Зря спящий проснулся

— Мне нужно позвонить, — прохрипел Андрей.

— Тебе сейчас нужно молиться.

Его рывком подняли, потянув за одежду, и поставили на ноги. Уж лучше бы им было этого не делать, потому что колени подгибались от страха и стыда, лицо горело, а из внешних уголков глаз непроизвольно текли слезы. Вернее, текли раньше, потому что Андрей был уверен, что успел справиться с собой довольно быстро, но одна или две капли с каждой стороны, предательски проложили в грязи на лице чистые русла.

Штаны на одной ноге порвались и сквозь прореху было видно жалкое сбитое костлявое колено.

И вообще, Андрей целиком и полностью чувствовал себя жалким. С ним никогда еще такого не случалось, чтобы он весь был в чьих-то руках, с потрохами. Он не служил в армии, не состоял в партии, не работал на директора-инквизитора и его не били в школе. То есть, никогда никто не касался его чистой и незамутненной свободы своими ручищами.

А вот теперь, здесь, это произошло.

Кто они были такие? Он осмотрел их всех, но кроме масок, черных одежд, широких плеч и отсутствия номеров на машинах, ничего не заметил.

Неужели они пришли за Спящим? Бандиты? Или наемники из других стран-конкурентов? Тогда все было плохо, слишком плохо, за такое могут и убить не раздумывая. Но пока он был жив и готов идти на переговоры.

У внедорожник распахнулась передняя дверь, и с пассажирского сиденья вышел еще один человек, на этот раз без маски. Загорелое лицо, ясные синие глаза, короткостриженные седые волосы. Он был одет так же, как и остальные бойцы, но имел при себе лишь пистолет в кобуре. На поясе болталась бурчащая и потрескивающая рация.

— Как вас зовут? — спросил он с ходу.

— Кузнецов Андрей Геннадьевич. — Ответ вышел отвратительным, голос дрожал, как у школьницы перед первым минетом.

— С какой целью вы проникли на закрытую территорию, Андрей Геннадьевич?

— Я никуда не проникал, я здесь работаю, неподалеку!

— Вот как? Где же?

Андрей замялся. Говорить о ФСКО или нет? В договоре было четко указано, что он теперь является работником государственного учреждения под названием... которое абсолютно вылетело у него из головы. Главный смотрел на него выжидающе, поэтому нужно было что-то ответить. Он открыл рот и в это время его нетерпеливо тряхнули так, что клацнули зубы.

— Скажите ему, чтобы вел себя потише, — попросил психолог, кивнув назад.

— Это уж мы сами решим. Так где вы работаете, Андрей Геннадьевич? Или затрудняетесь ответить?

— Я работаю на государство. Я федеральный служащий.

— Да ну. Я тоже. И что за служба у вас такая?

— ФСКО! Говорит вам это о чем-нибудь?! — в сердцах воскликнул Андрей.

— ФСКО? — Главный переглянулся с бойцами. — Надо же.

Он вытащил рацию и отошел в сторону, что-то, судя по интонациям, спрашивая, время от времени поглядывая на Андрея. Затем вернулся.

— Скоро мы все выясним. А скажите, Андрей Геннадьевич, если уже вы работаете на ФСКО, то в ваших должностных инструкциях не указано, что нельзя заходить на другую сторону озера?

— Нет. А что в нем такого? И кто вы такие, в конце концов?

Главный смотрел на него спокойно и с легкой насмешкой.

— Мне кажется, что вы не совсем правы. Перечитайте инструкцию, Андрей Геннадьевич. Или, это куда лучше, спросите у своего непосредственного коллеги. Если вы, конечно, его коллега.

Он указал за спину и боец рывком развернул Андрея вокруг собственной оси. На дорогу выехал еще один черный внедорожник, на этот раз знакомый на вид. Именно он постоянно был запаркован на стоянке у здания федеральной службы.

Из него вышел Свистов, начальник охраны. Только его здесь не хватало, Андрей от безысходности закатил глаза.

