Огнетушитель и консервированный ананас

* * *

Лаврентий Павлович на этот раз меня встречал намного, намного теплее. И встреча наша произошла днём, прошло уже две недели с тех пор, как я в Москве. Две недели идёт строительство моего мини-заводика, и две недели меня не дёргали. Всё время до последней минуты я посвящал только изучению информации, походам в магазин и Насте. Надо же мне о ком-то заботиться?

И вот сейчас меня вызвали в кабинет, при этом пообещав, что нашлась для меня работа. Так как заводик ещё строился, я не знал, что за работа прилетела. Лаврентий Павлович, едва я вошёл, кивнул на стул около своего стола:

— Северов, готовься, есть дело. Тут товарищи проанализировали действие артиллерии и пришли к выводу, что у нас остро не хватает самоходок. Займёшься их созданием и внедрением в производство. И если с первым у тебя проблем возникнуть не должно, то вот со вторым — хлебнёшь горя.

— Как говорят врачи — сделаю всё, что в моих силах. Значит, нужны самоходки... понятно. Приступаю.

— А ты не хочешь послушать, что именно нам надо?

— Я знаю, что вам надо, даже если вы сами об этом не догадываетесь. Пока что. Самоходки нужны трёх основных типов — трёхлинейная самоходка на базе лёгкого танка, массовая и доступная, для поддержки пехоты, которая будет практически везде, где есть красная армия. Противотанковая самоходка — тяжелобронированная и способная бороться с любыми танками противника, делая бесперспективным наращивание брони. Стомиллиметровая длинноствольная скорострельная пушка, плюс быстроходное шасси — например, Т-34. Задача — поражение танков противника до сближения с танками на дистанцию танкового огня. И самоходная гаубица — калибра шесть дюймов, предназначена для огневой поддержки пехоты, но уже на более высоком уровне, чем первая. Первая идёт в атаку за пехотой, шестидюймовая — стоит в сторонке и обрабатывает позиции противника, оказывает поддержку по запросу огнём по заданному квадрату, уничтожает укрепления. Не знаю, следует ли вставлять сюда, но последней идёт двухствольная пятидесятисеми миллиметровая зенитная самоходка с высоким темпом огня, способная прикрывать войска на марше и быстро выдвигаться для усиления позиций ПВО.

— Нда... Ну раз всё знаешь, делай. Нам нужно наладить производство этих артсистем на наших предприятиях.

— Хорошо. Тогда с вас — рабочие руки. И не говорите мне, что нет, вы не просрали полмиллиона человек под Вязьмой — значит есть огромные резервы по рабочим рукам.

— Под Вязьмой солдаты, — недовольно сказал Берия, — а не рекруты с заводов.

— Без моего участия вы ободрали бы все недостаточно важные заводы, чтобы восполнить потери. Задачу понял, по срокам пока ничего сказать не могу. Могу только пообещать, что будет всяко быстрее, чем без моего участия. Добровольного, между прочим.

— Ну да, пускай, твой завод уже построен?

— Это не завод, но да, цеха уже есть, как и здание для конструкторского коллектива и рабочих. Сейчас строим жилые здания и коммуникации.

— Тогда я отправлю к тебе людей, которые занимаются артиллерией. Благодаря твоей техдокументации, у них появилось свободное время.

* * *

От Берии я поехал сразу же на свою военно-производственную базу. Это было внушительное место, должен отметить. Главное здание — в форме усечённой пирамиды, полое внутри, так что образовывался большой внутренний дворик, в котором устроили классический дворик. Зелёный, аккуратно постриженный газон, скамеечки, тропинки, прудики, в общем, идиллия для отдыха. Само здание — четыре крупных корпуса высотой в пятнадцать этажей и весьма, весьма массивных. Внутри очень много места.

В центре дворика, прямо под световым колодцем атриума — монолит. Большой чёрный обелиск с матовыми гранями, который и строил тут всё до последних мелочей. Мощный манипулятор всех уровней, который расширял возможности Феди до уровня тяжёлых промышленно-строительных систем. С одной стороны к пирамидальному зданию примыкали восемь крупных цехов-ангаров, в которых были самые разные технологические линии, для выполнения самых разных работ. Станки с ЧПУ и просты, металлургическая дуговая печь, установка литья заготовок и прокатный стан под листы и трубы разной толщины и диаметра. Заводик внутри напоминал просто рай для заводчанина — чистый, полы из тёмно-синего, слегка пружинящего материала, станки стоят ровнёхонько, окрашены все в синие и белые цвета, что делало производство очень симпатичным. Отдельно стоит сказать про штамповочный цех — там стояло целых шесть прессов. Объёмная штамповка и листовая разного калибра, от выделки тонколистовых изделий из холодного листа до горячей штамповки стальных листов десятисантиметровой толщины. Больше всего станков было в сварочно-резочном производстве, которое находилось сразу за цехом штамповки. Здесь листы не просто резали — их вырезали точечно, причём в основном — с помощью лазеров, скорость некоторых из роботизированных комплексов была весьма высокой. Производительность соответственно тоже. Из листов вырезали, гнули и сваривали готовую металлоконструкцию, и отправляли деталь дальше в цех металлообработки — черновой и чистовой, и в цех постобработки, где деталь закаливали, покрывали, напыляли, красили и выдавали готовый продукт.

