Проклятые

Почему Агне захотелось накрыть своими ладонями его руки? Кто знает. Возможно по наитию, дарованному судьбой, но Агна нашла способ проникнуть в заветную башню.

Контур двери проступал всё отчётливей. Страх и смятенье заставили Агну ухватиться за брата. Она снова искала у него защиты, как тогда, как тогда...

В замочной скважине торчал ключ. Агна протянула к нему руку. Нет, не её он ждал столько лет! Все усилия Агны оказались напрасны. Марк безучастно наблюдал за сестрой. Леденящее душу спокойствие — вот всё, что он сейчас чувствовал. Догадка, переросшая в уверенность, больше не пугала его. Какое-то время Марк ещё медлил, а потом...

Ключ, признавая его право, провернулся в замочной скважине без всяких усилий. Марк обернулся к Агне и, сжав её руку, повёл за собой.

Мерцающая башня встречала своего хозяина: сами собой открывались двери и зажигались свечи, светлее становилось вокруг, а в душу Марка вползала тьма. Он и не знал уже, осталось ли в нём хоть что-то от сына князя Проста и брата Агны, или колдун Литий полностью поработил его.

Эту комнату, большую, шестиугольную с массивным дубовым столом в центре и пододвинутым к нему деревянным стулом с высокой спинкой и подлокотниками, обитыми черной кожей, он узнал сразу. На стенах — полки с книгами. Этим книгам не было цены! В них жила магия. Они дарили могущество и власть, огромную власть. Благодаря им, князь Литий мог лишить жизни и исцелить любое человеческое существо.

Исцелить! Как ни велика была сила, пробудившегося в нём колдуна, но Марк окончательно не исчез! В памяти всплыли изможденные лица людей. Они умирали, а он, он мог им теперь помочь!

Борьба была не такой уж и долгой. Добру изначально суждено побеждать зло, если в человеке есть воля к этой борьбе. Душа Марка медленно оживала, это снова был он.

Следившая за братом Агна облегчённо вздохнула. Никогда в жизни ей не было так страшно. Смутные воспоминания пробуждались в ней тоже, но не так стремительно и определённо, как в Марке. Всё в этой башне казалось ей знакомым, но и только. Пелена щадящего забвения оставалась незыблемой.

— Не можешь вспомнить?

Марк и сам не знал, чего больше в его вопросе: сочувствия или зависти?

— Да, — Агна казалась разочарованной. — Возможно, если пробуду здесь ещё немного...

— Не нужно. Уходи сейчас. Не каждого знания следует добиваться.

— Но ведь ты знаешь? Ты вспомнил?!

— Вспомнил. В этих стенах прошла самая страшная из моих жизней.

— И моих тоже?

— Возможно. Уходи, Агна.

— А ты?

— Я должен здесь остаться. Один.

— Почему — один?

— Знаешь, уже много веков мы с тобой блуждаем рядом. И в каждом из нас — одиночество, на которое мы обречены. Я всегда один. И ты одна. Мы пытаемся сделать шаг навстречу друг другу, но тщетно.

— Может быть в этот раз.

— Может. Я позову тебя, Агна. Не волнуйся, ты услышишь. А сейчас уходи.

Марк проводил сестру до лестницы. Он смотрел ей во след, но видел не Агну, а великолепную и холодную госпожу Мору, чья жестокость стала причиной родового проклятья, это она обрекла их род на "испытание властью", вселила ужас в поколения наследников Рубинового зама. Она родилась вновь: проклявшая любовь княгиня Агнешка, бесчувственная госпожа Мора, бесстрастная княжна Агна— звенья одной бесконечной цепи...

Сколько дней и ночей промелькнуло, Марк не знал. К его услугам были книги и опыт князя Лития, он испробовал всё, но ничего не мог поделать. Безо всякого труда он видел происходящее далеко за пределами Мерцающей башни. Его усилия помочь умирающим людям, казалось, не улучшают, а усугубляют их положение. Хворь, в насмешку над ним, обрушилась на несчастных людей с новой безудержной силой.

И тогда Марк подумал о зеркале Агны.

