* * *
Странное дело, с момента той сочинской командировки прошло уже несколько лет, но я помню лица своих "подопечных" и их характеры, хоть и не помню фамилий. Да, были Калиновские, Капчицы, Дыкманы... Но я не могу сопоставить фамилии с лицами и характерами, я помню только людей. Я помню несчастных стариков из Искитима, потерявших своего единственного сына, который возвращался домой от родственников жены. Помню того дядьку-армянина из Мурманска, с первого дня запершегося в номере и неохотно открывавшего дверь — в том самолёте у него погиб брат, и он крепко пил теперь, оплакивая его, а показывать слёзы мужчинам-кавказцам никак нельзя. Я помню отца погибшей со всей своей молодой семьёй дочери. Помню и ту женщину из Красноярска, что каждый час падала в обморок, и того дядьку, руководителя стихийного "комитета" родственников. Интеллигентную тихоню-старушку, оказавшуюся дальней родственницей хозяина одной из рекламных контор, с которыми работала "Сибирь", я тоже помню. Я, вообще, наверное, всех вспомню, если увижу их вновь...
* * *
Родственники и пассажиров, и членов экипажа выразили желание посетить место крушения самолёта. Фрахт (так это по-морскому называется) корабля тоже взял на себя лично Филёв — он не только заплатил за судно, но даже решил все вопросы, связанные с выходом за пределы российских территориальных вод людей, большинство которых в суете первых дней даже паспорта заграничные с собой не взяли. По причине того, что на борт корабля помещалось только двести человек, было организовано два рейса: один — для родственников экипажа и журналистов, второй — для родственников пассажиров. Восьмого числа состоялся первый рейс. У нас появилась небольшая передышка — сегодня нас не донимали израильские и российские масс-медиа. Но всё остальное было так же: бесконечные новые требования "комитета" — сейчас они требовали (почему-то от "Сибири") организовать процедуру опознания и последующей раздачи собранных в море личных вещей погибших, отправка "грузов 200", уточнение списков и прочие "мелочи". Рутина, одним словом...
С утра мы все вместе сидели в моём "штабном" номере и пили чай. Девчонки-стюардессы взяли на себя заботу о нас с Игорем — они деловито подоставали из своих "закромов" пакетики чая, явно "реквизированные" с рабочего места, сахарок в фирменной "сибирской" упаковке и конфеты "Взлётные". Чаепитиями они спасали нас от "кофейной интоксикации". Вдруг в номер ворвался Иван Григорьевич. По слухам, "сосланный" в Сочи за то, что он чуть не организовал в Новосибирске встречу с "коллегами" погибшего экипажа журналистам телеканала "Россия", Иван Григорьевич прибыл в город руководить нами. Первые сутки деятельный шестидесятилетний "замполит" не мог найти себе занятия — мы без него прекрасно понимали, что нужно делать, и довольно быстро распределили обязанности между собой. Но, видимо, оставлять нас без "руководительской опеки" было не в правилах Ивана Григорьевича, поэтому сегодня он решил провести среди нас разъяснительную беседу.
— Смотрите, парни, — обратился оратор к разнополому "личному составу", — сегодня уже пятый день, считай, пошёл. И сейчас точно начнётся. Сейчас они все будут тут "это самое" — они же, евреи, такие! Сейчас начнётся! И мы ещё у них попляшем! Это я вам говорю — начнётся, помяните моё слово!
Речь "замполита" была живой, образной и воодушевляющей — в ней только начисто отсутствовал предмет. Опытный выпускник высшей партшколы, не тонущий ни при каких режимах, аккуратно упускал из своего спича, что же именно "начнётся" и почему мы должны "плясать".
— Смотрите у меня! — всё более распалялся "партиец". — Это не только я вам сейчас говорю, Владислав Феликсович мне то же самое сказал — Иди, говорит, Иван Григорьевич, доведи до парней. Чтобы ни-ни-ни-ни!.. Ни-ни-ни-ни! — выждав театральную паузу, зачем-то повторил последнюю бессмыслицу "замполит".
