Моя Валуа

Но Луи Артаньян уже провел с мамочками беседу на ту же тему, что и с главарями. Тогда объяснил им важность вопроса монополии на развлечение — патент это вам не шутки! Никакого баловства — это коммерция — это путь добродетели, святая Фаина поддерживает с небес! Труд на радость самому себе и на радость другому, лишь бы не жмотил серебра — это богоугодное дело! Выманить у тупого парижанина его денежки в котел квизеров — это богоугодное дело! Квизеры-нищие, дети Дворов чудес на деньги не молятся — знают им цену, но превыше всего ценят свою свободу.

Операция 'Ша Нуар' — 'Черный кот' шла по плану. И никаких выламываний! Никаких 'черных кошек', там и до 'горбатых' недалеко! Символ, вывеска заведения — дно от бочки, зачерненное сажей котла. Какого котла? Рано вам знать об этом! Специального котла! Артаньян проведет в первомайскую ночь один старинный обряд, а какой — вам знать нельзя — не женское дело, хотя... там посмотрим ближе к ночи. На черном круге дна бочки только шесть полосок! Шесть и ни одной больше, по три с каждой стороны. Да, это как усики котика. Все любят котиков! Главное, мужики будут симпатию испытывать, потянутся, в голове всякие мысли будут: 'Хе-хе, и тут мы верховодим! Коты, а не кошки всех главней' — пусть себе воображают, лишь бы денежки не жадили милым и умелым 'стриптишам', да, не бабочка, а кошка с маленькими полосками — почему не бабочка? Бабочка коварна, она это одно. А кошечка с коготками, она — другое, она не просто морду нахалу поцарапает, она и яйца отрезать может — мужчины семей об этом прекрасно знали.

Женщины прониклись, женщины купились и готовились к открытию первого в мире заведения со стриптизом, под названием 'Черный кот'. 'Работайте на бренд, работайте на лейбл, девочки, и они потрудится на ваших дочерей!' Девочки твердо поняли и поддержали затею Артаньяна. Их жизнь научила, знали они, что такое держать уровень, марку — лябель это дело солидное, сразу тупую шлюху с дырой в башке и между ног отличает от подлинной ночной бабочки высокого полета.

И мамочки вились вокруг Артаньяна и капали ему на мозги, пытаясь вызнать, что за процедуру он задумал на Ведьмину ночь. Что это такое о себе вообразил, козлик шаловливый, котик облезлый, надо ему усики повыдергивать, жаль, что этот мерзкий Луи совсем не опускает усики, бреется как поганый итальяшка, а усики очень даже приятные бывают, такие щекотунчики встречаются, что просто умора и дрожь по телу.

* * *

И пришла ночь. Славная ночь на первое мая. И Лешка был готов. И пригласил на встречу дюжину свободных женщин Парижа. И каждая могла прибыть со своим мужчиной — Луи серьезно советовал — не будите лихо, девочки, прихватите своего мужчинку, там лишних не будет. Впрочем, по согласию. можете лямур детруа крутить — тройничок дело забавное, очень полезное, он не против. Да, он не против тройничков, им это было известно.

С местом он определился не сразу, но нашел удобное и подходящее место — холм в окрестности Парижа, недалеко от ворот Сент-Оноре. Отсыпал серебра главам трех фобуров — коммунам плантаторов и животноводов, которые жили на поставках продовольствия в город — кормильцы жили по укладам старым, сильным, верным. Зубриков душой отдохнул со стариками и старейшинами. Вот кто знал и помнил, и соблюдал традиции — и кровь скота лилась щедро в жертву древним богам на ритуалах землепашцев и скотоводов. Вот кто понимал молодого парижанина. Они даже деньги сначала не хотели брать! Хотели обдурить малолетку! Не на того напали — Артаньян сплюнул в ладонь, сжал ее в кулак и пригрозил хитрецам: 'Бороды вырву и последние зубы повышибаю!' Нашли дурака — товаром им заплатить! Вещь на вещь не меняют в таком случае! Только посредничество денег — только чистое серебро — металл Луны — Бригита хорошая девочка, богиня огня и очага, в такую ночь уважить просто необходимо древнюю. Да, он понимает, что февраль давно прошел, но все будет чисто — Гранн свое получит, и супруга его не будет обделена — он все понимает. Но и они должны принять — не все сразу — у него эта ночь связана с особыми делами, там свои заморочки, женщины они такие женщины. Но он им кровушку пустит непременно, у него все по старинным обрядам, у него не забалуешь!

