"Монах.Шанти"

То, что Андруса собирались убить — он не сомневался. Не удалось убить Урхарда — так хоть напакостить, убрав его зятя. Вообще-то Бирнир был сильно недоволен тем, что Урхард не выходит биться сам, и дважды принимался спорить, ругаться — мол, слово было сказано, нельзя на попятную, и все такое прочее. Но его остановили — староста, который прекрасно знал законы, ведь он как раз и занимался тем, что следил за их исполнением. Если вызванный сам решил защищать свою честь — никто не может ему в этом препятствовать.

— Бойцы, на середину площадки! — скомандовал староста, седовласый мужчина лет пятидесяти с гаком — бой по команде, тот, кто начнет раньше, считается проигравшим и выплатит пятьдесят серебряников. Все понятно? Бой ведется до тех пор, пока один из соперников, или оба, не смогут его продолжать. Или — пока один из соперников не сдастся, о чем скажет разборчиво и громко. Итак, приготовились!

Андрус ясно слышал и чувствовал все, что происходило вокруг. Слух его обострился, нюх стал таким острым, что он ощущал благовония на женщинах за десять шагов до них, и даже больше. Чувствовал запах пота, запах еды, которую ели селяне, даже запах возбужденных самок, которые смотрели на самцов и мечтали о случке!

Андрус снова тряхнул головой — почему ему в голову опять приходят странные мысли? Какие самки и самцы? Девушки и парни! Откуда звериные мысли? Он что, думает как зверь?

И снова мир изменился, время стало тягучим, как старый мед. Позади слышались голоса — густые, низкие, грохочущие:

— Кааакооой крааасииивеенькииий...жааалкооо...

— Хууудооой кааакооой...иии чееегооо выыы в нееем нааашлиии...

— Хууудооой дааа вееерткииий! Кааак зааавееертииит, кааак прииижмееет...хааа...хааа...хааа...

— Стааавлююю нааа Хееетеееляяя...

— Ооон ууубьееет ееегооо...

— Аааандр дееержииись!

Андрус взглянул на противника, и ему показалось, что вокруг того возникло сияние, облегающее тело, как толстый меховой покров. В серебристом мареве кое-где проступали желтые пятна, кое-где красные. Андрус подсознательно чувствовал, что он должен знать — что это все означает. Но времени на обдумывание странного эффекта уже не было.

Староста подал команду:

— Бооойцыыы....нааачааалиии!

Хетель медленно-медленно растянул рот в улыбке, одновременно делая выпад, пытаясь одним движением покончить с чужаком. Андрус не двинулся с места, пока острие меча не приблизилось к горлу, и тогда чуть отступил в сторону. Выпад проткнул лишь воздух, и клинок убрался обратно, с разрешения Андруса — он легко мог бы выбить его из руки врага, просто отрубив эту самую руку.

Удары сыпались один за другим, Андрус пропускал их мимо себя, не делая попытки убить или ранить противника. Он будто танцевал, уклоняясь, пропуская клинок мимо тела на расстоянии сантиметра, не более, изгибаясь, поворачиваясь, отступая. С каждым ударом казалось, что именно этот удар последний, что черноволосому чужаку пришел конец. Однако — каждый раз Андрус выныривал из вихря ударов абсолютно целым, без единой царапины. В толпе уже слышались смешки, люди стали откровенно смеяться над Хетелем, и тот пришел в ярость, увеличив скорость так, что перемещения двух его клинков едва можно было рассмотреть.

— Сражайся, трус проклятый! — ревел отец Хетеля, то ли сыну, то ли Андрусу — понять было нельзя, тем более его голос терялся в реве толпы.

— Держись, Андр! — отчаянно вопила Беата, ее отец бил кулаком по скамье, сжав зубы так, что они скрипели, а его супруга сидела молча, бледная, сжав губы в тонкую ниточку. Что происходило в ее голове — знали только боги.

Наконец, Хетель стал уставать, снизил темп движения, взмок так, что с него полился пот, брызгая по сторонам и заливая глаза — не помогал и шнурок на лбу. Дыхание парня стало хриплым, прерывистым — такая нагрузка не давалась даром. И тогда Андрус ударил.

