Возвращение

-Последний вопрос в этом сезоне, — не отставал Виктор, — А буфет у вас есть?

-Нет буфета, ребята. Закрыт буфет, — ответила за нее первая, поскольку вторая сидела, как изваяние, гордо подняв седую голову.

Они подошли к гардеробу. Пожилая гардеробщица, явно недовольная тем, что они остановили выбор на ней, покосившись на своих коллег, которые вперив взгляд в пространство, сохраняли монументальную неподвижность, соблаговолила с кряхтением подняться и сгрести одним движением руки их куртки, швырнув на барьер зазвеневшие при этом металлические номерки.

-Почему они все здесь такие? — недоуменно проговорил Лёня, когда они прошли в абсолютно пустое фойе.

-Кто и где?

-Да все и везде. Билетеры, кассиры, продавцы — все кто работает с людьми. Как будто не они для тебя, а ты для них существуешь. Смотрят так, что брать ничего из их рук не хочется. Прям какой-то штамп комплекса угнетенного гегемона на лице.

-Они на нас так смотрят, а мы на них. Менталитет, — пожал плечами Виктор, — Я, например, каждому говорю, пожалуйста, когда продаю талоны, а спасибо в ответ услышу, дай Бог, от одного из десяти.

-Ужасно живете, — с горечью сказал Лёня.

-Я уже научился этого не замечать, — улыбнулся Виктор, — Достаточно уяснить себе, что им неоткуда быть другими, и начинаешь относиться ко всему снисходительно. И вообще, запомни золотое правило — не делай ничего в расчете на благодарность, тогда никогда не будет обидно.

Они прошлись взад — вперед по фойе. Виктор взглянул на часы:

-Мы с тобой единственными зрителями будем? Во сколько начало? Может, в семь тридцать?

Как бы в ответ на его вопрос, с улицы послышался шум, и на площадку перед зданием ДК въехало три интуристовских автобуса, из которых стали выходить люди, направляющиеся к входу. В гардеробе и в фойе сразу стало шумно, послышалась иностранная речь.

-Мы на международный прием попали? — засмеялся Лёня.

-Не иначе, — улыбнулся в ответ Виктор.

А автобусы продолжали подъезжать, публики прибавлялась, и зовущий к началу концерта звонок, уже был трудно различим в многоголосом шуме.

Они уселись у прохода в середине зала. От улыбчивых лиц вокруг и раскрепощенной манеры речи сразу поднялось настроение.

-Кроме нас, хоть один русский в зале есть? — полюбопытствовал, оглядываясь, Лёня.

-И не один, — заверил его Виктор.

-Где ты их видишь?

-Я не вижу, я знаю. А гиды переводчики? Да и Ванек переодетых, небось, порядком.

Леня тихонько засмеялся:

-Любишь ты правду в глаза пороть.

-Малыш, если я что и унаследовал от своего крутого бати, так это его трезвый взгляд на жизнь.

В зале начал медленно гаснуть свет, а сцена засветилась яркими огнями. Виктор пошел на этот концерт исключительно ради Лёни, будучи уверенным, что он не доставит ему никакого удовольствия. Однако, с первого номера, понял, что просто не знает, что это такое. Он смотрел на сцену и не понимал, как он не открыл для себя этого раньше? Его буквально покоряли отточенные движения исполнителей и музыкальные переборы, затрагивающие что-то внутри. Красочные костюмы дополняли национальный колорит. Это надо было видеть и слышать воочию. Виктор смотрел на мелькающие в ритме озорной пляски ноги, следил за движенями танцоров и был охвачен восторгом. В его воображении возникала широта полей и красота родной природы, сочетающаяся с щедростью и размахом русской души, способной проникнуться болью и радостью ближнего.

"А ведь это наше, — думал он, — Наше и только наше. Такого нет нигде больше на земле!"

Но в еще больший восторг приводило происходящее на сцене Лёню, который, кажется, пропускал все видимое и слышимое через себя. После каждого номера, он начинал что-то говорить Виктору, пересыпая речь профессиональными терминами, в коих тот ничего не понимал, лишь кивая в ответ и улыбаясь.

