— Ну прости, милая, прости. Задержаться пришлось, дело большое делали...
— Ой! Да вы голодные наверно! Пойдемте к столу! Мы сейчас все поставим, хлеб из нового урожая уже!
— И то верно! Кормить мужиков надо! — подошел Буревой в камуфляже.
— Да и бражка готова новая, — это Кукша.
— Как же я по вам всем соскучился! — я сгреб подошедших родственников в свои объятия.
Мы крепко обнялись. Все. Я Дома.
2.Деревня на Ладожском озере. Осень 859 года.
Мы быстро раскидали товары с Ладоги по сараям, потом разберемся. Пленных подростков, которых до сих пор не развязали, да еще и на глаза повязки сделали, занесли в сарай, пусть еще полежат, с них не убудет. А то на Ладоге старшие порывались дать деру, вот и обезопасились. На кормежку и водопой их развязывать будем, а пока пусть "промаринуются". Приезд наш отметили знатно. Мы выставили подарки с Ладоги, даже вина чуть взяли на остатки наличности. Стол ломился от яств, мурманы оказывается с Буревоем четыре раза на сейнере за рыбой ходили, насолили да навялили кучу, жира наплавили и клея запасли. Урожай в этом году был больше, помогло видать наше продвинутое земледелие в виде переноски снега на поля да сев по очереди разных культур. Наконец, уселись, и я двинул тост:
— Ну, за встречу!
И пошла пьянка! Утолили первый желудочный голод, начали утолять информационный голод тех, кто не был с нами в походе. Рассказали про Ладогу, про данов, про бои и победы. Про Лиса да Волка, про добычу крупную, да регату весельную. Про договоренности с властями, про то, что у нас теперь есть агент торговый, Ждан. Ясное дело, чуть преувеличили, но тут так все делают, это нам не в минус. Торир потом долго рассказывал про планы свои, мурманов посвящал в новые договоренности. Реализация нашей добычи и договор с Лисом — это позволило ему заключить на пять лет вперед сделок по зерну, по внутренним словенским ценам. Теперь мы можем их долго не увидеть, надо зерно возить. Мы чуть даже расстроились, ну да ничего, будет в наших краях — заскочит в гости. Засиделись чуть не до утра. Тем более, что освещенность в нашем поселке сильно упала. Буревой достроил крепость, да не одну! Потом все мне должен показать да рассказать.
А ночью меня огорошили новостями. Я только полез с любовью к Зоре, только начал гладить да ласкать, как был отодвинут на край кровати, и ошарашен обухом по голове. Обухом выступала новость о том, что я скоро стану папой. Так что я вообще почти не спал, радовались с женой новому пополнению. Лишь бы все прошло хорошо, без осложнение.
На следующий день провожали мурманов, им еще на Ладогу идти, зерно брать людям мурманским, торопятся. Лодку их загрузили нашим железом, стеклом, остальное под зерно будет. Лодку мурманы, которые провели тут все лето, держали в порядке, да и Буревой помогал. Спустили на воду, добавили припасов, выдали мурманам еще доспехов — тоже дед постарался. Еще добавили книжек записных, и канцтоваров — это подарки для Лиса и Белимира, Торир обещал передать. Пора прощаться.
Видели бы вы лицо Кнута, когда он выплывал из заводи! Такая тоска, такая печаль! Ну да, на веслах это тебе не под паром ходить. Да и гребцы, которые ходили на нашем тримаране, тоже что-то не излучают оптимизма. То сидишь себе в ячейке стрелковой, да на озеро пялишься. А тут деревяшкой здоровенной ворочать приходится, кому ж такое понравится? У Кнута же еще и другая печаль была. Его договор по строительству у нас лодок и получения на руки компаса и приборов мог отложиться на неопределенный срок. Перевозка зерна по договоренностям Торира могла занять много времени, и не известно, будет ли возможность доделать то, что он обещал. Проводили мурманов, да пошли в нашу крепость — я собирался принять отчет у Буревоя по проведенным работам и имеющимся запасам.
