— Я граф Роберт Парижский из рода Робертинов.
Ленивая грация сытого хищника, а за одно и непроницаемая маска царедворца слетели с Селима Малика в один миг. Племянник всесильного визиря Аль Афдаля выпрямился:
— Рабан аль Париг?!
Роберт молчал. Добавить было нечего. Что уж есть — то есть. И если игра проиграна, и ставка — жизнь — потеряна, остается расправить плечи и поднять голову повыше. Всего лишь помпезная мужская игра, — невесело усмехнулся про себя Роберт, — но таковы правила.
Вспышка высокого гостя длилась мгновение, в следующее перед Робертом опять пред-стал сытый лев.
— Ты назвал очень известное имя, франк. Рассчитываешь на выкуп? Может быть, на-прасно... Н — да... но если ты действительно тот, за кого себя выдаешь, скажи, ты участвовал в осаде Антиохии?
— Да.
— Помнишь укрепления против Западных Врат? Они несколько раз переходили из рук в руки. В один из таких штурмов против тебя вышел правоверный. Ваш поединок затянулся, — бей помедлил, — вам помешали его закончить.
За Селимом осталась какая-то недосказанность. Но Роберт не стал задерживаться на этой мысли. Он лихорадочно соображал.
Антиохия... девять месяцев осады более страшной для нападающий, чем для осажден-ных. Столько лет прошло! Да и пойди, объясни надменному сарацину, что бывают моменты и даже довольно большие отрезки времени в течении боя, о которых сам Роберт потом ниче-го не помнил.
— Если забыл, это место христиане называют монастырем Святого Георгия.
...круглая, усыпанная камнями площадка, накрытая по диагонали тенью колокольни. Они с Танкредом изо всех сил старались ее удержать. На эту площадку и вышел высокий сарацин в золоченых доспехах...
— Я вспомнил Западные Ворота и воина, который оказался настолько искусен в бою, что я не смог его даже ранить. Впрочем, как и он меня.
— Скажи, что было у него на шлеме?
Кой бы черт знал, что у него там было! Лицо закрывала сплошная золоченая личина с прорезями для глаз. Вокруг шлема была намотана чалма, только пиковка торчала. А на ней... дейстѓвительно ведь было.
Роберт сам не заметил, как закрыл глаза и сжал кулаки.
Что? Лента? — нет! Фигурка животного? — нет! Такие чаще встретишь у северных рыцарей, у сарацин обычно — джига. Стоп! Точно — джига — колышущийся белый султан.
— Как пух лебедя... только длиннее.
По толпе придворных пробежал легкий шорох. Или только показалось?
— Перо цапли... — подтвердил вельможа. — Ты сказал, что не ранил своего противника. Тебе нет нужды лгать. Обещаю, тебя не казнят, если скажешь правду. Куда ты его ранил?
— Этого не было.
— Твоя ложь не принесет тебе спасения! — глаза бея сузились, но за сим последовала быстрая перемена:
— Кто такие Робертины?
— Из этого же рода происходят франкские короли.
— Хочешь сказать — мы с тобой равны?
— По рождению — возможно. Но не по закону войны.
— Как же ты, Рабан аль Париг, оказался в руках у шакала пустыни Касыма?
— Не могу сказать. Я не помню.
— Значит, это — правда, что франки упившись вином, валялись как мертвые?
— Нет!
— Может франки вообще не склонны одурманивать себя хмельным?
— И такое бывает.
Вопросы прекратились. Бей думал, а Роберт только сейчас ощутил, как затекли ноги и спина, и еще, как неумолимыми позывами тянет внизу живота мочевой пузырь. И откуда она взялась! Ведь два дня почти не давали воды!
Не меняя позы, Селим Малик хлопнул в ладоши.
— Франк мой пленник. Определите ему место. Охрану. Руки и ноги заковать. Кормить, мыть, прислать женщину. Проследи.
Бей не поворачивал головы к управляющему, но того сорвало с места как листик поры-вом ветра.
Когда за спиной сошлись створки, отделившие франка от знатного сарацина, лицо прилюдно униженного управляющего изменилось, будто по рисунку провели влажной губкой: улыбка и ласковый прищур глаз сменились оскалом.
