду тебя сам, — резко бросил дракон.

Серебро взгляда теперь казалось грозовым небом. Принц осекся.

— Что с Комиссией? — помолчав, все же уточнил Эстебан, хмурясь.

— Бунтуют, — помолчав, признался Джулиан. — Все, включая их командора. Мол, любой воин достоин равных шансов. Вириэль лишила его памяти, а они... Не понимаю я этих воинов.

— Не понимаете, Ваше Высочество, увы... — кивнул дракон, констатируя истину.

Ему казалось — если беседа продлится еще немного, он сорвется. Зарычит, изувечит горло в рыке, но... Не закончить беседу так, как нужно, значило пустить в расход все, что было предпринято раньше. И он любезно улыбнулся:

— И потому, как помиритесь с братом, будьте особенно осторожны. Не стоит отправлять их в карцер.

— Но...

— Право, не стоит. Свяжусь, — тяжело уронил дракон и отключил связь.

Минуту спустя над Лиеном началась гроза. И серое было почти незаметно на фоне тяжелых черно-серых туч.

Если смотреть с самой высокой башни дворца, город кажется звездой, вольно раскинувшей семь своих лучей среди естественного рельефа гор. Да, Монсальват покоится на горах. И водных источниках. Как-то так получилось. Земля и Вода — Свету. Огонь и Ветер — Тьме. Впрочем, это было чисто условное деление. Но речь не о том.

С балкона свет изливался вдоль коридора. Вопреки законам физики беспрепятственно сворачивал, выверяя путь в странном лабиринте кулуаров и кабинетов, и, наконец, рассеивался, насыщая фотонами маленький сад, спрятанный в толще камня.

Свет всегда там, где его Император.

— Каэрдвен... — голос Джулиана еще не слушался, да и сам он, не смотря на всю свою спесь, морщился при каждом шаге. — Ты уверен...

Император, не произнеся ни слова, поднял раскрытую ладонь. И стало тихо. Слышно было, как плещется в маленьком фонтане жизни рыбка. Единственная, традиционно золотая. С мраморного возвышения, нежась в радугах и искрах переливающихся струй, сонно щурил глаза катир, временами высовывая длинный раздвоенный язык.

Маленькая тайна Империи была надежно скрыта от всех — именно тем, что никто не скрывал ее особо. В этой части дворца редко бывали посетители, здесь даже не держали стражу. Так, лишь императорские телохранители проходили иногда, свершая традиционный дозор.

Да временами выносили трупы.

Император протянул руку, погладил смертельно опасное божество. Катир распахнул пасть шире, вывалил язык, даже показал внутреннюю челюсть, выдвижную, с куда более тонкими и острыми клыками. И лениво ударил крыльями — сейчас невесомыми, тонкими, как паутинка.

— Ваше Императорское Величество, — голос дворцового жреца Света был тих, полон достоинства, и потому внушителен.

Император помолчал. Убрал руку, стряхнув капельку крови с пальца. Катир поймал ее налету, и снова уютно устроился на постаменте, сменив цвет с серебряно-синего на лилово-розовый. Вместе с правителем Империи повернул голову на зов.

— Вы не должны перекладывать свою вину на других, — ровно сказал жрец — то ли Императору, то ли божеству.

— Если б я знал, я б никогда... — попробовал заговорить брат под их общим спокойным взглядом.

Император даже не моргнул, а катир и вовсе брезгливо отвернулся, развернув спинной гребень, будто отгородившись им от такого кощунства. Но оба придворных застыли.

Интересно, это правда, то, что брат не выходит из покоев без по крайней мере трехкратной охраны? Что отряд Комиссии пытался штурмом взять северную башню дворца, где по официальной версии был заточен его супруг... и первая леди по совместительству? Тот самый отряд, что осуществлял захват паладина. И то, о чем говорил жрец — что они пришли, чтоб вздернуть его... или ее?.. на воротах — правда? Первое, чему учатся при любом дворе — никому не верить. Зачастую — даже себе. Вот только тогда встает вопрос. Если не себе, то кому?

'Я не люблю Вас', — обреченно ответил голос из прошлого. И двуцветные глаза казались безбрежными... Вираэл. Или... Вириэль, как гласят донесения Роаана?!

— Оставьте. Меня, — выдохнул Каэрдвен тяжело, будто каждое слово весило как весь мир и, произнося его, он готовился нести эту ношу до конца своих дней.

— Кэр... — пробормотал брат.

'Я не люблю Вас' — монотонно бил изнутри в висок надломленный голос.

И эхом из прошлого звучало — 'Полюбишь. После Ритуала. Все любят'.

'Так чего ты хотел?!' — закричало вдруг что-то, чему он уже не знал имени. Почему... так... поздно? Зачем он нанес на дверь эти чары? В чем думал подловить? Во лжи? Сделать куклу за корыстные намерения? Его? Ее? Вир?..

'Я не люблю Вас', — шепнул дрожащий голос так, будто сами голоса могли плакать, а волчий глаз смотрел с истончившегося лица, и сиял безмятежной пустотой второй, совсем другой, больной, как у измученного ребенка...

'Он обещал Джулиану. Не тебе', — сочувственно напомнило осознание.

ПОЧЕМУ ВЫ ВСЕ ГОВОРИТЕ СО МНОЙ ТАК ПОЗДНО?!!!

— Убирайся, — процедил Император.

Император не кричал. Привык не кричать. Императорский гнев должен быть ужасен, размерен, взвешен. Сам правитель обязан быть спокоен и сдержан. Правитель должен контролировать себя. Одни бесконечные 'обязан' и 'должен'. Намертво вросшие в подкорку. Он и теперь не роптал, даже в мыслях. Лишь привычно отметил, как все надоело. Щит Империи, Зерцало Света...

Жрец ушел первым, Джулиан отошел подальше, но даже сейчас не исполнил приказа. Каэрдвэн промолчал. Если он сейчас хоть что-то скажет — придется карать. Карать. Брата? Лучше сделать вид, что не заметил.

Императору иногда приходится становиться слепым и глухим. И все — во благо Империи.

Вот только, вопреки слухам, да и традиции, он никогда не вкладывал ни пафоса, ни иронии в эти три слова. Всея. Империи. Благо.

— Ты один меня понимаешь... — снова коснувшись сказочно красивых чешуек, пробормотал Император.

Катир скосил на него глаз. Казалось, он усмехается лукаво. По острым кромкам крылышек пробежали легкие блики. Маленький бог изогнул шею и зашипел-засвистел, все-таки вырвав у друга улыбку.

Смертельно опасный зверек, созданный для убийства, шутил и играл с ним, как домашняя кошка, и невольно напомнил еще одного. С глазами разных цветов. Тоже воспринимавшегося, как дикий зверь. Как тигр в зоопарке.

'Помнишь?' — спросила память. — 'Тот тигр умер, не пожелав принять еды из твоих рук'.

'Почему все они — так?..' — хотел спросить Император.

Но не спросил. Сетовать — недостойно.

Фонтан вдруг оказался очень высоким, расписная чаша полетела вверх, а вынырнувший из кустов брат подхватил, судорожно обнимая. Будь все не так, он бы посмеялся. Принц носится по кустам...

— Что это было? — бесстрастно спросил Император его устами.

'Ты и есть Император', — непреклонно напомнило сознание. И так стало.

— Ты упал, — выдохнул Имперский принц.

Каштановые волосы, синие глаза... Он выглядел, как их мать. Каэрдвен улыбнулся, не сразу сообразив, что принц что-то шепчет, кусая губы.

— Это я... это все я... я виноват... я тебя подставил... я не так понял... подумал, что власть... — слушать его было... тошно?.. тяжело. Да, тяжело, так лучше

'Я тебя не люблю' — с безбрежным отчаянием глядя в глаза, твердил призрак рыцаря без доспехов у него в кабинете. Снова и снова.

Каэрдвэн опустил ресницы. Мысли ушли, оставив тишину и печаль. Только двуцветные глаза все искали в его лице что-то, заглядывали в душу. Все так же обреченно, безнадежно и горько.

И были другие — насмешливые, презрительные. И другой голос издевательски кричал — 'Ты Император. Так правь! Твое слово — закон. Разве этого не довольно?!'

— Кэр... ты что, Кэр? Брат, ну приди в себя! — Джулиан волновался.

Вот забавно... где здесь правда? Вопрос так и рвался с языка. Интересно, что Джу ответит, услышав: 'Брат, а моя смерть сейчас нарушит твои планы?'. Он не спросил, только усмехнулся горько. Знал ответ. На самом деле — знал.

Каэрдвен медленно вдохнул острый, горячий, обжигающий воздух, глубоко, наполняя грудь сотнями мириадов отравленных игл. Усилием воли заставил забиться сердце и плавно поднялся.

— Все хорошо, — сказал он спокойно.

И, встретив его взгляд, застыл.

Из синевы казавшегося единственно родным взгляда на него смотрела гиена, нетерпеливо ожидающая, пока лев задохнется. Впервые в жизни он отшатнулся. Повернулся, и почти бегом бросился прочь. Императоры не бегут. Усмехнувшись своим мыслям, он перешел на шаг. Остановился. Два голоса все громче кричали в голове, и хохотали гиены, выжидая...

Если б он увидел себя со стороны — понял бы все сам. Узнал бы признаки. Но... Аура Императора так бела, что растворяет все другие цвета, и, в конце концов, ослепляет. Чем больше эмоций — тем ярче ее сияние. И в этом сиянии бесследно растворилась алая полоса, черневшая с каждой секундой...

Как росчерк крови на алых доспехах...

За его спиной яркой пичугой бился в ставшем вдруг ловушкой фонтане катир. Всем телом врезался в прозрачные стенки, ломая крылья, срывая нежную чешую; драл зубами и когтями — и не мог, никак не мог дотянуться. Падал, упрямо вскидывал голову, вздыбливая гребень, и опять колотил всем телом об эту застывшую воду. Вода в фонтане стала лазурно-синей, рыбка испуганно выпрыгнула на поверхность, плеснула хвостом...

Прямо над ней возникла точеная рука с чешуйчатой кожей. И кто-то, снаружи пробив твердь воды, подхватил на ладонь умирающего бога, опуская к ней, ближе, совсем близко.

— Ты знаешь, что делать? — с улыбкой спросил дракон.

Рыбка не умела говорить, но его поняла. И просто опять плеснула хвостом.

Тоненькие жгутики силы закружились вокруг катира, поддерживая израненное тело. Скользнули под кожу, пробираясь глубже, помогая дышать, заращивая повреждения...

Рыбка была маленькой, и кого-то более крупного вряд ли сумела б спасти. Ей и так пришлось постараться так, что она даже плавала какое-то время кверху пузиком, сонно поводя плавниками. Потом перевернулась.

Не разглядев даже спасшего его, катир взвился вверх, пронесся по коридорам, запутался в волосах императора, чудом избегнув мечей и магии его охраны. И замер.

И Тьма чуть-чуть отступила.

На губах правителя Империи Света появилась робкая, чуть заметная улыбка.

Зря он, все-таки, сам зачаровал Врата Света... Но Император не имеет права признать вину. А потому... Катир коротко курлыкнул, и мысли Каэрдвена потекли спокойно и ровно.

Тириэл, младший принц Кастеллы

Отрывки из ненаписанных дневников

Мне бы оооочень хотелось, чтобы Вир, вернувшись, сделал неверные выводы о нашем исчезновении. Хотя, наверное, и сделает — есть все шансы. Парень он неплохой, но опыта мало. На той поляне и я и Рей его раз сорок убить могли, а ему хоть бы хны — сидел и смотрел, как мы прикалываемся. Либо дурак, либо тузов в рукавах больше, чем я знаю. Хотя какие рукава у доспеха, о чем я?!.. Форменный провокатор-самоубийца!

...Когда их сиятельное темнейшество удалились с внушающим... дикую зависть, если честно — а сам с собой я могу быть честен — апломбом, безжалостно покинув нас с Кэмом посреди деревеньки на шесть дворов, я даже не взбесился. В смысле, взбесился, конечно, но два оборотня, инкуб, суккуб, банда разбойников и пяток старостиных дочек запросто развеяли мое дурное настроение. О, как мало надо мужчине для счастья! И Кэм, и мой эльд это знали на личном опыте, а потому всем необходимым для полного душевного и морального успокоения я был обеспечен раньше, чем успел войти в раж.

Их счастье. Хотя, на мой скромный непритязательный объективный взгляд, деревеньке со звучным названием 'Выпасы' повезло больше. Оставить принца, как ненужную вещь, в каких-то выпасах!!! Кризз сунул мне в руки бокал превосходного вина, и я милостиво сделал им всем скидку. Пусть живут. Я потом с Виром посчитаюсь.

Кажется, я перестарался с улыбками — теперь от меня шарахнулась вся честная компания, включая моих же мальчиков, временно сбившись в одно дружно напуганное стадо, застрявшее в узком проеме единственной двери единственного на все село трактира. Впрочем, ребятки быстро опомнились и изобразили отдельный защитный порядок, а то я бы в них разочаровался, право слово. Разочарованный дроу, особенно если он ваш шеф, это, знаете ли, чревато...

Вообще же дроу не злопамятные. Просто злые и все помним.

Я поморщился, но улыбаться перестал. Все равно, есть этих девах не собирался. Можно, конечно, с голодухи, но не спортивно. Я предпочитаю что-то, что может вопить, драться и сопротивляться, зеленоглазое, с длинными лохмами, и в броне...

Отставить! Что-то я даже сам себе стал команды отдавать как-то неспокойно...

На этот раз мне удалось спрятать еще более впечатляющую улыбочку в какой-то кружке. Пена тут же полезла в нос, я чихнул... В общем, после такого афронта меня уже не боялись. Сложно бояться даже самого страшного, самого злобного, самого стильного и сердитого дроу из всех, если у него с ушей пиво капает. Пусть живут. Мы все сволочи, честно это признаем, и обожаем в себе, но мы не идиоты. Как иначе, будучи одной из наименее любимых рас обеих империй, мы гуляем, где хотим, и со всеми довольно мирно сосуществуем, по-вашему? Без войн на уничтожение, в смысле.

О том, насколько я не в себе, говорит хотя бы то, что вот уже три часа я говорю сам с собой, и развлекаю всех вокруг садистскими ухмылками, вместо того, чтобы, например, утащить девчат на сеновал. Да, для меня это все еще экзотика. А что? Доски, солома, везде лезет, колется, сверху солнышко проникает... Красота! Все остальное — не скажу. Я не цензор, я просто жадный.

В общем, я до позднего утра реализовывал свои коварные планы, девчонки давно перебудили все село, проработав вместо петухов, но никто потревожить меня не решился. О, боятся, значит, уважают! Счастливый и до крайности довольный жизнью, я натянул брюки — только потому, что к ним крепились ножи. Еще нацепил перевязь, разложил по местам кое-что по мелочи, от чего вчера временно избавился, чтобы девочек случайно не поранить [кровь, знаете ли, если проливать, то специально — а то это называться будет иначе], и вышел на улицу.

Я люблю солнце. В Кастелле, где я родился, временами бывает солнце. Это даже своеобразная достопримечательность — солнечный колодец, где купаются наши правители. Но попасть туда сложно, и все равно, там солнце далекое и холодное. А это... Нет, 'Выпасам' повезло они сами не знают как! Я доволен жизнью, и прямо-таки счастлив! Пусть живут. Изменю своим принципам.

С рук у меня исчезли все 'неродовые' кольца, но я не мог уехать, не оставив девочкам подарки. Принцы так не поступают. Не важно, как я отношусь и к кому — обо мне всегда должны помнить. В общем, это нудно, сложно и усваивается с молоком аристократки-матери (которым нас, вообще-то, никогда не поят...), но составляет неотъемлемый элемент имиджа темного принца. Хотя в данном случае, как я уже говорил, я был только 'за'. Да, я еще и очень скромный. Кто-то сомневался?

Подобная идиллия не могла продолжаться вечно. Мир вообще любит обламывать лучших из населяющих его пределы. Ревнует, видимо.

Я как раз плескался в ледяной воде, когда, повернувшись, не обнаружил рядом Кризза с полотенцем. Мысль, что он забыл о том, что делал всегда, мне даже в голову не пришла. Эльд — это слишком серьезно даже для дроу, чтобы не доверять. В определенном смысле они — мои пальцы, и я способен чувствовать и слышать их на нескольких уровнях восприятия. Я имею в виду, мысли, переживания, ощущения. С другой стороны, не доверяю я никому. Это облегчает существование.

И тем не менее. Сигнала тревоги не поступало. Да и с Кэмом у нас своя система связи. А никаких признаков угрозы и с той стороны не было. Значит, либо все уже кончено — и можно не торопиться, или все не так плохо — и тоже не требует спешки. Так что я оделся. Сам, как не стыдно признавать. Недостойно принца одеваться самому, не дай Тьма еще заподозрят, что мы это любим и можем... Завернулся в плащ и бодро зашагал к трактиру, где вчера ужинали. Сам себе я не буду заливать о мифическом восьмом чувстве дроу. Оно, конечно, на самом деле есть, но лично я банально высчитал наиболее вероятное место пребывания своего эльда. Хорошая вещь — теория вероятности. Но это не относится к делу.

Заплетая в косу волосы и вплетая в сложную вязь иглы, я мурлыкал себе под нос, шагая по пыльному тракту обратно к трактиру.

Пока шагаю, можно и поразмышлять. Дроу без личной шизофрении — пропал для общества! А вообще, если серьезно, мы просто до того любим эпатаж, что очень многим готовы ради него жертвовать.

Дома, не смотря на свое аристократическое и вообще венценосное происхождение, я все больше занимался детективно-розыскной деятельностью. Нет, конечно, не на таком глобальном уровне, как дядя Шу, но в кое-каких делах помогал и ему. Собственно, впервые из дома я выбрался как раз по его поручению. Но это совсем другая история. Может, расскажу (сам себе — привет, шиза!) ее немного позже.

Кастелла — лишь один из четырех наших городов, с населением более сорока тысяч. В этот перечень не входит численность слуг, рабов и домашних животных. Впрочем, и так понятно — сохранись все на прежнем уровне, и мы вымрем. Ну, не за сто лет, благо, живем дольше людей, но лет так за полторы тысячи — точно. Для сравнения, на момент исхода нас было почти полтора миллиона. И, даже если учесть, что в войне Света и Тьмы мы потеряли более трети своей боеспособной армии — а у нас на равных сражаются и мужчины и женщины, и гибнут, собственно, одинаково — сам собой напрашивается неутешительный вывод. К концу войны чистокровных дроу было что-то около девятисот тысяч, сейчас — немногим больше трехсот. Деградация очевидна. И городов у нас было куда больше — двенадцать Зубцов Короны и Жемчужина, наша столица. То, что осталось от Жемчужины, теперь стало наименоваться Картегой. А из 12 зубцов сохранились лишь три — Кастелла, Камилла и Кора. С чем связаны имена на 'К'? Судя по нашим легендам, на момент Исхода у возглавившего восстание принца было 12 дочерей. Вот по имени каждой из них и именовали подземный город. Къяру мы потеряли совсем недавно — взорвали вместе с ворвавшимися внутрь ингварами, прошедшими тайными ходами из-за предавшего дроу Клана Золотой Ветви. Хотя никто не ожидал от профессиональных миротворцев и дипломатов такой подставы, и смута царит до сих пор, мы, все же, довольно скоро оправились от этой стычки. С точки зрения политики, Кастелла была и является неявной столицей нашего народа. Не смотря на то, что по численности населения она выступает на почетном третьем месте из трех возможных, только в Кастелле сохранился Университет и Башня Магии. Кроме того, там же — старый дворец и Сад Камней, естественный аккумулятор магической силы и защиты города. Итог — Кора стала аграрным центром, а Камилла переквалифицировалась под военный лагерь, оставив младшей сестре политику и магию.

По существу, мой отец не был королем дроу. Исключительно номинально. Это традиция — нашим фактическим королем может стать лишь тот, кого признают все кланы. Но и я, и брат и он — мы все происходили из рода Черных Пантер, и, как его главы (вернее, отец и брат как его главы, а я — как третий в линии к трону) имели право на титул короля и принцев соответственно. И все же мой отчаянный родитель не мог оставить все так просто. Дядя Шу, когда объяснял мне расклад в день его смерти, весь извелся, разрываясь между ненавистью и восхищением. А суть вот в чем. Мой отец прожил более тысячи лет, и погиб четыре цикла назад. Был убит. Понимая, что ничто большее, чем титул номинального правителя, ему не светит, он поступил просто — превратил свою семью в эксперимент по смешению крови. Итак, сам он являлся прямым наследником Черных Пантер. Его старшая жена — мать брата — происходила из таинственного и немногочисленного, но крайне влиятельного рода Горящей Ветви. Ее же младшая сестра вошла в клан Танцующих с Ветром. Вторая жена отца и моя мать, носившая титул Любимой, принадлежала к крови Заклинающих Тьму (раньше они назывались заклинающими Свет, до исхода), а по второй линии — к дому Истинного Огня. Более того, ее отец был избранником одной из Древних — были среди нас и такие, отдельный род, когда-то давно смешавшийся с существами тонких миров. Формально они все еще оставались одним из кланов дроу, на самом же деле, большей частью, давно выделились в отдельный подвид. Мы звали их Темными феа. А, да. Среди них был один феа настоящий. Так было классно за уши дергать! Ну да это лирика.

Крепко намешано, не правда ли? Если добавить к этому привязанность ко мне старшего брата, картина вырисовывается все более радужная. Но мы не были б собой, будь все так просто. Что значит смешение в жилах наследников крови четырех семей, и перекрещивания интересов восьми, если треть из них связывает кровная месть? Отца тоже волновал этот феномен.

Потому на простой последовательности браков и рождений дело не закончилось.

Он даже трагедии использовал к своей выгоде.

Начнем с того, что шестьдесят лет назад Лиам, последний король вампиров (не путать с их Властелином — это разные весовые категории), спустился к нам для заключения мирного договора. В ходе торжеств и переговоров один из его подданных не удержался, и укусил воина клана Ночных Теней, обратив его притом. Нарушителя упокоили, а вот обращение пропустили. Официальная версия гласит — слишком дикая магия спит в крови Тени. Не буду гадать, так это или нет (сам временами скармливаю окружающим эти 'официальные' версии), но после заключения договора и шести лет плодотворного сотрудничества в наших катакомбах объявился белый призрак.

Насколько я знал, Муар держался из последних сил. У дроу вообще железная сила воли, а Тени в этом смысле лучшие из нас, уступают только Пантерам. Но, как бы то ни было, однажды он сорвался. Напал на какого-то раба в своем доме, напился крови... и Инициировался.

В свите короля вампиров бездарей не держат, а потому вкупе с голодом новоявленный дроу-вампир получил и целый букет необычайных способностей. Четкий перечень не сохранился, знаю только, что после того на протяжении двух лет неизвестный призрак убивал жителей. Иногда быстро, иногда крайне жестоко.

Кстати, специфика вида — обратить чистокровного дроу кое-как можно, но такой вампир не способен создать ни одного птенца. Полагаю, он убивал не потому, что хотел убить, а от отчаяния и одиночества. В общем, такой романтический образ не мог не тронуть сердца моей матери. Она всегда была немного излишне романтичной. И охоту любила. Я ее почти не помню, только по портрету.

Итак, мать отправилась на поиски. И, что неудивительно, нашла искомый объект, по ходу погибнув и забрав его с собой, но сумев спасти какого-то встрепанного мальчишку, оказавшегося, совершенно случайно, наследником Серебряной ветви. Как итог — кровная месть двух родов прекращена, Ночные Тени присягнули Пантерам на верность, Заклинающие Тьму получили на руки 'создателя' дроу-вампира, и окружили меня особым вниманием, вампиры погрязли в долгах, и лишь единственного — Источника — не хватает мне или моему брату, чтоб обрести силу истинного правителя. Впрочем, брат все же нарушил планы отца — он женился. Но и тут отец все равно не прогадал — жениться братец умудрился на Древней, квартеронке ангела и демона. И все это в изящной мэйнийской упаковке.

Думаю, не смотря на свои прагматические взгляды, именно смерть моей матери отца и подкосила. Все же он ее любил. Но и тут проявил себя, сумев своей смертью добыть для нас еще несколько бонусов военного плана, невозможных прежде. Темного полога, мой повелитель.

В результате такого стечения событий я ввязался в поиски этого самого Источника. Сехмет. Что такое источник? Нечто вроде наших Каменных Садов, но куда мощнее. И связанное с народом дроу не только договором, но кровью, и, если повезет, эмоционально. Вот поэтому Сехмет — всегда женщина. Какого мужчину в пещерах такой чепухой удержишь?.. Если б не это — притащил бы. Вот из вредности. Притащил бы этого мерз-сссского паладина домой и посадил на цепь, чтобы никуда не делся.

Я пристрастен? Так, Тири, руку с меча... Медленно. Дыши ровно... Сам себя резать собрался? Герой! И сам себе в зубы дашь же за детское 'Тири'?

Я прав. Мысль послужила утешением.

Еще раз, но спокойно. Я пристрастен?

На этот раз мне удалось ограничится ехидным фырканьем.

Судите сами.

После Исхода и Последней войны наш мир существовал в шатком, но равновесии. Своеобразная игра в шахматы, в которой противники заранее известны, а у доски отнюдь не две плоскости, но это делает игру только лучше, обеспечивала относительный порядок и спокойствие. Большинство это устраивало. Да и игроки, опытные, умудренные опытом, не спешили на амбразуру, экономно пестуя и расходуя ценные ресурсы. Человеческие, кстати. В конечном итоге — все и всегда упирается в человеческие ресурсы. В одиночку много не сделаешь. Возражения? Хм. Уточню. Если вы один и вокруг никого — что будете делать? Вариант. А если так всегда? То-то же.

Чем меньше живет раса, тем больше любит заботу. Ха, да на мэйнийской аристократке не женишься, не поухаживав за ней пару-другую... сотню лет, в лучшем случае — десятилетий. О, все, конечно, серьезно, да и жена из нее в случае чего получится превосходная. Вот только — никаких сюрпризов больше уже не будет. Никогда. За десять лет вы досконально узнаете друг друга, за пятьдесят — заучите, за сто... В общем, если и потом останетесь рядом, значит, это — судьба! С судьбой не спорят.

Те же, кто живут мало, будто зубами впиваются в жизнь. Вырывают из нее свое счастье чуть ли не силой. 'Перед смертью не надышишься' — знаете такое? Кстати, так бьет по нервам! А они вообще так живут. Непрерывно! Чему дико завидуют наши высокомерные братья и сестры, к слову.

Так вот. Что значит, скажем, для человеческой короткоживущей женщины беременность? Девять месяцев усилий, мук и ужасов на фоне гормональных срывов. Я сейчас не обсуждаю бонусы процесса — речь о другом. Ведь потом дите еще и растить надо, три года непрерывно при нем сидеть, следить, учить. В общем, один ребенок — это минимум пятая часть молодости навскидку. Что для меня три-пять лет, даже полных смертельной скуки или боли? Взмах крыла бабочки.

А ведь на самую мимолетную заботу люди реагируют так, будто мы посвящаем им всю жизнь! Те же вампиры — из обращенных, не рожденных — крайне подвержены этой тенденции, пока не изживут окончательно человеческое.

Причем тут Вириэль?

Вот тут начинается самое интересное. Итак, на доске с вялым успехом идет игра. Доска — как в нашем случае — черно-белая с наброшенной поверх цветной сетью чужих влияний. Известный перечень фигур, почти утвержденный. И вдруг — среди всего этого — появляется некто. О, сначала, это нечто (некто) мало, как букашка. Его деяния — тлен, его желания ничто в масштабах игры. Но вот странно — постепенно вокруг него, этого 'нечто', начинает формироваться что-то. Представьте себе. Вы с раннего утра мыли окно. Не только стекла, все. Тщательно, аккуратно. И решили, скажем, перекурить. Отошли, вернулись. А на окне растет гриб. Прямо на стекле. Корешками наружу. Ваша первая мысль?

'Здравствуй, шиза'? А если этот гриб еще и, скажем, оконное стекло в мембрану радужно сияющую превращает? С особо прочным эффектом телепорта? Собственно, схема выше крайне упрощенная. И тем не менее. Начнем с того, что двенадцать лет назад Храм семимильными шагами шел к мировому господству и договорам с демонами. Даже представительства и у нас, и у них были. Традиции подбирать найденышей не следовали сто семьдесят лет — зачем, если за чью-то душу у демона можно получить очень, очень много, не отдав ничего взамен? И вот надо ж было такому случиться, чтобы за полгода до появления Вир у стен Храма прежний Магистр, в свое время обучавший и Светлого Принца, погиб в битве с демоном. В качестве мести, по старой доброй традиции, запихнув последнего на свое место и превратив одного из сильнейших созданий Преисподней в лишившегося памяти полукровку.

Откуда я это знаю? Не скажу. Но намекну — я его вызывал. Еще когда он был сам собой. Без комментариев.

Понятно, демон, даже забывший себя, слишком горд, чтобы просить помощи, тем более, у своих (слишком умен), но притом страшно любопытен, и ребенок остается при Храме. Кстати, в книгах детей значится три. Вириэл Урисский, Вириэль Урисский, и Вириэль Ури-с-кий. Более того — в молитвах храмовников с того времени звучат все три имени. Книги остаются неизменны. А по книгам, между прочим, довольствие начисляют. Понять, кто он — не возможно. Парня скрывают, как последнюю плащаницу от нудиста. Через какое-то время случается очередной фурор — в Храм сам прилетает Полуночный. О, ну, подумаешь, прискакала себе лошадь! Эка невидаль! Так сказал бы любой, кто не знаком с этими скакунами.

Вот только игроки не невежественны, они очень хорошо ЗНАЮТ, что это значит.

Представьте себе — таракан на стене. Мерзко? А если он бриллиантовый? Трактир уже совсем близко, а потому — закругляюсь. И вот чем закончу импровизированный экскурс. Как вы думаете, какие мысли возникают у игроков при виде этого 'таракана'? Поймать? Отнюдь. Откуда взялся, где такие еще есть, что может? Может, его драгоценный панцирь — лишь упаковка? А что тогда он скрывает? Кому потребовалось тратить бриллианты? Сколько в них каратов? Фальшивка? Настоящие? А не обманка ли это? И если да — то для кого? Для чего? Или ловушка? Как работает? На кого? Что будет, если в нее попасться? А что будет, если не попасться? И как можно сыграть, чтобы выиграть, если попадешься? Кто выставил эту фигуру на доску? Зачем? Специально или случайно? Как проверить? Что это означает в перспективе? Какие союзы позволит заключить?.. И так далее — до бесконечности. А ведь с бриллиантовым тараканом все куда как проще и очевидней...

Деревенька будто одеревенела. Не обезлюдела — и у смерти, и у безлюдья свой запах, и даже там все равно остается нечто, возникает своеобразное ощущение. Те, кто чувствовали его хоть раз — знают. Здесь было иное. Некоторые вещи и предметы скучают по тем, кто их оставил. А здесь вся деревенька затаилась, застыла, как муха в янтаре.

В деревне мерно хлопали ставни. По голым проемам немногочисленных, лишенных намека на стекло, окон. Обычно их затягивали кто шкурой, кто доской, а кто и на магию не скупился — да к лету снимали. А от мух, слепней, оводов да комаров не помогали никакие чары... Магией они владели, что ли?

В общем, местность выдалась замечательная.

По главной (и единственной) дороге гордого селения со звучным именем Выпасы [кого пасли?!.. тут даже коров, не смотря на феноменальные — на пол литра в неделю больше, чем у всех, удои — ни у кого больше двух не было] шел парень. Щурил глаза от солнца, мурлыкал себе под нос что-то. Сапоги на каблуках на нем смотрелись неотъемлемой частью образа. Впрочем, наверное, и без них он бы выглядел так же органично. Если не более.

'Ну да шел бы себе и шел, никому никакого дела нет, ходют тут всякие', — мог бы проскрипеть единственный двухэтажный дом, старостин. Да не стал. Невежливо это — а вдруг путника чем обидишь ненароком?

Вот 'нароком', с умыслом — это другое дело...

Дом подумал еще немного и ужаснулся. Его никогда не простят предки, предай он свод законов домов. Да вот беда — у домов зубы не режутся. А у него росли. Еще как росли. 'Что же это делается-то?' — суматошно подумал он, да хлопнул мореной дубовой дверью.

Хорошо так хлопнул. Внутри что-то упало, загремело по полке, и... сверху, откуда-то, откуда он и не знал, вдруг посыпался... чеснок! Самый настоящий!

На радостях дом попробовал было попрыгать, но вовремя вспомнил, что порядочные дома так не делают, и не ему на текучей крыше начинать это безобразие, и просто шумно вздохнул.

С конька с карканьем сорвалась ворона.

Визитер проводил ее взглядом с крайним интересом. Кажется, к ужасу вороны, даже гастрономическим. Небрежно сбил с манжета щелчком пальцев божью коровку, и легко кивнул дому.

Дом чуть не прослезился. По крайней мере, колодец слегка потек и затопил задний двор, но этого никто не заметил. 'Бывают же уважительные гости! Вот что значит — порода! Эх...'

А гость, тем временем, небрежно оправил щегольскую куртку да пошел себе дальше. К трактиру.

'Ууу... шалава!' — тоскливо подумал старостин дом. — 'Ведь ни одного же путника не приветил, как должно! А все ходют и ходют... Эх...'. И, чтобы не мучить себя тяжкими думами, дом снова заснул. На время.

Ведь раз проснувшиеся вещи до конца никогда не засыпают.

Дорога перед трактиром была вся взрыта. То ли копытами, толь сапогами — уже и не разберешь, после утреннего дождика. Да только итог один — ни пройти, ни проехать.

Визитер, дернув брезгливо чуть более длинным, слегка заостренным, ухом, одним легким движением взмыл на шаткую оградку; ловко, будто канатоходец, пробежал по скату крыши почти до самой двери. Посмотрел вниз, на затопленное крыльцо [а он, кстати, дождя и не вспомнил], да и взобрался по стене еще выше, на второй ярус крыши, да оттуда — в окошко пристройки. Всяко чище, чем во дворе грязь месить.

Спрыгнул на скрипучий пол совершенно беззвучно, прислушался.

Вряд ли человек услышал бы хоть что-то — а он слышал. Тихие голоса. Он вздохнул, скривился и насторожил уши. Звуки сразу же стали четче. Да и не только звуки. Раз, два... Считая незваных гостей, он уже невесомой тенью крался по коридору. Не к двери — там прежде всего заметят. К горящему камину. Пришлось снова выбраться через окошко на крышу, пройтись немного. Труба была узкой, еще б сантиметр — и точно б не стал даже пробовать. Но к низу она расширялась, это он еще вчера уяснил, пока глинтвейн варил.

А как пачкаться не хочется... Дроу взялся обеими руками за край.

И спрыгнул в трубу. Прямо в пламя.

Сколько про дроу страшилок ходит — не счесть. Но Ванька, трактирщика сынок, никогда не пугался. 'Страшно интересно' — вот верное слово. Это он от бабки Клаши услышал, когда кур гонял да больше просыпал, чем разбирать помогал зерно. Да, одновременно. Очень активный был ребенок, неугомонный, ветерок, а не мальчик, как говорила мама. Ух, как баба Клаша завелась, просыпанное зерно увидев! Мол, будешь плохо слушаться — за тобой дроу придут и заберут! Но почему-то на все вопросы — а как их позвать? А что дроу любят? А детей они жареными едят или маринованными? Или, может, вовсе засаливают? А зачем дроу дети? Своих нет? Ведь интересно ж! — и она отмахнулась, и никто в деревне так и не ответил. Дроу страшные, и от них лучше держаться подальше.

Ванька поверить не мог своему счастью. В дядькин трактир, обычно пустовавший с весны по осень да с осени по весну, набилось столько дроу! Он еще столько считать не умел — пальцев на руках и ногах не хватало. Но какие они, дроу, уже знал. Разные, и совсем не страшные. Только очень сердитые. Может, им животы прихватило?..

А девчонки у них правда странные. Но красивые. И почему их все зовут одалисками?

Узкоглазая темная, с косичками по бокам узкого личика, фыркнула, вперившись в него взглядом. Мать заохала, потащила его за юбку свою юбку, а Ванька понять не мог — они что, не видят? Она же смеется!

'Не одалисками, а садистками, дурик'

Ванька не удивился голосу в голове — он и без того их часто слышал. И Муркин, и Бобика, и Кузькин, и мышиный, и...

'Но ведь одалиска красивей' — наивно удивился ребенок.

Несчастный подросток в стройных рядах непрошибаемо сердитых и прекрасных, как вороненая сталь, нелюдей отчаянно расчихался. И только подбородок вздернула под осуждающими взглядами. Мол, хочу — и кашляю! Что, кому-то не можно?

Как чудно! Он бы спросил — а разве нельзя? А она — 'Кому-то не можно?'

Но, кажется, свободолюбия девочки не оценили — вон как нахмурилась та, самая холодная! Уй, будто змеюка, холодная и склизкая... фрр!

Девочка метнула на него умоляющий взгляд. Ванька снова улыбнулся — а что он такого делает? Не думать же нельзя?

'Можно' — фыркнул в голове голосок.

Девчонка отвернулась с независимым видом. А у нее за плечами Ванька впервые разглядел это, блестящее, ну, еще на мяч похоже. У отца был ржавый, и меньше. А у нее...

'Меч' — сжалился в голове незнакомый голос.

Мальчик захлопал в ладоши. Мать, отчаявшись справиться с уродившимся не совсем нормальным сынком, втихомолку потащила его в погреб. Из ее мыслей, ощущений он знал, что она волнуется за него. Будто есть чего опасаться. Но поговорить с ней никогда не получалось. Он тоскливо оглянулся, последний раз посмотрел на девочку... и дал затолкать себя в подвал.

Бедный ребенок. Дроу потерла виски, строго глядя на трактирщика. Стихийный телепат — а в какой глуши пропадет, за деревенского дурачка выступит. И ведь не забрать — стократ уж проверено. И почему только Стихии дают силу этим неумехам?..

Она повела плечом, посмотрела в камин. Ну да не время для сожалений.

Нашкодившие воины стояли перед ней навытяжку, и все равно казались котятками перед грозной мамкой. Разве только что хвосты не поджимали.

А сын не такой. В ней, почти против воли, проснулась материнская гордость. Номинально, конечно, он был ее приемным сыном — ребенком второй жены, — но она так долго возилась с по-первости болезненным, да капризным, мальчишкой, что как-то привыкла считать его своим. Но особо своего отношения не демонстрировала, конечно. Не к чему баловать принца.

Легок на помине... Женщина только бровь приподняла, когда, просвистев в трубе, тот, о ком она думала совеем недавно, рухнул в горящий камин, наполовину скалясь, наполовину улыбаясь. Значит, сам еще не решил, как и что. Ну что ж, проверим, так ли ты вырос, мальчик...

— Хорошо. Тебя я и ждала, — промурлыкала она довольно.

Тириэл, младший принц Кастеллы

Отрывки из ненаписанных дневников

Да уж... Мать рода вовсе не казалась смущенной моим визитом! Хотя я готов был поставить на кон свою жизнь — не ждала. Про наших женщин много ужасов рассказывают, а правда, как обычно, где-то посередине. Кроме того, мы жадные, и сами наших прекрасных (и тех, что не очень прекрасны, правда, тоже) половин любим. А так — и фетишизм тешим, и случайных героев отпугнули. Та шваль, что все же остается, ни одному дроу уже не опасна. Рабы, они, знаете ли, в лучшем случае как дети... В нашем мире неконкурентоспособны.

Рохаанна отвесила мне подзатыльник, чем свела на нет многодневный труд над созданием определенного образа. Нет, спрашивается, ради чего я столько работал над созданием имиджа?! Которому не мешает никакая жажда, кто бы что ни говорил. Увы, моя старшая мать оставалась несгибаема. Пришлось стерпеть, отступить на шаг и эталонно раскланяться, как полагалось по Кодексу дома, страница двести восемьдесят шесть, параграф восемнадцать, 'встреча близких родственников после долгой разлуки при общем среднем равенстве рангов'. Представить не могу себя никем, кроме принца — будь я званием и рангом пониже, мне вместо одного насквозь бюрократизированного и формального до зубовного скрежета ужаса пришлось бы учить семьдесят три тома устава. Я их, конечно, все равно учил, чтобы точно знать, кто и что мне должен, но соблюдать был не обязан абсолютно. Мама одумалась, но было поздно. А книксен (реверанс в нашем понимании это нечто более формальное и куда длиннее) в исполнении лучшей воительницы Слез Ночи — это как танго. К тому моменту как череда па, поклонов, ритуальных шагов и просто странного чувства юмора снова вывели нас в относительно пригодные для беседы позиции, крестьяне смотрели на нас как-то странно. М-да... А я еще никого особо и не начинал соблазнять. Девочки на сеновале не в счет. Это... пленер!

Через четверть цикла адских мучений (увы, у женщин все же более формальная одежда, с куда большим количеством деталей — без подобного одолжения мы никак не соглашались позволять им невинные выходки вроде битья кнутами) моя старшая мать успокоилась достаточно, дабы взглянуть на меня уже довольно благосклонно.

Есть люди, которые, как я, например, танцуют божественно, но не любят сиим заниматься. А она — любит, но не танцует, и подобные вынужденные случайности, способные довести другую до приступа, Рохаанне в радость. Не зря у нас нет в языке слова 'случайность' — хотя мы иногда и используем заимствования из чужой речи, исходно каждый дроу с детства знает, что случайно в этом мире даже кошки не родятся. Хм, было время, когда мы их ели. С голоду. Сейчас кошка — одно из наиболее почитаемых в городах животных, и меня частенько посещают мысли о своеобразном искуплении народа дроу перед этими четвероногими любимцами. Что бы там не говорили, а кошка никогда не даст солгать — хотя бы самому себе. Совершенные отражения.

Еще немного посмотрев заворожено на наши застывшие спины (позиция тридцать шесть, спина абсолютно прямая, лопатки немного сведены, плечи развернуты, одна рука свободно свисает вдоль тела, вторая чуть согнута в локте, равно готовая и к элементам следующего па, и к удару) хозяйка опомнилась, всплеснула руками и погнала мужа принести нам стулья. Тот принес лавку, но, учитывая, что во всей деревеньке стул я видел только один, и его на моих глазах вырезал из дерева Кризз, было бы бессмысленно затевать здесь ссору. Тот же кодекс гласил, что 'все прочие, не осведомленные о политике и приоритетах семьи, как лишенные ее поддержки, имеют право на послабления, прежде всего имиджевого характера'. Хотя пункт 'вай' подпараграфа семь тысяч четыре позволял полагать любые условности несущественными, коли 'они мешают достижению целей'. Юриспруденция — это моя любимая область... доведения окружающих до ручки.

Для официально-неофициальной встречи формальности можно было считать соблюденными, и старшая мать заключила меня в отеческие объятия. Учитывая, что именно на ее долю выпала большая часть моей юности, моя, вежливо скажем, пятая точка довольно близко познакомилась с ее карающей дланью... В остальном, кроме отрепетированных, рассчитанных на произведение определенного эффекта сценок, в которых все принимали участие совершенно добровольно, ничего большего она себе никогда не позволяла. Честно говоря, и не то чтобы сильно стремилась к этому. Если совсем просто — я был рад ее видеть. В такие моменты я особенно остро чувствую, как мне повезло. Я не видел ее года три, не меньше, но в волосах обнимавшей меня женщины не было новой седины, ни одной лишней морщинки на безупречно сдержанном лице, и только царапина на подбородке казалась недавней. Думаю, лет через двести наши сто пятьдесят разницы сравняются окончательно, и мы наконец-то сможем общаться на равных. Однако вопрос, сорвавшийся с ее таинственно улыбающихся губ, быстро разрушил возводимые мною розовые замки.

— Ты поссорился с вампирами? — спросила моя старшая мать надменно, и только знавшие ее очень хорошо могли оценить легчайший изгиб бровки, выдававший ее максимальное расположение к собеседнику.

Однако больше всего я люблю адаптивность психики своих родственников. Как только надоедает занудство и формализм — мы про него забываем. И переключаемся. А что видят окружающие, нас обычно не волнует... Мысли как-то забуксовали.

— Прощу прощения? — я невольно сам ударился в светское общение, стараясь сделать хоть какие-то догадки, не выводы — на основании подброшенных сведений.

— Властелин на охоте, — объявила мать негромко.

Ерунда, правда? А я почувствовал, как у меня дыбом встали волосы на затылке.

Информация была из тех, что не разглашается никому вне клана.

Собственно, тайна исчезновения целой деревни разрешилась крайне быстро. Мать, явившись в поисках меня, любимого, первым делом наткнулась на Кэмерона. А тот, блюдя мое душевное благополучие и давая вволю предаться сельским радостям, поначалу занял ее светской беседой. От светской беседы двух профессиональных дипломатов, а к тому же мэйнов, да еще и с разных сторон силы, свихнется даже ингвар. Но, как не странно, Кэм оказался на высоте, и после пары часов небрежных пассажей о погоде и политике, сумел неспешно изменить тон беседы на вполне приятельский. Мать, в силу привычек собрав вокруг весь наличный состав, милостиво внимала. Народ, загрустивший в Выпасах в одиночестве, подтягивался, ну а мой эльд, получив прямой приказ моей матери, понятное дело, не торопился ко мне на встречу. У Рохаанны ранг в этом смысле выше, и охрана старшей матери принца дома — приоритет любого из них. Ну а так как самой большой жилплощадью располагал трактирщик, туда и стянулись все, и деревенские, и наши, окруженные привычно выставленным кордоном.

После разглашенной походя тайны, я просто обязан был оторваться. Так как расслабляюсь я крайне однообразно — секс, выпивка и/или бойня (желательно сочетание любых двух процессов) — то мать логично решила подбросить мне самое простое решение и организовала пир. Пировали мы три дня, причем совместно с населением, так что даже и подружиться почти успели. Ну, нравятся мне сельские подружки, что поделаешь? Детей у них не будет, я позаботился, отцы только вздыхают благодушно, сестры завидуют — чем плохо? Ах, лепота и, полные ленивой неги, дворянские будни...

Совершенно нереализуемые в присутствии старшей матери. Как я ее обожаю!

...В общем, ждать Вириэль нам не дали. Мать, ворча и бросая на меня многозначительные взгляды, чуть ли не за шкирку потащила нас с Кэмом (угу, и со всем селом — кажется, ее осенила гениальная идея о приобщении к клану нового телепата в обход проклятья) в Камиллу. Вовремя, как оказалось — верху было видно, как по нашим следам идет отряд разведчиков из Гнезда. Ненадолго я опешил, даже интрига с Виром отошла на второй план. Может ли Рей быть... Мысль додумать не удалось. Не слушайте, если вам скажут, что в мире есть лучшие разведчики, чем вампиры. Из живых — нет. Мертвые выдают себя медиумам и распространяют эманации, на которые у любого дроу аллергия. И это притом, что мы — мастера магий некромантии и смерти. Нет, эти силы похожи, но не одинаковы. Хотя элементы одной присутствуют в ритуалах другой и наоборот, мне ближе магия смерти. Она разрушительней, зрелищней и чище, что ли? Мертвых вампиров держит же некромантия. И — да, конечно же, среди них есть и живые. Рей, например.

В отличие от паладина, мне исходно не свойственно откладывать проблемы в долгий ящик будущих решений. Но сейчас очень хотелось это сделать. Я банально боялся. Учитывая, что в последнее время у меня всплыла манера беседовать самому с собой так, будто я рассказчик, и я же собственная аудитория, думаю, можно и страшилку рассказать. Все равно по возвращении в НИИ ПСД лечиться [научно-исследовательский институт психологической/психиатрической доврачебной помощи дроу].

Итак, страшилка. За неимением костра, короткая вводная. Беззвездная ночь, тишина, негромкий бархатистый баритон звучит в пугающей мгле, дрожащей от слабого пламени костерка, жадно лижущего сухие ветви. Далекая перекличка лесных волков, и уханье совы...

Как не сложно догадаться, просто так мы не делаем ничего и никогда. Так же, наверное, еще поступают только драконы, хоть и по иным мотивам. И все же. В день, когда принц Торьян был казнен по несправедливому навету, решение кланов было единодушным — мы вышли из состава Империи Света и ушли в земли, тогда называвшиеся попросту проклятыми. Статус Империи Тьмы они приобрели позднее, когда там воцарился хоть какой-то порядок, не без нашего участия, одним словом. И тем не менее. Что делать изгнанникам, без единого правителя, лишенным доступа к Силе? Да, Император Света первым же указом отрезал нас от источника. Просить о чем-то темных — даже если б у них уже тогда было, кого просить — мы позволить себе не могли. Дроу никогда не видели себя в статусе слуг, даже опоры трона. Только партнеров — равных. А равным можно стать, только если можешь предложить кому-то что-то эксклюзивное. Не идти же в наемники... Вот тогда, странствуя на поверхности, едва живые от голода, ослепшие от странных погодных явлений (что поделать, на территории Светлой Империи не бывает ни магнитных бурь, ни Сияний), мы выбрели на голую равнину, заваленную костями. Посередине лежал труп какого-то животного, убитого молнией. Это было первое мясо за сто десять дней наших скитаний. Для меня — для моей крови — это было совсем недавно. В отличие от людей, мэйнов, ингваров и большинства прочих рас, у нас генетическая память. Хотя, конечно, воспоминания предков вовсе не такие яркие, как мои личные. Но спросите меня о благородстве моего рода — и... я все равно не отвечу. Но ответ буду знать совершенно четко.

На этом поле мой народ задержался почти на полный цикл. Дело в том, что в процессе прожарки мяса и забот о детях, мы обнаружили, что кости резонируют к нашей силе. Не подчиняются, конечно — но резонируют, и позволяют проводить слабые магические воздействия. Дальше — больше. Где огонек, там и пожар, так было всегда. К той поляне время от времени выходили жуткие звери, огромные, как горы. И гибли. От наших ли рук, или по нелепой случайности — однако мясо у нас было всегда. И только позже мы, наконец-то, осознали простую истину — в этом мире ничто не бывает случайно.

