Паразиты

Обстоятельства сложились шоколадней некуда — из-за погибшей в ювелирке девочки на подражателей повесили еще и убийство Принцессы, сами грабители улизнули, и теперь поднятая на уши милиция ищет "негодяев" по всей стране. Не свезло ребяткам.

Наслушавшись вдоволь, я вышла в уборную. Чтобы попасть в маленькую грязную комнату, нужно было пройти через похожий на катакомбы коридор. Я задвинула массивную щеколду и, отбросив брезгливость, прижалась спиной к стене. Перед глазами покрытая серыми пятнами петиция взывала пощадить старые канализационные трубы и не способствовать засорам. Где-то за спиной через коридор и несколько столиков опьяневшие опера обсуждали задницу и грудь Принцессы. А еще дальше, на другом берегу Иртыша, драконы разрабатывали тактику и просчитывали следующие ходы.

В сумочке затрещал виброзвонок, я достала мобильный и прочла сообщение. "Возвращайся домой". Просто, лаконично, как приказ.

— Ну же, Марк, перезвони. Я ведь знаю, ты слышишь, — слова ухнули эхом под высоким потолком, сотовый в руке снова затрясся. На этот раз от звонка. — Да, Джон.

— Лина, возвращайся домой.

— Я еще не закончила.

— Ты узнала достаточно.

— Я сама решу.

Стоило сбросить звонок, как новый укол тока заставил дернуться. За ним последовал еще один, и еще, и еще. Я вцепилась в колечко на браслете. Надо привыкать к боли. Ко всякой боли. Можно не возвращаться к операм, выйти наружу через катакомбы, но это не входило в мои планы. Только когда я оказалась в зале бара, удары прекратились. Рука онемела, лишь мурашки оставляли надежду на неполную потерю работоспособности.

Попрощавшись с разомлевшими стражами порядка, я покинула помещение. Вата вышел следом.

— Тебе обязательно сейчас уезжать? — спросил он, якобы выглядывая на горизонте вызванное такси.

— А тебе обязательно сейчас оставаться?

В квартире мы были уже через полчаса. Я только успела скинуть босоножки, как тяжелое, потное тело Ваты впечатало меня в дверь ванной. Огромные ладони сжали зад, щетина поцарапала щеки, но я не стала отстраняться, напротив — изловчилась запрыгнуть ему на пояс и искусала все плечо, пока следователь дошел до кровати.

— Только не порви, — вырвалось, когда Вата стягивал с меня джинсы.

Маленький розовый будильник в виде домика громко стучал. Раз-два-три, раз-два-три. Скрип кровати вторил — раз-два-три. И тяжелое дыхание Ваты, и мои нарочито громкие стоны, и уколы тока в ладонь, и стук соседей по батарее — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три...

Это был самый ужасный секс в моей жизни.

И самый короткий.

Остаться я Саше не позволила, пристыдила "старшим братом, который может с утра нагрянуть".

Ни торжества, ни омерзения, ни стыда. Я не чувствовала ни-че-го. Только один вопрос крутился в голове: "Зачем?". Повела себя, как дите малое — меня обидели, отправили к злому дядьке на съедение, а потом вдруг пожалели, домой позвали. И нет, чтобы обрадоваться, я выпендриться решила и переспала с ним. Зачем? Назло, из вредности, по дурости. Никому от выходки не стало холодно или жарко. "Сначала делаем, потом думаем" — это про меня. Минутный порыв, вспышка ярости, а после — изумление бесполезности.

Я закрыла глаза, надеясь уснуть быстро и без мыслей. Пару минут темнота расслабляла, утянула из реального мира куда-то далеко, в потайные пещеры подсознания, к знакомым с детства ужасам. Но внезапно мрак вспыхнул зеленым, словно открылся магический тоннель. Я выпала на песчаный берег под палящее солнце. Горячая галька впивается в спину, море холодными волнами окатывает почти с головой. И тут же заснеженный лес обступил со всех сторон, пока не перетек в парк аттракционов, в университетскую аудиторию, в горячую баню и дальше — лица, разговоры, эмоции, прикосновения, слишком много, чтобы запомнить, понять или осмыслить. Калейдоскоп пестрил до тех пор, пока не остановился на довольном лице Джона, его руки напрягались, сжимая мое горло туже и туже, до хрипа, до слез, до возвращения темноты.

