Мёртвый-Плохой-Злой

— Ну ты же обещал меня убить, если сможешь, — безрадостно усмехнулся он. — Не только сны, Хальвес. Пытки. Вроде уж на что я не невинная девица, но о некоторых даже не знал...

Голос Юлианоса сорвался, и я отвернулся, давая ему возможность совладать с собой. Пытки, пытки... пытки любого сломают, было бы желание. А у этой сyки Вермины его в избытке. Мразь бессмертная.

"Ну вот, Хальвес, испугался ты пыток. Струсил. С одной стороны, вроде и выхода у тебя нет, а с другой — все равно... эх".

— Ну, прости, Хозяин, — сказал я, подходя к нему.

— Прощаю, Новый. — Юлианос откинул голову, чтобы мне удобнее было. Я увидел, как он дрожит, и как эту дрожь старается и не может сдержать.

— Верный, — сказал я, и меня просто убило это слово. Вернее некуда.

У столба я замялся немного — неудобно все же кусать в таком положении. А пока примеривался, совсем стало погано — ну что ж такое...

— Ну! — Юлианос, видно было, на грани истерики был, — ну кусай уж!..

Мелькнула у меня мысль — а что будет, если я попытаюсь тут с собой покончить? Могу ведь, чувствую, что могу, если быстро и не задумываясь, но тут вдруг меня просто скрутило от жажды, жажды крови, а Юлианос-то вот, прямо передо мной, и кровь теплая, сладкая, о боги!..

Как пелена на памяти — помню только, что тот кричал — больно ему было, не высший я вампир, — а я ему рот зажимал. И, конечно, помню то злое, голодное наслаждение и ощущение власти над жертвой.

Оторвался когда, дыхание перевожу — забыл напрочь про сосуд для крови, про Вермину. Юлианоса, как насильник, к себе прижимаю, тьфу ты, вот уж Крассиус бы посмеялся. Юлианос же трясется просто и всхлипывает без слез.

— Ах ты... вот же... сорвался, — пробормотал я. — Жажда эта скампова...

— Д-давай быстрей, — выдавил Юлианос, — свихнусь же...

"Ты ж мне снишься, как ты можешь свихнуться", — но вслух говорить не стал.

Казалось бы, что легче — еще немного крови высосать, и жажда уже, благо, прошла, а вот не мог я. И тут мне тут в голову идея пришла — ну дyрацкая! — но почему-то верной показалась.

Я себе в предплечье вцепился. Крови набрал и в Верминину фляжку ее сплюнул.

— Идиот! — крикнул Юлианос.

— Ты так делал? — тоже не самым спокойным тоном спросил я.

— Нет, но... дyрак! Какая разница! Просто затянется этот кошмар, и все! Думаешь, она не почует?

— Тихо, не ори.

Ничего я не думал. Просто если не попытаться переиграть, сложить руки и сдаться...

— Забыл про пытки, да?!

— Тебе-то что? — сказал я, пытаясь не думать о пытках. — Ладно, все, пойду. Бывай.

И я, прижимая к груди сосуд, выбежал наружу.

Я рассчитывал на то... а, вру, ни на что я не рассчитывал. Просто понадеялся, что Вермина, Лорд снов и кошмаров, не очень разбирается в крови.

Как только я вышел под туманное небо Квагмира, как строение за моей спиной тут же пропало. Вот проклятье. Теперь не переиграешь... чем мне там грозила Вермина? Ох, Хальвес, как ты был дyраком, так ты им...

— Несчастье, смертный.

Передо мной снова стояла Вермина.

— Что ж, — она приняла из моих рук флакон, — спасибо. А теперь — до встречи.

Даэдра глубоко вздохнула, разводя руками — и дунула мне прямо в лицо.

Мгновенно вернулась боль в руке, засаднили порезы на груди. Я открыл глаза — и повернул голову. Перед статуей Вермины, словно настигнутый "параличом", застыл наш похититель.

Обряд сработал? Я человек?

Я ощупал языком свои зубы. И чуть не вскрикнул — скампа с два, я еще вампир! Если они не сразу догадаются... кстати, кто здесь еще?

К Юлианосу из тени шагнули двое. А он-то еще человек... только бы он себя не выдал! И тут я почувствовал, как кто-то расковывает мои руки. А кто-то другой возится с ножными кандалами. Ну, Хальвес, Девятеро милостивы к тебе. Лови шанс.

