Прогулки по крышам

— Что — началось?

— Не хочешь передохнуть?

Агата с кривой улыбкой потерла шею.

— Вы снова вколете мне эту... легкую гадость? Нет уж, спасибо!

— Я просто тревожусь, как ты это все сразу перенесешь, — сообщил Влад. Глядел он, и, правда, с беспокойством.

Как-то поздновато они встревожились.

— Я, наверное, бы что-нибудь съела...

Влад сказал виновато:

— Да-да, конечно, извини! Сейчас, одну минутку!

Скрылся в кухне по соседству. За окном не было ничего интересного — так, слепая стена соседнего дома. Агата обхватила руками колени. Уперлась в них подбородком. Закрыла глаза. Раскрытая рука. Кровь, бегущая по бледному лицу. Оперативник СКМ. А вы знаете, оперативник Келдыш, моя мама самая великая волшебница последней Магической войны! Конечно, он знал. Конечно. Все знали. Кроме нее. Тело вздрогнуло от зреющего внутри истерического смешка. Чтобы не дать ему вырваться, Агата обхватила колени покрепче, покачалась из стороны в сторону, словно убаюкивая саму себя. Даже прошептала успокаивающе: 'Ш-ш-ш'.

— Ну вот, чем богаты, тем и рады!

Если Лем и заметил, что она крупно вздрогнула, виду не подал. Приговаривая, выставлял на маленький обшарпанный столик немудреную еду:

— Бутерброды, консервы, вот колбаска. Из напитков чай. А хочешь — вино?

— Вино! — решительно сказала Агата. Она пила светлое вино, больше похожее на сок, с жадностью уничтожала криво нарезанные бутерброды. Ела так, точно не ела три дня и еще три дня собиралась не есть. Лем смотрел на нее с удовлетворением.

— Надо будет еще прикупить продуктов. Ты очень худенькая.

— Бабушка говорит: 'Не в коня корм', — подтвердила Агата.

— И высокая.

Отпивая вина, Агата глянула исподлобья.

— Моя мама... она была не... Я на нее не похожа?

Лем развел руками — как бы извиняясь:

— Не очень. Разве что глаза... цвет глаз. Ты больше похожа на бабушку.

Ну и пусть, сердито подумала Агата. Бабушка красивая. На снимках, где она была молодая, конечно.

— У нас есть мамины детские фотографии. Бабушка говорила, все остальное погибло во время войны, в столице... — Агата на миг призадумалась: а правда ли это? Кто-нибудь когда-нибудь говорил ей правду? Всю правду? — Так что я не знаю... А папу я вообще не видела. Никогда. Он красивый?

Лем взглянул как-то нерешительно. Словно хотел что-то сказать — и передумал.

— Я, знаешь, никогда не задумывался о мужской красоте... Извини! А твоя мама... она...

Лем откинулся на спинку кресла. Сцепил руки.

— Это не красота, хотя Марина была очень привлекательна, да. Обаяние? Харизма? Может, все дело в переполнявшей ее магии? Она просто светилась магией, у нее была особая аура — силы, энергии, красоты...

Агата чувствовала, что становится все меньше, меньше, меньше. Она всегда думала — вот, будь у меня мама... А любила бы эта удивительная волшебница своего неудачного ребенка — такого обыкновенного, диковатого, стеснительного? Гордилась бы ею? 'Все матери любят своих детей', услужливо выплыла мудрая взрослая фраза, но Агата отмахнулась от нее — как от очередного взрослого вранья.

Не все.

И не всегда.

— ...способности обнаружили еще в младенчестве. Лидия, конечно, постаралась их развить... досрочно поступила в Академию. С блеском ее закончила, выбрала профессию мага-экспериментатора...

Агата решительно налила еще вина. С удовлетворением перехватила взгляд Лема: он смотрел озабоченно, но возразить не решился.

— И что произошло потом?

— Потом?

— Как из... 'самой великой волшебницы современности' Марина Мортимер превратилась в пугало для целого поколения?

Лем поморщился.

