— Ты уверен? — Ивик с опаской огляделась, словно ожидая увидеть где-нибудь на стенах микрофоны.
— Уверен. Так как со связью — нормально все прошло? Если не возражаешь, я сразу посмотрю сообщения...
Он поставил на стол маленький черный эйтрон, вставил флешку, переданную Ивик.
— Нормально, — сказала разведчица, — страшновато, конечно. Патруль сразу засек. Но в принципе...
— Они такие. Я знаю, случалось и самому выходить на связь. Тяжело это, — он чуть нахмурился, — с одной стороны, и не знаю, рад ли я, что именно ты... То есть, конечно, — оборвал он себя, — я очень рад, что тебя вижу. Но опасно это уж очень.
Ивик опустила лицо в лни. Я очень рад... очень рад... так же не бывает. Она почувствовала себя значительной, необыкновенной. Не такой, как все. Она прекрасный, уже известный писатель. Редкий специалист. Красивая женщина. Почему бы ее и не любить? И не помнить много лет, хотя бы даже такому уникальному, редкостному мужчине, как Кельм? Разведчик между тем слегка хмурился, изучая присланные из Дейтроса сообщения. Которые она — Ивик — с риском для жизни и вообще, если честно, довольно сумбурно — но все ж-таки успешно приняла для него в Медиане. Гэйна снова загордилась собой. Минут через пять Кельм закрыл эйтрон.
— Все нормально. Для тебя пока ничего нет. Ты после работы есть хочешь? Или только кофе?
— Мы перекусили там, давай лучше кофе
Ивик вскочила, намереваясь помочь, но Кельм жестом показал ей "сиди". Наблюдать за ним было одно удовольствие. Экономные, точные движения, нечеловечески быстрые, но не суетливые. Кельм заварил кофе в машине, в несколько мгновений накрыл стол — чашечки, прозрачные, как лепестки, варенье, печенье, шоколад. Маленькая бутылочка безбожно дорогого коньяка. Боже мой, подумала Ивик, такой мужчина, прямо как в здешнем "дамском романе", лучше бы он не был таким идеальным, а то комплекс неполноценности мучает. Одно только непонятно — неужели за столько лет он не нашел себе никого? Пусть даже и в Дарайе. Здесь есть наши красивые девушки, из обеспечения, из связи. Дарайки-блондинки. А почему это я решила, что никого у него не было? И даже — что нет? Религиозными комплексами он не страдал и тогда, взгляды на это дело у него легкие. Скорее всего, кто-то был или даже сейчас есть.
Почему-то эта мысль совершенно не была мучительной. Есть — так есть. Главное, что он и ей тоже улыбается и говорит, что рад видеть. Правда, это еще ничего не значит. Мало ли. Старое знакомство, дружба, хорошие воспоминания.
Есть — так есть. Он не давал обетов, а уж ей лично и подавно ничего не обещал.
Он ей — никто. Но все-таки он ее, кажется, любит. Все еще, до сих пор. Она ему, кажется, очень приятна. И он ее рассматривает, похоже, как любимую когда-то женщину, а не просто так. Ивик это чувствовала. Но поверить как-то не могла.
Они слишком разные. Так не бывает. Она ему просто не пара.
Кофе тоже оказался вкусным — первый сорт. Лучше, чем было на Триме. Ивик уже стала забывать приятный вкус этого напитка. Кельм разлил коньяк в стопочки.
— Давай за встречу?
Наступило время спрашивать. Рассказывать. Какую хорошую легенду придумал Кельм, можно разговаривать и общаться — сколько угодно. Кстати же, эта легенда ничего такого особенного не значит. Посидит она у него в гостях — ну и что? Но и эта мысль не огорчала Ивик, скорее радовала. Ну их, эти любовные отношения — от них одни проблемы. Можно ведь просто вот так, сидеть напротив него, смотреть в глаза, ощущать иногда прикосновение руки. Разговаривать.
— Как же ты внедрялся? — задала она давно мучивший вопрос, — после всего? Ведь ты же второй раз по сути... И разве тебя нет в их базах данных, ведь ты уже был здесь?
— Я был не здесь. Другой материк. Я на Савай тогда попал, в Южном полушарии. И потом, это было чуть не 30 лет назад. Два года после квенсена. Другое имя, внешность, как ты понимаешь, за это время... заметно, что мне уже не 18 лет, да?
