Клинок и виела (общий файл)

Глядя на бригантину, Милано сразу сделал вывод, что капитан бесстрашен, а его быстроходное судно, оснащенное двадцатью пушками, может дать достаточную огневую мощь не только для защиты, но и для нападения. Когда же Барди увидел название корабля, его уверенность в том, что он идеально подходит для путешествия, удвоилась. "Фронда ле Рой". С монбельярского переводилось как "Праща короля", но уже тогда, задолго до религиозных смут и разбитых витражей во дворце Круажа, это говорило о недовольстве существующей властью. А капитан, не желающий мириться с действующими законами, был сущей находкой.

Милано не стал спешить с разговором и дождался, пока закончится разгрузка. Он долго следил за работой матросов и выделил в общей массе человека, облаченного в черный мундир без знаков отличия. Видимо, это и был капитан "Пращи". Он вальяжно прогуливался по палубе, изредка останавливался на баке или корме судна и внимательно следил за людьми, занятыми разгрузкой. К тому времени, как последний тюк оказался на суше, солнце уже поднялось высоко над горизонтом, близился полдень.

В обеденный час капитан Караваджо в компании двух матросов покинул бригантину и отправился на прогулку по портовому рынку. Милано последовал за ним.

Портовый рынок вызывала у Барди омерзение: вонь свежей и уже начавшей гнить рыбы, требуха, цепляющаяся к подошвам сапог, снующие вокруг нищие, ищущие милостыни или работы докера, грязные обыватели, целыми корзинами закупающие дары моря для господских столов.

Наконец, портовый рынок остался за спиной. Караваджо, не останавливаясь, прошел ремесленные лотки, лавки доспешников и оружейников, миновал квартал гончаров и стеклодувов, вышел к небольшой таверне. На миг задержавшись у входа, обменялся несколькими короткими репликами с подбежавшим рыжим парнишкой и вошел в дом.

Барди взглянул на вывеску. На темно-синем фоне белыми буквами было написано: "Под одинокой звездой", а под надписью неумелым художником был нарисован жареный поросенок, две кружки с пенистым пивом и крупный ночной светоч. Милано постоял, выжидая, думая о том, что полжизни провел под этой самой "одинокой звездой" — под открытым небом. Четверть часа спустя, налюбовавшись вывеской, он вошел в трактир, сел в дальнем углу залы и, дождавшись разносчика, заказал вяленой телятины и федервайсер. Небольшими глотками попивая кислое, вызывающее оскомину вино, Барди наблюдал за капитаном Караваджо.

Это был уже немолодой мужчина с грубым, обветренным лицом, черными с проседью, стянутыми в конский хвост волосами и такими же черными с проседью, густыми усами. Движения его были четкими, но порывистыми, из-за чего создавалось впечатление, что этот человек вспыльчив. К своему внешнему виду Педро проявлял поистине нездоровый педантизм: мундир застегнут на все пуговицы, несмотря на знойное августовское солнце, манжеты, едва выглядывающие из-под рукавов, выбелены до блеска, будто он пришел на прием к королю, а не блуждает по нищенским улицам. Капитан вел себя сдержанно, не обращал на пьяных завсегдатаев никакого внимания. Этот человек обладал удивительным обаянием. Барди, сам того не желая, проникся к Педро каким-то странным, необъяснимым уважением и вдруг подумал, что выглядел бы так же сдержанно и педантично, если бы не общество Маццони с его подкупающей, заразительной развязностью.

Спутники Караваджо, в противовес капитану, не отличались ни аккуратностью, ни хорошими манерами. Ели быстро, жадно, рукавами засаленных рубах утирая жир с губ, усов и бород. Разговаривали с набитым ртом, спорили и непристойно ругались. Один, гнилозубый, сказав что-то, противно ухмылялся, по-щенячьи преданно взглядывая на капитана. Педро коротко кивал в знак согласия, и второй матрос с огненно-рыжей шевелюрой и рваным шрамом через все лицо громко и раздраженно фыркал.

