Ба! Вирхофф!

— Неужели? А я думала ты любуешься своими предшественниками. Тот, что справа...

— Деспина, — корректно перебиваю её. — Уж прости за откровенность, я не намерен заниматься блядством, как бы обстоятельства к тому не подталкивали.

Грубость заставила Харитту опешить.

— Ты хочешь сказать.... — взбрыкнула она, хотя было проще спросить, я тебе не подхожу?

— Совсем не то, — замахал я руками. — Причем тут ты. Для меня изменить данному в церкви слову ни что иное как блядство. И оно мне претит.

— То есть ты спокойно пробудешь здесь до первой септы и ляжешь под топор?

— Нет, суну тебя в мешок, перебью стражу, прикокошу вашего сторожевого пса господаря и увезу за тридевять земель, где мы будем жить долго и счастливо, — печален я в своей шутке.

— Не получится, — не восприняла она моего ,,англицкого хьюмора".

— А я и пробовать не буду. Плаха так плаха.

— А как же Святилище?

— Есть вещи, которые должен сделать, а есть, которые обязан хотя бы попытаться совершить. Святилище из разряда последних. Я попытался и не получилось. Такова судьба. Я фаталист.

— Кто?

— Человек, который верит, что все события жизни предрешены. Если мне суждено лечь завтра на плаху, то этого не избежать в любом случае.

Прозвучало по книжному заумно и книжно.

— Во что еще ты веришь, — соизволила она пройтись к окну, очевидно полагая, то, что вижу я поможет лучше меня понимать.

— Что нарушать данное слово грех. Нарушить данное слово женщине еще больший грех. Даже если претендентка превосходит её и по красоте и по положению, я чуть не покраснел от вранья.

— Подлизываешься? — почти раскусила она меня.

— Говорю правду, — ,,искренен" я.

— Разве может мужчина говорить правду? — гневается деспина и очевидно не без причин. — Вы? Двуязыкие змеи!

— Двухголовые, — поправляю её.

— Двухголовые, — соглашается Харитта.

— Говорю за себя.

— Значит у вас любовь? — трясет её от моей наглости спорить.

— Как бы банально не звучало, да.

— Врешь. Вам плевать на любовь! Вам раз-раз и в постель.

— Никаких раз-раз и в постель, — моя очередь возмущаться. — Постель тут причем? Не надо путать физиологию и чувства.

— Ах, физиологию?! — взвыла Харитта.

— Да. Постель отдельно, любовь отдельно, — тверд я.

В гневе моя оппонентка еще некрасивей, чем в обычной обстановке.

— И ты значит, никогда не изменял своему слову? — для убедительности она берет из шкафа книгу и бросает мне. Убедись!

Толстенный том. ,,Мужская неверность в зеркале истории. Один миллиард поучительных примеров". Про меня что ли? Нет. Всем досталось. От очередного Синего (или розового) Чулка.

— Никогда. Изменить любимой, для мужчины это все равно... ну все равно как потерять девственность. Один раз и все. Конченый подлец!

— И никогда не спал с чужими женщинами?

— Вротердам, Попендаген и Доггистайл* я практикую только с женой, — заявляю категорично.

Она ничего не поняла, но почувствовала, это что-то очень хорошее, но для нее табу!

— Впрочем к чему наш спор? Пусть каждый останется при своем мнении, — я сел за стол.

И сожрать нечего! Кругом капуста, морковка и брюква! Кулинарный намек, все мужики — козлы?

— То есть ты так просто просидишь до первой септы? — не может успокоиться она.

Эдак её прибило на диспуты. А может ждет когда начну рассказывать жалостливые истории, ползать на коленях, лизать ступни, сосать пальцы ног и страдать прочей дурией, о которой пишут в книжках. Дескать, нет предела возможностям удовлетворить женщину? Какие возможности?! Что х..ем не доеб...шь, то яйцами не дошлепаешь! Вот тебе и предел и возможности.

— Для начала поем, — я показал на сервировку, не представляя, как это сено есть. — Не возражаешь? Потом на боковую. Могу почитать, — указываю на шкаф забитый макулатурой. На всех обложках прекрасные дамы обнимали, целовали и задирали ноги на рыцарей, маркизов и графьев. — Или продолжу разговаривать с тобой. В чем ценность встреч? Даже вот таких мимолетных. В общении.

