Разберем подробно, к каким последствиям приводит женитьба. Первое: вы пускаете в свою жизнь, в свой дом и даже в свою постель совершенного чужого вам человека, более того, — чуждого вам по анатомическому строению и физиологическим особенностям. Что вас может объединять с этим существом, кроме зова плоти? Очень мало или вовсе ничего! Пока вами владеет страсть, вы этого не замечаете, но когда она начинает ослабевать, боже мой, какой ужас, какое отвращение вызывает в вас женщина, с которой вы связаны брачными узами! Обязательно окажется, что ваша избранница имеет, к тому же, массу неприятных привычек, о которых вы и не подозревали. Она может храпеть, лягаться во сне, ложиться поперек кровати, сбрасывать одеяло на пол или стягивать его с вас, кричать посреди ночи от кошмарных снов, — а я уж не говорю о привычках, рожденных плохим воспитанием, неряшливостью, небрежностью, отсутствием хорошего вкуса! Готовы ли вы выносить подобное изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, всю вашу жизнь?..
Второе: женившись, вы добровольное обрекаете себя на совместное существование с человеком, который не способен понять вас, и которого вы понять не сможете. Свойства женского и мужского ума настолько различны, что взаимопонимание между женщиной и мужчиной невозможно. А где нет понимания, там возникают скандалы, которые являются такой же неизбежной и естественной принадлежностью семейной жизни, как ночной горшок! Ваша жена будет, как заправский слесарь, сверлить, точить и пилить вас; как пекарь, допекать и поджаривать вас; как лекарь, колоть и резать по живому, — одним словом, она с таким искусством будет наносить удары по вашим ранам, что долго вы не протянете. Клянусь Самсоном, женщины лишили жизни больше мужчин, чем все войны на свете со времен Адама и Евы!..
Третье: надев венец Гименея, вы станете посмешищем для всех ваших знакомых, и виной тому будет ваша жена. Если она окажется порядочной женщиной, то свое постоянство она выместит на вас. Ее требования будут безграничными: вы должны будете в благодарность за ее порядочность проводить все свое свободное время с женой, развлекать ее, терпеливо выслушивать ее бредни, моментально исполнять ее прихоти, потакать всем ее безумным желаниям, тратить по ее усмотрению ваши деньги — и еще многое, многое и многое она потребует от вас! Причем, поверьте мне, женщины умеют добиваться своего куда лучше мужчин, — вы даже не представляете, сколько у них в арсенале безотказных средств для этого. Вы сами не заметите, как станете подкаблучником, и над вами будут потешаться все, кто вас знает...
Еще хуже, если вы свяжете свою жизнь с непорядочной женщиной, что более чем вероятно. Ваша честь будет опорочена, ваше достоинство попрано, ваше доброе имя смешано с грязью. И не ждите, что ваша жена станет испытывать хоть малейшие угрызения совести, что ее будет мучить чувство стыда; она найдет тысячи убедительных причин, по которым она вправе поступить по отношению к вам подлейшим образом, и тысячи оправданий для своего мерзкого поведения. Она станет обманывать вас с необыкновенной искренностью, и в манерах ее вы не обнаружите фальши, потому что нет никого правдивее лживой женщины. Однако шила в мешке не утаишь, и рано или поздно вы узнаете о ее похождениях — разумеется, она скажет вам, что вы сами во всем виноваты, обольет вас помоями и закидает камнями. И как бы вы не поступили после этого, издевательский смех общества будет преследовать вас всю оставшуюся жизнь, ибо слухи о вашем позоре непременно просочатся сквозь стены вашего дома, а для общества нет более веселой темы для разговора, чем рассказ об обманутом муже...
Вот и подумайте, сэр Джон, подумайте хорошенько, надо ли вам губить свою жизнь супружеством?
— Да вы женоненавистник, дядя! Я и не подозревал, что вы так не любите женщин! — Джон рассмеялся, впрочем, с некоторой натянутостью.
— Я женоненавистник? Я их не люблю?! Да я не мыслю своего существования без женщин: пока они есть у меня, — я существую; и я существую, пока они у меня есть! — с возмущением воскликнул сэр Френсис.