Нам давали прийти в себя. Давали подрасти для игры. А когда мы стали достаточно сильными, дабы вступить на доску хотя бы как пешки — мгновенно сделали ход.

Поляна — вся поляна, целиком — оказалась телом огромного и во многом аморфного костяного демона, изгнанного из Ада. Он был не так умен, как Маэль, или Лучезар, но и отнюдь не был низшим. Он дал нам развиться, создал инкубатор — а когда пришло время, пришел за заботливо приготовленным блюдом.

К тому моменту — каждый из нас носил на теле кусочек его сути, хоть что-то из кости — помните, те давали нам силу? А мы ведь и для связи сумели их приспособить, и потому — даже дети оказались в его власти.

Будь он глуп, как низшие демоны, или жаден, вроде ракшаасов, не способных удержать свой аппетит в узде, и это было б самое кровавое и быстрое пиршество в истории мира. Геноцид дроу. Но — как я уже говорил — он не был глуп. И потому, придя к нам однажды ночью, предложил:

— Кормите меня. Заманивайте для меня в месяц по пятьдесят жертв — и живите. Не заманите — пусть то же количество из ваших придут ко мне, и я съем их. Иначе я съем вас всех.

Я снова ищу оправдания — но тогда мы не знали, что значит быть поглощенным Аратэлем. Так или иначе, его предложение было принято. И пятьдесят из нас добровольно отдали свои жизни, дабы спасти остальных.

Три века неистовых битв за право не выбирать, кому из родных быть убитым. Мы были одним народом. Мы были справедливы. Детей до 14 не трогать. Из каждого рода подряд могут уйти не более 40 дроу, и потом счет начинается заново. А потому — когда разведчики не приводили пленных, они знали, кому подписывают приговор. У каждого был номерок. Мы носили их на груди. И — срывая, роняли в огромную кучу перед алтарем, когда приходило время вступать на него.

Нужно быть дроу, чтобы понять. Мы сражались за право пожертвовать своей жизнью первым. Улыбались, смеялись в лицо смерти, звали ее. Потому что умереть самому — значило отвести, пусть и лишь на шаг, смерть от других. А еще мы учились. Чтобы не знать поражений. Иначе — как смотреть во все понимающие, и немного счастливые закончившемуся ожиданию глаза тех, кому ты подписал приговор, и тех, кто должны отпустить их идти?

Но ничто не длится вечно. И там, где не видел даже демон, медленно, по крупицам собирая крохи знаний, трудились те из нас, кто не мог смириться с его владычеством. Зная, что каждый их миг оплачен чужими жизнями. Нашим светлым братьям уже никогда не понять этого чувства. Их счастье.

Тем временем, еще после первой сотни лет, Аратаэль разжирел на богатой подкормке. Он развивался, эволюционировал. И однажды — те, кто пришли на его алтарь, вернулись к нам. Мертвыми, не живыми. Так зародилась раса вампиров. Тех, какие они есть сейчас — как отдельный вид, а не скопище живых мертвецов. Вампиры становились собой, сумев отпить хоть толику силы Аратаэля. Тот давал им лишь кровь — и только в крови они потом могли находить истинную сладость.

Знаете, дроу — высшее творение всех богов. И говорю я это со всей уверенностью. Потому что — к исходу трехсот лет — Аратаэль уже ни о чем не мог думать, кроме вампиров и нас. И изменился. Стал Властелином. Властелином Вампиров.

Нужно ли упоминать, что лишь от него у нас не было толковой защиты?

Пока Тириэл язвил, и превращал в ад жизнь собственного народа, я гулял. Камилла — своеобразный город. Но красивый. Как ингварьи шкатулки с двойным, или тройным дном, когда никогда не знаешь, что еще увидишь на следующей грани. Мистрис Рохаанна М'истааараилэль не отпускала от себя сына, а я пользовался некоторой свободой, и предавался ничегонеделанию. Благо, покинуть город нам не разрешали. Что ж, хотел бы я предупредить Вир, но не мог, а потому пользовался любой возможностью для единственного доступного мне занятия — лечения.

Так прошли почти три недели. А потом Тириэл засобирался в Выпасы, провожать жителей. Хотя, сдается мне, он просто банально скучал. Без Вира. Но говорить об этом вслух не решался никто. Ядовитая язвительность принца слишком просто могла превратиться в свирепый оскал.

Дверь хлопнула, и в трактир проскользнул мужчина. Весь в черном. Дроу застыли, медленно, будто их тянул кто-то на веревочках, как марионеток, обернулись по одному, кажется, даже сейчас соблюдая иерархический порядок — старейшие первыми, потом остальные. Последней повернулась та улыбчивая девочка, что так непринужденно болтала с мальчиком-телепатом, и напросилась провожать его мать.

Щелкнула ставень, будто в насмешку, легко, звонко, радостно, в противовес угрожающему удару двери. И, в лучах солнца, в трактир проскользнул еще один мужчина-в-черном. Точно такой же. Те же волосы, те же глаза, те же, надменно поджатые губы — но если при виде одного кровь стыла в жилах, то под взглядом другого только бурлила сильнее, и будто искрилась, наполняя веселой бесшабашностью.

Кэм вдруг смущенно прочистил горло. И выдал одно слово, которое Тириэл услышал и запомнил, не смотря на навалившуюся растерянность, ударившую по ушам, как при погружении, магию старейшин и жуткую ауру гостя.

Кэмерон, светлый принц мэйнов, покосился на вошедшего и неловко пробормотал:

— Папа?..

Тот, что стоял в дверях, свирепо прищурился. Его сила пронеслась по комнате, миллиардами крошечных крючочков впиваясь в кожу, пробираясь вглубь, туда, где никогда еще златоглазый не ощущал ничего, даже себя самого, а сейчас это нечто — немыслимо далеко/глубоко/не здесь — пульсировало и содрогалось от невыносимой боли. Все так же медленно, с застывшей на лице маской смертельного презрения, надменный принц дроу рухнул на колени, стал заваливаться на бок, одеревенев, застыв, и на прекрасно равнодушном лице его жили еще только глаза — золотые звериные очи, полыхавшие ненавистью и глубинным, паническим ужасом, не страхом.

Зачем бояться, когда оживает твой самый жуткий кошмар? Уходя, за право восстановить свой род, древние правители заплатили чем-то куда худшим, более серьезным, чем тридцать тысяч добровольцев, отдавших свои жизни на алтари гнева.

Они думали, что давно расплатились по счетам. По золотистым теплым плиткам простого деревенского настила барабанили частые капли черной какой-то крови.

Тириэл моргнул, с усилием, забыв про все запреты, перешагивая через себя, ломясь сквозь клетку паники тела, и воплей рассудка, отказывавшегося служить, раз за разом — не силой воли, чем-то запредельным, что просыпалось еще глубже все же обнаруженной, корчащейся в дичайшей муке души. От этой боли невозможно было сбежать. Она не могла прекратиться. Он знал это. Верил — всем сердцем, всем телом, каждой его частицей. Боль не оставляла ни шанса гордости, чести, любви, вере... Осталось только одно.

Он был принцем. Он был — первым из своего народа.

И никогда не оставлял долги неоплаченными. Даже вот этому, тщетно пытающемуся поставить защиту — на них на всех. Так глупо сунувшему голову в расставленный не на него капкан. Подарившему хотя бы этот выбор.

Тогда, под взглядом изумленно, восторженно вспыхнувших глаз врага, чье имя давно забыто, того, кого, как верил каждый, они похоронили еще две сотни лет назад, принц темных выпрямился, будто сбросив чужие чары. Повел плечом, легкой пеной разметал волосы по плечам, возвел непроницаемо-хрупкие щиты из одного только долга — и шагнул ему на встречу. Полшага физических, но внутренне — он подался к нему всем, чем был. Без слов, всем своим видом, надменным, завораживающим, запредельным, не крича — шепча с искушающей надменностью:

'Разве я не лучше их всех? Ну же... попробуй...'

Под ударами чужой магии, чужой сути душа билась в оковах этой неумолимой воли, в хватке ментальной пасти, нелепо крича, а принц — надменно и высокомерно кривил чуть побледневшие губы, да улыбался. И даже тот, кто делал сейчас все это, кто наслаждался, загнав, наконец, добычу, насыщаясь агонией, страхом, ужасом существ, бывших кошмаром для столь многих — не мог не восхититься на миг. Он знал это чувство. Когда поглощают душу, медленно, постепенно, даря мириады оттенков всего того, для чего у людей так мало слов — боль, страх, ужас, отчаянье, обреченность, паника, истерика, пытка — а у самих дроу больше тысячи терминов, способных перечислить все грани, нюансы, изыски, весь спектр неповторимых оттенков страдания — мир меркнет, и все потребности суживаются до мига тишины, ничто, пустоты. А этот — лениво, брезгливо даже как-то, шагал навстречу. И сиял сверхновой звездой, доставляя стократ больше удовольствия этой, заранее проигранной, но оттого не менее сладкой схваткой...

Он так увлекся, что будто застыл на гребне волны, где всем миром стала лишь эта сумасшедшая, сама напрашивающаяся на все большие страдания, жертва...

— Спаси его! — кричал кому-то Кэмрон.

Неровный голос едва слышно отвечал ему что-то. Мэйнийский принц (мм, не такой уж мэйнийский, похоже) вульгарно орал, подобно базарной торговке. Тириэл прислушивался к их перепалке, выбирая из себя все, что мог и не мог, вкладывая всего себя в одну эту запредельную вспышку бунта, прекрасную... в своей обреченности.

Он знал. Не читал — знал. Такова плата за жизнь, и ни у кого из дроу нет спасения от этого. Но всегда был один шанс — этот, насытившись, уйдет. Ему запрещено брать большее. И этот, единственный, шанс принц использовал без остатка.

Там, где-то, в месте, о котором он никогда не знал, зияла рана... Странно. Мысли проскальзывали в сознании, как сонные питоны. Он всегда контролировал себя в совершенстве, и даже сейчас не изменил привычке. Он увидит все. Почувствует все. Потому что даже если это самая ужасная в мире смерть... Что ж. Он ее примет. И насладиться по полной.

Жаль только. Что больше не... Вместо воспоминаний — привиделся лес. Смешанный, яркий. Дуб, зеленые листья, по которым колотят с яростью ледяные иглы дождя. Тонкие прожилки на блестящих скопищах неровных восьмерок. Прорехи желтизны среди глянцевого блеска листа...

Уводя смертельную опасность от своих, принц умирал, сражаясь за каждый вздох, каждый миг своей агонии, уходил так же неумолимо, издевательски и надменно, как делал все.

Бесстрастные лица всех прочих дроу оставались неподвижны.

Тот, в черном, скользил от дверей, медленно, судорожно, растягивая удовольствие, осколками своей силы — он весь сосредоточился на этой извращенной схватке — отбрасывая лишний мусор с дороги. Вот, зашатавшись, упал на колено тот, второй... Кэм потащил его прочь, с дороги. И меч застыл в воздухе, вернулся в ножны. Не сейчас. Может, позже...

Эта жертва... Этот дурак и самоубийца... был превосходен.

Осталось только довести ощущения до кульминации.

И он дал своей силе ринуться вглубь жертвы, попавшей в капкан. Дать ощутить безнадежность. Проникнуть глубоко-глубоко, до самого...

Только мальчик, в ужасе следивший за происходящим, из подпола, 'видел' разумом, не глазами, что случилось.

Из самого темного ничто, с исхода поселившегося внутри любого из их рода, навстречу поглощавшему саму суть дроу Властелину рванулось вдруг облако. Не из Тьмы, не из Света, но сияющее, пылающее, переливающееся матовым уютным каким-то багрянцем, вспыхнувшим мучительно алым, как кровь сердца в открытой ране, едва вырвалось из глубины.

И боль ушла.

Что-то пролилось — пролетело — вырываясь наружу — изнутри принца. И черно-золотой феникс, безвредно пронесшись сквозь оставшееся неповрежденным лицо мэйна, через корчующуюся в осознании себя и неизбывной боли душу, вырвался на свободу, в миг своего 'рождения' заходясь разрывающим душу плачем.

Плачем?! Душу?!! Тириэл вздрогнул.

Там, куда пролились слезы этого странного существа, внутри, там, где никто не должен был быть, а теперь зияли рваные чудовищные раны, сейчас будто плескался тусклый дымный какой-то свет. И заращивал повреждения. Не убирал — вряд ли это было возможно.

Тириэл моргнул, приходя в себя, и успел осознать-почувствовать-ощутить — как часть этих швов исчезает, уходя к кому-то другому. Стирая само воспоминание об этих ранах.

Он откуда-то знал, что иначе б не выжил. До сих пор не верил, что кто-то прервал агонию. Частью себя — жалел. И ненавидел себя за сожаление.

А феникс заложил круг над его головой, вдруг плюнул в лицо Властелину, длинной радужной полосой, ударил загоревшимися крыльями, и ринулся — в него и за ним.

Тот, что пришел через дверь, не смотря на одуряющий кайф, от которого еще дрожало все тело, сориентировался первым — и ринулся прочь, не дав нырнуть в СЕБЯ будто сошедшей с ума 'недо-птице', рванувшись вдаль сгустком чего-то, что никогда не было живым. Феникс унесся за ним, бесследно тая на солнечном свете.

Стена, куда выплеснулась часть его яда, шипела, испаряясь. А от того места, где стоял оживший кошмар, вдаль тянулась нечастая полоса темных полупрозрачный сгустков чего-то, что никогда не было кровью.

Тот, который казался копией, кого Кэм назвал отцом и оттаскивал с пути врага, лежавший на полу, зашевелился. Вытер кровь с уже улыбающихся насмешливо губ. И потек, меняясь на глазах.

Тириэл, не позволивший себе даже упасть, медленно и плавно повел плечом. Посмотрел на все таких же бесстрастных сородичей — и подставил сложенную чашечкой ладонь, жестом величайшей милости. В тот же миг на его ладонь полилась кровь.

Она исчезала, не касаясь кожи.

Тончайшими нитями связывая его со всеми ними. От непоседливой двенадцатилетней Ниит, еще не успевшей проникнуться клановой гордыней, сейчас единственной позволившей себе слезы, до... Принц дернулся, попытался отстраниться. Она не пустила. Старшая мать обеими своими сжала его руку. И поцеловала в основание ладони, тут же стремительно, с оттяжкой резанув себе по запястью. Алое с фосфоресцирующе-синим полилось щедрым водопадом. И лишь ее крови хватило, чтобы не распасться, коснуться его кожи. И тогда, впервые с тех пор, как взглянул в глаза Властелина, он смог, пусть через боль и кашель, но вдохнуть. Глубоко, всей грудью.

Дроу лечили кровью.

Мда... бедный Император. Я стояла у окна, любовалась — делала вид — облаками, когда он вошел. Не постучав, но постояв на пороге, чтобы не быть незамеченным. И расценивай, как пожелаешь — как предупредительность или надменность. То ли не желал напугать, то ли так вот заявлял о своем присутствии.

Понятия не имею, как он собирался начать разговор. Говорят, Императоров учат основам семейного общения наряду с политикой. В любом случае, стоило ему сделать несколько шагов и остановиться в метре за моей спиной, как я, торжественно закатив глаза и досадливо простонав, рухнула ему на руки.

О, если б специально! Впрочем, свое решение я соблюла и на сей раз свалилась вполне сознательно. В смысле — полностью контролируя процесс. Смотреть одновременно с двух точек зрения тяжело само по себе, будто внутренне раздвоиться, а когда еще и вторая 'точка зрения' располагается в месте, которое не может существовать в реальности, так и вовсе сказочно.

Маразм, да и только!

Вместе с раздвоенностью сознания я еще и тактильной чувствительности лишилась, и не только в кончиках пальцев, а потому, когда даже уже вдохнувший было для прочувствованной речи с заявкой на безобразный скандал супруг (Тьма, забери меня обратно!), выдохнув взволнованное:

— Вири! — вместо накатывавшего приливной волной скандала подхватил мой одеревеневший остов на руки, даже моргнуть не смогла.

Так и таращилась ему в лицо, заботливо склоненное надо мной.

По глазам видела — он ругаться пришел. Не просто скандалить, а со всем Императорским достоинством уничтожать меня как явление. Вот только... как-то не вяжется со всем этим это 'Вири'. Знаете, у светлых ритуал брака не только связывает двоих на всю жизнь. Он еще и дарит любовь. Им не важно, была ли она изначально — и, вероятно, потому мой доблестный супруг в некой прострации осторожно хлопал меня по щекам и всячески пытался дозваться потерявшее всякий стыд величество, которое сам и избрал своим консортом.

Сердце фальшиво кольнуло. Теперь я никогда не узнаю, как бы оно... могло бы?..

Никогда бы не подумала, но, оказывается, в параличе есть свои плюсы.

Встревожившись окончательно — это что, тоже ритуал? Или местных придворных дам отличает удивительная скромность и неискушенность? Не верю! — супруг между тем проявил себя очень достойно — отнес на кровать, уложил, потормошил еще немного, попробовал на мне какие-то чары, разочаровался в своих талантах целителя и унесся звать врачей и стражу. Хм, а отсюда он их позвать не мог? Хотя, учитывая, что Их Светлейшество почти бежали, и в коридоре явственно слышен его крик, мне повезло, что не лезу под руку с ценными советами. Из серии 'как лечить болезную меня'. Угу.

Усилием воли я заморозила начинавшуюся истерику в начальной фазе, и глубоко вдохнула. Итак, что я имею? Как говорил Дар, не можешь действовать — думай. Так что, раз все равно ничего больше не остается, воспользуюсь ценным советом.

Я медленно, с нечеловеческими усилиями, прикрыла глаза. Свет думать мешает и пыль щекочется.

Итак. Ничего не вижу, ничего не слышу, ниче.. А, вот крики доносятся! Я так обрадовалась простому и бесполезному, в сущности, факту, что даже сумела один раз моргнуть. Стоп. А как же две точки зрения? Если я и со своей как слепоглухонемой ежик, то с чужой-то?.. Я сосредоточилась. Странно, но думать и работать с магией в таком состоянии было элементарно. Будто я, вырвавшись из поля притяжения своего тела, как сущность нематериальная и не сдерживаемая законами физики, сразу же избавилась от придуманных ограничений. Чувство свободы завораживало. И, тем не менее, я сосредоточилась, восстанавливая связи. Во тьме — мне проще было называть царившее вокруг нечто из ничего тьмой — вспыхнули цветные линии. Тонкие паутинки, окрашенные в различные цвета, переливающиеся, то и дело меняющиеся местами. При некотором желании в сложившемся в итоге облаке можно было распознать сферу внутренних взаимодействий в полной форме. Нам рассказывали об упрощенных моделях, но такого я не видела никогда. Стало интересно. Вот это золото — Эри. Я знала это, не касаясь нити. Как и то, что ее суть — не в том, чтобы управлять теми, с кем меня связывает. Но так тоже можно. Догадка осталась где-то на границе сознания, и я не стала ее проверять. Арньес. Его насыщенно оранжевая 'нить' переплелась с ярко-лиловой, искрящейся. Лирей? Старое серебро нити Алуриана меркло где-то вдали. Я коснулась влажных волокон. Мой магистр спал в каком-то подвале, зябко кутаясь в дерюгу. 'Тоже мне...' — подумала я, но недодумала уже привычно, лишь напитала связывающий нас канал энергией. Нечего там валяться! Ярко-изумрудная, ядовитая ниточка — Лик. Черные пятна, и разрывы. Алые вставки... Как он там? Но я не решилась даже думать о прикосновении. Кстати... как я вообще касаюсь нити, если ничего не могу коснуться? Мысль снова промелькнула по краю сознания и ушла.

Часть меня по-прежнему почивала на кровати во дворце, другая — потеряно блуждала среди рукотворной паутины. Задевать ее случайно у меня не было ни малейшего желания. И вместе с тем, чувство, что все правильно, мешало мне прилагать значительные усилия, дабы очнуться. Казалось... казалось, я должна что-то сделать. Я огляделась снова, мысленно радуясь, что паладинство ничего общего не имеет с философией и теологией, и мне не нужно самой себе объяснять всю сложность проистекающих вокруг процессов. Потому что как без глаз и без тела вообще можно видеть, чувствовать, слышать? Предположим, это свойство сознания, привычка мозга. Да, так значительно проще.

Накатило чувство тревоги. Тьма, в чем дело? Я еще раз мысленно вспомнила всех, с кем так или иначе связалась... и застыла. Мэйн и дроу!

И, будто что-то во мне ожидало только этого, все закружилось вокруг и меня вдруг утянуло куда-то.

Переждав дурноту, я огляделась. Приходилось смотреть из чьих-то глаз, причем, будто б откуда-то издалека, используя фокусирующее заклятие, но Кэмрона я узнала сразу. Вокруг были какие-то дроу. Чувствительность ко мне так и не вернулась, а потому я могла только смотреть. И, как оказалось, ощущать чью-то обреченность. Обреченность?

Тем временем в покоях, где возлежало мое тело, хлопнула дверь. Вернувшийся Император привел врачей и слуг, те тут же развили вокруг бурную деятельность — кричащим его явно еще не видели. Это отвлекало, меня даже потянуло назад, но я хотела знать, чью обреченность ощущаю. Лишенная тела, я все равно вцепилась в мое временное убежище чем могла, и потому первые удары нападавшей на моего носителя неведомой силы были особенно четки. Не узнать Великого Демона, хотя бы раз пообщавшись с его собратьями, сложно. А этот еще и выглядел знакомо. Кто-то из моего прошлого.

'Рей', — подсказала отрывочная мысль в чужом сознании. — 'И мне нечего ему противопоставить', — подумал носитель. Как-то очень знакомо. Светлые, с инистым блеском, волосы... Дроу. Кэм. Вампиры. Дроу. Мысли пошли на второй круг, там, в спальне, меня отчаянно тормошили, сам Император, кажется, делал искусственное дыхание — а я застыла здесь и сейчас. Кого единственного я не вижу вокруг?.. Тириэл.

Принять, что кто-то вот так вот, походя, может столь глубоко ранить этого высокомерного, достававшего меня до самых печенок надменного психопата... Я озверела. Буквально. Так не было никогда — но внутри будто вспыхнула звезда, выжигая все, а потом... Хватит. Слишком долго ранили вокруг моих. Тех, кто мне дорог. Слишком.

И, когда ярость перехлестнула через край, когда багровый туман заклубился вокруг, заткав собой весь мир — меня на один короткий момент не стало ни там, ни здесь. А вверх рванулось нечто.

— Вири! — в голосе звучала паника. Боль растекалась от самого горла, что-то нажало на ребра с хрустом, и вдруг легкие наполнил воздух, тяжело, сильно, отчего грудная клетка надулась, как барабан, а я начала нелепо отмахиваться от энтузиаста-любителя, чтобы не взорваться, как бывает с слишком сильно надутым мыльным пузырем. И только тогда я открыла глаза.

У него дрожали побелевшие, в красных разводах укусов, губы. Совсем близко, еще в крови, которую я чувствовала и во рту. Осознание накатило тягучей волной стыда и жара. Рубашка разодрана, его рука еще лежит на моей груди, воздух, что он вдохнул, будто не хочет вырываться наружу, и, когда я все же выдохнула, вырывался с шипением и рокотом, будто прибой.

И, глядя в его расширенные панически глаза, я не нашла ничего лучше, как пробормотать, вспомнив, кого только что покидала:

— Тириэл...

Император замолчал. Сузил глаза. Его лицо выбелилось, застыло в привычную гримасу высокомерной отстраненности. В серебристых зрачках ярость смешалась со Светом. Мне казалось, что из моих глаз ему навстречу поднималась Тьма, но не было возможности проверить ощущение.

— Тириэл? — повторил он негромко, задумчиво. — Принц... Кастеллы?

Ну и информированность! Я не ответила, только не отводила взгляда. Это что... ревность?..

Двери с грохотом распахнулись. Влетел Джулиан.

— Ваше Императорское Величество! — вскричал он патетически, едва удерживаясь в рамках этикета.

Каэрдвен медленно прикрыл меня одеялом; взгляд стал недобрым.

— Да? — спросил низко, вкрадчиво.

— Властелин Вампиров объявил войну кланам мэйнов. Сверкающие Пределы были атакованы еще до рассвета и пали! — детским дрожащим голоском возвестил принц. Откашлялся и заговорил нормально: — Наследники погибших королей в течение суток соберутся в столице!

За такие новости можно в очередной раз 'не заметить' грубость. Мы с мужем переглянулись. В его глазах ревности уже не было, было что-то еще, резонансом отзывавшееся во мне, от чего мне казалось, что мы — будто две половинки одного целого и... В смысле, два похожих предмета из похожих наборов, но притом — яркая индивидуальность! Пока я тут думала о чем попало, умасливая несколько уязвленное самолюбие, Император действовал:

— Собрать Имперский Совет. Доклады разведки и аналитиков мне на стол. Рапорты штатных провидцев на анализ, подготовить резюме, и все тоже ко мне. Объявить о возможной мобилизации, и уведомить население. Всем действующим военным частям — полная готовность. Начать заготовку фуража и запасов на случай затяжного конфликта. Еще — предупредите дипкорпус о полной готовности в любое время, мне могут потребоваться их услуги. Кроме того, — он помолчал. — Общий запрос в Академию Магии. Пусть все действующие маги получат оповещение. Уровень тревоги — алый. Я жду Архимагов на совещание.

Он помолчал. Я села. Император небрежно швырнул мне халат.

— Вы еще здесь?! — спросил надменно, взглянув на брата, но вздрогнули машинально мы оба.

Принц выпрямился, покосился на меня, совершенно уютно чувствовавшую себя на кровати, отсалютовал, щелкнув каблуками, и, не попрощавшись, унесся бегом.

Каэрдвен потер виски, в очередной раз проигнорировав нарушения этикета. Взглянул на меня из-под растирающих кожу пальцев.

— Могу я рассчитывать на Вас... мой консорт? — он не сдержал кривоватой улыбки, но она была настоящей.

Я поняла это так, что поругаемся мы потом. После того, как выиграем войну. И без тени сомнений кивнула, сказав только:

— Да, — приняв его руку.

Добрый человек — это тот, кто помнит свои грехи и забывает свое добро, а злой — наоборот. (Автор неизвестен)

Глава 26.

Одно дело — сказать, а совсем другое — начать последовательно исполнять данное обещание. Война — еще одно дело из тех, в которых у меня совершенно не было опыта. 'Светить' Алуриана я не могла, да и не хотела. Он только-только восстанавливаться стал. Арньес? Если его, или кого-то из моих родственников (да, и он мой родственник, как я забыла?) убьют, я себе этого не прощу. Не смерти — того, что позвала, даже не попытавшись решить проблему самостоятельно. Вариант? Попытаться найти выход самой.

Каэрдвена ждал Совет. Он предложил пойти с ним, но я отказалась. Не сегодня. Надеюсь, я не лишусь шансов наладить с ними взаимоотношения. С другой стороны, кто сказал, что я собираюсь задерживаться? Как разберемся с военными действиями, конечно. Проворчав что-то для порядка (ворчливый Император охране был явственно внове, судя по вытянувшимся лицам) непрошеный супруг удалился вершить историю, а я, по старой привычке, засела в библиотеке. Теория не спасет без практических знаний, но со знаниями в теоретическом аспекте все же проще, чем без них. Если, конечно, знать меру.

Тьма, какая там была библиотека! В моей Империи иногда специально забывают, что светлое государство все же старше. Бредя по длинным залам библиотеки Империи Света, я лишний раз убедилась в этом. Хранилище книг располагалось под дворцом. В него вели только две двери, хотя, как подозреваю, тайных ходов было куда больше. Высоченные стеллажи поднимались под самый потолок, примерно в двадцать раз выше моего роста, и расчерчивали всю гигантскую залу на своеобразные ячейки. Каждой такой ячейкой ведал смотритель. Ячейки, в свою очередь, по определенным признакам группировались в секции. Секцией заведовал Старший Смотритель. Из секций формировались блоки, каждый из которых вел Хранитель, а уже из блоков складывалась сама Библиотека. Ею во всем объеме управлял Мастер Знаний. Эта почетная престижная должность предъявляла крайне высокие требования к претендентам. Мастер Знаний, оправдывая свой пост, знал обо всем, что хранилось в стенах его владений, ведал корпусом писцов, а также подбирал книги и цитаты для Императора и его служб, для чего обязан был если не заучить все имевшиеся в его владениях книги, то хотя бы прочесть и выучить некоторые из них. И быть способным в любой момент прорецензировать остальные. Вот с ним я и поговорила. Мастером Знаний был худощавый, аскетического вида тролль, весь белый от старости, но сохранивший и абсолютную память, и остроту мысли. Насколько я знаю, нынешний Мастер состоял в должности еще со времен раскола. Под его чутким руководством, я отобрала несколько трудов для ознакомления, и расположилась в читальном зале.

'Основных военных дисциплин четыре. Учения об оружии и прочих средствах, которыми ведется вооруженная борьба, и учение об устройства оборонительных сооружений. Учение о военной географии, оценивающее средства, имеющиеся в различных государствах для ведения боевых действий, изучающее классовую группировку населения и его исторические, экономические и социальные устремления и исследующее возможные театры военных действий. Учение о военной администрации, исследующее вопросы организации вооруженных сил, аппарат их управления и методы снабжения. И учение о ведении военных действий.{...}

При этом само военное искусство — в целом — условно можно разделить на три части: тактика, оперативное искусство и стратегия. Тактику можно определить как приспособление техники к боевым требованиям. Тактическое творчество, в свою очередь, регулируется оперативным искусством. Боевые действия являются не чем-то самодовлеющим, а лишь основным материалом, из которого слагается операция. Операцией называют такой акт войны, в течение которого усилия войск без всяких перерывов направляются в определенном районе театра военных действий к достижению определенной промежуточной цели. Операция представляет конгломерат весьма различных действий: составление плана операции, материальная подготовка, сосредоточение войск в исходное положение, возведение оборонительных сооружений, выполнение маршей, ведение боев, ведущих либо непосредственным охватом, либо путем предварительного прорыва к окружению и уничтожению части неприятельских войск и к оттеснению других частей, к выигрышу или удержанию {...}определенного рубежа или географического района. Выигрыш отдельной операции не является, однако, последней целью, преследуемой при ведении военных действий. Стратегия, это — искусство комбинировать подготовку к войне и группировку операций для достижения цели, выдвигаемой войной для вооруженных сил. Стратегия решает вопросы, связанные с использованием как вооруженных сил, так и всех ресурсов страны для достижения конечной военной цели. Если оперативное искусство должно учитывать возможности, представляемые фронтовым тылом, то стратег должен учитывать весь тыл — свой и противника — представляемый государством, со всеми его политическими и экономическими возможностями. Стратег будет действовать успешно, если он правильно оценит характер войны, находящийся в зависимости от разнообразных экономических, социальных географических, административных и технических данных'. [Инф-я взята с http://militera.lib.ru/science/svechin1/pre2.html, Свечин А.А. Стратегия. — М.: Военный вестник, 1927]

Довольно тяжко усвоить все это без подготовки. И тем не менее. Подобного рода сведения помогли мне удостовериться в собственных выводах. Очевидно, что воевать на местности в одиночку я не пойду. Не выгодно и бессмысленно, как бы ни хотелось мне этого. Малейшая ошибка повлечет за собой слишком много негативных последствий, способных сказаться на исходе дела. Честь Империи, родовая гордость, и так далее, и тому подобное. Живая Императрица — конфетка для злоумышленника! Стратегические цели тоже вроде бы вне моей компетенции — вряд ли Каэрдвен добровольно уступит место главнокомандующего, а даже если и уступит — я слишком мало знаю о вооружении и военных ресурсах Империи Света для эффективной постановки целей и недостаточно влиятельна в армии. Священная битва и свара под рукой чужака (чужачки, что еще хуже) — есть огромная разница. Почему сражение под знаменами иноземки хуже? Хм, все просто. Как Светлый Император мог жениться на Темной? Околдовали. А если я, не дай Тьма, раньше времени проявлю себя (ну, бывают же чудеса в мире) талантливым полководцем, Империя Света и вовсе ополчится, заподозрив меня в попытке завоевания. Скажем, брак с темным они вполне способны были поставить в плюс своему Императору. Мол, проявив изощренную предусмотрительность (мне одной так и слышится иной термин?), Властелин одержал блестящую победу и так далее и тому подобное. А женщина — это так традиционно! Светлые в этом плане несколько более консервативны, чем мы. Моралисты с двойным стандартом. Ну да вернемся к подготовке к войне. Таким образом, остаются оперативные маневры. А для их успешного осуществления, нужны стратегического плана ЦУ сверху и информация. Вот изучением, анализом и структурированием последней я и занялась.

Говоря откровенно, подобного рода задачи передо мной вставали впервые. Одиночные рейды и командование небольшим отрядом — это одно, а оперативная работа в рамках единой стратегии с разными боевыми единицами и соединениями — совсем другое. Я это понимала. И волновалась. Но обещание-то было дано. Так что для начала стоило сделать все, что могло помочь в осуществлении моей цели, и свести человеческие потери к минимуму. Сознавая, что большинство войн ведутся на уничтожение (угроза тотального уничтожения из той же плоскости, на мой взгляд), я все же считала необходимым позаботиться о сохранности человеческих ресурсов. Чистоплюйство? Быть может. Но моей цели это не меняло. Не люблю зря переводить ценный ресурс.

Свою работу я начала с того, что затребовала максимально подробную карту обеих Империй — магическую копию, чтобы спокойно чертить поверх, развернула ее на большом столе, придавив парой подсвечников, и сосредоточилась. Итак, войну начали вампиры. По официальной версии, которую стоило уточнить. Я сделала заметку в блокноте, и тщательно отметила координаты известных мне вампирских Гнезд и поселений. У меня, как у Темного паладина, информации, достоверной информации, об этом было явно больше, чем у светлых. Кроме Гнезда Нахемы, я еще бывала в нескольких поселках, населенных вампирами. Так что с другого форзаца блокнота я выписала все, что выяснила об их фортификационных сооружениях и военном потенциале. Изученные мною точки я пометила алым крестом. Места, где, судя по слухам, также могли быть — а могли и не быть — поселения обозначила синими знаками вопроса. Тут вопрос спорный — но в моей Империи слухи и легенды чаще всего и вправду имеют под собой основания, отнюдь не всегда соответствующие общественному мнению.

Дальше. На какой город напали? Что-то там сверкающее. Как-то в памяти информация не сохранилась, и я не поленилась спуститься по лестнице на первый этаж дворца и отослать кого-то из стражей за нужными сведениями. Меня тут уже откуда-то (о, как удивительно — стража знала свою Императрицу!) знали в лицо, так что проблем не возникло. Спустившись обратно к карте, я записала в блокноте перечень кланов мэйнов, атаковавших Гнездо Нахемы — нужно выслать запросы или связаться лично. И вообще — нужно поговорить с мэйнийскими правителями. Странно, что они еще сами не обратились к Императору с просьбой о помощи. Или... Ах да! У нас же завтра на вторую половину дня как раз и назначен сбор. Запыхавшийся стражник отдышался неподалеку от створки, не ведая, что я давно его слышу, и открыл дверь:

— Сверкающие Пределы! — торжественно возвестил он так, что эхо прокатилось по залу, и гордо удалился, будто все вокруг обязаны были сами знать или, по меньшей мере, молниеносно догадываться, о чем он вел речь.

Но я, все же, вспомнила суть собственного поручения. Значит, Пределы. Еще одно черное пятно на нечеткой карте моих знаний. Следующим пунктом в списке значилось — уточнить о Каэрдвена данные о потенциале армии Светлых. Вот так, сходу, я могла назвать только отряды единорогов и пегасов, совмещавших функции магов, воздушных сил и кавалерии, птиц Ра и возможная помощь Эроха, за которую еще неизвестно, чем, в случае чего, придется платить. Все остальное было довольно обычно и соответствовало стандарту. Как уверял сэр Ламир, если предполагаешь (в его интерпретации — точно знаешь), что с чем-то не справишься — дипломатически верно попросить о содействии возможных союзников раньше. До того, как ухудшившаяся ситуация загонит в угол, и выставит выгодной жертвой для возможных 'помощников'. Да и цена будет ниже. Но это так, лирика...

Бытует мнение, что война — не женское дело. Вот, кстати, Каэрдвен так разнервничался из-за моего утреннего 'недомогания', или он вообще куда менее подвержен предрассудкам, чем я ожидала? Так. А если убрать флер ритуала — Каэрдвен отнюдь не бесчувственен, это точно. Что для Императора его положения и ранга даже несколько странно. Императорский ранг... Что-то я как-то не в ту степь ушла. Пусть будет 'что для Императора необычно'.

Размышляя, я низко склонилась над картой, изучая возможную арену военных действий и географию сопряженных территорий. Разведка, следопыты, пограничники, усилить охрану, утроить дозоры... Мысли проносились в голове, и растворялись, не успевая оформиться во что-то конкретное. Надо убедиться, что Каэрдвен не сделал этого сам, и лишь потом выступать с инициативой. Я не самоутверждалась, я хотела помочь ему выиграть эту войну. На самом деле хотела. А значит, он должен быть в себе уверен.

Впрочем... если честно, даже начни я выпендриваться, не уверена, что у меня б что-то толковое получилось. Супруг мне достался... мда. Я вздохнула, раскинулась на стуле, и... сухие чуть прохладные ладони закрыли мне глаза. Первая мысль — почему-то — была на Джулиана, так что разворачивалась я уже в процессе замаха для удара. Локтем назад.

Мужчина отшатнулся, мужественно вытерпел мой толчок — стул от неловкого движения чуть отъехал (или это он меня подтолкнул?), 'съев' часть ударной силы, а 'незнакомец' с кривоватой улыбкой пробормотал:

— Это... такая экзотика!

Узнать в этом молодом парне с легкомысленным, хоть и роскошным, конским хвостом на затылке и улыбкой от уха до уха на малость покривившейся все же от боли физиономии Императора было мучительно сложно. Дополняла образ туника цвета кофе с молоком, и черные бриджи. Имперскую мантию он перекинул через локоть левой руки.

— Каэрдвен? — пролепетала я, едва не уподобившись какой-нибудь леди из романа, трепещущей от излишне нескромного взгляда обожаемого и единственного, но от нового обморока удержалась. Муж, кажется, даже слегка расстроился...

Ну что за жизнь, а? И на счет обожаемого и единственного все более чем спорно. Чушь какая в голову лезет.

— О! Так я разоблачен? Вириэль, могу я надеяться, что столь нелюбезный прием был оказан мне по ошибке, как кому-то другому, кого ты имеешь повод не любить?

Повод не любить у меня был и его, но пока я разбиралась в смысле лихо закрученной фразы, желание злиться пропало. Да и тут он, в принципе, пострадавший... Интересно, это ирония или все-таки оксюморон?.. 'Пострадавший Император', хм...

— Да, — отведя взгляд, призналась я. — Не люблю. Одного принца... — судя по лихому присвисту (с каких это пор Императоры свистят?!!) благоверный (хм, верный?..) супруг остался под впечатлением демонских огней в моем взгляде.

Кэр перестал улыбаться. Шагнул ближе, мягко коснулся плеча. Подчеркнуто не персонифицируемый жест:

— Ты... На него злишься? — тихо спросил он.

Хотелось огрызнуться и послать его... прямым курсом. Но... мне вспомнился Храм и мои Магистры. Джулиан был ему братом... А потому, пересилив себя, я, пусть и не очень любезно, но все же ответила:

— Да, — очень постаравшись ограничиться этим кратким ответом.

— Я тоже, — вдруг неожиданно согласился со мной Император.

Я почему-то ощутила гнев.

— Что?! — еще миг назад я и не думала, что буду так беситься из-за того, что он жалеет о случившемся, хотя вроде сама негодовала из-за этого страшно. Стоп. Он же о брате — при чем тут сожаления о... Тьма... хорошо хоть эту странность сама заметила.

— Я жалею, что все вышло так, как вышло, и я не познакомился с тобой сам, — попытался внести ясность Светлый Владыка, но не совсем преуспел в сем благостном начинании.

Однако его 'догадливость' меня потрясла.

— Ээ? — окончание предложения все же пробилось сквозь накатившую ярость, но смысл я разобрать забыла, высказавшись со всей доступной мне интеллектуальностью. В тот момент. Чем лишний раз дискредитировала в себе блондинку...

— Я бы все равно женился. На тебе. Но ты была бы в восторге, — поведал мне Кэр легко и спокойно, как непреложный факт.

Уточнение мне понравилось. В тему. Тьма:

— Какова наглость! — улыбку сдержать было сложно.

Не смотря на то, что я прекрасно отдавала себе отчет, что, встреться мы как-то иначе, меня, скорее всего, сожгли б на костре, и даже сейчас я не застрахована от подобной участи, все равно слышать такое было приятно. Вроде как ему не жаль времени, и прочая чушь. Я поспешно вытряхнула лишнюю романтику из сознания.

— Император не бывает 'нагл'. Император идет к своей цели, — мягко поправил супруг, начав массировать мне плечи.

А приятно... Мм... Тьма, а что, бесплатного высокопоставленного массажиста на руки, в смысле, за спину я уже получила, все не так плохо! Еще б из-за спины ушел...

В этот момент мужу зачем-то потребовалось все испортить, склонившись к моей шее. Горячее дыхание на коже... Дальше какое-то время слышались странные звуки вроде 'кряк', 'бум', 'хррр' и 'хряк', потому что доспехами я умудрялась цепляться за все на свете, а потом Император, с вытаращенными от удивления глазами, отлетел, получив полновесный хук в челюсть затянутой в перчатку рукой, вдобавок отнюдь не технично будучи перекинут через плечо. Будь я в полной броне — точно б с ним улетела. Что он за ткань такую носит?! Клейкая и как броня. Охранники честно поймали его на излете, не решившись как-то иначе вмешаться в семейную разборку. Я стянула латную перчатку, и убрала ее в специальное крепление на боку доспеха.

— Это что, нет? — прохрипел он, растирая челюсть.

— Нет, — фыркнула я надменно, не уточнив, на что отвечаю.

Зря я это... Уж в чем, а в надменности, как подтвердилось вскоре, мне с ним не тягаться. Как он так смог? Развернул плечи, выпрямил спину, встряхнулся, распустил волосы в беспорядке по плечам, да как глянул! Ух! Тут даже сэр Ламир бы озадачился. Шарис, правда, полез бы ему на шею. С точки зрения Магистра, все надменные высокомерные наглецы — существа хрупкие, подлежат особому вниманию, а потому входят в число любимых игрушек. Входили. Я помрачнела.

Супруг покосился на меня с нескрываемым любопытством. Хм... Пенные кружева, макияж — и бешеный успех ему обеспечен! Странно, при первом знакомстве он казался мне едва ли не уродливым, незавершенным. Стоп. Я в который раз прекратила заниматься ерундой.

— У меня идея!

Он обрадовался так, будто я исполнила мечту всей его жизни! Интересно, а есть такая?

— Да? — поощрил осторожно, явно не рискнув спровоцировать меня на еще какую-нибудь выходку.

Лишь бы телохранителей потом в живых оставил — такое видеть. Или они у него все под чарами? Насколько я знаю, во дворах Тьмы все приближенные к императорской особе проходят ритуал верности. А! Хм. Да. Я же идею собиралась излагать.

— Насколько мне известно, существует четыре вида вампиров. Вообще три, но один условно делят на два, — супруг слушал с неослабевающим вниманием.

Интересно, если я начну цитировать инвентаризационные листы, он останется все так же сосредоточен? Получается, просто мой голос слушает? Ррр! Ладно, спишем на воспитание и высокий сан. А то гоняться со скалкой по дворцу за мужем... Ой. О чем я думаю?!

— Так вот, эти в-виды... — под его взглядом я даже начала заикаться. — Перестань!

— Ладно, — Каэрдвен ухмыльнулся, усевшись в кресло. — Только вообще-то видов вампиров более двенадцати. А вот рода — три. Второй курс противоестественной генетики, Университет Магии, 3 семестр.

Я против воли заинтересовалась. Никогда не страдала оттого, что кто-то знает больше, чем я — ведь я всегда могу вытащить из принудительно-добровольного учителя массу новой информации! Правда, идея завяла на корню, но это не страшно. Любой идее нужно толковое основание.

— Расскажи!

Он тихо хохотнул. Не захохотал — такой короткий гортанный звук, чуть рокочущий, вырывающийся откуда-то из глубин диафрагмы. Приятный, наверное. Муж сел, с интересом глядя на меня снизу вверх, откинулся на мягкую спинку:

— Ладно. Садись. Вкратце. Как ты наверняка знаешь, классифицируют вампиров по нескольким категориям. По виду поглощаемой энергии — кровососущие, энергетические, так называемые 'пустотники', забирающие магию, которых некоторые авторы относят к особому виду, и общность редко встречающихся в естественных условиях 'экзотов'. Мне, например, как-то встретились вампир-мороженщик. Позже — полусумасшедший аскет, выедавший из людей старость, продлевая, тем самым, их молодость. Еще один питался энергией смерти. Но тут никакой романтики — он мог сутками сидеть на кладбище, а мог устроить бойню, чтобы получить приток сил в концентрированном виде. Далее. По происхождению. Это обращенные, рожденные и измененные. Представители последней категории зачастую имеют дифференцированные признаки с рядом прочих видов. Кроме того, существует разделение по уровню силы. Классификаций много, используют они разные подходы, но все, в конечном итоге, сводятся к силе способности удерживать поглощенную энергию, объему хранилища, так сказать. Здесь четких границ нет, известно только, что сильнейшие из них способны использовать внешние хранилища, причем чем выше уровень дара, тем больше таких запасов может быть сделано и тем меньший присмотр нужен за его носителями. Последняя официальная шкала деления предполагает двойное разграничение по уровню сознания/разума, и самостоятельности экземпляров. На основании этих данных уже выводятся закономерности. И примерное число видов — как видишь, 16, если пользоваться условной схемой, но пограничные значения у некоторых подвидов настолько схожи, что их объединяют. Итог — 12-14 видов.

Несмотря на сверхщедрое предположение, рассказ я выслушала с любопытством. Каэрдвен сумел уместить в короткую лекцию море информации. Но интересовало сейчас меня не это:

— А на счет реакции на тепло, биение сердца и ток крови?

— Для тех, кто потребляет кровь — все верно. Энергетические ориентируются по аурам и эманациям, они в большей части слабее кровососущих — их сложнее обратить, и проще убить; экзоты находят свои пути. Вообще вампиры в большей своей массе похожи на змей.

— Подожди... — я встряхнула головой, потеряв мысль. — А как они тогда вообще воевать могут?

Каэрдвен улыбнулся.

— Властелин.

— Властелин? — я заморгала в полной растерянности. Легенда о живой вампирше вспомнилась мгновенно. Но что-то не состыковывалось. — Стой, — я в задумчивости дошла до стеллажа, коснулась теплых корешков книг и вернулась. — Причем здесь Властелин? Разве это не самый сильный из вампиров? Лиам, когда был жив, говорил, что он близок к демонам... Видимо, 'экзот', по той классификации, что ты предоставил.

— Не 'экзот'. Измененный, — покачал головой мой благоверный, глядя на меня так, будто ожидал какого-то действия.

— А... как становятся вампирами измененные? — после долгих раздумий поинтересовалась я.

Светлые глаза Каэрдвена посветлели еще больше. Он выглядел довольным, почти счастливым.

— Как ты правильно заметил...а, именно что становятся. Преобразуются, меняют форму, переходят в новое состояние. Достоверной информации нет, но, судя по слухам, вампиризмом оделяет потакание голоду или жажде, и еще некоторые милые привычки. И исходные формы для такого обращения в общем и целом малоизученны. Короткоживущие, в основном. Мэйны и орки, став вампирами, не могут создавать других. Русалок не обратишь, по монстрам статистику не проверяли. Ходят слухи об обращениях ангелов и демонов, но о подтвержденных фактах я не слышал.

Он, говоря 'люди', вообще разницы между всеми живущими в Империи явно не делал. Это сразу становилось заметно. Но у меня как раз назрел еще один вопрос:

— А кем был Властелин до... преобразования?

— Средней руки демоном, вероятно. Здесь у меня нет уверенности — есть только несколько обрывков старинного романа. Когда-то мне читал их Гнорр.

Гнорром звали Мастера Знаний.

— Наизусть читал, — меж тем продолжил Император. — И изрядно навеселе — и больше мне уговорить его повторить те истории так и не удалось.

— А ты человек? — сама не зная зачем, спросила я.

Улыбка пропала. Мужчина в кресле оперся локтями о колено, переплел пальцы рук, и оперся о них подбородком. Он долго молча на меня смотрел. Не давил, не заставлял пожалеть о вопросе, вообще не пытался воздействовать — и именно поэтому мне стало... не по себе. Зачем я спросила?

— Ты знаешь, как я стал Императором?

После смерти предшественника. В результате игры моей Империи.

— Я знаю, что к этому привело, — отозвалась я, наконец, осторожно.

— Когда Азра умер, он успел разрушить венец. Так говорили. На самом деле — его нигде не могли найти. Венец — это ободок, ритуальный символ, и сосредоточение наследия того, кого сменил Азра на троне. Доступ к информации есть только у Императора и его преемника, — он замолчал, глядя в стену.

Я не мешала его раздумьям. Потом, помедлив, протянула руку и осторожно сжала его ладонь. Каэрдвен вздрогнул, посмотрел на меня. Взгляд был... Какой-то не такой. Как у ребенка. У очень рано повзрослевшего ребенка. Или это ритуал так действовал?..

— Вириэль, венец невозможно украсть, — сказал он, наконец.

Поднялся, мягко высвободив свою руку, и встряхнул головой, вновь превращаясь в уже известного мне высокомерного владыку Империи. Причем тут венец?!

— Любой Император бессмертен. Как мэйны — не стареет. Но вообще я бастард. Моя мать была ночной бабочкой Аскольда, у границы степи. Племянник прежнего Императора попал в плен, и был оставлен племенами умирать. Она его спасла. Выходила. Согрела постель... — неприятная ухмылка. — А он, через два года, когда про нее и не вспоминал, послал убийц, которые ее не убили даже, ослепили и изуродовали, а ребенка забрали. Отец выяснил, что я — единственный наследник, который у него вообще может быть. Джулиан — сын совсем другого человека. Того, с кем моя мать прожила еще восемь лет, прежде чем нашла свою смерть.