Неожиданно Караваджо устремил на Милано цепкий взгляд. Барди вдруг показалось, стоит только дернуться, сделать одно неверное движение, и этот взгляд пронзит его, словно шпага. Гитарист усмехнулся своим невеселым мыслям, допил вино и, оставив мясо нетронутым, встал из-за стола.

— Капитан Караваджо? — подойдя, спросил Милано.

— Мг, мг, — промычал чернозубый матрос, отхлебывая пива, и вновь посмотрел на молчавшего Педро с безропотной преданностью.

— У меня к вам дело, капитан, — не спросив разрешения, Милано сел напротив. — По дошедшим до меня слухам, ваш корабль держит курс на Ливорно...

— Пассажиров не беру, — отчеканил Педро и, пригубив пива, посмотрел на Милано испепеляющим взглядом. — Ты шел за нами от самой пристани. В трактир зашел через четверть часа после нас, чтобы не привлечь внимания, а потом еще четверть часа пялился на меня и моих людей: разглядывал, боясь ошибиться. Говорят, я насолил местному губернатору. Еще говорят, что некто расспрашивал обо мне как раз перед моим прибытием. И никто не знает, откуда и когда пришел этот человек. Много чего говорят здесь, на суше. Или ты думаешь: морской бродяга не знает, что творится на земле?

— У вас хорошие осведомители, но они приняли меня не за того, кем я являюсь. Узнав о том, что ваше судно идет в Ливорно, я проявлял ту же осторожность, которую сейчас проявляете вы...

— Ближе к делу, — Караваджо отодвинул от себя кружку, — кто ты и чего тебе надо?

— Я менестрель. С труппой путешествовал по Монбельяру и теперь возвращаюсь домой, в Альтонию. Решив, что гораздо проще и безопаснее идти по морю, чем по суше...

— Почему я должен тебе верить?

Милано не ответил. Подумав, достал из-за пазухи письмо, полученное в поместье ди Бельсионе, и протянул его капитану. В письме оговаривались сроки, в которые в порт-Массалию должен прибыть графский галеон. Написано оно было на альтонийском, но Педро вчитался в строки и минуту спустя вернул.

— Ну да, ну да, — пригладив усы, задумчиво протянул Караваджо, — судя по письму, с губернатором ты не имеешь ничего общего. Говоришь, менестрель?

Барди кивнул.

— Сколько вас?

— Со мной двое бардов и сестра...

— Сестра? — Педро хищно сощурился и в одно мгновение изменился в лице: глаза налились кровью, острый, с горбинкой нос, казалось, стал еще острее. — Женщину? На корабль? Пока я капитан, нога женщины не переступит борт моего судна.

— Стоит ли верить глупым суевериям?

— Глянь на моих ребят, — Педро перегнулся через стол. Изо рта его пахнуло кислым запахом перегара. — В портах мы коротаем не так много времени, и команде всегда не хватает женского внимания. Ты готов задрать подол сестриного платья и отдать девку моим парням? Если нет, то и разговора у нас не будет. В море мне не нужны поножовщины и бунты.

— Выходит, я зря поверил людям, утверждавшим о вашем бесстрашии, — вставая, бросил Милано. — Теперь, узнав вас лично, я и сам не рискну пойти под одними парусами с трусом. Всего доброго!

Держа путь обратно в порт, Милано с сожалением думал о том, что теперь придется покидать Монбельяр на первом попавшемся корабле, в спешке, без необходимых предосторожностей. Времени для поиска подходящего судна было уже недостаточно. Барди чувствовал, что погоня идет по следу и вот-вот нагрянет в Массалию, винил себя за недостаточную скрытность и излишнее любопытство. Если уж Караваджо сумел, едва оказавшись на суше, узнать о нем, значит, и ищейкам Фердинанда не составит труда найти беглецов. Кара за убийство монбельярских солдат его не страшила. Гораздо больше он боялся того, что не исполнит возложенную на него миссию.

Милано вышел из трактира и оказался на оружейном рынке. Проходя мимо двухэтажного магазина с цветастой вывеской, услышал знакомый голос и остановился.

— Пьер Вёйрио из Лотрии? Ложь! Какого дьявола я должен переплачивать за подделку?

