— Нас собираются сжечь! — невольно вырвалось у меня.
Вокруг меня тут же собрались все остальные. Не задавая лишних вопросов, они устремили взгляды вниз.
— Клянусь девой Марией, если мы будем медлить и не примем какого-нибудь решения, нас здесь изжарят, как птенцов в гнезде под крышей! — выкрикнул племянник графа.
— Может, снова попытаемся прорваться?! — спросил оруженосец графа. Его вопрос не был ни к кому конкретно не обращен, поэтому некоторое время висел в воздухе.
— Только мы попробуем это сделать, они тотчас подожгут хворост.
В словах графа прозвучал приговор. Мы понимали это, но при этом никто из нас не хотел умирать, особенно такой ужасной смертью. Сразу стало противно смотреть на творимое внизу безумство, и я перешел на другую сторону башни. С этой стороны до самого горизонта раскинулся мирный край; пологие долины, луга, заросшие сочной травой, дремучие леса. Вся эта природная красота была сейчас мягко и нежно посеребрена луной. Здесь царил мир, а правили — спокойствие и умиротворенность. При взгляде на эту благодать я почувствовал в себе нечто странное, но спустя секунду уже понял, в чем тут дело. А когда понял, не смог не удержаться от горькой усмешки. Ведь я сейчас стоял на границе раздела жизни и смерти, не той, которая проходит в сознании человека, балансирующего на грани смерти, а на реальной границе, проходящей по этим серым камнях, лежащих у меня под ногами. Со стороны замка, где металось пламя, и неистовствовала разъяренная толпа, жаждавшая крови, нас ждала смерть, а здесь, среди тишины, залитой серебряным светом, даже воздух был пропитан жизнью.
Недолго мне пришлось заниматься подобными лирическими отступлениями. Отвлек разгоревшийся во дворце пожар. Огонь, словно голодный зверь, пожирал замок, как кусок мяса. Под его огненными клыками уже начали трещать камни. При этих угрожающих звуках толпа шарахнулась от дворца в противоположную сторону, скучившись у ворот и сторожевой башни. Если раньше крестьяне проявляли интерес к кучке людей на башне только время от времени, то теперь мы оказались в центре их внимания. Сотни людей, задрав головы, обжигали нас взглядами, в которых чуть ли не огнем горела ненависть. То там, то здесь кучки мятежников тыча в нас руками, взрывались неистовыми криками, бранью, злобным смехом, но мне было не до них, хотя именно они были моими палачами. Сейчас мой мозг терзала неминуемость смерти и мое бессилие перед ней.
"Еще десять — двадцать минут, и они забьют башню хворостом, а затем... смерть. Мать вашу! Огненная смерть!".
Ожидание смерти выматывало меня сейчас не меньше, чем недавний бой на лестнице. Я уже не мог ждать. Мне хотелось хоть что-то делать, только не стоять в ожидании смерти. Но что можно сделать, находясь на высоте ста футов?! Отрастить крылья?! Напряжение росло с каждым мгновением. Первым не выдержал молодой лучник, Томас из Ромсея. Схватив лук, он стал посылать стрелы, одну за другой в толпу крестьян. Промахнуться было невозможно. Крики раненых, раздавшиеся снизу, тут же возвестили нас об этом. Спустя минуту, к нему присоединился Уильям Кеннет. В отличие от своего товарища, метавшего стрелы в толпу, Уильям сделал своей мишенью крестьян, которые подтаскивали вязанки хвороста к башне. До этого все с одобрением, но молча, наблюдали за расправой, пока одна из стрел Кеннета не поразила крестьянина, укладывающего вязанку хвороста у основания башни, тогда Джеффри наклонился вниз и громко закричал:
— Ну что, вонючие крысы?! Не по нраву вам добрые английские стрелы?!!
Ответом ему стал яростный рев толпы. И вдруг из-за наших спин раздался слегка приглушенный расстоянием крик:
— Эй!! Кто тут кричит по-английски?!!