Но больше всего был поражен Виктор тем, как воспринимали выступление зрители. Иностранцы буквально овацией провожали каждый номер. Концерт закончился тем, что весь зал в единодушном порыве встал со своих мест и с криками: "Браво!" аплодировал, подняв руки над головой, пока не было повторно исполнено три финальных номера. Это был воистину триумф народного искусства, понимаемого и восторженно принимаемого всеми, независимо от национальностей, поскольку оно было подлинное. Оно было настоящее, принадлежащее всем, и при этом русское и ничье больше.

-Вил, спасибо тебе за этот вечер, — от души сказал Леня, когда они стояли на эскалаторе, спускаясь в метро.

-Грустно только, что из обычных зрителей мы с тобой были единственные русские при открытых настежь дверях.

-Так где же они все?

-На митингах, очевидно, Россия для русских, — горько улыбнулся Виктор, — А ты знаешь, над чем я сейчас задумался? Как за этой бесовщиной невозвратно уходит все истинно русское. Жить, как твои родственники, одной большой семьей — это чисто русская традиция. А где ты видел, чтобы сейчас так жили? То, что мы сегодня видели, это тоже русское, а кому это интересно? Кислые щи, которые тебе так хотелось, а это тоже русское, ты сумел отведать только у меня дома. И так во всем. А русским стали называть совсем другое. Хотя национальными-то и являются как раз язык, культура, традиции, кухня.

-Конечно, — горячо поддержал Лёня, — Возьми хотя бы индийское кино. Шедевры? Но эти фильмы смотрит весь мир. При всей их наивности они содержат то, чего нет ни в каких других. Их всегда будут смотреть.

-А ведь уже выросло целое поколение с извращенным национальным самосознанием.

-Наверное, так проще управлять людьми. Жаль, что люди сами не хотят становиться лучше, а только ненавидят.

-Чтобы любить свое, не надо ненавидеть чужое. В том-то и дело, наверное, что любви-то, как раз, и нет...

Снизу послышался шум подходящего поезда, и они устремились бегом по ступенькам. И опять Виктор заметил пристальные взгляды пассажиров в их сторону. Хотя сегодня они, наверное, оба выделялись среди мрачной массы своими просветленными лицами.

Выйдя из метро, они не стали ждать автобуса, а пошли до дома пешком.

-Ты заметил, как потеплело сегодня? — спросил Виктор.

-Заметил. И солнышко днем стало припекать...

-Весна наступает.

-Как пролетело время, — задумчиво проговорил Лёня, — Хотя мне почему-то иногда кажется, что мы знакомы с тобой всю жизнь.

-А мне, что я проснулся после долгой спячки.

-А ведь мы могли и не встретить друг друга, не приди я на ту встречу и не избей меня до полусмерти малолетки.

-А я — попади в тот день на другой выход, на другой маршрут, или не поверни назад от Семеновской.

-Опять все упирается в высшую силу, — улыбнулся Лёня.

-И хоть мы по-разному ее чувствуем, это не мешает нам любить друг друга,— завершил Виктор, — Стало быть, любовь покрывает все и в ней эта высшая сила.

Наконец, они добрались до дома.

-Я сегодня буду для тебя танцевать,— сняв куртку и тут же повиснув на Викторе, сказал Лёня.

-Всю ночь?

-И весь день.

-Голенький?

-Абсолютно.

Виктор отнес его в комнату, и Лёня начал раздеваться.

-Морриконе? — спросил Виктор, включая магнитофон.

-Разденься тоже, — попросил Лёня.

-И что я буду делать? — поинтересовался Виктор, раздевшись до белых, подаренных Лёней, трусов.

-Иди сюда, — он вывел его на середину комнаты и уверенными жестами поставил его руки и ноги в требуемую позу, — Стой так...

Лёня начал исполнять тот самый танец, который танцевал для него в первый раз. Но сейчас Виктор наблюдал его не со стороны, а являлся участником, видя устремленные на него, полные любви, глаза. Лёня кружился то приближаясь вплотную, то удаляясь. Несколько раз он переставлял положение его рук и ног, снова кружился, и не было конца этому завораживающему, заставляющему забыть обо всем, вихрю чувств, воплощенных в музыку и движение.