Сестра не стала задавать лишних вопросов, проводила его в свою спальню и ушла, закрыв за собой дверь. Старинное зеркало отличалось упрямым характером. Марк бился над ним долго и безрезультатно.

Но стоило ему подумать об Агне, как поверхность зеркала на миг ожила и... снова застыла в неподвижности.

Вздохнув, Марк мысленно позвал сестру. Она появилась так быстро, словно стояла под дверью. А может, так оно и было?

— Оно не заговорит без тебя, Агна. Спроси, как можно остановить холеру, когда, наконец, небо сжалится и благословит нас дождём? Это испытание неспроста нам послано, иначе я бы уже справился и с хворью, и с засухой.

Агна положила руку на холодную поверхность, Марк накрыл её своей. С минуту ничего не происходило, а потом зазеркалье ожило и втянуло их в себя.

Этого места не могло быть на Земле, здесь не существовало привычного времени и пространства, размытые краски и нечёткие линии изменчивых декораций пребывали в постоянном движении,

пока Марк не догадался остановить их мысленным приказом. И тут же, они оказались на Желтой поляне. Вот только удушливые цветы с неё куда-то исчезли. Между вековых дубов желтела только пожухлая трава, примятая льющимся с неба дождём. Не дождём — спасительным ливнем, который, не утихая, шумел по жадно тянущимся к нему листьям кустов и деревьев. Тяжёлые капли стучали по пересохшей земле, и не было в мире ничего прекрасней и желанней, чем эта животворная музыка.

А потом появился Он. Тот, кто из жизни в жизнь всегда находился с ними рядом : оруженосец князя Яноша, не сумевший скрыть, от боготворимой им княгини, правду о личной жизни своего хозяина; единственный сын колдуна Лития, влюблённый в свою мачеху пасынок, ставший невольной причиной её смерти; их дед, Поль Босье, безгранично преданный своим любимым внукам.

У Поля Босье скатывались по щекам дождинки, или это были слёзы? Он обнял растерявшихся внуков, прижал к себе.

— Вдвоём, по стебельку, цветок за цветком, сорвите жёлтые цветы скорби. Исчезнет Желтая поляна, уйдет с вашей земли напасть, ниспосланная небом. Вот только скорбь — она войдёт в вас, и боли такой сердцу невозможно выдержать. Вы можете жить сами, вам отмерены долгие дни, или, ценой своей, подарить жизнь другим. Только вам это решать.

Они спросили и получили ответ. Реальность вновь теряла очертанья. Зазеркалье закружило Агну и Марка и ... вытолкнуло близнецов в их привычный мир.

Они стояли и смотрели друг на друга. Он понимал, что его ждёт. Она не до конца. Хотя...

— Князь Литий и госпожа Мора— это тоже мы с тобой?

— Да. Нам предстоит срывать воспоминанья. Самые ужасные из наших жизней. И пережить самим ту боль, что причинили когда-то людям. Тебе не страшно?

— Страшно. Но я не оставлю тебя одного. Ведь ты пойдёшь?

— Пойду. Пора остановить череду бессмысленных рождений.

— А если у нас не хватит сил, и Желтая поляна убьёт нас раньше, чем будет сорван последний цветок?

— Я ведь колдун,— улыбка у Марка вышла слишком уж грустной.— Да и ты, в своё время не чуралась магии.

Когда все уснут, приходи в Мерцающую башню, до рассвета мы сумеем себя подготовить. Мы справимся, Агна, я тебе обещаю.

* * *

Он почувствовал её приближение и вышел навстречу. Ночь, робко вступая в свои права, зажигала первые звёзды в высоком безоблачном небе. Даже у этих древних стен сумрак ночи ещё не сгустился, и фигура Агны четко вырисовывалась под сводом вековых деревьев, верных стражей Мерцающей башни.

— Знаешь ,— Агна подошла к ожидающему её брату, — я с детства чувствовала, что принадлежу не себе, а вот этой самой башне. Замужество виделось мне нелепой ошибкой. Я не хотела выходить за Стефана.

— Ты и сейчас так думаешь?

