— Я помогу! Я помогу вам, только возьмите меня к себе! Хорошо?
И Яну ничего не остается, как потрясенно кивнуть — даже не в знак согласия, а просто общей сбитости с толку. И тогда тёмный спихивает какие-то флакончики в карман, хватает бумажный сверток под мышку, выскакивает, захлопывает за собой дверь и дергает спрятанную за ней красную ручку, и... За стенами, снаружи что-то взрывается, слышатся невнятные, сходящие на странную тишину стоны — и давление на контур исчезает. Последние ящики исчезают в порталах... Три — тоже выполнено.
Четыре — убираться восвояси. Ребята по двое-трое шагают в голубые прорехи пространства, и темный — тоже прыгает, в компании изумленного Энди. Но задумываться некогда.
Ян занят — подсчитывает уходящих... Четыре... Восемь... Энди и тот сбрендивший тёмный... Великий Свет... Тринадцать.... И вон там ещё... Алессандро и Зо... Благополучно все с ними... А там и Мирослав. И сестры Таня и Эмма...Двадцать восемь... И сразу три телепорта... Девять человек. Остаются восемь, не считая самого Яна. Анита бережно поддерживает под локоть пошатывающегося Сирила — это его, кажется, задело рикошетом. Не страшно, скоро пройдет, как онемение после слабого удара током. Ну, скорее же! Наверняка уже вызвали подкрепление. Ещё два "прыжка".
Ян огляделся по сторонам — вроде никого и ничего не забыли. Кивнул последним двоим, чтобы уходили, а сам методично расшвырял по ячейкам полтора десятка склянок с зажигательной смесью, убедился, что склад занялся как надо, добавил пару файеров и, когда стало совсем горячо и душно, а волосы от жара затрещали, перенесся вслед группе.
На шестнадцатой базе шумели, грохотали, смеялись и ругались, а самое главное — бессмысленно тыкались, как слепые щенки, не зная, чем заняться. И явно нуждались в руководстве прямого начальства. Ян потряс головой — перенос ударил прежде всего по барабанным перепонкам. Привыкая к гвалту, привычно оглядел помещение: обшарпанные дощатые стены, лежаки в два яруса, земляной утоптанный пол, четыре печки по углам — барак бараком, об уюте и речи не шло, когда строили базу. За неделю подняли длинный мрачный сарай, законопатили щели, укрепили полки лежанок, сложили очаги для обогрева и приготовления пищи. Ещё сутки ушли на наложение маскировки, протягивание сигнализации и системы ловушек. Теперь вот живем.
Ребята суются к ящикам, но открывать без разрешения и проверки ломовиков не рискуют — по статистике на одну партию таких запасов с имперских баз приходится два-три "сюрприза": бомбы или "жучки", или "маячки". А тёмный оказался на отшибе и во всеобщем возбуждении позабылся. Совсем бойцы бдительность потеряли. Пора было наводить порядок.
— Группа М-16! М-16! Слушать мои распоряжения! — На самом деле Ян не любил кричать и редко когда повышал голос, но когда даже благоразумный и солидный Питер отплясывает нечто невообразимое перед горкой картонных ящиков, иных вариантов наведения порядка не остается. Все слишком рады, что остались живы. — Ребята! Бойцы! Тихо! Вот так... хорошо. Энди, Слава, Зо, Эмма — проверьте ящики. Сирил и Антон займутся сигнализацией. Остальные — вскрываем принесенное и вписываем в блокноты. Полная опись. Всем все ясно?
Нестройные "да" со всех сторон, и яново напряженное возбуждение немного спадает. Питер с Эл в общей деловитости участие не принимают — вспомнили про чужого на базе. Теперь выяснить про диковинный курьез — темного, спасшего светлых. Он как раз направляется к командиру Шестнадцатой, конвоируемый хмуро-недоверчивыми ребятами с обоих сторон.
