Улыбка развоплощенного

Переступив порог, Аметисто к большой радости тут же увидел трех своих друзей, Аурелио, Гладиолуса и Базальта. Они сидели за любимым столиком, заказав, как это нередко бывало в годы учебы в Академии, изрядное количество пива и грибной солянки.

— Эй, Аметисто, неужели это ты?

— Скорее иди к нам и расскажи все новости!

— Новости исключительно плохие. Джегги взяли Стефеншир, у них командует Опалус, а ведь он очень даже крут и по всем признакам готовит воплощение...

— Тихо, тихо, друг, не гневи богов Триединства произнесением этого имени.

— Ладно, не буду, все равно это ничего не изменит. Нас скоро ждет война, так что давайте, пока еще есть возможность, попьем пивка, съедим грибов, а вы мне расскажете, что нового в Альмарино.

— Вот, — произнес Гладиолус, — говорил мастер Малахитус одному бездельнику, который сидит напротив тебя, чтобы он занимался, как следует, а он вместо этого все время проводил тут и не сдал минимум по магической символике. Придется ему теперь готовиться к переэкзаменовке, а то его не допустят к защите магической диссертации.

— Да уж! Какая тебе, друг, диссертация, когда ты еще свои исследования огненной сущности саламандр не закончил, — съехидничал Аметисто, который хотя и очень любил своего друга, не особенно верил в его приверженность наукам.

— Подумаешь, символика, — насупился Базальт, — зато я умею лучше всех метать огненные шары. Если будем воевать, это пригодится больше всякой магической науки.

— Огненные шары, — протянул Аурелио. — Прошлый век. Вот у нас на факультете недавно изобрели морозную молнию — вот это оружие, так оружие, поражает избирательно и замораживает надежно!

— Да будет Вам, ребята, я получше новость расскажу. У нас с факультета леса лучшая ученица сбежала! Да ты ее знаешь, Аметисто, это та самая Морионита, красавица — злючка! После твоего отъезда она совсем голову потеряла, все искала заклинание, чтобы навести на тебя любовные чары, но действующих на расстоянии не сыскалось. И тогда вдруг что-то в ней переменилось, будто вся ее энергия пошла на магическую учебу, за месяц она освоила некоторые заклинания, которые удаются только Малахитусу. Единственное, что ей никак не давалось, это выращивание цветов, не зря же говорят, что для этого доброта нужна. В день Цветка все и случилось. Вы ведь знаете, что это за испытание для магичек леса. Они должны за день вырастить самый лучший цветок, какой только смогут, причем считается, что он выражает самую сущность волшебницы и от того, каким он будет, зависит благосклонность наставников и будущая судьба. Я сам был там и все видел. Цветок Мориониты был невиданным чудом: лилия потрясающей красоты со стройным стеблем, изящная, но почему-то густого черного цвета с серебряными тычинками. Я и все присутствующие не могли глаз отвести. А еще одна девушка вырастила лилию с лепестками нежного золотого цвета. Казалось, от нее льется свет, такой мягкий, что на него можно было смотреть без труда. И тут в зал вошел Малахитус. Сначала он добродушно похвалил цветы всех участниц, а там были розы, ромашки, даже подснежники, а потом направился прямо к двум лилиям, которые в силу обстоятельств росли рядом. Он склонился над золотой лилией и произнес: "Этот чудесный дар доброго сердца будет теперь в моем цветнике." А на черную даже не взглянул.

Тут же листья черного цветка ощетинились длинными колючками, на которых повисли капли цвета крови, а в лицо девушки, получившей признание ректора полетела кислотная стрела! Что тут было, страшно представить! Вызванные маги шторма буквально чудом спасли лицо бедной страдалицы, а Мориониту крепко держал сам Малахитус, хотя она вырывалась и магическими, и физическими способами и даже умудрилась его оцарапать. К счастью подоспела госпожа Сердолика и помогла связать злосчастную магическими путами. Ее отправили в Башню Раскаяния, на самый верх, куда давно уже никого не помещали. Так что вы думаете, на следующий день камера оказалась пуста. Не иначе, негодная девчонка обратилась маленькой птичкой и вылетела в окошко. Никто и не подозревал, что она уже умеет такое. С тех пор о ней ничего не слыхали. Малахитус старался скрыть это происшествие, слишком уж большой это урон его престижу, да слухами земля полнится!

— Да, дела нехорошие, как бы она не оказалась там же, где Опалус!

— Ладно, хватит вам рассказывать всякие неприятные новости. Все беды еще впереди, как-нибудь выкрутимся. А сейчас давайте споем нашу круговую, — сказал Аурелио и отхлебнул порядочный глоток из своей кружки. Остальные последовали его примеру, и Базальт запел:

Стихий пробужденье

Несет разрушенье,

Природою дан мне

Опаснейший дар:

Страшнее в три раза

Проклятья и сглаза

Запущенный ловко

Из пламени шар.