Звяканье. Так, ноги свободны, руки...

— Ч-что? — вдруг послышался голос Свелиана Элберта, и я понял, что промедлив миг, я все испорчу.

Я вскочил на ноги и прямо с алтаря бросился на поворачивающегося ко мне бретона. Безоружный, с одной лишь вампирской силой — против этого чудо-вампира.

Мне повезло — я сбил его на пол и сумел вцепиться в волосы. Мне не повезло — я не сумел сразу убить его. Элберт сбросил бы меня легко — но, ошарашенный, он замешкался. И мне хватило времени. Левая рука пробралась ему под подбородок, и я изо всех сил дернул его голову от себя, чтобы разошлись позвонки, и всем корпусом крутанулся, сворачивая ему шею.

Хруст костей, мгновенная судорога — и я уже вскакиваю, готовый драться с его рабами. Те оседали на пол, медленно, словно под водой. Юлианос, сидящий на своей плите и растиравший запястья, казалось, был этим делом всецело поглощен.

Вампиры вокруг меня, дважды вампиры, бывшие рабами Свелиана Элберта, все еще падали.

— Юлианос, — позвал я.

Он медленно поднял голову. Единственный глаз выдавал глубокий шок. У рта засыхала кровь.

Я подошел, взял его за плечо.

— Слазь, — сказал. — Пошли отсюда.

Он заторможенно слез.

К тому времени, как он слез, все вампиры, окружающие нас, уже лежали на полу — мертвые.

Юлианос сделал несколько шагов, затравленно оглянулся. Прямо у его ног лежал мертвым его любимчик Алвэрель, но тот его словно не узнал.

— Ты в порядке вообще? — спросил я у бывшего вампира.

— Я... я... что?

— Зубы покажи.

— Чего?

Я повернул к себе его лицо и оттянул губу. Испачканные в крови зубы были человеческими. А эта сволочь Свелиан все же выбил ему парочку.

— Ну молодец, — сказал я, — пошли.

Мы вышли в какой-то туннель. Шагов через пять Юлианос упал на колени и его вырвало. Я подождал, пока он отплюется, помог ему подняться и потащил дальше.

— Я не могу, — пробормотал он через некоторое время, — не могу идти.

— Твою мать, — сказал я. Пришлось подхватывать его на руки. Вот уж... нанялся я эту тушу таскать? Впрочем, это я со зла. Исхудал наш Юлианос... или как там его по настоящему зовут, Астиус?

— Фамилия твоя как? — спросил я его.

— Руффиус.

— А, ну очень приятно, — сказал я и поволок его дальше.

Когда через какое-то время мы нашли — я нашел — нечто, служившее здешним спальней, Юлианос уже мог идти сам.

Он рухнул на циновку, а я вытащил из спальни три вампирских тела. Все перемерли! Ну и обряд. Сколько их, интересно?

Когда я вернулся, без особого успеха отряхивая руки от праха, Юлианос немного пришел в себя.

— У... у тебя белые глаза, — сказал он мне.

— Да ну, — сказал я, — правда?

Он медленно кивнул, не отводя от меня взгляда. Потом до него дошло.

— Так я что, остался человеком?

— Угадал!

— О боги...

— Ага! И теперь я буду из тебя пить кровь! Правда, здорово? — огрызнулся я. Вот счастливец этот Юлианос. А я так и остался вампиром.

— О боги, — повторил Юлианос и хлопнулся в обморок.

Прелестно.

Перевернув его набок, чтобы не задохся, я пошел обшаривать местные сундуки и ящики. А крови-то хочется... не впрок мне во сне она пошла, видимо. Ладно, оклемается он... вот идиотская ситуация-то... "Гхм, Юлианос, а можно я тебя укушу?". Или нет, "знаешь, что-то я проголодался, ну-ка не шевелись". Идиотизм!

В глубине пещеры стоял сундук, в крышку которого изнутри было вделано зеркало. В сундуке лежали женские тряпки и какие-то зелья. Ну-ка, есть тут обезболивающее и заживляющее? Есть. Ну вот и хорошо.

Я обработал свои раны, припер дверь в "спальню" ящиками и пошел приводить в чувство Юлианоса.