— Здрасти, — сказал он. Пиджак сидел на Свистове все так же отвратительно, как старая шкура на змее, которую она все никак не может сбросить. Плюс еще подплечная кобура оттопыривала полу и смотрелась со стороны, как злокачественная грыжа. — Приняли нашего мальчонку?

— Привет, Владислав Владимирович. — Главный пожал ему руку. — Признаешь парня? Ваш?

— Наш, а то как же. Наш! — Свистов со слишком большой радостью потрепал Андрея за плечо и передал главному пластиковый ключ-удостоверение, которое, конечно же, захватил из запертой комнаты, ничуть не побоявшись пройтись по личным вещам.

— Психолог, значит.

— Ага. Умный малый!

— Психолог так психолог. — Главный надел шнурок с карточкой на шею Андрея и приказал: — Снимайте наручники.

— Айн момент! — неожиданно вмешался Свистов. — Не оставите нас наедине на пять минут?

— Без проблем.

Раздалось шуршание ботинок и Андрей затылком почувствовал, как люди позади него начали отдаляться. Затем хлопнули двери и один из автомобилей, скорее всего это был фургон, с хрустом включив заднюю скорость, сдал назад. Начальник охраны все это время внимательно следил за происходящим через плечо психолога, затем посмотрел на него, открыто и весело, и сказал:

— Вот и встретились, сученыш.

— Это вы сейчас к чему?

— К тому, что следить за базаром своим нужно, молокосос. Ты думал, что сможешь меня опустить при всех? При генерале? И тебе за это ничего не будет?

— Я не собирался вас опускать, о чем вы?

— А ты вспомни, напряги мозги. Давай-давай, вспоминай, как меня поставили на место, словно девочку-целочку какую. Обидел я парня, ведите ли, заговорил на отвлеченные темы. Не много ли внимания к такому молокососу, как ты? Ладно, этот урод в своей комнате с мягкими стенками, но ты — ты-то чего о себе возомнил? Управы думаешь на тебе нет? Ошибаешься.

— Так вот это все — управа что ли? — Андрей сплюнул в сторону. На зубах хрустнула грязь с асфальта.

— А ты раскинь мозгами. — Свистов приобнял его и едва заметным движением ударил по почкам. Психолог охнул и подался вперед, но сильные руки поддержали его. — Тише, тише. Не паникуй. Вот это тебе мое маленькое предупреждение, понял? Я мог бы вообще сюда не приезжать, сказал бы, что не знаю никаких Кузнецовых. И черт его знает, что с тобой было бы, потому что вон там, — начальник охраны указал дальше по дороге, — целая маленькая армия, которая бдит денно и нощно, всегда на страже спокойной жизни нашего важного объекта. Кстати, тебе теперь придется подмахнуть не глядя новый договор о неразглашении, так как знать о том, что здесь находится целая рота бойцов, ты не должен был. Усек?

— Усек. — Андрей покривился.

— Не морщься. Я тут подумал — подслащу тебе пилюлю. Ни слова никому не скажу о сегодняшнем происшествии. Это нигде не будет указано в отчетах. Забудем, как маленькую неприятность, в которую ты наступил и провалился по самое горло.

— Откуда такая доброта?

— Оттуда, что кое-кто может меня напрячь и попытаться выяснить, почему я тебя не проинструктировал. А мне это не нужно. Нам же не нужны лишние проблемы, согласен?

— Так это вы?

— Что я?

— Убрали упоминания о том, что сюда ходить нельзя?

— Нет, не я. Это твоя бестолковая голова их не нашла. Я, может, и виноват в том, что попросил охранников попусту тебя не беспокоить и не сообщать, что сюда заходить нельзя, каюсь.

— Сука ты, — сказал Андрей безэмоционально.

— Но-но, — Свистов радушно улыбнулся и снова ударил ребром ладони по почкам, так, что психолог прикусил нижнюю губу и застонал. — Смелым будешь, когда вернешься в ФСКО. И не вздумай жаловаться, кстати. Иначе я все обстряпаю так, что это ты специально сюда поперся, а я тебя предупреждал и отговаривал. Ты же в курсе, что я тут всем заведую? У меня мышь не проскочит, стало быть, все мне верят и никто не поверит тебе.

