Контактёр. Глаз алмаза

И не спрашивайте меня, почему бы ему не помахать лишний час крылышками, вместо того, чтобы так энергию бездумно расходовать. Сама не в курсе.

Началось все с того, что я наотрез отказалась лететь вместе с ним, вернее, на нем — тем более перемещаться порталом неизвестно куда и зачем. В то, что дракон поступит честно и доставит именно туда, куда и обещался — в небольшую гостиницу в Глазго, вообще не верилось.

Правда, мое предложение ему самому переместиться к себе домой и уже там дожидаться нашего с мамой прибытия его тоже не впечатлило. Мне даже как-то обидно стало от такого недоверия. Особенно потому, что даже в мыслях не было его обмануть в этом вопросе — для меня же будет лучше, если непонятная ситуация с драконьими притязаниями разрешится в скорейшее время.

В общем, так и получилось, что я с мамой и компанией из двух магов-чистильщиков летели чартерным рейсом, лично заказанным драконом, а сам чешуйчатый перемещался при помощи своих махалок и магического резерва. Причем сделал это, ориентируясь на координаты специально отделенного в аэропорту посадочного места для драконов. И уже там, в зале для VIP-персон, дожидался нас, изматывая своими капризами персонал.

И правильно сделал. Нет, не потому, что персонал не жалко, а потому, что из нас его вряд ли кто-нибудь так жалел и скакал вокруг козликом. Ну-у-у, если не считать Острозубую, но к ней он, кажется, и сам со своим 'хнык' не подошел бы.

Особо долго задерживаться в городе не стали — немного освежились в душ, заранее снятого на пару часов гостиничного номера, взяли машину на прокат и укатили. Вернее, пока мы бултыхались по очереди в воде, дракон, ополоснувшийся первее всех, ускакал в местное отделение чистильщиков — связаться с Советом и предупредить собственное драконье начальство о непредвиденных обстоятельствах в деле. Вот только, после этого мы и отправились.

Причем, за транспортное средство пришлось брать семейный минивэн — дракон напрочь отказался ехать отдельно он меня, а его компания не пожелала оставить собственное начальство один на один с 'кровожадными 'саламандрами'.

Уже через полчаса с начала нашего автомобильного путешествия и более детального мною изучения карты страны (как-то до этого я географией этой страны не особо интересовалась) у меня начали возникать вопросы.

Вернее, один вопрос: 'что за дела?', а уж за ним следовали уточняющие детали. В стране оказалось в наличии множество аэропортов, которые, в том числе, находились к окончательной точке нашего путешествия значительно ближе, чем тот, в который мы прибыли.

Взять хотя бы тот же Абердин — практически уже Нагорье и до Кинтайла, родных мест моего отца, рукой подать. Город, бывший несколько веков резиденцией Шотландских королей, наверняка, не менее красив, чем Глазго. По крайней мере, название 'Серебряный город с золотыми песками' просто так вряд ли бы ему дали.

Невольно закрадывается мысль, что мы от кого-то скрываемся. Или не мы, а кто-то конкретный... Хотя, все может быть намного проще — и это меня от кого-то прячут? Не поэтому ли бывший горе-любовник настойчиво отказывается хоть на время выпустить меня из виду? Ох, не нравится мне все это.

Еще какое-то время поломав голову над этим вопросом, мысленно плюнула и принялась рассматривать здешние пейзажи. А посмотреть было на что.

Лилово-зеленый ковер, укрывающий здешние горы притягивал глаз. То здесь, то там в этом море ярких цветов бело-серыми пятнами виднелись редкие валуны средних размеров.

И запах. Одуряющий горьковато-медовый запах вереска, который заполнял салон автомобиля через открытые окна.

Солнышко тоже радовало, иногда скрываясь за тучками, пробивалось вновь, даря толику тепла и ощущение радости.