— Ян, что все это значит?! Он говорит, ты его взял в наш отряд?! — с крайним недоумением поинтересовалась Эллин, не отводя от тёмного серо-голубого сурового взгляда. Хороший вопросик, командир Ян. Что все это означает, скажите на милость!
— Сам ничего не понял. — Честно пожал плечами маг. И обратился непосредственно к "курьезу". — Может, объяснитесь? Кто вы такой? И что вам от нас нужно?
Темный с достоинством кивнул, неспешно поправил загнувшийся воротничок мешковатого мундира серой, из плохого сукна формы, перехватил узел с чем-то явно тяжеленьким поудобней и только тогда, уверившись, что с его костюмом все более или менее благополучно, спокойно сообщил:
— Чародей пятого уровня Гедемин Загреба, бывший владелец лавки "Темные штучки" в Познани, к вашим услугам. Желаю служить в вашем отряде.
Пока Эллин онемело разглядывала тёмного, "желающего служить" в подполье, Пит кашлянул, словно поперхнувшись, и приглушенно от изумления вопросил:
— Э... Ян... где ты его откопал, такое диво дивное?
Вот Ян и попытался сообразить, как объяснить, где он "диво" откопал, а заодно осознать, что вопль-просьба "Возьмите к себе!" означала именно желание "служить". Ничего толкового в голову не пришло, недостаточно информации.
— Может, присядем? И ...это... чаю? Эл, поставь котелок. Пожалуйста.
Бойцы вели себя на удивление тихо — были полностью погружены в работу. Вскрытие ящиков, сортировка по отделениям кладовки, опись и мечтательные вздохи — еды оказалось не просто много, а очень много. Не на месяц, а, пожалуй, на все два — сто шестьдесят ящиков концентратов и десять ящиков медикаментов и антидотов, разбиранием которых позже займется Питер. Концентраты — вещь мерзкая и неаппетитная, но одной стограммовой упаковки хватает взрослому человеку на день — все необходимые белки, жиры и углеводы и даже витаминный комплекс. Разбавляешь водой и ешь получившуюся безвкусную желеобразную массу. Не "кашесуп", конечно, но с голоду точно не помрёшь. И сюрприз — десять ящиков овощных консервов. Вода забурлила, Эл споро забросила заварку — смесь из листьев дикой малины, шиповника, мяты и ромашки... И пары щепотей пустырника, тихонько подкинутых недрогнувшей рукой медика и так никем и не замеченных. Разлила напиток по пластиковым кружкам и подсела к столу напротив Яна. Гедемин вежливо пригубил свой чай, благодарно кивнул магичке и начал:
— Позвольте пояснить. Понимаю, со стороны моя просьба выглядит несколько странно, и оснований доверять у вас нет, но я сейчас расскажу. Только... — Ещё один деликатный глоток. Во всех движениях темного проступает нечто, что Ян сначала принял за манерность, и только потом сообразил — редко встречающееся теперь безупречно-изысканное воспитание. В сопротивлении такого и не найдёшь, вот парень и позабыл, что такое бывает. — Разрешите уточнить: вы и есть тот самый командир Ян? Просто я вашу фотографию видел очень давно и плохо разглядел...
— Именно, командир Ян. Что вам нужно? — напряженно, как гончая, учуявшая добычу, подался вперед Ян. Подсадная утка? Шпион Императора?
— Сейчас объясню. Это хорошо, что я к вам попал, Ян... — тонко улыбнулся тёмный и без связи с темой разговора добавил то, от чего Ян поморщился недовольно. — Вы очень похожи на Его величество...
Парень терпеть не мог, когда его с нынешним властелином мира сравнивали — вот пришла же кому-то в голову глупость! И поехало! И мимика общая, и "что-то во взгляде", и "гениальность стратегий"... И ничего, что тот сероглазый блондин метр девяносто два истинно атлетического сложения, а в темноволосом Яне еле-еле метр восемьдесят наскребется. И хвастаться стальными мускулами культуриста, увы, тоже не приходится. Просто, наверно, людям нравится сравнивать двух лидеров — Императора и все никак не сдающегося его оппонента, главу Сопротивления. И находить что-то общее. Разумеется. Или людям просто заняться нечем! Оно понятно, когда коту делать нечего, он..