— А что, если сюда забредет Максим? Тоже изобьете его?

— Объекту не раз и не два сообщали, что за шлагбаум нельзя. В личной форме. То есть, сам я проводил с ним беседы. Да и у него есть свой, персональный угол, этакий кухонный рай.

— Понятно все с вами. Теперь наручники можно расстегнуть, после триумфального отмщения?

— Без проблем, молокосос. — Свистов помахал, подзывая главного или, как теперь выяснилось, командира целой роты. — И вот еще один момент, который хочется уточнить. На всякое твое дерзкое действие — будет противодействие. Связей у меня много, учти. И я теперь глаз с тебя спускать не буду.

— Мне бояться?

— Да нет. Просто будь начеку, дружище! — Он похлопал Андрея по плечам и терпеливо подождал в сторонке, пока главный снимал наручники. — Ну, пока, спасибо за сотрудничество, мы поехали.

Они все пожали друг другу руки, причем Андрей с крайней неохотой, и разошлись по машинам. Свистов запрыгнул на водительское сиденье, а Андрей, подергав ручки одной и второй пассажирской двери, понял, что они заперты.

— Разблокируй, — попросил он.

— Иди-ка на хер, своим ходом, — крикнул начальник охраны, нажал на клаксон, и с проворотом колес рванул с места.

— Ну да, — сказал Андрей, — ну да.

ДЕНЬ 42

Максим сидел в кресле, положив на колени развернутую газету, и читал. На широком правом подлокотнике стояла кружка с крепким чаем, на левом лежала скомканная фиолетовая обертка от маленькой конфеты.

Чай да конфета — вот и все, что можно было есть до процедур. Это бесило его больше всего. Даже больше деловых лиц докторов, больше зудящей боли от разрядов тока и больше того, что он по-прежнему ничего не помнил, как бы психолог не старался и какие бы изощренные программы не применял.

Иногда Максиму казалось, что ночью он видел сон из своего прошлого, но по утру ничего не мог вспомнить из него. Как письмо, залитое толстым слоем льда, воспоминания нельзя было рассмотреть или хотя бы приблизить, они маячили где-то на горизонте, такие далекие и, одновременно с этим, такие близкие. Но не было чего-то особенного, того, что могло растопить лед и вырвать их наружу.

Каждую ночь он закрывал глаза, в надежде, что на следующее утро все изменится, но ничего не менялось.

Все было, как и прежде.

Волосы слишком отросли и лезли на лоб, но он не хотел стричься, зная, что скоро эксперименты доберутся и до головы, и вот тогда его череп обреют полностью. А пока что Максим наслаждался ненужным, но своим. Чьим-то собственным в этом чуждом враждебном мире.

В газете ровным счетом не писалось ничего интересного. Политические страсти, политические ссоры, бытовые ужасы. Он с шуршанием переворачивал одну страницу за другой, пока не добрался до анекдотов и кроссворда. Это на немного задержало его. Сходив за ручкой, он начал разгадывать несложные вопросы, заполняя клеточки аккуратными мелкими буквами.

И когда весь квадрат был испещрен синими чернилами, за исключением двух или трех слов, в палату вошли врачи.

В палату...

Максиму не нравилось это название его жилища, но иного и придумать было нельзя. Ему предлагали перебраться в другие комнаты, благо в здании их было достаточно, и заглядывать сюда лишь на время процедур, но он отказался, так как ни в одной из них (а он обошел все) не имелось такого прекрасного вида на улицу. Все они были маленькими, серыми и скучными, здесь же он чувствовал себя хотя бы просторно и не сковано. Один плюс. Единственный плюс.

— Доброе утро, Максим, — пропел главный терапевт Матвеев, на ходу делая ручные записи в своем планшетном компьютере.

— И вам не хворать.