Знаете, как в детстве, когда ты, наконец, попал в Большое путешествие. Губы непроизвольно расползаются в улыбке и хочется дарить ее всем, даже таким вот смурным и неадекватным личностям, что сидят рядом и не замечают, окружающую их, красоту.

А еще, не смотря на смутную тревогу в душе, стойко зрело ощущение начала чего-то совершенно нового в моей жизни. И я не знала, относилось ли это к тому, что я забралась так далеко от дома, или же в самой моей жизни произойдут какие-то изменения.

* * *

— Ох, святой Колумба, как же я устала, — рядом со мной, на скамейку во внутреннем дворике, хлопнулась огромная корзина с накрахмаленным, выглаженным бельем, — Женевьев, а ты когда в замок пойдешь?

По другую сторону от меня плюхнулась Мэрид, самая младшая дочь Мораг МакАра. Ярко-морковного цвета кудрявая копна, белая кожа, целая куча разнокалиберных рыжих веснушек на носике со щеками и большущие, сияющие озорным весельем, голубые глаза. Такие красивые, как воды фьорда Лох-Дуйх в солнечный день.

Мы приехали в Кайл-оф-Лохалш, небольшой городок в Кинтайле, четыре дня назад. Сплавить подальше дракона удалось почти сразу — видимо, он не особо горел желанием близко общаться с кем-либо еще на тот момент, — так что ничто не мешало встрече с маминой подругой и ее семьей.

Правда, крылатый отщепенец перед тем, как исчезнуть в компании своих подчиненных, потребовал поклясться никуда не сбегать и явиться спустя некоторое время к нему. В том, что ко мне негласный надзор приставили — сомнений не возникало, но и не особо радовало. Но пока и не сильно мешало.

Поклясться, я-то поклялась ему, только вот 'забыла' уточнить, когда именно это самое явление состоится. Вот теперь и тянула, как могла. С одной стороны понимала, что перед смертью не надышишься, и лучше поскорее со всеми недопониманиями разделаться, а уж потом наслаждаться отдыхом в гостях без ощущения, нависшего над головой, Дамоклова меча. С другой, так хотелось подольше не видеть эту рожу — жуть просто.

Да и, честно говоря, не давали мне особо расслабиться до сегодняшнего утра.

Встретили нас действительно хорошо. Семейство МакАра хоть и наведывалось иногда к нам, но делало это редко и никогда в полном составе. А тут... сразу все, начиная с пожилых родителей Мораг и ее мужа и заканчивая их же внуками от старших детей. И все поголовно рыжие. В доме, словно солнце заглянуло, да так там и осталось жить. Я такого разлета оттенков этого цвета никогда не выдела, а тут еще собрано все в одном месте. И характер у всех оказался под стать — веселый, задорный, немножко с хитринкой и очень теплый. В общем, было шумно и весело.... Сильно шумно и сильно весело.

Мама просто цвела от комплиментов, оборотень ходил с ней, как приклеенный, зыркал на всех мужчин скопом и разве что не рычал. Только статус вроде как невозмутимого альфы и сдерживала собственнические порывы в пределах разумного.

Родительница моя от подобного еще больше млела и мило краснела от хитрых подмигиваний собственной подруги. Меня же подобное заставляло задумываться о том, что возможно, скоро у мамы появится новый объект для опеки. А что? Она у меня еще очень даже ничего... если, конечно... Нет, не буду о плохом. Мама у меня дама вполне здравомыслящая — наверняка знает, что делает и не причинит оборотню вред, даже неумышленно, с потерей контроля.

Чувствовалось, что этой ночью будут у кое-кого девчачьи посиделки на двоих. На периферии даже мелькнула мысль 'а как бы подслушать'... мелькнула и пропала — мама и так везде параноидально лепит заклинания от прослушки и щиты на защиту, а уж с тетей... Мораг ведь тоже не последний маг в клане.