— Единственный наследник? — вопрос вырвался сам собой; может, еще и потому, что я была наслышана о похождениях предыдущего Императора.

— Прежнего Императора и его род прокляли. Ты ведь в курсе? Проклятие коснулось всех законных наследников. Император обязан быть способным дать жизнь ребенку. Из живых и не затронутых проклятьем остался только я, — помедлив, сказал Каэрдвен раньше, чем я даже подумала бы спросить: — Моя мать умерла счастливой. Отец Джу ее любил.

Теперь понятно, почему он столько всего прощает брату. Рассказ был трогательным и даже, в чем-то, замечательным. Вот только... Почему — сейчас? Для чего все это? В то, что Император что-то делает случайно, мне не верилось ни на грамм. Может, у меня и вправду капитальная нехватка окситоцина образовалась, но факт оставался фактом. Каэрдвен в глубокой задумчивости рассматривал небо за окном, а я пыталась одновременно проанализировать его слова и понять их подоплеку. Самый очевидный ответ — вызвать доверие. В принципе, большинство женщин и вправду реагируют на откровенность, а уж 'слабость' сильного мужчины, которую дозволяют лицезреть только им — это вообще как призовая ленточка. Так же полезно, значимо — и эффективно. С другой стороны — если всех и всегда во всем подозревать, то это уже не паранойя, это хуже. Наверное, я действительно несколько странная — но для меня незаслуженная обида хуже паранойи. Думаете, власть имущие не обижаются? Алуриан говорил, что власть закаляет, ожесточает и помогает оставаться спокойным в любой ситуации — если приходит более-менее обосновано. Вопрос обоснованности можно обдумать потом. Но, если вкратце, ситуация такова. Власть вынуждает подключаться к социально-общественному механизму, состоящему из негласных и гласных правил, различных сфер влияния и воздействия, и так далее. Любой социальный механизм — потенциально управляем, иначе бы среди дипломатов и политиков так высоко не ценились личное обаяние и харизма, зачастую одним своим наличием позволяющие добиться определенных существенных результатов. 'За красивые глаза' — фраза как раз из этой области, на мой взгляд. Хотя, при отсутствии везения, подобного рода подарки некоторым приходится подтверждать и в постели, о таком думать я не хочу. Полагаю, тот же секс — это личное дело каждого, пока этот каждый не выносит его на люди. А уж вопрос ценности человека не только как набора генетически удачных решений, но и личности — вопрос еще более спорный. Каждому свое, как говорится. Ну да вернемся к обиде. В ходе вступления в социум, у любого индивидуума (я не психолог, если что, так что никакой профессиональной терминологии) вырабатываются, а, точнее, нарабатываются, шаблоны — удачные модели поведения, когда-либо в прошлом уже подтверждавшие свою эффективность. Так вот, реакции на обиду — это примеры применения таких моделей с учетом социально одобряемых реалий. Другое дело, что общества бывают разные, как и круг общения. Для Императора наиболее близки — волей неволей — цивилизованная, или цивильная, как иногда говорят, модель поведения. А в ней реакцией на обиду могут быть:

— игнорирование (работает по принципу 'слона не оскорбляет лай ничтожной шавки')

— высмеивание ('это кто тут рот раскрыл, раз двух слов связать не может?')

— благодарности за жизненный урок ('бесплатный безвредный опыт')

— вызов на дуэль либо простое убийство — в зависимости от степени и предмета обиды, а также благородства и ярости 'пострадавшего'

— обман (притворство, сокрытие своих ощущений, вплоть до сохранения видимости дружбы)

— страдания.

А, есть еще скандал, злость, ругань — но все эти способы куда менее приемлемы с точки зрения общественного сознания. У каждого из вышеназванных способов свои плюсы и минусы, и 'сложность применения'. Но правило для них общее — для всех, пожалуй, кроме страдания. Чем чаще отрабатывается, тем легче дается и меньших усилий требует. Император, как Властелин Империи, он же, ее символ и честь, не может показать, насколько глубоко ранен тем или иным событием — а потому, если страдает, то молча и незаметно. Хм, подавленные эмоции приводят к депрессии и сумасшествию, но не суть. Дуэли ему тоже не позволены — по закону, в Империи нет никого, кто был бы ему равен по статусу, и даже обнаженный клинок, направленный острием на особу королевской крови, может повлечь трибунал и казнь. Высмеивание требует либо определенной роли в обществе — а Император-шут отнюдь не всегда уместен, — либо заразительного чувства юмора. Желательно, не черного. Что Владыке, при такой работе, крайне сложно сохранить. А еще этот способ крайне действенен. Иногда чрезмерно. Благодарность Императора — слишком высокая награда (да, не случайно именно 'высокая' — от нее практической пользы никакой, зато какой престиж!), чтобы бросаться ею без повода. В итоге, в арсенале остаются игнорирование и притворство во всех его вариантах. Однообразие же, как известно, надоедает. Как итог — постоянный стресс, лишь усугубляемый автоматически прилагаемой к короне паранойей. Так может он делать все это просто от одиночества, потому что ТОЖЕ прошел тот ритуал, и хочет мне верить? И насколько сильно он хочет, чтобы в это верила я? Зачем?

Вопросам в голове становилось откровенно тесно.

Все-таки война — серьезная тема, и волей-неволей в отсутствие активных действий настраивает на серьезный лад. Занудствую, одним словом.

— А что за Сверкающие Пределы они взяли? — решила отвлечь его от раздумий и заодно переключиться сама я.

Муж выпрямился, поднялся из кресла.

— Мэйны в Империи живут повсеместно. И столица у них одна — та, где мы сейчас, — легкий жест в сторону города внизу за окном, далеко и чуть левее. — А вот княжеские 'наделы' — разные. И называют они их по-разному. По сути, это замки и города при них, целиком и полностью принадлежащие главе клана, иногда — рода, если состояние позволяет. Своя армия, свои земли, свои села вокруг, и свои налоги. Автономия.

Он поднялся, подошел к расстеленной мною карте.

— Смотри, — ладонь низко прошлась над бумагой, пальцы чуть подрагивали, будто он гладил нечто невидимое, распластанное по листу.

И вдруг карта разделилась, ее трехмерная копия поднялась в воздух. Так я не умела. Моим творениям недоставало этой четкости и яркости.

Заметив мое нескрываемое восхищение, муж улыбнулся.

— Так, — он медленно повторил жест, — так и так, — закончил, плавно и резко одновременно взмахнув ладонью, будто разрывал что-то.

Карта погасла. Он посмотрел на меня.

— Попробуй. Тебе в доспехе не жарко?

Я посмотрела на его тонкую тунику и, прежде чем подойти к карте, отправила магией в свою комнату поножи и наручи, оставив только панцирные пластины на груди и спине, со специальной шнуровкой по бокам, и накладками на бедра. Подошла, даже потрогала карту. Вздохнула, избавляясь от нерешительности. А вдруг не получится? Тьма, не получится так — создам, как привыкла. Мысль, в очередной раз, отрезвила.

Я провела ладонью над картой. Руку чуть кольнуло. Плавно вверх, будто утягивая за собой нащупанные нити, и резко дернуть, как бы их обрывая. Супруг, стоя напротив, с интересом щурил глаза. Сначала ничего не происходило. Но стоило Каэрдвену приоткрыть рот, кажется, собираясь меня подбодрить, а мне едва не закипеть, как чайник, от злости, как вдруг под потолком что-то ярко вспыхнуло, черная молния ударила в бумагу на столе, но не сожгла — та... вдруг потекла, наполняясь символами, какими-то значками, разрастаясь вширь, и складываясь одновременно. Бумага, прежде чем Император отдернул мои пальцы от нее, показалась живой, теплой. Левый край казался темнее правого. Причем, присмотревшись, я поняла, что полоса света медленно сдвигается. И рамка слева не рамка вовсе, а продолжение карты, свернутой вдвое — на моих глазах на черном фоне значки вспыхивали красным, синим, желтым — будто россыпь драгоценных камней. Взгляд сам собой нашел дворец. Маленький кружочек, неожиданно обретший объем и цвета. Мою руку будто тянуло что-то. Все, что успел Император — это схватить меня за плечо, а потом все вокруг вспыхнуло и... мы очутились на самом шпиле самой высокой башни дворца, откуда открывался великолепный обзор на приближавшийся со стороны гор грозовой фронт.

Мы оба, как ребятня, дружно ойкнули, и инстинктивно схватились за шпиль, обнаружив, что начали соскальзывать по ажурной кровле. Сначала хотели хвататься друг за друга, но вовремя одумались. Несолидно и вообще... Каэрдвен заторможено посмотрел вниз — крыша, башня, и двор далеко внизу. Потом вверх — небо без конца и края и далекие облака. Солнце высветило его лицо, коснулось бликами волос. В лицо ударил прохладный ветер.

— Так что ты... — стуча зубами от восторга напополам с холодом, пробурчала я, — хотел показать?

Пару секунд Каэрдвен привыкал к моей логике. Потом — рассмеялся. Легко и звонко, как мальчишка. Ничего недостойней и нелепей, чем застрявший на башне и хохочущий Император, я бы не могла себе и представить. А он выглядел абсолютно счастливым. С усилием оборвал смех, хотя улыбка осталась прятаться у кромки ресниц.

— Я хотел показать тебе схему расположения мэйнийских владений, — выговорил с усилием. — Но так даже лучше.

И больше ничего объяснять не стал. Да и не сделал — такого, о чем рассказать можно. Но что-то случилось — и вокруг нас у самого горизонта зажглись линии, складываясь в семилучевую звезду.

— Пределы — это семь замков-застав, первая линия обороны Монсальвата, традиционные вотчины мэйнов, — тихо и просто проговорил супруг, покачиваясь на ветру, как крайне антикварный флюгер, упорно указывавший на юг своей наиболее выпяченной частью. Я захихикала. Мне было проще — я-то привыкла лазить, где придется. Вот как Арньес тренировал — так и привыкла. А он...

Каэрдвен склонил голову на бок, приподнял бровь. Высокомерный до кончиков ногтей, элегантный, невозмутимый, ироничный — он составлял такой контраст самому себе на этой злосчастной башне, что я не выдержала. Смех перерос в хохот

— Меня еще никто, — помолчав, признался мой муж чуть слышно, каким-то низким, совсем не своим голосом, и вдруг поперхнулся, — не затаскивал на совещание на шпиль моего дворца, — закончил он негромко, откашлявшись.

Положил свои руки поверх моих, мягко разжал мои пальцы, до того судорожно стискивавшие золоченую медь, обнял невесомо, и откинулся назад, легко, будто в затяжном прыжке, оттолкнувшись от края крыши.

Мы падали. Солнце выглянуло из-за туч, осветило двор под нами, утонуло в глазах Каэрдвена. Лучи обвились вокруг него, будто нежное пламя, утешая, ласкаясь. И засияли, будто способны были излучать свечение сами по себе. Свет вокруг Императора сгустился, подобно облаку, потом изменился, будто ладонь, с щемящей нежностью мягко опускающая его на землю. И меня вместе с ним.

Ёган Лорх, Командор отряда ловцов Комиссии по надзору

Само существование спецназа — кашу маслом не испортишь, а летучий отряд Комиссии от перемены названия сути не изменит — мало напоминает привычную обывательскую. Ну, это как посмотреть, конечно...

Жен-детей нет. Это один из трех пунктов договора, подписываемого при вступлении в должность. Родственников тоже. В отряд идут только сироты да те, кому нечего терять. Некоторым не везет вдвойне.

Коллектив — чисто мужской. При специфике работы не тот у спецов уровень, чтобы им психологов подбирали, да и не всякая женщина потянет такую работу. Посылать же такую, что потянет — себе дороже. Ей и другое предназначение можно найти. При уровне развития магии вопрос естественной красоты теряет свою актуальность, а и пластические хирурги почти все некроманты по второму образованию, и своего не упустят. В спецслужбах работают профессионалы. Жертв да подарки присылать? Чревато. И как еще примут, среагируют? Нет уж, пусть лучше иногда нарушают, тут, в случае чего, и ликвидировать проще. Да и не поощряет Империя Света излишнюю жестокость. Так что начальство привычно пропускало целые страницы отчетов полевых агентов о посещениях отрядом веселых домов да периодически устраевымых загулах. В их личную жизнь и вовсе не лезли. Кто там, с кем спит... Знают и знают. А без причины ворошить незачем.

У отряда, какое-то время волей-неволей прослужившего под командованием нынешней Императрицы, когда-то, как и у всех, была сначала казарма. Всего отрядов было более сотни, разбросанных по всей Империи, но в столице служили лишь шесть. И каждому принадлежало нечто вроде благоустроенного барака, оформленного вроде флигеля близ дворцовых хозяйственных сооружений. Еще год назад командор Лорх пошел дальше. Они, как раз в день появления в группе Вика, в ту пору встрепанного и диковатого мальчишки, лишенного как передних зубов, так и тени доверия к кому бы то ни было, скинулись да построили себе на улочке неподалеку сруб. Трехэтажная изба, сад вокруг, прудик, опять же. Полигон, импровизированный плац, конюшня — в общем, все честь по чести. Район был служивый, так что, не смотря на дурную славу Комиссии, проблем особых не было. Трактирчик, все больше выпивку подававший, открыли, огород при доме разбили. Домашние работы многим не в радость, а тут всяко да душу греет.

Если живешь в разъездах, миг спокойствия дома воспринимается особенно сладостно.

Но в этот раз почему-то настроение было смутным, нерадостным. Будто тяжесть какая навалилась, давила, как камень размером с Пресветлую Сестру, величайшую гору на южных границах Империи. Ругавшийся себе под нос Вик чистил картошку, отрабатывая провинность. У дальней стенки выстроились ряды начищенных вчера проштрафившимся охранником сапог. Охранник сейчас спал, а Вик и по его персоне пройтись не забыл — его раздражал терпкий, густой запах ваксы. Командор посмотрел на 'приемного сына' отряда. Вполне себе зубастый юноша, между прочим. Во всех смыслах. Жан, расслабленный, предавшийся праздности и лени одним махом, и потому кажущийся грузным, неспешно строгал очередную поделку — тарелку, похоже. Кто-то тренировался во дворе, судя по периодически доносившемуся звону, со второго этажа раздавался многоголосый храп, под частоколом ограды выхаживали скакунов...

Мир да покой.

Впрочем, не это печалило честного воина. С недавних пор ему стало казаться, что он — это вовсе не он, а кто-то даже совсем другой, попросту претворяющийся им. Сначала — ощущения, дальше — больше. Чего стоил наборный серебряный пояс, который он принес домой из оружейной лавки? Нет, в поясе — который, кстати, идеально подошел Вику — не было ничего плохого. Вот только командору никогда до того не было свойственно отвлекаться на что-то, когда он занимался служебными делами. Все началось со случайно услышанной в разговоре фразы. Впрочем, Лорх не славился и пониманием к беспричинному досужему любопытству даже собственных подчиненных, а потому, убедившись, что пояс торжественно вручен восхищенному и заранее испуганному Вику (как-раз-таки славился командор своей тягой к всевозможным тренировкам, в том числе и в вопросах прилежания и веры), немного пошептались, да и закрыли тему. Чем лишили себя редчайшего удовольствия — видеть истерику Лорха, обнаружившего себя нюхающим какие-то цветочки, притащенные Жаном из последнего загула, да так и оставшиеся на подоконнике рядом с командирской спальней — Ёган погнал его на отработку, едва застукав за попытками ввалиться в глухую стену. Далее обоим было не до того.

Жан, как и положено настоящему работнику благородного дела сыска, не подвел, мир был восстановлен, а цветочки остались. Нужно ли упоминать, что до того командор НИКОГДА не был замечен в сердечной привязанности к маргариткам?

Дальше какое-то время все шло неплохо, и он уж было и вовсе понадеялся (наивный) на исчерпанность инцидента, как вдруг случилось ЭТО. То есть, ничего такого не случилось, но однажды, сидя в общей зале и полируя родовой меч, Ёган стал невольным слушателем беседы своего же отряда. А обсуждали те, с его точки зрения, крайне любопытные вещи. Речь шла о чести, долге, достоинстве и обязанностях по отношению к кровникам. Для любого, кто когда-либо брал в руки оружие с целью применить его всерьез, не секрет, что среди воинов существует своеобразное братство. Фраза 'мы вместе сражались' зачастую открывает запертые на все засовы двери. О, чаще всего это вовсе не мешает прирезать другого воина в переулке, особенно если он, скажем, не так посмотрел, или девушке глазки строит (м-да...) — но во всем, что не касается личных оскорблений, совместное участие в битве на одной стороне остается полумистическим явлениям. Вот и получалось, что, с одной стороны, они исполнили свой долг, отдав Вираэл (не важно, что в тот миг его считали командором) принцу, а с другой — они вместе сражались, и безропотно позволили увести одного из своих. Получалось, предательство.

Столица полнилась слухами, но ничего конкретного толком не знали. Разве что, что Император скоропостижно женился. С другой стороны — не смотря на провал задания — кара их так и не постигла. Жан уверял, что это тоже не просто так. Когда это власть имущие были скупы на наказания?!

Ёган с некоторым усилием прогнал накатившую обиду. Да, Вир только притворялся, но они-то об этом не знали! Отряду паладин казался им самим! И вот его, своего командира, они так запросто отдали?! Просто так? Командор почувствовал ярость. Свои уроки Лорх посвящал совсем не этому.

— Перестань, — вздохнув, неохотно пробурчал Вик. — Вир сам подтолкнул. А у нас выбора не было.

Его одаренность отряд тщательно скрывал — по традиции, в летучие отряды не брали необученных магов-чародеев, только из стен академии, а расставаться с мальчишкой никто уже как-то и не хотел. Что с ним еще за этими стенами сделают? Только пацан улыбаться опять научился! Несмотря на тяжелый характер, злобность, прямоту и недоверчивость Вика, он сумел влиться в коллектив. И еще они ему верили. Это все решало.

— В смысле? — вмешался Коэн, старый уже ветеран, которому давно полагалось бы уйти на покой, да покоя для его буйной головушки, видно, не предвиделось.

А гнать никого, не смотря на временами срывавшиеся с языка угрозы, Лорх ни за что б не стал. Строгий, жесткий и требовательный, он за своих стоял горой. Когда те не видели представления...

Коэна, за его лихость и житейскую мудрость, в отряде уважали. А потому другие разговоры стихли. Вик недовольно покосился на окружавший народ — он не любил толп, даже когда те состояли из людей знакомых, подумал, и, наконец, ответил:

— Принц нам глаза отвел. И чары на Вира навесил. Как в сахарную вату обернул... — хоть и неохотно.

Воцарилось молчание.

Ёган мерно скользил точильным камнем по лезвию, рядом, на краю обеденного стола, источала аромат специального масла тряпица для полировки. Временами из-под камня вырывались яркие искры. Он ни за что б не признался, но ему стало легче. Даже гордость ощутил. Вот только... Вир хотел их спасти?.. Не так. Он их спас? Мысль была чудовищной в своей неправильности. Темные корыстны, жестоки и коварны, это факт. Любое общение с ними — грязь, тлен и грех. Вот только — и эти мысли Ёган скрывал ото всех, особенно от жрецов Света — пусть они такие плохие, но почему таким же рядом с ними должен быть он?! По своему опыту командор знал — люди и нелюди, бывает, могут измениться. Им нужно только в этом немного помочь.

Пока он решал высокоморальные проблемы, беседа продолжилась.

— Получается, Вир нас заколдовал?

— Нет, — недовольно буркнул Вик. — При принце маги были под невидимостью. Принц сбросил первый канон, они должны были продолжить, пока Джу-Джу Вираэла обрабатывал. Нас 'забывчивостью' накрыло краем. Схему сами знаете — стандартный набор чар перед захватом в исполнении суперов. Второй этап — ликвидация случайных свидетелей и последующая зачистка. Невозможно начисто стереть воспоминания у живого. Так что дальше должны были ударить по нам. А они забыли. Или, думаете, иначе сидели б мы здесь?

Вик обнял себя за плечи, и нахохлился, как воробей. Лорх иногда подозревал, что парень когда-то не был Светлым — слишком подозрительно и недоверчиво он относился ко всему, что не попробовал сам. Не проверил, или не мог проконтролировать. Но его недоверчивость уже не раз помогала отряду решать проблемы.

Но Лорх бы все равно с ним поспорил. Если б не знал об одном исключении из любого правила — 'государственном деле'. Под такой эгидой все что угодно могли провернуть, списав на вынужденные жертвы.

— А где Вир сейчас? — озвучил крутившийся в голове у командора вопрос Жан.

Вот странно — вроде пытал, а сейчас в голосе слышалась забота. Искренняя. Ёган очень многое знал о каждом из своего отряда такого, что нельзя было рассказать. И сам несколько раз в прошлом прошел через пытки. А потому сейчас задавался вопросом — разве Темный удержался б от мести? Его всегда учили, ответ — нет. Но что-то мести Лорх так и не увидел. Парень выкручивался, как мог, — и все равно не подвел.

Свет милосердный! Он. Они. Его отряд. Они никогда не бросали своих!

Где-то в отдалении, примерно в то же время

Чешуйчатые пальцы медленно скользили по гладкой обложке. Кожа, когда-то бывшая живой, еще не потеряла чувствительность, на ней даже пупырышки проявлялись, а если процарапать осторожно — то текла кровь. Тонкая, розовая, нежная и гладкая, она завораживала его своей фактурой. Эстебан улыбнулся, и трепетно раскрыл книгу, склоняясь над фолиантом.

Внутри, вместо любовно обернутых в прозрачный газ, сберегавший страницы от разрушения, листов, оказалась кипа газетных статей, вложенных на место распотрошенного переплета и заново приращенных к обложке. И неровный клочок бумаги. Записка. Всего ничего:

'Душу я забрал. Тоже'. И — ниже — ехидно скалящаяся акула с любовно выписанными челюстями. Что за бред?!

Какое-то время он заторможено перебирал страницы, бессмысленно надеясь на что-то, пытаясь расколдовать листы. Кто мог проникнуть сюда?! Газетные листы оставались неизменны. Текст располагался, как попало, а сама пачка была идеально ровной. Руки задрожали. Дракон привычно перетек в полностью человеческую форму, в которой, случись что, всплеск ярости проявиться куда слабее, и нервно сжал записку в ладони. И эта бумага не желала раскрывать тайны своего хозяина...

Кто мог знать о тайне этой книги? О том, что листы бесполезны без хранившей их какую сотню лет души?! Этого жалкого подлого ничтожества, посмевшего переметнуться к кому-то?! Когти разодрали человеческую кожу на форзаце книги, впились глубже. Книга задергалась, как в судорогах. И вдруг потемнела. Эпидермис рассыпался прахом, оставив посеребренный остов.

Эстебан медленно, тяжело склонился над столешницей. Опустил голову на руки. Все усилия оказались бесполезны — книга не желала или не могла рассказать о воре. Только буквы... буквы были знакомы.

Только что дракон казался сонным. Медленно, тяжело стоял, навалившись на столешницу, с хрипом вдыхая... А миг спустя уже размазанной от скорости полосой пронесся сквозь кабинет, преодолел коридор, вырвался на крышу и ринулся в небо, на лету возвращая себе свою естественную форму, собирая грозовые тучи — свою свиту — чтобы скрыться от случайных взглядов.

Даже бешенство не могло заставить его забыть о работе.

Одно посол Эроха знал точно. Сделать все это мог только дракон. Никого другого Сфера б не пропустила.

Ёган Лорх, Командор отряда ловцов Комиссии по надзору

Вот с такими светлыми и добрыми, благостными и миролюбивыми, можно сказать, мыслями командор Лорх и затеял свое триумфальное возвращение ко двору. Парадный мундир, плащ, перчатки, аксельбанты, начищенные до блеска сапоги и Вик в качестве личного и верного адъютанта — он чувствовал себя в ударе. Из отряда больше никого не взял — взбудораженные беседой парни готовы были на завоевание тюрьмы, лишь бы избавиться от чувства вины, и успеть вернуть долг вовремя. Если б не последнее — в лучшем случае ходили б, как миленькие, под епитимьей. Лорх не признавал извинений на словах — только на деле.

Дворцовая стража отсалютовала, без вопросов пропустив его с сопровождающим в замок. Вик, хмуря тонкие брови, нервно теребил зубами лабретту под нижней губой, отчего лицо его кривилось в самых причудливых гримасах и делалось похожим на младенческое. Впрочем, от пристального внимания придворных его это не спасало. Вик, единственный из всех, кого Ёган знал, тяготился своей красотой. Но сейчас им это было только на пользу. Всеобщее внимание к спутнику освобождало от оного его самого. Широкий двор, затем небольшой лабиринт вывели в длинную анфиладу комнат, казавшуюся бесконечной.

Подумав, командор обернулся к адъютанту:

— Веди! — буркнул, сжав его плечо с видом абсолютного тирана.

Если подумать — некоторая шаблонность и недалекость тоже была в чем-то лишь привычной маской... Парень оказанного доверия не оценил, полыхнул шальным взглядом, но выполнил приказ. И как пошел! Побежал! Так как Ёган руки не разжал, пришлось бежать вместе с ним. Они пролетели мимо заполненного стонами и вздохами зала, охраняемого стражей, прорвались сквозь затеявших игру в ручеек фрейлин какой-то герцогини, ни разу в жизни не появлявшейся, в силу крайне преклонного возраста, при дворе, но снабженной всем необходимым соответственно сану. Чуть замедлив шаг, в походном режиме осмотрели портретную галерею Славы, любуясь на воителей прошлого и настоящего. И, наконец, выбрались на веранду.

По широкому проходу чинно ступала статная дама в алом платье с черным волкодавом на сворке. Вик машинально подался от нее влево, Лорх — вправо, пес задумчиво приостановился, поводок провис. Командор плечо адъютанта выпустил, избегая горячего лобзания с колонной, а Вик вовремя этого не уловил, машинально повернувшись его спасать. Споткнулся о поводок, выправился, и с лету вбежал в чьи-то объятия.

Неизвестный, как выяснилось в процессе изучения, выбрался из тайного хода, явно редко удостаиваемого вниманием — мужчина был измазан в пыли и паутине так густо, что, даже вздумай он добровольно доводить себя до подобного состояния, ничто больше не одарило бы его такой творческой небрежностью. И в эти серые, щедро украшенные первозданным хаосом паутинок, объятия и влетел адъютант, мигом похоронив все надежды собственной формы на полагающееся по статусу черное облачение.

— Что ты себе позволяешь, Самуил?!!! — истерично взвыл припыленный красавчик, полыхая синими глазищами, и как-то слишком нежно тиская задохнувшегося от злости Вика, при этом строго глядя на Лорха.

Командор даже оглянулся. Но никого, кроме него, здесь не было.

— Прошу меня извинить, Ваше Высочество, — он низко поклонился, и, делая вид, что озабочен лишь приведением в подобающий вид королевской особы, извлек Вика из обязывающих объятий до того, как разъяренный парень всадил бы принцу что-нибудь в горло.

От поднятой пыли расчихались все трое. Адъютант поначалу шарахнулся, но вскоре уловил суть игры и присоединился к процессу очистки Их Высочества, делая это так интенсивно, и с такой самоотдачей, что пыль повалила из принца вдвое гуще, а сам он затрепыхался, как несомая ветром... паутинка.

— Но я не Самуил, — как ни в чем ни бывало, продолжил Лорх, едва клубы пыли рассеялись.

Джулиан, похожий сейчас на жертву жестокого ограбления, стоял посреди коридора и хлопал глазами. Надо отдать Вику должное, на нем не было ни пылинки.

— Не Самуил? — повторил растеряно.

Судя по плывущему взгляду, он чувствовал себя не совеем уверенно. Но ведь вежливая услуга благорасположенных подданных никак не могла оказать на него подобного влияния, не так ли?

— Командор Ёган Лорх, Ваше Высочество, — привычно оттирая адъютанта себе за спину, смиренно напомнил мужчина. — К Вашим услугам! — любезно добавил он.

— Н-но... — начал принц, вдруг начав нервно оглядываться. — Т-тогда кто — Самуил?.. — выдавил он, наконец.

Что-то закрыло свет солнца, проливавшийся из высокого окна. Все трое мгновенно вскинули головы.

— Полагаю, я? — с приглушенным ехидством предположил некто довольно изящный, замерший на фоне оконного проема.

И легко спрыгнул вниз. С высоты трехэтажного дома, без всякой магии. Приземлился с изяществом прирожденного танцора.

— Рад приветствовать венценосного брата, — выпрямляясь и небрежно отбросив челку с глаз, промурлыкал, сияя золотыми глазами, первый за три сотни лет дроу, встреченный командором Лорхом во дворце...

Вик во все глаза смотрел на него из-за плеча обожаемого начальства. Как бы он ни относился к командору на самом деле, при посторонних — обожал и боготворил. Это было частью имиджа. Обычно было.

Лорх обернулся. Лицо воспитанника светилось от восхищения. Темные глаза горели, волосы только что дыбом не вставали, казалось, еще миг — и он побежит за кистями, рисовать гостя.

— Самиэль, гем-принц Коры, — небрежно откорремендовался пришелец. — Более известный здесь как Самуил. Счастлив возможности увидеть Вас воочию, джентльмены, — закончил с формальностями он.

Что-то кольнуло, у командора был наработанный инстинкт на неправду, но что из сказанного — ложь? Лорх не успел понять, в чем дело. Никто б не успел. Дроу лучше всех, может, кроме рожденных вампиров, поднаторели в гипнозе. Вик застыл, слепо тараща глаза. Чуть помедлив, командор изобразил то же самое. Дроу подмигнул ему, на миг показав острые клыки, похожие на зубы хищного зверя, и обернулся к принцу. Знал, что... на них не подействовали чары?! Иначе как еще расценить эту приятельскую ухмылку? Ёган был наслышан о кое-каких традициях темной расы.

Как бы то ни было, дроу отвернулся.

— Джулиан, вы хотели меня видеть? — теперь в голосе звенела сталь, а от солнечного тепла остались лишь блики света в светлых волосах, и близкое прикосновение холода.

— Да, Самуил. Но мо... — договорить принц не успел.

С подоконника того же окна под самым потолком спрыгнула вторая фигура. Этот был в черном с головы до ног, только глаза горели сквозь прорези полумаски.

— Мой раб, — опередил любые расспросы дроу.

И, кажется, поперхнулся — как еще было расценить тихий звук, похожий на рык, послышавшийся за его спиной? Ведь рабы не рычат на господ, не так ли?

— Поговорим здесь, — будто прочитав его мысли, предложил тоном приказа гость.

И небрежно прислонился к груди своего слуги, откинув голову на твердое плечо раба, дразня обнаженной, открытой шеей.

Принц был слишком умен, чтобы попасться в эту ловушку. Но руки спрятал. Дрожали.

Кэмрон, принц Светлых мэйнов

...Этот Тьмой обласканный дроу! Кэмрон сам не мог сказать, чего больше в его эмоциях — восхищения или гнева. Наглость Тириэла не уставала его поражать! Нарушить все законы, ввергнуться в Империю, в которую твои предки поклялись не вступать — и объявить небрежно, что давно уже работаешь на этих территориях. Под псевдонимом. Услышав 'псевдоним', светлый мэйн ненадолго лишился дара речи. Самуил был известен в определенных кругах как непревзойденный вор и специалист по требующим ювелирной точности делам. Учитывая репутацию Багряных, такие рекомендации обретали и вовсе противоестественное значение.

Поначалу Кэмрон одобрил эту идею. Гениально — представиться единственным дроу, пусть и нечистокровным, когда-либо ступавшим на территорию Империи Света со времен Исхода!

— Вот только как бы 'оригинал' не возразил против самовольного присвоения имени, — заявил он, обдумав идею.

— Не возражу... — недовольно буркнул доблестный наследник Кастеллы, изобразив крайнюю степень косоглазия.

Отряд он в приказном порядке оставил под стенами столицы в каком-то трактире, с такой легкостью наведя на них чары личины, что Кэмрону вдруг пришло в голову — а не скрываются ли дроу вокруг и поныне? Собственно, это он и спросил. Сразу же сформулировав еще и вопрос о том, как все увиденное сочетается с клятвой не ступать на землю Светлой Империи.

— Я и не разуваюсь, — пожал плечами принц.

Помедлил, а потом, пусть и косвенно, дал ответ на оба вопроса сразу:

— Мы не любим терять возможную выгоду из-за бессмысленных споров. И потом — изгнавший нас мертв. К нынешнему Императору у меня нет претензий.

Светлый не сразу поверил своим ушам.

...Все началось с того, что, возвратившись с охоты и порядком устав, Кэмрон подолгу застывал, разглядывая что-то. Может, поэтому обратил внимание на маленькую странность: Тириэл сидел с веткой сосны в руках и медленно бросал по хвойной иголке в костер. Вот только ободранных веток рядом набралась уже маленькая груда, а дрова в костер добавляли совсем недавно. Было в этом что-то пугающее. Почему? Кэмрон бы даже сам себе не ответил.

— Вир в Империи, — сказал светлый тихо. — Храм сожгли.

Про храм дроу явно знал. Про Вириэля — нет. Кэмрон понял это, вдруг оказавшись прижатым спиной к ближайшему стволу. Дроу приблизил губы к самому его уху.

— Откуда информация? — прошептал шелково, искушающе.

Только вот взгляд был ледяной. Страшный. А он не испугался.

— Поехали. Найдем его. В деревне сказали, он нас раза три приезжал искать, — пробормотал светлый с улыбкой.

Волосы темного оказались как нити серебра, упругие и шелковистые одновременно. Пальцы в них вязли. Под чуть тронутой серебряными искрами кожей билась жилка. Часто-часто.

Ощутив прикосновение к горлу, Тириэл, с хрипом выдохнув, отстранился.

— Так откуда информация? — повторил, прикрыв глаза.

Те снова обрели зрачки, и не полыхали багровым. Кэмрон успел увидеть это прежде, чем дроу отвернулся.

— Пока ты был занят в Камилле, я связался с отцом, — сказал негромко, уже сам отворачиваясь.

— И как? — дроу снова был собой. — Или с тобой надо сыграть в сто сорок вопросов? Учти, я не взял с собой другие иглы, кроме этих, — носком сапога ковырнув хвойную подложку леса.

— Властелин напал на мой дом, — сухо пояснил Светлый.

Тириэл посмотрел ему в глаза. Поднялся, затушил костер, незаметным знаком взбудоражил свой отряд, организовав методичные сборы, и, уже взлетая в седло, обернулся к нему:

— Едем?

До столицы они добрались за два дня. Дроу гнали скакунов без жалости, без тени сомнений насыщая их силой. Тириэл навел чары, вынуждая всех окружающих принимать их за светлых мэйнов. И, оставив отряд, они вдвоем верхами, на рассвете, галопом влетели за кольцо стен. Но Кэмрон и подумать не мог, что все получится вот так! Однако оставалось подчиниться. Дроу знал, что делал. И искренне наслаждался своей выходкой.

Светлый мысленно ругнулся, под изумленным взглядом принца обнял 'хозяина' за талию (у того спина напряглась — ага, не ждали?!), и, чувствуя невольное злорадство, устремил ненавидящий взор на того, кто якобы 'отнимал у них время'.

Тириэл, принц Кастеллы

Все было так замечательно! Какого... Кэмрону вздумалось... Я едва не взвизгнул, когда он меня обнял, нахально просунув кончики пальцев к голой коже. Нет, с любым другим разобраться — никаких проблем, но он-то не мой раб на самом деле, а тоже принц, и на каждую мою выходку готов отвечать своей. Намек был очевиден и в переводе не нуждался. Я стиснул зубы. Пришлось общаться и терпеть эту щекотку... Садист!

Впрочем, во всем остальном он держался в рамках своего нового положения, так что — сделаем вид, что так и надо. Только в голос чуть томной страсти не забыть добавить. Лучше дать объяснение случившемуся самому и в неявной форме, чем получить прямой вопрос. Джулиан вполне может уловить ложь.

— Итак? — напомнил я.

Голос оказался куда холоднее, чем даже сам ожидал. Острый, хрусткий, как ледяные крупинки или снег под ногами. Даже холодом вполне натурально повеяло. Ух, мамина кровь, что ты со мной иногда делаешь? Вот еще вопрос, кстати. А на мой гнев пойдет снег или с потолка посыплются молнии? Рассуждения были чисто умозрительными — я с нетерпением ждал ответа. Знаете [о, моя шиза! Я так скучал...], самый простой способ оказаться где-то — быть приглашенным. Не самый безопасный. Но простой. Разница огромная. В том смысле, что проще — примерно равно быстрее.

Меж тем возможный наниматель все еще сомневался. Я решил с пользой потратить время. Я, конечно, не специалист по физиоингварике, как мой брат, но и не бездарь. Итак. Высокий — если б не каблуки, смотрел на меня сверху вниз, а так — еще и голову задирает. Навыков правления не вижу — слишком все суетливо, показательно, демонстративно. Другой вариант — маска. Запомним эту идею. Волосы каштановые, до ягодиц, чуть вьются. Глаза голубые. Облачен во что-то вроде крайне навороченной стилизации под форму. Опять же, вопрос. Своей нет? У меня, скажем, свой мундир имеется, только я его нигде, кроме парадов да смотров, не таскаю. А вот его кружева внушают зависть. Ой, да прибьет Его драконом, еще и перчатки от Га-Р'саа! Живет один такой дизайнер-умелец в Лиене. Я такие еще с прошлого сезона искал, а он не продал. Ну и ладно — ненавижу дубли. Интересно, эти с какой 'начинкой'? Боевой или шуточной?

Судя по откровенному взгляду и тому, как именно он теперь следит за пальцами Кэма на моем наиценнейшем животике, отнюдь не пример стойкости. Да, и на шее у него засос, едва прикрытый лунным кружевом. Бурная была ночка. Иии... светлый, скотина, в кого ты такой маньяк? Еще и когти вонзил... Мм, не вонзил? Просто водишь? Ааа... Убью! По животу побежали мурашки, я, кажется, все же издал какой-то звук, потому что когти от моего живота Кэмрон убрал. Тьма, а щекотать продолжил... Радовало только одно — научился всему этому он явно от меня. Приятно...

В голову тихой сапой забралась мысль, почему я не утащил на тот сеновал его, но мигом испарилась. А если его папочка потом заставит жениться?! Магия предоставляет множество вариантов, в том числе и в вопросах пола партнеров. Но даже в предпочитаемом мною женском теле Кэмрон бы... так и остался другом? Я поспешно отбросил еще одну странную идею. Как-то слишком много за утро.

Светлая прядь упала мне на плечо. Я бездумно проследил ее взглядом от мягкого изгиба до чуть распушившегося кончика. И вспомнил другие волосы. Может, не такие шелковистые, немного вьющиеся, жизнерадостно топорщащиеся во все стороны, несмотря на все усилия владельца, весело подскакивающие на каждом шаге, и осыпающиеся вниз, будто маленький водопад, стекающий по лиловому крупу...

Я скучаю?!

Тьма, три ненужных мысли за час — это перебор. Все.

— Ты передумал? — наехал я на нанимателя недовольно. — Я теряю время.

Мне кое-кого еще найти надо, а ты тут мешаешься! Но знать тебе об этом не обязательно. Я оттолкнул Кэма, выпрямился, строго глядя на собеседника. Усмехнулся, плавно скользнул ближе к нему, сжав кружево у ворота, заставив его чуть нагнуться ко мне.

— Да? — протянул вкрадчиво.

М-да. Я так предсказуем? Кэмрон, будто ощутив мой настрой, неспешно отступил на пару шагов. В случае чего, не зальет кровью.

— Я... — забормотал окончательно дезориентированный высокородный.

Тьма, вот становятся же принцами такие!

— Я, — продолжил мужчина рядом со мной, мягко сжимая пальцы поверх моих, — насладился игрой и готов приступить к шоу.

Оп. Разительная перемена. Значит, все же маска. Я чуть опустил голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Выпустил кружева. Его пальцы разжались не сразу, скользнули по моей руке. Мне доставило поистине небывалое удовольствие, будто случайно, отереться об него бедром, увидеть самодовольную ухмылку в уголках губ... и отодвинуться. Как он прятал мускулы под всем этим пижонством, понятно и так. 'Тебе больно — мне приятно?' Лозунг из какой-то глупой игры промелькнул в сознании — и растворился.

— Рад. Моя цена будет втрое выше — я не даю бесплатных представлений, — высокомерно уведомил я.

— И сколько ты стоишь? — хладнокровно.

Я еще раз присмотрелся к собеседнику, игнорируя очевидную двусмысленность фразы. Ловелас, мот, франт, денди — все это никуда не делось. Вот только... осанка. Выправка. Взгляд. Он выглядел как военный под прикрытием. Хороший актер? Люди редко умеют носить всю жизнь одну маску... А перемена разительная.

— За свою работу я сам назначаю цену.

— Ты считаешь ЭТО работой?! — преувеличено удивленно поинтересовался он.

— Ты — ценой? — и изогнуть, чуть приподняв, левую бровь.

Кэмрон давился смехом. Нет, он был безупречен, строг и неприступен, но за время пути я успел его узнать. Светлый веселился. Ситуация сразу же представилась совсем в ином свете. Веселить Кэма мне нравилось.

О, это вовсе не значит, что завтра я с милой улыбкой не воткну лезвие ему под ребро, если будет надо. Только что сделаю это лишь в случае, если это будет действительно надо.

Бедный наивный... я напряг память. Принц Джулиан? Спорить, а уж, тем более, пикироваться и острить с дроу решаются только самоубийцы! Весь секрет в том, как именно интерпретировать чужие намеки...

Дав ему небольшую передышку, я все же сменил гнев на милость:

— Так каково Ваше решение, Ваше Высочество? — улыбнувшись мило, вернулся к старой линии я

Кажется, он хотел меня убить путем передавливания наиболее важных артерий. Кайф! Вот интересно, как скоро до Джу-Джу дойдет, что вся эта история — моя маленькая личная месть за его 'игру'? Хм, судя по очевидным признакам ярости, не слишком скоро...

— Ты нанят. При нем говорить можно? — взгляд на Кэмерона, несколько даже уязвленного подобным вниманием.

— Да.

— Убей супругу моего брата.

Я помедлил, привыкая к его словам.

— Кто она? — негромко.

— Паладин Тьмы, — уже подозрительно — и что-то мне напоминает,— Вириэль, — раздраженно буркнул имперский принц. — Столько времени пацаном притворялся! Лась...

— Притворялся лось? — я сам себе напоминал попугая, но пока ничего с этим поделать не мог.

— Притворялась! И крайне удачно! — данная тема определенно была у моего визави больной — он мгновенно воодушевился. — Едва не облапошил Комиссию, приехал во дворец в поисках каких-то мэйнов, чуть приход Тьмы во дворе у ворот не устроил... Пока я ему глаза отводил, умудрился отослать эту самую комиссию, будто не они его пытали! Угомонился же вроде, а нет — Каэрдвену вздумалось Врата Чести поставить... Не мог сделать это до свадьбы — нет, в первый же день, при всех!

Он нес еще что-то — все больше сбиваясь на старый образ избалованного слюнтяя. А мне почему-то запомнились три вещи. 'В поисках каких-то мэйнов', 'женился' и 'пытали'... Я зациклился, в голове как водоворот из этих слов образовался — и, наконец, вполне ожидаемо прорвался, будто плотина.

Это его... ее он меня нанимает убить?!..

Посреди огромного зала дроу не стало. Вспыхнув синевой, из сгустившегося мгновенно тумана тяжело выпрыгнула огромная кошка, метра полтора в холке, с острейшими клыками, и яркими фосфоресцирующими глазами. Густой мех ее был чернильно-черным. Кошка тяжело переступила с лапы на лапу, покачнулась, неловко сбалансировав длинным хвостом, противно мяукнула и вдруг зарычала. Нет, не так. ЗАРЫЧАЛА. Звуковая волна ударила вокруг, снося все со своего пути. Джулиан еще успел заметить, как спутник дроу прыгнул вперед, замер рядом с кошкой, держась то ли за ее уши, то ли за ее шею, а потом его вынесло в коридор. Дверь захлопнулась с треском, вызвав маленький дождь из штукатурки.

— Вот интересно, — философски сказал он, аккуратно поднявшись, отряхнувшись и постояв в молчании пару минут. — Это можно рассматривать как 'нет'?

Что же мне так плохо? Болело все тело, будто меня, перепутав с тестом, круто замесили фанатичные повара-ингвары. Кое-как я приподнял голову. Рядом сидел Кэм и смотрел на меня, выкатив глаза. Серьезно. Глаза были по-настоящему огромные (это у традиционно большеглазого мэйна!), немного вылезали из орбит и казались похожими на блюдца. Я хотел прокомментировать эту подробность, а может, и сувенирчик приобрести, но горло не подчинилось. Дроу упрямы, я особенно, а потому, сделав для разминки пару глотательных движений, я попробовал снова.

— А у тебя глаза отрастают? А то выбью, потом еще пару раз и будет целый чайный набор! — кое-как умудрился прохрипеть я.

— Молчи... кисуля... — огрызнулся светлый, но таращиться на меня как баран на ворота перестал.

И правильно. Так гораздо лучше. Стоп. Кисуля?!!

— Ты решил умереть? Или есть что-то, чего я не знаю? — попробовал быть справедливым я, прежде чем прибить наглеца на месте.

Оказывается, не напрасно.

— А ты что, не помнишь? — Кэмрон был искренне удивлен.

Я помотал головой. Отрицательно. Ибо и вправду не помнил. Пока мотал, шея заболела, я опустил голову и царапины на граните оказались у самого моего носа. Зверюга, большая. Где?

Светлый нагнулся, полюбовался процессом пристального изучения мною непонятного следа и почему-то очень обрадовался. Проникся, можно сказать.

— О, заметил?

— Я на нем лежу... — буркнул я.

Царапины означали присутствие неподалеку кошек. Меня с детства не любили все кошки, кроме тех, что жили в наших городах. Те так прямо обожали.

— На нем? — почему-то удивился светлый.

Так как ехидство и прочие безобразия не его стиль, я приподнялся, демонстрируя ему царапины. Ой, моя спинаааа...

— А, ты о следе! — он улыбнулся. — Забыл, как сам оставил?

Стоп. Оставил. Я? Я посмотрел на свои ногти. Сравнил с отпечатком. Подозрительно покосился на Кэмрона.

— Я физически не...

Он не стал со мной спорить, но и договорить не дал. Сдвинулся только немножко. Такие же следы были на стене — кошка явно точила коготки. Я посмотрел на царапины. Те, которые были совсем близко. Прикоснулся к ним... гнев, ярость, бешенство... разорвать... водоворот эмоций зверя.

— Я и не знал, что дроу так могут!

— Как — так? — вот теперь мне стало по-настоящему плохо.

— Превращаться в зверей, — лучисто улыбнулся светлый.

Вообще-то я тоже об этом не знал. Но не собирался признаваться... Тьма Свету на больное место, эта способность считалась утерянной еще задолго до исхода! Нет, пора переключаться, пока я не свихнулся. Хватит разлеживаться! Где местный Император? У меня к нему разговор!

Поднялся я легко, будто не было никакой боли. Вот что значит дело! Нет, прежде чем идти, надо покурить. Я отошел к окну. Медленно, преодолевая непонятное онемение тела, приоткрыл створку... И вдруг понял, что что-то уже врезалось в мою ладонь. Не позволив себе сжать пальцы в кулак, хотя очень хотелось, разжал ладонь. Осоловело водя диким взглядом по сторонам, Ашер неловко захлопал крыльями, став похожим на колибри, но уверенно выпрямился на моей руке. Посмотрел в лицо, грозно фыркнул — и устало улегся на ладони, спрятал голову под крыло и засопел.

Глядя на это чудо, развернувшее во всю ширину роскошные крылья, Тириэл улыбнулся против воли. И аккуратно переложил 'находку' в карман, стараясь не помять крылья.

Император привык к тяжелой работе, напряженной, выматывающей. Привык к однообразию своего существования. К чему он не привык — это к тому, насколько легко супруга порождает вокруг себя нелепицы одна страшнее другой. Его учили всему — но не тому, как с честью быть нелепым!

С самого утра все не ладилось. Сначала он опрокинул чашку кофе, потом никак не мог взять в толк, чего от него добивается Совет, и, наверное, мучился бы и дальше, если б не прилетел катир. Гладя его шелковистые чешуйки, Император заставил себя посмотреть правде в глаза. Он скучал. И, если он хочет восстановить собственную работоспособность, лучше ликвидировать это чувство. Сходить и пообщаться.

Собственно, первоначально визит планировался как краткосрочный и знаменательный. В смысле расстановки границ и уведомления о будущих ролях каждого из супругов. Но Вириэль и тут умудрилась выделиться. Пока он хлопотал вокруг нее — а фальшивые обмороки от настоящих он давно различать научился — и всячески высказывал свое неодобрение службам дворца, всякое желание ругаться пропало. Совершенно. И это имя... Каэрдвен стиснул зубы.

Его искренне позабавила их беседа — хотя, говоря по существу, в обычном своем состоянии Император терпеть не мог как совещаний, так и чтения лекций. Особенно в собственном исполнении. Но ей было по-настоящему интересно — даже не столько он сам ('Император, владыка, властелин, сосредоточение власти'), сколько то, о чем он говорил, и это против воли завораживало, побуждая рассказывать больше. Его вообще очаровывала ее непосредственность. Казалось, паладины ежедневно принимают Императоров. С другой стороны — может, так оно и есть? После ее вопроса пришлось и о матери рассказать! Ну хоть отвлеклась... Подкупать воина собственной слабостью — чушь какая! Да и не слаб он вовсе. Жил же с этим знанием у отца почти 12 лет, и ничего. Но ведь сработало?