Мощнейший удар в плоскость меча был таким сильным, как будто боец ударил не мечом, а кузнечным молотом, держа его обеими руками. Меч Хтеля жалобно звякнул, протестуя против такого варварского обхождения, и если бы он не был скован кузнецом Хугусом из нескольких сотен слоев первоклассной стали, закален в масле — сломался бы, как сухая тростинка. А так он лишь вылетел из руки Хетеля, описал дугу и вонзился в землю прямо перед вдовой Арнмуна, попавшего в прошлом году в свой же капкан и замерзнувшего в Лесу.

Молодая вдова упала в обморок — меч едва не пронзил ей низ живота, вонзившись прямо между ног. Злые языки потом поговаривали, что она упала в обморок не потому, что испугалась летающего меча, и из-за того, что у нее давно не было мужчины, и вдовушка представила, что это был совсем не меч Хетеля, а нечто иное. (Что не наболтают люди, когда женщина, молодая и красивая, отказывает им в близости под надуманным предлогом вроде того, что она в трауре и без любви в постель не ляжет. Глупости какие!)

Второй, быстрый, неотразимый удар был направлен в руку противника, и опять, только в последний момент Андрус сдержался и вместо того, чтобы отсечь руку вместе с кинжалом, ударил по ней плоской стороной меча, переломив кость и заставив выронить клинок. После этого — меч врезался в скулу Хетеля, дробя ее, кроша, разбивая в кровавое месиво — плоской стороной. Андрус никого не хотел убивать, пусть даже судьба и толкала его к этому. Парня будто ветром снесло, он упал как подрубленное дерево и затих на земле, пуская кровавые пузыри из разбитого рта.

Мир ускорился, зашумел, задвигался. Люди кричали, визжали — кто-то ругался, кто-то радостно хохотал, кто-то просто что-то выкрикивал — непонятно что — то ли пьяный, то ли от полноты чувств. Подбежала Беата, бросилась на грудь Андрусу, стала его целовать, весело смеясь и прижимаясь всем телом, подошел Урхард, улыбаясь в бороду и хлопнул Андруса по плечу, что-то прогудел — боец опять не разобрал, что именно. Что-то одобрительное, но неразборчивое...в ушах звенело так, что Андрус не мог расслышать отдельные звуки. Внезапно его охватила страшная слабость, такая, что он зашатался, сознание начало темнеть и на глазах у всего народа Андрус свалился в глубокий обморок.

Глава 5

— На выходе мои люди с четкими указаниями — никого не выпускать, дверь не открывать!

— Хорошо. Никого не выпускать, пока я не скажу — Шанти быстро шагала по коридору почти вплотную к Шуру. Рядом шел генерал Адрон, слегка наклонивший голову и внимательно прислушивающийся к словам 'императора'.

— Я понимаю... — начал Адрон.

— Нет, вы не понимаете! — перебила Шанти — если кто-то заглянет в зал, я буду вынужден его убить! В зале будет твориться древнее колдовство, и никто не может его видеть! Даже вы! Теперь понимаете?

— Теперь понимаю — слегка растерянно кивнул генерал — я уберу стрелков сверху, от отдушин.

— Уберите. Иначе я просто их буду вынужден казнить. А я этого не хочу. Никто не должен пострадать кроме тех, кто этого заслуживает.

— Ваше величество — Шур остановился, и только мгновенная реакция спасла драконицу, чтобы не врезаться в спину советника — я за эту дверь не пойду. Вы же колдовать будете? Не сомневаюсь, что это же будут делать исчадья, простому смертному нечего делать в драке колдунов. Слугам я уже сказал — как только объявят вас, чтобы тут же вышли из зала.

— Шур, на пару слов! — 'император' кивнул начальнику тайной службы, и генерал Адрон предусмотрительно отошел в сторону, чтобы не мешать тайной беседе.

— Где вход в зал? — шепнула Шанти.

