Прогулки по крышам

Наталья Колесова

П Р О Г У Л К И П О К Р Ы Ш А М

Часть первая

Л О В Е Ц Т Е Н Е Й

'Они защищают окружающих и вас самих

от вашей собственной магии'.

'Мерцание'

Агата захлопнула книгу и счастливо огляделась. Кроме нее в библиотеке никого не было. Ее это не огорчало. Сквозь пыльное окно с трудом пробивались солнечный свет и голоса девочек, гулявших в парке. Навалившись грудью на стол, Агата посидела, уткнув острый подбородок в скрещенные руки. В выходной у нее была куча времени, чтобы заняться тем, что она больше всего любила — чтением.

Агата встала, потянулась, поставила книгу на полку. Пробежала пальцами по корешкам, выбирая, предвкушая... За день можно одолеть несколько толстых книг — чтобы было что вспоминать всю длинную унылую школьную неделю.

— Агата!

Вздрогнув, она едва не уронила книгу. Библиотекарша — высокая тощешеяя Банчи — смотрела на нее поверх круглых очков.

— Ты что, собираешься весь день провести над книжками? Немедленно в парк!

— Но я...

— Посмотри, на кого ты похожа! Мне скоро запретят пускать тебя в библиотеку! И правильно сделают!

— Но...

— Бери книгу, если хочешь, но вон отсюда — на свежий воздух! Иди, побегай, позагорай... Немедленно вон!

Агата поспешно сунула томик под мышку — Банчи могла и передумать, она редко выдавала на дом книжки из закрытого фонда. Вышла на крыльцо, привычно сутулясь, и поскорее завернула за угол, чтобы ее не увидели одноклассницы.

Подружись с девочками, наставляла бабушка. Агата дергала плечами — как с ними можно дружить? Только и знают, что болтать о мальчиках, новой диете и суперстойкой помаде...

— Это я тебя такой воспитала! — сокрушалась бабушка. — Слишком старомодной, слишком послушной, слишком...

— Книжной, — подхватывала Агата, рассматривая себя в зеркало. Большой нос, вечно торчащие волосы, рот как у лягушки, глаз из-за очков не видно — а если их снять, то ничего не видно самой Агате.

Бабушка расстраивалась — тогда Агата целовала ее в теплую, мягкую, вкусно пахнущую щеку.

— Бабушка! — говорила убедительно. — Я вовсе не скучаю. Нет. Это мне с ними скучно!

И ведь не врала — почти. Просто иногда завидовала, когда девочки смеялись вместе, или шли, обнявшись, маленькой стайкой по набережной. Иногда и ей хотелось поболтать, рассказать, как они живут с бабушкой, что выделывает соседский кот Васька, какие замечательные строчки она прочитала ночью — от них просто хочется плакать...

Это желание проходило быстро — когда девочки отпускали шуточки в ее адрес или приставали с глупыми вопросами: а что это ты читаешь? про любовь? а секс там есть? ой, девочки, Мортимер порнуху читает!

Поэтому Агата старалась побыстрее прошмыгнуть мимо и найти укромный уголок, где она могла остаться одна — с книгой. Ее любимым местом был ручей, в котором обитала ее знакомая рыбка. Может, их было несколько, но Агате нравилось думать, что приплывает всегда одна и та же.

Она присела у ручья, протянула руку и позвала — сама не зная как. Иногда ей представлялось, что от ее растопыренных пальцев во все стороны летят золотые нити, плывут по и против течения и касаются блестящей спинки рыбки. Та изгибается и резво плывет к Агате, чтобы поиграть с ней, попрыгать через подставленную руку. Вот уже на солнце сверкает гибкое торопливое тельце, вот уже Агата опускает в воду руку, чтобы взять ее в ладонь...

— Так-так-так, и чем мы это тут занимаемся?

Агатина рука застыла в воде, точно примагниченная лежащими на дне камнями. Плеск — это рыбка-подружка испуганно метнулась вниз по течению. Агата, подняв голову, заморгала. Человек стоял против солнца, и лица его не было видно. Но уж этот голос она бы узнала из тысячи.

— Я вас спрашиваю, Мортимер!

Агата поднялась, поспешно вытирая руку о подол юбки. Как он здесь оказался? Гулял, а она его не заметила? А, может, он специально рыскал по парку, чтобы испортить ей еще и выходной?

— Ничем, учитель, — выдавила она.

Он сдвинулся, словно для того, чтобы ее лучше видеть, и сама Агата ясно увидела его лицо. Подумать только, в первый раз он показался ей даже красивым... Девочки до сих пор так считали — некоторые были просто влюблены в молодого учителя и постоянно вертелись возле его класса, чтобы иметь возможность лишний раз поздороваться и перекинуться с ним парой словечек.

Игорь Келдыш — вот, как его звали — и вот, из-за кого и без того унылая школьная жизнь временами делалась просто невыносимой.

Под взглядом его ледяных глаз ей захотелось спрятать покрасневшую руку за спину.

— Почему вы не со всеми, Мортимер?

— Мне вовсе не хочется, учитель, — пробормотала она.

— Что? Не слышу! — резко сказал Келдыш.

Агата вскинула голову.

— Я хотела почитать, — объяснила погромче, но так же нетвердо. — Там шумно.

— Почитать? — переспросил он таким тоном, словно она занималась каким-то извращением. — И что же, осмелюсь спросить?

Агата неловко наклонилась, подбирая книгу, и подала через ручей, едва не уронив при этом в воду.

— 'Противостояние. Лица и судьбы последней магической войны', — прочел Келдыш с выражением. Посмотрел на Агату поверх книги. — Вас интересуют такие вещи, Мортимер?

Агата заморгала.

— О, я не знаю, учитель. Я просто читаю все, что попадется под руку...

— И часто вам попадаются под руку подобные книги?

Келдыш открыл книгу, быстро просмотрел оглавление, заглянул в середину, в конец... У него были очень густые темные ресницы — будто нарисованные на бледной коже. Сколько бы Агата не красилась тушью, 'увеличивающей объем', такие у нее все равно не выходили... Келдыш вскинул глаза.

— Уверен, в вашей голове настоящая мешанина, Мортимер. Просто помойка.

И, захлопнув книгу, почти швырнул ей через ручей. Шагнул мимо, едва не задев плечом, и стремительно пошел прочь. Агата смотрела ему вслед. Губы у нее дрожали. Коленки тоже. Нет, она не заплачет, нет. Она не даст ему испортить еще и выходной. Она посмотрела на потускневший ручей. От воды тянуло холодом. Рыбка уплыла. Книга была очень тяжелой, и из нее выпадали страницы. Солнце скрылось за неведомо откуда взявшимся облаком.

Он уже все испортил.

...Когда на переменке в класс влетела рыжая Полли и объявила, что их новый препод по истории — ну просто душка! — девочки, как одна, схватились за зеркала и расчески. Кое-кто украдкой подкрашивал губы: в школе было запрещено пользоваться косметикой, но на старшеклассников уже смотрели сквозь пальцы. Мальчики подшучивали и передразнивали одноклассниц. Но и они притихли, когда вошел новый учитель. Он и вправду оказался очень молодым — особенно по сравнению с другими учителями школы. Весь в черном, с довольно длинными блестящими темными волосами, учитель небрежно бросил папку на стол и обвел класс серым улыбавшимся взглядом.

— Ой, мамочка моя! — услышала Агата за спиной слабый голос Тани Дьячко.

— Здравствуйте, класс! — сказал учитель. У него был спокойный звучный голос. Класс отозвался нестройным:

— Зра-асс...

— Меня зовут Игорь Келдыш. Я ваш преподаватель по истории магии. Надеюсь, мой курс будет очень познавателен — для вас и для меня. Теперь — знакомство!

Он взял папку и, прислонившись бедром к первой парте, стал зачитывать фамилии. Когда названный вставал, учитель кидал на него короткий взгляд — Агата почему-то не сомневалась, что он навсегда связывает в памяти имя и внешность ученика. У Келдыша было узкое лицо с провалами щек, бледная кожа и красивые ресницы под темными, четко выписанными бровями. 'Чрезмерно узкое его лицо подобно шпаге', вспомнилась вдруг строка из старого стихотворения. Почему? Не походил он на 'книжного червя' из провинциальной школы — стремительные движения, сухощавое гибкое тело под дорогой тканью одежды. Агата так внимательно разглядывала его — и не она одна! — что даже прозевала, когда назвали ее фамилию.

— Мортимер, Агата.

Дьячко ткнула ее линейкой в спину, Агата подскочила, конечно, уронив при этом страшно хлопнувший учебник. Класс привычно захихикал. Агата, краснея, наклонилась, но Келдыш оказался быстрее — он уже поднимал книгу. Положил на угол стола, не отрывая глаз от Агаты.

— Вы Мортимер?

— Да.

Крошечная пауза.

— Снимите, пожалуйста, очки.

— А?

— Ваши очки, пожалуйста.

— А-а-а...

Агата стянула с носа очки. Все расплылось. С мгновение учитель смотрел на нее, потом сказал:

— Понятно, — и, повернувшись к ней спиной, — Мур, Екатерина.

— Я!

Сбитая с толку Агата села. Дьячко вновь ткнула ее линейкой.

— Спорим, его предупредили о самой тупой ученице школы?

— Отстань, — огрызнулась Агата.

— ...Ученики всегда спрашивают — почему мы, не маги, учащиеся обычной школы, должны штудировать курс магической истории, запоминать этапы развития магической науки, зубрить даты жизни выдающихся волшебников и древних войн?.. Магия — такая же составная часть нашей жизни, как искусство, литература... культура вообще. Без знаний — хотя бы элементарных — о состоянии магии в нашей стране и в мире в целом, я думаю, нельзя назвать себя не только образованным, но и взрослым человеком вообще...

Келдыш знал, на какой крючок их подцепить. Агата огляделась. У одноклассников — особенно девочек — сияли глаза. А, может, он просто всех зачаровал? Уж слишком необычная тишина стояла в кабинете. Агата нечасто сталкивалась с волшебниками, но слышала, что по их кодексу они не имеют права применять магию против человека, лишенного способностей. Разве что в исключительных случаях. А можно назвать исключительным урок в классе, состоящем из двадцати пяти оболтусов?

— ...для начала хотелось бы выяснить уровень ваших знаний. Мортимер, прошу вас!

Чудом избежав очередного тычка дьячковской линейки, Агата пошла к доске. Она еще не подозревала, что с этого дня начинаются ее мучения...

Добром это не кончится.

Так решила Агата, увидев сиявшее огромными буквами объявление о Большом Школьном Бале.

— Эй-эй-эй! — крикнула ей Дьячко, стоящая под объявлением с красной шляпой в руках. — Мортимер! Не проходи мимо!

Пришлось остановиться.

— Ну что?

— Тяни пару!

— Какую пару?

— У кого из девочек нет пары, тянут жребий. Парни набросали в шляпу свои имена.

— Ни пуха им!..

— Стой, Мортимер!

— Жаль, что тут нет преподавателей! — лицемерно вздохнула Таня. — А то бы ты вытянула своего любимого Квигли!

— А я бы, — подхватила ее соседка по парте Элла Мельникова, — Игоря Келдыша!

— Почему это ты? — фыркнула Дьячко. — Уж наверняка бы я!

У подруг сделались такие мечтательные пустые лица, что Агате стало противно. Она дернула плечом, подтягивая тяжелую сумку.

— Да не собираюсь я ни на какой ваш дурацкий бал!

— Эй-эй, Мортимер! — мгновенно вернулась Таня с небес на землю. — Ты чего? У нас все рассчитано! Если ты не идешь, значит, какому-то несчастному придется тоже сидеть дома!

— С чего ты взяла, что он несчастный?

Длинноносая Инга зазывно тряхнула шляпой.

— Тяни-тяни свою судьбу, Мортимер!

— Ну, давайте! — нетерпеливо буркнула Агата. Ей еще надо было перед уроками успеть забежать в библиотеку. Она сунула руку в шляпу, пошуршала бумажками и вытянула одну. Молча отдала Дьячко. Таня развернула — и лицо у нее вытянулось. Подружки так поспешно придвинулись, что стукнулись лбами.

— Кто? Ой...

Все трое подняли глаза и посмотрели на Агату с одинаковым удивленным недоверием.

— Кто там? — занервничала она.

— Вуд, — медленно сказала Дьячко. — Алекс Вуд.

— Похоже, сегодня тебе повезло, Мортимер! — язвительно сказала Элла.

— Это ему повезло! — буркнула Агата, снова поддернула сумку, развернулась и поспешно пошла прочь. Но не так быстро, чтобы не услышать мстительный голос Тани:

— Это ему за то, что он не пригласил никого приличного! (понимай — ее саму). Сказал, пусть будет судьба. Вот ему и судьба! Танцевать с Мортимер, бр-р-р!

Агата ускорила шаг, только сейчас осознав размеры катастрофы. Вуд! Алекс Вуд! Один из заводил курса, парень, который крутил громкие романы то с одной, то с другой из самых красивых девочек школы. Ну что бы ему, в самом деле, не пригласить ту же лупоглазую Дьячиху!

Она уже взялась за ручку приоткрытой двери библиотеки, как услышала знакомый резкий голос:

— Повторяю — вы слишком безалаберно относитесь к своим обязанностям!

У Банчи был необычно визгливый голос:

— Насколько я понимаю, учитель Келдыш, вы, хоть и из столицы, назначены сюда не инспектором надзора за библиотеками, а таким же преподавателем, как и все остальные! А что касается выдаваемых старшеклассникам книг — каждая из них одобрена министерством образования и не представляет никакой опасности для ума и нравственности молодежи!

— Я имею в виду книги из закрытого фонда...

— ...а если вас что-либо не устраивает в давно сложившихся традициях нашей школы, обратитесь за разъяснениями к директору!

Келдыш! Он и сюда добрался! Агата попятилась, но зацепилась лямкой сумки за массивную ручку, и дверь, страшно заскрипев, открылась. Собеседники обернулись.

— Мортимер! — неприятным голосом сказала Банчи. Келдыш молчал. Агата неуверенно кивнула, отцепляясь от двери. Затопталась на пороге.

— Я хотела... я позже...

— Заходите же, Мортимер! — нетерпеливо сказала Банчи. Никаких тебе 'Агата' или 'моя девочка'. Келдыш отступил от стойки, пропуская ее, но Агата спиной чувствовала его взгляд и оттого уронила на пол пару книг. Банчи, поджав губы, нервно перебирала карточки каталога. Агата подвинула к ней внушительную стопку.

— Вот.

Она скорее почувствовала, чем услышала, как Келдыш шагнул вперед, и отшатнулась, когда он схватил верхнюю книгу. Молча показал ее Банчи. Кинул на стол со стуком и стремительно удалился. Агата посмотрела. 'Расширенная история магических войн'. Чем он так недоволен? Ведь это же входит в его предмет!

Банчи длинно вздохнула.

— Иди на уроки, Агата. Сейчас будет звонок.

— У вас неприятности?

— Вовсе нет, с чего ты взяла? Просто мы с учителем Келдышем... разошлись во мнениях.

— И теперь вы...

Банчи посмотрела на нее зорким взглядом поверх очков.

— И, разумеется, ты будешь продолжать брать книги из закрытого фонда, Агата. Как и все остальные. А теперь — беги!

К концу дня Агата впала в тихую панику: весть о вытянутом жребии разнеслась по всему курсу. Девочки смотрели с удивлением и насмешкой, многие — с завистью. Мальчишки то и дело принимались разглядывать ее с ног до головы и громко обсуждать, как она будет выглядеть в бальном платье. Правда, при Вуде все вели себя куда сдержанней и не решались высказать ему издевательские поздравления — кулаки у Алекса тяжелые. Сам Вуд был напряжен и зол и старался вообще не смотреть на Агату. Весь последний урок она таращилась в его широкую спину и напряженно думала, как бы подойти и сказать: мол, ладно, Вуд, успокойся, я тоже не хочу с тобой идти на бал, давай все переиграем?

После звонка Агата задержалась, долго укладывая сумку и поглядывая на расходившихся однокурсников. Может, Вуд оглянется и подойдет к ней? Нет. Ушел. Ругая себя за то, что так и не решилась его окликнуть, Агата уныло побрела из класса.

И в дверях столкнулась с Вудом.

— Я тут линейку забыл, — бросил он.

— А. Хорошо, — тихо сказала она, отступая. Вуд прошел, взял со стола линейку, глубоко вздохнул и повернулся.

— Слушай... Знаешь... — одновременно начали они.

Вуд замолчал и сделал жест рукой: продолжай, мол. Агата набрала воздуха и выпалила:

— Знаешь, Вуд, я тоже не в восторге!

Он открыл рот, закрыл и снова открыл:

— Что?

Агата поставила сумку на стол.

— Может, это можно как-то переиграть?

— Как? — с досадой спросил он, упираясь пальцами в парту. У Вуда красивые сильные руки и мускулистые плечи, и он любит носить открытые майки.

— Ну... перетянуть жребий.

— Жеребьевка окончена, Мортимер!

— А почему ты... ну, не пригласил кого-нибудь сам?

Он пожал плечами и засунул руки в карманы. Сказал просто:

— Потому что дурак. Никак не мог выбрать... А почему ты сказала, что не в восторге?

В голосе его послышалась обида — великий Вуд и представить не мог, что кто-то о нем не мечтает.

Потому что ты задавала, хвастун, любишь выпендриваться и не обращаешь внимания на 'сереньких мышек', могла бы объяснить Агата, но просто пожала плечами.

— Я тебе не нравлюсь, ты мне тоже... Тогда что будем делать? Хочешь, я скажу, что заболела?

— Ну да, — буркнул Вуд. — Чтобы все были с девчонками, а я, как лох, один?

— Тогда что ты собирался мне сказать? — а она-то думала, у него есть план, как отвертеться!

Вуд подбросил линейку. Поймал. Сказал, проходя мимо Агаты:

— Хотел предупредить, чтобы ты надела на бал что-нибудь поприличнее, не эти обноски! Не хватает мне окончательно опозориться. Пока.

И вышел, оставив Агату с открытым ртом.

Обноски! Что бы понимал этот надутый индюк Вуд! Она любила вещи, которые ей шила бабушка — может, они были немножко старомодными, но такими... родными, теплыми — как вторая кожа.

Агата сидела в ворохе одежды и уныло оглядывалась. Все ясно — ни на какой бал она не идет — чтобы не опозорить его высочество Вуда.

И саму себя.

— О! — сказала бабушка. — Большая примерка?

— У нас будет Школьный Бал, — уныло поведала Агата.

Бабушка обрадовалась, да так сильно, что Агата удивилась: засмеялась, захлопала в ладоши.

— Ты идешь на бал! Великолепно! На бал! А кто твой молодой человек?

— Алекс Вуд с нашего курса, но он не мой...

— Алекс? Приятное имя! А он симпатичный?

Агата представила Вуда: светлые волосы, синие глаза, ослепительная улыбка...

— Да, — сказала коротко. — Но он вовсе не мой. Я его в жребий вытянула.

Бабушка заморгала.

— Да? Довольно странно! Так вот как теперь молодые люди заводят романы?

— Ба-бу-шка! — сказала Агата, начиная свирепеть. — У нас нет никакого романа! Мы просто идем на бал.

— Конечно-конечно, — сияя, согласилась бабушка. — Но бал есть бал, и ты будешь у меня самая красивая. Я сейчас же сажусь придумывать тебе платье!

Этого-то она и боялась.

— Знаешь, — осторожно начала Агата. — Не надо ничего такого... выделяющегося.

— Чушь! — сказала бабушка. — Чешуистая чушь! Моя внучка идет на свой первый бал — и не должна 'выделяться'!

И, чуть ли не подпрыгивая, полетела в свою мастерскую придумывать Агате что-нибудь...

Эдакое.

— Эй, Мортимер!

Агата постаралась придать лицу скучающее выражение и обернулась. К ней неторопливо шествовала Сирин Вуд. Сестра Алекса, старше их обоих на год. Под придирчивым взглядом синих — вудовских — глаз, Агате захотелось тоже оглядеть себя с головы до ног.

— Та-ак, — сказала Сирин, — Это, значит, с тобой будет мой братец на балу? Н-да... не повезло ему.

Агата вздернула голову:

— Это еще надо разобраться, кому из нас не повезло!

Она готовилась продолжить 'обмен любезностями', но на красивом лице Сирин расцвела улыбка — такая веселая — что Агата растерялась.

— Да ладно! Знаю я Алекса — свинья порядочная — но все же он мой брат, и я хочу ему помочь.

Подумала и добавила:

— И тебе.

Агата замерла.

— Как? Отравишь нас обоих?

Сирин засмеялась:

— Ну уж, не так радикально! Просто могу тебе посоветовать... знаешь — прическа, макияж, одежда...

— А, — сказала Агата и замолчала. Про прическу и макияж она даже и не вспомнила.

— И еще, — сказала Сирин. — Ты не могла бы ходить, ну... попрямее?

— Да я стараюсь, — Агата почти оправдывалась. — Только потом забываю.

— И — обувь! — сказала Сирин, указывая безукоризненным пальчиком на ее плетеные босоножки. Агата тоже посмотрела вниз. Поставила ногу на пятку.

— Что — обувь?

— Мы не научим тебя ходить на высоких каблуках за такое короткое время. Но каблучок, хотя бы маленький, должен быть. Есть у тебя что-нибудь такое?

— Ну да... кажется.

— Так, — сказала Сирин деловито. — Встречаемся в субботу. В двенадцать дня. У тебя или у меня?

— У меня, — сказала Агата, растерявшись. — Набережная, семнадцать.

— Ну, пока, детка! Только смотри, никому ничего не рассказывай!

Агата проводила взглядом постукивающую каблуками Сирин. Красивая, свободная, заводная... Что бы ей не быть такой? Агата заставила себя выпрямиться. Никому не рассказывай! Да кому она интересна!

Агата всегда сворачивала на 1-ю Волшебную, когда возвращалась домой через Старый Город. Можно подумать, в городе есть еще 2-я Волшебная, 3-я и так далее! Улица расположена параллельно Троллейбусной, транспорт по ней не ходит — только пешеходы. Бабушка всегда ворчала, когда внучка утаскивала ее на Волшебную: 'Ты как маленькая, право! Ну что ты там забыла?' А та была готова часами бродить по здешним удивительным магазинчикам...

Агата тихонько шествовала мимо выпуклой линзы-витрины Самой Знаменитой Гадалки Города И Его Окрестностей Мадам Шендерович. Зайти погадать — чем обернется Большой Школьный Бал с Вудом? А вдруг мадам Шендерович предскажет ей какую-нибудь катастрофу? Например, что она в танце запнется за чью-то ногу и растянется в центре зала на виду у всех? Или выльет на белоснежную рубашку Вуда какой-нибудь коктейль? Агата остановилась, мрачно рассматривая себя в витрине: линза искажала и нос выглядел не нормальным носом, а каким-то свиным рыльцем. Ну уж нет, хватит ей гадостей воображаемых. Если к этому прибавятся еще гадости предсказанные...

Магазин магических игрушек — один из самых любимых. В детстве Агата часами простаивала у его витрин, представляя, как бы счастлива она была, если бы бабушка купила ей то, и то, и то... Бабушка ничего ей не покупала. В смысле, обыкновенных игрушек-то у нее была уйма, а вот волшебной — ни одной. Без объяснений. Агата, правда, умудрилась поломать пару маг-игрушек в детском саду и рассориться из-за этого со своей тогдашней подружкой Соней. Сонька наябедничала на нее воспитательнице. А ведь Агата даже поиграть не успела — просто взяла посмотреть, но игрушки почему-то перестали работать. Вызванная бабушка возместила ущерб и строго-настрого запретила внучке даже касаться волшебных игрушек.

Может, потому Агату до сих пор и тянет в игрушечный магазин. Ничего, в летние каникулы подработает в библиотеке и купит... ну, например, вот этот набор светящихся планет со звездами — они будут летать и кружиться в темноте спальни, а она будет смотреть и представлять, что летит сквозь космос... Или Магический Кристалл — в него смотрят перед каким-нибудь важным событием, а потом по инструкции разгадывают смысл увиденного. И еще... Агата со скорбным вздохом оторвалась от витрины. Ничего не изменилось. Она, как и в детстве, хотела всё.

Следующая остановка, как обычно, в Лавке Духов Эсмеральды. Удивительный аромат разносился далеко по улице. Дразнил, ластился и притягивал. Почему-то даже всякие больные аллергией на пыльцу растений чувствовали себя прекрасно в облаке запахов, окутывающих лавку, пропитавших каждую трещинку балок, стен и деревянных ступок, в которых хозяйка измельчала сухие корешки, цветы и кору деревьев. Агата бродила между стеллажей, разглядывая плотно закрытые стеклянные банки с подписанными латинскими буквами названиями растений (Эсмеральда закончила столичный Ботанический университет, чем очень гордилась). Под потолком, на темных дубовых балках, висели связки сушеных трав. Говорят, Эсмеральда никогда не повторяется, потому что каждые духи создает под определенного человека. Агата улыбнулась хозяйке поверх головы толстушки в красном, навалившейся всеми своими грудями и животами на прилавок. Эсмеральда кивнула в ответ.

— ...он говорит, вы так пахнете, Мария, — доверительно говорила толстушка, — я по вам просто с ума схожу! Нельзя ли как-то усилить эффект, Эсмеральдочка? Чтобы подействовал побыстрей?

— Что вы, Маша, — ответила хозяйка. У нее был очень уверенный, низкий, почти мужской голос. — В этих случаях лучше не дожать, чем пережать. Потерпите с недельку, я буду не я, если он не явится к вам с предложением. А уж с каким предложением и примете ли вы его — сами мне потом расскажете.

— Но, Эсмеральдочка, нельзя ли как-то закрепить? Чтобы он только обо мне и думал? Я заплачу...

— Маша! — повысила голос хозяйка. — Сколько вам говорить? Я не торгую приворотным зельем! Так же как и отворотным, ядами и прочими цыганскими штучками! Я делаю духи!

Посетительница испуганно оглянулась, увидела Агату и понимающе закивала всеми своими подбородками.

— Да-да, конечно, я знаю, Эсмеральдочка! Так я зайду к вам через недельку?

— Буду рада, — с любезностью отозвалась хозяйка. Едва Маша направилась к двери, Эсмеральда выразительно закатила черные глаза. Агата несмело фыркнула. Посетителей больше не было. Эсмеральда, напевая, растирала что-то в деревянной ступке.

— Мэр заказал духи для своей дочки. Она выходит замуж, ты слышала?

Агата выглянула из-за стеллажа с кореньями. Некоторые из них напоминали крошечных человечков или чертиков. Она никогда раньше не беседовала с владелицей лавки. Только здоровалась.

— Да?

— Он хочет, чтобы она пахла розами, — хозяйка фыркнула. — Розами, представляешь?!

— Да? — осторожно повторила Агата. Она не видела ничего оскорбительного в том, чтобы пахнуть розами.

— Она — как наливное яблочко, тугое, спелое, сладкое. Яблоко августа, понимаешь? И она будет пахнуть августом! — твердо объявила Эсмеральда. Не глядя, запустила руку в банку рядом с собой и щедро сыпанула в ступку. — Если мэр будет недоволен, заплатит жених, или я буду не я! У парня-то нюх получше... А ты что себе ничего не заказываешь?

— Я? Ну, я не знаю...

— Часто приходишь, смотришь, и не заказываешь.

— А вы, и вправду, не торгуете приворотным зельем? — зачем-то спросила Агата. От стеснительности она часто ляпала что-нибудь неожиданное — даже для себя самой. Эсмеральда подмигнула ей черным блестящим глазом.

— Неужто надо?

Агата совсем смутилась:

— Да нет, я так просто спросила...

— Ой-ой-ой, я догадываюсь! Большой Бал, так?

— Да...

— И мальчик? — проницательно спросила хозяйка.

— Ну... да.

Рука с пестиком двигалась все медленней, пока не замерла совсем. Агате казалось, что женщина смотрит даже не на нее — сквозь, словно прислушивается к чему-то. Пестик вновь задвигался, а хозяйка сказала уверенно:

— Не нужно тебе никакого зелья! Сердце твое не задето, только гордость, а гордости запах не нужен. А вот духи... говорю тебе — духи нужны.

У Агаты было немного денег — бабушка дала на сумочку для платья. Но сумка ей ни к чему, а вот Эсмеральдины духи... У многих девочек с класса они уже есть, а чем она хуже?

— А сколько?..

Эсмеральда подмигнула:

— Школьникам и студентам скидка! Мы сделаем тебе совсем маленький флакончик, который можно засунуть даже в бюстгальтер. Ну что?

Агата решительно кивнула.

— Не так, — поправила хозяйка, — скажи: 'Эсмеральда, сделай мои духи'!

— Эсмеральда, сделай мои духи...

— И сделаю, я буду не я! — хозяйка бросила пестик, вытерла руки цветастым фартуком. — Хотя я никогда не занимаюсь двумя ароматами сразу, так захотелось сделать твой, даже нос зачесался! Подождет мэрова дочка! Ну-ка, дай я на тебя посмотрю! Повернись, повернись, только медленно.

Агата повернулась. Эсмеральда стояла перед ней, подбоченившись. Пестик за ее спиной продолжал самостоятельно толочь ароматную смесь.

— Никаких пряностей, — твердо заявила хозяйка. — Даже ванили!

— А?

— Подойди и наклонись,

Агата послушалась. Эсмеральда легко вздохнула, потрогала ее волосы. Зачем-то подержала агатины руки. Мозолистые, коричневые от трав и пряностей пальцы скользнули по голубой венке предплечья.

— Немного печали — не тоски, а тихой грусти, — задумчиво сказала Эсмеральда. — Ожидание, от которого сладко ноет сердце... Не расцвет, лишь предощущение расцвета... Апрель. Вечер апреля. Синий апрельский вечер, я буду не я! Жди!

Резко повернувшись — взметнулись шелковые широкие юбки, зазвенели браслеты и многочисленные цепочки — хозяйка исчезла в глубинах своей лавки. Агата села у прилавка, подперла голову рукой и стала следить за усердным пестиком. Интересно, а если не отменить заклинание, он так и будет работать, пока не протрет ступку до дыр? Агата осторожно взялась за ручку пестика. Тот на мгновение замер, точно приноравливаясь к новой руке, а потом невозмутимо продолжил работу. Где-то вдалеке бормотала Эсмеральда:

— Лавандовое масло, да-да-да... и ландыш... и больше никаких цветов, нет... Синий топаз... хотя глаза у нас зеленые, но изумруд — камень тридцатилетних, а у нас апрель... и вечер-вечер... синие тени...

Наверно, так сочиняют стихи и пишут книги. И еще бабушка выдумывает фасоны для своих клиенток. Агате стало грустно — так ее ничто не захватывает. Разве что чтение книг. Но ведь их тоже придумывают другие...

— Вот! — торжественно объявила Эсмеральда, являясь из ароматного сумрака. Несла в пальцах крошечный флакончик — такие в парфюм-магазинах называются 'пробниками' — правда, с золоченой фирменной крышечкой. Агата осторожно приняла его, полюбовалась переливающимся синим содержимым, с трепетом открыла крышку. Вдохнула — и...

— Да они же ничем не пахнут!

Эсмеральда готовно кивнула, расплывшись в яркой крепкозубой улыбке.

— Конечно! Это же твой запах! С тебя, как со школьницы, сотня!

Агата прижала крышечку и медленно полезла за кошельком. Она могла бы на эти деньги купить пять таких пробников в обычном парфюмерном магазине. Говорили, что все волшебники надувают, но не так же нагло, честно и весело глядя в глаза! Никогда больше не приду сюда, подумала Агата, чуть не плача. И вообще больше на Волшебную улицу ни ногой!

— И не надо меня благодарить! — победно воскликнула Эсмеральда, вновь берясь за пестик — он уже устал, наверное. — Придешь, расскажешь после Большого Бала! А если сильно влюбишься, приходи, добавим еще нотку к твоему аромату.

И вновь весело подмигнула. Как у нее только мышцы лица не болят, сердито подумала Агата и решила с Эсмеральдой не прощаться. Правда, та не заметила ее невежливости, потому что в дверь ввалились сразу три покупательницы.

Агата быстро шагала по 1-й Волшебной. Чтобы она еще хоть раз сюда пришла!..

— Ах, Мориарти, как хорошо, что я тебя встретил!

— Мортимер, — привычно поправила Агата, останавливаясь. Доктор Фейерверкус энергично отмахнулся острым подбородком.

— Ах, это все равно печальная фамилия! Ты можешь подержать все это, девочка?

Агата машинально приняла из рук Фейерверкуса растопыренный сверток петард, бомбочек и разноцветных мешочков.

— Куда вам столько?

Тот радостно засмеялся, хлопая обожженными ресницами:

— Но как же! Большой Бал! Обещаю, это будет Нечто!

Доктора Фейерверкуса, конечно, звали не так. Он замдиректора школы по внеклассной работе, но больше всего из этой работы обожает делать фейерверки. Самые лучшие в городе. Цветы и букеты — 'пфф, какой примитив'! Драконы, зодиакальные созвездия, сцены из сказок — вот настоящее мастерство, говорил он. Агата была с ним согласна. Второй волшебник в их школе (первой была Трускинковская, учитель домоводства) считался у учеников маленько тронутым, но все его любили. А, может, пожаловаться ему на Эсмеральду, вдруг он ее приструнит? Да нет, стыдно, скажет — зачем тогда деньги отдавала?

— Конечно, наш молодой столичный маг подал мне несколько свежих идей...

Ей надо было кидать все и бежать, едва она услышала слово 'столичный'. Агата подперла подбородком норовящие выпрыгнуть из рук петарды.

— Кто?

— Николай, смотри, что я здесь обнаружил!

Агата согнулась от неожиданно потяжелевшего свертка. Выскочивший из лавки Келдыш торжествующе потрясал красным бумажным пакетом. Один взгляд на нее — и улыбка угасла.

— Вы?

— Здравствуйте, учитель, — обреченно сказала Агата.

— Виделись.

— Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? — ворковал Фейерверкус, засовывая в пакет длинный нос. — О, иллюминион! Ты просто клад, Игорь! Подождите секундочку, я забыл поставить печать на чеке! Бухгалтер меня убьет!

И исчез за разноцветными дверями лавки. Проклятый сверток разваливался на глазах. Агата обхватила его из последних сил — стоит выскользнуть хоть одной петарде, за ней последуют все остальные. А за этим последуют комментарии Келдыша. Дернул же ее черт пойти сегодня на Волшебную! Сначала Эсмеральда, теперь этот вот...

— ...столичный маг, — пробормотала Агата в свертки, но Келдыш услышал.

— Да, я маг. Вас что-то не устраивает, Мортимер?

— Нет-нет, — быстро отозвалась Агата. Покосилась. Келдыш стоял в двух шагах от нее. Сосредоточенно рассматривал улицу. Это он чтобы на меня не смотреть, подумала Агата, очень я ему не нравлюсь! Ну и пожалуйста! Скорей бы только Фейерверкус вернулся... Интересно, а чем отличаются маги столичные от магов провинциальных? Кроме зловредного характера, конечно?

Она видела, что Келдыш пару раз повел носом. Сказал в ее сторону:

— Были у Эсмеральды?

Агата моргнула. Наверно, за время пребывания в парфюмерной лавке запахами пропиталась не только ее одежда, но даже — она ткнулась носом в свое плечо — даже кожа. Как будто Агата только что вылезла из ароматной ванны.

— А вы ее знаете?

— Эсмеральда Иванова — знаменитый парфюмер, — сухо проинформировал Келдыш. — Ей делают заказы даже жители столицы.

Конечно, она не надувает их, как нас, местных дурачков...

— Вы заказали свои духи? — неожиданно спросил Келдыш.

— Да.

— Я хочу посмотреть.

А я не хочу вам показывать, мысленно огрызнулась Агата. С облегчением кивнула на растопыренный сверток.

— У меня руки заняты.

— А, это, — небрежно сказал Келдыш. Щелкнул пальцами и петарды все-таки выскользнули у нее из рук. Дисциплинированно сложились по размерам в аккуратный сверток, перевязались подарочной ленточкой и подплыли к Келдышу. Келдыш взял ленточку, точно придерживал воздушный шар. Протянул ладонь к открывшей рот Агате, напомнил нетерпеливо:

— Духи!

Еще раз щелкнет пальцами — и 'духи' радостно выпрыгнут из сумки прямо ему в руку... Агата отдала флакон и отвернулась. Ну вот, сейчас опять услышит, какая она дура — и поделом на этот раз.

Пауза.

Келдыш сказал:

— Та-ак...

Агата поглядела. Учитель водил закрытым флакончиком под носом, как заправский специалист по запахам. Ресницы его были полузакрыты. Он что, и правда, что-то чует?

— Я считал, что Иванова никогда не ошибается... — вдох. — Но на этот раз...

Вдох. Келдыш из-под ресниц взглянул на Агату.

— Что?

Он не притворялся. Значит, духи и вправду пахнут? Значит, она зря обижалась на Эсмеральду?

— Здесь не хватает горечи, — неожиданно сказал Келдыш. — Много горечи. Эсмеральда ошиблась. Возьмите.

Агата взяла флакон бережно — гораздо бережнее, чем кидала его в сумку в лавке. Надо дать понюхать бабушке... Ох, ну надо же, он еще и по духам специалист великий! Чего хватает, чего не хватает...

— Вот и все! — из лавки вылетел растрепанный Фейерверкус. — Все упаковано, все оплачено, все проштемпелевано! Идемте?

— Нет, — поспешно сказала Агата, отступая. — Я еще здесь... погуляю.

— Понятно-понятно! — кивнул Фейерверкус. — Дела девичьи, так? Спасибо, Мориарти.

— Мортимер! — поправили одновременно учитель с ученицей. Келдыш поморщился:

— Идем, Николай.

Агата побрела в другую сторону, хотя туда ей было не надо. Оглянулась. Волшебники шли по Волшебной улице: над головой Келдыша плыл сверток, Доктор Фейерверкус подпрыгивал на ходу, размахивал руками, что-то оживленно рассказывая. Чуть ли сам не пускал искры. Ему явно нравился его столичный собеседник. Всем он нравился.

Кроме нее, Агаты.

Да теперь еще и Банчи.

— Ах, какая милая у тебя подруга! — одобрила бабушка. — Красивая, вежливая...

У Агаты не хватило духу сказать, что Сирин никакая ей не подруга.

— И... — сдвигая очки на лоб, Лидия оглядела внучку. — Надо признать, она хорошо поработала. А какие у тебя умопомрачительные духи! Надо не забыть поблагодарить Эсмеральду. Я все считала тебя малышкой, а ты совсем взрослая девочка. Придется купить тебе набор косметики. И обязательно расспроси Сирин, как она умудрилась справиться с твоими волосами.

Агата рассматривала себя в зеркало — то так, то эдак. Когда Сирин колдовала с ее лицом, казалось, она не оставит ни единого живого места. Агата подумывала даже все смыть, едва за Сирин закроется дверь. Но сейчас ей совсем не хотелось умываться. Тональный крем скрыл все неровности кожи. На бледных щеках — золотистый румянец. Глаза обведены зелеными и золотисто-коричневыми тенями и видны даже за очками, рот, казалось, стал еще больше, но это его совсем не портило — яркие губы то и дело растягивались в подрагивающей улыбке. На волосы Сирин извела целый флакон лака, и они стали неприятно жесткими и неживыми, зато спускались с плеч блестящей красивой волной.

Агата смирилась и с платьем. Цвет ей шел, а фасон... Не заставлять же бабушку отпарывать лишние, на ее взгляд, кружева. Тем более сейчас, когда бабушка застыла в совершеннейшем восторге.

— Принцесса! — воскликнула она. — Настоящая принцесса!

Агата криво улыбнулась — плохое начало! Она явно выглядит по-дурацки. Бабушка вдруг встревожено завертела головой.

— Мы забыли! Где они?

