Выбранные богами. Экзамен на жизнь

Рыбаков тоже нашли. Как и догадывался я — они были на ладье, только... не в полном виде. Шесть голов, пересыпанных солью, лежали в кожаном мешке под ногами гребцов. Палубы, в прямом значении этого слова, на корабле не было, лишь узкий проход из досок, поднятый на уровне лавок гребцов.

Всё та же женщина рассказала, что рыбаков убили почти сразу, как поймали. Тела выкинули в воду, головы убрали в мешок. Догадался только я, и после допроса пленных, мои подозрения оправдались: они предназначались, в качестве жертвоприношения на алтари богов. Точно также поступили бы с женщинами, только убив их позже, или дождавшись смерти от "естественных" причин, вроде насилия и мучений.

— Вы обещали нам жизнь! — орал пират, в котором по голосу, я опознал своего недавнего собеседника. Невысокий, жилистый, с ровно подстриженной бородкой и усами, стрижкой под горшок с рыжеватым оттенком чёрных волос, какой можно увидеть у дагестанцев. — Мы согласны отработать виру за пролитую кровь ваших людей и свою свободу! Мы поклянёмся в этом именем каждого истинного бога!

— Что он хочет? — поинтересовалась у меня Маша.

— Говорит, что обещали им жизнь, а теперь нарушаем обещание. Обязуются работать не за страх, а за совесть, если их однажды отпустят.

— Ты им обещал? Не помню что-то.

— Было что-то вроде. Сказал, что убивать их нам не с руки, будут вкалывать, как рабы.

— Тогда мы ещё не знали, что наши мужчины убиты, твоё слово аннулируется. Или ты против?

— Против их смерти? Да с чего бы? — удивился я. — Нам просто чудом повезло, что смогли их застать врасплох. Узнай они от пленниц про посёлок, то могли сегодня-завтра наведаться за головами и наложницами, когда протрезвели бы. Они же думают, что поселение до сих пор на острове, туда и плыли. А что ты с ними хочешь сделать?

— Увидишь, — с улыбкой, от которой меня передёрнуло всего, произнесла девушка. — Ты должен побыть переводчиком.

— Хорошо, — кивнул я.

Всех пиратов покидали на песок, как мешки с картошкой, рядом со столбом, где ночью висела пленница. Голые и побитые, они представляли жалкое зрелище, храбрились только двое из них — переговорщик и пожилой вояка, у которого шрамов на теле было больше, чем возрастных морщин и седых волосков на голове и в бороде, а седины у него было изрядно.

— Тихон, переводи, — попросила женщина, после чего посмотрела на моряков. — Вы все убийцы и насильники, то есть, те, кого мы очень не любим. В вашем мире мы оказались случайно, по воле богов или в результате катаклизма, это не важно. Ваше ремесло мы не чтим и презираем, но не собирались вмешиваться, пока вы не начали на нас охоту.

— Это воля богов! — крикнул переговорщик. — Кто вы такие, чтобы ей противиться?

— О воле богов мы ещё поговорим, раз ты так её уважаешь, — ответила Мария. — Сейчас речь про вас. Вы, при переговорах, обманули, что не видели наших мужчин, чьи головы вы собрались положить на алтарь своих богов. Вы убили женщину, которая находилась на корабле.

— Лжёшь, баба! — подал голос пожилой. — Её мы отдали вам живой, остальное не наша вина.

— Не ваша?! — Машка вдруг рассвирепела в одно мгновение, в два шага оказалась рядом с пиратом и наступила сапогом ему на промежность. — Вы её убили! Проломили голову, чтобы она не могла ничего рассказать, мрази!

Моряк громко закричал в первую секунду, потом у него только сип срывался с посиневших губ. Глаза мужчины были готовы вылезти из орбит, а его лицо стало багровым от дикой боли, которую причинял сапог женщины.

Через две минуты пытки Маша оставила его в покое.