-Ты пластичен и музыку чувствуешь, — сказал Лёня, тяжело дыша, когда танец закончился, — Я научу тебя, и мы будем танцевать его вместе.

Вместо ответа, Виктор поднял его, обнаженного, на руки и отнес на диван, положив на спину. В глазах у Лёни вспыхнули озорные огоньки, и он принял его любимую позу, широко расставив согнутые в коленях ноги и раскрыв объятия...

На следующей неделе Лёня купил рекламную газету, вознамерившись заняться вплотную поиском работы.

-Масса предложений, — оптимистично сказал он, показывая Виктору отчеркнутые объявления, — Ты прав, у вас компьютеризация идет полным ходом.

Виктор ничего не ответил, углубившись в чтение, а потом, взяв маркер, проставил на большинстве крест. Лёня недоуменно посмотрел на него.

-По этим не звони — пирамиды.

-Какие пирамиды? Тут же написано...

-У меня на сарае написано... слово из трех букв, а в сарае дрова лежат. Разводилово чистой воды. Поинтересуйся этим, этим и этим. Да, и вот здесь может получиться. Прости, что так резко говорю, но мне не хочется, чтобы ты лишний раз огорчался и тратил время зря.

-Да... — протянул Лёня, — Спасибо, конечно. Завтра начну звонить.

Назавтра он радостно сообщил, что его пригласили на собеседование сразу в четыре фирмы.

-Удачи, Малыш, — пожелал Виктор, целуя его, как всегда, перед уходом на работу в три часа ночи.

Когда он вернулся домой, Лёни еще не было. Утренние смены давались Виктору трудно. Лечь спать раньше одиннадцати вечера не получалось, а через четыре часа уже надо было просыпаться. После девяти утра, особенно в зимнее время, когда над городом зависал холодный рассвет, а пассажиров было мало, и отпущенное по графику время приходилось растягивать, тащась по рельсам еле-еле, его начинало неудержимо клонить в сон. Виктору приходилось делать над собой всевозможные усилия из осознания, чем это может быть чревато. Потом был короткий обед и последний рейс перед сменой, придя домой после которой, он ложился на кровать и буквально отключался хотя бы на час. Так было и в этот раз.

Едва Виктор проснулся и для бодрости принял душ, пришел Лёня. Лишь взглянув в его лицо, Виктор понял, что объективная реальность второй раз вторгалась в их "маленькую Америку". Разговор начался сразу, как сели обедать.

-Я не могу понять одного, — задумчиво сказал Лёня, — Откуда здесь вообще что-то берется? У меня сложилось впечатление, что все заняты решением только одной проблемы — добыванием денег. Кто как может. Просто вымогают всем, чем можно и нельзя, а если кто-то что-то и предлагает взамен, то ему глубоко наплевать, что получится в результате, лишь бы получить свое. Может, я не так все понимаю, может я ку-ку?

Лёня вопросительно посмотрел на Виктора.

-Почти в точку, — усмехнулся тот, — Ну, а конкретно?

-Конкретно, в двух местах на меня посмотрели, как на засланного агента ЦРУ, а в третьем предложили работать без договора с испытательным сроком, во время которого меня могут уволить безо всякого обоснования. Причем, платить обещали только процент от принесенной прибыли. А каким образом я ее буду приносить, их не волнует. Звонить по рекламе, давать объявления или клеить их на столбах. Как можно так работать?

-Ну, а в четвертом месте?

-А в четвертом надо распространять и устанавливать компьютерные программы. Здесь со мной согласились подписать контракт, но когда я посмотрел, что за программы, то понял, что это криминал. Такими программами пользоваться нельзя.

-Почему?

-Они не имеют лицензий.

Как ни печальна была ситуация, Виктор не смог сдержать улыбки.

-Тебе смешно? — вскинулся Лёня, — Вот и они там все засмеялись. А я не понимаю, что тут смешного?