Наклонилась, заглядывая под стол, застеленный достающей до пола бархатной скатертью:

— Да где же они?!

— Кто? Что ты ищешь?

— Твои хрустальные башмачки!

Агата рассмеялась, бабушка тоже. За окном засигналили, и Агата вздернула палец:

— О! Прибыла моя тыква! Я побежала, а то еще придется мне гнаться за принцем!

Алекс, прислонившийся к стене у двери подъезда, насвистывая, протянул Агате маленький букетик:

— Привет, Мортимер!

— Добрый вечер, — пробормотала Агата. Под его взглядом она пригладила ткань на боках. Поправила кружева на глубоком вырезе. Тонкую лямку платья. Рука взметнулась к волосам, но тут уж Вуд перехватил ее запястье.

— Не трогай! Неплохо, совсем неплохо. Я не ожидал, что у Сирин что-нибудь получится.

Этот недоделанный комплимент привел Агату в чувство.

— Это ты ее подослал?

— Сама проявила инициативу. Не хотела, чтобы ненаглядный братец опозорился и ее опозорил. Садись, поехали.

Агата уселась на переднее сиденье, расправила длинный подол и перехватила взгляд Вуда. Сказала, почти оправдываясь, вновь касаясь кружев:

— Бабушка любит романтичный стиль...

Вуд завел машину и сказал:

— Вообще-то, я удивился, что у тебя, оказывается, есть грудь!

И рванул с места, безмятежно бросив:

— Расслабься, детка!

Ничего себе — расслабься! Чем ближе они подъезжали к танцевальному залу, тем больше Агата вжималась в сиденье, представляя дальнейшее. Бал. С танцами. С Вудом. И все наверняка будут смотреть на них, потому что Вуд — звезда. Она точно начнет спотыкаться о собственные ноги! Зачем это ей было надо? Сказалась бы больной и сидела себе дома с книжкой и подушкой в обнимку — привычно, уютно, тепло...

Безопасно.

Если б Алекс хоть что-то говорил, она бы перестала себя накручивать. Но Вуд только насвистывал, иногда поглядывал на нее и улыбался. А сама Агата не знала, как начать разговор. О чем вообще говорят с мальчиками? Не о прочитанной же вчера книжке? Дорога все длилась и длилась, Агата даже на часы на всякий случай взглянула — всего-то пятнадцать минут прошло... А ей уже начало казаться, что они давно вырвались за пределы города и приближаются к столице!

Подъехали. Агата посидела, медленно расстегнула ремень и увидела протянутую руку Алекса.

— Выходи! — приказал он сквозь зубы.

— А. Хорошо, — она неловко вылезла из низкой машины Вуда. Алекс быстренько подхватил ее под локоть, словно боясь, что она удерет — да Агата, и правда, уже готова была это сделать — если бы ноги так не дрожали. Они начали подниматься по лестнице, и Агата вдруг представила, что сбегает по этой лестнице вниз под бой часов полуночи... Только вот никакой принц не кинется за ней сломя голову вдогонку.

Вуд улыбался по сторонам своей обычной ослепительной улыбкой, небрежно приветствуя стоявших на ступеньках школьников. Агата ловила взгляды — любопытные, оценивающие. Удивленные. Смеющихся не было. Даже у трех неразлучных подружек, приветствовавших хором: 'Здравствуй, А-алекс!', лица скорее вытянулись, чем расплылись. И Агата сразу почувствовала себя уверенней — видимо, она и вправду не слишком скверно выглядит.

Народу в зале было много — не только из их, но и с других школ района — но и здесь Вуда то и дело окликали, здоровались, останавливали.

— Что будешь пить? — спросил он Агату.

— Сок.

Вуд фыркнул.

— Да ну! Я же сказал — расслабься. Выпей коктейля.

— Ну... ладно, — с сомнением сказала Агата. — Только не очень крепкий.

Алекс растворился в толпе. Агату немедленно толкнули, потом наступили на ногу, пихнули локтем... Следовало сменить дислокацию. Агата огляделась и, лавируя между оживленно разговаривающими школьниками, отошла и прислонилась спиной к прохладной колонне. Поправив очки, принялась рассматривать фланирующих по залу ровесников. На большинстве ребят пиджаки сидели так, словно они одолжили их у отцов. Зато девушки... Вечерние платья длинные. Вечерние платья крохотные. С открытыми плечами, шеей, грудью. Закрытые по самое горлышко, но зато с огромным вырезом сзади или разрезом сбоку. Органза, шелк и кружева, кружева... Агата вновь взбодрилась — оказывается, бабушка знала, что делала.

Как обычно.

Большинство мальчиков рядом с этими девушками выглядели просто... мальчиками.

Агата повернула голову и увидела неподалеку группу преподавателей. У нее было ясное ощущение, что за миг до того Келдыш смотрел на нее, но сейчас он беседовал с учителем рисования Квигли. Это им девчонки постоянно дразнили Агату. Агате было его часто просто жалко — он так боялся своих учеников! И сейчас она сравнила его нелепую сутуловатую фигуру в мятом пиджаке с вечной перхотью на плечах, и подтянутого историка, одетого, как обычно, во все черное. Кстати, в школе уже пошла мода 'по Келдышу' — многие мальчики и девочки резко сменили свои любимые цвета на мрачный черный. Сердясь неизвестно на что или кого, Агата принялась искать глазами запропастившегося Вуда.

— Веселитесь, Мортимер?

Вздрогнув, она посмотрела на идущего мимо Келдыша и не успела ничего ответить. От черного шелка его рубашки или неяркого освещения в зале учитель казался бледнее обычного. Хорошо, что он не остановился доставать ее своими придирками, а вышел в открытые двери террасы.

Минут через десять она уже об этом жалела. Вуд все не возвращался, а среди стоявших или проходивших мимо не было ни одного знакомого лица. Даже преподаватели куда-то подевались — наверное, пошли выполнять свою церберскую службу. У Агаты начала кружиться голова. И это — бал, которого все так ждали? Из открытой в парк двери тянуло свежестью. Агата вышла на мягко освещенную террасу. Сиденья еще были пусты, внизу, в темном парке, стрекотали кузнечики. Агата поглядела на звезды, прислушалась к гулу, доносившемуся из зала, и спустилась по ступенькам. Здесь было еще лучше. Никого нет, свежо, пахнет ночными цветами. Может, пойти домой? Вряд ли Вуд разозлится — он просто забыл про нее.

Она прошлась по дорожке до небольшого журчащего фонтана. Платье тихо шелестело, задевая траву. Постояла, глядя на серебристые струи воды. И повернула голову, услышав странный звук. Поодаль, на одной из скамеек, кто-то сидел. Агата попятилась, собираясь уйти. И остановилась, когда звук повторился.

Уж слишком он походил на стон.

— Эй... — осторожно позвала Агата. — Эй, кто там?

Тишина. Агата осторожно двинулась вперед, готовая в любой момент кинуться наутек.

— Эй... вам что, плохо?

Человек сидел неподвижно, наклонившись вперед, и обхватив себя за плечи. Белые пальцы резко выделялись на фоне черной одежды. Агата сделала еще шаг и замерла.

— Келдыш? — сказала неуверенно. — Учитель Келдыш?

Журчание воды — и тяжелое дыхание сидящего перед ней человека. Он не поднял головы, но из-под прядей темных, свесившихся на лицо волос, блеснули глаза. И закрылись.

— Учитель?

Если б он сказал хоть слово, она бы немедленно удрала обратно в зал. Но Келдыш так же молча откинулся на спинку скамьи — и лицо его попало в полосу света. Бледное, мокрое от пота, с зажмуренными глазами, оскаленным ртом, из которого со свистом вырывалось дыхание... Сейчас бы никто не назвал его красивым.

— Вам плохо? — Агата шагнула к нему и бестолково затопталась на месте. — Что с вами? Я сейчас кого-нибудь позову!

Рука взметнулась и, схватив ее за запястье, резко дернула — так что, ойкнув, Агата шлепнулась рядом на скамейку.

— Сидеть! — хрипло приказал Келдыш. Так как он и не подумал отпустить ее, Агате оставалось только беспомощно наблюдать, как он корчится от боли. Больше учитель не позволил себе ни звука, и от этого было еще страшнее — она сама на его месте уже орала бы благим матом. Через некоторое (ей показалось, очень долгое) время его дыхание начало выравниваться. Разжались пальцы. Потирая запястье, Агата тут же вскочила.

— Я же сказал — не надо никого звать!

Агата оглянулась. Келдыш даже не открыл глаз.

— Я сейчас, — торопливо сказала она. Смочила в фонтане платок, вернулась, и начала осторожно вытирать его лицо. Келдыш вздрогнул, попытался отстранить ее — но теперь уже он был слишком слаб для сопротивления. Агата расстегнула ворот рубашки и положила влажный платок ему на грудь. Келдыш повернул голову на спинке скамьи. Сказал негромко:

— Мортимер, я ведь могу завтра возненавидеть вас за то, что вы здесь оказались.

— Ну... вам и стараться не придется особо, — утешающе заметила Агата. Что это? Смешок? Тело Келдыша содрогнулось от эха уходящей боли. Агата озабоченно вгляделась в его лицо.

— Вы ведь не умираете, нет? — спросила жалобно.

Келдыш хрипло рассмеялся:

— И не надейтесь!

— Хотите воды?

— Не сейчас.

— Что это было? Вам, правда, не надо никакой медицинской помощи?

— Все, что мне надо — посидеть еще с полчаса в неподвижности.

И в тишине. Наверное, она должна уйти. Агата медлила. Келдыш заговорил сам, не открывая глаз:

— Вы выглядите сегодня совсем взрослой.

Морщины боли у его рта и между бровей постепенно разглаживались.

— Сколько вам лет?

Между прочим, давно уже мог выучить возраст своих учеников... Агата почему-то сказала правду:

— Не знаю.

Пауза.

— Как это?

Агата расправила платье на коленях.

— Бабушка называет это 'плавающий год рождения'. Выжившие мамины-папины знакомые почему-то путались в датах. Когда меня нашли, я еще не умела разговаривать. Решили, что мне не больше двух лет. А мой день рождения теперь день, когда бабушка меня нашла.

— Два года плюс-минус один... — отсутствующе произнес Келдыш.

— А?

— Странно, что бабушка не знает год рождения своей внучки.

— Я... они с мамой были в ссоре. Бабушка узнала, что я существую, только после войны, от друзей. Поехала искать меня в столицу.

— И нашла, — сказал Келдыш со странной интонацией. — У мадам Мортимер всегда был дар отыскивать потерянные вещи.

Агате не понравилось сравнение с вещью, но тут же ее отвлекло другое:

— Так вы знаете бабушку?

— Железную Мортимер? Кто же ее не знает... — рассеянно заметил Келдыш. Из зала доносилась музыка. Келдыш повернул голову и поглядел на Агату.

— Вы сегодня с кем?

— С Вудом...

— А. Местный принц! — Келдыш, поморщившись, поднялся на сиденье повыше. — Тогда поспешите, Мортимер. Он, наверное, с ног сбился, вас разыскивая.

— А вы... как вы?

— Выживу. Идите, Мортимер, идите, — сказал нетерпеливо, видя, что она мнется. — Дайте мне уже отдохнуть от вашего благотворного присутствия.

Да. И вправду оживает. Вновь начал говорить витиевато и обидно. Агата нерешительно побрела навстречу музыке.

— Мортимер!

— А?

— Думаю, нет нужды предупреждать, что вы ничего не видели?

— Нужды нет. Но вы предупредили, — отозвалась Агата. Келдыш махнул рукой — прощание? Раздраженная отмашка?

Агата, отойдя, вновь оглянулась:

— Передать бабушке привет от вас?

— Лучше не надо, — сказал он, вновь закрывая глаза. — Она не обрадуется.

— Вот ты где! — сказал Вуд, протягивая ей высокий бокал. — Я тебя искал.

Ага, обыскался, прямо с ног сбился! Пока не переговорил со всеми своими бесчисленными друзьями-подружками, и не вспомнил о ее существовании!

— Ты танцевать-то умеешь? — спросил Вуд.

— Немного, — осторожно ответила Агата...

— Ну, — удовлетворенно подвел итог Вуд — уже возле ее дома, — все прошло не так уж плохо. А ты боялась.

Боялся-то, прежде всего, он.

— Неплохо, — согласилась Агата, выходя из машины. Во второй половине вечера она уже устала и заскучала. Хорошо хоть Доктор Фейерверкус не подкачал. — Пока, Вуд.

Алекс привстал. Он казался удивленным.

— Куда это ты?

— Домой, — тоже удивилась Агата.

— А как насчет пообжиматься в машине?

— Нет, — сказала Агата быстро. Наверное, невежливо так резко отвечать на столь лестное предложение, поэтому Агата добавила:

— Уже поздно, бабушка волнуется.

— Ма-аленькая Мортимер, послушная Мортимер, — пропел Вуд, двигаясь на сиденье. — Ну, тогда поцелуй на прощанье!

Агата подумала, наклонилась — Вуд привстал и неожиданно притянул ее к себе. Мужественно вытерпев прикосновение его губ, языка, Агата отступила, подавив желание вытереть рот. Вуд смотрел с интересом, как будто провел какой-то удачный эксперимент. Агата выдавила: 'пока', и, скрывшись в подъезде, все же тщательно вытерла губы.

— Ну как? — спросила бабушка. Агата пожала плечами. Голова слегка кружилась от трех выпитых коктейлей.

— Нормально...

— Это не ответ, дорогая моя. Твоей старенькой бабушке хочется знать все-все!

— Ладно, — сказала Агата, зевая. — Задавай вопросы, а то я не знаю, что говорить.

— Есть хочешь?

— Немного.

— Иди умойся, а я подогрею.

Расправляясь с ужином, Агата добросовестно рассказывала, кто был, в каких нарядах, какая музыка играла, какие танцы и с кем танцевала, о чем говорили и что пили... Под конец поняла, что расписала все гораздо лучше, чем было — но пусть бабушка порадуется.

— Этот... Вуд, — сказала бабушка, подвигая поближе варенье, — он тебе нравится?

Агата облизала ложку.

— Ну... он многим нравится.

— А тебе?

— Ну... не знаю. Думаю, после сегодняшнего вечера он ко мне и близко не подойдет.

— Трудно поверить! — неожиданно подмигнула бабушка. — Девочку, которая не нравится, так не целуют!

Агата едва не уронила ложку.

— Бабушка, ты подглядывала!

Та ничуть не смутилась.

— А как же я иначе узнаю, с кем общается моя внучка?

— Ну и как он тебе? — небрежно спросила Агата.

— Неплох, совсем неплох. Но ты достойна самого лучшего, помни это.

Бабушка взяла посуду и величественно пошла ее мыть. Агата смотрела в ее прямую спину. 'Железная Мортимер'? Внучка была почти на голову выше. Седые, чуть волнистые волосы Лидия Мортимер зачесывала за уши, из косметики пользовалась только неяркой розовой помадой, любила шелк в мелкий цветочек и строгие деловые костюмы. От нее всегда хорошо пахло. Домом, уютом, теплом, булочками с корицей и ванилью. У нее были мягкие руки и мягкая улыбка — особенно, когда она смотрела на Агату.

Железная Мортимер!

Агата фыркнула.

— Что такое? — тут же отозвалась бабушка.

— Да так, вспомнила...

— Итак, подведем итоги. Я просмотрел ваши сочинения. Некоторые настолько хороши, что я даже удивлен.

Как всегда стремительно вошедший в класс Келдыш небрежно бросил папку с сочинениями на стол. Прислонился к нему спиной и, скрестив на груди руки, обвел школьников зоркими глазами. Агата видела его первый раз после Большого Бала. Похоже, учитель был уже совсем здоров.

— Особенно проработанной оказалась тема последней Магической войны.

У Агаты внутри что-то дрогнуло. Успокойся, принялась уговаривать себя, ведь ему очень не понравился твой интерес к Магическим войнам...

— Думаю, — тут Келдыш сделал вескую паузу, — я смогу свозить лучших на выходные в столицу...

По классу пронесся гул.

— ...чтобы вы собственными глазами увидели все то, о чем так убедительно писали. Итак, это будут...

Он обвел замерший класс смеющимся взглядом.

— Дьячко!

— О-о-о!

— Вуд!

Агата посмотрела на Вуда — тот откинулся на спинку стула, важно пожимая протянутые руки соседей.

— Фейхман!

Маленький шустрый чернявый Марк просто запрыгал на стуле.

— Кисова!

Полная медлительная Ирма заулыбалась на все стороны. Агата невольно улыбнулась в ответ.

— И... Мортимер.

Наступила тишина. Агата чуть было не начала вставать.

— Я? — спросила глупо.

Келдыш смотрел холодно.

— Я вдруг начал невнятно изъясняться, или вы с трудом вспоминаете собственную фамилию?

— Я... ну... — и Агата закрыла рот, чтобы больше ничего не ляпнуть.

Келдыш с издевательской вежливостью подождал продолжения, но не дождался и продолжил сам:

— Все вышеназванные должны принести завтра письменное согласие родителей или опекунов. Поездка запланирована на два дня, и я обещаю сделать все, чтобы она была для вас нелегкой.

Мог бы этого и не говорить, уныло размышляла Агата. Оставалась надежда, что бабушка не согласится.

Но бабушка согласилась.

— А этот твой мальчик, который не твой, тоже едет?

— Угу. И Дьячко. И еще двое.

— И ваш новый учитель? Но это прекрасно! Конечно, поезжай. Компания молодая, развеешься, посмотришь столицу, наконец... Мы с тобой никогда туда не ездили.

— Может, как-нибудь потом, лучше с тобой, — пробормотала Агата.

— Чушь! — отрезала бабушка. — Чешуистая чушь! Всю жизнь за моей юбкой не просидишь. Пошли смотреть, что возьмешь с собой...

В результате в субботу утром Агата стояла на вокзале, сиротливо оглядываясь и обнимая спортивную сумку. Она с трудом отговорила бабушку от проводов, а из-за нелюбви опаздывать приехала слишком рано. Вторым прибыл Келдыш. 'Вижу, Мортимер, вы пунктуальны', — сказал он таким тоном, словно это был очередной ее тяжкий грех. Последней прибежала Дьячко, волоча за собой внушительный чемодан на колесиках. Вуд присвистнул:

— И когда ты собираешься все это надеть? Будешь переодеваться каждые пять минут?

Дьячко глянула злобно, но ругаться со звездой не решилась. Вместо этого чувствительно толкнула Агату:

— Встала, раскорячилась, как корова, пройти не дает!

— Сама ты... — тихо сказала Агата.

— Доброе утро, учитель! — уже соловьем заливалась Таня. — Так спешила, вы не представляете, какие пробки...

Агата хмыкнула — ну надо же, пробки ей в шесть утра!

В автобусе почти все места были свободны. Агата устроилась у окна, подальше от одноклассников. Доставая книжку, бросила взгляд через проход и сморщилась — уж лучше бы Дьячко! Учитель аккуратно укладывал наверх свою синюю сумку. Сел, задернул шторку и положил на колени ноутбук. Агата подумала-подумала и решила, что пересаживаться сейчас будет уж совсем по-детски. Просто максимально отвернулась от него к окну и раскрыла книгу.

Автобус ехал мягко и быстро, город скоро оказался позади. Агата любила смотреть в лобовое стекло, но тогда надо было перебраться ближе к проходу, а любое ее движение привлечет внимание Келдыша — ненужное внимание. Поэтому она смотрела в свое окно, пока веки не отяжелели. Редкие толчки, громкий смех Дьячко, тихое щелканье клавиатуры...

Она резко проснулась. День был неярким; одноклассники, наконец, угомонились. Келдыш сидел, сложив руки на крышке ноутбука. Ресницы опущены, губы плотно сжаты. Нос довольно длинный, но совсем его не портит. Щеки впалые, подбородок выдается... темные волосы, обычно зачесанные назад, сбились на лоб, и Келдыш вдруг показался гораздо моложе — точно парень из старших классов. Его руки слегка дрогнули, Агата посмотрела на них. На кольцо на среднем пальце — массивное, черное с серебром, по ободу то ли надпись, то ли змейка... Правая его рука накрыла левую, и Агата внезапно поняла, что Келдыш уже не спит.

— Вам так нравится моя физиономия, Мортимер? — спросил, не открывая глаз.

— Н-нет...

— Тогда будьте добры, переведите свой взгляд на что-нибудь более для себя приятное.

Чувствуя себя, как обычно, полной дурой, Агата послушно уставилась в окно. Выходные обещали быть долгими.

Столица не то чтоб поражала — утомляла. Агата так быстро уставала в обществе других людей, а тут их было просто чересчур. Одноклассники восхищались домами, новыми моделями машин и столичной модой, а Агата кисло плелась в хвосте, мечтая, наконец, просто сесть где-нибудь в тени. Где-нибудь, где зелено, мало народа и есть какие-нибудь животные... Келдыш несколько раз оглядывался на нее, но, на удивление, помалкивал.

И вот — о, чудо! — впереди появился сквер-не сквер, парк-не парк, просто зеленое место с пустыми скамейками и маленьким фонтаном.

— Давайте отдохнем, — сказал Келдыш. — Кто хочет мороженое?

— Я!

— И я!

— Я!

— Вы, Мортимер? — не глядя на нее, он копался в своей поясной сумке.

— Ничего не хочу, — равнодушно сказала Агата. Келдыш с Вудом ушли за мороженым. Таня было рванула следом, но тень и скамейка оказались притягательней. Агата бродила по небольшому скверу. Присела на выщербленный парапет фонтана. В фонтане степенно плавали раскормленные золотые рыбки. Агата опустила ладонь на поверхность воды, и рыбки сразу ринулись к ней, точно голодные щенки.

— Ну, давайте, — тихо сказала она. — Попробуйте, прыгните, вам понравится.

Рыбки кружились вокруг щекочущим хороводом. Одна несмело, осторожно, скользнула над рукой Агаты.

Хорошо, подбодрила она. Рыбка проплыла чуть быстрее и смелее. Вернулась — уже высунув плавник из воды.

Выше, попросила Агата. Рыбка плеснула из воды солнечным зайчиком, и, плюхнувшись в фонтан, быстро поплыла прочь. Ее подружки тоже бросились врассыпную. На воду легла тень.

— Минералки? — спросил Келдыш.

— Спасибо.

И давно он наблюдает за ней? Келдыш отошел к радостно подвинувшимся на скамейке ученикам. Агата поболтала в воде пальцами. Вот бы превратиться в рыбку! Хотя тоже наверняка ничего хорошего — торчи целыми днями в фонтане, как в школе...

— Что это?

— Музей Магии, Дьячко.

— А я думала... — разочарованно протянула Таня. Келдыш улыбнулся:

— ...что я веду вас на танцы? Я же обещал, что поездка будет познавательной, а не развлекательной. Так что — вперед, к вершинам знаний!

Залы перетекали один в другой, и по залам брела Агата — задрав голову, разглядывала далекие потолки-купола в виде звездного неба, выложенные сияющими камнями, мозаикой, витражами, меняющие цвет, свет и изображение...

— Мортимер! Вернитесь с небес на землю!

Агата заморгала и виновато улыбнулась Келдышу:

— Так красиво...

Он с мгновение смотрел на ее, потом поднял голову.

— В детстве я их часами рассматривал.

— А сейчас? — влезла неугомонная Дьячко.

— Шея затекает, — отрезал Келдыш. — Продолжим экскурсию, бездельники!

Агата послушно плелась следом. Она старалась слушать учителя, но то и дело теряла нить рассказа: ведь невозможно не отвлекаться на волшебные экспонаты, мимо которых они проходили так быстро!

С некоторого времени ей стало казаться, что откуда-то доносится гул — словно где-то работала огромная, приглушенная многими этажами здания, машина. Агата помотала головой, потерла ухо — бесполезно. Поглядела на спутников: гул, похоже, им совсем не мешал. Агата завертелась. Кажется, да, справа... Она пересекла очередной, украшенный сияющими камнями зал (учитель говорил о магии камней) и выглянула в арку темного коридора.

— Мортимер, куда это вы направились?

Она обернулась, поднимая руку:

— Что это? Гудит.

Все смотрели на нее с разной степенью недоумения и любопытства.

— Гудит?

— Где?

— Наверняка у нее в голове, — пробормотал Вуд.

— Ветер гуляет, — подхватил Фейхман.

Келдыш смотрел внимательно.

— Что вы слышите, Мортимер?

— Гудит, — повторила Агата и, отвернувшись от них, пошла по еле освещенному коридору: лишь через несколько шагов появлялись светильники, расположенные почему-то на полу — и оттого по стенам и потолку из плохо обработанного черного гранита метались длинные тени.

— Эй, ты куда?

— Мортимер!

— Да ну ее, у нее очередной заскок!

Агата не обращала внимания — гул притягивал, почему-то очень важно было посмотреть на эту машину... если это была машина... и вовсе даже не машина...

Как-то ниоткуда появился Келдыш, пошел рядом, сцепив за спиной руки. Шум не делался громче или ближе. Но Агата знала, что идут они правильно.

Наплыл серый проем, и они вышагнули на металлическую площадку. Агата взялась за перила, посмотрела вправо-влево. Вниз. Услышала, как за спиной охнула Ирма, и выругался Вуд. Далеко внизу и по сторонам — куда доставал взгляд — тянулся огромный клубящийся котлован. Смесь черного, бурого, серого с редкой примесью бордового, изредка — ярко-красного, как раздувающиеся искры в костре — все это напоминало варево в жерле вулкана, но без его испепеляющего жара. Агата, не задумываясь, протянула руку над пропастью: ни тепла, ни холода, ни даже ветерка, словно воздух над котлованом был высосан.

— Что это такое? — Вуд вцепился в ограждение. Келдыш непринужденно облокотился о перила рядом.

— Это, дорогие мои историки, то, во что практически превратилась наша столица в последнюю Магическую войну.

— Вот дьявол! — с отвращением сказал Вуд. Келдыш кивнул:

— Вот именно. Когда читаешь об этом или смотришь видеозаписи, все выглядит не так...

— ...ужасно, — тихо сказала Ирма.

— Ужасно, — согласился Келдыш.

Мальчики перегнулись через перила, вглядываясь в странное варево внизу.

— Но... что это?

— Эксперименты с материей. Превращение мертвого в живое.

Агата посмотрела по сторонам — площадка тянулась кольцом по периметру всего котлована. Кое-где на ней виднелись люди.

— И что — это оставили как экспонат для музея, да? — Дьячко опасливо держалась у стены. — Как напоминание?

— Экспонат... — пробормотал Келдыш. — На самом деле его просто не смогли уничтожить. Последний очаг... язва на теле столицы, которую мы не смогли выжечь.

Агата перегнулась через перила, вглядываясь в глубину котлована. Он был здесь, вдруг подумала она. Келдыш был в столице во время войны. Тогда он был уже совсем взрослый и все помнит, не то, что я... ничего не помню... даже маму...

Ее крепко взяли за локоть.

— Осторожнее! — резко сказал Келдыш. — Вы же не хотите туда упасть? Впрочем, это вам и не удастся... Видите? — он показал вниз, и, напрягая глаза, школьники увидели почти прозрачный козырек, идущий по периметру котлована. — Одно время среди самоубийц столицы стало модным кидаться в Котел...

— Котел?

— Так его называют. Можете прогуляться вдоль. Вон там, слева, бывают интересные миражи — то ли радуги, то ли северные сияния. Вуд, дайте руку Дьячко. Идите, Таня, идите, вы храбрая девушка. Вот умница! Кисова, Фейхман, не теряйте времени. Сфотографируйтесь на фоне Котла — потрясающие получатся снимки, можете мне поверить.

Ирма поглядела на Агату выпуклыми коровьими глазами — жалость в них, мелькнула, что ли? — кивнула.

— Пошли, Марк. Если Дьячко грохнется в обморок, Вуд просто удерет.

Привалившись к перилам спиной, Келдыш провожал учеников взглядом. Агата бездумно наблюдала за подымающимися то там, то сям тонкими сизыми дымками. Когда учитель повернулся к ней, тон его был деловым и требовательным.

— Итак, вы услышали гул, Мортимер?

— Как все, — равнодушно сказала Агата.

— Не все, далеко не все, — возразил Келдыш. — Гул?

— Сначала я подумала: машина. Но это... — она рассеянно нахмурилась. — Как будто взяли всякие звуки: слова из разных языков, лай, карканье, жужжание, журчание... я не могу... ну все-все-все звуки на свете! Взяли, размешали, раздробили, растянули или ускорили... Он что, так говорит? ОН разумный?

— Да вы просто поэт, Мортимер! — сказал Келдыш, и не было в его голосе никакой издевки.

Агата угрюмо посмотрела на него.

— Но ведь вы тоже это слышите?

— Я — это я! — раздраженно отозвался Келдыш. — А вы не могли этого слышать. Не должны были.

Он закрыл глаза, словно зрение мешало ему думать, но и под опущенными веками глазные яблоки беспокойно метались.

— Разве что... — сказал он — почти про себя. — Созданье позвало созданье.

— А?

Сгорбившись, Келдыш навалился на перила

— Что вы чувствуете, глядя на все это? А, Мортимер?

— А вы? — неожиданно спросила она. Учитель вскинул голову.

— Вы ведь видели все это... — Агата показала вниз. — Живьем. Во время войны, да?

С мгновение он молчал. Потом сказал холодно:

— С чего вы взяли?

— Догадалась, — Агата оглядела стены музея, окольцовывающие Котел. — А это не опасно... я имею в виду, ведь здесь так много магических предметов... действующих? Если это... вырвется и проглотит их? Что будет?

Келдыш хмыкнул:

— Забавно, что именно вы об этом спросили!

И прежде чем она поинтересовалась — что тут такого веселого (хотя вряд ли бы он ответил) — резко оттолкнулся от перил.

— Идемте приводить Дьячко в чувство. Интересно, чего она боится — магии или высоты?

Агата бросила последний взгляд на Котел. У нее не было страха — или отвращения. Ей казалось, что она встретилась и прощается с кем-то или чем-то давно знакомым. Короткая красная вспышка прорезала серый полумрак. Келдыш даже не оглянулся.

— Салют в вашу честь, Мортимер!

— Академия Магии.

Огромное здание в форме трилистника. В самом центре высится треугольная башня — такая длинная, что шея заболит, пока увидишь растворяющийся в небе тонкий шпиль. Келдыш хмыкнул:

— Башню задумал Алакдел Возвышенный. Она могла бы быть еще выше, если бы он не скончался — вовремя, по мнению многих. Хотите зайти?

— А можно?

Вместо ответа Келдыш взбежал по черным мраморным ступеням и приглашающе распахнул зеркальную дверь:

— Прошу!

Воображает, подумала Агата. Они прошли мимо дежурного, поприветствовавшего Келдыша как давнего знакомого. 'Студенты', — бросил Келдыш, дежурный закивал.

Черный мраморный вестибюль был чем-то похож на Музей Магии. Вызывал такую же робость. И любопытство. Келдыш показал на три одинаковых прохода.

— Вправо — министерство, налево — Институт прикладной магии, прямо — учебный корпус. Куда желаете?

— Ну уж точно не в министерство, — проворчал Вуд.

— У студентов сейчас... — Келдыш бросил взгляд на огромный циферблат, висящий на громадной золотой цепи в центре вестибюля, — занятия. Но идем.

Они шагали по просторным коридорам с высокими стрельчатыми окнами — за окнами царил унылый серый туман, которого на улице и в помине не было — чтобы студенты не отвлекались на хорошую погоду, пояснил Келдыш. Двери некоторых аудиторий были прозрачными, и студенты за ними занимались обычными студенческими делами: записывали лекции, дремали, ели, читали под партами книжки, болтали и заигрывали. Ничего такого... волшебного не происходило, и экскурсанты скоро заскучали.

— А хотите исследовать свои магические способности? — неожиданно спросил Келдыш.

— Да ну, — Вуд равнодушно махнул рукой. — Последняя проверка была всего год назад.

— Так давно? — подначивал Келдыш. — Вы быстро растете, за это время все могло уже перемениться!

— А вдруг я стала черной ведьмой? — Дьячко протянула скрюченные пальцы с красными ногтями к горлу Фейхмана, тот, захихикав, отпрянул. Фейхману Таня нравилась.

Агата брела вдоль портретов преподавателей в золотых старинных рамах. Взгляд лениво скользил по витиевато выписанным именам под картинами... пока, метнувшись туда-сюда, не остановился.

Лидия Мортимер.

Агата медленно подняла глаза. Это была бабушка. Пусть не совсем молодая, но куда моложе, чем сейчас. Все с той же высокой прической еще без седины, с очень ясными зоркими зелеными глазами. Агата вновь посмотрела на надпись. Лидия Мортимер, преподаватель Магических Основ.

Преподаватель.

Магических Основ.

В Академии Магии.

— Мортимер, мы идем в Институт! Мортимер, вы оглохли?

Агата только оглянулась на оклик и вновь уставилась на бабушку. Услышала, как Келдыш бросил:

— Идите, мы догоним.

Подошел, посмотрел и встал рядом.

— Она не говорила вам, так?

— Но как же... — Агата развела руками и показала на портрет, словно Келдыш его еще не видел. — Она же...

— Лидия Мортимер преподавала в Академии почти четверть века.

— Она говорила, что была учительницей, я думала, в обычной школе, но здесь, в Академии Магии, в столице...

Агата растерянно повернулась к Келдышу.

— Почему она не сказала?

Келдыш помолчал. Сказал спокойно:

— Может, потому что вы не спрашивали. Поговорите об этом дома. А сейчас — идемте. Идемте-идемте, нас ждут!

Агата неохотно оторвалась от портрета. Пошла, медленно переставляя ноги, точно кто тянул ее назад на канате — Келдыш из-за этого вынужден был сдерживать обычно стремительный шаг. Спросил — так, словно ему это только что пришло в голову:

— А вы проходили тесты на магические способности?

— Конечно.

— Вы в этом уверены?

Агата глянула сердито:

— То есть, не вру ли я? Нет, не вру, учитель Келдыш! Попробуй, открутись от них!

Келдыш хмыкнул, но промолчал. Агата задумалась:

— Правда, самые ранние я не помню... Но обязательные предшкольные и школьные — уж точно.

Они вновь спустились в черный вестибюль, где изнывала нетерпеливая команда, и поднялись на третий уровень института. Институт тоже разочаровывал. Обычная обстановка обычного делового учреждения. Никто не бегал по коридорам в колпаке со звездами или в развевающихся бархатных мантиях. Одежда встречных-поперечных была самой обычной, разговоры велись хоть и непонятные, но вовсе не казались волшебными:

— ... на мышей препарат никак не влияет...

— А, может, стоит дождаться новой популяции, прежде чем делать такие скоропалительные выводы?

— ...на уровне пять бис замечена флуктуация...

— ...смешать все ингредиенты, перечисленные Аквилоном, с толченым изумрудом...

— Сюда! — показал Келдыш на дверь с бегущей зазывной надписью: 'Хочешь проверить свои магические способности? Не проходи мимо!'

— Для экскурсантов, — объяснил Келдыш обстановку обитой черным бархатом комнаты. Тут сияли огромные цветные свечи, в воздухе крутились шары, разбрасывая по стенам разноцветные блики, а волшебник, вышедший им навстречу, наконец-то был в колпаке, расписанном золотыми и серебряными звездами.

— Входите, входите, молодые люди, сейчас... О, Игорь! — произнес он совсем другим тоном. — Ты вернулся?

— Нет пока. Это студенты из моей школы.

— Ага, — сказал волшебник и сделал что-то. Комната исчезла — вернее, сменила колорит и обстановку: светлая, небольшая, без окон, заставленная всяческой аппаратурой.

— А мне раньше больше нравилось, — тихонько сказала Ирма.

— Угу, — сказала Дьячко. — Дешевые спецэффекты. Будто на прием к гадалке пришли.

Рыжеватый конопатый волшебник смущенно улыбнулся.

— Конечно, милая девушка. Вся эта мишура рассчитана на посетителей младшего школьного возраста. Вам это ни к чему.

— Ну, не совсем ни к чему, — Келдыш опустился в кресло и с удовольствием вытянул ноги. — Можешь проверить моих студентов на наличие МС.

— А что, есть подозрения? — подмигнул волшебник. — Ну, кто хочет первым?

Агата присела в сторонке, рассеянно наблюдая за обычным сканированием головы, ладоней и пальцев. Потом — измерение разницы каких-то потенциалов. Потом — смотрение на картинку из разноцветных пятен — кто что видит. Последнее испытание особенно любили школьные фантазеры.

Вуд встал с небрежным хлопком по коленям.

— Я же говорил!

У Дьячко нашли слабый намек на магические способности: 'Я знала, я знала, я так и знала!'. Агата нисколько не сомневалась, что к возвращению в школу этот 'слабый намек' превратится в 'суперспособности'. У Ирмы, Марка и самой Агаты — ничего.

— Посидите в кафе на первом этаже, — распорядился Келдыш. — Волшебное мороженое и сдобу я вам гарантирую. А вы, Мортимер, подождите.

'А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!', вспомнила Агата фразу из бабушкиного любимого старого фильма. Неохотно вернулась от двери — ну что ему еще надо?

Едва школьники вышли, Келдыш сказал волшебнику:

— Ник, проверь девушку еще раз!

Тот развел руками:

— Сожалею, Игорь. Пусто.

— Это внучка Мортимер.

— А? — Ник развернулся и уставился на Агату. Та тут же, как обычно, покраснела. — И, правда, как я не узнал эти фамильные глаза!

— Очки мешают, — глупо разъяснила Агата.

— Как поживает ваша бабушка? Мы тут все как-то упустили ее из виду. Внучка Мортимер, ну надо же! Где вы, как вы?..

— Ник. У Мортимер было не так уж много детей.

Слова, которые Агата не поняла, повергли волшебника в молчание. Он с замешательством поглядел на Келдыша, потом — снова на Агату. Во взгляде его появилось какое-то новое, непонятное ей выражение. Мотнул головой:

— Нет, Игорь. Успокойся. Так бывает. Природа на детях гениев отдыхает.

— Гениев! — сказал Келдыш, как плюнул.

— Ну, на внуках, — покладисто согласился Ник.

— Она услышала Котел!

— Значит, у девочки хороший слух.

— Но это невозможно! — сказал Келдыш с яростью.

— Извини, друг, — Ник начал сматывать провода. — У нас лучшая аппаратура в стране. Другой пока еще не изобрели. Если не доверяешь, попробуй сводить ее к Слухачам.

Агата смотрела на важно входящего в приоткрытую дверь рыжего роскошного кота. Задрав хвост, он прошествовал до ее кресла, сел и уставился на Агату желтыми немигающими глазами.

— Кис-кис! — тихонько позвала она.

Кот презрительно дернул ухом.

Да ладно тебе, сказала Агата. Иди ко мне, рыженький. Иди. Я тебя поглажу, шейку почешу...

Кот прижмурил глаза, словно раздумывая над ее предложением.

Иди, красавчик, иди.

Кот коротко мякнул и прыгнул к Агате на колени. Поставил круглые лапы на ее плечи, принюхиваясь к лицу. Агата осторожно почесала его за ухом, провела пальцами по шее: котяра вытянул подбородок, прислушиваясь к ощущениям, негромко забурчал и рухнул теплым тяжелым комом ей на колени.

— Тигр! — ахнул волшебник. — Вот это да! Первый раз дал себя приласкать! У вас, наверное, дома кошки?

— Нет, — грустно сказала Агата. — У бабушки аллергия.

Мужчины переглянулись.

— Аллергия? — спросил Келдыш.

Ник пожал плечам.

— Старость, друг мой... Ты еще не нанес ей визита?

Келдыш сморщился, как будто у него заныли зубы.

— Думаешь, надо?

— Хорошо, что это твоя головная боль, не моя. Рад был увидеть вас, маленькая Мортимер. Надеюсь, у вас все будет хорошо.