— Но, судя по вашим поучениям, этого не скажешь, — Джон отпил глоток вина из своего бокала, продолжая искоса поглядывать на юную девушку, сопровождаемую ее отцом.
— Я всего лишь предостерег вас от ада супружества, но мог ли я возвести хулу на женщин! — возразил сэр Френсис, подав знак слуге, чтобы тот еще раз наполнил его стакан. — Я люблю их всех и всяких — блондинок и брюнеток, шатенок и рыжих; высоких и миниатюрных, пышных и худых; умненьких и глупеньких, говорливых и молчаливых! Мне приятно с ними общаться, мне легко с женщинами; я люблю их непринужденную болтовню, и дружеские откровения, и легкий флирт, и нежные признания, и бурные порывы страсти. А милые очертания их очаровательных лиц, а пленительные изгибы женского тела! Как красиво женское тело; оно божественно, в нем воплотилось совершенство!.. Любите женщин, молодой человек, любите их, — и жизнь ваша будет яркой и полной!.. Самое же главное, берегите себя, цените себя, старайтесь не огорчать себя ничем, докажите, что Господь не зря извлек вас из бесконечного небытия и дал вам возможность пожить в этом прекрасном мире. И тогда, перед тем, как опять уйти в бесконечность, вы сможете сказать: "Господи, как ты был прав, что выбрал меня для этой жизни, и как я благодарен тебе за это! Надеюсь, что я не разочаровал тебя, Господи, а уж ты-то точно меня не разочаровал!..". Вы молоды, сэр, вы молоды, у вас все впереди; как я завидую вам! Но ради бога, не разочаруйте меня, даже когда я уже буду в могиле, — ваше веселье здесь развеет мою скуку там. Пусть частица меня останется в вас и будет наслаждаться земными радостями вместе с вами!
* * *
Генрих вел леди Энни по длинным коридорам дворца. Лицо короля было красным от выпитого вина, а помутневший взгляд торопливо перебегал с одного укромного уголка на другой.
— Ваше величество, не надо. Не сейчас, ваше величество, — чуть не плача, шептала леди Энни, пытаясь вырвать свою руку из потной ладони короля, но Генрих не внимал мольбам девушки. Тяжело дыша, прихрамывая на левую ногу, он тащил Энни едва ли не волоком, заглядывая в каждую комнату, встречающуюся на пути.
Дворец был решительно переполнен гостями сегодня. В залах шла большая игра в карты и в кости, в которой с одинаковым азартом участвовали мужчины и женщины, а в комнатах, в темных переходах и коридорах, — одним словом всюду, где только было возможно, — разгоряченные парочки воздавали с не меньшим азартом дань любви. Но это было бы ничего, — личные апартаменты короля уж наверняка никто не занял, — но среди дворян находились такие умники, которые, завидев Генрих с леди Энни без свиты и без охраны, тут же предлагали королю себя в сопровождающие. Генрих вначале отвечал вежливым отказом, потом перешел на отрывистое "нет", а после начал рычать на чересчур услужливых джентльменов.
Наконец, обливаясь потом, он дотащил свою спутницу почти до самого входа в заветные королевские покои, и тут, у дверей, откуда-то вдруг возник плюгавый, сильно нетрезвый джентльмен с козлиной бородкой. Задыхаясь от восторга, он тонким фальцетом пропищал:
— Позвольте сопроводить вас, ваше величество!
— Пошел вон, идиот! — рявкнул на него Генрих так громко, что эхо от королевского голоса разнеслось далеко по залам. Плюгавый моментально исчез, а Генрих, не выпуская руку леди Энни, ввалился в свои апартаменты, строго приказав гвардейцам у дверей, чтобы никого к нему не пускали.
— Лучше было бы сразу выгнать кого-нибудь из ближних комнат, чем тащиться в другой конец дворца, — ворчал Генрих, усаживая леди Энни на золоченную бархатную скамью. — Да ведь пришлось бы ставить стражу на входе, иначе каждую минуту нам могли бы помешать.