Песню подхватил Аурелио:

Могу, если надо,

Дождем и прохладой

Сменить утомивший

Безжалостный зной,

Движеньем единым

Смиряю лавины,

Тайфун заставляю

Пройти стороной.

Следом вступил Гладиолус:

Спешат к моей двери

И птицы, и звери,

Как нашим, владею

Я их языком.

Кто с лесом сроднится,

Легко становиться

Научится белкой,

Стрижом иль жуком.

К последнему куплету присоединился даже Аметисто, который обычно не пел, считая, что ему медведь наступил на ухо:

Должны быть у мага

Лишь ум и отвага,

А грубая сила

Ему не нужна,

Без крови и стали

Врагов побеждали

Творцы заклинаний

Во все времена.

Громко стуча кружками, они повторили последний куплет еще три раза, перед каждым усердно смачивая горло пивом, а, закончив, заказали еще и еще. Веселье все не унималось, маги, окончательно раззадорившись, стали запускать разные шутихи — маленькие молнии, смерчи, а маг леса даже попытался превратиться в мышь, но вовремя опомнился, заметив на подоконнике толстого хозяйского кота. В результате он успел только наколдовать себе длинный мышиный хвост, который тут же отвалился, перебитый молнией Аурелио.

— Что ты делаешь?! Больно же! — возмутился Гладиолус. И в этот момент кот схватил хвост и выпрыгнул в окно.

— Ты еще должен сказать мне спасибо, а то кот уже нацелился на тебя! Пьяных-то он не любит, особенно, если напивается мышь!

— Ну и шуточки у вас, — сказал Аметисто, — прямо как в веселые студенческие времена.

Сам он не особенно налегал на пиво, ибо даже встреча с друзьями не избавила его от печали и дурных предчувствий. Наконец на поднятый шум прибежал хозяин:

— Господа маги! Пожалуйста, потише, а то сюда явится альмаринская стража, и ночевать вам придется не в ваших башнях, а в кутузке!

Хозяин совсем не боялся молодых чародеев, он имел секретное предписание от самого Малахитуса следить за их поведением и в случае чего не давать им распоясаться. Все об этом знали, и обычно до серьезных потасовок дело не доходило. Так и на этот раз, молодые люди утихомирились, а Аметисто принялся извиняться за всех, ведь он любил своих товарищей и понимал, что они набрались порядком вовсе не от радости встречи, а от того же беспокойства, которое его наоборот держало подальше от пивной кружки. Выйдя на улицу, они продолжали беседу. Аметисто пришлось рассказать всю историю сначала, и он ненароком обмолвился:

— Если бы вы знали, с какой девушкой мне пришлось делить трудности пути во время отступления из Стефеншира!

— Что за девушка? — тут же встрепенулся Аурелио, который из-за своей внешности считался большим специалистом в любви, хоте на деле совсем таковым не был.

— Надо же, тебя заинтересовала представительница прекрасного пола, — рассмеялся Базальт. — Никогда не думал, что с тобой когда-нибудь такое случится, видно не зря тебя отправили изучать жизнь за пределами нашего города.

— Ну, расскажи, расскажи нам о своих похождениях, не таись от друзей, — потребовал Гладиолус, не слишком, однако, надеясь услышать какие-нибудь пикантные подробности.

Аметисто уже и не рад был, что проболтался:

— Да знаете, ничего такого, просто я подружился с воительницей Лиги Скорпиона.

— Да ты что, с ними и дружить-то невозможно, они все суровые, только и знают, что махать мечами! — разом воскликнули все три его товарища.

— Ничего подобного, Сапфира... — тут Аметисто прикусил язык, поняв, что он проговорился еще больше, — она даже на лютне здорово играет, и поет, и вообще...

— Да ты никак влюбился в нее, — подколол приятеля Гладиолус.

— Да ты что, их любить нельзя, будто не знаешь, — и Аметисто по обыкновению покраснел.

— Это в мирное время ничего нельзя, а сейчас того и гляди война, неизвестно, что со всеми нами будет. А я бы, например, постарался с ней встретиться и здесь, — заявил Аурелио

— Больно ты храбрый! А впрочем, их ведь поселили в помещениях при Академии, девчонки живут на втором этаже, в комнатах, которые припасены для новых поступающих по осени. Так что давай, не теряйся, а мы, пожалуй, пойдем, не будем тебе мешать, — сказал Базальт, и на его лице появилась двусмысленная усмешка.

Подначки друзей, выпитое пиво и теплая летняя ночь сделали свое дело, и Аметисто размечтался. Но сразу выполнить задуманное чародей не смог, поскольку всю ночь потратил на то, чтобы разведать в какой именно комнате поселили Сапфиру. Может быть, он и не стал бы тревожить девушку, но при мысли о том, как в следующий раз друзья будут его дразнить, расхрабрился и утром привел свой план в исполнение.

