Низвергнут или окрылён

Мы должны не пугать их, но внушать уважение.

К сожалению память хозяина этих мест коротка: договор заключал его дед, но внук уже сомневается в крепости союза. Если он решил заигрывать сразу с двумя могущественными соседями, это не кончится добром ни для одной из трёх сторон.

Эти мысли обрывками проносились в голове Опал в короткие промежутки отдыха. На фоне почти бессонной ночи она соображала медленно и крайне медленно реагировала, что Мастер с неприсущим ему изяществом пару раз едко откомментировал.

Заработав очередное замечание о невнимательности, она вяло огрызнулась — ни в коем случае не вслух. Перед глазами будто пелена стояла, неплотная мутно-радужная словно обволакивающая все предметы в зоне видимости нечётким контуром.

— Давай сейчас, — шепнул прямо в ухо Змей и бросился на Мастера сбоку, пока тот отвлёкся, выкручивая руки Альмандину. Пара шагов, рывок — Опал без труда предвидела как Мастер будто спиной заметил атаку, не разворачиваясь безо всякой натуги перехватил, перебросил через колено первого ученика на две головы выше него самого.

Пелена уплотнилась: вот Мастер отпускает локоть Альмандина, вот чуть сдвигает ногу — чтобы принять такой вес ему потребуется более устойчивая поза... Шаг, рывок, перехват, всё с точностью как...

Как то, что произошло какие-то доли мгновения назад.

Опал зажмурилась, встряхнула головой. Нет, пелена не спала, но списать её на усталость и недостаток сна мог бы только идиот с этим самым недостатком.

Мастер отряхнул руки и наступил на шею первому ученику носком сапога:

— Опрометчивый ход, мой мальчик. Весьма опрометчивый.

Смутная догадка толкнула под колени: Опал кинулась вперёд в жалком подобии атаки, но ей не нужна была победа, только прикосновение. В последний момент, перед тем как Мастер отправил её кувырком в сугроб, она извернулась и схватила его за запястье — точнее на мгновение коснулась пальцами незащищённой кожи — Мастер не любит перчатки.

— А это что сейчас было, а?

— Простите, Мастер, — пролепетала девушка, не спеша вставать. Снег не казался холодным, только мягким. Руку жгло, пальцы липкие, словно в паутине спутались.

Не видение — тень видения, — но...

— Ладно, пока довольно. Не раскисайте, здесь вам лучше быть готовыми в любом момент.

Вовремя: время плавно близилось к обеденной черте, даже поначалу привлечённые новым зрелищем стражники вдоволь налюбовались и скрылись под крышей привратницкой. Удостоверившись, что серьёзных повреждений никто из тройки не заработал, Мастер счёл, урок оконченным.

К собственному удивлению ученики не рухнули наземь без сил, а пошатываясь, да, но распрямились и даже отвесили учителю церемонный поклон. С неба вновь сыпался снег; в небо, вверх от мокрых тел поднимался пар.

— Свободны до вечера, — махнул рукой Мастер, прежде чем уйти.

— Сегодня было намного легче, — с изрядной долей удивления заметил Змей, расправляя плечи. — Пару раз я его почти достал. Ххх, ещё бы немного...

— Не нужно было использовать и контролировать Силу, — отозвалась задумчиво Опал. Снежинки падали, руки замерзали, но вместе с этим медленно отступало радужное зрение. Как странно...

— Мастер вполсилы дрался. К чему бы это...

Альмандин покачал головой:

— Ему не нужно скрывать от людей свои способности, даже наоборот. Но, кажется, я начал понимать, в чём они заключаются.

— Правда? — насторожилась Опал. Неужели недооценённый старший сын всё-таки что-то ухитряется утаить от соучеников?

— Говорю же, понял: он знает мысли.

Аа, это. Ну что-то в этом духе Опал и предполагала, правда связывала скорее с опытом и интуицией старого травленого зверя: Мастеру некоторое время назад перевалило за вековой рубеж, большую часть своей жизни он провёл отнюдь не за книгами. На самом деле нехитрое умение, если хорошо знаешь соперника — сегодня вон она тоже...

