Восставший Лелуш: Британия

Ладно. Вот начало — Монтебелло встречает меня, мы обмениваемся приветствиями и он отходит к ново группе гостей. Хм. Первые минут десять он безукоризненно исполнял обязанности хозяина вечера, потом увлекся разговором с погибшим графом де Марье, а потом... Вот она, двадцать третья минута с моего прибытия. Герцог обрывается посередине фразы, судя по выражению лица извиняется и уходит колоннам, где находится фуршетный столик. Теперь странно касается своего запястья — обычно там носят часы, но костюм не оставлял для них места. А в следующую секунду колонны вспучиваются кусками камня, разрывая всех находящихся рядом в клочья.

Итак, команду на подрыв подал он, это первое. Второе...

Я вернулся к предыдущим фотографиям. Да, верно. Все время после разговора он посматривал на меня, или прямо скашивая глаза, или иногда посматривая в мою сторону. Будь он простым хозяином вечеринки это можно было бы понять — я был наиболее важным гостем, но ведь он собирался всех взорвать. Если бы он собирался убить меня, это тоже было бы понятно. Но ведь нет, напротив. Стоп.

Он пошел взрывать именно тогда, когда я вышел из зоны поражения. Именно тогда, и не секундой раньше. А это... Это ставит все с ног на голову. Меня, главу зоны, изначально не собирались убивать. В ходе идеально спланированной и крайне дорогостоящей трехмесячной операции. Тогда... Зачем? Я не понимаю. Это даже не забивать гвозди микроскопом — подобные операции это штучные брилианты, второй шанс может и не появится.

Хорошо. Допустим, я переоценил собственную значимость, и реальной целью был не я. Тогда кто? Ллойд? Он куда ценнее меня, но это тайна нулевого уровня, да и не заметно к нему какое-либо внимание. Да и таких людей нужно похищать, а не убивать. А больше серьезных людей на приеме не было за исключением самого Монтебелло.

Значит... Это либо сделано для раскрутки террористов, но смысл сохранения мне жизни я тогда не вижу, либо целью был кто-то присутствующий на приеме, но чью значимость я не понимаю. При этом меня не записали в случайные жертвы, если эта цель настолько превосходит меня по значимости, но специально оставили в живых. Это вариант мне чертовски не нравится, потому что означает, что я пропустил невероятно важную интригу у себя под носом. В любом случае, засажу безопасников — пусть роют землю носом. Мне нужна вся информация по находившимся в зоне поражения, даже по слугам. Если они были реальной целью подобной акции, я должен знать причины.

И все-таки, этого мало. Чувство, будто я упускаю что-то невероятно важное буквально сошло с ума, билось в висках. Есть какая-то деталь, мое подсознание уже нашло ее, просто я не могу понять...

Еще раз. Вот Монтебелло прекращает разговор, вот подходит к колоннам... СТОП!!! Внезапное осознание было подобно вспышке.

Ни на едином кадре Монтебелло не повернулся к камере лицом. Его то заслоняли другие люди, то он сам смотрел в другую сторону. Но вот отражения... В бокалах, в зеркалах, на до блеска отполированном гранитном полу, везде — их нельзя было скрыть. Его глаза, голубые, словно небо, ставшие вместе с золотыми волосами своебразной визитной карточкой французских аристократических родов, сияли багрянцем. Тем самым багрянцем, что я не раз видел у тех, кого подчинял.

Монтебелло был под гиасом, вот что не давало мне покоя. Он не обладал им — иначе в глазнице сияла бы птичка. Он был под воздействием, схожим с моим. Вот только...

Все, на кого я воздествовал гиасом, меняли цвет глаз на время действия. Глаза же бедолаги Монтебелло были голубыми ровно до того момента, пока он не пошел выполнять свое последнее действие — отдать команду на взрыв.

Значит, гиас был временным. Точнее... Нет, его не мог наложить кто-то в толпе, покушение подготавливали минимум три месяца. Скорее всего радужка меняет цвет тогда, когда гиас начинает действовать. А это значит, что у моего врага гиас с замедленным действием.

Но что он делает? Я не могу приказать — только убедить и попросить, чего зачастую бывает достаточно. А это, судя по помертвевшему выражею лица мужчины, именно приказ. Приказ отложенный, который должен был среагировать только тогда, когда я выйду из зоны поражения.

Неизвестный владелец гиаса учел все — даже заставил свою марионетку спрятать лицо от камер на время смены цвета радужки, хотя на это никто бы и не обратил внимания. Он прекрасно спланировал операцию, увел следы в союз, и я полностью поверил в это. Он ошибся только в одном — не подумал, что среди британского правительства окажется обладатель гиаса, способный узнать его эффект.

Но тогда... Дело даже не в том, кто это, хотя это вопрос крайне важный. И даже не в том, почему он решил меня пощадить. Самый важный вопрос сейчас — что мне с этим делать.

Даже если бы мне противостоял я сам это было бы катастрофой. Моя способность может сделать из меня душу революции — ведь важен даже не дар убеждения, а вызываемая симпатия и доверие. Я не использую это, так как это оружие на крайний случай и не хочется злить Виви, но сам потенциал ужасает.