Только все успокоилось, супруга, казалось, окончательно уверилась в его всеведении, и трепетно внимала, как ему вздумалось показать себя да покрасоваться. Кто, кто просил учить ее 'Всеведенью Света'?! Забыл, что она — Темная? Вот и напросился. 'Марево Тени', проще говоря, карта-телепорт, способная открыть портал в любую тень — заклятие считалось утерянным уже лет триста. Ну, теперь его можно было считать восстановленным. Как бы еще карту присвоить, пока она не догадалась? Ведь других Темных магов у него не было. Но он так и не почувствовал вмешательства высшей Силы. Тьма не клубилась вокруг нее, не ластилась, а между тем — какую тень могла она найти в полдень на шпиле самой высокой башни?!

Каэрдвен помедлил. А ведь он уже второй день не вспоминает про 'разочарование', связанное с ее полом. Пол. Кровь бросила ему в лицо. Раскрошив очередной кубок, Император отвернулся к окну, прислонился лбом к прохладному камню облицовки. И сквозь мешанину забытых с детства чувств вдруг понял, что улыбается.

В конце концов, может, жена — это не так уж и плохо?..

'Если она — Вириэль?' — спросил предательский голос.

Крик совсем другой женщины звучал далеким эхом, не способным заглушить этот шепот. Каэрдвен заставил себя вспомнить о делах. Война. Вириэль. Вириэль. Война. Он почувствовал азарт. Не то слепое пламя, что вспыхивает в жилах, заставляя ошибаться — нет. Этот огонь горел ровно. И, в конечном итоге, его 'пищу' можно было описать в нескольких словах. 'Хочу, чтобы ОНА мной восхищалась?'.

Снова вспомнилось вчерашнее падение. Сумасшедший восторг, наслаждение от чужого доверия — не вынужденного, не безразличного. 'Может, я еще сумею приручить тебя, дорогая?'. Затягивающая сладость безвременья. И дракон, серая вспышка, как молния, упавший с неба, из вязкой низкой бархатистости грозовых туч. Первый скользящий удар расшвырял их в стороны — дракон не рассчитал траекторию и едва зацепил их хвостом. Тут же набросил купол безмагии. Удар, тупая боль, круговерть перед глазами, ярость от собственного бессилия... Каэрдвен рывком распахнул глаза, пытаясь найти ее взглядом. Вир. Падающая вниз...

На самом деле, сбросив доспех, Вириэль повисла, зацепившись пальцами за камень в стене башни, подтянувшись через силу, сжавшаяся в комок на подоконнике, в одной нижней тунике, сбросившая с себя доспех, плащ, кажется, один сапог (второй не успела) — и потому незамеченная никем. Ни собравшимися во дворе, ни Императором, ни драконом, стремительно продолжившим пикирование к 'ее упавшему телу'.

Потом Каэрдвен понял, что случилось. А тогда — его Императрица упала у него на глазах, магия оказалась бесполезна, а дракон собирался лишить малейших надежд на ее выздоровление. Уже позже она рассказала, что их доспехи специально делают так, чтобы служить 'обманкой'. И что она добавила слабенькую иллюзию с кольца, пока одной рукой рвала завязки на боках. Это все было потом. А тогда — он видел, как она падала.

Император лежал у кого-то на руках — кажется, командора, он не был уверен. Он смотрел вверх, только на нее и дракона. Доспех еще падал, когда дракон развернулся в воздухе, пикируя. Часть Каэрдвена размеренно размышляла, что, если Вириэль погибла, он уничтожит всех драконов на своих землях. Отдаст за это все, и Империю, и свою жизнь, но она будет отомщена, потому что никто не смеет коснуться его Императрицы. И вместе с тем нечто незаметное, робко прятавшееся обычно за преградой разума, рвалось наружу, топило голову в калейдоскопе страха, надежды, волнения, тревоги, отчего колко болело в груди, заставляя вспомнить, что значит молиться. Молиться вообще. Все равно кому.

Он и потом помнил. Картинка будто отпечаталась перед глазами, тенью возникая перед мысленным взором снова и снова. Как падал доспех — тяжелый, как тело, который он и считал ее телом. Выглядевший так, будто в нем падал человек. Как вился плащ, скрадывая силуэт. Тусклость опаленных огнем волос... Та, первая его часть, хладнокровно смотрела на приближавшегося зверя. Все уже случилось. Осталась лишь месть. И надо как можно лучше узнать врага, пока есть такая возможность. И только снова забившаяся в темный уголок души крошечная частица сердца упрямо надеялась на что-то, звала туда — и ей было, казалось, все равно, что без защиты магии дракон уничтожит любого. Она упрямо бормотала 'а вдруг она ранена, надо помочь?' Каэрдвен разрывался между ними. 'Упав с такой высоты на камни, выжить невозможно', — спокойно возражал разум.

Ему казалось, он сошел с ума. Вырвавшись из рук того, кто остановил его падение, Император прервал все попытки себя удержать резким:

— Убери руки! — приказом, и шагнул к ней.

Медленно, со всем достоинством!

Но в этот момент глава Комиссии сбил его с ног, дракон сложил крылья, рухнув к самой земле, готовясь закончить дело шквалом огня. А Вир... Вириэль, в одной тунике, но с мечом в руке, спрыгнула прямо на голову рептилии и резко вонзила полыхнувшее синим лезвие ящеру между глаз, чуть ближе к макушке.

Полыхнуло. Казалось, клинок удлинился, будто та же молния, ударив в землю острием. Дракон взревел, заметался, врезался в стену башни, отлетел, цепляя крыльями декоративные башенки на хозяйственных постройках... Вириэль, не выпуская грубого необработанного тяжеловесного клинка — как это ему эта острота почудилась? — падала вниз.

И в тот миг разум и сердце действовали вместе. Император оказался на ногах, отшвырнув Лорха. 'Получится' и 'успею' слились в одно. Он без тени сомнений встал на пересечении с ее траекторией падения, подставил руки, напружинив колени. Императрица обрушилась на него, сбивая с ног. Они прокатились через пол двора, путаясь в полах Имперской мантии. В какой-то сотне метров бился дракон, огрызался на жалящие укусы королевской охраны. Наконец, все же, кое-как поднялся, впиваясь когтями в камень, взобрался на башню, рассыпая вокруг каменное крошево. И оттолкнулся.

Каэрдвену казалось — упадет. Он сидел на камнях, прижимая жену к себе, смотрел вверх, и улыбался. Дракон, все же, сумел распахнуть крылья у самой земли, и тяжело взлетел, кренясь на бок.

— Тебя могли убить... — тяжело дыша и дрожа в своей легкой одежде — он никогда еще не видел ее без доспеха, поддоспешника и накидки паладина — пробормотала супруга.

Она чуть заметно дрожала, провожая дракона взглядом.

Неловко приподнявшись, Император высвободил свой измазанный плащ, все еще теплый и чистый изнутри, и завернул ее в него осторожно.

— Меня уже убило, — сказал ей на ухо.

Вир вздрогнула, обернулась к нему.

— Бесстрашие моего рыцаря... — тихо пробормотал Каэрдвен.

Шутка была глупой и простенькой. Но они рассмеялись. Лорх стоял за спиной, решив не мешать. И Каэрдвен был безгранично благодарен ему за это. Спрятав лицо в теплых и пахнувших озоном золотистых волосах, сжимая жену в объятиях, он думал... о ее первом вопросе. И улыбался.

Ручка кресла сломалась от силы его хватки. Каэрдвен моргнул, возвращаясь в свой кабинет из омута воспоминаний. Они очень недолго были вдвоем, меньше минуты. Слишком мало. И вместе с тем вечность.

В дверь постучали.

Император встал, подумав, что стража б не допустила к нему никого, не будь повод по-настоящему важен, и сам отпер дверь.

За дверью взгляду открылся, как ни странно, коридор. Правда, дизайн все же был непривычен. Связанные стражники на манер куколок свисали с потолка, дергаясь то ли в попытках освободиться, то ли в судорогах. А посреди коридора обнаружился дроу, застывший как раз на столько времени, чтобы быть оцененным по достоинству.

— Ну, здравствуй, зятек... — протянул златоглазый, свирепо скалясь.

Бесцеремонно шагнул в комнату, толкнув императора в грудь. Небрежным жестом заблокировал окна и двери. Уселся на край стола, заложил ногу за ногу и небрежно проговорил:

— Поговорим?

Каэрдвен пару секунд рассматривал его лицо. Затем кивнул, небрежно садясь в кресло напротив.

— Поговорим... — продуманная пауза, — Тириэл из Кастеллы, — согласился он мило, и усмехнулся.

Ядовитой до боли улыбкой.

Когда неприятности отступают — не преследуйте их.

http://www.diary.ru/~quotation/p75044620.htm#form

Глава 27.

Такое чувство, что, если неприятности решили выбрать именно тебя своей мишенью, то не успокаиваются, пока не завалят с головой. Дракон все же сильно ушиб меня, когда ударил хвостом. Мужу я ничего не сказала, даже врачам глаза отвела. Но все же ходить было больно. К чему такой фальшивый героизм? Сложно объяснить. Мне одновременно не хотелось его волновать, показывать ему свою слабость и вообще принимать чужую помощь. Ведь я могу со всем справиться сама! Не время для детских выходок? Хм, через два часа я с этим готова была согласиться. Больше всего ныла спина. Ныла до того, что я нашла свою сумку, и намазала поясницу мазью. Ее делала еще Крыло Бабочки. На глаза против воли навернулись слезы. Нет, я не заплакала. Только вспомнила в который раз. Она не заслуживала такой смерти. Никто из них не заслуживал. Я постаралась переключиться. Слезоразлив сейчас не поможет, даже как расслабляющее средство. Лучше всяких слез будет найти тех, кто уничтожил мой Храм, и... Дальше я не позволяла себе даже думать. Чревато. Пусть останется сюрпризом для всяческих провидцев да гадалок.

Во время этих душевных терзаний мазь подействовала, и спину отпустило. Синяки — это дело привычное. Кэр заседал в кабинете, погруженный в дела, а меня вроде как по-тихому заперли в моих покоях — когда я попробовала выйти, стража крайне вежливо уведомила о желании Императора обеспечить мне покой, и выполнять любые желания. При этом алебарды они перед моим носом с опаской перекрестили. Не думаю, что идея изначально была его. Скорее, я столкнулась с излишним рвением...

Слишком расчувствовавшись от воспоминаний, я, вместо того, чтобы оттолкнуть их в стороны и выйти — удерживать силой они б меня не посмели, я же драку затею — вернулась к себе. Я не хотела причинять никому вреда. Особенно после зрелища на свадьбе. С одной стороны, мне полагалось воспользоваться любой возможностью, дабы досадить светлым. Поддержание имиджа темной-злодейки, как-никак. А с другой... Подобная мелочность ниже моего достоинства, да и парней жалко. Я имела опыт службы и понимала их трудности. Избавить кого-то от возможных трудностей — может, это поможет и мне разобраться в своих проблемах? И пусть только кто-то попробует признаться, что не поверил!

Однако моего положения это не меняло. Пришлось лезть через подоконник. Так как самоубийцей я себя не считала, то запаслась 'когтями' — попросту вынула несколько украшений из доспеха и быстро собрала из них механизм, позволявший без всякой магии лазать по стенам. Поискав веревку, повертела в руках пару шнуров со штор, и, в конце концов, связала вместе постельное белье, благо последнего в спальне было много. Получилась довольно длинная и тяжелая веревка. Меня в доспехах должна выдержать. Я с помощью синего Пламени сняла с окна решетку, распахнула створку. Карниз был шириной в две ступни. Страшно, если честно. Внизу открывался замечательный вид на город. Но мне нужно было не совсем вниз — а чуть левее, к широкому балкону нижнего яруса, куда выходили прозрачные, сейчас распахнутые двери. На балконе росли цветы, стояла статуя женщины, и даже журчал фонтанчик. Судя по вензелям, чьи-то покои. Придется побеспокоить. Я улыбнулась невольной тавтологии, привязала веревку одним краем к кровати, пропустила ее под узорчатым экраном, прикрывавшим подоконник, и начала аккуратно смещаться вдоль карниза левее, чтобы оказаться над балконом, где распахивала крылья древнего вида горгулья. Если перекинуть через нее веревку, будет еще удобней спускаться.

Про себя я помолилась Тьме, чтобы никто меня не увидел. Показалось или и вправду стало чуть темнее? Небо заткали легкие облачка. Ползающая по стенам как паук Императрица — даже звучит несколько странно. Впрочем, еще страннее попытка меня запереть. Так что — уж как получилось. Мне вдруг беспричинно стало весело. Я принюхалась. Снизу, с балкона, тянуло ароматом водяной лилии. Как интересно!.. Про наркотические свойства этих цветов рассказывали еще на первом курсе. Однако балкон оставался единственным удобным для спуска местом, а потому я не прекращала движения. Медленно, но верно, расстояние между мной и статуей сокращалось.

Добравшись до горгульи, перекинула через нее веревку, обвязала второй край себе вокруг пояса. Сюда уже долетали какие-то звуки. Но такие тихие, что, кроме шорохов и легкого звона, ничего не разобрать толком.

По мере спуска запах усиливался. Веревка тихонько поскрипывала под весом моего тела, плащ путался в ногах, вынуждая крайне осторожно ставить ноги. Я использовала любую возможность удержаться — щели между камней, узоры барельефов. Даже, кажется, подоконник. Покосилась вниз. Голова тут же закружилась, но я выяснила, что спускаться мне еще метров двадцать, веревки хватит примерно на 14, а между мной и балконом и вправду затесалось еще и небольшое окошко. Замечательно, постою на подоконнике. Будь у меня обычная веревка, я б попросту завязала ее особым узлом, а сейчас сдернула б к себе, получив весь запас. Но с самодельным толстым жгутом такое проворачивать рискованно. Значит, постою на подоконнике, спущусь еще на 3 метра, сброшу вниз плащ, чтобы уменьшить вес — и придется прыгать. Не так уж и страшно. Передохнув и успокоив головокружение, я продолжила спуск. А вот и окно.

Кабинет оказался светлым и просторным. Дроу даже позволил себе удивиться. Слегка. Он ожидал узреть либо тяжелую величаво-помпезную классику, что-то вроде стиля ампир, либо слепящую белизну. Но все вышло иначе. Мягкое теплое золотистое дерево стен, кофейная обивка кресел, муарово-черная крышка письменного стола, легкие занавеси поверх фальшивых, но больших и просторных, окон. Паркет и пышный темный ковер, скрывающий пол от самого стола до высокого, выложенного плиткой с узором, а в остальном довольно простого камина. Полки с книгами, стеллаж с коллекциями и подарками, сейф за узорчатым гобеленом, на котором несущегося вдаль тигра преследовали белые собаки.

Из необычного был только водопад на стене, да пронзавшие воздух под потолком лучи солнечного Света. Именно с большой буквы. И едва начатый портрет в нише.

Дроу молчал, погрузившись в размышления.

Каэрдвен не препятствовал ему. Сидел, так же спокойно рассматривал своего гостя.

— Вы приходитесь моей супруге родней? — спросил, наконец, откинувшись назад в кресле.

— Главой рода, — отозвался дроу. И тут же любезно улыбнулся: — Одного из родов, — не в силах удержаться от очередного укола.

— Вот как... — только и пробормотал Император.

Поверх простых брюк и рубашки на нем был шелковый халат, черный в серебряных ягуарах и лилиях. Руки он прятал в рукавах. Левый манжет халата испачкался в чем-то бледно-розовом, почти телесном. Не кровь, не вино, не сок. Дроу глубоко вдохнул слабый запах. Краска.

— Вираэл не знает, что вы здесь, — тем временем заключил Император.

Тириэл, подумав немного, кивнул. 'Вираэл' звучало непривычно, но он слышал где-то о традиции некоторых народов убирать, или, наоборот, добавлять ангельское окончание 'эль' к имени. Ангелы и те, кто когда-то был ими, носили примерно такие имена. Люди уже давно не следовали никакой классификации, а традиция осталась. Непристойно мирскому претендовать на ангельское, или как-то так, по канону.

И все равно не укладывалось у него в голове что-то. Но сейчас было не до раздумий.

— Как... она? — спросил принц темных негромко, запнувшись на местоимении.

Вот оно. Привыкнуть никак не удавалось. Поверить... Ну, он еще до нее доберется! Но на подобном маске прекрасном в своей невозмутимости лице не отразилось ни одна из обуревавших его эмоций.

— Лучше, — коротко сказал Каэрдвен так, будто у него вдруг перехватило горло. — Ей зарастили кости, и восстановили волосы. Завтра уже сможет встать.

— Он...а уже на ногах, — снова запнувшись, заметил дроу почти равнодушно.

В этом он не сомневался ни на миг — знал. Просто знал.

Император нахмурил брови. Он ничего не сделал — но рядом появился слуга, склонившись в почтительном поклоне. Выслушал приказ, поклонился и снова растворился в воздухе, как не было. 'А я ведь кабинет запер', — напомнил себе Тириэл. И оценил жест доброй воли. Интересно, в чем причина такой любезности Светлого Императора?

— Так ты меня ждал? — сделал логичный вывод дроу, беззаботно переходя на 'ты'.

Кэр усмехнулся чуть заметно. Кивнул. Он и вправду мог позвать стражу в любой момент. Это они оба знали. Но... он не мог отказать себе в удовольствии потешить собственное любопытство. Вир верила дроу. Ее интуиции он как-то незаметно для себя уже привык доверять.

— Вираэл упоминала о тебе как-то, — счел нужным пояснить он.

Сделал паузу, и все же договорил:

— Зная это, я предположил возможность твоего визита.

Получилось формально и коряво, но что-то, что поднималось в груди каждый раз при воспоминании о ее шепоте, уже вздымало свои кольца, разворачивалось, шипя.

'Зря, — думал Император, — распространяют слух о горячности дроу', — и мысленно кипел от чувства, в котором не хотел признаваться самому себе.

Ревность оказалась неожиданно горькой и терпкой. Как черноплодная рябина, быть может.

Но они оба оказались слишком хорошими политиками, чтобы дать себе волю.

Тириэл, не смотря на все свое показное высокомерие и ехидство, прекрасно отдавал себе отчет, на какой тонкой грани застыл, и понимал, что испытывает терпение собеседника. Да, у него были свои козырные карты — но, для того, чтобы их выложить, нужно хотя бы выжить. А Каэрдвену хотелось его смерти. То, что, едва придя в себя, Вираэл звала Тириэла, не его самого, приводило обычно сдержанного Императора в такую ярость, что он готов был наброситься на дроу и разорвать его голыми руками. И он бы, скорее всего, так и сделал или выбрал способ изящней, если б не понимал, что она огорчиться, когда он умрет. Даже если не узнает имя убийцы. Как ни смешно, ему не хотелось огорчать... своего Консорта и свою Императрицу. Особенно разом.

Конечно же, одного этого повода было б мало — Император не имел права на излишние сантименты и, вполне возможно, ради соображений безопасности все равно уничтожил бы прямую угрозу, если б не пара фактов. Позапрошлый властитель, изгнав дроу, слишком поздно осознал свою ошибку. Более 300 лет ни один из них не ступал на Светлые земли. И вот теперь, в минуту назревшего кризиса, один из принцев во дворце? С политической точки зрения непростительно было б упустить такой шанс.

К тому же, Каэрдвен был одним из немногих, кто знал кое-что об отношениях дроу и вампиров. А еще о большем догадывался. И вовсе не расценивал позицию предшественника как единственно верную, чем частенько грешил Азра.

Оба застыли, глядя друг на друга, лишь изредка обмениваясь короткими репликами-уколами, проверяя оборону противника и тут же отступая на выбранную позицию. Слишком много всего приходилось учесть и взвесить, чтобы позволить себе проявить эмоции. А еще обоим казалось, что спину сверлит пронзительный взгляд зеленых — или сине-зеленых глаз.

— Что ж... мы рады приветствовать родственника Императрицы при нашем дворе, — извлек из глубин памяти Каэрдвен величаво.

Слово 'Императрица' далось ему так легко и привычно, будто с рождения не сходило с губ, и дроу против воли стиснул зубы. Улыбнулся, показав кончики клыков.

— Я польщен таким гостеприимством. Полагаю, в таком случае Вы с покорностью примите некоторые формальности Вашей поспешности, Император?

Кэр не ожидал так быстро ответного хода, а потому насторожился, помедлив с ответом.

— Я не совсем понимаю, о чем речь, — заметил он осторожно, мягко переведя разговор в менее формальную область.

— Ну как же... — принц поерзал, устраиваясь удобней. — Так как Вир принят в мой род как принц, и он, не спросив согласия ни одного из старейшин, все же Ваш супруг... — рассуждал он таким мирным тоном, что окончание фразы не сразу достигло сознания Императора, — то выбирайте место нашей первой брачной ночи, любезнейший, — договорил дроу, чарующе улыбаясь.

Тириэл, принц Кастеллы

Сказать, что я все так и планировал, было бы, безусловно, лестно для моего эго, но фальшиво. Я импровизировал. [Вот, видишь, шиза, и я умею быть скромным?] Первоначально, собираясь нанести визит, я все больше думал о вещах простых и приземленных, вроде выдранных сердец и отрубленных голов. Ну и кастрации. Так, к слову. И то и дело себя одергивал, вспоминая, что есть и иные способы казни, более подобающие для похитителя младшего принца дома... и вовсе не демонстрирующие мою ревность.

Как это часто бывает, действительность оказалась немного сложнее.

Каэрдвен не заставлял Вир идти к алтарю. Ну, конечно, к алтарю он ее вообще не водил, но это отдельная тема беседы. Так вот, он не был насильником. И он не увозил ее во дворец. Как только я осознал эти простые факты, а также убедился, что к ее пыткам он также отношения не имеет, во мне опять проснулся политик. Я терпеть ненавижу этого изысканно-хитрого зануду, в которого, бывает, превращаюсь, но без него давно б вверг собственную страну в хаос, пожалуй. Что никак недопустимо для принца моего титула и положения. Эх, уже проснулся...

С его пробуждением на первый план вышли немного иные соображения. Военный союз с империей Света — это огромный бонус к моему политическому весу. Да и, если говорить откровенно, разве что сила Света способна обуздать Властелина.

Я так и не понял, что Вириэль сделал. Нет, все же сделала, тогда, когда птицей-мутантом вырвалась из моего тела, но я выжил. Тьма, завязну в долгах ведь по уши! В любом случае, позволить себе принести все эти удачные совпадения на костер моего гнева я не мог. Судя по всему, Каэрдвен испытывал схожие затруднения. До моей маленькой речи.

Император задыхался, выкатив глаза и прижимая руку к горлу. Дроу смотрел на него, приподняв бровь, ожидая, когда пройдет шок. О, конечно же, он шутил, да и понимал, что, как оправится, Каэрдвен найдет тысячи уверток и отговорок — но один этот миг абсолютного торжества стоил многого. Император не думал о произошедшем с такой точки зрения, и оказался неприятно огорошен идеей.

— Ты ведь с паладином брак заключал, — мягко напомнил дроу. — Думал, он всегда был бы нижним?

Судя по взгляду, Император по каким-то своим причинам если об интимной стороне вопроса и раздумывал, то разве что абстрактно. Его взгляд чуть затуманился.

Тириэл злобно улыбнулся. Злобно-мило. Сдул пару прядок с глаз, соскользнул со стола и немного болезненно сжал предплечье мужчины. Глаза того прояснились едва ли не сразу. Все тело закаменело. Затем он медленно расслабился, глядя в лицо дроу. Тот, убедившись, что собеседник вновь адекватен, вновь отступил и уселся на столешницу, болтая ногами.

Поверх плеча темного видна была часть единственного настоящего окна, вернее, даже оконца. Взгляд привлекло какое-то движение. За стеклом, в полном доспехе и развивающемся плаще, ползла... Императрица. Каэрдвен против воли распахнул глаза, едва удержавшись от искушения их потереть.

Принц темных мэйнов расценил рецидив верно и порывисто обернулся. Открывшаяся картина и его лишила дара речи. Не сговариваясь, оба бросились к этому окошку — вопреки панорамным иллюзиям арочному и аккуратному, и защищенному от сторонних взглядом снаружи, сам собой. Сосредоточено щуря глаза, Императрица продефилировала мимо их вытянувшихся лиц и исчезла внизу, перечеркнув оконный проем расшитой полоской жгута.

Подавшись назад, мужчины переглянулись в абсолютном молчании. Оба действовали синхронно, будто долго репетировали совместные действия. Император открыл створку, дроу наложил иллюзию невидимости, и оба, столкнувшись плечами в тесном арочном проеме, высунули головы в окно, как раз, чтобы увидеть, как Вир поразительно тихо для облаченного в гору металла существа спрыгивает на балкон парой уровней ниже. Оба с шумом выдохнули, вдохнули. Снова переглянулись. И вдруг выругались на два голоса.

Попробовав отодвинуться, дроу и Император вдруг обнаружили, что застряли.

Мне навязчиво чудилось, что на меня смотрят. Причем смотрят люди и нелюди, безусловно знакомые. Но ангелов и демонов вокруг не наблюдалось, голова кружилась по-прежнему, а потому я все списала на собственную подозрительность и наконец-то рухнула на балкон.

Моя нога! Спина! Локоть! Прыгая в попытках растереть (сквозь доспех, само собой) ногу, я налетела на бордюр локтем, да вдобавок еще и врезалась лбом в стену. Переждав звездопад и кое-как справившись с желанием дать по шее самой себе (у меня неистребимая рефлексия чувств моего магистра), я поднялась. Шлем остался в спальне, обнаружила я это только сейчас, но забирать его придется явно позже.

Дверь в комнату тихонько поскрипывала, аромат лилий окутывал удушливым облаком. Теперь никаких звуков не доносилось. Я помедлила, наконец, достала платок, повязала его на лицо так, чтобы прикрыть нос и рот [а то вдруг у меня нет устойчивости к наркотику?], и осторожно приоткрыла створку двери, заглянув внутрь.

И тут же отшатнулась. Первым, что бросалось в глаза, было распотрошенное тело женщины в некогда синем бархатном платье, с рыжими волосами, разметавшееся посреди ковра. Застывшее лицо искажено в ужасающе счастливом крике, судя по трещинкам в уголках губ, у нее изо рта недавно вынули кляп — кровь не затекла на щеки. Зеленые глаза слепо, с заледеневшим отчаянием, смотрели в потолок, а в проломленной грудине видны были размолотые в труху ребра и сердце, утыканное тонкими черными иглами. Внутренности вывалились из распоротого небрежно живота, расползлись вокруг нее, сизые, темные и розовые, как мерзкие змеи. Но никакого запаха — четыре курительницы по краям источали уже знакомый мне аромат, да и само тело казалось... застывшим.

В первый момент я решила, что это — Алора. Именно 'узнавание' заставило меня перебросить в руку Синее Пламя, и, прислушиваясь, напрягшись всем телом, оглядываясь лихорадочно вокруг, пробраться внутрь, к ней. Комната напоминала гостиную, в серебряных и черных тонах, с небольшим добавлением лазури. Одна рука девушки, белая и нетронутая, почти просвечивала на мягком ворсе ковра, вторая, в черных синяках и следах от веревки, силилась прикрыть грудь. Преодолевая отвращение, слыша, как из-под моих сапог доносятся чавкающие звуки, а на ковре остаются более светлые пятка, медленно наполняющиеся цветом, я вдруг поняла, что шагаю по крови. Мне стало плохо. Нервным жестом подобрав плащ — почему-то сейчас измазаться в этой крови казалось немыслимым делом — я медленно опустилась на корточки рядом с ней. Неужели это и вправду Алора? Я отправила ее на смерть?!

Преодолевая внутреннее сопротивление, я протянула руку, отвела прядку волос с ее виска. И выдохнула, только тогда обнаружив, что задерживала дыхание. Неправильно чувствовать радость, обнаружив, что умер кто-то еще. Но я все равно была рада, что не подтолкнула ее к смерти. Я не желала Алоре зла. Но эта девушка была так похожа на Алору! Оглядевшись, я стянула с кресла покрывало и быстро накинула на женщину, прикрыв и ее лицо. Стало легче. Открытые раны — это что-то куда более интимное, чем стриптиз, даже перед лицом смерти. Или, может быть, мой учитель был прав, и так кажется, только пока не убьешь первую сотню? Понятия не имею — не пробовала.

Отступив на пару шагов, я заставила себя отвлечься. О чем-то ведь говорила Алора тогда, в трактире... Глазки как брульянты... Мне стало тоскливо. Женщина и вправду оказалась прекрасна. Я все-таки нашла ее мать... Но если Алора полукровка... Я нахмурилась и вернулась к телу. Думать о ней как о живом человеке не получалось, чтобы не потерять над собой контроль, но и как о трупе говорить было вроде бы рано. Труп еще и поднять могут. Это соображение заставило меня прерваться и наложить на умершую женщину третий шит — будто стеклянный купол. Какая-никакая, а преграда. И разрушается с жутким звоном. Для этого заклятия почти не требовалась магия, а потому были основания подозревать, что обитатели покоев не заметят моего вмешательства.

Обитатели?! Я снова напряглась. Но, все же, подошла к телу. Осторожно коснулась оставшейся неповрежденной руки. Маленький спектральный анализ показал действительное наличие фейрийской крови, но вот о ее процентном содержании я ничего сказать уже не могла. Она уже умерла, кем бы ни являлась.

В остатках ауры вокруг тела слишком ярко читались боль, паника, страх, и непонятное счастье. Глупо, наверное. Но я сдвинула покрывало с ее лица, осторожно закрыла ей глаза и прошептала, коснувшись лба:

— Теперь уже все в порядке, — влив в пустеющую оболочку немного силы.

Громкий треск заставил меня подскочить. Я взвизгнула, и вдруг обнаружила, что стою в нескольких шагах от собственного тела, склонившегося над трупом, а по бокам от меня курят два ангела, белый и черный, почти одинаковые на вид, если б не цвет одежды, крыльев и глаз. Еще у черного взгляд был добрым. У белого — холодным и беспощадным.

— Нет, это невозможно! Какого дроу ты вмешалась?! — звонким от злости голосом вскричал белый ангел.

Ангелы, ругающиеся именем дроу? Надо запомнить. Тириэл будет в восторге.

— Тихо, — негромко, но с силой, властно, приказал темный. — Что сделано, но сделано. И не тебе закатывать истерики, Натаниэль! Вир, зачем ты это сделала?

— Что — это?

Я ничего не понимала. Оба ангела посмотрели на тело. Повинуясь их взгляду, я тоже взглянула на нее. И с новым визгом отшатнулась. Поверх тела сидело что-то серое, похожее на сгусток желе, а от него отбивалась полупрозрачная худенькая девушка. Она была обнаженной, светлые волосы растрепались, вспыхивали лучистые зеленые глаза, пока она изо всех сил колотила серое нечто кулачками, всеми силами вырывалась из-под его власти.

— Что — это? — повторила я, но теперь вкладывая в вопрос совсем другой смысл.

Ангелы переглянулись. Темный усмехнулся.

— Это то, что должно было поглотить ее душу... — неохотно пробурчал светлый.

— Не должно было, — темный был куда педантичней. — Давай уж откровенно — что поглотило ее душу.

Тем временем девушка, будто не видя нас, постепенно высвободила из хватки серой субстанции одну ногу, и тут же принялась еще и пинаться, ругаясь на чем свет стоит.

— Душу? Фейри? — я уже привычно ничего не понимала.

— Угу, — буркнул светлый, теребя край очень простого камзола, совсем лишенного вышивки, застегивавшегося столько на три пуговицы. — Вир... У фейри нет души. До сих пор они, после смерти, к нему отправлялись... — небрежный кивок на кошмарный комок серой плесени.

— Когда-то он был их богом. Давно. Но теперь это — все, что от него осталось, — пояснил Темный, снова закурив.

Сигары у него были лучше, и с золотым ободком.

— Так она... снова сможет жить?! — обрадовалась я.

Темный засмеялся.

— Будет, Вир, может и будет — если мой незадачливый оппонент придумает, как уместить фейри в их чрезвычайно урезанный пантеон...

Натаниэль в ярости топнул по полу, метнулся, выдрал прозрачную девушку из липких объятий серого нечто, с остервенением пнул субстанцию куда-то, будто футбольный мяч, и с ревом, непонятно чем издаваемым, взмыл вверх, почти сразу исчезнув, проносясь сквозь потолок.

Фейри ничего мне не сказала. Только посмотрела; я знала, она меня видит. Ив тот миг, когда он тащил ее вверх, она улыбалась.

Темный рассмеялся негромко.

— Не шали, — погрозил мне пальцем и провалился вниз, сквозь пол.

И я очнулась. Странно — но теперь лицо мертвой женщины выражало покой.

Появление ангелов подстегнуло мою мыслительную деятельность, и я огляделась. Да, так и есть. Сквозь кровь проступал узор. Круг и вписанный в него многоугольник. Некромантия посреди Двора Светлых?..

— Как жаль, миледи. Я надеялся, наша встреча состоится иначе, — проговорил знакомый голос.

Что-то острое кольнуло мне шею сзади, чуть ниже линии волос.

Так как никто не просил не двигаться, я медленно обернулась. Лис, в черном роскошном камзоле, с кружевами на пышных манжетах, стоял рядом со мной и улыбался, прижимая острие меча к моему горлу. За его спиной, странно бледный, мялся принц Джулиан. А в дверях, свирепо скалясь, весь в разводах синего и черного, возвышался Эстебан, в одной рубашке. И уродливый шрам на его лице ото лба до губ заживал на глазах.

Почему-то на сей раз соображала я быстро. Аура растворяется в течение 3-5 минут после смерти, быстрее в случае убийства. Когда я вошла, аура еще гасла. Спускаясь, я слышала стоны. Ну, в тот момент я расценила их несколько иначе... Но, судя по слабости звучания, это уже начиналась агония. Наверняка и кровь, пропитавшая темный ковер, еще теплая — а значит, они ее убивали, пока я спускалась. Получается, начали раньше. Судя по символам и изогнутому кинжалу на бедре Лиса, убийство было не бессмысленным актом вандализма, а ритуалом. Ну да, во дворце Монсальват любое деяние такого рода — ритуал сам по себе, это понятно. Но собравшиеся имели в виду несколько иное, чем простенькое осквернение...

Это сколько же наглости надо иметь, чтобы собраться втроем на два уровня ниже Императорской спальни, для свершения темного ритуала! Ладно, хорошо, не столько темного, сколько некромантского. А та же некромантия бывает нескольких видов.

Наверняка со стороны коридора любой, пожелавший б войти в эти покои, ничего б не увидел. Для меня с запозданием дошло — воры по стенам тут тоже не просто так не лазают. Получается, меня спасло лишь то, что я — Консорт-Императрица?

Когда я уже повзрослею?!

Эстебан. Рана на его лице. Я вспомнила свой меч, Синее Пламя легко нагрелся. Кто-кто, а оружие всегда узнает нанесенную им рану. Сказать не скажет, но довольно ухмыльнется — точно. Кого я била этим мечом?

Только дракона.

Лис. Во дворце. Покинул расположение мэйнийских войск, прибыл наверняка под благовидным предлогом. Кажется... Да, понимаю. Они убили женщину, еще и чтобы залечить раны дракону. Вероятно, не было другого выбора. М-да, им явно не встречались сумасшедшие паладины. Но что должно было подтолкнуть троих теперь уже очевидно заговорщиков собраться вместе, пусть и приняв все меры предосторожности? Только ли излечение одной из ключевых фигур?

Размышляя, я растеряно моргала, глядя на мэйна. Нельзя было дать им понять, как многое я поняла, о скольком догадалась. Иначе у меня даже шанса выжить не будет.

Лис рассматривал меня с преувеличенным интересом.

Джулиан. Зеленоватый цвет кожи безошибочно указывал бы на слабость в коленках, но я уже знала, какой он хороший воин. Значит, здесь сделали что-то такое, что комом встало и у него в горле. И легкий страх... Он действует не совсем добровольно? Судя по общему впечатлению от их присутствия, иерархию я бы выстроила так: Эстебан, Лис, Джулиан. Или... Лис, Эстебан и принц?!

Оставалось только сыграть ва-банк — если хоть кто-то из присутствующих увидит во мне хоть толикой больше, чем непоседливого подростка, я даже Тьму призвать не успею. Может, разве что из-за грани — близкая смерть всегда делает тоньше границы.

Стоп. Тоньше?! Границы?!!

Тириэл, принц Кастеллы

Застрять мы умудрились капитально. Не вдохнуть, не выдохнуть толком. Причем, если сначала еще оставался шанс повернуться и змеей выползти из неудобного каменного плена, то вскоре и этот шанс был утерян. Окно уменьшилось, вдавив Императора в меня так, что что-то захрустело в груди, а его волосы закрыли мне обзор, забравшись даже в ноздри.

— Не дергайся... — прошипел владыка всея светлейшего царства.

А горло его было так близко! Ах, как прогадали все те, кто не догадались нанять меня для его устранения... Получилось как-то фальшиво, даже мне не понравилось. А уж я последний, кто склонен критиковать собственную нежно боготворимую персону, не обзаведясь альтер-эго и каким-никаким, но зеркалом. И что он себе позволяет? Я хотел было послать его подальше и разом пресечь все попытки собой командовать, но вовремя сообразил, что сам Император уже последовал собственному приказу, и дрыгаюсь тут только я один, причем совершенно бессмысленно. Как хозяин дома, о замке он знает в любом случае больше меня. А потому я застыл.

К счастью, мы застряли не лицом друг к другу, а чуть под углом — его плечо упиралось мне в грудину. Кажется, наше послушание было учтено, и проем перестал сжиматься.

— Не двигайся, — повторил Император, и медленно, понемногу стал поворачиваться, немилосердно отираясь об меня сначала плечом, а потом и всем телом. Оказаться притиснутым с ним лицом к лицу мне не улыбалось, но стоило проклятому проему заподозрить нас в сопротивлении — и вполне могло б раздавить нас обоих. Или, может, только меня — кто знает, какие у Монсальвата еще в запасе хитрости?

— Замок в боевом режиме, — пробормотал Каэрдвен мне на ухо, так, будто это если не все, то многое, объясняло.

Объясняло, конечно. Но вопросов вызывало еще больше! Вместо ответа я зло оскалился и укусил его за плечо. С наслаждением и каким-то остервенением запустил в мягкую плоть зубы, зацепив с двух сторон широкую мышцу. Сейчас не утро, да придавит Тьма его Светом!

Кусачих дроу он тоже явно никогда не видел — визг был так хорош, что я б заслушался, если б не нелепая ситуация, в которой мы оказались. Кровь Императора была чуть сладковатой на вкус. Он почему-то нахмурился, разглядывая мои губы. Я чуть помялся и кровь сплюнул. Вниз, вдоль стены замка.

Императоры умеют визжать?! Надо же! Тут это прохладное и склизкое нечто, по ощущениям мерзко напоминающее щупальце, достигло и моей ноги, но, наученный горьким опытом моего невольного соседа, я от воплей удержался, только отпихнул это от себя ногой, и зло сощурил глаза.

— Отключай систему, или что там у тебя! — пробурчал Императору на ухо гневно.

— Выдохни, — отрубил он.

— Чтоооооо?!! — я так удачно начал заводиться, что таки вырвавшийся визг гармонично влился в гневное завывание, позволив мне сберечь честь, гордость и достояние.

— С-свет, да выдохни же... — простонал оглохший на одно ухо Император.

Вот это сила голоса, вот это я понимаю!

— Я выберусь, и вытащу тебя, — продолжил он.

Тут до меня с запозданием дошло, что это не была экзотическая форма посыла. Подбадриваемый чем-то склизким, упорно хватавшим меня за ноги, я послушно выдохнул, и даже еще раз выдохнул — у меня, если кто не в курсе, два комплекта легких, — сдвинул руки ему на бедра и стал подталкивать вверх. Так как сцепились мы плечами, а руки остались с внутренней стороны окошка, пришлось толкать его наружу до тех пор, пока Император не сможет воспользоваться своими ладонями и подтянуться. Вынуждено притиснутый к нему, я невольно ознакомился с большей частью светлейшей анатомии. От очередного, уверяю, зверского, укуса его спасло только что, что как раз в этот момент он схватился за край проема и вытащил себя наружу.

Получив каблуком в висок, я мысленно пообещал себе устроить ему достойные похороны...

Впрочем, сознание быстро переключилось. Каэрдвен вылез — а я все еще застрял. Непонятное нечто накрепко обернулось вокруг моего левого сапога, и чем-то там чмокало. Проклятое окно и не думало ослаблять объятия. Я представил, как Император, с довольной ухмылкой, взбирается по отвесной стене, снисходительно поглядывая на облепленную мокрыми волосами голову, идиотски торчащую из проема, вполне возможно, еще и вопящую, если эта сволочь в кабинете не свалит в Свет от моих ног, и... Оказался вдруг свободен.

Император держал меня за шкирку, цепляясь за карниз и какой-то странный сияющий знак прямо на стене. Внизу клубился туман, проплыло облачко...

— Да держись ты уже! — процедил он.

К стыду своему, только тогда я очнулся и намертво прилип к стене. Из щели — отсюда она казалась не больше слухового оконца — букетом муторно-розовых и грязно-зеленых стеблей полезли какие-то щупальца. Мы с Императором синхронно переглянулись.

Выберусь — кому-то сделаю плохо! И... навсегда отучусь от этой дурной привычки — переглядываться.

Пока я злился и продумывал грядущие кары, Каэрдвен что-то негромко произнес, погладив белую стену — и вдруг окошко сомкнулось. Изнутри долетел скрежещущий вопль, мигом оборвавшийся, отростки попадали вниз, а по стене расползлось маслянистое пятно грязно-бурого цвета.

Начинался ураган. Ветер раскачивал веревку, оставленную Вир. Мы, машинально среагировав на движение, зацепили ее взглядами, снова переглянулись (Тьма-Тьма-Тьма), потом я тихонько позвал ветер, и край скрученного из постельного белья каната сам лег в мою ладонь. Поиграть Воздух всегда горазд. Не то, что пламя...

C другой стороны — а может, у меня лишь разыгралось воображение? Мужчины перебросились несколькими фразами на аэтерни, языке, сохранившемся лишь среди фей и малых народцев, которых в Темной Империи совсем не много. Говорят, здесь эти расы выполняют функции соглядатаев и шпионов — во всяком случае, их правитель владеет кукольным дворцом посреди Имперского пруда и наделен правом сидеть в присутствии Императора. Игрушечный замок — уменьшенная копия когда-то разрушенного Альбиона, предшественника Монсальвата, где Свет и Тьма еще смешивались в одно. Кстати, не смотря на внешнюю простоту жеста, власть маленького короля отнюдь не номинальная.

Аэтерни по звучанию больше всего напоминает птичьи трели. Это сложный язык, где значения имеют не только слова и фразы, но и интонация, высота голоса и громкость звучания. А так как у каждой расы свой порог слышимости, то, опять же, по непроверенным данным, лучше всего говорят на этом языке сами феи и дроу, темные мэйны.

Притворяясь, что не понимаю смысла беседы, я беззастенчиво подслушивала, и услышала следующее:

— И что будем делать? — нервно спросил принц.

— Убрать, — Эстебан.

Лис посмотрел на него, вздохнул печально.

— Он заметит. Такой разнос начнет — как-никак любимая игрушка.

— Не игрушка, — пробормотал Джулиан тихо.

— Молчи, неудачник, — прошипел дракон раздраженно. — Ничего нормально сделать не можешь, лучше б вообще с инициативами не высовывался!

— Молчать! — в приятном голосе мэйнийского военачальника прорезалась сталь. — Думай, как говоришь с принцем! — с оттенком рыка.

— Ты его защищаешь? — зашипел дракон, вмиг опять разъярившись.

Его лицо заживало на глазах. Он был в такой ярости, что чешуя выступила сквозь кожу.

— Я защищаю не его, — пояснил Лис тихо, и ровно, отчего прозвучало отчего-то страшнее рыка дракона. — Я блюду честь Империи. Он принц и брат Императора.

— Рога Светозарного! Ты собираешься убить Императора! — все еще зло, но уже без животной ярости, процедил дракон.

— Может быть, — после долгого молчания согласился Лис. — Но человека, не символ, — добавил он резко. Помолчал, проиграл мгновенному чувству. И скривил губы в ухмылке: — Ты сам не лучше.

Я вспомнила, где видела его в первый раз. Поняла, почему тон письма был таким, будто мы неплохо знали друг друга. После того, как я выздоровела, но меня еще не разбил паралич, меня на лето отправили отдыхать на побережье, а оттуда — в приграничный город, где можно было без особых проблем найти одно хитрое лекарство, создаваемое светлыми. Спина уже побаливала, но не сильно, и никакие обследования ничего страшного не выявляли. Ошалев от обилия впечатлений, я не сбежала даже, попросту ушла от наставников, и в прострации гуляла по городу, заново привыкая ко всему этому — небу вместо высокого чистого потолка, ветерку вместо потоков спертого воздуха с привкусом магии на языке, домам и людям вместо немногочисленных посетителей и стен... Незабываемое ощущение! А когда я вышла к озеру!

Сложно описать, как поражает природа, когда ты видишь ее после долгого заточения. А ведь у меня еще и памяти не было, и получалось, что все это как впервые — Къярен пару раз носил меня на руках в лес, но я так сильно болела, что видела мир вокруг сквозь толстую пленку защитных чар, отчего он казался таким же, как на картине. Лишенным индивидуальности и застывшим.

Вот после всего этого, увидев озеро, я будто сошла с ума. Недавно прошел дождь, и с листьев то и дело срывались тяжелые капли влаги. Рассеянный свет солнца заставлял, казалось, сам воздух таинственно сиять, и радуги тянулись над чуть морщинящейся от ветра поверхностью. Острые пики влаголюбивой травы сияли первозданной зеленью, среди которой искорками мелькали венчики полевых цветов. А в паре локтей от берега тянулось широкое полотно цветущих лилий. Причудливые огромные цветы с мою голову торжественно покоились на широких листьях, ненавязчиво храня тайны озерных вод. Над ними проносились стрекозы, бабочки, какие-то мелкие черные мушки. Жужжали слепни и шершни. Разорвав гладь, из озера вынырнула длинная серебристая блестящая зубастая рыба, и на лету поймав пастью роскошную яснокрылую бабочку, с плеском скрылась под водой. Где-то испуганно и вопросительно квакнула невидимая лягушка...

Я слушала, смотрела, застыв на песке у самой воды, пока не заныла спина, а яркая синева неба не сменилась серебристыми молочно мерцающими сумерками. И только тогда медленно побрела назад. Не домой — мой дом всегда был в Храме — но туда, где должна была быть и где меня ждали.

Сейчас бы эти мили показались мне легкой прогулкой. Тогда же, одна, в незнакомом городе, едва способная шевелить ногами, я брела, хватаясь с силой на подобранный сук, повисая на нем то и дело. Но шла. Я с детства была упрямая.

С природой мне повезло. В лесу никого не было, кроме птиц, белок и прочей мелкой живности, без которой лес не лес. Никаких хищников. И ворота оказались открыты, надо мной еще добродушно подшучивала стража. А вот в городе... В городе я до того одна не была ни разу. Или не помнила этого. Так что как-то быстро затерялась в паутине особенно одноликих к ночи улиц. В лесу мне в ту пору было куда проще. Когда ты мал — мир кажется безграничным. Боль делала меня невнимательной, так что вскоре я обнаружила себя на узенькой улочке, освещенной парой грязных фонарей. Неподалеку плескала вода, и я инстинктивно пошла к ней.

С приближением ночи город полнился звуками. Криками, стонами, руганью приглушенной, звоном, лязгом — сложно было разобрать на элементы всю эту какофонию. Мне казалось, я оглохну. У стен домов прятались тени, казалось, ко мне отовсюду тянуться чьи-то руки, камни кричали о пролитой на них крови, вынуждая торопиться. Я не бежала только из-за боли в спине. Может, потому и оказалась на том мостике — незамеченной?

Передо мной открылась небольшая речушка. Гранитные набережные пришли из прошлой жизни, как и разбитые лебеди на разделительных столбах. Потрескавшиеся медальоны с символами давно сгинувшего ордена Равновесия терялись в грязи и полумраке. Глубоко ушедшую вниз, так, что вода была едва видна, речку пересекал изящный ажурный мостик. Феа. Только их работа живет так долго. Даже ингвары не способны придать своим изделиям подобный запас прочности.

Над мостиком горел фонарь. С той стороны реки высилась знакомая уродливая башня с химерами, я запомнила ее еще поутру, и сразу сообразила, где мы остановились. Вот только чтобы попасть туда, мне нужно было перейти через мост. А на мосту...

Не правда, что самое страшное выглядит ярко и броско. Зачастую самые жестокие столкновения проходят так, что и не заметишь, не приглядевшись. Если б не блеск клинка, я б тоже, наверное, не присмотрелась, но меня уже к тому моменту выучили реагировать на любое оружие, отслеживать передвижения его хозяина.

К мосту я вышла через низкий, заваленный мусорными пакетами арочный дворик. У выхода [неожиданно высокого арочного проема] было что-то вроде холмика, и потому, выглядывая из-за угла, я превосходно видела происходящее на мосту. От страха сделалась пугливой, будто дикая кошка, и, наверное, потому и осталась незамеченной. Ну, или, может быть, они были так заняты происходящим?

На мосту двое мужчин вежливо придерживали под локти мэйнийку. В свете фонаря яростным огнем горели ее сиреневые глаза. Волосы беседовавшего с ней мужчины были с красноватым оттенком, почти черные. Через плечо у него висела сумка, или ковер — что-то сравнительно небольшое, но длинное. Девушка все время посматривала на этот сверток.

Вдалеке зашипел ящер, мужчина с баулом отошел к ажурным перилам, женщина, проводив его отчаянным взглядом, вдруг изумительно красиво рассмеялась, откидывая голову назад, подставляя поцелуям шею. Оба ее спутника, не выпуская ее рук, охотно придвинулись к ней...

Только когда шлепки когтистых лап и скрип колес пропали вдали, она перестала смеяться. Вскрикнул один, потом другой. По крови на лице одного из парней я поняла, что она его укусила. У них не было аур вампиров.