Стоп.

— Что нам от этого, — они так и стояли по-прежнему во дворе, плавно выравнивая дыхание. Змей через голову стянул промокшую рубаху — снежинки таяли, прикасаясь к золотистой, напитанной солнцем, коже. — Да и это далеко не всё. Каким-то образом он может изменять материю — вырастил вон Гонте рога вчера. Как?

Стоп, стоп, стоп...

Пытаясь ухватить мелькнувшую мысль за короткий юркий хвост, Опал выпалила не задумываясь:

— Брат говорит, Сила не может быть разнонаправленной, даже если кажется, будто это так. Мы видим только внешние её проявления — и понятия не имеем, как он это делает.

Змей посмотрел на неё странно.

— У нас один шанс победить Мастера — понять, в чём его Сила.

Нет, нет, всё не так...

— Даже тебе в любом случае ближайшие шесть-восемь лет ничего не удастся с этим, Змейвик. — Альмандин уставился в небо. Он устал, в том числе и сдерживать слова.

— Ну уж нет, надоела мне эта кличка. Хватит. Я своего всё равно добьюсь.

Альмандин раздраженно мотнул головой:

— Шутишь? Мы втроём ни разу ещё не дотянулись до Мастера, а экзамен на Право — поединок один на один! Да и потом, ну поймём мы, в чём его Сила — и? Он, говорю вам, и без неё нас раскатает даже троих одним мечом, даже из ножен его вынимать не станет. Помните, как говорил? Силе нужно противопоставить Силу. Умению — большее умение. Твоё тело сильней, чем его, да, только не поможет это, если он и впрямь может в головах шарить.

— Я смогу. Я должен! — Змей принялся с силой растирать голое тело рубашкой.

— Да ты серьезно, что ли? — устало изумился Альмандин.

— Более чем.

— Да это невозможно, говорю тебе!

— Откуда ты можешь знать?

— Я побольше тебя в этом смыслю! Может попытки тебе и не ограничивают, но вот только уже после первой тебя полгода собирать будут. Мастер жалеть не станет.

— А может и не придётся. Если выиграю...

— Твои попытки бунтовать мало того, просто смешны, но и не приносят ничего хорошего нам.

— А-атлично, тогда давайте ничего не делать. Это однозначно всё изменит!

— Это по крайней мере не поставит нас в крайне неловкое положение перед хозяином этого места. — Альмандин сам себе кивнул и медленно стараясь не потерять достоинства, направился ко входу во флигель.

Змей сердито дышал ему вслед.

— Ты сильно облегчишь нам жизнь, если скажешь, что успела понять что к чему.

Отбросив тщетные попытки понять — всё равно весь настрой сбили своими сварами, — Опал, извиняясь, развела руками:

— Прости, я ничего толком не поняла...

Нет.

Она увидела. Никакая это не пелена, о чём она думала, это же был самый настоящий Тонкий мир. Она смогла приоткрыть завесу заглянуть одним глазком по ту сторону — едва-едва... И это сияние над головой и плечами Мастера и это странное жжение над его кожей — это и есть его Сила — вязкая плотная паутина, окутывающая всех и всё вокруг, пробирающаяся сквозь кожу, к костям, сквозь череп, глубже, глубже...

'Он знает мысли', — так сказал Альмандин.

А потом вдруг она поняла.

Их со Змеем теория была ошибочной с самого начала. Они перебирали один кластер известных способностей за другим, ища приметы нужного, подгоняли факты под домыслы. Мастер не мог обладать всеми, это очевидно.

Потому что не обладал ни одной. Змей никогда этого не поймёт сам, Опал тоже не поняла, если бы не наблюдала точно такую же Силу день за днём, ночь за ночью, на протяжении десяти лет.

Не воссоздание отражений. Но отражение разума.

Брат, что издевался... нет. Она ведь сама выбрала Мастера.

Это не издёвка. Обычное совпадение.

Мастер Герату обладает той же способностью, какой обладал некогда Дарконис. И значит, она не может о ней знать. Она не сможет и слова сказать Змею, иначе нарушит клятву.

Проклятье. Проклятье, проклятье!