Мой враг же может как минимум приказать умереть и серьезному, умному человеку с сильным инстинктом самосохранения. А скорее всего — и не только, так как если подобную операцию провел не Союз, а я склоняюсь к этому, так как использовать способности подобного калибра в настолько незначительной операции будет глупостью, то он удерживал контроль над ним на протяжении трех месяцев. И ведь не факт, что он контролирует только одного человека...

На мгновение мне стало страшно. Подобные силы слишком велики, они могут привести к совершенно диким последствиям. Даже не к революции — хрен с ней, можно устроить и другими методами. Но если он захватит контроль надо мной или, тем паче, Шнайзелем... Это конец. Я мог бы устроить что-то подобное, если бы чувствовал себя готовым к открытой войне с Виви и занятию настолько высоких должностей, но ведь он вполне может не знать про Виви. А если он и это операция самого Виви? Или С.С. все-таки осталась в зоне? Сколько вообще существует людей, умеющих дарить гиас?

У меня идет кругом голова. Много вопросов, и никаких зацепок. Ладно. Главный вопрос сейчас — сообщать ли об этом Виви. Если это учудил кто-то из его отдела — пусть обьясняется. Мне терять руку, конечно, неприятно, но это такая мелочь рядом с носителем подобной способности без контроля. Ладно, с ним постараюсь связаться завтра, все равно я без понятия, как это сделать, он не оставлял обратного адреса. А вот на счет чрезвычайных мер...

Похоже, придется начать охоту на ведьм. Пусть лучше убивают всех с сияющей радужкой, чем получить еще один терракт. И это если все мои работники УЖЕ не под контролем.

Вот теперь я действительно осознал масштаб угрозы. И мне... Мне стало жутко.

— Марк... Устрой мне экстренную трансляцию в войсковые части и отделения спецов, плюс шифрованные каналы. Мне нужно прямое обращение к войскам. — это не тот приказ, отдавать который можно ограниченному числу лиц. Да, я адски рискую началом самосудов и расстрелов командования, но это стоит того.

И самое поганое — не важно, что я сделал до этого — враг может набирать самоубийц даже без убеждения и пропаганды. В этом свете ультранационалистичная группировка смотрится крайне опасно.

— Солдаты Британии! — я сидел не на троне, но за рабочим столом. Это не самый подобающий вид для обращения, но мне не нужна красота — мне нужен предельно доходчивый эффект. — Только сегодня, благодаря неустанному труду ученых, мы выяснили, что действителя произошло во время недавнего терракта. На Герцоге Монтебелло был применем анифенилокаин — эксперементальное вещество, подавляющее волю человека. Оно было разработано в эксперементальных лабораториях на территории одиннадцатой зоны и было принято решение о безоговорочном уничтожении рецептуры, но часть готового вещества была украдена террористами. На данный момент нет ни единого признака его использования за исключением сияющего, ярко красного цвета радужки у жертвы. При применении препарат безвозратно разрушает психику. Я ввожу чрезвычайное положение восьмой степени угрозы. — ничего выше просто нет, подобный уровень означает масштабную пандемию или иную угрозу сравнимой опасности. — с этого момента вы не можете доверять никому. Ваши друзья, члены ваших семей или даже командиры могут оказаться обработаны наркотиком. С этого дня каждый солдат имеет право задержать и обезвредить любого человека с сияющей алой, флюрисцентной радужкой глаза. Если вы замечаете это у своих командиров — примите меры немедленно, и доложите в штаб. Будет создана специальная комиссия, но до ее создания — все обращения отправляйте напрямую в первый отдел, коды будут предоставлены. Этот приказ не может быть отменен никем, кроме Его Императорским Величеством Чарльзом Британским лично, даже мной. — я сделал паузу, позволяя всем слушателям осознать, что именно я сказал. — Я жду от вас собранности, внимательности и ответственности. Одиннадцатая зона будет помещена в карантин и блокирована до снятия режима чрезвычайного положения. — а это значит, что все отпуска, увольнения, переводы на другие места службы отныне под запретом. — Вы должны быть готовы к тому, что подчинены могут быть даже дети. Вы должны все время на стороже и готовы отбить нападение. Или мы остановим эту чуму здесь, на островах, или она придет уже в наши дома. All hail Britania!

Сигнал Марку, и трансляция прерывается.

Посмотрим, чем это закончится. Но самое главное я сделал — использовать гиас теперь станет гораздо сложнее. Осталось только связаться с Виви и Чарльзом лично, подобный масштаб угроз превосходит даже уровень Шнайзеля. Не люблю прыгать через начальство, но здесь выбора нет.

* * *

— Кирхайс, я жду обьяснений. — если бы я знал Шнайзеля чуть-чуть хуже, подумал бы, что он спокоен. На лице не проскальзывало ни единой эмоции, и это было страшно — с таким лицом он отдавал приказы об уничтожении мятежных секторов. Полное равнодушие и заледеневшие глаза, под которыми кроется океан бешенства. — Я получил ультиматумы от правительств Союза и Федерации из-за анифенилокаина. У тебя есть минута, чтобы рассказать мне правду.