— Агата, я все понимаю... Когда в школе вы проходите подправленную историю, когда вам в оба уха твердят правду (в кавычках) о последней войне... трудно воспринять правду настоящую.

Вина совсем уже не хотелось, но Агата все же сделала маленький глоток.

— Он тоже так говорил. История имеет свойство меняться.

— Умный человек, — с одобрением кивнул Лем. — Кто это 'он'?

Агата улыбнулась ему поверх бокала:

— Наш учитель истории. Келдыш. Слышали про такого?

Лем потер пальцами высокий лоб.

— Понимаю. В твоих глазах мы убийцы. Возможно, лжецы.

Агата важно ему кивнула.

— Вот именно. Вы говорите уже который час и не предъявили еще ни одного доказательства. Почему я должна верить вам больше, чем... чем Келдышу? Его-то я знаю... хотя бы несколько месяцев. А вот вас вчера впервые увидела.

Лем все кивал, словно соглашаясь с каждым ее словом. Агата чувствовала себя взрослой, уверенной в себе, разумной: вот, как она его 'обломила', — пока Лем не сказал:

— Понимаю. А какого рода доказательства ты бы хотела получить?

Она тут же растерялась. Промямлила:

— Н-не знаю... что-нибудь, что доказывало бы...

Умолкла. Лем вновь кивнул. Вздохнул:

— Насчет того, как все это случилось... Агата, ты чувствовала когда-нибудь такую огромную радость, что тебе хотелось поделиться ею со всем миром... сделать его светлее, счастливее?

Агата честно подумала. Помотала головой:

— Не помню. А при чем тут...

— Марина хотела осчастливить весь мир, — сказал Лем. Вино стало кислым. Агата так быстро поставила бокал, что немного выплеснулось на стол. Лем взял салфетку, принялся тщательно промакивать прозрачную лужицу.

— В ней самой было так много магии... Она не представляла, каково человеку обычному существовать без этого. Это словно быть лишенным одного из чувств — зрения, слуха, обоняния — калека от природы, не подозревающий, чего он лишен.

'Калека от природы' завозилась на диване, обхватывая себя за плечи. Промолчала.

— Марина утверждала, что каждый человек рождается с магическими способностями — как каждый жизнеспособный организм рождается с умением дышать. Теория, конечно, спорная, хотя тогда увлекла многих... Она предположила, что существуют гены, отвечающие за магические способности. А если они спят, их можно разбудить... Представляешь, как бы изменился наш мир, Агата?

Агата отвернулась от его ищущего взгляда. Нашла дырку в диванной обивке и принялась ковырять ее.

— И что... ей удалось?

— Не сразу, — рассеянно сказал Лем. — Кроме научных проблем, было множество препятствий: бюрократических, псевдоэтических, происков завистников и горе-ученых, менее талантливых, но очень амбициозных... Но со временем вокруг научной группы начали сплачиваться студенты Академии, ученые разных направлений, просто талантливые и увлеченные этой идеей люди. Когда руководство Института попыталось нас прихлопнуть, тут такое началось: митинги, движение в защиту идей Стебловых... кстати, ты знаешь, что после ссоры с Лидией Марина взяла фамилию мужа?

Агата мотнула головой. Дырка в обивке становилась все больше.

— Бабушка... она тоже была против? А почему?

Лем развел руками.

— Они обе были довольно вспыльчивы. А Марина еще... так устала, что просто была не в состоянии дипломатничать. Ты не представляешь, сколько сил тратится, чтобы доказать этим тупоумным ублю... — он осекся. — ...ладно, не важно... Я слышал только конец разговора. Лидия была очень разгневана. Когда она сердится, говорит очень тихо... но так, что ее прекрасно слышно...

Агата машинально кивнула.

— ...уходя, она сказала: 'Пора прекратить играться в господа бога, девочка моя. Есть силы, которые не будут повиноваться даже тебе'.

— А мама? — жадно спросила Агата.

— Она рассмеялась. И стала работать еще усерднее.

— А почему... это ваше руководство решило вас запретить?

