Роман "Домик для бабы Ани"

Спал Рыжий как убитый и проснулся около шести утра под блеяние овец, мычание коров, кудахтанье кур и лай собак. Запах сена и разных трав был смешан в воздухе. Сюда же еще добавлялся запах навоза. У баб Ани, не державшей в последние годы никакого домашнего скота, эти запахи были притуплены или почти не ощутимы. Здесь же Рыжий сполна прочувствовал, что это всё-таки деревня. И хотя дома баб Ани и Андалаевых находились недалеко друг от друга, это было как если бы сравнивать дачу недалеко от города и настоящую деревню.

Дверь в сарай была слегка приоткрыта, в неё падала полоса солнечного света и за ней, поскуливая, вертелся Султан. На столе на льняном полотенце лежали хлеб, варёные яйца и самодельная тувинская колбаса. Стоял термос.

Рыжий вышел умыться. Хозяев он не увидел, его приветствовал лишь Султан, бегающий по двору без цепи.

Позавтракав тем, что принесла Дарый (колбасу он как-то не распробовал, была она очень специфична, но зелёный чай в термосе был превосходен!), Рыжий сделал пару звонков, надел свой рюкзак, захватил фотоаппарат и направился к дому баб Ани.

К восьми часам стала подъезжать заказанная им техника, подъехал прораб, экскаватор и минибусик с бригадой рабочих. Огородили высокой сеткой участок баб Ани от соседского участка, в целях безопасности, всё-таки двое детей Комаровых жили по соседству — и работа закипела.

...К концу рабочего дня от баб Аниного дома осталась только груда строительного мусора. Савва ходил по территории и, посматривая на Рыжего, жалобно мяукал.

— А ты, брат, скоро тоже будешь жить в новом доме, — сказал Александр коту.

— С кем это ты разговариваешь? — как всегда весёлая, Петровна, подходя, улыбалась. — Быстро приехал! А я, честно признаться, уже соскучилась по тебе, прям как родной стал.

Она, обмахиваясь платком, слегка запыхавшись, присела рядом и огляделась.

— Да-а-а-а, жалко домик-то... А куда все вещи девал?

Рыжий коротко рассказал ей, что он сделал с момента приезда. Он почему-то тоже был очень рад видеть Липатову, но не хотел этого показывать.

— Слышала, что ты у Шагдыра живёшь. Почему ничего не сказал? Почему к нам не пришёл? У нас места — в футбол играть можно! Никого нет, Алёна уехала, Сергей постоянно в разъездах, иногда и ночевать не приезжает. Давай, переходи к нам! — она принялась убеждать Рыжего в преимуществе такого проживания.

— Спасибо, Ирина Петровна, я уже устроился, да и намного ближе от Шагдыра.

И чтобы сменить тему, поблагодарил её за курочку:

— Такая вкусная, сроду такой не ел. Вам вообще, Ирина Петровна, за поддержку спасибо.

Петровна порасспрашивала, как доехали, как баб Анина родственница, в каком состоянии — ей было интересно всё.

Александр рассказал, не без юмора, как ходили с баб Аней в вагон-ресторан, как на какой-то станции, где поезд стоял минут пять, она послала его узнать, почём там на перроне продают овощи и прочее, и была ошеломлена тем, что они-то, дурочки, дешевят! Как доехали на такси до пригорода Красноярска, где живёт её золовка баба Варя, строгая такая, как приняла их и чем угощала. Бабули вместе просматривают старые фотокарточки, пытаются на основе логических умозаключений установить, кто был человек, который навестил Рыжего в детдоме...

— В общем, я убедился, что они заняты делом, что могу их оставить вдвоём, и укатил обратно, — закончил Рыжий.

— Ах, Саша, ты молодец. Ты знаешь — ты и Ленке-то понравился. Ага, она мне по секрету призналась. Никто до сих пор не нравился, хотя в классе ухажёров было — хоть отбавляй, но то это ей не так, то то... То лодырь, то идиот, то придурок, то дурак. А гимназия-то — элитная, дети богачей, элиты города, а она называла одноклассников "элитные придурки". Стало быть, не пришло её время, поздняя она... Эх, если б ты не был женат... И что это ты поторопился жениться? Я б не против такого мужа для Алёны. А знаешь, какая я была бы тёща, а? Я.. Я... Хотя не я же тёща, а мать Алёны — тьфу ты, перепутала. А мать Алёны... — ох, это наша головная боль...

Она нахмурилась и замолчала.