Скользнула неуместная мысль о том, что в этом состоянии мы ведем себя одинаково. Помнится, я свой разговор с Фелпсом начал с той же фразы.

— Ваше высочество, анифенилокаин ... — я заткнулся, поймав изменившийся взгляд.

— Если ты хочешь соврать мне — попробуй еще раз. На территории одиннадцатой зоны нет ни химической лаборатории высшего уровня обеспечения, ни персонала нужного класса, ни бюджета на подобные разработки. — черт.

— Хорошо. — я вздохнул. — Анифенилокаин — оправдание, придуманное мной перед речью. На самом деле происходящее — тайна нулевого грифа, может и выше. В одиннадцатой зоне находится террорист, способный подчинять всех с помощью взгляда. Это проходит по отделу Виви, но... — Шнайзель задохнулся почти вырвавшейся фразой. Судя по всему, он уже встречался с подобным. Хотя, учитывая что даже я сталкивался с Виви до губернаторства, их конфронтации должны быть куда чаще.

— Что именно тебе нужно? — ого. Как он проникся, однако.

— Флот, чтобы устроить максимальную блокаду острова. В идеале — пару новых отделений для охраны производств сакурадайта и шахтеров для работы, я хочу перевести их в осадное положение. — убивать всех, кто приблизится без разрешения. А новые нужны потому, что весь нынешний состав уже может быть подчинен.

— Корабли получишь, но они останутся под моим командованием, вся связь с островами будет заблокирована. Никого внутрь зоны я не отправлю, так что с этого момента надейся только на войска, находящиеся в зоне. — хм. Понятно, я тоже не исключение, и могу подвегнутся контролю.

— Персонал лабораторий подготовить к эвакуации? — Шнайзель кивнул.

— Да, я отправлю отдельную команду. — тогда осталось последнее.

— Я не уверен, смогу ли удержать зону, и уж точно — сколько будет продолжаться производство сакурадайта. Могу ли я уничтожить производства в крайнем случае? — в крайнем случае буду цеплятся зубами именно за них, благо укреплены они неплохо.

— Если ты потеряешь зону — она будет уничтожена, так что мне безразлична инфраструктура. — значит я тоже в списке на уничтожение. Разумно.

— Понял, ваше высочество. — и никаких подкреплений или талантливых генералов мне не светит. Крутись как можешь, и если в один момент окажется, что против тебя армия из сорока миллионов гражданских с промытым мозгом, игнорирующих ранения — виноват будешь ты.

Шнайзель отключился, а я только сейчас по-настоящему осознал, что за бучу поднял — это дело резко перестало быть региональным. Не знаю, что там Шнайзель нарешает с ультиматумами, но обойтется это Империи дорого. Я в его способностях не сомневаюсь, но...

В любом случае, если я не задавлю восстание — жить мне останется совсем чуть-чуть. В худшем случае умру вместе со своими людьми в уничтоженной зоне, в лучшем — меня пристрелят после победы в качестве дезинфекции. И не скажу, что это будет неправильным решением.

Не знаю, что за ублюдок получил гиас подчинения, но он подписал себе приговор. Жаль конечно, что нескольких миллионам придется умереть, но такова жизнь. Империя превыше всего, а спящие убийцы это слишком большая опасность.

Интерлюдия 1.

Запретный город спал, и мало что в мире могло потревожить его покой. За стилизованными под древние стенами крылась одна из наиболее совершенных систем безопасности, а целая армия телохранителей была готова умереть за своих хозяев при первом намеке на угрозу. Лучшая техника слежения и сигнализации, караулы, патрулирование и снайперские позиции через здание — хозяева императорского дворца имели все основания считать, что находятся в полной безопасности. К сожалению, ничего из того, что сделано человеком не может обезопасить от внимания высших сил.

Ни один часовой не заметил тени, идущей по центру дороги. Тень была достаточно умела, чтобы не попасть в обьектив ни единой камеры. Не спасли даже сканеры сетчатки и отпечатков пальцов — тень просто проскользнула внутрь вместе с охраной.

Первый Евнух Гао Хаи был весьма примечательным человеком. Достаточно умным, чтобы добится своего поста, и достаточно беспринципным, чтобы удерживать его на протяжении почти пятнадцати лет. В Поднебесеной Империи он выполнял функции главы внешних сношений, и был своеволен ровно настолько, чтобы не стать угрозой для других евнухов, но при этом остаться удобным другим державам. Это требовало не только дипломатического мастерства, но и недюженной храбрости, так что мужчина сумел не показать испуга, когда в его висок уперлось холодное дуло пистолета.

— Как это понимать? — его голос все-таки дрогнул.

Как оказалось, оружие держал юноша, если не сказать мальчик лет тринадцати — из-за хрупкой фигуры его можно было бы спутать с девушкой со спины. Прядь непослушных каштановых волос спадала на пронзительно фиолетовый левый глаз.

— Мой хозяин желает поговорить с вами. — его голос, хоть и юный, звучал льдисто-холодно. В его взгляде не чувствовалось гнева или злости — он был безразличен. — Не рекомендую поднимать тревогу.