Лем поморщился. Сказал неохотно:

— Неудачи. Были человеческие жертвы. Руководство сочло, что мы не соблюдаем технику безопасности и научную этику. Но, Агата! Мы шли на риск вполне осознанно, готовые ко всему. От добровольцев просто отбоя не было.

— И у вас что-то получилось?

— Слишком мало и нерегулярно, чтобы служить доказательством. Да еще и время поджимало — несмотря на огромную поддержку общественности и незакоснелых магов группу в любое время могли расформировать. Тогда...

Он подлил вина себе. Выпил его, как простую воду — жадно, залпом.

— ...не сворачивая наших исследований, мы вышли на одну многообещающую теорию. И сразу получили результат. Если нельзя воздействовать на гипотетический 'ген магии', можно создать... хм-м... вещество, которое станет вечным магическим источником. Чтобы любой мог погрузить туда руки, — он повел в воздухе округленными ладонями, — и зачерпнуть полные пригоршни...

'Счастье для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженным', подумала Агата.

Магия для всех даром...

И вдруг она вспомнила: эксперименты с материей... превращение мертвого в живое...

— Это... Котел?

Лем смотрел на нее горестно и пьяно:

— Это — то, чего бы не случилось, если бы нам дали закончить... Но нам не дали.

Они жили одними исследованиями, лишь иногда выныривая на поверхность повседневности. Бремя общения с действительностью взвалил на себя Петр Стеблов, 'твой отец, Агата'. Он сумел встать во главе движения, поддерживающего ученых, обещавших уравновесить возможности урожденных магов и магов потенциальных. Иногда он силой вытягивал на поверхность Марину, та являлась на митинги и перед камерами, утомленно и воодушевленно произносила требуемое — и вновь погружалась в работу. Руководство Института, многочисленные комиссии, правительство, наконец, колебались, то вынося, то отменяя решения. Лем уверен, что именно из-за этой нервотрепки и неразберихи участились несчастные случаи — пока не погибла целая группа испытателей...

— Они объявили нас преступниками, представляешь? Они пришли арестовывать нас прямо в Институт, во время работы — нас, магов, эти... недоделанные людишки...

Лем только что так болел и радел за этих самых недоделанных людишек — не-магов...

— И что случилось потом?

Лем моргнул и сфокусировал на Агате глаза, только что смотревшие в прошлое.

— Потом случилась война.

Он сжимал и разжимал пальцы костлявых рук, как будто они у него онемели.

— Нас осталось мало. Так мало. Погибли практически все урожденные маги, выступившие на нашей стороне. Оставшихся переловили в ближайшие годы — такие, как этот... Келдыш. Мальчишка! Подумать только, такой талантливый, подающий большие надежды... подлец! Трус! Он боится своей собственной силы! Ни на секунду не выпускает ее из-под контроля... То-то, наверное, для него радость, когда он находит одного из нас! С нами-то можно не церемониться!

— А эти... кто вчера напал на... они кто? Тоже маги?

Лем тяжело вздохнул:

— Какое там! Жалкие последователи! Любой мало-мальски сильный маг заклеймен, находится под непрерывным контролем и наблюдением. Поэтому мы так встревожились, когда узнали, что ты жива, и к тебе приставлен Ловец... Агата, мы никому бы не пожелали такой судьбы! Агата! — Его холодные пальцы коснулись ее сжатых рук. — Дочь Марины и Петра Стебловых должна быть с нами! Понимаешь, что это значит?

Это значит...

Это значит — ее не отпустят.

Агата еще сильнее стиснула руки.

— Я понимаю только, что сейчас должна быть с бабушкой. Она больна. Она — единственная, кто у меня есть.

Лем вглядывался в нее. У него были бледно-голубые глаза с красными прожилками. По лицу его опять скользнуло непонятное выражение — сомнение? Неуверенность? Он откинулся назад и шумно вздохнул.

— Нет, Агата. Ты не права. Есть кое-кто еще.

У стола в пыльном кабинете — библиотеке? — сидел большой мужчина. Он не обернулся на их шаги, бережно и неторопливо переворачивая хрупкую желтую страницу огромной книги.

