— Если ваше величество захочет посетить театр неузнанной, придите в этой маске — и вас пропустят без лишних вопросов. Что на свете может быть прекрасней, чем загадочная и знатная дама!
Маска смотрелась таинственно и печально, золотые лучики от уголков глаз выдавали ум, а мушка над губой — нотку скрытого веселья. Мира была потрясена — будто увидела со стороны слепок своей души.
— Как вы сумели...
— Магия, ваше величество! — воскликнул "Праотец Вильгельм" и низко поклонился, закрывшись плащом до бровей.
— Мы отчаянно ждем вас на премьере, — "Светлая Агата" сделала реверанс.
— Вы подарите нам истинное вдохновение, — склонила голову "Янмэй Милосердная". Сдержанный жест, с уважением к себе — в идеальном сходстве с манерами самой Миры.
Как тут не придешь в восторг, будь ты даже самой грустной девушкой на свете!
Общение с придворными, что раньше тяготило, тоже стало обретать привлекательность. Находя ключики к людям, научаясь их понимать, Мира больше не видела в каждом безликие шестерни машины. Да, шестеренок хватало, но были и живые люди — больше, чем думалось поначалу. Все реже Мира чувствовала себя куклой, все чаще — важной фигурой, искрой. Все реже видела подвох в подобострастии. Да, абсурдно, если тебя уважают за один лишь титул. Но ведь Миру есть за что уважать и кроме него!
Теперь она охотно принимала визитеров, с удовольствием держалась так, чтобы быть достойной их лести. Больше не насиловала себя, когда нужно было величаво похвалить, царственно кивнуть, одарить улыбкой. Мира тонко чувствовала разницу между этим "одарить" и просто "улыбнуться". Одариванье удавалось ей все лучше.
Но больше всего радовала осведомленность. Мира больше не была слепым котенком! Слуги, поощряемые ею, пересказывали то, о чем болтают среди челяди. Например, что в последнее время "черный стол" для прислуги стал на диво хорош. Кормят сытно и вкусно, даже лучше, чем при Адриане, а многим слугам еще и подняли жалованье. Ясно, лорд-канцлер пытается так добиться любви и преданности. А вот что непонятно — откуда он взял деньги? Казна пуста, даже казначея нет, налоговая служба временно бездействует. Да и откуда средства на все многочисленные праздники? Слуги говорили, что слышали от греев, а те — от кайров: Ориджин взял громадные трофеи в Южном Пути, и за счет них теперь содержит весь двор. Мира ставила на заметку: пора толком разобраться в финансах и понять, откуда они берутся. В безумную щедрость мятежника верилось с трудом...
Камер-леди Моллия охотно делилась придворными сплетнями. Правда, всякий раз прижимала пальцы к губам: "Ах, простите, ваше величество, что говорю о таких вещах, но вот вчера графиня А с виконтом Б...". Именно от нее Мира узнала: раньше у Ориджина имелась другая любовница — некто Нексия Флейм. Девушка менее влиятельного рода, чем Аланис Альмера, зато, по слухам, души не чаяла в Эрвине. После войны Нексия не появлялась при дворе. Ориджин избегал ее, или Аланис как-то избавилась от соперницы, или сама Нексия не хотела терзать себя ревностью — неизвестно. Мира полагала верным последний вариант.
Самые же ценные сведения поступали от Дориана Эмбера. Придворный секретариат был весьма влиятельной инстанцией — именно потому, что любые мало-мальски значимые события фиксировались в его протоколах. Письма входящие и исходящие, частные и официальные визиты, прошения, назначения, взыскания, поощрения — бесконечный поток информации, из которой умный наблюдатель может сделать выводы. Баронет Эмбер не обрушивал на владычицу весь ворох фактов (да он и не поместился бы меж страниц "Дневников Янмэй"). Баронет излагал в записках лишь самое существенное. Например, такое:
"Банкирские дома просятся на прием, будут предлагать кредиты. Это хорошо — вам начинают доверять. Но банкиры уже ходили с предложением к лорду-канцлеру, и он отказал. Вероятно, процент слишком высок".