— То есть разговорами дело и закончится?

— А что ты от меня хотела? Про блядство уже сказал. Если тебе нечем заняться или не подходит мною предложенное, тогда вяжи или вышивай. Или ложись спать, — я горько усмехнулся, словно что-то вспомнил из без возвратно утерянного. — Ты не храпишь во сне?

— Нет, — ошалело ответила она.

— Это хорошо. Я сам не храплю и не люблю, когда храпят, — умиляюсь я, — Правда Лидочка иногда храпит. Когда.... Ну после этого все.

— Лидочка? — захлопала глазами Харитта. Мне полагалось добиваться её расположения, а не придаваться приятным воспоминаниям семейной жизни.

— Лидия дье Феера ди Гошен! — гордо произнес я.

Деспина прошлась собраться с мыслями.

— Так значит у вас любовь? — вернулась она к больной теме. — А как тебе это? — и поддернула подол платья.

Провокация! Противник прибег к запрещенным приемам!

— Очень качественные чулки. Но лучшие вяжут в Дю Рионе. Двойная нитка и еще кружавчики, — чесал я.

Она открыла рот, напомнить не о чулках спрашивает. Но решила по-другому и поддернула подол еще выше.

— А кроме чулок, — попробовала она направить мою пуританскую мысль.

— Петля спустилась, — показал я пальцам. Коленки Харитты остры до не приличия. Но в женщине с задранным подолом недостатков быть не может! — Дай угадаю, кружева растительные.

Она поддернула подол еще выше, показать — фиг тебе, геометрические!

— Мне растительный больше к душе, — покачал я головой. Оставив в покое диетические голубцы, спросил позевывая. — Не возражаешь, если я лягу. Ты с какой стороны будешь спать?

— Так и знала! Все ты врешь! Думаешь меня в постель затащить. Только у тебя ничего не получится.

— Почему это? В смысле почему спать не получится?

— Потому что у меня вот! — Харитта задрала подол высоко-высоко. На ней блестел хромированным железом пояс верности. На танке Тигр броня скромнее!

Я махнул рукой.

— Не помеха.

— Что значит не помеха? А куда ты...

Она непонимающе уставилась на меня, забыв опустить платье.

— У меня ключ есть. — сообщил я.

— Врешь!

— Не вру.

— Нагло врешь! — твердит о своем Харитта. Ей нужна хотя бы маленькая победа. Чтобы со спокойной совестью отправить меня на плаху.

— Хочешь убедиться?

— Хочу!

— Хорошо. Но я тебя не заставлял.

— Ну-ну, посмотрим.

Я извлек ключ подаренный мне Рауфом. Если новатор ошибся в расчетах, мессиру Вирхоффу осталось недолго жить.

— Где дырка? В смысле скважина, ну куда вставлять, пихать, — начал я перечислять. Все равно получалось двусмысленно. Вставлять, пихать....

— Вот здесь, — показал Харитта.

Я вставил (господи боже мой! Ключ вставил! Ключ!) и пошуровал. Замок щелкнул. Подхватил пояс и отшвырнул подальше.

— А говорила вру.

Мужественно убираю руки от... от... от... Убрал я руки!

Она не знала что и сказать. Её нагло игнорировали! Такую... такую самую лучшую.

Харитта в сердцах пнула подкачавшую защиту, плюхнулась в кресло и разревелась самым натуральным образом.

— Чего ты ревешь? — подполз я к ней на четвереньках.(Ей польстило) Взял за руки заглянул в лицо. — Ты же умница, красавица. У тебя все еще будет.

— Когда?

— Не сейчас, так потом

— Все потом! Все потом! Я уже старая...

— Ну, какая ты старая...

— Мне двадцать пять! Я старая и никому не нужная. У меня даже любовника нет!

— Почему?

— Не полагается.

— Несправедливо.

— Скажешь тоже!

— Ну не реви, не реви белугой!

— Буду.

— Не реви, а то подумают из-за меня.

— Пусть думают!

— Я же тебе ничего плохого не сделал и не сделаю.

— Вот именно. И хорошего тоже... Не сделаешь...

— Пойми, я человек связанный святым словом, — гладил я её по руке, потом по коленке, подбираясь выше и выше. — Я не могу изменить слову.

— Все ты можешь!