У них и так все было хорошо. Агата поняла это как предложение убраться. Осторожно встала и переложила Тигра на кресло. Спи, рыженький. Кот перевернулся на спину, открыв белое брюхо, и замурлыкал еще громче. Его полуприкрытые глаза следили за Агатой. Прощай, мальчик, сказала она грустно.

Келдыш простился с волшебником и вышел вслед за ней. Он молчал и смотрел перед собой. Агата поглядывала украдкой. Почему он вдруг разозлился? У бабушки тоже была странная реакция на результаты тестов МС — разочарование, а следом — облегчение. 'Ну, вот и славно, — говорила она. — Хочешь оладушков?'

У ее привычной бабушки. 'Гения'. Преподавателя Академии Магии...

— Давайте сходим в какую-нибудь кафешку, — предложила Таня.

Фейхман оживился.

— А учитель?

— У него здесь какие-то родственники, — с досадой сообщила Дьячко. — Так что седня вечером он вряд ли появится. Вуд, ты идешь?

— Иду. Ирма?

Продолжая медленно расчесывать свои длинные белокурые волосы, Ирма кивнула. Вот и идите, подумала Агата. Я хоть высплюсь.

— Мортимер, идешь? — неожиданно спросил Вуд. Агата подавилась зевком.

— Я? Не-ет. Пойду спать.

— Конесно, Мортимер, — засюсюкала Дьячко. — Детоске давно пора в постельку!

Дура, подумала Агата, и, демонстративно взяв книжку, пошла к себе.

— Спокойной ночи, детка!

— Пусть клопики тебя не кусают!

Закрывая дверь, Агата перехватила задумчивый взгляд Вуда.

А сна, как назло, оказалось ни в одном глазу. Сначала Агата думала прочитать страницу-другую, уронить книжку и уснуть, но половина книжки уже преодолена, а сон все никак не желал приходить. Да и вообще — про что она читала? Агата раздвинула дверь и вышла на балкон. Внизу — и во все стороны, куда глаза глядят — светился и шумел город. Когда же они спят? Чад и нагретый запах асфальта поднимался аж до ее седьмого этажа. Может, все же пойти прогуляться?

В дверь номера постучали. Агата прошлепала босыми ногами до двери и, не спрашивая, открыла. Пожмурилась на яркий после полумрака комнаты коридорный свет.

— Вуд?

— Не спишь? Я так и думал. Принес тебе колу и пиццу. Будешь?

— Ну... да.

Вуд вошел боком, прижимая к груди пакет — то ли от пакета, то ли от него самого резко пахнуло спиртным. Оглянулся и потащил пакет прямиком на балкон. Выставил содержимое на стол. Там была не только пицца — пиво, пирожные... Агата растерянно смотрела. Вуд плюхнулся в кресло, по-хозяйски скомандовал:

— Угощайся!

— Спасибо, — пробормотала Агата, взяла пирожное и опять прислонилась к перилам.

— А где остальные?

— Эти придурки? — Вуд ловко открыл пиво о край стола. — А, надоели! Вот, решил тебя угостить. Не знаю, что ты любишь, поэтому принес всего понемногу.

— Спасибо, — вновь стесненно сказала Агата.

— Да что ты заладила — 'спасибо, спасибо'! — притворно возмутился Вуд. Агата затолкала в рот пирожное, чтобы не спросить: 'А что я еще должна сказать?'. Вуд заговорил с ней чуть ли не впервые после Большого Школьного Бала. Правда, он перестал принимать участие в привычных подколках 'Мортимер-зануды'...

Сейчас Агату смущал его ползущий по ней взгляд. Агата запоздало вспомнила, что на ней майка, не прикрывающая колен, волосы растрепаны, на лице — ни миллиграмма косметики.

— Слушай, — серьезно сказал Вуд, ставя бутылку. — А я ведь не сказал тебе еще спасибо за бал!

— За то, что я разрешила твоей сестре раскрасить меня, как индейца?

— За то, что все спрашивали, кто такая эта красотка?

Агата открыла рот.

— Врешь, — сказала неуверенно.

— Я?! Нет! — Вуд поднялся, слегка качнувшись, подошел к перилам. К ней. Зацепил пальцем прядь ее волос и шутливо дернул.

— А потом эта красотка опять спряталась за Мортимер. Очкарик Мортимер. Зануда Мортимер. Принцесса, ау-у, где ты?

— Зануда Мортимер — это тоже я, — тихо сказала Агата. — И замухрышка. И очкарик.

— Не-ет, Мортимер, я тебя потерял. Может, поищем вместе?

Он придвинулся, заглядывая в глаза Агаты сияющим взглядом.

— А? — спросил шепотом. Агата вновь пожала плечами, хотя сердце ее заколотилось. Вуд притянул ее к себе.

— Алекс... — пробормотала Агата ему в губы.

— Ммм?

Опять этот странный, мокрый, неудобный поцелуй. Агата попыталась отвернуться, но Вуд прижал ее к перилам. Тело его было твердым, горячим и вздрагивающим, перила больно впивались в поясницу.

— Ну... не надо... — пробормотала она, когда его руки заскользили по ней.

— Не надо? — выдохнул Вуд. — Тебе же приятно? Расслабься.

Приятно? Да это точь-в-точь, как тебя щупают в набитом автобусе — противно, стыдно, и некуда ускользнуть...

— Алекс! Перестань!

Он притворился, что не слышит. Не слушал. Агата, свирепея, представила себя взбешенной макакой — сейчас она начнет визжать, царапаться, кусаться... и кидаться банановой кожурой.

Она уже набрала побольше воздуха и вдруг сдулась, как проколотый мяч — совсем рядом прозвучал мягкий голос:

— Я не помешал?

Вуд не сразу услышал. А, услышав, не сразу понял. Агата остервенело толкнула его в грудь и отошла. Келдыш проводил ее взглядом. Посмотрел на Вуда.

— Вы спутали комнаты, Вуд?

Тот глядел исподлобья, свесив сильные руки. Агате показалось, что он сейчас кинется на учителя. Келдыш, наоборот, был расслаблен и дружелюбен.

— Тогда вернитесь к себе в номер.

Вуд проворчал что-то — Келдыш благоразумно не стал переспрашивать — и двинулся на выход. Учитель проводил его прищуренным взглядом.

— И — мой совет, юный друг...

Вуд приостановился. Буркнул, не оглядываясь:

— Чего еще?

— Если не хотите, чтобы вам мешали, запирайте за собой дверь. И попробуйте приходить к даме трезвым. Может, тогда вы покажетесь ей более привлекательным.

Дверь сильно хлопнула. Агата вздрогнула и искоса посмотрела на Келдыша.

— Итак, Мортимер? — спросил он спокойно. Зловеще спокойно.

С мгновение Агата готова была разрыдаться, закричать, затопать ногами — но объяснить, как и что происходило. Но тут же на нее напало странное равнодушие — бесполезно. Агата пожала плечами и отвернулась.

— Это все, что вы мне можете сказать? — спросил Келдыш.

— А что я вам должна сказать? — Агата хотела произнести это с вызовом, не получилось, голос ломался.

— Стоило вас оставить на какой-то час, как вы уже тискаетесь с этим... Вудом.

— Ну и что? — враждебно спросила Агата у города внизу. Мерзкое слово 'тискаетесь'. Противно.

Глубокий вздох за спиной.

— Мортимер, я за вас отвечаю. И я намерен сдать вас с рук на руки вашей бабушке... вместе с вашей невинностью... Если, конечно, она у вас еще имеется.

Пауза. Агата сглотнула и промолчала. Ясно. Вуду он так и словечка не сказал, а ей закатывает сцену. Словно он ее папаша. Или ревнивый муж.

— С этого дня... ночи вы, Мортимер, будете соблюдать комендантский час. Вам ясно? Не слышу ответа.

— Можно подумать, вы сами не тискаетесь, — сказала Агата противным голосом.

— Что-о?

— Вы сами не тискаетесь, не лапаете, не...

Длинная пауза. Агата представила выражение его лица и вжала голову в плечи. Да он от злости может запросто скинуть ее с балкона! И скажет — так и было!

— Вы будете договаривать, Мортимер? — спросил Келдыш очень мягко.

Агата плотнее сжала губы.

— Вот и славно, — сказал, подождав, учитель, по-прежнему разговаривая с ее спиной. — И усвойте одну простую истину. Я не тискаю. И не лапаю. Я ласкаю женщин. Понимаю, вы пока не в состоянии оценить разницу, якшаясь с мальчишками вроде Вуда...

Агата укусила щеку и, спотыкаясь, ушла в комнату. С размаху села на кровать, подбирая под себя ноги. Келдыш смотрел на нее с балкона.

— Зачем вы его впустили?

— Вы же сами сказали, — огрызнулась Агата. — Чтобы поякшаться!

— Не грубите, Мортимер, вам это не идет, — сказал Келдыш.

— А что идет? — злобно отозвалась Агата. — Сидеть дома в гордом одиночестве, когда все кругом веселятся? Мортимер — зануда, Мортимер — чокнутая! А когда красивый парень, наконец, обращает на меня внимание, я сразу становлюсь шалавой, да?

Она кричала все это, вцепившись в край кровати и подавшись вперед — словно для того, чтобы он лучше слышал. Келдыш шагнул с балкона и закрыл дверь. Задернул штору.

— У вас истерика, — сказал небрежно.

— Да! Истерика! — взвизгнула Агата, хлопнув ладонями по пружинящей кровати. — Так прикажите мне прекратить! Давайте! Я послушаюсь! Я же послушная девочка!

Келдыш подошел, протянул руку — Агата изо всей силы хлестнула его по запястью.

— Не трогайте меня!

Что-то звякнуло. Сквозь слезы она видела, что Келдыш наклонился, поднял это 'что-то' и осторожно положил на тумбочку.

— Даже и не думал, — сказал негромко. — Я принес ваши очки.

— А... — выдохнула Агата. — Да? Спасибо...

Келдыш отшагнул и осторожно опустился на край кровати. Посидел, облокотившись о колени и глядя в зашторенное окно. Агата, вздыхая, изо всех сил прижимала к груди подушку. Она так и не разрыдалась по-настоящему, и слезы комом стояли где-то в горле, перехватывая дыхание.

— Успокоились? — спросил Келдыш, глядя теперь в пол.

— Я и не волновалась! — огрызнулась Агата.

— Вот и хорошо. Умывайтесь, одевайтесь и едем смотреть город.

— Ч-что?

— Я, собственно, за этим и приехал. Основные силы, по-видимому, уже совершают набег на столичные дискотеки? Так что... едем вдвоем?

Агата моргала. Келдыш посмотрел на нее и отвел взгляд. Конечно, смотреть на нее сейчас совсем противно...

— Пятнадцати минут вам хватит? — деловито спросил, вставая. — Я жду внизу. Темно-синий седан. Я помигаю фарами, как выйдете.

Он бесшумно подошел к двери. Помедлил у двери. Сказал, не оборачиваясь:

— Едем, Мортимер.

Агата запоздало открыла рот — но дверь уже закрылась. Агата растерянно огляделась, надела очки и снова огляделась. Ну и пусть сидит в своем темно-синем седане. Она с места не сдвинется!

Они брели по пешеходной улице. Глазея по сторонам, Агата то и дело на кого-то налетала, или кто-то налетал на нее — пока Келдыш не подтянул ее к себе за локоть, а потом просто взял за руку. Как маленькую, подумала Агата. И увидела, что многие парочки держатся за руки. Со стороны они, наверное, тоже смотрелись парой. Агата покосилась. К ночи прошел небольшой дождь, и темные волосы Келдыша теперь слегка вились. Наверное, ему не нравятся его волнистые волосы, поэтому он укладывает их так гладко. А Агата терпеть не могла свои собственные прямые 'пакли'. До чего же все в мире устроено неправильно!

Келдыш несколько раз вскидывал руку, приветствуя знакомых, но не останавливался — отделывался улыбками и поклонами.

— Хотите есть? — спросил он, останавливаясь перед очередной кафешкой. Агата кивнула. Сэндвич, который ей принес Вуд, давно уже встал камнем в желудке. Интересно, а что поделывает сам Вуд? Спит или пошел догуливать? Ночь в столице — есть, чем хвастать весь ближайший год!

В кафе было на удивление тихо. Где-то в конце стойки бормотал телевизор, из-под низкого потолка лилась приятная мелодия.

— Сюда, — Келдыш за локоть подвел ее к столику в углу — между стойкой и затемненным окном. Усадил, скинул на спинку стула кожаную куртку (конечно же, черную). Официантка материализовалась из полумрака, подперла толстые бедра и уставилась на Агату. Та неловко завозилась. Она должна что-то заказать?

— Лили, нам ужин для двух оч-чень голодных подростков, — сказал Келдыш.

— Хм... — выразилась Лили, переводя взгляд на него. — Вижу, красавчик, ты переключился на детишек?

Тот широко улыбнулся.

— Нет, Лили, это моя ученица.

— Ученица? — придирчиво сощурилась Лили. — Интересно, чему это он вас учит, деточка? Поделитесь потом?

И величественно удалилась.

— Не обращайте внимания, — сказал Келдыш. — Она всегда много болтает.

— Да я и не... — пробормотала Агата. То, что ее приняли за подружку этого взрослого красивого мужчины, было и смешно и приятно. И одновременно стало страшно интересно — а с кем он тут бывал раньше?

До этого Агата не решалась задавать Келдышу вопросы. Но сейчас, когда она плохо видела его в полумраке, и он перестал — только на время, уверена, — отпускать язвительные замечания в ее адрес, Агата слегка осмелела.

— Вы любите столицу, да?

— Я здесь родился.

— А почему вы переехали в наш город?

Келдыш смотрел в темное окно.

— Меня отправили на легкий труд. В санаторий, практически.

Это школа-то — санаторий? Что же за работа тогда у него была раньше? Агата собралась с духом.

— Это из-за вашей... болезни?

— Да.

— А что за...

Глаза Келдыша блеснули.

— Это не заразно, Мортимер!

Агата тут же умолкла. Вовремя принесли ужин — несколько полновесно загруженных тарелок. Агата ела, ела и ела, пока пояс просторных джинсов не стал давить на живот. Облизывая ложку, посмотрела на Келдыша. Он усмехнулся:

— Пожалуй, это кафе — самое лучшее, что я вам сегодня показал, да?

— Так вкусно, — сообщила Агата. — А мы все посмотрели?

— За один вечер? Вам еще не надоело, Мортимер?

Ей не надоело — хотя у нее ныли ноги и слегка кружилась голова. Но вот ему наверняка надоело — она и слова не могла по-человечески, по-умному, сказать, только ойкала, крутила головой и спрашивала: а это что? А еще сегодня она 'тискалась' с Вудом и орала на учителя... при воспоминании об этом у Агаты сделалось такое несчастное лицо, что Келдыш рассмеялся:

— Ну, тогда едем дальше!

— Что вы помните о войне, Мортимер?

— Ничегошеньки.

— Совсем-совсем? — настаивал Келдыш.

Агата подумала.

— Очень тесно. Все кричат. Качается пол. У меня в руках Барсик.

— Барсик?

— Мой кот. Вернее, он не мой и наверняка не Барсик. Воспитатели сказали, что из подвала меня достали с ним в обнимку. Пытались отобрать, а я не отдала. Так и приехала с ним в приют. Он там прижился. Жил в подвале, мышей ловил. Иногда даже мне приносил, когда приходил спать в мою кровать. Только тогда я спала. Он мурлыкал, а я спала...

— А когда не приходил? — помолчав, спросил Келдыш.

— Я... — Агата сморщилась. — Я, правда, не помню. Это все воспитатели бабушке рассказывали. А она — мне. Я сидела в кровати, и никакими силами меня нельзя было уложить. Я все на что-то смотрела.

— На что?

— Откуда я знаю? Не помню...

— Совсем? — не отставал Келдыш. Агата разозлилась — да что ему от нее надо? Чтобы она рассказала про тени, которые до сих пор иногда рыщут в ночи? Слабо светящиеся тени — они бродят и бродят, ищут и ищут, и не могут кого-то найти... стих почти получился.

— А вы сами что помните? — спросила с вызовом. Келдыш слегка растерялся:

— Хотите знать, что видел я?

Он перегнулся через перила моста — внизу плыл речной трамвайчик, весь в огнях и в музыке. Молчал долго. Потом повернул голову и серьезно посмотрел на Агату.

— Радуйтесь, что ничего не помните, Мортимер. Радуйтесь — и живите.

Агате стало холодно. Агате стало грустно. Тяжело. Она тоже принялась смотреть на медленно текущую черную реку: огни моста и набережной золотили и серебрили воду, но не проникали внутрь. А что там, в глубине? Что там, в ее памяти? В памяти Келдыша?

Его пальцы, лежащие на перилах рядом с ее локтем, дрогнули, сжались сильнее. Ей показалось, он произнес что-то. Агата взглянула вопросительно. Келдыш медленно, осторожно выпрямлялся, как будто по частям, по позвонку, точно раздумывая — а стоит ли? Замер, высоко подняв голову. Агата подумала — что-то увидел, взглянула тоже — те же огни фонарей, те же звезды... Учитель застыл, ноздри у него раздувались, на напряженной шее трепетала жилка... Ему опять плохо?

— Что... — начала Агата, но он быстро закрыл ей рот ладонью. Рука пахла рекой, камнем и была влажной. Медленно повел головой — влево-вправо — прислушиваясь? принюхиваясь?

— Мортимер, — сказал негромко. — Быстро в машину.

— А...

— НЕМЕДЛЕННО!

Он будто одним возгласом телепортировал ее в машину — Агата мгновенно очутилась на переднем сиденье. Смотрела через стекло, как медленно, завернув голову влево, он отступает к машине. Шажок-остановка, шажок-остановка. Агата изо всех сил напрягала зрение, но видела перед собой только пустой мост. Келдыш широким полукругом повел рукой, как будто измерял температуру моста под ногами, потом снова — уже вверх ладонью. Остановился перед капотом — Агата видела, как шевелятся его губы, но изнутри слов не было слышно. Вновь двинулся, так же замедленно открыл дверцу — и мгновенно оказался в седане.

— Пристегнитесь!

Агата потянула ремень — ее бросило на стекло, потому что зверь-машина внезапно прыгнула, разворачиваясь чуть ли не в воздухе. В панике завизжала машина со встречной полосы. Барахтаясь на сиденье, Агата сумела оглянуться: машина встала, упершись бампером в перила, а следом, накрывая и ее и мост, полз белый туман.

— Пристегнись! — снова рявкнул Келдыш, и Агата испуганно повиновалась. Снаружи мелькали огни и улицы, размазанные в цветные пятна, скорость вдавливала ее в плотное сиденье, а оскалившийся Келдыш гнал и гнал, бормоча что-то, и только иногда вскидывал взгляд в зеркало заднего вида. Вид у него был дикий. Агата вжалась в угол между дверцей и сиденьем, глядя то на него, то на несущуюся на них улицу...

— Выходите!

Ни за что, подумала Агата и открыла зажмуренные глаза. Сильная рука Келдыша уже бесцеремонно вытаскивала ее за локоть.

— Быстрее же, Мортимер!

Она еле успевала переставлять ноги, пока он тащил ее по узкой дорожке к слабо освещенному крыльцу. Нажал кнопку звонка и еще пару раз вдарил кулаком по деревянной двери. Дал бы и третий, если бы дверь безо всякого предупреждения не распахнулась. Оттуда на них вылетело очень сердитое существо в чем-то развевающемся белом.

Существо зашипело по-змеиному:

— Игорь! С-скотина ты этакая! Ты меня до смерти напугал! Дети уже спят, а ты...

Келдыш молча, как объяснение, выставил вперед Агату, и женщина сказала обычным человеческим голосом:

— Господи! Заходите скорее!

Рука Келдыша на агатином плече, подталкивая и направляя, провела ее через порог, ярко освещенную прихожую, до горящего торшера в гостиной. Тут, надавив, приказала сесть — Агата безо всякого сопротивления рухнула в мягкие подушки дивана.

— Что с вами, бедняжка? — услышала сочувственное. Женщина сидела перед ней на корточках, заглядывая в лицо. — Игорь, что ты с ней сделал?

— И рад бы что-нибудь с ней сделать, да не знаю — что! — раздраженно огрызнулся Келдыш. Он все встряхивал и встряхивал рукой, словно пытаясь сбросить с запястья массивные металлические часы.

— Ч-черт! Лизка, побудь с ней, я должен кое-что проверить...

— Ты куда?

Но только дверь хлопнула. Женщина со вздохом повернулась к Агате:

— Вот так всегда! Налетит, наорет, перепугает — и снова пропал! Что случилось?

Зубы Агаты начали отбивать дробь.

— Н-не знаю... м-мы б-были на м-мосту...

— Каком?

— Н-не помню... там льв-вы...

— Королевском. Так?

— А он и говорит: 'б-быстро в машину!', и как рванет! Я думала, мы разоб-бьемся...

Лиза кивала:

— Вполне в стиле моего братца.

Брата? Представить только, ядовитый, черный, неприятный Келдыш в родстве с этой маленькой толстенькой беленькой женщиной...

Лиза чуть прищурилась.

— Он что-то вам сказал? Что он делал?

— Я не слышала, я же б-была в машине... а он шел и делал рукой... в-вот так...

Агата добросовестно постаралась повторить жест учителя. Подняла глаза и увидела, что Лиза задом отползает от нее по ковру и чуть ли не шипит при этом, как разъяренная кошка.

— С-стервец!

— А? — ошарашено спросила Агата. Лиза неожиданно легко подпрыгнула с пола — как мячик — и хватила рукой по телефону.

— Серегина мне! — взлетел к потолку ее пронзительный голос. — Серегина! Я... Игорь сейчас на Королевском. С нашими друзьями. Да... и... да, я говорю! Скорее, ради бога!

Хлопнула трубкой о стол, подперла руки в боки и уставилась на Агату. После минутного замешательства та завозилась, и Лиза сообразила, на что смотрит. Или на кого. Кивнула и сказала:

— Все в порядке. Его прикроют.

Как будто Агату это должно было успокоить. Как будто она должна за Келдыша волноваться...

Лиза еще помолчала и всплеснула руками:

— Нет, ну какой идиот! Мы же только год назад его буквально по кусочкам собирали!

Агата насторожила уши.

— По каким... кусочкам? Почему по кусочкам?

Но Лиза вдруг вновь превратилась в хлопотливую хозяйку:

— Да вы же вся дрожите! Как вы, бедненькая, перенервничали! Идемте, я покажу, где ванная, умоетесь, я вас покормлю.

Агата послушно поплелась следом. Ей было неудобно признаться, что она вовсе не перенервничала, а если кого и испугалась, то только взбесившегося Келдыша...

Ванная была просторной, светлой и доказывала, что в доме есть дети: детские шампуни и присыпки, цветные пластмассовые уточки и кораблики.

— Девушка, где вы там? Ау-у? Вы не утонули?

Агата вытерлась мягким полотенцем и пошла на кухню. На столе уже стояли тарелка с пирогами и громадная чашка с дымящимся какао.

— Ешьте. Как вас зовут?

Агата отбросила волосы с лица.

— Агата.

Лиза уставилась на нее, и Агата завозилась: опять 'фамильные глаза'? Их что, знает вся столица?

— Да вы же совсем молоденькая! — пораженно сказала Лиза.

Тут Агате стало совсем неудобно. Официантка, теперь келдышева сестра...

— Мы из его класса. Приехали в столицу на экскурсию. Я и еще четверо.

Лиза засмеялась.

— Ну конечно! Он говорил! А я-то подумала... Ешьте. Вы, конечно, голодная. Когда Игорь чем-то увлечен, он просто безжалостен. Наверняка морил вас голодом.

— Нет, он...

— Ешь!

Несколько минут слышалось только благодарное агатино чавканье. Конечно, это не бабушкины пироги, но тоже очень и очень...

Лиза сидела напротив, поглядывая то на Агату, то на часы.

— И как там мой братец учительствует?

Агата облизнулась и вытерла губы.

— Он хорошо преподает. Увлекательно.

— Да уж, зажечь он умеет. А как он вам как человек?

— Многим нравится, — честно сказала Агата.

— А тебе? Ну, что я спрашиваю, у тебя на лице все написано! Он может быть просто невыносимым!

Агата покраснела. Везет ей в этот год на любящих сестер невыносимых братцев: Вуд, потом Келдыш...

Она внезапно обнаружила, что зевает во весь рот.

— Ну вот что, — решительно сказала Лиза. — Пойдем, уложу тебя спать.

Агата подавилась зевком.

— Но учитель... когда приедет... мне же надо в гостиницу...

— Когда приедет, тогда приедет. Теперь явно уже только под утро. Ляжешь на диване. Идем-идем!

Слабо сопротивляясь, Агата переоделась в мягкую просторную майку, Лиза сунула ей подушку и накрыла пледом. Погасила свет.

— Если что — я неподалеку. На кухне.

— Разбудите меня, когда он вернется.

— Разбужу-разбужу. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи... — и Агата моментально уснула.

— Где она?

— Спит. И тебе бы не мешало.

— И тебе. Вздремну. Разбудишь в семь?

— Сначала отчитайся... куда грязными руками? Давай я тебе чай согрею. Кто это был?

— Нюхач работает. Но, по-моему, дело гиблое. Как всегда. Я все не пойму — зачем? Кому я теперь нужен? Сижу себе в провинции, никого не трогаю...

— А вдруг они об этом не знают?

— Мне что, объявление в газете дать? Или бэджик на себя повесить: 'Это Келдыш, никому теперь совсем не страшный'?

— Игорь... когда это все кончится?

— Никогда. Не при нашей жизни — точно. Так что пойду я все-таки посплю...

Она как-то сразу вспомнила, где она и кто она, и почему по комнате бродит заспанный Келдыш. Агата смотрела на него, медленно моргая. Келдыш остановился у окна, оттянул штору, серый свет лег на его такое же серое хмурое лицо. Провел пальцами по непривычно взлохмаченным волосам, подергал себя за мочку уха, точно проверяя, насколько он проснулся — и поглядел на Агату. Агата поспешно зажмурилась. На учителе были одни полузастегнутые джинсы — конечно же, черные! — на груди висел какой-то медальон.

— Ига-арь!.. — прошипела Лиза. — Что ты там топчешься? Иди на кухню!

Келдыш послушно зашаркал к двери. Агата посмотрела ему вслед. С утра, он был какой-то... скованный. Словно тело еще не проснулось и плохо его слушалось.

Год назад мы его буквально по кусочкам собирали...

Дверь Келдыш прикрыл неплотно. Лиза сказала — уже обычным голосом:

— Есть будешь?

— Угу. И кофе.

— Большую чашку?

— Что спрашиваешь?

Пауза. Позвякиванье. Агата перевернулась на спину.

— Хоть немного поспал?

— Да. Лизка, успокойся, я жив и здоров!

— Не могу. Ты меня вчера до смерти напугал!

— Ну, извини, — буркнул Келдыш.

— И девочку свою...

Тишина. Позвякивание.

— Как ты ей все это объяснишь?

— Я не обязан.

— Так-та-ак, — зловеще сказала Лиза, — представляю тебя в роли школьного учителя!

— Полный мрак. Хотя детишки попадаются... интересные.

— Вроде этой... Агаты, кажется?

— Угм. Нам пора. Разбуди ее.

— Твоя ученица, ты и буди. А я пирожки подогрею.

— А вдруг я ее испугаю?

Голос Лизы стал ехидным:

— До сих пор не знаешь, как будят по утрам девушек? Поцелуями, братец!

Келдыш заворчал. Агата тут же закрыла лицо локтем. Слушала, как открылась дверь, медленные шаги. Потом Келдыш негромко сказал — совсем близко:

— Мортимер!

Интересно, а что он будет делать, если она притворится, что крепко спит? Тормошить за плечо или поливать из чайника? Тут Агата вспомнила про лизины поцелуи и мгновенно вспыхнула — наверное, даже локоть покраснел. Опустила руку:

— Я не сплю.

— Тогда вставайте, — сказал Келдыш своим обычным голосом. — Пора ехать в гостиницу.

Агата поискала глазами одежду. Поверх аккуратной стопки лежал лифчик. Она увидела, что Келдыш увидел тоже, и втянула голову в одеяло, как черепаха. И зачем вчера напялила? Ведь терпеть же не может...

Келдыш молча ушел на кухню. На этот раз джинсы были на нем застегнуты.

Лиза подала ей пушистое полотенце.

— У тебя косметичка с собой?

— Нет...

Не признаваться же, что из всей 'косметички' у нее только тушь и блеск для губ... Вот у Дьячко — у той в сумке целый арсенал.

— Хочешь, дам тебе?

Почему-то все сестры всех ее знакомых братьев хотят ее непременно раскрасить...

— Спасибо, не надо.

— Ну и правильно, — бодро и неубедительно согласилась Лиза. Агата возилась в ванной долго — пока Келдыш не стукнул костяшками пальцев в дверь:

— Я ушел с кухни!

Агата вышла из своего убежища, села на табурет и с тоской поглядела на полную тарелку. Есть не хотелось. И хозяйку не хотелось обижать.

— Возьми пакет с собой, ехать-то далеко, проголодаетесь, — сказала догадливая хозяйка.

'До гостиницы, что ли?', едва не спросила Агата, потом вспомнила, что сегодня они возвращаются домой.

В прихожей задумалась, куда пристроить пироги, чтоб обуться. Келдыш молча забрал у нее пакет. Агата присела, сражаясь со шнурками. Шнурки, будто маленькие змеи, жили своей собственной жизнью и совершенно не хотели подчиняться. У самого ее носа начал нетерпеливо постукивать черный блестящий ботинок.

— Побыстрее, Мортимер!

Поспешно завязав-запутав последний узел, Агата выпрямилась — и прямо-таки напоролась на взгляд широких серых (тоже фамильных?) глаз Лизы.

— Мор-ти-мер? — по складам выдохнула она. Розовая ее кожа пошла бело-красными пятнами, и сразу стало видно, что эту ночь женщина почти не спала. И что она очень испугана. Вернее сказать — перепугана. Агата растерянно взглянула на Келдыша — тот тоже смотрел на сестру, закусив губу. Лиза шагнула к нему и стала комкать на его груди водолазку, по-прежнему не сводя глаз с Агаты, словно боялась хоть на миг выпустить ее из виду.

— Это... что ты... ты что задумал, Игорь?!

Брат сильно сжал ее руки.

— Успокойся, Лиза. Все в порядке. Все под контролем.

Метнул злобный взгляд на оцепеневшую Агату, как будто она в чем-то виновата.

— Идите в машину!

Машина, конечно, была заперта, и Агата переминалась рядом с ней с ноги на ногу, пока из дома не вышел стремительный Келдыш. Уже сидя рядом с ним, Агата увидела Лизу. Неподвижная, подретушированная утренней дымкой, вся в белом, женщина казалась привидением, которое вот-вот унесет порывом легкого ветра...

— Приехали, Мортимер.

Келдыш перегнулся через спинку, достал с заднего сиденья пакет с пирогами и кинул ей на колени.

— Мортимер, вы заснули?

Агата смотрела в лобовое стекло.

— Почему она испугалась?

— Кто?

— Лиза. Ваша сестра. Она так хорошо отнеслась ко мне, а потом испугалась. Она меня испугалась?

Келдыш искоса, подняв бровь, оглядел Агату. Сказал с отвращением:

— Посмотрите на себя, Мортимер! Кого вы можете напугать?

Агатина нижняя губа упрямо выдвинулась вперед.

— Значит, не меня, но из-за меня?

Келдыш с силой потер лицо ладонями. Он тоже мало спал сегодня. Ответил нетерпеливо:

— Не вас. И не из-за вас. Это наше с сестрой дело. Вас оно не касается.

— Как же — не касается, — сказала Агата противным голосом. Она была готова разрыдаться. — Когда меня люди боятся!

Дальше будет еще хуже, мог бы сказать ей Келдыш. Не сказал — вздохнул длинно и как-то тоскливо.

— Идите в номер, а? Поспите до двенадцати. А то вас, и правда, пугаться начнут. Идите, Мортимер, идите.

Агата посидела, взялась за ручку дверцы и спросила, глядя на свои колени:

— А как же ваша обычная фраза?

— Которая?

— 'Нет нужды предупреждать, чтобы вы никому ничего не говорили?'

— Да говорите хоть всему свету! — сразу откликнулся Келдыш. — Ничего сверхъестественного или секретного с вами вчера не происходило. Я показал вам город, вы переночевали у моей сестры, я довез вас до гостиницы. Вот и все.

— А как же Королевский мост? — спросила Агата. — Там тоже ничего не происходило?

Она покосилась. Ресницы ее были мокрыми, и оттого темными и длинными.

Вторая за сутки истерика в его планы никак не входила.

— Это тоже вас не касается, — сказал Келдыш утомленно. — Но я могу ответить. Была попытка нападения. Она не удалась. Вот и все.

Этого, конечно, оказалось недостаточно, потому что Агата тут же развернулась и вывалила на него целую авоську вопросов:

— Чья попытка? А почему на вас хотели напасть? А куда вы потом ездили? Кто такой нюхач?

У него моментально кончился запас и без того невеликого терпения — Келдыш сунулся к самому ее лицу и рявкнул:

— Вон из моей машины, Мортимер!

Ее как ветром сдуло. Келдыш проводил взглядом быструю сутулую фигуру. Пироги она оставила на сиденье.

— Что-то ты совсем не ешь, — заметила бабушка. — Что, пироги не удались?

Агата положила кусок на тарелку.

— Нет, просто я вчера уже их ела.

— Где это? — ревниво спросила бабушка.

— Мы с учителем заезжали к его сестре. Она нас и покормила.

Агата быстренько проверила свою фразу. 'Мы' могло обозначать и всю группу и их двоих. Бабушка, не колеблясь, приняла первый вариант. Любовно погладила томик стихов, который Агата привезла ей из столицы. Бабушка тоже обожала книги.

— Итак, ты осталась довольна. Было интересно?

— Да, — Агата вспомнила слова Келдыша. — Познавательно. Знаешь, бабушка...

— Да? — та рассеянно перелистывала книгу.

— Когда мы были в Академии Магии...

— Да?

— Я видела там твой портрет! — выпалила Агата и уставилась выжидательно.

Бабушка кивнула — по-прежнему с легкой улыбкой.

— А-а-а... Ты ведь знаешь, я там преподавала.

— Нет, — сказала Агата быстро. — Я не знала. Ты не говорила.

Бабушка слегка удивилась.

— Разве? Значит, к слову не пришлось...

— А почему ты ушла оттуда?

— Стара стала, — просто сказала бабушка. — А ты что, даже видов столицы не привезла?

— Ой! — Агата сорвалась с места. — Марк же сделал фотографии! Сейчас найду.

Притащила ворох разноцветных снимков. Фейхман снимал не только их, но и все, что ему нравилось — витрины, машины, девушек — Агата сама не всегда могла объяснить, что и где снято.

— Это Таня? Гляди, как подросла... А это твой... извини, не твой Алекс, узнала-узнала... Ой, смотри, а этот похож на Бориса Карпова, ну тот, из сериала 'Мужество'. А вдруг это он и есть? Агата, ты была рядом с Карповым и не взяла автограф?! А это, наверное, дискотека? Вы ходили на танцы? Алекс приглашал тебя танцевать? А где же ты? Почему Марк так мало тебя фотографировал?

Агата отмыкивалась, отмалчивалась — она все собиралась и все почему-то не могла начать рассказывать, как они с Келдышем гуляли по ночной столице, и про сцену на мосту, и про то, как ее — не ее? — испугалась келдышевская сестра Лиза...

— А вот это ты... ага, это у львов, это театр, смотри-ка, они покрасили его... а это Зал Камней, как я его любила... а это, как ее, Ирма? Крупная девочка, тоже симпатичная... А вот опять ты... надо тебе почаще снимать очки, гляди, какие глазищи, светятся, как у кошечки...

Бабушка положила было фотографию, помедлила и вновь взяла. Вгляделась. Потом подняла очки на лоб, словно они ей мешали смотреть, поднесла снимок ближе к глазам.

— Кто это?

Это были она и Келдыш. На переднем плане — она сама, на заднем — Келдыш, чуть смазанный, но вполне узнаваемый. Учитель избегал фотографироваться: 'Я не фотогеничен'. Марк подкрался со спины, окликнул и щелкнул, когда они обернулись. Помнится, Келдыш еще раздраженно отчитал его: 'Что за детские игры, Фейхман?'.

— Это и есть наш новый учитель. — Агата следила настороженно. 'Кто же не знает железную Мортимер?'. Похоже, и железная Мортимер кое-кого знала.

— А фамилия у него... — медленно сказала бабушка.

— Келдыш.

— Зовут?

— Игорь. По отчеству не знаю.

— Да, отчества сейчас не в моде... — бабушка положила снимок. Встала. Взяла и подержала в руках чайник. Поставила.

Неожиданно резко повернулась к внучке.

— Он пристает к тебе?

— Что?

— Он пристает к тебе?

Агата вытаращила глаза.

— Бабушка, ты что?! Он же учитель!

Лидия Мортимер нетерпеливо отмахнулась.

— Как будто это кого-то когда-то останавливало! Я говорю о другом, девочка! Он придирается к тебе?

Агата смотрела на нее во все глаза. Во всем мире существует заговор взрослых: 'Не смей осуждать его, он в три раза тебя старше!'. 'Ну и что, что она на вас кричит? Она вам добра желает!' Или: 'Учитель (начальник) всегда прав!'. И этот заговор бабушка всегда поддерживала...

Агата вздохнула.

— Ладно. Он ко мне не пристает. Он меня достает!

— Как?

— Ну... он не называет меня дурой прямо, говорит так... красиво, но так, что чувствуешь себя дурой... и другие думают так же...

— Можешь не объяснять, — ноздри бабушки раздувались. — Я сама треть века была учительницей. Он занижает тебе оценки?

Агата поколебалась. Было большое искушение согласиться, но...

— Нет, — признала нехотя. — Он требовательный, очень... но у него мы знаем больше, чем у других. И у него такие интересные уроки!

— Да уж, — сухо сказала бабушка. — Представляю себе. Он был очень талантливым мальчиком.

— А ты откуда его знаешь?

Бабушка нетерпеливо отмахнулась.

— И все это началось с его прихода в школу? Почему ты мне ничего не сказала?

— Бабушка... — Агата помолчала. — Я ведь должна сама уметь справляться с трудностями? Может, дело не в них, а во мне? Иначе почему они на меня нападают? Может, это я... не такая?

— Кто — они? — мгновенно насторожилась бабушка. Агата вздохнула: ну не пойдет же она разбираться со всей школой?

— Я... мне просто нужно научиться не обращать на них внимания, понимаешь? 'Повышать порог болевой чувствительности', сказал школьный психолог. Я просто... тонкокожая. Меня легче достать.

Бабушка села.

— Я всегда знала, что ты ранимая и... немного замкнутая девочка... но что у тебя такие трудности...

— Бабушка! — Агата начала жалеть, что выложила все это. — Все нормально, правда! Ну и что, что я им не нравлюсь? Они мне тоже не нравятся! Я тоже не хочу с ними дружить!

— Понимаю, — пальцы бабушки зарылись в белые волосы, — Ко мне всегда приходили только взрослые... чего там — старые! — люди... а ты с детства была такой... серьезной девочкой... это я во всем виновата!

Агата завздыхала:

— Бабуль, успокойся! Все у меня будет в порядке. Вот отращу кожу, как у носорога...

— Против Келдыша она тебе не поможет, — бабушка внезапно вспомнила начало разговора. — Пригласи-ка его завтра к нам!

Вот так-таки просто пригласи, да? Агата весь урок истории просидела как на иголках, уговаривая себя, как это просто сказать: 'Бабушка приглашает вас к нам в гости'. А он спросит: зачем? И посмеется. И никуда не пойдет. Или скажет: 'А что это вы ей наговорили про меня, Мортимер? Жаловались, значит?'. Или...