Самое сложное, как я думал, это найти достаточно грамотных работников, которым можно доверить подобные станки и подобную работу. Но тут у меня одна надежда — мотивация. Если людей мотивировать достаточно сладким пряником, то и работать будут как следует.

До вечера есть ещё много времени — нужно подумать как следует о задании Берии. Товарищ Берия не обманул — когда я приехал, около главного здания уже стояло несколько машин, а на проходной были люди, много людей, они сидели на диванах, верхнюю одежду сняли. Ждали меня — быстро у них тут. Едва я вошёл, все поднялись и начали представляться, но я поднял руки вверх:

— Спокойно, товарищи, познакомимся чуть позднее, не толпитесь. Пойдёмте за мной...

Мы прошли через проходную по большому коридору безопасности к лифтам, и уже когда оказались на верхнем двадцать втором этаже, административном, товарищи стройной толпой зашли в мой кабинет. Кабинет у меня был... неплохой. Прежде всего стоит отметить довольно большой стол с дубовой столешницей, множество хороших офисных кресел около стола, во главе кабинета был мой стол, вокруг — довольно много всего, Федя постарался. На стенах были стеклянные полки, на которых стояли модельки самолётов, танков, машин, кораблей, в разную величину — от маленьких до довольно больших, но все они были невероятно точными. Так, что любоваться модельками можно было долго. Модельки, к слову, имели собственную подсветку. На столе у меня стояло только три телефона — но зато кнопочных. Советские работники, особенно поздние, часто имели много телефонов — по той простой причине, что пока набираешь нужный номер — успеешь проклясть дисковый номеронабиратель. С появлением кнопочных телефонов от этого отказались. Постепенно.

Люди расселись вокруг стола, в удобных глубоких, "директорских" креслах, вняли, так сказать, обстановке офисной роскоши и формализма, я сел во главе стола.

* * *

*

Однажды мне ну очень стало интересно, каким образом Федя умудряется добывать столь огромное количество ресурсов. И я отправился на экскурсию в мир-ферму. Взял для поездки гусеничный вездеход и отправился во врата, и увиденное меня удивило своей простотой. Что такое Монолит? Это большой обелиск, обладающий функционалом манипулятора разными полями и наноботами, по сути — нанофабрика и манипулятор полями эффекта массы и гравитации. Он создаёт в чистом поле целые заводы и фабрики, формирует ландшафт и так далее.

Решение было простым, очень. Создавался обелиск. Один, с наиболее оптимальным размером, собственным реактором и, что немаловажно, собственными, пусть и несложными, электронными мозгами. А дальше Монолит создавал новый Монолит на границе своего радиуса действия — в пятнадцати километрах. И так начиналась саморепликация — каждый созданный монолит создавал ещё один, там, где могло работать два монолита — работало два, их количество увеличивалось в геометрической прогрессии. Один, потом их становилось два, оба создавали ещё по одному — четыре, четыре, и так далее... Правда, учитывая ограниченность радиуса действия... В общем, монолиты разрастались, покрывая зоной своего действия огромные территории. Плодородные территории.

Меня Федя пропустил в мир-ферму, огромная земля с красивыми полями. Это была древняя чернозёмная полоса, на древнем континенте, с огромными плодородными землями. Здесь удобряли почву и собирали урожаи монолиты, около точки выхода стояли заводские корпуса. Целое поле крупных ангаров, внутри которых было установлено оборудование пищевой промышленности. Я заглянул в них посмотреть — шла работа...

— Это что? — спросил я у Фёдора.

— Тут находится линия по производству сгущёного молока. Разливаем в жестяные банки стандартного объёма.

— Мощно.

В цеху было море самого разного работающего оборудования. Работало оно относительно автономно — вмешивались в работу только Монолиты.

— В этом мире происходит создание нескольких основных продуктов — говядина и молочные продукты, корма для животных, курица промышленная, гречиха...

— И много засеяно?

— Скажем так — тебе столько не съесть точно. Поголовье скота — пятьдесят пять миллионов дойных коров, четыреста миллионов свиней, объёмы готовой продукции пока что сохраняются в мире с отрицательным временным дифферентом, вроде твоего родного. Там проходит день, пока здесь — десятки лет, а в сорок первом — годы.

— Хм... — Я задумался, — надо бы выдать советской стороне, чтобы не голодали.

— Мы и так держим наши врата в СССР на максимальной нагрузке.

— Всё равно, можно пожертвовать каким-либо ценным, но имеющимся в СССР ресурсом, чтобы передать им того, чего у них нет. Например — то же сгущёное молоко. Если я правильно тебя понял — то у нас на хранении его столько, что будет сложно вывезти?

— Ну... Да. Хотя есть один вариант — можно устроить консервирование уже в советском союзе, а туда провести трубу, через которую подавать готовый продукт. Это ускорит процесс.

— Хорошая идея. Пожалуй, так и поступим. Надо восполнить недостаток калорий у советских граждан.