Я шарила рукой по кровати, в поисках телефона и не могла выровнять дыхание. Горло горело, щеки щипали слезы, желудок крутил голод. Проклятая трубка оказалась под кроватью, но, выбрав номер Джона, я передумала и вызвала такси.

Лет в семь, вернувшись из школы, я спросила бабушку, зачем существуют комары. Не "почему", а именно "зачем". Зачем природа создала тварей, от которых одни неприятности и людям, и животным. Объяснение устройства пищевой цепочки меня не удовлетворило, сразу появился вопрос — почему столь полезные жабам и прочим тварям кровососы созданы так, что место их укуса долго чешется? Она ответила: "Иначе их жалко было бы убивать".

Я вспомнила об этом разговоре, пересекая безлюдные ночные проулки и шумные магистрали, несясь через мост к замку, с каждой минутой распаляясь все сильнее. "Мы не убиваем честных людей". Сегодняшняя девчонка пострадала просто так. Не было в ее памяти смертных грехов, лишь легкое прожигание жизни. На фоне бездумного паразита-человечества ее жизнь казалась до обидного правильной. Незаслуженная смерть. Несвоевременная.

Свет горел только в правой башне. Я представила, как Марк закрывает жерло крематория, и прогоревшие останки одежды, кожи, костей, того, что было когда-то человеком, плывут по трубам до старой котельной. Она не действует уже десятки лет, но никто не удивляется иногда клубящемуся над кирпичным домом дыму.

Ворота отъехали, дверь послушно открылась, цветы в горшках приветливо колыхнулись от вошедшего со мной ветра. Я не стала разуваться, но, увидев новый ковер на полу гостиной, все же скинула босоножки. Не то, чтобы побоялась испортить, просто захотелось пройтись голыми ступнями по мягкому длинному ворсу. И плевать, что потом будут пролеты холодных лестниц.

Я увидела ее еще из коридора. Белоснежное тело, подвешенное за ноги к верхней перекладине решетки. Маленькие шортики и бюстгальтер из латекса, высокие ботфорты — вот вся одежда. Огненно красные волосы почти касались пола. Из-за этого девушка казалась перевернутым факелом. Слишком яркая помада, слишком длинные стрелки на глазах. Будто фарфоровое изваяние, безмолвное, беззащитное и оттого еще более привлекательное. Олицетворение хрупкости. И красоты. Мертвой красоты.

— Она восхитительна, — произнес Джон из дальнего угла комнаты.

Не нужно оборачиваться, чтобы по запаху увидеть тлеющую в пальцах сигарету, а по голосу — тоску.

— Так зачем же? — я не сумела сдержаться, подошла к пленнице, и, присев на корточки, коснулась холодного мягкого горла, заглянула в опустевшие глаза.

— СПИД. Проститутка со СПИДом — это катастрофа.

— Неправда, — возразила я, уложив голову девушки себе на колени. Ее волосы пахли пряными духами и на ощупь казались тонкими лесками. — Она не была проституткой. Твой спектакль не удался, актеры хреновые попались. Кстати, — чужие воспоминания закрутились в мыслях, выдергивая мелкие детали, — когда ты успел тату сделать?

— Я не страдаю этим, ты меня, детка, видимо, со следаком путаешь.

— Джон, оставь сарказм. Сам же ее смерть передал.

— Еще чего.

Я разозлилась, вскочила. Огненный затылок гулко стукнулся о решетку.

— Засучи рукава, — потребовала я. Джон демонстративно скинул халат. Похабник.

Даже при ближайшем рассмотрении, ни одной чернильной линии я не нашла. А черная полураспустившаяся лилия стояла перед глазами, как живая.