— Все равно. У тебя даже здесь осталось, — Ивик провела пальцем по щеке, в том месте, где у Кельма, если приглядеться, до сих пор сохранялись шрамы от калечащих операций. Хотя сейчас они напоминали просто морщинки на немолодом лице. Чуть необычно расположенные. Но и практически не заметные.
— Это только если знать. Ни один врач здесь не обратил внимания. Даже в атрайде.
— Как ты вообще решился на это? Я знаю, что ты герой. Но это уж слишком. Как они могли вообще от тебя такого потребовать?
— Да, это было трудно, — тихо сказал Кельм, — когда я узнал, как мне предстоит внедряться... Знаешь, не спал несколько ночей, хотел отказаться. Да, понимаю — сломать всю карьеру , отказаться от интересной работы. Но... как я представлю, что опять в плен. Опять будут бить, опять психологи все эти... Волосы, если честно, дыбом вставали.
Ивик протянула руку, погладила его по предплечью. Кельм быстро накрыл ее пальцы теплой сухой ладонью.
— Ничего, все-таки решился. И не жалею. Больше боялся заранее. Зато теперь, — глаза весело блеснули, — можно сказать, мечту жизни осуществляю. Соли на хвост этим гадам.
— Но досталось тебе все-таки там?
Кельм сдался в плен и согласился на сотрудничество, это было ясно Ивик. С целью внедриться в центр разработки виртуального оружия — лиар, как их здесь называли по аббревиатуре. Потом пару лет действительно создавал для дарайцев медианные образы — правда, немедленно передавая информацию о них в Дейтрос, так что оружие оказывалось практически бесполезным, ведь вся опасность — в новизне. Теперь занимал пост, позволяющий узнавать довольно много, и не только о виртуальном оружии, если постараться. К сожалению, для коренного, расотипичного по внешности дейтрина других возможностей внедрения в дарайское общество почти не существует. Ни один простой дейтрийский эмигрант карьеры в армии или политике не сделает. Уникальным случаем был Вэйн иль Кэррио, но и он — не простой эмигрант, а якобы перевербованный дейтрийский офицер.
— Досталось, конечно, — сказал Кельм неохотно, — вангалы же, что ты хочешь. И надо было изобразить сопротивление. Некоторое давление сначала выдержать. Но в общем, ничего, нормально. Знаешь, возможности, которые у меня здесь есть — они стоят и большего.
Он убрал руку, чтобы налить себе и Ивик еще кофе. Ивик украдкой прижала к щеке свое запястье, еще сохранившее его тепло.
— А вообще здесь занятно, — сказал Кельм, — работа напряженная, но чувствуешь, какие плоды она приносит. Иногда хочется, чтобы поспокойнее. Не знаю, может, старею уже. Но с другой стороны, конечно, не каждый справится с такой работой, и вся эта информация. Понимаешь, есть чувство, что ты выкладываешься полностью. Для Дейтроса. Отдаешь все, что можно, и ты — на своем месте, кроме тебя, эту работу никто не сделает. Понимаешь?
— Да, конечно, понимаю.
Она ничего, конечно, не рассказывала ему об отношениях с Марком. Зачем? У нее своя жизнь, у Кельма — своя.
Хотя они и сидели в гостиной на диване уже совсем рядышком, и рука Кельма лежала на плечах Ивик. Чуть подрагивала. Кажется, он волновался. И еще что-то было такое, мерцающе-жаркое, пронизывающее, но — вполне контролируемое. Однако уже нельзя себя обманывать, что вся эта легенда — просто так. Для прикрытия.
Ивик вкратце рассказала о жизни. Все хорошо, дети выросли. Работают, учатся. Все благополучно. Рассказала об изменениях на Триме, вскользь — о ранении, о том, как и почему ее перевели в Дарайю.
— Я еще тогда говорил, что вся эта система неэффективна. Извини. Ты-то хорошо работала, но... Впрочем, и Эльгеро это видел. Этот эксперимент начали до него. Наконец он решился его прекратить.
— Какая-то польза все же была. Например, я нашла Женю. Кстати, ты о ней ничего не слышал?
