| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Недаром говорится, что если зажигаются звезды, то это кому-то нужно. У всего во вселенной есть причины и следствия. У всего есть свой смысл. Во всем всегда есть логика, на любой вопрос всегда существует ответ, и у всего есть свое объяснение.
А в происходящем логики как раз нет. И смысла нет.
Я не могу понять, как письмо, написанное в начале следующего месяца, попало в прошлое, но это вопрос промежуточный, так сказать, важнее разобраться, что тут происходит. И здесь — полный облом. Потому что я не в состоянии придумать даже самую бредовую гипотезу, которая бы все объяснила и при этом выдерживала критику.
Преступник тот, кому это выгодно. Если в лагере происходит что-то плохое — на то должна быть причина и в этом должна быть выгода для кого-то. Логично же.
Только вот не вижу я логики в происходящем.
Меня вынимают из азота — или нет? — впаривают чушь о ложной памяти и отправляют на адаптацию сюда, в этот рукотворный рай. Есть ли смысл городить весь этот огород с сотнями подставных актеров ради одного меня? Нет, я никто и звать меня никак, и если я однажды испарюсь — никто и не заметит. Я не представляю никакой ценности. Ни для кого. Даже на органы, потому что мои органы можно было забрать в момент извлечения из азота и не париться с восстановлением мозга.
Матрица? Мы все в виртуальной реальности? Чушь, потому что идея людей-батареек для машин не выдерживает научной критики. Ядерный реактор больше произведет энергии, а человеческое тело не в состоянии 'запитать' даже персональный компьютер.
Все мои конспирологические теории разбивались вдребезги о простой факт: я тут один такой с типа 'ложной памятью'. Вот если бы тут такие были все — ну, тогда было бы уместно вспомнить фильм 'Остров', где люди жили в убежище после ядерной катастрофы и не знали, что весь мир в порядке, а они — клоны богачей, выращиваемые ради совместимых органов.
Но все остальные — обычные пионеры с обычной жизнью. Одно из двух: либо они актеры, обманывающие меня, что явный бред в силу моей нулевой ценности, либо центральная жертва всего происходящего — не я.
Вообще, если так — то что тут не в порядке? В письме упоминались кошмары и вожатые... Если вожатые не люди — то кто? Инопланетяне? Как в фильме 'Факультет'? Увы и ах, но идея паразита, да и вообще организма, способного управлять инопланетным живым существом — абсурдна. Допустим, знаменитый грибок кордицепс 'учился' управлять зараженными муравьями на протяжении миллионов лет эволюции, вариант 'прилетел и сразу заразил' — антинаучный.
Вообще, любые версии со злыми инопланетянами — бред. Межзвездные путешествия требуют таких высоких технологий, что сама мысль о коварном захвате с внедрением в человеческое общество — бред. Вот если я вернусь в каменный век с танками и вертолетами — мне потребуется втираться в общество первобытных людей, чтобы их покорить? Нет. Земная цивилизация ничего не сможет противопоставить агрессору-межзвезднику, тут не нужен никакой хитрый план, грубой силы хватит.
Вожатые могут быть роботами. Я бы и Электроника не заподозрил, если что... Допустим, они непонятно чьи роботы. Но кому это, опять же, выгодно? В чем смысл?
Кошмары... С чего бы нормальным ребятам иметь кошмары? Испытания психотропного оружия? Ну, вот это уже ближе к истине. Да, такой концепт не вписывается в установки совершенного мира с совершенными людьми, ну да ладно, еще Стругацкие сказали, что не верят в мир без спецслужб, каким бы райским он ни был. Допустим, я в будущем полезу во внутренние помещения, узнаю то, чего не должен узнать — и меня уберут. Так может, просто не стоит лезть, особенно если я знаю, что это плохо кончится? Зная будущее, можно его изменить...
И да, есть одно огромное 'но'. Если в этом лагере идет предосудительный эксперимент — то почему, черт возьми, тут? В известном на весь Союз лагере для одаренной неглупой молодежи? Что, нет обычных, менее известных лагерей?!