Всего минутой назад Милано, винивший себя за чрезмерное любопытство, вошел внутрь и бегло осмотрелся. В оружейной лавке в высоких подставках покоились рапиры с резными гардами и украшенными гравировкой клинками, на стенах висели скрученные в кольцо пумы, в углу выстроились протазаны и алебарды. А у прилавка, недовольно потрясая шпагой, стоял горбун и горячо спорил с крепким мужчиной, едва начавшим полнеть от неподвижной работы и сытой жизни.

— Я ж вам толкую, сударь, — говорил хозяин лавки, — по медным гравюрам сработана пума и привезена из самого Венца. Тамошним мастерам нет равных...

Милано подошел к Арацио, но тот, никого не замечая, увлеченно продолжал спор:

— Здесь, — горбун указал на основание клинка, где на литире своеобразным, готическим шрифтом было выбито имя мастера и изречение: "In dio Speravi", "Уповаю на Бога", — присмотрись: якорь. А Пьер Вёйрио клеймит короной со змеей. Тебя обманули. За эту подделку никто не даст больше одной лиры. Я заплачу полторы...

— По рукам, — подумав, что проще поскорее отделаться от навязчивого горбуна, который своими речами отгоняет покупателей, решил мэтр и, скручивая шпагу в кольцо, с надеждой взглянул на Милано: — Чего желаете, сударь?

— Ищу парную дагу к рапире.

— Не может быть! — обратив, наконец, внимание на гитариста, воскликнул горбун. — Это же... ах, да, Милано Барди!

— Он самый! Судьба вновь свела нас...

— Вам, сударь, нужен кинжал или разговор? Вижу, мне пора звать соседей и гнать таких покупателей взашей... — с нескрываемым недовольством пробасил оружейник.

— Давай кинжал, и не дороже лиры...

Расплатившись с оружейником, старые товарищи покинули лавку и отправились в уже знакомый Милано трактир "Под одинокой звездой".

— Ты решил покорить Монбельяр без войск, одним своим пением? — с наслаждением раскручивая и тут же сворачивая пуму обратно в кольцо, нисколько не боясь гвардейцев, спросил Арацио.

— Со старой жизнью покончено, — заверил Милано, — теперь я — менестрель, зарабатывающий на жизнь дорогой и песней.

— Что ж, сделаю вид, что поверил. Но что привело тебя в Массалию? Здесь не было и нет благодарных слушателей...

— Возвращаюсь в Альтонию. Ищу подходящее судно...

— Говоришь, зарабатываешь на жизнь дорогой и песней? В море? От матросов ты не получишь ни медяка. Ну да ладно, дело твое, и тайны твои. Я помню свое обещание и не стану лезть тебе в душу. Уже выбрал судно?

— Да, бригантину Педро Караваджо, но, боюсь, мне придется искать другой корабль.

— Вы с Караваджо одного теста. Неужто не спелись?

— В моей труппе пополнение, — пожал плечами Барди, — а капитан наотрез отказался брать на борт женщину.

— Неудивительно: моряки — народ суеверный, — с нескрываемым удовольствием рассматривая купленную шпагу, заметил Арацио. — А мэтр изрядный болван: все рисунки на клинках похожи на якорь. Только глупцы травление путают с клеймом мастера.

Милано и сам поверил словам плута, сказанным в оружейной лавке, но не признался в этом.

— Педро мой старый знакомый, — возвращаясь к разговору, продолжил Арацио. — Ходил с ним под одними парусами. Поручусь за тебя, мне он не откажет.

Милано молча кивнул, не веря в неожиданную удачу.

— Я не буду говорить Педро, кто ты, — остановившись у входа в таверну, добавил горбун. — Пусть твоя байка останется байкой для всех.

Караваджо и его матросы все еще сидели за столом, но теперь, осушив полтора десятка пивных кружек и три кувшина с вином, мало чем отличались от пьяных компаний, заполонивших гостевую залу. Милано засомневался, стоит ли беспокоить нетрезвого капитана, но Арацио, не раздумывая, подошел к Педро и смерил его надменным взором:

— Опять заливаешься, как сухопутная крыса, поддонок?