Старики поняли, усмехнулись в седые бороды и признали — непростой мальчик, хорошая кровь. На предложение не погнушаться и капнуть капельку в вены рода, Лешка весело рассмеялся и сказал одно: 'Да запросто, у нас не сотрутся! Мои мальчики тоже славных кровей дети'.

От помощи в подготовке места к ритуалу парижанин отказался. Хотя трех старух допустил по мелочи оказать помощь — чтобы по сторонам поглядывали и всяких балбесов гнали прочь, напоминая старое: 'Любопытство не порок, но порча'.

* * *

И разжег костер молодой шаман. Разжег по древнему обычаю, крутил деревянное колесо, пока не пошел дымок, и не затлело пламя, бережно раздутое и поднесенное к пище большого костра. Старухи знали — каждую ветку в этот костер своими руками отобрал молодой друид с юга.

И разжег от пламени большого костра два малых костра молодой шаман, чтобы прошли меж огня верные. Прошли прямо к костру, над которым еще не было котла, но старухи знали... будет сильное обращение в эту ночь, давно они так не забавились, и усмехались три старухи — чуяли приближение силы, им тоже перепадет — продлит жизнь, придаст сил.

Прямо за костром стоял столб. Молодой шаман выбрал хорошее дерево, прямую, молодую сосну, и не валил древо на землю — нельзя! Знал шаман толк в обрядах древних. Сначала ровно обрубил сучья и ветви до самой верхушки и оставил только маковку древа, зеленую вершину, которая скромно украшала ствол. Потом друид тщательно очистил ствол от коры, от самой верхушки до корней — начал с вершины и спустился на землю — только так! Ведал древние знаки молодой шаман. Только потом было срублено древо, заранее кожаными ремнями ограниченное — не могло оно упасть — ничто не могло помешать делу друида. И улыбались старые ведьмы, понимающе кивали головой, вспоминали молодость и своих шальных любовников, которые знали толк в стариковских обрядах.

И с помощью двух помощников своих принес древо друид и поместил в приготовленное место. Заранее вырыл аккуратную ямку в земле молодой шаман — все предусмотрел, все сделал по уму. И украсил зеленую верхушку столба лентами яркими и про череп бродячего пса не забыл, и убил он пса камнем, который метко запустил рукой своей. И первый раз Смерть улыбнулась и в предвкушении обратила свой взор на забавного человечка, который был ей мил с недавних пор, хорошо почтил ее в этом году этот неугомонный человечек.

И не успели парижанки ничего сообразить, как из темноты привели человека и прислонили спиной к стволу, а руки его крепко связали сзади. И освободили рот человеку, который принялся возмущенно кричать и взывать о разном... бесполезные слова, пустые слова — предсмертный писк крысы, заблаговременно отловленной молодым шаманом.

А потом Артаньян, посверкивая белками глаз на лице, исчерненном сажей, которое украшали белые полоски усов, принес котел и водрузил его над пламенем большого костра. И что-то нехорошо сделалось парижанкам и парижанам — это было совсем невесело, совсем не шуточно, это было серьезно. А три старухи завели дозволенные песни — уважил местный народ молодой шаман, не был он жаден до высшей силы. Только в одном не уступил он местным — мелодию свою назначил — и признали старые, сведущ в поэзии и творчестве молодой друид, достойный поклонник Бри — три ноты его мелодии пронзали разум, величественно, мощно, грозно и строго вели к песнопению слов старых, легко следующих по пути этой мелодии.

И два юных помощника друида оставили его, приступив к своему деянию: один вел главную партию, сжимая простой мешок из кожи с трубой. И негромко, низко гудела в ночи мелодия. И словно пламя костра скоро вилась вокруг строгой мелодии ее подруга — более смелая, которая словно не могла просто идти по пути, а все норовила танцевать, извивалась змейкой по краям, вскидывалась вверх и стелилась по самому низу пути. Это второй помощник на флейте вел пронзительную мелодию, которая совсем не мешала петь трем старухам их старые песни, посвященные этой ночи.