В общем, когда урок закончился, у Агаты уже все поджилки тряслись. Прощаясь кивками и улыбками с уходящими учениками, Келдыш неторопливо собирал свои бумаги. Агате вдруг пришло в голову, что он специально медлит — обычно ведь выходит из класса первым. Чего-то ждет. Или кого-то.

Ее?!

Агата проводила обреченным взглядом хихикавших подруг и побрела к учительской кафедре. Келдыш даже глаз не поднял.

— До свидания, Мортимер.

— До... я хотела сказать, учитель...

Агата перевела дыхание. Келдыш аккуратно выравнивал стопку листков.

— Моя бабушка... она...

Теперь Келдыш вскинул глаза. Спросил резко:

— Что? Что такое с вашей бабушкой?

Пытаясь не оцепенеть окончательно под его пронзительным взглядом, Агата выдавила:

— ...она приглашает вас к нам. Сегодня. Вечером.

С мгновение он еще смотрел на нее. Потом опустил глаза и спросил спокойно:

— С чего вдруг?

Он не пойдет! Слава богу!

— Она видела нас... вас... на снимке...

— А. Да. Снимок. Я не подумал, — Келдыш кивнул и засунул листки в папку. — Передайте мадам Мортимер, что я буду. В девятнадцать ноль-ноль.

— Мы живем...

— Я знаю ваш адрес, Мортимер!

Помолчал и добавил:

— Думаю, на пироги рассчитывать нечего?

Они смотрели друг на друга с разных концов комнаты. Бабушка надела свой самый деловой костюм, белую блузку с брошкой у горла, туфли на высоких каблуках — как будто ожидала важного гостя. Келдыш пришел в черных брюках и черной водолазке, в которых был в школе. Агата, стоявшая между ними, видела, как блеснуло его кольцо — Келдыш слегка развел руками, как бы говоря: 'Да, это я! И что?'. Коротко поклонился:

— Здравствуйте, Лидия.

— Келдыш, — сухо сказала та вместо приветствия. Показала на стул у бархатного стола.

Оба сели и уставились друг на друга. Агате показалось — с какой-то даже жадностью. Она тихонько попятилась и опустилась в кресло у стены.

— Вот как, — сказала бабушка, словно продолжая неслышный разговор. — Я не знала.

Учитель молча пожал плечами.

— Зачем вы в городе, Келдыш?

Он усмехнулся.

— Не поверите — не из-за вас! Я даже не знал, что вы здесь живете.

Пауза. Келдыш сказал насмешливо:

— Ну, вот видите...

— И о том, что у меня есть внучка, тоже не подозревали?

— А она действительно ваша внучка?

Агата открыла рот. Лидия мрачно и молча смотрела на Келдыша. Тот сказал мягко:

— Прежде чем вы выберете, что ответить, могу напомнить, что существуют такие вещи, как генетический анализ, например...

Бабушка кивнула.

— Она действительно моя внучка.

— Вот и прекрасно.

— Вижу, как это вас радует.

— Я должен прыгать от счастья?

— Вы должны оставить нас в покое.

— В конце учебного года я, скорее всего, вернусь в столицу. Этого достаточно?

— Достаточно было бы, если бы вы все забыли о нашем существовании!

— Для этого надо лишить памяти очень многих людей.

Бабушка вдруг хлопнула ладонью по столу: бархат проглотил звук, но Агата вздрогнула от неожиданности — бабушка редко выходила из себя.

— Агата здесь не при чем!

— Они тоже, — сухо сказал Келдыш.

Молчание.

— Зачем вы пригласили меня, Лидия? — Келдыш облокотился о стол, рассеянно перебирая 'висюльки' скатерти.

— Чтобы убедиться, что Агата... что Агату...

— Агате... Агатой... — продолжил Келдыш. — Я вполне способен контролировать свои эмоции.

Лидия фыркнула.

— Словно это вам когда-нибудь удавалось!

— С тех пор я... слегка подрос. Если вы не заметили.

— Тогда какого... зачем вы потащили ее в Академию? Зачем заставили проходить тесты?

— Меня интересовало, как вы сумели подменить результаты тестов.

— Что-о-о?

Агата вытянула шею. Теперь заморгала бабушка. Откинулась на спинку стула — до этого она сидела прямо, как с привязанной к спине дощечкой.

Бабушка засмеялась — молодым красивым смехом, который так обожала Агата. Келдыш скучающе посмотрел в окно.

— Так вы подумали, вы думали... Нет, Келдыш, вы просто невозможны! Как будто вы не знаете! Каждый квартал из года в год приходит кто-нибудь от вас. Как, по-вашему, я могла это сделать? Заколдовать всех до единого? Дать взятку? Выкрасть результаты детсадовских и школьных тестов? Келдыш, я не всесильна! Девочка, как это не печально, действительно лишена магических способностей.

— Печально? — спросил Келдыш, по-прежнему глядя в окно. — Вы действительно об этом жалеете?

Пауза. Агата уже начала уставать от этих пауз — она не знала, как переводится молчание.

— Только иногда, — сказала бабушка. — Иначе бы вы мне ее не оставили. Итак, наше маленькое недоразумение улажено?

— Вы не водили ее к Слухачам?

— Нет!

— Почему?

— Не вижу смысла.

— Почему?

Бабушка опять начала раздражаться.

— Нет ни малейших сомнений... И потом, эта процедура не рассчитана на детский организм!..

— Она уже не ребенок.

— И я имею полное право, как опекун, не разрешить ее проведение!

— А мы, — вкрадчиво возразил Келдыш, — имеем полное право настаивать на ее проведении.

— Для чего? У вас есть хоть какие-то основания? Хоть какие-то намеки на МээС в результатах тестов? Или вам просто хочется продемонстрировать свою власть?

— Основание есть.

— Какое?

— Ее фамилия.

— И что вы по этому поводу собираетесь предпринять? Мстить? Посмотрите мне в глаза и скажите, что вами движет только профессиональный долг!

Келдыш молча смотрел на нее.

— Оставьте нас в покое, — негромко сказала бабушка. — Просто оставьте нас в покое.

— Не могу, — так же негромко ответил Келдыш. — Не могу, и вы это знаете.

Бабушка прикрыла лицо рукой, и Агата испугалась, что она расплачется. Келдыш тоже смотрел на эту красивую белую руку.

— Так, — сказала Лидия, убирая ладонь. Сухие ее глаза горели. — И что дальше?

— Дальше вам придется отвечать на мои вопросы. Любые. Вплоть до того, до скольки лет она писалась в постель...

— Я не писалась в постель! — недовольно сказала Агата. Оба обернулись и уставились на нее, как будто забыли о ее существовании. Очень нелогично — ведь они только о ней и говорили.

— Агата! — воскликнула бабушка и посмотрела на Келдыша. Тот подумал. Встал.

— Я приду еще.

— Я вас не приглашаю, — сказала бабушка, вставая, чтобы не смотреть на него снизу вверх. — Вам придется предъявить какой-нибудь документ, чтобы снова переступить порог моего дома.

— Даже так? — Келдыш кивнул — почти весело. — Документ будет. Вы меня знаете. Доброй ночи.

— До свидания, — прошелестела Агата.

Бабушка молча стояла, пока внизу не хлопнула дверь. Потом опустилась на стул и вновь закрыла лицо рукой.

— О, господи...

— Бабушка.

— А? — спросила она, не открывая глаз.

— О чем вы говорили? Что он хочет? Почему ему не нравится наша фамилия?

— Не сейчас, Агата.

Агата потопталась рядом. Предложила, охваченная приливом вдохновения:

— А давай его отравим!

— Что? — бабушка с изумлением отвела руку.

— Ты испечешь пироги, мы туда положим яд, и отравим его!

— О, господи! — вновь сказала бабушка. Притянув к себе Агату, ткнулась ей лбом в живот. — Это было бы просто здорово!

Агата погладила ее по жестким седым волосам.

— Бабушка. Может, расскажешь, что происходит?

— Не сейчас, — вновь сказала та. — Я женщина старая, всю ночь потом спать не буду. Пойду-ка я в ванну, и — спать. И тебе советую.

Агата знала, что настаивать, когда человек не хочет что-то делать — невежливо. Хотя очень хотелось быть невежливой. Бабушка совершенно нестарческой трусцой сбежала от расспросов в ванную, а Агата подумала и засела в своей комнате с блокнотом и ручкой.

Первое: откуда Келдыш и бабушка знают друг друга?

Что давно знают, и давно не виделись — это ясно. Вместе работали в Академии? Келдыш учился у бабушки?

Второе: кто такие 'они, от вас'? Почему и когда они наблюдали за ней, Агатой?

Третье: почему Келдыша волнует, что у нее нет магических способностей, МээС сокращенно? Их нет у большинства населения...

Четвертое: кто такие Слухачи, и почему она должна к ним идти?

Агата погрызла ручку.

И пятое, последнее — может, самое важное — что же не так с их фамилией?

С вопросом первым все выяснилось очень быстро. Бабушка, хоть и без особой охоты, но отвечала.

Да, Келдыш был ее учеником. Очень талантливый мальчик, но совершенный шалопай. Многочисленные нарушения правил Академии, опасные для окружающих и самого студента эксперименты с вновь обретенными знаниями и умениями, и все это помноженное на непомерное честолюбие и действительные способности... Из Академии его вышибали с треском — три раза. Три раза же он и возвращался. Разумеется, они конфликтовали, поскольку мадам Мортимер слыла на факультете дамой железной. Ну и что с того? Не он первый, не он последний. Знаешь, какую ей устроили овацию на последней встрече выпускников? Аплодировали стоя! И еще подходили и лично благодарили за суровое с ними обращение!

— Тогда почему... он ведь очень не любит тебя, да, бабушка? Было что-то еще, потом?

— Еще, — бабушка задумалась. Нахмурилась. — Еще была война. Она сделала его... нас такими. С этим уже ничего не поделаешь.

Агата посоображала, что бы еще спросить по пункту первому. Вдруг ее осенило:

— А он знал маму с папой?

Бабушка сняла и снова надела очки.

— Почему ты так решила?

— Мне... показалось. Бабушка, ты говорила, они были учеными. А про себя ты всегда говорила, что была учительницей. Баб, кем они были на самом деле?

Ответ она уже и сама знала. Бабушка опять сняла очки и закусила дужку. Сказала медленно:

— Я тебе никогда не врала. Просто не говорила всего полностью. Они действительно были учеными. Работали в Институте Экспериментальной Магии.

— И они были?..

— Да, магами. И твой отец, и твоя мать были магами. Очень талантливыми.

Агата вздохнула — глубоко.

— Но почему ты никогда не говорила...

— Я бы сказала, — медленно произнесла бабушка. — Но попозже. Я не хотела, чтобы у тебя сформировался комплекс неполноценности. Единственная не-магичка в семье волшебников... Мне казалось, это может быть очень обидным.

— Поэтому Келдыш и не верит, что у меня нет никаких способностей! Он учился вместе с ними?

— Кто, Келдыш? Ну что ты! Он ведь гораздо младше!

— Но он знал их?

— Знал, — бабушка выглядела утомленной.

— А кто... ну, контролировал меня все это время?

Бабушка посмотрела в потолок.

— Несколько человек. Я представляла их тебе, как своих знакомых. Ну, помнишь, дядя Владек? Сергей Сергеевич? Не помнишь?

Агата сморщилась. Круг знакомых бабушки был очень обширным, дома у них бывали многие, и она не замечала, чтобы кто-то специально регулярно проверял ее на наличие МээС.

— А кто они?

— Люди из столицы. Они тоже не могли поверить, что ты...

— Бездарь, — закончила Агата печально. Бабушка сморщилась.

— Вот этого-то я и боялась! Агатка, ты понимаешь, что я люблю тебя такой, какая ты есть? Ты — единственное, что у меня вообще осталось! Ты мне веришь?

— Угу, — подавленно сказала Агата. А разве не радовалась бы бабушка еще больше, если б Агата пошла в нее? Или в маму?

— А Слухач?.. — начала она. Бабушка перебила:

— Забудь! Пока я жива, к Слухачу ты не пойдешь. Ты не представляешь, что это такое, и слава богу! Это до такой степени дико, незаконно и... ненужно, что даже Келдыш это понимает. Или поймет со временем.

— А он... и вправду может как-то помешать нам жить?

Бабушка ответила не сразу:

— Он... очень изменился, Агата. Вполне возможно, что нам предстоит нелегкое время. Но нас — двое, мы вместе, и это — самое главное.

Келдыш появился у них почти через две недели. До этого Агата видела его только на уроках, где он не обращал на нее никакого внимания. Агата, впрочем, не страдала.

Дверь открыла бабушка. Когда Агата выглянула из своей комнаты, она молча отступала перед входящим в дом Келдышем.

— Здравствуйте, Лидия, — сказал он негромко.

— Вы без звонка.

— И без доклада, — добавил Келдыш, быстро провел обеими руками по раскрасневшемуся от ветра и дождя лицу. Поверх головы бабушки взглянул на Агату.

— Добрый вечер, — пробормотала та. Келдыш коротко кивнул.

— Я пришел, как обещал. Будем разговаривать прямо здесь?

— Словно вас это смущает! — буркнула бабушка. — Проходите. И ты, Агата.

Агата подумала было переодеться — наверное, неправильно встречать учителя в длинном свитере, трико и носках, но взглянула на бабушку и передумала. Сунув книгу под мышку, поплелась вслед за взрослыми.

Они снова расселись в гостиной — Лидия в своем кресле, как на троне, Келдыш — у стола, Агата в этот раз приткнулась рядом с бабушкой.

Келдыш положил на стол какую-то карточку.

— Я принес разрешение, Лидия.

Агата вытянула шею, чтобы рассмотреть, и взгляд Келдыша остановился на ней.

— Я ваш куратор, Мортимер.

— Что?

— Я сказал, — повторил Келдыш отчетливей, точно смысл от этого становился яснее, — теперь я ваш куратор.

Какой?..

— А что это значит?

— Это значит, что, наряду с вашим официальным опекуном Лидией Мортимер, я имею право и обязанность участвовать в вашем воспитании, образовании и вообще, в вашей дальнейшей судьбе.

Жили они столько лет безо всякого куратора... Агата вдруг ужаснулась:

— Как... судьбе? Всю жизнь?

Келдыш улыбнулся. Получилось это у него очень неприятно. Прямо как у добродушного вампира.

— Если потребуется.

Кому потребуется? Зачем потребуется? Почему Келдыш? Вопросы перепутались, как вареные спагетти, и Агата никак не могла ухватить самый важный и главный, который распутает все остальные. Она посмотрела на напряженное лицо бабушки и спросила — со всей возможной наивностью:

— Куратор — это как офицер надзора за выпущенным досрочно заключенным?

Келдыш моргнул, бабушка предостерегающе покосилась, но Агата продолжила:

— А могу я узнать, в чем заключается мое преступление?

Келдыш непонятно смотрел на нее. Будто не был готов к вопросу. Или его формулировке.

Бабушка постучала пальцем по карточке.

— Как вы этого добились?

Келдыш пожал плечами.

— Добился.

Лидия кивнула.

— Представляю себе! Заразили их своими больными фантазиями? Это к вам надо прикреплять надзирателя, чтобы держать вас в узде!

— Тем не менее, куратор здесь — я.

Бабушка брезгливо повертела карточку за уголок.

— Я проверю ее по всем своим каналам!

— Да ради бога. Это ваше право. Успокойтесь, Лидия. Я не собираюсь вмешиваться в вашу жизнь без особой нужды.

— Конечно-конечно! — ядовито согласилась та. — Было бы желание, а причина всегда найдется!

Келдыш, оскалившись, посмотрел вверх, вниз. На бабушку.

— Вы что же, считаете, мне это доставляет удовольствие?

Лидия не сводила с него зорких глаз.

— Не совсем. Во всяком случае, не на все сто процентов. На пятьдесят. Остальные пятьдесят — извращения вашей больной психики. Мне жаль вас, Келдыш. Вы были таким многообещающим студентом, а превратились... в помешанного ловца теней. Вы пытаетесь бороться не с противником, а с призраками прошлого. Прошлому нельзя отомстить, Игорь! Он мертво.

— Но есть вы, — сказал он.

В следующий раз Келдыш принес с собой папку вроде учительской. Обменявшись 'любезностями', трое вновь собрались в гостиной.

— У меня к вам несколько вопросов.

— Вы говорите как следователь. Или судья. Снимаете показания? Я должна поклясться на библии? — осведомилась бабушка.

Келдыш пропустил ее колкости мимо ушей.

— Это касается вашей внучки.

Надо же, удивил! Агата тихонько перелистывала книгу, делая вид, что не слушает. Келдыш постучал пальцами по жиденькой папочке. Поглядел вопросительно.

— Будем разговаривать при ней?

— Почему бы и нет, — медленно сказала бабушка. — Ведь вы же ее куратор.

Келдыш качнул головой.

— Не боитесь? Впрочем, пора бы и ей, действительно, кое-что узнать о прошлом.

— Келдыш... — угрожающе начала бабушка.

— Что? — Келдыш вскинул брови — сама невинность. — Я говорю о ее прошлом!

Агата опустила книгу на колени.

— Когда вы отыскали ее в столице, девочка не умела разговаривать. Так? Я просмотрел больничные карты. Она страдала аутизмом. Ходила в специальный детский сад для детей с отклонениями в психике... Несколько лет в этом садике не привели к ожидаемым результатам.

Агата сжалась. Она что, была недоразвитой? Как это... с отклонениями в психике? Аутизм — посмотреть в энциклопедии...

— Девочка не могла общаться, играть со сверстниками... Что там еще? — Келдыш посмотрел в папочку. — Ни лечение, ни психотерапевтические игры и процедуры не дали впечатляющих результатов... Пока однажды в детском саду не появился кот...

Бабушка вздохнула и сказала:

— Агата, выйди!

— Ну, уж нет! — возмутилась Агата. — Ни за что!

— Ни в коем случае! — неожиданно поддержал Келдыш. — Она имеет полное право знать!

— В таком случае я отказываюсь продолжать этот разговор! — решительно заявила бабушка, делая попытку встать.

— В таком случае, — сказал Келдыш не менее решительно, — я продолжу его с вашей внучкой. И отвечу на все интересующие ее вопросы... Как поживает ваша аллергия, Лидия?

Бабушка осела обратно.

— Агата. Пожалуйста. Я прошу. Уйди. Я хочу поговорить с этим человеком наедине.

Чуть ли не впервые на ее памяти внучка взбунтовалась.

— Нет, бабушка! Я действительно имею полное право все знать! Извини, но я останусь.

Бабушка подняла голову. Посмотрела на Агату. В ее зеленых глазах что-то вспыхнуло, бабушка коротко размахнулась и...

Агате показалось, что-то ударило ее в лоб. Это 'что-то' толчком откинуло голову назад, на спинку кресла, и растеклось холодными ручейками по лицу, шее, плечам, по всему телу, сделав его неподвижным. Агата даже губами не могла шевельнуть, повести глазом. Единственное, что она могла — слышать.

— Ого! — услышала она через паузу — почти восхищенное. — Крутовато вы!

Келдыш поводил перед ее лицом ладонью. Агата даже не моргнула — не могла. Учитель подержал ее за непослушную тяжелую руку, положил на подлокотник кресла, со вздохом выпрямился и повернулся к невидимой ей бабушке.

— Ну, если вы так с ней обращались, неудивительно, что она выросла такой... тряпкой!

— Келдыш, черт вас возьми! — сказала бабушка, и в голосе ее было бешенство.

— Нет, это вас черт побери, Лидия! — сказал Келдыш с бешенством не меньшим. — Разительное отличие от ее маменьки, да? Вы этого добивались? Только зачем? Вы понимаете, что сотворили? Да любой может заставить ее сделать, что ему только будет угодно!

— Отойдите от нее! — рявкнула бабушка. — Отойдите и заткнитесь! Иначе...

Келдыш резко рассмеялся:

— Иначе — что, Лидия? Если бы вы что-то могли сделать, вы бы уже это сделали! Думаете, я не чувствую, как вы меня прощупываете?

Он все же отошел, и Агата видела только тени, отражающиеся на стеклянных дверцах шкафа напротив. Некоторое время двое молчали. Потом бабушка сказала с усилием:

— Хорошо. Успокоились оба. Агата спит и ничего не запомнит из нашего разговора. Уж я об этом позабочусь. Продолжайте.

— Итак, — ровно сказал Келдыш. — В детском саду появилась кошка. С этого момента у девочки пошло резкое улучшение. Она начала реагировать на окружающее, улыбаться, играть, разговаривать. Врачи порекомендовали взять животное домой. Вы взяли. Развитие ребенка выправилось, она пошла в нормальную школу, хоть и в более позднем возрасте. Потом вы... испугались. Чего вы испугались, Лидия?

Тишина.

— Вы наблюдали за девочкой и котом. Они понимали друг друга не то что с полуслова — со взгляда. Не удивлюсь, если вы провели несколько экспериментов, и они вас напугали. А вдруг, подумали вы, это не просто дар к общению с животными, как в старину говорили: 'петушиное слово знает'? А вдруг — это зачатки магии, которые еще не улавливают периодические обследования? А вдруг они разовьются? А вдруг она пойдет по стопам... семьи Мортимер?

И тут у вас открылась жесточайшая аллергия. Врачи запретили держать в доме животных — любых. Кота — наверняка, со слезами — отдали 'в хорошие руки', но девочка уже подросла, уже выровнилась, уже не так тяжело перенесла разлуку со своим любимцем... Все обошлось, да, Лидия? Все обошлось на этот раз.

Келдыш помолчал.

— Я тоже кое-что видел. И тоже не сразу обратил внимание. Если бы не ваша... аллергия, мы могли бы получить любопытные результаты.

— К чему, — спросила бабушка надтреснутым голосом, — к чему вы мне все это говорите?

— К тому, — сказал Келдыш резко, — чтобы вы не пытались что-то скрывать от меня. Я все равно до этого доберусь. У вас есть, что еще мне сказать, Лидия? Я не тороплю. Подумайте. Повспоминайте. А сейчас — разрешите откланяться. И в следующий раз воздержитесь от таких... резких жестов. Я всегда... восхищался вами, что бы и как бы там ни было. Я бы не хотел потерять еще и это.

Он мелькнул мимо глаз Агаты. Бабушка посидела еще, потом тяжело поднялась, тяжело подошла. Положила руку на ее лоб.

— Агата, — сказала тихо. — Проснись.

Агата вздрогнула. Поморгала и потянулась. Бабушка стояла рядом и грустно смотрела на нее.

— Проснулась?

— Я что, заснула?

Агата со смущением огляделась. Келдыша уже не было. Агата помнила, что они что-то долго и нудно обсуждали с бабушкой, и она устала прислушиваться и начала клевать носом над книжкой, а потом... Кто-то ссорился. Соседи за стеной, что ли? Или бабушка смотрела какой-то фильм? Она потерла глаза. В памяти еще мелькали обрывки сна, но уже не разобрать и не вспомнить — что к чему, и что там было таким интересным и важным — как часто бывает после не вовремя зазвонившего будильника...

— Хочешь чаю? — спросила бабушка.

Келдыш приходил раз в неделю. Теперь Агату не обязывали присутствовать при беседе взрослых. Но и не отсылали в свою комнату. Поэтому Агата выбрала половинчатое решение — садилась с книгой на кухне. Оттуда слышно почти все. Особенно, когда говорят повышенным тоном. Но повышенным тоном они почти не говорили. А если говорили, то всегда начинала бабушка. Келдыш — удивительно! — разговаривал вежливо, спокойно, даже с юмором. Чаще всего они вспоминали общих знакомых — то ли по столице, то ли по Академии. Это было слушать неинтересно. А вот когда начинали обсуждать историю создания или область применения какого-нибудь заклинания, или вспоминать разные забавные (и не очень) случаи, случавшиеся с нерадивыми студентами и даже — подумать страшно! — с самим Келдышем... Правда, маги при этом сыпали специальными терминами, которые Агата не то что не понимала — повторить не могла.

В этот раз Келдыш пришел раздраженным. Начал чуть ли не с порога:

— Что за бардак творится тут у вас в провинции!

— Я всегда предполагала, что рыба гниет с головы, то есть, со столицы, — надменно заметила бабушка. — Что, опять какое-то нарушение ваших хваленых правил?

— Моих правил! — хмыкнул Келдыш. — Город кишмя кишит незарегистрированными магами! Сегодня на базаре я буквально за руку поймал ведьму — пыталась всучить мне амулет от сглаза! Ни лицензии, ни клейма, ни разрешения на торговлю! А ведь сильная девчонка! Ей бы в Академии учиться, а теперь — штраф и тюремное заключение! Куда только ваша мэрия смотрит! Придется составлять записку в СКМ...

— Все вам неймется, Ловец, — сухо сказала бабушка. — Пейте чай.

— Ведь с последней войны прошло не так уж много времени! Вы что тут, все с ума посходили? Хотите ее повторения?

— Пейте чай.

Агата положила книжку на колени. Пауза. Потом бабушка сказала:

— Когда я переехала в... провинцию, сначала тоже была шокирована. Потом я поняла, и свыклась с одной простой мыслью. И вам к ней тоже придется привыкнуть.

— К какой?

— Это была не просто очередная Магическая война. Это была Столичная Магическая война. Несмотря на миллионы жертв, несмотря на то, что столицу отстраивали заново всей страной, это была война столицы. И столичного округа. Понимаете? В провинции слегка ужесточили надзор и чуть ограничили права магов, ввели обязательные тесты на МээС в детсадах и школах. Ну и что? Вечно в этой столице что-то выдумывают! А мы как ходили, так и будем ходить заговаривать зубную боль к нашей нелицензированной бабке Паше, а не к вашему высококлассному клейменому специалисту, обученному в Академии... Она-то нам ничего дурного не делала! Вот так вот, Келдыш. Не надо пронзать меня этим вашим профессиональным взглядом, мальчик. Просто усвойте это. И пейте чай.

Агату вызвали к директору прямо с урока литературы.

— И возьмите с собой сумку, Мортимер...

— На выход с вещами! — пропела за спиной Дьячко. Агата растерянно и торопливо покидала все в сумку, прошла мимо молчащей учительницы 'дылды-Людмилды'. Перехватила ее какой-то жалостный взгляд.

— Проходи, Агата, — торопливо сказал директор, когда она нерешительно замаячила на пороге его кабинета. — Проходи, садись.

В кабинете оказался Келдыш. Агата сразу насторожилась: что за очередная пакость? Келдыш посмотрел на нее и отвернулся к окну.

Директор сцепил на круглом животике толстые руки, встал прямо перед ней. Ей оставалось или задрать голову, чтобы видеть его лицо, или смотреть на его нервно вертящиеся пальцы. Агата смотрела на пальцы.

— Послушай, Агата... Твою бабушку увезли в больницу. Она...

Агата тяжело моргнула. Пальцы директора вертелись все быстрее. Он нервничал.

— У нее...

У нее в голове зашумело.

— Она жива?

— Конечно! — воскликнул директор. — Конечно, не пугайся так!

— Тогда не надо ее пугать! — услышала Агата резкий голос Келдыша. — У вашей бабушки инсульт. Сейчас вы можете поехать повидать ее в больницу.

— Конечно-конечно! — повторил директор и быстро вытер покрасневший лоб. — Учитель Келдыш любезно предложил подвезти тебя на своей машине в больницу. Уверен, все будет в порядке... конечно, в порядке...

Конечно, конечно, повторила про себя Агата. Встала. Сумка мягко съехала с плеча и шлепнулась на пол. Агата тупо смотрела на нее сверху. Келдыш наклонился, нетерпеливо всунул сумку ей в руки.

— Идемте, Мортимер.

В машине они молчали. Агата ненавидела больницы. Она провела там полдетства, и они напоминали ей приют — полудом, где ты живешь в ожидании и тоске по дому настоящему... Она глубоко вздохнула и поймала быстрый взгляд Келдыша. Он боится, что она разревется. Не сейчас. Не при нем.

Не дождется.

Больница была не слишком большой; в окружении зеленого парка казалась даже приветливой. Келдыш быстро выяснил что-то в регистратуре и махнул рукой Агате.

— Она в реанимации. Родственников туда пускают. Идемте.

Вы не родственник, хотела сказать Агата. Конечно, не сказала.

На дверях реанимации шелестели прозрачные ленты-занавески. Келдыш развел их, Агата вошла и остановилась, растерянно глядя по сторонам. Кто из них бабушка? Учитель молча взял ее за локоть, разворачивая влево.

Пол-лица Лидии Мортимер закрывала прозрачная маска. Кто-то тяжело, натужно дышал — то ли бабушка, то ли сама эта маска. Агата посмотрела на нее и принялась таращиться на подмигивающие и попискивающие приборы. Огоньки расплывались перед глазами. Она не заплачет, не заплачет! Бабушка казалась такой малюсенькой под этой простынею — словно там ничего не было, словно эти больничные приборы сами жадно высасывали из нее жизнь...

Дежурный целитель, сидевший в изголовье кушетки, поднял голову и встал. Сложив руки на животе, молча смотрел на них.

— Как? — спросил Келдыш, кивая подбородком.

— Состояние тяжелое, но стабильное. У врачей прогноз осторожный.

— А у вас?

— Мы даем ей энергию, чтобы она могла принять медицинскую помощь.

— Если понадобится еще...

— Спасибо, коллега. Мы пока справляемся. Вы родственник?

— Нет. Вот.

Целитель посмотрел на Агату. Вокруг глаз у него были темные круги, как будто было уже далеко за полночь. Кивнул.

— Ясно. Думаю, пока вам вредно находиться здесь. Приходите завтра.

Агата послушно повернулась вслед за келдышевским прикосновением.

— Я везу вас домой, — объявил Келдыш. Агата туманно удивилась — конечно, не в гостиницу же! Они ехали гораздо медленней. Агата смотрела в окно.

— Что маг говорил про энергию?

— Они берут ее у родственников. Как кровь подходящей группы, понимаете?

Агата медленно кивнула.

— А так как у меня нет магических способностей...

— Подойдет любая, — резко сказал Келдыш.

— В том числе и ваша?

— В том числе и моя.

— Но вы же... вы ее ненавидите.

Келдыш остановил машину и открыл дверцу.

— Приехали.

— Вы ненавидите ее, правда?

Келдыш смотрел на нее поверх машины.

— Я испытываю к Лидии... смешанные чувства.

— И все же хотите ей помочь?

Учитель повернулся и пошел к дому.

— Из чистого эгоизма. Где ключи, Мортимер?

Агата медленно, точно во сне, передала ему ключи. Смотрела, как он открыл дверь, вошел. Зашла следом.

— Эгоизма?

Келдыш огляделся по сторонам и повернулся к ней.

— Я еще не настолько стар, чтобы жить в одном доме с молоденькой девушкой.

— А?

— Похоже, вы забыли, что я — ваш куратор. Практически — второй опекун. Так что, если что-то случится с вашей бабушкой...

Он развел руками. Агата смотрела на него с испугом.

— Поэтому и в моих интересах, чтобы мадам Мортимер и дальше благополучно здравствовала. А теперь — к более конкретным вопросам! У вас есть деньги?

— А? — спросила опять Агата и подумала, что ее легко принять за идиотку. Да он и так всегда считал ее идиоткой...

— Деньги, — торопливо повторила она. — Деньги... да, есть.

— Сколько?

Агата достала шкатулку из шкафа. Келдыш тщательно пересчитал бумажки.

— Должно хватить на продукты и неотложные нужды. У вашей бабушки есть страховка и вы не обязаны ничего оплачивать в больнице. Если с вас что-то будут требовать... ну, обращайтесь ко мне. Вы не боитесь ночевать одна?

— Вот еще! — презрительно сказала Агата. Он внимательно оглядел ее.

— Я оставлю вам свой телефонный номер.

— Спасибо, — вежливо сказала Агата, сразу решив, что ни за что ему не позвонит.

— Завтра я заберу вас из школы, и мы съездим в больницу.

— Спасибо, — вновь сказала Агата. — Но ведь это моя бабушка. И я сама решу, когда и с кем мне ее навещать.

Келдыш посмотрел на нее с легким удивлением.

— Слушайте, Мортимер...

Она ожидала какого-нибудь привычного едкого замечания, но Келдыш пожал плечами и, буркнув:

— До свидания, — сбежал вниз по лестнице. Хлопнула дверь.

Агата осталась одна.

Услышав звонок, Агата вздрогнула: он был какой-то... пронзительный, как будто предвещал очередную беду.

— Не спрашиваете, — недовольно констатировал Келдыш, когда Агата, открыв дверь, испуганно уставилась на него.

— Что такое? — спросил у нее и сам же ответил. — Ничего нового, Мортимер! Если будут какие-нибудь изменения в ее состоянии, вам сообщат первой. Вот.

— Что это? — машинально спросила Агата, хотя и сама видела — что. Или, вернее, кто. Отставив руку, двумя пальцами, словно нечто невообразимо противное, Келдыш держал за шкирку слабо мякавшего котенка-подростка.

Келдыш поднял котенка повыше и внимательно оглядел его.

— Соседка съехала в отпуск, попросила присмотреть. У вас сейчас масса свободного времени и никакой аллергии. Консервы в пакете. Пусть поживет, пока мадам Мортимер в больнице. Держите.

Сунул котенка Агате и пошел к машине.

— А как его зовут? — крикнула Агата вслед.

Келдыш оглянулся на ходу. Поднял плечи.

— Это кошка. Зовут... ну, Киска. Спокойной ночи вам не желаю. Не даст.

— Думаете, у меня все-таки есть какие-то магические способности?

Они сидели в больничном парке. Уже полчаса, как вышли от бабушки, но идти домой Агате не хотелось. Ничего не происходило: бабушке не делалось ни хуже, ни лучше, врачи были уклончиво-пессимистичны, Келдыш пару раз уже становился донором...

Агата покосилась. Сегодня она опять застала его в больнице, но выглядел Келдыш, как обычно — бледный, неприветливый, весь в черном. Он сидел, раскинув руки по спинке скамьи. Глядел на солнце, посверкивающее в зеленой чешуе листвы.

— Всё за то, — отозвался рассеянно.

— И бабушка каким-то образом смогла их спрятать?

— Хотел бы я только знать — как.

— И что я могу... хорошо общаться с животными — это тоже магия? Вы тогда говорили про моего кота Сему...

— Если не магия, то уж очень похоже... — Келдыш уставился на Агату. — Вы помните, о чем мы говорили с вашей бабушкой?

— Да.

— Но вы не могли... не должны... Как же так?!

Ей доставило удовольствие изумление учителя. Он даже заикаться стал.

— Лидия набросила на вас заклятье сонного забвения. Вы просто не могли нас слышать. И уж тем более — помнить!

Агата небрежно пожала плечами.

— Я и не помнила, когда проснулась. Потом... все как будто возвращалось... как эхо... выплывало откуда-то...

Келдыш смотрел на нее во все глаза.

— Что вы помните?

— Вы сказали: она испугалась, что у меня есть способности, когда увидела, как мы с котом общаемся... Притворилась, что у нее аллергия. А я так плакала, когда мы отдавали Сему! — пожаловалась Агата.

Келдыш отмахнулся:

— Что еще?

— Вы предупредили, чтобы она ничего от вас не скрывала... А почему она испугалась?

— У семьи Мортимер своя... особая история.

— А кто-нибудь когда-нибудь мне ее, наконец, расскажет?

— Не думаю, что вас это порадует, — рассеянно сказал Келдыш. Провел по лицу ладонью. — Преодолеть сонное заклятье при нулевых способностях... Разве что мадам Мортимер постарела... но не думаю, не думаю...

Он поглядел сбоку на Агату. Сказал неожиданно:

— Посидите так.

— А?

— Не шевелитесь.

Келдыш потянулся к ней. Агата скосила глаза на руку, исчезнувшую за ее спиной. Он не коснулся ее, но Агата почувствовала покалывание на шее, словно по коже прошел слабый электрический ток.

— Что вы чувствуете?

Агата закрыла глаза, чтобы не отвлекаться.

— Тепло. Становится горячей... очень горячо... ай! — она, отпрянув, оглянулась. Келдышевская рука была в сантиметрах тридцати от ее спины. Агата сердито потерла шею:

— Что это вы делаете?

— 'Горчичник', — объяснил Келдыш. — Упражнение для первого курса. Дайте, посмотрю.

Агата, откинув волосы, наклонила голову. Почувствовала пробежавшие по шее пальцы.

— Даже не покраснела, хотя у вас должен быть волдырь, — сказал учитель. — Защита. Вы, на первый взгляд, поддаетесь магическому воздействию. Но оно на вас никак не отражается...

Агата сердито выпрямилась:

— Я что для вас, подопытная обезьянка? Есть у меня магия или нет?

Келдыш улыбнулся лениво.

— Вот для того, чтобы это выяснить, и нужно побыть подопытной обезьянкой...

— Например, сходить к Слухачу?

Келдыш помолчал.

— Вы этого хотите?

— А у меня есть другой выход?

— То есть?

— Вы сами говорили, что больному лучше всего помогает энергия родственников. Если Слухач скажет, что магия есть, я смогу бабушке помочь. Ведь так?

Келдыш смотрел с прищуром. Оценивающе.

— Она будет против.

— Она об этом не узнает.

— Узнает потом.

— Но тогда уже будет поздно... Я что, — жалобно спросила Агата, — теперь должна вас уговаривать? Я могу и сама к нему пойти.

— Нет. Не сможете, — Келдыш смотрел прямо на яркое солнце. Не мигая и не щурясь. Сказал серьезно:

— Надеюсь, мадам Мортимер по выздоровлении не превратит меня в жабу!

Он сидел в тени — громадный, жирный, страшный. Агата попятилась и наткнулась на Келдыша. Рука его была ледяной — он почему-то тоже нервничал. Слухач, глядя в пол, помял ладони, больше похожие на ковши экскаватора.

— Девушка готова? — спросил мягким голосом.

К чему? Агата поглядела через плечо.

— Да, — отозвался Келдыш.

Слухач поднял тяжелые белые веки и посмотрел на Агату. Глаза его были такими прозрачными, что казалось — еще чуть-чуть — и можно увидеть, что находится за ними в черепе.

И еще — Агата его где-то видела. Нет, не встречала никогда, потому что такого не забудешь.

Просто она его... помнила.

И он ее помнил.

— Понятно, — сказал Слухач — непонятно для Агаты и Келдыша. Неожиданно проворно поднялся. Поманил Агату толстым пальцем.

— Идем-ка...

Они вошли в затемненную комнату. Посреди стояла высокая кушетка, накрытая серым покрывалом, рядом — табурет. И больше ничего. Никакой аппаратуры или привычных с детства магических предметов-определителей. Слухач показал на кушетку и пошел задергивать плотные черные шторы, сквозь щель в которых пробивалась узкая пыльная полоска света. Он так долго ловил и уничтожал этот лучик, что Агата успела заскучать, сидя на дурацкой кушетке. Келдыш стоял, прислонившись спиной к стене. Пол разглядывал. Слухач справился с солнцем и сел на табурет, обхватывая его ножки толстыми ногами.

— Начнем?

Агата насторожилась.

— Наверное...

В поисках поддержки взглянула на учителя. Теперь тот исподлобья следил за Слухачом.

— Посмотри на меня, — сказал Слухач своим мягким голосом. Агата посмотрела. Слухач подался к ней, взял ее руку в теплые ладони.

— Смотри на меня. Ляг, откинься на подушку, но смотри на меня.

Агата вновь испуганно покосилась на Келдыша.

— Смотри на меня, — напомнил Слухач. Агата послушалась. Через секунду пожалела, но взгляда было уже не отвести — прозрачные глаза Слухача вдруг превратились в черные колодцы, дыры, в которые Агата проваливалась и летела — вниз, вниз, вниз...

— ...ты, ублюдок, — говорил кто-то, — ты чуть не убил ее, с-скотина!

— Ты сам говорил, что она готова, — отвечал кто-то другой — гнусавым жалобным голосом, — ни черта она не готова... привел девчонку... а она не готова... кто тогда из нас ублюдок?

— Вы со своей жадностью меры не знаете... всю бы высосал... пшел вон!