Я замер, не веря своим ушам. Затем, развернувшись, в несколько прыжков пересек площадку и стал вглядываться в темноту. В следующую секунду у ограждающего барьера выстроились и все остальные. Пока я соображал, что сказать, закричал Уильям Кеннет во всю силу своих легких:
— Эй!! Товарищи, на помощь!! Нас тут собираются изжарить, словно сочные куски мяса на огне!!
Шум во дворе, при криках, донесшихся из-за стен замка, сразу смолк.
— Ты кто, парень?!!
— Уильям Кеннет из Хампшира!! Английский лучник!! Со мной эсквайр Томас Фовершэм!!
После почти минуты молчания, мы услышали ответ: — Хорошо!! Ждите!!
Наших спасителей мы увидели, когда те выступили из мрака группой, где-то с полсотни человек, в ярдах тридцати от подъемного моста. Крестьяне, толпившиеся у ворот, при виде лучников, пронзительно завопили, предупреждая остальных об опасности, но их крики уже в следующее мгновение превратились в предсмертные стоны. Сраженные залпом нескольких десятков стрел они почти все рухнули на булыжники, словно колосья, скошенные одним ударом серпа. Увидев гибель своих собратьев, на мост выбежало еще несколько десятков крестьян, которых постигла та же участь. В этот самый миг камни замка, не выдержав жары, стали лопаться, внеся еще больше смятения в их трусливые души. Страх, который бунтовщики сумели погасить в себе лишь на время, вернулся, а вместе с ним вернулись животные инстинкты, заставив каждого из них искать спасение в бегстве. И толпа, сломя голову, ринулась к воротам. Англичане, увидев их приближение, отступили, открыв дорогу. Дав крестьянам вбежать на мост, лучники снова начали стрелять. В их движениях чувствовалось сосредоточенность, уверенность и даже какая-то деловитость людей, выполнявших нужную и серьезную работу. Мятежники, сраженные стрелами, падали на доски моста и в ров десятками. Другие в дикой панике толкались, сбивая друг друга с ног, спотыкались о трупы, падали, чтобы тут же оказаться затоптанными, срывались в ров. Дикие крики, стоны умирающих, истошные вопли тонущих, как кнутом подстегивали остальных бунтовщиков, заставляя бежать их все быстрее. Тем, кому повезло, вырваться из-под ливня стрел и остаться на ногах, сейчас трусливыми зайцами разбегались в разные стороны. Когда остатки некогда грозной армии бунтовщиков растворились в темноте, к башне приблизилось несколько человек.
— Эй, вы!! На башне!! Спускайтесь!! Крысы разбежались по своим норам!!
Нам пришлось приложить немало труда, чтобы выбраться из башни, прокладывая себе дорогу среди вязанок хвороста. Только мы ступили на двор, заваленный телами мертвецов и затянутый едкой пеленой дыма, как сразу кинулись бежать. Спотыкаясь о трупы и скользя в лужах крови, мы только успели добраться до середины моста, как у нас за спинами полыхнуло огромное яркое пламя и две башенки, венчавшие дворец барона с оглушительным треском рухнули на наших глазах. В течение нескольких минут замок превратился в бесформенную груду, затянутую дымной пеленой, из которой временами вырывались языки пламени. В такие моменты на ярком фоне особенно резко выделялась темная масса сторожевой башни.
Рассвет я встретил на опушке рощи, расположенной в двухстах ярдах от развалин замка. Остальные спасенные еще спали, как и большая часть отряда англичан, за исключением, сидевших у костра полутора десятков человек, которые при виде меня, тут же устремили в мою сторону любопытные взгляды. Встав, с некоторым трудом, стащил с себя кольчугу и бросил на землю. С наслаждением потянулся. Оглянувшись кругом, подумал: — Как же все-таки здорово, что я остался жив! Жив, мать вашу!".
Восторг утих так же быстро, как и возник. Подошел к костру.
— Спасибо за помощь! Вы, парни, подоспели, как никогда вовремя!