К слову о клане, уже на второй день в дом МакАра появилось сразу несколько представителей верхушки клана и... родители отца, которые именно до этого дня так и не посчитали нужным найти время для того, чтобы познакомиться со мной, своей внучкой поближе.

То ли врожденная черствость сыграла в таком отношении ко мне главную роль, то ли они в смерти сына продолжали винить маму, а соответственно в какой-то степени и меня — я не знаю. Но, они пришли и уже само это... настораживало.

Ранним утром в большой столовой с толпой полусонного народа (кое-кто даже в халатах, наброшенных поверх пижамы) за основательным таким деревянным столом эта официально одетая делегация выглядела довольно странно.

Еще страннее выглядела потом я. С ошарашенным выражением лица наблюдавшая за тем, как мне объявляют, что решением совета клана и его вождем Кинейдом Маккензи меня признали полноправным членом клана Макрэ, со всеми вытекающими и вручили... пухлый пакет, завернутый в оберточную бумагу коричневого цвета.

От волнения руки подрагивали, оттого нормально развернуть сверток не получалось и бумагу приходилось рвать. Тот еще звук, в неожиданно упавшей на, до того шумную, столовую, тишине.

Папины вещи и... мои (?) тех же клановых цветов. Мужской килт и два пледа из тартана в сине-зеленую клетку с вкраплениями красной и белой нити; тэм-о-шентер в тон и со смешным помпоном, женская юбка моего размера. Две тонкого полотна белые рубашки с широкими рукавами и красиво отделанными воротниками и манжетами.

Поверх всего этого, отбрасывая солнечных зайчиков на стены, лежал килтпин (декоративная булавка, что по традиции закрепляла внешней полы килта) в виде миниатюрного клэймора и две серебряные фибулы, разукрашенные эмалью с изображением бэджа клана.

Держащая меч рука и широкий опоясанный вкруговую золотой ремень с выбитым на нем девизом клана 'Мужественно'. На глаза навернулись слезы, а руки, все так же подрагивая, наглаживали мягкую ткань. Я понимала, что глупо вот так — мне немного уделили внимания и я уже расклеилась... просто...

Просто, тяжело это — чувствовать себя почти никому не нужной. Мама не в счет, но она одна.

Черт, наверное, я сейчас скажу совсем непонятную вещь... Больно это знать, что где-то там есть большой клан, состоящий из родственников и друзей твоего отца, и понимать, что тебя они так и не приняли. А тут... Я решила отвлечься от горечи возникшей в душе и додумать эту мысль позже, а пока снова обратиться к содержимому принесенного пакета.

Там же, в свертке, лежал широкий кожаный пояс с пристегнутым к нему, богато-украшенным по внешней стороне тюленьим мехом и декоративными кисточками имитирующими завязки, спорраном — поясным сумкой-кошелем.

Отдельно от всего этого находился еще один небольшой свёрток продолговатой формы. И-и-и я уже догадывалась, что там. От чего дыхание просто еще сильнее перехватило от волнения. На миг на руках даже блеснул язычок пламени, который удалось быстро, пока никто не заметил, втянуть обратно и взять собственные эмоции под усиленный контроль — нельзя показать свои волнение и слабость...

Сперва в руку легла короткая, округлая удобная рукоять скин-ду такого же черного цвета, как и ножны, с приспособленной для них подвязкой на гольфы. Короткое прямое лезвие... Когда-то шотландские дворяне считали ниже своего достоинства использовать такой клинок из-за его происхождения — утилитарного ножа для снятия шкур или резки хлеба. В общем, называя его рабочим инструментом для слуг.

На этом исследовательский интерес заставил потянуться за похожим с виду на предыдущее оружие скин-окклс ,в оббитых черненным серебром, ножнах их дерева и толстой коже, который для удобства крепились к подмышечной кобуре.

Все верно. Эти два ножа — парные. Собственно говоря, скин-окклс (подмышечный нож) являлся прародителем скин-ду. Изначально первый носили скрытно, в потайном внутреннем кармане подмышкой левого рукава короткого дублета.