— ... Но неважно, — перебил сам себя Тёмный, заметив реакцию собеседника. — Видите ли, я очень хотел попасть в ваше подполье...
— Зачем это? Или плохо на императорской службе? Мало платят? — едко и с нескрываемой враждебностью поинтересовался медик. По выражению лица Питера Ян понял — у того тоже мысль о шпионаже и "подсадке" была и остается единственным вариантом объяснения ситуации. Плюс пресловутый инстинкт наседки — защита "ребяток" от любой опасности.
— Я не на службе... Я из "шарашки", — стыдливо признался Гедемин. — Знаете про такие?
— Разумеется...
За горячим терпко-мятным чаем постепенно выяснилось — у этого самого Гедемина Загребы, владельца "Темных штучек", имеется неприятная черта характера, при иных обстоятельствах и не замеченная бы, но полтора года назад сыгравшая с паном злую шутку. А именно — нелюбовь к переменам, граничащая с кайрофобией, и полная удовлетворенность существующим положением вещей. Именно поэтому наступление Новой Эпохи — полную победу Тьмы (пресловутые сдержки и противовесы полетели в тартарары, про существование Света большинство граждан новорожденной Империи теперь и не вспоминают) и последовавший за ней передел власти он встретил без типичного для темных восторга. Естественно, и поддерживать не спешил. Ему нравилась его тихая размеренная жизнь, собирание составов постоянным клиентам, чародейкам и ведьмакам всех мастей, неторопливые обдумывания планов на будущее, прогулки за два квартала до пекарни за булочками к обеду. Пану Гедемину оказались не нужны предложенные новой властью рабы из бывших соседей-простецов, редкостные зелья на сердцах однодневных младенцев и прочие "права свободного гражданина Империи". И обязательную государственную службу в Распределителях, временных концентрационных лагерях для повстанцев, сопротивленцев и остальных несогласных с произошедшими в мире переменами, он тоже проходить не хотел. Он хотел... ага... чтобы все оставалось по-прежнему. Какое-то время, до восстания в Познатце, пытался делать вид, что ничего не замечает. Спокойно торговал, придумывал составы для заметно осмелевшей, но и проредившейся клиентуры — с половины восьмого до половины десятого утра, затем с двенадцати до четырех, по вечерам считал прибыль и убытки...
Но затем, в какие-то сутки, все изменилось. В девять тридцать к пану не заглянула привычная клиентка, к десяти не подошел один из работников магазина. И вообще за последующие два часа никто не заглянул в темненькое пыльное нутро лавочки — ни покупатели, ни новые соседи, ни работники второй смены. И отрубилось м-виденье. Хрустальный шар основного средства связи, м-визора, траурно молчал, только плавали в его глубине неясные серые тени, ленивые и неопределенные, как морская рыба скат. В магазинчике начиналось брожение, даже паника, уже и наличествующий обслуживающий персонал принялся повально отпрашиваться по домам. Отпустив последнюю работницу, магичку Марну, пан Гедемин крепко призадумался, ещё немного поколдовал над визором, но тот и не думал начинать вещание. Пан надел кожаный весенний плащ, взял на всякий случай бумажник и пару амулетов — тоже на всякий случай — и смело вышагнул за пределы своего мрачно-уютного жилища, не подозревая, что возвратиться обратно у него уже не получится.