— Смысл того, что с нами происходит, трудно оценить на достаточно близком расстоянии. Любовь Стефана разбудила во мне женщину, без него я бы её в себе никогда не почувствовала. Вот только, детей жалко. Им расти без матери. Марк, мне страшно. Очень страшно!

Как ни странно, но он завтрашнего дня не боялся. Пока не боялся. Ведь всё это случиться с ними лишь завтра.

Князь Марк, сейчас, собирался предпринять нечто, невыразимо смущающее его дух, но, при этом, на его взгляд, абсолютно необходимое.

— Агна, чтобы нам завтра не погибнуть зря, в наших сердцах не должно остаться ни обид, ни ненависти.

И не умом нужно простить друг друга — сердцем.

— Я бы хотела, но, здесь вот, по-прежнему гложет!

— Давай отправимся по реке времени против её течения, к истокам нашей истории. Нет, изменить мы ничего не сможем, но сможем лучше понять друг друга, потому, что ты увидишь всё моими глазами, а я испытаю твои терзанья.

— Сложный способ объясниться. Но он, похоже, и единственный. Давай попробуем. Я бы хотела тебя понять!

... Они смотрели в глаза друг другу. Между ними горел колдовской огонь, пламя которого не обжигало протянутых через него рук. Пальцы мужчины и женщины переплелись, огонь ярко вспыхнул, и поток времени подхватил две истерзанные души, относя их в ту изначальную точку, что на многие века определила им злые судьбы.

* * *

Князь Янош стоял под деревом и наблюдал, как в нескольких шагах от него купается нахальная девица, вот уже несколько дней, вместе с отцом, гостившая в замке. С момента своего появления она

искушала Яноша, умышленно, умело. И сейчас плещется в реке, на мелководье, делая вид, что не замечает наблюдающего за ней князя.

До зуда в ладонях он хотел почувствовать под своими руками это восхитительное тело!

Она и не знала, как не просто противиться зову кричащей о своих правах плоти.

Зачем он противится?! Мысль о предстоящем удовольствии сладостной истомой напрягла тело.

Пошло, гадко,...мощно.

Вот, она обернулась. Тряхнула головой. Струятся волосы по голым мокрым плечам. Он сделал к ней навстречу шаг. Она соизволила его заметить. Засмеялась призывно, насмешливо, звонко. Протянула к нему руки. Князь Янош бросился на добычу, окончательно теряя голову...

Княгиня сидела у зеркала. Горничная, разобрав причёску, причёсывала длинные волосы госпожи перед тем, как заплести их в косу на ночь. Князь Янош подошёл к ней, забрал гребень. Сколько же нежности было в его движениях, с какой любовью он касался шелковистых волос Агнешки.

— Не замёрзла. Дай-ка, я отнесу тебя в постель.

Сильные руки с лёгкостью подняли её располневшее тело и бережно опустили на кровать. Он укрыл её, сел рядом.

— Как думаешь, скоро уже?

— Пожалуй, в следующем месяце.

— Я хотел бы, чтобы родилась девочка. Она будет такой же красавицей, как и её мать. По ней будут сходить с ума лучшие женихи королевства!

Княгиня улыбнулась и закрыла глаза.

— Спи,— прошептал муж, целуя её.

Он сидел рядом пока его жена не заснула. Ещё какое-то время Янош прислушивался к её спокойному, ровному дыханию. А потом... Он не хотел спать. Тело жаждало совсем иного. Страх причинить вред ещё не родившемуся ребёнку уже второй месяц вынуждал его к воздержанию. Он, конечно, выдержал бы, не появись соблазн так близко перед его глазами.

Князь Янош больше жизни любил свою жену. А то, что произошло нынче утром у реки и произойдёт сейчас, не имеет, в сущности, для него никакого значения.

Вот уж, никогда не думала, что сердце и тело способны иметь разные источники вдохновения.

Для нас, женщин, всё совсем не так. Как глупо, как глупо, Янош!

* * *

Она летит в бездну. И не за что ухватиться, невозможно спастись. Это муж, заботливый, нежный и так сильно ею любимый, походя, толкнул княгиню вниз.