— За всё это, за убитых наших товарищей, обесчещенных подруг, мы возьмём плату вашими жизнями. Остальных накажем так, чтобы навсегда запомнили этот урок, — произнесла она, потом показала девять длинных и тонких, чуть потолще спички, лучинок, которые зажала в кулаке. — Здесь шесть коротких и три длинных щепки. Короткие, означают смерть, выбравший её, будет укорочен на голову, длинные — наказание и свободу. Шесть ваших голов, в обмен на шесть убитых из нашего посёлка. Всё честно.

— Вы обещали! Обещали! — закричал один из пиратов

— Заткнись, — посоветовала ему женщина, — или я сама выберу твою щепку, и она точно окажется короткой, — потом посмотрела на переговорщика. — Ты кричал о воле богов? Что ж, вот она в прямом виде! Их воля дать тебе жизнь, в виде длинной щепки, или подарить её другому.

Маша вставила лучины между указательным и средним пальцем, держа ладонь вертикально, потом выровняла их с внешней стороны и предложила крайнему слева пирату. — Выбирай, я буду показывать тебе щепки, ты скажешь, которую вытягивать. Долго думать не советую, иначе я сама решу за тебя и твой шанс выжить, уйдёт к другому. Это касается всех!

— А какое наказание? — хрипло спросил пожилой моряк. — Может, проще сразу выбрать лёгкую смерть?

— Может да, может, нет, — зло улыбнулась ему женщина. — Никто не помешает, после покончить с собой, — потом опять посмотрела на крайнего моряка. — Эта? Эта? Нет? Эта?..

Пират выбрал шестую и угадал — длинная.

— Что ж, шансы остальных резко уменьшились. Теперь ты, — обратилась она к соседу везунчика (а везунчика ли?). — Эта?..

Тот выбрал третью и... короткую. Забившегося в путах моряка, отволокли в сторону два бойца из нашего отряда.

Третий, четвёртый и пятый присоединились к нему. Шестым был седой — он выбрал самую первую и угадал — девушка вытянула из пальцев длинную лучину. Седьмой, попал в число приговорённых, восьмым был переговорщик и ему также не повезло.

— Ты тоже будешь жить, правда, плохо, — усмехнулась с кровожадностью, которую я никак не ожидал от этой молодой женщины, она последнему пленнику.

Казнили пиратов быстро и без излишних затей: поставили на бочонок из-под алкоголя, которым прошедшим вечером моряки залились по самые брови, под деревом с горизонтальным суком, перебросили через ветку верёвку с петлёй и затянули ту на шее, после чего, Ирина выбивала бочонок в сторону. Двое из моряков ни в какую не желали становиться на импровизированный помост, и тогда Ирина раскалённым ножом перерезала им сухожилия под коленями и у локтей, потом лезвие клинка, разогретое до оранжевого сияния приложила к глазам несчастных, хоть те и не открывали век, но жар от металла гарантировано сварил глазные яблоки вкрутую. После такой демонстрации, прочие пираты решили принять более быструю, хоть и не самую приятную смерть от удушения, чем визжать на берегу, будучи слепым и полупарализованным, тем более, тех калек добивать никто не собирался, зато привязали к злополучному столбу, чтобы не доползли до воды и не захлебнулись слишком быстро.

— А теперь займёмся вами.

От этих слов женщины, даже не успев получить перевод, троица помилованных побледнела, и стала цветом лиц, соперничать со свежевыпавшим снегом.

Трое пиратов, один из которых был ранен в плечо и ногу, были кастрированы и обезврежены — на каждой руке Ирина с Машкой отрубили по два пальца. Тюк топориком и нет большого, тюк — на песок упал указательный. Я слышал, что французские солдаты в 12-13 веках, рубили указательный и средний пальцы английским лучникам, от которых им неслабо доставалось. Всем известный знак — виктория, пошёл именно с той поры, впрочем, и жест средним пальцем тоже ведёт родословную с тех времён, сократившись из "вилки" до одного пальца. "Вилку" же, по легенде, англичане показали французам, после того, как были спасены из плена своими войсками перед самой экзекуцией по лишению царапок, без которых не натянуть лук. Вроде как, освобождённые лучники прошлись вдоль строя врагов и демонстрировали им "викторию", мол, видите, что всё на месте, и этими пальцами мы вам скоро мать Кузьмы покажем.