— Ваше величество... Генрих... Позвольте мне уйти, — Энни, встревоженная и смущенная, попыталась встать.
— О нас болтают бог знает что, а я еще ни разу не держал вас в своих объятиях, — недовольно сказал король, усаживаясь напротив нее и делая ей знак, чтобы она продолжала сидеть.
— До нашей свадьбы осталось совсем немного времени. Подождите, Генрих, — Энни умоляюще посмотрела на него.
— Подождите? Да я ждал уже целую вечность! Ждал решения парламента, решения Папы, ждал, когда уедет Екатерина, — дело слишком затянулось. Нет, больше я не хочу ждать; вы прекрасно понимаете, Энни, что свадьба состоится в любом случае, никто и ничто теперь не в состоянии помешать ей. Однако эти приготовления... Судя по всему, они продлятся до зимы, черт возьми! Я не могу столько быть без вас, я вас люблю, я сгораю от страсти, — Генрих поднялся и подошел к Энни.
— Государь! Прошу вас! Генрих! — она беспомощно оглянулась на двери.
Не обращая внимания на ее сопротивление, король заключил Энни в свои тяжелые объятия и впился поцелуем в губы девушки. Она хотела оттолкнуть его, но Генрих, не давая ей вырваться, опустил ее на медвежью шкуру, лежащую на полу, и сам навалился сверху, придавив Энни тяжестью своего тела.
— Боже мой! Не надо! Ваше величество! — заплакала она, но Генрих не желал отступать. Он торопливо развязывал и рвал шнурки ее платья, а справившись с ними, быстро раздел девушку, отбросив в сторону ее нижние юбки и рубашку.
— Генрих! — отчаянно воскликнула Энни, и еще раз попыталась вырваться, когда король привстал, чтобы расстегнуть свои штаны.
— Люблю тебя, — ответил Генрих, опускаясь на нее, и через несколько минут она вскрикнула, а король с придыханием сказал: — Девственница! — и прибавил: — Была...
Часть 7. Реформы и казни
Сэр Джеймс излагал королю план первоочередных реформ.
— Церковная собственность должна перейти под управление вашего величества; монастырское землевладение следует упразднить, а заодно и сами монастыри как совершенно бесполезные и неестественные образования. Землю крестьянских общин, приносящую смехотворно низкие доходы, также необходимо использовать более рационально. Для осуществления всех этих целей, государь, мы наметили состав Особого Комитета, который будет действовать под руководством сэра Арчибальда.
— Да, да! Вы правы, — кивал Генрих, глядя на темное пятно на бурой медвежьей шкуре на полу и на смятую постель. Леди Энни так и не удалось покинуть королевских покоев до самого утра; Генрих взял ее еще трижды, прежде чем она ушла от него.
— К сожалению, какое-то количество крестьян лишится своих земельных наделов и, соответственно, нарушится традиционный способ жизни поселян, но без этого никак нельзя обойтись, — продолжал сэр Джеймс. — Когда идет строительство в обжитом месте, то приходится решительно ломать старые обветшалые здания, чтобы построить новые, гораздо более удобные и просторные. Возможно, что кое-кто возропщет, но потом все привыкнут к обновлению, и сами будут рады ему. А что касается тех, кто не привыкнет, то некоторая убыль населения пойдет на пользу нашей стране... Следует заметить, ваше величество, что Особый Комитет намерен содействовать развитию ремесла и торговли в королевстве; таким образом, крестьяне не останутся без средств к существованию, — у них появится возможность трудиться на производстве, не беспокоясь ни о капризах погоды, ни о состоянии урожая, ни о здоровье домашнего скота. Счастливая и беззаботная жизнь ожидает их: хозяин возьмет на себя всю ответственность за дело, а им останется только получать деньги. Конечно, за эти деньги им нужно будет работать, как следует, но разве и все мы, начиная с вашего величества, не работаем напряженно во имя процветания нашей страны? Если же человек не хочет в поте лица своего добывать хлеб свой, то он нарушает законы и божеские, и человеческие. С такими людьми надо беспощадно бороться: по нашему мнению, государь, было бы очень неплохо принять законы, сурово карающие бездельников и бродяг. Наверно, сколько-то тунеядцев придется повесить, но зато остальные после этого приучатся к труду и будут довольны своим положением... Мы, ваше величество, произвели подсчеты, не оставляющие сомнений, что доходы государственной казны существенно увеличатся в результате осуществления тех мер, о принятии которых я нижайше прошу вас, государь. Возрастет и благосостояние ваших верных подданных, а значит, они будут платить вам еще больше налогов. Оживление и рост ремесла, торговли, финансовых операций приведут к невиданному в истории подъему нашей страны, — и я глубоко убежден, что в недалеком будущем сам император не сможет тягаться с нами!