Банкиры явились следующим днем: господин Конто, господин Фергюсон, госпожа Дей. Строгие камзолы, черные бриджи, кружевные воротники; узкое платье в пол, манто, лайковые перчатки.
— Наши сердечные поздравления вашему величеству...
— ...и соболезнования по случаю кончины владыки Адриана.
Мира печально опустила голову.
— Мы — хозяева банков "Первый кредит" и "Фергюссон и Дей", лучших в Землях Короны.
Мира, конечно, знала об этом из графика визитов. Банкиры могли не говорить названий своих детищ, но гордились ими, потому сказали. Мира одарила их тонким изгибом губ и благосклонным кивком.
— Рада знакомству с вами, господа.
— Время — деньги, ваше величество. Потому считаем долгом уважения говорить кратко. Зная, что казна государства испытывает некоторые затруднения, мы хотим предложить кредит.
Это сказал Фергюсон, а Конто искоса глянул на него и вставил:
— Ваше величество не должны думать, что мы недооцениваем финансовые возможности Короны. Имперское казначейство всегда показывало отличную эффективность в работе с деньгами, и, мы уверены, так будет и впредь...
Многословие Конто вызвало недовольный взгляд госпожи Дей. Она прервала его:
— Ваше величество, после тяжелой войны и расходов, связанных с коронацией, вы можете испытывать временные трудности. Искренне хотим помочь вам их преодолеть.
— Господа, — Мира улыбнулась, — как я понимаю, вы представляете два конкурирующих банка. Отчего же пришли вместе? Не удобней ли было пообщаться со мною раздельно, не меча друг в друга испепеляющих взглядов?
— Мы стремились к открытости, ваше величество, — пояснил Фергюсон. — Никаких подпольных закулисных переговоров, а честное и симметричное предложение от двух банков сразу.
— Вероятно, торгуясь с кем-то одним из вас, я добилась бы большей выгоды?
— Возможно, — не стал спорить Фергюсон. — Но один банк не располагает такими кредитными ресурсами, как два вместе.
— Какими же?
— Мы предлагаем вашему сиятельному величеству, — Конто галантно поклонился, — двести тысяч эфесов под двадцать пять процентов в год.
— По сто тысяч от каждого банка, — добавил Фергюсон.
— И через месяц сможем дать еще столько же, — сказала Дей.
Тут Мире пришлось пожурить себя: она понятия не имела, выгодные ли это условия. В учебнике финансового дела она не продвинулась дальше десятой страницы. Дневники Янмэй, "Ключи успеха Юлианы Великой", "Взлет и падение Железного Солнца" — труды по теории власти Мира глотала, как хорошее вино, но от премудростей экономики неизменно начинала клевать носом. Дворянская кровь бунтовала против торгашества.
— Благодарю за предложение, господа. Мне нужно будет обсудить его со своим финансовым советником...
Которого, к слову сказать, все еще не назначила. Прекрасно, Минерва, умница! И до сих пор не приняла решения о казначее и управителе налогов. Лорд-канцлер неделю назад подал на рассмотрение две кандидатуры, а ты до сих пор не удосужилась встретиться с этими людьми!
— Конечно, ваше величество. Мы ни в коей мере не торопим. Едва понадобятся средства — вам стоит лишь послать весточку в наши штаб-квартиры.
Дей и Конто выступили вперед, чтобы строго одновременно подать Мире два цветных листка. То были векселя, на которых, кроме прочего, значились и адреса головных отделений банков. Каждый вексель — по сто эфесов. Солидный: отпечатанный цветными красками, с золотыми пунктирами по канту. На одном — герб Фергюсона и Дей, на другом — "Первого Кредита" Конто. Гербы столь вычурно витиеваты, что иной граф позавидует.
— Красивые векселя, — одобрила Мира.