Это несправедливо. Он вложил в это больше сил, чем она могла даже представить, ему это нужнее, важней!

— Проклятье, — вторил её мыслям первый ученик, пережимая пальцами кровоточащий порез, — и я ничего не успел понять! Еще бы чуть-чуть, один миг! Не мог следить внимательнее, что ли...

Вина и разочарование слились в один поток, омывший Опал со всех сторон, но не водой — кислотой. Она ощутила, как дрожат руки и сохнут глаза.

И призраки медленно восстают из снега.

4

Главный рынок двадцать первого круга северного сектора сегодня казался более обычного шумен, ярок и противен домашней природе Псицы, которая так не любила суету, гвалт, толпу и отдельные, особенно назойливые её элементы.

— Восхитительные украшения от лучших ювелиров! Безупречные камни, поглядите только как сверкают на солнце! — торгаш, зачем-то обрядившийся в шелковые шаровары и туфли с уродливо загнутыми носами, видимо призванные намекать на заморское происхождение, вот только стоять в шелке среди снега не смог бы даже уроженец белого клана, про более южные земли и говорить не приходится. Вдобавок он горланил как безумный, тряся своей козлиной бородкой, и будто неким торгашеским чутьем знал, что девушка при деньгах — вцепился в руку, да так крепко, не выдернуть и силой. Псица попыталась раз, другой и с сожалением поняла всю тщетность этих усилий. Даром, ростом мужичок не вышел, пальцы на её запястье сомкнулись стальными кандалами. Хотя... Делают ли кандалы из стали? Надо спросить у Птицы. Вряд ли она, как и Псица, вообще видела когда-то настоящие кандалы, но, может, читала в одной из тех книжек, с которыми старалась не расставаться даже во сне. — Взгляни, красавица, вот отменное ожерелье с лучшими топазами, привезёнными с самих Красных гор мною лично! Чудеснейшие, восхитительные камни, просто слёзы бога собранные в горсти... Или вот эти, солнечная пыль, отвердевшая за века в тисках руды! Примерь, только примерь, и уверяю, уже ни один мужчина не сможет отвести от тебя глаз!

Больно нужны ей чьи-то там глаза.

Но ожерелье и впрямь было хорошо, на несовершенный Псицев вкус. Голубые камни и белое серебро, изящный ошейник на покорную женскую шею. Немного даже жаль что монеты в поясном кошеле не принадлежат ей, ни одна из них. Быть может, с таким ей не пришлось бы больше из кожи вон лезть... Лучшего подарка не придумаешь, а Псица подарок заслужила, Мастер знает. Как бы удачней намекнуть ему в каком виде она жаждет его благодарности?

— Чего застряла? — дернули её за вторую руку. Это Птица выбралась, наконец, из книжного магазинчика на углу улицы и нашла подругу, по привычке, сходу и не разбираясь что к чему, показывая своё неудовольствие задержкой, в которой сама и виновата.

Торгаш обрадовался пополнению в рядах возможных покупателей и радостно начал нахваливать товар по третьему кругу.

— Отвали! — ощерилась на него Птица. Мужчина умолк и озадаченно уставился на любезно выставленные напоказ тёмно-жёлтые мелкие зубы, растущие у Птицы в два ряда. Не сказать чтобы очень удивился — в этом захолустье полуденники встречались, и большая половина щеголяла теми или иными чрезвычайно интересными, с точки зрения анатомии, особенностями, — просто сложил два и два: эти самые зубы и отсутствие оружия. Поняв, что перед ним ученицы, которым своего не положено, а не горожанки при свободных деньгах, торгаш быстро потерял интерес и отпустил руку Псицы.

— Спасибо, — девушка потёрла возвращённую конечность. Ожерелье пришлось вернуть. С сожалением.

Птица потащила её дальше, бесцеремонно расталкивая людей. Демонстрировать свою улыбку направо и налево она не стеснялась, и это изрядно ускоряло их передвижение в толпе. Идти оставалось недалеко, а вот время уже поджимало, Мастер велел вернуться к закату, и всё по вине неуемной страсти Птицы к книгам, которая не дала ей и шанса пройти мимо любимого магазинчика и не заглянуть внутрь.