Посмотрев на горбуна, затем на Милано, капитан поправил ворот мундира, вызывающе положил руку на висевший на поясе кинжал и сказал:

— Вижу, на этот раз менестрель лучше подготовился к беседе, притащил с собой мастера лжи, плута и шарлатана, — окинув горбуна презрительным взглядом, Караваджо встал из-за стола. — Сколько ты задолжал мне с последнего рейса? Десять, двадцать душ? Думал: время сотрет мою память? Нет, я все прекрасно помню, — Караваджо вдруг широко улыбнулся и обнял Арацио, как старого друга. — Помню и никогда не забуду, что ты спас меня от виселицы.

Разговор вышел дружеским, непринужденным, но дела так и не коснулся. Когда моряки за полчаса расправились с тремя кувшинами вина и перешли на ром, Арацио оторвался от беседы и шепнул гитаристу на ухо:

— Возвращайся к себе. С Караваджо надо говорить в подпитии.

С трудом вспомнив название постоялого дома, в котором остановился, Милано объяснил горбуну, как его найти и, распрощавшись, покинул трактир.

Арацио пришел на закате и был в стельку пьян. Широко улыбаясь, он непристойно ругался, выдавал одну пошлую шутку за другой и только в конце бесконечного монолога утолил любопытство Милано. Изменив своим нерушимым принципам, Караваджо согласился взять на борт женщину.

— Он бы отказал... но не мне... На острове святого Рино... — дополняя свой рассказ, икая, растягивая слова, говорил Арацио и, осоловелый, улыбчивый, был не похож на самого себя. — Его на эшафот завели... удавку на шею... ребята моего выстрела ждали... а я, пьяный, дрожащей рукой не мог поджечь фитиль мушкета... первый раз тогда промазал: целился в ката... попал в удавку... как раз, когда рычаг спустили... Караваджо мы отбили... с тех пор ром на дух не переношу... а тут... ради доброго человека и выпить не грех... В день Павла отчаливаем... в два часа пополудни.

— Ты отправляешься с нами? — удивился Милано.

— Условие Педро... — пожал плечами горбун и, нелестно помянув женщину, родившую трех тысяч демонов и Караваджо, уснул, откинувшись на спинку стула.

* * *

В последний день лета Милано и Джеронимо, упаковав вещи, спустились в гостиный зал, заказали завтра и сели за стол, расположенный в дальнем конце помещения.

В ранний час музыканты были единственными посетителями, и заказ подали быстро. Когда друзья принялись за еду, в таверну зашел человек в длинном сером плаще. Окинув мимолетным взглядом зал, он на миг задержался у стойки, взял кружку дешевого молодого вина и приблизился к столу Милано. Увидев этого человека, Джеронимо напрягся и уставился на пришельца немигающим взглядом.

— Я Алонсо, — отпив вина, заговорил неизвестный. — С вами, маэстро, путешествует одна девка. Она нужна моему господину. Мне поручено ее забрать.

Барди не отвечал и, казалось, вовсе не замечал присутствия за своим столом постороннего человека. Спокойно уминал телятину и запивал мясо душистым вином.

— Удумаете бежать, скрутят вам шеи, как цыплятам. Со мной десяток ребят, они ждут: выгорит ли беседа. В общем, вам не уйти. Посему ведите девку сюда, заберем ее, а вас отпустим на все четыре стороны. Мой господин так и сказал: коль отдадут монашку, кровь гадам не пускай.

— Вы меня с кем-то перепутали, — сказал Милано, отпил вина и вернулся к трапезе.

— Алонсо не ошибается! — воскликнул человек и обеими руками ударил по столешнице. — Я шел за вами от самого Грено. Чтобы сыскать ягненка, пришлось идти за волком: на девку, что с вами бежала, указал сам Фердинанд. Уж больно часто монарх навещал монастырь.

— Алонсо ошибается, — покончив с завтраком, Милано встал из-за стола. — Первую ошибку он допустил, когда ввязался в эту авантюру: игры королей далеко не каждому по зубам. Вторую — когда явился в трактир в одиночку.