Конто улыбнулся:
— Изволите видеть, ваше величество, это не векселя. В ваших руках ассигнации — ценные бумаги на предъявителя, с фиксированным номиналом.
Теперь Мира заметила: действительно, сумма не вписана от руки, а отпечатана.
— В любом отделении банка ассигнация может быть обменяна на серебро или золото эквивалентной суммы. Либо сама по себе использована для платежа.
Мира начинала осознавать.
— То есть, этим листком я могу расплатиться вместо сотни эфесов?
— В любом городе, где известны наши банки. Стало быть, в любом городе Земель Короны.
— Хотите сказать, это — деньги из бумаги?
— Из очень красивой бумаги, ваше величество, — Конто отвесил поклон.
Никогда прежде Мира не видела подобного; встречала лишь обычные векселя — по сути, долговые расписки.
— Давно ли существует это изобретение?
— Пять лет, ваше величество. С тех пор, как развитие типографской техники сделало возможной столь сложную печать.
В голосе Конто слышалось меньше гордости, чем требовала фраза.
— Существует подвох?..
— Абсолютно никакого, ваше величество!
Фергюсон перебил:
— Простите нашего недостаточно мудрого конкурента. Он отчего-то считает лицемерие хорошим тоном. Ваше величество не ошиблись: хождение ассигнаций очень ограничено. Мещане воспринимают их недоверчиво, в работе с мелкими обывателями годится только серебро. Но для платежей на высоком уровне — как в нашем с вами случае — бумажные деньги гораздо удобней и практичней. Согласитесь, ваше величество: ценные бумаги легче хранить и считать, нежели серебро.
— Весь бюджет двора — в одной шкатулке, — добавила Дей, — а не в чудовищных сундуках с амбарными замками.
Они ушли, а Мира задумалась. Плохо быть невеждой. Двести тысяч — много это или мало, по меркам государства? Годовая четвертина — выгодный процент или грабительский? К стыду своему, Мира не имела понятия. Однако идея бумажных денег пленила ее. Мира получала странное удовольствие, держа ассигнации в руках. Быть может, дело в ее страсти к книгам и всему, отпечатанному на бумаге. Или в номиналах бумаг: двести эфесов — намного больше, чем когда-либо попадало в ее руки. А может — вернее всего — в свободе, какую обещали ассигнации. Золото — тяжелое, громоздкое, притягательное для воров. А эти два листка, сумма на пару лет жизни, легко поместятся в девичью перчатку. Можно взять только их, ничего больше, — и отправиться куда угодно. Свобода! Бекка Литленд — вот кто оценил бы!
К слову, от Литлендов подозрительно долго не было вестей. Пришли только официальные соболезнования о смерти Адриана и поздравления с коронацией. То и другое — голубиной почтой. После — ничего, ни слова из Мелоранжа. Мира посылала туда запросы и не получала ответов. Она старалась не тревожиться: как никак, Адриан разбил кочевников. А в Мелоранже, кроме полков Литленда, стоит немалая армия шиммерийского принца. Остаткам орды никак не победить. Наверное, молчание Бекки объясняется тем, что она сейчас в пути. Быть может, со дня на день появится во дворце вместе с послами Литленда! Мира расцветала при этой мысли.
И действительно, вскоре ее посетила очень высокородная гостья. Однако, не с Юга, а с противоположной стороны света.
"Ориджины прибыли в Фаунтерру: оба старших и сестра", — писал баронет Эмбер. — "Остановились в городском имении, завтра пожалуют ко двору. Что-то они..."
Письмо кончалось недомолвкой. Что-то они темнят? Затевают? Предпримут? Миру встревожило это. И троеточие в конце, и сама встреча с Ионой Ориджин. От одного имени вспыхнула цепочка других: Виттор Шейланд, Мартин Шейланд, Инжи Прайс, Линдси. Подвалы Уэймара. Эликсир бессмертия...
Дворцовая праздность была хороша одним: отвлекала от тяжелых мыслей. Но теперь мысли вернулись — Северная Принцесса привезла их с собой.