— Твоими молитвами. — Николай Владимирович был, как всегда, на высоте. Вежливый, загорелый, с идеально скорректированными бровями, прической и наманикюренными ногтями, он мог показаться противным. Например, Максим знал, что Андрей его сильно не любит, но что касается его самого, то он относился к Матвееву снисходительно. В конце концов, кто мешает мужчине на склоне лет ухаживать за собой и прилично выглядеть?

Помощников у Матвеева было трое — два довольно молодых парня и женщина в годах. Они никогда не разговаривали с Максимом, молча выполняя приказы своего начальника. А вот он постоянно болтал с объектом, на какие-то нейтральные темы, но, бывало, что и на конкретные — касательно экспериментов и их результатов.

К креслу, с которого Максима даже и не встал, подкатили металлический столик с лежащим на нем белым квадратным прибором. От него отходила пара тонких проводов, к которым крепилось нечто, похожее на толстую, увеличенную в пару раз, шариковую ручку. Врачи называли ее "электрической иглой", Максим — говноштукой.

— У меня хорошие новости, Максим, — с белоснежной улыбкой сказал Николай Владимирович. — Мы практически выяснили твои закономерности.

Спящий распахнул глаза.

— Может, поясните, что за закономерности, а то я не понял?

— Помнишь, я говорил, что на полное исследование твоего тела электрической иглой уйдут годы. Если мы будем проверять по квадратному сантиметру в день, так?

— Да.

— Площадь тела человека занимает примерно два квадратных метра, если снять с него кожу и как следует растянуть.

— Вау, — без особого воодушевления протянул Максим.

— В одном метре — десять тысяч квадратных сантиметров. Следовательно, чтобы составить полную карту твоих рефлекторных воздействий на окружающую среду, нам понадобилось бы двадцать тысяч дней. Догадываешься, сколько это лет?

— Нет.

— Пятьдесят пять с половиной! — воскликнул Матвеев.

— Немного... долго, ага.

— Есть такое. И понимая это, мы пошли иным путем. Мы проверяли тебя в разных точках тела. Не подряд, шаг за шагом, а в разных местах. Затем, загружали все это в компьютер, и он выводил примерную модель твоих последующих реакций в определенных местах. Это были как бы контрольные точки, по которым мы выстроили координаты. И у нас вроде бы получилось. Две следующих недели мы сделаем калибровочными, чтобы точно убедиться, что не ошиблись. То есть, осталось потерпеть всего четырнадцать дней.

— Классно, — Максим расплылся в улыбке.

— И вот еще кое-что. — Матвеев взял электрический инструмент и нажал кнопку на рукоятке. Белая коробка мерно загудела, а на конце иглы, с еле слышным треском, вспыхнула маленькая голубая точка. — На данный момент это теория, но меня попросили сообщить.

— Пожалуйста.

— Вы пока настройте передатчик, — приказал терапевт помощникам, и те все втроем ринулись к коробке. Вытащили из-под нее датчики-присоски и начали прикреплять их к объекту. — Это теория, повторюсь еще раз, но она весьма вероятна. Я думаю, что так оно и есть на самом деле. Когда мы проводили электрические тесты, то у нас была двойная реакция. Как понимаешь, помимо твоей кожи и мышц в той точке, которую мы пробивали током, на это вторжение еще и реагировал мозг. И каждый раз возмущалась разная область коры.

На голову Максима надели шапочку из эластичных ремней, похожую на каркас деревянного купола.

— И я думаю, что смысл твоих уникальных способностей не кроется в теле, а содержится в мозгу, — закончил Матвеев.

— Вот оно как.

— Да. Каким-то образом твой мозг превратился в земной шар. Образно говоря, конечно, но тем не менее.

— И зачем вас просили мне это передать?

— Чтобы ты знал, во-первых. А во-вторых, чтобы и тебе было над чем поразмыслить. Вероятно, что зная, где кроется твоя сила, ты... — Николай Владимирович неопределенно помотал кистями рук, — ты сможешь контролировать погоду и воздействовать на окружающую среду самостоятельно.