Роберт остановился. Охрана тоже замерла, стиснув его плечами. В поясницу уперся кончик сабли.
— Прикажи воинам отвести меня в место, где можно справить нужду, — потребовал Ро-берт.
— Грязная христианская собака, если бею было угодно забавляться разговором с тобой, это еще не значит, что ты можешь командовать!
— Если не отведут, я оскверню твои мраморные полы вонючей лужей. В таком деле и король не указка.
Оказалось, что мнение управляющего охране — до факела. Они быстро вывели Роберта на задний двор. Вслед за тем последовала процедура возвращения ножных кандалов. Наконец, скованного по рукам и ногам пленника втолкнули в узкую коморку, с зарешеченным окошком, под самым потолком. За спиной лязгнул засов, но стража не ушла, осталась с той стороны.
Только сейчас он почувствовал, что болит все тело и противно потряѓхивает ознобом. Доведись взять в руки ложку, не донес бы до рта — расплескал. Как после боя, подумал Ро-берт и, рухнув на циновку, постарался расслабиться.
Бей не обманул: кормили, поили, по первому требованию выводили на задний двор. На четвертые сутки повторилась процедура омовения. Тряпку, в которую заворачивался пленник, поменяли.
Вечером после мытья в коморке лязгнул засов, дверь приоткрылась, и в помещение втолкнули женщину. Красные закатные лучи осветили тщедушную маленькую фигурку. По-хоже, совсем еще девочка. Вся она от макушки до пяток была замотана в покрывала. Откры-тыми оставались только расширенные от ужаса глаза. Женщина вжалась в стенку.
Хорош подарок! Они что думают, я кинусь на нее как зверь на кусок мяса?
— Не бойся меня. Я тебе ничего не сделаю. — Роберт старался говорить как можно мягче, но гостья только еще больше сжалась и тихо завыла.
Пренебрегать даром хозяина конечно нехорошо, но Роберт не мог смотреть как на его глазах человек, тем более женщина, сходит с ума.
Он прошел, мимо забившейся в угол жертвы, и громко постуѓчал в дверь. Открыли не-медленно. Охрана с интересом таращилась на франка.
— Заберите ее. Мне сейчас не нужна женщина.
Девчонку, которая, похоже, уже ничего не соображала, только визжала как резаная, вы-волокли из коморки.
За спинами охраны мелькнула противная рожа распорядителя рудника. Не он ли сна-чала перепугал женщину до синего ужаса христианским иблисом, а потом сам толкнул к не-му в лапы?
* * *
— Оставь светильник и выйди. Я буду говорить с франком, — приказал темнолицый Гарун охраннику.
— Но...
— Выйди!
Его приказание исполнили. Масляный треножник встал у стены, воин удалился, тихо прикрыв дверь. Роберт поднялся с циновки, на которой за прошедшие дни отлежал и отсидел все что можно. То, что о нем вспомнили, означало — его судьба так или иначе ре-шена.
— Ты не поклонился мне, франк.
— Ты гость. Тебе положено кланяться первым.
— Я высокий гость.
— А я — высокий пленник.
Ну не чувствовал Роберт угрозы в этом грузноватом, темноликом человеке с любопыт-ствующими глазами. А застроптивился, потому что отдых и еда вернули кое-какую уверен-ность. Может и зря? По темному лицу гостя пробегали блики света, прихотливо меняя выра-жения.
— Меня зовут Тафлар абд Гасан, эль Багдади ат Фараби. Мой родстѓвенник Селим Ма-лик иногда называет меня Гаруном — по имени одного моего пращура. Моя мать сводная сестра матери Селима. А еще я — советник египетского халифа Мостали. Да продлит Аллах его дни.
— Роберт Парижский.
— Да, ты действительно тот, кем назвался. Сразу предупрежу твой вопрос. Твоя смерть отменяется. Пока. Но как ты будешь жить, зависит только от тебя.