С другой стороны... Вахтанг Вахтангович. Повар, надо думать, если не экстра-класса, то все равно ресторанного уровня. Правда, я не могу объективно оценить суши, потому что ем их первый раз в жизни, но, все-таки, повар, способный приготовить пять тысяч блюд — не рядовой труженик поварешки. Это мастер-фанатик своего ремесла, возведенного в ранг искусства. Почему он работает в летнем лагере, а не в столичном ресторане? Подозрительно это.
Я доел суши и мысленно подытожил свой мозговой штурм: глухо. Все это очень подозрительно, но нет ни одной идеи, выдерживающей сильную критику, а между тем мне еще надо как-то объяснить письмо в бутылке. То есть, письмо как бы неоспоримый артефакт, только поди ж его объясни...
Есть, впрочем, давно известная версия, которая полностью устраняет все нестыковки и дает ответы на все вопросы: лагерь обычный, люди обычные, просто я болен. И, в принципе, это не худший вариант. Взять хотя бы Джона Нэша, гения математики, который всю жизнь боролся с паранойей и шизофренией. А то был двадцатый век, а не двадцать третий, так что меня, если что, вылечат... Правда, не чувствую я себя больным, да еще и большой вопрос, как мою гипотетическую болезнь прощелкали, когда я в больнице после разморозки находился.
После ужина часть отряда пошла купаться, присоединившись к второму отряду под наблюдением их вожатого, часть засела в скверике с шашками, шахматами и картами. Я тоже пошел в скверик и не прогадал: наш Аскольд там играл в шахматы с вожатым четвертого отряда.
Тут я припомнил, что было написано в письме о персонале, и решил, что надо присмотреться к обоим вожатым. Благо, повод отличный: я могу преспокойно стоять рядом с ними и изучать, и это будет выглядеть абсолютно естественно, тем более что зрителей, кроме меня, было еще несколько.
А играли они быстро, подолгу не раздумывая, фигурки со стуком переставлялись с клетки на клетку. Оба сосредоточенно смотрят только на доску, сбоку увеличивается кучка сбитых фигур. Хм... вот и вправду, быстро оба думают! Чертовски быстро, с учетом того что картина на доске менялась в темпе мазурки. Только что черные доминировали — и оп-па, быстрый размен, и вот уже белые наступают.
Я пришел к выводу, что оба играют явно сильнее меня. Несколько раз мне казалось, что песенка того или другого спета — но на деле оказывалось иначе, проигрывающий шахматист в считанные секунды находил решение и выбирался из угла, куда вроде бы был загнан.
И когда я уже начал подозревать, а не роботы ли они — последовал эпический 'зевок' и Аскольд забрал коня за пешку. Положение черных стало практически безнадежным.
— Квиты, — ухмыльнулся наш вожатый.
— Когда я еще два раза 'зевну', тогда и будем квиты, — ответил 'четвертый' и положил своего короля на доску.
А я подумал, что будь он роботом... робот просто физически не способен проглядеть очевидную потерю... Если только это не разыгранное роботами представление. Хотя... ну не тянут они на киберов вроде Элика. Тот вечно спокоен и деловит, подколки и ухмылки не в его стиле. А вожатые, надо думать, давно знакомы и друзья, они ведут себя вполне нормально, и шахматное соперничество у них совершенно нормальное.
Затем я поиграл в карты с Виталиком, Мариком и еще одни парнем не из нашего отряда, периодически осматриваясь, не появится ли где Кира, и, как стало темнеть, пошел в свой домик.
Олеко появился минутой спустя, неся на плече полотенце, а в руках — зубную щетку и тюбик. Судя по мокрым волосам — из душа.
— О, кстати, а я так умаялся за день, что едва не забыл, — сказал я, отыскал в своей сумке полотенце, щетку и пасту, удивился, что кто-то не забыл мне их туда положить, и пошел к умывальникам.