Но Юлианос очухался сам. Он был немало смущен своим обмороком, что и попытался скрыть парой-тройкой ругательств в адрес всего мироздания.

— Башка трещит, — пробормотал он наконец, держась за виски.

— Вон там сундук, — кивнул я, — там зелья. Поройся.

Я почувствовал, что устал. Сколько же всего на меня свалилось, а? Прикрыл глаза. Потом открыл снова — Юлианос что-то подозрительно затих. Я посмотрел на него — он сидел перед сундуком и таращился в зеркало.

— Ты чего? — спросил я.

Тот не ответил, только ощупывал свое лицо, приоткрыв рот. Фу, зрелище то еще.

— Астиус!

Юлианос вздрогнул.

— Какой кошмар, — сказал он, прикрывая пустую глазницу ладонью и снова открывая, — какое уродство...

— Да ладно, — неуверенно сказал я, — понятно, если бы ты был бабой...

— Я бы повесился сразу, — сказал Юлианос, захлопывая крышку, будто не желая видеть свое лицо.

— Зелье-то взял?

— А, ну его к дьяволу, — сказал он и встал.

— Прошла башка? — хмыкнул я.

— Прошла, — огрызнулся он.

Тут снова проснулась жажда. Я глянул на Юлианоса. А что его спрашивать? Он меня не спрашивал, когда кровь пил и под параличом держал.

Я встал, подошел к нему, схватил правой рукой поперек туловища, левой — за спутанные грязные лохмы, и впился в плечо.

Юлианос взвыл, но тут же подавился криком — я сильнее сдавил его.

— Эй, ты что? — прохрипел он, — больно же...

— Молчи, смертный, — с неимоверным удовольствием проговорил я, облизывая кровь с губ, о боги, как же вкусно.

— Да отпусти меня, придyрок! — сердито сказал Юлианос, — дай, я хоть зелье обезболивающее выпью!

"Извини, ждать больше не могу", — подумал я, упиваясь кровью. Юлианос ругался. Но мне было плевать на его слова.

— Чумной совсем, — бурчал он, когда я его наконец опустил, — что я тебе, не дал бы, что я, не понимаю? Что я, по-твоему, Голода не испытывал?

Сытый, я почувствовал легкие угрызения совести.

— Ну ладно, извини. Перетерпел же, не умер?

— Не умер... не умер-то не умер... ладно. Что ты теперь делать будешь?

— Вот прям щас? Спать.

— Нажрался и спать... ну да!.. Хорошо тебе.

— Ну заткнись уже, а? Брюзжишь, как старуха.

"Я из-за тебя, гада, своей шкурой рисковал. Неблагодарная ты скотина".

— А потом? — спросил Юлианос.

"Ну откуда я знаю?! Вернусь в Обитель, заберу Зеленую-Воду... может, еще кто из дикарей согласится..."

Я зевнул.

— Потом и решу. Ты пока не это... не сбегай. Не буду я тебя больше кусать, не бойся.

— Да кусай, просто предупреждай сначала. Ладно, спи, Хальвес. Спасибо тебе.

— У-у-у-угу, не за что, — снова зевнул я.

— Я тут пока барахло поразбираю. Тоже, кстати, жрать хочу, помираю. Может, найду чего.

Я растянулся на циновках и укрылся одеялом, мало заботясь, найдет ли себе Юлианос пропитание, или придется ему еще потерпеть.

И сон тут же пришел ко мне.

— Безнадежность, смертный.

Вокруг была темнота, ровная, черная, словно бы не скрывающая ничего, кроме голоса Вермины.

— Ты обманул меня, но я даже рада. Тот бретон оказался удачливей, чем я предполагала... ты убил его, и я благодарна тебе. Если бы он сумел собрать кровь Куарра, а до этого оставалось недолго... у него появился бы шанс стать вровень с отродьями Смешанной Крови. И нами. Вряд ли он догадался бы... но риск всегда есть.

Я не мог отвечать, и оставалось только слушать.

— Давай поиграем, смертный, — говорила Вермина. — Я дам тебе два пузырька. В одном — исцеление, в другом — смерть. Второй элексир называется "милостью солнца", а ты знаешь, как солнце любит вас, кровососов. Впрочем, лекарство тоже действует очень... болезненно. Мне не нужна твоя смерть, только твои страдания. В любом случае я получу их сполна. Прощай, смертный. Когда тебе будет больно, вспомни меня. Когда тебе присниться кошмар — знай, что это я подарила его тебе. Только когда твое сердце остановится, ты освободишься от меня.