Отчет принимал на натуре, то есть со стены крепости. Крепости номер один. Она проходила по валу, отделяющему нас от озера, потом вдоль заводи, оставляя метров двадцать твердой земли. Крепость была квадратной, две других стороны проходили по вновь образовавшимся после вырубки деревьев полянам. По верху крепости были подмостки, на которых мы и сидели. Высота стен была метра четыре-пять, в принципе, преодолеть можно, если сопротивления не будет. Но мы же не голые стены-то оставим! Мы же их оборудуем противодиверсионными и защитными сооружениями! Ворот у крепости было двое. Одни выходили в сторону поля, вторые — в сторону заводи. Вал возле озера лопатами обработали так, что подняться с воды на него практически нереально, но при этом самой крепости не видно. Здорово получилось. Как и защитная маскировка входа в гавань. Ее сделали в виде лодки, заполненной землей, да насадили молодых деревьев и кустов повыше. Специальной веревкой, если надо выплыть, устанавливали вдоль заводи, обратно возвращали слегами.
Вторая крепость появилась из-за чересчур хозяйственного Буревоя. Люди есть, бревна есть, трактор есть, а мы все не возвращаемся. Дед сначала сделал с мурманами себе еще два поля, бревен стало еще больше. Потом подумал, и решил, что второе защищенное место не помешает, и соорудил вторую крепость, впритык с первой! Она стояла дальше от озера, была связанна воротами с первой, и была недоделана. В ней были еще ворота наружу, в сторону Перунового поля. Пока ей не пользовались, дед внутри складывал бревна и остатки деревьев, коих все равно осталось очень много.
Много вообще было всего. И руды намыли, и чугуна наплавили, и поташа наделали, и тканей настрочили, и овощей запасли, и зерна намололи. Мы, как Кощей над златом, сидели на грандиозных ресурсах по местным меркам. Род мой и мурманы постарались на славу за полтора месяца. Крепости были метров по триста по каждой грани. Теперь у нас был защищенный прямоугольник шестьсот на триста метров забитый разными полезными штуками. По расчетам Буревоя, наш род из пятнадцати человек мог выдержать на существующих ресурсах чуть не двухлетнюю осаду. Кстати, о пятнадцати человеках, надо пленных проверить.
Пошли к сараю, по дороге рассказывал Буревою о наших новых жителях.
— Рабы значит, — дед почесал бороду, — а что мы делать с ними будем? Нам, вроде как и не надо ничего.
— Это пока не надо. Я тут смотрел на работу твою, очень круто, ну, здорово вы все сделали. И пара мыслей появилась. С кирпичами у нас как?
Буревой произнес фразу, которая означала большое, очень большое количество, только вот она была нецензурная.
— Это хорошо. Они там же, возле болота?
— Да. Мы когда мыли руду, много сделали. А вот руды — мало. На прежнем месте руда кончилась, пришлось идти вдоль берега болота, по пути кирпичи делали. Часть, правда, только на солнце просушилась, не до рубки дров было. Выход новый железа нашли, но из него кислоты меньше, а фосфора этого твоего — больше. При плавке более хрупкий чугун выходит, — дед горестно вздохнул, — даже не знаю что делать.
— Ну ты сильно не расстраивайся. Сколько чугуна заготовили?
Опять фраза из непереводимого народного фольклора. Блин, да когда ж они успели-то все!
— Молодцы! Все вы молодцы! Летопись как?
— Дошел до сего дня, дальше уже вместе писать будем.
— Я там монеток привез разных, тоже положим для потомков к летописи. А вот и наш сарай.
Мы вообще-то Кукшу охранять его поставили, но что-то двери открыты, и пацана нет. Изнутри голоса раздаются. Зашли с дедом, увидели как Обеслав и Кукша кормят с ложечки связанных картошкой.
— Здорова. молодежь!
— А мы тут это... вот... покормить решили... — замялись мой пасынок с двоюродным братом.
