им

— Ты ковёр сжёг.

Мэтр даже не двинулся.

— Ты только что проспал свою смерть, понимаешь? Ты умер. Задохнулся и сгорел.

Плевать он на это хотел.

— Если бы не я, ты бы погиб!

Я не осмелился повысить голос или прикоснуться к нему, поэтому решил оставить всё, как есть. И окно не закрывать. Пусть ублюдок окоченеет. На нём же теперь не было ни черта кроме трусов.

Разглядывая его, я думал, как такое можно сотворить со своим телом? Та татуировка на его спине... словно он пытался переделать себя. Зачеркнуть то, чем является на самом деле.

— Ну как тебе?

Я посмотрел на его лицо. Его глаза были открыты. Свет лился в комнату из коридора, и хотя я знал, что нужно экономить топливо, не торопился гасить лампы.

Игнорируя его вопрос, я спросил:

— Как тебя зовут?

— Не твоё дело.

Я почти не оскорбился.

— Тогда почему тебя называют Многоруким? Как это связано с теми куклами?

— Куклами? — Он потёр лицо ладонями, давая понять, как ему западло отвечать на мои вопросы сейчас, но выгонять не стал. — Так раньше изображали богов.

— Значит, ты местный бог?

— Твой по меньшей мере. — Он нащупал на тумбочке часы и посмотрел на циферблат так, словно мог там хоть что-то увидеть. — Почему ты не спишь, чёрт тебя дери?

Потому что ты только что чуть нас не угробил. Если я умру в ближайшее время, то нужно позаботиться о том, чтобы умереть не безымянным.

— Подумал, может, ты захочешь дать мне имя.

— Сейчас?!

— Почему нет?

— Чем это пахнет? Ты что курил, паршивец?

Да, прикурил от полыхающего ковра.

— Не переводи тему.

— Чего привязался?

— Ты боишься?

— А?!

— Я думаю, ты хочешь быть готовым отказаться от меня в любой момент. Но если дашь мне имя, то запомнишь на всю жизнь. Ты окончательно приручишь меня и будешь нести ответственность.

Мэтр потер пальцами переносицу.

— Да уж, те журналы в самом деле пошли тебе на пользу. Ты, наверное, первый человек, которого порнуха сделала философом. Страшно представить, какой с тобой будет секс.

Он любил это — переводить разговор в область непристойных тем, в которых он чувствовал себя как рыба в воде, а я был... ну, топором. Сразу шел ко дну.

— Однажды я подслушал твой разговор. Ты рассказывал кому-то, что у тебя уже был опыт воспитания. Неудачный.

— Ну и?

Я думал, он разозлится. Хотя бы немного.

— Ты дал ему имя?

— Да.

— И что было потом?

— Как видишь, с легкость отказался от ублюдка.

— Как его зовут?

— Не помню, — улыбнулся мэтр.

Лжец грёбаный.

— Он был особенным? — Я чувствовал, что смущаюсь и от этого психовал всё сильнее. С некоторых пор я не мог справиться с собственными эмоциями. — Поэтому ты не хочешь проходить через это снова?

— А может это ты — особенный?

— Тогда просто раскинь мозгами и назови моё имя.

Он обречённо простонал, сдаваясь.

— Мария, Кэт, Стэйси, Джулия, Тереза...

— Это мужские имена?

— Ещё какие. Выбирай.

— Угу. — Я достал из кармана открытки с обнажёнкой, кидая по одной на его кровать. — Мария... Кэт... Стэйси... Тереза... А вот и Джулия. И смотри-ка, кто тут еще есть? Барбара, Виктория, Диана, Шарлотта...

Многорукий приподнялся на кровати, глядя на меня исподлобья.

— Ты научился читать?

— Нет.

— Тогда откуда знаешь?

— Майлз сказал. — Я выпустил в его сторону оставшиеся карточки. — Он их все наизусть знает.

— Похоже, не только он.

— Это просто тренировка памяти.

— Охренеть, почему у меня в твоём возрасте таких тренировок не было?

— Навёрстывай упущенное, — сказал я, оставляя его в окружении бумажных красоток.

Мы больше не возвращались к этому разговору. Я так и оставался безымянным до тех самых пор, пока, прочитав своё пособие по воспитанию девиантных подростков, мэтр не решил устроить мне день рождения.

— Ровно год назад ты, сопляк, появился на моём пороге, — объявил Многорукий, когда я утром вышел на кухню. Это был редкий случай, когда он просыпался раньше меня, сидел на кухне, вообще был дома. — Запомни этот день.

Я посмотрел на календарь.

— Ладно.

— Что-то маловато энтузиазма. Разве ты не должен быть без ума от этого праздника?

— А это праздник?

— Да, единственный в своём роде, твой личный. Все дети его обожают... в смысле, каждый обожает свой.

Я попытался почувствовать радость, но ничего не вышло.

— Наверное, потому что в этот день принято дарить подарки, — добавил таинственно Многорукий, и я замер.

О, это уже лучше.

— Ты убил Рэймса?!

Он заглянул в мои горящие глаза, поджал губы и покачал головой.

— Ладно. — Мои плечи поникли. Не то чтобы я верил, что он может сделать это за так, в качестве подарка.

— Я не убил его, потому что ты можешь сделать это сам! — объявил мэтр, и я воспрянул духом.

— Он здесь?

— В каком-то смысле да.

Я присел на стул, чтобы не упасть. Но Многорукий медлил, наверное, чтобы окончательно вывести меня из себя. Чтобы я начал ползать перед ним, умоляя его показать мой подарок.

— Закроешь глаза?

— Да, — охотно согласился я, хотя не знал, для чего это нужно. Я зажмурился и заслонил лицо ладонями. Всё, что угодно.

— Не подглядывай. — Он куда-то вышел и вернулся через минуту. — Не смотри, не смотри... Вот так...

— Можно?

— Да, открывай.

Я ещё немного помедлил, чтобы продлить это потрясающее чувство. Осознание, что вот сейчас всё свершится... Я так долго ждал...

— Это что ещё за?.. — прошептал я.

— Эй! — рявкнул мэтр. — Я что тебе говорил про мат?! Следи за языком!

Я обычно извинялся, когда ругался при нём, но на этот раз я просто не мог найти цензурных слов. Я бы и извиняться начал матом, поэтому решил промолчать.

Передо мной на столе лежал торт. В форме человека.

— Это же...

— Три в одном, приятель. — Мэтр зашел мне за спину, кладя ладони на плечи. — Именинный пирог — обязательный атрибут дня рождения. И глянь, он же вылитая копия Рэймса, правда? Я попросил ребят из пекарни, и они сделали его за ночь с огромным желанием.

Угу, могу себе представить.

— У него тут такой звериный взгляд. Он весь в чёрном. Импульсная пушка. Жуткий мужик, правда?

Нет, на самом деле. Кроме того, что от Рэймса пахло ванилью, и он был маленьким, так ведь он ещё не был на себя похож. Я бы никогда не догадался, кого хотели изобразить местные кондитеры.

— И посмотри, какой у него крошечный. Меньше, чем у тебя. — Многорукий указал на то, что торчало между ног "Рэймса" и подал мне нож. — Что отрежешь ему первым? Выбирай.

Я уже забыл про Рэймса. Мне не нужен был нож. Я смотрел на надпись, которая была сделана белым шоколадом на чёрной глазури. К тому моменту я уже научился кое-как читать, но почему-то тогда это сделать было невероятно трудно. Перед глазами плыло.

— С днём рож-де-ния, — прочитал я по слогам. — Габ... Габ-ри-эль.

— Это твоё имя, — сказал мэтр.

— Моё имя, — повторил я, как полный придурок.

Он подарил мне имя. Я теперь не никто. Я особенный. Он запомнит меня на всю жизнь.

— Оно мужское? — Я смотрел на последнее слово, как зачарованный.

— Ещё какое. — На этот раз я ему охотно поверил, потому что хотел верить. — Нравится?

Нет, не просто нравится. Я был в восторге. Я чувствовал себя так, будто только теперь родился.

— Ну а теперь прирежь его, Габриэль, так как тебе хочется.

Услышав своё имя от него, я совсем расклеился. Мои руки дрожали, сжимая нож. Я оттяпал Рэймсу голову, взял кусок руками и запихал себе в рот. Облизывая пальцы, я смотрел, как из разреза вытекает вишнёвый сироп.

— Ну как тебе?

— Слишком сладко, — прошептал я дрожащим голосом.

Я жевал, я слёзы текли у меня по лицу. Сглотнув, я расхныкался, уже не пытаясь сдерживаться. Хотя считал это последним делом, особенно если рядом был мэтр.

— А что с тобой будет, когда я настоящего убью? — сказал Многорукий, заглядывая мне в лицо.

Я разревелся ещё сильнее, прячась от него за ладонями. И вовсе не потому, что мне стало жалко Рэймса.

— Если хочешь... — нерешительно предложил мэтр. — То... ну, я могу обнять тебя и... похлопать по спине.

В следующую секунду я уже висел на нём, уткнувшись в плечо.

Я его обожал.

Я обожал его запах, его голос, его поганое чувство юмора и нешуточную силу. Когда его руки оказались у меня на спине, поток слёз превратился в настоящий водопад.

— Знаешь, — задумчиво проговорил мэтр. — Люди обычно вешают на меня сопли, когда не хотят умирать.

— А я и не хочу умирать, — пролепетал я. — Теперь тем более.

— Не то чтобы я собирался... — Он надавил мне на спину, прижимая к себе. — А ты подрос.

И он говорил не о моём весе, а о моей груди, которая была категорически против моего желания соответствовать мужскому образу.

Его ладони сползли вниз, на мою задницу.

— Здесь тоже, — отметил мэтр.

И хотя он говорил, что похлопает меня по спине в качестве утешения, я не был против и такого положения вещей. Он мог трогать меня, где хочет и как хочет. Только он и мог.

— Я бы сказал, что ты уже готов дать фору Рэймсу в сражении мужиков наповал, но, думаю, ты ещё подрастёшь. — Многорукий отлепил меня от себя. Я уже несколько успокоился и теперь только изредка всхлипывал. А он смотрел на меня так, словно увидел впервые. — Не трогай больше свои волосы, ясно?

— Почему? — я провёл ладонью по бритой черепушке.

— Хочу попрактиковаться в плетении косичек. Не ходить же мне за этим к энитам.

Очень смешно.

Но в тот день я не мог ему ни в чём отказать.

Глава 17

Всю следующую неделю я только и делал, что хвастался своим подарком. Но так как я мог заниматься этим только в баре, о моём имени узнали всего несколько человек. Майлз, Фрик и парочка забулдыг.

В последнее время дела там шли не очень. Майлз еле наскребал денег, чтобы оплатить налог. Электричество отключили. Ассортимент становился всё скуднее, а гостей — меньше. Мне было грустно видеть такой упадок вдвойне, потому что это место было моей первой школой. Я здесь много чему научился, в том числе читать и считать.

— Ты как-то потолстел, братец, — пробормотал однажды Майлз.

— Меня зовут Габриэль.

— Ага. У тебя сиськи торчат, прям как у бабы. — Он указал на мой драгоценный "бронежилет". — Нехорошо себя так распускать.

Так я понял, что с этим надо что-то делать. Меня могли раскрыть, а я не хотел повторения истории с приютом. Хотя шансы были минимальными, все мужчины здесь видели женщин лишь на картинках, а я по-прежнему не был на них похож.

Но с тех пор я начал носить утягивающий топ собственного пошива.

Увидев меня в обновке, Многорукий присвистнул.

— А ты начинаешь понимать, что к чему, не так ли?

— Так удобнее бегать, — сказал я, но, видимо, он не это имел в виду.

— Надо бы найти тебе что-нибудь поприличнее, — рассудил он, с улыбкой меня разглядывая. — Тогда ты сразу поймёшь, что эта штучка сделана не только для того, чтобы было удобнее бегать.

— Чтобы ничего не было видно.

— Чтобы хотелось увидеть ещё больше, — поправил он.

Я снял топ через голову и швырнул его себе за спину, оставаясь в одних только штанах. Мэтр вздохнул.

— Умеешь же ты испортить момент. — Потерев лицо, он отвернулся. — Только не вздумай вытворять такое перед кем-нибудь ещё, договорились?

Я дал слово.

— Вообще одеждой не раскидывайся, идёт?

— Идёт.

Но однажды мне пришлось нарушить обещание.

* * *

В тот день я как раз затеял почистить свой "бронежилет", но всё никак не решался его снять. С каждой новой стиркой надпись на ткани становилась всё тусклее и, хотя это были самые низкие ругательства и примитивнейшие пошлости, которые обычно пишут на пропахших мочой заборах, я не мог смириться с их исчезновением. Эту "грязь" я не планировал отстирывать. Ведь когда она пропадёт совсем, футболка утратит свои волшебные свойства. Не просто перестанет меня защищать... Я как будто потеряю всякую связь с этим местом, домом... мэтром.

Трудно объяснить. Просто в последнее время я не снимал её даже ночью. Я повернулся на этой тряпке совершенно.

Поэтому я откладывал стирку до последнего, занимаясь мелкой уборкой. Когда с уборкой было покончено, я начал переставлять вещи с места на место, копаться в шкафах, в двух словах: снова наводить беспорядок.

Я рылся в гардеробе, когда входная дверь распахнулась, и в дом вошёл мужчина. Меня подвело боковое зрение и логика, я принял его за мэтра. Никто кроме не стал бы заходить к нему в дом, как хозяин. А походка этого человека была свободной, даже развязной. Когда я повернулся к нему, он замер. Мы уставились друг на друга, как будто не ожидали тут увидеть: он — меня, я — его. Но с моей-то стороны это было оправдано...

У меня не было времени на знакомство.

Я кинулся к мечу (его Многорукий держал наверху) и по пути соображал: где я уже видел такой костюм?

У Зорких. Люди, которые разыскивали меня после побега, были одеты так же.

Я понял, что пришли за мной. В это трудно поверить, но меня до сих пор ищут.

Нет, уже нашли.

Перепрыгивая через ступеньки, я взлетел наверх, схватил меч и обнажил лезвие в развороте. Оно описало полукруг, едва не задев врага. Он ловко отскочил назад, замирая, а я, выставив оружие перед собой, отступал назад.

Конечно, я был ему не соперник. Кроме того, что он был больше, сильнее и мужчиной, у этого человека на поясе висело современное оружие.

Зоркий проследил мой взгляд.

— О, не переживай. Я не стану стрелять в доме. Ты когда-нибудь видел последствия использования пульсара? Или в трущобах жалуют только пистолеты? Голову разносит, как перекаченный шар. А радиус поражения... — Говорил он, наступая. — Кровь, мозги и обломки повсюду. Представляешь, какой тут будет бардак? А я же всё-таки в гостях.

Я наткнулся на перила и, недолго думая, прыгнул вниз. Нужно было убираться отсюда. Не знаю, на что я рассчитывал. С тех пор, как у меня появился лифчик, быстрее я бегать не стал. Но попытался это оспорить.

Я метнулся к выходу, но в следующий момент сильный удар в живот откинул меня вглубь холла. Меч отлетел в одну сторону, я — в другую.

— Мне не нужно оружие, чтобы разобраться с тобой, паршивец, — добавил Зоркий, вставая спиной к двери.

Меня загнали в тупик, но я решил драться до последнего. Прижав ладонь к животу, я зарычал. Я приготовился оправдать слухи о себе, которые расползлись по этому городу, после убийства Рика.

Я не хотел уезжать. На ферму, в дом к какому-нибудь эниту-ублюдку — плевать. Я предпочёл умереть, сражаясь.

Но сначала нужно снять футболочку, чтобы, не дай бог, её не запачкать и не порвать.

— Меня зовут Габриэль, — с достоинством произнёс я, стягивая с себя "бронежилет" и откидывая его на безопасное расстояние.

Зоркий наблюдал за мной не без удивления.

— Охренеть. А это уже другой разговор. — Он расстегнул молнию на своём комбинезоне. — Повтори, что ты там ляпнул?