— Хальвес! — услышал я возглас и распахнул глаза.

Юлианос показывал пальцем на два изящных пузырька рядом со мной.

— Эти штуки появились прямо из воздуха, — сказал он.

— Это Вермина, — сказал я, поднимаясь. Сколько я спал, все тело затекло? — Это лекарство от вампиризма. И какой-то солнечный элексир. На выбор.

И я пересказал ему мой сон.

— Не пей, — сказал Юлианос. — Яд может быть в обоих. Ты обманул ее, и она мстит. Вампиром быть куда лучше, чем трупом. А по мне, так и лучше, чем человеком. Не постареешь. Не умрешь, если не сглупишь. Не будешь всю жизнь ходить одноглазым уродом. Не пей, Хальвес.

— Уйди, — сказал я.

— Глупость! Если тебе так приспичило, давай найдем аптекаря или алхимика, пусть они посмотрят, что — что. Давай на ком-нибудь испытаем, в конце концов...

— Заткнись и отвали! — для самого себя неожиданно рявкнул я.

Юлианос открыл рот, явно собираясь продолжать увещевания, но я, подскочив к нему, схватил его за горло.

— Выйди отсюда, — сказал я очень четко. — И закрой дверь с той стороны. Я даже не буду тебя просить меня хоронить. Просто не мешай.

Чтобы не пререкаться, я сам вывел его за дверь и толкнул, чтобы отлетел подальше. Закрыл дверь, забаррикадировался изнутри и подошел к сосудам.

Они были немного разные. Один чуть темнее, а на другом резьба не везде плавная, а кое-где зигзагами.

Я сел и стал думать. Обратился к Девятерым, обратился к Мефале. Страх, которого сначала почти не было, начал расти. Так, не решусь сейчас, не решусь никогда. Я протянул руку к левому сосуду... нет. В правом. Нет. Вот проклятье.

"Может, из обоих выпить?"

Может, монетку бросить? Угу, и на цвете ивы погадать.

Бабах в дверь. Я дернулся.

— Хальвес, пусти! Какого скампа! Не буду я тебе мешать, пусти, скотина! Как я потом войду-то!

Я попытался игнорировать вопли Юлианоса, но почему-то не вышло. Помереть не даст спокойно. Пришлось пустить.

— Не выбрал еще? — спросил Юлианос.

— Из-за тебя — нет.

— Пей вот из этого, — он показал на левый.

— Почему это?

— Потому. Считай, что мне было видение.

— Чего тебе было?!

— Видение! — и тут он сделал то, за что я его чуть не убил. Схватил правый сосуд и с размаху разбил его об очень некстати торчавший в полу валун.

— Ты свихнулся?! — заорал я, пытась удержать его, но было поздно. Один из элексиров пропадал на глазах, впитываясь в землю. — Сволочь! Урод!

— Ты второй не разбей смотри, — сказал Юлианос, предусмотрительно отпрыгивая, а то я б ему врезал.

— Не буду я его пить, — я сел и схватился за голову.

— Как хочешь.

— Что за видение-то? — тоскливо протянул я.

— Ты пей, — Юлианос взял второй сосуд и протянул мне.

Я открыл крышку и понюхал зелье.

— Хочешь, я тебя свяжу и зелье залью? — предложил Юлианос.

— Одурел? Я, вообще-то, ассасин. И вполне способен покончить с собой. Сам.

— Тогда вперед.

— Ну спасибо тебе, Астиус, — прошипел я, — ох, спасибо.

И, поймав себя на том, что отвлекся, быстро, чтобы не передумать, опрокинул в себя зелье и проглотил.

— Я думал, ты помрешь...

— Заткнись, — проговорил я.

— Я тебя едва удерживал, ты же себе чуть горло не разорвал... вот же...

Я полез руками в рот. Нет. Нет клыков. Вернее, есть, но...

— Слава богам, — выдохнул я, — о слава бо...

Я поднялся, опираясь на Юлианоса. Ничего себе! Какая слабость-то!

— Что, сил нет? Ничего, привыкнешь быстро...

Успокаивает, надо же.

— Сколько времени? — прохрипел я.

— О, спросил. Не знаю.