Роберт слышал, что некоторых пленников особенно ретивые мусульѓмане заставляют, а то и силой обращают в свою веру. Если сарацин пришел за этим, ему придется уйти ни с чем. Да, после штурма Иерусалима Роберт стал иначе относится к вере (он даже сам себе бо-ялся признаться насколько иначе) но он не станет по чьей-либо прихоти менять ее на то, что ему чуждо полностью, навсегда и безоговорочно.
— Ты так изменился в лице, что мне захотелось кликнуть стражу. Что тебя напугало или возмутило? Ах — да! Ты ведь не знаешь условий... игры.
— Ты пришел мне их сообщить?
— Да. Но они потребуют некоторых объяснений. Видишь ли, твое появление вызвало недоумение Селима, а рассказ о поединке в Антиохии это недоумение усугубил. Твоим со-перником в том поединке был старший, любимый, — слово любимый Тафлар-Гарун выделил — брат Селима Малика. Рассказ Омара Малика и твоя история несколько различаются. Селим бей решил выяснить, кто из вас двоих не сказал всей правды. Для этого тебя перевезут в Эль Кайру. Однако содержать тебя в своем доме Селим не может.
— Почему? — насторожился Роберт.
— Хороший свидетель, это живой свидетель. Селим, — продолжил гость после не-большой паузы, — попросил меня забрать тебя к себе. Для посѓторонних — подарил своего раба двоюродному брату. Это нормально. Это обычай. Это не вызывет подозрений. Теперь посмотрим на проблему с другой стороны: я — мирный человек. В моем доме стражи не больше чем в любом другом мирном доме. Я не могу приставить к тебе целый отряд и во-дить закованным в железо. Такое сразу бросится в глаза. Остается, посадить тебя в зиндан, каменный мешок, куда два раза в день спускают на веревке воду и еду.
О нет! Тафлар не старался нагнать страху. Он просто рассказывал, призывая и его, Ро-берта, поучаствовать в обсуждении перспектив. Франк молча ждал продолжения.
— Я давно интересуюсь Франкским султанатом, да и другими в Европе. Даже выучил ваш язык. У нас франки считаются дикими варварами. Не скрою, многое и мне кажется дале-ким от цивилизации и культуры. Но это к делу не относится. Опираясь на свое знание ваших нравов и обычаев, под свою ответственность, я готов сделать тебе предложение.
Тафлар абд Гасан протянул весомую паузу:
— Я не буду приставлять к тебе стражу, не буду держать в темнице, если ты, граф Ро-берт Парижский, из рода франкских королей, дашь слово рыцаря, что не попытаешься бе-жать.
Такого Роберт не ожидал. Старался не думать о самом страшном, лелеял надежду, что все же представился случай уйти к своим. (Ага, по дороге с виселицами и крестами); не предполагал только, что придется запереть себя здесь своим собственным словом.
Он непочтительно отвернулся от гостя. Перед глазами оказалась решетка, отделяющая его от вольной ночи. Деревянная решетка. Ее так легко выломать. С железной тоже можно справиться, нужно только время и упорство. А что делать с той, которая внутри?
Он очень долго молчал. Тафлар не торопил. Наконец Роберт повернулся к нему и кив-нул.
— Если бы ты согласился, не раздумывая, я б тебе не поверил.
* * *
Хаген теперь просыпался в нормальном настроении. Раньше по утрам его старались обходить стороной, мог и зашибить нечаянно. Роберт слышал однажды, как попавший под горячую руку Дени, жалуется Гарету:
— У господина Хагена, пока не поест, сапоги по воздуху летают.
— А ты не лезь, — вместо сочувствия отругался старик.
— Я же только спросить хотел.
— Не лезь, сказано! У него голова раненая, по утрам болит.
Уже дней пять, как Хаген допил свое зелье. И оно, к радости Роберта и великому об-легчению Дени, чаще других попадавшему под руку разгневанному великану, возымело действие. Хаген больше не кричал во сне. Прекратились необъяснимые вспышки раздражения. Теперь он поднимался одним из первых и брался за дело.
Черной работой в отряде никто не чурался, разве Лерн иногда отлынивал. Над ним подтрунивали, но и только. Роберт первый хватался за дело: дров наколоть, воду принести. Только до готовки Гарет его не допускал, намекая, что благородные может это и съедят, а его нутро нипочем не примет.