Мастер наказал забрать заказ из кожевенной мастерской и выдал необходимую сумму в золотых монетах. Псица гордилась: никому Мастер не доверил бы таких денег, кроме них, и в особенности слугам, падким на чужое.

— Хватит мечтать! — сильно дернула её за рукав Птица. — То место?

Псица прищурилась против солнца, читая вывеску.

— То. — Но стоило представить как тесно и темно внутри лавки, как пахнет кислыми шкурами и краской, Псице стало по-настоящему дурно: — Может быть сходишь сама?

Первая ученица смерила её подозрительным взглядом, выхватила кошель и направилась внутрь, велев через плечо:

— Тут жди.

Псица пожала плечами и спокойно замерла на месте. Без сопровождения Птицы она сразу превратилась в одну из сотен горожанок, укутанную в плащ и платок, поэтому предпочла отойти в тень навеса, дабы не толкаться с людьми локтями. Из-за близости рынка прохожие курсировали по улицам звонкими быстрыми ручьями, сливаясь в плотную реку, выплескивающуюся на каменную набережную. Псице тоже хотелось туда, к прозрачному льду и разноцветным льдистым цветам, чьи узкие лепестки наполняют холодный воздух лёгким и ненавязчивым ароматом.

Увы, с её места набережную даже не увидеть, о походе туда речи и быть не может. Если они опоздают хоть на минуту — наказание последует тут же, незамедлительно. Мастер любит придираться к мелочам, и даже самая незначительная деталь способна вызвать его неудовольствие.

А это сейчас ей совсем не на руку. Разговор, состоявшийся накануне меж ними, оставил странный осадок на душе. Мастер не показал ни радости, ни разочарование новостями, и Псица ощущала себя в странно-подвешенном состоянии.

Ну чего там первая ученица возится, неужели это так долго — забрать готовый заказ? Наверняка опять мелет языком с мастером-художником, накручивает свои шикарные волосы на палец и мило улыбается — мило в её понимании, значит, не показывая зубов. Птица умеет быть милой и хорошенькой курочкой, но подруга многое могла бы рассказать о её истинном голубином нраве.

Скрывая раздражение, Псица подтянула перчатки. Словно в ответ ощутила, как начинают неметь кончики пальцев. Яркая и радостная на солнце, в тени зима быстро показала зубы, напоминая о предстоящих холодах, которые здесь, в самой холодной части Города, на несколько декад запрут людей в домах. Мастер запретит выходить даже во двор, но оно и к лучшему, Псица ненавидит холод.

Люди же, не обращая внимания на закутанную по самый нос фигуру, прячущуюся в тени, спешили по делам. Торг разгорался, распаляя и продавцов и покупателей — они ведь тоже знают о затишье неизбежно грядущем через пару-тройку дней. А долгие вечера легче пережить в светлом доме с горящим камином, вкусным ужином и горячим вином. В окружении семьи и друзей.

Или книг, на худой конец.

Наверное, спешить в самом деле стоит. Солнце светит слишком ярко, небо слишком прозрачное. Ни облачка, ни дымки. Мороз может ударить и ночью, и ученицы ещё порадуются что забрали заказ вовремя и не придётся никуда тащиться пешком...

Глаза Псицы, бездумно скользящие по толпе людей, наткнулись на такой же как она сама недвижимый столб, только этот замер прямо посреди тротуара. Толпа обтекала его словно вода, ближайшие прохожие низко пригибали головы.

У Псицы перехватило дыхание. Здесь немного полуденников, но в клинику доктора Лейкеца на ту сторону реки ходят порой... всякие. Этот мужчина тоже из своих, хотя как она это поняла Псица затруднилась бы ответить. Разве что ничем не прикрытая голова, золотая как пшеница на солнце, волосы достаточно длинные чтобы собрать в высокий крайне небрежный пучок на затылке... Псица всего дважды видела светловолосых полуденников: одна работает в клинике, и ещё один как-то приходил к Мастеру домой, но тот был рыжим как огонь, они с Птицей едва не пищали от восторга.