— Ага... — сказал второй с облегчением. — В себя приходит.

Легкие шлепки по щекам.

— Ну, давайте, просыпайтесь, давай, девочка, пора встава-ать...

Агата двинула головой. В голове звенело, и казалась она легкой и пустой — вот-вот взлетит над подушкой, как воздушный шарик. Агата разглядела опрокинутое над ней лицо. Теплые пальцы касались ее щек, лба, висков...

— Не спать!

Вздрогнув от резкого приказа, она вновь открыла глаза. Хмурый Келдыш стоял, положив одну ладонь на ее лоб, а второй взяв за руку. Только тут она начала чувствовать свое тело — словно до того отлежала его целиком. Агата вздохнула и выдохнула — получилась какое-то хныканье — и Келдыш сказал, не открывая глаз:

— Все-все, успокойтесь.

Агата поискала взглядом. Слухач, съежившись, сидел в углу на корточках — и что он так, ему ведь неудобно — вон же лежит уроненная или отброшенная табуретка... Теперь уже он следил за Келдышем.

Келдыш вздохнул, открыл глаза и посмотрел вниз. На нее. Агате стало неудобно.

— Можно, я сяду? — спросила, чуть ли не извиняясь.

— Да, — сказал Келдыш и убрал руки. — Конечно. Но не быстро.

Быстро у нее не получилось. Наверное, вообще бы не получилось, если б он не помог, а потом еще и не поддержал за плечи. 'Отлежанное' тело совершенно не хотело слушаться.

— И что... — сказала Агата. — Нашли?

Келдыш вместе с ней посмотрел на Слухача.

— Эхо, — сказал тот.

— Что? — Агата взглянула в близкое лицо Келдыша, но и тот не понял.

— Эхо? — повторил сам, как эхо.

— Эхо, — упрямо повторил Слухач. — Нет магии.

Он смешно помахал большими руками, словно изображая полет.

— Одно эхо. Большое, гулкое эхо... большой магии... Видишь, — сказал почему-то обиженно, — и взять-то было особо нечего...

— Что же ты тогда так долго высасывал? — Спросил Келдыш с отвращением. — И что значит — эхо? Ты когда-нибудь встречал такое?

Слухач качнул головой.

— Нет. Никогда. И еще мне сказали: девочка — ключ.

— Ключ? — вдвоем переспросили Агата и Келдыш.

— Какой ключ?

— Ключ — к чему?

Слухач, сморщившись, замахал на них ковшами экскаватора.

— Не знаю! Что сказали — повторил! А ты мне за это — по зубам!

Агата сощурилась, вглядываясь. Так вот почему Слухач говорит так невнятно! Губы у него были разбиты, и он то и дело трогал их, проверяя — не идет ли кровь.

— Мало дал. Могу добавить, — равнодушно ответил Келдыш. — Идти сможете?

— Да, — удивилась Агата. — Почему? Могу.

Не смогла. Ноги проваливались, словно куда-то делись коленки. Келдыш неприлично (хоть и тихо) выругался, подхватил ее неловко. Явно не привык носить девушек на руках... Агата вдруг вспомнила Лизино: 'До сих пор не знаешь, как будят по утрам девушек? Поцелуями, братец!'

— Держитесь крепче, — приказал Келдыш. И бурчащему Слухачу. — Да ладно, заткнись! Не доложу я на тебя, не бойся!

— Вот спасибо! — причитал Слухач, впрочем, на всякий случай не вставая. — Вот спасибо, добрый человек! Не донесешь, что девку привел неподготовленную, что разрешение на проверку не предъявил, что мне увечья нанес! Ай, спасибо!

Келдыш глубоко вздохнул. Длинно выдохнул.

— Радуйся, что мне не до тебя, Слухач! А жадность твоя тебя погубит. Обожрешься однажды.

Увидев, как шевельнулись занавески на соседском окне, Агата подумала: ну, все! Теперь доложат бабушке, что ее внучка явилась среди бела дня в стельку пьяная с каким-то взрослым мужиком в обнимку! Да ладно, она все объяснит... Только вот не уверена, что объяснение бабушку успокоит.

Келдыш доволок ее до дивана. Киска немедленно вспрыгнула на колени, но Агата раздраженно ее столкнула. Все было противным — недоуменно мяукающая кошка, прикосновение гобеленовой обшивки дивана к голым рукам, слепящее солнце, заглядывающее в окно... Келдыш первым делом задернул занавески. Агате стало легче, но ненадолго, потому что он сказал невыносимо громким голосом:

— Вам надо поспать.

С какой стати он раскомандовался! Почему она должна его слушаться? Ведь это ее дом! Агата открыла рот, но Келдыш уже ушел на кухню. Половицы невыносимо под ним скрипели. Агата сморщилась, прилегла на подушку. Через мгновение откинула ее в сторону — подушка чем-то воняла.

— Выпейте это!

Агата сжала кулаки. Сказала сквозь зубы:

— Оставьте меня в покое!

— Оставлю, — сказал Келдыш. Голос его бил по ушам. — Вот выпьете, и оставлю.

— Я вас ненавижу! — мрачно сказала Агата. Взяла чашку. Понюхала. — Это что? Оно же протухло!

— Зажмите нос и выпейте.

— И вы уйдете?

— Уйду.

Жидкость была темно-красной — как венозная кровь. И такой же теплой.

— Фу! — Агата вытерла рот и сунула чашку Келдышу. — Видите? Я выпила! Теперь уходите.

— Сейчас, — спокойно сказал Келдыш и ушел на кухню.

Валик под головой тер шею. Что там, нажчдачка что ли? Она никогда не замечала, как оглушительно тикают напольные часы. Если бы у Агаты были силы, она бы встала и разбила их. Но сил у Агаты не было. Сейчас она посидит и...

Агата открыла глаза. Она лежала на диване, укрытая теплым уютным пледом, под щекой — подушка. Уже стемнело. Возле стола, под желтым светом торшера, вытянув ноги на соседнее кресло, сидел Келдыш. Читал книгу.

— Проснулись?

Агата, кутаясь в плед, села.

— Голова кружится?

— Да.

— Выпейте еще. Вон чашка.

Агата послушно выпила. Поболтала чашку. На дно выпал фиолетовый осадок.

— А что это вообще такое?

— Укрепляющий состав.

— Поэтому бабушка и не хотела, чтобы я шла к Слухачу, да?

— Почему 'поэтому'?

— Потому что мне плохо. Я там потеряла сознание, да?

— Вы говорили с ней о Слухачах?

— Немного. Она сказала, это как сделать аборт.

Келдыш резко рассмеялся.

— Никогда не думал, но, наверное, похоже!

— И всем так плохо?

— Не всем, — Келдыш помолчал. — Ваша бабушка имеет полное право жаловаться на мои неправомерные действия.

— Но я же сама хотела!

— Дело не в этом. Перед визитом к Слухачу вы должны были освоить ряд упражнений и принимать кое-какие препараты. Могла возникнуть легкая послесеансовая депрессия, которая прошла бы в течение нескольких часов. И все. Я слишком торопился.

— Боялись, что бабушка вылечится и запретит вам?

Келдыш просто кивнул. Похоже, он никогда не извиняется. И никогда не чувствует себя неправым.

— А почему вы... дали ему в зубы?

Келдыш взял книгу с колен и кинул ее на стол.

— Что вы знаете о Слухачах?

— Ну... я заглядывала в Большую Магическую Энциклопедию. Это человек, который... м-м-м... может без помощи приборов и приспособлений определить у испытуемого наличие и величину способностей... иногда даже их направление... Я не поняла, зачем тогда вообще нужны приборы?

Келдыш кисло усмехнулся:

— Конечно, самое неприглядное в словари и энциклопедии мы не включаем! Не выносим, так сказать, сор из магической избы!

Он подтащил кресло к дивану. Плюхнулся в него, сцепив на животе руки.

— Слухач, Мортимер, — это человек, который пожирает магию.

— Ч-что?

— Пожирает, поглощает, вампирит... Магия, конечно, не является главным условием его существования, она для него... ну, как легкий наркотик. Отъем магии у испытуемого — это плата за сеанс.

Агата скривилась:

— Фу, гадость!

— Деятельность Слухача лицензирована. Он обязан убедиться в подготовленности испытуемого, его защите, истребовать разрешение врачей и магических служб...

— А этот... ваш...

— Он нарушил все правила, — сообщил Келдыш. — Я надавил на него своим авторитетом.

— Да уж... — буркнула Агата. — Знаем, как вы давите... авторитетом.

Келдыш даже бровью не повел.

— Но он нарушил и самое главное правило — об отъеме магии. Слухач может взять только определенный процент — в зависимости от размера и силы исследуемых способностей — который не повредит ни способностям, ни здоровью донора... То есть, он должен уметь контролировать себя и правильно определять этот самый процент.

Агата молчала. Келдыш смотрел на нее.

— Ваш Слухач не контролировал ни себя, ни ваше состояние.

— Но так же, наверное... и убить можно?

Келдыш кивнул.

— После войны это и происходило.

— Что — это?

— Тогда возникла паранойя... вы не помните, конечно. Некоторые родители, желающие оградить одаренного ребенка от преследований и от... от самой магии... приводили детей к Слухачам. Их выпивали досуха.

Агата сжалась.

— Они умирали?

— Некоторые. Другие оставались жить. Но когда из тебя высасывают твое главное составляющее... это сравнимо с потерей души.

— И им еще выдают лицензии?!

— Слухачи имеют право на частную практику наравне с астрологами, гадалками, знахарями и... иже с ними. Хирурги режут людей, но, пока они не действуют во вред пациенту, они действуют ему во благо. Нам тоже приходится иногда обращаться к Слухачам — когда мы не можем определить, в каком направлении лучше развивать способности студента. И еще...

Келдыш посмотрел на свои сомкнутые руки. Поднял глаза.

— Думаю, вам надо это знать. Некоторые Слухачи состоят на государственной службе, — он смотрел, не мигая. — Они совершают казнь магов-преступников. Лишают их магии.

Почему она должна знать? Ведь она же не маг! Зачем он все это ей рассказывает? И почему об этом никогда не говорила бабушка?

А кто вообще об этом знает?

— Это... страшно, — сказала ему Агата. — Отвратительно.

Келдыш кивнул. Задумчиво.

— Вы не видели, что творилось после войны. Хорошо еще, до костров дело не дошло. Слухачи жирели. Думаю, в Средние века они добровольно состояли на службе у инквизиции.

— А сейчас — у вас, — сказала Агата сдавленным голосом.

Келдыш слабо улыбнулся.

— Вы что-то путаете, Мортимер. Я сам маг. Просто магии, как и всякой силе, влияющей на человеческое существование, нужен сдерживающий фактор. Контролирующий орган, отслеживающий последствия ее развития и нарушение магической этики. Вы никогда не бывали в провинции Кобуци? Нет? Там был научно-исследовательский центр экспериментальной магии. Сейчас в Кобуци не осталось ни одного человека... потому что тех, кто там живет, уже нельзя отнести к роду человеческому. Заградотряды и наблюдение — это все, что мы можем им противопоставить.

Он потянулся. Свет торшера выделил все мышцы и жилы под черной водолазкой.

— Вы должны понять, Мортимер. Я буду делать все, чтобы не допустить новой войны. Или даже угрозы ее возникновения.

— Я ничего... — сказала Агата с тоской. — Я не понимаю, зачем вы мне все это говорите. Вы меня будто предупреждаете. Вы все время на что-то намекаете, но никогда не говорите прямо. Я же не маг! У меня даже никаких способностей нет, вам же этот ваш... Слухач сказал!

— Эхо, — повторил Келдыш, закрывая глаза. — Эхо большой магии. И — что он так долго высасывал из вас? Вот вопрос. Идите спать, Мортимер.

Агата посмотрела в сторону темного прямоугольника двери.

— Я не... я здесь полежу.

Келдыш открыл глаза, посмотрел на нее. Тряхнул головой.

— Ну, а я здесь посижу. Почитаю.

Он сумасшедший, подумала Агата, глядя, как Келдыш вновь склоняется над книгой у стола. Как назвала его бабушка? 'Помешанный ловец теней'? Он никогда не отстанет от них. Он все чего-то ждет — непонятно чего, от нее, Агаты. Он испортил ей весь год и собирается портить всю жизнь. Он рассказал ей сегодня такие вещи, о которых она не знала, и, наверное, не хотела бы знать. Он водил ее к этому ужасному Слухачу, и тот чуть не убил ее.

Она его ненавидит.

Она рада, что он остался здесь, с ней, сегодня ночью, в которой вновь начали бродить серые тени...

Келдыш спал, не погасив торшера. На его ногах уютным клубком свернулась Киска. Агата, щурясь, рассматривала учителя. Он сидел, склонив голову на грудь, действительно спал, не притворялся. Но все равно казалось, что в любой момент он откроет глаза и скажет: 'Ну, и что вы меня рассматриваете, Мортимер?'

...Он принес ей кошку, чтобы начать разговор об ее 'петушином слове'. Чтобы намекнуть, что Агата, с ее способностями, может помочь бабушке побыстрее выздороветь — для этого надо только сходить к Слухачу. Он ведь говорил тогда бабушке, что Агату может любой уговорить сделать все, что ему заблагорассудится. Он и был этим 'любым', и Агата прыгнула по его команде, как дрессированная собачка. Он давно хотел отвести ее к Слухачу. Он знал, что бабушка ни за что не позволит... Что, не будь Лидия Мортимер в больнице...

А почему она попала в больницу? Агата приподнялась на локте. Бабушка была здорова. Всегда здорова. У нее не было перепадов давления, сердечных приступов, головной боли — вообще всего того, что, по мнению Агаты, обязательно бывает у людей в старости. Разве может такой здоровый человек так тяжело и внезапно заболеть?

Может.

Если ему кто-нибудь помог.

Агата свернулась клубком, обхватывая колени руками. Она узнает. Она все узнает. И если он что-то сделал бабушке...

Она тоже ему сделает.

Не знает — что, но сделает.

Было позднее утро. Почти день. И — никакого следа Келдыша. Кресла стоят, где положено. Книга, наверняка, в шкафу. Чашка на кухне. Агата отдернула шторы, заранее щурясь. Но день был серым, и свет не так ударил по глазам. Она доплелась до спальни, по пути окликая Киску. Переоделась в длинную майку и пошла в ванную.

И сказала оторопело:

— Ой!

Киска сидела на ванной и наблюдала, как умывается Келдыш. Глядя в зеркало, он провел ладонью по мокрым щекам.

— Доброе утро, Мортимер. Полагаю, бритвы у вас нет?

— А?

— Отвратительно. Щетина лезет, — объяснил он со вздохом. — Хорошо женщинам, нет у вас таких забот...

— Зато вам брить ноги не надо, — ляпнула Агата от неожиданности. Келдыш хмыкнул.

— Да. Об этом я не подумал. И часто приходится?

Агата закусила губу.

— Я реквизировал новую зубную щетку, — сообщил Келдыш. — И чистое полотенце.

Даже не спросил — не против ли она. Просто поставил перед фактом. Хотя, даже если она против, что бы это изменило?

— Момент, — сказал он и вновь наклонился над раковиной. Агата глядела на его широкую спину. У него были хорошо развитые мышцы — правда, не такие бугристые, какие накачивают в спортзале. Кожа незагорелая, гладкая, казалось, переливалась в приглушенном свете, как атласная ткань. Агате вдруг захотелось ее коснуться, и, застеснявшись самой себя, она поскорее отвела взгляд.

На полочке под зеркалом лежало кольцо. Агата осторожно взяла его. Очень тяжелое, непонятно из какого металла, черного цвета, с кое-где проступающей зеленью... не чистит он его, что ли? По кольцу действительно бежала вьющаяся серебряная змейка, а над змеей теснились буквы — вытянутые, незнакомые. Готические.

— Положите кольцо, Мортимер, — сказал Келдыш, не поднимая головы. — Это не игрушка.

Заспанные мысли-воспоминания медленно бродили в агатиной голове. И неожиданно вынырнули наружу.

— Это вы сделали, чтобы у бабушки... чтобы бабушка попала в больницу? — спросила Агата у его спины. Казалось, Келдыш не услышал. Во всяком случае, он еще пару раз сполоснул рот, выпрямился, вытер лицо. И лишь потом сказал, прямо глядя Агате в глаза:

— Нет.

Она покосилась в сторону. Ну, и чего она добилась? Если он врал, она этого не поняла. Если говорил правду, не поверила. Во всяком случае, Келдыш теперь знает, что она его подозревает.

— Но я догадываюсь, почему у вас возникла такая мысль, — сказал он с ядовитой любезностью. — Звонят.

— Что?

— Звонят в дверь, Мортимер.

Агата спустилась по ступенькам, открыла дверь, как обычно забыв про 'глазок'.

— Привет, — сказал облокотившийся о косяк Вуд.

— Привет, — машинально отозвалась Агата.

— Как там твоя бабулька?

— Все так же, спасибо.

Вуд кашлянул и посмотрел на свою руку. На ней были супермодные серебристые часы со встроенным мобильником.

— Может, в кино прошвырнемся?

— В кино?

— Да. В 'Огоньке' триллер. 'Магический кристалл'. Все говорят — классный. Пошли?

Вся агатина жизнь была теперь триллером. Причем магическим. Агата тупо смотрела на однокурсника. В голове не было никакой мысли. Даже насчет 'да' и 'нет'.

Вуд начал проявлять признаки нетерпения:

— Ну так что, пойдешь?

— Кто там, Мортимер?

Вуд замер с открытым ртом. Агата оглянулась. Наверху лестницы стоял Келдыш. Голый до пояса. С намоченным поясом джинсов. Вытирающий полотенцем широкую грудь.

— А, Вуд. Доброе утро, — сказал он обыденно. — Проходите. Я поставлю кофе.

И скрылся в дверях квартиры.

Вуд захлопнул рот и уставился теперь на Агату. Было что-то такое в его взгляде, что ей не понравилось. Совсем не понравилось.

— Ну, ничего себе, — произнес он медленно, почти с восхищением. — Я-то думал, ты тут с тоски подыхаешь, а ты тут с учителем... Ничего себе!

И, отодвинув рукой Агату, взбежал по лестнице. Агата с тоской поглядела на улицу. По улице неспешно шли люди. Она бы тоже ушла бы куда-нибудь — куда глаза глядят — будь на ней хоть какая-нибудь приличная одежда.

Одежда! Она пошла в спальню и натянула джинсы. Потом пошла в ванную, наконец, умылась и почистила зубы.

Потом пошла на кухню. Делать здесь было нечего, потому что Келдыш, надевший черную водолазку, уже разливал кофе по чашкам, а Вуд сидел, засунув руки в карманы и вытянув ноги чуть ли не на всю кухню. Насвистывая, он весело наблюдал за учителем.

— Вам с сахаром? — спросил Келдыш — непонятно у кого, в воздух. Агата промолчала. Вуд сказал громко:

— Да! Три ложки!

Келдыш поставил перед ним чашку и пододвинул сахарницу. Молча показал пальцем Агате на ее кофе. Сам непринужденно уселся на широкий подоконник, с удовольствием хрумкая сладкими сухариками. Сказал с набитым ртом:

— Звонил в семь утра в больницу. Состояние улучшается, но в сознание еще не пришла.

— Спасибо, — автоматически сказала Агата. Она тоже отхлебнула кофе и испугалась, что звук получился слишком громким. Вуд неожиданно хихикнул:

— А я и не знал, что у нас такой заботливый учитель! По утрам звонит в больницу бабушке, по ночам внучку утешает!

Агата сжалась. Келдыш, подняв бровь, с интересом смотрел на Вуда. Не дождавшись ответа, тот взял чашку, наблюдая за учителем.

— А я-то думал, чего это вы так взъерепенились, когда застукали нас с Агаткой в номере! Собака на сене, да, так это называется?

Келдыш серьезно подумал. Поставил пустую чашку. Сказал учтиво:

— Кажется, так. Действительно. Так вот, что это было.

Вуд хохотнул:

— А я-то думал, Агата у нас единственная девственница! В тихом омуте и все такое...

— И все такое, — подтвердил Келдыш вежливо, точно поддерживал разговор про погоду.

— А бабулек-то в курсе? — Вуд обернулся и подмигнул Агате. — А?

— Заткнитесь вы, оба!!

Кружка с начатым кофе врезалась в угол между учеником и учителем. Часто мигая, Агата смотрела, как стекает со стены коричневая жижа. Вуд подобрал вытянутые ноги.

— Ну, ты... — сказал ошарашено.

Келдыш протер джинсы на колене, куда попал кофе.

— Ладно, Мортимер, — сказал сухо. — Повеселились, хватит. Вуд. Прежде чем распространять о нас слухи... и разрабатывать ослепительные планы шантажа, вы должны знать: я — ее опекун.

Вуд открыл рот — и засмеялся:

— Врите больше! Опекун!

— О-пе-кун, — повторил Келдыш раздельно. — Если желаете, могу предъявить соответствующие документы. Хоть и не обязан.

— Вы явились в наш город в этом году, так?

— Так.

— И вы знать не знали Агату?

— В глаза не видел.

— И вот теперь вы вдруг ее опекун? Да какой дурак в это поверит! А, может, вы какой-нибудь нашедшийся троюродный дядюшка, а? — продолжал издевательски допрашивать Вуд.

Агата покосилась с неожиданным испугом. Келдыш расслабленно откинулся в оконном проеме.

— К семье Мортимер я не имею никакого отношения. К счастью.

— У меня мать работает в Комиссии по защите детства, — сообщил Вуд. — Я-то знаю, сколько времени и проверок тратится на оформление опекунства!

— Я — опекун, — повторил Келдыш уже со скукой. Казалось, эта скука озадачила Алекса. Но через мгновение он уже опять ухмылялся.

— А если даже и так — что с того? Вон артист... забыл, как его... тот вообще трахался со своей приемной дочкой — и что?

Пауза. Келдыш внимательно рассматривал раму окна, словно прикидывая, какой ремонт ей требуется.

— Ну? — спросил Вуд выжидающе.

Келдыш опустил обе ноги на пол. Сказал утомленно:

— Вуд. Вы мне надоели. Можете сделать эти ваши... сексуальные фантазии доступными для всей школы. Можете доложить в дирекцию, Комиссию, полицию, ООН. Можете болтать, что угодно и где угодно. Только не в этом доме. Проваливайте!

Вуд подобрался.

— А что это вы тут раскомандовались? Вам бы лучше вообще приткнуться, чтоб неприятностей на свою...

— Я сказал — пшел вон!

Келдыш даже голоса не повысил — только чуть подался вперед, цепляясь обеими руками за подоконник. Он улыбался. Почти. Вуд с мгновение смотрел на эту его полуулыбку, потом начал вставать. Задел ногой табуретку. Та с грохотом упала, Вуд и Агата вздрогнули. Келдыш даже не моргнул.

— Ну... Мортимер... — буркнул Вуд. — Ну, ты и дура! Нашла, с кем связаться...

Они послушали, как Вуд ссыпался с лестницы. Как хлопнула дверь. Посмотрели друг на друга.

— Мортимер, — сказал Келдыш, как ни в чем не бывало, — вы меня удивляете.

И широким жестом показал на осколки. Мортимер, вы меня удивляете. Вуд, вы меня утомляете. Какой же насыщенной жизнью живет их школьный учитель!

Агата взяла все еще трясущимися руками тряпку и, присев на корточки, стала собирать остатки разбитой чашки.

— Ревнивый молодой осел, — сказал Келдыш сверху.

Он-то, может быть, и молодой осел, а вот вы...

— Ну как, трудно оправдываться в чем не виноват, да? — огрызнулась Агата.

Они возвращались из больницы весенней цветущей аллеей. Чуть поодаль, за деревьями, неспешно прогуливались и смеялись люди.

— Ну и что толку от всей вашей магии? — Агата, нахохлившись, смотрела себе под ноги. Бормотала, — Магические войны, лицензии на магию, Слухачи... Всего наворочено, а толку-то, раз нельзя просто вылечить человека...

— Просто — нельзя, — согласился Келдыш. — Можно только облегчить страдания. Поделиться силой. Энергией.

— А как же наложение рук, мгновенное исцеление? Вранье, да?

Келдыш оглянулся. Он тоже не казался счастливым. Шел, засунув руки в карманы куртки. И все поглядывал по сторонам.

— Почему вранье? Просто не каждому это под силу. А представьте, каково бы пришлось людям, если бы магов-целителей не было вообще? Оставлять больного наедине с лекарствами, когда у него уже просто нет сил принять лечение? Сколько было бы напрасных смертей!

— Но все равно! — упрямо продолжала Агата. — Почему не выращивают таких целителей? Зачем тогда вообще Академия? Вот вы, вроде бы, маг, а вы можете излечить человека?

— У меня, — сказал Келдыш, вновь оглянувшись, — несколько иная... специализация. А маги — не цыплята в инкубаторе, чтобы их выращивать. У каждого свой талант, своя направленность, и его с этого направления не свернуть... уж вам ли не знать, Мортимер!

— А какая у вас... специализация?

Келдыш глянул поверх головы Агаты и вдруг взял ее за локоть — сильно, крепко. Больно. Агата, удивленно айкнув, потянула руку. Учитель сказал вполголоса:

— Кажется, вам придется ее увидеть. Идите вперед. Вон туда, к людям. Быстрее. Не оглядывайтесь.

— Что...

— Пошла!

Он чувствительно подтолкнул ее между лопаток. Агата невольно пробежала вперед несколько шагов, затормозила, сердито развернулась...

Келдыш, отступавший вполоборота, вдруг дернулся, неловко и высоко вскинул локоть, будто поскользнулся. Повернулся к ней, взмахнул рукой с обращенными вниз скрюченными пальцами — и Агата разом перестала слышать все звуки на свете — как будто на нее упал прозрачный купол. И только оцепенело смотрела на Келдыша.

Больше всего его движения напоминали какую-то дыхательно-медитативную гимнастику — Келдыш двигался так сосредоточенно, уверенно, спокойно... Наверное, из-за плохого зрения, Агате казалось, что каждое его движение сопровождается дрожащим цветным размазанным ореолом... а иногда — короткими яркими вспышками.

И вдруг Келдыш словно на что-то наткнулся. Агата моргнула и увидела, что учитель медленно опускается на колени — как-то весь запрокинувшись, будто что-то неуклонно давило ему на грудь, а он уступал этому напору. Голова откинута, зубы оскалены, с пальцев отведенных рук стекают какие-то зеленоватые хлопья. Из носа у него пошла кровь — сначала медленно, крупными яркими каплями, а потом потекла двумя непрерывными полосками. Ей казалось, Келдыш кричит, да она была уверена, что он кричит — но почему она тогда ничего не слышала?

Словно лопнула невидимая тонкая пленка — шум, крики, ее схватили сзади, больно, крепко; потащили; кто-то орал над самым ухом:

— Уходим, уходим!

— Серго ранен!

— Он не ранен, он убит, брось его, брось!..

— Девчонку в машину!

— Уходим!

Ее подняли — Агата молча молотила ногами воздух, выворачивала шею, чтобы посмотреть, как там Келдыш — с натужным выдохом швырнули в отъехавшую дверь синей машины, запрыгнули следом, наваливаясь, бесцеремонно толкая; дверь поехала вместе с разворачивающейся машиной... И в этом светлом проеме Агата вновь увидела Келдыша.

Он лежал на боку, согнув колени, рука вывернута в локте раскрытыми пальцами вверх. Кровь на черной водолазке тоже была черной.

Дверь закрылась.

Люди копошились, ругались, не могли подняться из-за резких поворотов.

— Как девочка?

Ее нашли, достали из-под кучи тел, приподняв, усадили на сиденье.

— Ты как?

— Очки... — сказала Агата слабо.

— Нормально, — сказали рядом. — Она в порядке. Он накрыл ее 'колпаком' чуть раньше нас.

— Очки...

— А?.. да, сейчас. Посмотрите на полу, где очки?

Кто-то нашел очки. Агата надела. Стекла были целы, но из-за погнутой дужки очки сидели криво. Агата огляделась. Трое мужчин смотрели на нее с трех соседних сидений. Водитель смотрел в зеркале заднего вида. Никого из них она не знала.

— Вы убили его, — сказала Агата.

— Вы убили его, — говорила Агата. Раз за разом. Сжав коленями руки и глядя прямо перед собой. Они все ехали и ехали, но ее не интересовало — куда, зачем, с кем. У нее перед глазами прокручивалась один и тот же фильм: взмах руки Келдыша, его гибкий стремительный 'танец', Келдыш, опускающийся на колени — медленно, с усилием, словно он старался просто-напросто не свалиться — кровь на влажном бледнеющем лице, ладонь, раскрытая навстречу небу...

И город и улица были незнакомы. Агату взяли под локти, выводя из машины. Завели в обыкновенный подъезд обыкновенного дома. В обыкновенную квартиру. Осторожно усадили на диван.

— Вы убили его, — сказала она в лицо наклонившегося к ней мужчины. Он медленно повернул голову — все вокруг теперь происходило, как в замедленной съемке — сказал что-то... спросил?

— Да... И Серго... — ответили ему, — ...пришлось бросить.

— Идиоты!

— Мы просто следили, а он...

— ...проверят?

— ...на Серго ничего нет.

— Откуда вы знаете, что у них есть, чего нет?.. что с девочкой?

— Похоже, шок...

— ...не страховали?

— ...ты что? Она же была под двойным 'колпаком'! Этот... дьявол черный успел за секунду до нас... нет, ну у него и скорость!

— ...была... я вам голову сверну, если с ней что-то...

— Эскаэмовцы свернут быстрее, если найдут...

— Вы убили его, — повторила Агата, глядя в окно.

— Тш-ш-ш... успокойся, девочка... расслабься. Все хорошо. Понимаешь? Все хорошо, — монотонно говорил мужчина, водя перед ее лицом рукой. Агата посмотрела на эту руку — казалось, она 'размывает' воздух перед ней — все окружающее становилось расплывчатым, теряло окраску, или, вернее, краски смешивались и переливались друг в друга...

Агата резко отмахнулась:

— Отстаньте от меня с этой вашей магией!

Руки мужчины замерли. Он подержал их на весу и очень медленно опустил. Переглянулся с кем-то через плечо.

— ...не действует?

Агата смотрела в окно. За окном было солнце.

— Ну, тогда придется... — услышала она над ухом. Не успела оглянуться, как что-то кольнуло ее сзади в шею.

И тут Агата в первый раз закричала.

— Проснулась?

Она открыла и закрыла глаза. Снова открыла. В глазах было сухо и в горле тоже.

— Садись. Вот так. Голова не кружится?

Голова кружилась, но Агата сказала хрипло:

— Нет.

— Вот, попей. Не бойся, это просто вода.

— Что вы мне вкололи?

— Легкое снотворное. Ты проспала десять часов.

И это называется 'легкое'? Агата осмотрелась, щурясь. Ей подали очки. Выпрямив оправу, она вновь огляделась. Вчерашний мужчина, не спуская с нее глаз, отступил и сел в кресло. Комната была маленькая: диванчик, на котором она сидела, стол у окна, плотные шторы, кресло под хозяином, полки на стенах. Все. Агата вновь уставилась на мужчину. Не очень старый — может, лет сорок — темноволосый, совсем обычный.

— Вы кто?

— Друг.

— Это вас так зовут?

Мужчина с облегчением рассмеялся, и его напряженное лицо сразу стало симпатичным.

— Да, извини, мне нужно было сразу представиться! Я Влад Лем. Очень рад тебя видеть, Агата.

— А я так — совершенно не рада, — честно сказала она. — Вы что, меня похитили?

— Мы тебя спасли.

— Спасли? Убив моего школьного учителя?

Улыбка пропала с лица Лема.

— Никакой он не учитель!

— А кто тогда?

— Игорь Келдыш, Черный Ловец или Черныш, оперативник СКМ.

— Что?

— Службы контроля над магией, — пояснил Лем, точно от этого Агате стало понятнее. — Представляешь? Они бы еще солнечную активность попытались контролировать!

— Подождите-подождите, я не поняла! Я думала, Ловец — просто такое прозвище... Вы сказали, Келдыш...

— Наш враг. Предатель. До войны поддерживал нас, а потом переметнулся на другую сторону. Это он выследил и уничтожил многих наших людей... и до сих пор этим занимается. В прошлом году мы пытались убрать его, но на то он и дьявол... Выкарабкался.

Агата зажмурилась и выставила вперед ладони:

— Стоп-стоп-стоп! А кто такие — Вы?

Лем подался вперед и сказал — мягко и убедительно:

— Агата, мы — те, кто сражался вместе с твоими родителями в последней Магической войне.

— Если бы мы знали, если бы мы только знали, что ты жива! Но мы были разгромлены, дезориентированы, многие погибли... Мы даже подумать не могли... Если бы мы знали, давно бы отыскали тебя, помогли...

— А бабушка знала, — сказала Агата. Она сидела, подобрав ноги, на все том же диване. Лем закряхтел. Потер лысеющую голову.

— Я все не могу поверить, что Лидия так и ничего не рассказала тебе о твоих родителях!

— Ну почему, — вяло возразила Агата. — Кое-что рассказывала. О маме в детстве. Что мама с папой познакомились в столице, еще студентами. Что она поссорилась с ними 'из идейных соображений', но сейчас это все уже не имеет никакого значения, и она не хочет об этом говорить. Я только недавно узнала, что они были... — Агата поколебалась, — ...магами.

— Магами! — Влад, шлепнув ладонями по подлокотникам, поднялся, прошелся по комнате, выглянул в окно. — Магами! Они были не просто магами! Тогда столица кишмя кишела магами. Агата, твоя мать была величайшей волшебницей современности! Ей просто не было равных!

Значит, она просто не оставила мне ни капельки магии, оглушено подумала Агата.

— И твой отец тоже был очень талантлив.

— Бабушка говорила... они были учеными... в экспериментально-исследовательском институте.

— С этого-то все и началось, — отстраненно сказал Влад, по-прежнему глядя в окно.

— Что — началось?

— Не хочешь передохнуть?

Агата с кривой улыбкой потерла шею.

— Вы снова вколете мне эту... легкую гадость? Нет уж, спасибо!

— Я просто тревожусь, как ты это все сразу перенесешь, — сообщил Влад. Глядел он, и, правда, с беспокойством.

Как-то поздновато они встревожились.

— Я, наверное, бы что-нибудь съела...

Влад сказал виновато:

— Да-да, конечно, извини! Сейчас, одну минутку!

Скрылся в кухне по соседству. За окном не было ничего интересного — так, слепая стена соседнего дома. Агата обхватила руками колени. Уперлась в них подбородком. Закрыла глаза. Раскрытая рука. Кровь, бегущая по бледному лицу. Оперативник СКМ. А вы знаете, оперативник Келдыш, моя мама самая великая волшебница последней Магической войны! Конечно, он знал. Конечно. Все знали. Кроме нее. Тело вздрогнуло от зреющего внутри истерического смешка. Чтобы не дать ему вырваться, Агата обхватила колени покрепче, покачалась из стороны в сторону, словно убаюкивая саму себя. Даже прошептала успокаивающе: 'Ш-ш-ш'.

— Ну вот, чем богаты, тем и рады!

Если Лем и заметил, что она крупно вздрогнула, виду не подал. Приговаривая, выставлял на маленький обшарпанный столик немудреную еду:

— Бутерброды, консервы, вот колбаска. Из напитков чай. А хочешь — вино?

— Вино! — решительно сказала Агата. Она пила светлое вино, больше похожее на сок, с жадностью уничтожала криво нарезанные бутерброды. Ела так, точно не ела три дня и еще три дня собиралась не есть. Лем смотрел на нее с удовлетворением.

— Надо будет еще прикупить продуктов. Ты очень худенькая.

— Бабушка говорит: 'Не в коня корм', — подтвердила Агата.

— И высокая.

Отпивая вина, Агата глянула исподлобья.

— Моя мама... она была не... Я на нее не похожа?

Лем развел руками — как бы извиняясь:

— Не очень. Разве что глаза... цвет глаз. Ты больше похожа на бабушку.

Ну и пусть, сердито подумала Агата. Бабушка красивая. На снимках, где она была молодая, конечно.

— У нас есть мамины детские фотографии. Бабушка говорила, все остальное погибло во время войны, в столице... — Агата на миг призадумалась: а правда ли это? Кто-нибудь когда-нибудь говорил ей правду? Всю правду? — Так что я не знаю... А папу я вообще не видела. Никогда. Он красивый?

Лем взглянул как-то нерешительно. Словно хотел что-то сказать — и передумал.

— Я, знаешь, никогда не задумывался о мужской красоте... Извини! А твоя мама... она...

Лем откинулся на спинку кресла. Сцепил руки.

— Это не красота, хотя Марина была очень привлекательна, да. Обаяние? Харизма? Может, все дело в переполнявшей ее магии? Она просто светилась магией, у нее была особая аура — силы, энергии, красоты...

Агата чувствовала, что становится все меньше, меньше, меньше. Она всегда думала — вот, будь у меня мама... А любила бы эта удивительная волшебница своего неудачного ребенка — такого обыкновенного, диковатого, стеснительного? Гордилась бы ею? 'Все матери любят своих детей', услужливо выплыла мудрая взрослая фраза, но Агата отмахнулась от нее — как от очередного взрослого вранья.

Не все.

И не всегда.

— ...способности обнаружили еще в младенчестве. Лидия, конечно, постаралась их развить... досрочно поступила в Академию. С блеском ее закончила, выбрала профессию мага-экспериментатора...

Агата решительно налила еще вина. С удовлетворением перехватила взгляд Лема: он смотрел озабоченно, но возразить не решился.

— И что произошло потом?

— Потом?

— Как из... 'самой великой волшебницы современности' Марина Мортимер превратилась в пугало для целого поколения?

Лем поморщился.

— Агата, я все понимаю... Когда в школе вы проходите подправленную историю, когда вам в оба уха твердят правду (в кавычках) о последней войне... трудно воспринять правду настоящую.

Вина совсем уже не хотелось, но Агата все же сделала маленький глоток.

— Он тоже так говорил. История имеет свойство меняться.

— Умный человек, — с одобрением кивнул Лем. — Кто это 'он'?

Агата улыбнулась ему поверх бокала:

— Наш учитель истории. Келдыш. Слышали про такого?

Лем потер пальцами высокий лоб.

— Понимаю. В твоих глазах мы убийцы. Возможно, лжецы.

Агата важно ему кивнула.

— Вот именно. Вы говорите уже который час и не предъявили еще ни одного доказательства. Почему я должна верить вам больше, чем... чем Келдышу? Его-то я знаю... хотя бы несколько месяцев. А вот вас вчера впервые увидела.

Лем все кивал, словно соглашаясь с каждым ее словом. Агата чувствовала себя взрослой, уверенной в себе, разумной: вот, как она его 'обломила', — пока Лем не сказал:

— Понимаю. А какого рода доказательства ты бы хотела получить?

Она тут же растерялась. Промямлила:

— Н-не знаю... что-нибудь, что доказывало бы...

Умолкла. Лем вновь кивнул. Вздохнул:

— Насчет того, как все это случилось... Агата, ты чувствовала когда-нибудь такую огромную радость, что тебе хотелось поделиться ею со всем миром... сделать его светлее, счастливее?

Агата честно подумала. Помотала головой:

— Не помню. А при чем тут...

— Марина хотела осчастливить весь мир, — сказал Лем. Вино стало кислым. Агата так быстро поставила бокал, что немного выплеснулось на стол. Лем взял салфетку, принялся тщательно промакивать прозрачную лужицу.

— В ней самой было так много магии... Она не представляла, каково человеку обычному существовать без этого. Это словно быть лишенным одного из чувств — зрения, слуха, обоняния — калека от природы, не подозревающий, чего он лишен.

'Калека от природы' завозилась на диване, обхватывая себя за плечи. Промолчала.