— Лина? Не думал, что ты вернешься сегодня, — Марк подошел к решетке, наклонив голову, оглядел девушку. — Совершенство!

— Самому жаль было. Душил и плакал.

— Кончай врать! — не сдержалась я. — Ухмылялся, как Чеширский Кот.

— Лина, это уже не смешно.

— А никто и не смеется.

— Кто-нибудь объяснит причину спора? — рявкнул Марк. — Джон, оденься, пожалуйста.

Подробно шаг за шагом, я описала, как прошла встреча с Ватой, как вернулась в квартиру и поймала смерть "проститутки". Судя по всему, Марк не утруждался слежкой, "приветы" через жучок посылал Джон. Но не обидное безразличие одного и неожиданная ревностность другого беспокоили меня. Никто из драконов не передавал память, да и девка, действительно, оказалась проституткой.

— Ничего не понимаю, — я плюхнулась в кресло, поджав колени к груди. Он голода желудок принялся переваривать себя. — Если не вы меня подпитали, то кто? Сама-то пока не умею.

— Наверное, тот, кого мы ищем, — предположил Джон.

Марк подошел к окну и, оставаясь под укрытием плотной шторы, оглядел двор.

— Боюсь, нас он уже нашел.

Глава 11.

Скотина, импотент, лицемерная шавка.... Какими только эпитетами не наградила я Вату, перебегая по коридорам из одной башни в другую. С ума сводили невыносимый лязг и грохот — это по нажатию потайных кнопок перестраивались башенные стены, пряча крематорий, пыточные орудия, инструменты. Скрылись из виду лаборатория и золотой склад. Замок изнутри оделся в броню, теперь прорваться через стены можно было, лишь взорвав здание.

В том, что Вата передал чужую смерть и преследовал до замка, я не сомневалась. Но от раскрытия подставы не так тошно, как от осознания соучастия. Надо было уходить, когда этого требовал Джон. Или не мчаться сразу на разборки к драконам. Не пришлось бы сейчас покидать засвеченную крепость.

Пока Джон избавлялся от трупа, мы с Марком заскочили в тир, сгребая приготовленное для такого случая оружие. Под перилами ведущей в гостиную лестницы находилась кнопка, открывающая проход в подвал. Здесь запах машинного масла довел до тошноты. Обитые черным металлом перегородки и стены делили огромное помещение на несколько зон с разными приборами, устройствами и кучей неизвестных механизмов. В одной из них мигнул фарами черный автомобиль. Я так и не сумела определить его марку — какой-то адский конгломерат спортивного "Феррари" и массивного "Форда Мустанга".

— Тоннель заблокирован, придется выезжать во двор, — сурово констатировал Джон, заводя мотор.

— Лина, пристегнись и пригни голову, — Марк вынул из сумки огромное двуствольное ружье, больше похожее на миномет, и развернулся на заднем сидении вполоборота.

Еще чего! Я выудила из рюкзака пару гранат и приготовилась пустить их в ход. Спорить Марк не стал.

— Ну что, детка, поехали!

Джон сбросил сцепление, машина на всей скорости помчалась к наклонной стене, которая трамплином уходила в потолок. Каменная кладка оказалась муляжом, завуалированной дверью, мы вылетели на дорогу за забором, аккурат между двумя "Джипами".

— Включи плеер, — крикнул Марк. Я опешила, замешкалась, и он повторил: — Надень наушники.

"Джипы" с визгом развернулись, рванули за нами на трассу. Этот визг стал последним, что я слышала из ночных звуков. В барабанные перепонки ударили волны "Type o Negative", резкий, рваный ритм на максимальной громкости выгнал из головы все мысли. Остались только инстинкты и машинальная слежка за указательными жестами Марка.

Мы могли уйти по мосту, где преследователи не посмели бы стрелять, но Джон вывернул в Сквер Победы. На узкой тропинке между деревьями Марк махнул рукой, и я вжалась в сиденье. На колени посыпалась стеклянная крошка, пули застряли в высокой спинке кресла Джона. Пару раз машина вильнула. Марк высунул ствол в разбитое заднее окно и спустил курок. В предрассветной дымке полыхнуло зарево. По команде я сорвала чеку, бросила через плечо гранату. Сквозь музыку прорвался грохот.