— Ну уж! — хмыкнул Генрих. — Тут вы хватили лишку, сэр Джеймс! Империя огромна и могущественна, нашему маленькому королевству тяжело равняться с ней.
— Ваше величество! Когда вы увидите, как в скором времени преобразится ваше государство, вам не покажутся забавными мои прогнозы, — склонился перед королем сэр Джеймс.
— Хорошо, посмотрим, — пробормотал Генрих.
— Следует ли понимать ваши слова в том смысле, что вы одобряете проект реформ? — спросил сэр Джеймс.
— Да, одобряю, — сказал Генрих, зевая.
— В таком случае, позвольте мне завтра представить вам на утверждение список членов Комитета, а также первый пакет законов, необходимых для проведения реформ, — сэр Джеймс вкрадчиво взглянул на короля.
— Завтра? Так быстро?
— Зачем медлить с хорошими начинаниями, которые на века прославят имя вашего величества, — льстиво произнес сэр Джеймс, склонившись перед королем до пола.
— Но вы забываете, что эти законы надо еще обсудить в парламенте, — напомнил ему Генрих.
— О, ваше величество, после того, как из парламента были выведены смутьяны, заговорщики и горлопаны, можно не сомневаться, что он быстро и без проблем примет любые законы, которые ваше величество сочтет нужным вынести на его обсуждение! — сэр Джеймс тонко улыбнулся.
— Вы правы. Впрочем, у меня и раньше не было особых проблем с ним, — заметил король.
— Это еще раз доказывает мудрость вашего величества, — в третий раз склонился перед королем сэр Джеймс.
— И в заключение разрешите пригласить вас, ваше величество, сегодня в театр, — сказал он. — Мы подготовили сюрприз для вас, государь. Зная вашу любовь к театральному искусству, мы попросили актеров сыграть пьесу, в которой в аллегорическом виде представлена борьба старых и новых веяний в вашем королевстве.
— Вот как? — Генрих был приятно поражен. — А кто же автор пьесы?
Сэр Джеймс потупился.
— Неужели вы, сэр? — еще больше изумился король. — Вот уж никогда бы не подумал, что вы сочиняете пьесы!
— Только одну, и только для вас, ваше величество, — извиняющимся тоном произнес сэр Джеймс.
— Интересно посмотреть. Обязательно буду. Надеюсь, что и леди Энни составит мне компанию, — сказал Генрих.
— Однако прошу не судить меня строго, ваше величество. Я писал эту пьесу не на потеху публике, а исключительно в назидательных и познавательных целях, — пояснил сэр Джеймс.
— Интересно посмотреть, — повторил Генрих, давая понять, что аудиенция закончена.
* * *
Один из пустырей на берегу реки уже давно был отведен под постройки, необходимые для постановки театральных спектаклей. Правильный прямоугольник расчищенной от мусора территории со всех сторон огородили высоким забором, к внутренней стороне которого пристроили высокие ложи для знатных господ, закрытые дощатыми навесами и отделенные друга от друга столбами. Накануне представлений ложи украшались пестрыми занавесями и лентами, а внутри устанавливались скамьи, стулья или кресла в зависимости от ранга персон, занимавших эти ложи. Публика попроще сидячих мест не имела, — для нее была предназначена площадка под открытым небом, находившаяся перед сценой. Сама сцена также не имела крыши, лишь в дальнем углу ее был небольшой сарайчик, в котором актеры переодевались и ждали своего выхода во время спектакля.