— Марина утверждала, что каждый человек рождается с магическими способностями — как каждый жизнеспособный организм рождается с умением дышать. Теория, конечно, спорная, хотя тогда увлекла многих... Она предположила, что существуют гены, отвечающие за магические способности. А если они спят, их можно разбудить... Представляешь, как бы изменился наш мир, Агата?

Агата отвернулась от его ищущего взгляда. Нашла дырку в диванной обивке и принялась ковырять ее.

— И что... ей удалось?

— Не сразу, — рассеянно сказал Лем. — Кроме научных проблем, было множество препятствий: бюрократических, псевдоэтических, происков завистников и горе-ученых, менее талантливых, но очень амбициозных... Но со временем вокруг научной группы начали сплачиваться студенты Академии, ученые разных направлений, просто талантливые и увлеченные этой идеей люди. Когда руководство Института попыталось нас прихлопнуть, тут такое началось: митинги, движение в защиту идей Стебловых... кстати, ты знаешь, что после ссоры с Лидией Марина взяла фамилию мужа?

Агата мотнула головой. Дырка в обивке становилась все больше.

— Бабушка... она тоже была против? А почему?

Лем развел руками.

— Они обе были довольно вспыльчивы. А Марина еще... так устала, что просто была не в состоянии дипломатничать. Ты не представляешь, сколько сил тратится, чтобы доказать этим тупоумным ублю... — он осекся. — ...ладно, не важно... Я слышал только конец разговора. Лидия была очень разгневана. Когда она сердится, говорит очень тихо... но так, что ее прекрасно слышно...

Агата машинально кивнула.

— ...уходя, она сказала: 'Пора прекратить играться в господа бога, девочка моя. Есть силы, которые не будут повиноваться даже тебе'.

— А мама? — жадно спросила Агата.

— Она рассмеялась. И стала работать еще усерднее.

— А почему... это ваше руководство решило вас запретить?

Лем поморщился. Сказал неохотно:

— Неудачи. Были человеческие жертвы. Руководство сочло, что мы не соблюдаем технику безопасности и научную этику. Но, Агата! Мы шли на риск вполне осознанно, готовые ко всему. От добровольцев просто отбоя не было.

— И у вас что-то получилось?

— Слишком мало и нерегулярно, чтобы служить доказательством. Да еще и время поджимало — несмотря на огромную поддержку общественности и незакоснелых магов группу в любое время могли расформировать. Тогда...

Он подлил вина себе. Выпил его, как простую воду — жадно, залпом.

— ...не сворачивая наших исследований, мы вышли на одну многообещающую теорию. И сразу получили результат. Если нельзя воздействовать на гипотетический 'ген магии', можно создать... хм-м... вещество, которое станет вечным магическим источником. Чтобы любой мог погрузить туда руки, — он повел в воздухе округленными ладонями, — и зачерпнуть полные пригоршни...

'Счастье для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженным', подумала Агата.

Магия для всех даром...

И вдруг она вспомнила: эксперименты с материей... превращение мертвого в живое...

— Это... Котел?

Лем смотрел на нее горестно и пьяно:

— Это — то, чего бы не случилось, если бы нам дали закончить... Но нам не дали.

Они жили одними исследованиями, лишь иногда выныривая на поверхность повседневности. Бремя общения с действительностью взвалил на себя Петр Стеблов, 'твой отец, Агата'. Он сумел встать во главе движения, поддерживающего ученых, обещавших уравновесить возможности урожденных магов и магов потенциальных. Иногда он силой вытягивал на поверхность Марину, та являлась на митинги и перед камерами, утомленно и воодушевленно произносила требуемое — и вновь погружалась в работу. Руководство Института, многочисленные комиссии, правительство, наконец, колебались, то вынося, то отменяя решения. Лем уверен, что именно из-за этой нервотрепки и неразберихи участились несчастные случаи — пока не погибла целая группа испытателей...

— Они объявили нас преступниками, представляешь? Они пришли арестовывать нас прямо в Институт, во время работы — нас, магов, эти... недоделанные людишки...

Лем только что так болел и радел за этих самых недоделанных людишек — не-магов...

— И что случилось потом?

Лем моргнул и сфокусировал на Агате глаза, только что смотревшие в прошлое.

— Потом случилась война.

Он сжимал и разжимал пальцы костлявых рук, как будто они у него онемели.

— Нас осталось мало. Так мало. Погибли практически все урожденные маги, выступившие на нашей стороне. Оставшихся переловили в ближайшие годы — такие, как этот... Келдыш. Мальчишка! Подумать только, такой талантливый, подающий большие надежды... подлец! Трус! Он боится своей собственной силы! Ни на секунду не выпускает ее из-под контроля... То-то, наверное, для него радость, когда он находит одного из нас! С нами-то можно не церемониться!

— А эти... кто вчера напал на... они кто? Тоже маги?

Лем тяжело вздохнул:

— Какое там! Жалкие последователи! Любой мало-мальски сильный маг заклеймен, находится под непрерывным контролем и наблюдением. Поэтому мы так встревожились, когда узнали, что ты жива, и к тебе приставлен Ловец... Агата, мы никому бы не пожелали такой судьбы! Агата! — Его холодные пальцы коснулись ее сжатых рук. — Дочь Марины и Петра Стебловых должна быть с нами! Понимаешь, что это значит?

Это значит...

Это значит — ее не отпустят.

Агата еще сильнее стиснула руки.

— Я понимаю только, что сейчас должна быть с бабушкой. Она больна. Она — единственная, кто у меня есть.

Лем вглядывался в нее. У него были бледно-голубые глаза с красными прожилками. По лицу его опять скользнуло непонятное выражение — сомнение? Неуверенность? Он откинулся назад и шумно вздохнул.

— Нет, Агата. Ты не права. Есть кое-кто еще.

У стола в пыльном кабинете — библиотеке? — сидел большой мужчина. Он не обернулся на их шаги, бережно и неторопливо переворачивая хрупкую желтую страницу огромной книги.

— Добрый день, — ласково сказал Лем. Он крепко держал Агату за плечо, словно боялся, что она убежит. Агата пробормотала полное 'здравствуйте', косясь на застекленные полки забитых книжных шкафов. Да это же целая сокровищница! Ей бы сюда, хоть на недельку!

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивал Лем. Человек с книгой отозвался не сразу. Голос у него был негромкий и глуховатый.

— Неплохо, неплохо...

— Я тут тебе кое-кого привел.

— Не хочу, Влад...

— Ты просто взгляни, взгляни, и все, — приговаривал Лем, подталкивая Агату к окну — и к человеку. — Если скажешь, мы сразу уйдем.

Агата подошла сбоку к столу, и Лем, наконец, оставил ее в покое. Пожилой мужчина рассматривал страницу. Там и букв-то никаких не было — то ли мелкий узор, то ли какой-то запутанный рисунок. Мужчина наклонил голову, любуясь им. У него был крупный нос, крупный... какой-то рыхлый рот, обвислые нижние веки и тяжелые верхние. Волосы средне-русые, на макушке поблескивала седина. Он не обращал на нее никакого внимания. Томясь, Агата посмотрела на Лема — тот о чем-то сигнализировал ей глазами и бровями. Что она должна сделать? Поздороваться заново? Треснуть мужчину по склоненной макушке, чтобы он, наконец, посмотрел на нее?

Тут мужчина, не поворачивая головы, взглянул поверх старинных массивных очков с толстыми стеклами — искоса, украдкой, словно бы с опаской. Быстро выпрямился и, не спуская глаз с Агаты, сказал плачуще:

— Кого ты мне привел, Влад? Зачем ты ее привел? Зачем?

У него были серые глаза с быстро расширяющимися-сужающимися зрачками, как будто он все никак не мог сфокусировать их на Агате, и смотрел то ближе, то за ее спину, пытаясь разглядеть кого-то еще. Агата невольно отступила. Что-то успокаивающе забормотал склонившийся к нему Лем, а Агата все смотрела и смотрела в подвижные глаза испуганного мужчины.

И тут, вопреки всему, она его узнала.

Горячая волна окатила ее с головы до ног, следом нахлынула холодная и тоже откатилась, оставив ее неподвижной, растерянной, с больно колотящимся сердцем.

Агата сказала:

— Здравствуй, папа.

— Не расстраивайся, Агата, — неловко приговаривал Лем. — Он вовсе не хотел ничего такого говорить...

— Да? — огрызнулась она. — А почему же сказал?

Отвернувшись, смотрела в окно летящего над рекой поезда. Солнце сверкало в воде и в небе.

— Агата, — помолчав, начал Лем. — Я должен тебе кое-что рассказать. Твой папа... Он не... не совсем в себе. Он болен.

Агата покосилась. Вдруг вспомнила, что так же косился на нее отец. Вся передернулась и повернулась к Лему.

— Чем он болен?

Лем быстро огляделся. Наклонился поближе к перилам. К Агате.

— Когда я говорил про гибель... магов, я говорил не только о смерти. Тех, кого взяли живыми, судили, потом казнили... нет, не физически, хотя была предложена и такая мера наказания... Их лишали магии.

— Слухачи? — спросила Агата. Пальцы Лема сжались на поручне

— Да, — почти прошептал он. — Ты знаешь... ты представляешь, что это такое?

— Немного, — буркнула Агата, вновь отворачиваясь. Дыхание Лема касалось ее виска.

— Мы думали, он умрет. Некоторые покончили с собой, и мы тщательно следили, чтобы это не произошло с Петром. Он выжил. Но уже никогда не станет...Ты не знала его, Агата. Это был энергичный, сильный, бесстрашный человек. И что с ним стало? Для него прошлое — как старый-старый полузабытый фильм. А живет он в черно-белом настоящем. Его интересует только вкусная еда да картинки-головоломки... Это Петра-то Стеблова! Что они с ним сделали! Что сделали!

— А вы... почему вы...

Лем развел руками и снова ухватился за поручень. Сказал с горечью:

— Я не представлял для них особой опасности. Кто я? Не мастер, так, подмастерье. Мне просто запретили практиковать магию, преподавать магию, и вообще иметь дело с магическими предметами или людьми, обладающими магическими способностями... Это сейчас контроль слегка ослаб — кого интересует замшелый человечишка, давно похоронивший свои способности? И мы потихоньку начали действовать...

— Действовать — как?

— Разыскивать спрятавшихся, потерявшихся... особенно ценна группа, с которой работала Марина, испытатели... Мы пытаемся восстановить идеи, этапы опытов...

— А разве ничего не сохранилось?

— Может, только у НИХ... От Института тогда мало что осталось. Новый построен уже после войны.

— Зачем? — помолчав, спросила Агата.

— Что — зачем?

— Зачем вы пытаетесь восстановить исследования? Вы же видели, к чему это привело!

Лем поразился.

— Агата, на нас ведь навесили всех собак — мы и военные преступники, и бездарные авантюристы, и беспринципные ученые! Разве ты не хочешь вернуть добрую память своей матери?

До сегодняшнего дня она и не подозревала, что ее мама в этом нуждается...

— И ведь ничего не изменилось — до сих пор в природе существуют только урожденные маги. Ты просто представить не можешь, как обделены обычные люди! Как они бедны — духовно и физически. Они не представляют, как многоцветен, сложен, удивителен мир... — Лем даже задохнулся от волнения. Сейчас, с горящими глазами, со слабым румянцем на лице, он был симпатичным и увлеченным. — Мне жаль их!

Почему она не может представить? Еще как может!

— Жаль, — повторила она. — А вам не жаль тех, кто погиб в этой войне? Как не крути, а ведь все началось из-за вас!

Лем словно потух. Сгорбился, наваливаясь на поручень грудью.

— Жаль... сколько часов, дней, лет, я провел, думая — как следовало поступить, как можно было избежать, предотвратить... Может, не надо было торопиться? Но мы боялись, что исследования свернут... у нас не хватило времени... Иногда я даже думаю, нас провоцировали нарочно — чтобы дискредитировать идеи, которые стали пользоваться огромной популярностью... кое-кто из власть имущих магов испугался за свою исключительность... А, может, это просто старческие оправдания самого себя перед самим собой...

— А что тогда произошло... в Институте?

Лем смотрел в окно. Вокруг глаз углубились морщины: он сощурился, вглядывался куда-то. В прошлое, что ли...

— Мы были не вооружены. Мы не были готовы к нападению, хотя Петр поговаривал о такой возможности. Мы просто смеялись: нападение — где, в Институте магии, на кого — на нас, величайших магов? Мы были молоды, самонадеянны и беспечны...

— И что случилось? — повторила Агата, потому что Лем замолчал надолго.

— Магия вышла из-под контроля, — сказал он так, как будто это все объясняло. — А что касается твоего отца, Агата... Он вовсе не хотел оскорбить тебя. Он со всеми нами так теперь обращается. Он просто... немного равнодушен.

Равнодушен... Он посмотрел так, словно увидел что-то отвратительное, махнул полной белой рукой: 'Убери эту бездарь, Влад. Не хочу. Не хочу'.

Лем все мучился, пытаясь подыскать оправдание для своего героя.

— Он... понимаешь, Агата...

— Понимаю, — сказала Агата, и он взглянул с внезапной надеждой. — Отлично понимаю. Наверное, противно видеть детей, не оправдавших надежд родителей. Наверное, они думали, у них будет чудо-ребенок. А родилась вот такая я, — она развела руками. — Обычная я. Без малейших проблесков таланта. Когда они об этом узнали?

Она чуть не засмеялась, увидев на лице Лема уже знакомое выражение. И его слова тоже были знакомыми:

— Но это невозможно!

— Возможно. Я же есть!

— Я... — Лем мотнул головой, как встряхивающаяся собака. — Я никогда об этом не слышал! Ни-ког-да! Мы, бывало, подшучивали — где вы прячете свою чудо-девочку? Они только улыбались... Агата, этого не может быть! Здесь какая-то ошибка!

— Тесты, — сказала Агата рассудительно, точно она была взрослая, а он — упрямившимся ребенком. — Ежегодные тесты. Недавно оказалось, что меня контролировали маги из столицы. Келдыш водил меня к Слухачу. Этого все еще мало? Спросите у от... у него. Ведь он-то давно все знает.

Лем молчал долго. Молчал, смотрел в окно — за ним уже мелькали редкие огни подземки. Агата стала смотреть тоже. Смотреть, слушать гул поезда, негромкий разговор пассажиров. Глаза слипались, ноги и спина отваливались, в голове было звонко и пусто. В душе — тоже пусто. Как Лем говорил — черно-белый фильм? Похоже. Пусть даже у нее не было магии, ее сегодня тоже чего-то лишили. Чего-то очень важного...

Может, прошлого?

В какой миг человек становится взрослым? Когда понимает, что все, во что он верил — чепуха, вранье, на худой конец — просто красивая выдумка? Если так — она не хочет взрослеть.

— Вот, почему это для нее было таким важным, — наконец, сказал Лем. — Она работала, как одержимая, и заражала этой одержимостью всех нас...

Агата покосилась и промолчала. Что тут скажешь? Может, и война тоже началась из-за нее, Агаты?

— Однако, диагностика в таком раннем возрасте... — продолжал бормотать Лем. — ...это же практически невозможно. Конечно, я попробую расспросить Петра... хотя вряд ли от него сейчас многого добьешься.

Он принялся рассматривать свои руки. Агата посмотрела тоже. Белые, напряженные, с голубыми вспухшими венами.

— Мы так надеялись, — говорил он тихо. Так тихо, но она его прекрасно слышала. — Как мы радовались, когда тебя нашли... и... вот...

Агата попыталась вздохнуть. Петля вокруг горла стянулась туже, и вздох получился похожим на всхлип. Лем не заметил. Поезд мягко притормаживал перед платформой.

— Идем, — сказал он. — Наша остановка.

Агата вышла следом в маленьком напористом ручейке людей. Остановилась, глядя на спину Лема и мешая входящим.

Совершить побег оказалось до смешного просто — попятиться, повернуться и вновь зайти в вагон. Дверь закрылась. Лем обернулся, ища ее глазами. Агата успела увидеть удивление на его лице, когда он посмотрел на нее сквозь стекло дверей. Открыл рот, произнося ее имя. Поезд тронулся. Лем машинально шагнул следом. Агата отошла от двери и села на самое последнее сиденье в углу.

Она сама не знала, как нашла этот дом. Просто шла-шла, поворачивая, пересекая дороги и мосты, и вдруг пришла к нему. Может, аукнулись бабушкины гены — ведь 'мадам Мортимер всегда умела находить потерянные вещи'. Агата медленно поднялась на невысокое крыльцо. Пожалела, уже нажав на звонок. Убежать, пока не поздно? Никто не подходил — и Агата сразу расстроилась, что не сможет сделать то, что должна сделать. Написать записку? Или отыскать в справочном их номер телефона?

Дверь открылась бесшумно, Агата даже ойкнула от неожиданности.

Женщина смотрела на нее в упор. Казалось, она была готова захлопнуть дверь, и Агата сказала тихо:

— Лиза...

Лиза выглядела совсем как тогда, может, немного устало. Они молча смотрели друг на друга. Агата вдруг заторопилась:

— Я... извините, я сейчас уйду... Лиза, возьмите детей и уедьте из города. Очень быстро, пожалуйста.

Попятилась, оступилась на ступеньках, пробормотала: 'до свиданья', хотя была уверена, что Лиза меньше всего на свете захочет с ней снова встретиться.

И уж меньше всего ожидала, что ее окликнут. Оглянулась.

— Подожди, — повторила Лиза. — Зайди в дом.

— Н-нет! — Агата даже головой затрясла. — Мне нельзя, вы знаете, а то еще и вы... и вас...

Махнула обеими руками, словно отпихивая то, что сама хотела сказать, и, не оглядываясь, заторопилась прочь по узкой садовой улочке.

Лиза, покусывая губы, проводила ее взглядом, потом вбежала в дом и набрала номер.

Агата шла по городу. Она не представляла, куда идет. Зачем. Вокруг мелькали люди, иногда толкались, извинялись или ругались — Агата не обращала на них внимания. Чужой город, чужие лица. Чужой мир. Мир, где все перевернуто с ног на голову. Где школьный учитель оказывается магом, выслеживающим других магов. Где жив отец, который не хочет ее видеть. Где мама превращается в чудовище, которым до сих пор пугают столичных детей. Где она сама нужна лишь для того, чтобы быть козырем в дурацкой взрослой игре.

И еще она не знает, вышла ли бабушка из больницы...

Агата остановилась — так резко, что на нее наткнулись шедшие следом. Заругались — Агата очнулась, удивилась и отступила к витрине какого-то магазина. Ну и что, что не отвечает телефон? Ведь она может поехать домой! Найти бабушку, забрать и сбежать вместе с ней от всех этих сумасшедших!

— Скажите, как добраться до Западного вокзала?

Денег было немного — из тех, что было при ней в тот день... позавчера? Неужели только позавчера? Но должно хватить, если не брать билет на экспресс, а поехать с тремя пересадками... Агата стояла перед светящейся схемой автодорог, изобретая собственный маршрут, как вдруг почувствовала, что за ней наблюдают. Не сводя глаз со схемы, чуть отступила назад, за огромного сопящего дядьку. Зыркнула по сторонам. Обычная толчея вокзала. Пассажиры с вещами. Ревущий ребенок. Ругань возле кассы. В широких дверях зала ожидания стояли двое мужчин и оглядывали людей. Вещей при них не было. Даже маленькой 'барсетки'. Агата втянула голову в плечи. Похвалила себя, что надела кепку с большим козырьком. Хотя лучше всего, конечно, подошла бы шапка-невидимка... Может, они просто кого-то встречают? Агата покосилась из-под козырька. Один смотрел прямо на нее. Сказал что-то второму и двинулся вперед. Агата попятилась, натыкаясь спиной на снующих туда-сюда людей. Затравленно огляделась. В дальнем конце зала из-за жары открыто огромное окно. Падать невысоко. Если только она успеет...

— Агата!

Агата запетляла между людей.

— Агата, стой! — топот приближался.

Мужчина, сидевший на скамье неподалеку, свернул газету — и встал, столкнувшись с бегущим по рядам парнем.

— Уй! — он ухнул от боли и немедленно сгреб парня за грудки. — Смотри, куда прешь!

— Извини, друг... да пусти ты меня!

— Пусти! — мужчина с силой толкнул его — так что тот налетел спиной на целое семейство, нагруженное уймой коробок и корзин. Завопили женщины, второй ловец сделал отчаянный прыжок в сторону — и поскользнулся на раскатившихся яблоках.

Мужчина увидел, что девочка перемахнула через широкий подоконник, и, похлопывая себя по бедру газетой, вышел из вокзала.

Агата приземлилась не слишком удачно — в голову через позвоночник дало током — пригнулась, как под обстрелом, и, не оглядываясь, понеслась вправо, где больше народу. Быстрее, быстрее! Она тут ничего не знает, но если смешаться с базарной толпой, переждать за каким-нибудь киоском...

— Не так быстро!

— А!

Ее схватили за локоть с такой силой, что затрещал и рукав куртки и сама рука. Агата, взвизгнув, замолотила поймавшего свободной рукой, а когда он перехватил вторую руку, с остервенением принялась пинать его в голень. Мужчина зашипел, сгреб ее в охапку, притиснул к себе с силой — так что Агата чуть не расплющила нос об его грудь. Услышала над ухом:

— Уймитесь, Мортимер!

Прокусить толстый свитер было нелегко, но Агата очень постаралась. Услышала удивленный возглас — и на секунду получила чуток свободы. Раскрыла рот, собираясь завизжать так, чтобы у всех полопались перепонки...

Челюсти с дребезгом захлопнулись.

Потирая грудь, на нее смотрел Келдыш.

...Теперь уже ему пришлось подхватывать Агату, потому что у нее подогнулись коленки.

— Так-то лучше!

На счет 'раз' он отшвырнул ее кепку в сторону, на счет 'два' — поменял стекла очков на модные красные, на счет 'три' — содрал заколку и больно растрепал волосы, мимоходом заменив их цвет на ярко-рыжий. На счет 'четыре', крепко обхватив за плечи, уже вел прочь от вокзала — вроде бы и не торопясь, но как-то очень быстро. Уткнувшись носом в его свитерный бок, Агата еле успевала перебирать ногами. Косилась по сторонам — вокруг было полно девушек в таких же джинсовых куртках и штанах. Кое-кто — и в кепках...

Ту же самую картину увидели отчаянно крутящие головами незадачливые ловцы.

— Ты видишь ее?

— Ты видишь?!

Келдыш, не оглядываясь, свернул за угол, спустился по пандусу к автостоянке. Открыл дверцу маленького зеленого двухместного автомобиля — не запирал он его, что ли? — молча подтолкнул Агату на сиденье.

Машина осторожно и неторопливо вывернула со стоянки и влилась в многорядный поток, постепенно набирая скорость...

— Слушаю вас внимательно, Мортимер! — любезно сказал он. Машина стояла в тенистом стареньком дворике. Здесь были дети, бабушки, собаки — и никого подозрительного. Агата смотрела все еще диковато, но злость уже нарастала в ней, смешиваясь с непреходящим изумлением и радостью.

— Почему вы не умерли? — спросила требовательно. У Келдыша дрогнули губы. С виноватостью развел руками:

— Ну, простите, не оправдал ваших ожиданий...

— Перестаньте! — прикрикнула на него Агата, и он умолк — от неожиданности. Агата взяла его за рукав свитера, потянула. Сильно дернула:

— Я думала, вы убиты! А вы живы, вы здесь, в столице, и еще с этой своей издевательской улыбочкой...

— Издевательской? — невольно переспросил он.

— А то вы не знаете! Вы же на меня всегда смотрите, как на какое-то противное... насекомое!

— Правда? — спросил он заинтересованно. Агата энергично кивнула:

— И думаете — раздавить или еще поисследовать!

Теперь у Келдыша задрожали еще и крылья носа.

— Не поверите, Мортимер, вы первая, кто мне об этом говорит!

— Еще бы! — с презрением сказал Агата. — Все же так вас боятся! Ловец магов! Черный Ловец! Ведь вас так называют?

Мерцающая улыбка исчезла с лица Келдыша. Взгляд стал прежним — прицельным и отстраненным.

— Да-а, — сказал он слегка врастяжку. — Кое-кто меня называет именно так. И что вам еще обо мне рассказали?

Агата вдруг, как-то разом, устала.

— То, что вы должны были мне рассказать сами, — ответила вяло. — Вместо того, чтобы ходить столько вокруг да около, намекать и издеваться...

Келдыш потер лицо ладонями. Агата посмотрела внимательней — учитель казался осунувшимся. И тоже очень усталым.

— Мне показалось тогда — вы умерли...

— Мне тогда тоже так показалось.

— Почему... а как вы...

Келдыш откинул голову на спинку сиденья. Сказал, глядя в потолок:

— Просто они повторились. Применили то же заклинание, что и год назад.

— И что?

Он покосился.

— У нас... Ловцов образуется своего рода иммунитет к некоторым боевым заклинаниям... если мы выживаем, конечно. Я в прошлый раз выжил.

— Это что... как прививка?

Келдыш снова покосился — проверить, не издевается ли. Агата искренне пыталась понять.

— Пожалуй. Не скажу, что все прошло... а-а-а... безболезненно, но — я здесь, перед вами.

— Почему вы мне ничего не рассказали? О маме. О войне. Об отце... Почему?

Келдыш вздохнул.

— Вам знаком термин: тайна личности? Нет? А ведь он заложен в основу нашего правосудия! Хотя, юридические основы вы должны изучать только в следующем году... Никто из родственников преступника, его потомков, его окружения не должен пострадать от общественного мнения. Вы бы хотели, чтоб в вас с детского сада тыкали пальцем: 'А вон дочка той ведьмы, что уничтожила столицу'? Нет? Почему-то я так и думал.

— Какое... гуманное правосудие... — сказала тихо Агата. — Лишает человека его родных... даже памяти об них... и заботится о его душевном состоянии...

Келдыш презрительно скривил губы:

— Думаю, все прекрасно знают, почему был принят этот закон. Тогдашние власть предержащие тоже имели в родных и в друзьях кучу волшебников. Быть магом, общаться с магами было престижно.

— Поэтому вы и злились, когда я читала книги о войне... Думали, я на что-то наткнусь? Догадаюсь?

— И еще мне не нравилась ваша зацикленность на этой теме. Это мне напоминало... ладно, дело прошлое.

Он качнул болтавшегося под зеркалом Хохотунчика. Сказал небрежно:

— Думаю, нет смысла спрашивать, где и с кем вы общались здесь, в столице?

— Смысла нет, — готовно согласилась Агата. — Даже если вы примените ко мне... особые методы. Когда я убеж... ушла, они наверняка сменили место дислокации.

Келдыш внимательно следил за качавшимся Хохотунчиком, отчего его взгляд напоминал взгляд кошки из настенных 'ходиков': туда-сюда, туда-сюда... Амплитуда все затихала.

— Какие особые методы? — спросил ровно. Агата внимательно смотрела на него.

— Такие. Мне рассказывали.

— А, — прокомментировал Келдыш. И умолк. Агата молчала тоже. Радость уходила... выдавливалась тяжестью. Безнадежностью. Тоской.

— Знаете, что меня удивляет, Мортимер? — спросил Келдыш через долгую паузу. Агата молча смотрела.

— Вы до сих пор не спросили о своей бабушке.

Она все собиралась и собиралась с духом...

И все не могла решиться.

— Она жива, — сообщил Келдыш безо всякой радости.

Агата осторожно выдохнула.

— А...

— Ей лучше. Она пришла в сознание, и теперь приходится ее буквально привязывать — чтоб не сорвалась из больницы вслед за вами.

— Значит, вы сказали ей?..

— Ну... видите ли, меня доставили в ту же больницу.

— И она... что она?

Келдыш неожиданно ухмыльнулся:

— Думаю, будь у нее побольше сил, она бы завершила начатое вашими друзьями!

— Они не мои друзья!

Келдыш кинул на нее быстрый взгляд, и Агата нахмурилась:

— И вы тоже!

— Ничуть не сомневаюсь, — согласился он. — Только они об этом не знают, раз ищут вас по всем вокзалам! Что вы собираетесь делать дальше?

— Я собиралась взять бабушку и где-нибудь переждать... Мы бы что-нибудь придумали!

— Один раз мадам Мортимер это уже удалось, — кивнул Келдыш. — Беда в том, что теперь о вашем существовании знаем не только мы с ней.

— А вы... — нерешительно сказала Агата, — н-не можете сказать им, что я... ну, бесталанная?

— Сказать-то могу... Да кто же мне поверит?

Агата посмотрела в стекло перед собой. Развела руками и так замерла:

— И что же теперь делать?

Келдыш словно только этого и дожидался:

— Для начала — хорошенько спрятаться на несколько дней. Причем здесь, в столице.

— Но где? Не у Лизы же?!

— И не у меня. Не хочу афишировать, что я все еще жив.

Келдыш тоже рассеянно посмотрел в переднее стекло.

— Мортимер, не хотите побывать в исторических местах?

— А?

— В катакомбах. Мы жили... выживали тогда в катакомбах. Думаю, я кое-что еще помню. Там нас не достанут — им и тогда туда не было ходу.

Катакомбы так катакомбы. Все равно.

— Это вы поймали моего отца?

Они ужинали за импровизированным столом из ящиков. Келдыш сервировал его с некоторым шиком — были даже салфетки. Агата крошила хлеб в остатки консервов. Смотрела, как он ест: с аппетитом и так же красиво, как делал почти все. Келдыш тщательно, до блеска очистил свою банку, с сожалением оглядел ее и прижал крышечку. Сказал спокойно:

— Нет.

Агата осторожно вздохнула. Узел, по-прежнему стягивающий горло, сделался чуть послабже. Келдыш глядел на нее сквозь черные густые ресницы.

— Но не думаю, что я бы от этого мучился угрызениями совести. Понимаю так, что вы с ним познакомились?

— А что это такое — потерять магию? Это как... ослепнуть?

Келдыш вытянул ноги, откинулся на стену, сонно и сыто оглядывая опустевший 'стол'. Агата продолжала размышлять вслух:

— Или это как паралич? Нет, наверное, слишком сильно...

— Слишком слабо.

Келдыш вытянул руку, разглядывая ее — так женщины любуются своим маникюром.

— Слишком, — повторил сосредоточенно. — Зрение, слух, возможность двигаться — без желания смотреть, слушать, куда-то идти. Паралич чувств — вот это будет вернее. Он ведь... не обрадовался вам? — спросил Келдыш утвердительно.

Агата кивнула. Келдыш не смотрел на нее, но увидел. Двинул бровями.

— Не думаю, чтобы он обрадовался хоть чему-то в своей жизни. Даже если бы вдруг объявилась ваша... Марина Мортимер, он бы и это воспринял как... данность.

Петля стянулась туже. Агата сказала сипло:

— А она может... объявиться?

Келдыш опустил руку и, наконец, посмотрел на Агату прямо.

— Нет. Вот это — исключено.

— Откуда вы знаете?

— Я видел, как она умерла.

Агата закрыла и открыла глаза.

— Вы...

— Не я! — перебил Келдыш с досадой. Скрестил на груди руки, словно готовясь к неизбежному и неприятному разговору.

— Она умерла, — сказал веско. — Это я вам могу гарантировать.

— А как?..

— А вот этого я вам не скажу.

Теперь уже Агата рассматривала свои руки.

— Почему?

Пауза.

— Смерть — очень неприятное дело, Мортимер, — сказал Келдыш тихо. — Очень. И очень личное — если ты не умираешь напоказ. Марина умирала не напоказ. Ее смерть... слегка примирила меня с ней. Это — все, что вы от меня услышите.

Он огляделся. Сказал, резко меняя тему разговора:

— К сожалению, наши апартаменты не так просторны и комфортабельны, как я привык...

Когда Агата изучала историю последней войны, столичные катакомбы представлялись ей чем-то таинственным и романтичным. После часового путешествия вслед за Келдышем по темным запутанным закоулкам, катакомбы превратились просто в слишком большой, пыльный, захламленный, а иногда и загаженный подвал. А 'апартаменты', которые выбрал Келдыш, были маленьким ответвлением от основного коридора. Здесь стояли старые ящики, лежанка из досок на таких же ящиках, покрытая истлевшими тряпками. Келдыш быстро произвел ревизию имеющейся 'мебели', починил шатавшуюся, выкинул тряпки, отгреб мысами дорогих замшевых ботинок крошево камней к стенам. И с сознанием выполненного долга объявил: 'Будем жить здесь'.

Агата повертела головой.

— А это все, и правда, осталось с войны?

Келдыш задумчиво осматривал стены.

— Вполне возможно, хотя я не узнаю... А, может, здесь жил-поживал поссорившийся с родителями подросток. Или бомж. Или какой-нибудь скрывающийся преступник...

Агата втянула голову в плечи. Келдыш сообщил равнодушно:

— Я выбрал ветку, по которой давно никто не ходил. И слегка запутал следы.

— Значит, никто случайно на нас не наткнется?

— Ни случайно, ни нарочно. Вы, надеюсь, не страдаете клаустрофобией?

— Не страдаю, — буркнула Агата. — А если б страдала, вы бы наверняка что-нибудь придумали...

Он снисходительно проигнорировал ее неумелую насмешку.

— Рад, что вы так высоко оцениваете мои таланты! А как насчет темноты?

— Я же не маленькая!

— Но помнится, вы говорили, что в детстве могли уснуть только с котом в обнимку...

Веское молчание.

— Кота здесь нет.

Он что, хочет предложить взамен кота себя? Агата озадаченно моргала.

Келдыш наблюдал с иронией.

— Я имел в виду только то, что светильник не погаснет, — сказал он, вдоволь понаслаждавшись ее растерянностью.

— Что, неужели наконец-то ваша магия?

— Нет. 'Вечная' батарейка.

Сон все не шел, хотя Келдыш рядом дышал ровно, глубоко. Успокаивающе.

Агата открыла глаза. 'Вечный' светильник продолжал гореть, и она ясно видела его профиль, тень под глазами, приоткрытые губы.

Интересно, а что чувствуешь, когда тебя целует взрослый мужчина? Мокрые напористые поцелуи Алекса совершенно не объясняли, что такого в поцелуе, о котором так часто твердят — едва ли не чаще, чем о сексе. Или это обычное всеобщее взрослое притворство — стыдно признаваться, что тебе не нравится и даже противно то, что должно волновать и нравиться по определению?

А как целуется Келдыш?

Как тогда он говорил в гостинице: 'Я не тискаю. И не лапаю. Я ласкаю женщин...'

Со смешанным чувством стыда, страха и волнения Агата представила, как он поворачивается, обнимает ее и...

— Послушайте, Мортимер, — сказал Келдыш, не открывая глаз. — Спите. Не будите зверя.

И повернулся к ней спиной. Агата осторожно и длинно выдохнула. Он ведь не умеет читать мысли? Ведь нет? Келдыш опять дышал ровно, но Агата ему уже не верила. Послушно замерла. От стены сильно тянуло холодом. Агата подумала-подумала, натянула на руки длинные рукава куртки и, свернувшись клубком, уткнулась лбом в твердую спину.

Она просыпалась медленно, словно толчками. Ее крест-накрест обнимали теплые руки, прижимали к большому горячему телу. Келдыш еще и придавил ее бедро тяжелым коленом — так что Агата шевельнуться не могла. Наверное, он всегда так спит, подумала она сонно, когда спит не один. Ему так удобно. Ей же было странно...

— О, как мило, — произнес кто-то кислым голосом.

Агата вздрогнула. Она знала, что Келдыш тоже проснулся — его руки чуть напряглись, сбилось ровное глубокое дыхание...

— Не дергайся, не дергайся, Черныш. Это только я.

Келдыш медленно повернулся и сел.

— Привет, Генрих.

Агата нашла очки у свернутой куртки, служившей им подушкой, и выглянула из-за спины Келдыша. Его плечо слегка шевельнулось, как будто он хотел задвинуть ее обратно. Не задвинул. Агата увидела стоящего перед ними пожилого светловолосого мужчину в красивом сером костюме.

— Здравствуйте-здравствуйте, фройлян, — сказал он приветливо.

— Здрассте...

Он окинул Агату внимательным взглядом и вновь обратился к Келдышу.

— Стареешь, мальчик. Что такое? Я обошел все твои ловушки. А если б я был не я?

Келдыш громко зевнул и потянулся.

— Ловушки не на тебя ставились. Как нашел?

— Во время войны я тоже бывал в этих катакомбах, если не помнишь, — ворчливо сказал Генрих. Огляделся, проверил пальцем на пыль поверхность ящика, поднес к глазам, вздохнул и уселся. Вновь поглядел на Агату.

— Так-так, значит, вот как обстоят дела?

Келдыш провел рукой по взлохмаченным волосам.

— А как, на твой взгляд, обстоят эти самые дела?

— Решил прикарманить сокровище себе?

Келдыш хохотнул. Хрипловато и невесело.

— Она вовсе не сокровище.

— Согласен-согласен, никто из членов семьи Мортимер не подарок, — кивнул Генрих. — Однако...

— Я не о том, — перебил его Келдыш. — Она не представляет никакой ценности. Ни для нас. Ни для них.

— То есть?

— Пусто. Чисто. Клэр. Никакой магии.

— Что?

— Никакой магии. Полный нуль, ноль. Зеро, если тебе так будет понятнее.

— Как?

Келдыш пожал плечами.

— Так. Ни в малейшей степени.

— Но ведь ты говорил...

— Я ошибался.

Генрих сощурился. Агате не понравился его взгляд: он словно прослушивал Келдыша глазами.

— Доказательства?

— Я водил ее к Слухачу.

Генрих покивал.

— Разумеется, не получив ни у кого разрешения?

Келдыш чуть повел плечом:

— Разумеется.

— Выговор, — сказал Генрих, не меняя интонации. — И он также не передал отчет дальше по инстанциям?

— Он себе не враг.

— И он сказал...

— Пусто.

— Ты проверил его квалификацию?

— И не раз.

— Координаты и идентификационный номер, надеюсь, припоминаешь?

— Припоминаю.

— Диктуй, диктуй.

Генрих небрежно занес цифры в электронную книжку, сунул ее во внутренний карман, и вновь посмотрел на Агату.

— Итак, ребенок, носящий фамилию Мортимер и не обладающий магией Мортимер?

— Выродок, — сквозь зубы подсказала Агата.

Он слегка поднял светлые брови и быстро взглянул на Келдыша.

— Ну-ну, хоть что-то ей перепало, не так ли?

— Вы говорите о нашем убийственном семейном обаянии? — уточнила Агата. Она, наконец, выбралась из-за спины Келдыша и села рядом, свесив ноги. Краем глаза заметила предостерегающий взгляд учителя, но упорно продолжала сверлить Генриха мрачными глазами. Мужчина моргнул и вдруг рассмеялся:

— Неплохой выпад, фройлян! Ваша бабушка была бы вами довольна!

— А моя мама?

Келдыш придавил ее руку, и Агата замолчала. Генрих помедлил.

— Думаю, для нее оказалось большой трагедией, что вы лишены таланта. И еще... э-э-э... одним стимулом к продолжению работы. Тогда объясни мне вот что, — он вновь обратился к Келдышу. — Почему наши друзья развили такую бешеную деятельность, чтобы заполучить себе младшую Мортимер?

Келдыш хмыкнул:

— Думаю, и в этом виноват я.

— То есть?

— Они обратили на нее внимание, когда я привез ее в столицу. Я-то думал, на Королевском мосту охотились на меня... вот что значит самомнение... Наверное, тогда они впервые и узнали о ее существовании. Зная меня, нетрудно сообразить, что Агата Мортимер представляет интерес для нашей службы. А, значит, и для них. Новый флаг движения! С нами Мортимер! Снова Мортимер! Да и ее способности, а они, как и я, не сомневались, что она унаследовала талант своей чертовой мамаши...

Агата, в свою очередь, впилась ногтями в его ладонь. С удовольствием. Келдыш с шипением вырвал руку, помахал ею в воздухе и продолжил:

— ...им бы пригодились. Вот так, вкратце, все и выглядит.