В средние века, по традициям гостеприимства гости были обязаны держать свое оружие на виду. Вот, и приходилось перекладывать нож из скрытого кармана в рукаве за подвязку, что поддерживала гольфы. Потом дублеты отошли в прошлое, а ножи так и оставили за подвязками... Правда, от подмышечного ножа окончательно не отказались, придумав к ножнам специальное крепление из переплетенных ремней на плечи.

Взгляд перешел на следующий, последний, предмет.

Дирк — красиво отделанный кинжал с рукоятью без традиционной для Европы крестовины. Тонкий, длинный, похожий на кортик... Если два предыдущих клинка имели больше отношения к истории как оружие простолюдинов, то этот... Этот всегда был в статусе аристократа среди них. Богатое украшение само говорило о принадлежности его хозяина к высшему сословию — навершие из овального топаза в рукояти из черного дерева, золотая инкрустация ножен в виде традиционного кельтского орнамента... все это волновало и завораживало мой взгляд, заставляя указательным пальцем проводить по причудливо изогнутым линиям...

— Эти вещи подготовил твой отец для себя и твоей мамы, — ворвавшийся в мысли голос моей... бабушки, заставил вскинуть голову, — перед последним заданием, чтобы не тянуть с принятием его семьи в клан.

— А отдать вы их решили мне только сейчас? — усмехнулась я.

Ее щеки вспыхнули алым цветом. И было не понятно от чего — то ли от злости и возмущения; то ли от стыда... Хотя, в последнем я сильно сомневалась. Мать моего отца отвела взгляд и не ответила.

Не могу я ее называть бабушкой, даже в мыслях — это слово слишком теплое и домашнее, такое, которым принято называть кого-то совсем близкого, с которым не один год тесно обзаешься, а не практически незнакомую тебе женщину.

— Мы не могли сделать этого раньше, — уверенный голос и мужская широкая ладонь обнимает эту женщину за плечи, как бы поддерживая. Дед — так похож на моего отца и так не похож одновременно, — вождь клана приказал отложить нашу встречу...

— До чего? До какого момента? Пока я не вырасту, и в особой помощи от вас и вашего клана не будем нуждаться ни я, ни моя мать? — волнение стремительно уходило, уступая место уверенности и холодной злости, — так мы и не нуждаемся — могли себя и дальше не утруждать знакомством с нами.

— Нельзя судить о том, чего не знаешь в полной мере, — он еще раз попытался переубедить с неправильности моих собственных суждениях.

— Возможно, — я даже не собиралась спорить, потому и ответила безразличным голосом, окончательно замолчав.

В огромной столовой повисла тишина.

Он, действительно, может быть прав, только... Только я помню себя в том возрасте, когда погиб папа. И помню то ощущение глубокого одиночества на всем белом свете. Казалось, что в мире остались только я да мама. И это состояние-чувство ощущалось еще сильнее при виде на многочисленные семьи соседей, одноклассников...

Я научилась улыбаться, чтобы не расстраивать маму. А она, старалась всеми силами -шумными проделками и смехом, постоянными 'особыми' днями вроде 'девчачья среда' или 'день веселого зайца', — сделать так, чтобы я как раз не ощущала этого одиночества в окружающем нас мире. Потому с каждым разом я улыбалась еще тщательнее, постепенно и сама втягиваясь в придуманные ею же поводы для веселья.

Возможно, он прав. Только ведь и у меня есть своя правота. И сужу я с позиции брошенного ими же ребенка родной крови. Я могу согласиться с позиции взрослого человека, в том, что могут быть причины такого поступка. Вполне оправданные, рассудительные и даже очень важные — ведь я же не знаю, чем им пригрозил вождь. Правильно? Да.

Вот только... Папу, к примеру, не остановила даже угроза изгнания клана и роль изгоя. А что же тогда они?..