Рыжий покраснел. Петровна вдруг как-то лукаво взглянула на него и, наклонив слегка набок голову после паузы вдруг спросила:

— Слушай, я не верю, что ты женат. Врёшь ты всё! Вот чует моё сердце: врёшь! У тебя даже девушки нет!

— Ну почему вру? — Рыжий смутился. — Женат.

— Тебе никакая жена не звонит и ты ей не звонишь, я спрашивала у баб Ани.

— Баб Аня просто не слышит. Разница во времени... Мы перезваниваемся, только редко. Иногда через интернет... Она в Германии, звонить дорого...

Петровна расхохоталась:

— Дорого?

Рыжий растерялся.

— Ну покажи паспорт, — не отставала Петровна, — покажи.

— Не покажу. Не покажу — и всё. Точка.

Рыжий поднялся.

— А-а-а-а, — погрозила пальцем Петровна. — Значит, я права. Ну ладно, не хочешь и не надо. Но знай: у Ленки никого не было и нет. У неё только учеба в голове. Так что смотри — не прозевай девку. Хорошая жена кому-то достанется.

Рыжий помолчал, а потом сказал:

— Сейчас у неё друзей много появится, однокурсников, при такой красоте сто человек на место жениха будет претендовать, так что, Ирина Петровна, будет из кого выбирать.

— Женихи-то конечно будут толпами ходить, только Ленка не простая девка, не современная, романти-и-ическая нату-у-ура, — Петровна попыталась изобразить кисейную барышню. — В любви и достатке воспитана, на хороших книгах. И при этом не белоручка. Трудоголик, можно сказать, в деда вон, в Сергея. Ей не надо ни Москву покорять, ни в топ-модели стремиться, ни богатого мужа искать — у неё все с рождения есть.

— Что, и муж богатый с рождения? — пошутил Александр. Петровна засмеялась, но продолжала:

— Она и музыкальную школу закончила и на бальные танцы несколько лет ходила, рисованием тоже занималась — ей ведь хочется всё самой испробовать, понять. Говорит: мне интересно, что чувствуют художники, когда создают свои картины, о чем думают, почему если женщина влюбляется или выходит замуж за человека искусства, должна считаться с тем, что брак будет недолгий, что её избранник будет влюбчив и рано или поздно найдет другую, а то и третью... Даже как-то на кастинг ходила, — Петровна улыбнулась. — Но рост не подошёл, у неё рост 168. Зато на подиуме походила, довольная пришла, фотографии привозила. Короче — любимая дочь своего папаши. Уж он в неё денег вложил не знаю сколько, а вот русская душа у неё, открытая и жалостивая, и мечта её — врачём стать. И хотя иногда она бывает высокомерна, но это у неё как защитная реакция, на самом деле она очень добрая девочка. Так что смотри не прошляпь. Хотя... насильно мил не будешь.

Рыжий промолчал и проводил Ирину Петровну до дома. Зайти на чашку чая наотрез отказался.

На следующий день был выкопан неглубокий котлован под новый фундамент и маленький, но глубокий, под погреб. Одновременно велись работы по прокладке водопровода, "огородной" канализации и других коммуникаций. Погода пока способствовала строительству. Рыжему часто приходилось мотаться до райцентра и обратно, помогал Толик, приятель. По мере надобности приезжал и прораб Яков Викторович, приезжали разные комиссии. Был завезён для работающих походный туалет, складные столы с лавками и всё это поставлено в саду под деревьями. На случай дождя была приготовлена большая немецкая брезентовая палатка, которая собиралась довольно быстро. Рабочая бригада была толковая, шесть человек, половина — южане. Южане работали добросовестно, алкоголь не употребляли. Остальным Рыжий жёстко сказал: "Увижу бутылку на стройке — увольняю сразу в соответствии с контрактом". В контракте же были прописаны чёрным по белому условия работы, оплаты и увольнения, заверенные нотариально.

Рабочие приезжали со своим тормозком, Александр же ел как придётся и где придётся. Впрочем, его подкармливали и бабушка Смирнова, и Ирина Петровна, и Андалаевы. О еде он и не думал, а ящик минеральной воды стоял прямо в кустах отцветшей смородины недалеко от колодца. Фундамент залили за один день с помощью автобетоносмесителя. Этот день был особенно жарким, сентябрь шагнул уже в "бабье лето". Рабочие, по пояс голые, в короткие перерывы ополаскивались под временным самодельным душем, который представлял собой гибкий шланг, проведённый от колодца и зацепленный за ветки старой рябины. Электронасос для колодца Рыжий купил еще до начала строительства. В день заливки фундамента он никуда не отлучался и, сам до пояса голый, в резиновых сапогах и шляпе из газеты, работал наряду вместе со всеми. Пока что стройка двигалась темпами, на которые он и рассчитывал.