А то, как поступили с пиратами наши женщины, и вовсе превратило тех в инвалидов, так как без большого пальца, даже хлеба нормально не отрежешь.

Воющих от боли в обожженных ранах, что было сделано в целях их спасения от потери крови, пиратов закинули в лодку, положили туда же запас воды и еды и столкнули в воду, посоветовав на берег не высаживаться и поскорее скрыться с глаз, а иначе они присоединятся к отказникам у столба.

Закончив с неприятной процедурой, наш отряд занялся подсчётом трофеев.

* * *

Пиратскую ладью завели в одну из скалистых бухточек и там жёстко поставили на якоря, чтобы приливы и отливы не разбили нашу единственную единицу флота. Часть трофеев оставили на корабле, часть — самую ценную — забрали с собой.

В общем, добра получили мы не так уж и много. Гору щитов, среди которых много было изрублено в предыдущих боях, и, в целом, у прочих, вид был весьма непрезентабельный. Двадцать пять курток из толстой варёной кожи и лишь три из них, имели нашитые стальные и бронзовые пластины. Три десятка копий, качеством ниже среднего. Очень много грубо откованных ножей всевозможного размера. Два меча и пять кинжалов приличного качества. Три десятка шлемов самой простейшей конструкции — из кожи и полосок железа. Пять луков, бочонок с оперёнными древками и ящик с наконечниками к ним. Луки короткие, из трёх кусков собранные, но корявые какие-то и, местами, деревянные плечи уже потрескались.

Досталось очень много вяленого мяса и круп, в основном нечищеный ячмень и овёс. Да уж, перловка и овсянка, в средневековом исполнении. Нашли два сундука, закрытых на большие навесные замки, которые легко открылись куском проволоки после минуты манипуляций им в замочной скважине. Содержимое состояло из цветастой одежды, почти всей только женской, и кусков ткани яркой окраски, синего и красного цветов. Самого распространённого в этом мире у богачей.

По возвращении в посёлок, все участники рейда напились. Я, хоть и не большой любитель пьянок, из-за негативной и быстрой реакции организма на алкоголь, не отставал от товарищей. Настроение, и так не радужное, ещё хуже сделала смерть одной из спасенных женщин, той, кому пираты проломили голову.

Как-то так вышло, что я остался наедине с Марией далеко от всей пьяной компании, устроились мы рядом с большой поленницей на чурбаках. Рядом, на большой колоде, на которой кололи дрова, стояли несколько бутылок с пиратским пойлом, вонючим и крепким, как деревенская самогонка, выгнанная по технологии "в тазике под плёнкой". Сознание то гасло, то вновь пробуждалось.

— ... знаешь, когда я решила такой стать? — пьяно и зло говорила собеседница.

— Когда?

— В пятнадцать лет. Именно тогда я поняла, что все мужики похотливые козлы и помощи от них не получишь. Что, думаешь, не так?

— Я дум... умаю, — старательно ворочая языком, складывая буквы почти по слогам в членораздельные слова, — что мужи-ики, тоже могут сказать, мол, ввсе ба... абы шлюхи и им нужн тлько деньги, за которы-и-е они раздвинут ноги пред кем хошь.

— Шлюхи? — зло произнесла она и подалась в мою сторону. — И ты так думаешь?

— Уже не пмню, — развёл я руками. — В голове пст... псто.

— Может и так, — внезапно легко согласилась она со мной. — Просто, по большей части людям не везёт с выбором знакомых, потом они жалуются. А счастливые, никогда не говорят ничего, им и так хорошо. Потому и кажется, что вокруг одна похотливая и продажная сволота.

— Выпьем за счастл... ивыих, — я попытался схватить бутылку, но чуть не уронил её.

— Дай. Я сама.