Мужчина что-то резко бросил, и занесший руку парень застыл. Женщина рассмеялась приглушенным лающим смехом.

Вздох прошелестел так, как шепчет шелк под клинком. Мужчина сбросил тюк с плеча, взялся за ручку и небрежно застыл, удерживая руку со скруткой над водой.

— Итак? — вкрадчиво спросила тьма бархатным баритоном.

Мне было страшно. Я ни на грамм не чувствовала себя героем. Спина болела, коленки тряслись, перед глазами все плыло... Хотелось спрятаться и ничего не видеть. Притвориться, что ничего нет. Вот только... Меня учили — совесть — это не стыд в глазах окружающих, это презрение к себе. То, как буду видеть потом себя я сама. Учили, это по-настоящему важно.

Даже тогда, не смотря на возраст и болезнь, я уже кое-что умела. По крайней мере, верно оценить ситуацию смогла. Судя по всему, в кофре — то, что держит мэйнийку. И очень большая вероятность, что держит ее только это. С тремя я точно не справлюсь. Река далеко, и достаточно глубока, но плыть даже лучше. Размышлять я себе не дала. Сняла сандалии. Пятки обожгло холодом, но я быстро притерпелась. Короткий ученический кинжал удобно лег в ладонь. Обтянутая чуть шероховатой замшей рукоять не скользила в потных пальцах. Я выдохнула, положила посох рядом с сандалиями и побежала.

Почти до самого моста я, пригибаясь, пронеслась бесшумно, взвилась на бортик, пробежала по краю, поранив ногу об острый выступ — и прыгнула. На кофр. Резко мазнув лезвием по креплениям ручки. Плотная ткань разорвалась. Я обхватила сверток руками и ногами и рухнула вниз, усев чудом каким-то увидеть, как проясняется лицо женщины. Уже падая, услышала над головой торжествующий крик, похожий на боевой клич. Но разобрать ничего толком не успела. Мы погрузились с головой. Вода была ледяная, на столько, что сводило пальцы. Кофр содрогался. Пленник же задохнется!! В ужасе я вцепилась в него, как клещ, выплыла кое-как, одной ногой кое-как удерживая нас на поверхности — течение было сильным, да еще и будто поддерживало немного, а вода казалась соленой.

В ту минуту я думала только о том, как не выронить нож. Как обезьяна, обвившись вокруг кофра, я стала резать его край. После короткого сопротивления обматывавшая ковер (все еж ковер) цепочка лопнула, но насквозь мокрая ткань в воде расползалась неохотно.

Я не помню, сколько так пилила. Сначала вдыхала, потом вокруг сомкнулась голубовата водная гладь с яркими вспышками фонарей, течение несло нас с убийственной скоростью, то и дело кидая то на груды подводного мусора, то на замшевшие камни. Холод воды скрадывал удары. Наконец плотная ткань разошлась, цепочка поддалась ножу, разлетевшись на несколько кусков, и 'пленник' задергался. Жив! Я так обрадовалась, что каким-то чудом располосовала кофр до середины, раздвинула. Вода стала теплее. Течение спокойней. Мы проплывали мимо красивых высоких домов, утопавших в зелени. Рассмотреть спасенного или спасенную времени не было, я, чувствуя, как сводит пятки и спину, далеко, и будто не мне, изо всех сил тянула спасенного с остатками кофра к берегу. Кое-как вытолкнула на низкий причал. Попыталась выбраться сама, да соскользнула рука, и, приложившись подбородком о отшлифованный камень набережной, я соскользнула обратно в воду.

Цель достигнута. Осознание этого лишило меня последних сил.

В тот момент, когда я готова была покорно утонуть и почти закрыла глаза, мутноватую гладь прошила чья-то рука. Пальцы больно впились в плечо и рванули меня вверх, на воздух.

Когда я пришла в себя, рядом с мальчишкой лет 6 причитала невысокая полуфейри, то кутая его в роскошный плащ, то прижимая уши и щекоча его кончиком роскошного хвоста. Пацан не плакал. Только робко улыбался, да сам прел острыми ушами в ответ, все еще дрожа.

— Эй? — позвал меня незнакомый голос.

Я вздрогнула и повернула голову на звук, столкнувшись с ним почти нос к носу. Нагнувшись ко мне и щурясь, рядом на одном колене стоял мэйн с сединой в волосах.

Он назвался мне Лисом.

Задуматься, так слишком часто натыкаюсь на имена, начинающиеся на 'л'. Лик, Лис, Лаки. Ладно, Лаки — Лакинсторм сокращать так все же проще и как-то мягче. Лис — это не имя, а прозвище, это очевидно было сразу. Мне и тогда, после незапланированного купания, показалось, что он похож на лиса, хоть он и не рыжий. Впрочем, та же лиса бывает чернобуркой. Лик... и вспоминать не хочу. Пока слишком больно. Все равно сейчас ничего не смогу сделать с этим.

Они собираются убить Императора?!

Не знаю, почему, но у меня все не получалось в это поверить. Тем временем скандал набирал обороты.

— Что? — взревел Эстебан, в полуоблике распахивая крылья. Он еще оставался похожим на человека, но уже обзавелся всеми атрибутами дракона, пока еще сильно уменьшенными.

Лис чуть сгорбился, опустив руки на бедра. Неправильная получилась поза, неявно угрожающая, открывающая свободу движений. Напряжение висело в воздухе, чувствовалось на коже, как колючие укусы разрядов.

— Хватит, — устало уронил вдруг Джулиан, прижав пальцы к вискам. — Грыземся, как дворовые псы... А надо решать проблемы.

Удивительно здравая мысль. Вот уж не ожидала! Судя по потрясению в глазах спорщиков, они тоже не рассчитывали, что принц способен на что-то большее, чем провальные попытки соблазна.

Господа заговорщики переглянулись, и сбавили тон. Эстебан плавно перетек в более человеческий облик, Лис выпрямился и выбрал позу спокойней.

— Ты прав... — осторожно, явно примирительно заключил дракон. Значит, не все так плохо. — Я слишком взбудоражен и излишне погорячился.

— Что предложишь? — уточнил военачальник.

Джулиан молча посмотрел на прикрытый ковром труп. Взвешивал слова. Неужели брат Каэрдвена взрослеет? Вот только делает он это как-то странно. С запозданием.

— Вы явно упомянули при ней, — кивок в мою сторону, — о наших возможных планах, — проговорил медленно. — Значит, об этом узнает Император. Вириэл видела нас троих, и ее, — короткий взгляд на тело под ковром.

Неужели ему не по себе от этого деяния?

— Следовало б разом решить проблему. Но Император впадет в ярость, а у нас всех сейчас не хватит силы противостоять его гневу. Пока мы не закончим начатое.

Как аккуратно, ювелирно почти он подбирал слова! Нанизывал, как жемчужины на леску, разбавляя невесомым флером намеков, понятных лишь посвященным!

Лис кивнул, выражая согласие с приведенными доводами. Посол Эроха, чуть помедлив, неохотно кивнул. Временами он из-под ресниц бросал на меня странные взгляды.

Синее Пламя жгло мне ладонь. Но я старалась себя не выдать — они явно не видят этот меч. С другой стороны, Лис все так же не убирал лезвие от моего горла.

— Что предлагаешь? — повторил мэйн негромко.

Подобный рефрен в политике может обладать огромным значением — и не значить ничего. Но мне показалось, Лис, почти дословно воспроизведя свою же фразу, вполне сознательно добавил веса решению Джулиана. Тьма, о чем я думаю? Какие-то лекции сама себе читаю... Это нервы.

Стараясь делать все незаметно, я сдвинула руку с клинком так, чтобы нарушить мною же наведенный на труп щит. Артефакт поглотил магию без следа. Если б не вспышка тепла от рукояти, я б тоже не ощутила. Иногда, при необходимости, я все же умею думать быстро. А потому, когда принц, резко выдохнув, будто готовился вступить в ледяную воду, или сделать еще что-то столь же необходимое, но нежеланное организму, выдохнул:

— Стереть память, — я уже откатывалась назад, носком зацепив ковер.

Навстречу быстрее всех бросившемуся вдогонку мэйну с пола взвилось изуродованное тело. Труп, особенно лишенный души, вовсе не надо заколдовывать, если есть шанс отомстить убившему его или ее некроманту.

Додумывала я уже на бегу. У меня был единственный шанс — выбраться на балкон. Что дальше — я пока не придумала. С высоким жужжанием выход перекрыл силовой барьер, я врезалась в него плечом, не сбавляя хода. Острая кромка доспеха нагрелась, и миг спустя силовой щит лопнул, ударив откатом по едва не поймавшему меня дракону.

Не сбавляя шага, рассекла клинком воздух за своей спиной — и Синее Пламя вернуло поглощенную магию, мерцающей пленкой затянув проем перед самым лицом Джулиана.

Изнутри ударила волна жара — Эстебан частично перекинулся, чтобы уничтожить зомби, не подняв тревоги. Драконье пламя неудержимо, но еще пару мгновений она мне предоставит — обниматься с горящим остовом мало желающих; душа уже ускользнула, тело не чувствует боли, но все равно жутко. Надеюсь, она простит мне столь бесцеремонное обращение с некогда ее оболочкой. А, Тьма? Меня омыло теплом. Хватит рефлексировать!

Вот и балкон. Внизу — бездна; самая полноводная из городских рек отсюда представлялась тоненькой серебряной цепочкой, пересекающей город с плавным изгибом, с запада на север. Драконы умеют летать. Так что даже если я упаду, догонит и поймает. Перерезать себе вены — слишком претенциозно, и досадно — зачем сбегала, могла б попросту напороться на меч. По стенам не полазишь, не смотря на защиту Света — Джулиан той же крови, что и Император, пусть и наполовину. А значит, теоретически, может воззвать к магии дворца. Провалиться в камень как муха в кисель я не хотела.

Барьер трещал под слитными ударами троих мужчин.

Я обернулась. Перекинула меч из ладони в ладонь. Почувствовав мое настроение, артефакт потеплел, и снова распался на два клинка, немного изогнутых, как предпочитали обычно дроу, с удобными рукоятями, обтянутыми шероховатой, совсем не скользкой кожей. Сталь издавала чуть слышный звон — будто пела.

Их трое — я одна. Осознание придало мне сил. Их всего трое. Я почувствовала себя частью Храма. В каком-то смысле каждый из Мастеров стоял за моей спиной.

На этой патетической ноте пламя сожгло мой барьер, и хищно ринулось навстречу, оранжевое, рычащее, почему-то напомнившее мне росомаху в своей слепой ярости. На рефлексах, не думая, выставила перед собой мечи. Рукояти обожгли ладони, мечи вдруг тускло вспыхнули, перестав нагреваться. Пламя, рассеченное на две части, оплавило балюстраду по бокам от меня, и бессильно отступило. В грохочущем реве огня мне почудился обиженный всхлип, прежде чем химическая реакция горения закончилась и пламя пропало.

В человеческой форме дракону сложнее генерировать огонь, так что какое-то время в запасе у меня было. Я снова поставила щит, закачав в него больше трети всей имевшейся энергии. Яркая вспышка, ругань — судя по голосу, Джулиан поддался эмоциям, но мой щит почти уничтожил. Лис медленно, как-то даже неохотно шагнул из полумрака, небрежно крутанув меч в ладони. Не красуясь, ловя привычное чувство. У меня не достаточно знаний, чтобы объяснить разницу профессиональным языком. Но если пользоваться простыми словами, так булочник берет в руки первый кусок теста, прежде чем начать с ним работать — если любит свою профессию. С похожим выражением мать гладит по волосам спящего ребенка. Вместо того чтобы испугаться, я вдруг подумала о том, как же одиноко должно быть этому существу, если ему меч — как самый близкий друг? Простой стальной меч. Бездушный кусок замечательно выточенного железа.

'А ведь он сейчас отсечет мне голову' — мелькнуло в голове. Когда я успела стать фаталисткой? Или таково было воздействие личности бывшего императора? Ответ на этот вопрос я так и не узнала.

Сверху, будто две тени, удивительно синхронно, соткавшись из влажного неба, рухнули двое с мечами в руках. Белое серебро и серебристо-черное золото. В тот же миг балкон заволокло черным липким туманом — его вызвали заговорщики.

Тириэл, принц Кастеллы

Застрять мы умудрились капитально. Не вдохнуть, не выдохнуть толком. Причем, если сначала еще оставался шанс повернуться и змеей выползти из неудобного каменного плена, то вскоре и этот шанс был утерян. Окно уменьшилось, вдавив Императора в меня так, что что-то захрустело в груди, а его волосы закрыли мне обзор, забравшись даже в ноздри.

— Не дергайся... — прошипел владыка всея светлейшего царства.

А горло его было так близко! Ах, как прогадали все те, кто не догадались нанять меня для его устранения... Получилось как-то фальшиво, даже мне не понравилось. А уж я последний, кто склонен критиковать собственную нежно боготворимую персону, не обзаведясь альтер-эго и каким-никаким, но зеркалом. И что он себе позволяет? Я хотел было послать его подальше и разом пресечь все попытки собой командовать, но вовремя сообразил, что сам Император уже последовал собственному приказу, и дрыгаюсь тут только я один, причем совершенно бессмысленно. Как хозяин дома, о замке он знает в любом случае больше меня. А потому я застыл.

К счастью, мы застряли не лицом друг к другу, а чуть под углом — его плечо упиралось мне в грудину. Кажется, наше послушание было учтено, и проем перестал сжиматься.

— Не двигайся, — повторил Император, и медленно, понемногу стал поворачиваться, немилосердно отираясь об меня сначала плечом, а потом и всем телом. Оказаться притиснутым с ним лицом к лицу мне не улыбалось, но стоило проклятому проему заподозрить нас в сопротивлении — и вполне могло б раздавить нас обоих. Или, может, только меня — кто знает, какие у Монсальвата еще в запасе хитрости?

— Замок в боевом режиме, — пробормотал Каэрдвен мне на ухо, так, будто это если не все, то многое объясняло.

Объясняло, конечно. Но вопросов вызывало еще больше! Вместо ответа я зло оскалился и укусил его за плечо. С наслаждением и каким-то остервенением запустил в мягкую плоть зубы, зацепив с двух сторон дельтовидную мышцу. Сейчас не утро, да придавит Тьма его Светом!

Кусачих дроу он тоже явно никогда не видел — визг был так хорош, что я б заслушался, если б не нелепая ситуация, в которой мы оказались. Кровь Императора была чуть сладковатой на вкус. Он почему-то нахмурился, разглядывая мои губы. Я чуть помялся и кровь сплюнул. Вниз, вдоль стены замка.

Императоры умеют визжать?! Надо же! Тут это прохладное и склизкое нечто, по ощущениям мерзко напоминающее щупальце, достигло и моей ноги, но, наученный горьким опытом моего невольного соседа, я от воплей удержался, только отпихнул его от себя ногой, и зло сощурил глаза.

— Отключай эту систему, или что там у тебя! — пробурчал я Императору на ухо гневно.

— Выдохни, — отрубил он.

— Что?!! — я так удачно начал заводиться, что таки вырвавшийся визг гармонично влился в гневное завывание, позволив мне сберечь честь, гордость и достояние.

— С-свет, да выдохни же... — простонал оглохший на одно ухо Император.

Вот это сила голоса, вот это я понимаю!

— Я выберусь, и вытащу тебя, — продолжил он.

Тут до меня с запозданием дошло, что это не была экзотическая форма посыла. Подбадриваемый чем-то склизким, упорно хватавшим меня за ноги, я послушно выдохнул, и даже еще раз выдохнул — у меня, если кто не в курсе, два комплекта легких, — сдвинул руки ему на бедра и стал подталкивать вверх. Так как сцепились мы плечами и руки остались с внутренней стороны окошка, пришлось толкать его наружу до тех пор, пока Император не сможет воспользоваться своими ладонями и подтянуться. Вынуждено притиснутый к нему, я невольно ознакомился с большей частью светлейшей анатомии. От очередного, уверяю, зверского, укуса его спасло только что, что как раз в этот момент он схватился за край проема и вытащил себя наружу.

Схлопотав каблуком в висок, я мысленно пообещал себе устроить ему достойную кару...

Впрочем, сознание быстро переключилось. Каэрдвен вылез — а я все еще застрял. Непонятное нечто накрепко обернулось вокруг моего левого сапога, и чем-то там чмокало. Проклятое окно и не думало ослаблять объятия. Я представил, как Император, с довольной ухмылкой, взбирается по отвесной стене, снисходительно поглядывая на облепленную мокрыми волосами голову, идиотски торчащую из проема, вполне возможно, еще и вопящую, если эта сволочь в кабинете не свалит в Свет от моих ног, и... Оказался вдруг свободен.

Император держал меня за шкирку, цепляясь за карниз и какой-то странный сияющий знак прямо на стене. Внизу клубился туман, проплыло облачко...

— Да держись ты уже! — процедил он.

К стыду своему, только тогда я очнулся и намертво прилип к стене. Когти, знаете ли, у меня на руках предмет вовсе не декоративный... Из щели — отсюда она казалась не больше слухового оконца — букетом муторно-розовых и грязно-зеленых стеблей полезли какие-то щупальца. Мы с Императором синхронно переглянулись.

Выберусь — кому-то сделаю плохо! И... навсегда отучусь от этой дурной привычки — переглядываться.

Пока я злился и продумывал грядущие кары, Каэрдвен что-то негромко произнес, погладив белую стену — и вдруг окошко сомкнулось. Изнутри долетел скрежещущий вопль, мигом оборвавшийся, отростки попадали вниз, а по стене расползлось маслянистое пятно грязно-бурого цвета.

Начинался ураган. Ветер раскачивал веревку, оставленную Вир. Мы, машинально среагировав на движение, зацепили ее взглядами, снова переглянулись (Тьма-Тьма-Тьма), потом я тихонько позвал ветер, и край скрученного из постельного белья каната сам лег в мою ладонь. Поиграть Воздух всегда горазд. Не то, что пламя...

Умирать мало кому хочется. Особенно если поставить вопрос ребром. Красивая смерть — это одно, а вот так вот, мельком, абы как, чтобы корчиться в собственной крови и других, куда менее аппетитных жидкостях (кровь завораживает не только вампиров и маньяков, в разумных, скажем, пределах) — уже и не хочется. Пойти и героически прыгнуть с крыши — чтобы быстро и гарантировано — это одно, а корячится потом на койке инвалидом — уже совсем другое. Счастливчиков в мире не так много, как хотелось бы.

Отступая на балкон, я ни о чем не думала, кроме спасения. Только потом, вспоминая произошедшее, мне казалось, что я грезила о героической битве, бое, всемирном спасении — мне, как и многим, зачастую свойственна романтика, признаю — вот только в тот миг, когда два существа рухнули по бокам от меня и без единого слова пронеслись мимо, сквозь туман — я, к стыду своему, окаменела. Тириэл — во дворце? Вместе с Императором лазает по стенам дворца снаружи?! В голове не укладывалось. Все мысли были случайными и глупыми. Для важных у меня не было слов, только чувства. Некоторые чувства очень сложно передать словами, не впадая в пафос. К тому же, на меня напало косноязычие.

Слишком быстрый переход — от героической смерти в бою к не менее героическому спасению, но со сменой ролей. Тьма! Я вовсе не хочу быть спасаемой! С другой стороны...

Из дверного проема повеяло холодом, в лицо ударил ледяной ветер, кожу будто кололи миллионы иголок. Окруженный черной тучей, смутно угадываемый в валящем из проема паре, из недр комнаты вырвался дракон, увеличиваясь на глазах, мелькнул вспышкой и пропал вдали, канув в легкой дымке. Раздавался грохот, треск, крики, ругань и звон сталкивающегося оружия. Остов девушки тлел у самого выхода, почти касаясь моих ног.

Дроу вынырнул из клубов тумана первым. Вытер кровь со лба.

— Вампиры, — сказал тихо. — Там были вампиры.

Я улыбнулась.

— Ты свободен.

— Что? — темный будто подавился воздухом.

— Ты спас мне жизнь. В расчете, — негромко сказала я.

Дроу онемел, почему-то растеряно глядя на меня этими завораживающими звериными золотыми глазами, в которых зарождались первые сверхновые гнева.

— Там никого нет, — уронил ворчливо Император.

Белизна горела вокруг него, будто огонь. Меч из Света рассеялся, возвращаясь в свое привычное состояние свободных фотонов. Кэр шел к нам, переступая через взявшиеся проступающие из рассеивающегося тумана тела. И, правда, вампиры.

Император застыл, рассматривая меня. Как на помосте в день нашего ритуала, на его груди, чуть слева, вдруг расцвела багровая гвоздика. Острое жало острия задрожало, сверкнув на солнце. И провернулось.

Серые глаза моего мужа расширились — и застыли. Он еще шел, но уже был мертв. За его спиной матово вспыхнули синие звезды.

Я, как в трансе, слушала, как останавливается его сердце, и одновременно кто-то другой во мне продумывал ситуацию.

Один — просчитанный жест, и Тириэл исчезает в черной пентаграмме телепорта, не успев даже начать гневную отповедь. Телепортация не требует особых усилий в месте, куда недавно наведывалась смерть. И даст ему шанс.

Второй — не шаг даже, прыжок. И удар в полете.

Перелетая через медленно начавшее заваливаться вперед тело того, кто был целый полный день моим мужем, я взмахнула клинком.

Лезвие Синего Пламени запело, разрезав чужой клинок, как не было, вместе с рукой пытавшегося защититься.

В плоть оно вонзилось беззвучно, прошло сквозь кость, не заметив сопротивления. Отделяя голову от тела.

Вокруг еще гасли последние отблески магического фона. Я медленно отошла от мертвого принца, села на ковер рядом с бывшим мужем. Осторожно перевернула его на бок, не касаясь меча. Часть меня знала, что его больше нет. Другая лелеяла надежду. В некоторых случаях, когда не можешь перевязать, лучше оставить лезвие в ране.

Прохладная кожа под пальцами. Высокие скулы, запавшие глаза, темные следы под глазами. Блестящие дорожки пота. Есть разная красота. Для меня — это что-то, в чем хочется раствориться. Не пропасть. Но, может быть, на время стать его частью.

Я слышала голос в голове, но не понимала слов. Свет обвивал меня, обнимал Императора, как щенок, как конь, пытающийся заставить хозяина проснуться.

Меч, что использовал Джулиан, не оставил шанса никому из нас. Он не выпил его душу. Он... просто убил ее в нем. Уничтожил. Навсегда...

Ярко светило солнце. На коленях у меня лежала голова спящего мужа. Только что-то капало совсем над моей головой — приходилось вытирать влагу с его щек. Прозрачную, чуть солоноватую, горькую. Затекли ноги и ныла спина. Но я боялась пошевелиться. Он устал. А если я дернусь, он может проснуться...

Потом ничего не помню. Так, отрывки. Я была далеко, в каком-то необычайном месте, где спал мой муж, и нельзя было пошевелиться, чтобы его не разбудить. Ничего важнее этого не было. Кто-то что-то говорил, звал... Я помню вспышку тепла от Ашера. Все прочие остались в другой жизни. Не шуметь, не дать ему проснуться — казалось важнее всего.

Сознание стало возвращаться только от боли.

Эшафот разобрали. Длинные ковровые дорожки перечеркивали площадь, будто белый крест, по бокам уставленные корзинами с белейшими цветами. Там, где они пересекались, был разложен костер. Тонкий столб увивали свадебные ленты, цветы, стекляшки и детские игрушки — так красиво, ярко, образно, что цепи терялись в этом обрамлении, становились похожими на просто глупую шутку.

Рядом был сложен другой костер. Белый хворост, ажурные шелка, самые лучшие цветы — Император, в своем белом облачении, казался спящим. И теперь вокруг него снежной короной горел свет, будто северное сияние, нарушая все оптические законы. И мерцал иногда, будто также горевал о нем.

Каэрдвена боялись при жизни. Здесь и сейчас, в день его похорон, его любили.

За цветами выстроились гвардейцы. Сразу за ними — толпились люди. Все в белом, в лучших своих нарядах и платьях, без разделения на сословия.

Над площадью царила противоестественная тишина. Такая, что, казалось, звучат даже вспышки света.

Наконец траурно громыхнули фанфары и с тихим скрипом распахнулись створки врат, выпуская процессию.

Первым вышел жрец Света, обратившийся к собравшимся с траурной речью. Потом, в строгом соответствии с рангом, выступали сановники, придворные и просто аристократы, так или иначе знавший Императора. Толпа молча внимала искренним и лживым, пафосным и косноязычным... Печаль полнилась, захватив всех.

Солнце взбиралось на небосвод, но от выставленного на всеобщее обозрение тела погибшего Императора Империи исходила прохлада. Он пах полевыми цветами и ландышами.

Наконец, последний из выступавших по регламенту закончил свою речь. И жрец вновь вышел на пустое пространство между двумя кострами. Опустил руки на трибуну.

— Должен признать, — только сказал он негромко, как воцарилась такая тишина, по сравнению с которым предыдущее молчание толпы могло показаться пронзительным криком, — никогда еще мне не доводилось делать ничего более тяжелого. Все Вы знаете, или должны знать, как много усилий прилагал этот человек к счастью Империи. Прежде всего, под Империей он понимал свой народ. Нас. От сколь многого отказался он ради нашего счастья. Каэрдвен никому не позволял быть себе другом. Но даровал мне право обращаться к себе по имени в личной беседе. Сейчас я, обычно возражавший ему, хочу воспользоваться этим правом. Он иногда говорил, что нельзя учить счастью других — пока не познаешь его сам. А потому — всегда старался выслушивать все точки зрения, и принимать решения справедливо. Не думаю, что кто-то мои слова оспорит.

Он помолчал. Отпил пару глотков воды. Застыл, глядя на трибуну. Вдали было слышно, как эхо его голоса разносится над городом, для всех тех, кто не попал на площадь сегодня.

— Его любимая желала, чтобы Император начал войну. Она покинула его, и потеряла зрение, а позже погибла из-за его выбора. Он никогда не забывал об этом. Я нарушаю тайну исповеди. Но не могу смолчать. Он проявил себя безжалостным возлюбленным — но Великим правителем. Любой правитель иногда устает от одиночества, верно?

Снова пауза.

— Он был избранником Света. Его вместилищем, его детищем — пусть же дух его обретет в Свете покой.

По жесту одного из сопровождавших несколько прислужником накрыли белый гроб Императора стеклянной крышкой, и вновь отступили. Принесли второй гроб, чуть потемнее. Поставили рядом, сбоку от помоста.

— Теперь же, здесь и сейчас, мы покараем ту, что прервала их жизни. Император любил ее. Но его нет с нами. Так пусть заберет ее с собой! — закончил жрец вдруг с ненавистью. — Моим преемником назначаю младшего священника Храма.

Спрыгнул с трибуны, с неожиданной для своей комплекции легкостью взбежал на помост, извлек сверкающий клинок из ножен на шее и быстро перерезал себе вены.

— Во имя Света к Свету иду. С моим Императором, — прошептал чуть слышно.

Вместо крови из порезов вдруг ударил свет. Взметнулся над самыми высокими башнями дворца, и вмиг охватил весь костер, не оставив ни следа от своего жреца.

— Введите! — резко скомандовал новый жрец Империи.

Холодно. Белая дорожка холоднее льда, и, чтобы сделать шаг, приходится отдирать от нее примерзающие ноги. Течет кровь, мгновенное облегчение, волна тепла — и, через пару шагов, все снова. Если присмотреться — позади остается причудливая вязь отпечатков.

Без доспехов непривычно. Волосы за спиной как плащ, и хоть немного, но греют, на северном ветру. Жаль, не закутаться — скованы за спиной руки. В абсолютной тишине я прошла до костров. Процессия остановилась у столба, двое служителей Света под руки повели меня к столбу, приковали этими извращенно-невинными на вид цепями, и отступили. Вокруг зашептались, шепот перерос в гневные возгласы, потом крики... Я не слушала их. На груди мужа, прикрывшись ставшим хрустальным крылом, свернулся катир, прикрыв ноздри кончиком хвоста.

— Ведьма! — выплюнула полненькая добродушного вида женщина, похожая на булочницу, с шокирующей злостью.

'Ведьма' — это, как оказалось, одно из наиболее мягких прозвищ в мой адрес. Пламя над Императором разгоралось, катир зябко повел крылышками, зашипел, когда пламя лизнуло его нежные перепонки... Я смотрела, не отводя глаз, не замечая ничего больше.

Когда катир зашипел — будто что-то невидимое заставило труп накрыть его ладонью, а потом и легонько подбросить в небо. Мгновенная надежда рассеялась, как дым. Кэр не оживет. Это кто-то под покровом невидимости решил спасти зверька. Вот только кто?

И в этот миг первые язычки темного, яростного, настоянного на можжевельнике огня хищно коснулись моих ног. Миг помолчав, я, против воли, закричала от мучительной боли...

Каэрдвен, мгновения после смерти

Невероятно огромные бездонные глаза Вир — и падение в бесконечный колодец, между Тьмой и Светом, шумно обсуждающими что-то не совсем понятное. Свет показался мужчиной, Тьма — женщиной. Хотя как такое вообще могло прийти ему в голову, Каэрдвену понять не удавалось. Почему-то он сразу понял, что произошло. И катир был совсем рядом, прижимаясь всем тельцем. Хотя к чему там было прижиматься... Его крутило и вертело, будто он попал в сток замковой кухни. Так что бывший Император сразу понял, что за ним пришла смерть. Он чувствовал ее рядом. Она казалась ему похожей на Вириэль, лишь иногда сквозь один облик проступал другой — молчаливый парень с зелеными глазами и рыжими волосами, на фоне распахнутого окна, и с бокалом крови в руке.

Печали, обиды, грусти — всего этого не было. Его влекло по полосатому спиралевидному коридору то вверх, то вниз, мотало, как песчинку. Только перед глазами застыли расширившиеся синий и зеленый глаза, да иногда покалывало в груди. Фантомные боли. Груди у него ведь не было. Вдруг голоса спорщиков приблизились, и теперь он мог различать некоторые слова:

— И что она натворила? — разъяренно зашипело приятное женское контральто.

Чей-то удивительно красивый голос, золотой, полный, завораживающий, глубокий, отозвался на ее возмущение:

— А чего ты ожидала?

Удивительно приятный голос, подумал Император, наслушавшийся за время правления всяких октав и тембров.

— Я!.. — задохнулась т гнева женщина, и, не в силах, видимо, подобрать слова, переключилась: — А ты зачем влез?!

— Я делаю, что пожелаю, — отрезал еще один мужчина.

У этого был тенор, но звучал он так, будто разговаривать взялся лед — и за самыми мягкими звуками прятался звон кристаллов.

— Превосходно! Правила писаны не для тебя! — горячилась женщина.

— Т-шшшшш-тишшшшше! — рявкнул кто-то еще; и в этих интонациях явственно слышалось что-то звериное.

Каэрдвен даже вздрогнул, хоть и не думал, что в таком состоянии может дрожать. Этот голос так походил на голос брата. Нет, не он, — понял он миг спустя. Брату не хватало этой властности. И чувства опасности. Скрытой, неявной. 'Брат меня убил' — вспомнил он. И вновь содрогнулся.

— Он нас слышит, — сказал тот, чей голос произвел на Каэрдвена наибольшее впечатление.

— Как?! — взвилась женщина. — Еще и слышит?!

— Странная ты. Вроде бы должна, наоборот, хранить и защищать, а сама... — рассмеялся обладатель 'золотого' голоса.

— Должна, но... — заюлила вдруг женщина; Каэрдвен усмехнулся.

Она была явно не совсем равнодушна к собеседнику.

— Да ты входи... — сказал бывшему Императору тот, кто все равно ассоциировался с братом — и вдруг бывший Император увидел перед собой двери.

Тонкие ажурные двери в пустоте. Точеные арки, причудливые узоры, шелковистая древесина... Висеть в пустоте и подслушивать — не слишком вежливо. А потому он легко толкнул их, и вошел в свет.

— Нельзя смотреть на молнии! — ворчала пожилая орчанка, волоча за собой, крепко схватив за руку, малолетнего отпрыска.

Пацан, встрепанный и клыкастый, упирался всеми руками и ногами, но взгляд опустил, перевел на мать.

— Почему? — спросил, обуреваемый смесью азарта и любопытства.

— Попадешь на глаза предкам драконов, и вместо тебя в мир придет кто-то еще! — отрубила величавая матрона, поправила замявшуюся шерсть на локте, и потащила задумавшегося сына дальше.

— Не подойдет? — спросил рыжий.

Каэрдвену он по-прежнему напоминал Вириэль, а потом снова возвращался к этому виду.

— Нет... Ребенка жалко... — признался он негромко.

Рыжий прищурил ядовито-зеленые глаза, кривовато усмехнулся.

— А себя тебе не жалко?

— Я... — Каэрдвен опустил голову, гладя катира. — Скажи, как там брат... и Вир?

Его собственная Смерть оказалась на редкость приятным собеседником. И беззастенчиво читала его, как книгу, понял он кристально четко, когда рыжий задорно усмехнулся. Помрачнел.

— Смотри.

Сказал и повел рукой. Легкий жест заставил загустеть воздух перед ними, открыв два сияющих отражения. С Вириэль и Джулианом.

Каэрдвен задержал взгляд на брате. Тот носился среди полупрозрачных серых теней, кричал что-то... окровавленный меч будто прилип к его ладони.

— Так — навсегда? — спросил он, вздрогнув.

Его аватар смерти несколько секунд смотрел на отражение принца империи, покачал головой.

— Не обязательно. Из Чистилища два пути, ты ведь знаешь.

Каэрдвен кивнул. И перевел взгляд на второй экран. Там, в языках белого с синевой, слепящего Светлого Пламени, извивался кто-то. Он недоуменно нахмурился.

— А где Вир... — но не договорил.

Горящую прядь ветер отвел с лица, и сквозь пепел и прах на него незряче уставились пустые от боли глаза. Зеленый. И синий.

— Останови это! — закричал он, бросившись на Смерть.

Рыжий парень перехватил его в прыжке.

— Не могу, — отозвался печально и веско. — Мне нельзя вмешиваться в жизнь живых.

В другой ситуации Каэрдвен обязательно б задумался об этом странном оксюмороне — жизнь живых. Сейчас все мысли были о другом... Вириэль при смерти. Горит на костре?

— Так в кого я могу воплотиться? — спросил он, отведя взгляд.

Переиграть Смерть — такого вызова ему судьба еще не бросала. Но ведь ради чего-то он провел столько лет на троне? Рыжий наверняка ждет от него подвоха... Каэрдвен отвернулся.

— Мне никак не помочь ей?

— Нет, — неохотно подтвердил рыжий. — Мне жаль.

Кэр чувствовал — он искренен. По крайней мере, его Смерть была живой и настоящей — не в этом ли самая обидная шутка судьбы? Мысль посетила — и ушла без следа. Огромные расширившиеся глаза... Если б не печаль в них — он б ощущал себя совершенно счастливым.

— Хорошо. Покажи еще раз, в кого я могу воплотиться...

И снова круговорот образов и лиц... Пока рыжий показывал их все ему в третий раз, Император мысленно тянулся к катиру. Тот, что был с ним, и тот, что оставался рядом с его телом там, были единым целым. Зверек был почти мертв. Но он просил у него совсем немногого, и, жалобно курлыкнув что-то, катир послушался. Поднял головку, посмотрел там, далеко, на корчащуюся в огне фигурку, и... связывающие Вириэль с кем-то линии вспыхнули перед Каэрдвеном лишь на миг. Золото, серебро, чернь, багрянец, синева... На выбор у него времени не было. Он метнулся вперед, закачивая энергию, обращая экран в портал, пронесся сквозь горящую жену (уже вдову), сумев забрать ее боль, и ринулся вдаль по самой яркой из этих нитей.

Все, что он мог — это скользнуть в чье-то сознание, скорчиться в крошечном уголке и уже оттуда, засыпая, растворяясь во власти чужого разума, крикнуть:

'Ей плохо. Ей нужна помощь. Спаси Вириэль'.

Вдалеке злобно выругался рыжий. И все погасло.

Очевидная истина — гореть больно. Истина еще более очевидная — ожоги болят совсем не так, как душа. Не так безысходно. Боль, зашкалив за какой-то необъяснимый уровень, вдруг отступила. Свет клубился вокруг меня, превращая игру безжалостного огня в робкие прикосновения соскучившегося котенка.

Вокруг неистовствовала толпа. Что-то вещал с торжественным видом новый жрец — гул и рычание открытого огня лишали меня удовольствия слушать его речи. Свет был везде. Солнце стояло в зените. Ни облачка на небе.

Я могла попробовать позвать Тьму даже тогда. Но... никого из них бы не стало. Стоит ли моя жизнь сотен жизней? Нет, не так... Стоит ли моя жизнь жизней тех, кого защищал Каэрдвен? Снова не то... Прощу ли я себе пренебрежение его долгом?

Снова не то... Буду ли я уверена, что права?

В тот миг, когда я прислонилась затылком к белому дереву, и почти прикрыла глаза, небо потемнело. Дракон рухнул вниз, схватив в когтистой лапе верхушку столба, и ринулся снова в небо, с усилием взмахнув крыльями, стараясь набрать высоту до того, как вокруг начнут стрелять. У самого помоста женщина вдруг сбросила капюшон. Я вздрогнула, увидев глаза Максины. Та подмигнула, и что-то шепнула, накрывая площадь защитным куполом. Скажет потом — боялась, что дракон может воспользоваться огнем. И лишь хотела защититься. Но этот купол, ее магия, дали уносившему меня дракону несколько секунд, пока он был уязвим, набирая высоту, а немногочисленные стрелы, все же выпущенные в нашу сторону из окон домов, еще в полете сбил Кэмрон. Он сидел на шее дракона, с натянутым луком в руках, и чуть щурился, выбирая новые цели.

'Это неправильные пчелы, они делают неправильный мед'.

Из нашего Винни-Пуха

Глава 28.

После дворца в неуклюжем домишке было тесно и удивительно уютно. Заброшенная сторожка использовалась и до них, и уже давно — найдя ее, они обнаружили заботливо сложенные вязанки дров под полом, там же лежала нехитрая снедь. Мешок картошки, какие-то крупы, тщательно проложенные полынью, лук, скукожившиеся от времени яблоки. Ничего особенного, не сравнить с творениями дворцовых, да и даже личных, кулинаров, но Лис наслаждался.

Комнатка была одна, и маленькая. Тамбур — совсем крошечный, зайти да вещи повесить. Не смотря на ворчание Эстебана, Лис радовался, с удовольствием таскал от колодца полные ведра воды, чистил картошку и лук. А когда дракон, сходив на охоту, вернулся, вручил трех зайцев, и довольно уселся на лавку, все и вовсе стало замечательно. Не сказать, чтобы Лис не умел готовить. Но хищник был сильнее в после Эроха, а любимое занятие частенько повышает настроение, так что мэйн не жалел о свершенном.

Он ошкурил зайцев, разделал, покрошил мясо в котелок, добавил картошки и лука, специй из узкой ржавой банки. Стал деревянной ложкой мешать получившееся варево, искоса поглядывая на дракона.

— Вот не ожидал, — сказал, наконец.

Можно было промолчать. В его мире вообще лучше было молчать, чем говорить — слишком много смыслов скрывалось в каждом случайном слове, даже взгляде. А что говорить о неслучайных! Однако сейчас он считал свое любопытство оправданным. Тому много было причин, и прежде всех — удивление.

— Вот уж не ждал, что ты поможешь, — признался Лис, глядя на медленно вскипающее рагу.

Судя по звукам, дракон поежился.

— А я что, не могу, что ли? — спросил хмуро.

Таким тоном, будто обидели, как мальчишку. Лис помедлил, скосил на него взгляд.

— Эстебан, прости за вопрос. Нескромный, наверное. Но... лет тебе сколько?

Тот сидел, подтянув под себя ноги. Хмурый взгляд, глубокая складка в уголках губ, растрепанные волосы торчат во все стороны, губы искусаны и шелушатся, нервно стиснуты пальцы.

Дракон почувствовал взгляд, вызверился в ответ.

— Семнадцать, — пробурчал, наконец. — Что, отошлешь обратно?!

Ли немного растерялся. Этот резкий переход от порядком самоуверенного сверхчеловека к взбешенному мальчишке озадачивал. Общаясь с Эстебаном уже более трех лет, Лис вдруг обнаружил, что впервые задумался о его возрасте. Что это? Талант? Или... Или у всегда собранного посла наконец-то расшатаны нервы? Впрочем, неудивительно, если вспомнить недавнюю рану. Истерика у профессионала — глупа и абсурдна. Но та же истерика в исполнении гениального новичка приобретает какой-то иной привкус. Как бы то ни было, отношение к ней чаще всего менее критично. Все и всегда не получается ни у кого. Однако Эстебан все еще ждал ответ. Мэйн вздохнул.

— Да нет, конечно. Я хотел сказать спасибо.

— Что?!..

Что такого особенного в простом слове 'спасибо'? Да ничего. Если не знать, кому и как бросает такие слова твой собеседник, то не увидишь ничего странного. Однако Эстебан не был бы послом Эроха, если б не знал. И он поразительно быстро собрался с мыслями.

— Я тебе тоже. Хотел. Сказать, — проговорил он неловко, отводя взгляд. — Как благодарен за... помощь.

Вот странно — оскорблять, убивать, встречать угрозы лицом к лицу каждому из них было элементарно просто, а вот благодарить, искренне благодарить, за что-то, не развешивая куртуазных и политически проверенных комплиментов с тройным, а то и более глубоким, смыслом, невыносимо смущало. Неловкость обоим казалась крайне непривычным чувством.

Лис был старше и лучше умел адаптироваться к ней. Исходя из прошлого опыта. Он, к счастью, давно уже не делил мир на чисто черное, и чисто белое. И еще он знал — драконы не говорят 'спасибо'. У них совсем другие боги.

Иногда секунды бывает достаточно, чтобы стало слишком поздно. Иногда один непродуманный взгляд превращает в фарс самый продуманный спектакль. Но навыки дает все тот же опыт. А потому, вместо положенных по этикету уверений в неизмеримости собственной благодарности, он приподнялся и ненадолго стиснул плечо дракона. Жест был человеческим, но Лис знал, Эстебан поймет. Не зря же больше двух третей своей жизни прожил среди людей.

Он отодвинулся. Убрал руку.

— Вот еще — отошлю. А кто меня возить на спине станет? — проговорил он тягуче, ухмыляясь.

Эстебан поймет. Не может не понять.

— Готово? — фыркнул посол высокомерно.

Лис усмехнулся. Дракон понял.

Потом они ели. Изумительное рагу казалось вкуснее всего, что пробовали за всю жизнь. Лис знал это чувство, этот голод. Но никакие знания, или отсутствие соли, не мешали ему наслаждаться процессом. Пока он съел одну тарелку, дракон расправился с четырьмя и теперь вычищал кастрюлю. Лис не сердился — все же большому зверю и есть больше надо.

Хотя, конечно, в первые секунды три кролика его удивили. Представить себе столь бедный рацион было сложно; он, почему-то, изначально думал о кабанчике или, скажем, олене. Вопрос был из тех, ответ на который следует знать — с этим спутником он надеялся еще пропутешествовать хотя бы какое-то время, а потому собирался постараться избегать непрошеных сюрпризов. Дождавшись, пока дракон доест, и молча примется убирать и мыть за ними посуду — без единого слова, без графиков и разделений труда — Лис откашлялся, привлекая внимание.

— Эстебан, скажи, а ты наелся?

— Мм? — оборотень-дракон обернулся, просиял улыбкой. — Очень вкусно вышло! Конечно, наелся.

— А твой зверь? — неуверенно продолжил Лис.

У оборотней вторая сущность звалась 'моим зверем'. У низших. Как называют свою изначальную форму драконы, мэйн пока не знал.

— А! — Эстебан рассмеялся, вытер руки, отбросил волосы на спину. — Понимаешь, когда я меняюсь, мое тело не просто меняет форму, но и собирает... концентрирует энергию. Иначе б все чувствовали, что я и кто я. Так я кажусь человеком. А за счет этой концентрации из самой обычной пищи синтезируется столько, что сыт оказывается и человек, и сконцентрированный во мне дракон. Именно поэтому, кстати, мне проще возвращаться в свою форму, чем принимать эту.

Мэйн слушал с легким удивлением — дракон еще никогда не был так разговорчив. Мужчина посмотрел на него, встретил пронзительный взгляд посла Эроха, и усмехнулся. 'И вправду талантливый мальчик. Мальчик... Становлюсь стариком', — подумал мэйн устало. Потер виски.

— Лис, можешь кое-что объяснить? — спросил дракон осторожно.

— Могу попробовать, — мэйн усмехнулся, передвинулся на узкой лавке, выдвигаясь из-за стола.

Необработанное до конца дерево царапалось, но потрясающе благоухало — будто простояло на солнце после дождя, и совсем еще недавно было живым.

Помещение было таким маленьким, что, сидя почти в противоположных его концах, они касались друг друга ногами. Закуток, где лежали матрасы, скрывался за шторкой. Потом придется раздвинуть шторки, развернуть матрасы — и куда-то прятать ноги, чтобы не упираться в стол или маленькую печку.

— Что ты хотел?

Эстебан сидел, неспешно заплетая волосы в косу. У драконов нет такого жеста, а потому было в его нынешнем поведении что-то неуловимо чуждое. Нет, не чуждое. Необычное. Разве может человек просто наслаждаться ощущением расчесывания волос? Лис почти не помнил то время, когда сам мог так делать. А посол Эроха наслаждался. Всем, от ощущения золотистых волос, до жесткости расчески и того, как она чуть подергивала волоски, гладко спускаясь к кончикам от макушки.

— Ты ведь... не хотел убивать Императора? — негромко спросил дракон.

Лис сам ощутил, как напрягаются, разворачиваясь, плечи. Он бесшумно выдохнул — и заставил себя расслабиться. Хотя бы внешне и на энергетическом плане.

— Не хотел, — кивнул он. — Хочешь спросить, почему?

— Да, — спокойно подтвердил дракон.

Мэйн снова вздохнул, разметал рыжие волосы по плечам, механически, по привычке, без всякого удовольствия начал перебирать прядки. Вспомнил, как расчесывал волосы дракон — и вдруг с наслаждением зарылся в собственную гриву ладонью. Прикосновение успокаивало. Сказать правду или солгать?

— Кэр не причинял мне вреда, — заговорил отстраненно. — Да и напал... спасая другого. В такой смерти, в таком убийстве нет чести. Нет торжества. Толку было б идти таким долгим путем — и разрушить все на грани? — снова пауза. — Но я не стал мешать Джулиану. Это был его выбор, его родич. Кроме того, не справься ты со своим заданием, я б не смог работать с тобой дальше. Этого же, как я уже говорил, я сейчас хочу, — усмехнулся, помолчал, добавил, словно опомнившись: — Еще его смерть полезна для моих планов.

— А эта девчонка? Ведь она императрица...

— Ты о Вир? Вириэль своеобразная девушка. Если девушка вообще.

— Так она все-таки парень? — чуть не с надеждой уточнил Эстебан.

Лис посмотрел на него со скрытой насмешкой. Как меняет людей и нелюдей стресс! Теперь он верил, что говорит с подростком.

— Нет. Просто паладин Храма, — усмехнулся легко. — Пойдем спать?

Дракон молча поднялся и стал раскатывать матрасы, пока Лис отбирал покрывала почище.

Эрох — клочок суши посреди моря. Слева холодное течение, справа вечные шторма, скалистые берега, гористая местность, почти полное отсутствие зелени, особо выносливые стада горных коз и баранов, многочисленные птицы, расселившиеся на уступах с севера и песчаные отмели с юга. Единственное место на всем острове, где всегда есть пища. В неглубоких озерцах, остающихся после прилива, обнаруживаются и рыбы, и креветки, и моллюски, и морская капуста, и множество иных деликатесов.

Драконы живут на севере, в неприступных скалах. В ходах и пещерах, оставленных предками, под сводами, иссеченными тысячами гребней предков. У каждого своя пещера, с ходом вглубь скалы и широким карнизом, выводящим наружу. Внизу шумит водопад, солнце сверкает в воде выложенного драгоценными камнями озерца. Второе озеро, темнее и больше, не такое холодное и шумное, часто использующееся для ритуалов, скрывается в горе. Если долго ползти по туннелям, и свернуть на седьмом повороте, попадешь в такой большой зал, что летать в нем разом могут все драконы острова. Там тепло, довольно светло — мох на стенах светится достаточно, чтобы чувствительные глаза дракона поймали картинку, — и чисто. За последним следили яркие, будто цветы, мокрицы, мигающие со стен, будто причудливые фонарики.

Все это видел любой, кто, преодолев барьеры, рифы и многослойные защиты, все же подплывал к острову.

Вот только на самом деле все было не совсем так.

Для тех, кто рождался в Эрохе, либо был приглашен сюда кем-то из жителей, открывался вид на удивительный город. Привычные, только чрезмерно высокие на человеческий вкус строения смешивались с хромированными конструкциями, больше всего напоминающего детские кубики, только увеличенные в миллионы раз. По-мэйнски изысканная кладка улиц сменялась ровным серым базальтом, какой предпочитали ингвары. Фонтаны стихий элементалей смешивались с причудливыми скульптурами призраков, слегка колышущихся на ветру. При всем притом, архитекторы сумели соединить несоединимое, оформить этот эклектический хаос так, что город представлялся цельным, единым, а не скоплением отдельных памятников искусства.

Несмотря на то, что большая часть хозяйственных, военных и религиозных (если можно было так сказать) построек скрывались в толще скал, и оставшееся внушало некоторый трепет.

Побывав в Империях, Кархарадон теперь особенно ярко понимал, как временами нелепы местные строения — и вместе с тем, как изумительно они сделаны! Здесь был дом в форме гроба вампира, в котором располагался ночной клуб для 'человеческих форм' (маленький размер защищал заведение от посещения детьми, которые до определенного возраста не способны были при превращении менять массу). Предполагаемый 'хозяин' гроба традиционно возвращался под утро, опускал крышку, посетителей клуба, под визги восторга, заливало синтетической кровью, и клуб закрывался до следующей ночи. По совместительству 'вампир' был еще и хозяином клуба, а потому все всем оказывались довольны. С другой стороны, вряд ли настоящие вампиры приняли бы его за своего... Или сравнились с ним в кровожадности.