-Это у вас криминал, а здесь это норма.

-Но ведь это же подрывает экономику, это ведет...

-Малыш, прости, что перебиваю, ты опять абсолютно прав, но здесь так живут. Здесь хотят жить так. Прими, как должное. И что ты думаешь делать?

-Я не знаю. У меня есть еще подбор объявлений, но я уже не уверен, стоит ли звонить? Ведь я имею образование, основательную подготовку по этой специальности в более прогрессивной стране, где эти технологии уже освоены, от меня может быть большая отдача, я готов работать, а получается, что это все никому не нужно.

-Ты говорил, что согласен на любую работу? — уточнил Виктор.

-Если это не криминал и если есть гарантия со стороны работодателя.

-Ну, гарантии здесь тебе не даст даже страховой полис. Однако попробуем. Хотя бы, как временный вариант...

Виктор вошел в комнату, и прикрыв за собой дверь, набрал телефон всемогущей сестры. Как ни презирал он себя, что обращается уже второй раз, другого беспроигрышного варианта у него не было.

Разговор, как и в прошлый раз, не занял много времени.

-Значит так, — сказал Виктор, возвращаясь на кухню, — предложение такое. Работу будем искать не по газете, но это дело не одного дня. А пока предлагаю тебе поработать в пищевом цехе. Работа простая, спокойная — замораживать пельмени. Ночь через ночь. Зарплата не ахти, но на уровне госслужащего среднего ранга. А вот гарантия одна — мое твердое слово. Советую согласиться. Днем будешь свободен, можно еще где-то работать или учиться. Насчет работы по специальности, пробный шар тоже уже запущен. Принимается?

-Я не знаю, я ... crazy, — потряс головой Лёня, но его глаза загорелись благодарностью, — Ты лучше знаешь, Вил. Если считаешь, что так надо, я согласен.

-Тогда завтра днем поедешь по этому адресу, — Виктор положил на стол бумажку, — Поднимешься на второй этаж и спросишь Екатерину Петровну. Если спросит, откуда ты меня знаешь, а она наверняка поинтересуется, ты — племянник одной очень уважаемой мною женщины. Все остальное — правда, как, впрочем, и это тоже. Фамилии, имена и факты биографий подлинные. Маленькая деталь, касающаяся нас двоих, а также тот факт, что мы живем вместе, разглашению не подлежит. Инструктаж ясен?

-Ясен, шеф, — улыбнулся Лёня, — ЦРУ отдыхает.

-Пойдем... — улыбнулся в ответ Виктор.

-Пойдем... — как эхо откликнулся Лёня.

9.

Весна вступала в права. Вот уже и день вошел в светлую фазу, и температура перескочила нулевой рубеж. Дороги покрылись непролазными грязными лужами, в трамваях заливало моторы. Редкий день обходился, чтобы Виктору никого не приходилось буксировать, или не тащили буксиром его самого, но ничто не могло испортить ему настроения.

Лёня каждую вторую ночь отправлялся замораживать пельмени, а вернувшись, отсыпался полдня. Часто к нему присоединялся и возвратившийся после утренней смены Виктор. Зато вечером они, как правило, куда-нибудь отправлялись. Лёня восстановил отношения с несколькими приятелями, с которыми когда-то учился, ставшими теперь артистами, и с контрамарками проблем не было. Иногда им доставались приглашения на генеральные репетиции и предпремьерные прогоны, где царила специфическая атмосфера. Несколько раз ходили на дни рождения. Хотя Виктор не принадлежал к "бомонду" и не был искушен в тонкостях искусства, находить общий язык получалось. Правда, он предпочитал умалчивать о том, где и кем работает. Виктор чувствовал, что благодаря Лёне его духовная жизнь заметно обогатилась. Реалии для него стали существовать где-то по ту сторону кабины и в отражении посадочного зеркала, а пассажиры казались людьми из другого мира. Да и вообще, он все чаще стал подумывать о смене профессии, насколько и окружение, и то, с чем ему приходилось иметь дело на работе, перестало вписываться в его внутренний мир.