Странно: брат был мятежником, врагом Адриана и причиной большинства бед, однако Миру повергала в смятение сестра. К Эрвину чувство одно и вполне понятное: злость. К Ионе — сумрачная смесь: уважение, непонимание, проблеск надежды, эхо пережитого ужаса, и еще одно, в чем не хотелось признаваться. Когда две леди Ориджин вступили в тронную залу, Мире сделалось зябко. Неожиданно остро она ощутила свою уязвимость. Укутаться бы в плед, залезть отцу на руки...
— Леди София Джессика, леди Иона София, я рада приветствовать вас при дворе.
Дамы сделали реверанс. Обе одеты в черное почти без украшений. У Ионы — белый платок на руке: как проблеск среди траура.
— Всей душою мы соболезнуем вашей утрате, — начала дочь.
Мать продолжила:
— На этой войне обе стороны потеряли так много, что мы не имеем права радоваться победе.
В отличие от вашего сыночка — он только и делает, что празднует!.. Однако Мира сдержалась:
— Благодарю вас и разделяю ваши чувства.
— Однако война окончена, и тьма позади. Наступил рассвет: новый день, и новый год, и новое царство. Мы поздравляем ваше величество с новым светом, пришедшим в мир.
Леди София Джессика с поклоном протянула Минерве шкатулку.
— Позвольте преподнести вам подарок по случаю коронации.
Со словами благодарности Мира открыла шкатулку: там был янтарь, в котором застыло не насекомое, а крохотный нежно-голубой цветок.
— Эта диковинка природы — символ начала вашего правления, — сказала леди София. — Все великое на заре своей выглядит хрупким и уязвимым. Позже, окрепнув, станет вызывать восторг, уважение, зависть... Меж тем подлинное чудо, достойное восторга, — зарождение, а не развитие. Этот новорожденный цветок по-своему более велик, чем все сады мира.
Владычица вздрогнула при слове "уязвимость", и до конца поздравления не избавилась от холодка в спине. Было нечто пугающее в изысканной утонченности леди Софии. А может быть, дело просто в платье: черный цвет напоминал Мире войну.
— Премного благодарна вам, леди София.
— А это — мой подарок вашему величеству, — Иона сняла с запястья белый платок и подала Мире. — Хочу, чтобы он напоминал вам: не бывает абсолютного мрака. В любой тьме обязательно найдется светлое пятно. Если вы не видите его, то лишь потому, что свет — внутри вас.
Душевность поздравления выбила Миру из колеи. Это был жест близости, чуть ли не интимный, напомнивший их последнюю встречу. Мире было бы куда уютнее в прохладной манерности, в протокольных церемониях. Она спешно переменила тему:
— Леди София Джессика, я слышала о беде, постигшей вашего лорда-мужа. Сочувствую вам, искренне надеюсь на улучшение его здоровья.
Леди София коснулась взглядом белого платка:
— Ваше величество, мы с Десмондом искали хотя бы проблеск света в том, что с ним случилось. И сумели увидеть даже два солнечных блика. Первый в том, что мы с мужем стали намного ближе. Второй — понимание истины: тело вторично и незначимо, лишь душа — подлинная драгоценность.
И снова ответ близкого человека. По протоколу полагалось только: "Благодарю, ваше величество". Но теперь за откровенностью леди Софии Мира углядела тень недосказанного. Вспомнилась записка: "Что-то они скрывают..." Мира почувствовала себя уверенней. Интриги и тайны — ее стихия, в отличие от душевности.
— Леди Иона, как поживает ваш лорд-муж? Когда он меня посетит?
— К сожалению, нескоро. Он остался в Уэймаре.
— Граф Виттор не счел нужным поздравить меня?
— Графа Виттора удержали дела.
— А как поживает его брат?
Иона заледенела. В лице Северной Принцессы ничто не изменилось, однако Мира знала ее достаточно, чтобы ощутить волну холода.