— Шемата Дарайи не такая уж маленькая. И мы стараемся знать поменьше, как ты понимаешь. Нет, не слышал ничего.
Окна потемнели. В это время года темнеет рано. Только после Возрождения опять начнут удлиняться дни, сокращаться ночи. А сейчас — темень, холод. Хочется спрятаться в домашний уют, зажечь огоньки, свечи, укрыться пледом. Огоньки и зажглись вокруг, но не свечи, а крошечные светильники в виде свечей, оказывается, развешанные по стенам, расставленные по столикам. Стало как при свете костра, что любое лицо делает прекрасным и значительным, глаза — блестящими. И они сидят уже совсем-совсем близко. Поговорили обо всем, и темы не кончаются. Так можно — до бесконечности. Ивик понимала, что пора ехать домой. По-любому уже пора. Глупо же. Даже если Кельм серьезно имел в виду воплощение легенды в жизнь — мало ли на что пойдешь конспирации ради — все равно, не в первый же вечер. Да и вообще, может, не стоит. Все же грех. Не надо так опускаться. Мы не дарайцы. Ивик ощущала, как ладонь Кельма сжимает плечо, и наплывало дежа вю, плечо казалось таким хрупким в его сильных пальцах.
— Арс Гелан. Помнишь, я говорил? Тот, кто меня спас тогда. Ты знаешь, он ведь не вернулся в Дейтрос. Работал на Савае. Еще несколько лет — и его бы здесь уволили на пенсию, он бы вернулся домой. А вот... не вышло. Провал, совсем незадолго до выслуги лет... Он погиб. Нормальный конец жизни для гэйна, но здесь в Дарайе это слишком уж гнусно. Как подумаешь, какая это именно смерть. Гелан... Я никого так в жизни не уважал, как его. Ты не представляешь, что он сделал тогда. И как вообще работал.
— Я слышала о нем. Его настоящее имя Шер иль Кетан. О нем много писали в Дейтросе в последние годы, после смерти. Что его информация была для нас жизненно важной, что несколько раз он буквально спасал мир.
— Ну вот, а я и не знаю, что он уже стал знаменитым, я ведь здесь уже был. Живешь тут, как на острове. И называть его привык дарайским именем. Гелан. Он был после Вэйна, наверное, первым таким разведчиком. В какой-то мере... — Кельм помолчал, — ладно, это тебе все равно предстоит узнать. В какой-то мере я продолжаю его работу здесь. Другую, не связанную с поиском информации. Об этом в Дейтросе, наверное, не говорили.
— Что за работа?
— Все в свое время, не торопись. Это правда, несколько раз он практически спас Дейтрос. Такая вот тут у нас работа, понимаешь, Ивик? И это, конечно, греет. Кроме того, Гелан когда-то спас меня. Еще тогда он сам был молод, только начинал. Вытащил меня, а чего ему это стоило, наверное, только я знаю. А я с тех пор его всего два раза видел в лицо. Но это был один из самых... самых важных для меня людей. И погиб он страшно, Ивик.
Это звучало не так, как дома. Слишком актуально. Такое может быть и с тобой. Пусть ты не суперагент, а всего лишь рядовой связник, тем более, с тобой не станут церемониться. Об этом просто не думаешь. Так же, как дарайцы не думают о возможном попадании в Колыбель. Так же, как люди вообще не думают о смерти.
А может быть, зря, подумала Ивик. На память ей пришла известная цитата одного из дейтрийских писателей-гэйнов: "Смотри ей в глаза, смотри всю жизнь — и у тебя будет шанс победить". Это о смерти. Ивик взяла левую руку Кельма, лежащую на коленях, прижала к своей щеке. Ощущая короткие обрубки пальцев. Не оторванные взрывом, не ампутированные — их ломали и резали без наркоза. Когда ему было восемнадцать.
Лицо Кельма оказалось очень близко, и взгляд — прямо в глаза, но совсем не смущающий, наоборот, вот наконец-то произошло то, что давно должно было случиться, вот наконец-то они вместе. Для них ведь естественно быть вместе, и ненормально — порознь. Они — родные люди.
— Как долго я ждал, — прошептал он, — любовь моя, как долго я ждал тебя.