Не успели парижане насладиться чарующей красотой музыки, как Артаньян подошел к начинающему уже хрипеть от бесконечного крика человеку, и ударил его в грудь! И смолк несчастный. Задохнулся на время. И не успел он набраться сил, чтобы оказать достойное сопротивление насильнику. Молодой шаман сделал несколько шагов, взмахнул ножом и освободил руки жертвы. Освободил только для того, чтобы крепко схватить его за волосы — и потащить слабо сопротивляющееся тело к котлу. И парижане замерли в шоке.

Луи Артаньян резким взмахом своего ножа, который уже был известен все Дворам чудес Парижа — сталью крепкой, формой необычной — перерезал горло жертве.

И словно отворил над котлом сосуд. Живой сосуд. Из которого хлынула кровь в котел. И над мраком ночи, которому не давали уснуть огни трех костров, над мелодией и старыми словами старого народа громко прозвучало обращение молодого шамана:

'Это я даю Тебе, о Бригита, храни моих дочерей. Это — я даю Тебе Гран, храни моих овец. Это — Тебе, о кошка, храни моих котят. Это — тебе, хохлатая ворона — храни моих ребят. Это — Тебе, о орел, храни меня и мой род вечно и во веки веков'.

Еще четыре удара нанес друид по телу жертвы. Ударил прямо в сердце, вспорол живот, вспорол вену руки и вспорол ногу жертвы. Кровь текла на землю, шипела в углях костра, на жар которого совсем не обращал внимания молодой шаман. Кровь хлестала в котел, текла струей, ведь жрец и руку и ногу жертвы ловко простер над котлом, давая стечь крови.

И улыбались старые Боги.

Оттолкнув ненужное больше тело в сторону, весь в крови, Артаньян сделал несколько шагов вперед, минуя большой костер с котлом, наполненным кровью, прямо навстречу отшатнувшимся парижанам, но он прошел мимо них, к ним за спину. Молодой шаман подошел к границе между светом и темнотой. Упал на траву, и покатился по траве посолонь — по часовой стрелке — вокруг этого места. И кровь жертвы пятнала землю, оставалась на траве, и громче запели три ведьмы, ободряя молодого друида, понимающего матерей, и прежде всего отдающего уважение и почтение Матушке-земле.

Катился по траве молодой шаман, два круга он сделал. И следили за ним парижане, и было им не до смеха, и в нос уже ударил странный запах — и самое страшное было в том, что женщинам был хорошо знаком этот запах. Готовить кровавые супы не было редкостью, но это было блюдо страшное, и застыли в страхе парижанки, мутилось в голове, но сознание оставалось чистым, воспаленным от увиденного, услышанного, непонятного, но сильного, даже ужасающего своей древней силой.

И когда закончил свои ритуалы, он шагнул от востока. Шагал меж пламени костров молодой шаман, совсем не обращая внимания на людей, которые беспечно прошли там ранее, но сейчас потихоньку сбились в кучку.

А Луи прошел мимо них, мимо котла, мимо столба и ушел на запад. И все вдруг услышали его голос. Звонкий, дерзкий, нахальный и бодрый: 'Я не забыл о Тебе, о Морриган, это — я даю тебе, красавица, и мне ничего не надо взамен! Ты слышало мое слово, древняя'.

И покатился противосолонь, против часовой стрелки, молодой шаман. А все местные замерли от ужаса. Имя древней богини знали, помнили, даже три старухи смолкли, оставив песню недопетой. Молодой друид ведал свое право, но был смел, слишком дерзок... но улыбнулись в ночь старые ведьмы — его выбор, не их слова — им достаточно того, что уже переполняло старые тела энергией. Как в молодости, на краткое время, словно отворилось былое ясное зрение, и уши открылись звукам ночи и леса, и пламени костров, и ночного ветра. И сердца гнали кровь по телам бешеным стуком. И трепетали ноздри у старух — быть сегодня забаве дикой, редкой.

Вот закончил свой круг Артаньян, встал и шагнул к столбу, к свету костра. И увидел он глаза парижан. И улыбнулся им задорной улыбкой и весело воскликнул: 'Возрадуйтесь верные! Пришло наше время! Смелее, свободные люди Парижа! Идите ко мне и не бойтесь ничего. Это добрая жертва. Свобода не ведает страха! А мы — свободны!'