— Не могу.

— Мооожееешьььь...

Она буквально захлебнулась слезами.

— Ты разбиваешь мне сердце, — я театрально страдал у её ног. Ей нравилось и она продолжала.

— А я буду!

— Ну не надо, — я поцеловал её в щеку.

Слезы деспины горьки, как горько одинокое сердце.

— Ну что мне сделать, чтобы ты не плакала?

— Что-нибудь...

— Что именно?

— Доггистайл.

— Ты хоть знаешь что это такое?

— Нет.

— Может тебе этого совсем не нужно.

— Нужно! — заблестели её глазки. Она чувствовала свою близкую победу!

— Не плачь.... Если ты поклянешься, — чуть слышно произнес я.

Плач уменьшился.

— В чем?

— Что никому не скажешь,

— Да.

— Нет, мы вместе поклянемся, что все останется между нами.

— Ага, — согласилась она, живо вытирая слезы.

— Повторяй! Пусть небо будет нам порукой, что мы сохраним втайне от всех наше деяние.

Она повторила, пропуская гласные и целые слова. Получилось что-то вроде.

— По пу буду!

Как порой мало надо женщинам. Достаточно фальшивой крошечной победы.

— И мы все-все будем? — спросила Харитта перестал всхлипывать.

— Все, — заверил я.

— И доггистайл?

Вот заладила, одно и потому!

— Обязательно, — заверяю её.

— И попендаген?

— Если будешь настаивать.

— И вротердам?

— Да. С чего начнем?

— А что порекомендуешь?

О, как! На подобный вопрос я уже отвечал когда-то давно.

...— Солнце мое, я знаю тысяча один способ возлежания.

— Так давай возлегем этими тысяча одним способом. — щебечет моя пташка.

— Все не успеем.

— А ты поторапливайся. Мне еще в магазин за хлебом идти....

Деспина отоспалась на мне за всех мужиков что пропустила в своей жизни.

0-11.

Через три дня (догадываюсь почему) нас проводили в подвал, открыли узкую кованную железом дверь.

— Держитесь правой руки, не заблудитесь, — напутствовал Шибл.

Потолок, пол, стены туннеля из хрусталя. Играет свет, бегают всполохи, переливаются блики. Красота такая, варежка сама открывается.

Выход на карниз. Вниз надо прыгать с трех ростовой высоты. Пикар спустился первым. Я помог деду. Готвин его подхватил.

— Спасибо сынки. А то развалюсь. А еще идти и идти, — поблагодарил Еня.

Если бы... Нас ждали. В конце спуска. Семеро. Одетые в разноцветные одежды. Красный, оранжевый, желтый.... Достали клинки. Никаких переговоров или условий. Может им ключ нужен? Может быть. У кого спросишь? У того косоротого, что прет буром, размахивая отличной железякой, способной развалить от плеча до пупа.

— Лешек, сынок, ты только меч ТОТ не бери? — просит дед, приноравливаясь взяться половчее за посох.

— Ладно, — заверил я его, вооружаясь Хвитингом. — Только и ты под ногами не путайся. Встань в сторонке.

— Я пособить.

— Вот и пособи, не путайся. Куда ты против них со своим дрыном.

Дед понуро отстал. Я оглянулся. Устал он.

На их стороне численное превосходство и мастерство. Даже пикар только и делал что отступал и оборонялся. Я тоже отступал. Шаг за шагом нас теснили вверх к карнизу. Одна беда, обратно на него не заскочишь. Я попробовал уклонится в сторону, растянуть фронт, а если придется, то и побегать. Уж что-что, а бегать герои горазды. Не вышло. Все пути блокировались. Все атаки отражались. Однако отступать нам позволяли безо всяких помех. Отошел на шаг-другой, передохнул. Опять уперся, пока тебя не вышибли с позиции.

"Надо было Грам взять", — попенял я на себя и на деда. Вот важность. Зато бы в нашу пользу счет был. А так!

Словно услышав мысль четверо отсекли меня от пикара с которым мы шли плечо в плечо и как-то уж сходу его разделали. Только что Готвин умело отбивался, ни в чем сильно не подставляясь, а на-ка! закровянила грудь проткнутая с правой стороны, расползся доспех вскрытый на животе, отказала нога пробитая насквозь. Пикар сдался в минуту. Раз и вскрыли горло. Он всхрапнул, неловко упал, потянувшись взглядом к старику. Прости!