У них было теперь одно тело на двоих, Ивик ощущала наполненность и законченность. Наконец-то, впервые за долгие годы, все было правильно, все — совершенно. Она втискивалась в Кельма своим телом, теплом, и он — в нее, и так они лежали, обнявшись, уже совершенно успокоенные, уже все произошло, и ничего нельзя поменять.
— Радость моя, — Кельм стал целовать ее лицо. Она плотнее прижалась, погладила его затылок.
Они лежали под легким одеялом. Не очень широкая кровать, но для двоих места хватало. Ивик плохо помнила, как они вообще попали сюда. По лестнице, вроде. Кельм был — как крепкое вино. Как наркотик. Не замечаешь окружающего мира. Но теперь уже надо идти. С утра ведь опять на работу. И еще связь... наверное, она выйдет на связь завтра. А не заведется ли у нее ребенок от всего этого? По времени цикла — вроде не должен.
— Надо идти, — сказала она со вздохом. Но невозможно оторваться.
— Ты права, да. Надо.
Они продолжали лежать.
А может, завтра сеанс связи окажется неудачным, ее убьют или, не дай Бог, захватят, провал, и тогда больше они уже никогда...
— Давай, — Кельм оторвался. Встал. Ивик села на край кровати. Спальня у него тоже — первый сорт. Мебель как на кухне, натуральная, но еще светлее, почти белая, выбеленное дерево. Шкаф с множеством зеркальных дверец — во всю стену, длиннющий. И во всю стену — окно, закрытое мягкими тяжелыми шторами. Вьющаяся зелень. Пушистый ковер на паркете. На стене — почему дейтрину не любоваться дейтрийской живописью — небольшая копия одной из знаменитых работ Кейты иль Дор, "Дракон на рассвете".
Ивик стала одеваться. Кельм несколькими взмахами застелил кровать. Вот ведь педант, все равно скоро ему спать ложиться...
— Ты правда, что ли, меня любишь? — спросила Ивик. Никакой вопрос не казался неуместным. Все было правильно и естественно с Кельмом. И он принял вопрос правильно. На секунду прижался лбом к притолоке двери.
— Я думал о тебе. Все годы. Таких, как ты, не бывает.
— Это таких, как ты — не бывает.
— Что с твоим мужем? — тихо спросил он. Ивик пожала плечами.
— У него своя жизнь.
Они вышли из спальни. Светильники в коридоре загорались и гасли автоматически, ощущая их приближение и удаление, освещая путь.Что муж, подумала Ивик отстраненно. Работа на Дарайе не предусматривает отпусков и тем более, выходных. Это с Тримы можно было уходить на выходные. Что там — небольшой путь через Медиану. А здесь в Дейтрос нельзя выйти, как на прогулку, здесь вернуться домой — серьезный, рискованный прорыв. Побег. На Дарайе работают годами, не возвращаясь домой. Кельм сказал, что не был в Дейтросе уже пять лет. Ужас какой. Но она это знала заранее. Просто ей было уже все равно.
Что муж? Наверное, теоретически, согласно христианским представлениям, они должны и так хранить друг другу верность. Святость в массовом масштабе. На самом деле, уходя сюда, она все равно, что развелась.
Хотя от этого только что совершенное не перестает быть грехом, чем-то кошмарным и неправильным. На это уже плевать, конечно. Но факт остается фактом.
— Я отвезу тебя домой, — сказал Кельм, — уже поздно.
После занятия с очередной группой вангалов Кельм направился к себе в кабинет. Обязанности для родного учреждения на сегодня выполнены. Но всегда можно сделать вид, что поправляешь документацию или наводишь справки.
Кабинетик консультанта маленький, почти закуток, не та роскошь, которой он пользовался на работе, пока производил для дарайцев виртуальное оружие. Но все ж-таки собственный кабинет. Это невыразимо удобно, хотя отдельный кабинет никак не помешает желающим проконтролировать дейтрина. Кельм прошелся по кабинету туда и сюда, небрежно помахивая рукой — в наручные часы был встроен сканер. Постоянная камера была установлена в углу, о ней Кельм знал давно. Уселся за стол, и тут оказался неприятный сюрприз — еще один активный жучок в ящике стола. Кельм подпер голову руками. Подумал несколько секунд. Что это может означать? Уже очень давно никакой слежки за собой он не замечал... и вот — пожалуйста.