— Это вы правильно придумали, молодцы. Как закончите, сарай закрыть не забудьте. А тот вон тот очень прыткий малый, да девица его тоже кузнечик тот еще.
— Хы-хы, кузнечик! — Кукша и Обеслав заржали, пленные сидели грустные.
Я вообще-то никакого желания держать их в рабах не имел. Мне нужны жители, полноценные члены нашего маленького общества. А как их в этом убедить? Как добиться лояльности? Они ведь гордые тут все, могут и деру дать, да сгинуть в лесу. Не хочется такого результата, вот и решил я на контрасте действовать. Пусть связанными пока побудут, понервничают, смирятся с судьбой своей рабской. А потом мы их чуть приподнимем — благодарны буду. Будут благодарны — еще приподнимем. Так, глядишь, и вольются в наш коллектив, и станем мы им второй семьей. Я не зверь, но какие тут другие варианты?
По местным обычаям я вообще их продать могу, как скотину, мне слова никто не скажет. Гуманизма тут нет, только сила. И они это тоже прекрасно знают. Чуть дашь слабину, получишь копье в пузо, это я по рассказам на Ладоге понял, да по поведению Лиса. Вот и приходится быть жестким, чтобы значит сила та видна была всем. Боятся и уважают тут только одновременно, и только в нашей деревне все по-другому. Значит, надо совершить медленный переход в их мозгах от концепции власти от силы к концепции власти от ума, от подавления к сотрудничеству. Вон, Славик рассказывал, его тоже черном теле держали, пинки отвешивали. Потом, когда притерся, стали больше воли давать, да лучше относиться. Потом он уже сам никуда не хотел уходить, прижился у мурманов, и по-своему был счастлив. Так и тут надо сделать. После стресса перенесенного у них мысли все спутаны, надо их еще больше огорошить, да постепенно вводить в сообщество.
О моих планах подростки не догадывались, вот и грустили. Еще и эти два коня ржут.
— Так, отставить смех! Сами давно такие были, тощие да оборванные? Или может напомнить, как даны тут первый раз появились. Вон, идол стоит, туда сходите да посмейтесь.
Пацаны стали серьезными.
— Мы ж не со зла. Просто действительно на кузнечика похожа, — за обоих ответил Кукша.
— Сам ты кузнечик! — это тот старший, Юхо, вступился за подругу, — Ты мне только руки развяжи, я тебе покажу кузнечик!
— Ты бы тоже тут не сильно выеживался бы, — это я уже пленному, — если бы штаны в руках держал, подруга твоя бы не пострадала.
Это правда. Как показали опросы, бедную девчонку изнасиловали только потому, что их обоих даны забрали с сеновала, в процессе, так сказать. Гопники древние сделали вывод, что такую, порченную, дорого не продашь, вот и пользовали. Хорошо, что только парочка особо ретивых да молодых, остальные силы берегли. Таки образом, их роман и стал причиной насилия. Юхо от моих слов опустил голову.
— Ладно, с едой заканчивайте, вечером сбор в актовом зале. Кукша! Сарай закроешь, да охраняй их. Вечером еды принесем, тут еще пар дней переночуют, а потом уже будем дальше разбираться.
Мы с дедом еще поговорили про события лета, вроде все обсудили. На сегодня у нас выходной — это я объявил. И завтра выходной, сил набраться надо перед новыми свершениями. Поэтому день посвятил общению с семьей, рассказал про мысли о пленных. Народ в целом идею поддержал, надо теперь только реализовать. Поэтому расписали роли, да прикинули как кому себя с пленными вести. Обеслав теперь у нас брал на себя роль просветительскую, будет им рассказывать о жизни нашей. Кукша — силовую, следить за поведением да пресекать поползновения к побегу. Женщины и остальные дети жалостливую, кормить, одевать, да жалеть. Мы с Буревоем выступали в виде адвоката и прокурора. Я прокурор, жесткий, но справедливый, дед — адвокат, будет у меня всякие бонусы для пленных выбивать, причем так, чтобы они слышали. Из крепости пока их выпускать не будем, на хозяйстве посидят пока не притрутся.