— Добрый день, — ласково сказал Лем. Он крепко держал Агату за плечо, словно боялся, что она убежит. Агата пробормотала полное 'здравствуйте', косясь на застекленные полки забитых книжных шкафов. Да это же целая сокровищница! Ей бы сюда, хоть на недельку!

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивал Лем. Человек с книгой отозвался не сразу. Голос у него был негромкий и глуховатый.

— Неплохо, неплохо...

— Я тут тебе кое-кого привел.

— Не хочу, Влад...

— Ты просто взгляни, взгляни, и все, — приговаривал Лем, подталкивая Агату к окну — и к человеку. — Если скажешь, мы сразу уйдем.

Агата подошла сбоку к столу, и Лем, наконец, оставил ее в покое. Пожилой мужчина рассматривал страницу. Там и букв-то никаких не было — то ли мелкий узор, то ли какой-то запутанный рисунок. Мужчина наклонил голову, любуясь им. У него был крупный нос, крупный... какой-то рыхлый рот, обвислые нижние веки и тяжелые верхние. Волосы средне-русые, на макушке поблескивала седина. Он не обращал на нее никакого внимания. Томясь, Агата посмотрела на Лема — тот о чем-то сигнализировал ей глазами и бровями. Что она должна сделать? Поздороваться заново? Треснуть мужчину по склоненной макушке, чтобы он, наконец, посмотрел на нее?

Тут мужчина, не поворачивая головы, взглянул поверх старинных массивных очков с толстыми стеклами — искоса, украдкой, словно бы с опаской. Быстро выпрямился и, не спуская глаз с Агаты, сказал плачуще:

— Кого ты мне привел, Влад? Зачем ты ее привел? Зачем?

У него были серые глаза с быстро расширяющимися-сужающимися зрачками, как будто он все никак не мог сфокусировать их на Агате, и смотрел то ближе, то за ее спину, пытаясь разглядеть кого-то еще. Агата невольно отступила. Что-то успокаивающе забормотал склонившийся к нему Лем, а Агата все смотрела и смотрела в подвижные глаза испуганного мужчины.

И тут, вопреки всему, она его узнала.

Горячая волна окатила ее с головы до ног, следом нахлынула холодная и тоже откатилась, оставив ее неподвижной, растерянной, с больно колотящимся сердцем.

Агата сказала:

— Здравствуй, папа.

— Не расстраивайся, Агата, — неловко приговаривал Лем. — Он вовсе не хотел ничего такого говорить...

— Да? — огрызнулась она. — А почему же сказал?

Отвернувшись, смотрела в окно летящего над рекой поезда. Солнце сверкало в воде и в небе.

— Агата, — помолчав, начал Лем. — Я должен тебе кое-что рассказать. Твой папа... Он не... не совсем в себе. Он болен.

Агата покосилась. Вдруг вспомнила, что так же косился на нее отец. Вся передернулась и повернулась к Лему.

— Чем он болен?

Лем быстро огляделся. Наклонился поближе к перилам. К Агате.

— Когда я говорил про гибель... магов, я говорил не только о смерти. Тех, кого взяли живыми, судили, потом казнили... нет, не физически, хотя была предложена и такая мера наказания... Их лишали магии.

— Слухачи? — спросила Агата. Пальцы Лема сжались на поручне

— Да, — почти прошептал он. — Ты знаешь... ты представляешь, что это такое?

— Немного, — буркнула Агата, вновь отворачиваясь. Дыхание Лема касалось ее виска.

— Мы думали, он умрет. Некоторые покончили с собой, и мы тщательно следили, чтобы это не произошло с Петром. Он выжил. Но уже никогда не станет...Ты не знала его, Агата. Это был энергичный, сильный, бесстрашный человек. И что с ним стало? Для него прошлое — как старый-старый полузабытый фильм. А живет он в черно-белом настоящем. Его интересует только вкусная еда да картинки-головоломки... Это Петра-то Стеблова! Что они с ним сделали! Что сделали!