Генрих помолчал и вздохнул:

— Да уж, да, свинья везде грязи найдет... Тебя для чего посылали в провинцию? Отдохнуть — и от греха подальше! И во что ты нас всех втравил?

— В первый раз, что ли? — совершенно не смутился Келдыш.

— Не в первый, не в первый... Но с каждым разом твои... э-э-э... эскапады становятся все масштабнее. Мне будет спокойнее, если ты будешь находиться у меня на глазах. И девушка — тоже. Ты понял меня?

Келдыш молча кивнул.

— Ты понял меня?! — повысил голос Генрих.

— Да. Еще как, — быстро сказал Келдыш. — Моментально. Целиком и полностью. Яволь. Так точно. Слушаюсь.

Генрих для профилактики просверлил взглядом очередную дырку на келдышевской физиономии, и сказал Агате:

— Сожалею, что так все случилось.

А не засунете ли вы свои сожаления себе... Вслух Агата, конечно, сказала другое:

— Значит, теперь, когда все выяснилось, я могу вернуться к бабушке?

Генрих переглянулся с Келдышем, качнул головой:

— Пока нет. Нет. Думаем, в столице вам пока оставаться более... а-а-а... целесообразно. И безопасно.

— С ним? — Агата безо всякого почтения мотнула подбородком на Келдыша. — Безопасно?

Глаза Генриха смешливо сощурились:

— Полностью, просто полностью разделяю ваши чувства! Но, кроме этого паршивца...

— Но-но, Генрих, полегче, — угрожающе сказал Келдыш. — Я же все-таки еще ее учитель!

— Думаешь, это долго продлится?.. у вас теперь есть мы, фройлян.

— Вы — это кто? Те, кто лишил моего отца магии? Отнял у него душу?

Тишина. Агата сглотнула — глоток получился очень громким. Лицо Генриха потеряло всякое выражение.

— Вы пристрастны. Ваш отец — преступник. Он получил по заслугам.

— Вы так в этом уверены?

— Игорь, похоже, ты плохо преподавал историю!

— Историю всегда преподают победители, — упрямо продолжала Агата. — Которые тоже пристрастны. Так что история имеет странное свойство меняться. Разве не так?

Пауза.

— Девочка, если бы вы видели судебные факты, касающиеся вашего отца...

— Так я могу их увидеть? — быстро спросила Агата.

— Навряд ли, навряд ли. Существует тайна личности...

— Да что вы? — Агата засмеялась. — Личности уже нет, а тайна все существует?!

Генрих посмотрел в пол и обратился к Келдышу:

— Все, хватит, набегались! Выходите на поверхность. Ты порядком запустил дела...

— Я в отпуске по болезни, — напомнил тот.

— А я тебя отзываю! — гаркнул Генрих. — И... Игорь, — он выразительно постучал по карману своего пиджака. — Я переговорю с твоим Слухачом.

— Желаю приятной беседы, — безмятежно отозвался Келдыш.

Генрих еще раз внимательно оглядел его, мельком посмотрел на Агату.

— До встречи... фройлян.

Нет уж, лучше прощайте. Агата промолчала. Старик легким шагом пересек 'комнату'. Не оглянувшись, исчез в темноте. Келдыш посидел, подняв голову, с закрытыми глазами. Вслушивался во что-то. Потом вздохнул, открыл глаза и посмотрел на Агату:

— Он, и правда, был один. Странно... А вы не очень-то любезны, Мортимер!

— С кем поведешься... — храбро сказала Агата. Келдыш, казалось, был готов улыбнуться.

— Пора собираться, — наклонился, доставая сумку из-под лежанки.

— А вы ему не все сказали, — Агата смотрела на его гибкую, обтянутую черным, спину. Келдыш что-то искал в сумке.

— Ну? — буркнул снизу.

— Вы не сказали, что я — Ключ, — напомнила Агата.

Келдыш выпрямился, шлепнув сумку себе на колени. Подал Агате ее кроссовки.

— Совсем склероз замучил... Вы собираетесь обуваться?

— Куда мы пойдем? — спросила Агата. — К ним?

— К кому — к ним?

— В смысле — к вам? К этому вашему Генриху?

— У вас есть по этому поводу какие-нибудь идеи?

— Я не хочу ни к ним, ни к... — она чуть не сказала — к отцу.

Келдыш покосился:

— В кои-то веки наши желания совпали. Хватит болтать, Мортимер! Одевайтесь, обувайтесь и давайте убираться отсюда! И еще... вот, — Келдыш повернулся к ней, стягивая с руки свое странное кольцо. — Наденьте-ка его.

Агата смотрела с опаской:

— Зачем это?

Келдыш молча взял ее слабо сопротивляющуюся руку и надел кольцо на средний палец левой руки.

— Да оно с меня свалится!

Не свалилось. Агата, отставив руку, осмотрела 'обновку'. Ни за что бы не надела такое по собственной воле. Страх божий, как говорит бабушка. Кольцо было ледяным, и думать не думало нагреваться.

— И зачем оно мне?

— Это чтобы я всегда мог вас найти. Не снимайте его ни при каких обстоятельствах. Даже если вдруг вам станет очень страшно...

Страшно — отчего? Агата еще раз оглядела черное кольцо и решила не уточнять.

— И, кроме того, если что — вы с этим кольцом имеете право на полное содействие и помощь моих... товарищей.

'Если что' — что? Агата пристально смотрела на Келдыша, пока он вновь застегивал сумку. Келдыш глянул мельком. Спросил язвительно:

— Надеюсь, вы не думаете, что это обручальное кольцо или что-то в этом роде?

Она ничего такого и не думала, но от его слов у нее тут же заполыхали щеки. Агата сердито отвернулась.

— Кто это был? Ваш начальник?

— Начальник СКМ в целом. А вообще-то, это Генрих Шрюдер.

— Кто?

— Мортимер, вы стали медленно соображать, — не без удовольствия заметил Келдыш. — Явно сказывается отсутствие регулярных занятий. Вы же так тщательно изучили историю Магических войн! Напрягите свою молодую память!

Агата напрягла.

— Шрюдер? Тот самый Шрюдер?

— Тот самый.

— Глава сопротивления? Он живой?

— Мне он как-то не напоминает мертвеца...

— Я имею в виду — думала, он уже давно умер!

— Мортимер-Мортимер! Мы все кажемся вам доисторическими развалинами? Ему нет еще и шестидесяти.

Да это же просто дряхлость...

Келдыш почесал тыльную сторону ладони. Без кольца его рука выглядела какой-то... голой. Келдышу, наверное, тоже так казалось: он сжал-разжал пальцы, разглядывая ее. А вот Агата к кольцу быстро привыкла — теперь оно казалось легким, удобным. И даже теплым.

Она осторожно провела мизинцем по серебристой змейке, подпирающей буквы.

— А что здесь написано?

Келдыш покосился и ничего не сказал. Агата скорчила рожицу:

— Да ладно! Не хотите — не говорите! А кольцо волшебное?

— Даже если и так, вы, не-магичка, ничего с ним сделать не сможете.

— Волшебное? — Агата выставила вперед руку, с уважением разглядывая кольцо. — Ну ничего себе!

Келдыш хмыкнул.

— У вас дома не было никаких волшебных вещей?

— Ни единой. Бабушка даже таких игрушек не покупала — говорила, на них нет гигиенического сертификата. А я верила... дурочка! И по хозяйству мы все делали своими руками... ну, не считая бытовой техники. Хотя, знаете, я всегда думала, что бабушка немного волшебница. Она шьет вещи на заказ, и всегда так здорово выходит — заказчицы становятся такими молодыми, красивыми, стройными. Немного волшебница!.. А кольцо, правда, волшебное?

Келдыш помолчал.

— Не совсем. Скорее, это кристаллизатор магии.

— А?

— Видели когда-нибудь перенасыщенный соляной раствор? Кристаллы... Так и оно концентрирует, вбирает магию владельца. Но применить эту силу может только его настоящий хозяин.

Агата глазела на него восторженно.

— Это как у Кащея Бессмертного — смерть на конце иглы, да?

Келдыш рассмеялся.

— И не надейтесь, Мортимер! Если вы его разломаете на кусочки, или, не дай бог, потеряете, — я не умру... и даже не очень пострадаю. Мне просто придется изготовить новый... кристаллизатор.

Агата вновь задумчиво потерла кольцо.

— А брошу-ка я его в огонь Роковой Горы! — зловеще предупредила она. — Вот тогда вы у меня попляшете!

Келдыш вновь рассмеялся. Кажется, даже непритворно. Хотя зачем ему перед ней притворяться? Потянулся с хрустом. Они сидели на скамейке городской смотровой площадки. Учитель добросовестно показал ей все достопримечательности столицы, которые можно было отсюда, сверху, увидеть. Словно они пришли на обычную экскурсию. Было тепло и слегка ветрено. Агата откусила от большого яблока, забыто лежащего на коленях.

— Я все хочу у вас спросить...

— Так спрашивайте, Мортимер, — разрешил Келдыш, — чего маяться?

Она покосилась. Келдыш лениво улыбался, разглядывая горизонты. В школе он никогда не улыбался ей. Не шутил. Чтоб он повеселел, надо было его слегка... убить? Странная реакция.

— Почему вы... ну, увели меня оттуда? Отдали бы Шрюдеру. Они бы быстро выяснили, что никакой магии у меня нет, и отпустили.

— Да вы оптимистка, Мортимер! Так быстро ничего в этой службе... нашей службе не делается. Вас бы проверяли, перепроверяли, и пере-пере-проверяли. А когда они узнают про Ключ... Мы бдим, мы бдим, Мортимер, и этим все сказано!

— Но тогда... у вас же будут из-за меня неприятности?

— И еще какие! — легкомысленно подтвердил Келдыш.

— И что... и почему?..

— В СКМ меня к вам и на пушечный выстрел не подпустят. А я, как и Генрих, предпочитаю держать вас на глазах, пока вы еще куда-нибудь не вляпались!

Агата стиснула кулаки:

— Да если б не вы, я бы никуда... я бы ни в какие... Вы сами сказали об этом своему Генриху! Если бы не вы, я бы по-прежнему была с бабушкой и ничего этого не знала!

— Вы бы предпочли не знать, Мортимер?

— А вы как думаете? Думаете, я просто счастлива?! Узнать, кто была моя мать, и мой отец, и еще он меня даже видеть не хочет...

Агата заставила себя замолчать... вранье! Заставила замолчать вся та же 'удавка' на горле — и еще страх опять разреветься. Перед ним. Перед Келдышем. Если Келдыш начал по-человечески улыбаться, то она стала закатывать непрерывные истерики...

Стыдно, Мортимер!

Келдыш щурился, как будто рассматривал что-то вдали.

— Знаете, — сказал равнодушно, — я бы тоже предпочел многого в жизни не знать. Можете обвинять меня, или судьбу, или своих прокля... хм... особенных родственников — дело уже сделано. Но я не ожидал, что вы воспримете все это так... стойко.

Агата едва не раскрыла рот. Хотя он произнес это все тем же безразличным тоном, услышать комплимент от Келдыша! Агата вызывающе шмыгнула носом:

— Это называется — 'стойко'?

Втайне она надеялась, что он опять похвалит ее. Зря.

Келдыш сказал:

— И вот что. Насчет вашей магии.

— Какой-такой 'моей' магии?

И Агата разинула-таки рот: Келдыш неожиданно взял ее за руку. Через секунду рот пришлось закрыть — он просто хотел прикоснуться к своему 'кристаллизатору'. Провел пальцем по кольцу, как совсем недавно — Агата. Погладил, будто приласкал крохотного котенка. Кольцо потеплело. Агата смотрела на сомкнутые руки. У нее длинные пальцы, и в длину их ладони были почти равны. Но все равно ее рука на фоне его смотрелась какой-то маленькой. Слабой.

Детской.

— Я бы назвал это антимагией, — говорил Келдыш. Он касался только кольца, но согревалась вся ее рука. Агата прищурилась. Показалось, или змейка и буквы, и вправду, стали наливаться золотом?

Не показалось. Когда Келдыш отнял палец, буквы светились, а переливающаяся змейка заструилась по кольцу! Агата зачарованно вертела рукой с растопыренными пальцами, следя за ее передвижением — даже голова закружилась.

— Вот это да!

В голосе Келдыша мелькнула усмешка:

— Одна наша общая знакомая назвала бы это дешевым ярмарочным фокусом!

— Дьячко? — рассеянно спросила Агата. Все ее внимание поглощала змейка.

— Так вот, что касается вашей магии... Мортимер!

Он быстро коснулся кольца, и змейка замерла. Агата вздохнула разочаровано.

— Нет у меня никакой магии, сами знаете!

Келдыш улыбнулся ей сомкнутыми губами.

— Умение противостоять магии — тоже своего рода магия.

— Ничего я не умею противостоять, — буркнула Агата. — Есть же люди, не поддающиеся, например, гипнозу! Что тут такого?

— Не поддаваться стихии... а магия, Мортимер, — одна из стихий мира... редкостная способность.

— А, может, ко мне просто не применяли сильнодействующую магию? — предположила Агата, и тут же спохватилась: вот еще, подаю идею, как со мной лучше экспериментировать!

— Может и так, — покладисто согласился Келдыш. Агата смотрела с подозрением.

— Так вы меня спрятали, чтобы самому разобраться, да?

Келдыш по-прежнему смотрел вдаль с забытой улыбкой на лице.

— Ваша бабушка назвала это одержимостью. Может, она и права. Прикоснуться к магии Мортимер, понять, что это такое — это действительно может стать болезнью...

Агата все сильнее втягивала голову в плечи.

Все ясно.

И этот ее не отпустит.

В это время Келдыш сказал:

— На самом деле, Мортимер, я не держу вас. Идите, куда хотите.

Читает ее мысли, что ли? Агата медленно дожевывала яблоко. Прямо так-таки и 'идите'? Келдыш вольготно развалился на скамейке, заложив руки за голову. Закрыл глаза, как бы подтверждая: 'Пожалуйста, можешь прямо сейчас встать и уйти'. Агата вытерла липкие руки о джинсы. Растерянно глядела на учителя. А куда идти? Везде ее ждут. Лемовцы. ЭСКаэМовцы. У нее и дома-то теперь нет, потому что там наверняка тоже кто-нибудь дежурит.

— Конечно, — сказала недовольно. — Вы ведь со своим кольцом можете меня везде найти! Там что? Встроенный радиопередатчик?

— Можно и так назвать, — согласился Келдыш, не открывая глаз.

Агата смотрела в его расслабленное лицо, и ей захотелось дать ему в лоб. Она не умела читать мысли, но чувствовала — Келдыш знает, что никуда она не уйдет. Он был прав. Она бабушкина внучка и за всю жизнь, наверное, ни разу ничего не решала сама. А теперь и вовсе чувствует себя зрителем в кинотеатре, где показывают ее жизнь. Фильм уже давно отснят, и она ничего не может с этим поделать.

Агата еще раз потерла повлажневшие руки о колени. И сказала:

— Отведите меня туда, где умерла мама.

Она увидела, как сжался его рот. Келдыш больше не улыбался.

— Зачем? — Спросил, не открывая глаз. — Хотите пуститься в паломничество по святым местам?

Она все-таки ударила его. Почти. Келдыш, не открывая глаз, перехватил ее руку. Посмотрел и сказал удивленно:

— Мортимер, откуда вдруг такой дикий темперамент?

Агата безрезультатно дергала запястьем. Сказала, задыхаясь:

— А вы не смейте... поняли?.. не смейте!

— Хорошо, — неожиданно согласился Келдыш. — Больше не буду. Идемте, Мортимер. Найдем пристанище. Не вы одна в нем нуждаетесь.

Вставая, он уцепился за поручень ограды. Неловко, не сразу, забросил на плечо сумку. Агата смотрела с удивлением. Хотела предложить помочь, но Келдыш блеснул прежним мрачным взглядом, и она промолчала.

Агата стояла посреди комнаты, недоверчиво оглядываясь.

— Это ваша квартира?

— Одна из, — уточнил Келдыш. Кинул куртку на диван и тоже огляделся.

— Надеюсь, вы не помешаны на чистоте?

Ушел на кухню. Агата услышала, как он открывает кран и пьет — громкими жадными глотками.

В комнате стояли громадный диван и большой домашний кинотеатр. Все. В углу валялась какая-то одежда. Возле дивана — растрепанная пачка журналов. Агата нерешительно присела на диван. Наклонилась, подобрала пару журналов — увесистые, глянцевые. Чихнула от насевшей на них пыли. Перевернула загнутую страницу. И уставилась на загорелую, призывно улыбающуюся девицу. Кроме загара на ней не было ничего. Агата замедленно перевернула пару страниц...

Ой! Она поспешно захлопнула журналы и бросила их на пол. Посидела. Воровато оглянулась на дверь и запихнула ногой подальше под диван.

Кстати... куда там хозяин подевался? На кухне было очень тихо. Агата выглянула в коридор. Келдыш сидел у кухонного стола, откинувшись на стену. Глаза его были закрыты. Задремал? Агата осторожно подбрела. Позвала тихонько:

— Эй...

Келдыш едва приподнял ресницы. Взглянул тускло.

— Я сейчас. Посижу.

— Эй, — встревожено повторила Агата, когда он вновь закрыл глаза. Встряхнула его за плечо. — Эй, вы что? Вам плохо?

— Нет, — Келдыш наклонился вперед, собираясь улечься на кухонный стол. — Нет. Я сейчас... просто устал.

— Тогда вам надо лечь. Эй, вы слышите? Ну! — Агата затрясла его за локоть, заглядывала в лицо. — Вы меня слышите? Вставайте! Я вам помогу, ну?

— Отстаньте, Мортимер, я сам, — Келдыш оперся о стол, поднялся. Почти. Агата, стоявшая наготове, приняла на себя его тяжесть, когда Келдыша откачнуло назад. Он еле слышно выругался. Вздохнул:

— Давайте... вперед...

Пошатываясь от тяжести, Агата по пути пару раз приложила его об стену, потом — о косяк. Келдыш ругался непрерывно и монотонно.

Почти уронила учителя на диван. Келдыш медленно перевернулся со спины на бок. Подтянул к животу колени. Его начало трясти. Это что... как тогда, в школьном парке? Агата метнулась в спальню, стащила с громадной кровати одеяло вместе с покрывалом. Накинула на Келдыша. Притащила подушку, подсунула ему под голову. Присела на корточки, рассматривая его лицо.

— Вы... вам что... что я могу сделать?

— Не... мельтешить, — сказал Келдыш, не открывая глаз, но вполне отчетливо.

— Может, позвонить кому-нибудь? Этому вашему... Шрюдеру?

— Никому. Некому. Мортимер. Только не... уходите. Я посплю и все. Не уходите.

— Да, — сказала Агата, хотя он уже не слышал. — Не уйду.

На кухне она нашла чай, кофе, сухари и несколько пакетов с едой быстрого приготовления. Залила лапшу кипятком и притащила в комнату. Ела и пила, сидя на диване, а вместо стола используя кухонную табуретку. Келдыш дышал неровно. Все лицо его покрылось красными пятнами, как от аллергии. Агата то и дело трогала его лоб — горячий и сухой. Ведь Келдыш совсем недавно вышел из больницы... странно, что он только сейчас свалился. Разве что... Агата с сомнением посмотрела на кольцо на руке. А вдруг ему стало так плохо, потому что он отдал кольцо? Она же ничего не понимает в магии. Вдруг кольцо давало ему силу, поддерживало... у кого бы спросить? Попробовать, что ли? Она потянула с пальца кольцо — то, вроде бы большеватое, еле поддавалось, давая время вспомнить: 'никогда не снимайте его... даже если вам станет страшно... очень страшно'. Агата призадумалась, взвешивая, насколько ей страшно. Выходило — страшно, но не очень. Ну и подождем.

В шкафу в спальне висели вещи Келдыша. Черные. Агата достала с полки спортивную майку, с сомнением оглядела ее. Еще и понюхала. Майка пахла стиральным порошком. Чистая. На другой полке нашлась пара полотенец.

В ванной она обнаружила, что ее учитель очень следит за собой (прямо какая-то девица-красавица!): перед зеркалом стояла куча мужской косметики. Агата тщательно выдраила себя мочалкой с гелем для душа — гель пах сильно, но приятно. Выстирала свою майку, подумав — и трусики. Сменки у нее не было. Если уж взяли моду похищать ее, сердито думала Агата, могли бы и одеждой обеспечить! И новой зубной щеткой. Она открыла дверцу шкафчика и невольно хмыкнула: в стаканчике стояли несколько разноцветных нераспакованных зубных щеток.

Спасибо Келдышу.

Майка едва прикрывала колени. Агата посмотрела и расстроилась — хорошо бы они были, как у той титястой модели в журнале — смуглые, гладкие, блестящие, а то какие-то шершавые, бледные. И кости выпирают. Везде. Агата попыталась натянуть майку пониже. Вдруг вспомнила Вуда: а ему и такие коленки понравились... И тут же разозлилась на себя. Столько с тех пор всего произошло, а она зациклилась на той дурацкой сцене в гостинице! Келдыш с Вудом, наверняка, и думать забыли, а она все переживает, пережевывает...

Агата постояла над учителем. Он все так же лежал на левом боку, зажав в кулаке угол одеяла, как будто боялся, что отнимут. Агата забрала скомканное покрывало и пошла в спальню. Уставилась на кровать. Кровать была огромна и пустынна. В незадернутое окно светил фонарь: ветер раскачивал его, и по стенам метались тени от деревьев. Тени. Серые тени...

Агата отступила, крепко прижимая к груди покрывало. Тщательно закрыла за собой дверь. Выключила свет, оставив гореть светильник на полу у дивана. Сказала, как будто Келдыш ее слышал:

— Можете надо мной смеяться. Но я боюсь. Я тут посплю. С вами. Можно?

Келдыш, конечно, ничего не ответил. А молчание, как всем известно, — знак согласия. Агата притулилась с краю дивана, кутаясь в свое покрывало. Оно пахло пылью.

Просыпалась часто — когда Келдыш крупно вздрагивал. Или резко переворачивался. А потом он еще говорил что-то — непонятное, на никогда не слышанном языке — сердито и отрывисто, словно отказывался от чего-то. И норовил стянуть с нее покрывало. Агата трогала его лоб, подтыкала одеяло. Он, вроде бы, согрелся — может, потому что она лежала рядом. Ей, например, было очень жарко. Как это семейные люди спят вместе? Они же друг другу так мешают!

Утро и Келдыш смотрели на нее, когда Агата открыла глаза.

— Доброе утро, — сказала она благовоспитанно.

— Доброе... что, черт возьми, вы здесь делаете?

Она растерялась от неожиданности нападения. Завозилась и наткнулась под одеялом на ногу Келдыша. Он отодвинулся.

— Сплю...

— Вам что, на кровати было тесно?

— Нет...

— Тогда зачем вы улеглись со мной?

Агата растерянно моргала, глядя на него снизу. Она не понимала, что его так разозлило. Поэтому сказала правду:

— Мне было страшно.

Келдыш потер щеки. Наверное, его опять раздражает выступившая за ночь щетина.

— С чего это?

— Ну... просто.

Он помолчал:

— Я как... не... буйствовал?

Она не поняла, про что он спрашивает. Мотнула головой.

— Только разговаривали...

Келдыш насторожился.

— О чем?

— Не знаю. Вы на иностранном.

— Так, — он, прищурившись, рассматривал ее. — Значит, вам одной стало страшно. А со мной?

— Что — с вами?

Келдыш длинно вздохнул:

— Мортимер, я, конечно, не в курсе, как велик ваш сексуальный опыт, но разве бабушка никогда не говорила вам, что не стоит кидаться в постель к малознакомым мужчинам?

Агата открыла рот и Келдыш добавил:

— И к хорошо знакомым — тоже.

— Я не кидалась к вам в постель! — высокомерно указала Агата. — Я просто прилегла рядом. А вчера в катакомбах у нас вообще была одна лежанка. Я что там, на полу должна была спать?

— Вчера — другое дело, — пробормотал Келдыш, морщась. — Вчера я был вменяемый...

И чуть не раздавил ее.

— Вы пить хотите?

— Просто подыхаю.

Агата свесилась с дивана и достала с пола большую кружку с водой.

— Вот.

Он принял без благодарности. Жадно выпил.

— Вы как? Вам лучше?

Он скривился.

— Не считая того, что меня будто танком переехало — отлично. И будет еще отличнее, если вы сейчас уберетесь!

— К-куда?

— Куда угодно — в ванную, на кухню, в спальню... Давайте, Мортимер, проваливайте!

Ну и пожалуйста! Агата так резко села, что голова закружилась. И тут же принялась заполошно одергивать задравшуюся майку. Покосилась. Келдыш лежал, закинув руку за голову. Смотрел в потолок. Подумав, Агата обернула вокруг себя покрывало и 'убралась' в ванную. Там умылась, оделась, почистила зубы вчерашней оранжевой щеткой. Уставилась на себя в зеркало. Бледная, даже какая-то синяя. Под глазами — темные круги. Сейчас бы лизину косметичку. И, вообще, когда все это закончится, она начнет по-нормальному краситься. И пойдет в солярий. И будет заниматься спортом. Может, тогда у нее появятся и нормальная грудь... и коленки... И вообще, что положено.

Она осторожно приоткрыла дверь. Келдыш гремел на кухне посудой и дверцами шкафчиков.

— Я уже кофе сварил, — сообщил он, объявляясь на пороге кухни. Взлохмаченный, сонный и недовольный. — Вы что, там жить собираетесь?

Агата поспешно посторонилась. Келдыш хлопнул и дверью ванной. Агата вздрогнула. Ну до чего неприятный тип! Как с таким можно жить в одной квартире? Наверное, поэтому он до сих пор не женат.

А, может, уже развелся? Наверняка мадам Келдыш от него просто сбежала. Интересно, какой она была? Похожа на тех моделей из журнала? Конечно, он-то может себе таких позволить. Это Агата должна ждать, пока какой-нибудь... Вуд соизволит ее заметить, а Келдышу стоит только пальцем поманить...

Агата сидела, спрятав под себя руки, и уныло смотрела на остывающий кофе, когда на кухне объявился Келдыш-дамский любимчик.

— Что за кислая мина? — спросил уже бодро, усаживаясь напротив. — Кофе не понравился?

— Кофе? — спохватилась Агата. Отхлебнула и чуть не поперхнулась. — Хороший... кофе. Крепкий.

На самом деле кофе был не просто крепкий, а суперкрепкий. Ядерный, сказала бы бабушка. И суперсладкий. А Келдыш еще намазывал сухарь сгущенкой и хрустел так аппетитно, что обычно ничего не евшей с утра Агате захотелось тоже. Заметив ее взгляд, Келдыш подвинул банку:

— Угощайтесь.

Теперь они хрустели оба. Не спрашивая, Келдыш подлил ей еще кофе.

— Вы не снимали кольцо ночью?

Перестав жевать, Агата поглядела на него.

— Кольцо, — повторил Келдыш ей, как глухой. — Не снимали?

Что-то такое, наверно, отразилось на ее лице, потому что Келдыш хищно подался вперед.

— Не снимали?

— Не снимали! — огрызнулась Агата с набитым ртом.

— Тогда собирались? — не отставал Келдыш.

— Да.

— Зачем? Я же говорил вам!

— Чтобы вам помочь.

Пауза.

— То есть?

— Я думала, вам стало плохо, потому что вы его мне отдали...

Голос Агаты затухал. Келдыш молчал, и она глядела в свою чашку.

— Я совершенно не подхожу на роль святого, Мортимер!

Агата невольно вскинула глаза:

— А?

— Вы, вероятно, решили, что я, жертвуя жизнью, отдаю вам свою волшебную силу?

Агата вновь принялась рассматривать чашку. Она знала, что опять покраснела. Действительно, очень стыдно хорошо думать о Келдыше — под взглядом того же Келдыша.

— Отношения между кристаллизатором и его владельцем более сложные. Вы не понимаете.

— Конечно, — сказала Агата. — Не понимаю. Я ничего не понимаю в вашей магии. Не знаю, с чего бы это?

Келдыш снова помолчал.

— Я уже объяснял, что мои силы и жизнь не заключены в этом кольце. Так бывает только в сказках. Так что кольцо мне не поможет.

Побарабанил пальцами по столу. Добавил — как-то неохотно:

— Пока оно у вас, мое местоположение трудноопределимо. А значит, и ваше — тоже.

Агата сжала кулак, внимательно осматривая кольцо.

— Там что, и вправду, встроен какой-то маячок?

— Маяк не в кольце.

Келдыш полуотвернулся к окну. Агата посмотрела на него. На кольцо. Сжала-разжала пальцы. Сказала, поглядывая на учителя:

— Мне говорили, что у всех магов... все маги заклеймены...

— Не такая уж большая плата за право пользования магией.

— И вас могут найти по этому вашему... клейму?

— В паре с крисом они создают мое персональное... хм-м... эхо. Да. Любая карта города и любой мало-мальски сносный маг-искатель.

— А я что...

— Вы глушите эхо.

Агата почувствовала разочарование. Вот навыдумывала себе! И Келдыш еще напустил туману. 'Даже если вам станет страшно. Очень страшно'. А заботился он вовсе не об ней, Агате. О себе.

— Так вы поэтому ночью просили меня не уходить... — пробормотала себе под нос. Келдыш услышал. Нахмурился.

— Я — просил?

— 'Только не уходите, Мортимер...только не уходите', — процитировала Агата.

Келдыш нахмурился еще больше.

— Не помню. Вы моете посуду.

Он ушел в комнату. Заработал телевизор. Агата не спеша мыла тарелки и чашки. Она любила возиться в воде. Дома еще и пела при этом. А бабушка иногда подпевала... Когда делать стало совсем нечего, Агата поплелась в комнату. Келдыш лежал на диване и, уткнувшись подбородком в подушку, смотрел телевизор.

— И что мы будем делать дальше? — спросила Агата.

— МЫ будем думать, — сказал Келдыш, не оборачиваясь. — А вы — что хотите.

Неужели? Значит, можно ехать домой?!

Агата прислонилась спиной к косяку и уставилась в телевизор. Какое-то очень дурацкое шоу. Неужели Келдышу это нравится? Хотя ему и еще кое-что нравится... Агата, склонив голову, попыталась заглянуть под диван. Журналов не было видно: или она так далеко их запихнула, или он их уже перепрятал.

— А сколько у вас квартир?

— Несколько, — невнятно сказал Келдыш.

— И везде одно и то же?

Он перевернулся набок.

— В смысле?

— Диван, телевизор, кровать...

— Я не понял вопроса, Мортимер, — сказал он, помолчав.

— Ну, у вас есть настоящий дом? Где вы живете, а не скрываетесь... — она замолчала, потому что вдруг подумала о кровати. Навряд ли она нужна ему одному, такая большая. И вновь почувствовала, что краснеет. До чего же дурацкая привычка! Интересно, из нее вырастают?

Хорошо, что Келдыш в этот раз не догадался про ее мысли.

— Я люблю жить у Лизки. Хотя там, конечно, настоящая психушка. А когда они мне все надоедают, ухожу в дом на Часовой площади. Вы там бывали?

В доме или на площади, чуть не переспросила Агата.

— Нет...

— Покажу, — рассеянно пообещал Келдыш. — До прошлого года я жил налегке. Издержки профессии. Мне нравилось. Теперь, наверно, все изменится.

— А вас не выгонят за то, что вы меня... утащили?

— Будем решать проблемы в порядке их поступления.

Агата неожиданно съехала по косяку на корточки

— Но вас ведь не поведут из-за меня к Слухачу?!

— Что? Нет. Я не применяю магии. Если меня накажут, то просто как гражданина, а не как мага-гражданина. Видите ли, я хорошо знаю специфику, и не собираюсь совершать ошибки. Что вы там уселись на полу, как сиротинушка?

— Мне же нельзя к малознакомому мужчине и близко приближаться! — строптиво напомнила Агата. — А кроме дивана и кровати посадочных мест у вас больше нет.

— О, господи, да не вредничайте вы, Мортимер! Идите садитесь, я подвинусь.

— А когда вы начнете проводить опыты? — спросила Агата через час смотрения телевизора. Если бы Келдыш время от времени не переключал каналы, она решила бы, что учитель дремлет: он молчал и почти не двигался.

Келдыш покосился.

— Опыты?

— Ну, я думала, вы будете как-то исследовать мою магию-антимагию. А мы второй день только спим и едим. И ничего не делаем.

— Извините, Мортимер, — сказал Келдыш. Агата чуть с дивана не свалилась. Впервые за все время их знакомства он извинился. — Просто я сейчас... не в лучшей форме. Надо отлежаться.

— А, может, вам какое-то лекарство нужно или что-нибудь еще...

— Вы никуда не пойдете! — отрезал он, не оборачиваясь.

Агата вздохнула.

— Ну, у вас же есть какие-нибудь друзья? Не хотите с ними связаться?

Келдыш осторожно перевернулся на спину. Как-то криво усмехнулся.

— От моих друзей мы сейчас и скрываемся!

— А у вас нет друзей, которые не маги?

— Почти нет.

— Почему? Вам не нравятся обычные люди?

— Просто нет времени поддерживать какие-то длительные отношения. Я Лизку-то вижу раз в полгода. Да и не очень я приятный в общении человек. Как вы заметили.

Агата подумала-подумала и сказала в утешение:

— Все наши девочки в вас влюблены.

— Да? — Келдыш притворился очень удивленным. — И вы тоже?

Посмотрел и хрипло рассмеялся:

— Лучше молчите! Не лишайте меня моих иллюзий!

— А можно я спрошу?

— Угу.

— Как вы меня нашли?

— А что искать-то? Лиза сказала, вы в столице. Чтобы вернуться в Светлогорск, вы должны были пойти на вокзал. Я просто ждал, когда вы появитесь.

— А откуда вы знали, что я появлюсь именно там? Я ведь могла пойти на Южный, там дорога даже короче, я не додумалась... Или там меня тоже кто-то ждал?

Келдыш заложил руки за голову. Глаза его блестели.

— Я нашел вас по запаху.

— А?

— Ваши духи, — пояснил Келдыш. — Те, что Эсмеральда изготовила. Они просто застряли у меня в носу.

Так, кажется, не говорят, рассеянно подумала Агата. И вдруг возмутилась:

— Все вы врете! Я ими не душилась... уже не знаю сколько времени! У меня их с собой даже нет!

Он поморщился.

— Тут все не просто... (Надо же, удивил! Хоть бы раз сказал, что все очень просто). Духи Эсмеральды и ваш собственный запах — суть одно. Они просто усиливают его... Я, конечно, не Нюхач, но у Ловца обоняние тоже обострено.

— Слухач, Нюхач... — пробормотала Агата.

— Нюхач — эксперт по запахам.

— Это что... человек-собака?

— Он может составить по запаху портрет человека — ну знаете: мужчина-женщина, ребенок-старик, больной-здоровый, одежда из искусственного или натурального материала, что чувствовал в момент преступления, каким предметом, веществом или магическим действием было совершено преступление... Многое.

Агата смотрела недоверчиво:

— Вы, и правда, меня нашли по запаху?

— Пошутил. Просто я Ловец. И хороший Ловец. Обычно я прихожу туда, куда следует. Хоть это-то они у меня не отняли...

— А как вы стали Ловцом?

— На пятом курсе Академии студентов в качестве эксперимента пригласили сотрудничать с полицией — при расследовании преступлений, связанных с магией. Мне понравилось. Мы часто выезжали в провинции, учились за границей... Потом... во время войны были созданы... спецгруппы...

Келдыш смотрел на нее неподвижно.

— Вашим родителям очень повезло, что они нам тогда не попались.

Повезло! Агата вспомнила 'меняющиеся' глаза отца... Петра Стеблова. Это что — везение?

Наверно, Келдыш понял, о чем она думает — пояснил:

— Мы бы просто не оставили их в живых. А уже после войны была создана Служба контроля со Шрюдером во главе.

— И вам это... нравится?

— Иногда. Когда я помню, для чего я всем этим занимаюсь. Периодически я себя ненавижу. Вместе со всеми остальными. Хотя думаю, ассенизатор тоже не в восторге от своей профессиональной деятельности...

Он говорил все это обычным небрежным тоном.

— А теперь... ну, после всего, вы опять будете работать в СКМ?

— Если возьмут. Ловец из меня, похоже, теперь никудышный — скрутили четыре недоделанных мага...

...и одного из этих магов он убил.

— ...больше-то я делать ничего не умею.

— А если учителем? Вам ведь понравилось у нас в школе?

— Только если в меня по-прежнему будут влюбляться все старшеклассницы! Мортимер, не волнуйтесь, безработным я не останусь. У меня слишком много талантов.

Агата лихорадочно обдумывала, что бы еще спросить — пока он в расслабленном состоянии. Что, например, он собирается с ней делать... А, может, он попросту не знает, что с ней сделать? И отговаривается своей болезнью?

— А как вы сбежали из больницы? — подозрительно спросила она.

Келдыш усмехнулся.

— Думаете, меня кто-то охранял или удерживал? Я довольно быстро пришел в себя. Подсказал дежурному магу, чем он может мне помочь, у них ведь не было еще таких случаев. Они, конечно, заявили в полицию о нападении, но я временно отболтался: сказал, что плохо себя чувствую, мало что помню, и все такое... Повидался с вашей бабушкой. Получил от нее — хм! — напутственное слово. И ночью уехал в столицу.

— А... — начала было Агата, но Келдыш продолжил:

— Почему именно в столицу? Вы же не принцесса Монако и не дочь какой-нибудь суперзвезды. Ваша бабушка не в состоянии заплатить за вас выкуп. Кому понадобилось вас похищать, кроме магов? Причем магов-преступников. Мы ведь можем забрать вас в любую минуту... В последнее время СКМ зарегистрировано некое... шевеление, с провинций потянулось множество неклейменых магов. Так что все ниточки ведут в столицу.

— А вы знаете, кто меня похитил?

Келдыш смотрел с насмешкой.

— Нет. Вы ведь не сказали. Но явно кто-то из стариков. Кому небезразлична фамилия Мортимер. Если покопаться в архиве... Скорее всего, кто-то из членов исследовательской группы. Их немного осталось... Ох, черт! — он сморщился, потер лоб. — Опять раскалывается!

— Не напрягайтесь, — поспешно посоветовала Агата. Еще чуть-чуть — и он начнет перечислять фамилии. Тогда она точно выдаст Лема — моргнет или покраснеет, или еще что-нибудь такое... Она плохо умеет врать. А Келдыш — Ловец. Он работал в полиции. Он сразу догадается.

Келдыш хмыкнул.

— Сочувствуете мне или опасаетесь за своих новых приятелей?

— Все вместе! — буркнула Агата. — А вы... вели какой-нибудь допрос?

— Допросы — не в моей юрисдикции, Мортимер. Я только Ловец.

— А... принимали когда-нибудь участие?

Он внимательно разглядывал ее. Телевизор за его головой надрывался от хохота.

— Что именно вас интересует? Сама процедура проведения допроса? Или вы хотите спросить — применял ли я когда-нибудь пытки? Ведь именно на это намекали ваши новые приятели?

Агата поежилась. Так легко это у него прозвучало...

— Мортимер, существуют вопросы, которые не следует задавать. Потому что вам могут ответить — а вы не будете знать, что с этими ответами делать.

Он отвернулся к телевизору и сделал громче звук — разговор окончен. Агата, моргая, смотрела на его спину. Это что значит? Да?

Келдыш повернул голову и сказал громко — наверное, чтобы заглушить радостный смех зрителей:

— Если я скажу — да — что вы будете делать? Шарахаться от меня по углам? Прятаться в туалете? Окончательно меня возненавидите? Что? А если скажу — нет — поверите?

Она не знала. Ничего-то она не знала и не понимала. Агата сползла с дивана и села на пол. Вытянула ноги, тупо разглядывая их. Телевизор все заливался хохотом.