Когда я вернулся, то увидел, как Олеко вынимает из красно-белой баночки таблетку, глотает ее и запивает из пакетика кефира.
— Бедняга, ты до сих пор на обезболивающих? — посочувствовал я.
— Да какое там обезболивающее, — отмахнулся он. — Это снотворное.
— Хм... Бессонница?
— Да нет, просто кошмары замучили.
Оппаньки.
* * *
Это была очень бессонная ночь. Я заново перебрал всю мозаику, крутил, вертел, складывал и перекладывал — но целостной картины не получил. По-прежнему не находилось ни одного объяснения, помимо варианта с моей паранойей, которая все ставила бы на свои места и при этом выдерживала критику.
Под утро я заснул, но сон облегчения не принес: мне снова снились холод, вспышки и дрожь земли.
Утром меня разбудил горн — на зарядку по порядку становись. Чума на оба ваши дома.
— Ты что-то неважно выглядишь, — заметил Олеко, когда мы одевались.
— Чисто между прочим, я в лагерь попал прямиком из больницы, — напомнил я, — и, надо думать, за эти пару дней сильно переутомился... Хотя вынутому из жидкого азота жаловаться грех.
Выполняя упражнения под бодрый счет из громкоговорителя, я внезапно осознал одну вещь.
Я тупица, вот в чем проблема. Я продолжаю, как последний баран, биться в двери реалий двадцать третьего века со своими представлениями двадцать первого.
Вчера я недоумевал, почему отличный повар работает в летнем лагере, а не в крутом ресторане... Но это представления двадцать первого века, когда крутые повара работают в ресторанах, потому что там платят больше всего. А в двадцать третьем денег попросту нет. И потому Вахтанг Вахтангович не связан при выборе места работы финансовым аспектом. Он может позволить себе работать где захочет, готовить что захочет и для кого захочет, потому что его мастерство открывает перед ним любые двери. Если б я был поваром, где бы я работал? Конечно же, лагерь у моря — работа почти курортная. И я бы предпочел кормить малышню. Желательно — детдомовцев, потому что эти бесталанные горемыки стрескают и суши, и кашу с сосиской, причем не просто стрескают, а с бесконечной благодарностью ...
Стоп. Если так думают многие повара, то, возможно, в детских домах двадцать третьего века и вправду кормят получше, чем в двадцать первом — в ресторанах. Потому что в ресторанах работали за деньги, а тут — из любви к искусству и людям. По сути, у нас разве что выбора большого нет, потому как один шеф-повар и несколько кухарок не могут готовить разнообразные блюда для такой оравы. А в остальном придраться не к чему, даже без вчерашних суши.
Похоже, мир без денег — это все равно что другая планета для человека, выросшего в мире с деньгами. Для меня тут все в диковинку, все кажется странным и нелогичным, но... Люди, работающие не за деньги — у них ведь совсем другие устремления и мотивация. И потому они для меня — почти что инопланетяне, я не скоро начну думать, как они, и понимать то, что им кажется очевидным.
По сути, теперь у меня осталась только одна проблема: письмо в бутылке. Если бы не оно — я мог бы списать все на банальную неадаптированность к кардинальным изменениям. Но письмо...
После зарядки мы разошлись, чтобы переодеться, а затем проиграл сбор на завтрак.
В этот раз нас кормили макаронами с рыбной котлетой, подливкой и салатом, пирожками с сыром и персиковым соком. Подливка эта пахла так, что у меня слюнки потекли еще на подходе к столовой, а котлета оказалась огромной, граммов на триста, и очень вкусной.
После завтрака на линейке Аскольд сообщил нам о планах на ближайшие две недели: у нас будут соревнования по волейболу и пятидневка самообслуживания, во время которой все четыре отряда будут дежурить каждый по одному дню, заменив на кухне Вахтанга Вахтанговича и его помощниц. Точнее, не совсем заменив: они будут нами руководить и обучать. Пятый день пятидневки отводился остальным шести отрядам младшей группы, видимо, приучение к труду и самостоятельности в Союзе идет с малых лет. В принципе, нормальный подход, я целиком одобряю. И то, что остальные отряды будут выставлять дежурным оценки за стряпню — тоже. Так даже интересней.