Мы сидели зачарованные пламенным воззванием нашего руководителя, и никто не решался переспросить, о чём он только что говорил — нас распирал "боевой дух" и готовность к подвигу. Я до сих пор жалею, что у меня не было под рукой в тот момент диктофона — такие речи нужно проходить в ВУЗах на мастер-классах по ораторскому мастерству. Где там Пелевину с его знаменитой "командирской зарукой" из "Чапаева и Пустоты"! В жизни ещё полно "Иванов Григорьевичей" — они так воспламенят "массы" полной нелепицей, что только колодки потом под эти "массы" подкладывай!
Гораздо содержательнее были "пятиминутки" с Филёвым в уличном кафе. На "замполитовские" "ни-ни-ни" можно было только согласно покивать головой, а настоящие задания мы получали от генерального.
— Смотрите, парни, — говорил нам сегодня Владислав Феликсович — в отличие от утренней "летучки" "замполита" за столом сейчас действительно находились только мужчины, — меня всё это начинает уже доставать. Вообще-то, в мире принято, что авиакомпания компенсирует пролёт и проживание на два дня для двоих родственников. Это мы просто лохи. Андрюха, сколько их тут у нас? — обратился он ко мне.
В ответ я выдал точную цифру проживающей в гостинице "родни".
— Они, вообще-то, ждут документов и опознания вещей, — передал я генеральному цели пребывания наших "подопечных".
— Документы им выдадут только тогда, когда всех признают погибшими, — пояснил юрист Анатолий Андреевич. — Это и несколько месяцев может занять. Пока они считаются "пропавшими без вести" — тел ведь практически нет.
— Вот. И что мы их тут всё это время кормить будем? — риторически спросил Филёв. — Еще и Феликс нам пи..орасов каких-то прислал, — мимо нас как раз прошёл "социальный работник", тот самый, что интересовался у меня документами для родственников, сейчас он вышел из гостиницы в шлёпанцах, шортах и с полотенцем через плечо, явно направляясь на пляж.
— С опознанием вещей, вообще, Владислав Феликсович, задница получается, — сообщил плотно работавший с прокуратурой Анатолий Андреевич. — Они никому ничего выдавать не собираются, хотят назначить процедуру опознания после того, как мы объявим дату возвращения всех по домам.
— То есть натравить их на нас хотят? — уточнил Филёв.
— Похоже, так, — ответил юрист.
— Какие, коллеги, будут предложения? — спросил генеральный у всех нас.
— Надо втихую всем билеты сделать на одну дату, и втихую каждому отдать, чтобы прокуратура ничего не знала, — предложил я. — Хватятся, а мы уже...
— Точно, — одобрил моё предложение Филёв. — Билеты делаем туда, куда скажут — хоть в Нью-Йорк, но ничего менять никому не будем. Так им всем и скажите! Чтобы десятого числа никого здесь не было. Всё, закрываем лавочку!
Была, правда, ещё одна загвоздка — многие родственники из разных государств хотели улетать из Сочи "сложными" маршрутами — сначала в Новосибирск, а потом в Израиль, либо — наоборот, сперва в Израиль, а затем вернуться в Россию. Но директор наш был категоричен:
— У меня турагентство платное, пусть одну точку назовут на карте мира — туда увезу бесплатно, а вот это "туда погостить — сюда погостить" — хрен им!
Проблему "сложных маршрутов" решил за нас "Сохнут".
— Андрюша, о чём речь? — сказал мне Лев. — Конечно, я понимаю, что вы не богодельня, вы тоже пострадавшие. Мы сами всех увезём, не волнуйтесь. Вы только скажите мне, кого куда катать надо!
Такие списки, правда, пока только предварительные, у меня уже были готовы — я охотно поделился ими с ростовчанами.
Начало операции "Билет" (конечно же, не было у неё никакого названия, это я сейчас для "шпионского блеску" его придумал) было отсрочено очередными визитёрами. На пороге моего номера стояли двое мужичков — один из числа наших "подопечных", второй был "новеньким".