Налив немного в кружки, она придвинула мою мне, рядом положила кусок отваренного вяленого мяса.

— Я сначала пошла в секцию тяжёлой атлетики, а там надо мной посмеялись. Хотела записаться на бокс, но и там ничего не вышло. Тогда я решила копить на гантели и штангу, а пока занималась с вёдрами, в которые воду наливали, соль сыпала вместо песка, отжималась. В двадцать лет, я выиграла областные соревнования по мисс-фитнесс-бикини, заняла третье место. Правда, не обманываю. В двадцать один, получила первое место, в двадцать три, получила второе место на конкурсе между девушками из ближнего зарубежья. Потом год я занималась тяжёлым железом, чтобы пойти выше, на бодибилдинг...

— И? Полчилось?

— Нет, я оказалась здесь.

— А Иринка тввая знако... амая? — язык всё сильнее и сильнее заплетался, хотя, в противовес ему, сознание становилось всё чётче, будто, с каждой порцией самогона, я трезвел.

— Здесь — да, до попадания, я её не знала. Мы из разных городов и даже на соревнованиях не встречались.

— А.. понятн... вы здесь вместе, дда? Подржки?

— Подружки, — кивнула собеседница и тут же вскинулась. — Это ты о чём? А-а, вот, значит, какие про нас тут слухи ходят. Надо же, не слышала ни разу... теперь буду знать.

Кажется, я покраснел. Ну да, про Машку с Иринкой, много что говорили. В том числе, что они лесби. А чего ещё стоило ожидать, если две молодые женщины, со схожими увлечениями в бодибилдинге, два "качка" в юбках, живут вместе, в одной землянке? И к мужикам обе относятся, как к пустому месту, постоянно демонстрируя свое презрение и пренебрежение? Тут даже не столь уж важна правда, просто, за счёт зависти и злости, наговорят в спину всякого разного. Мужики тоже могут быть, теми ещё сплетниками.

— Пошли, — вдруг резко встала она.

— Пошли, — согласился я с ней и поднялся со своего пня, покачнулся, но смог устоять и даже сделал несколько шагов, потом спохватился. — Ку... куда?

— Туда.

— Пошли, — кивнул я, хотя и не понял ничего.

Потом память начала сбоить, и я проснулся с диким чувством жажды, которое мне напомнило злоключения на дне скального колодца, у себя в хижине.

Рядом спала полностью обнажённая Машка. На мне, одежды было не больше.

"Когда я мечтал просыпаться в одной кровати с девушкой-спортсменкой, то не думал, что она будет настолько спортивной", — мелькнула мысль.

Вчерашняя собутыльница и ночная партнёрша в сексе, по исконной женской привычке, которая, наверное, у слабого пола в генах прописана, закинула на меня свою ногу и руку, пристроившись головой на моём плече.

Как бы мне выбраться, чтобы не потревожить обладательницу бицепсов, которые в два раза больше моих?

Стоило пошевелиться, как Мария проснулась.

— Уже утро? — хрипло спросила она.

— Не знаю, наверное.

— Воды принеси, пожалуйста. Голова трещит так, что моргать больно, — простонала она. — Зачем я так напилась вчера?

— Это риторический вопрос, надеюсь. Потому как ответа на него, я не знаю.

— Воды, побыстрей, — жалобно протянула она. — Умираю.

Искать вещи в тесной хижине, где нет шкафов с комодами, стульев и прочего барахла, а самих вещей раз-два и обчёлся, было несложно. Уже через три минуты я был одет, обут и выходил с пустым ведром, склепанным из железных листов из жилища.

Возле колодца, у которого стоял всегда постовой, услышал от того завистливое:

— Ну, вы и дали вчера жару, половина посёлка гудела, так, что даже мухи боялись приблизиться к холму.

— А ты не завидуй, будет и у тебя праздник и тебе станут завидовать.

— Когда такое случится, — тяжко вздохнул тот, потом подмигнул и спросил. — А как это — с бабой-качком в койке, классно? И кто кого там любил?

— А как живётся без выходных и языка?