Машина развернулась и остановилась. Я скинула наушники.

— Надень! — рявкнул Марк, и я поспешно воткнула орущие "капли" в уши.

Мы вышли из машины с пистолетами наизготовку, заходя за один из горящих "Джипов", чтобы было, где укрыться. Я, оглушенная раздражающим ревом музыки, шла за спиной Марка, ловила каждое его движение. Деревья по цепочке передавали пламя, дым разъедал горло и глаза, такой неестественный в предрассветном лесу. По жесту Марка, я упала на землю, он подбежал к одной машине, Джон осторожно на полусогнутых подобрался ко второй. Чего мне хотелось больше всего в этот момент — тишины. И еды. От голода уже мутился рассудок, я была близка к обмороку и держалась только за счет страха. Наконец, Марк опустил ружье и, подозвав, снял мои наушники.

— Люди, — крикнул он Джону.

— Здесь тоже, — послышался ответ.

— А кто еще мог быть?

Марк обернулся и, глядя на меня, обвиняюще выдохнул:

— Подобные. Но они так быстро не преставились бы.

— А если там все мертвые, почему вы не...

— Потому что умеем экранировать, — оборвал Марк.

— Что ж ты в ювелирном не "сэкранировал"? — нервы окончательно дали сбой, меня потряхивало и тошнило. В таком состоянии единственное, на что способен человек — паника или злость.

— Не успел, — неожиданно спокойно ответил дракон. Он расслабился, почесал щетинистый подбородок и пустился в объяснения. — Чтобы отразить волну нужно ожидать ее. Для получения — не обязательно. Кстати, плееры — отличное защитное устройство, столь "близкая" и громкая музыка делает мозг невосприимчивым.

— То есть, ты боялся, что я отрублюсь, когда всех грохнем?

— Ты еще на это не способна.

— Будь здесь подобные, могли бы вырубить?

— Да. Не знаю, с кем мы имеем дело, но он меня раздражает.

Внезапно раздался крик Джона: "Марк, закройся", и короткий выстрел эхом раскатился по лесу.

Мы одновременно сорвались с места, едва не столкнувшись лбами. Джон лежал в паре метров от "Джипа" рядом с коренастым парнем, у которого на лбу чернела дыра. Я невольно подумала, что драконы действительно могли быть лучшими шпионами ЦРУ. По крайней мере, такой точной информации у "языка" вряд ли могли добиться другие даже самыми извращенными пытками.

"Допрос" занял от силы минуту, но, вернувшись, Джон выглядел не посвежевшим и сытым, а постаревшим на целую вечность. Глаза горели изумлением, он закрыл щеки ладонями и какое-то время лежал на спине, глядя в небо. Наконец, раздался тяжелый выдох, и хриплый голос донесся, будто из-под земли.

— Лина, ты говорила про татуировку?

— Ну да.

Честно говоря, меня шокировало его состояние. Марк застыл, недоверчиво глядя на друга, словно пытался прочесть мысли. Джон сел на колени, взял валявшуюся у ног сухую ветку и принялся чертить на бугристой земле линии.

Грубо обрисованная лилия во мне удивления не вызвала, зато Марк побелел. Он уставился на косые лепестки цветка, словно они были смертоносными рунами на его теле. Джон отбросил ветку и, взъерошив волосы, поднялся.

— А лицо? — напряженно спросил Марк.

— Моя точная копия вплоть до родинки над бровью.

— Ептваю мать.

— А ты ее помнишь?

Если сарказм Джона привычен, то маты от Марка стали жутким откровением. Да и сам дракон, казалось, вот-вот слетит с катушек, разнесет весь лес в щепки и сравняет с землей город, если не всю страну.

— Вам знакома татуировка? — осторожно спросила я, невольно сделав шаг в сторону.

— У меня была такая же, — выдавил Джон. — Лет сорок назад. Сделал по дурости, потом свел.