На улице царил хаос. Толпы народу — люди с нашивками рабов и без таковых, Темные и даже, повылазившие — Гедемин сначала глазам не поверил — откуда-то Светлые... Они что-то скандировали, размахивая транспарантами, а отдельные особо буйные выбивали стекла во встающих на пути зданиях. Гедемин немного постоял в проулке между двумя ставшими жертвами митингующих жилыми домами, теперь уже зияющими темнотой высаженных с рамами окон. Пришел к выводу, что чем дальше, тем больше накаляются страсти, вон уже двое молодых Светлых чдерутся с "серым" в форме Службы государственной безопасности, да с таким остервенением, что бедняга зовет подмогу... Понаблюдал и решил возвращаться домой — его беспорядки не касаются. Ему бы незаметно добраться до магазина и запереть покрепче все двери... Тихонько, осторожно направился к площади Свободы. И вот тогда-то началось настоящее "веселье" — толпы словно взбесились, круша все на своем пути, включая киоски, лавки и стенды официального м-виденья. Ярость и озлобление достигли апогея... Неосторожно вынырнувшего из закоулка пана подхватил и понес один из серых обезличенных ненавистью потоков. И Гедемин сам не заметил, в какой момент и его голос влился в нестройную многоголосицу тысяч других — чужих, хриплых и требовательных. Загреба и не вдумывался особо в то, что горланил вместе с остальными, его захлестнуло чужими эмоциями с головой. Он почти забыл себя. Ещё помнилось, что откуда-то взявшимися бутылками с зажигательной смесью закидывал полицейский участок, и вроде бы забрасывал выскочивших оттуда, как мыши из залитой водой норы, СГБшников файерами и коротенькими злыми молниями. Те забавно вскрикивали, широко размахивали руками, словно собираясь улететь, и заваливались на спины... Человек десять. Кажется, наповал, а может, и выживут, Гедемина это не интересовало.
И было опьянение свободой и вседозволенностью, каких пан ещё ни разу за всю свою немалую жизнь не испытывал. А потом вроде собрались идти громить телевышку, но тут опять все внезапно переменилось. Серых с шокерами, дубинками и поставленными на максимальную мощность нейронными плетями оказалось слишком много, а в небе обнаружились вертолеты, там и здесь обваливающими на головы бунтующих липкие сети-блокаторы, да и запал начал помаленьку угасать. Гедемин изумился несказанно, устыдился и напугался своего недостойного высокого происхождения и древнего рода поведения и решил далее в безобразиях не участвовать. Ему удалось ещё выбраться из толпы, ускользнуть от невнимательного серого и добраться до магазина. То есть того, что от него осталось — за каких-то пару часов выгорел весь квартал, и на месте "Темных штучек" высилась целая гора черной трухи, крошева и ещё светящихся алым изнутри, подспудно, головешек. Словно по дому "огненным валом" прокатило. Но оплакать дом Гедемин уже не успел — спину ожгло плетью и пепелище исчезло за опустившейся завесой внезапной ночи...
А следующим, что Гедемин перед собой обнаружил, были стены того самого Распределителя, в котором пан Загреба так не хотел проходить службу. И так как новое гражданство пан получить не озаботился, дальше события развивались стремительно — обвинение по статье четвертой Кодекса Империи "Участие в деятельности незаконных формирований, имеющих целью смену существующего законного режима", скорый "специальный" трибунал для "подпольщиков", которых Гедемин и в глаза-то не видел... И замена смертной казни ввиду полезности талантливого мага для Империи пожизненным заключением в трудовой лагерь особого режима при исследовательском институте прикладной магии, в просторечье именуемый "шарашкой". К моменту уже нечаянного освобождения Гедемин в шарашке отбыл чуть больше полугода, за это время разработал три десятка заведомо неосуществимых планов побега, раз пять едва не начал методично и уверенно, как он делал все и всегда, вскрывать вены, а заодно наварил тысяч десять склянок уникальных составов — прелести пятнадцатичасового рабочего дня. И нападение на базу стало для него настоящим подарком судьбы, шансом, выпадающим раз в жизни. Он подхватил все самое ценное, что нашлось в его скромной казенной лаборатории — книжки и составы, и кое-что из необходимого на первое время — белья, предметов гигиены (жил он все в той же лаборатории, на узкой койке в углы, "у станка", значит...).