По утрам Хаген уходил подальше в лес, искать высохшее на корню дерево, что в сы-ром, изобилующим оврагами и ручьями бору, было не так-то просто; найдя нужный ствол — валил, а потом тащил: ломился сквозь подлесок как лось, помогая себе в трудных местах уханьем.
Сегодня утром он вернулся на поляну тихо и с пустыми руками. Почувствовав нелад-ное, Роберт бросил отвязывать постромку шатра. Соль, оставив работу, тоже подался к ним.
— Что случилось? — тихо спросил Роберт.
— Там мертвец.
— Свежий?
— Не пробовал! — огрызнулся Хаген. — Он под завалом. Судя по следам, его не вчера завалили и не позавчера.
— Пошли, покажешь, — Роберт обернулся к Солю, — а ты поторопи их, чтоб были го-товы выходить.
Склон невысокого, саженей в двадцать холма порос на вершине редкими высокими со-снами. Слабый подлесок не мешал подъему. Вершина горки выгибалась мягким горбом. На той стороне за перегибом они вышли к краю неглубокой рытвины. Сверху казалось: овражек завален обычным буреломом, вблизи Роберт разглядел свежие отщепы и следы топора.
— Вон справа, посмотри, рука торчит.
Из переплетения сухих черных веток в самом деле высовывалась кисть руки, вцепив-шаяся в плотный зеленый мох.
— Давай, разбирать завал, — решил Роберт.
— Считаешь, надо его оттуда достать?
— Рука не обглодана.
— Точно! Так может он еще живой?
— Сейчас посмотрим.
Верхний слой они раскидали быстро, благо толстых сучковатых деревьев не попада-лось. Дальше действовали осторожно, чтобы ненароѓком не добить бедолагу, если он еще жив. Под завалом обнаружилась довольно большая яма частью естественного происхожде-ния, частью разрытая — видимо человек пытался самостоятельно освободиться, чем только углубил свою могилу. Когда растащили последние стволы, глазам предстал довольно круп-ный мужчина в коричневой рясе. Он полусидел у осыпавшейся стенки ямы. На макушке не-знакомца просвечивала, поросшая длинной щетиной, тонѓзура.
— Монах! Точно монах! — Хаген удивился, будто служитель Бога не мог стать жерт-вой злодеев, как любой другой смертный. — Помнишь, Тиса говорила про монастырь? Должно быть оттуда.
Роберт спрыгнул в яму и осторожно развернул тело к себе. Голова инока мотнулась, упав на грудь, рука скользнула с края рытвины. Человек был жив.
Вместе они кое-как подняли монаха наверх и уложили на мягкий мох. Пока тащили неподъемное тело, слева ниже подмышки, на боку обѓнаружилась длинная рана. Края разрезанной в этом месте рясы пропитались кровью и заскорузли.
— Я, знаешь, чего боюсь? Начнем его сейчас ворочать, рана откроется. А ему не много надо: чуть крови потеряет, и отходную не успеешь прочитать. — Роберт с сомнением огля-дывал распростертого на земле человека. — Лошадь нужна. Иди в лагерь, приведи Гизеллу. Что ухмыляешься?
— Думаю, как она обрадуется, когда вместо Дени на нее этакую тушу взвалят.
— Перетерпит. Да! И воды принеси.
Осторожно приподняв голову, в рот незнакомца по каплям вливали воду. Рот напол-нился, к подбородку побежали струйки. Синие губы дрогнули, судорожно дернулся кадык, проталкивая воду вовнутрь. Глаза открылись, но человек их сразу закрыл. Брови сошлись к переносице.
— Потерпи, святой отец, мы тебя сейчас на лошадь пристроим.
Втроем, вместе с прибежавшим вперед Хагена Солем, они взвалили тело на спину ко-былы. Та недовольно всхрапнула, но артачиться не стала, видимо рассудив, чем быстрее придет в лагерь, тем раньше освободится. Рана все же открылась. Ветви подступивших к тропке кустов испятнало красным.