Второй свой выходной я провел с Зорей. Лежали в кровати, я занимался прожектерством. Меня мысль о том, что у нас теперь все есть несколько пугала. А ну как обленятся, да и перестанут мои идеи поддерживать? Надо искать новую цель да масштабную, чтобы много времени ей посвятить. Тут супруга меня, кстати, малость успокоила. Пока народ с мурманами тут жил, самой большой проблемой оказалась скука. Со мной было весело, сложно порой, но интересно. Учеба, рассказы мои, придумки новые, все это добавляло разнообразия. А тут за полтора месяца народ с тоски уже Азбуку от корки до корки выучил, счет до миллиона освоили почти все. Даже в игры уже наши сами стали вносить изменения, карточки новые делать. Так что любые мои начинания род готов был поддержать, лишь бы не скучать.
Прожектерство мое было направлено на развитие села вместе с инфраструктурой. Я на Ладоге насмотрелся на кривые грязные улочки, понатыканные тут и там дома да сараи, и хотел у нас в селе этого избежать. Надо делать генеральный план села, и осуществлять его застройку. Плюс немаловажный фактор — я решил организовать бюрократию. Народу прибавилось, да и мои все подросли. Надо делать законы, порядки, документы, вводить перепись населения. А то у меня скоро ребенок будет, а я ему даже свидетельство о рождении справить не смогу. Для бюрократии же тоже помещения нужны, нужны архивы, нужна бумага, штампы, печати, да и прочее. Пленные опять же должны иметь явное свидетельство своего статуса, четкий сигнал, что его можно изменить, и видимое направление, в котором надо двигаться для изменения. Я тут поинтересовался, как рабов обозначают. Местные способы, вроде клейма, меня не устраивали. Его-то уже не уберешь, лучше штамп в паспорте сделать. С фотографией. Ну это потом.
Остаток сентября посвятил оформлению планов и разработке процедур. Пленные также жили в сарае, мы разве что развязали их. Они выли с тоски. Два раза в день Обеслав приходил с едой, кормил всех, и капал на мозги. Кукша пресекал попытки выйти из сарая, причем иногда даже с рукоприкладством. Женщины приходили периодически, и жалели подростков. Веселина так вообще "в тайне" носила им леденцы медовые, мы ее с дедом посылали специально. Раз в три дня водили их в баню. Мальчиков отдельно, девочек — отдельно. Хорошо еще, что после изнасилования, романтики "в горизонтальной плоскости" мы в сарае не наблюдали, видать, оба наших "маленьких гиганта большого секса" осознали причину насилия со стороны данов до подкорки мозга. В бане мы с Буревоем устраивали спектакли на тему "Не положено!" и "Ну давай чуть-чуть побольше им дадим". Роли расписаны, инструкции соблюдены, пленные на наши "разводы" велись. Мы подслушивали пару раз их разговоры вечерние, пока все шло по плану.
И по плану же настал момент, когда я собрал всех в актовом зале, и начал разъяснять политику партии:
— Родичи мои! Собрал я вас здесь, чтобы сообщить пренеприятное известие — у нас появляется бюрократия.
— Это вроде данов? Или болезнь такая? — спросил дед .
— Хуже, много хуже. Это та сторона жизни, которая очень нужна, но съедает много сил и времени. Пока мы жили тут в стороне от всех, только своим родом, обходились мы без писаных правил, документов, только на родственном отношении. Пленные же наши нам не родичи, и правила для них должны быть. А чтобы правила те они не нарушали, нужно подать пример. Самим тоже тем правилам следовать, чтобы не могли они сказать, что вы тут по углам гадите, а нам почему нельзя? Да и новые люди могут появиться, как их заставить вести себя правильно, по-Игнатьевски? Нужны законы. Я тут слегка поработал, получилось у меня пока для внутренней жизни нашей такой вот свод.