— Присаживайтесь, сэр!
После короткого знакомства завязался оживленный разговор, где я едва успевал отвечать на вопросы, сыпавшиеся на меня со всех сторон. Правда, я все же смог кое-что выяснить об этом английском отряде. Насчитывая девяносто человек, в составе которых было семьдесят пять стрелков и пятнадцать латников, отряд двигался в Италию, собираясь продать свое оружие тому, кто больше заплатит. Чуть позже я узнал, что они до сих пор не решили: предлагать свои услуги отдельным отрядом или примкнуть к какому-нибудь крупному отряду. Сейчас отряд шел под объединенным командованием из трех человек: лучников Джона Кенвуда и Джеффри Бернса и латника по кличке Черный Дик. Когда было удовлетворено взаимное любопытство, большинство англичан было на ногах. Разжигались костры, а затем к запаху дыма стали примешиваться вкусные ароматы еды. Я невольно проглотил слюну. Постепенно к костру, у которого сидел, подтянулись все остальные участники нашего ночного приключения. После короткого взаимного представления, каждый из них получал по кружке травяного чая. Все, даже французы, с удовольствием глотали его, не забывая при этом обмениваться впечатлениями вчерашней ночи, которые еще жили в них, заставляя бурлить кровь и будить воображение.
Французские дворяне, дядя и племянник, представляли собой богатую добычу, от которой лучники не собирались отказываться, и те и другие это прекрасно понимали. Поэтому, когда Джон Кенвуд прервал наш оживленный обмен впечатлениями, вопросом насчет выкупа, никто из французов не стал возмущаться, а граф прямо заявил, что тысяча дукатов с головы не такая уж большая плата за спасение их жизней. Как только вопрос с суммой выкупа решился, оруженосцу графа был выдан конь, на котором тот отправился за деньгами. Вслед за ним ускакал Уильям Кеннет, чтобы привести наш отряд сюда.
Время уже близилось к обеду, когда отряд лучников, ведомый Кеннетом, вступил в лагерь, сразу превратившийся в шумное сборище. Громкие приветствия, смех и грубые шутки посыпались с обеих сторон. Часть лучников сразу нашли, кто друзей, кто приятелей или просто знакомых, другие же, громко кричали название своей местности, искали земляков. Глядя на веселье, царившее в лагере, мне неожиданно пришло в голову:
— "Ха! А это вполне может избавить меня от головной боли!".
Головной болью я считал свой отряд. Дело в том, что лучники понятия не имели о том, что такое воинская дисциплина. В храбрости и профессионализме им не отказать, но что касалось поведения вне боя, они представляли собой самую настоящую банду. Сильные и уверенные в себе люди, они поступали так, как считали нужным, и управлять ими было — ох! — как трудно! Именно поэтому мне хотелось избавиться от роли командира. К тому же до моей конечной цели остались сутки неспешной езды, а впереди лежала спокойная местность, не затронутая войной. Решив не откладывать дело, я подошел к Сэму и Уильяму, оживленно беседующих со своими земляками. Отозвал в сторону.
— Парни, как насчет того, чтобы объединиться с земляками и дальше идти вместе с ними?
Странно, но оба почему-то не выказали большой радости от моего предложения, хотя когда-то к этому они стремились. Их недовольство не замедлило тут же вылиться в их словах:
— Сэр, мы же договорились, что идем вместе до замка, а там уже вы решаете: остаетесь или идете дальше вместе с нами. Что изменилось?
— Вы же хотели в свое время догнать этот отряд, чтобы объединится. Вот я и подумал, что сейчас появилась прекрасная возможность это осуществить.
— Сэр, вы неправильно подумали. У нас есть отличный командир, и мы не видим смысла менять его на Кенвуда или Бернса.
Я разочарованно хмыкнул, не зная, что ответить на подобное возражение, но потом все же разочарованно буркнул:
— Все-таки еще раз посоветуйтесь с парнями!
— Хорошо, сэр!