— За поворотом, в конце коридора, темная высокая дверь! — так же тихо шепнул Шур — я для того и остановился, чтобы сказать — вы верно поняли. Коридор полон охраны исчадий, вперемешку с нашими. Как нам узнать, что вы начали? Это будет сигналом к тому, чтобы мы уничтожили охрану Патриарха и адептов.

— Вы услышите — кивнула Шанти — будет шумно.

— Понял. Видел — усмехнулся Шур.

— Видел — и забудь — сухо сказала Шанти — организуй все как следует! Ни один из охранников не должен уйти.

— Будет великая...бойня — прошептал Шур, слегка бледный, с румянцем на щеках — это запомнят на века!

— Забудут — усмехнулась Шанти — в мире много такого, что гораздо эпичнее уничтожения стаи крыс. Все, хватит! Пошли!

* * *

Солдаты. Кирасы блестят в лучах вечернего солнца, все серьезны, угрюмы — понимают — что-то грядет. Что-то такое, что выходит из границ их понимания. Что главное для солдата? Чтобы жалованье было побольше, давали его вовремя и муштры поменьше. А еще — чтобы не было никакой войны. Совсем никакой. Даже этакой маленькой, победоносной. Ведь какая бы она, война, ни была победоносна, всегда есть шанс получить стрелу в лоб или саблю в бок. Ну ее к демонам, эту войну.

От паркета пахло воском, ноги скользили на светлых деревянных пластинках. Шанти отметила для себя, что за дворцом основательно ухаживают, а еще — деньги в казне водятся. Сад, дворец, весь дворцовый комплекс в полном порядке. Неплохо будет тут пожить какое-то время. Какое? Это уже как судьба позволит. Думать о том, что будет дальше пока что бесполезно и вредно. Нужно двигаться вперед, у цели — шаг за шагом, шаг за шагом — так, как она и задумала. А то, что будет дальше — как говорил Андрей: 'Если не знаешь, что делать — делай шаг вперед'.

Высоченная дверь распахнулась перед лже-императором, и Шанти сделала этот шаг вперед, вступив в длинный овальный зал, заполненный людьми в ярко-красных мантиях. Они бормотали, шумели, что-то обсуждали — как обычные люди, и с виду нельзя было сказать, что вот эти — толстые, тонкие, красивые и уродливые люди вершат судьбу миллионов жителей страны. Ничем они не отличались от обычных людей — кроме своих красных балахонов, да некого отпечатка власти на лицах, на душах, неуловимого, но ощущаемого, особенно если ты являешься эмпатом.

— Император Славии Антагон Третий! — гулким басом произнес глашатай, и Шанти неспешным шагом прошла к трону, расположенному посреди комнаты, чуть поодаль от длинного стола, вокруг которого собралась красная, как выпачканная в крови толпа.

Драконица усмехнулась и вспомнила, что Андрей рассказывал ей — в его мире был такой народ, который очень увлекался жертвоприношениями. Кровью жертв мазали волосы, обливались кровью...красный цвет, цвет жертвоприношения. Цвет жизни и смерти.

Трон был неудобным. Шанти с гораздо большим удовольствием сидела, вернее лежала бы на кровати. Она представила широченную кровать, возлежащего на ней 'императора', а перед ним адепты во главе с патриархом! Хихикнула про себя и не удержалась, чтобы не улыбнуться.

Улыбка императора не осталась незамеченной. Мужчина лет пятидесяти, худощавый, с довольно приятным лицом и статным телосложением, одетый в красно-черную мантию, удивленно посмотрел на молодого человека, волею судеб вознесенного на самый верх и не приложившего для этого никаких усилий. Вздохнул, и в который раз подумал о том, что давно пора менять государственную систему. Вот зачем им этот бесполезный придаток, именуемый императором? Народ давно уже привык, что исчадья выше всех, так и надо сделать так, чтобы глава их и официально был выше всех! Править не только из тени, но и на самом деле, вот с этого самого золоченого трона, выкинув из него поганого мальчишку, непонятно как оставшегося в живых после непонятно какого покушения. И после покушения совершенно спятившего — иначе как можно понять его последние действия?