Самая великолепная новость заключалась в том, что нас ожидает морской круиз на настоящем парусном корабле, на котором нас прокатят кадеты военно-морской академии.
— Можно глупый вопрос от пришельца из далекого прошлого? — спросил я.
— Ну задавай, пришелец.
— В военно-морской академии кадетам нечего делать, только катать детвору на паруснике? Я-то думал, там учатся серьезным вещам, на крейсерах, авианосцах и подлодках страну защищать...
— Именно этому они и учатся, — кивнул Аскольд, — и в очень суровом режиме. Можешь спросить у Виталика и Марика, они тоже кадеты, только из пехоты. У тех, которые будут вас катать — отпуск. Парусный флот у нас — средство активного отдыха, 'Парусный клуб' по всему Союзу насчитывает порядка ста тысяч человек.
— Круто, — одобрил я, — никогда не плавал на паруснике...
О том, что я вообще никогда ни на чем не плавал, говорить не стал.
А конкретно на утро этого дня план был простой и бесхитростный: пляж и море. И его, само собой, все единогласно одобрили.
По пути в домик происходящее казалось мне все более сюрреалистичным. Не найди я бутылку — ситуация бы вошла в нормальное русло, ведь я приблизился к пониманию большой части проблем. С другой стороны, я остался бы в неведении относительно многих вещей, включая 'эпидемию' кошмаров...
Черт, все так запутано! Но кое-что письмо из будущего прояснило: я ни с кем не поделился своими открытиями и подозрениями, что в итоге закончилось для меня плохо. Но теперь я предупрежден, а значит, смогу изменить конечный исход. И самый радикальный способ — найти кого-то, кто наверняка не с 'ними'. Может, Олеко? Он, страдающий от кошмаров, скорее всего жертва. Кроме этого, он военный, то есть, человек, обученный быстро принимать решения и решительно действовать... Он подойдет. Показать ли ему письмо сразу или же нет? Надо обдумать, а пока я должен еще раз его перечитать. Утро вечера мудренее, может, пойму что-то, чего не понял вчера.
В домике я не стал переодеваться. Нужен повод отлучиться...
— О, хорошо что не забыл, сбегаю-ка я в библиотеку за Говардом, — сказал я.
— Говард? — приподнял бровь Олеко.
— Роберт Говард. Он написал много классных книжек. Думаю, тебе понравится.
Выйдя из домика, я побежал в библиотеку, прихватил 'Джентльмена с Медвежьей речки' и еще пару книг про Конана, благо, помнил, где они лежат, и быстрым шагом пошел в лес. Мой рейд остался незамеченным, потому что почти весь лагерь сейчас уже двинул 'на моря'.
Вот ручей, вот тропинка, вот дерево. Я подошел к нему и обошел.
Еще раз обошел.
И только на третьем кругу осознал, что дупла нет.
Я остановился и вытер моментально вспотевший лоб. Так, еще раз. Вот кусты, где я прятался и откуда впервые увидел дупло. Вот мои вчерашние следы, отпечатавшиеся во мху. Вот то самое дерево. Но дупла нет.
Я отошел к кустам, чтобы взглянуть на дерево с того же ракурса, с которого заметил дупло впервые. Дупло не появилось.
За пятнадцать минут я осмотрел деревья вокруг метров на двадцать. Ни в одном нет дупла, да я и не мог перепутать деревья. Дупло просто исчезло вместе с бутылкой и письмом.
Вернувшись к дереву, я снова осмотрел ствол в том месте, где было дупло. Живая кора, черт возьми. Простукивание ничего не дало, никаких скрытых пустот. Да что за нахрен-то?!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