После того, как улеглась суматоха, вызванная прибытием моего отряда, командиры собрали лучников на совет. Повинуясь призыву рога, люди стали собираться вокруг поваленного дерева, лежавшего на опушке рощи, на котором сидели их командиры. Стоя в стороне, я всматривался в людей, которые прибыли во Францию, собравшись со всех концов Англии. Из Уэльса и Хампшира, Чешира и Флинта. Ловкие, загорелые, мускулистые, с ясным и суровым взглядом, закаленные в боях, английские стрелки благодаря их стойкости и храбрости были одни из лучших солдат этого периода Средневековья. Они этого не знали, зато об этом знал я. Среди них были ветераны, седые, поджарые, с морщинистыми свирепыми лицами и косматыми, нависшими бровями, имевшие за спинами многолетний опыт непрерывных боев и сражений. Однако большинство лучников составляли молодые, франтоватые парни. Цветущие лица, ухоженные бороды. Кое у кого в ухе сверкает золотом серьга или на пальце сидит украшенный драгоценным камнем перстень, а то и серебряная цепь висит на шее. Правда, в большинстве своем такими франтами выглядели лучники из моего отряда, получившие свою долю добычи из сокровищницы Живодера. У каждого из этих воинов за плечами висел лук с тисовым или ореховым стержнем, простой и прочный — у людей возрастом постарше, и расписанный яркими красками с резьбой на обоих концах — у молодых. Кольчуги, меч или боевой топор у пояса довершали снаряжение. Правда, у некоторых можно было видеть пятифутовый деревянный молоток, прикрепленный к кожаной перевязи. Латники стояли отдельной группой. Все они сейчас были одеты в грубые кожаные куртки, которые почти потеряли свой первоначальный цвет, настолько были вытерты надеваемыми на них доспехами. У большинства из них на поясе висел меч. Среди них выделялся воин со свирепым, резко очерченным лицом. Судя по тени недовольства на его лице, могло показаться, что тот недоволен вынужденной задержкой здесь, вместо того чтобы продолжать путь в Италию.
Когда все собрались, Кенвуд сообщил, что отряд будет находиться здесь два дня, пока не привезут выкуп. Услышав о деньгах, лучники разразились радостными криками. Когда крики затихли, и началось распределение хозяйственных обязанностей, я перестал прислушиваться и полностью отдался тем простым ощущениям, которая дает человеку жизнь. Теплу солнца, голубизне неба, зелени травы и деревьев. Они стали намного острее, стоило мне только бросить взгляд в сторону развалин замка. Башни не было.
Вечером, сидя у костра, и с аппетитом уминая кусок жареного мяса, я болтал с Анри де Монтиньяком. Тот, в который раз выспрашивал у меня мельчайшие подробности о "схватке двадцати", а в промежутках сетовал на то, что не смог в ней участвовать. Когда я ему возразил, заявив, что не меньший подвиг он совершил при защите замка, то с удивлением услышал, что убийство грязных скотов никак не может стать подвигом для истинного рыцаря, а вот схватка со знаменитыми рыцарями, это....
Я уже начал думать о том, чтобы прекратить этот пустой разговор, как к нашему костру неожиданно подошли Сэм и Уильям Кеннет в сопровождении Черного Дика. Появление латника, с которым мы не перемолвились за весь день даже словом, стало для меня настоящей неожиданностью. После того, как они вежливо попросили переговорить с ними наедине, я поднялся и отошел с ними в сторону.
— Слушаю, — сказал я, как только мы сели на траву.
— Мы переговорили с нашими парнями, сэр, — начал Кеннет. — Человек пять, скорее всего, перейдут в отряд к Бернсу и Кенвуду, но тут, сэр, вот какое дело. К нам в отряд просятся десятка два, не меньше, человек.
Я сначала оторопел от подобного заявления, а потом разозлился:
— Расхвастались, что у вас кошельки лопаются от золота! А еще, небось, сказали, что я счастливчик?! Признавайтесь, дурьи головы! Иначе с чего им набиваться к нам в отряд?!