Патриарх осмотрел зал, увидел своих слуг, застывших в почтительном поклоне и громко скомандовал:

— Все слуги и охрана вышли! Пошли, пошли вон!

Слуги быстро покинули зал, дверь захлопнулась — Шанти краем глаза проследила за их исчезновением. Она опасалась, что дверь уже заблокировали, слуги начнут рваться наружу, не понимая, что происходит, адепты всполошатся и все начнется раньше, чем она запланировала. Так-то повода для особого волнения в этом не было, но Шанти хотелось поговорить с этим сборищем кровососов, прежде чем их уничтожить. Зачем поговорить? Она и сама до конца не знала. Для знаний, наверное. Никогда не лишне знать, что представляют собой твои враги. Или представляли...

— И что это значит, Антагон? — резко спросил Патриарх — что за поведение? Ты чего себе возомнил?

— Какое поведение? — нарочито недоумевающе спросила драконица — и вообще, что за непочтительность? Ты почему говоришь без позволения императора? Как расценить твое поведение?

— Что?! — поперхнулся Патриарх — ты, ничтожный червь, смеешь...

— Патриарх, это не император! — перебил один из адептов, сидящих рядом с главой храма — у него аура отличается! У этого существа синяя аура! Это даже не человек!

— Тварь? Как сюда попала тварь? — изумленно спросил Патриарх — быстро, обездвижить его!

Пятеро адептов вскочили с места, выкрикнули какое-то слово, и Шанти почувствовала, как ее обожгло огнем. Больше, надо сказать честно, она ничего не почувствовала, но мгновенно сообразив, что к чему — застыла на месте, вращая глазами, как если бы ее руки и ноги были парализованы.

— На сколько времени хватит заклинания? — удовлетворенно спросил Патриарх, вставая с места и направляясь к Шанти.

— Полчаса гарантирую — сказал первый адепт, и добавил — до истечения срока тварь лучше убить. Иногда у них бывает высокая сопротивляемость к магии. Сейчас я наложу на него заклинание правды, и он будет говорить то, что мы хотим услышать.

— Давай, давай — довольно кивнул Патриарх — очень интересно узнать, откуда же эта пакость взялась и куда делся гнусный мальчишка, по недосмотру именуемый императором. Кто занял его место...

Адепт подошел к Шанти, бросил в нее каким-то порошком, отчего она едва не чихнула, и с трудом от этого удержалась, произнес короткую фразу, сопровождая ее пассами рук, и драконицу снова охватила волна тепла.

— Сделано — кивнул адепт — позволите, я проверю?

— Позволяю! — патриарх взял стул, поставил его напротив Шанти и стал смотреть, что будет дальше. А дальше адепт постоял, подождал еще секунд десять, как бы дожидаясь, когда заклинание как следует пропитает жертву, а потом спросил:

— Ты кто?

— Неправильный вопрос — хмыкнула Шанти — давай договоримся, я отвечаю на твой вопрос, а ты на мой? Вопрос на вопрос!

— Бред какой-то! — фыркнул один из адептов — наложите на него заклинание боли! Пусть подергается! А потом спрашивайте! Вы что, первый раз допрашиваете?

— Мы как-нибудь разберемся, Геом! — не поворачиваясь ответил Патриарх — сядь и молчи. Здесь я старший. Займешь мое место — тогда и будешь командовать. (Если доживешь! — подумал про себя Патриарх — что-то ты в последнее время стал излишне нагловатым.)

Помолчав, Патриарх добавил:

— Наложи на него заклинание боли. Эй, тварь, если не будешь отвечать на наши вопросы, каждый раз с тобой будет вот это! Давай!

Заклинание боли для Шанти было не страшнее плевка на спину, но показывать это она не собиралась — закричала, завыла, после того, как адепт выкрикнул какие-то дурацкие фразы, плеснув на нее вонючей жидкостью, по запаху напоминавшей кошачью мочу.

Шанти была очень раздосадована порчей ее костюма, и выла от ярости до того натурально, что один из апостолов поморщился, и тихо сказал: