им

Глава 1

Я всегда знал, что рано или поздно закончу так. У стены, которая будет толкать меня навстречу обхватившим моё горло пальцам. Две потные маленькие ладони, покрытые волдырями от бесконечной уборки и стирки. Наверное, выжимать бельё было и вполовину не так приятно, поэтому мой убийца выглядел теперь таким вдохновлённым... словно наконец-то нашёл своим рукам достойное применение. И это в его-то возрасте. Мне показалось это жутко несправедливым, потому что (ко всему прочему) я в этой жизни ещё не смыслил ни черта, хотя и был его ровесником.

— Почему он не умирает? Я же всё делаю правильно.

— Нет... нужно выше, — подсказал ему шепотом кто-то. В этом тесном, вонючем коридоре их было трое или шестеро... или у меня просто двоилось в глазах. Самые смелые из моих ненавистников. — Да не так! Дай я покажу!

— Я сам! Вон... он синеет.

В глазах у меня потемнело, словно кто-то, наконец, приглушил свет ламп, разбросанных по потолку.

— Не отпускай, ещё рано.

— Знаю я! Это проще простого. — Голос дрожал от волнения, искажаясь до неузнаваемости. Для пустого места, выращенного в приюте на убой, он был слишком воодушевлён. — Если бы один из генералов был здесь... если бы видел это, он бы тут же забрал меня.

— Это называется "завербовал в армию".

— Спорю, никто не умеет убивать так легко и быстро.

— Любой из генералов делает это за секунду. Силой мысли, — вставил зазнайка, и ему охотно поддакнули: "точно-точно".

— Через несколько лет я стану лучшим из них! — заявил будущий генерал, но его тут же спустили с небес на землю:

— Генералами могут стать только эниты.

— А я превзойду их всех! Как... ну как Рэймс. Ему же это удалось, значит, и у меня получится.

— Рэймс — не энит.

— И не генерал. Он временно... просто заместитель... или вроде того.

— Да, он всего лишь "вещь" Бэлара, это все знают. Его ликтор. Как только вернётся Бэлар...

— Заткнитесь! — рявкнул "генерал" со слезами в голосе. Забыв про меня, он обернулся к своим настоящим врагам — недоумкам, посмевшим сомневаться в его кумире. Я же с облегчением хватанул ртом воздух, сползая на пол. — Рэймс лучше любого из энитов! Он всего добился сам! Он герой! Бэлар же — трус и отступник! Он предал своих и сбежал. Я бы за возможность оказаться на его месте... я бы... что угодно сделал!

— Я бы тоже, — пискнул кто-то.

— Рэймс был таким же, как мы. На него смотрели как на грязь и считали ничтожеством! А теперь? С ним считаются даже иерархи. Никто из этих приютских идиотов не верил, что когда-нибудь он станет ликтором генерала, а потом займёт его место.

— Вообще-то... — поправил его Зазнайка. — Рэймс не сразу стал ликтором. Его подобрали как "куклу"...

— Точно-точно, Бэлар и подобрал.

— Дебилы! Да какая разница?! Главное, что он теперь один из них, хотя был худшим из худших.

Для мероприятия, которое их здесь собрало, они слишком расшумелись, но не то чтобы я был против. В случае если побег не удастся, их болтовня привлечёт надзирателей.

Может быть.

Когда-нибудь.

Тяжёлый ботинок опустился мне на спину и пригвоздил к полу, когда я попытался отползти. Закашлявшись, я вдохнул ещё больше пыли, отчего мой кашель превратился в настоящие судороги. И это было намного хуже, чем потные ладони у меня на шее. Но в тот момент меня озарило. Я подумал, что если Рэймс был худшим из худших, а теперь стоит на одной ступени с самими иерархами... если это сработало с ним, то должно сработать и со мной, потому что никого более "подходящего" на роль генерала во всём приюте не сыскать.

Не скажу, что я хотел им стать.

Но если это (как минимум) восстановит моё дыхание? Так уж и быть.

Да, я был просто ужасен. Отвратительно жалок. И не только потому, что валялся на полу, избитый собственными собратьями по несчастью, а потому что в отличие от них смирился со своим положением. Я представлял собой типичный мёртвый сук на древе жизни — ни друзей, ни целей, ни одной родной души во вселенной. Я был совершенно безнадёжен ещё и потому, что являлся представителем вымирающего и по большей части бесполезного пола.

Когда-то его называли "женским", "слабым", а после колонизации Земли энитами и установления новых порядков наша функциональность свелась исключительно к репродукции. Лучшее, на что могли рассчитывать такие, как я — стать производителем: создавать дешёвую рабочую силу и пушечное мясо. Выращивать в своём чреве до четырёх экземпляров за раз и выкармливать их до года.

При такой работе организм быстро изнашивался и умирал лет через пять-шесть. К тому же производители все поголовно сидели на специальной диете, которая превращала их в безмозглых, толстых, отвратительных скотин, неспособных даже встать с кровати.

Поэтому фермы, породившие нас, считались мерзейшими местами на земле, а производители — самыми презренными из людей. Их труд мало что стоил ещё и потому, что по-настоящему хороших солдат иерархи получали искусственно в элитных генетических центрах...

Но всё это станет мне известно лишь со временем. Тогда же я только знал, что генералом быть почётнее, чем производителем, и Задира (как будущий генерал) доказывал мне это самым примитивным образом. Я чувствовал себя половой тряпкой, выжатой и теперь собирающей с пола пыль, что было обиднее вдвойне, ведь накануне мы прошли дезинфекцию. Нас вымыли и выдали чистую одежду, как делали всегда по случаю какого-то события... победы там, транслирования патриотического фильма или смотра.

Задира надеялся на последнее, поэтому решил отличиться перед приездом высокопоставленных гостей. Те должны были оценить его свирепость и смекалку... в том смысле, что из всех детей, своей жертвой Задира выбрал именно меня. Он долго обдумывал кандидатуру и остановился на мне в тот момент, когда я снял одежду и вместе со всеми встал к стене. Прежде чем дезинфицирующий раствор пролился дождём на наши лысые головы, Задира внимательно рассмотрел меня, в очередной раз отмечая наши очевидные различия и укрепляясь в своё намерении.

Думаю, этой ночью он совсем не спал, прикидывая, как бы лучше продемонстрировать свои способности. Его всенепременно должны были заметить. И если уж Рэймса забрали из приюта как "куклу", то он, Задира, покинет эти постылые стены в качестве будущего ликтора и никак иначе. Потому что...

— ...я начал приносить пользу не на войне, а уже здесь и сейчас. Мы должны его убить, понимаете? Он же больной. Испорченный. Солдатом ему всё равно никогда не стать. А на рудниках и приисках и без него обойдутся. Он там и дня не проживёт.

— Да, — поддакнул Зазнайка. — Он только... как это? Растрачивает ресурсы!

— Точно, растрачивает. А сам? Мелкий, дохлый, ведёт себя, как идиот... и у него до сих пор там ничего не выросло!

Уже за одно это я был достоин смерти. Ведь недостаток силы и ума — это полбеды, а неспособность ссать стоя — дефект, который никак не выправить и с которым ещё никому не удавалось долго прожить.

О том, что отсутствие члена — не патология, я узнаю не скоро. Тогда же я был почти согласен с Задирой: бракованных солдат в своей армии эниты не потерпят. И среди своих "вещей" тоже. Да и среди рабочих.

Так что мне оставалось только сдохнуть и тем самым помочь Задире возвысится. О чём он меня и попросил.

— Когда-нибудь у меня будут свои "вещи". "Куклы", "мебель", ликторы... — Он не умел считать и не знал, какое число приближённых подойдёт его статусу. — Много! Сколько захочу, в общем. Я смогу выбрать себе оружие. И имя.

— А я буду есть, сколько захочу и что захочу, — пробубнил кто-то. — Ну, настоящую еду.

— Я тоже. И у меня будет свой дом... огромная башня. Такая же, как у консула.

Не будь мне так паршиво, я бы не смог сдержать смех. Он застрял в передавленном горле, и я мучительно захрипел.

Вы это серьёзно?! Ликторы, "мебель", имя, еда, башня... Может, вы ещё захотите собственный сад?

Задира спустился с небес на землю, вспомнив о моём существовании. Он перевернул меня на спину пинком. Дышать стало легче, но этот безжалостный свет... Казалось, он убьёт меня раньше, чем это сделает кто-то из этих потерянных мечтателей.

Но когда я загородил руками лицо, Задира принял это на свой счёт.

— Если б я даже умел, не стал бы убивать тебя силой мысли. Такой урод, как ты, перед смертью должен помучиться.

И свет тут же пропал...

Всё стихло. Дружки больше не ободряли его и не отпускали дельные замечания.

Похоже, Задира всё-таки умел убивать силой мысли — я ничего не почувствовал.

Совсем не страшно, подумал я и с облегчением открыл глаза.

Только для того, чтобы тут же изменить своё мнение.

Я попытался закричать и отползти назад... или хотя бы в сторону. С дороги того, чья тень накрыла меня полностью. Мне — уже смирившемуся со смерть — стало почему-то страшно, исходя из чего придурком меня можно было оправданно считать уже по двум причинам. Я с чего-то решил, что:

а) есть что-то хуже, чем быть убитым дилетантом;

б) мои хриплые вопли — лучшее оружие самообороны.

Задира и тот оказался умнее — он не проронил ни звука. Возможно, потому что висел в полуметре от земли, пойманный за шкирку, и ворот его футболки давил ему на горло. В таком положении не поорёшь. Хотя он отчаянно пытался, отдуваясь и так забавно перебирая ногами, словно собрался убежать прямо так, по воздуху. Вслед за своими сдрейфившими дружками.

— Мы ещё до места не дошли, а ты уже сделал свой выбор? — Говоривший приближался и должен был вот-вот показаться из-за спины своего спутника.

Голос был тихим, но полным силы — противоречие, которое долго не укладывалось в моей голове. Услышав его, я поспешил убраться с дороги гостей, к приходу которых и готовился приют.

А я-то до последнего верил, что душ — очередная профилактика эпидемии.

Не опуская головы, я пополз на заднице к стене и совсем не обрадовался изменению угла обзора: в профиль мужик выглядел ещё страшнее. И лампа уже не казалась такой беспощадно яркой, как если бы источнику света противостоял равный по силе источник темноты.

— И откуда такое нетерпение? — Человек, которого он сопровождал, вышел вперед, и я понял... что он не человек. И отнюдь не потому, что он был одет во всё белое — цвет иерархов. Высшей власти. — Не хватай их так. Что если он заразный?

— Выглядит здоровым, — слишком неуклюже для такого крепыша отозвался тот, давая понять, кто из них главный. А ещё, что дело тут не в нетерпении.

Он просто... как будто бы... ну, заступился за меня, а теперь стыдился своего благородного порыва. Или скорее человеческого инстинкта, потому что с точки зрения энитов в его поступке не было ничего благородного. Он всего лишь разнял пару дерущихся щенков. Для чего? Очевидно, чтобы оценить одного из них, а не спасти другого.

Спасти, ха? Если уж Задира понимал, что без висюльки между ног мне долго не протянуть, то ликтор должен был понять это тем более, даже не заглядывая в мои штаны. Я был обречён, а ему было запрещено поддаваться эмоциям на глазах у своего господина.

Но он поддался, чёрт возьми, и поэтому был зол на меня. За то, что я выставил его таким дураком. За то, что я выглядел, как мусор, и позорил тем самым весь род людской. За то, что вопреки этикету и здравому смыслу продолжал пялиться на него.

— Неплохой экземпляр, — пробормотал иерарх, разглядывая Задиру.

Тому же, очевидно, нехватка кислорода ударила по мозгам, поэтому он весь съёжиться, пытаясь отстраниться, избежать взгляда и прикосновения незнакомца любой ценой. Как будто это не он несколько минут назад провозгласил себя будущим генералом и равным иерархам.

Никогда не видевший ни тех, ни других теперь он был до смерти напуган встречей с ними.

— Крепкий, бодрый... — Энит протянул к нему руки в белоснежных перчатках, не скрывая, однако, некоторой брезгливости.

— Трусоват.

— Храбрость — дело привычки, тебе ли не знать. Скажу больше: этот инстинкт — единственное, что мне в людях нравится. Посмотри. — Задира извивался, как червяк на крючке. — Он словно пытается сбежать от огня. Прикоснись я к нему, он почувствует боль, и это при том, что я не испытываю к нему ни капли враждебности. Но так уж сложилось исторически. Генетическая память... Его предкам сильно досталось от нас. — Гость умилённо улыбнулся. — Смешно сказать, но они сражались в меру своих скудных сил. А теперь? Никому из них даже в голову не придёт пойти против нас и это с учетом того, что они стали сильнее.

Говоря это, он давал понять, что не испытывает к этой "силе" ни малейшего уважения. Колоссальный эволюционный скачок человечества он воспринимал как первые шаги младенца, который до этого ползал на четвереньках. Солдаты его армии могли дробить пальцами камни, двигаться со скоростью звука, завоёвывать новые космические империи, но всё равно оставаться скотом в его глазах, потому что даже ребёнок-энит мог убить сильнейшего человеческого бойца щелчком пальцев.

Время, когда физическая мощь довлела над интеллектом, давно прошло.

— Вы сделали нас сильнее, мэтр, — подчеркнул ликтор, заслужив одобрительный взгляд своего хозяина.

— Верность в каждом слове, Рэймс. — Он коснулся кончиком пальца виска Задиры, словно мог таким образом прочитать его мысли, узнать цели, глупые детские мечты...

Встретить героя из низов Рэймса, например.

Не знаю, как чувствовал себя Задира, поняв, что оказался в руках своего кумира (пусть и не в лучшем смысле), но меня словно ударило током — привело в чувства, но без боли.

Я изо всех сил старался прочувствовать момент, и для достижения нужного эффекта подался вперёд и открыл рот.

Так вот, как ты выглядишь.

Он носил чёрное — цвет рабов, хотя как ликтор иерарха мог полноправно надевать красный. Четыре серебряных креста на левой стороне его груди говорили о принадлежности к военной элите и о том, что даже некоторые из энитов должны обращаться к нему на "вы". Никаких идентификационных ошейников, браслетов, колец или пирсинга — похоже он не уважал бижутерию, которую мечтал получить любой выкормыш приюта. Зато его причёска отвечала статусу полностью — по-военному короткая, с выбритым затылком и висками, как и полагалось ликтору.

Кроме того, что Рэймс был больше меня раза в три и мог удержать в руке на весу не одного Задиру, но и всех его дружков-подлиз, он был силён ещё и как-то по-особенному... не как обычный человек, но и не как эниты... То, что помогло ему вопреки закону, логике и судьбе встать на одну планку с сильными мира сего — вот что на самом деле в нём восхищало.

Ведь кто знает, на что ему пришлось пойти, чтобы занять место одесную... Бэлара?

— Глаз у тебя намётан, — протянул энит, что-то себе уяснив. Он уже было открыл рот, чтобы официально одобрить выбор своего слуги, но мгновение спустя отдёрнул руку и презрительно поморщился. — А вот это мне нравится в вас меньше всего.

Задира вместе с сознанием потерял контроль над своим мочевым пузырём. Висюлька, которой он так гордился, предала его самым наглым образом: он намочил свои штаны и сапоги своего кумира. (Хотя что-то мне подсказывало, что рядом с ним мочатся не только дети.)

Рэймс отстранил ребёнка от себя, скорее в угоду господину, а не из-за собственной брезгливости.

Что-то пробормотав по поводу грязных животных, энит стянул с рук перчатки и бросил их на пол.

— Бери его, если он так тебе понравился, — добавил он, проходя мимо и даже не взглянув на меня. — Он не самый плохой вариант... Если не в качестве солдата, то в качестве "куклы".

Я увидел краем глаза, как вздрогнул Рэймс. Решать нужно было на месте, но последние слова иерарха выбили его из равновесия. Очевидно, энит сказал что-то подлое, то, о чём никому, кроме него, говорить не позволялось, потому что остальные поплатились бы жизнью за любой намёк...

Когда он перевёл взгляд со своего господина на отключившегося Задиру, я понял, что последнему никогда генералом не стать. Рэймс не собирался брать его с собой. Даже больше — он смотрел на мальчишку со смесью жалости и презрения и не бросил его так же, как иерарх — перчатки, только лишь из братской солидарности: некогда он и сам был на месте Задиры.

Рэймс колебался всего несколько секунд. Этого как раз хватило мне на то, чтобы пересмотреть всю свою жизнь.

Это было похоже на откровение. Я будто взглянул со стороны на всю эту паршивую ситуацию, на себя, вспомнил, как оказался в этом коридоре и представил, что меня ждёт в ближайшие годы, если я не решусь...

В общем, это было самым безумным, смелым и вместе с тем подлым (по отношению к Задире) поступком в моей жизни.

— Возьми... возьми меня. — Услышав свой голос, я растерялся. Стараниями Задиры он звучал отвратительно, но беда даже не в этом. Будучи не самым разговорчивым ребёнком, я понял, что теперь просто не могу... не знаю, как ему объяснить. — Выбери меня... ты не пожалеешь, клянусь. Я буду, кем скажешь. "Мебелью", "куклой"... мне всё равно, что делать, только бы выбраться отсюда. Ты же понимаешь... лучше всех понимаешь, что это за место... Дай мне шанс.

Я замолчал и уставился на него, вполне осознавая возможные последствия своей дерзости. Но мужчина ничего не ответил и, что важнее, не сдвинулся с места. Я принял его оцепенение за внимание, хотя, как я пойму позже, Рэймс был просто шокирован. Он оказался не готов столкнуться с чем-то подобным и предпочёл бы разбираться с вооружёнными до зубов наёмниками. Ведь в таких ситуациях он знал, как себя вести, а тут...

— Мне не выжить здесь, но если ты научишь меня... если заберёшь... я стану самым сильным. Не знаю, как, но я стану, клянусь! И я лучше умру за тебя, чем сдохну здесь, понимаешь? — Я подполз и вцепился в его штанину. — Ты не найдёшь никого преданнее меня. Я говорю это не потому, что боюсь умереть здесь, а потому что хочу умереть за тебя...

И я не лгал. В тот момент я действительно в это верил. Он был силён, властен и прекрасен, и я смотрел на него, стараясь донести главную мысль:

Если ты решил спасти меня, сделай это как положено. Доведи дело до конца.

Рэймс посмотрел вглубь коридора: как оказалось, его хозяин наблюдал за развернувшейся драмой и ожидал его ответа с тем же нетерпением, что и я.

— Этот сойдёт, — пробормотал Рэймс, имея в виду Задиру.

Не меня.

Он прошёл мимо, и я послушно разжал пальцы.

Его выбор пал на моего врага. Моего несостоявшегося убийцу. И сделал он это не из-за несомненных качеств последнего, а мне назло и в угоду своему господину. Рэймс оказался хуже Задиры, и именно с этим мне было смириться тяжелее всего.

Кроме того пришлось смиряться с тем, что мои первые чистосердечные, светлые порывы были растоптаны так бесцеремонно, в мгновение ока.

Смотря вслед гостям, я пытался разобраться в собственных чувствах. У меня до сих пор саднило горло, но в груди жгло сильнее. Мне хотелось закричать, но — опять же — у меня болело горло и жгло в груди...

Шаги стихли, и я почувствовал себя ещё хуже — так, словно остался один в целом мире. Заметив оставленные иерархом перчатки, я подполз к ним и натянул на свои грязные ладони. Это было вопиющим преступлением, но я не мог отказать себе в удовольствии — стать сопричастным высшей власти даже таким нелепым, детским способом.

Так я сидел ещё пару минут, сжимая и разжимая кулаки, пока меня не застали за этим занятием надзиратели. Мне влетело... по большей части за испачканную одежду, ну и за то, что я шлялся, где ни попадя тоже.

Перчатки отобрали, но я не сильно расстроился. Хотя бы потому, что этот случай сделал меня невероятно популярным среди приютских детей, тем самым позволив мне преспокойненько дожить до самого выпуска. Я стал кем-то вроде носителя уникального знания. Видевший иерарха и говоривший с его ликтором.

Даже прихвостни Задиры обходили меня стороной. Поначалу, пародирующие надменность элиты, они как будто бы не замечали меня, веря, что не сегодня-завтра Задира вернётся за ними, как настоящий друг.

— И тогда уж мы не станем зависать со всякими придурками. Ликторы, знаете ли, ужасно заняты. Ни одной свободной минуты. Но, может, мы заглянем сюда, чтобы выбрать себе что-нибудь из "мебели". Хотя вряд ли среди такого сброда можно найти достойную "вещицу".

Но прошёл год, за ним — следующий, и они не трогали меня уже потому, что сами стали мальчиками для битья. Сдержал в итоге Задира слово и вытащил своих дружков из той дыры или нет, я так и не узнал.

Когда однажды я проснулся на испачканной кровью простыне, меня решили увезти на ферму.

Мне сказали, что это лучший день в моей жизни, но я не поверил. После изнурительных обследований и болезненных анализов со мной провели беседу, растолковав, какая ответственная роль мне поручается и что далеко не каждому оказывается такая "честь". И вот, представьте себе, я — счастливчик, у которого есть хотя бы "отличные генетически данные" (у большинства не было и этого), размазываю сопли по лицу, потому что понимаю, что всё пропало.

Я умру лет через пять — ожиревший, тупой, совершенно оскотинившийся. Я упаду на самое дно, тогда как многие из нас возвысятся, став солдатами. Героями. Но что расстраивало меня больше всего - он не вернулся за мной.

Да, я с чего-то решил, что Рэймс может передумать. Что ему просто нужно время — день, неделя, месяц, чтобы раскинуть мозгами и решить: "а почему бы и нет?" Просто попробовать. Дать мне шанс. Что ему стоило? Он бы не пожалел, никогда бы не пожалел о том, что передумал...

— Не бойся, — неправильно растолковал мои слёзы доктор. — Сейчас я сделаю укол, и ты сразу успокоишься. Тебе захочется спать, а когда проснёшься, ты уже приедешь в свой новый дом. Тебе там понравится, обещаю.

Глава 2

Вообще-то, начать следовало с другого.

Дело в том, что будучи ребёнком я не знал ни черта, потому что не выходил за стены приюта. В чём я был эксперт, так это в мытье полов и унижениях. К пятнадцати годам я мог считаться опытным неудачником — насмешки не расстраивали меня, угрозы и оскорбления навевали скуку, я не умел дружить и держался в стороне от остальных.

Единственная история, о которой я мог рассказать тогда — моя встреча с Рэймсом. Кроме того, что это была паршивая история, она имела ко мне косвенное отношение и за два года всем в приюте приелась.

Но других я не знал.

Вернись же я в приют сейчас (чего мне совсем не хочется), я бы стал там кем-то вроде Шахерезады, о которой я теперь тоже кое-что знаю. В запасе у меня была бы тысяча и одна история, которые я бы предварял словами:

Ну что ж, чёрт возьми, пора начать.

* * *

Трудно поверить, но когда-то я мог бы иметь дом, семью, карьеру и я бы назывался... женщиной. Это было по-своему почётно. Я мог бы полноправно отрастить волосы и даже носить их распущенными, на манер иерархов. Я мог бы менять цвет одежды и, скажу больше, я бы постарался, чтобы у меня её было полно.

Даже невзрачный, больной, толстый или старый я бы всё равно считался символом красоты, доброты и заботы, потому что в те прекрасные времена мой пол был нераздельно связан с таким священным понятием как "материнство".

Моя слабость, которая превратила меня в объект для издевательств, там бы стала моим оружием, и я бы научился в совершенстве им пользоваться. Например, я никогда не стал бы защищать себя сам, а нашёл бы защитника себе по вкусу... Я до сих пор не знаю, как это работает, но книги, которые я читал, утверждают, что это не так сложно. Не нужен ни мысленный контроль, ни шантаж, ни деньги. Это как-то произошло бы само собой...

Да, я был бы всё так же слаб, но обладал бы при этом многими привилегиями. Например, мне не нужно было бы участвовать в войнах... И это кажется мне нелогичным, потому что все войны, как утверждают мудрецы, начинались из-за таких как я.

Из-за женщин.

Какая женщина виновата в том, что в один прекрасный день на нашу планету десантировались инопланетные войска я, наверное, так никогда и не узнаю. Но с тех пор войны на территории Земли больше не велись. Наша планета превратилась в военную базу, на которой выращивалась, обучалась и содержалась многомиллионная армия энитов.

И если учесть, что мужчин при всей их полезности они считали низшей формой жизни, на женщин они смотрели как на биологический хлам — нервные, слабые, шумные. Их можно было использовать лишь для поддержания численности войск, хотя с этим отлично справлялись и центры репродукции — там и производительность была выше, и брака меньше. Вот только содержание лабораторий обходилось правительству дороже, чем содержание ферм, поэтому их оставили.

Время шло, мужчин становилось всё больше, а женщин — меньше, и в итоге различие по половому признаку стёрлось совсем, исчезло за ненадобностью. Ещё в незапамятные времена считалось, что женщине в армии не место, а в такой армии — тем более. Большинство мужчин могли за всю свою (обычно короткую) жизнь ни разу не встретить женщину, а если встречали, то поднимали её на смех, в лучшем случае. В худшем выродка ждала смерть от рук своих же сородичей.

Генетическая память, о которой говорил хозяин Рэймса, не работала в данном случае. Прежде всего из-за наркотика-стабилизатора или по-простому "стаба", которым нас пичкали с младенчества. То, что добавляли в еду, каким-то образом сводило на нет примитивные инстинкты. Энергия, которую люди могли бы потратить на поиск партнёра и размножение, пускалась в другое русло — на истребление врага.

Врагов определяли иерархи: генералы и архонты. Эти последние занимались всем, что не было связано с войной, в их ведении были закон, порядок и благосостояние подконтрольной им территории. В отличие от генералов, они покидали её крайне редко, только если того требовало вышестоящее начальство, находящееся в звёздной системе, о которой я ничего толком не знаю.

Я и об энитах мало что могу рассказать, потому что книг о них нет, сами они о себе не рассказывают, а исследовать их природу могли бы только мудрецы прошлого. Все мои знания о наших хозяевах я вынес из детских слухов: они сильнее, умнее и живут дольше нас. И говоря "умнее", я имею в виду, что многие вещи, которые мы осваивали поколениями, им интуитивно понятны.

Кроме того, их интеллект настолько развит, что способен контролировать низший разум. Человека в том числе. Энит может внушить ему страх и/или любовь, заставить его страдать или даже убить, просто пожелав этого. Хотя не у всех энитов эта способность развита одинаково: есть иерархи, рядом с которыми впечатлительный человек чокнется, а есть те, кто не сможет заставить приблудную собаку отвязаться.

Не то чтобы я таких встречал...

А если бы и встретил, всё равно предпочёл бы обойти стороной, потому что несмотря на то, что они все поголовно — гении, зачастую они пренебрегают логикой, ставя во главу угла эмоции. Особенность ли это их природы или же следствие новых условий жизни, в которой они стали фактически богами... Одно скажу: они все до последнего маньяки с манией величия, алчность которых измеряется в космических масштабах.

Глава 3

На самом деле, я солгал, когда сказал, что меня забрали на ферму. Да, меня увезли из приюта, но до фермы я не доехал.

Скорее всего, доктор сэкономил на мне, вколов половину дозы снотворного, поэтому я проснулся раньше времени. И почувствовал себя заживо погребенным. Я не мог пошевелиться, мне казалось, что я задыхаюсь. У меня начинался очередной приступ, я не переносил темноту и тесноту в совокупности.

Но потом меня тряхнуло, и я понял, что нахожусь в кузове машины, пристёгнутый к сиденью.

— Ну и дыра! — раздался голос через перегородку. — Мало того, что нам выдали эту рухлядь, так ещё и маршрут — живописнее не придумаешь.

Я услышал свист промчавшегося мимо реактивного автомобиля.

— На таком бы мы за пять минут домчались.

— За каждым таким присматривают Зоркие, а за самокатами — нет.

— Да тут не на что смотреть.

— Очень смешно.

Помолчали.

— Ещё часа три тащиться.

— Время есть.

Я размял шею и плечи, прислушался к звукам снаружи, к себе. Я сидел в одном из кресел для транспортировки, мои руки были привязаны к подлокотникам эластичной лентой, ремень безопасности пересекал грудь крест-накрест. Кроме того, что я замёрз и хотел есть (как всегда), я явно нервничал (а это было чем-то новеньким).

Мне не хотелось на ферму. Но возвращаться в приют мне не хотелось тоже.

Как и оставаться в этой машине.

И тогда-то я сотворил вторую безумнейшую вещь в своей жизни. О чём, однако не пожалел ни разу.

Плотно прижав пальцы друг к другу, я вытащил из тугого браслета сначала одну руку. Потом другую. У меня были очень тонкие запястья и узкие ладони, и я впервые этому обрадовался.

Я отстегнул ремень безопасности, уже почувствовав себя наполовину свободным. Наполовину счастливым.

— Чёртова помойка. — Водитель выкрутил руль, и я едва не вылетел из кресла. — Такое ощущение, что здесь апокалипсис был только вечера.

— Помягче!

— Да не видно ни хера.

— Не гони так. Мало кому понравиться, если кроха себе рожу расквасит.

— Ладно-ладно. Хочешь её проверить?

Я замер, ожидая ответа.

— Не. Я её привязал крепко, и снотворным её накачали под завязку... ничего с ней не случится. Просто веди аккуратнее.

Осмотревшись, я заметил люк на потолке. Встав на сиденье, я выпрямился и сдвинул его в сторону. Так легко и бесшумно, словно это сделал и не я вовсе, а кто-то невидимый и добрый помогал мне, нашёптывая: "беги, беги, беги".

Водитель тоже был на моей стороне, поэтому сбросил скорость и вёл предельно аккуратно.

Зацепившись за край люка, я использовал спинку кресла, как ступеньку, подтянул тело вверх и выпорхнул наружу.

Я чувствовал себя настоящей птицей... ровно до того момента, как гравитация с инерцией на подхвате сделали своё дело. Я приземлился на плечо, а тормозил уже лицом.

Вся правая сторона тела горела так, словно с меня сняли кожу, а потом присыпали жгучим перцем. Но боль анестезировало осознание поступка — я сделал что-то лично для себя, своего будущего...

Не знаю, с чего я решил, что здесь смогу прожить дольше, чем на ферме. Увы, меня воспитывали не самые умные люди.

Откинувшись на спину, я уставился в звездное небо. Это было что-то новенькое, потому что обычно в это время я разглядывал потолок в трещинах. Но при всей новизне ощущений, я уже бывал в подобных ситуациях: что-то такое же суицидальное и безрассудное я уже однажды выкидывал.

Ну точно, я осмелился говорить без разрешения при иерархе. Это почти так же, как и выпрыгивать на ходу из машины. Не так уж много шансов, что выживешь.

Но я всё ещё не определился, повезло меня в первом и втором случае или наоборот. В первый раз я был уничтожен морально и цел физически. Теперь окрылён, но... моё плечо... и кровь заливала глаза.

Несмотря на то, что это был побег, я не собирался бежать. Я поднялся, лишь когда габаритные огни машины скрылись за изломанной линией горизонта. Я отряхнулся, хотя и не знал, за каким чертом мне вдруг понадобилось прихорашиваться. Со всей этой кровью на роже я не стал выглядеть приличнее, когда одёрнул вылинявшую форму.

Я не разбирался в сторонах света, и мог лишь сказать, что если машина поехала на север, то я пошёл на юг. И наоборот. Любопытство, а не боль, задало мне черепаший темп: я останавливался на каждом шагу, чтобы осмотреться.

Помойка, которую клял водитель, показалась мне сказкой. Я решил, что попал в рай. (Может так оно и есть?)

Дорога была разбита — земля пополам с водой. В лужах двигались перламутровые топливные кольца. Погасшие фонари теперь не рассеивали темноту, а как будто всасывали её в себя. Разбитые стёкла под ногами ловили лунный свет.

А это что?

По обочинам лежали кучи мусора. Поразительно, как много вещей может принадлежать человеку, и с какой лёгкостью он может расстаться с... обрывками полиэтилена... ... пищевыми очистками... и... хм, никогда такого не видел... кажется, это надевается на голову.

Идеально.

Пристроив на голове первый лично мой предмет гардероба, я сошёл с дороги и направился в сторону светящегося в отдалении городка. Возможно, это было горняцкое поселение или жилища фермеров... ну, тех, что выращивают овощи... зерно... а не новых солдат. Такие, я слышал, тоже бывают.

Но это был не тот случай.

Я попал в отстойник общества. Помойку, в которой гнили выжившие каким-то чудом солдаты-калеки, хитроумные дельцы, полезные энитам, бывшие куклы, бракованная "мебель" — человеческий хлам.

Зачем я туда попёрся? Да, я не самый смелый человек на земле, да и не самый сильный, но это место совершенно не пугало меня. Скорее даже притягивало: оно сияло, как звёздное небо. А я звёздное небо обожал.

Это заняло какое-то время. Природа, ранее спрятанная от меня за бетоном стен, теперь требовала моего внимания, представая во всей красе. Я словно откопал сундук с сокровищами и, трепеща от нетерпения, поднял крышку. А там...

Горы гнилого мусора, заросшие дороги, полуразрушенные дома, выбитые окна, неистребимые крысиные стаи, запах гари, влажная темнота, пыльные стены, пыльные дороги, пыльные деревья и одуванчики, одуванчики, одуванчики.

Я был покорён. Я вошёл в город, трепеща от мысли, что стал частью чего-то настолько грандиозного. Я шёл по улице — в узком коридоре между домами. Это было словно окаменевшее эхо прошлого, которое заселило будущее: отчаянные головорезы и последние трусы, герои и дезертиры, доживающие свой век старики и совсем юные куклы, бандиты и шлюхи. Ясное дело, чего не хватало этому коктейлю.

Меня.

И город распахнул мне свои объятья.

— Это ещё что за...

— Не помню, чтобы его здесь раньше видел.

— Надо бы боссу сказать.

— На рожу его посмотри. Похоже, босс уже обо всём знает, хех.

— А что если он заразный? Лучше от него подальше держаться.

— Чудик какой-то. Наверняка, из этих.

Из этих?!

Я замер.

Они догадались, что я беглец из приюта?

Но стоило мне обернуться, люди отвели взгляды, свернули в закоулки, перешли на другую сторону улицы, зашторили окна.

Здесь есть такие же, как я?

Воодушевлённый, я ускорил шаг. Я должен был найти собратьев... если они обрели здесь новый дом, то и для меня место найдётся.

— Глянь... — доносилось ропотом со всех сторон.

— Что, ещё один?

— Что он на себя напялил?

— Любит Мэд всякую шелупонь коллекционировать. Объедки с господского стола и обязательно с завихрением.

— Да не, Мэда больше такие не интересуют. Мне говорили, у него появилось кое-что особенное... ну, знаешь...

— Ага, я видел. Даже прыщ у меня на заднице поособеннее будет.

— Да врёшь ты, кастрат чертов. Видел он...

— Как бог свят.

Я влюбился в их язык без памяти.

Обмениваясь любопытными взглядами с прохожими, я петлял в лабиринте улиц не один час, пока меня не окликнула престранная парочка.

— Эй, пойди-ка сюда, детка.

Мне захотелось подойти уже просто затем, чтобы внимательнее их рассмотреть. Я никогда не видел, чтобы люди так одевались — эластичная ткань обтягивала их тела, как вторая кожа, а от обилия украшений рябило в глазах. Опираясь на забрызганную черт те чем стену, они оглядывали меня так же внимательно.

Мне показалось, что эти двое не многим старше меня. Один блондин, другой нет. Один разговорчивый, другой... ну, вы поняли.

— Ты ведь новенький? Я тебя здесь раньше не видел. Да и люди Мэда, кажется, такого чудака видят впервые

— Мэда? — повторил я медленно. У меня кружилась голова от кровопотери и мысли, что я тоже могу здесь обрести имя.

— Ты с ним непременно познакомишься, если решишь остаться.

Я едва не умер от счастья.

— Только учти, таких, как ты здесь не любят даже свои.

— Таких, как я? — Я не мог поверить своим ушам. — Свои?

Парни переглянулись.

— Здесь таких полным-полно, понимаешь? Работы на всех не хватает, а платить нужно исправно. Половина местных — импотенты или кастраты, как ты понимаешь, на них много не заработаешь.

— Ясно. — На самом деле, я ничего не понял.

— Своих клиентов тебе никто не отдаст, а будешь крутиться на чужой территории, то и убить могут. Тут с этим просто. Даже нам приходилось разбираться таким образом с некоторыми... не самим, конечно... — И он как-то по-особенному посмотрел мне за спину. — Удовольствие не из дешевых, но зато законно и без рисков.

— А.

— Не знаю, откуда ты такой взялся, но должен понимать, как это работает. Здесь по большей части всем наплевать насколько ты породистый, кем был и чьей благосклонностью пользовался. Может, ты видел консула или даже брал у него в рот...

— Я видел генерала.

— Неужели, — скривился парень. — Я к тому, что лучше тебе помалкивать о таких вещах. Кем бы ты ни был в прошлом, теперь ты просто мусор — и не только для генерала, который тебя вытурил...

— Я сам сбежал.

Их физиономии вытянулись, и я понял, что вот об этом-то мне стоило молчать в первую очередь.

— Ха, повтори-ка. Сам сбежал? И чего ради?

— Тут...м-м-м... красиво... очень.

Они снова переглянулись.

— Да ты, как я погляжу, совсем с головой не дружишь. Красиво? Ты издеваешься? — Он сделал шаг вперёд, и я повторил движение в обратном направлении.

В чём у меня был опыт, так это в уклонении от драк. А всё к драке и шло. Его дружок взял левее. Я уже был знаком с этой тактикой: один заходит за спину и держит, другой — бьёт.

— Просто признайся, что тебя, психа долбаного, вышвырнули. Ведь никто не любит идиотов и выскочек, что говорить об иерархах. Они тебя манерам не научили, зато мы научим. Сразу же обратно захочешь. — Не знаю, кто там из нас был большим психом, но парень вытащил нож-бабочку, отработанным движением кисти обнажая лезвие. — Можешь начинать молить о пощаде. Или тебя и этому придется учить? О, у нас у всех тут большой опыт в подобном, потому что в отличие от тебя нам сюда совсем не хотелось.

Я не купился на это. Да, я был несуразен, раздражающе наивен и мне много чего не хватало, но не лезвия под рёбрами.

— О, не бойся, я не стану тебя убивать, — великодушно заявил парень, когда я попятился. — Тут такое не любят, тебе на счастье. Тут каждый должен знать своё место — и шлюхи, и убийцы. А твоё место я тебе сейчас как раз и покажу.

Мой взгляд заметался в поисках спасения, и не найдя ничего похожего остановился на большой двери над низким крыльцом. Это был типичный для этой местности дом, за исключением того, что все стекла в нём были целыми.

Я подумал, что если бы у меня был дом, он выглядел бы точно так же. Поэтому, посмотрев за спины противникам, я вскричал:

— Нет, пожалуйста, не трогай их! Они ни в чём не виноваты! Мы просто разговариваем!

Да, нелёгкая приютская жизнь вынудила меня стать первостепенным лгуном. И бегуном.

Когда двое голов как по команде отвернулись от меня, я припустился, что есть духу к крыльцу. Не ахти какая дистанция, но я основательно запыхался.

Ну и кто из нас теперь приду...

— Эй-эй, придурок, не лезь туда. Совсем с головой не дружишь? — Я оглянулся через плечо. Они смотрели на меня так, словно я был ребёнком, который залез на минное поле. Но прежде выхлебал бутылку спирта для лучшей координации, облился бензином и натянул на себя бронежилет из динамита. — Ты что это выдумал?

Они больше не пытались подойти, а даже как будто бы увеличили дистанцию, словно открой я эту дверь и их откинет взрывной волной.

Любопытно.

Я поднял ладонь к дверной ручке и, когда они сделали шаг назад, почувствовал себя всемогущим. Хотя должен был сделать противоположный вывод.

Похоже, пора уносить ноги, пока ещё не поздно.

Но куда? Места более безопасного, чем это крыльцо, я ещё не видел. Выйди я за границы придомовой территории, меня бы тут же зарезали.

— Дай-ка я тебе кое-что объясню, — заговорил тише и мягче блондин, убирая нож. — Есть люди, к которым здесь нельзя приближаться. И уж тем более посягать на их собственность. Это тебе не шутки. Усёк?

Очевидно, со стороны моя попытка спастись выглядела так, будто я, наполнив карманы камнями, сиганул в море, чтобы укрыться от дождя.

— Спасибо за заботу.

— Заботу, а? Ты ведь не в курсе, с чем играешь, правда? Это место немного отличается от той песочницы, в которой ты играл до сих пор, знаешь ли. Тронешь эту ручку и развяжешь гребаную войну.

Война? Звучит как отличное приключение. Все мальчишки в приюте мечтали о ней. Похоже, у меня все-таки появился шанс стать героем.

— Это довольно гостеприимный город и каждый, кто здесь оказался, попадает под протекцию босса. Ты в том числе. — Я сам догадался, что за эту протекцию придется платить. — Он уже несёт за тебя и твои поступки ответственность. Увидь он тебя раньше, скорее всего прибил бы, чтобы избежать лишних проблем.

— Таких, как эти? — Я занёс руку, чтобы постучать в дверь.

— Не советую этого делать. Это тебе не игрушки.

Да? А пока довольно весело.

Но все же я выдохнул и повернулся к ним лицом, ожидая продолжения. Мне хотелось узнать историю этого города. А в частности, почему этот дом к этому городу не относится. Его словно не существовало вообще, люди обходили его стороной и старались не замечать — дыра в пространстве.

— Спускайся сюда. Там тебе никто не поможет в случае чего.

— Это вроде если на меня нападут два урода с ножами?

— Мы у тебя только деньги заберём и побреем немножко. Считай это обрядом посвящения. Все мы через такое проходили.

— Что-то мне здесь пока больше нравится.

Потеряв терпение, блондин решительно двинулся в мою сторону. Он собирался стащить меня с только что обретенного пьедестала, сопроводить в более подходящее место и уже там объяснить, почему нельзя быть таким идиотом. Но он остановился уже на третьем шаге.

Лицо его вытянулось. Подняв руки, он отступил назад.

— Слушай, мы ни при чём... Мы только разговаривали...

Я рассмеялся.

Неужели он решил, что я поведусь на свою же уловку?

Ну и кто в итоге из нас приду...

— Тихо, придурок.

Я умолк, как если бы обращались ко мне. И остолбенел, когда почувствовал легкое прикосновение к щеке.

Я скосил глаза и сглотнул. Я уже видел такое оружие, но только в руках у Зорких. А тот, кто стоял за моей спиной, само собой, им не был.

Глава 4

Несмотря на то, что оружие было ближе всего ко мне, смотрело оно на парочку. От этого, конечно, мне легче не стало.

— А вы всё никак не сдадитесь, грёбаные гомики. — Меня окутало запахом перегара, отлично знакомым мне, потому что многие надзиратели частенько закладывали за воротник. Мужик за моей спиной был пьян, хоть выжимай, но руки его не дрожали.

— Это не то, что ты...

— Смотрю, Мэд совсем раскис. Даже со своими шлюхами не может справиться.

— Мы стояли на углу. — Парочка робко указала на то место, где я их повстречал.

— Так какого хера вы теперь тут делаете?

Блондин посмотрел на меня, потом поднял взгляд на хозяина дома и очаровательно улыбнулся.

— Прости, Многорукий, я всего лишь объяснял новенькому, что к тебе подкатывать запрещено. Но он так упёрся. Кажется, он прислуживал кому-то из иерархов — жутко самоуверенный. Говорит, что и не таких объезжал. Его слова — не мои.

Я нахмурился. Из всего, что он сказал, я точно понял лишь одно — он лгал.

— А что, похоже на правду. Как я слышал, эниты любят чокнутых. — Рука с оружием опустилась мне на плечо. — Ты ему не поверил?

— Я? Я не... — Парень смутился. Похоже, он надеялся на другую реакцию.

— Хотя, куда ему до тебя, да?

— Почему же... я не настолько...

— Насколько я себе представляю? — Тот, кто стоял у меня за спиной, присвистнул. — Меня только вот что интересует: если я его трахну, это будет в большей степени твоим личным поражением или победой всей вашей братии?

-Ч-чего?

— Видишь ли, я тоже люблю чокнутых. И смотри-ка, он уже весь в крови. То, что надо, не придётся время тратить. — Он наклонился к моему уху и зашептал так тихо, что его мог слышать только я. — Зря ты не послушал своих подружек, теперь правила поведения тебе буду объяснять я. То есть делать за Мэда его работу. Я ему обязательно напомню об этом при случае, и тебе достанется еще и от него.

Поразительно, как я смог за несколько минут нажить себе врагов и насолить местному боссу, при том, что ничего о нём кроме имени не знаю.

— Ну а теперь прощайтесь. — Он обхватил мою руку и помахал ей парню. — Не уверен, что в ближайшее время или вообще когда-нибудь вы снова встретитесь.

Наверное, никогда прежде тот блондин с ножом не уходил отсюда настолько удовлетворённым.

* * *

Погодите-ка, где-то я уже это видел.

Я прижимаюсь спиной к холодной стене, а она отталкивает меня навстречу чужим пальцам. Отличия? Не было ослепительно яркого света, наоборот — я тонул, захлёбывался в темноте, словно оказался на дне океана. Рука моего нового убийцы была сухой и жесткой: в отличие от Задиры он знал, как делать то, что собрался сделать, потому что он уже проворачивал подобное.

Не знаю, каким чудом я сохранял сознание.

— Надеюсь, ты не решил, что я, правда, стану долбиться с каким-то приблудным уродом? Не считай меня лицемером, я прекрасно понимаю, что моя работа такая же грязная, как и ваша. Вот только ты выглядишь дешево, а у меня очень высокие запросы. Как минимум одна из причин убить тебя прямо сейчас — ты будешь бесполезен не только мне. И... ты часом не заразный? — Я захрипел в ответ, и он разжал руку, давай мне осесть на пол. Я закашлялся, хватая ртом воздух. Я не слышал шаги — он ходил, только слегла колебля воздух, бесшумно, раздумывая о том... — Что за мусор я опять подобрал, а?

Я зашевелил губами, пытаясь ответить.

— Это был риторический вопрос. Тот пидор сказал, что ты был "куклой" одного из генералов. Какого именно?

— Я не... я не был куклой.

— Что? Громче!

— Я сбежал из приюта. Всю жизнь пробыл там, никогда не покидал его стен. Я генерала-то видел лишь раз.

— А? Сбежал из приюта? — Он оказался очень близко. — Да ты ещё больший псих, чем кажешься на первый взгляд. И что ты себе на голову напялил? — Он стянул с меня ту прозрачную, изысканную шапку, которую я нашёл на обочине. — Это чулок, дебил.

Как будто это что-то мне объяснило

— Их надевают на ноги.

— О.

— И как эти придурки могли принять тебя за одного из них с этой херней на голове? — пробормотал он, уходя, кажется, в соседнюю комнату. — Это как если бы я использовал импульсную пушку, как подзорную трубу, и все тут же решили, что я элиминатор.

Его отсутствие словно освободило меня окончательно, и я вдохнул полной грудью. Мне понравилось, как тут пахло. Так вот что значит, иметь свой собственный дом. Он может пахнуть, как ты захочешь. И ты сможешь передвигаться по нему в кромешной темноте, потому что сам его создал и знаешь досконально все его углы и пороги.

— Ты элиминатор? — прошептал я, зная, что он меня не услышит. Да, мои познания этого мира были весьма скудны, но некоторые вещи знал даже я. Потому что если тебе не удалось стать солдатом, ты можешь послужить иерархам в качестве элиминатора. Чистильщика. С незапамятных времен отнимать чужие жизни — легально, а убийца — вполне себе профессия.

— А ты видел одного из генералов. — Я едва не вскрикнул, когда понял, что он незаметно подобрался ко мне. Опять. — Кого именно?

— Не знаю, — отозвался я, всматриваясь в темноту.

Он оказался ближе, чем я думал. Передо мной чиркнула зажигалка, и я дёрнулся назад, ударившись затылком об стену. Пока он раскуривал самодельную сигарету, я пытался разглядеть его лицо. У него были светлые глаза и широкий зрачок. Светлые ресницы и брови. И волосы, наверное, тоже светлые.

Это было потрясающе. Вроде как быть элитой, но не носить белый цвет, потому что природа уже тебя отметила.

— В ваш тухлый приют снизошел иерарх, а ты даже не удосужился узнать, как его зовут?

— Нам нельзя смотреть на них, подходить и обращаться. Даже старшим.

— Тц, от тебя никакой пользы, — пробормотал он, и я постарался исправиться:

— Бэлар. Это был Бэлар, точно.

Он долго молчал, удивлённый моими словами или... жаль, что я не мог видеть его реакцию.

— Ты словно только что из яйца вылупился. Заявляешь, что видел иерарха, который пропал без вести чёрт знает сколько лет назад. Может, его уже и на этой планете нет. А может он подох. Даже недотепа вроде тебя должен это знать.

Я это обожал, как и любой приютский мальчишка — таинственнейшие истории про вещи, о которых говорить запрещено.

— Он не мог умереть. Он же генерал — сильнейший из энитов.

Многорукий фыркнул.

-Тогда почему же он сбежал, как последний трус?

— Может...

— Ну?

— Может, он решил освободиться.

— Прям как ты, да? Да у вас, оказывается, много общего.

Он откровенно надо мной насмехался. И имел на это право, потому что был старше, умнее, сильнее... бог знает, чем он меня еще превосходил. Кроме того? Я находился у него дома.

— Но если серьёзно, с чего ты взял...

— Там был Рэймс, — предвосхищая его вопрос, ответил я.

— О! — воскликнул Многорукий, затягиваясь. Огонек его сигареты гипнотизировал. — Тогда конечно. Рэймс же ни за кем не следует кроме своего хозяина. Так ты думаешь? Неразлучный дуэт — выскочка-кукла и энит-психопат. Они же просто настоящее исключение из всех возможных правил. Эта паршивенькая история вдохновляет таких отщепенцев как ты, не правда ли?

Сначала я решил, что расспрашивая меня, он выполняет часть своей работы: выведывает новости с "поверхности". Теперь же я думал, что ему просто скучно. Поэтому не побоялся ляпнуть:

— Для всех, кто жил в приюте, это было не просто историей.

— Наверное, именно поэтому Бэлар приблизил к себе не лучшего из энитов, а самого последнего неудачника. Чтобы дать вам надежду.

— Нет, я думаю, он сделал это на зло...

— Ха? Кому?

— Своему отцу... Консулу... системе. Не знаю.

— Я слышал, эниты умеют читать мысли людей. А ты, похоже, первый человек, научившийся читать мысли энитов. Да еще и на расстоянии. Мне охренительно повезло с тобой встретиться.

— Нет, я просто...

— Думаешь, что понимаешь его?

— Нет, но...

— А, проваливай отсюда, — протянул Многорукий утомленно. — Я бы дал тебе совет держать такие вот выводы при себе и вообще рот пореже открывать, но не стану. Вряд ли ты доживёшь до завтрашнего утра, учитывая то, что ты уже нарушил все возможные правила. Пусть с тобой Мэд разбирается. Или те "красотки" в латексе.

Он выпрямился, затушив окурок, и я опять оказался в кромешной темноте. Я не знал, ушел он или еще стоит неподалеку, но все же воскликнул:

— Подожди! — Мне не ответили, но я рискнул задать вопрос: — Ты правда... элиминатор?

— Ага.

— Ты можешь убить... любого?

— Кроме энитов — да.

Ну да, одним человеком меньше — одним больше, какая им разница, когда у них настроено бесперебойное производство.

Набрав воздуха в грудь, я выпалил:

— Даже Рэймса?

* * *

— Эй-эй, сбавь обороты. — Теперь он считал меня не просто придурком, а законченным идиотом. Но я, определенно, вернул его интерес. — Я думал, вы все, приютские неудачники, считаете его своим богом.

Я осмелел.

— То, что Рэймс стал ликтором иерарха, не его заслуга, а выбор самого Бэлара. Он мог взять кого угодно, любой был бы ему настолько же предан. В Рэймсе нет ничего особенного!

— Ты это с первого взгляда понял, да? — Он цокнул языком, словно восхищался очередной моей способностью. — Готов поспорить, тебя ежедневно колотили в этом твоем приюте.

Ладно... похоже, не я единственный умел здесь "читать мысли".

— В нём нет ничего особенного... — повторил я. — Когда-то он сам был ничуть не лучше меня.

— Ты ему до смерти завидуешь? — гадал элиминатор, — или же это что-то более личное?

И тут я как на духу выложил ему то, о чем никому раньше не рассказывал.

Мой голос звучал хрипло и глухо, всё внутри сжималось от боли. Словно память была орлом, терзающим уже затянувшуюся рану Прометея (о котором я тоже теперь знаю). Я сам только тогда по-настоящему понял, насколько сильно пренебрежение человека, которого я видел всего несколько минут, задело меня. Нет, не пренебрежение... Убийство. Своим безразличием он приговорил меня к мучительной смерти. Сначала дал надежду, а потом столь же легко забрал ее. Протянул руку, а когда я поверил в своё спасение, столкнул в пропасть.

— Я ни во что не верил и ни от кого не ждал помощи. Зря он вмешался... Я знаю, что он сделал это специально. Он просто хотел показать своему хозяину, что стал подобен им во всём. Научился так же легко миловать и карать. Та же безжалостность, тот же расчёт... — Я не задумывался над тем, насколько жалко выгляжу, почему-то рассчитывая на темноту. Хотя она наоборот превращала мою исповедь в подобие ночной истерики. — Это был урок, и я наконец его усвоил. Я понял... мне нужно стать таким же безжалостным и коварным.

Многорукий присвистнул, как если бы говорил: "лучшей причины убить кого-то я просто не встречал".

— Как ты и сказал, он уподобился энитам, а их трогать нельзя.

— Он обычный человек... — повторил я, посмотрев туда, где, как мне казалось, стоял Многорукий. — Но, конечно, ты с ним не справишься.

Не знаю, на что я надеялся.

Это было как второй раз за день выпрыгнуть из машины. И по закону логики на этот раз всё должно было закончиться моей смертью.

Но Многорукий начал смеяться.

Сначала тихо, словно пытаясь сдерживаться, а потом уже откровенно, в голос. И пройдёт не один год, прежде чем я пойму, что именно его так развеселило. И когда я вспомню этот момент, буду долго недоумевать, как он мог после этого общаться с таким кретином.

— Приятель, нельзя убивать людей просто за то, что ты им не понравился.

— А за что можно?

— За деньги.

— Я заплачу. — Я всё ещё не был уверен, но похоже... он... вот-вот... должен был согласиться. Этот мужик был безумнее всех, кого я встречал. Безумнее меня. Его не сдерживали ни моральные, ни социальные барьеры, не пугала разница в положении и силе. — Я всё сделаю.

— Неужели? Из тебя вышла бы отличная "кукла". Такой угодливый... Рэймс, определённо, просчитался.

Очевидно, он глумился надо мной, и по логике вещей я должен был желать ему смерти даже больше, чем Рэймсу. Но, в отличие от него, Многорукий не повернулся ко мне спиной. Он смотрел на меня. Он со мной разговаривал.

— Ну а сейчас подумай серьёзно, зачем тебе это нужно? Не с точки зрения морали. Чисто практически. Твоя жизнь станет лучше, если Рэймс умрет? Нет, она вообще не изменится. Ты будешь удовлетворен? Вряд ли. Ведь при всём при том, что ты пытаешься обставить всё как месть, ненависти ты к нему не испытываешь. Ты просто сопляк, который хочет самоутвердиться и не знает, как это сделать.

— Я хочу, чтобы хоть один раз... он завидовал мне.

— Мёртвому ему это будет сложновато сделать.

— Ты, правда, можешь убить его? — спросил я, замирая.

Многорукий протяжно вздохнул.

— Только одно условие. — Я не поверил своим ушам. — Я сам решу, когда это случится.

И тут я потерял сознание от счастья.

Глава 5

Конечно, кроме счастья своё дело сделали кровопотеря и обезвоживание. Поэтому, когда я очнулся, от вчерашней эйфории не осталось ни следа: у меня раскалывалась голова, всё ныло тело, а плечо болело так, словно его набили колотым стеклом, пока я спал. Воспоминания работали на усиление эффекта: в общей сумме меня вчера назвали придурком раз двести. И обидно совсем не это, а то, что я оправдывал это прозвище.

Каким бы прекрасным ни бы этот мир, я не умел в нём жить, поэтому он постепенно превращался из рая в смертельную ловушку. Которая должна была захлопнуться вчера, если бы не...

Я приоткрыл глаза осторожно, словно не терял сознание, а зажмурился на мгновение, приготовившись к удару. Тишина. Знакомый запах, незнакомый свет... А я-то думал, тут темно независимо от времени суток.

Я вздохнул свободно, хотя не имел на это права. Не знаю, с чего я взял, что раз пережил одну ночь здесь, то и остальные переживу. Будто пообещав убить Рэймса, Многорукий тем самым поклялся не трогать меня. Одно другому не мешает, да?

И... неужели это серьезно произошло со мной? Я сбежал? Рэймс умрёт?

— Да, я собираюсь заняться им сегодня, — раздался голос, на который я обернулся так резко, что едва не свернул себе шею.

Я был в комнате не один. С длинной софы, на которой я лежал, открывался отличный обзор, и я, наконец, смог увидеть Многорукого со стороны. Он сидел на полу ко мне спиной, и то, что я принял за узор на одежде, на самом деле было рисунком на его коже.

Я такое встречал впервые. Татуировку, саму по себе. Да ещё такую кошмарную. С мужской спины на меня смотрело свирепое многорукое существо с высунутым языком.

Мои глаза расширились. Я представил, что будет, когда сам Многорукий повернётся ко мне. Если учесть, что у него на коленях лежал непомерно длинный изогнутый нож? Это закончится как минимум очередным обмороком.

А пока Многорукий смотрел вниз, на карту, которая лишь намекала на то, в каком огромном месте я оказался. Раньше мой мир имел четкие границы и был до безобразного однотипен и мал. Даже эта комната вмещала в себя больше историй, воспоминаний, вещей, чем весь приют и моя жизнь, в нём проведённая.

— Я помню про уговор. — Его голос звучал тихо, но я опять вздрогнул. Что он там говорил про чтение мыслей? — По этому поводу я подготовил кое-что особенное.

С этими словами он взял нож, разглядывая его так, словно приготовился признаться ему в любви. И, возможно, это не было лишено смысла, потому что он поднёс его к самому лицу. Чтобы разглядеть в зеркальной поверхности лезвия меня — пялящегося на него. Наши взгляды встретились.

— Хочешь знать, что именно?

— Э-э-э... — протянул я нерешительно, оглядываясь, словно доказывая, что кроме как ко мне, он никому этот вопрос не мог адресовать. — Да?

— Я выберу момент и нападу внезапно, когда он совсем не ожидает, — проговорил он, поднимаясь на ноги и поворачиваясь ко мне.

Высокий, жилистый но не настолько, насколько я представил вчера. Его голос был очень взрослым, поэтому я решил, что Многорукий старше Рэймса. А значит, по определению, сильнее. Я был наивен до идиотизма. Многорукий был молод настолько, что не мог, просто не мог быть профессиональным убийцей.

Не мог одолеть сильнейшего человека на планете.

Я почувствовал себя дважды преданным. Но это вообще ничего не значило, когда он приблизился.

— Распорю его живот, не задев внутренностей. Одним движением, вот так. — Прежде чем я успел шевельнуться, он взмахнул рукой. — Ни одно другое оружие не дает такого чистого и красивого результата.

И, готов спорить, ни одно не требует такого профессионализма: я до сих пор не мог поверить в то, что лезвие не задело меня. Я явственно чувствовал холод и боль... но крови не было.

Ладно... надеюсь, Рэймс такими фокусами не владеет. Тогда у этого мужика есть шанс.

— Может, возьмёшь ещё пульсар? — предложил я. — Про запас?

— Думаешь, стоит?

— Если ты решил выступить против человека-иерарха... да, думаю, лишнее оружие не помешает.

— Спасибо за дельный совет, мэтр. — Он опустил взгляд ниже. — Прикройся уже, чёрт возьми.

— Что? — Я сел, и одежда сползла с моих плеч, разрезанная от горловины до пупка.

Многорукий, поправив наушник, бросил:

— Нет, я не тебе. Так я и сказал. Не твоё дело, ага. — Он отошёл от софы к окну, выглядывая наружу. Каким-то образом, занятый разговором, он услышал это раньше меня... Совершенно незнакомый мне звук. Лай. — Ух ты, тут намечается что-то интересное. Ищейки... Да нет, тут что-то забыл отряд Зорких. — Многорукий помолчал. — Вряд ли, я слишком законопослушный для них.

И он посмотрел на меня, словно я мог оказаться тем самым злостным преступником, по чью душу они пришли.

В дверь заколотили, и почему-то я подумал, что гости в этом доме — редкое явление. Многорукий не торопился, над чем-то раздумывая. Например, злиться ему на то, что я привел на его порог Зорких (хотя я по-прежнему верил в свою непричастность), или считать это удачей (он мог выдать им меня, как и подобает их коллеге — чистильщику).

Стражи порядка продолжали настойчиво ломиться. Собаки рычали и истошно лаяли, и через минуту у Многорукого закончилось терпение.

— Прикройся, я сказал, — бросил он, проходя мимо.

— Погоди! — Я вскочил с софы, глядя в глаза чудовищу у него на спине. — Я не вернусь в приют! И на ферму не поеду! Слышишь?

Элиминатор пошел к лестнице, которая вела вниз. На первый уровень как оказалось очень просторной квартиры.

— Заткнись и не высовывайся.

— Я хочу остаться здесь! Хочу стать, как ты! Пожалуйста, дай мне шанс! — Под конец мой крик сорвался на шепот. Я подумал, что совершаю ту же самую ошибку. — Я сделаю всё... правда, всё, чтобы стать... хоть кем-то...

— Рэймс, действительно, прогадал. Слышал бы он тебя сейчас.

Многорукий уже был внизу, направляясь к двери с тем самым ножом наперевес. И у меня создалось впечатление, что одной испорченной одежкой Зоркие не отделаются.

Попятившись назад, я наткнулся на софу и упал на неё. Я зажал уши ладонями, приготовившись к крикам... Но прошла пара минут, а всё было так же тихо. Подозрительно тихо.

— ...обожаю собак. Умные животные, преданные. Обидно, что всех дворняг перебили. У меня была когда-то дворняжка, полудикий пёс. Я его научил многому... всяким командам там... Все мои знакомые им восхищались. Говорили, он точь-в-точь как человек только с хвостом и лапами. И радовался мне всегда, как полоумный. Смотрел я на него и думал... Почему я не пёс?

— Обалденная история, — раздалось в ответ. — Может, еще какую расскажешь? Больно складно у тебя получается сочинять.

— А у вас есть на это время? Вы, похоже, спешите, парни.

— Да, к тебе и спешили.

— Уверены?

Собаки больше не лаяли, только слегка поскуливали. Будто от страха.

— Сейчас проверим. Отойди-ка в сторонку.

— Извини, но я не собака и не твой солдат, чтобы выполнять твои команды. Я ничуть не ниже тебя по положению. И это мой дом.

— Ничуть не ниже, да? — заговорил Зоркий, очевидно, оскорбленный таким сравнением. Пусть "чистильщики" и Зоркие служили одной цели — правосудию, у каждого из них были свои методы. К тому же все знали, что элиминаторы не гнушаются брать работу со стороны. И у них не было кодекса и дисциплины — святых понятий Зорких. — Тогда, может, ты пригласишь меня в свой дом? Из, так сказать, профессиональной солидарности?

Я весь обмер, потому что Многорукий после недолгого раздумья бросил:

— Заходи. Но только ты.

— Командир... — окликнул его кто-то, но командир кинул:

— Ждите здесь. Я скоро.

Дверь закрылась, и я съежился. Господи, только не снова. Неужели это опять происходит со мной?

— Сколько тебе, парень?

Я слышал чужие шаги.

— Не знаю точно... Двадцать? — ответил Многорукий.

— Значит, обучаться вместе мы не могли... А я тебя точно где-то видел.

— Может и пересекались где. Нам часто приходится прибирать за Зоркими.

— Ага, по тебе прям видно, какой ты хороший уборщик. Что за хрень у тебя в руке? Решил мне бутербродов сделать?

— Обычно я его использую, чтобы отрезать яйца всяким трепачам. Но если ты не брезгливый...

— Спасибо, я не настолько голоден, чтобы просить тебя идти на такие жертвы ради гостеприимства.

— Можешь даже не мечтать. Я кому попало свои причиндалы в рот не сую.

Да что с этим парнем? Зачем он его провоцирует?!

— Да я знаю, что ты нашел, куда их засунуть.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что вчера при перевозке наши недоумки-коллеги потеряли ценный груз, и всё указывает на то, что ты припрятал его у себя. Конечно же, для пущей сохранности, в качестве одолжения лично для меня. Я же правильно понимаю?

— Ценный груз? Насколько ценный? Если вдруг мне подвернётся под руку что-то похожее, я хочу знать, на что могу рассчитывать.

Меня замутило. Он собрался торговаться?

— Ха-ха, как это похоже на вас, элиминаторов. Продажные шкуры. Но так уж получилось, что это уникальный экземпляр.

— Какая жалость, что вы его — такого уникального — потеряли, правда? А теперь просите помощи у элиминатора. Как это похоже на вас, Зорких.

— Я не прошу помощи. Я требую, чтобы ты вернул нам то, что тебе не принадлежит.

— А кому принадлежит?

— Значит, ты признаешься, что держишь его у себя?

— Я даже понятия не имею, о чём ты. Может, у этого груза есть особые приметы?

— Я бы сказал их предостаточно

— Да? И какие же?

— Скажу так: ты бы сразу понял, что это он.

Многорукий присвистнул.

— Вчера мне ничего подобного на глаза не попадалось. Лучше загляните к Мэду... я слышал, у него как раз появилось что-то интересное. Наверняка, именно то, что вы ищите.

— Поразительно, он сказал мне тоже самое про тебя... И знаешь что?.. — Его шаги приближались. Он уже стоял у подножья лестницы. — Я уверен, что слышал голоса сверху.

— Это говорящий попугай.

— Чего-чего?

— Птица такая.

— Любишь диковинных домашних зверушек, да?

— Обожаю.

— Может, и мне покажешь?

— Почему нет? Поднимайся.

Казалось, командир был удивлен ответом, ожидая услышать сбивчивый поток из "нет-что-ты-там-не-на-что-смотреть". Что самое интересное? Этого ожидал не только он.

Шаги зазвучали на ступенях. Я отползал назад, пока не свалился с софы.

Ауч!

Всё вокруг на пару секунд окрасилось в красный, но я нашел в себе силы заползти за софу и забиться в угол. Самое безопасно и недоступное место на свете. Теперь я спасен. Ага.

Я слышал, как они поднялись наверх. Командир на минуту замер: осмотрелся и направился в мою сторону. Безошибочно. Словно уже много раз имел дело с проблемным "грузом" и знал, где надо искать. Либо мои зубы стучали слишком громко.

— Сукин ты...

Он уже стоял надо мной, и по мере того как я поднимал голову, в поле моего зрения появлялись его сапоги... серый комбинезон... мужское лицо было идеально симметричным — фирменный знак всех лабораторных моделей. Так уж получилось, что Зоркими могли стать исключительно люди, выращенные в генетических центрах. Люди из пробирки.

— Ну как тебе мой питомец? — поинтересовался Многорукий, стоя позади.

— Да ты... грязное животное. Что ты с ним сделал?

— Хочешь сказать, это и есть ваш ценный груз?

— Ха?! — воскликнул я.

А то ты раньше этого не понял.

— Поднимайся, — приказал мне командир, после чего повернулся к элиминатору. — Не думай, что эти игры сойдут тебе с рук. У меня есть связи, и я сделаю всё, чтобы у тебя, мудила, отобрали лицензию.

— А-а, делай после этого добро людям, — протянул Многорукий, смотря на меня. — Видишь, из-за тебя у меня проблемы. Что мне теперь делать?

Я скосил взгляд на его нож.

Как будто ты не знаешь.

— Давай, идём со мной. — Командир протянул ко мне руку. — Я отведу тебя в твой новый дом. Тебя там уже заждались.

На ум мне тут же пришло все то, что я слышал о ферме, воображение проиллюстрировало мое скорое будущее... которое продлиться в лучшем случае лет пять.

Я прижал колени к груди и обхватил их руками.

— Не заставляй меня ждать. — Командир начал терять терпение, а я просто не мог себя заставить добровольно сделать это — смириться с такой жизнью (смертью). — Не бойся. Никто тебя больше не тронет. И уж тем более этот...

— Спаси меня, — прошептал я в колени.

— Я и собираюсь это сделать, — ответил Зоркий, не понимая, что я обращался не к нему.

— И как же ты предлагаешь мне это сделать? Передо мной служитель закона, а внизу ждут еще десять таких же.

— Ты сказал, что убьёшь Рэймса. Он сильнее их всех вместе взятых, а значит, ты не должен задавать таких вопросов!

— Ты предлагаешь мне убить командира отряда Зорких? — Многорукий прикрыл рот рукой, словно шокированный тем, что я вообще мог до такого додуматься. — Прости, не могу. Убей я кого-то из них, на меня объявят охоту и уже совершенно точно лишат лицензии. Ради призрачного вознаграждения за убийство — на минуточку — генеральского ликтора, я не стану влезать в это.

— Так ладно, пора с этим кончать, — утомлённо вздохнул командир, дёргая меня за руку. И тут я выпустил всю свою ярость, чего не делал никогда: я дергался, пинался, извивался и шипел... но мужчина этого даже не заметил, хватая меня в охапку.

— Приблизительно так же с тобой обошелся Рэймс? — крикнул нам вслед Многорукий. Я извернулся, чтобы направить на него взгляд полный отчаянья и ненависти. — Когда ты уже поверил в своё спасение, он дал понять, что и не думал тебя спасать. Он просто ничего не сделал, когда ты умолял его о помощи, да?

— Ублюдок! — взревел я, не узнавая свой голос. Это было еще более подло, чем просто предательство! Я никому кроме него об этом не рассказывал... я решил, что он понял меня...

— Хм... что-то новенькое. — Он посмотрел на меня так, словно я был тем самым попугаем, выучившим новое слово.

— Я не умру! Я выберусь оттуда и найду тебя!

— Ого.

Не обращая на нас внимания, Зоркий нёс меня вниз по лестнице. Он просто был рад, что выполнил задание, поэтому не мешал нам проститься, как положено.

— Я поверил тебе! Я тебе поверил! А ты... ты ещё пожалеешь об этом!

— Глянь, командир, он пропустил только вечернюю и утреннюю дозы, а уже похож на буйно помешанного. Уверен, что справишься с ним?

— Я не прощу вам этого! Ни Рэймсу! Ни тебе! Ни Задире!

— Задире? Про него ты ничего не рассказывал. Кто такой Задира? — Он пошел за нами следом. — Заводила кодлы, которая тебя регулярно поколачивала? Так почему ты хочешь убить именно Рэймса, а не его? Любого из тех, кто превратил твою жизнь в ад? Почему ты выбрал того, кто просто не захотел тебя оттуда забрать?

Я ничего не ответил, стиснув зубы от злости и давя в себе желание зареветь. Я никогда не впадал в такие крайности раньше, но теперь что-то внутри меня сорвалось с цепи. В другой раз я бы просто включил голову, подумал бы о бесполезности этой истерики и не произнёс бы ни слова. Смирился без лишнего расхода калорий. Теперь? Я знал, к чему это приведет, но все равно трепыхался.

Я сошел с ума.

Точно сошел... потому что в следующее мгновение Многорукий, который все это время вяло плелся позади, оказался перед командиром. Он не направил на него оружия, но мужчина замер так, словно ему к горлу приставили лезвие.

— Я ещё не договорил, чтоб тебя. — Я не узнавал этот голос. Из него исчезла шутливость, он зазвучал ниже, глубже. По моей спине пробежал холодок, и я зажмурился в ожидании боли. — Кто тебе разрешил выходить? И забирать мою говорящую птицу?

Когда я почувствовал дрожь, то понял, что она не моя.

— Птицу? — повторил командир по слогам и, глянув на меня, пошатнулся.

Через секунду он разжал руки, и я грохнулся на пол, хотя, по замыслу командира, должен был взлететь.

Тогда я понял, почему этого шута так боялись все в этом городе.

— Ч-что произошло?.. — прошептал я, отползая от них. — Что ты сделал? Почему он...

— Тебе приглянулась моя болтливая птаха? Похоже, она смерть как хочет остаться со мной.

— Не понимаю, — пробормотал командир, прижав ладони к вискам. — Не помню, зачем схватил его...

— Это ведь совсем не похоже на то, что ты ищешь?

— Нет... нет...

— Я так и думал. — Приблизившись к командиру, Многорукий зашептал ему на ухо. — Как я и сказал, я не имею ни малейшего понятия, где находится то, что вам нужно. Поэтому просто проваливайте отсюда и ищите свой ценный груз в другом месте.

Я понял, что он мог разрулить эту ситуацию и по-другому: сказать гостю, что он — собака и командир бы выбежал из дома на четвереньках и всю оставшуюся жизнь мочился, задрав ногу.

Командир пошел к двери, открыл её и просто... вышел, оставив меня Многорукому.

— Ну что? — кинул кто-то из Зорких. — Мы уже собирались вмешаться.

— Уходим, здесь ничего нет.

— Да? Мы слышали голоса. Там точно был кто-то третий.

— Это говорящий попугай.

— Говорящий... чего?

Дверь захлопнулась сквозняком, и я вздрогнул, едва сдержав крик. Мне следовало бы радоваться, что всё разрешилось так быстро, без жертв, в мою пользу... Но я не мог.

Я посмотрел на Многорукого, и мне стало по-настоящему жутко.

Что ты такое?

Кажется, я знал ответ.

И когда я подумал так, он повернулся ко мне.

— А-а, крошечная женщина. Ты прикроешься уже, наконец?

Так я впервые услышал это слово.

Глава 6

Он зажал ладонями голову, словно она могла расколоться в любой момент. Что бы Многорукий ни сделал с тем человеком, это срикошетило и по нему тоже. За минуту он посерел, его кожа покрылась бусинами пота, дыхание стало рваным.

Оттолкнувшись от стены, он поплёлся к лестнице и, держась за перила, поднялся на нависающий над холлом второй ярус. И на этот раз я слышал каждый шаг. А потом наверху что-то грохнуло, и я понял, что дело — дрянь.

Через пару минут я нашел в себе силы встать с пола и подняться наверх. Многорукий стоял на коленях перед своими растормошёнными вещами. Он что-то искал, но так и не нашёл.

— Иди сюда, — подозвал он меня, и я увидел, как сильно у него дрожат руки, в которых он держал... клочок папиросной бумаги. — Скрути мне сигарету.

— Что ты сделал? — спросил я, чувствуя свое превосходство в этой ситуации. Он казался невероятно уязвимым, и я понял, что у меня больше не будет возможности узнать то, что я хочу.

— Спас тебя? В очередной раз.

— Что ты сделал с ним?

— О, тебя серьезно это беспокоит после того, как ты умолял его убить?

— Ты... энит? — спросил я, зная ответ заранее.

— Дебил, что ли? — прохрипел Многорукий.

— Ты использовал контроль. Такое могут только эниты.

— И люди из пробирки.

— Неправда, — сказал я, хотя не был в этом уверен.

— Ты только вчера на свет вылупился, а уже споришь со мной? — когда я не ответил, он проворчал: — Делай, что я говорю, чёрт возьми, если решил тут остаться.

Не знаю как это возможно, но в тот момент я ненавидел и в то же время любил его до беспамятства. Потому что понял, что он никуда меня не отдаст. Он мог ходить по грани, но никогда не переступит ее.

— Возьми больше.

Я собрал в щепотку немного сушёной травы из банки, которую он мне протянул.

— Положи вот сюда. Распредели... Теперь оближи край.

Я не умел скручивать сигареты, о чём ему и сказал.

— Чёрт возьми, от тебя никакой пользы, — пробормотал Многорукий, когда убедился, что я, действительно, ни на что не способен.

Тонкая бумага рвалась, трава высыпалась. У меня раньше не было проблем с мелкой моторикой, но такой ювелирной работой я никогда прежде не занимался.

Многорукий попытался справиться с этой задачей сам, но его так трясло, что он в итоге зашвырнул всё в угол.

— Сгоняй за выпивкой.

— Что?

— Я тебе дважды жизнь спас, принеси мне целум.

Я уставился на него. Как он себе это представлял? Я же только вчера вылупился на свет. Кроме того? Меня разыскивает отряд Зорких. По этому поводу у меня была целая куча вопросов, но всё что я спросил:

— И где мне это взять?

— Ах да, ты же у нас совсем еще птенчик. — Он вытащил футболку из вороха одежды и протянул мне. — Переоденься. Тебя неправильно поймут, если будешь ходить по улице с сиськами наружу.

Похоже, если я надену что-то из его вещей, меня тут же поймут правильно. Хотя, как оказалось, он на этом не остановился. Потянувшись к раскиданным по полу вещам, он взял маркер. Его руки дрожали, когда он пытался написать что-то на ткани. Поэтому он толкнул меня на пол и навис, с усилием впечатывая слова в ткань. Большими буквами. Поперек груди. Слева направо. И ещё раз, чтобы наверняка.

— Не елозь.

— Щекотно.

— Здесь?

— Да.

— Ха-ха, а если так? Какая чувствительная доска... кажется, я нашел тебе применение, — бормотал он, уже выходя за границы ткани. Повторяя символы на коже, снова и снова, везде, на руках, на шее... Он впервые оказался так близко ко мне при свете дня, и надо было мне в этот момент вспомнить, что он — не то, чем кажется. Я отвернулся, чтобы не разглядывать его, и поэтому он написал что-то на щеке, которую я подставил. — Так всем будет ясно, кто ты.

Даже я этого не знаю. А ты за день во всём разобрался? Неужели я так прост?

Приподнявшись, я посмотрел вниз, на исписанную футболку.

— Ну как тебе твой бронежилет?

— Я не умею читать.

— Даже обидно немного. Я так старался. — Многорукий упал на софу и накрыл глаза предплечьем. — И что вы только делали в этом своём приюте? Кроме того, что следили за младшим поколением, драили полы, жрали, дрались и мечтали однажды попасть на глаза какому-нибудь генералу?

Ну, он довольно точно описал нашу жизнь.

— Нас тренировали ещё...

— Даже таких, как ты?

— Всех. — Я немного оскорбился.

А что со мной не так? Ну... кроме прочего?

— Ты, конечно, был худшим во всех состязаниях.

— Нет, я бегал быстро.

— Сейчас мы это проверим.

Я понял, к чему он клонит, вот только...

— Я не знаю, куда идти.

— Прояви фантазию.

— А?

— Хочу посмотреть, как ты с этим сам справишься.

— А как же деньги?

— За дурака меня держишь? Я дам тебе деньги, а ты сбежишь.

— Разве мне дадут целум за так?

— Не узнаешь, пока не попробуешь.

Это было бессмысленно.

Я нарочито медленно поплёлся к лестнице, спустился с неё и услышал уже у самого порога:

— Думаю, Зоркие всё ещё в городе или ошиваются поблизости. Собаки учуют тебя и тогда тебе крышка, потому что они тоже читать не умеют. Но бегают быстрее тебя, поверь. — Ладно, по крайне мере он не сказал что-то вроде "пошевеливайся, я ненавижу ждать". Его слова можно было даже принять за заботу... — И я ненавижу ждать. Так что шевели задницей.

Если бы я знал чуть больше ругательств, я бы может и осмелился что-нибудь шепнуть. А так я просто громко захлопнул за собой дверь.

Это было не похоже на меня... Мне хотелось ответить на его злость равной злостью, хотя в прошлом я бы просто тихо ускользнул. Со мной творилось что-то странное, и я еще не определился с тем, нравится мне это или совсем наоборот.

Я решил подумать над этим по дороге... куда-то-там.

Я сорвался с места.

Мне нужно было побыть в одиночестве и разобраться с тем, что со мной произошло. То место, которое я стремительно оставлял за спиной, подавляло меня. Не так как приют, иначе. Приют был моим домом, я ничего кроме него не знал, он был скучным, мрачным, все хорошее и плохое было связано с ним (плохого больше), я его ни капли не боялся. А дом Многорукого пугал меня. Он представлял собой противоположность всего, что я знал. Он был старым, двухъярусным, с высокими потолком и широкими окнами, он был загроможден вещами, пах пылью, алкоголем и табаком, а по вечерам в нём не горел свет. Но я почему-то впадал в отчаянья от одной мысли о том, что мог его не увидеть.

Мне хотелось сбежать оттуда лишь для того, чтобы как следует соскучиться. Глотнуть воздуха и погрузиться ещё глубже. Да, мне было трудно дышать, думать в тех стенах, но на мне была чужая футболка — портативная клетка. Чужой запах мешал сосредоточиться. Многорукий словно был совсем рядом. Шел следом. Очень близко.

На моё плечо опустилась тяжелая рука, и я едва не выскочил из штанов от страха.

— Эй, я тебя здесь раньше не видел. Ты случайно не тот крендель, которого ищут?

До меня добрались?

Здоровенный амбал нависал надо мной, и я знал заранее, как закончится эта встреча. Он заглянет в моё лицо, поймёт, кто я такой, а потом... отдёрнет ладонь и попятится назад. Я едва не принял его страх на свой счет.

— О, вот оно как, — пробормотал он.

Сработало?

Собственно, это был первый и последний человек, который решился ко мне подойти. А я не воспользовался случаем и не спросил у него:

а) кто такой этот алкоголик с частыми приступами мигрени и поганым чувством юмора?

б) где я могу купить целум для этого алкоголика?

Несмотря на то, что на улице было людно (народу становилось все больше, по мере удаления от его дома), никто не собирался мне на эти вопросы отвечать.

— Простите, мне нужно... — Стоило мне посмотреть на кого-то или заговорить, люди переходили на другую сторону улицы. Неужели этот гад написал, что я заразный? — Вы не подскажете...

Это был полный провал, и я решил понадеяться на интуицию. Я прикинул, что целум должен находиться там, где больше всего народа. Хотя я знал, что все наши надзиратели пили лишь поздно вечером, а сейчас был только полдень.

Я шел по улице и наблюдал. Люди сторонились меня. Не знаю, кем я был. Но я был неприкосновенен.

Это была очередная шутка Многорукого, но никто кроме него не посмел бы над ней смеяться. Я точно. Мне было не до смеха.

Моё плечо болело, в горле уже давно пересохло. Я был еще слабее, чем вчера, хотя уже тогда считал себя совершенно беспомощным. Но я понял, что сейчас это не так уж и важно. Я могу быть слабаком, Многорукий разрешил мне это.

Но не тупым... нет, тупым он мне быть не разрешал. Поэтому я старался быть собранным и отстраненным, несмотря на то, что люди (такие разные), их одежда, речь, редкий, но очень шумный транспорт отвлекали внимание на себя.

Я словно свалился на другую планету, где всё было по-другому, совсем наоборот по сравнению с тем, к чему я привык. Драные вывески, грязные витрины, пыльные дома... я изучал их так, будто пытался отыскать какой-то знак, пока в итоге не вышел к месту, окруженному музыкой.

Меня парализовало. Я слышал несколько раз торжественные гимны и военные марши, но никогда ничего подобного. Ничего такого обычного и в то же время настолько волшебного. Все вокруг стало прекрасным... Грязные улицы, покосившиеся, ржавые фонарные столбы, ссущий у стены пьянчуга.

— На что уставился, а? Мой член приглянулся? Иди сюда, дядя даст тебе соску пососать...

— Ну-ка спрятал свою соску, пока я тебе её не отстрелил. Тут тебе не общественный сортир, мля. — Мужчина, который только вышел из дома с музыкой, направил в сторону пьянчуги пистолет. — Ещё раз увижу, как ты ссышь возле моего бара, я тебя заставлю все это языком собрать и проглотить.

— Напугал. На вкус что твоя выпивка, что моя моча — одно и то же! Последнее хоть бесплатно.

— Ах ты сука...

После короткой перебранки — жесткого мата под аккомпанемент прекраснейшей музыки — они разошлись в разные стороны. Пьянчуга поковылял прочь от бара, мужчина с пистолетом повернулся к дверям. И обратил на меня внимание, просто потому что нельзя было не обратить.

— Ни хера ж себе, — выдохнул он, поправ шляпу. Он прищурился, приблизился на шаг. Он вёл себя смелее любого, кого я встретил по дороге, поэтому я тоже набрался смелости.

— Мне нужен... э-э-э... целум. Думаю... бутылки хватит. — И решил добавить: — Это не для меня.

Хотя хотел сказать, что у меня нет ни гроша. Это было куда важнее.

— Пошли, — бросил он, скрываясь за дверью, и я шмыгнул следом, думая:

Вот так просто?

Запах внутри был такой же, как у Многорукого дома, и я понял, что попал куда нужно. В баре было сильно накурено, хотя и малолюдно.

— Присядь. — Мужчина в фуражке указал на стул, зашел за барную стойку и крикнул: — Эй, Майлз! Иди взгляни на это.

Я сел на высокий стул, каких раньше не видел, облокотился на поцарапанную, затертую деревянную столешницу. Она была вся в щербинках, следах от сигарет и тёмных кругах от стопок, в которые наливали какую-то ядерную дрянь.

— Хочешь чего-нибудь? — спросил мужчина, после чего снова окликнул своего друга.

— Воды... — прошептал я, все еще до конца не веря, что не ослышался. — Пить хочется до смерти.

Уже через три секунды стакан, наполненный доверху прохладной водой, стоял передо мной. Я осушил его ещё быстрее.

— Повторить?

Я кивнул. Приютский инстинкт "бери, пока дают" сработал против моей воли. Хотя не то чтобы я утолил мучительную жажду одним стаканом. К тому же я просто был рад, что у меня появилось что-то, на чём я мог остановить взгляд,

Я выводил пальцем узоры на запотевшем стекле, понимая, что не скоро отсюда уйду. И не только потому, что Майлз не торопился. А потому что из колонок, развешанных по углам зала, зазвучала новая песня, еще лучше предыдущей.

— Майлз, чтоб тебя!

— Заткнись! — проворчало откуда-то снизу, из-за занавески, которая вела, по-видимому, в погреб. — Я понял, что толчок забит. Разберусь с этим позже.

— Я хочу тебе показать кое-что поинтереснее, — проворчал мужик в шляпе. — Паренек пришел за целумом. Выбери ему что-нибудь поприличнее.

— Ну так а ты тут на кой чёрт... — Майлз оказался рыжеволосым крепышом и настоящим хозяином бара. — Чёрт... чёрт возьми.

— Он, похоже, совсем с катушек съехал.

— Ага, просто взбесился.

— Это как-то связано с Зоркими?

— Сто пудово из-за них.

Я отхлебнул из стакана.

— Как жизнь, парень? — спросил Майлз, выдавливая из себя улыбку. Я пожал плечами. — Как тебя зовут?

Я повторил движение, но перед эти задумался. Чёрт, как я могу стать хоть кем-то без имени? Чьим-то другом, героем... героем этой истории?

— Это он так с тобой, да? — Мужик в шляпе указал на мою разбитую физиономию.

— Нет, это я упал.

Они понимающе переглянулись, и я понял — не поверили.

— Ну так... целум, да? — протянул Майлз. — Фрик, достань вон ту парочку. Ага.

— Насчет денег... — начал я, собираясь объяснить ситуацию.

— Забудь. Это в счёт фоток.

— Фоток? — повторил я, и Майлз достал из заднего кармана брюк карточки. Я заметил, как Фрик при этом закатил глаза и пошел за бутылками.

— Я обещал ему их вернуть, как он снова появится, но он всё не заходил... Они немножко помялись. И вот тут я их чуть испачкал, но у него же таких штучек — туева куча, я знаю.

Он положил на столешницу карточки, на которых были изображены... ну, люди. В разных позах. Некоторые голые, некоторые нет. Некоторые в тех "чулках", которые я принял за головной убор. Но обязательно с пышной задницей, узкой талией, большущей грудью и шикарными волосами.

Не знаю, почему, но я засмущался. Я глотнул воды, чтобы остыть и отвлечься. Я не хотел смотреть на эти карточки, но просто не мог не смотреть на них. Кроме того, что я никогда ничего подобного не видел, в них было что-то...

— Нравятся?

Нет.

— Ага.

— Каждая стоит целое состояние. Всю порнографию уничтожили еще до моего рождения. А были раньше и журналы, и литература и фильмы там всякие. А теперь даже эти фотки — риаритет.

— Раритет, — вяло поправил Фрик.

— Похер. — Майлз нагнулся над столешницей, а я подался навстречу. — Слушай, судя по всему, ты тут надолго. Хочешь как-нибудь еще сюда заглянуть?

— Можно? — Я не мог поверить своему счастью. Что за прекрасные люди.

— Да, я приготовлю тебе молочный коктейль. Из настоящего молока.

Не знаю, что это, но звучало соблазнительно.

— А сейчас могу угостить тебя яблоками. Пробовал когда-нибудь? — Я замотал головой. — Фрик принеси. И печенье захвати с кухни.

Это был примитивнейший подкуп, и я понимал это, но не смог противостоять "яблокам" и "печенью". Майлз хотел иметь своего человека в доме Многорукого уже давно. Наверное, он не верил, что когда-нибудь это вообще случится.

— Отдашь ему их, ладно? — Он подтолкнул фотографии ко мне, и я их поспешно спрятал в карман. Совсем не так аккуратно, как требовала такая драгоценность. — А в следующий раз, как придёшь, захватишь таких же красоток? Может, даже журнал? Многорукий говорил, у него куча журналов с обнажёнкой.

— Ладно. — Я отвечал только на самый первый вопрос, но Майлз так просиял, что мне стало совестно его переубеждать.

— Отлично! Я знал, что на тебя можно положиться, братишка.

Фрик принёс угощение и сел рядом со мной.

— Жуй, не стесняйся.

— На самом деле... мне нужно идти...

— Да брось, посиди ещё, — настоял Майлз. — У нас тут новые лица — редкость.

— Но не сегодня. — Фрик имел в виду Зорких, которые и к ним нос сунули.

— Да, сегодня у нас с самого утра много посетителей. Но такого на моей памяти не было.

Я откусил от печенья, и понял, что пропал.

— Вкусно?

Я почувствовал, как глаза защипало, слезы скапливались на нижних веках.

— Так к Многорукому тоже Зоркие заглядывали?

Печений хватило как раз на то, чтобы я рассказал эту историю.

— Он что-то сделал с командиром, — закончил я. — Я такое видел только раз. Когда иерарх прикоснулся к парню, и тот обмочился. Это — то же самое. — Я посмотрел на их впечатленные лица. — Он сказал, что так могут все искусственные люди.

— Не знаю, кто он такой, но точно не из пробирки, — пробормотал Фрик.

— Да, все из пробирки — химические кастраты. Если он импотент, тогда на хрена ему столько порнухи?

— С такими дебилами, как ты, расплачиваться.

— Он отдал за свою коллекцию кучу бабла, вряд ли это окупается, если брать дешёвую выпивку в такой дыре. — Майлз помахал рукой, словно отгонял все возможные предположения друга. — В любом случае, не советую тебе лезть к нему в душу. Очевидно, сейчас Многорукий заинтересован держать тебя рядом, но у него настроение меняется на раз-два.

— Да, как у грёбаных энитов.

— Почему его так зовут? — спросил я. — Это же что-то значит?

Мужчины переглянулись. Очевидно, слова о том, что копаться в прошлом местного элиминатора опасно, я пропустил мимо ушей

— Не знаю, его так звали еще до того, как мы тут появились.

— Говорят, еще до Мэда.

— Он сказал, ему только двадцать, — вставил я.

— Не, вряд ли. — Майлз загибал пальцы. — Я обустроился здесь три года назад, Фрик подгрёб через год. А через неделю Мэд отмечал юбилей — пять лет со дня своего воцарения. Получается, Многорукий появился здесь как минимум в тринадцать? И он уже был элиминатором.

— Лицензию выдают с шестнадцати, — добавил Фрик. — А значит ему... двадцать три,

Я восторженно на них уставился. Эти двое в совершенстве знали язык и арифметику. Могли читать, писать, делать сложные вычисления и вообще вытворять такое, о чем неграмотные приютские мальчишки могли только мечтать.

— Да, так повышаются шансы на выживание, — согласился Майлз.

Я оттянул футболку на груди.

— Тогда скажете, что здесь написано?

Глава 7

Я тащил бутылки, по одной в каждой руке, и думал: такие отношения нормальны? И я сейчас говорю не о надписях на футболке, а о том, что я несу крепкий алкоголь мужику, о котором ничего толком не знаю. Кроме того, что он дважды спас меня, ага.

Теперь я уже не обращал внимания на прохожих и не сомневался в правильности пути — Фрик объяснил мне, как быстро выйти к дому Многорукого.

— Не знаю, какие у вас там отношения, но, если это в твоих силах, не давай ему много пить, — вспомнил я его напутственные слова.

— А?! — Разве это должен говорить мужик, после того, как всучил мне два литра целума?

— Ну... его клинит, когда он перестарается с этим делом. Творит всякое, знаешь... В общем, лучше ему пить поменьше или никуда не выходить, если напьётся. Может он и тебя подобрал, когда не в себе был?

Да, потому что по мне видно, что спасти меня может лишь надравшийся психопат.

Меня замутило, и я остановился, чтобы перевести дух. Ладони стали скользкими от пота, хотя мне не было жарко, и я совершенно не устал. Я перехватил бутылки поудобнее. Голова кружилась, и у меня не было никаких идей по какой причине.

Я пошел дальше, дыша глубже, веря, что дурнота скоро пройдёт. На меня мог так подействовать только разговор. Но злость никогда раньше не проявлялась на физическом уровне.

Когда до крыльца оставалось всего несколько метров, я понял, что умираю. Я буквально заполз на ступеньки, дотянулся до ручки, толкнул дверь. И как только я оказался за порогом, внутри меня что-то щелкнуло.

Стоя на четвереньках, я освободил желудок от печенья и яблок. Я никогда раньше не болел, поэтому не знал, что со мной и как себя вести. Я был напуган. Меня всего трясло. Я прислушивался к своему телу, в ужасе от того, что чувствую его так явно. Каждую клеточку, разрываемую болью. Я заскулил, свалившись на бок, хотя мне меньше всего хотелось, чтобы меня таким видел Многорукий.

— Три часа и тридцать две минуты. — Он спускался с лестницы. Так же медленно, как я уходил. — Бегаешь ты отстойно. И если уж ты так гордишься своей скоростью, страшно подумать, как ты делаешь то, в чем ты профан.

Я хотел огрызнуться:

А ты минуты считал?

Но простонал лишь:

— Я умираю.

Многорукий присел передо мной, подняв с пола одну из бутылок.

— Ты как настоящий солдат выполнил приказ ценой жизни. Но если ты всерьёз собрался сдохнуть, сделай это на улице.

— Меня отравили.

— Правильно сделали. Я сказал тебе метнуться туда и обратно, а ты там решил остаться на фуршет. Мило посидели?

Он отвинтил крышку и приник к бутылке. Я смотрел, как быстро двигается его кадык. Он хлестал выпивку, как воду, не морщась и не отрываясь до тех пор, пока не осушил половину.

— Прости... спаси меня... — Не знаю, с чего я взял, что он может справиться и с этим. Он не был похож на лекаря. Скорее даже наоборот.

— А-а, это уже второй раз за день. — Он наклонился надо мной, и я весь замер в ожидании облегчения. Но Многорукий лишь запустил руку в мой карман и достал торчавшие оттуда фотографии. — Это еще что за хрень?

А то ты не знаешь.

Он разглядывал их неторопливо, словно видел впервые.

— Нашел себе объекты для подражания?

Я не понимал его. На этот раз и не хотел понимать, если честно.

— Вот эта — ничего. И эта тоже. Да все они — горяченькие. Окажись здесь любая из них, началась бы новая война, представляешь? А этого наши иерархи ни в коем случае не допустят. — Он приблизил одну из картинок к моему лицу, словно оценивая различия. — Непохож.

Кинув фотографии себе за спину, словно ничего не стоящий мусор (за который Майлз продал бы душу), Многорукий выпрямился и пошел наверх. Он забрал бутылки с собой, а меня оставил на полу, давая поразмыслить над моим положением в этом доме.

Я уже давно раскаялся во всех грехах, но боль не утихала. Меня выворачивало снова и снова, пока не осталось ничего. Я чувствовал себя полым, словно труба — и морально, и физически. И когда я уже смирился со смертью, передо мной вновь появился Многорукий. Он успел переодеться во что-то настолько крутое, что даже умирающий я оценил.

— Это всего лишь адаптация к новому меню. Твоё тело требует того психотропного дерьма, которым тебя пичкали в приюте. Привыкай. Ты ещё долго отходить будешь. — Я не умру?! — Приведи себя в порядок. Больше пей. И для твоего же блага никуда не лезь.

Если эти три пункта — гарант моей жизни? Без проблем.

Многорукий перешагнул через меня.

Дверь захлопнулась, и я понял, что пренебрег предостережением Фрика. Ну, в том смысле, что Многорукому нельзя выходить из дома пьяным, а он вышел. С оружием наперевес. Но, честное слово, я и в лучшем состоянии не смог бы ему помешать, поэтому не чувствовал угрызений совести совершенно.

Кажется, я вздремнул. Мучительная жажда и голод подняли меня на ноги через часок. Но вспомнив указания Многорукого, я даже не пытался найти, где он держит что-нибудь съестное. Меня почти не интересовал интерьер, когда я бродил по дому. Но я оживился, когда наткнулся на ванную. Умывшись и напившись, я набрал воды для уборки. А когда с ней было покончено, вернулся, чтобы вымыться самому. Настроив воду, я забрался в ванну.

Меня снова начало клонить в сон и я, наверняка, утонул бы, если бы вода так быстро не остыла. Я выбрался и воспользовался единственным полотенцем, которое тут висело. Вытираясь, я разглядывал себя. Слишком много синяков — на плече, рёбрах, ногах. Я подумал, что неплохо бы посмотреть на себя со стороны, но не нашел в ванной зеркала. Я не нашел его и в других комнатах. Похоже, Многорукий оказался не таким уж и самовлюблённым, при том что выглядел так, как мечтал выглядеть в будущем любой мальчишка. И я не об атлетическом телосложении.

Несмотря на то, что в нынешнее время никто уже не заботился о красоте, он был красивым словно против своей воли. Это тоже казалось мне неправильным, потому что он занимался всеми этими вещами, которые полностью противопоставлялись красоте.

Хотя, как мне доведется узнать, он совмещал в себе много противоречивого.

Бродя по дому, я пытался отвлечься от голода, но в то же время не лезть, куда не надо.

Дом показался мне не таким уж и большим, наверное, из-за того, что был захламлён. Здесь была только одна дверь (в уборную), если не считать входной и металлического люка, ведущего в подвал. В самой дальней комнате была кровать, и я поспешил оттуда убраться, потому что слишком хотел спать, но это была его кровать и его комната. Если тут и было место, куда не стоило лезть — то это она. Даже не подвал, хотя, наверняка, именно там он прятал свои самые страшные секреты. Попади я туда, сразу бы понял, с кем именно имею дело...

Но я вернулся наверх, к софе. Я упал на неё, глядя за окно, которое медленно теряло очертания. Словно из него, как из пробоины, в комнату проливалась ночь.

Я понял, что никогда прежде не оставался один надолго. В такой темноте и тишине. Я неосознанно стал прислушиваться к каждому шороху снаружи. Потом вспомнил, что на входной двери нет замка, потому что Многорукий ничего не боялся. Но я... я боялся всего.

Я спустился вниз, когда, провозившись пару часов, так и не смог заснуть. Мне в голову пришла неплохая идея. Я вспомнил, как много многоруких статуэток видел, пока бродил по дому. Одни были маленькими, другие доставали мне до пояса. Одни застыли в неистовом танце, другие спали. Я перетащил их все наверх и сделал из них забор. Мне потребовалась куча многоруких стражей, чтобы почувствовать себя в относительной безопасности, хотя раньше хватало лишь одного.

Засыпая, я думал о том, как они связаны с хозяином этого дома, откуда он берёт такие вещи, чем сейчас занят и где мне достать деньги.

Где мне их достать?.. где взять столько денег... денег нужно очень-очень много... Рэймс стоит дорого. Могу ли я себе представить, сколько именно? Намного дороже меня. Но почему тогда Многорукий на моей стороне?

Это очередная шутка?

Почему я ему так доверяю?

Он же совсем не добрый... Он — само зло во плоти. Но именно поэтому я до сих пор жив.

Глава 8

Он вернулся на следующий день под вечер, весь мокрый от дождя и пропахший кровью. Сидя наверху со своими многорукими куклами, я не сразу заметил его. Но потом раздался стук — элиминатор отстегнул пояс с оружием и оставил его на полу. Сбросил куртку. Стянул футболку. Скинул ботинки. Взялся за застёжку на штанах. Он шел, оставляя одежду вместо следов, пока не добрался до ванны.

Я не знал, в каком он настроении и безопасно ли к нему приближаться, но всё же спустился и пошел следом.

Как натуральный питомец.

Многорукий до последнего отказывался обращать на меня внимание, а когда посмотрел, то его взгляд был лишен узнавания.

А ты еще кто, ха?!

— Я ждал тебя, — пробормотал я. Просто чтобы он знал. Чтобы у него появилась хотя бы капля ответственности.

Но Многорукий промолчал, поэтому я добавил:

— Думал, ты не вернёшься.

— Это мой дом, балда, — напомнил он, забираясь в ванну.

— Тебя целый день не было.

— Да, бери пример. Вот как надо бегать. — В его голосе появилась знакомые интонации, и я понял, что тот его ничего не выражающий взгляд — банальная усталость. — Боишься, что тебя вновь оставят? — Я вздрогнул. — Напомни, как там было?

Меньше всего мне хотелось вспоминать эту историю. Поэтому я молчал, скобля ногтем пожелтевшую от сырости и времени кафельную плитку. До тех пор, пока ванна не наполнилась, и Многорукий не закрыл кран.

— Расскажи мне. И ничего не пропускай. — Я не отвечал, и тогда он пошел на хитрость: — Всё, что я слышал последние сутки — вопли и визг. У меня в ушах до сих пор звенит. Мне нужно с кем-то поговорить, понимаешь?

Как это прозвучало?

Делай, как тебе говорят, если не хочешь, что бы на этот раз я слушал твои вопли и визг.

Не поворачивая головы, я исполнил его просьбу. Без энтузиазма, с которым когда-то хвастался той же самой историей перед сверстниками. Почему со временем она стала звучать настолько жалко? Или проблема в слушателе?

— А я всё гадал, чего ты так прикончить его хочешь, — сказал Многорукий после сотни наводящих вопросов.

— А? — Я не мог скрыть удивления. До него так медленно доходит?

— Говоришь, что ненавидишь его...

— Я ненавижу!

— Брехня. Я видел людей, которые ненавидят.

— Ну ещё бы.

— А ты им восхищаешься.

— Нет!

— Ого, обожаешь просто. Боготворишь больше, чем все твои дружки-сопляки.

— Придурок! — крикнул я, выбегая из комнаты, наполненной паром. Но я не собирался далеко уходить. Завернув за угол, я прижался к стене. Меня трясло от злости, но я слушал:

— С ума по нему сходишь. А честолюбивый сукин сын отверг тебя, выбрав какого-то ссыкуна. И ты понимаешь, что он выбрал бы того трусливого засранца, даже если бы тот его с ног до головы облевал.

— Он сделал это мне назло! — закричал я.

— Много на себя берёшь.

— Он сделал это, потому что я попросил его об обратном!

— Это уже похоже на правду.

— Потому что я говорил с ним, как с человеком.

— Точно.

— Потому что я решил, что он человек.

— Странно, что он тебе башку не открутил за такое оскорбление.

— Потому что я никогда не стану лучшим, несмотря на то, что обещал! Я солгал ему! Я другой! Такие, как я, лепят слуг таким, как он, и умирают разжиревшими на фермах, а не становятся героями.

Многорукий ничего не ответил. Сползя по стенке на пол, я подтянул колени к груди.

— Ты думаешь, быть женщиной настолько плохо? — спросил Многорукий, и я скривился.

Ты что, смеёшься?

— Тебе не понравились те фотографии?

Я изобразил рвотный позыв.

— Думаешь, будь ты похожа на одну из тех красоток, он прошел бы мимо?

— Не разговаривай со мной так!

— Крошечная женщина, ты хоть представляешь, на что способна? Моя помощь тебе не нужна, веришь? Тебе достаточно только смириться с тем, кто ты есть, и нарастить мясо в нужных местах.

— Не называй меня так! Я ничего тебе плохого не сделал!

Я тяжело дышал, накрыв голову руками, и мечтал, чтобы это унижение поскорее закончилось.

— Ладно, я понял. Тебе нравятся другие фотографии. Я как раз принёс что нужно. Они в кармане джинсов, подай мне.

Встав, я поплёлся обратно в ванную. Подобрав его штаны, я вытащил из заднего кармана несколько карточек и не глядя протянул ему.

— Я сегодня работал в частном порядке, и клиенту понадобились доказательства. Моя репутация ни о чём ему не говорит. Хреново, когда тебе не верят на слово, понимаешь? Поэтому я особенно постарался в этот раз. — Он тасовал фотографии, выбрав одну. — О, вот это моя любимая.

Он протянул её мне, и я взял, зная, что именно он хочет мне показать. Я подготовился и бросил хладнокровный взгляд на картинку... и тут же отшвырнул её, как если бы мне в руку вложили дохлую крысу.

— Этого ты хочешь?

Я развернулся, но на этот раз далеко не убежал.

— Ты этого хочешь, я спрашиваю? Стоять! — Он догнал меня и схватил за руку, поворачивая к себе. — Детство кончилось, как только ты переступил этот порог! Баста! Учись отвечать за свои слова. Не хочешь быть женщиной? Тогда будь мужиком, а это значит смотри на эти фотографии и улыбайся! Это значит — не смей реветь при мне! Это значит, я дам тебе по роже, если ещё раз вякнешь что-то поперёк!

— Я никогда не ревел! Ни при тебе, ни вообще!

— Да что ты? А сейчас что это за хрень у тебя на лице?

— Вода! Я из-за тебя весь мокрый!

— Скажи "я из-за тебя намокла", и я тебя тут же отпущу. — Он улыбнулся, и я совершенно растерялся. — А может, и нет.

— Не скажу! Пошел к чёрту!

Он замахнулся, словно говоря "я тебя предупреждал", но я не закрыл глаза и не отвернулся.

— Выбирай. Либо стань охрененной женщиной, либо отстойным мужиком.

Охрененная женщина? А снег горячий, да?

В тот момент я понял, что у меня есть другой выбор: схлопотать за упрямое молчание или за неправильный ответ. Я выбрал первое.

— Ладно, мы ещё вернёмся к этому разговору. — Сдался Многорукий, отпуская меня. На запястье остались следы. — Только не пойми меня неправильно. Я не говорю, что убивать — плохо. Я занимаюсь этим, сколько себя помню, и мне просто надоели такие дураки, как ты. Вы думаете, что отомстить можно, отвалив элиминатору кучу денег и потребовать фотки в качестве доказательства. Тц, вода остыла...

Теперь пришла моя очередь смотреть на него, как на идиота.

А как еще можно отомстить?

Глава 9

Многорукий сходил с ума. Вседозволенность превратила его жизнь во что-то очень длинное, скучное и даже при всех опасностях его профессии — однотипное. В затянувшийся зевок.

Поэтому он искал веселье повсюду, даже там где его по определению быть не могло.

В работе, в садизме, в пьянстве, во мне.

Совместив последние два пункта, он решил, что пришла пора научить кое-чему такого птенца. Тому, что должен уметь любой уважающий себя мужик и без чего просто не прожить в этом мире.

Тасуя колоду порно-карт, он пинком придвинул стул к столу, за которым я доедал консервы.

— Это азартная игра, — сказал Многорукий, когда объяснил мне правила.

— Что это значит?

— Значит, в неё играют на какую-то выгоду. Чаще всего на деньги.

— У меня нет денег.

— Это очевидно.

— Где мне их взять?

— В подвале есть сейф. — Он назвал мне код. — Осторожнее только с лестницей, там ступеньки держаться на честном слове.

— Я не о том. Мне не нужны твои деньги. Где мне взять свои?

— Ты куда-то собрался? На кой хер тебе свои деньги?

Как если бы мои потребности становились его потребностями, но только при условии, что я буду рядом. Как только я выходил за пределы его территории? Я становился нищ.

— Я должен платить за еду, жильё, одежду — повторил я те правила жизни, которые узнал за несколько дней в городе. — Я должен заплатить тебе за Рэймса.

— Если согласишься с тем, что ты женщина, я не возьму с тебя ни гроша, просто потому что я — джентльмен старой школы.

Словно жизнь велась по тем же правилам, что и азартная игра, где дама была самой сильной картой в колоде.

Как же.

— Лучше я тоже буду джентльменом старой школы, — ответил я.

— Чем же это лучше?

— Хотя бы тем, что я не закончу на ферме тухлым куском бесполезного жира.

— Ферма-ферма, чего ты заладил? Не собирались тебя забирать на ферму! С чего ты вообще это взял?!

На пару мгновений я потерял дар речи. С чего я взял? Потому что это все знали. И сейчас эти его вопросы... как будто он не был умнейшим человеком из всех моих знакомых.

— Сколько я себя помню, мне все говорили, что это произойдёт со мной. Так заканчивают все бракованные.

— Бракованные? — Он отшвырнул карты, голые женщины разлетелись по столу. — Думаешь, если бы ты был таким бракованным куском дерьма, за тобой бы послали Зорких? Дай-ка я тебе кое-что расскажу про этих ребят. Это элитное подразделение, гвардия энитов, их сторожевые псы и гончие, лучшие из лучших. Ими могут стать только люди из пробирок. Новейшие модели. Подбирать всякий мусор их не посылают. — Подведя итог, Многорукий бросил: — Тебя купил кто-то, балда.

— Купил?

— Ты должен был стать "куколкой". — Откинувшись на спинку стула, он достал сигареты. — Судя по всему, какой-то энит-извращенец отвалил за тебя немалые деньжищи. Причем сделал это тайком.

— Извращенец? — повторил я по слогам.

— В покупке "кукол" нет ничего плохого. Но тебя везли через нашу свалку, по заброшенным маршрутам на какой-то развалюхе. А значит, кто-то не хотел, чтобы о его покупке знали, дабы она не повредила его репутации.

— Но ты же сам сказал, что в покупке "кукол" нет ничего плохого.

— В покупке — нет. В некоторых видах использования — да. — Он взял в руки ближайшую к нему карту и повернул ко мне. Мне подмигивала блондинка в коротенькой юбчонке и с сиськами наружу. — Эниты никогда, ни при каких обстоятельствах не должны трахаться с людьми, ясно?

Я покачал головой.

Я уже успел понять, что не знаю чего-то очень важного, что объединяет всех здесь, вокруг чего вращалась вселенная этого города. Словно помимо домов, транспорта, людей здесь было еще что-то, присутствовало незримо, ощущалось в воздухе. Какая-то жажда. Болезнь. Слово "трахаться" было самым распространённым, я мог услышать его за день раз сто, если не боялся выйти на улицу. При том что в приюте никто ни о чём подобном слыхом не слыхивал.

— Да потому что вы в своём приюте все поголовно сидели на стабе, — пояснил Многорукий. — И взрослые, и дети. Это касается не только вашего приюта, вообще всех людей, подчиняющихся системе. "Мебель", "кукол", солдат, простых работяг — всех. Кроме нас. Нас система пережевала и выплюнула, и мы выживаем здесь без стаба.

— Он дорого стоит? — спросил я.

— Да нет, не особо.

— Тогда почему его просто не купить?

— Потому что секс — смысл жизни. Это единственное удовольствие, которое можно получить в этой поганой дыре.

Я размышлял над его словами минуту-другую, разглядывая женщин на картах. Я был на них совершенно не похож. Какое облегчение.

— И для тебя тоже?

— Со мной всё немного иначе, — проворчал Многорукий, держа сигарету между зубами.

— Потому что ты — энит?

— Чёрт тебя дери! Да с чего ты это взял?!

Я помялся, прежде чем напомнить:

— Ты использовал контроль в тот раз.

— Я же тебе говорил: так могут все новые модели.

— Ты здесь живёшь уже больше шести лет. Так Майлз сказал.

— Майлз? — повторил он, словно не знал никого с таким именем. — Мало ли что тебе наплёл этот мудозвон. По-твоему здесь лучшее местечко, чтобы пустить корни кому-то из элиты? Или может я один в один похож на того иерарха, с которым ты столкнулся в своём приюте? Я похож на него?

Я молчал, потому что не знал, какой ответ правильный. Был ли он похож на иерарха? Однозначно нет. Но он и на обычного человека не был похож.

— Майлз сказал...

— Не слушай ты всяких придурков.

Но я не унимался.

— Если бы ты был из пробирки, тебе бы не нужны были те фотографии или эти карты.

— А если бы я был энитом, мне бы они охренеть как понадобились, так что ли?

Я настаивал на своём, потому что инстинктивно понимал: он бы не стал так рьяно доказывать обратное, если бы его это не задело. Он бы сказал мне убираться, потеряв интерес к спору. Я надавил на больное место, и он отреагировал протестом, как и полагается любому живому существу.

— Знаешь, как называется такая логика? Женская. — Многорукий перешёл в контрнаступление.

— Любой на твоём месте был бы рад услышать, даже по ошибке, что его приняли за энита. А ты... словно отмыться от этого пытаешься.

— Может, я их ненавижу, а?

— Тогда ты тем более не человек из пробирки. У них на генном уровне прописана любовь и бесконечная преданность энитам.

— Это тебе тоже Майлз сказал?

— Нет, это любой дурак знает.

— Даже такой как ты?

— Как видишь.

Затягиваясь, он смотрел на меня уже не как на крошечную женщину, а как на большую проблему.

— Какая тебе вообще разница, кто я такой? Если это просто любопытство, то это тоже сугубо бабская черта характера.

Он бил по самым очевидным уязвимым местам. Я его просто не узнавал. Это же было слишком просто в его понимании. Тогда зачем опускаться до такого примитивизма в разговоре с сопляком вроде меня?

— Я ухожу, — пробормотал я, собирая карты со стола.

— Решил сбежать? Это опять-таки бабский поступок.

Я не собирался спорить, пряча колоду в карман и направляясь к выходу. Многорукий меня не останавливал, лишь кинул вслед:

— Принеси мне выпить!

Когда я оказался за дверью, то сообразил, что на мне не было "бронежилета", но возвращаться за ним не стал.

Глава 10

Это был первый раз, когда я вышел на улицы поздно вечером. Если не считать, конечно, той ночи, когда я вообще здесь появился. С тех пор прошло не так уж много времени, но почему-то я чувствовал себя повзрослевшим на несколько лет.

После захода солнца в городе становилось особенно людно и, как ни парадоксально, ярко. Вечером на улицах было светлее, чем в иной день. Разноцветный неон и фонари превращали эту дыру в пёстрый калейдоскоп.

Но сегодня всё было иначе. Темноту рассеивал лишь тусклый свет из окон, в которых горели свечи. Я еле добрался до бара Майлза и Фрика, и маршрут показался мне совершенно незнакомым.

Музыка не встретила меня с порога. Внутри было мрачнее, чем обычно, но это добавляло атмосфере шарма, а сигаретный дым — мистики.

Людей было мало.

Я прошел к барной стойке чуть ли не на ощупь, наступив на ногу кому-то из гостей и услышав о себе много нового.

— Пошёл отсюда, шкет, малолеткам не подаём! — рявкнул Майлз, когда я сел на высокий стул.

— Я карты принёс.

— А, это ты! Глаза совсем паршивыми стали, а тут еще свет отрубили. — Он приблизил импровизированный подсвечник из бутылки. — Тебе принести чего?

— Я не голоден.

— Ничего не говори. Сейчас дам тебе попробовать сыра и вяленого мяса, а?

— Звучит круто.

— И соевого молока. — Он убежал, наплевав на требовательных клиентов, которых пришлось обслуживать терпеливому Фрику.

— Почему нет света и музыки? — спросил я у него, и он махнул рукой.

— Неполадки на подстанции. Такое часто бывает.

— У нас свет был, когда я выходил.

— У Многорукого свой генератор. Весь остальной город платит Мэду за электричество.

— А почему вы не поставите свой генератор, как Многорукий?

Фрик посмотрел на меня, как на чокнутого.

— Нельзя.

— И долго так будет?

— По-разному. День-два. Бывало и на неделю отрубало.

Я тоскливо посмотрел на пыльные колонки, висящие по углам, и Фрик догадался, что именно меня так волнует.

— Не вешай нос, сейчас будет чуть веселее.

И он указал на то, что невозможно было не заметить, но чьё предназначение оказалось трудно угадать. Скорее уж эта громадина походила на тот самый генератор, которого этому бару сейчас так не хватало. И это был генератор, в каком-то смысле...

Музыки.

Когда за барной стойкой вновь появился Майлз с тарелками, Фрик что-то шепнул ему и пошел к этой громадине.

— На самом деле, он только и ждёт момента, чтобы похвастаться своим талантом. Когда отключают ток, это ему всегда на руку. А вот мне нет. — Майлз кивком указал на практически пустой зал. — Этому роялю уже лет триста. Расстроенный к чертям. Лучше заткни уши.

Но я не стал.

Фрик утроился перед этой штуковиной на низкой табуретке, открыл крышку, его пальцы коснулись белых и чёрных клавиш, и... я понял, что с места до утра не сдвинусь.

— Э-э, нахер эту кислую выпивку и музыку... — проворчал своему товарищу пьянчуга, сидящий рядом. — Пойдём к Мэду.

— Да. У него там и посветлее будет.

— Может, увидим его "женщину". Слышал, ему там реально сделали щель.

— Гонишь.

— Да чтоб я сдох! Говорят, Мэд нашёл какого-то доктора, тот отчикал мальцу член и бубенчики и сделал стопроцентную вагину.

— А сиськи?

— Не, на сиськи денег не хватило.

Я почти не слушал их болтовню, сосредоточившись на еде и музыке. Тот, кто первым заговорил о гармонии, вероятно, имел в виду именно это сочетание. Фрик играл долго, с наслаждением, не замечая ничего вокруг... Ему даже свет не нужен был, руки сами знали, что делать.

— Никак не могу понять... В одну и ту же минуту, я — самый несчастный ублюдок на свете, а он — самый счастливый, — пробормотал Майлз, наливая себе стопку. — Скоро я обанкрочусь и повешусь.

Стукнувшись с моим стаканом молока, он запил свою досаду. А когда Фрик поднял руки от рояля, захлопал в ладоши, как бешеный. Я тоже. Мне сразу понравилась эта традиция. Я хлопал до того момента, пока Фрик не вернулся к барной стойке.

— Без женского вокала звучит, как отстой.

— Звучало обалденно! — воскликнул я.

— Правда? — Он посмотрел на меня так, что я понял — мы с ним друзья навек.

— Звучало как всегда, Фрик, — сказал Майлз.

— Вообще-то, это кое-что новенькое. Я разучивал её месяц.

— Ты, блин, всех клиентов распугал.

— Без музыки совсем тоска, ну? — Фрик посмотрел на меня, зная, что я его поддержу. Чистосердечно. — А клиенты ушли, потому что у Мэда свой генератор. Там хоть и светло, но музыка — дерьмо.

— Многим нравится.

— К Мэду все здесь подлизываются.

— Нет, он просто позволяет в своем клубе то, чего не допускает в остальных. Драться, ширяться, трахаться, — пояснил Майлз мне. — А у нас даже в карты нельзя играть... О, кстати, говоришь, ты принёс ту самую колоду?

Я вытащил из кармана карты, и Майлз сразу же раздал на троих.

— Хо-хо-хо, — гаденько рассмеялся он, разглядывая свой "веер". Фрик рассматривал свой молча, но если бы здесь было чуть светлее, я бы сказал, что он покраснел.

Они долго не могли начать игру, ерзая на стульях, поправляя штаны и переглядываясь.

— Ты же говорил, играть в карты запрещено, — заметил я.

— На деньги нельзя. — О, это как раз так, как я не умел. — Сыграем на выпивку. Проиграешь — пьёшь.

— Мы на работе, — напомнил Фрик.

— Посетителей всё равно нет. И уже не будет... до следующей недели. — Майлз выкинул на стол между нами первую карту. — Понеслась.

Игра набирала обороты, подогреваемая не столько выпивкой, сколько изображениями на картах. Майлз грёб их себе, как сумасшедший, хотя я знал, что это предвещает его проигрыш. Но его это не расстраивало. Он стал ещё болтливее. Фрик же наоборот притих, долго думая, прежде чем бить карты, словно не хотел расставаться с некоторыми экземплярами.

В двух словах — я просто не узнавал этих парней. И почти не удивился, когда выяснилось, что во всех партиях выиграл я.

— Мне трудно соображать, когда я на них смотрю! — оправдывался Майлз.

Фрика же эта игра, похоже, вогнала в депрессию. Откинувшись на спинку стула, он запрокинул голову и свесил руки.

— Мы родились не вовремя, — подытожил Майлз, раскладывая пасьянс. — Открой я бар лет триста назад, у меня от посетителей отбоя не было бы. А знаешь почему? — Он не обращался ни к кому конкретно. — Потому что я сделал бы так, чтобы тут крутились женщины. Ничего бы не делали, просто сидели, качали ножками... улыбались... пили сладкие коктейли... хихикали...

— Я бы играл, — прошептал Фрик куда-то в потолок, — а женщина в платье лежала бы на моём рояле. Она могла бы не петь даже, а просто... ну, подпевать... постанывать там, вздыхать...

— Или ходить по моей барной стойке на вот таких вот каблучищах. — Майлз налил им ещё выпить, теперь уже просто так. — Да, танцевала бы на моей барной стойке...

Возможно, подумал я, триста лет назад я бы тоже согласился быть женщиной. Судя по всему, тогда это было не только безопасно, но и престижно.

Опасаясь разоблачения, я осторожно спросил:

— Вы же их... не видели никогда, да?

— Только на картинке, — бросил Майлз, демонстрируя мне двойку пик, на которой из одежды были лишь микроскопические трусики.

— Интересно... — пробормотал Фрик. — Каковы они настоящие на ощупь... должно быть мягкие... везде очень мягкие, гадкие... грудь, бёдра...

— А мне бы только посмотреть хватило. Разок увидеть.

— Ну да, ври дальше.

Я почувствовал себя так, словно оказался в заброшенном храме уже давно умершего бога. Они покланялись ему, тосковали без его милости и любви и как верные последователи жаждали встречи с ним. И несбыточность этого желания, как ни странно, делала их веру такой крепкой, яростной, насущной.

— Мечты сбываются, мальчики, — раздалось за моей спиной. — Нальёте девушке выпить?

Глава 11

Несмотря на то, что у Майлза и Фрика одномоментно исполнилась заветная мечта, счастливыми они не выглядели. Повернув как по команде головы к новому посетителю, они так же дружно выругались.

— Кристиан, какого хера ты тут оставил?! — протянул Майлз и тут же расхохотался, поняв, как удачно пошутил.

— Кристина. Можно просто Крис.

Кристина разместилась слева от меня, и я покосился на неё. Думаю, она для этого рядом со мной и села, чтобы я оценил различия. Я был грязен, взъерошен, неопрятен. Крис же была похожа на ожившую тридцать седьмую карту в колоде — глянцевая, лощённая, с шикарными светлыми волосами и ангельским личиком. Только в платье и без груди.

Я вписывался в дешевую обстановку замечательно.

Она же была из параллельной вселенной.

— Ты так встречаешь всех своих гостей?

— Не твоего ума дело, как я их встречаю.

— Я передам Мэду твои слова. Он давно хотел узнать, как ты ведёшь свой бизнес.

— О, так ты тут от Мэда?

— Пока ещё не решила. — Крис достала из крохотной сумочки портсигар и вынула тонкую сигарету. — Так ты мне нальёшь?

— И что её королевское величество хочет? — нехотя поинтересовался Майлз, вставая на ноги и тут же падая. Фрик поспешил ему на помощь. — Со мной всё в полном ...

Язык его заплетался.

— Я налью, — вызвался я, слезая со стула и заходя за барную стойку. Которая конечно была для меня слишком высока.

— Не уходи далеко, Фрик, — позвала его Кристина, когда мужик поднял своего друга с пола и поковылял с ним к лестнице. — У меня от транса голова разболелась, хочется послушать классику.

— Давайте вернёмся. Босс будет недоволен.

Встав на цыпочки, я разглядел того, кто её сопровождал. У неё был свой телохранитель, ничего себе. Здоровый лось, как я его сразу не заметил?

— Иди подыши свежим воздухом, — отмахнулась от него Крис, и тот подчинился, хотя и не хотел. Но на то она и королева. Я понял, что Майлз хамил ей лишь потому, что был вдрызг пьян.

Я придвинул к ней пепельницу, и Крис прикурила от догорающей свечи.

Сладко запахло.

— Что налить? — спросил я, убирая огарок и вставляя в горлышко бутылки новую свечу.

— Если честно, я пришла сюда не за этим. — Она поднесла сигарету ко рту, и я уставился на её руку. У неё были ногти покрашены в красный, а на лице — макияж. — Несмотря на то, что мне здесь не рады, я люблю это место. Не такое безнадёжное, как считает Мэд. А когда обрубают ток? Здесь начинают играть единственную музыку, которую я выношу. И свет не бьёт по глазам... Ты когда-нибудь был в Блазаре? И музыка, и свет там такие, что хоть стреляйся. — Она проследила взглядом за Фриком, когда он вернулся и пошел к роялю. — Если бы у меня помимо вагины был ещё и женский голос, я бы ему подпела.

— О.

— А у тебя голос интересный. Может, споешь что-нибудь?

— Я не умею.

— Ну, все мы когда-то начинали.

— Тут и начинать не стоит.

— Тебе что, страшно? При том, что ты живёшь под одной крышей с самым злобным ублюдком на свете? — Она прищурилась, глубоко затягиваясь. — Ты же штучка Многорукого?

"Штучка", а?

— Я думал самый злобный ублюдок — Мэд.

Не знаю, на что я рассчитывал, говоря всё это. Точно не на то, что Крис усмехнётся.

— Ну разве мы с тобой не счастливчики? — Она стряхнула пепел. — Мэд — безумен. В прошлом, когда он набрасывался на меня, я думала, что эту-то ночь точно не переживу. Поэтому я с лёгкостью согласилась на операцию... Ха, как будто у меня был выбор. Там всё так долго заживало, знаешь. Болело страшно. Я ссать нормально не могла с месяц. Так что я достойна называться женщиной больше, чем любая реальная женщина.

Я не понимал, зачем она мне это рассказала. Пока Крис не заговорила снова.

— Теперь твоя очередь... Нет, погоди, такие истории только под выпивку пойдут. — Когда я снова спросил, что она предпочитает, Кристина подпёрла кулаком подбородок, пристально на меня глядя. — А что пьёт твой хозяин?

Я переставил стул и достал с верхней полки целум. Наполнив стопку наполовину, я толкнул ее к королеве, и та осушил ее залпом. Впрочем, тут же закашлявшись.

Размеренная музыка и надсадный кашель.

Я видел, как в дверном проёме беспокойно бродил телохранитель королевы.

— Ясно... — Она вытерла обожжённый, но все равно улыбающийся рот. — Так вот каков он на вкус.

Я по своей наивности решил, что она говорит о целуме.

— Горячо, — прошептала Крис, глядя на меня исподлобья. — Но всё равно ещё хочется, правда?

— Я никогда не пробовал, — признался я, наливая ему снова.

— Думаю, когда живёшь с ним, пить совсем не обязательно. — Она затушила сигарету и на этот раз выпила порцию медленно, пытаясь почувствовать вкус. — Тот самый случай, когда опьянеть можно от одного поцелуя, полагаю. Буквально.

Трудно сказать, о чём она там себе думала, уставившись так на меня.

— Ещё?

— Нет. Теперь твоя очередь.

— Я не пью.

— Ну, мы это уже выяснили. Я говорю про другое. — Она имела в виду мою историю, очевидно. — Как тебя зовут?

Я пожал плечами. Как всегда. Думаю, именно так меня и звали.

— Лет сколько?

— Не знаю.

— Меня вышвырнули на улицы в шестнадцать. — Выпивка развязала ей язык совершенно. — Я принадлежала одному из советников консула. О роскоши, в которой я жила, никто здесь не слышал. Меня обучали... Одной хорошенькой внешности недостаточно, ты должен ещё и вести себя соответственно. У меня были восхитительные манеры, да... Представь себе, какой ужас я испытала, попав сюда. — Её взгляд стал рассеянным. — Несмотря на слухи, которые ходят здесь, "куклы" — совсем не секс-игрушки. Поэтому я и понятия не имела о том, как именно меня будут использовать в дальнейшем. Я даже сочла себя проклятой, когда попала к Мэду. И я долго верила в это, кляла судьбу и всё такое... пока не услышала, что Многорукий завёл себе питомца. И я подумала, вот этому бедняге в самом деле не повезло.

Так вот зачем она сюда пришла. Познакомиться.

— Все считали, что этого никогда не случится. Ну знаешь, мол, он искусственный, а они все поголовно импотенты. Но я встречала искусственных много раз. Они охраняли моего хозяина и меня, я изучила эту породу. Никто из них не смотрит, не ведёт себя, не говорит так. Он не из пробирки, я знала. А потом он взял тебя, и я решила убедиться окончательно. Так что ответь мне на мою откровенность тем же и скажи. Кто такой Многорукий?

Он элиминатор, но думаю Кристина это уже успела выяснить.

— Зачем тебе это?

— Просто так. Я подумала, ты скажешь мне из чувства солидарности. Все-таки мы находимся с тобой в равном положении.

— Нет, не в равном, — ответил я, глядя на бутылку целума. — Ты — "кукла" энита, а я — приютский выкормыш. Ты — королева, а я — просто шестёрка, которую он гоняет за выпивкой. У нас с тобой вообще ни капли общего.

Надо было видеть её лицо в тот момент. На мою (непозволительную в общении с королевой) дерзость она ответила чистосердечным смехом.

— Так вот как ты утоляешь его жажду? — Она так хохотала, что обеспокоенный Фрик перестал играть и теперь глазел на нас. — Твоя основная обязанность — носить для него бухло?

Я нахмурился.

— Разве в этом есть что-то недостойное?

— Напротив. Если он так долго подбирал себе человека, который будет просто собирать дань с местных баров, может лет через десять найдёт себе и подходящую "женщину". Надеюсь, ты оправдываешь оказанное тебе доверие?

Несмотря на то, что это была насмешка, это единственное, что я умел, как мне казалось, делать хорошо.

— Раз у него такие высокие запросы, касательно персонала, то и всё остальное должно соответствовать. Тем более выпивка, ты согласен?

Высокие запросы, ха? Я все это время думал, что он придерживается принципа, чем хуже, тем лучше. Он подобрал меня с улицы лишь потому, что у меня был на голову натянут чулок. Что касается выпивки? По понятным причинам, он был привязан к ней сильнее, чем ко мне, но и тут его вкус оставлял желать лучшего.

— Это что, беспокойство?

— Я забочусь обо всех своих... подданных.

— Я думал, его дом не входит в ваше королевство.

— Но этот паршивый бар — входит.

Я нахмурился.

— Сама говорила, что тебе тут нравится.

— Я говорила про атмосферу, про музыку... Выпивка тут никуда не годная. Почему ты берёшь целум именно здесь? Тебе же могут дать бутылку за так в любом другом заведении.

Я про другие слыхом не слыхивал. И она, похоже, поняла причину моего смущения.

— Так уж тут принято, — продолжила Кристина, ухмыляясь. — Многорукому нигде не посмеют отказать в гостеприимстве.

— Даже у Мэда?

Ухмылка стала шире.

— Без понятия. Я не вникала в суть их отношений. Все-таки они познакомились намного раньше, чем в этом городе появилась я. — Она хитро прищурилась. — Но кое-что я знаю совершенно точно: лучший целум подают в Блазаре.

Не то чтобы я не понимал, на что она намекает...

— Пойми меня правильно. Я лишь хочу помочь тебе соответствовать его высокому статусу и запросам. Ты же уже успел заметить, как изменчиво его настроение. Какой он требовательный и придирчивый. Он с катушек может съехать из-за любой мелочи. Прибить тебя из-за того, что ему выпивка не понравилась, к примеру. А ты, как я погляжу, славный мальчик. Ты мне даже нравишься.

Ладно... Крис была первым человеком, который сказал, что испытывает ко мне симпатию. И пусть это было ложью, я повёлся на это, как последний баран.

Хотя вида не подал.

— Значит, мне можно будет туда зайти как-нибудь?

— Почему ты спрашиваешь? Это обычный клуб, а ты — обычный парень. — Она не давала прямых ответов, каждую её фразу можно было понять превратно. И почему это её змеиное лукавство не отпугнуло меня?

Ревность. Соперничество. Ребячество. Мне хотелось доказать ей и Многорукому, что я тоже что-то из себя представляю. Что могу сам решать, куда иди и какой выбор делать.

Заметив эту перемену во мне, Крис победоносно улыбнулась.

— Почему бы нам сейчас туда не отправиться? Это довольно далеко, а я как раз на машине.

— Эй, не лезь к нему. — Я не заметил, как к нам подошел Фрик. Скрестив руки на груди, он смотрел на Кристину с высоты своего роста, выглядя так внушительно... Я даже обрадовался тому, что у меня с этим мужиком хорошие отношения. — Если хочешь поиграть, делай это здесь, под моим присмотром.

— Не знал, что Штучке нужен твой присмотр. Разве за ним уже не присматривает Многорукий? Или, по-твоему, он делает это недостаточно хорошо? Вряд ли ему понравятся эти твои рвения...

— А ты чего так об этом переживаешь? Если у Многорукого есть претензии ко мне или к моей выпивке, он придет и сам мне всё выскажет.

— Не подумай ничего плохого, я всего лишь пытаюсь найти себе подходящую компанию. Нам с Штучкой самой судьбой уготовано стать друзьями. — Когда Фрик не отступил, Крис надула губки. — Чего ты боишься? Клянусь, что и пальцем его не трону.

— Не ввязывайся в это, — обратился ко мне Фрик.

Я недоумевал.

— Я не собираюсь ни во что ввязываться.

— Мы просто доедем до Блазара.

— Хочу посмотреть на город, — сказал я.

Многорукий всё равно никогда не устроит мне экскурсию. Он не собирался показываться со мной на людях. Когда он возвращался, то сразу засыпал. А когда просыпался — сразу пил. А потом занимался своими делами, иногда смотря на меня так, точно жалел о том, что вообще меня подобрал.

— Если боишься, можешь даже не заходить внутрь, — поддакнула королева. — Я всего лишь хочу отплатить равным гостеприимством, Фрик. Но если ты так беспокоишься за мальца, почему бы тебе не поехать с нами?

— Это лишнее, Фрик, — сказал я, когда понял, что он колеблется. — Тебе нужно смотреть за баром и Майлзом. Вот, я оставлю ему. — Я собрал карты в стопку. — Зайду за ними завтра, ладно?

Но Фрик дураком не был, он сразу понял, что меня элементарно взяли на слабо. И всё же кивнул, беря с меня обещание:

— Увидимся завтра.

Глава 12

Внутрь я всё-таки зашел.

Мы ехали на машине, через окутанный мраком город (так что экскурсии не получилось), но зато сам Блазар сиял как путеводная звезда. Водитель объехал толпу, которая собралась у парадных дверей, и затормозил перед черным входом. Он открыл дверь королеве. Я из салона выбрался сам.

Выпрямившись, я почувствовал вибрации под ногами.

Наполненное светом, пульсирующее сердце города, вот каким я видел Блазар. Если сравнивать с заведением Майлза? Один в один та же ситуация, как когда я встретился в коридоре с генералом, и он меня даже не заметил. Как если бы перед его приходом провели недостаточно тщательную уборку, и я остался валяться на полу.

Просто. Совсем. Другой. Уровень.

Поэтому мне стало грустно уже на пороге.

— Идём, — поманила меня королева. — Знаешь, все наши давно хотели на тебя посмотреть.

Что-то это звучало это совсем не заманчиво.

— Я, пожалуй, пойду, — пробормотал я, заталкивая руки в карманы.

— Тебе даже не хочется посмотреть, как выглядит самый знаменитый клуб внутри? Знаешь ли, не все могут сюда попасть. Если передумаешь, тебе придётся отстоять километровую очередь и тебя наверняка не пустят. Ты же совсем ребёнок.

— Значит, приду, как подрасту.

Она недовольно нахмурилась, но тут же исправилась:

— Хорошо. Но за целумом тебе всё-таки придётся зайти самому. Забирай бутылку и беги домой. Наверное, Многорукий тебя уже заждался. Передавай ему привет. Думаю, он обрадуется подарку...

Она купила меня так дешево. Смутной надеждой, что я смогу в кой-то век угодить самому привередливому и изменчивому человеку на свете.

Я скользнул вслед за ней в тёмный коридор, а когда вышел на свет, её уже не было рядом. Я замешкался всего на секунду, а беснующаяся толпа уже подхватила меня и вынесла в центр огромного танцпола.

Вспышки света, громоподобная музыка, потные тела... я никогда не был на войне, но подумал, что она должна выглядеть именно так.

Мне захотелось поскорее убраться отсюда, и я отчаянно заработал локтями. Совершенно выбившись из сил, я в итоге добрался до стены... и обомлел.

Зеркала. Повсюду. Я только теперь заметил, что стены, пол и потолок здесь сделаны из зеркал.

Прижав ладони к стене, я всмотрелся в своё лицо.

Боже мой. Мы с тобой как будто сто лет не виделись.

Это было как встретиться с семьёй, хотя я и понятия не имел о том, каково это. Тот, кто стоял напротив, был тёмненьким мальчишкой среднего роста. На его длинной шее не было кадыка. На его худом лице выделялись большие карие глаза и скулы. Его растрёпанные волосы непозволительно отросли. Он выглядел просто ужасно...

Я отвернулся от него и прижался спиной к прохладной стене. Я шарил взглядом поверх голов танцующих людей. Всё здесь казалось очень любопытным и новым, но я был слишком напуган, чтобы должным образом оценить обстановку, в которой оказался.

Заметив платье королевы, я дёрнулся в её сторону, но тут же замер. Я сразу понял, что мне к ней нельзя: на вершину стеклянной лестницы абы кого не пускали. Там находились места для избранных. На втором этаже, наблюдая за тем, что творилось внизу, сидел Мэд в окружении своих верных людей.

Я сразу понял, кто этот мужчина. Это было даже не понимание, а вроде... узнавания.

А ещё у него на коленях сидела королева.

Губы венценосной пары соединились, и я отвернулся, словно мне отвесили по щеке.

Но тут же повернулся снова. Крис что-то шептала боссу на ухо, пока он смотрел на меня.

Я отгородился ладонью от луча, когда тот скользнул по моим глазам. А вовсе не потому, что захотел спрятаться от Мэда. К тому же в этом уже не было смысла: передо мной выросла стена.

Свет больше не терзал глаза.

— Эй, парень. — Мне на плечо опустилась тяжелая рука. — Ты не заблудился?

Оно говорящее?

— Мне нужен бар, — проговорил я, запрокидывая голову. Этот мужик был реально огромным.

— Чего? — Я повторил громче. — Бар тебе нужен? Вот оно что... ну, пойдём провожу.

— Спаси...

бо... бо... больно!

Я отлетел к стене, хватаясь за лицо. Рот тут же наполнился кровью. Я прокусил язык.

Поправив кольцо с печатью на среднем пальце, мужчина подошёл ко мне и схватил за шиворот. Он тащил меня через толпу, и та сама перед ним расступалась, отчего мне стало больнее и обиднее вдвойне. Я хрипел, цепляясь за шею. Он говорил мне что-то, но я смог разобрать слова, лишь когда мы оказались в коридоре и стало потише.

— ...не знаю, зачем ему приспичило нас провоцировать. Такие игры с боссом не проходят. Скажи спасибо, что он вообще решил тебя в живых оставить. Я бы тебя точно прихлопнул. Бар ему нужен, ха... Я таких охреневших обычно разрезаю тупым ножом от мошонки до подбородка и подвешиваю под потолком вверх ногами.

Я не совсем понял, чем это заслужил. Из-за того удара я туго соображал.

— Передай этому клоуну, что это ни хера не смешно. Если он нарушает правила, которые сам придумал, почему бы нам их тоже не нарушить? А? Вот прямо сейчас?

И он отправил меня в полёт. Я упал на спину плашмя, оказавшись под звездным небом. Избитый и свободный. Что мне это напоминает?

— Мне... нужен... целум... — хрипел я. Кровь пузырилась на губах.

— Чего? Убирайся отсюда, пока цел.

Он развернулся, чтобы зайти обратно и запереть дверь, но я оказался проворнее. Я прыгнул к нему. Я вцепился в его ногу, не пуская.

— Ваша королева обещала мне целум. Дай мне его.

— Боже, ты что, такой же? Готов душу за бухло продать? Да вы просто натуральные психи. — Он отшвырнул меня, но я уже был внутри. Я пополз на него снова.

— Дай... дай мне...

— Я тебя убью, сука! — Он выхватил пистолет. — Пошел отсюда нахер!

— Думаешь, мне не всё равно? Он меня тоже убьёт, если я вернусь с пустыми руками. Причем сделает это намного мучительнее и изощрённее, чем ты. — От травмы головы или от страха у меня разыгралась фантазия. — Рассказать, что он со мной сделает? Или тебя больше интересует, что он сделает с тобой, если ты меня ещё хоть пальцем тронешь?

— Не подходи! — рявкнул он, передёргивая затвор.

— Представляешь, как он расстроится, когда не обнаружит утром ни выпивки, ни меня? Думаю, он быстро разберётся, кто в этом виноват и тогда... Он придёт сначала сюда. Он сравняет это место с землёй. А потом навестит твой дом. И всё из-за бутылки целума...

— Хватит, Рик, — раздалось за его спиной. Рик аж вскрикнул от неожиданности. — Принеси ты ему эту чёртову бутылку. — Мужчина, который стоял за его спиной, обратился ко мне: — Нам проблемы не нужны. Забирай её и проваливай.

Серьёзно? Вот так просто?

Я перекатился на спину и раскинул руки в стороны. Кажется, я на какое-то время потерял сознание и очнулся, когда мне на живот грохнулось что-то тяжелое. Я согнулся и обхватил себя руками, чувствуя... бутылку.

— Смотри не разбей, крысёныш, — проворчал Рик, оставляя меня наедине с осознанием собственной победы. Не то чтобы я чувствовал себя или выглядел как победитель.

Прижимая бутылку к себе так, как раньше матери прижимали своих младенцев, я поднялся на ноги и пошел к выходу из этого чёртового места. Первоначально моей целью было уйти от него подальше. Когда же я в этом преуспел, я понял, что не знаю... не знаю дороги домой.

Я заблудился.

Вокруг не было видно ни зги. Я узнал, как чувствовали себя слепые люди, которых было немало в прошлом (хотя в это трудно поверить). Немощным калекой, призванным охранять самую дорогую вещь в мире.

Я искал свет... Я помнил, что там, где находится Многорукий, полно тихого света. Не режущего по глазам мягкого сияния. Море желтой тишины. Я был похож на ночного мотылька — пыльного, одинокого, глупого...

— О, глядите, кто тут у нас.

Я остановился, разглядывая парней. Их было трое, они привались к кирпичной стене напротив питейного дома. Внутри было светло, шумно и пахло едой. Над дверью ярко горел подвесной фонарь. Я разглядывал их лица.

Отлипнув от стены, ко мне подошёл один из троицы. Я вспомнил, где видел его раньше.

— Славно тебя отделали. Многорукий? Ты так быстро ему надоел? — Он вытащил нож-бабочку. Точь-в-точь как в прошлый раз. — Тогда он точно не обидится, если мы тебе ещё чуть-чуть физиономию подправим. У меня уже давно руки чешутся.

— Это сделал Рик из Блазара, — зачем-то сказал я.

— Да неважно. Он сделал, мы доделаем. — На меня двинулись все трое. — Будет на кого вину свалить.

— Погоди, он сказал "из Блазара"?

— Гляньте, что он там держит?

Кто-то присвистнул.

— Элитная выпивка.

— Гульнём.

— Спасибо, браток.

Я посмотрел на бутылку в своих руках. Я отступал до последнего, а когда прижался к стене, понял, что у меня просто нет выхода. Обхватив горлышко, я коротко размахнулся и разбил её об стену, к которой прижимался.

Парни замерли, глядя на лужу дорогущей выпивки и на мокрую стену. В их взгляде поселилось сомнение: убить меня или начать слизывать алкоголь с земли?

— Ах ты сука...

— Ни с места! — Я выставил руку перед собой.

— Да на что ты рассчитываешь? Нас же больше, тупица.

— Я вижу. Вас, конечно, больше. И вы, совершенно точно, сильнее... Вы убьёте меня. Но перед этим я порежу одному из вас лицо. Я сделаю его таким уродом, что он сам потом себя прикончит. А может я успею разодрать рожи всем троим? А что ты сможешь сделать этим ножичком? Пырнёшь пару раз? Я ещё долго буду умирать, много чего успею, клянусь.

Парни переглянулись, подсчитали шансы.

— Псих грёбаный, — проворчал заводила, складывая нож.

— Если вы здесь, ребята, значит, я уже близко. — Я вытер рукой выступивший на лице пот. — Не подскажете, как мне до дома дойти?

— Ты что, смеешься?

— Нет, я серьёзно.

Блондин закатил глаза, признавая меня безнадёжным.

— Можешь идти по этой улице и у мастерской Бэна повернуть направо.

— Спасибо, браток, — повторил я его слова. Но прежде чем уйти спросил: — А почему вы не на своём прежнем месте?

— Туда прикатил кто-то из людей Мэда. Там наверняка намечается что-то горячее. Вот мы и убрались от греха подальше. — Он помахал мне рукой. — Так что беги-беги. Надеюсь, тебя там подстрелят.

Чёрт возьми.

Ладно, я не верил, что нечто настолько масштабное вроде межклановой войны может произойти по моей вине. Просто потому что я по своей наивности поверил в дружбу кошки с мышонком. Эта Кристина...

Не придумав ругательства достойного королевы, я решил называть её впредь Кристианом. Посмотрев на оружие в своей руке, я представил, как приставляю его к чужой шее и слегка надавливаю...

Собственные мысли меня напугали.

С другой стороны, о чём я ещё мог думать при такой жизни? Все разговоры, которые я слышал, состояли пятьдесят на пятьдесят из секса и убийств. Иногда из убийств на почве секса. Изредка из секса после убийств.

Сжав пальцы на горлышке бутылки, я пошагал домой. Не то чтобы я решил, будто Многорукому может понадобиться моя помощь. Просто затраченные на эту бутылку усилия могли по дороге себя оправдать ещё не раз.

Небо уже начало светлеть, когда я оказался на нужной улице.

Перед домом Многорукого, действительно, стояла машина. Но выстрелов не было, и это удивило меня сильнее, чем если бы они были.

Я решил, что к нему на переговоры приехал сам король.

На самом деле?

Привалившись к стене соседнего дома, я из темноты наблюдал за неофициальным визитом королевы. Крис стоял у своей машины, Многорукий подпирал плечом дверной косяк.

Я потрогал след от кольца под глазом. Во рту чувствовался вкус крови.

И кто подарил мне эти прекрасные ощущения?

-...если уж ты всё равно не спишь, — говорил Крис, — давай подождём его вместе.

— Похоже, что я кого-то жду?

— Бессонница, значит?

— Типа того.

— У меня есть отличное средство от бессонницы, знаешь.

— Я слишком трезв для этого.

— Я принесла выпить. — Он продемонстрировал такую же точно бутылку, какую я не донёс. Он решил утолить его жажду за меня. Всё внутри меня закипело, и я неосознанно двинулся вперёд. Одёрнув себя только на третьем шаге. — Может, всё-таки пригласишь в дом?

— Я не пью такое дерьмо.

Так просто и не объяснить, как счастлив я был это слышать. Если бы я не разил бутылку тогда, разбил бы сейчас.

— Пить не обязательно. Мы сможем с тобой просто... поговорить.

— Охренеть. Тебе пришили вагину, и ты решил прийти ко мне и поговорить?

— И это работает, не так ли? В прошлый раз ты на меня даже не взглянул. — Когда Многорукий не ответил, Крис предположил: — Или это потому, что я сказала, что видела твоего малыша? Да, мы с ним сегодня мило поболтали. Рассказать, что дальше было?

— Думаю, он и сам мне всё выложит. — Многорукий посмотрел на меня и поманил пальцем. Похоже, он уже давно меня заметил. Распознал мой силуэт в темноте. Почувствовал запах крови. Чёртов монстр. — Тащи сюда свою задницу, придурок.

Я вышел на свет, избитый, улыбающийся, сжимающий горлышко бутылки, за которую готов был отдать жизнь. И, кажется, это произвело впечатление не только на Кристиана.

— Это ещё что у тебя в руке? — пробормотал Многорукий.

О, его только это интересовало?

— Да так... подобрал на помойке. — На пороге я обернулся, чтобы посмотреть на королеву. — Спасибо за радушный приём.

— У меня и в мыслях не было... — О, её выражение лица стоило того, чтобы пройти пешком через весь город. — Лишь хотела представить тебя Мэду, а этот его бульдог как с цепи сорвался. Вернусь, всё этому озверевшему ублюдку выскажу. Я тут не при чём, честно.

Ладно, я тоже врать умел.

— Не страшно. Я почти ничего не почувствовал.

— Какое облегчение.

— Ага. Мне у вас, кстати, безумно понравилось. Уверен, что загляну к вам снова, когда подрасту. Можно?

Королева кривовато улыбнулась.

— Буду ждать.

Глава 13

Я скидывал одежду по пути в ванную. Что-то случилось с этим домом пока меня не было... немного увеличился метраж, и пол теперь лежал под углом. Восхождение с препятствиями, вот на что это было похоже.

Я еле в ванну забрался. Я сполз на самое дно и перекинул ноги через бортик. Мне хотелось спать и пить, и я мог бы совместить это, если бы дотянулся до крана.

Мне помогли с этим. Холодная струя ударила прямо в грудь, и я сжался, отворачиваясь. Кого черта я лёг головой к крану? Ладно, едва ли меня беспокоило именно это.

Вода защипала ранки, напоминая, как я катался по гравию и разбитому стеклу, которого было полно возле клуба Мэда. Ублюдки вышвырнули меня будто бродячую шавку... И Крис, конечно, знал, что так оно и будет. Зачем он всё это затеял?

Чтобы показать меня своему боссу?

Чтобы продемонстрировать свою власть?

Чтобы убить меня?

Я не знал причины, но почему бы и нет?

Я начал расслабляться... Вода не стала теплее, но я понял, что на теплую могу не рассчитывать. Это было наказанием и лечением одновременно. Повернув голову, я открыл рот и высунул распухший язык. Я пил жадно и неуклюже, а Многорукий смотрел на меня.

Смотри... Я готов был жизнь отдать, чтобы угодить тебя. Я готов был убивать за ту чёртову бутылку.

— Отлично развлёкся, как я погляжу, — заговорил он наконец. — Блазар, действительно, такой крутой клуб? Я там ведь не был никогда.

— Музыка там неважная.

— А обслуживание понравилось?

Я попытался пожать плечами.

— Не знаю, как тебе это удаётся, но сегодня ты стал самым отпетым преступником города. Нарушил правила Мэда и мои правила.

— Просто потому что зашел в самый популярный клуб города?

— Ты попёрся в то единственное место, которое для тебя закрыто.

— И для тебя тоже? Так это работает? Для Мэда и его людей не существует твоего дома, а для тебя не существует его клуба?

— Ага.

Мэд наказал меня жестоко. Страшно представить, какое наказание мне придумает элиминатор. На это Крис и надеялся? Что Многорукий сам меня прибьёт, когда узнает, что я своим любопытством создал ему новые проблемы?

— Я не знал об этих правилах, — сказал я.

— Теперь знаешь.

— Меня пригласил Крис, — добавил я смягчающее обстоятельство.

— Это ещё что за мудак?

Многорукий, в самом деле, не знал по именам никого в этом городе, кроме Мэда. Он их даже не пытался запомнить, не считал это необходимым. При том что он только что разговаривал с этим Крисом.

— Так зовут королеву, мэтр.

— Нашел самого лживого, извращённого ублюдка, и попёрся за ним?

Да, похоже, это у меня входит в привычку: следовать за лживыми, извращёнными ублюдками.

— Он сказал, что нам суждено стать друзьями.

— И ты подумал "почему бы и нет"?

— У нас с ним есть кое-что общее.

— В отличие от меня, да?

Да, точно. Вопрос только в том, почему Крис нашел причину для ненависти в этой "общности", а Многорукий оставил меня подле себя из-за нашей "разности"...

Так я понял, что искать систему в этой жизни бесполезно. Я уже не в приюте, придётся просто принять нелогичность некоторых вещей, людей, проявлений, ситуаций как данность.

— Послушай, я не знаю, как вы там женщины мыслите... но то, что у этого козла появилась лишняя дырка между ног, не делает вас роднёй. Понимаешь? — пробормотал Многорукий, когда я не ответил.

— Я не считаю его роднёй, ладно? Говоря о кое-чём общем я вообще другое имел в виду.

Но он меня не слушал. Трезвым он показался мне ещё более пьяным, чем когда напивался. Как такое может быть?

— Я понимаю, ты создание с другой планеты в ещё большем смысле, чем эниты, и тебе бы хотелось поболтать с кем-то из одной с тобой команды. К тому же ты ещё совсем сопляк, ты нуждаешься в авторитете... Но это не тот случай.

— Я это уже усвоил.

— Он — хреновый пример для подражания, ясно?

— Я не собирался ему подражать. Мне вообще на него наплевать.

— Так зачем ты с ним туда попёрся?

— Он сказал, что даст бутылку лучшего целума для тебя.

— Он дал?

Я посмотрел на него, не зная, какой ответ правильный.

В каком-то смысле, да. Я получил бутылку. Кроме того, такую же привез к дому Многорукого сам Крис. И всё же мэтр остался без выпивки.

Как так?

— Не он, — пробормотал я. — Один из вышибал.

— Не знал, что Мэд набирает в свою команду таких добряков. Стоит сказать им спасибо. — Многорукий повернул мою голову и провёл большим пальцем под глазом, где остался след от кольца. — Смотрю, они тебе и несмываемую печать поставили, как настоящему вип-клиенту. Наверняка, сокрушались, что ты так быстро ушёл. Предлагали дополнительные... услуги.

— Угу, с использованием тупого ножа и верёвки.

— Прям, как я люблю. Чёрт возьми, я тебе жутко завидую. БДСМ, выпивка на халяву... Так где моя бутылка?

— А-а... я разбил её.

— Почему?

— Подумал, она недостаточно хороша для тебя.

Он нашёл это логичным.

— Ты прав. А этот мудак в платье привёз мне её на порог, представляешь?

— Чем он только думал.

— Я могу стерпеть какую угодно паршивую компанию, но не выпивку.

— Хоть бы узнал, что ты предпочитаешь, перед тем как соваться.

— Я его чуть не убил.

— Да уж.

Он выпрямился и закрыл кран. Судя по недоброй улыбке, в его голове поселилась какая-то идея.

— Стоит уважить смелость этого мудака в платье. Он хотел приобщить меня к своему пойлу? Я приобщу его к своему.

Несмотря на то, что это прозвучало весьма кровожадно, я вспомнил, как Крис сидел за барной стойкой в баре Майлза. Как он пил то, что предпочитает Многорукий. Как он сказал, что теперь знает его вкус.

А потом я вспомнил, как он целовал Мэда. И понял, о каком вкусе идёт речь.

— Приготовлю ему мой любимый коктейль. — Многорукий вышел из ванной.

Сползя вниз, я погрузился в воду с головой. Я слышал, как Многорукий ходит по дому, собираясь за выпивкой для себя и Криса.

Хлопнула дверь, и боль почему-то вернулась с новой силой.

Глава 14

Я узнал новое слово. Дежа вю. На самом деле, так просто это не объяснить. Но вот я проснулся на следующее утро и подумал — дежа вю.

Я опять лежал на пропахшей дымом софе, прикованный к ней болью по рукам и ногам. С меня словно содрали кожу. Со спины. С лица.

Хотя на этот раз рядом не было Многорукого. Их было несколько, они стояли вокруг меня, их руки представляли собой надежный частокол. Моя импровизированная армия. Я был влюблен в этих чудовищных кукол без памяти.

Закрыв глаза, я прислушался. Мэтр был внизу. Я слышал его голос: он говорил по коммуникатору и, судя по сбившемуся дыханию, отжимался... или качал пресс... или подтягивался на перекладине, которая была прибита в дверном проёме его комнаты.

— ...нет, это слишком далеко. Хочу ближайшие недели поработать поближе. Плевал я на деньги. А-а-а, с каких пор ты стал таким любопытным? — Он помолчал. — Думаю, за сутки обернусь. Погоди... Мне нужна твоя помощь.

Во время паузы его собеседник, наверное, усомнился в его умственном благополучии.

— Помощь другого рода. Хочу приобрести кое-какую литературу. Поспрашивай на чёрном рынке, наверняка что-нибудь нароешь. Знаешь, например в двадцать первом веке много напечатали книжонок про воспитание детей. Вряд ли их уничтожили все...

Долгая пауза.

— Давай-давай, отдышись. Не знаю, на вид ему лет пятнадцать, но психологически больше двенадцати не дашь. Слушай, со мной уже такое было, ясно? Я уже пытался всё сделать сам и облажался. Я вырастил одного ублюдка себе на голову. В этот раз всё может выйти намного хуже. Да ты не ослышался. — Многорукий глубоко вздохнул. — Потому что вчера он решил подружиться с отпетым извращенцем. Нашёл себе авторитет. Он попёрся за ним в самый паршивый клуб города, а когда вернулся, отказался мне рассказывать, какого чёрта там делал.

Да ты и не спрашивал!

— Зато заявил, что они с тем трансвеститом чертовски похожи. Просто как две капли воды.

Чего? Когда я такое говорил?!

— Притащился вместе с ним ко мне на порог весь избитый и сказал, что ему охренеть как понравилось с этим пидором тусоваться.

Это ты был вместе с ним! Он к тебе приехал!

— И я не знаю, как ему объяснить. Да, именно потому, что я сам был таким. Ладно, я и сейчас такой же, но я не хочу, чтобы он был таким. Он должен стать совершенно другим, ясно? Не важно, не бери в голову...

Вряд ли я мог представить в ту минуту что-то интереснее этого разговора, но шум, доносящийся с улицы, заставил меня отвлечься. Звук нарастал и густел... Пронзительный вой клаксонов, рёв топливных двигателей, скрип тормозов, будто со всего города к крыльцу Многорукого съезжались все машины города.

С трудом оторвав голову от подушки, я нашел взглядом часы. Я провалялся больше суток и предпочёл бы валяться дальше, но автоматная очередь сработала круче будильника. Я соскочил с софы и (Многорукий не зря называл меня придурком) кинулся к окну.

Стреляли в воздух. Помогло ли мне это расслабиться?

Посмотрев вниз, я едва не потерял сознание от страха.

Это всё из-за меня?!

Многорукий бы снова сказал, что я много на себя беру, но я просто не мог представить, зачем ещё Мэд стянул к его дому свою армию. Кроме как проучить за нарушение границ меня.

Вблизи при дневном свете король казался ещё более страшным, чем вчера в своём клубе. Потому что он оказался крупнее, чем я предполагал. Старше. Влиятельнее. На нём был светлый костюм — пиджак, брюки — он был похож на джентльмена старой школы, о которых мне рассказывал мэтр. И я подумал, что всё-таки не хочу походить на них.

Я слышал, как к выходу направился Многорукий. Он спешно закончил разговор и наверняка был не в духе от того, что его прервали в момент исповеди — чертовски редкий, сокровенный момент.

А потом он открыл дверь и вышел на улицу в одних тренировочных штанах и без оружия. Просто с голыми руками и торсом.

— Не помню, чтобы открывал бесплатную парковку, парни. — Он растерялся. Вовсе не потому, что на него смотрели с полсотни автоматов и пистолетов. — Хотя, чёрт... я вчера так надрался. Кто его знает, что мне могло прийти в голову.

— Что-нибудь безумное, не так ли? Например, убить моего человека. — Мэд вышел вперёд, выглядя смертельно опасным и без оружия. Как будто ещё один пистолет сделал бы погоду, ага. — Мало того, что ты вчера нарушил границы, так ты ещё Рика прикончил.

— Рик? Первый раз слышу.

И Многорукий не лгал. Даже если он встречался с Риком, он не усложнял их знакомство ритуалом обмены именами.

Стоп... Он убил Рика?!

— Какого дьявола ты творишь, парень? Когда я только появился в этом городе, ты уже был здесь, поэтому я согласился с каждым твоим словом. Я принял законы, которые действовали здесь до меня. Ты сказал, что мой предшественник поплатился за то, что не соблюдал их, и я подумал — чёрт возьми, это парень неглуп, но и я не дурак. Конечно, я не повторю судьбу придурка, который не справился с такой ерундой. Всего-то сделать вид, что нас друг для друга не существует. Но теперь я начинаю этого придурка понимать.

— А вот это ты зря. Я же тебе рассказывал, как он закончил.

— Думаю, ты кое-что из этой истории упустил. Вроде того, что перед этим ты сам же начал нарушать тобой же придуманные законы.

— Я не привык оправдываться, Мэд, но я не нарушил ни одного.

— Твой прихвостень нарушил. Почитай одно и то же.

— Я только сегодня проснулся полный решимости заняться его воспитанием.

— Может и своим займёшься?

— Приятель, да ты сам уже нарушил дохера правил. Советы мне даёшь...

— А это не совет. Это, бля, предостережение. Или ты серьёзно думаешь, что убийство Рика сойдёт тебе с рук?

— Не понимаю, о чём ты.

— Не отвертишься, Многорукий. Я сразу понял, кто его прикончил. Знаешь почему? Кроме того, что никто кроме тебя не посмел бы, так ещё его тело подбросили прямо к моему порогу.

— Чёрт возьми, куда смотрела твоя охрана.

— Знаешь, он был такой чистенький, на костюме ни пылинки, на лице ни царапинки.

— Так может он просто перебрал чутка.

Мэд неожиданно рассмеялся.

— Я об этом и говорю. Такое паршивое чувство юмора может быть только у одного человека. Эта сука выпотрошила его и вложила ему бутылку дешёвого целума в живот.

Многорукий присвистнул.

— Какой подарок, такая и обёртка.

— Это твоя работа. Я тебе, блин, желаю сдохнуть в мучениях, но при этом не могу не восхищаться. В своём деле ты хорош. Чёрт, так хорош, как никто из моих людей. Аккуратность — твой фирменный знак. Ты если не захочешь, не прольёшь ни капли лишней крови.

— Ты меня смущаешь, Мэд. Ты бы комплименты для своей бабы приберёг, что ли. — Я поднёс руку к горлу, меня тошнило от дурного предчувствия. Но как оказалось, Многорукий не договорил: — Ах да, у тебя же её нет.

Он вёл себя так, словно был бессмертен. Или современные технологии позволяли ему нести всю эту чушь, потому что на нём был невидимый бронежилет. Бронекостюм.

Он просто копал себе яму каждым словом. Я не понимал, на что он рассчитывал. Конечно, на моей памяти он уже сталкивался с противником, превосходящим числом. Но в прошлый раз он остался с командиром Зорких один на один и промыл ему мозги. Если бы ему это удалось теперь...

— Знаешь, что мне мешает прикончить тебя прямо сейчас?

— То, что я невиновен? — Мэтр взмахнул руками. — Какие у меня могли быть мотивы, сам подумай?

— Вчера Рик немного перестарался, уча манерам твоего паршивца.

— Надо было лучше стараться. Судя по всему, это он и заснул в Рика ту бутылку... Надеюсь, прозвучало не слишком двусмысленно? — Похоже, Многорукий знал, что я наблюдаю и забавлялся, представляя мою реакцию. — Сначала залез к тебе в клуб, а потом и твоего любовничка прикончил. Совсем от рук отбился. Я ему надаю по заднице, обещаю.

Мэд закатил глаза. Видимо, трепачей и шутников он не любил в силу своего возраста и профессии.

— Я не убью тебя прямо сейчас потому, что я, в отличие от тебя, справедлив, — ответил король на свой же вопрос. — Око за око, Многорукий. Теперь я зайду на твою территорию и заберу твоего человека.

Мэтр с лёгкостью согласился.

— Только сделай это снаружи, чтобы не заморачиваться с уборкой.

Он повернулся спиной к направленному на него оружию и пошёл обратно в дом, оставляя дверь открытой. Мэд двинулся следом.

— О, не переживай, тебе заморачиваться не придётся.

Несмотря на то, что Многорукий считал иначе, я, в самом деле, быстро бегал. Они только переступили порог, а я уже метнулся к мечу. Мэтр хранил его наверху. Я обхватил рукоять, отшвырнул ножны, вскочил на перила лестницы и прыгнул.

Время замедлилось.

Многорукий шёл перед Мэдом. Тот достал из наплечной кобуры пистолет и направил на него. Он целился мэтру в затылок. Я падал прямо на бесчестного подонка.

Раздался выстрел, и меня отшвырнуло к стене. Тело взорвалось болью, но на этот раз она не обездвижила меня, а наоборот задала ускорение. Я попытался вскочить и тут же задохнулся. Что-то давило на мою шею... на грудь... на живот... я не мог сделать ни вздоха, словно оказался на дне под чудовищным гнётом воды.

Я мучительно захрипел, разжимая руки и выпуская меч.

— У меня всё под контролем, Мэд. Опусти оружие. Видишь, я его держу, он тебя не укусит, — раздалось над моим ухом, и я понял, что Многорукий применил удушающий захват. Я лежал на его груди, каменное предплечье вжималось в моё горло, а бёдра сдавливали диафрагму, как тиски. — А у тебя отличная реакция... Я ещё даже понять ничего не успел, а ты уже выстрелил.

Потому что он в тебя стрелял, тупица!

Как будто он сам этого не понял.

В отличие от Мэда. Тот долго соображал. Он посмотрел на пистолет в своей руке, потом на нас, пытаясь сообразить, как мы там оказались. Что здесь делает меч? И полумёртвый сопляк? Почему Многорукий ещё не сдох?

Ладно, по сравнению с мэтром, я, действительно, черепаха.

— Чёрт... он меня пытался убить? — спросил Мэд, как последний идиот.

— Я же тебе говорил. Этот парень — настоящий зверь. Иногда даже я с ним не справляюсь.

Мэд сложил два и два и пошёл к двери, пряча оружие в кобуру. Вовсе не потому, что был благодарен за спасённую жизнь. Просто он понял, что зашел на территорию чудовища, которое может двигаться быстрее пули. И которое еле справляется с чудовищем поменьше.

Если бы.

— Валим отсюда, — раздалось с улицы.

Я уже начал терять сознание от боли и кислородного голодания, когда Многорукий отпустил меня. Стоило ему слегка ослабить захват, как я вложил все свои силы в рывок. Чтобы оказаться как можно дальше от него.

Что поделать, он напугал не только Мэда.

— Ты мягче на ощупь, чем кажешься, — пробормотал Многорукий. — Как и положено женщине, да?

Я держался за горло и смотрел на него исподлобья. Если я когда и был похож на зверя, то только в эту самую секунду.

— Я спас тебя!

— Опять много на себя берёшь.

— Он бы застрелил тебя, а меня заставил бы собирать твою кровь языком!

Многорукий опешил, но потом догадался о причине моего разыгравшегося воображения:

— А, гипоксия. Я не имел раньше дел с детьми и женщинами, перестарался немного. А у нас же ситуация два в одном, встань на моё место.

Я мотнул головой, проясняя мысли.

— Он хотел тебя застрелить...

— Я знаю.

— Откуда? Ты энит? Или у тебя глаза на затылке?

— Намного лучше. У меня есть третий глаз.

— Ты использовал контроль! Ты снова сделал это! Заставил его убраться.

— Нет, это он тебя так испугался. — Глубоко вздохнув, мэтр лёг на спину. — Сам подумай. Я едва справляюсь с тобой, да... но кто справится лучше? Только я могу контролировать такого опасного зверёныша. Мэду не выгодно меня убирать, тем более теперь, когда выяснилось, что я его шестёрку не трогал. Тц, как ты вообще до такого додумался? Мало того что порешил беднягу, так ещё и над телом надругался.

— Это ты его убил! — крикнул я, как последний дурак. А то он этого не знал.

— Откуда у тебя такое паршивое воспитание? — продолжал придуриваться мэтр. Похоже, у него было хорошее настроение. — Кто тебя научил пихать в мужиков твёрдые предметы без их разрешения?

Я покачал головой, поднимаясь на ноги. Ощущения были такие, словно я сломал парочку рёбер, мне так больно даже вчера не было, после встречи с Риком, мир его праху.

— Ну скажи, кто тебя надоумил? Покажешь мне этого ублюдка, я ему яйца оторву!

Я указал на него.

— Как не стыдно! Видел бы тебя Рэймс сейчас!

Оставляя его и дальше наслаждаться собственным остроумием, я поплёлся обратно на софу.

В этой лестнице всегда было так много ступенек?

Глава 15

Я не считал себя агрессивным. Даже больше: если сравнивать с местными я был исключительно миролюбивым. Многорукий назвал бы это очередной бабской чертой, но как бы там ни было, я был из тех ребят, которые предпочитали терпеть побои, а не бить самим. В двух словах — я оставался всё тем же неудачником, но с более широким кругозором.

Однако после случая с Мэдом отношение ко мне в городе переменилось. Не знаю почему, но король поверил или же предпочёл согласиться с тем, что Рика убил я. Так ему было легче смириться со смертью своего человека: мол, если Рик такой слабак, что проиграл ребёнку, о такой потере и переживать не стоит. Что-то наподобие он сказал и своей банде. И они, бараны, купились.

Так в городе стали ходить всякие небывалые слухи обо мне, а так как место это было скудно на события, слухи приобрели просто фантастический размах. О чём я узнал самым последним, потому что долгое время сидел дома, зализывая раны.

Но вот однажды меня пришёл навестить Майлз.

Не приближаясь к двери, он кидал камешки в окно наверху, а когда я выглянул, поманил рукой.

— Я принёс карты, — сказал он, когда я вышел на порог. — Фрик говорил, что ты обещался зайти за ними, но ты не появился и вот... — Он кинул мне колоду. — Заглядывай, как поправишься. И журналы приноси.

— Журналы... ладно. Спасибо. — Я оглянулся через плечо. Вообще-то я отлично переносил одиночество, но сейчас мне стало тоскливо. — Может, зайдёшь?

— Ты что с ума сошел?!

— Мэтра всё равно нет дома.

— Нет-нет, даже не предлагай.

— Думаю, он нескоро вернётся. — Я попробовал подкупить его. — Можем вместе посмотреть журналы. Ты выберешь те, которые понравятся больше всего.

В какой-то момент мне показалось, что он готов сдаться.

— Нет, тебе и так досталось. — Майлз указал на своё лицо, намекая на мои синяки. — Не хочу, чтобы тебе снова влетело.

— А? — Я недоумённо нахмурился. Он до сих пор думал, что мэтр бьёт меня. — Нет, это сделал вышибала из Блазара. Рик.

— Да, я слышал эту историю. Жестоко ты с ним.

— Это не я, Майлз! Это Многорукий его прикончил!

Он покивал, мол, не буду спорить. А сам смотрел на меня так сочувственно, типа: как же, станет он за тебя заступаться, когда сам так колотит.

С каждым днём я начинал понимать всё отчётливее, что в этом месте есть люди куда менее сообразительные, чем я.

— Не бери в голову, — пробормотал я, махая ему рукой. — Спасибо, что навестил. Передавай привет Фрику.

— Ага. Про журналы не забудь.

Я вернулся в дом. Здесь всегда было так тихо?

Чрезвычайная перенаселённость и высокая преступность делала Многорукого очень востребованным специалистом. Я мог не видеть его сутками. Иногда мне казалось, что так даже лучше — безопаснее и комфортнее. В том смысле, что истощив себя на заданиях, он уже не испытывал желания безумствовать ещё и дома, поэтому у нас под окнами больше не собирались недовольные банды местных головорезов.

Хотя сейчас бы я с удовольствием с кем-нибудь поболтал.

Это было не похоже на меня. Раньше я всегда находил, чем себя занять. Повседневные дела, к примеру, никто не отменял. И хотя мы это не обговаривали, я решил, что на мне лежит уборка и снабжение. Я мог потратить весь день, просто скручивая ему сигареты и думая о всяком.

Например, о том, что было бы не выпрыгни я в тот раз из фургона. Кто купил меня? Меня всё ещё ищут или потенциальный хозяин уже сдался? Как там поживает Задира? Куда распределили его дружков? Не погиб ли ещё Рэймс?

Будет обидно, если погиб. С другой стороны, он же преданный солдат, такие долго не живут. А новости сюда доходили кое-как, хотя бы потому, что на них всем здесь было плевать.

Но, допустим, он жив. Какой в этом толк, если у меня до сих пор нет денег, и я даже понятия не имею, как их достать.

Майлз говорил, что для заработка нужны навыки. Но я ни черта не умел, даже читать и считать. Конечно, я мог попросить его научить меня всему, даже навязаться ему помощником в бар, но это заведение не настолько популярно, чтобы заработать там на услуги элиминатора.

С другой стороны, я могу принести Майлзу журналы и просто попросить совета... хотя лучше не у него, а у Фрика. Он кажется куда более сдержанным и сообразительным. Что ж, Фрик — есть, желание работать — есть, осталось только найти журналы.

Да, несмотря на мнение Майлза о том, что порнографическая пресса валяется у Многорукого по всему дому, я до сих пор не нашёл ни одного буклетика. А я во время уборки куда только не залезал.

Ну... если только в подвал. И вовсе не потому, что сумел обуздать своё любопытство, а потому что крышка люка была огромной и тяжёлой, как чёрт знает что. Было бы намного проще, если бы Майлз принял моё приглашение. Вдвоём мы бы её точно подняли.

Я нарезал вокруг неё круги, словно выискивал слабые стороны у противника.

Потерев ладони, я взялся за ручку, расставил ноги пошире и потянул. Может быть, реабилитация пошла мне на пользу, а может я за эти недели стал сильнее, но люк стал поддаваться. Я смог приподнять его... сантиметров на десять.

Я отпустил крышку, и она с грохотом встала на место. Нужно было взять перчатки и то, что можно будет подставить под люк. Полностью я его не открою, но достаточно для того, чтобы пролезть.

Я быстро сообразил, что можно подставить одну из многоруких кукол.

Стащив со второго уровня бронзовый невысокий экземпляр, я натянул перчатки на ладони. Размял плечи, представил, что там внизу меня ждёт настоящее приключение, пристроился поудобнее и схватился за ручку с двойной силой. Когда люк приоткрылся на нужную мне высоту, я ногой подвинул под него многорукую куклу. Она встала на самый край и поймала крышку, словно помогая мне.

Я разжал ладони и отошёл.

Идеально.

Встав на колени, я заглянул внутрь: темно. Я видел лишь верх деревянной приставной лестницы. Я сбегал за фонариком, хотя никуда особо не торопился. Проверил его, посветил вниз.

Подвал оказался глубокий и не такой большой, как я представлял. По стенам стояли несгораемые шкафы, вероятно, Многорукий защищал свою коллекцию от грызунов.

Спустившись, я поежился от холода. Здесь было жутковато, но сухо и аккуратно. Свет не работал, хотя по потолку шли люминесцентные лампы.

Я открыл первый шкаф, повернув ручку, и отшатнулся. Внутри хранилось оружие. В следующих шкафах по левой стене тоже. Всевозможное — средневековое и ультрасовременное. У дальней стены стоял сейф. В него я заглядывать не стал, хотя и знал код. Я перешёл к шкафам справа, и нашёл то, что искал. Они были забиты журналами. И их действительно было полно, как и рассказывал Майлз.

Я взял первый попавшийся и пролистал, направив луч света на глянцевые страницы. Короче говоря, это было что-то вроде тех фотографий, только крупнее и с текстом, о содержании которого я мог только догадываться.

В самом деле, о чём можно писать под такими картинками? Может это реклама странного нижнего белья... или сигарет... украшений... да даже зубной пасты. Многорукий говорил, что в прошлом в средствах массовой информации была одна только реклама. Не знаю, откуда он сам об этом узнал и стоит ли ему верить.

Я пролистал журнал с интересом, который удивил меня. Он был красиво оформлен, ярко и необычно. Думаю, знай я, о чем тут написано, мне бы он понравился ещё больше. Я отложил его в сторону и взял другой. Потом третий.

В общем, спустившись сюда, я не узнал о Многоруком ничего нового.

Зато узнал о себе.

Как раз после того, как раздался жуткий скрежет, и крышка люка захлопнулась. Что-то зазвенело по полу, и, направив туда луч, я увидел отвалившиеся бронзовые руки.

Я понял, что оказался ещё большим дебилом, чем считал. Но на этом мои познания не закончились. Они продолжились после того, как я подумал: по крайней мере, Многорукий должен скоро вернуться домой. Не важно, что Майлзу я сказал совершенно другое.

Я решил попытаться открыть люк изнутри. Но одна из предательских ступенек, о которых меня когда-то предупреждал мэтр, не выдержала моего веса, поэтому я полетел вниз.

Я упал плашмя, сильно приложившись головой. Удар вышиб из груди весь воздух. Фонарик каким-то чудом не разбился, но какая разница? Он разрядился через пару часов. Мне как раз хватило этого времени, чтобы вздремнуть и окоченеть до полусмерти.

Я оказался в темноте.

Я на спор спустился в самое страшное место приюта, в котельную. Мы играли в прятки. У меня появились друзья, я не мог показать себя перед ними трусом. Я ничуть не хуже, мне тоже ни капли не страшно

Я пополз вглубь подвала. Я пытался сбежать от чего-то. Мне казалось, стены сужаются. Здесь стало так тесно.

Они заперли меня в печи. Я не могу открыть дверцу.}

Здесь стало так душно. Мне не хватало воздуха... я задыхался...

— Поджигай!

— Сдохни, уродец!

— Ты же не поверил, что мы станем с тобой водиться? Ну ты и тупо-о-ой!

Страх парализовал меня, я шарил взглядом в поисках спасения, но было так темно. Руки царапал холодный, шершавый металл.

— Чего ты возишься?

— Сейчас-сейчас...

— Он сегодня опять обмочился.

— Всю ночь ревел.

— От взрослых попадёт. Может, оставим его так?

— Да кто узнает? Или ты собираешься рассказать?

— Тихо, кто-то идёт!

Я замер, прислушиваясь. Под моими руками нагревался металл. Я закричал от боли. Дети бросались в рассыпную

Когда дверца печки открылась, я увидел лицо своего спасителя. Он был одним из старших детей, которые присматривали за малышнёй вроде меня. Он был нелюдим, но в отличие от меня мог за себя постоять. Его боялись все, а я больше остальных.

— Так-так-так, в моей сокровищнице появился новый экспонат.

Я открыл глаза и посмотрел наверх. Квадрат света, расстеленный, как коврик на полу, касался меня. Свесив ноги, на краю сидел Многорукий и разглядывал "новый экспонат".

Он ждал объяснений? У меня в голове был полный бардак. Я не знал, с чего начать. Я не пытался встать, боясь упустить неясное воспоминание.

— Что делать, если непослушный сопляк залез в конфетный шкаф и объелся сладостей? — спросил он сам себя, доставая откуда-то книгу. В твёрдой обложке, толстая, она выглядела очень внушительно, особенно в его руках, но не думаю, что там было объяснение для подходящего случая: меня в окружении порно-журналов. — Ты тут мастурбировал? Не бойся, в этом нет ничего плохого. Ты можешь поговорить со мной об этом.

— Я вспомнил, — прошептал я, но он меня всё равно услышал.

— Ладно... — Он заёрзал. — И какое воспоминание тебя настолько завело?

— Я вспомнил, — повторил я. — Я уже встречался с ним... я его уже видел...

— Кого?

— Рэймса. Он воспитывался в том же приюте, что и я. Он был такой... тихий, незаметный. Ходил всегда сам по себе. У него не было друзей, но и врагов не было тоже.

— Ты мастурбировал, думая о Рэймсе? — Он полистал книгу. — Знаешь, как это называется у подростков? Девиантное поведение. Мысли об объекте ненависти вызывают у тебя сексуальное желание. Тут написано, что тебя пора спасать, но я думаю, что это вполне нормально. Уж сколько я поимел тех, кого ненавижу. Иногда просто убить мало, понимаешь о чём я?

Я обхватил голову руками, пытаясь удержать ускользающее прошлое.

— Он был там, когда меня запихали в печь и подожгли.

Многорукий оттолкнулся и спрыгнул вниз. Прощайте, колени, подумал я, но он приземлился очень мягко и удержал равновесие.

— Этот засранец запихал тебя в печь?

— Нет, он меня оттуда вытащил. Мальчишки испугались его и разбежались, а он отнёс меня в медпункт. Он был старше раза в два... Даже больше. Смог меня поднять...

— С чего ты взял, что это был Рэймс?

— Потому что это был он. Я знаю.

— Ты очень вовремя вспомнил о том, что человек, которого ты заказал, спас тебе жизнь.

— Ты убил его?

— А если да?

Это значило "нет", поэтому я расслабился.

— Он не спасал меня.

— Сам только что сказал, что он вытащил тебя из горящей печи. Или у тебя всё было под контролем и без его соплей?

— Лучше бы он меня там оставил.

Многорукий снова начал листать свой справочник девиантного поведения подростков.

— Я боялся взрослых и уколов... — пробормотал я, накрыв лицо предплечьем. Шорох страниц прекратился. — Врач никак не мог вколоть мне обезболивающее и обработать ожоги... я был так напуган... вырывался, как бешенный. У меня часто отбирали еду, когда я был ещё совсем мелким, поэтому дозы "стаба" не хватало. Я часто плакал, мочился в кровать, боялся всего подряд. В тот раз врач приказал ему говорить со мной, чтобы успокоить.

— И что он сказал?

— Нёс всякую чушь, — сказал я. — Что-то про то, что теперь меня никто и пальцем не тронет. Что он убьёт, если тронет. Что он будет рядом и присмотрит за мной, поэтому я могу спать спокойно. Всё в таком духе. Под конец он меня просто добил. Сказал, что если я хочу, то могу подружиться с ним. Мол, мы отныне всегда будем вместе

— Он был всего лишь безмозглым сосунком, — бросил Многорукий, словно оправдывал его.

— Но я был ещё меньше.

— Ну и что дальше? Ты поверил трепачу, а он разбил тебе сердце?

— Его забрали на следующий день. Я о нём больше не вспоминал. — Я открыл глаза и удивился, что ещё вижу солнечный свет вверху. По ощущениям, за воспоминаниями прошел не один час. — Я не мастурбировал.

— Ясно. Хотя и странно, что эти журналы навели тебя на... хм, другие мысли.

— Да. Я подумал, зачем они это делают?

— Они, м?

— Эниты. Майлз сказал, что раньше женщин было очень много. Что это был пол, противоположный мужскому. Что их называли "слабым" прежде всего потому, что они были слабостью мужчин.

— Говорил же, не слушай этого придурка. Их так называли, потому что ни одна обычная женщина этот люк бы не подняла. — И мэтр кивнул на меня, мол, что и следовало доказать.

— Неважно. Теперь слабость искоренена, половые различия исчезли. Остался только один пол, а я — просто инвалид. И я был не один такой в приюте. Я помню парня с шестью пальцами. И ещё одного с заячьей губой. Был мальчик, который страшно заикался. Нас не держали отдельно, не пытались лечить, взрослые ничего не делали. Нас словно отдали на растерзание. Кому нужны слабаки и калеки? Мы должны были стать первыми игрушками будущих убийц. Мы воспитывали в них чувство общности. В нас подавили все инстинкты, оставив одну только злость.

Мэтр долго молчал.

— Ты похоже сильно головой приложился.

— Он бросил меня дважды, — сказал я, наверное, подтверждая его слова.

— Слушай, если эти журналы побуждают тебя к самоанализу, я прихвачу парочку моих любимых, ладно? Тебе это сейчас будет полезно. Вот этот... и этот тебе тоже должен понравиться... — Он взял больше, чем парочку. Кое-что, наверное, для собственного досуга. Подняв куртку, он заткнул их за пояс джинсов и вернулся ко мне. — Встать сможешь?

— Без проблем, — ответил я, поднимаясь на ноги.

И тут же теряя сознание.

Глава 16

Не знаю, сколько там по мнению Многорукого он спасал мне жизнь, но я ему её спасал определенно больше. Прожив с ним несколько дней, которые сложились в недели, а там и в месяцы, я понял, что при всей своей крутизне этот мужик совершенно не был способен о себе позаботиться.

В том смысле, что он мог умереть от любой ерунды. Напиться и утонуть в ванной (я столько раз вынимал затычку в последний момент), захлебнуться в собственной блевотине или поджечь дом, заснув с сигаретой в постели.

Когда такое случилось в первый раз, я играл со своими многорукими куклами. Запах палёного ворса я учуял не сразу, а когда придал этому значение, ковёр в спальной уже догорал. Пламя забиралось по сбившимся простыням на кровать. Я рывком сорвал их с Многорукого, а он даже не проснулся.

Залив всю комнату водой, я распахнул окно. Отдышавшись, я остановился перед кроватью. Руки сами собой стискивались в кулаки.

Стоит сказать, что с каждым днём я делался всё психованнее. Виноваты ли в том гормоны, о которых так любил говорить Многорукий, или же мой организм постепенно очищался от остаточного действия стаба.

Были моменты, когда я хотел его убить. Когда же он пропадал на неделю или две, я от страха и скуки чуть не вешался.

Он был ужасно грубым, я не понимал его шуток, я знал, что каждое третье его слово — ложь, но с каждым днём я привязывался к нему всё сильнее.

То, чем я становился, совсем не нравилось мне.

И у меня до сих пор не было ни гроша в кармане.

— Ты ковёр сжёг.

Мэтр даже не двинулся.

— Ты только что проспал свою смерть, понимаешь? Ты умер. Задохнулся и сгорел.

Плевать он на это хотел.

— Если бы не я, ты бы погиб!

Я не осмелился повысить голос или прикоснуться к нему, поэтому решил оставить всё, как есть. И окно не закрывать. Пусть ублюдок окоченеет. На нём же теперь не было ни черта кроме трусов.

Разглядывая его, я думал, как такое можно сотворить со своим телом? Та татуировка на его спине... словно он пытался переделать себя. Зачеркнуть то, чем является на самом деле.

— Ну как тебе?

Я посмотрел на его лицо. Его глаза были открыты. Свет лился в комнату из коридора, и хотя я знал, что нужно экономить топливо, не торопился гасить лампы.

Игнорируя его вопрос, я спросил:

— Как тебя зовут?

— Не твоё дело.

Я почти не оскорбился.

— Тогда почему тебя называют Многоруким? Как это связано с теми куклами?

— Куклами? — Он потёр лицо ладонями, давая понять, как ему западло отвечать на мои вопросы сейчас, но выгонять не стал. — Так раньше изображали богов.

— Значит, ты местный бог?

— Твой по меньшей мере. — Он нащупал на тумбочке часы и посмотрел на циферблат так, словно мог там хоть что-то увидеть. — Почему ты не спишь, чёрт тебя дери?

Потому что ты только что чуть нас не угробил. Если я умру в ближайшее время, то нужно позаботиться о том, чтобы умереть не безымянным.

— Подумал, может, ты захочешь дать мне имя.

— Сейчас?!

— Почему нет?

— Чем это пахнет? Ты что курил, паршивец?

Да, прикурил от полыхающего ковра.

— Не переводи тему.

— Чего привязался?

— Ты боишься?

— А?!

— Я думаю, ты хочешь быть готовым отказаться от меня в любой момент. Но если дашь мне имя, то запомнишь на всю жизнь. Ты окончательно приручишь меня и будешь нести ответственность.

Мэтр потер пальцами переносицу.

— Да уж, те журналы в самом деле пошли тебе на пользу. Ты, наверное, первый человек, которого порнуха сделала философом. Страшно представить, какой с тобой будет секс.

Он любил это — переводить разговор в область непристойных тем, в которых он чувствовал себя как рыба в воде, а я был... ну, топором. Сразу шел ко дну.

— Однажды я подслушал твой разговор. Ты рассказывал кому-то, что у тебя уже был опыт воспитания. Неудачный.

— Ну и?

Я думал, он разозлится. Хотя бы немного.

— Ты дал ему имя?

— Да.

— И что было потом?

— Как видишь, с легкость отказался от ублюдка.

— Как его зовут?

— Не помню, — улыбнулся мэтр.

Лжец грёбаный.

— Он был особенным? — Я чувствовал, что смущаюсь и от этого психовал всё сильнее. С некоторых пор я не мог справиться с собственными эмоциями. — Поэтому ты не хочешь проходить через это снова?

— А может это ты — особенный?

— Тогда просто раскинь мозгами и назови моё имя.

Он обречённо простонал, сдаваясь.

— Мария, Кэт, Стэйси, Джулия, Тереза...

— Это мужские имена?

— Ещё какие. Выбирай.

— Угу. — Я достал из кармана открытки с обнажёнкой, кидая по одной на его кровать. — Мария... Кэт... Стэйси... Тереза... А вот и Джулия. И смотри-ка, кто тут еще есть? Барбара, Виктория, Диана, Шарлотта...

Многорукий приподнялся на кровати, глядя на меня исподлобья.

— Ты научился читать?

— Нет.

— Тогда откуда знаешь?

— Майлз сказал. — Я выпустил в его сторону оставшиеся карточки. — Он их все наизусть знает.

— Похоже, не только он.

— Это просто тренировка памяти.

— Охренеть, почему у меня в твоём возрасте таких тренировок не было?

— Навёрстывай упущенное, — сказал я, оставляя его в окружении бумажных красоток.

Мы больше не возвращались к этому разговору. Я так и оставался безымянным до тех самых пор, пока, прочитав своё пособие по воспитанию девиантных подростков, мэтр не решил устроить мне день рождения.

— Ровно год назад ты, сопляк, появился на моём пороге, — объявил Многорукий, когда я утром вышел на кухню. Это был редкий случай, когда он просыпался раньше меня, сидел на кухне, вообще был дома. — Запомни этот день.

Я посмотрел на календарь.

— Ладно.

— Что-то маловато энтузиазма. Разве ты не должен быть без ума от этого праздника?

— А это праздник?

— Да, единственный в своём роде, твой личный. Все дети его обожают... в смысле, каждый обожает свой.

Я попытался почувствовать радость, но ничего не вышло.

— Наверное, потому что в этот день принято дарить подарки, — добавил таинственно Многорукий, и я замер.

О, это уже лучше.

— Ты убил Рэймса?!

Он заглянул в мои горящие глаза, поджал губы и покачал головой.

— Ладно. — Мои плечи поникли. Не то чтобы я верил, что он может сделать это за так, в качестве подарка.

— Я не убил его, потому что ты можешь сделать это сам! — объявил мэтр, и я воспрянул духом.

— Он здесь?

— В каком-то смысле да.

Я присел на стул, чтобы не упасть. Но Многорукий медлил, наверное, чтобы окончательно вывести меня из себя. Чтобы я начал ползать перед ним, умоляя его показать мой подарок.

— Закроешь глаза?

— Да, — охотно согласился я, хотя не знал, для чего это нужно. Я зажмурился и заслонил лицо ладонями. Всё, что угодно.

— Не подглядывай. — Он куда-то вышел и вернулся через минуту. — Не смотри, не смотри... Вот так...

— Можно?

— Да, открывай.

Я ещё немного помедлил, чтобы продлить это потрясающее чувство. Осознание, что вот сейчас всё свершится... Я так долго ждал...

— Это что ещё за?.. — прошептал я.

— Эй! — рявкнул мэтр. — Я что тебе говорил про мат?! Следи за языком!

Я обычно извинялся, когда ругался при нём, но на этот раз я просто не мог найти цензурных слов. Я бы и извиняться начал матом, поэтому решил промолчать.

Передо мной на столе лежал торт. В форме человека.

— Это же...

— Три в одном, приятель. — Мэтр зашел мне за спину, кладя ладони на плечи. — Именинный пирог — обязательный атрибут дня рождения. И глянь, он же вылитая копия Рэймса, правда? Я попросил ребят из пекарни, и они сделали его за ночь с огромным желанием.

Угу, могу себе представить.

— У него тут такой звериный взгляд. Он весь в чёрном. Импульсная пушка. Жуткий мужик, правда?

Нет, на самом деле. Кроме того, что от Рэймса пахло ванилью, и он был маленьким, так ведь он ещё не был на себя похож. Я бы никогда не догадался, кого хотели изобразить местные кондитеры.

— И посмотри, какой у него крошечный. Меньше, чем у тебя. — Многорукий указал на то, что торчало между ног "Рэймса" и подал мне нож. — Что отрежешь ему первым? Выбирай.

Я уже забыл про Рэймса. Мне не нужен был нож. Я смотрел на надпись, которая была сделана белым шоколадом на чёрной глазури. К тому моменту я уже научился кое-как читать, но почему-то тогда это сделать было невероятно трудно. Перед глазами плыло.

— С днём рож-де-ния, — прочитал я по слогам. — Габ... Габ-ри-эль.

— Это твоё имя, — сказал мэтр.

— Моё имя, — повторил я, как полный придурок.

Он подарил мне имя. Я теперь не никто. Я особенный. Он запомнит меня на всю жизнь.

— Оно мужское? — Я смотрел на последнее слово, как зачарованный.

— Ещё какое. — На этот раз я ему охотно поверил, потому что хотел верить. — Нравится?

Нет, не просто нравится. Я был в восторге. Я чувствовал себя так, будто только теперь родился.

— Ну а теперь прирежь его, Габриэль, так как тебе хочется.

Услышав своё имя от него, я совсем расклеился. Мои руки дрожали, сжимая нож. Я оттяпал Рэймсу голову, взял кусок руками и запихал себе в рот. Облизывая пальцы, я смотрел, как из разреза вытекает вишнёвый сироп.

— Ну как тебе?

— Слишком сладко, — прошептал я дрожащим голосом.

Я жевал, я слёзы текли у меня по лицу. Сглотнув, я расхныкался, уже не пытаясь сдерживаться. Хотя считал это последним делом, особенно если рядом был мэтр.

— А что с тобой будет, когда я настоящего убью? — сказал Многорукий, заглядывая мне в лицо.

Я разревелся ещё сильнее, прячась от него за ладонями. И вовсе не потому, что мне стало жалко Рэймса.

— Если хочешь... — нерешительно предложил мэтр. — То... ну, я могу обнять тебя и... похлопать по спине.

В следующую секунду я уже висел на нём, уткнувшись в плечо.

Я его обожал.

Я обожал его запах, его голос, его поганое чувство юмора и нешуточную силу. Когда его руки оказались у меня на спине, поток слёз превратился в настоящий водопад.

— Знаешь, — задумчиво проговорил мэтр. — Люди обычно вешают на меня сопли, когда не хотят умирать.

— А я и не хочу умирать, — пролепетал я. — Теперь тем более.

— Не то чтобы я собирался... — Он надавил мне на спину, прижимая к себе. — А ты подрос.

И он говорил не о моём весе, а о моей груди, которая была категорически против моего желания соответствовать мужскому образу.

Его ладони сползли вниз, на мою задницу.

— Здесь тоже, — отметил мэтр.

И хотя он говорил, что похлопает меня по спине в качестве утешения, я не был против и такого положения вещей. Он мог трогать меня, где хочет и как хочет. Только он и мог.

— Я бы сказал, что ты уже готов дать фору Рэймсу в сражении мужиков наповал, но, думаю, ты ещё подрастёшь. — Многорукий отлепил меня от себя. Я уже несколько успокоился и теперь только изредка всхлипывал. А он смотрел на меня так, словно увидел впервые. — Не трогай больше свои волосы, ясно?

— Почему? — я провёл ладонью по бритой черепушке.

— Хочу попрактиковаться в плетении косичек. Не ходить же мне за этим к энитам.

Очень смешно.

Но в тот день я не мог ему ни в чём отказать.

Глава 17

Всю следующую неделю я только и делал, что хвастался своим подарком. Но так как я мог заниматься этим только в баре, о моём имени узнали всего несколько человек. Майлз, Фрик и парочка забулдыг.

В последнее время дела там шли не очень. Майлз еле наскребал денег, чтобы оплатить налог. Электричество отключили. Ассортимент становился всё скуднее, а гостей — меньше. Мне было грустно видеть такой упадок вдвойне, потому что это место было моей первой школой. Я здесь много чему научился, в том числе читать и считать.

— Ты как-то потолстел, братец, — пробормотал однажды Майлз.

— Меня зовут Габриэль.

— Ага. У тебя сиськи торчат, прям как у бабы. — Он указал на мой драгоценный "бронежилет". — Нехорошо себя так распускать.

Так я понял, что с этим надо что-то делать. Меня могли раскрыть, а я не хотел повторения истории с приютом. Хотя шансы были минимальными, все мужчины здесь видели женщин лишь на картинках, а я по-прежнему не был на них похож.

Но с тех пор я начал носить утягивающий топ собственного пошива.

Увидев меня в обновке, Многорукий присвистнул.

— А ты начинаешь понимать, что к чему, не так ли?

— Так удобнее бегать, — сказал я, но, видимо, он не это имел в виду.

— Надо бы найти тебе что-нибудь поприличнее, — рассудил он, с улыбкой меня разглядывая. — Тогда ты сразу поймёшь, что эта штучка сделана не только для того, чтобы было удобнее бегать.

— Чтобы ничего не было видно.

— Чтобы хотелось увидеть ещё больше, — поправил он.

Я снял топ через голову и швырнул его себе за спину, оставаясь в одних только штанах. Мэтр вздохнул.

— Умеешь же ты испортить момент. — Потерев лицо, он отвернулся. — Только не вздумай вытворять такое перед кем-нибудь ещё, договорились?

Я дал слово.

— Вообще одеждой не раскидывайся, идёт?

— Идёт.

Но однажды мне пришлось нарушить обещание.

* * *

В тот день я как раз затеял почистить свой "бронежилет", но всё никак не решался его снять. С каждой новой стиркой надпись на ткани становилась всё тусклее и, хотя это были самые низкие ругательства и примитивнейшие пошлости, которые обычно пишут на пропахших мочой заборах, я не мог смириться с их исчезновением. Эту "грязь" я не планировал отстирывать. Ведь когда она пропадёт совсем, футболка утратит свои волшебные свойства. Не просто перестанет меня защищать... Я как будто потеряю всякую связь с этим местом, домом... мэтром.

Трудно объяснить. Просто в последнее время я не снимал её даже ночью. Я повернулся на этой тряпке совершенно.

Поэтому я откладывал стирку до последнего, занимаясь мелкой уборкой. Когда с уборкой было покончено, я начал переставлять вещи с места на место, копаться в шкафах, в двух словах: снова наводить беспорядок.

Я рылся в гардеробе, когда входная дверь распахнулась, и в дом вошёл мужчина. Меня подвело боковое зрение и логика, я принял его за мэтра. Никто кроме не стал бы заходить к нему в дом, как хозяин. А походка этого человека была свободной, даже развязной. Когда я повернулся к нему, он замер. Мы уставились друг на друга, как будто не ожидали тут увидеть: он — меня, я — его. Но с моей-то стороны это было оправдано...

У меня не было времени на знакомство.

Я кинулся к мечу (его Многорукий держал наверху) и по пути соображал: где я уже видел такой костюм?

У Зорких. Люди, которые разыскивали меня после побега, были одеты так же.

Я понял, что пришли за мной. В это трудно поверить, но меня до сих пор ищут.

Нет, уже нашли.

Перепрыгивая через ступеньки, я взлетел наверх, схватил меч и обнажил лезвие в развороте. Оно описало полукруг, едва не задев врага. Он ловко отскочил назад, замирая, а я, выставив оружие перед собой, отступал назад.

Конечно, я был ему не соперник. Кроме того, что он был больше, сильнее и мужчиной, у этого человека на поясе висело современное оружие.

Зоркий проследил мой взгляд.

— О, не переживай. Я не стану стрелять в доме. Ты когда-нибудь видел последствия использования пульсара? Или в трущобах жалуют только пистолеты? Голову разносит, как перекаченный шар. А радиус поражения... — Говорил он, наступая. — Кровь, мозги и обломки повсюду. Представляешь, какой тут будет бардак? А я же всё-таки в гостях.

Я наткнулся на перила и, недолго думая, прыгнул вниз. Нужно было убираться отсюда. Не знаю, на что я рассчитывал. С тех пор, как у меня появился лифчик, быстрее я бегать не стал. Но попытался это оспорить.

Я метнулся к выходу, но в следующий момент сильный удар в живот откинул меня вглубь холла. Меч отлетел в одну сторону, я — в другую.

— Мне не нужно оружие, чтобы разобраться с тобой, паршивец, — добавил Зоркий, вставая спиной к двери.

Меня загнали в тупик, но я решил драться до последнего. Прижав ладонь к животу, я зарычал. Я приготовился оправдать слухи о себе, которые расползлись по этому городу, после убийства Рика.

Я не хотел уезжать. На ферму, в дом к какому-нибудь эниту-ублюдку — плевать. Я предпочёл умереть, сражаясь.

Но сначала нужно снять футболочку, чтобы, не дай бог, её не запачкать и не порвать.

— Меня зовут Габриэль, — с достоинством произнёс я, стягивая с себя "бронежилет" и откидывая его на безопасное расстояние.

Зоркий наблюдал за мной не без удивления.

— Охренеть. А это уже другой разговор. — Он расстегнул молнию на своём комбинезоне. — Повтори, что ты там ляпнул?

Я повторил, медленно и, как мне показалось, грозно. Но мужик расхохотался, стягивая с плеч одежду, снимая рукава и завязывая их на бёдрах.

— Я, чтоб вас, сплю, — протянул мужик, приближаясь ко мне. А я так и не нашёл оружия для самообороны. — Голос, грудь, талия, задница и охрененно длинные ноги. Особь, занесённая в Красную книгу ещё до моего рождения. Жен-щи-на.

Я растерялся... Разве он не знал изначально, зачем приехал? А потом мужик совсем меня удивил. Он отстегнул пояс с оружием и положил его на пол.

— Это нам будет только мешать.

Ну ла-а-адно.

Когда Зоркий рванул в мою сторону, я нацелил кулак в его лицо. Но он поймал мою руку и завёл за спину, вырывая из горла крик. Я сам не ожидал от себя визга на таких высоких частотах.

— Женщины даже кричат по-особенному, да? — Он наклонился ко мне, втягивая носом воздух рядом с моей шеей. — Словно умоляют...

Я размахнулся и лягнул его ногой по щиколотке. Это вывело его на несколько секунд из равновесия. Отпихнув его от себя, я кинулся к оружию.

У меня было два выбора.

Привычный меч. Совершенно незнакомый пульсар.

С мечом я провалился, так что...

Упав на пол, я схватил пушку и извернулся, нацеливаясь на Зоркого.

Я крут. Видел бы меня сейчас Многорукий...

Нажав на спусковой крючок, я приготовился к тому кровавому фейерверку, который обещал этот мужик.

Но ничего не случилось. Поэтому он без проблем подошел ко мне, присел и даже понаблюдал пару секунд за тем, как я продолжал свои лихорадочные попытки его убить.

— Он реагирует на отпечатки пальцев, — пояснил Зоркий. — Это оружие разрабатывали для стражей порядка, так что им не могут воспользоваться люди со стороны, потенциальные преступники. Ясно?

— Да что ты! — прорычал я, замахиваясь, чтобы врезать ему по голове рукоятью.

Но и тут облажался.

Он выкрутил мою уже пострадавшую руку, и оружие само выпало из ладони. Больше Зоркий меня не бил. Я сам измучил себя попытками вырваться, и в итоге мужик прижал меня к полу всем своим чудовищным весом.

— Я и так на пределе, не нужно меня заводить ещё сильнее, — прорычал он, переворачивая меня на живот. — Габ-ри-эль.

Когда его рука забралась в мои штаны и начала шарить между ног, я замер. Я только теперь до конца осознал, что он собирался со мной сделать. Меня парализовал страх. Прижавшись лбом к полу, я тяжело задышал.

— Чувствуешь? Ты расслабляешься. Такова твоя природа, ты не должна этого бояться. Хотя... — Он возился со своей одеждой. — У меня очень-очень-очень давно не было женщины, так что тебе придётся нелегко. С мужиками в этом смысле проще. С ними не надо особо церемониться, и они покрепче, но, чёрт, как же они не сексуально стонут. И без смазки не обойтись... тц, похоже, с тобой тоже придётся туго.

— Может, тебе дать лубрикант?

Вот теперь я действительно расслабился всем телом. Я даже не мог голову поднять, чтобы посмотреть на мэтра.

Я спасён. Он пришёл спасти меня. Теперь всё хорошо.

— Привет, дружище.

Дружище?!

— Давно не видел твою задницу, Шейн. Жаль, что в этот раз получилось слишком буквально.

"Давно не видел", а?!

— Прости, что без приглашения. Но я отправил тебе сообщение на коммуникатор. Ты его получил?

— Ага. Тебе налить, или ты и без выпивки отлично проводишь время?

— Пять минут, ладно?

— Ни в чём себе не отказывай.

— Может, хочешь присоединиться?

— Я любитель посмотреть, знаешь.

Под угрозой сломать себе шею, я повернул голову к мэтру и посмотрел на него. Он стоял совсем рядом, в потрясающей кожаной куртке и в выцветших джинсах. Он был прекрасен и не собирался ничего делать.

Потому что его старый друг был важнее ему, чем я. Потому что он был гостеприимным хозяином, который не пожадничал даже выпивку. Меня? Без вопросов.

— Ты чокнутый. К тебя что, часто бабы в гости забегают? Настоящая женщина. — Зоркий встал и дёрнул меня наверх, прижимая к себе. — Оцени. Удачливый я сукин сын, да? Зашел, а тут эта птичка решила разжиться твоим добром в твоё отсутствие. Сколько раз я тебе говорил про замок?

— Теперь точно поставлю.

— Как оскорблённый хозяин, ты должен трахнуть её первым. Уступаю. Ну? — Он обхватил мою шею. — Ты посмотри на неё. Тебе когда-нибудь отсасывали такие сочные губы? Спорю, нет. Чёрт возьми, я уже успел забыть это чувство. А вот это? — Он обхватил мою грудь ладонью и сжал до боли. — Хочешь? Хочешь, чёрт возьми, по глазам вижу. А здесь? — Он скользнул ладонью вниз по моему животу. — Да, вот это ты хочешь больше всего. И я тебя понимаю, как никто.

— Слушай... — Мэтр потёр переносицу, избегая моего пристального взгляда. — Я только возьму фотоаппарат, лады?

— Мужик, ты гений.

— И пойдём отсюда, я не хочу, чтобы на крики сбежалась половина оголодавшего города.

— Можем ей рот завязать.

— Чёрта с два. — Он прошёл мимо нас. — У меня есть апартаменты класса люкс, где нас никто не услышит.

Многорукий подошёл к люку и открыл его так, будто крышка ни черта не весила. Зоркий толкнул меня перед собой, удерживая за предплечье. И когда мы оказались у самого края подвала, он заглянул внутрь.

— Милое местечко, мужик.

— Как я рад, что тебе понравилось, — сказал мэтр, зайдя ему за спину. — Представь, что тебя ждёт внизу, приятель.

— Не только меня, не так ли?

Мэтр задумался, закинув руку мне на плечо.

— Ты хочешь туда лезть, Габи? — Я затряс головой. — Я что-то тоже передумал, Шейн. Там довольно прохладно и крысы давным-давно перегрызли проводку, всё никак не могу починить. А... и лестницы там нет.

— Какого хе...

Многорукий не дал ему договорить, ударяя его ногой, сталкивая прямо в бездну. Раздался чудовищный грохот и вопль. Похоже, Зоркий сломал себе пару костей. Или вообще помер.

— Ты же не поверил всерьёз, что я дам этому козлу тебя поиметь? — спросил мэтр.

— Нет, — выпалил я сам не свой от страха. — Конечно, нет.

— Подумал, может, ты захочешь себе домашнее животное. Чтобы не скучно было.

— Спа... спасибо.

— Будешь дрессировать его. Кормить. Убирать, конечно, тоже придётся. Он совсем скоро станет ручным, обещаю.

— Ага. — Я с опаской посмотрел вниз. — Но он, наверное, себе шею свернул.

— Нет, он крепкий, — преспокойненько заявил Многорукий, отходя от люка.

И словно подтверждая слова мэтра, Зоркий яростно захрипел:

— Я тебя убью нахер! Я тебя давно предупреждал завязывать со своими шутками, мудила!

— Спроси, может он всё-таки хочет выпить? — Я молчал. — Давай, прояви гостеприимство.

— Э-э-э... ты не хочешь выпить?

— Пошла на хер, сука! Я тебя тоже прикончу, но сначала как следует выдеру!

— Похоже, нет, — ответил я.

— Тогда скажи, что это был последний раз, когда я ему сам что-то предложил. Всё остальное время ему придётся у меня вымаливать и еду, и воду.

Я повторил.

— Это ты меня будешь умолять. Чтобы я тебе всунул поглубже, пока этот членосос будет кровью блевать. А когда я с тобой закончу...

Тут подошёл мэтр и швырнул вниз ведро. Судя по крику, он попал туда, куда целился. После чего поддел ногой крышку люка и с силой оттолкнул её. Она захлопнулась с грохотом. И всё стихло.

Я без сил опустился на пол, а Многорукий ещё раз огляделся.

— Сколько раз я тебе говорил не брать его, — проворчал он, подходя к мечу. — Знаешь, сколько я им заразных порешил? Сдохнуть хочешь?

— Всё в порядке, я не обрезался, — прошептал я, подтягивая колени к груди. И тут я вспомнил. — Оружие... там же внизу его полно.

— Ну так пусть застрелится.

— Но ведь...

— Всё оружие, которое там есть, он использовать не сможет. Пульсары, гранаты, взрывчатка... в таком тесном помещении они бесполезны. И он это понимает.

Да уж положение. Такой арсенал полностью в твоём распоряжении, а ты не можешь им отстоять свою свободу.

— Там были пистолеты...

— Да, старый добрый шумный огнестрел, — согласился мэтр, и в тот же момент раздались выстрелы, которые здесь слышались как тихий стук. Шейн стрелял в люк и обшитый металлом потолок. — Я думаю, этот придурок теперь ещё и оглох.

Вдобавок к переломам и сотрясению мозга, да. Похоже, не такой уж он и удачливый сукин сын.

Глава 18

Как оказалось, в пульсар Зоркого был встроен маячок, поэтому мэтр решил отвезти оружие как можно дальше от дома и выбросить где-нибудь в пустоши.

— Не уходи, — выпалил я и тут же прикусил язык.

Я никогда не говорил ему ничего подобного. Мне часто бывало страшно и — даже при моей любви к одиночеству — невыносимо одиноко. Но я не просил его остаться ни разу до этого.

То, что со мной только что случилось, изменило меня. Не в лучшую сторону.

— Я быстро. — Многорукий не придал моим словам никакого значения. Или сделал вид, что его это не волнует.

— Тогда возьми меня с собой.

А об этом я вообще никогда не собирался просить.

— Нет. — Он посмотрел на меня. — Чёрт, не делай такое лицо. Ты как обмочившийся щенок. Сюда больше никто не придёт, ясно?

— Ясно. — Я отвернулся.

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Постоянно.

— Хорошо, в таком случае, когда приеду, сможешь задать мне пару вопросов, и я честно на них отвечу.

— На любые?

— Я. Не. Энит, — отчётливо произнёс он, зная, о чём я спрошу прежде всего.

— Почему ты не хочешь оставить мне оружие? — спросил я, выбегая за ним следом. Многорукий спустился с крыльца и оседлал аэробайк, на котором ездил на задания. Ни у кого в городе я больше такого не видел.

— Потому что Шейну пока ещё рановато умирать.

— Я не убью его.

— А, теперь пришла твоя очередь лгать. — Мэтр надел защитные очки. — Ты мечтаешь убить Рэймса, который всего лишь отверг тебя. Но парня, который хотел тебя изнасиловать, ты убивать не станешь, хотя он в шаговой доступности и у тебя оружие в руках.

Да, я знаю, как это звучало, но я, правда, не собирался убивать Шейна. Он был знаком с Многоруким, а значит неприкосновенен для всех в этом городе. Для меня тоже.

— Я пойду в бар, — бросил я, не собираясь оставаться в одном доме с тем уродом и без оружия.

— Я за тобой заеду, — сказал мэтр.

Я не ответил.

Я зашёл домой лишь для того, чтобы взять свой "бронежилет". И убрался оттуда так быстро, словно боялся, что из подвала мог в любую секунду выскочить Шейн. Со сломанными (как минимум) ногами. Сотрясением мозга. И оглохший на оба уха.

Не помню, как я добрался до бара.

Там в последнее время всегда было малолюдно, а днём так тем более.

Майлз, посмотрев на меня, выругался.

— Я так понимаю, парня, который это сделал, мы больше не увидим

Я покачал головой, забираясь на стул. И это был жест обречённости, а не согласие с тем, что я прикончил очередного бедолагу.

— И откуда только берутся такие смельчаки, — пробормотал он.

— Где Фрик? — Я хотел поскорее перевести тему и не вспоминать об этом смельчаке. И о том, что мне придётся с ним жить.

— Поехал за тюнером. — Майлз кивнул на рояль. — Хочет настроить его самостоятельно. Думает, нас это спасёт. Пусть пробует. Другой музыки мы тут всё равно теперь не услышим. Да и терпеть мне не так уж и долго осталось.

— Я думаю, ещё не всё потеряно. — Я не умел поддерживать людей, особенно когда сам был в расклеенном состоянии. Но всё-таки попытался. — Можно, например, немного интерьер изменить... Да, сделать канделябры... Повесить картины.

— Это не музей, парень. Сюда ходят, чтобы убивать время.

— А в музей зачем ходят?

Он покачал головой.

— В баре самое главное выпивка и атмосфера.

— Выпивка у вас есть.

— А атмосфера — дерьмо.

— Приберетесь немного...

— Не в том смысле "дерьмо", Габи. — Майлз вздохнул, но потом оживился. — Принёс что-нибудь?

— Забыл, прости.

Он снова раскис.

Казалось, женщины могли решить все его проблемы. Попялиться он в эти журналы или встретит одну из них в живую... Может, так оно и было. Может, будь я чуть смелее и сообразительнее смог бы спасти его от разорения.

Какой-то пьяница опять пристроился у дверей справить нужду, но Майлз никак на это не отреагировал. Он, в самом деле, опустил руки.

— Например, у Мэда... — попытался я, но он меня перебил.

— Не сравнивай меня и Мэда, лады?

— Я лишь хотел сказать, что мне у него не понравилось. Зато ваш бар я обожаю.

— И что же тебе здесь нравится?

Я начал загибать пальцы.

— Музыка, полумрак, всё из дерева, обои, люстры, рояль, запах воска, Майлз, Фрик. — Я показал ему кулаки. — Это десять преимуществ перед клубом Мэда. Там всё из стекла. Ужасная духота. Грохот, а не музыка. Вышибалы — уроды. Мне продолжать?

Майлз мечтательно вздохнул.

— Я всегда хотел иметь салун. Понимаешь? Как во времена дикого-дикого запада.

Я не понял, но активно закивал. Кажется, вспомнив о мечте, он несколько приободрился.

— Что там еще могло бы быть?

— Коровьи черепа или оленьи рога по стенам.

— Ух ты.

— Или просто картинки разных красоток.

— Это мы можем организовать.

— Охотничьи ружья. Чтоб висели за моей спиной крест-накрест.

— Найдём.

— И чтобы доска была в стиле "разыскиваются живыми или мёртвыми". С фотографиями. Любыми.

— Сделаем.

— Чтобы обалденная красотка в платье и чулках танцевала на моей барной стойке.

Я поджал губы. С этим пунктом у нас могли возникнуть проблемы.

— Да, у нас в городе одна "женщина", и та мужик, — проворчал Майлз, очнувшись. — Однажды мне в руки попал вестерн-роман. До сих пор думаю, что ничего круче салунов в мире не было и нет. В них всегда что-то интересное происходит.

— В следующий раз я принесу журналы, и мы достанем плакаты, которые можно будет повесить в рамках. Пусть это будет началом возрождения? Идёт?

— Вряд ли он тебе разрешит. Эти журналы стоят до хрена, а у меня сейчас с деньгами туго.

— Я попрошу.

— Рискни, — пожал плечами Майлз.

Через пару минут зашёл клиент, и Майлз занялся делом, хотя и без особой охоты. Оставшись в формальном одиночестве, я вспомнил, что со мной не так давно случилось.

В том смысле, что огромный мужик тёрся об меня членом, говоря, что это само собой разумеется.

Мне захотелось выпить.

Основная проблема моего воспитания заключалась в том, что первыми моими учебниками были порнографические журналы. Я разучивал по ним алфавит. В — вибратор. О — оргазм. Э — эрекция. И всё в таком духе. Когда ты день за днём всё глубже завязаешь в этой теме,ты начинаешь относиться к сексу беспристрастно. Это становится для тебя чем-то будничным, естественным и сводиться к банальной биологии.

Одна лишь сухая теория. Без практических работ.

И тут вдруг жизнь подкидывает мне экзамен. Я растерялся. И я сейчас говорю не о друге Многорукого. А о нём самом.

Хочешь? По глазам вижу, что хочешь.

Как и я, Многорукий впервые задумался над этим. Не мог не задуматься. Время игр прошло. Это был не тот случай, когда сальные разговоры заканчивались смехом. Он мог что угодно писать на моей футболке, говорить, что я оказался в раю, так как могу выбрать себе любого мужика, намекать-намекать-намекать, но никогда не думать об этом всерьёз.

Но тут Зоркий по-дружески напомнил ему, для чего я создан, что со мной можно сделать и как приятно это будет. И мэтр посмотрел на меня так, как не смотрел никогда раньше. Поэтому я поверил, что в этот раз он не шутил. Что он, в самом деле, принял предложение этого мужика. Всё отличалось теперь. Он был серьёзен.

Желание выпить стало просто невыносимым. Как раз когда у меня промелькнула мысль:

На что бы это было похоже с ним?

В том смысле, что я автоматически воспринимал всё, что пишут в этих журналах за правду. И раз уж моё тело отлично совместимо с телом мэтра, почему он до сих пор ничего не сделал?

Ждёт, когда я вырасту? Это бессмысленно. Окажись я на ферме, я уже выносил бы полдюжины детей. А солдаты в моём возрасте уже имели за плечами парочку сражений.

— Чего приуныл, крошка? — спросил уже порядком набравшийся клиент, бросая монеты на барную стойку. — Если тебе скучно с Многоруким, приходи как-нибудь ко мне.

— Не лезь к нему, — лениво отмахнулся Майлз.

— Я всего лишь предложил. Не дело бросать такого милашку. Я тебя тут часто вижу, а его — никогда. Может ты ему уже поднадоел?

— У него работа, — ответил я зачем-то. Как будто хотел его защитить. — Ублюдков много, а он — один.

— Об этом и речь, — сказал мужик. — Мы с ним предпочитаем разные компании. Я стараюсь держаться от ублюдков подальше.

Он пошёл к выходу, и я проводил его взглядом. Я тоже предпочитал от них держаться подальше, но пока не очень-то получалось. В том смысле, что Многорукий сам любому ублюдку даст фору, а тут ещё нарисовался его друг.

Где он таких друзей находит?

— Не хотел затрагивать эту тему, — проговорил Майлз, наклоняясь над стойкой. — Но у вас на самом деле всё нормально?

— Да, всё отлично.

— Я это к чему... — начал он доверительно. — Ты молодой, а Многорукий вряд ли будет уделять этому много внимания. Поэтому если захочешь поговорить об этом — валяй. Я всегда выслушаю и дам совет.

— Об "этом"?

— О всяких проблемах, связанных с твоим положением. Боль, травмы, болезни, суицидальные настроения...

— Ладно, Майлз. Я не хочу об этом говорить.

— Я к тому, что пассивы здесь долго не живут. А ты парень хороший. Я хочу помочь, когда станет совсем хреново, ясно?

— Меня это не касается.

— Нет, это всех нас касается. Потому что если начнётся распространение эпидемии, нас тут всех заживо сожгут. Я просто хочу, чтобы ты понял, как это серьёзно.

Вздохнув, я решил его успокоить.

— Мне это не грозит.

— Чёрта с два. С чего бы? Думаешь, у Многорукого какой-то особенный зачарованный член, который никогда в жизни не наградит тебя практитом или чем посерьёзнее? Ни хера подобного. Дай-ка я тебе поподробнее расскажу, что тебя ждёт в лучшем случае через пару лет...

— Потому что он не трогает меня, — перебил я.

— А?

— В этом плане. Он никогда не трогал меня.

— Никогда не трогал... а это что? — Он указал на мою футболку, и я пожал плечами. — Вообще ни разу?

— Нет.

— А на хрена ты ему тогда нужен?

О... ладно, а вот это было обидно.

— Может, со мной весело. Эниты же зачем-то держат "кукол".

— В смысле... — Он поднёс кулак ко рту и потряс. Похоже, о другом веселье он не знал.

— "Куклы" — вовсе не сексуальные игрушки, — просветил его я. — Эниты и вполовину не так озабочены, как мы или... другие животные.

— Звучит не очень весело.

— Да, совсем не так как разговоры о практите.

Похоже, мы загнали себя в ещё большую депрессию, хотя собирались приободриться.

Майлз налил себе выпить и кивнул мне, хотя никогда раньше не предлагал составить ему компанию.

— Будешь?

— Можно, — сказал я, и Майлз наклонился, чтобы достать чистую стопку. Ему понадобилось время, чтобы такую найти. Он поставил её на столешницу, а когда выпрямился, отскочил назад так, словно его ударили.

— Спасибо, — прозвучал надо мной голос Многорукого, и я даже не обернулся. Его внезапные появления уже перестали меня пугать. — Вот это я понимаю быстрое обслуживание.

Взяв со стойки бутылку, он наполнил стакан и осушил его залпом.

— Поехали, — кинул мэтр мне.

Я не сдвинулся с места, наблюдая, как он достаёт из кармана карточку, одну из тех, которыми расплачиваются с элиминаторами заказчики. На них обычно числились огромные суммы, но мэтр решил заплатить одной из них за стопку дешёвого пойла.

Хотя я понимал, что таким образом мэтр благодарил Майлза за то, что он регулярно поставлял ему выпивку и вдобавок нянчился со мной.

Майлз ничего не сказал, потому что был слишком шокирован.

Я ничего не ответил, потому что не хотел никуда уходить отсюда в ближайшие... Никогда. С некоторых пор дом Многорукого уже не казался мне непреступной крепостью. В этом одиноком, пыльном, грязном баре мне было намного уютнее.

— Тебя тоже контузило, или ты игнорируешь меня?

— Я посижу тут ещё немного, — попросил я. — Можно?

Многорукий не ответил. Забрав со стойки бутылку и стакан, он прошёл к ближайшему столику и сел. Вытянув ноги, он достал из кармана скрученные мной сигареты и зажигалку. Мол, валяй. Я подожду.

Может, не только мне не хотелось возвращаться домой? Или просто дело в том, что его ждало там раньше и ждёт теперь?

Майлз посмотрел на меня, и что-то пробормотав по поводу нужды, вышел из зала.

Предатель.