Время от времени мимо проходили или проезжали грибники — местные жители, смотрели на стройку. После школы прибегали любознательные дети, спрашивали, кто да чего строит, смотрели, как заливается бетон. Приходилось их шугать, так как они норовили подойти как можно ближе. Кроме непосредственных соседей, Рыжий почти никого больше и не знал, но казалось, вся Рябинкино знает его и узнаёт его по его рыжей шевелюре. За эти несколько дней он изменился внешне: отросла щетина, волосы, и так не слишком коротко стриженные, тоже отросли, и Александр собирал их в хвост.

В разгар заливки на велосипеде приехал Кулёма.

— Гражданин Николаев, можно вас?

Увидев участкового, рабочие враз прекратили работу и уставились на Рыжего. Рыжий, занятый наряду с другими разравниванием бетона, нехотя посмотрел в сторону Кулёмы, он никак не мог вспомнить, как того зовут.

— А может, потом? Не могу я сейчас — занят. Вы же сами видите.

— Да на пару минут всего.

— Давайте, ребята, работайте дальше, — он всполоснул руки под душем и вытирая их полотенцем, подошёл к Кулёме.

— Что такое?

— Э-э-э, Александр, так? Я насчет драки.

— Какой драки?

— А что у вас недели две назад была.

— Не знаю, не было у нас никакой драки. Просто конфликт небольшой.

— Ну хорошо, пусть будет конфликт. Мне Юрий Бондарь рассказал. Да вы не волнуйтесь. Речь не о вас. Бондарь сказал, что вы сделали фотоаппаратом снимки тех двоих, один из них Максименко, личность другого мы сейчас как-раз устанавливаем. Мне нужна ваша помощь. Мне нужны снимки этого второго.

— Хорошо. Но фотокамера у меня не здесь, не с собой. Я могу принести её только вечером. Что, что-то серьёзное?

— Пока не могу сказать. Будь добр, зайди сегодня ко мне в участок со снимками.

— Я их еще не сгружал на ноутбук, они еще в фотокамере, я могу принести только её. У вас есть компьютер, чтобы сгрузить или вы хотите так, с камеры посмотреть?

Кулёма вздохнул:

— Компьютер есть, да только я с ним не очень... — он замялся.

Рыжий понял, что Кулёма хотел сказать и улыбнулся.

— Ладно, я приду вечером, часов в семь, пойдёт? До скольки вы работаете?

— Да круглосуточно, — как-то невесело пошутил Кулёма.

К вечеру рабочие огородили весь участок высокой сеткой и уехали. Помывшись, наскоро перекусив и надев рюкзак, Рыжий отправился в участок.

Кулёма был не один. Его помощник, молодой парень чуть старше Рыжего в чине прапорщика, сидел за комьютером, здесь же был и Бондарь.

— Знакомьтесь: Виктор Александрович Рожков, мой помощник.

После того как фотографии были сгружены на компьютер и с монитора на всех смотрело лицо Петюни, Рожков неуверенно сказал: "По-моему, это он". Кулёма вытащил из ящика стола другие фотографии Петюни, на которых Петюня был стрижен наголо. На одной из фоток у него не было пары зубов. "Фу, какая противная морда, уголовная" — выразил своё мнение Юрка Бондарь.

Рыжий вопросительно посмотрел на Кулёму.

— В розыске, — короко ответил тот.

— Чего натворил?

— Драчун. Напьётся и людей калечит. Прописан в Омске, но там не живёт. Два месяца назад в пьяной драке в райцентре был покалечен некто Х. Переломы обеих ног, челюстно-лицевая травма. Петра, этого Петюню, задержали, но он удрал из СИЗО. Теперь в розыске. Спасибо вам, Александр, за снимки. Очень помогли. Хорошая идея вам в голову пришла, сфотографировать. Юрий нам посоветовал к вам обратиться. Юрий — мой племянник.

Рыжий с Бондарем вышли на улицу.

— А ты что тут делаешь? — спросил Рыжий Бондаря.

— Да так, захожу иногда к дядь Вове. Вот подумываю, не пойти ли в полицию. Я ж позапрошлой весной из армии пришёл, ищу работу.

— Так тебе сколько — двадцать?

— Нет, 21.