— Скажите, вы ведь компенсируете проезд до Сочи? — спросил меня "старожил".
— Да, — ответил я.
— К нам сегодня приехал родственник из Горячего Ключа, вы не могли бы оплатить ему проезд? — продолжил дядька.
К тому времени мы выдали деньги за пролёт, похоже, всем, кто к нам обратился, и я, честно сказать, был этому рад — очень уж непростой была процедура. "Старожил" протянул мне билет до Сочи не то на автобус, не то на электричку из маленького городка Краснодарского края. В самом низу билетика была отпечатана цена проезда — 65 рублей. Для понимания, билет из Красноярска стоил тысяч десять, из Хабаровска — под "двадцатку". Я молча достал из кошелька семьдесят рублей и отдал их "просителям". "Новенький" всё, похоже, понял, покраснел, но деньги взял. Вот и не верь после этого в анекдоты про жадных евреев!
Мы начали корректировать наши списки пассажиров, уточняя, куда кто полетит. Как и ожидалось, в основном все собирались лететь или в Новосибирск, или в Тель-Авив. И на то, и на другое направление "Сибирь" запланировала чартерные рейсы на десятое число.
Я сидел в нашем сочинском офисе и готовился отправлять предварительные списки в Новосибирск, когда позвонил Филёв:
— Андрей, нам и туда, и туда по одной "тушке" хватит?
— Да, примерно по восемьдесят — сто человек, плюс из наших наверняка кто-то полетит — ответ у меня был наготове.
— Ага, это включая всяких журналистов? — уточнил генеральный.
— А мы их тоже везём? — удивился я.
— А! Точно! — сообразил Филёв. — Пусть их военный борт израильский назад забирает! Сейчас буду договариваться.
Ещё нам только не хватало узнавать, куда кто из "социальных работников" собрался лететь.
(3) Официальная организация Государства Израиль, занимающаяся, прежде всего, репатриацией евреев на "историческую родину".
Часть 3. По-прежнему рутина...
На следующий день состоялся второй рейс зафрахтованного "Сибирью" корабля к месту крушения самолёта — от авиакомпании с родственниками отправились четверо наших бортпроводников. Мы с Игорем проводили их до самого пирса ранним утром. Сегодня у нас получался практически полноценный выходной — наступило короткое затишье перед "бурей".
В гостинице с нами остались Саша и Марина — помогать составлять списки пассажиров предстоящих чартеров и тех, кого нужно было отправлять "регуляркой" "Сибири" и других авиакомпаний через Москву. Несмотря на то, что часть билетов была уже выписана, мы не успевали подготовиться к завтрашнему дню — многие значились у нас "под вопросом", как неопределившиеся, но уточнить их маршрут не представлялось возможным — почти все были на корабле.
В образовавшийся "почти выходной" Игорь решил заняться своей прямой работой "пиарщика" и отправился в Адлер на намеченный показ журналистам обломков нашего самолёта.
Зал ангара был полон журналистов, здесь же были Филёв и помощница господина Рушайло, но сам секретарь Совбеза, который должен был вести "экскурсию", задерживался. Журналисты выражали своё нетерпение, и помощница ответственного чиновника заметно нервничала — она бесконечно созванивалась со своим шефом, пока, наконец, не объявила:
— К сожалению, Владимир Борисович подъедет позже. Провести показ обнаруженного на месте падения мы, наверное, попросим гендиректора авиакомпании "Сибирь" Владислава Феликсовича Филёва.
Как профессиональный "медийщик" я до сих пор частенько думаю, случайным было отсутствие на столь важном мероприятии руководителя штаба или же нет. Но со стороны всё, что последовало далее, выглядело как явная "самодеятельность" нашего генерального.