Сапфира сидела в своей комнате, которую ей выделили в альмаринской Академии. Было тихое ясное утро. Битва на горизонте пока не маячила, и воительница находилась в самом романтическом расположении духа. Все ее мысли были об Аметисто. Сапфира чувствовала, что с каждым днем все больше привязывается к этому молодому человеку. Его светлая, слегка лукавая улыбка, добрый взгляд голубых глаз притягивали к себе как магнит. Еще недавно она посмеивалась над его стремлением доказать себе и всем, что он настоящий сильный маг, но теперь постоянное желание подтрунить над воспитанником Академии Триединства пропало, словно его и не было.

Некоторое время воительница задумчиво смотрела на потолочную роспись, сидя в мягком бархатном кресле, затем встала и медленно подошла к окну. Ее взору предстала чудная картина летнего утра. Солнце уже поднялось над горизонтом, заливая полнеба золотым светом, легкие облачка были окрашены в нежно-розовый цвет. На противоположной стороне небосвода, которая казалась необычно темной, Сапфира разглядела тонкий белый серп луны. Встреча двух светил была вполне обычным явлением для этого времени года, и воительнице вдруг вспомнилась старинная песня о двух небесных конях, обреченных вечно жить в разлуке. Она отошла от окна, взяла любимую лютню и стала тихо напевать, перебирая струны:

Среди лугов небесных,

В краю прозрачных гор,

Гуляет конь чудесный

На воле с давних пор.

Ступая горделиво,

Выходит по утру,

Как пламя, вьется грива

Златая на ветру.

Хлопнула створка открытого окна. Воительница подумала, что это ветер, и продолжила пение:

Едва он удалится

Под вечер на ночлег,

Младая кобылица

Свой начинает бег.

Возлюбленным забыта

В тоске и гневе бьет

Серебряным копытом

О гулкий небосвод.

С зарею миг свиданья

Сомненья гонит прочь...

Но снова расставанье

Приносят день и ночь.

Едва она закончила последний куплет, как в комнату с подоконника спрыгнул тот, о ком она буквально только что думала с радостным трепетом в сердце, хотя такие мысли были не позволительны для воительниц Лиги Скорпиона.

— Аметисто, ты? — с непритворным удивлением в голосе спросила она. — Как ты сюда попал?

— Я услышал твой голос и так захотел тебя увидеть, что не удержался и влез сюда по плющу ..., — попытался, краснея от смущения, объяснить молодой чародей.

— Но как же тебе удалось это сделать? Ведь ты же..., — воительница хотела сказать "боишься высоты", но вовремя осеклась и замолчала.

— Знаю, что ты хотела сказать, — мягко произнес Аметисто, постепенно обретая уверенность. — Но если воспользоваться заклятием невесомости, то...

— Сапфира! — раздался за дверью строгий голос Предводительницы Лиги. — Ты почему заперла дверь? У тебя что, гости?

Услышав это, Аметисто тут же бросился к окну, понимая, что если их застанут вдвоем, несдобровать и ему, и Сапфире. В эту самую минуту Предводительница, подозревая неладное, открыла дверь запасным ключом. Она всегда держала запасные ключи на случай, если кто-нибудь из ее подопечных вздумает втайне нарушить обет, и здесь в Альмарино а не оставила этой привычки.

— Так — так — так, — строго сказала начальница, увидев прыгающего в окно Аметисто и потупившуюся Сапфиру. — Ну и как прикажешь это понимать, моя дорогая?

Тем временем молодому чародею удалось спрыгнуть в сад. Но он так спешил, что забыл про заклятие невесомости, и приземление получилось весьма жестким. Потирая ушибы, и, на чем свет стоит, ругая себя за то, что не сумел справиться со своими чувствами, Аметисто поплелся в таверну "Три поддубовика", где с горя пробыл почти весь день.

— Ну, что же ты молчишь? — вновь обратилась к своей подопечной Предводительница, проводив мага насмешливым взглядом.

— Видите ли, госпожа, — запинаясь дрожащим голосом начала Сапфира. — Аметисто принес мне записку от сестры и...

— Ты никогда не умела врать, Сапфира, — укоризненно покачала головой предводительница. — Эту записку я видела у тебя в руках еще вчера. И к тому же почту через окно носят только голуби. Но тебе повезло, я слышала ваш разговор и знаю, что ты не нарушила клятвы, данной Лиге. Поэтому я тебя прощаю. А этому авантюристу передай, чтобы был поосторожнее, если снова вздумает влезть в окно к какой-нибудь девушке.

Потрепав Сапфиру по плечу, Предводительница удалилась. Сапфира печально стояла посреди опустевшей комнаты, устремив глаза в пол. На ковре обнаружился платочек. Машинально воительница подняла его. Это был самый обычный платок из белого шелка. На нем было вышито сердечко и всего одно слово "Люблю". Сапфира не сомневалась, что платок оставил Аметисто. На всякий случай она спрятала платок в шкаф из красного дерева.

— Что бы это могло значить, — задумалась девушка. Минутная радость сменялась отчаянием и сомнениями. Наконец, отряхнув наваждение этого странного утра, воительница решила, что, скорее всего, это просто новая мода у магов. Когда же она заглянула в шкаф, чтобы взять свой плащ, никакого платочка там уже не оказалось.