— А к Липатову не пробовал на работу устроиться? Говорят, у него пол-деревни работает. И вроде люди неплохо зарабатывают.

— Да ему сейчас только спецы с дипломами нужны. Зоотехники там, агрономы, инженеры-механики. А у меня пока ничего нет. Насчет охранника узнавал — тоже без корочек не берёт. Говорит: учись, там видно будет. А чё-то учиться неохота... Деньги надо зарабатывать. Я ж не могу на шее у матери сидеть. Пенсия на двоих — это же смешно. Отец ушёл от нас. Есть у меня еще два брата и сестра, но у них свои семьи, да и живут они не здесь. Я вот самый младший, поздно меня мать родила, уже ей за сорок было. Короче, не до учёбы...

— Не хочу учиться, а хочу жениться, — засмеялся Рыжий.

— Да и жениться не на ком. Девчат раньше много было в школе, а потом все поразъезжались, кто куда. Щас почти никого и нет. Вот Наташка, да Маринка, да Лилька Щукина, да еще пара... Но Наташка с Маринкой в райцентре учатся, только на выходные или на праздники приезжают. Да видел я Наташку в райцентре с парнем, даже два раза, есть у неё кто-то. А другие работают, кто и у Липатова. Клуб раньше тоже хороший был, танцы, собрания, лекции, концерты. А щас? — Юрка безнадёжно кивнул рукой. — Щас оно всё заглохло. А клуб видел какой?

Рыжий отрицательно покачал головой.

— Клуб — полный капут!.. Слушай! — воскликнул Бондарь, словно его вдруг осенило. — Слушай, Сань, может ты это... возьмёшься за клуб? Может, какую реконструкцию придумаешь?

— А средства? На это ж деньги нужны! Даже если я всё добровольно спроектирую, нужны ж деньги и специалисты для реконструкции. Им же за работу платить надо. Или как ты это себе представляешь?

— Нда-а-а... Да знаю я это. Но там же не надо что-то сильно перестраивать, хотя бы капремонт произвести... Эх, мечта моя — клуб — как птицу феникс из пепла возродить...

У Бондаря в этот момент были такие мечтательные глаза, как у маленького ребёнка, увидевшего что-то такое желанное и недосягаемое, что Рыжий рассмеялся:

— Ну давай, я как-нибудь зайду, гляну, что там с вашим клубом. Сегодня фундамент залили, теперь он должен постоять несколько дней, давай, через пару дней зайди. Я у Шагдыра сейчас ночую, к нему приходи, сходим вместе, глянем на твой клуб.

Юрка, невысокого по сравнению с Рыжим роста, напоминавший в этот момент человека, выигравшего в лотерею миллион и чуть ли не умирающего от счастья, начал трясти руку Александра.

— Саня, ты настоящий друг! Слушай, спасибо!

— Так еще ж не за что. Я ж еще ничего не сделал!

— А! Я чувствую, что ты настоящий друг! А давай дружить, а?

— Ну, давай! — улыбнулся Рыжий. Детская непосредственность Юрки его веселила.

Прошло еще несколько дней. Пока подсыхал фундамент, Рыжий бетонировал стены небольшого погреба, так что прохожие могли видеть его рыжую шевелюру, торчащую из ямы, расчищал землю на участке, предназначенном под летнюю терраску, убирал и перекапывал огород, спиливал старые ветки и стволы, выкопал картошку, собрал всю рябину и почти всю переработал на настойку. А вечерами, когда темнело, помогал и Андалаевым. Плату они с него не брали, но от помощи не отказывались. Был у Шагдыра старенький мотоцикл с люлькой "Урал", стоял под навесом на другой стороне, там где коровник. Шагдыр ездил на нём в город на рынок, продавал сушеные травы и коренья, кедровые орехи, Дарый — молочную продукцию. Так как была уже вторая половина сентября и спать на сеновале было прохладно, Андалаевы перевели Рыжего в дом. Перед этим они что-то прибирали в нём, выносили какие-то мешки, перетряхивали войлочные коврики. После такой "генеральной" уборки и был предоставлен Рыжему угол в большой проходной комнате в виде железной кровати, маленького самодельного стола и кошмы на полу. Дальше двухстворчатые крашенные двери вели в другую большую комнату, а оттуда в спальню Шагдыра и Дарый. Проходя на "свою" территорию, Андалаевы старались плотно закрывать двухстворчатые двери, но всё же как-то Александр увидел, что на стене на ковре висит большой бубен с рисунками, а рядом — колотушка.