Филёв взял в свои руки "бразды правления" и внезапно пригласил журналистов не в зал, где были аккуратно разложены приготовленные для демонстрации "экспонаты", а в помещение, в котором работали по пояс голые из-за жары эксперты-"технари". Через считанные минуты весь мир облетели кадры с посечённой снаружи (а вовсе не изнутри, как было бы при теракте на борту) дверью нашей "тушки", изуродованной тележкой, кусками обшивки фюзеляжа и самими металлическими шариками — орудием уничтожения самолёта и находившихся в нём людей. Уже вечером того же дня состоялась, наконец, пресс-конференция украинского министра обороны, где он "не исключил вероятность" случайного поражения самолёта ракетой своих сил ПВО. Ещё через несколько дней выступил сам президент "незалежной", сказавший знаменитую своим цинизмом фразу: "Не надо робить трагедию!" А что, интересно знать, надо было "робить" из смерти такого количества невинных людей?..
Бортпроводники, ходившие в море вместе с родственниками пассажиров, времени зря не теряли — они "сняли" огромное количество вопросительных знаков в наших списках пассажиров, уточнив в пути, кто куда собирался улетать из Сочи. Теплоход вернулся около полуночи — еще пару часов мы с Игорем, Сашей и Мариной уточняли и дополняли наши списки, отправив остальных бортпроводников, уставших от корабельной качки, спать.
Было уже начало третьего ночи, когда я, наконец, позвонил нашему сочинскому представителю с радостной (для меня, но никак не для него) новостью, что у нас всё готово. Олег Александрович тяжело вздохнул и попросил меня самостоятельно сходить и разбудить жившую в соседнем с нашим офисом доме кассиршу Ирину.
Мы с Игорем отправились будить несчастную Иру. Ночь была тёплой и тёмной. В траве стрекотали кузнечики, и Сочи казался вымершим. Даже странно, что в главном городе-курорте страны, иногда называемом "летней столицей", может быть так по-провинциальному тихо и безлюдно. Ирина была готова к тому, что сегодня ночью ей предстояло выписать полторы сотни билетов во все концы страны. Она довольно быстро собралась и пришла в кассу, которую уже открыл и снял с сигнализации прибывший Олег Александрович.
Мы торопились с билетами — сперва мы хотели раздать их во время завтрака в гостиничном ресторане, но сейчас решили выдавать прямо с утра, до того, как люди пойдут в ресторан. Мы, как гестаповцы, долбились в утренние двери гостиничных номеров и вручали людям билеты на сегодняшние рейсы, сообщая при этом, что возврату и обмену сия отпечатанная на фирменном бланке бумажка не подлежит. Как только пачка заканчивалась, кто-то из нас бежал в кассу и забирал у Иры следующую партию. Энергичная и жестокая рутина, одним словом...
За завтраком мы уже раздавали последние билеты — в основном, те, что были выписаны на "чужие" авиакомпании — с ними было больше всего мороки. Внезапно в зале появились представители прокуратуры, объявившие, что процедура опознания личных вещей состоится завтра. В зале нарастал жуткий звук: "У-у-у!" — это начинало закипать возмущение понявших, что их только что обманули, людей. Мы с Игорем лишь успели увидать стоявшего на лестнице Филёва, который вовсю махал нам руками. Мы ринулись от звереющей толпы в сторону "своего".
— Быстрей-быстрей, бегом пи..дуйте отсюда! — кричал нам Владислав Феликсович. — Идите гуляйте куда-нибудь, в гостинице не появляйтесь, я вам позвоню!
Еще ниже на лестнице стоял прокурор города Сочи, все эти дни по-хозяйски дававший распоряжения налево-направо и тоже постоянно что-то "требовавший" от нас. Сейчас он почему-то был в гражданском.
— Да ну на х..й! — сказал прокурор, услышав крики из зала, и пошёл вниз, вслед за нами.
Я, правда, не знаю, что происходило дальше в гостиничном ресторане — знаю только, что процедура "опознания личных вещей" началась в здании сочинского морского вокзала в этот же день, всего через пару часов после того самого "У-у-у!". На багажную ленту прокуроры просто вывалили всё, что удалось собрать морякам "Капитана Вакулы" с поверхности моря, а несчастные родственники отыскивали в этих бесформенных и мокрых кучах вещи своих погибших близких и сразу же забирали их себе.