Путешествие по миру-ферме продолжилось. Следующий уже был миром, производящим промышленные товары — здесь я задержался на несколько дней, осматривая производства всего, что только можно. Даже готовый танковый конвейер был. Оглядев его, я грустно вздохнул — нужно было поставить в советском союзе на поток танки, а для этого — построить такой же конвейерный процесс производства. И танк — это не только броня, это бесчисленное множество довольно сложных деталей. Нужно было создать сложный комплекс по производству танков, а позже — тракторов и спецтехники для восстановления хозяйства. Как это сделать? Сложный вопрос...

В победу коммунизма я не верю, поэтому рассчитывать надо на то, что Сталин и иже с ним внимут огромному накопленному политическому опыту, особенно опыту коммунистических режимов, и всё-таки отпустят рынок в свободное плавание. И тогда у советского союза появится шанс на жизнь — иначе никак.

* * *

*

С началом войны жизнь стала тяжёлой. Хотя осенью и произошли кое-какие положительные изменения, всё равно, жить было очень тяжело, даже тяжелее, чем обычно. Война оставляла людей без дома, без семьи, так случилось и с молодым токарем-фрезировщиком Андреем Агафоновым, который работал на нескольких заводах под москвой. Пока его не призвали на фронт, а потом не комиссовали по ранению — ранение в руку уже не давало шансов устроиться на прежнюю работу, требовавшую очень точной работы. Хирурги конечно подлатали, но прежней ловкости в руках уже не было. Андрея пригласили на строившийся завод "ЧТМЗ". И он приехал к заводу, что стоял на окраине челябинска. Стены завода были высокими — трёхметровой высоты, с колючей проволокой и часто стоящим освещением. За бетонными стенами начинался другой мир — на проходной, тоже из толстого бетона, похожей на какой-то бункер, у него через специальное окошко взяли документы и заставили пройти через специальную рамку. Андрей прошёл и вернул таки свой паспорт обратно. Охранник подсказал ему, как пройти внутрь.

Первое, что бросилось в глаза Андрею на заводе — чистота. Тут, казалось бы, было стерильно. Земли под ногами не было — только бетонные плиты, сразу за проходной был дворик и стояло восемь крупных длинных ангаров. Не просто больших — длинной они были в несколько километров каждый, это не шутки. Сбоку от них было относительно небольшое пятиэтажное административное здание, весьма крупное по сравнению с остальными зданиями челябинска, в стиле советского конструктивизма. Около входа курили рабочие, не обращая внимания на громады зданий рядом. Агафонов прошёл в административный корпус, где и нашёл нужный отдел. Четыре девушки, весьма миловидные, тут же взяли его в оборот — он был накормлен конфетами, напоен чаем и расспрошен про все свои подвиги военные. А потом его приняли.

— Но я не смогу с такой-то рукой, — возмутился Андрей.

— Ничего страшного. В иных местах и дети у станков сейчас работают, а у вас опыт имеется, — похлопала ресничками миловидная брюнетка, — так что вперёд и с песней. Документы мы оформим, — она сняла копию с помощью соответствующего аппарата и отдала паспорт обратно, — вам нужно сейчас в корпус 9-19, нужно обучиться работать со станками ЧПУ, я сообщу о новом ученике. Через неделю выходите на работу. Общежитие вам предоставлено, вот ключ, — положила она ключик перед носом Андрея.

— Э... спасибо.

— Да не за что. Ступайте, Агафонов...

Впрочем, на этом удивление только началось. Главный сюрприз поджидал токаря уже в учебном корпусе, где стоял странного вида станок. Вернее, станки, учебный класс, корпус 9-19 был необычным — просторно, чисто, светло, и вдоль стен стояли станки, почему-то закрытые, с двумя створками, которые явно закрывались. Сами станки большие, больше обычного, занятия уже шли полным ходом. Андрея нашли в учебном классе и тут же взяли в оборот, потащив на лекцию по теории программного управления станками.... А уже с лекции он вышел с немного припухшей головой. И было от чего — управлять станком посредством ввода чисел, а не с помощью своих рук — наиболее разумное решение, которое вообще могло прийти в голову. Но как это реализовано — он не понимал от слова совсем. Абсолютно.

Справедливости ради, нужно отметить, что станки были довольно простыми, но вот их электронные мозги были довольно сложными, уровнем выше лучших машин две тысячи восемнадцатого года. Фёдор знал, что это сложная тема, поэтому встроил множество уровней защиты от дурака.

Жить молодому фрезеровщику предлагалось в большом рабочем общежитии, больше похожем на муравейник — двадцатиэтажный комплекс из двадцати зданий, каждое на пятьсот квартир... Квартирки маленькие, очень маленькие — всего то и помещалось, что совмещённый санузел, маленькая кухонька с электроплитой, и единственная комната с кроватью, шкафом, столом и тумбой. Единственный прибор, который шёл от администрации по умолчанию — это небольшой проводной радиоприёмник-лопух, по которому шла самая разнообразная музыка и информационные передачи. Явно не советские — недостаточный уровень обилия советизмов, просто информация...