Теперь поочередно ,,каруселью" обрабатывали меня. Что япошки русский флот при Цусиме. Я старался, как мог. Но отступал. Не тягаться мне с ними. Но сдаваться не думал. Нет! Как сдаваться? Последний боец в отряде!

Я уже прикинул изловчиться скакнуть назад, и успеть добраться до Грама. Но такого шанса мне не предоставят.

— Дед! — окрикнул я Еню. — Достань меч! Достань! Все равно подыхать, так хоть с честью. Хоть одного положу. За пикара поквитаюсь.

Вместо того чтобы послушаться, старик заковылял мне на помощь.

"Убьют!" — плеснуло в сердце холодом.

Из всех звуков я почему-то явственней слышал неуверенные старческие шаги.

— Давай! Давай! Сука криворукая! — погнал я себя в атаку. Вспомнил пикара. Нет, таких догов мне не надо. Не надо! Хватит с меня Сент-Уада! Лучше уж тут! Все одно, под каким камнем лежать. Теперь я понял, почему не взял ни Гутти, ни Вика, ни Рауфа. Они бы легли вместе с пикаром. Здесь. Ни за что ни про что. По неясной для меня причине. Вольно или не вольно, я подарил им короткий отрезок жизни. А это не плохо!

Они отступили. Не знаю почему, отступили. В тот самый момент, когда дед доплелся до меня.

Задыхаясь, я хватал воздух ртом. Не в силах продолжать. Какой продолжать? Мне бы вздохнуть-выдохнуть. Тот, что в красном кивнул мне, и ,,цветные" ушли. Я привалился к ближайшему камню.

— Вот и обошлось, — вздохнул дед.

— Обошлось, — промямлил я, не в силах злится.

Малость передохнули. Я завалил пикара камнями, забрал его мешок.

— Пойдем что ли? — спросил дед.

Выглядел Еня плохо. Еле двигался. Хоть на заплечья сажай.

Потихоньку спустились в долину. Умылись в ручье. Присели на дорожку.

Старик медлил, хотя до этого подгонял меня. Я не торопил. Столько испытаний выпало. Но все обернулось хуже не куда.

— Все, сынок, — устало произнес Еня, выпуская из рук котомку.

— Отдохни, батя — забеспокоился я. — Успеем.

— Не в отдыхе дело. Закончилось мое времечко, — непослушной рукой он достал кошель и протянул мне. — Я вот повозку нашу продал и лошадку. Тебе пригодится.

— Прекрати, — я тихонько похлопал по плечу, подбодрить. — Отдохнем и пойдем. У нас с тобой дороги — топай да топай!

— Нет, Лешек никуда я уже не пойду, — дед вздохнул тяжело и повалился на бок.

Подхватил поддержать.

— Ты что батя? Может воды? Скажи? Ты скажи. Давай отдохнем. Позже пойдем. Кто нас гонит? Никто. Подожди, я сейчас, — засуетился я. А у самого внутри все поджилки трясутся, дых перехватывает, мысли путаються.

— Ты вот что... Послушай меня. Послушай..., — заторопился говорить Еня. Поймал меня за рукав и не отпускал, словно боялся не успеть рассказать. — Обманул я тебя.

— Обманул и ладно, — соглашался я. Сердце металось что лист на ветру. Дед угасал на глазах. Осунулся, посерел.

— Не ладно. Не ладно... Обманул. Там, на дороге обманул. Не было в Роше ни Йонге, ни месс Итты. Ушли они. За три декады, как тебе вернуться. А я ждать остался. Прости, сынок.

Он попробовал приподняться на локте. Удобней меня видеть.

— Лежи, лежи.

— Уж належусь скоро, — задыхался дед и продолжал. — Куда ушли не знаю. Йонге так сказала, найдет. Я вот тоже думаю, найдешь. Человеку без дому нельзя. Геройского он вида или обычного. Должен быть у него дом. Должен быть у него угол, где его ждут. Место, за которое в жизни надо зацепиться, а не лететь по свету перекати-полем. Но это после. Ты как доберешься.... До святилища... Не спеши, не торопись шкатулку тревожить. Может подвох какой... Не спеши... И меч этот клятый не тронь. Меч особенно....