И не понять, что страдает сильнее: оледеневшая душа или терзаемое жаром тело. Как мучительно ломит поясницу, судорогой боли скрутило низ живота и спину, кровь и вода — по ногам. Да ведь у неё же схватки! Рано. Ещё не время! А, в сущности, не всё ли равно!? Теперь ничего не имеет значения для княгини Агнешки.

Ребёнок. Слишком уж он маленький.

-Девочки живучие,— пытается успокоить повитуха.— Даст Бог, выживет.

— Девочка? Он хотел девочку. Хотел? Теперь она, определённо, знает потребности своего мужа. Лицемер! Лгун! Предатель!

Как он посмел явиться к ней?! Нет сил видеть эти виноватые глаза. Да он же, плачет!

— Не смей! Слышишь? Уходи! Ты — причина её смерти! И моей боли. Я уйду вслед за ней, не хочу больше жить. Ты слышишь?!

Она так сильно любила! А он! Как он мог?! От рыданий она потеряла голос. И глаза, которые никак не оставляли жгучие слёзы, почти ослепли. Но жизнь в ней всё ещё теплится. Всевышний не забрал её к себе.

Ей предстоит жить. Жить и помнить!

Он! Зачем он снова пришёл к ней? Что ещё ему от неё нужно?!

— Уходи!— её шёпот обрушился на его повинно склонённую голову.— Ты влюбчив? Так пусть же в сердце твоём пробуждается любовь к каждой заинтересовавшей тебя женщине. Ты не способен на верность? Знай же, что ни одна из них не сможет тебя удержать, и при каждом расставании будет болеть твоё сердце, как сейчас разрывается от боли моё. Ты уйдёшь из этого мира и придёшь в него вновь, моё же проклятье пусть всегда следует за тобой.

Вспыхнул огонь в очаге. Потянулся к супругам.

-Так будет, — понял он. — Что же мы с тобой натворили?!

Господи, Агнешка, я и подумать не мог, в какой ад ввергаю нас, когда пошёл на поводу пробудившейся чувственности. Непомерная цена за дешёвое удовольствие!

Женщины чересчур серьёзно смотрят на жизнь. Или это мы слишком уж снисходительны к своим слабостям?

Любовь моя, как же ты всё это вынесла? Не мне упрекать тебя в жестокости, Агнешка. Не мне.

* * *

Марк протянул к ней руки, и Агна подошла к нему, опустила ему на плечо голову. Они стояли, обнявшись, и молчали. По щекам Агны струились тихие слёзы, с ними из сердца уходила горечь, и очень важное понимание рождалось в её душе.

— Марк, -Агна отстранилась от брата.— Мне нелегко признать, но я должна сказать тебе: не любовь Агнешки прокляла Яноша, а её уязвлённая гордость. Сила любви — в способности прощать. Сердце моё свободно от боли и обиды.

— Я тоже, вполне, усвоил преподанный мне урок.

— Уже светает. Пойдём. Время платить последние долги.

* * *

Удушливые желтые цветы на идеально круглой поляне не убила засуха. При приближении Марка и Агны упругие стебли всколыхнулись, заволновались. Мужчина протянул руку, и, не обращая внимания на лизнувшее пальцы пламя, с корнем вырвал ближайший к нему цветок.

Ветер донёс до дубравы первые раскаты далекого грома.

Князя настигло первое воспоминание.

-Старые люди говорят, что тот, кто хочет изменить свою судьбу, должен подняться на вершину Дев-горы.

Юный князь весь превратился в слух, внимая рассказам бродячего музыканта. Отчего-то он ему сразу поверил. Литий всегда ощущал исходящую от горы силу.

Когда-то люди приносили Дев-горе подношения, стремясь умилостивить обитающих на ней духов. Но с тех пор прошли века, унёсшие с собой Древнее знание, что так и не стало достоянием потомков. Ныне живущие отвергли верования предков. И только, суеверный страх оказался на редкость живуч, заставляя путников избирать более дальнюю дорогу, лишь бы ночь не застала их в этом опасном месте.

Над Дев-горой клубился туман. Или это облака запутывались в развесистых лапах одинокой ели, что росла на узком плато, венчающем почти отвесную скалу— вершину горы Девов?