И Луи Артаньян снова достал свой нож и сделал себе маленький надрез на руке, и кинул несколько капелек своей крови в котел, над которым уже парило к ночному небу. И сначала никто не решался, но вдруг гран-ма Двора чудес Жюссак, Аннюи Жюссак громко рассмеялась и сказала чуть хрипловатым голосом: 'Что же ты творишь, Луи!' — но смело подошла к нему и протянула руку. Но он отрицательно покачал головой и пояснил: 'Нет, красавица. Это тайное наше, и место есть тайное, незаметное, и не нарушит красу тела. Подними левую руку к небу, ведьма, а может и не ведьма, но тоже подними'. И блондинка покорно подняла руку, а Луи сделал маленький укол ей под мышкой, совсем маленький, только чтобы чуть смочить острие клинка кровью парижанки. Стряхнув лезвием над котлом, он шлепнул парижанку по заднице, направляя к столбу. 'Иди, Аннюи, заводи хоровод вокруг майского древа — пришло время радости!'

И выдохнули с облегчением парижане и стали улыбаться, и на миг все забыли о жертвоприношении, свидетелями которого они стали, ведь знакомое! Всем приятное, известное и знакомое время пришло: пей, гуляй, веселись, скачи с близким человеком в танце, и распевай веселую песенку — это все любили и ценили. И три старухи, странно изменившимися голосами, словно помолодели они в ночи, дружно завели всем известную веселую песню 'Я по воду шла'.

И скоро все кружили хоровод, передавая из рук в руки мех с вином. И пели песни, подпевая трем старухам. Но вот разорвал круг Луи и повел всех за собой на северную сторону поляны. И встали с земли три старухи, и глаза их блестели. И они оставили песню, и покусывали губы — пустые губы, вновь наполнившиеся кровью, словно чудесным образом прибывшей в старые тела, горячим пламенем пожираемые изнутри, забытым огнем страсти. Молодой друид знал толк в месте для хорошей случки, не случайно он ушел на север, совсем не случайно. И три старухи, пригнувшись к земле, скользнули в ту сторону, где уже звучали возгласы начинающейся оргии.

И скоро уже ничто не могло остановить этих людей. Опьяненные участием в прошедшем, одурманенные вином коварного атланта, парижане буйствовали и безумствовали в темноте теплой Вальпургиевой ночи.

А древние Боги улыбались довольные. И Париж ждало славное будущее.

Глава 10. Говорят, не повезёт, если черный кот дорогу перейдёт. А пока наоборот. Михаил Танич

'Черный кот' открылся через неделю после Вальпургиевой ночи. Это мероприятие ударило странной отдачей по Лешке. Катрин ушла в себя. У нее случился кризис веры. Она странная была верующая, набожная, верующая, но не доверяющая церковникам. И тут такие фокусы — Валуа всерьез решила, что она согрешила — вступила в ковен Парижских ведьм. Хоть никакого ковена и в помине не было! Были всякие сборища мстительных и активных дамочек — так такие кружки по интересам всегда и везде устраивались, во всех приличных городах и обществах. Чего сразу ковен? Чего сразу ведьма? Она же не умеет колдовать, и не научилась ничему... ну, только если паре новых трюков в сексуальном плане. Но на такое заявление графа Леонара Валуа ответила мрачным тоном: 'Это только означает, что я стою в начале грешного пути. И теперь от меня ждут, чтобы я и дальше отвернулась от Господа'. 'Кто ждет, моя королева? Я вот жду только милостей и участия в судьбе скромного меня', — состроил умильную мордашку Зубриков, но Валуа такими фокусами уже было не провести. Она улыбнулась и поманила его. Когда граф приблизил к ней свое лицо, Катрин крепко схватила его за нос, и прошипела зло: 'Ты мне еще ответишь за ту ночь, ДиКаприо!' И Лешка понял, что надо форсировать события в гонке за короной Франции. Если на Катрин не свалить гору обязанностей и забот — она может здорово жизнь испортить. Что за женщина! Ураган! 'Катрина'! Зубриков понял, что со своими поигрушками в 'принца Парижа' немного забросил работу по интронизации Валуа, точнее — не форсировал события. Но теперь, после пары-тройки акций, можно было и начинать более активный этап борьбы. И без участия Катрин в нем не обойтись. Пора девочке заявить вслух о своих претензиях, о своем положении — она дочь короля, вдова короля, мать короля — расклад недурен... можно играть. Тем более ловкость рук, и наглое шулерство на их стороне. Да и бесцеремонные правила интриги ему и ребятам не впервой исполнять — за ударом болта, за капелькой яда не заржавеет, атланты люди не жадные, хотя и бережливые.