Еще был дом из капустных листов. Ажурное строение разрушалось каждый день, чтобы воскреснуть вскоре еще более изящным. Так тренировались местные повара, привыкая к различным способам приготовления блюд. Бывали и казусы, конечно, но на них предпочитали не обращать внимания.

Особым почитанием у сограждан пользовалось княжеское подворье — странное место, где полуголые бородатые мужики (актеры, но пожившие вне острова) воодушевленно лупили друг друга подушками. А, наигравшись, с рычанием носились за избравшими женский облик посетителями.

Где-то были еще 'школа для девочек' и 'академия для джентльменов', в которые даже приходили учиться, но Кархарадон никогда не был в этих заведениях. Что толку притворяться кем-то еще? Или, скажем, подстраиваться под совершенно противоположный характер? Пусть уж дипломаты тренируются...

Еще многим мог похвастаться Город. Но, после первого контакта с жителями Империй, все же, наибольшее внимание привлекал дворец. Это было сложное сооружение, созданное по принципу шкатулки-головоломки, черное, золотое, красное и белое по общим тонам. Каждый этаж — в семьдесят человеческих ростов, верхние башенки сливались с вершиной скалы. Сюда пускали немногих. Да и тех, кого пускали, проводили прямо в тронный зал, где на спящем бриллиантовом драконе (говорят, последнем в мире) сидел правитель Эроха...

Кархарадон встряхнул головой, и заложил крутой вираж.

Пассажир на его спине не издал ни звука.

Утро началось с ругани — оба привыкли к комфорту, а потому теперь с трудом выпутывались из нагромождений покрывал, подушек и чужих рук и ног, которыми во сне брезговать отказались. Лис выбрался первым. В силу возраста ему меньше хотелось спать. Эстебан пробурчал что-то и снова заснул, трогательно обнявшись с ведерком для мусора.

Будить его не хотелось — где он еще найдет себе такое ведерко? Но и задерживаться на одном месте особо не с чего, даже опасно. Вряд ли смерть Императора повлияет на работу его Комиссии по надзору. Даже наоборот. Лис в свое время сам приложил руку к созданию этой структуры, так что не сомневался в их способностях. Пришлось вставать, сдерживая стариковское кряхтение ('шестьсот лет не возраст, нечего', — подумал себе под нос), идти за водой. Собирать хворост, возиться с бездымным костром, отпихивая собственные пряди. Как развязал вчера — так и забыл, а теперь попробуй-ка разобрать! Спутались намертво. Фыркнув, мэйн пошел за новым ведром воды. Уже принесенное поставил над костром кипеть, решив помыть голову. Недостойно, конечно, Императора, ну так он и не император. Уже или пока — вот в чем вопрос.

Когда принес еще воды, да снял вскипевшую воду с огня, только тогда понял, что мыть голову, собственно, и нечем. Пришлось поставить вариться остатки со вчерашнего пиршества — на пару горстей пшена для каши да выставленную вялиться с вечера половину тушки зайца, нарезанную полосками. Только потом, с удовольствием втянув носом аромат сосновых игл, в которых, собственно, и вялилось мясо, Лис углубился в лес. Полчаса в запасе у него было — пока каша станет наваристой, да после специального заклинания, после которого ее даже мешать не надо, можно было не беспокоиться о полевой кухне.

Осматриваясь, Лис нарвал всяких травок, мха, собрал несколько кусочков коры, все это сварил на скорую руку. Снял с огня, только когда жидкость загустела, сделавшись какой-то вязкой. Щедро насыпал внутрь стружку мыльного корня, березовые листья, крапиву и венчики ромашки, перемешал, процедил через собственный платок. Получившаяся масса была темно-кофейной, с приятным золотым блеском, и пахла смолой и травами. Будоражащий запах, многослойный и очень простой одновременно. 'Шампуня' хватило на пять полных горстей. Три на первую помывку головы, две на вторую. Первый раз он помыл голову в ручье — состав был подобран так, что совершенно не вредил экосистеме ручья, только затемнил воду ненадолго немного. Второй раз мыл кипяченой водой, раздевшись до пояса, с удовольствием массируя кожу головы, ожесточенно втирая тягучую массу в волосы.

Отмытые до блеска, да еще и промытые с сушеной цедрой одного хитрого фрукта, кристальной настойкой и луковой шелухой, волосы послушно распутались и засияли старым золотом. Теперь они и вправду напоминали дорогой шелк при прикосновении — невесомый, гладкий, скользкий. Мэйн заплел косу, завернул ее кольцом на затылке, закрепил парой острых шпилек. Вернулся к костру, поставил кофе на камни. Как и положено, прежде чем разжигать пусть бездымное, но пламя, он обложил кострище валунами из ручья. Теперь те нагрелись.

Пока он сидел и курил, на вкусные запахи подтянулся и дракон. Выполз, в человеческом теле, но совсем по-драконьи, сонно водя головой из стороны в сторону, смешно высовывая язык. У людей нет таких рецепторов на языке, как, например, у змей, а потому, кроме как юмористического, его выступление эффекта не имело. Попытался клацнуть пастью, прикусил себе язык, подскочил и с руганью убеждал к ручью умываться и успокаивать боль от укуса. Все это он делал в замечательном посреди густого леса халате с жар-птицами, кое-как завязанном на бедрах. Если б Лис не знал, что дракон создает себе одежду сам, он бы, может, и удивился, а так просто наслаждался шоу. Налил себе кофе в вымытую деревянную чашечку, обнаруженную в доме, отпил. Прикрыл глаза от наслаждения...

Неподалеку хрустнула ветка.

Миг спустя ничто на поляне не напоминало о недавнем присутствии здесь посторонних. И Лис, и Эстебан оба, полностью одетые, только с чашками кофе в руках, стояли у столетних стволов, чуть не сливаясь с ними, и всматривались в окружающую зелень.

Какое-то время ничего не происходило. Лис встретил взгляд дракона, едва заметно покачал головой. Несмотря на весь дипломатический опыт, дракон оставался драконом и в человеческом теле в бою терял часть своих преимуществ. Давать же возможным противникам фору или бонусы ни один из них не собирался. Эстебан опустил ресницы, снова посмотрел на него, бессловесно предлагая командовать. Лис выпил кофе в один глоток, морщась, опустил чашку в траву, и снова приник к дереву.

Они появились на поляне в один миг. Возникли из ничего. Закутанные в черные плащи фигуры в сопровождении белокожего мэйна с причудливой повязкой на глазах. Тонкие ноздри того дрогнули, цепь, тянувшаяся от его горла, натянулась, завибрировала. Мэйн коротко, пронзительно взвыл, нагнул голову к земле. Он рыскал совсем по-собачьи, только что на двух ногах. Присмотревшись, Лис понял — на руках ищейки не было нескольких пальцев. Судя по распухшим костяшкам, ампутирование проводилось совсем недавно.

Эстебан едва заметно пошевелился, привлекая его внимание. Лис проследил за его взглядом. На седле одного из закутанных в черное сидела девочка в рваном платье, с замотанным грязным шарфом лицом. Бывший Император сморщился. В его времена ловцы не опускались до таких методов. Внутри проснулась белая ярость. Это даже неплохо — ищейка, пусть и замордованная до полусмерти, обязательно встанет на след. Рано или поздно. Он потянулся к мечу, дракон, наоборот, чуть расслабился. Явно устал от человеческого обличья. А в настоящем ему ни к чему клинки — своих полная пасть и четыре лапы.

Шансов не очень много — уровень подобных отрядов бывший император света знал совсем не плохо. В самой Комиссии была своя иерархия. Когда-то он очень любил именно такие отряды, но теперь... Теперь, когда его собственное оружие поворачивалось против него, Лис тихо начинал его ненавидеть. Выжить оставалось все меньше и меньше шансов. Ищейка уже крутился вокруг Потушенного костра, безошибочно раскопал еще горячие камни...

Вместо мыслей о бое Лис думал о двухцветных глазах. Одном, чуждом и чужом, и втором, таком знакомом. Его с начала бегства из дворца мучил один вопрос — почему он так и не смог ее убить? Собственная ошибка казалась глупой, но... Ладно уж. С собой он привык быть откровенным. Он не ожидал увидеть ее во дворце Императора Света. Кого угодно — но не ее.

Любовь? Лис беззвучно фыркнул себе под нос. Точно нет. Благодарность? Возможно, но, с другой стороны, ее вступление в клан все искупало, так что никакая это, к демонам, не благодарность. Замешательство? Ага, он отныне боится маленьких девочек. До икоты. Особенно двадцатилетних. Бррр! Так, ладно, какие остаются версии?

Додумать не дали. Ищейка снова завыл, безошибочно уставившись на него через деревья и листву. Отряд медленно развернулся в их сторону. Эти будут гнать до упора. И... Да. Все. Эстебан опоздал. Теперь любой, кто попробует применить магию, окажется в ловушке. Лис резко метнулся к дракону, поймал за руку, замотал головой. Тот, растерянный, замер. Драконьими стали только глаза, да еще когти. И зубы. Лис нервно хмыкнул. Парень с тридцатисантиметровыми кинжалами на месте ногтей внушает уважение кому угодно. Кроме ловцов.

— Нельзя, — проговорил он одними губами. — Никакой магии.

Бой будет тяжелым.

— Ну, Вириэль... ну, погоди! — пробурчал он машинально, сам не зная, зачем, выхватывая клинки из ножен, разворачиваясь к врагам. Почему-то звук ее имени сейчас успокаивал. Ветки за спиной захрустели. Мимо них пронеслись на взмыленных лошадях такие же, как стояли на поляне, 'люди в черном', но рангом пониже. Предводитель обжег его взглядом.

— Ты знаешь Вир? — резко.

Лис машинально кивнул, одновременно готовый к бою, и жутко растерянный. Эстебан шагнул ближе, когтями цепляясь за ветки деревьев. Хороший боец будет, если срочно подстроится... Командор еще пару секунд прожигал удивительно знакомым взглядом их обоих, а потом выслал коня вперед. Мимо, почти сравнявшись с 'родными' Багряными, пронеслись его воины. С ужасающим грохотом два отряда комиссии столкнулись.

Ищейка не издал ни звука, рухнув под копыта коней. Какой-то тощий парень сбил пленницу с седла другого ловца, в один удар отрубил ему голову, подхватил ее на руки у самой земли, стал разматывать шарф на ее лице, небрежно отмахиваясь от вражеских ударов. Лис пораженно смотрел на все это. Ему чудилось, что сейчас разойдутся кусты и вслед за этим отрядом вырвется лиловый жеребец, шипя, как змея, и по-волчьи стремительно вступит в битву, принеся на себе светловолосого всадника. Но лес вокруг оставался безмолвен, только на поляне началась свара.

— Идиот! — ругнулся Лис сквозь зубы, мигом приходя в себя, едва парнишка-неудачник завозился с шарфом девочки.

Растерянность отступила, он ринулся вперед, оставив дракона материться и выбираться из гостеприимных древесных объятий. Снес голову одному, второму, увернулся от клыков третьего и сунул ему в рот собственный меч. Клыки с хрустом сломались об лезвие. Лис раздраженно дернул рукоять, сбрасывая с клинка еще не осознавший своей смерти труп, перепрыгнул сцепившихся в партерной драке предводителей... И выругался снова. Парень все же снял с девочки шарф.

Та огляделась большими удивленными глазами. И вдруг пронзительно завизжала, открыв кровоточащее отверстие рта, такое, будто ее сутками били по губам без перерыва. Силга, самая настоящая силга! Отродье лесной девы и демонов. Спасаться от ее визга никакое знание не помогало. Ультразвук снес с ног всех вокруг, героя первым. Того еще протащило по поляне и чуть не впечатало в дерево. Чуть не — только потому, что Лис прыгнул и поймал.

Вероятно, он был одним из немногих здесь, кто о них знал хоть что-то. Тьфу, не о героях, о силгах.

— Что это за... тварь? Она одержима? — простонал парень, судорожно хватаясь за его плечи.

Лис посмотрел ему в глаза, осмотрел лицо, шею. Силга скользила к ним сквозь разлетевшийся хаос поляны, небрежно отшвырнула сунувшегося было ищейку. Тот сжался в комок, заскулил, но не пытался пошевелиться. Полностью подчинен.

— Это силга, — любезно ответил Лис.

Опустил парня на траву. Тот был в шоковом состоянии после удара, так что только нелепо дергался. Командор попытался подобраться к нему, но был остановлен своим противником. Снова загремела сталь.

Мэйн отступил с ее дороги. Мило улыбнулся:

— Прошу.

Он чувствовал взгляд Эстебана. Даже дракон излучал легкое неодобрение. А силга лишь изящно поклонилась, и открыла рот. И снова открыла. Пасть разворачивалась, как сложенная во много раз карта. Натягивалась меж жутких челюстей, как у кита, мембрана, будто пронизанная тонкими нитками сосудов. Кошмарный ребенок опустился на колени рядом с парнем, с нечеловеческой силой прижал его к земле, нагнулся к нему этой своей ужасающей пастью, вонь от которой чувствовалась на всей поляне. Ловец жалко задергался, выставил перед собой тонкий кинжал.

'Он не знает, что капли ее слюны достаточно, чтобы стать таким же, как ищейка', — отстраненно понял Лис. — 'Хотя странно, что она приняла его за лучшего воина... Может, потому, что он ее спас?'

— Прими свою награду, — неузнаваемым басом сказала силга.

И резко нагнулась, накрывая его всего мембраной своего рта.

Как она вопила... Лис легко сдернул с все еще пребывающего в шоковом состоянии от ужаса парня свой плащ, который в его ладони снова стал видимым. И небрежно отряхнул с него узор мелком и пару веточек ясеня.

Девочка каталась по траве. Ее рот снова был будто окровавленным, но нормальным, только в щеке застряла длинная щепка ясеня.

— Стилги не меняют своих решений, — небрежно сказал Лис 'жертве'.

Дальше — не его дело. Лично ему стилга ничего плохого не сделала. А долг за помощь он уже вернул — когда один раз парня спас. Мэйн отвернулся, пошел к все еще скулящему ищейке, подхватил с земли цепь. Светловолосый затих, сел, водя головой. За спиной глухо вошла в плоть сталь, потом снова и снова, обрывая пронзительный визг силки. Ищейка задергался, как припадочный, жалобно застонал, свалился на бок и застыл. 'Милосердней его убить', — подумал Лис, занося меч.

— Как... она? — спросил ищейка.

Меч, уже опускавшийся к его горлу, остановился.

— Как Вириэль? — уже тверже спросил... кто-то. Не ищейка.

— Ее сожгли на костре. Тело унес дракон, — глухо ответил командор отряда, подходя со спины, зажимая ладонью рану на боку.

С лязганьем меч ушел в ножны. Изуродованные пальцы сорвали повязку с опухших красных глаз. И Лис, и ищейка повернулись и посмотрели на командора.

— По обвинению в убийстве Императора и принца, — добавил Лорх.

Ищейка вдруг застонал сквозь зубы и рухнул, как подкошенный.

Мало кто верит в сентенцию вроде 'государство — это я, господа'. Хотя бы потому, что, как бы идеален не был владыка, ему не вместить всего разнообразия собственных владений. С другой стороны, Император — символ своей Империи. И если найти тех, кто возьмет на себя право осуществления судебной, исполнительной и законодательной власти, довольно просто (особенно если не придираться к качеству исполнения возложенных полномочий), то найти новый символ власти в кратчайшие сроки проблематично. Именно с такой ситуацией и столкнулся совет Империи Света. Император убит, принц убит, Императрица и Консорт в бегах (причем все усиленно делают вид, что не нарушили воли Императора, покарав его убийцу вопреки правилам, согласно которым Консорт и Императрица не подлежат светскому суду, а лишь суду Света — а ведь все помнили, как вокруг нее вспыхнул Свет там, на костре), прямых наследников кроме той же Императрицы нет, армия в смятении — все помнили попытку одного из отрядов безусловно преданных Империи ловцов пробиться к костру, Империя Тьмы медленно, непрерывно и упорно давит на границы. Вдобавок слухи о возвращении дроу, и паника из-за визита дракона.

Все это не способствовало спокойствию. Откровенно говоря, Совет едва хватало на то, чтобы при слугах и посторонних хранить хоть какое-то достоинство, и не выносить свары за пределы зала. Умудренные мужи, бравые воины, величавые служители Света сцеплялись наравне с молодежью, намереваясь урвать во что бы то ни стало кусок с общего стола. Делиться не хотел ни один — стол был большим, но, разломанный по линиям, терял больше половины своей привлекательности.

Неудивительно, что в итоге приказания дворцовая стража получала противоречивые, столицу лихорадило, а советники не знали покоя ни днем, ни ночью, что вовсе не делало их сговорчивее. До того им не приходилось задумываться, как много работы брал на себя император, успевая еще и разделять между ними определенные обязанности и не заставлять заниматься вещами, в которых не считал компетентными. Теперь же военачальник второй ступени провел половину утра, отбирая сопрано для хора герцогини Ливийской, хотя был начисто лишен слуха. Почтенный старичок-архивариус с упорством мазохиста считал запасы провизии на бойне и приписанных к ней фермах, а мажордом-дворецкий вторые сутки клеил ответственную корреспонденцию и суматошно распределял между слугами послания одного советника к другому. В таком хаосе, нет ничего странного в том, что сопрано герцогини пел пропитым басом, запасы провизии стремились к бесконечной величине, потому что архивариус забывал ставить запятые, а письма доставлялись с трехдневной задержкой...

Ладно бы письма! Приказ выступать во время начавшихся волнений в городе получил не гарнизон, а дворцовые повара. Горожане, откормленные до отвала, вечером кое-как поковыляли спать, но амбар оказался опустошен наполовину. Списали на мышей. Горничных отправили очищать от них подвалы, в результате вместо гостей и советников в замке поселилась армия сонных зомби — спать под визг было невозможно. Гарнизонные с утра до ночи счищали пыль в конюшнях, конюхи стелили постели... Весь этот хаос продолжался ровно до того дня, как в главный зал не занесло замкового мага, умудрившегося уронить на Совет в полном составе крышу. Что уж он там хотел, не известно, но его поступок совпал с переломным моментом. Те, кто сумел вернуться из больницы (куда чуть не отписали вместо врачей комедиантов), поспешно понабрали новых членов и поспешили взяться за ум.

Странное дело, у них, в конце концов, получилось. Одна беда — каждый то и дело ловил себя на том, что выжидательно смотрит на пустое императорское кресло. Кресло, конечно, молчало. Но почему-то делалось легче. Впрочем, нужно признать, то, что казалось зависимостью, на деле объяснялось очень просто. Власть Императора зиждилась больше на судебной, чем на любой другой власти. Со всеми скандалами, ссорами и спорами члены Совета привыкли обращаться к нему. Императору не солжешь. Теперь этот важный регулятор ушел, и отношения до предела обострились.

Наконец, после долгих суждений и перебора всех возможных линий наследования Совет пришел к парадоксальному решению. Найти Императрицу, выдать ее замуж, и тем самым получить законного правителя и грамотного управленца. Одинокое возражение: 'Но ее унес дракон', — прозвучало как глас вопиющего в пустыне. Охваченные радостным чувством освобождения, собравшиеся как-то упустили из виду, что никому из них неизвестно, где сейчас тот дракон.

— Умер, — констатировал Вик, пнув труп сапогом.

Ему все еще было страшно, и потому маг был особенно злобен. Даже сам это сознавал.

Лорх окинул его задумчивым взглядом, посмотрел на мэйха. Высокий, тощий, рыжий — а волосы как струятся, такое и в дворце не увидишь, сияют, как текучая вода, и переливаются, как костер разом, красота! — стоит, будто воды в рот набрав. Угу, с волос сцедил и в рот. Укоризненно смотрит на Вика. И молчит. У бравого командора тут же назрел актуальный вопрос:

— Ты кто? — крайне логично спросил он, оглядывая поле боя, где его люди, в основном, благодаря эффекту неожиданности, аккуратно пеленали отряд Гиррато. Оборотень, с будто прилипшей к лицу улыбкой, очень встрепанный и бледный, сидел рядом с лекарем, с пренебрежением созерцая общий разгром. Из раны на его груди лилась кровь, но он будто не замечал этого маленького неудобства, с явным любопытством прислушиваясь к беседе.

Лорху стало как-то легче. Значит, не он один ввязался в бой без особой причины. Просто услышав имя. Хотя, конечно, и он сам, и Жак, и Вик, и остальные, скорее всего, надеялись, что сумеют встретить тут Вириэль. Противоестественное было желание...

Мэйн оглядел их, усмехнулся.

— Да вот, грибы тут собираю... — сказал и показал один гриб.

Поганка, как освидетельствовал Лорх миг спустя. Но версию подтверждает. В том плане, что начни расспрашивать — фарс обеспечен, знал он такие личности. Оставался еще один способ. Не слишком лестный, но шансы предоставляет.

— Это не ответ, — отрубил с мрачным видом.

Гиррато глянул на него с восхищением, Лорх едва не покраснел.

— Мм? — моргнул мэйн.

Ресницы затрепетали. Гиррато заинтересовался.

— Кто ты? — повторил Лорх с видом тупого не рассуждающего солдафона, готового умереть за букву устава.

— Талант! — протянул мерзкий кошак восхищенно.

Целитель пнул его под ребро. Гиррато вытаращился на обычно крайне миролюбивого лекаря, но послушно замолчал, схватившись за грудь и натужно кашляя. Целитель ойкнул и бросился его лечить. Лорх почувствовал тепло в груди.

— Я не талант! — обижено выдавил мэйн.

Открыл было рот продолжить, но командор снова прервал его привычным:

— Кроме того, что идиот, кто ты?

Клацнула челюсть. Мэйн сощурил глаза, вызверился.

— Мэйн, — выдавил глухо.

— Мэйн-идиот, — резюмировал Лорх. — Тебя так зовут?

— Нет! — вырвалось у подозрительного типа раньше, чем он успел прикусить язык.

— Мэйн-идиот Нет? — командор позволил себе приподнять бровь.

На него посмотрели уже с тихой ненавистью во взоре. Однако собеседник не орал, не спешил отвечать — одно это уже многое о нем говорило. Старше ста, эмоционально не выгорел, хороший актер, дипломатии не чужд. Лорх мысленно писал сам себе рапорт. Так было проще фиксировать детали.

Гиррато, успокоив боль, снова прислушивался к разговору. Но теперь молча. Странно, видимо, старых кошаков научить новому трюку вполне можно, в отличие от собак. Радость отравила только мысль о том, что этот фокус может быть как раз таки очень старым, просто до того командор сам не давал повода его демонстрировать.

Я спала. Во-первых, я это чувствовала, во-вторых, если забуду, над головой присутствовала надпись 'Сон'. Большая и золотая. Над золотыми вратами. С красной ленточкой. Всегда бы так. Я с кряхтеньем перерезала ее несуразно большими ножницами, бросила ножницы на алый ковер и вошла под арку. Вместо ожидаемого мной коридора, за аркой оказался сад. Плющ, клены с мелкими листьями, цветущие персики, вишни, яблони... Лепестки танцевали в воздухе, от многообразия запахов кружилась голова. Я осмотрелась и нашла люк с надписью 'Выход'. Открыла его. Там была лестница вниз. Куда она ведет, скрывалось в тумане. Помедлив, я стала спускаться. Спускаться пришлось долго, ровно до того момента, как, окончательно ободрав о ржавый металл руки, я не вопросила у сна, долго ли еще мне этим заниматься. Под ногами сразу же оказалась земля. Вернее, галька и песок. Вокруг — пляж. Лестница, по которой я спустилась, вела прямо в небо.

Кроме собственно мира, вокруг было абсолютно пусто. Ни чаек, ни мелкий рыбешек — только мир и только мои следы на песке вокруг лестницы. Уходить от нее мне было совсем не страшно. Я долго шла по берегу моря, иногда оборачивалась назад — цепочка следов все убегала и убегала, пока, наконец, не слилась с горизонтом. А я все шла. Песок — горячий, солнце — яркое, море — охлаждает. Простейшие ощущения, элементарные мысли. Несильно подул ветер, усилился, море сильнее стало накатывать на кромку пляжа, обнимая мои ноги и отступая...

Не помню, сколько так шла. Во сне время не имеет значения. Как бы то ни было, вдруг море отдалилось, началась пустыня. Без людей она казалась особенно величественной. Мириады тонн песка ветер лениво перегонял с места на место. Казалось, пока взбираешься на один бархан, он уже успевает отнести тебя назад, и, сам того не замечая, ты стоишь на месте. Величественные пейзажи завораживали. А потому, когда передо мной вдруг возник оазис, я сначала обрадовалась — так контрастны были зеленые пальмы безбрежному желтому песку, — а потом разозлилась. В этом оазисе кто-то был.

Сначала мне хотелось уйти. Чужое присутствие давило на плечи, как многотонный груз. И я уже почти свернула снова в пустыню, когда из-за бархана величаво вывернул большой скорпион и пополз к оазису. Взгляд заметался. Откуда здесь взялась груда костей? Знак 'осторожно'? Тем более, очередная арка с надписью 'Проснись'? Тонкая белая фигурка посреди оазиса не отводила взгляда отчего-то в пустыне, и не видела, как движется скорпион. На глазах была черная повязка. На его глазах или ее...

-Эй! — негромко позвала я, для проформы — не могла совсем уж просто стоять и смотреть.

Почему? Хороший вопрос. В этом сне не могла почему-то. Сон. Все это — сон. Мысль успокаивала.

Черный скорпион полз. А тот, в оазисе, обернулся.

Вампир. На свету. Я рассматривала сожженную кожу, сползавшую пластами с его носа, со щек. Ослепительно белый плащ. Невесомое кружево на рукавах. Тонкая паутинка выгоревших давным-давно волос, бровей, ресниц... Он выглядел так, будто очень много времени провел здесь один.

Потом я поняла. Скорпион шел к нему. Потому что он создал и позвал скорпиона. Черное тело последнего распалось все тем же песком.

— Какие видения стали меня посещать... — проговорил вампир, неспешно бредя ко мне по колено в песке.

Странно — я проваливалась едва ли на четверть ступни.

— Пожалуй, я благодарен, — задумавшись, констатировал он.

Поднял руку. Длинные пальцы с идеальным маникюром — когда-то бывшим идеальным — коснулись моей щеки. Ноготь порезал скулу. Потекла кровь. Он слизнул ее с пальцев машинально, и вдруг напрягся. Обошел меня кругом.

— Эй, это странные игры! Откуда ты пришла?

— С моря, — ответила я.

Во сне мне все казалось естественным.

Вампир снова замолчал. Растеряно посмотрел на меня, судорожно сглотнул. На щеке застывала полоска крови.

— И за-ачем ты пришла? — выдавил из себя он.

Странный вампир. Сам пришел в мой сон, а спрашивает — у меня... Еще совсем недавно я злилась, что кто-то смеет нарушать мое одиночество, а теперь оказалось, что с кем-то рядом — не так страшно. И он так смешно заикался...

— За тобой, — сказала я, улыбнувшись. — Пойдем?

И протянула ему руку.

Его ладонь была сухой, шершавой и горячей. Очень горячей. А кожа — приятной, мягкой и гладкой. Я сильно сжала его руку, потащила за собой, к этой странной арке с надписью 'проснуться'. Кажется, арка от меня удалялась. Сбегала, мутнела, пыталась погрузиться в песок. А я шла к ней и шла, и тащила его за собой, закутав в кокон моей силы, не слушая его зова.

Услышь я это 'Отсюда не выйти' — вряд ли бы дошла.

А так — остановилась, покурила, сделала вид, что сдаюсь — и отчаянным рывком добравшись до арки, вцепилась в нее. Швырнула внутрь вампира. Что-то разбилось со стеклянным звуком. Арка тут же застыла, больше не играя в догонялки. Все еще опасливо не выпуская ее из рук, я обернулась. За моей спиной над пустыней шла цунами, увенченная густой шапкой пены.

А я проснулась.

'Забавно: на глазах у Черного Рыцаря он разрушил волшебный замок и принудил целый лес стронуться с места — а тот и бровью не повел. Но стоило сотворить коня — и рыцарь сражен. Вот что значит профессиональный интерес...'

Кристофер Сташефф, 'Маг при дворе ее величества'.

Глава 29.

Наверное, сон виноват — но проснулась я сама, и больше не настроенная на рефлексию и великие страдания. Вокруг струился какой-то странный свет, щебетали смеющиеся голоса, и слышался звук падающих капель. Не слишком побуждает к геройству, прямо скажем. И еще как-то мокро. Даже в уши затекает. Пощупав лоб, я сдвинула с головы влажную тряпицу и с удовольствием вдохнула чуть горчащий, с примесью незнакомого аромата, но определенно свежий воздух. От беседовавших меня отделяла своеобразная занавесь. С моего ложа она казалась сотканной из веток плюща, но, судя по колыханиям, могла появиться здесь и естественным образом. К слову, о ложе. Я огляделась, и чуть за сердце не схватилась — я лежала на прозрачном кристалле, переливающемся естественными неровностями по бокам, и идеально отполированным подо мной. Такое было ощущение, будто все это наросло вокруг, пока я дремала. Сколько же проспала-то? От этой мысли я взвыла про себя, спустила ноги с края кристалла, вытянулась во весь рост — и с руганью уселась обратно. Оказывается, над головой у меня было на самом деле не очень много места — но слюдяной покров создавал эффект зеркала, отражая пустоту сам в себя. Оптическая иллюзия, никакой магии — а как больно!

И как жили без магии наши далекие предки??

Вероятно, ощутив мое сольное выступление великовозрастного тираннозавра (такой грохот сложно не услышать, не то, что не ощутить) разбудившие меня голоса смолкли, и что-то мелодично зашелестело. Приятный такой звук, мягкий, как... как перекаты чешуи по камню, поняла я и обмерла, когда наполовину змея вползла в мою коморку, ячейку, камеру — как ни назови, а тут было тесно, так что кончик лазурного хвоста парил вблизи от моей головы.

— Ты проснулась? — мелодично, без следа пришепетывания, или шипения, как иногда бывает у вампиров, спросила она зачем-то.

Столь актуальный вопрос был достоин немедленного ответа, но мне, как назло, на ум ничего не шло, и, в конце концов, я ответила максимально корректно:

— А я спала? — с опаской глядя на находящуюся в непрерывном движении змеиную часть тела.

Девушка мягко переливчато рассмеялась, и тут в мою комнатку просунулась голова еще одного создания. Очаровательно милое личико венчало собой сложную конструкцию из помеси тела богомола и паука, задрапированную мягкой, по виду шелковистой, но определенно паучьей шерсткой нежно-лимонного цвета.

В келье моей стало вдруг удивительно ярко.

Куда меня занесло?! Да такие монстры нигде не водятся — особенно вместе!

Прежде чем я успела развить сию паническую мысль (очень сложно было думать о чем-то, кроме того, о чем я сейчас думать не хотела, не должна была), богомолопаучиха попробовала подобраться ко мне ближе, причем ее аккуратные жвалы сладко подрагивали где-то в районе ее человеческого — если б он там был — желудка. Не сумела, и задумчиво нахмурилась, глядя на меня.

Потом ее контуры потекли, будто потеряли резкость, сгустилось туманное облачко, а миг спустя вместо паучихи со мной рядом оказалась симпатичная девочка лет 8, которая без труда присоединилась к нашей беседе.

— Это — Кель, я — Арвур, — представила нага, притянув девочку чуть ближе к себе. — Нас поставили тебя охранять.

— Кто? — после некоторого сомнения все же уточнила я.

'Что-то с памятью моей стало'... В смысле — куски прошлого никак не состыковывались друг с другом, оставляя блуждать в тумане. Как я здесь оказалась? Стражницы между тем замялись.

— Ведущий, — сказала девочка, Кель.

— Старший, — одновременно с ней произнесла Арвур.

Они переглянулись и весело рассмеялись, будто случилось что-то веселое. Арвур обвила хвостом свой живот, легко трепеща в воздухе самым кончиком, отчего слышался звук, как от погремушки, а Кель смеялась как что-то куда большее, чем ребенок.

— Ты голодна? — прервавшись, спросила девочка.

Я прислушалась к себе, и с энтузиазмом кивнула. Девочка убежала, нагиня осталась со мной. Самое время задавать вопросы...

— Я... долго спала? — осторожно поинтересовалась я, не желая пока выяснять границ моей клетки.

— Восемьдесят циклов, — с улыбкой произнесла Арвур.

Я обмерла. Восемьдесят лет?!! Вернувшаяся с подносом Кель улыбнулась.

— Бабочки. Восемьдесят циклов бабочки(1), — пояснила она, интонационно подчеркнув 'бабочки'.

Значит, меньше. Уже хоть что-то. Я моргнула. Огляделась и только теперь обратила внимание, что у её нового образа одно ухо гоблинское, узорчатое по краю и с шерсткой, второе — мэйнийское, а короткие волосы на макушке вовсе не волосы, а шерсть.

— Кель еще не очень хорошо умеет изменяться, — мелодично промурлыкала Арвур,

Я аккуратно подвинула к себе поднос, посмотрела на совершено незнакомые фрукты, кое-как выбрала нечто, отдаленно похожее на персик, откусила... Вкусно. Очень. Только пробуя персик, я все же рассчитывала на что-то сладкое, а не на черный хлеб с тмином. Обе дамы с затаенным любопытством следили за тем, как я ем. Определенно, сделали меня участником исследования. С другой стороны, не думаю, что меня отравят — я провела здесь достаточно времени, чтобы сделать со мной что угодно, а на психологических садистов ни Кель, ни Арвур не тянули.

Наконец, управившись еще с куском какой-то морской рыбы (чем это было на самом деле, я предпочла не спрашивать — есть вкуснее), и парой долек по виду чеснока, имевшего вкус клубники с киви, я насытилась и посмотрела на моих собеседниц.

Обе наблюдали за мной с детским интересом.

— Где я? — взяла быка за рога я.

Баш на баш, но из их реакции на мой вопрос можно будет сделать свои выводы. Однако ответ полузмеи меня порядком озадачил.

— Эрох, — сказала она.

— Ты летать, — немного невнятно пояснила Кель, на глазах превращаясь в потрясающую ярко-алую кошку с гривой из радужных перьев, скорпионьим хвостом и рысьими кисточками на ушах.

— Прилетела, — мягко поправила Арвур.

Получившаяся мантикора внушала определенное уважение всем, кроме... хм, бюста. Более опытная, Арвур нагнулась к младшей подруге и зашипела-зашептала ей что-то — судя по всему, корректировала внешний облик, потому что вскоре огненная кошка лишилась 'излишней' детали экстерьера и с гордостью уставилась на меня.

Я не стала обманывать ее ожиданий, и с искренним восхищением погладила кису.

Эрох, куда 'я летать'. Ошеломительная информация! И как я здесь оказалась? Прилетела, можно было и не уточнять. И определенно не сама — то-то мне виделся в дыму дракон. Вот только грозовой бы над тем костром толком и не развернулся, да и к чему послу Эроха меня спасать, если совсем недавно сам пытался прикончить? Грудь все еще болела иногда после того удара о башенную стену.

Других драконов я в Светлой Империи и не знала... Попробовать, что ли?

— А кто меня принес? — сделав максимально наивный вид, уточнила я, пытаясь распутать пальцами получившийся на месте колтун.

Что удивительно — получалось!

— Кэнээрианртенртеривадонариэлавист, — со сладкой улыбкой выговорила Арвур на одном дыхании, скорчив такую смешную рожицу, что я улыбнулась.

Не знаю такого.

— Не так? — расстроилась полузмея.

Кель весело рассмеялась.

— Так надо! Я видела! — заявила, и произвела такие действия и лицом, и отдельно губами, что я покраснела и закашлялась.

— Ты где это видела? — ласково уточнила я, не желая расстраивать малолетнюю ученицу, но уже мучимая скромными подозрениями.

— Домик такой с красным... с красной лампочкой! И девочки в разных платьях, они так делали, и другие тогда смеялись и радовались, — пояснила красная кошка. — Ты радоваться?

— Очень, — честно ответила я.

Где еще посмотришь на такую откровенность?.. Эксклюзивно, из веселого дома. Однако надо б как-нибудь предупредить малышку, что ли... Хоть в виде красной кошки она и в безопасности более-менее, однако с ее энтузиазмом может попасть в переплет.

— Только ты так больше не делай. А то мы иногда слишком сильно от этого радуемся, так, что больше потом радоваться не можем.

Девочка послушно кивнула.

Это потом я узнала, сколько лет этой 'девочке'...

А в тот момент сосредоточилась и продолжила разговор, стараясь быть помягче, чтобы случайно не ранить хрупкую детскую психику.

В свою очередь, глава контрразведки Эроха и ее заместитель отчаянно пытались сделать все, дабы пребывание их нечаянной гостьи проходило с максимальным комфортом, а потому старательно входили в роли детей — судя по отчетам их агентов, общение с детьми у людей происходит наиболее безболезненно.

Тот, кто видел дроу в ярости, обычно не может никому рассказать об этом. Либо потому, что нечем рассказывать, либо потому, что вскоре уже гниет в братской могиле, разумеется, молча (дроу никогда не забывали о ритуалах против некромантии), либо оканчивает свои дни в самых нижних пещерах этих добрых и всепрощающих темных мэйнов. Тот, или те, кто видел в ярости принца дроу, позже оглашают сам ад пронзительными радостными криками — ибо некоторым вечность ада куда предпочтительней клыкастой улыбки темного и бездны за полыхающим огнем его зрачков. Изредка ходили легенды, что дроу королевской семьи способны не только заглянуть врагу в душу и вытащить в реальность самый глубинный, самый жуткий его страх, но и душу эту поработить. Со времен относительного перемирия порабощение душ было объявлено вне закона, да и до того свидетелей было не слишком много (единственного сумасшедшего монаха никто не брал в расчет), а потому эти слухи вскоре забылись, как слишком страшная сказка...

Когда разъяренный наследный принц крови дроу, возникнув под потолком, с душераздирающим душу воплем ярости рухнул прямо в свадебный торт, хил-тар Лэрхэд понял, что у него сейчас будет возможность узнать правду из первых рук. Лично. Гости загомонили, невеста, в своих ста сорока семи покрывалах, сидела, как рыба, тиская рукой в белой перчатке хрустальный бокал. На ней была превосходная фата — лучший шелк, нежный, как облако. И дроу явно это знал — не дав никому и слова сказать, он, как призрак, пронесся по столу и с новым воем содрав с ее головы покрывала, стал с ожесточением оттирать лицо от белой глазури...

'Невеста' втянула голову в плечи. И немудрено — на месте положенной по протоколу леди Хэршем, великосветской баловницы, красавицы, и, что уж скрывать, стервы, с коею Лэрхэд считал себя помолвленным с младых ногтей, восседал большеглазый парнишка, с вытаращенными глазами, измазанными в слезах щеками в потеках туши, и с кляпом во рту! И ЭТО он чуть не назвал своей женой???

Если до того гости думали, что разъяренный принц дроу во всем великолепии обуревавшей его ярости посреди свадебного стола — это худшее в их жизни, то теперь хил-тар предоставил им все шансы убедиться в обратном! С ревом вскочивший на стол огромный золотистый зверь, похожий и на горного льва, и на медведя, и даже на лису, когда-то бывший куртуазным светлым мэйном, припал к самой скатерти. Прижал уши, раззявил пасть и, сощурив хрустально-серые глаза, издал в сторону родственников несостоявшейся 'жены' такой рев, что их снесло вместе со стульями, а дроу замер, так и не вынув из ножен второй меч. Помолвку можно было считать разорванной.

Зверь, глухо ворча, повернулся и направился к 'невесте', тщетно дергавшемуся в путах на своем праздничном троне. Мешать ему никто не решился — обиду смывают кровью, и мало было желающих встать на пути у разъяренного хил-тара. Однако дроу не связывали предрассудки, а потому он бесцеремонно перекинул через лигра-коиса ногу, схватил длинную шерсть на его холке в две горсти, натянул, так, что обнажились ужасающие клыки в его пасти, но зверь не мог дергать головой, и миролюбиво посоветовал:

— А давай-ка мы его сначала расспросим?

Помиравший от жары в этом кошмарном подвенечном платье, Вик мысленно проклинал все и всех, а особо этого жуткого рыжего мейна, из-за которого он и парился теперь на мейнской свадьбе, в качестве ее главного блюда! Не радовали даже коготки — яркие красные пластинки давно вышли из моды, только в провинции могли не знать этого! В общем, с точки зрения мага все было плохо. Однако судьба не преминула случая, и быстро уверила тайного мага, что все может быть куда хуже!.. А как все хорошо начиналось!

Вик был всем доволен — до того момента, как лес закончился. Как-то так получилось, что Лис вместе со своим молчаливым спутником оставался с ними. Парень знал, что командору известно больше, чем ему, но Лорх молчал, и не время было спрашивать. Что б он сам не утверждал, а 'потайной' маг знал субординацию. Имечко-то... Почти как главный тайный советник...

После отъезда Гарридо, пришлось спешить, путать следы, менять направления — сбрасывать со счетов второго командира ловцов никто не собирался, как бы ни бесили его выходки. Злые, уставшие, взмыленные, бойцы дружно вывалились утром на опушку, прямо к вспаханным полям какой-то деревеньки, и, воодушевленно повторив трудовой подвиг селян, вспахали землю носами. Заснули прямо там. Земля была теплой...

Никакие неразумные монстры находящийся на взводе спящий вповалку отряд не потревожили. Но, осмелев, и испугавшись за свою пахоту, явились крестьяне с вилами. Просыпаться от уколов вил в живот — та еще радость, особенно если держит вилы двухметрового роста кузнец, а сами вилы больше похожи на трезубец и прижимаются к самому родному лично капитана. Жан восхищенным не выглядел, и острие на вилах погнул. Молча, едва не зубами. После коротких дебатов, воинов собрали и увели в большой дом старосты. В основном разместили в чистом и большом хлеву, рядом со скотом и даже одним маленьким дракончиком, а старших, и гостей, и хворающего ищейку позвали в хозяйскую светелку.

Вваливаться туда в грязи было несподручно, а потому Вик не сразу оценил подставу — как самому хрупкому по комплекции, ему отдали рубаху одной из дочерей старейшины, да и ее платок. Грязную одежду забрали, да и снова в нее лезть, нестиранную... Ворча, промерзнув на холоде после теплой ванны, он кое-как натянул сорочку, закутался в платок, и поплелся к двери.

До главной светелки надо было пройти по двору. Вот в этом-то дворике его и поймали. Схватили за нестриженные с последнего мытья головы локоны, приложили тяжелым чем-то по затылку, и понеслась...

Пришел в себя Вик уже сваливаясь в сугроб, позже оказавшийся колючим стогом в лучах света. Колючки немедленно впились под кожу, вокруг довольно захохотали, кругленький мешочек с серебром сменил владельца — и юный маг при исполнении оказался в кольце разбойничьего вида мужиков. Похитители — разглядеть он успел только широкие спины в красных кафтанах — уносились вдаль галопом.

Сглотнув, маг храбро обернулся к разбойникам. Командор говорил — не знаешь, что делать, лови тактическое преимущество и вешай лапшу на уши, сколько сможешь. Или пока не поймешь, что делать и как.

— Здрасьте! — выдал, стараясь не таращиться на них слишком уж явно.

Главное — первой же фразой надломить, но не сломать привычный шаблон. Не сломаешь — действие плавно покатится по наезженному сценарию, перестараешься — вызовешь агрессию и кончишь тем же самым. А потому оставалось импровизировать. И будь проклята эта женская сорочка!

Как ловец Вик многое видел и знал по личному опыту, но некоторых знаний, все же, всегда хочется поменьше. К тому же, Лорх старательно вдалбливал в его голову уже пять лет, что нахамить успеешь всегда, а поначалу неплохо и пообщаться. Тем более что для самой простейшей магии нужно хотя бы размять сведенные пальцы...

— Кто у вас главный? — приободрившись, продолжил он.

Вокруг нервно хохотнули.

— Ну, я! — выступил вперед один, с крупным, выдающимся прямо-таки, пивным животом, и с лицом, не отягощенным излишком новаторской мысли.

— Не "ну я", а св...

— Что?! — начал было горячиться бугай.

— А "Здравствуй, мил человек. Я, пожалуй, и буду", — невинно протянул Вик.

Беседой он нисколько не наслаждался. Сколько ни ворчал, что и без командора хорошо, а сейчас начальства за спиной не хватало. До того не хватало, что хоть самому себе не признавайся.

— Че? — не понял снова самозванец, но "не понял" уже как-то миролюбивее.

— Я говорю, с главным вашим потолковать бы! С тем, кто вроде и равный, а все же равнее, — попробовал быть 'попроще' Вик.

Родной отряд (в обычных условиях сотоварищам доставалось емкое слово 'сброд') предстал в неожиданно выгодном свете, да еще и с буквально академическим образованием за плечами. Вика так и подмывало сказать какую-нибудь гадость, но он держался — приключения на пятую точку его и так найдут, незачем собирать еще и еще.

После просветительской работы с 'хождением в народ', дело пошло быстрее. Наконец, обсудив все негромко, разбойники организовались и дружно выдвинули вперед разряженного в пух и прах паренька с кулоном-сердечком в носу. Прямо-таки торжество коллективизма в миниатюре.

— Несерьезно, — отозвался Вик, даже не повернув головы — точить ногти ему сейчас было куда интересней.

Он огляделся, стараясь делать это незаметно. Очень мешала ноющая на затылке шишка, но пока отвести душу было не на ком.

Вокруг раскинулся разбойничий лагерь. Довольно большой, аккуратный и удивительно чистый для такой многолюдности. У костра рыжеволосая девушка пританцовывала, мешая что-то в котле длинной деревянной ложкой. Присмотревшись, начинающий маг мысленно присвистнул — редко ему встречались женщины, носящие парики. Да еще такие роскошные. Висевший неподалеку охотничий костюм заставил завистливо заскрежетать зубами — как записной модник, Вик ну просто не мог себе позволить пройти мимо!

Когда девушка отошла от котла и направилась к ним, легко вышагивая на двенадцатисантиметровых шпильках, плавно поводя бедрами, Вик понял, что попал. Лицо у нее чуть плыло, меняло форму, а вот замашки были вполне мужские.

— Так что ты хотел? — спросила она.

Стоило ей заговорить, как все ссоры и споры поутихли, новоявленный 'главарь' скромно пристроился в уголке, разбойники расступились, образовав полукруг, и даже как-то засмущались. Она не выглядела писаной красавицей, но и на провинциальную дурочку вовсе не была похожа. Если совсем откровенно, она вообще никак не выглядела. Вик прищурился, потянувшись к силе. Совсем немного — за время службы он стал настоящим экспертом по тайным воздействиям, его магические воздействия не оставляли следов. Сейчас одного желания хватило, чтобы так поразивший его воображение костюм сам собой возник на нем. Пуговицы и завязки застегнулись и завязались сами собой. Вик отбросил волосы с лица.

— Показать тебе, что вас обманули, — сымпровизировал он.

— Маг, — девушка цокнула языком, звучно хлопнула себя по бедрам, и прикусила губу.

Прикушенные, губы оказались очень привлекательными. Но стоило ей успокоиться, как лицо снова будто смазалось.

— Ты хочешь сказать, что нас провели, подсунув вместо мальчишки мага, и что ты уже уничтожил бы нас, если б не был дезориентирован ударом? — протянула, насмешливо щурясь.

— Ну... да... — слегка растерялся Вик.

Он где-то временно оставил свое ехидство и оказался не готов к пикировке.

— А что мешает мне повторить столь удачный удар, вколоть тебе дозу и больше не ломать мозги?

— Откуда тебе знать, как наркотики действуют на магов? — вмиг ожил Вик.

О насильственных методах воздействия он знал все. А если не все, то очень и очень многое — в силу специфики работы. Наслаждаясь воцарившимся молчанием, небрежно закатал рукав сорочки. На гладкой коже запястья проявился и свирепо зашипел, скаля на девушку тонкие как иголки клыки, серебряный горностай. Знак принадлежности к особым силам Империи.

Судя по всему, девушка оценила и демонстрацию, и слова — потому что снова задумалась, потом кивнула.

— Однако ты стоил нам денег.

— И что? — напрягся маг.

Неприятности он чувствовал уже давно и совсем рядом, а сейчас, похоже, предстояло познакомиться с ними лично.

— У меня есть знакомая. Она просила помочь...

Если б Вик только знал, чем обернется эта помощь, он убил бы всех [хотя бы попытался] их еще там, в разбойничьем лагере, и не пережил бы худших минут в своей жизни...

Леди Хэршем была ужасающе бесцеремонна. При первой же встрече повертев его, как куклу, она кивнула рыжей бандитке, и всунула ей в сумочку кошель.

— Устроит, — и как барана на веревочке повела за собой, прихватив, впрочем, за рукав... сорочки.

Стрелы — веский аргумент, если нацелены в спину.

— Что за павлина ты нам привела? — спросил полноватый мужчина, едва леди вплыла в кабинет.

Полных мэйнов не бывает? Так вот, небыль... пока маг совмещал детские фантазии и реальность, девушка подошла к хозяину кабинета, и встала за его спиной.

— Как думаешь, подойдет?

На узком, несмотря на полноту, даже орлином лице задумчиво щурились какие-то слишком обычные глаза. Бледно-карие, будто выцветшие, да еще и будто червивые — в черную крапинку.

Мужчина пожевал губу, кивнул неохотно. Вик непроизвольно вздрогнул. Заключивших контракт с демоном он впервые видел так близко. Обычно на вызов отвечали отнюдь не самые сильные демоны, да и ангелы накладывали уйму ограничений на такие взаимодействия, так что желающих жертвовать своей душой находилось мало...

— Подойдет, — после долгого молчания, решил он. — Хэм, ты уверена, это даст нам достаточно времени...

— Эвик, — девушка, до того казавшаяся надменной, схватила судорожно руку мужчины. Прижала к щеке. — Ты... ты передумал?

