Лезвия умеют любить

— Спасибо, Ренас, — улыбнулся Ги. — Никто не рассказал бы о поединке лучше, чем ты. Вы, конечно же, поняли, что Ренаса выйти на бой попросила Ильмени. Представьте себе его удивление и испуг. Думаю, только вера в обещание защищать его и Ильмени, данное Ошертесом, помогла Ренасу принять верное решение. И дремора не подвел.

— Теперь все встало на свои места, — Сертедо поднялся с кресла, подошел к бретонцу и, склонившись, крепко обнял его. — Мы все обязаны тебе, Ги. Спасибо тебе!

— Нет, Сертедо, я сработал из рук вон плохо, — волшебник опустил взгляд. — Большинство убийств последних дней — моя прямая вина. Поэтому, если ты не возражаешь, мы с моими новонареченными сыном и дочерью покинем Лейсс сегодня же.

— Это твое право, Ги, — печально ответил альтмер. — Коней и двух сопровождающих я уже выделил.

— А ты?

— А я уеду отсюда через пару недель. Вывезу всех шахтеров и все сбережения. А Лейсс взорву.

— Как так? — Раэлидан и десятники почти синхронно поднялись на ноги. Решение Сертедо, видимо, оставалось тайной для всех присутствующих.

— Очень просто. Подожгу шахтерский городок, а в тоннели проведу шнуры и запалю их одновременно. И пусть Джер-Дзе раскапывает Лейсс заново, если захочет.

— Но что станет с нами? — имперец сделал шаг вперед.

— Найметесь к другому хозяину. Желательно не в Аргонии, конечно же, — альтмер развел руками. — Или бросайте шахтерское дело вообще. Я хорошо платил каждому из вас. Найдите достойное применение этим деньгам. Я, например, хочу посетить Саммерсет. Там неспокойные времена, а моя помощь как управляющего может пригодиться в любом деле.

— Это мудрый ход, — поддержал Сертедо бретонец. — Не бойтесь делать следующий шаг. Ты, Раэлидан, сказал мне, что сжег руки в огне гибнущей Империи. Используй их для помощи Империи новой. У меня есть связи при дворе Титуса Мида. Позволь я помогу тебе найти хорошую должность в Сиродииле. Что скажешь?

— Нет, Ги, — имперец помотал головой, отгоняя воспоминания о темных камерах тюрем Имперского города, раскаленных щипцах в руках палача и криках боевых товарищей. — Нет и не будет для меня никакой новой Империи. Все, что я мог отдать ей, я отдал Уриэлю Септиму, благослови Девятеро его душу. Мид недостоин служения. Но не волнуйся за меня, я найду, кому продать мои таланты.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — улыбнулся Ги. — А теперь прошу извинить нас с детьми. Мы идем собираться в путь.

Когда за Ги, Ренасом, Ильмени и десятниками закрылась дверь, Сертедо устало опустился в кресло и закрыл глаза. Раэлидан сел напротив.

— Знаешь, о чем я больше всего жалею? — прошептал альтмер.

— Откуда мне знать, мастер?

— Что Парциус не получил по заслугам. Почему самая мразь всегда выживает, а достойные гибнут? Лии-Лей убит, а Джер-Дзе жив. Парциус уже сейчас бежит по направлению к Сиродиилу, а Ошертес навеки заточен в мече.

— Навеки ли? — усомнился Раэлидан.

— Если то, что я знаю о мистицизме, верно, то да. С другой стороны, я не слышал и о том, чтобы в одном предмете уживались две души. Впрочем, я уверен, что высвободить Ошертеса и его подругу-атронаха практически невозможно. — Сертедо приоткрыл один глаз.

Имперец хитро улыбался.

— А я ни в чем не уверен, когда речь идет о Ги Айморе...

Тьма. Заключение.

Как описать то пространство, в котором пребывают наши сущности? Прежде всего, здесь темно. Мы лишены всех органов чувств, но тьма все равно ощущается особенно остро. Если бы не Ее присутствие, я давно обратился бы к безумию. Только теперь я представляю, насколько Она сильнее меня. Чувство близкого родного существа рядом возвращает пребыванию здесь краски и цвета. И тогда непроглядно-черный словно окрашивается всеми мыслимыми и невообразимыми оттенками, растекается из жгучей темноты в переливчатый свет, хотя увидеть это невозможно. Она рядом, мы кружимся в водовороте бытия, соприкасаясь и входя друг в друга, меняясь телами и эмоциями. Нам не нужны слова, чтобы выразить чувства. Любовь здесь определяет бытие, и поэтому пока мы существуем, мы будем любить. Тьма сменяется красками, цвета — снова чернотой, а мы все продолжаем свое бесконечное движение.

Счастлив ли я? Определенно. Счастлива ли Она? Нет ни малейшего сомнения. В сладком предвкушении вечности мы будем пребывать здесь. Здесь... Некоторое время назад я забыл, где мы находимся. Она потеряла это знание еще раньше, еще до того, как наши имена перестали иметь значение. Из всех имен я помню только одно — Ильмени. Иногда внутренняя тьма рассеивается, уступая место чувствам к ней. Я люблю эту девочку как дочь, хотя это понятие абсолютно чуждо мне. Я хочу ее счастья, но не могу вспомнить, почему. Моя любовь к Ильмени не вызывает Ее ревности. Мы знаем, что глупо не делиться своими чувствами. Но нам повезло — память истирается, поэтому объектов любви становится все меньше и меньше, а это значит, что скоро мы будем принадлежать только друг другу...