— Нет, — после долгого молчания, выдохнул тот. — Ты... правда уверена?

Леди Хэршем не ответила — просто улыбнулась. И он улыбнулся ей в ответ. Любви не прикажешь — серые глаза высокомерной красавицы горели искренним чувством. Ни капли не замешанным на магии. Уж в этом Вик мог поклясться.

Иначе демон с два он бы согласился... Скрываемые эмоции — замечательный стимул для взаимопомощи ближнему. Особенно если глубоко внутри боишься и сам остаться непонятым...

Что такое гулять по гористой местности с двумя детишками, пусть они даже тысячу раз метаморфы, знает любая мать, да и вообще всякий, кто хоть раз имел с детьми дело. Мне было далеко от мыслей о цветах жизни и призвании, однако, как всякий адекватный человек, попавшими под мою заботу девчонками я интересовалась ровно на столько, чтобы, кроме материнского инстинкта (который, в подавленной форме, зачастую есть у любой женщины) руководствоваться и практическими соображениями. Вряд ли мои неведомые хозяева отнесутся объективно к тому, что пытавшиеся позаботится обо мне мелкие расшибут коленки, а то и, того хуже, свернут головы. Впрочем, дальше начиналась уже специфика — девочки, в отличие от обычных детей, были метаморфами, а потому за норму почитали зачастую такие вещи, что впору за голову хвататься!

Начать с того, что мою прогулку малышки решили провести на склоне горы. И если кто-то подумал, что склон горы — это террасы, водопады, урбанизированные сады и иные прелести цивилизации, то я ему завидую. Склон горы был именно склоном горы. Тонюсенькая тропка вела от карниза наверх. Внизу, так высоко, что казалось нарисованным, бушевали волны, набрасываясь на берег, хотя в паре сотен метров вполне миролюбиво ласкали полосу песчаного пляжа.

Девчонки, весело сверкая глазами, заскользили по тропке. Старшая осталась в определенно полюбившемся ей обличье нагини, а Кель вновь отрастила несколько пар дополнительных конечностей. Не ограничившись такой метаморфозой, она добавила к своему и без того впечатляющему облику широкие переливающиеся тонкие крылья, и превратила волосы в своеобразный хохолок, сделавшись похожей разом и на осьминога, и на какаду. Какое-то время обе весело взбирались по тропинке, явно рассматривая подъем как забавное приключение.

Ну не могла я показаться даже самой себе на их фоне слабой! Приходилось строить веселое выражение лица, прятать все лишнее, и с видом царского шествия перемещать свое тело вверх 'аки посуху', в смысле, легко, будто бы паря. Процесс оказался настолько увлекательным, что я и сама не заметила, как мы поднялись к плато. Сбиться с ритма значило провалить все дело, так что я сохранила темп уже и на плато, и бодро вскарабкалась по отвесной стене, мастерски разукрашенной темными полудрагоценными камнями, где и пришла в себя только от встревоженных криков сопровождающих. Ничего не скажешь, хорош паладин — так заигралась в крутизну, что сопровождаемых потеряла!

Я огляделась. В смысле — зачем-то посмотрела вниз. Тьма, лучше б я этого не делала! Далекое плато неожиданно отдалилось еще больше, и маняще так завертелось, будто б было началом оси миниатюрного вихря. Девочки прыгали внизу и что-то кричали, размахивая руками, а в случае Кель еще и щупальцами. Особо испуганными они не выглядели — скорее, весело-возбужденными, будто я по незнанию сделала что-то, что до того считалось немыслимым.

'Надо спускаться', — решила я за миг до того, как барельеф под моими руками пришел в движение. Огромный ящер, по морде которого, как оказалось, я лазала, приоткрыл удивительно яркий чистый сиреневый глаз и сладко зевнул, с такой силой втянув в легкие воздух, что меня зашатало, как скорлупку...

До того Арвур и понятия не имела, какие все-таки своеобразные существа — люди! Вириэль с такой легкостью шагала по тропинке, что Кель, со всеми ее усовершенствованиями, пришлось попотеть, чтобы выдержать заданный темп. Сама Арвур исходно выбрала форму более простую и, одновременно, более сложную — магические свойства позволяли ее змеиной части легко удерживаться даже на вертикальной стене, благодаря особым образом топорщившимся чешуйкам. Путь наверх занял у них почти столько же времени, как на крыльях. Однако, добравшись до плато, Вириэль не остановилась. Глядя, как девушка взбирается по морде Кааге, с чьей чешуи соскальзывало вообще-то все без исключения, зато и принять иную форму этот старый, в сущности, дракон, давно не мог, Арвур почувствовала легкий шок.

Кель завопила рядом, прыгая и размахивая руками — проснувшись, Старейшина вряд ли будет доволен присутствием рядом человека, тем более, так близко к глазам, но она все же могла бы и не вопить. После давней истории с рыцарем, едва не выбившем ему глаз, Кааге стал неразумно дерганным, и параноидально осторожным. Услышав ее вопль, дракон зевнул, открыл глаза и с удивлением взглянул на прилипшую будто бы к его щеке песчинку. Арвур уже заворачивалась в магический кокон, готовясь преобразоваться и защитить гостью, как вдруг девушка оттолкнулась от кожи дракона, кувыркнулась в воздухе, и, на миг зависнув, удерживаясь за его веко, забросила себя ему на морду. До драконицы не сразу дошло, что Вириэль гневный взгляд Старейшины вполне мог показаться угрозой. Еще менее достоверной выглядела мысль о том, что сама гостья бросилась защищать их от него. Однако Арвур постепенно склонялась именно к этой версии — она уже заметила, как осторожничает чужачка с ними. Примерно так она сама общалась с малышами, едва вставшими на крыло, прежде чем начать учить их воздушному бою.

Если она сейчас схватится за меч — Кааге разъярится, и останется только принять бой, отвлекая удар на себя. Арвур вздохнула, начав превращение, но в этот миг Кель схватила ее за руку длинным щупальцем, бессловесно призывая взглянуть на что-то. 'Снова забыла сформировать органы речи!' — с досадой подумала Арвур.

Ошибки ученицы ее не радовали, но и не ужасали. Жалко было только, что она не прогрессирует, а стоит на месте... Отчаявшись отвлечь ее от глубокомысленных мыслей, Кель вдруг нагнулась и вцепилась ей в руку. Арвур вскрикнула, ударила обнаглевшую подчиненную хвостом — больше звук, чем боль — но послушно вскинула взгляд.

Сумасшедшая чужачка стояла на носу Кааге и что-то ему рассказывала, бурно жестикулируя, расставив ноги для равновесия, и вовсе не думая хвататься ни за одну из тех железяк, что носила с собой! Старейшина слушал. Сначала с недоверием, потом все с большим интересом, забавляясь притом. Арвур вот уже шестьсот лет не видела, чтобы угрюмый Кааге улыбался!

Алуриан не был бы собой, если б, пережив уже второе по счету неожиданное то ли воскрешение, то ли спасение, даже толком не оправившись, не ударился бы в работу. Одни сплошные 'бы' объяснялись просто — ничего такого, что удалось бы подтвердить документально, или любым другим путем, приемлемым для суда, он не делал. Это было ниже его достоинства.

Тем не менее, понять, как его занесло в ряды советников Императора Света, толком не мог до сих пор. Да, через дальние родственные связи он и вправду являлся наследником какого-то там герцогства, в коем никогда не был и не стремился побывать. Пережив нападение на Храм, покушения наемных убийц (как единственный свидетель произошедшего он ожидал их) и тот жуткий сон, когда только кровь Вир помешала ему кануть во льдах чего-то, чему даже он не знал иного названия, чем ужас и беспросветный страх, он, испытывая к девушке чувство благодарности, попытался хоть как-то вмешаться в развернувшуюся интригу — на ее стороне. С другой стороны — и мэйн отдавал себе в этом отчет — куда больше в его поступках виновато было простое, но неистребимое любопытство. Долг и любопытство — страшные силы. Образ вольного торговца-коробейника ничем не хуже любых других. Ставшая непривычной за двадцать лет возможность видеть поначалу доставляла лишь проблемы — Алуриан отвык верить своим глазам, — но позволила оставаться незаметным в толпе. Постепенно он подстроился и смирился. Путь от коробейника к торговцу пряностями, притираниями и тайнами привлекательности в Поране занял у него чуть больше месяца. Небольшой портовый городишко ничем не привлекал внимание, кроме одного — рядом была академия магии. Давным-давно заброшенная школа, откуда когда-то выходили будущие лучшие маги Империи. Захолустье и запретное место, где примерно двенадцать лет назад произошло нечто, вынудившее закрыть процветавшую до того школу, и оградить все территории вокруг нее от посещения. Как он с удивлением выяснил, в Поране те события, не столь таинственные, как для остальной части Империй, называли Бунтом Девы. Говорили, в школе училась одна очень одаренная девушка, бывшая бродяжка, за глаза прозванная некроманткой, хотя никогда толком этой магией и не владевшая — просто с ней говорили все мертвые. Любые, от самых слабых до самых страшных, от теней погибших демонов до свежих трупов. Пугающая способность оборачивалась сущим адом для окружающих — если девушка, проходя мимо, бросала трупу собаки 'сторожи', то оный занимал позицию и сторожил до посинения, причем не с покорностью рабов, каких поднимали нормальные некроманты, а со всем воодушевлением глобальной влюбленности. Сама по себе история Алуриана крайне заинтересовала — он любил раскапывать чужие тайны, где официальная версия шилась белыми нитками, а тут они буквально из всех углов торчали, нити эти. Так что он совмещал приятное с полезным — собирал сведения двенадцатилетней давности и приторговывал своим товаром, заодно постепенно приучая к себе население городка.

Из дневников Алуриана (записано со слов * в доме *)

Тому, кто привык иметь дело со смертью, некромантия кажется чуждой... Некромантке было двенадцать. Выглядела она на семь или восемь. Худенькая светловолосая девочка с непропорционально большими для ее лица, но вполне стандартными для двенадцатилетнего ребенка глазами то ли серого, то ли аквамаринового цвета, училась в замшелом филиале Академии Магии, отстоявшем почти на шесть суток пути от столицы. Можно было б сказать, скучная и никому не интересная карьера, если б ни одно но. Вот уже двести лет архимагами становились почти все вот такие провинциалы из Пораны. Блистательные выпускники столицы по не выявленной причине проявляли любые таланты, потрясающие способности, но никогда почти не достигали высших ступеней. Военная разведка дроу доносила, это связано с тем, что преподававшие в столице архимаги и маги вне категории заранее заботились об отсутствии конкурентов, и с первых курсов запирали силы учеников в жесткие рамки неведомых чар, однако подтверждения ни у кого не нашлось. Дроу проблемы человеческих магов не интересовали

Примечание: по непроверенной информации учителя использовали силы учеников как подзарядку.

Как бы там ни было, но филиал, достаточно отдаленный от столицы, чтобы не бояться еженедельных проверок, постепенно стал местом магической жизни большей части империи, куда собирались лучшие из лучших. И, чаще всего, отверженные.

К странным ученикам господа магистры относились спокойно, даже с некоторой теплотой — не так часто под боком оказывается столь интересный объект для изучения. А потому существование адептов, вопреки большинству практик, было вполне мирным и уютным, если не считать некоторых коллоквиумов, к которым, в силу молодости, почти все относились с восторгом.

Вопреки традиционным утверждениям, на территории Империи Тьмы куда чаще использовалась магия смерти и крови, как подвиды демонической, чем некромантия, магия преобразований или магия разума. В демонологии с той или иной степенью достоверности вынужденно разбирались все — никому не хотелось повторения Эры Демонов. А потому курс демонологии, кроме всего прочего изучавший и культурные, этические и этнические, а также видовые особенности жителей нижнего мира, был общим для всех. Ангеловедение в курсе демонологии тоже присутствовало, и в довольно существенных масштабах — половина из появлявшихся на земле демонов в прошлом были ангелами. Более сильные и менее человекоподобные сущности зачастую не могли прийти в мир без достойных аватар, а за последними, по мере выявления, тщательно следили.

Как бы там ни было, а некромантия была полузапретной наукой, и в большинстве своем сводилась к малопривлекательному 'вождению мертвецов' — в зависимости от силы мага, от трех зомби до нескольких тысяч, либо соответствующее количество личей, либо призраков, либо теней. Расчет строился примерно так. Некромант, способный вызвать сотню зомби зараз, мог поднять вместо них примерно семерых личей, либо двух призраков (качество воителя зависело от характера 'исходника'), либо одну тень. Тень, поистине жуткое порождение мрака, конечно, пугала, но до абсурда боялась света, а потому мэйнийское 'Ямаре', 'Свети ярче', наброшенный даже на блуждающий огонек, обращал Тень в бегство. В условиях вялотекущей войны, 'Ямаре' владели даже двухлетние дети. Потому некромантия, в общем и целом, теряла свою привлекательность — кому нужны уродливые гниющие остовы, пусть и усиленные магией, а иногда и ускоренные — в зависимости от таланта, — когда можно их тех же мертвых создать тар-ше, 'колючую змею', легион рыцарей смерти? Мрачно-прекрасных, не гниющих, зачастую еще и пахнущих хорошим парфюмом, а не сладковатым душком и тленом, да к тому же снабженных интеллектом и разумными зачатками верности? Разве что в качестве мести — подарить врагу мерзкую смерть. В общем, немногочисленные некроманты в большинстве своем жались по углам, да работали с департаментом разведки, умело развязывая языки некоторым не особо праведным в прошлом трупам, на которые было жаль нормального заклятия.

Расклад получался примерно такой: некромантия работала с оставленными телами (что, кстати, иногда использовали в хирургии — если удавалось уговорить некроманта работать в паре с высшим целителем), магия смерти — с духом, посмертной волей, а магия крови — чаще всего с душой. Последняя была зрелищной, и опасной. Как связанную с демонами, ее изучали повсеместно, поэтому эти силы также редко использовались в обычной жизни — кому хочется в ответ на пакость получить пакость вдвое большую, от которой не отвертеться, только потому, что сосед по проверенной методике вычислил злопыхателя и запросто подобрал контрчары?

Некромантка, чье настоящее имя, казалось, забыли еще до того, как она пришла учиться, никакой настоящей некромантией не владела. Ей, исходно, была подвластна сила стихий и темная магия. Прозвище было связано с одним странным случаем на первом курсе.

Большинство в академию поступали с шестнадцати. Бывали уникумы, досрочно окончившие школу магии при академии и принятые в пятнадцать, но такие случаи можно было пересчитать по пальцам — вступительные экзамены зачастую и архимагов ставили в тупик. Некромантка училась в академии с девяти. Ее девяти. Она выглядела куда моложе своего возраста. Когда во двор академии въехала черная карета, запряженная шестеркой вороных коней, беззвучно остановилась у парадной лестницы, и из экипажа, в полном одиночестве, таща за собой сумку, выбрался светловолосый ребенок, директор испытал глубочайшее потрясение. Девочка взобралась по высоковатым и для взрослого ступеням, в полном молчании вручила ему черный бархатистый запечатанный конверт, и спокойно прошла мимо. Она устроилась в башне, на самом верху, где всегда дуло, было сыро и мокро, и на стенах цвела плесень, а потому никто не возразил. Вскоре ее жилище преобразилось. А директор академии читал пахнувшую пионами бумагу... и чувствовал, как волосы шевелятся у него на голове.

'Мы, силой случая повелительница Тьмы, оплот мира, посылаем к вам нашу названную дочь. Примите ее как одного из своих учеников, смотрите и следите достойно. Мы не хотим, чтобы кто-то знал о ее происхождении, а потому предлагаем назвать причиной принятия в академию ее талант. Мы знаем, она вас не разочарует'.

Ни подписи, ни печати — только сполохи тьмы, будто танцующие над буквами, да слабый аромат ночи. Ни с чем несравнимый... Директор не мог не узнать его. Экзамен был ей предложен и пройден, и девочка осталась.

На первом курсе она очень сильно отличалась от всех прочих — молчаливая, отстраненная, старательная, она почти все время проводила в библиотеках, подолгу стояла на крыше, могла без конца смотреть, как идет дождь — почти без эмоций. От боли она не плакала, от радости не улыбалась. Ее не то чтобы сторонились — просто подросткам пятнадцати-шестнадцати лет детсадовский ребенок казался глупым и скучным, как надоедливый щенок, отказывающийся быть милым. Казалось, ее это не волнует. В те времена Некромантку знали все больше как 'эй, ты' или 'малышка'. Она не обижалась, но и не отзывалась на прозвища. Все изменилось с приездом в академию багряных. Трое мэйнов доставили малолетнего сорванца, с ярко-лиловым глазами и широкой, заразительной улыбкой. Парень был несказанно хорош собой, очарователен и так мил, что, когда преподаватели все же спохватились, поток академии недосчитался семерых. Четверых он убил на дуэли, одному отбил атакующие чары 'Зеркалом возмездия', а еще двое просто умерли. Их директор все равно повесил на багряного, хоть и не смог доказать.

Мэйну сделали строжайший выговор, и, после недельного заключения в карцере, выпустили, поставив в напарники с Некроманткой. Учителя исходили из того, что более спокойного существа им не найти, а одаренность девушки защитит ее от дурного нрава наследника клана... Но и тут просчитались.

С первого же дня между девочкой и мэйном вспыхнула ссора. Они ругались сначала высокомерно и тихо, выплевывая доводы и контрдоводы сквозь зубы, потом громко и не обращая ни на кого внимания. Эти крики не в силах были заглушить никакие чары. После бессонной ночи, их развели по разным крыльям общежития, я попытались успокоиться на этом. Однако получилось не так. На следующий день мэйн обнаружился в комнате Некромантки, а она — в его покоях. Оба выглядели донельзя хмуро. И если ругань мэйна еще вписывалась в картину мира окружающих, то маленькая насупленная девочка, мечущая молнии из глаз, и нервно затягивающаяся украденной у мэйна сигаретой, выходили за границы их понимания. На все расспросы оба дружно сказали, что хотели разрешить спор, но оппонент подло сбежал. Уже посмеивающиеся, учителя показали их друг другу.

Это был первый раз, когда Некромантка рассмеялась.

Но именем своим она обязана была случаю несколько иному. На коллоквиум, как раз по некромантии, пригласили заслуженного ученого, автора многих научных трудов, кандидата Ордена Мерлиоза, профессора Ишвана. Ради такого дела собрали адептов первых трех курсов. Профессор должен был читать три лекции и вести третий курс на практику на кладбище, однако кто-то (рыжий и длинноухий) подменил подписи комиссии. Профессор был все же несколько староват, а потому пользовался бумагой для напоминаний. Вот так и получилось, что, восхищенные и ошарашенные, второй с третьим курсы счастливо разбрелись по спальням (им некромантия уже не казалась столь завораживающей — по демонологии они как раз дошли до 'призыва демонов'), а первокурсники, дрожа и перешептываясь, гуськом двинули за профессором.

Кладбище было старым, образцовым, продуманно огороженным огромным забором, дабы не выпустить плоды трудов юных дарований гулять по округе, и украшалось развалинами старинной церкви, судя по остаточной ауре, оскверненной в далеком прошлом.

Профессор Иштван, сияя доброй клыкастой улыбкой, развесил оранжевых светлячков по смешно изогнутым деревцам, очертил круг, стирая дуновением воздуха вековую пыль с могил, и предложил садиться. Первокурсники расселись, шелестя блокнотами. Позже у большинства эта милая привычка пропадала, но на первом курсе все конспектировали все, что слышали, и очень тщательно. Воодушевленный профессор, искренне обрадованный столь явному интересу аудитории, которую он сам считал третьим курсом, с упоением погрузился в теоретическую часть. Как любой истово преданный своему делу, рассказывал он сложно и интересно. Модули, векторные направляющие, энергетические константы, ловцы душ, псевдоэлементы — все эти и куда более сложные термины буквально посыпались на головы ошарашенных юношей и девушек, на фоне удивительного мира взаимодействий магий, специфики работы с мертвой плотью, вообще сутью смерти, разницей магии смерти и некромантии как таковой — всего этого не знал почти никто из присутствующих. Мир магии, мир личных возможностей открывался с новой стороны — а потому слушали, затаив дыхание. Видящий такое отношение к своей лекции профессор Иштван воодушевлялся все больше, далеко выходя за рамки общего курса, вываливая на студентов информацию, которую не все знают и по окончании академии. Он чувствовал крылья за спиной — и, в свою очередь, его восторг еще больше заражал студентов.

В такой полу эйфории они провели почти шесть часов, вместо двух, предполагавшихся изначально на теорию вместе с практикой. Потом профессор будто очнулся, оглядел сияющие восторгом лица — по его рассказам, не было ничего проще некромантии — и мягко предложил перейти к практике. Его предложение встретили восторженными криками, и почему-то воем — ночь и луна подействовали. Потом директору пришлось весь день успокаивать местных оборотней... Но тогда студенты просто распределились на пары. Багряный встал рядом с Некроманткой с таким видом, что ни она спорить не решилась, ни кто-то другой. Правда, она никогда не спорила... Но судя по отсутствию в ладони разгорающегося файербола, и не возражала.

Итак, заботливый профессор каждому выделил могилу, посоветовал очертить круг, и... предложил вспомнить пройденное. Адепты зашевелились, зашуршали страницы блокнотов. Мэйн тоже полез за своим. Некромантка — тогда еще 'малышка' ('эй, ты' прошло само собой с приходом багряного, только и искавшего повод для драки) — молчала, и хмурилась, глядя на землю. Потом тоже достала тетрадь. Рядом со сверстниками она казалась совсем маленькой, так что багряный вечно ставил ее на что-то высокое. Чтобы не потерять. Вот и сейчас Некромантка возвышалась на мраморном постаменте могилы.

— Итак, — не удержавшись, принялся вещать счастливый профессор, — сегодня... сейчас мы попробуем самый простой обряд, не связанный с кровью, то есть — надеюсь, все помнят? — чистую некромантию! Итак... Что нужно сделать, чтобы поднять простого зомби?

— Сосредоточиться и представить, как нечто мертвое поднимается из земли, — прочитала из блокнота Марша, сероглазая блондинка.

— Мм... дорогая моя, если вы такое попробуете — знаете, что у вас встанет? — мягко пожурил сияющий профессор.

Багряный хихикнул, Некромантка дала ему по шее. Странно, но мэйн смолчал и затих.

— Н-нет... — засмущалась девушка, теребя кружева жабо на своей груди. — А что?..

— Вот и я хотел бы знать — что? Не отчаивайтесь, дорогая! Попробуем найти ответ? Есть идеи?

Студенты снова закопались носами в списки лекции, однако, теперь понимая, что недостаточно просто читать конспект — нужно думать. Окружающая романтика и проказа багряного оказали на них стимулирующее действие, да и профессор грозился угостить по окончании практики хорошим вином.

— Раз ритуал не на крови, нам надо придумать, на чем концентрировать силу, — предположил Райксен.

Темноволосый чуть полноватый паренек, как обычно, слегка опасался излагать собственное мнение, но профессор Иштван просиял:

— Замечательно! А что подходит для подобной концентрации — если учесть, что мы поднимать хотим все же мертвых, а не неведомое нечто, как предложила мисс Каннингем?

Райксен разулыбался, и уставился себе под ноги. Логично — реквизит им не раздавали, все что есть — могила, значит, ответ кроется там.

— Вода, — спокойно сказал багряный, до того быстро пролиставший все свои записи. — Так как мы не знаем имен тех, кого призываем, и лично я хотел бы, чтобы мой мог говорить, как катализатор используем воду. Еще можно песок или сухую землю с могилы, или грязь, но тут сухо, а почва глинистая. Глина для ритуала не подходит.

— Замечательно, молодой человек!! То есть, подходит все сыпучее в своем естественном состоянии, и вода, как общее исключение, — просиял профессор, который искренне гордился прогрессом в обсуждении. — А какую воду мы будем использовать?

Багряный помолчал.

— Ну... у меня есть фляга. А у вас вино. Но вино мы лучше сами попьем, — он улыбнулся.

Преподаватель оживился:

— Запомните, красное вино вполне способно заменить кровь в ритуале. Более того, некоторая кровавая магия на самом деле допускает подмену истинной крови вином. Для ритуала желательно сладкое десертное красное, — профессор оглядывал остальных, ожидая новых идей.

— Чистая вода, — после короткого раздумья, решила Некромантка. — Она лучше всего усваивает информацию. Если воздействовать на нее до ритуала, скажем, задав поисковый импульс и вектор силы... — и, пока все оглядывались в поисках воды, не глядя, махнула рукой. — Там.

— Прошу, прошу... — преподаватель отошел в сторонку, улыбаясь, с интересом наблюдая, как первокурсники цепочкой потянулись за водой.

Если б адепты подумали, как это их отпустили с приглашенным преподавателем одних, может, получилось бы иначе. А так...

Воды набрали кто во что — от фляг и портсигаров до распотрошенных пудрениц и колпачков ручек, сам процесс превратив в увлекательнейшее действо. Маг, и без того преданный делу всей своей жизни, только вздыхал — мало того, что столько благодарных слушателей, так еще и какое поле для эксперимента! Под его отческим взглядом дети разошлись по 'своим' могилам, встали попарно. Было решено, что один будет лить воду и звать, а второй — эту воду чаровать и в случае чего обеспечит защиту. Могилы маг также выбирал с умом, зачастую поступившись их более интересными обитателями из-за формы мысленно очерчиваемой фигуры. Должна была получиться пентаграмма, вернее, один луч из нее — с учетом того места, где встал маг. Но для эксперимента и этого хватит. Он подал знак, и адепты дружно пролили воду...

А дальше сюрпризы ждали самого мага. Воду пролили куда угодно, кроме земли — только мисс Каннингем попала туда, куда целилась, да и то, теперь ее партнер выглядел так, будто ему срочно требовалось сменить брюки. Лиина так вообще плеснула от души щедро — водяные нити растянулись на пару метров, зацепив балахон профессора. Великие 'чаровальщики' в порыве чувств зачаровали что-то не то — прежде чем впитаться, вода вспыхивала ультраяркими цветами, и лишь потом впитывалась с тихим шипением. С учетом того, куда попала влага, адепты стали похожи на дружный клан радуги. Напарники тех, кто чаровал пролитую воду, в порыве чувств либо перестарались, либо не старались вообще, и вектора силы тоже легли куда вздумается. В итоге, когда после пятиминутной паузы из земли высунулся лес костяных ладоней, и под их дружный треск-аплодисменты в центре сформировалось нечто, оказавшееся разукрашенным во все цвета радуги страусом эму с красными глазами, с широкой улыбкой-оскалом, отжигающим какой-то брейк-данс, некромант только смотрел на него ошарашено. Когда же, дотанцевав, монстр с букетиком переданных по цепочке ромашек подошел к нему с предложением руки и сердца, только нервно хихикнул — такого просто не могло быть! Этого нет, потому что не может быть никогда!

Вдобавок, у часовни неподалеку окончательно снесло крышу, и из нее, как осы из улья, посыпались гремлины, с возмущенным:

— Аааа! Веселитесь! А нас не пригласили! — и с пинками стали пробираться сквозь лес щелкающих костяшками рук, остановившись напротив страуса и дружно изобразив казачка с выходом.

Обрадованный монстр прослезился от умиления, махнул увенчанным когтями крылом, сцапал профессора, и с веселым пощелкиванием клыков увлек его в импровизированный пасадобль. Гоблины разбились на пары, попытавшись изобразить танго. Конечности, растущие из земли как цветы, дружно изобразили музыку на два ритма. Наконец, обе выступавших команды остановились и низко поклонились, причем маг едва держался в объятиях своего пернатого поклонника, а гремлины подпрыгивали на месте и заплетали друг другу косички...

А потом из земли медленно и страшно встали непривязанные рыцари смерти.

Мало кто любит сидеть на привязи, но у мертвых нет своих чувств, нет логики и морали в понимании живых. Для того чтобы жить, они постепенно придумывают новые, но медленно, очень медленно, а потому иногда занимают 'мораль' у других. Это не рабство и не зависимость по большому счету — кодекс, которому немертвый будет следовать до конца. Обычно таким мерилом становится представление правильности вызвавшего. У этих ничего такого не было.

С лязгом покинули ножны мечи, спокойные синие глаза выбрали жертв. Багряный шагнул вперед, спрятав девочку за спиной. Бежать — а куда?

'Малышка' снова ничего не сказала. С ним можно было или драться, или смиряться, но бесполезно спорить. Рыцари медлили, клочья тумана стекали с их тел, возвращаясь в могилы. Вот Райксен встал рядом с багряным. Подумав, отдал ему свой меч — красивая дорогая игрушка была куда полезнее мэйну. Линна мягко обняла девочку за плечи. Марша фыркнула, встряхнула головой, с надменным видом вытянувшись рядом. Кирт, Стэф, Арх, Бекки, Стор с внешней небрежностью заняли позиции по бокам. Всех девчонок, кроме Марши, оттеснили за спину.

И тогда 'малышка' прошла между ними легко, как тень. Что-то тихо, беззвучно сказала, коснувшись могилы, на которой стояла до того. И из земли поднялись мертвые. Тихо и слитно, разом, не оставив ни одной из хлопавших и мешавших рук. Помедлили немного, и беззвучно бросились на рыцарей. Хруст, лязг, треск — и ни единого человеческого звука. Будто ураган носит ветви и кости в своем чреве. Багряный ошарашено смотрел на малышку. Та не отводила от мертвых взгляда. И, когда от рыцарей остался лишь белесый туман, скрыв груды разорванной псеводплоти, вдруг поклонилась низко и тихо сказала 'спасибо'.

И мертвые сами вернулись в землю.

— Ну, ты... некромантка... — наконец, выдавил багряный. — Я — Арньес.

— А я... — сказала малышка, и усмехнулась. — Некромантка.

И надо же было так случиться, чтобы именно в Поран уехала отверженная любовница Императора перед его свадьбой! Фавориток у Императора никогда не было. Судя по слухам, Каэрдвен не был совсем уж отмороженным, как тот же сэр Ламир поначалу, но и особого расположения ни к кому не проявлял. Ему недоставало лицемерия, как Шарису, чтобы шутить, очаровывать и улыбаться. Вместо этого он прославился повсеместно неподкупностью и справедливостью. Вот даже отверженная дама и та готова была заживо съесть будущего консорта Императора, а про самого Каэрдвена ни слова плохого, даже после официального приема, под лозунгом которого прошла в Поране приветственная пьянка, не сказала.

'Глупый он. Замкнутый...' — вот и все, что поведала она с грустью в голосе, и трагически разрыдалась. На груди у Алуриана — издержки профессии, за информацию всегда приходится чем-то платить. Так вышло, что информацию о чудесном преображении Консорта в полноценную Императрицу она тоже выслушала в его доме...

Гвинет, как звали леди, немедленно собралась в столицу. То ли доказывать, то ли восстанавливать реноме — кто поймет? В состоянии нервной истерии она была неадекватна. Как знатная дама, она не могла путешествовать без достойного сопровождения. Алуриан, как торговец, приближенный к дому, оказался в ее свите.

После должности главы службы безопасности пусть сравнительно небольшого, но довольно активного подразделения, Алуриану роль торговца вскоре показалась донельзя скучной, не говоря уж об утомительном внимании недалекой, давно рассказавшей все свои тайны, а потому не слишком интересной Гвинет. Однако он не был бы собой, если б даже свой уход не сумел обставить с таким шиком, что добродушная в сущности женщина осталась в полной уверенности относительно непреодолимых препятствий его дальнейшему пребыванию с ней.

Это было несложно — пара слов там, пара здесь, всплывшие семейные связи, вовремя подброшенная информация — и вот уже он предстал в новом свете. В герцоге Алари никто, даже знавшие его лично, не признали бы Алуриана. Еще пару дней пришлось потратить на то, чтобы выяснить — Вир здесь нет. Ее унес дракон. Вот после этой информации герцог Алари и оказался в Совете Империи... Стоит ли удивляться тому решению, что принял Совет в итоге?..

Сноски:

1. Восемьдесят циклов бабочки — некоторые бабочки живут в естественных условиях ровно один день, успевая за это время совершить полный цикл жизни — от взросления до рождения и смерти. Магическим путем были выведены особи, лишенные стадий гусеницы и не заворачивающиеся в кокон, а сразу появляющиеся красивыми бабочками. Но из-за генных модификаций это лишь ускорило их жизненный цикл, сделав по человеческому времени равным примерно 3-4 часам. Драконы, как существа долгоживущие и почти бессмертные в естественных условиях (редко сами от старости умирают), испытывают патологическую склонность мерить время циклами. Таким образом, восемьдесят циклов бабочки — это примерно 10-12 суток

— 'Я памятник себе воздвиг нерукотворный'...

— А, так вот по чему я прошелся ногами?

Атилла

Глава 30.

Шестисотлетний, или шеститысячелетний — тут я не уверена, Кааге пользовался слегка архаичной формой языковых конструкций; громадный — самый большой из когда-либо виденных мною демонов иди драконов, он казался куском базальта. Темную чешую покрывали наросты гранита, обломки скал. Рельеф шкуры дополнялся деревцами, глядя на которые, без труда можно было понять, как мало летает Кааге. Была и травка, и даже что-то вроде ледяной шапки, откуда стекал крошечный водопадик. Блики чешуи кое-где представлялись выходящими на поверхность жилами драгоценных камней, перепонки крыльев стали узорчатыми, покрытыми слюдой, как напылением. Вдоль хребта дракона узким гребнем шли острые шипы, два витых рога причудливо изгибались надо лбом, защищая лоб и частично глаза. На носу, где стояла я, красовалось умилительное розовое пятнышко. Свежий шрам, конечно, не радовал — но вот вид мягкой нежной кожи, покрытой еще прозрачными чешуйками — очень даже. Не удержавшись, я погладила дракона. Кааге заурчал, поводил головой, пытаясь рассмотреть меня лучше, и, в конце концов, скосил на меня оба глаза. Косоглазие у дракона — вещь заразная.

Девочки внизу беспокоились, но дать ему отвлечься на них я не могла. Кроме того, я такому зверю на один укус, ни толка, ни удовольствия. А потому было даже не очень страшно.

— Кто есть ты? — прогудел дракон.

Я спохватилась.

— Не надо меня есть! И жарить, и варить — тоже не надо, я невкусная! — жалобно даже как-то потребовала я — один клуб дыма из ноздри этой прелести накрыл меня с головой, даже глаз был с пол меня размером.

По телу дракона прокатился низкий гул, завибрировав всем телом, он чихнул звучно, а с перепонок крыльев вниз посыпались пластинки слюды.

— Я есть не голоден, — выдал мне этот гигант.

'Добродушный!' — поторопилась обрадоваться я, как вдруг это чудо добавило: — А вот их... — и посмотрело на Кель с Арвур.

— И их тоже есть не надо, — поспешила с пожеланиями я, растерянно оглянувшись и все же устроившись на носу дракона. — А что ты здесь делаешь?

Каюсь. Меня с головой захватило детское любопытство. Хотелось измерить все его тело, узнать состав чешуи, сделать анализы крови, сравнить прочность когтей с прочностью алмазов и максимальную высоту вертикального взлета при ограниченной возможности использования крыльев. Большую часть потуг я удачно сдержала, но вопросы из меня посыпались, как горох.

— Лежу, — снизошел гигант до ответа.

— А почему ты тут лежишь?

Насупленное молчание.

— А где мне еще лежать? — мрачно.

— А ты тут спишь или где-то еще?

— Тут...

— А почему?:

— Большой потому что!! — грозным рыком.

— А ты не рычи, скала сломается, спать будет негде... хочешь, мы тебе еще насест сделаем, чтобы ты не только тут мог лежать?

Это было... непередаваемо. Чувство, когда что-то вообще-то большое и страшное оказывается почти добрым и уж точно добродушным, а главное, само дает к себе прикоснуться... Почти как первый раз взлетать самой.

..Кааге не успевал за человечкой. Это же надо — так бить по больному, игнорируя морщащийся нос, клубы пара из ноздрей и шумное дыхание. Почему-то есть ее не хотелось. В смысле — на один зуб, а еще с ним никто не говорил столько за последние полгода, как она за пять минут. Даже дар связной речи стал возвращаться. Одно дело, когда от тебя чего-то хотят — и совсем другое, когда собеседнику интересен ты сам, и совсем немного твоих знаний.

По крайней мере, это так ощущалось.

— А почему ты такой большой? — никак не могла угомониться она.

— Старый... — ворчливо.

— Ты не старый. Ты очень красивый. Я таких еще не видела. Даже красивее золотого!

— Да? — какому зверю не польстит лестное сравнение с элитой?

Уж те-то, элита, никогда не имели проблем с оборачиваемостью... Сам Кааге своего второго обличья так стеснялся, что не принимал его почти семьсот лет, даже родня забыла, что он это может.

— Золота много, а ты как неизученные пещеры с сокровищами — можно годами изучать. А зачем тебе шипы такие? Они ядовитые?

Дракон вздохнул и распустил перламутрово-бирюзовый гребень, потянулся. Похожая на парус в таком состоянии кожная складка ловила солнечные лучи и ветер, насыщая тело энергией.

Под взглядами удивленных девчонок, Кааге, не спускавшийся с плато уже сотню лет, смешно удерживая голову горизонтально поверхности, разбежался и взвился в небо... Рывком ветра человечку вдавило в его выпуклый лоб. Пришлось схватиться за кончик рога. Очень удобно оказалось. И рога оказались мягкими, шелковистыми. Оставляя за собой вихрь мусора, старый дракон величественно взвился в небо со скоростью кометы. Арвур, например, так все еще не умела. Какие же способности нужно иметь, чтобы парить так непринужденно и с такой массой?

Хотя бы перестала задавать вопросы... Вместо этого послышался высокий звук. Кааге решил было, что крик, но, прислушавшись, различил рокочущие перекаты, да и эманации другие. Ей... весело? Огромный дракон оказался не черно-бурым, а индигово-синим, с алыми отблесками, иногда кроваво-красными, иногда почти фиолетовыми. Он так сиял в солнечных лучах, что глаза слепило.

Не выдержав, зверь раскатисто рассмеялся. Драконье веселье напоминало лавину, сходящую с гор. Но эмоции — эмоции были те же. Нет, человечка не сделала ничего такого — просто иногда, для того, чтобы вспомнить, кто ты есть, достаточно ощутить чужую радость от чего-то, что самому уже давно кажется банальным. Увидеть с другой стороны.

Когда он приземлился, земля вздрогнула. Дракон с удовольствием всадил в камень все восемнадцать когтей, и выгнул спину. Плато напоминало мусорную кучу, из которой выглядывала Арвур и макушка Кель. Кааге опустил голову, сначала подул, очищая пространство, потом фыркнул, и человечка осторожно слезла с морды дракона. Тот постоял, затмевая солнце разворотом крыльев... и вдруг начал уменьшаться, пока на плато рядом с девушкой не остался стоять мелкий чертенок, с длинным хвостом с сердечком на кончике, чуть полноватый и с ярко-красными глазами.

— Ой! Бес! — восхитилась человечка так искренне, что дракон хмыкнул, чуть подрос, прибавив и возраста и стажа, и... вдруг показал язык Арвур.

— Прости мою племянницу. Она слегка неотесанна, — протянул Кааге, заставив пытающуюся продышаться нагу окончательно задохнуться от возмущения, и улыбнулся.

Тьма... когда он стал менять форму, я думала, сейчас слон какой-нибудь получится, или что-то большое — и Арвур, и Кель были более-менее скованы собственными размерами, а тут дракон раз в сорок Кархарадона больше. Так что мелкий бес поразил до глубины души. Судя по смущенному взгляду, такая форма здесь не престижна, но мне до местных обычаев не было никакого дела. Бесенок из дракона получился совершенно очаровательный.

Удержав себя с трудом от сюсюканья, я с любопытством проследила за руганью, как оказалось, родственников... и обмерла. Родственники. Племянница дракона...

— Арвур? — под моим взглядом нага поежилась, бросила возмущенный взгляд на дядю, и шумно выдохнула.

Силуэт девушки-наги потек, и вот уже передо мной оказалась черно-серебрянная драконица, грациозная и стремительная даже в статичных позах.

— Я хотеть... хотела, — поправилась она, — чтобы было проще.

Я села, где стояла. Вот мне и... девочки. Испуганно покосилась на Кель.

— А... она? — горло пересохло.

Зеленый орангутанг с мордой счастливого страуса расплылся, явив миру пушистого сиреневого дракончика о трех головах. Зато сразу стали понятны сложности преобразований. Тут и с одной головой сложно, а если все три ничего толком решить не могут?..

Открыв рот, я молча глотала живительный кислород, не замечая, как его мало на такой высоте. А потом и вовсе основательно устроилась, скрестив ноги. Страна оборотней-драконов... Тьма!

И тут меня осенило.

Черный дым, влажные языки пламени у самых ног, наползающая душным облаком боль, синь над головой и росчерк в небе — крыла дракона... Черного, как ночь.

— У вас... — голос почему-то дрожал, — много черных драконов? — едва шевеля губами, спросила я.

Дев... Драконессы задумались, Кааге прищурился, переводя взгляд с одной на другую.

— Тот, кто меня принес. Где он? — сформулировала я, наконец, более конкретную задачу.

Ноги глупо дрожали. Девочки переглянулись, и Арвур вздохнула.

— Он наказан, — сказал Кааге тихо. — За нарушение табу и за то, что привел на остров чужого... — и отвел взгляд.

Горло перехватило, а мир сделался вдруг розоватым от ярости.

— Даже если у меня было приглашение другого дракона? — почти прошипела я.

Наказывают у драконов жестоко и просто. Проколотые в двадцати местах крылья, антимагический ошейник, и ровно столько пищи, чтобы не умереть, и не остановить регенерацию совсем. Драконы не любят калечить своих. К чему лишние шрамы, если можно заговорить оковы так, чтобы сразу же после того, как их снимут, раны заживали, а до того будут самовосстанавливаться? Чтобы не истощить организм дракона этим обновлением и снижают уровень жизненных сил.

Черного зверя я узнала мгновенно. Не так много я встречала в жизни драконов, чтобы не узнать. Кархарадон, в паутине чар, казался совсем маленьким. Черный дракон тяжело вздыхал, иногда выдыхая струи пламени... Я обернулась на Кааге.

— Тебя точно пригласили? — поинтересовался он.

— Посол Эроха представился Эстебаном. Он грозовой, — процедила я, едва удерживаясь, чтобы не прыгнуть вниз, руками не сорвать эти нити.

— Вас убьют, если... — начала Арвур.

— Она не лжет, — вмешалась малышка Кель, щуря теперь квадратные глаза.

Мои спутники переглянулись. Кааге шумно выдохнул, оттолкнулся, в воздухе перекидываясь... Арвур взлетела следом. Кель — за ней, прихватив коготками меня за плечи. Ее лапы были самыми аккуратными в драконьем теле.

Почему эти трое рисковали жизнями из-за меня? Приблуды и совершенно случайного существа, еще и не дракона? Арвур, может быть, из-за материнского инстинкта, который у драконов сильнее, чем у всех прочих рас. А остальные? Признаю — в тот момент я думала только о Кархарадоне. Среди серебра черный казался крошечным. В самом низу каменной чаши, похожей на жерло потухшего вулкана, повисший на уродливых распорках, дракон напоминал собственную тень. Упрямую тень. Заслышав шум крыльев, он с трудом поднял голову. Улыбнулся. Одного клыка не было, глаз заплыл, в чешуе виднелись вмятины.

Он — зачем-то — прилетел за мной...

Он унес меня. А теперь... слезы сами навернулись на глаза. Слишком сильные. Слишком больно сдавило внутри грудь. Одно наложилось на другое. Смерть Каэрдвена, костер, пытаемый дракон... Я все равно не дала себе заплакать. Я молчала, терпела жжение в глазах, и этим хоть немного мстила себе за глупость, слабость, за нерешительность. За... Вспомнился Лик. И в этот момент Кель повернула голову, изогнулась и потерлась пушистой мордой о мое плечо. И отчего-то сияние в глазах дракона прогнало разгорающуюся ненависть к самой себе.

Тириэл, принц Кастеллы

Птичка пела. Складно так, заливисто. Даже я заслушался, не то, что уже взявший себя в руки хил-тар, больше не пытавшийся разорвать 'женушку' в клочья. Я не стал разочаровывать парней — обряд-то совершен честь по чести. Так что пусть сами решают, кто кому кто.

Смотреть на них же было умилительно. Красный мэйн нервно дергал ушами, как норовистая лошадь. Чернобровая 'невеста' в шелках и муаре героически шмыгала носом. Под белыми перчатками, оказывается, скрывались черные ноготки. И знак Ловцов.

Покосившись на Лэрхада, я почувствовал даже некое облегчение. После нелепой выходки Вир, в ходе которой я рыбкой свалился в постель собственного старшего брата, застав там явно не предусмотренное изначальной задумкой общество, стащил (зацепился, честное слово) парик с лысой головы веий Леар, опрокинул статую богини на как раз расплетавшегося с любовницей брата (зачем ему там сдались все остальные — даже и не представляю), и, в довершение всему, взгромоздился на мощную гранитную спину каменой женщины и одухотворенно выругался, ощущения были как-то не очень. Откровенно говоря, я был в последней стадии ярости. Так злиться не приходилось до сих пор. Мало того, что меня вдруг взялись спасать, вышвырнули из дворца, носом буквально тукнули в новые домашние интриги и смертельно оскорбили неуважением, Вириэль еще и откровенно дала понять, что сделала все это ради меня.

В смысле, спасая мою шкуру.

Потом ее попытались сжечь, но в итоге унес неизвестный дракон. А я, как полный хеш-с-сшиес, играл в политику в чужом будуаре! Да как они вообще посмели прикоснуться к моей собственности?

Ярость туманила рассудок. О, конечно, прыгая по мебели в покоях брата, уворачиваясь от его саев, клинков охраны и прицельного визга любовницы (в первый раз вижу даму, чей голос рвет на части в буквальном смысле), я понятия не имел обо всем этом. Просто злился. Попутно обезвредил обнаглевшую полусуккубу (любовницу), уже почти навесившую приворот на моего брата. По сему случаю, отмазываясь служебной необходимостью, с величайшим удовольствием набил ему морду, откровенно и буквально (мечта всей жизни — попинать немножко хорошего, но занудного и склонного к тирании старшего брата), разделал под орех доблестных телохранителей (расту, однако — уезжая, я их побаивался) и, в сущности, неплохо развлекся. Но это не повод забывать обиды. Для того я лез в этот дворец, притворялся служанкой, флиртовал с недалеким стражником и даже целых тридцать метров пер корзину грязного белья, дабы после быть выставленным на обочину событий столь наглым образом?

Стиль, легкость, изящество и непринужденность требуют изрядной подготовки... Но что я могу поделать, если некоторые обманщицы швыряются моим не хладным еще только чудом телом куда придется?! Конечно же, отдышавшись и обновив запас неопровержимых доказательств искренности моих намерений (а попросту — взяток) в виде драгоценных камней, я сам стал плести портал. Очень не хватало моих ребят. Просто очень. Но принц дроу — существо избалованное и изнеженное, только если есть, кому нежить и баловать, а потому я и сам вполне могу их заменить. Сам портал занял меньше десяти минут. Для меня эта магия не портативная. Я не специализируюсь на порталах, и не ношу заготовленных заклинаний такого рода в запасе, а потому пришлось чертить полный круг и даже пожертвовать капелькой крови. В итоге передо мной распахнулся аккуратный проем лилово-серого цвета, окаймленный чем-то зелено-красным по бокам, от чего поднимался синий дымок. Пришлось напрячь мозги, что в ярости сделать не так-то просто. Значит, отложим на потом ярость. Стоило чуть успокоиться, и меня осенило.

Вир закрыла дворец от порталов. Она осталась там одна, рядом с трупом Императора. Без возможности уйти. Шех-с-хет-лашш-ссем-и-саа! Забыв на время о личных счетах (какие счеты, если ее тут кто-то кроме меня, может, прикончить пытается? А если я об этом всю жизнь мечтаю — разве не жестоко — так грубо обламывать?) я заморозил портал и ринулся добывать информацию. И... узнал. Про костер и дракона. Оказывается, мой портал был еще и со сдвигом времени, и выпал из него я через три дня после убийства Императора Светлой Империи.

Мою попытку напасть на драконов брат и Рохаанна удавили на корню. Через сутки я с ними даже согласился... Чего не сделаешь, лишь бы сняли до колик доставшие цепи, из которых вырваться, конечно, можно... но травмы даже я потом заращивать буду неделю. Что лишь на руку 'врагам'. Прекратив истерику, я сел и подумал. И додумался. Мы с Вириэль как-то говорили о ее странных мертвых приятелях, которых, опять же, судя по слухам, встречали неподалеку от Кастеллы в наших пещерах. Чтобы не испытывать проблем в поисках, я развил бурную деятельность, влезая во все, что только попадалось мне на глаза, с таким азартом, что даже Рохаанна через три дня сама предложила мне провести время с пользой и посмотреть дальние туннели. Она тут же поправилась, что пещеры и коридоры, но я степень своей вины понял. Наверное, все же не надо было проводить тот эксперимент в ее спальне... глядишь, и ей бы сейчас не пришлось жить в спартанских условиях на уступе, пока из остовов ее дома выводили мелких, но очень живучих и кусачих блох, размером с половину ладони. Брат не выдержал еще раньше — хватило одной пьянки и песенных излияний под балконом. Голос у меня хороший, очень. Если хочу — даже призраки белеют и в обморок падают. Но зачем же цветами кидаться? Их у нас и так мало, а я, можно сказать, от всей глубины души...

В общем, через три дня я и два несчастных охранника остались предоставлены сами себе. Официально я домой не возвращался (брат все еще боялся угрозы одного хитрого дома, который я тихонько финансировал в свободное время), а потому мои новые спутники мучились, не в силах решить, оказывать ли мне почтение, как принцу, или вести себя со мной, как с младшим... что чревато потом особым моим вниманием по возвращении. Учитывая это, неудивительно, что оба предпочли компромисс, и старались не мешаться, лишь изредка подавая голос, если, на их взгляд, я делал что-то особенно опасное. Да и то скорее в целях напоминания о собственном существовании, дабы не зашиб ненароком. Выбравшись подальше от города, я развернул небольшую конференцию, в ходе которой поставил их перед выбором: либо послужить удобрением и кормом местной живности, либо следовать за мной и ни во что не влезать. Молчание их я и сам обеспечу — есть такое хорошее заклинание, 'замерзший язык' называется.

А дальше мы трое суток буквально носами рыли подземелья. Я не я был бы, если б на второй день охранники не заинтересовались задачей чуть ли не больше меня. Дроу вообще народ увлекающийся, так что третий день мы еще и соревновались. Победа принадлежит вашему скромному слуге.

Не помню, как зовут скелет мэйнийского князя, ныне обтянутый кожей с зачатками мускулов, но мы едва не научили его заново удивляться, когда бодро выпали из стены в его кабинет. Пока Лэш рассыпал черный порошок, а Мэй спешно очищал меня от пыли, я выпрямился, привел себя в подобающий вид, и предстал глазам немертвого уже в роли принца, а не крота-переростка. Тут не стоит забывать, что мертвые — не живые. А потому начал я просто:

— У Вир проблемы. Можешь помочь?

Иногда я сам завидую своему же коварству!

Триэн мучительно скучал. Императорам вовсе не свойственна скука, что бы ни говорили — с одной стороны, никто не чувствует себя ограниченным более, чем стоящий у власти, однако же и нельзя сказать, что у менее обеспеченных властью границы шире — просто, согласно пирамиде Маслоу, первоочередные физиологические потребности берут вверх над духовными. Как бы там ни было, но Императоры не скучают — они проводят время в мучениях силы намного большей, чем простая знакомая скука, или хандра, или сплин... Хотя бы потому, что никто не взбирается по этой шкале потребностей выше самого обычного властелина, вождя, короля... А Императора Темной Империи никак нельзя было назвать обычным.

Есть очевидная истина — чем выше забрался, тем дольше падать. И страшнее. Страх также увеличивается в геометрической прогрессии. Однако если ребенок с детства воспитан так, что не знает страха — неподобающее для настоящего предводителя состояние, не правда ли? — бояться чего-то. Вот за кого-то — иное дело, но последним часто пренебрегают, попадаясь в этот простенький парадокс — как научить бояться за кого-то, не научив бояться за себя? В конечном итоге, у каждого только одно 'я' и один мир, который, опять же, видишь со своей точки зрения, и, как бы ни старался расширить свои границы, со смертью автора очередного взгляда его константа канет в неизвестность. Собственно, как и его чаяния, надежды, желания... и страхи.

Любят ли других людей, если не касаться темы юных влюбленных, за то, что они просто есть — или за то, что они есть в жизни тех, кто их ценит. К слову о. Ценность чего-то — понятие субъективное, но упрощенно — это то, что ты готов отдать за что-то, что что-то нужное тебе дает. Грубо и банально? Конечно. Но от сложного всегда вернешься к простому — чтобы, быть может, снова уйти к сложному... Итак, Император маялся великосветской дурью, включавшей в себя, в том числе, и доведение собственных советников до белого каления псевдофилософской беседой. Теология, софистика, риторика, логика — всем этим Триэн владел безупречно.

И именно в безупречности было дело.

Зачем куда-то стремиться, если ты — лучше всех? Последний якобы неоспоримый факт вынуждал его раз за разом отвлекаться от депрессии, и заново озадачиваться поисками достойных врагов — непредсказуемых, опасных, способных сделать жизнь снова яркой и сверкающей. Психологи называют такое состояние адреналиновой наркоманией, и они правы.

В этом смысле Триэн был наркоманом в худшем смысле этого слова...

— Лик, подойди, — уронил он, разглядывая струи воды за стеклом — что стоит могущественному магу устроить локальный дождик сразу за своим окном, посреди благоухающего позднего лета?

Сын, как обычно, не намеревался возиться со своим щенком... Император поморщился, и обернулся, как раз когда из-за шторы бесшумно просочился в кабинет рыжий мальчишка. В их роду не было рыжих. Вот что значит ведьма... Он снова поморщился. Некоторые задатки принца не шли на пользу его перспективам на трон.

— Ваше Императорское Величество! — Лик, промедлив лишь миг, согнулся в официальном поклоне.

— Не надо. Подойди... внук, — прозвучало тяжело и странно.

В этом высоком черноволосом мужчине сложно было угадать более чем столетнего правителя половины материка. Император выглядел моложе собственного сына, лет на двадцать пять. Но вел себя несопоставимо иначе.

Мальчик был... неплох. Для встрепанного босяка, еще пару дней назад не знавшего ни этикета, ни манер, и не имевшего почти никакого лоска, Лик удивительно быстро учился. Впрочем, это даже хорошо. Нужно иметь в виду, как благотворно действует на него жесткая порка. И в этот раз обязательно необходимо проследить за процессом самому. Дурные наклонности сына, запечатлевшиеся в силу небрежности самого Триэна, у внука недопустимы.

Превосходно. Мальчик оказался достаточно чувствителен, дабы ощутить значение этого нового именования — внук. Как непризнанный сын Их Высочества, он был никем и ничем. Но как внук Императора становился кем-то неизмеримо большим. Молодец. Даже спину выпрямил без напоминаний. Недостойно было бы внуку Императора ходить, согнувшись.

Впрочем... Нельзя и в этот раз допустить ту же ошибку.

А потому — Триэн отпустил стражу и медленно опустился на пол рядом с Ликом.

— Мне очень жаль, что пришлось так сделать. Но я хочу, чтобы ты понял — больше за тобой нет никакой вины, — проговорил очень спокойно и мягко — дети лучше всех чувствуют лицемерие и ложь, а потому нужно быть искренним до предела.

Это мучительно сложно. Это вызов. И... это добавляет короткой игре интереса, за который Триэн безгранично благодарен все еще безвестному ребенку.

Ожидание запланировано, но тянется медленно, тяжко, пройдясь острой кромкой по нервам. И это почти экстаз, удовольствие такой силы, что совершенное лицо бледнеет, зубы закусывают губу... Он длинно всхлипывает.

Триэн знал, что так будет. Теперь главное — не спугнуть. И он медленно, осторожно и чуть неловко опускает руку на худенькое плечо.

— Можно... я за тебя подержусь? — голос почти хрипит, и кружится голова.

Мальчишка тут же хватается за руку обеими своими. Напряжение взмывает до таких высот, что за безупречной маской Императору почти по-настоящему плохо, до того хорошо. Он не сбрасывает руки.

Можно выдохнуть. Первый шаг пройден.

— Вам... плохо? — недоверчиво выдыхает он.

Его аура искрится от эмоций — причудливая смесь тоски, горечи, привязанности, ненависти и гнева. Вкраплением салатового — неистребимое любопытство. Бледно-алым — злость. Серый ореол опаски... Слишком ярко для его глаз, запутанно, сложно. И, может быть, поэтому так манит? Пусть... посияет немного дольше.

— Можешь называть меня по имени. Или дедом, — роняет Император и отворачивается.

Мальчишка проходит очередную проверку — он стоит за спиной, взгляд жжет спину — но молчит. Смотрит. Ждет?

— Вам плохо, Триэн? — повторяет, наконец, упрямо — и вдруг сам хватает под руку.

'Ну что ты... Мне уже хорошо', — как заливает эмоциями, как, наверное, доступно понять лишь псам, вставшим на след. Но ведь не скажешь об этом? Ответить так сейчас было бы, безусловно, неверным шагом.

— Ничего. Усталость. Скоро пройдет, — и чуть пошатнуться на вдохе.

Чуть слишком шумное дыхание на ладони. Он сильный — хоть Император почти не опирается, однако чувствует поддержку, хотя мальчику для этого приходится держать руку над головой. Упрямый. Отзывчивый.

Замечательно.

На данном этапе.

Вдох-выдох. Потом Император выпрямляется. Депрессия ускользнула, едва увидев взгляд изумрудных глаз. Это ненадолго, но как же сладко!

— Пойдем. Я представлю тебе учителей, у которых ты отныне будешь заниматься. Через тридцать пять дней я проверю, что ты усвоил.

'Ты пока почти не умеешь плести интриги. Я раскусил твою робкую попытку повлиять на меня... но в том, что тебе хочется забыться и оказаться в гуще событий, нет ничего плохого. Что ж. Считай это наградой за расцениваемый мной как удачный дебют. И вот еще что. С этого дня — никаких физических наказаний. Думаю, при необходимости внушить тебе правильный тон, я вполне могу сделать все то же самое, но одними словами'.

— Ты! О чем говорил с тобой отец?! — вообще-то довольно красивый голос принца похож сейчас на змеиное шипение, но он улыбается.

Из его рта едва уловимо пахнет кровью. Император тоже пахнет кровью, но дыхание у него чистое. Сладкое даже, с привкусом магнолии. Лик чувствует — у него все еще почти собачий нюх. Но Император пахнет не так. Будто бы... кровь жертв Триэна была менее красной? Сил разгадать новый ребус нет.

'Слова нет в твоем лексиконе нет! Особенно если что-то нужно, чем выжить', — пристальный взгляд переменчивых, как грозовое небо, глаз, и далекий голос.

Одновременно с воспоминанием пришла ярость. Там, глубоко-далеко, где-то в бездне, ворочался устало пойманный конь. Пойманный вместо нее. Вместо Вириэль. Риэль. Рель. Лик затрясся, и не сразу распознал в накатывающем чувстве гнев.

— Мы говорили о моем образовании... отец, — слово сорвалось колкой едкой насмешкой. — Император счел обязательным для меня занятия с учителями шесть дней в неделю. Также он выказал довольство моими успехами, — ни слова лжи.

'Император, интересно, вы и в самом деле разгадали мою задумку?..' Но это вопрос на потом, а может, и 'на никогда' — а пока он смотрел в темные от ярости глаза принца крови, изящно и болезненно красивого... и вспоминал его же — но с бубном вместо головы. И страх растаял, сменившись улыбкой. Как можно бояться того, что смешит?

— К... колокольчики не мешают? — вырвалось само собой.

Болван, самонадеянный болван! Принц и без того в ярости. Его рука взметнулась, в тусклом свете коридорного освещения мелькнули стальные пластинки-когти, наклеенные на ногтевые пластинки. Плоть наипричудливейше переходила в металл. Суматошно билась жилка на виске. И дрожали от ярости губы. Совсем близко. Это дыхание... Разум фиксировал сотни незначительных деталей, время будто замедлилось... И в этот момент он почувствовал будто толчок изнутри. Нет, это ни капли не походило на присутствие — но вокруг будто полыхнула знакомая аура ярости, полыхнули глаза — один почему-то зеленым, другой синим. И, с хрустом напоровшись на возникший из ничего щит, стальные ногти отлетели, частично отодрав и настоящие. Щеку обожгло кровью.

Лик не мог думать. Не мог смотреть. Слушать — или слышать — разразившегося паническими воплями принца. Антимагию он почувствовал, едва рука Их Высочества по небрежности сжалась на его плече, а не горле. Этот щит не имел с ним самим, с Ликом, ничего общего.

Пыльная дорога. Тела. Дорожит стрела. Растрепанные волосы в пыли. Кровь в уголке рта. Шепот беззвучный... Гул тетивы — и черный конь, поймавший чужой — предназначенный ей — выстрел... Ярость раскручивала кольца, будто мифический червь, разраставшийся, едва напитается влаги, уже не рычала — ревела в клетке тела... 'Ну, раз ты учитель — то должна учить!' 'Какой ты смешной... Мне до учителя еще учиться и учиться... Так... Кажется, детей надо кормить?' 'Я уже не ребенок!' 'Учеников тоже. Пойдем уж, не ребенок. Я — Вир. Вириэль. Не повезло тебе с наставником, но уж какая есть. Будем знакомы?' 'Лик', — ворчливо. — 'Как ты можешь учить, если сама ничего не знаешь?' 'О, ну я хотя бы знаю, что ничего не знаю. В мировых масштабах. Но на пару фокусов знаний найдется', — у нее некрасивая улыбка, широковатая, как неумелая будто, но губы сами улыбаются в ответ.

— Эй! Ты оглох?! — неугомонный принц.

Он что, беспрерывно орет? Или это из-за того, что телохранители рядом? Как ни мал Лик, но понимает — при таком отце лучше не выглядеть слишком серьезным и умным. Чревато. Впрочем, не в его интересах выказывать осведомленность...

— Приношу свои извинения, Ваше Высочество. Вы что-то хотели?

— Что это было? — принц слишком удивлен, чтобы цепляться к словам.

В ту минуту Лик не боялся никого. Ни его, ни самого Императора.

— Прошу меня простить, — выдохнул сухо, и прошел мимо него, на миг удержав его взгляд. — Но я должен идти. Приказ Императора.

— Что это было? — рык на ухо, пальцы снова впились — на сей раз в предплечье.

Мальчик долго смотрел в неведомое пространство над ухом, получается что, отца. Отбросил рыжую челку с глаз.

— Второй щит. Моего учителя, — уронив эти несколько слов с таким усилием, будто не разговаривал — грузил каменные блоки — рыжеволосый паренек пошел прочь.

Глядя ему вслед, Их Высочество впервые всерьез подумал, что видит спину своего сына.

И опустил уже готовый сорваться с ладони, чуть влажный от яда, клинок.

Nulla e reale, tutto e lecito. Raquiescat in Pace

(Ничто не истинно, все дозволено. Покойся с миром).

Глава 31.

— И что теперь? — Эстебан едва сдерживал гнев.

Ему никак нельзя было сейчас на Эрох, как ни хотелось вернуться домой, забраться в пещеру и проспать пару лет в обнимку с любимым алмазом.

Старейшие гневались. И гнев их даже здесь прокатывался по его истинному телу тяжелой дрожью.

— Успокойся, — Лис оставался невозмутим, сидя над ручьем с расческой, разбирая пряди собственных волос, влажных после мытья, блестящих.

Потеряв в нелепой стычке Вика, Лорх сохранил поразительное хладнокровие. Так же хладнокровно он перевернул на голову все, до чего смог дотянуться. Но ни следа Вика не нашел. Нашел не он — нашел Ищейка.

Искалеченный мэйн, вероятно, по нелепейшей случайности, поправлялся. Лис вообще не видел такого — чтобы разум возвращался к рабу погибшей стрыги? Это было невероятно. С другой стороны, последние несколько лет вполне примирили его с мыслью, что в мире невероятные вещи все-таки случаются, только редко.

— Она на Эрохе! К-к-как?!! — Грозовой никак не мог воспользоваться его щедрым советом, готовый бессчетно рассыпать вокруг шаровые молнии из глаз.

Бездарный расход энергии. Лис протянул руку, и с удовольствием выпил 'излишки', заодно с частью злости.

— Если она там, значит, ее пригласили. Мне, скажем, даже приглашение не помогло. Путь к вам закрыт. Таким образом — думай, кто мог пригласить ее... или передать приглашение, — готовый взорваться от ярости вердракон замер.

'Передать'. Слово натолкнуло его на не самые веселые мысли. На территории Империй драконов было всего трое. Он сам, этот вечный бунтарь-ученый, и замороженный по слухам где-то в ледниках сын нынешнего Мудрого. Последнего можно было исключить. Как с сожалением выяснил Эстебан, Раззах сравнительно недавно попался под руку черным археологам, и ныне по кусочкам плавал в большой партии нелегальных эликсиров продления молодости, детоксов, катализаторов, лекарственных настоев, антидотов, нескольких чучел и объектов исследований для университетов и музеев. Впрочем, голову его сохранили во льду — а потому оставалась надежда, что Мудрый предпочтет дождаться регенерации непутевого сына, прежде чем нападать.

Совсем немногих драконы находили подходящими для совместного проживания. В одном мире.

Оставались он сам. И черный. Причем черный никого пригласить сам не мог — как изгнанник, причем идейный. Но вполне мог вернуться с тем, у кого такое приглашение было, ибо вопреки всем усилиям элиты, изгнание его было исключительно добровольным. Эстебан быстро сложил два и два, и вспомнил слухи о том, как ныне трогательно разыскиваемую Императрицу с костра унес дракон. Сам он этого не делал. Зато только он мог пригласить. Второй звоночек тоже прозвучал скоро, и Лис довольно хмыкнул — к послу возвращалось привычное хладнокровие. Дракон размышлял. Вспомнилось, какой скандал поднялся, когда 'рыцарь' Императора превратился в Императрицу. Воссоздалась встреча в карете, светлые волосы, легкое косноязычие, зеленые глаза импровизировавшего на грани фола мальчишки... Вот разве что у Вириэль глаза были двуцветные. Один зеленый, второй синий. Отчего-то смотреть в синий было почти больно. Как мальчишка сумел передать свое приглашение? Или... это Вириэль так сильна, как маг, что смогла забрать его сама?

Он мысленно представил оба образа, привычно убирая малозначимые детали. И усмехнулся — кто б их спутал? Неугомонного, нетерпеливого мальчишку и рассудочно-холодную Императрицу, столь расчетливую, что все-таки околдовала Императора без всякой магии. Джулиан получил по заслугам, сделал вывод дракон.

И на него снизошло спокойствие.

И как раз в этот момент мэйн, до того тенью шнырявший по кустам, вызывая нервные взгляды ловцов, вдруг остановился и выпрямился. И четко, внятно сказал 'там', указав рукой.

Лис всегда был страстным исследователем. Вот и теперь, глядя на такое чудо, лишь улыбнулся. Посол только вздохнул. Пока не наиграется, не стоит лезть к Ищейке, как бы ни было интересно. И не только под страхом смерти, Лис был из тех, кто знал десятки возможностей и похуже. Куда как хуже, подумал дракон и передернулся.

Тоска не ушла, скорее, со временем стала ярче. Организм затянул сквозную дыру — только так я могла описать бездну, в которую канули все мысли о потере — тоненькой пленочкой логически-философских оправданий, и упорно поддерживал мою ненадежную броню. Лучше, чем ничего. Да, не любила на самом деле. Да, заставил. Но еще вспомнились серебристые глаза, какие-то по-детски растерянные, счастливые, когда он принял мою смерть. Снова. Забрал силой...

Нелепица женской натуры — будь Каэрдвен жив, я бы выбила ему все зубы, но теперь...

Как бы там ни было, а печаль отступала, по крайней мере, не показывалась в реальности, заснув где-то в глубине меня. Драконий остров ничем не мог мне помочь — сколько бы я ни ходила по этим скалам в сопровождении моих новых знакомых и непривычно даже как-то вежливого Кааге, везде видела одно и то же. Традиционализм, возведенный в абсолют. Сила и власть, густо замешанные на политике и влиянии. Не уверена, но в Книге Тьмы, в одном из Заветов, Свет описывали совсем не так. Как же там было... 'Светлые делают, что должно, даже во вред себе'. Красиво, но чуть нелогично — кто каталогизирует меру 'долга'? Личный опыт неохотно подсказывал мне единственный приемлемый ответ.

Почти три недели проведя, будто в бреду, я, наконец, очнулась. Оставить Кархарадона здесь одного я не могла. Это даже не обсуждалось. И вовсе не при чем тут мифический долг — я в значительной степени рассчитывала на помощь этого дракона. В дальнейшем. Пункт второй моего плана проявлялся все ярче. Теперь уже можно было признаться, хотя бы самой себе — вторым, и, вероятно, заключительным в моей карьере, пунктом моего плана шла месть.

А месть, как известно, то редкое блюдо, что, как и экзотическую закуску, к столу подают хорошенько прожаренной с обеих сторон и охлажденной.

На Острове мне почти не снились сны. В ожидании аудиенции, я часами бродила по окрестностям, будто бы случайно забиралась в чужие пещеры, карабкалась на вершины острых пиков, прыгала в холодные, до зубовного скрежета, озера... И жила, жила — как в первый раз. Как если знаешь, что любой день может стать последним. Къярен как-то говорил, что воин живет, каждый день зная, что смерть жжет его впереди — возможно, на следующем шагу, или за углом... И если не дождалась — то просто капризничает. А потому каждый миг жизни нужно быть к ней готовым, и не оставлять никаких долгов, заставивших бы недостойно осудить на ожидание сию милую леди. Долг и честь — вот единственная цена, что искупали вынужденное для нее промедление. Так говорили феа. Так, когда-то давно, утверждали Рыцари Света, ушедшие, как и их Храм, без следа, оставив только жрецов. Странно, но Тьма обходилась без жрецов изначально, по сути, паладины и были ее глазами в реальность, а их общее сознание — ее, если можно так сказать, Каноном. Я не была слишком хороша в теологии. Даже простейшее учение давалось мне с трудом. Как объяснить очевидные истины? Например, как объяснить, что белое — это белое? Или — в чем разница между закатом и рассветом для того, кто ждет казни? Не понять, не прочувствовать, не попробовав. Да и пусть их. В своих многодневных путешествиях я спускалась в подземные пещеры, где дремали древние Змеи, столь огромные, что своим телом способны были охватить Тир-на-тог, тускло-серебристые от густо покрывавшего их чешую налета вечности. Их чешуя блистала даже сквозь пыль, и казалась теплой. Одну такую пластинку я взяла потом с собой, нашить под доспех. Я поднималась на высокие пики, где почти нечем было дышать, голова кружилась, тело казалось неправдоподобно легким, и пустым, как воздушный шарик. Где кровь из порезанной ладони сначала капала будто бы вверх, чтобы миг спустя обрушиваться тяжелыми каплями, разбивая завесу тумана под ногами. Здесь, среди старых заброшенных гнезд, скрывались рах'суу, похожие на очень грациозных горностаев зверьки с острейшими зубками и радужными крыльями. Считалось, что укус такого создания приносит счастье... Может быть, потому, что рах'суу впадали в бешенство от вида крови, и невероятно везло тем, кто успевал в таком состоянии от них убежать? Там в небе парили белоснежные пегасы, умывая крылья свои в прохладной росе уходящей луны, и грозные Кошмары изгибали огнегривые шеи, жарко глотая прощальные лучи солнца на закате. Я входила в чужие пещеры. Некоторые из них были малы, другие — огромны. Какие-то бедны, где-то меня встречало невероятное богатство. Где-то жили целые семьи, а в одном невероятной красоты кристаллическом павильоне, где сокровища были выставлены, словно коллекция, на постаментах, да так ловко, что солнечный или лунный свет, проникая по подземным шахтам, становился им естественной подсветкой, я пробродила больше суток, пока вдали, в крошечном черном закутке, не обнаружила свернувшуюся клубком синюю ящерку с две моих ладони. Она встретила меня слабым шипением и демонстрацией яркого синего языка, изукрашенного малиновыми разводами. Наверное, налет на ее пасти был ядом — я не спрашивала. На самом деле, тогда я даже не думала, что говорю с хозяином пещеры (мне как раз вспомнился Ашер, что добавило ожесточенности), но ящерке было явно плохо, так что я взяла ее руками в перчатках, погладила по свирепо ощерившейся головке, и повела на свет. Странно — но обратно я выбралась менее чем за полчаса, хотя по галереям бродила куда больше. Лечебного набора у меня не было, зоологию я учила еле-еле, но кое-что еще помнила. А потому — первым делом посадив ящерицу на большой, нагретый солнцем камень, я пошла ловить для нее лягушек. Минут пять понадобилось мне не отлов двух белых земноводных, красивых, желтоглазых. Мне бы даже стало их жалко, если б эти заразы не попытались залить мне лицо какой-то противной розовой жижей, по консистенции и эффекту напоминающей кислоту. Расчленив без тени сожаления монстров, я вернулась к озадаченно наблюдавшей за мной ящерице, и выложила угощение на камень. Наструганные ножом на условно легко проглатываемые кусочки жабьего мяса мы с ящерицей обозревали с выражением одинакового изумления. А потом, как-то протяжно заурчав, она набросилась на еду! Как она ела! За ушами хрустело! Две жабы были ровно вдвое больше нее, так что, наевшись, ящерица стала ходячей иллюстрацией рекламы фаст-фуда, сыто икнула, заваливаясь на спинку. И, к моему полнейшему изумлению, закурила.

Вот так я познакомилась с еще одним драконом. Ее звали Рокк.

Собственно, как рассказала сама Рокк, история ее была незамысловата. Из-за разногласий с соседями (читай — довела всех до кондрашки) Рокк закрыла собственные территории от чужих визитов специальным щитом, отгонявшим всех крылатых. Она очень волновалась за свою коллекцию, начало которой положил еще дед, потом расширили значительно ее родители, а потом уже и она сама внесла свою лепту. Мой визит прервал ее вынужденный эксперимент по проживанию в изоляции. Исследование бесславно провалилось. Одной дракону плохо. В качестве благодарности мне зачем-то последовательно предложили: золоченую открывалку с алмазом на рукояти (совершенно бесполезная штука, но я отказалась, решив не обижать дракона и сославшись на неспособность моего слабого интеллекта осознать истинное предназначение сей роскоши; судя по тому, что Рокк не возразила, сей шедевр был выше и ее понимания), нечто бело-золотое, яркое и длинное, усыпанное сапфирами и бериллами — я отказалась от платья, сочтя себя недостойным его безву... его великолепия, — ажурный клинок вида условно-фламберг, будто стеклянный, но такого веса, что поднимая рукоять, я едва на ногах могла устоять, но красивый и будто искрящий молниями, и, наконец, простенькое колечко. Рокк так настаивала на подарке, что я взяла — во-первых, что такого может кольцо, а во-вторых, у меня как раз собиралась целая коллекция.

В истинной форме Рокк не была похожа ни на одного из моих драконьих знакомых. Ее чешуя сияла, как бриллианты. Сама дракон сказала, что была бы серебряной, если бы не мутация. Потом она сказала еще что-то, но я не расслышала, зачаровано любуясь ею. И без того красивый камень ожил, пришел в движение, наполнился невыразимой энергией. Вдоль увенчанной чем-то тиароподобным головы, по шее, до самой поясницы будто струился гребень мягкого бледно-аметистового неонового света. Явно красуясь, Рокк покрутилась вокруг своей оси, пару раз энергично встряхнула крыльями, и грозно зашипела-засмеялась. Она оказалась не против меня покатать, и мы долго планировали в восходящих потоках, разговаривая обо всем на свете. Ну а затем она высадила меня на границе своих владений, снова стала сытой синей ящеркой и бодро ускользнула в свои пещеры.

Кархарадон не должен был возвращаться. Он вернулся, чтобы защитить меня. Я не была настолько высокомерна, чтобы не предполагать и иных причин, и все же, все же... Мои извечные спутницы куда-то подевались, Кааге отдыхал на вершине утеса — отсюда я прекрасно видела кончик его огромного хвоста — а я впервые за семнадцать прошедших дней оказалась предоставлена самой себе. Что ж, значит, навестим дракона.

В ущелье, где приковали черного, я пробралась через два часа, вволю извалявшись в грязи и пыли, и против воли окунувшись в два ручья, серный и обычный, но ледяной. Выбивая чечетку зубами и уповая только на ледяную воду, которая вроде как убивает все неприятные запахи, я в изнеможении свалилась на ровную плиту недалеко от хвоста черного.

Когда-то он показался мне огромным, теперь же, после общения с Эстебаном, и Рокк, и Кааге, Кархарадон казался почти крошкой, лишь втрое больше Кель. В отличие от ферийского дракончика, этот, видимо, не будь у него сложностей с меланином, был бы или лазурным, или бирюзовым, а может быть, алым. Или фиолетовым — у алых не бывает таких теплых глаз, и рисунок гребня иной. У лазурных по идее на лапах должны быть перемычки, а синие чаще всего являются счастливыми обладателями второго века. Ничего подобного я у Кархарадона не нашла.

— Кто здесь? — послышался усталый голос с придыханием.

— Я. Кархарадон...

— 'Кархарадон' здесь я, — с оттенком веселья возразил пленник.

— Да, конечно. Я — Вир... Вириэль! — выдохнула я отчего-то смущенно, с ужасом глядя на намертво вбитые в тонкие перепонки штыри.

Дракон завозился, пытаясь изогнуть шею. Захрустела галька, из-под штырей поползли полупрозрачные, похожие на ртуть, полоски крови, затряслись тончайшие цепочки... Я поспешно оббежала его, встав так, чтобы он мог меня видеть.

— Вириэль... Риэль, — пророкотал дракон, закрыв за миг до того покрасневшие глаза.

— Да, я...

— Я помню, — оборвал он меня негромко.

Что-то загрохотало в могучей груди — даже небольшой по меркам собратьев, черный был раз в двенадцать меня больше — из ноздрей вырвался дым, он тяжело закашлялся, снова дергаясь на своих штырях-булавках. Напоминающая ртуть кровь с шипением собиралась по углам пещеры, и медленно стекала в бассейн, откуда уже испарялась на солнце. Он казался уже не черным — а темно-пепельно-серым, яростный ровный черный блеск чешуи сменился пыльной матовостью. Молочной дымкой на до того почти радужных веках. Тьмой на сверкавшем гребне...

Не выдержав, я бросилась к нему, схватила штырь руками. Неведомая сила вдруг будто ударила меня через него в грудь, захрустело ребро, но выдержало, не сломалось, только помутилось перед глазами. Я не разжимала рук.

— Вириэль, что ты де... — начал дракон.

— Тшшш. Если не услышали до сих пор... Просто дай мне закончить, — прошипела я, вся красная от усилий.

— У тебя не получится, Вир, — с тихой тоской пробормотал дракон, и вдруг затрубил-забился.

Как вначале, когда не смирился перед болью.

Что может человек против силы дракона? Если даже он, во всем своем величии, не мог не то что вырвать штыри — продернуть их сквозь свое тело?.. Они его будто держали. Держали. Слово вытянуло из памяти целый ассоциативный ряд. Держали. Удар через штырь — из земли, сокрушающий, полуслепой. Знакомый.

— Тихо, не бейся, — остановила я его попытки замаскировать производимый мной грохот.

— Ты поняла? Бесполезно... — без тени злости, скорее, с тоской уточнил черный. — Иди. И спасибо, что приходила.

Он не лишился надежды, только будто вычеркнул меня из своего будущего, ни на что не надеясь, ни о чем не прося, не вменяя мне ничего в вину. Если темный что-то делает — он делает это потому, что хочет. А не для того, чтобы получить что-то взамен. Так учили меня в моем Храме.

— Кархарадон. Просто полежи, ладно? — попросила я, подула на обожженные руки, и снова подступила к штырю, ступая осторожно, чтобы как можно меньше травмировать перепонку крыла.

Земля спала. Ее сила ощущалась далеко и неполно, и вместе с тем — рядом, нетерпеливо подрагивая, будто гончая перед гоном, дрожало смутно ощутимое нечто. Огромное, не слишком красивое, ужасающее... но вместе с тем — сильное и верное, добродушное, как хорошая собака... Оставалось только позвать. Позвать его, этот дух, будто бросить ему метафизическую косточку, и дать широкой лобастой голове толкнуться в ладонь...

'Дай мне их вынуть', — тихо попросила я, почесывая большие собачьи уши.

Карий глаз глянул на меня строго, но я вовсе не собиралась менять ласку на помощь. Мне хотелось его погладить. Духу земли не сравниться с Озерным Духом, даже Саламандра даст ему фору, в чем-то он массивен чересчур и неуклюж, но этот дух не был обозлен. Он был симпатичным, как большой боксер, который умеет быть грозным — но даже ему иногда хочется ласки. Драконы не подчинили его — они лишь жили рядом, а ему, этому громадному неуклюжему громогласному псу, так не хотелось тревожить своих соседей... Он так привык охранять и беречь... Если прийти к такому с палкой — он отгрызет ее вместе с рукой. Но если приходить к такому псу, разговаривать, общаться... Я ходила по его телу — по его горам и хребтам, по его ущельям и пещерам, он знал меня.

Что-то тяжело пробежало от меня во все стороны, сливаясь с камнем.

А потом — я сомкнула руки на штыре. Получше пристроила гудящие пальцы, помедлила, уперлась, чтобы не раскачивать его слишком сильно, и резко вырвала. Так резко, что и сама улетела вместе с оказавшимся чуть ли не алюминиевым и безумно легким орудием пытки к стене. От столкновения скалы с затылком у меня искры из глаз посыпались. Постояв, я энергичным размахиванием свободной руки прогнала вволю носившихся вокруг меня кентавриков, и по бодрой синусоиде зашагала к следующему штырю. Теперь дело пошло легче. Короткое мгновение сопротивления, вспышка силы внутри меня, а земля и не думала удерживать свою бывшую игрушку. На шестом штыре я окончательно выбилась из сил. Собралась, постояла, собираясь с силами... и рванула, прикусив губу в кровь. Болью стрельнуло в животе, позвоночнике. Я выпрямилась, и по наитию сложила штырьки в чашу с еще теплой драконьей кровью. Они расплавились в ней, а по чешуе Кархарадона будто прошлись полировкой — он снова сиял черным.

Миг — над ущельем пронесся громовой рык, а потом Кархарадон взмыл вверх, подняв тучу пыли, едва не заставившую меня задохнуться. Но даже боль не заставила закрыть глаза — зрелище вырвавшегося из ловушки дракона было поистине прекрасным. У меня подогнулись колени. Ничего. Вот он сейчас улетит, и я... Все еще размышляя, я соскользнула на камни.

Мне снилось, что я бодро шагаю по дну ущелья к тропке, по недоразумению оставленной здесь козами. Ущелье было тем же самым — и вместе с тем другим. А еще — я не слышала, не чувствовала, только знала — прямо за мной, след в след, шел волк с глазами разных цветов. И мне ни за что нельзя было обернуться.

Небо, только что бывшее закатным, радовало рассветной белизной. Роса на камнях коварно подкарауливала малейшую ошибку, готовая подловить на каждом хоть сколько-нибудь неверном шаге. В тенях скрывалось... нечто. Что-то, что вызывало у меня животный ужас, вынуждая избегать теней на камнях, перепрыгивать с одного освещенного участка на другой. Когда полосы тени, что я преодолевала, становились слишком плотными, казалось, я слышу голоса. Неумолкающий шепот просьб, проклятий, благословений, зова вливался в уши, наполнял голову, стучался в черепную коробку, грозя разорвать, сбивая с толку, сводя с ума — и затихал на солнце. Я боялась тени, но должна была спешить — чувствовала, должна. Слева, на тонком карнизе, солнечный луч вдруг высветил двух беседующих — одного из них я узнала, Алекс стоял в сером плаще, щуря ядовито-зеленые глаза. Второй тоже был в одном из моих снов, но кто это из близнецов, я так и не узнала. Оба о чем-то спорили, но прервались, ощутив мой взгляд. Рыжеволосый махнул рукой, подзывая ближе к себе, но тут из-за спины послышался тихий не рык даже, скорее, тявканье. Как если бы огромный хищник прочищал горло. Горячее дыхание опалило затылок. Ладонь сомкнулась на мече, я готова была развернуться и ринуться в бой... Но тут рыжеволосый поймал мой взгляд, мягко покачал головой. Вдруг спрыгнул вниз, на темную полосу Тени, шагнул из нее в свет, слегка дымясь. Наклонился, подхватил меня на руки, прошептал: 'Не закрывай глаза', — и гигантскими прыжками понесся к тропинке. Ни у кого больше я не слышала такого шепота. Как если б в нем слилось все, что я когда-либо любила. От тихого голоса матери в детстве до первых утренних радуг, от волшебных сказок до первой победы... От этого шепота хотелось впасть в транс, а еще...

— Иди, — усмехнулся Алекс.

Голос его был обычным. Приятным, бархатистым чуть, но вполне обычным, разрушившим очарование. Таких много. Передо мной растянулась тропка, уводя вверх, к небу и солнцу.

— Я...

— Не благодари, — предупредил он, прижав пальцы к губам.

Послал мне воздушный поцелуй. Подпрыгнул, высоко, красиво, сделав три сальто. И в высшей точке четвертого его тело вдруг выломало, выгнуло дугой, по коже прошла дрожь, плоть сорвало с костей, сами кости разметало огнем... конь, сотканный из живого огня, дико скосил на меня ядовито-зеленый глаз, заржал и под грохот копыт ускакал в небо.

Пальцы скользили в пыли. Я стянула латные перчатки, открывая ладони, поползла вверх. Тропка из ущелья казалась наклонной — мне же чудилось, что иногда она нависает надо мной. Но что-то упорно подталкивало в спину, гнало вперед. Каждый метр давался с усилием, я расцарапала руки в кровь, кое-как избавилась от шлема, поножей, роскошного плаща, щита, наручей, оставив только нагрудные пластины. Потом вниз полетел двуручник. Я и не знала до этой минуты, что несла его с собой — а в этот миг стало вдруг горько и страшно. Больно — он был последней моей связью с Храмом.

Но после этой почти невыносимо мучительной боли вдруг сделалось легче. Еще почти двадцать метров я преодолела на этом эмоциональном подъеме, потом энергия кончилась. До края оставалось каких-то два или три метра, а я вжималась в скалу, и дрожала. И все же что-то не позволяло мне сдаться. Внизу резко и протяжно завыл волк, что-то загремело, зашелестело и завыло, как-то так, будто хитин сталкивался с когтями. На немеющих ногах я вытянула руку, ухватилась за уступ, подтянула тело. Тяжело, через силу, эхо собственного дыхания оглушало. А потом — меня подтолкнули в спину. На миг воздух вспыхнул серебром, пригладили пальцы мои волосы на затылке, коснулись уха... Я подтянулась. Мучительно хотелось оглянуться — но никого, ничего за спиной больше не было. Нельзя требовать невозможного у мертвых — даже во снах. Тем более, во снах. Ухватилась удобнее, нашла опору для пальцев ноги, резко оттолкнулась, закидывая руку вверх, уже как придется, больно ударяясь локтем — но, все же, поймав новый выступ.

И забарахталась, как мышь на прозекторском столе, когда под ногой обрушился камень. Уступ кое-как выдержал весь мой вес, пальцы впились в камень, мне на нос капнуло алым — боли я так и не ощущала. Только чувствовала, как скользит кожа на камне по крови. Как нарастает боль. И снова кто-то толкнул меня в спину, стараясь не зацепить клыком. Солнце бросило на скалы лиловую тень крылатого коня, и я рванулась, будто подтянувшись могла поймать его, удержать, вернуть... Я подтянулась, нашла опоры для рук и ног. Хотелось повисеть. Отдохнуть. Я в теории знала, что нельзя — но обреченность и усталость вместе давили на плечи, и...

— Вир? — позвал сверху он.

Я вздрогнула, едва не сорвавшись, вскинула голову — силуэт таял, как в тумане, но я изо всех сил потянулась за его рукой... И под пальцами острой кромкой замер край скалы.

Почему-то усталость ушла. Будто я выдержала испытание?

Надо ли говорить, что никого на перевале вверху не было?

'Вириэль, постой...' — теперь я знаю, как разговаривают волки.

Величаво, как князья крови, чуть равнодушно, будто прожженные дипломаты, и завораживающе-искристо-холодно, как могла бы говорить овеществленная буря. Буран. Метель.

'Если ты перейдешь эту грань — ты уже не вернешься'.

Мне не надо оборачиваться, чтобы знать, что это — снова он. Волк и человек с двуцветными с недавних пор глазами, Джулиан, Волк... Светлый Принц... Май... Имена, как ни накручивай их одно на другое, не передадут всей сути. Смешно — я разговаривала во сне с полубогами... Полу — потому что когда-то они все были людьми, как мы. Полу — потому что наполовину каждый из них лишь одна из сил этого мира. Его глаз горит в моей глазнице, разрушая сероватую муть сна, делая его живым и теплым — и только он знает, как я благодарна за эту яркость в моем временами тускло-сером мире.

Если обернуться — я знаю, хоть и то ли вишу, то ли стою на краю все той же границы — будет тот же лес, где мы встретились когда-то. Его ручьи слышны даже тут, а запах сосен все столь же неповторимо терпок, и ничто не портит свежести чистейшего воздуха. Стоит обернуться — и я окажусь там. И...

'И будешь вечно бегать волком в моей стае. Разве это так плохо?' — почему-то у него тон Къярена, его мудрость и его беззаботная легкость, его умение подавать самые тяжелые, непостижимые истины с ловкостью факира, выдыхающего пламя.

Если обернуться — я смогу попробовать драконьи крылья. Я снова буду чувствовать запахи леса, и играть до невозможности с другими, снова будут веселье и смех, и... стая....

Если я перешагну эту грань — возврата не будет. Я долго шла к ней. Через себя. Через других. Я долго-долго толкала себя сюда сама. И вот теперь — должна отступиться.

Ветер выл в кронах за спиной, смеялись листья березки, мягким контральто подзывала попробовать плоды черноплодная рябина... Волк останется со мной. Я повернула голову — он стоял рядом. В черной шерсти проступила ранняя седина, на боках влажные пятна, свалявшийся мех, недавние раны. На носу — еще кровоточащий порез, и розово-черный язык то и дело ходит поверх. Из-за меня?..

У него разноцветные глаза. Один синий-синий, второй — будто море в ясный день над песчаным пляжем утром. И только взгляд прежний. Упрямый, твердый.

Я приняла решение.

Волк переступил с лапы на лапу. И в следе от подушечек лап черным для моих глаз вспыхнула кровь.

Я прыгнула.

— Вириэль! — Кархарадон, это его голос, но как-то слишком светло... — Вир! — снова позвал меня этот голос, что не вязался с трясущим меня садистом.

Пришлось открывать глаза, пусть и с трудом. Я все еще была в ущелье, а какой-то черноволосый парень с глазами Кархарадона сидел рядом со мной на корточках, встревожено оглядывался то и дело, но и не думал оставлять в покое.

— Я за нее... — не мудрствуя лукаво, отозвалась я.

Банально, но я и не претендую на юмор.

Осознание пришло внезапно. Кархарадон и есть этот парень. Мы в ущелье. Я подскочила.

— Улетай давай, — потребовала ворчливо.

— Я хотел, чтобы ты пришла в себя, — спокойно пояснил дракон, отошел от меня на приличное расстояние — я, в легком помрачении рассудка, даже обиделась — неужели так потом пропахла? Вроде же мылась час назад — но тут по его телу прошла судорога, снова, почти знакомо, выломалось тело. Не представляю, как они делают это снова и снова! С влажными щелчками вылетали суставы, расходились кости, растягивались мышечные волокна. Человеческое тело будто растянули сначала на драконий скелет, потом, когда скелет полностью сформировался, его стали оборачивать сначала мясо и внутренние органы, потом мышцы и связки, а потом, наконец, чешуя. Дракон изогнулся, прокурлыкал что-то, потерся плоской мордой о камень, искоса глядя на меня, резко вдохнул...

Синяя ящерка выползла из закутка незаметно. И деликатно, вежливо даже, чихнула. Ее вовсе не смутило пристальное внимание черного.

Кархарадон вдруг как-то скукожился. Сжался. Быстро засвистел-затрещал, подобно соловью, что-то. Ящерка вздохнула, Рокк увеличилась до десятой доли своего размера, и вдруг я поняла, о чем они говорят:

— ... не могу теперь ее здесь оставить, мама! — эмоционально закончил он.

Никогда не видела его таким. Будто мальчишка. Так, постойте-ка...

— Мама?! — вырвалось у меня.

Бриллиантовая снисходительно улыбнулась — по-особому оскалилась, но я уже разобралась в мимике драконов достаточно, чтобы зря не пугаться. Кархарадон же даже чуть вжал голову в плечи, вздохнул, посмотрел на меня. На морде отражалось... смущение?

— Да, я мама этого шалопая. Тебя что-то удивляет? — мягко спросила Рокк.

Я замотала головой, не в силах объяснить охватившего меня шокового состояния, а тем более, его причины. Тем временем Кархарадон чуть оправился, и упрямо продолжил:

— Если мы останемся здесь, ты прекрасно знаешь, что решит Старейший!

— Кааге сказал, есть шанс выиграть дело, и... — робко вмешалась я.

— Кааге? — почему-то вдруг аж подалась вперед Рокк. — Так этот старый ворчун... ты с ним знакома? Как он? Неужели снова заговорил?

Не знаю, почему, но мне захотелось поддразнить прекрасную дракониху.

— Очаровательный чертик, — мечтательно протянула я.

Как у Рокк полыхнули глаза!

— Чертик, значит... — почти пропела она.

Потянулась всем телом, покосилась на сына.

— Лети. Если кто-то что-то скажет — передай, что я разрешила, — уронила, разворачивая гребень — это и вправду была тиара, роскошная, переливающаяся чистым неоном тиара из света — Рокк, быстро потерлась мордой о щеку озадаченного сына, что-то проурчала ему на ухо — я старательно отвернулась — и с грохотом взмыла вверх.

Бриллиантовая явно отвыкла от полетов.

Кархарадон не стал медлить. Подождал, пока я взберусь ему на спину, между шестым и седьмым позвонком, и взлетел, куда аккуратнее, чем мама, и куда тише. Когда, заложив прощальный круг, черный выбирал направление к Империи, снизу раздался трубный рев.

— Говорить не можешь, значит?! А как с другими девушками общаться!.. — у девушки был такой голос, что ветер доносил отдельные реплики даже сюда.

Я присмотрелась — на огромной равнине черноволосая амазонка отчаянно лупила тяжелым бревном по боку бронзового гиганта, а тот, пряча голову под крыло, только отползал от нее, и что-то бормотал, хотя я точно знала — ему совсем не больно. А потом в лучах солнца полыхнули бриллиантовые чешуйки, чтобы миг спустя смешаться с темно-бронзовыми...

— Рё... — вампир медлил, прикусив губу.

На троне никого не было. Мерцал соболиный мех, будто стекая с одного из подлокотников на пол, струился по широким ступеням. За резной, кажущейся ажурной сейчас из-за проникавших сквозь потолочные окна солнечных лучей, спинкой трона возвышалась клетка. Пылинки танцевали на свету. Толстые железные прутья чернели в полумраке. Клеть казалась пустой. Если не присматриваться.

Не слышать.

Новый глухой стон прозвенел в мягком полумраке пустынного ныне тронного зала, вибрирующий, как натянутая струна.

Тот, к кому обратились, раздраженно нахмурился. Это был довольно высокий парень, на редкость... обычный, хоть и не лишенный некоего благородного лоска. Только он и его собеседник стояли сейчас в круге света, да еще смутно ощущалось присутствие неясных сущностей в углах и у стен, там, где полог тени оставался особенно густым.

— Рё! — повторил тот же голос.

Парень обернулся. На человеческом лице абсолютно алые глаза без зрачков, только с точечками пылающего внутри пламени, казались чуждыми.

— Отец рассердится, — предупредил неохотно, будто мечтал выйти вон из этой фальшиво невесомой тишины, и лишь присутствие собеседника останавливало.

— Пусть...

Новый стон. Глухой, дрожащий, еле уловимый.

Оба собеседника уставились на пол клетки. Смотрели долго. Что-то было такое в этом зале, что, будто живое, сопротивлялось их воле. Наконец, неохотно, медленно, из полумрака выступил силуэт. Длинные волосы разметались по мрамору, тускло блистали шелковые ленты, кажущиеся легкими и невесомыми. Нахему было не узнать в этом... существе.

Совершенно.

— Рё... — глухо повторил первый. — Пусть сердится на меня!

— Рей... — красноглазый не договорил.

Прикусил губу. Раздраженно хлопнул сформировавшимися за спиной из ничего крыльями, как иные всплескивают руками.

— Еще чего. Скажем, решили развлечься, — пробормотал сквозь зубы.

Рыцарь спорить не стал. Хотя вся его поза выражала, как ему того хотелось, он сдержался.

Длинный острый у кончика хвост метнулся по полу, не подняв ни крупинки новой пыли — зал прибирали на совесть. Или под страхом чего-то худшего, чем смерть. Ни одного из братьев это не интересовало. Воспринималось как должное.

Старший порывисто шагнул к прутьям, с рук его на пол тяжело упали черные капли крови, испаряясь и шипя на мраморе, пока нечеловечески острые когти прорастали сквозь плоть, сливаясь с аккуратно наманикюренными ногтями. Лицо заострилось, глаза стали больше, и удлинились, веко покрылось мелкими серебристо-алыми чешуйками, яркими, будто грим майко. Подбородок стал немного массивней и вместе с тем уже, губы истончились, темнея и удлиняясь, увеличились зубы, белоснежные, в четыре ряда усыпавшие нижнюю, заметную во время вынужденного зевка, пока перестраивались кости лица, челюсть. На этом преобразование остановилось. Рё ненавидел превращаться, а потому брат оценил сейчас его жертву.

Когтистая рука легла на прутья клетки. Погладила, сжала прут, почти нежно. Кончик ногтя снял стружку с металла, причудливой легкой спиралькой скользнувшую вниз с негромким перезвоном.

Удар другой руки было неуловимо быстрым. И снова. Звон опадающих железных цилиндров, с безупречно ровными краями среза.

— Хватит? — у него изменился голос, теперь сделавшись низким, шипящим, таким, что казался рыком.

Протянув руку в дыру, Рё под мерцание искорок взламываемых защит, за волосы приподнял голову наказанной королевы. Посмотрел в единственный не прикрытый лентами глаз, темный, с расплывшимся зрачком, и резко дернул, вырвав ее из клетки.

Подхватил на руки, развернул крылья, прикрыв ими. Нахема глухо, сдавленно захныкала от боли. С кончиков перьев полилось темное сияние, стоны медленно стихли.

— Д-да, — темный рыцарь чуть заикался. — Я твой должник.

— Да, — помедлив, сказал Рё тихо и тяжело.

Нагнулся, подцепил зубами ленты на ее щеке, перекусил. Стал возиться с тонкими цепочками кляпа. Поднял голову одновременно с легким перезвоном спадавших с Королевы Гнезда Лиама пут.

— Да, должен, Рей. Принеси мне голову Вириэль, паладина разрушенного Храма, — и швырнул вампиршу ему в руки.

Крылья ударили по воздуху, лопнуло стекло, выбитое телом первого сына Повелителя, и вниз цветными искорками посыпались осколки некогда роскошного витража.

А рыцарь стоял, держа королеву на руках, и не мог сказать ни слова. Ни сказать, ни даже пошевелиться.