На самом деле она уже ничего не хотела знать и слышать. Хотелось, как той обезьянке, закрыть уши, глаза и рот. Ничего не слышу, ничего не вижу... Наверное, это и называется бегством от действительности. Только вот куда люди умудряются от этой самой действительности сбежать? Может, лучше в страшную Кобуци, про которую рассказывал Келдыш? Там точно знаешь, что кругом одни чудовища и никому нельзя верить...

Я устала, пожаловалась Агата самой себе, поскольку больше жаловаться было некому. Я так устала. И не знаю — что делать.

Что я могу сделать.

Осторожная рука коснулась ее головы. Она заставила себя не поворачиваться и не смотреть на Келдыша. А он, похоже, боялся, что Агата его оттолкнет. Он не пытался погладить ее по голове, как маленького ребенка, которого надо успокоить. Его теплая рука просто лежала на ее затылке — не двигаясь. Словно ему самому нужно было это прикосновение.

Словно и он не знал, что делать...

— Выбирайте, Мортимер.

— Что?

— Ну, спальня-гостиная, кровать-диван! — нетерпеливо пояснил Келдыш.— Вы же не собираетесь проявлять трогательную заботу обо мне и сегодня ночью?

Она вообще ничего не собиралась. Агата вспомнила громадину пустынной кровати и вздрогнула.

— Диван!

— Вот и славно, — согласился Келдыш. — Мне кровать нравится больше!

Взял подушку и ушел в спальню.

Агата тянула до последнего. Укладывалась, включала-выключала телевизор, листала одинокую в келдышевской квартире книжку...

— Вы собираетесь спать, Мортимер? — услышала наконец недовольный голос.

— Да, — обреченно сказала Агата. — Спокойной ночи.

— Угу, — сказал Келдыш. Она погасила свет и тут же пожалела, что не поставила, как вчера, у дивана лампу. Но если сейчас пойти ее разыскивать, Келдыш разозлится. Да что с ней такое? В детство впадает, что ли? Она же так давно не боялась темноты... Агата с тоской взглянула на открытую в прихожую дверь — сил и смелости встать закрыть ее уже не было. Дверь казалась громадной черной дырой, через которую в комнату могло войти что угодно. Что-то уже готовилось войти, нет, уже вползало невидимой серой дымкой, уже холодок касался мокрого агатиного лба... Агата сдавленно всхлипнула, закрываясь с головой одеялом.

— Нет, это невыносимо!

Агата чуть не подпрыгнула. Откинула с лица одеяло. В проеме двери в спальню стоял Келдыш. В одних трусах, что Агату сейчас совсем не смущало. Честно говоря, ее не смутило даже если бы учитель был вообще без ничего — так она ему обрадовалась.

— Как я могу уснуть, когда вы без конца вошкаетесь и подвываете?

— Я не подвываю, — возразила Агата и шмыгнула носом.

— Тогда скулите, — Келдыш в один шаг оказался у дивана. Сгреб ее вместе с одеялом и поставил на ноги. — Давайте, топайте. Идите в спальню.

Агата путалась и запиналась за одеяло, Келдыш подталкивал ее в спину (пару раз, кажется, даже поддал коленкой), бормоча:

— Мадам Мортимер вздернет меня на первом же суку, если узнает... Пришьет мне растление малолетних.

— Никакой вы не растлитель! — запротестовала Агата, запнувшись и с размаху сев на кровать. Добавила, подумав. — И я не малолетняя.

— Вот именно, — непонятно согласился Келдыш. — Где ваша подушка?

— На диване.

Келдыш выразительно вздохнул и пошел за подушкой. Вернувшись, метнул ее в Агату. И с громким стоном рухнул на кровать.

— Неужели я наконец-то посплю?

Агата посмотрела в его голую спину. Осторожно проползла по своей половине кровати. Осторожно улеглась, сворачиваясь в клубок. И даже дышать старалась осторожно, беззвучно — только чтоб не прогнал. Зато Тени сюда не войдут. Они боятся всех, кроме Агаты.

— Черт! — неожиданно сказал Келдыш. Кровать качнулась — так резко он перевернулся. Агата взглянула одним глазком. Он лежал на спине, до пояса прикрывшись одеялом. Заложив руку за голову, смотрел в потолок. Почувствовав ее взгляд, пожаловался:

— Весь сон как рукой сняло!

— Извините...

— Вам что, кошмар приснился?

— Я не спала.

Келдыш помолчал.

— По дому скучаете? В шоке от всего происходящего?

— Не... не очень.

Агата стянула с лица одеяло. Он что, пытается проявить чуткость? Плохо выходит. Сразу видно, не привык.

Келдыш скрестил руки на груди. Покосился.

— Мортимер. Я не умею нянчиться с девоч... со школьницами вашего нежного возраста. Если я бываю резок, можете спорить и огрызаться.

Разрешил, спасибо. Агата невольно улыбнулась.

— Я не обижаюсь.

Уже.

— Тогда какого... вы там носом хлюпали? Сами не спите и мне не даете!

— Извините, — машинально повторила Агата.

— О, господи! — вздохнул Келдыш.

— Я боюсь темноты.

Сказала и прижмурилась от ужаса — ну вот, ляпнула, сейчас опять скажет про детский сад, и что он не нянька, и вообще, это смешно для такой взрослой девицы...

— Темноты, — повторил Келдыш.— Это все с детства?

— Да...

— С того подвала?

— Какого подвала?

— Вы говорили, вас нашли в подвале какого-то здания.

— А... да.

— Вы обычно спите при свете?

— Нет. Я давно не боялась... сейчас почему-то.

— Чего вы боитесь? Вы что-то видите? Давит темнота? Кажется, что вы задыхаетесь? Часто снятся кошмары?

Келдыш выстреливал нетерпеливыми вопросами, он даже приподнялся на локте. Зачем только она сказала?

— Не снятся, — с трудом выговорила Агата. — Не кажется. Они приходят.

— Кто? Чудовища?

Он не смеялся, она видела.

— Тени.

— Тени?

— Серые тени. Они приходят и ищут. Они говорят со мной... и иногда касаются...

— Так?

Он сделал движение ладонью — и по лбу Агаты скользнуло холодным ветром. Агата поежилась.

— Да. Откуда вы...

— Что они говорят? Что ищут?

— Не знаю. Не понимаю. В детстве я пыталась понять. А сейчас... я просто стараюсь уснуть поскорее.

Келдыш побарабанил пальцами по подушке.

— Вы говорили об этом кому-нибудь?

— В школе. Психологу. Он говорит, у меня просто богатая фантазия, и с возрастом это пройдет.

— Вашей бабушке?

— Она сказала, что дети видят многое, чего не видят взрослые, и что никто не причинит мне зла. И поставила ночник. И всегда приносила мне на ночь Сему.

Келдыш вновь откинулся на подушку.

— Когда они приходят? Вы не пробовали анализировать? До полуночи? После? Когда вы долго не спите? Если просыпаетесь среди ночи? Может, перенервничали или решаете какую-нибудь сложную проблему? Вспоминаете прошлое? По каким дням недели или числам? Не связано это как-нибудь с вашим месячным циклом?

Теперь села Агата. Уставилась на учителя недоверчиво.

— Значит, я это... не выдумала?

Келдыш оскалился, глядя в потолок.

— Я разочарован. Уж своей-то внучке мадам Мортимер должна была объяснить... Любое повторяющееся видение или сон что-то говорят нам. Если бы это был сон, я бы потащил вас к специалисту по сновидениям. Если нет — попытался все досконально проанализировать. Вплоть до того, чтоб начать обучаться языку ваших... теней. Если поймете, что они хотят сказать, вас оставят в покое. Но в одном ваша бабушка права. Они не причинят вам вреда. Не стоит их бояться. А...

Он посмотрел на Агату и осекся.

Сказал медленно:

— Мортимер, вы что, решили соблазнить меня своим роскошным бюстом?

— Ай!

Агата поспешно рухнула на постель, натягивая одеяло до подбородка. 'Роскошный бюст', издевается!

Она услышала, как Келдыш хмыкает. Сказала сердито:

— Спокойной ночи!

— Спокойной, — согласился он. — Секунду.

Агата открыла глаза вовремя — как раз над ее лицом скользнула длинная ладонь Келдыша. Сразу навалилась мягкая темнота. Ночь. Тихая сонная ночь...

— Спи, девочка, — сказали откуда-то издалека. — Они не придут сегодня.

Я не маленькая девочка, хотела сказать Агата. И нянчиться со мной вовсе не надо.

Не сказала, потому что уснула.

Почему-то она поняла, что Келдыш ушел, едва только-только глаза открыла. Без него квартира казалась пустой и какой-то гулкой. Была бы ночь, Агата снова бы начала бояться. А так ничего — встала, умылась, попила кофе (есть без Келдыша почему-то совсем не хотелось), заправила кровать и собрала диван — и все это с неубедительно бодрой песенкой: 'Если вы в своей квартире, лягте на пол, три-четыре...'. Медленно расчесывая волосы перед зеркалом в ванной, скорчила себе рожицу. Если подумать, после трех ночей, проведенных вместе, Келдыш просто обязан на ней жениться. (Ха-ха, сказать кому в классе, не поверят! У той же Дьячихи глаза на лоб полезут!). Правда, обнимал он ее только первую ночь — да и то потому что в этих дурацких катакомбах они страшно мерзли. А на вторую ночь сталкивал с дивана и пытался утянуть на себя покрывало. И еще ругался с утра. А на третью сказал про ее 'роскошный бюст' и вообще усыпил так, что она проспала его уход...

Агата включила телевизор. Местный канал показывал какие-то рекламные ролики. Агата, подумав, снова заглянула под диван — журналов не было. Наверно, Келдыш вспомнил о своем учительском авторитете и убрал порнуху подальше от невинных глаз подрастающего поколения. И чем, скажите пожалуйста, ей заняться? Книжек нет, по ТВ смотреть нечего, телефона тоже нет... хотя куда бы она звонила?

Агата пошла и подергала входную дверь. Та запиралась и отпиралась только ключами, которых у Агаты не было. Ну хоть бы записку написал, или дал какой-нибудь телефон! Ладно, он ее всегда может найти по своему кольцу, а она-то как его найдет? А вдруг с ним что-нибудь случится, а она не узнает? И так до конца жизни будет сидеть в этой квартире? Да нет, глупости какие! Что бы придумать? Он ночью говорил про Тени... уловить систему, вот!

Агата нашла в кухонном столе огрызок карандаша, какую-то старую тетрадку. Села с ногами на диван.

Система не выстраивалась. Агата ведь не отмечала в календаре, когда они появлялись — в детстве вообще, кажется, каждую ночь. А если говорили что-то, она этого не слышала. Или не понимала. Интересно, а могут ли призраки общаться языком жестов? Научить их изображать 'да', 'нет', 'не имеет значения'? Тут с людьми-то договориться никак не можешь, а уж с Тенями...

Агата сердито кинула на пол тетрадку. Упала животом на диван. Включила телик погромче. За окном было серо, мокро и уныло. Есть у Келдыша зонтик? Ладно, он маг, захочет — что-нибудь 'колданёт'. Между прочим, его колдовства она вообще не видела. Разве что на 1-й Волшебной... Попросить что-нибудь показать? Ага, вот он на тебе и покажет...

Сны уже толпились вокруг, отталкивая друг друга — кто пойдет первым, как в замке входной двери повернулся ключ. Агата слетела с дивана.

— Ой, как хорошо, это вы!

Келдыш посмотрел странно.

— А вы кого-то другого ожидали?

Он все-таки не 'колданул' от дождя — куртка и волосы были мокрыми. Волосы опять начали виться.

— Нет, просто я проснулась, вас нет...

Келдыш разулся, скинул куртку.

— Я ходил за продуктами. И за новостями.

И пошел на кухню. Агата плелась следом хвостиком. Не глядя на нее, Келдыш выгружал из пакета продукты, хлопал дверцей холодильника, гремел посудой и включал печку.

— Будем есть пельмени.

— Что-то случилось?

— Где?

— Снаружи.

— Почему вы так решили?

— Не знаю... показалось.

Келдыш уперся кулаками в стол и уставился на Агату исподлобья.

— Нет уж, давайте, формулируйте. Что вам показалось?

— Вы нервничаете.

— И все?

Агата сама занервничала.

— А что еще?

— Больше ничего не чувствуете?

— А что я должна чувствовать?

— Котел зашевелился, — сказал Келдыш.

Агата открыла рот. И закрыла. Теперь Келдыш смотрел в стол.

— Когда вы говорили Лизе, чтобы она немедленно уехала, вы имели в виду это?

— Что? — спросила Агата почти шепотом.

— Котел. Вы знали, что так будет?

— Я не... ничего не знала. Я просто не хотела, чтобы с ней что-то случилось. Как с вами. Я... — Агата глубоко вздохнула. — Я не знала!

Келдыш знакомо оскалился.

— Хотел бы я вам верить...

То есть сейчас не верит. Агата села за стол.

— А вы это чувствуете? Как?

— Напор магии. Обычные люди... — Келдыш мельком глянул на нее и повернулся к закипевшей кастрюльке, — обычные люди тоже чувствуют — перепады давления, головные боли, сердечные приступы. Особенно в районе Музея. Просто списывают все на капризы погоды.

Агата прислушалась к себе. У нее ничего не болело. Кроме души. Но, наверное, душа не в счет. Может, ее и вообще нет.

— Сколько кидать пельменей?

— А?

— Сколько вы съедите пельменей?

— Не знаю. Все равно.

— Значит, как себе, — подытожил Келдыш и высыпал всю пачку.

— Такое раньше было?

— Первые год-два. Потом ни разу. Мортимер. Скажите, вас не тянет к Музею?

Агата опять прислушалась.

— Нет. Пока вы не сказали, я вообще его не вспоминала. А что, должно тянуть?

Келдыш гипнотизировал пельмени. Может, поэтому они всплывали очень дружно, показывая залепленные серые брюшки.

— Не з-знаю... — сказал сквозь зубы. — Одна из моих теорий.

— И много у вас еще теорий насчет меня? — невинным голосом поинтересовалась Агата.

— Предостаточно. А у Шрюдера — и того больше.

Ловко выловил пельмени, кинул кусок масла и поставил перед Агатой.

— Ешьте.

Пельмени пахли одуряюще. Агата уставилась на них и мрачно сказала:

— Не хочу.

— Ешьте, черт вас дери! — рявкнул Келдыш. — Я не собираюсь морить вас голодом!

Лучше бы уморил. Агата подумала и начала есть. Сам Келдыш ел быстро, обжигался, шипел, невнятно ругался, но остановился, только когда тарелка опустела. Агата еле одолела половину.

— Чай? Кофе? — спросил учитель, как заправский бармен. 'Потанцуем?..', чуть не выдала дурацкое продолжение Агата.

— Чай...

Перед ней стукнули громадной чашкой с дымящимся чифирем. Агата кончиками пальцев потрогала чашку. Очень горячо.

— И что теперь делать?

— Собирают всех наших. Под благовидным предлогом освободим музейный квартал. Вызвали с отпуска Мирр... — Келдыш замолчал. — Впрочем, вы их все равно не знаете.

Он барабанил пальцами по столу. Агата исподлобья посмотрела на его руки.

— Вам отдать кольцо?

— Что?

— Ну... вы же собираетесь... как это? выйти из подполья?

— Мортимер, — сказал Келдыш с нажимом. — Я должен. Может быть, именно меня там как раз и не хватит. Хотя я теперь... а, да что говорить, какой я теперь маг, четверть мага, полмага в лучшем случае! Может, это просто ложная тревога. Как угроза тайфуна.

Ничего себе, сравнение!

— Дело в другом.

— В чем?

— Что делать с вами — вот что.

— А зачем со мной что-то делать? — спросила Агата, а сердце уже забилось быстро-быстро — знало, что Келдыш собирается сказать. — Я подожду вас здесь, в квартире, вот и все.

— Нет.

— Почему?

— Одну я вас не оставлю.

— Почему?

Он скривился от раздражения, но теперь Агата уже понимала, когда он злится на нее, а когда — на себя. Сейчас он злился не на нее.

— Потому что я вам не доверяю.

— Почему? — тупо повторила Агата. Ей казалось, да она была уверена, что он изменился... Ничего не изменилось. Похоже, Келдыш не знал, что ответить. Или как лучше ответ сформулировать. Агата принялась крутить его кольцо на пальце.

— Потому что у меня такие родители, да? Потому что не все ясно с моей магией? Потому что непонятно, что я за Ключ такой?

— Да, — сказал Келдыш почти благодарно. — Вы все понимаете. Как я могу заставить всех поверить вам, если сам не верю!

— Да вы просто не хотите... — Агата наклонилась над кольцом, как будто старалась рассмотреть буквы. Надпись расплывалась.

— Хватит, Мортимер! — резко сказал Келдыш. — Не ревите!

— И не думала... — шепотом сказала Агата.

— Вот и хорошо! Доедайте свои пельмени.

Она услышала, как он встал, обогнул ее и стол и ушел в комнату. Агата подняла голову, смахнула злые слезы. Она не ревет. Почему она должна реветь из-за какого-то дурака, который ей не верит? Почему она должна что-то доказывать ему или убеждать? Она ведь ни в чем не виновата. Агата посмотрела на стол. За два дня у них сложилось распределение обязанностей — Келдыш готовит, она убирает. А вот не будет она мыть посуду! И пельмени доедать не будет. Пусть стоят здесь и синеют. И покрываются плесенью.

Хотя Келдыш, конечно, сожрет их раньше...

А если сейчас прокрасться по коридору, открыть дверь и убежать? Если Келдыш ее поймает, она закричит на всю улицу, что к ней пристают. И его арестуют. Или скажет, что он ее похитил. Он ведь, и правда, ее похитил. Причем дважды. Один раз — из-под носа лемовцев, а другой — у Шрюдера. Угу. И теперь собирается запаковать ее в подарочную бумагу, перевязать бантиком и вернуть начальнику с извинениями...

И уверениями в своем искреннем почтении.

Агата неслышно прошла по коридору. Заглянула в комнату. Келдыш сидел на диване перед телевизором и делал что-то странное: просто стучал пальцами по воздуху, будто работал на невидимой клавиатуре.

— Садитесь, — сказал, не поворачивая головы. — Посмотрим новости. Канал волшебников.

Экран мигал, словно никак не мог выбрать канал. Прорывались звуки, обрывки музыки, какие-то завывания. Агата присела на краешек дивана.

— Ага, — сказал Келдыш. — Вот.

— ...магистр гильдии торговцев Антон Староверхов призвал обратить внимание на несоблюдение квоты на магические и не магические товары в районе Главного выставочного центра. Она должна составлять пятнадцать процентов от всех представленных образцов, тогда как на самом деле...

— Дальше, — приказал Келдыш. Телевизор мигнул.

— Внимание ведьмам, подавшим заявки на участие в шабаше послезавтрашнего полнолуния! Маршрут следования метел изменен в связи с намеченным на выходные Большим Авиашоу. Приносим извинения за доставленные неудобства.

— Дальше.

— ...порошок Тельмы Зузангер имеет гигиенические и магические сертификаты качества...

— Дальше...

— ...могла ли существовать 'Баффи — истребительница вампиров' на самом деле или это полностью вымышленный персонаж? Мы пригласили для участия в диалоге нашего эксперта — заслуженного вампира всех времен и народов доктора Бори...

— Дальше!

Телевизор мигнул. В этот раз на экране появился человек, которого они знали — Агата даже отпрянула. Келдыш, наоборот, сильно подался вперед.

Шрюдер.

Он смотрел прямо в камеру и говорил:

— Повторяю, оснований для паники нет. Степень колебания магии составляет четыре балла по шкале Франкенштейна. Эвакуация населения в зонах прилегания к Музею будет объявлена лишь в крайнем случае. Сейчас проводится совещание с экспертами и Комитетом Магистров. Из отпусков и поездок по обмену опытом отозваны волшебники, принимавшие участие в известных событиях тринадцатилетней давности. Просьба специалистам по боевой магии зарегистрироваться у Гепарда, по защитной — у Сейфа. Всем магам оставаться в зоне доступа. Мы будем сообщать обо всех изменениях в обстановке. Информационный выпуск выходит каждые двадцать минут. Спасибо за внимание.

— Так, — Келдыш шевельнул рукой, чтобы нажать невидимый переключатель. И замер, потому что Шрюдер сказал:

— Черныш.

Агата вытаращилась на экран. Казалось, Шрюдер уставился прямо в глаза Келдыша, хотя, конечно же, он просто смотрел в камеру. Келдыш медленно опустил руку.

— Я не знаю, где ты, как и почему скрылся. Я даже не хочу об этом думать. Но ты нам нужен. Ты нам нужен прямо сейчас. Слышишь, Ловец?

Слышит, подумала Агата, глядя в согнутую спину Келдыша. Тот щелкнул пальцами. Телевизор запел что-то известное чьим-то знакомым жизнерадостным голосом. Келдыш все смотрел на мелькающий яркими веселыми красками экран. И молчал. И горбился.

И Агата сказала в его спину:

— Ну что, учитель, отдать вам кольцо?

— ДА ИДИТЕ ВЫ К ЧЕРТУ, МОРТИМЕР!!!

Агата осторожно сползла с краешка дивана и ушла.

На кухню.

Она сидела там, слушая, как каждые двадцать минут Келдыш включает канал для волшебников. Как говорит Шрюдер — одно и то же, все тем же усталым ровным голосом. Больше он не вызывал Ловца — наверное, знает, что Ловец его услышал. Что делал Келдыш между информационными выпусками, Агата не знала. И не хотела знать. Сидела, глядя в темнеющее окошко — не весна, а осень какая-то, только что листья не летят. Из открытого окна тянуло сыростью и холодом, шелестел дождь, Агата ежилась, поджимала ноги, но окна не закрывала. И свет не зажигала. Все равно.

Келдыш, впрочем, тоже сидел в темноте — из комнаты в коридор падал мельтешащий прямоугольник света от работающего телевизора. За это время Келдыш сделал только один звонок — наверно, этому своему... Пардусу. То есть Гепарду.

...Агата вздрогнула, заслоняя глаза от ярко вспыхнувшего света — лампа в кухне была без абажура. Келдыш с рукой на выключателе тоже щурился. Он казался еще бледнее обычного. Под глазами — темные круги, как от размазавшейся туши.

— Все в порядке, — сказал негромко. Прошел в кухню, открыл дверцу холодильника и уставился внутрь.

— Что? — спросила не до конца проснувшаяся Агата. Келдыш достал батон и стал отрывать большие куски белыми крепкими зубами. Сказал не очень внятно:

— Они нашли какого-то доисторического специалиста. Оказывается, он еще лет сто назад доказал, что активность магии циклична. Даже высчитал периоды активности. Совпали точь-в-точь. Так что он еще в полдень сказал, что вскоре все стабилизируется. Так и случилось. Наши магистры проследят за Котлом некоторое время, но пока объявлен всеобщий отбой. Хотите есть?

— Есть? — Агата выпрямилась, потирая онемевшую спину, и посмотрела на часы. Третий час ночи. — Нет.

— Или спать?

— Спать...

Агата встала и пошла в комнату. Приволокла из спальни подушку и одеяло. Свалила все на диван и села сверху, поджав под себя ноги. Явившийся из кухни Келдыш прислонился к косяку. Некоторое время жевал, разглядывая Агату. Прожевав, спросил:

— Понимаю это так, что сегодня ночью вы намерены никого не бояться?

— Нет, — сказала Агата, демонстративно глядя в стену. — Мне некого бояться. Все кругом мои друзья.

Келдыш молчал.

— И что... дальше? — спросила Агата.

— Я договорился, что вы переночуете здесь, а завтра я сам привезу вас.

— Вот спасибо!

Келдыш пожал плечами и пошел в спальню.

Агата посмотрела в его спину.

— А знаете, — спросила, — какое самое сильное мое желание?

Келдыш оглянулся. Неохотно улыбнулся уголками губ.

— Наверное, никогда в жизни меня больше не видеть?

— Нет. Стать такой, какой вы меня себе представляете.

У него дернулась щека. Келдыш отвернулся и шагнул в темноту спальни. Агата, не мигая, смотрела в темный проем. Кровать запела — наверное, Келдыш опять рухнул на нее со всего размаху. Тишина. Агата смотрела. Услышала, как он пару раз резко перевернулся. По полу прошлепали босые ноги. Келдыш вновь появился в проеме. На этот раз в джинсах. Уперся в косяк одной рукой.

— Давайте-ка разберемся, Мортимер! Я прекрасно понимаю, что вы чувствуете.

Да неужели? Агата смотрела на его грудь. Она слышала, как девушка из выпускного класса говорила, что ей нравятся волосатые мужчины. Наверное, Келдыш бы ей понравился.

— Вам кажется, что весь мир на вас ополчился. Что все, что с вами происходит — жестоко и несправедливо, ведь вы ничего такого не делали...

— А разве делала?

Келдыш скрестил на груди руки. Или ему не нравится, что Агата на него пялится, или он никогда не изучал язык жестов: ведь это — защита, нежелание слушать собеседника.

— А теперь встаньте на мою точку зрения. Я — старый оперативник СКМ. Я видел, к чему приводит безответственность волшебников. И вы видели. Вы — тоже жертва той войны, вы потеряли на ней родителей... Фактически — обоих. Я случайно нахожу вас, настолько потенциально... генетически талантливого мага, что вас просто нельзя оставить без присмотра. Я предпринимаю все, чтобы не ошибиться: веду на МС-проверку, к Слухачу, испытываю сам... И что?

— Что? — послушно отозвалась Агата, хотя знала все, что он скажет.

— Если бы вы оказались магом, вас бы отдали в столичное учебное заведение, под надлежащим контролем, конечно, учитывая вашу наследственность. Вместо этого мы получаем невразумительный ответ — эхо, ключ... Что, по-вашему, я должен сделать? Что бы вы сами сделали на моем месте?

Он замолчал, словно действительно ждал ответа.

— Знаете, я читала книгу... не помню, как... ну вот. Там был ребенок, подброшенный землянам. И вместе с ним был оставлен 'детонатор' — так его земляне назвали. Никто не знал, для чего этот детонатор нужен, и что будет, когда они соединятся. Ребенок вырос, и его все время держали вдалеке от Земли, чтобы, не дай бог, чего не случилось. А потом он проник в хранилище — искал свой детонатор. И один из главных героев его убивает. Знаете, я когда читала, мне, конечно, жалко было этого ребенка... хотя он был уже взрослый, но я понимала того, кто его убил, Эксгерцога, кажется. Потому что — а вдруг, а если? А теперь я подумала — а что чувствовал этот... подкидыш? Ведь он же все знал про себя, и думал, и представлял, что может случиться. И, может, его вовсе не тяга, заложенная в него инопланетянами, вела, а именно вот этот вопрос: опасен он для людей или нет? Вот.

Келдыш помолчал. Спросил — очень ровно:

— Для чего вы мне пересказали этот душераздирающий сюжет, Мортимер? Проводите какие-то параллели?

Агата перестала смотреть на стену и поглядела на Келдыша.

— Я просто хотела спросить. Вы меня убьете... если что?

Келдыш с мгновение смотрел на нее. Потом закрыл глаза и пару раз стукнулся лбом о косяк. Потом сказал:

— Все, Мортимер, ложитесь спать. Я выключаю свет.

И выключил.

И ушел в спальню — на этот раз насовсем.

А Агата попыталась встать на его точку зрения. Сначала, правда, встала на точку зрения Лема. И ей стало его очень жалко — ведь, если он рассказал правду, они ничего плохого не хотели. Никому. Так получилось. Потом встала на точку зрения Келдыша. И опять он был кругом прав. Потому что — 'а вдруг, а если?..'. В общем, она разделяла все точки зрения. Наверное, она просто какая-то беспринципная...

И кто сказал: если поймешь другого человека, сумеешь с ним договориться? Ведь Келдыш прекрасно ее понимал — и делал свое дело. А Лему она даже не нужна была — только ее знаменитая фамилия. И ее отсутствующая магия. По-тен-ци-аль-ная, как сказал Келдыш. Завтра ее, как миленькую, возьмут за шкирку, и сдадут Шрюдеру. На предмет исследований и испытаний. В связи с возможной опасностью для общества. На предмет и в связи... Вот так. И всем сразу станет хорошо и спокойно. Кроме разве что нее, Агаты. И бабушки.

Потому что она — мина. Мина замедленного действия. Которая может взорваться в любой момент. Вот так. Агата прикинула на себя это сравнение. Сравнение ей понравилось. Круто.

Только вот не чувствовала она себя никакой крутой миной...

Агата прислонилась к холодной стене. Из спальни не доносилось ни звука, но она знала, что Келдыш не спит. Только сказать им друг другу было нечего. Она зажмурилась. Пусть приходят Тени. Пусть заберут ее. Напугают. Делают что угодно...

Тени не приходили. Впервые Агата позвала их, просила — а они не приходят. Вот так всегда в жизни.

В агатиной, во всяком случае.

Открыла глаза. Оказывается, она спала, потому что за окном уже светало. А напротив на полу у стены сидел Келдыш. Казалось, он дремлет. Но Келдыш открыл глаза на миг позже — точно ее взгляд его разбудил. Она спросила:

— Мама умерла там, в Котле?

Тишина. Келдыш глухо кашлянул.

— Кто вам сказал?

— Никто. Я сама догадалась.

Тишина.

— Тогда он еще не был Котлом...

— Это... — начала Агата и замолчала. Длинно вздохнула. Келдыш ждал. — Это было самоубийством, да?

— В какой-то степени.

— Не понимаю.

— Она пошла на это сознательно. В этом смысле — самоубийство.

— Она бросилась туда, да?

— Нет.

Он опять замолчал. Агата наклонилась, сжимая кулаки.

— Да говорите же вы!

Через долгую — невыносимо долгую — паузу Келдыш сказал:

— Она пыталась нам помочь справиться с магией... видимо, под конец поняла, что натворила... Магия ее поглотила.

Ее качнуло назад — так что Агата ударилась затылком о стену.

— И вы... видели это?

— Да.

— И не могли ей помочь? Или что, даже не пытались?!

Пауза.

— Агата, — сказал Келдыш. Она моргнула. Учитель впервые назвал ее по имени. — Это было для нее лучшим выходом. Марина не стала бы жить после... после Слухача. Просто не смогла бы.

— Я... — она почувствовала боль и разжала руки. С удивлением поглядела на глубокие лунки от ногтей на ладонях — на одной даже медленно проступала кровь. — Я вас... ненавижу.

— Знаю, — устало сказал Келдыш. — А теперь попробуйте еще поспать. Сегодня у вас будет тяжелый день.

А все дни до того были просто отдыхом... Агата медленно легла, свернулась в клубок. Закрыла глаза. Под веками мелькали красные вспышки. Немного погодя услышала, как Келдыш поднялся, как-то неловко — наверно, ноги отсидел, так ему и надо! — ушел в спальню.

Может, она спала. А, может, и нет. Может, только и смотрела, как за окном светало. Когда рассвело вконец, села. Диван заскрипел и она услышала, как заворочался Келдыш. Пошла в ванную. Долго стояла под сильным душем — вот так бы и остаться жить здесь, слушать шум воды, чувствовать, как покалывают кожу сильные тонкие струи... Может, и жабры отрастут.

Вышла, вытирая мокрые волосы. Келдыш, сидевший за столом в кухне, сразу поднялся.

— Позавтракайте.

Прошел мимо, задев ее плечом. Агата услышала, как щелкнула защелка в ванной. Поглядела на стол. Гренки, яичница. Колбаса.

Агата взяла гренок, шлепнула сверху колбасу, потом — кусок яичницы. Яичница была скользкой и норовила слезть с необычного бутерброда. Откусив большой кусок, Агата прошла мимо шумящей ванной, мимоходом повернула наружную защелку двери. Одной свободной рукой, но быстро обыскала карманы келдышевской куртки, нашла ключи. Открыла замок, бросила ключи обратно, аккуратно прикрыла входную дверь. И сбежала вниз по лестнице.

Телефон Владислава Лема можно было узнать в любом справочном. Агата для интереса поискала Игоря Келдыша. Нету. Хм-м, Ловец скрывается. А ведь, по идее, должно быть все наоборот...

Агата позвонила из автомата. Она не надеялась, что трубку возьмет Лем. Но голос его узнала сразу.

— Это Мортимер, — сказала деловито. — Здравствуйте.

— Агата? Слава богу! С тобой все в порядке? Где ты? Почему ты убежала?

Она едва не засмеялась. Угадайте!

— Если хотите увидеться со мной и Келдышем...

— Что? С кем? Агата, плохо слышно!

— Вы все правильно услышали. Келдыш жив. Его не убили. И вы не будете пытаться убить его, пока мы все вместе не поговорим. Вы, я, и Келдыш. Понятно?

Пауза.

— Агата, он рядом с тобой? Это он заставил тебя позвонить?

— Чешуистая чушь! — сказала Агата с интонацией бабушки, и Лем сразу замолчал. — Я не знаю, можно ли вам верить, но вы должны дать мне слово...

Она сморщилась, но продолжила:

— Поклянитесь именем моей матери, что вы не будете его убивать... хотя бы на этой встрече.

Тишина.

— Владислав?

— Я клянусь, — негромко сказал Лем. — А чем поклянется он? Ты понимаешь, что для нас это может быть просто ловушкой?

У Агаты как-то враз кончилось терпение.

— Дело ваше! Не хотите — не ходите! Я называю место и время, а там — вам решать!

Распрощавшись, она огляделась и пошла неспешно вдоль по улице. Телефона Келдыша она не знала, но была уверена, что это ей и не понадобится. Агата поглаживала подушечкой большого пальца кольцо на среднем и задумчиво улыбалась встречным.

— Вы ведь знаете, куда я иду, да? — говорила она крису. — Угадайте — зачем.

Агата хмыкнула, вспомнив какую-то сказку: потрешь кольцо, и тут же явятся добры молодцы, чтобы выполнить любое твое желание. И оставила кольцо в покое. Она не хотела, чтобы сейчас появился Келдыш.

Впереди уже виднелся купол Музея Магии.

Она шла по краю Котла медленно, опустив голову, рассматривала серый парапет под ногами. Кое-где цемент крошился, и наступать было мягко. Она знала, что за ней медленно и осторожно идет Келдыш. А навстречу движутся другие, так же настороженно и внимательно наблюдая за ней — и за Келдышем. Расстояние между ними все сокращалось, пока она расхаживала туда-сюда по парапету. Как курица, подумала она с остатком улыбки. С каждым разворотом отрезки этого пути были все короче, и, наконец, она остановилась спиной к Котлу. Поглядев влево-вправо, подняла руки.

— Стойте там.

Келдыш — странно — остановился первым. Люди Лема — чуть позже.

— Ну, вот мы и здесь, — сказала Агата. Помолчала, глядя на стену напротив.

— Вернулись к тому, с чего начали, — сообщила стене. — И что мы теперь будем делать?

— Мортимер, — сказал Келдыш слева.

Она посмотрела. Показалось, или он стоял ближе, чем полминуты назад?

— Не делайте резких движений, — сказал ее учитель. — Пожалуйста.

Удивительно вежлив сегодня.

— Это вы не делайте... ничего резкого, — посоветовала она. — Я-то дома.

— Вынужден предупредить, — сказал он. — Если вы что-то собираетесь предпринять... я должен буду остановить вас.

— А если без переносных значений — просто убить?

Келдыш промолчал. Вот он и ответил на ее вчерашний вопрос.

— Не слушай его, Агата, — сказали справа. — Он блефует. Но тебе и, правда, лучше спуститься вниз.

Слишком много защитной магии, подумала она, глядя, как Келдыш медленно, словно что-то очень хрупкое, тянет из-под куртки пистолет. Сильная магия против сильной магии — и потому магия здесь бессильна. Но зато всякие механические-автоматические штуки прекрасно действуют...

Справа раздались возгласы. Агата оглянулась безо всякого удивления. Столько оружия сразу она не видела за всю свою жизнь. Разве что в кино.

— Агата, не бойся. Мы защитим тебя!

Она развела руками:

— О, я так рада! Но я теперь... как это называется?.. на линии огня?

Кто-то справа сдвинулся, и Агата тут же чуть повернулась, заслонив собой Келдыша. Улыбнулась.

— Ну, и что будем делать дальше?

Услышала за спиной напряженный голос:

— Мортимер, что вы там еще затеяли? Спускайтесь!

— Агата, на этот раз стоит его послушаться. Слезь с парапета, пожалуйста.

Агата фыркнула:

— 'Пожалуйста'! Какие вы все сегодня вежливые! Хоть один из вас сказал 'пожалуйста', когда все это проделывали со мной? Вы только говорили — что я делать должна. Должна, как дочь своей матери. Никто не спросил — а чего же хочу я?

— Давай поговорим хотя бы сейчас? — предложил Лем осторожно. — Чего ты хочешь?

Агата на секунду зажмурилась.

— Все очень просто: я хочу быть с бабушкой и хочу, чтобы нас оставили в покое. Все.

— Это... вполне достижимо, — неуверенно сказал Лем и оглянулся на своих спутников. Один пожал плечами. Второй кивнул.

Агата резиново улыбнулась им. Спросила, вскинув руку — на манер телеведущей, разогревающей аудиторию:

— А что мы слышим с той стороны? Что слышим?! Ни-че-го! Господин Келдыш ничего не обещает! Ничегошеньки! Почему? Потому что знает, что нас никогда — никогда! — не оставят в покое! Да... учитель?

Она оглянулась. Келдыш смотрел на нее. Глаза его блестели.

— Да? — спросила Агата.

Келдыш молчал.

Агата пожала плечами, хоть и с трудом. Плечи, шея, затылок наливались тяжестью, как будто их тянуло назад магнитом. Но она пока не поворачивалась лицом к Котлу. Пока нет.

— Вот видите...

Она помолчала.

— Всем вам вынь да положь магию. Магию Мортимер. Вам, Келдышу, Шрюдеру...

Шевеление справа.

— ...моему отцу.

— Но если у тебя нет дара, — сказал Лем, поглядывая из-за нее на Келдыша, — думаю, Ловец Келдыш может засвидетельствовать это перед своими... Ему поверят. У него же так много заслуг!

Агата вновь развела руками:

— А вот этого-то он как раз сделать не может!

— Мортимер...

— Видите ли, — доверительно продолжила Агата, — насчет моей магии...

— Заткнитесь, Мортимер!

— ...мы всех вас слегка ввели в заблуждение. Магия есть. Только никто не знает — какая и с чем ее едят.

Лемовцы переглянулись и уставились на нее с совершенно одинаковым выражением. Агата едва не засмеялась: как на кинозвезду во плоти!

— Ключ, сказал Слухач, — Агата едва вновь не начала расхаживать по парапету, как учительница Людмилда во время урока. Но тогда она к кому-нибудь из них повернется спиной, и этот 'кто-то' схватит и стащит ее вниз. У нее было ясное чувство, что ее слушают и с ней считаются только пока она находится здесь, на краю Котла. — Но Ключ к чему? Вот в чем вопрос!

Ей вдруг стало ужасно весело: несет всякую чушь, а взрослые люди слушают ее с открытыми ртами. Она глянула на Келдыша: вот он, кажется, не слушал. Ресницы полуприкрыты, дышит размеренно и глубоко, рука с пистолетом опущена... сколько времени ему понадобится, чтобы ее вскинуть?

— Когда вы поняли, что моя 'антимагия', как вы ее называете, и есть этот самый Ключ?

Его губы слегка шевельнулись:

— Сейчас, — сказал он.

Агата рассмеялась — как ей самой казалось — весело.

— Врете!

Келдыш промолчал. Казалось, он засыпает — таким безмятежным и расслабленным становилось его лицо. Агата кивнула себе за плечо.

— Столько лет его пытаются уничтожить. Столько лет боятся, что он вновь вырвется на свободу. Тут столько защитной магии! Даже я чувствую. Наверное, работали самые сильные волшебники страны, да, Влад?

Тот нехотя кивнул.

— Из тех, кто остался в живых... Агата, я не понимаю...

— Вы же хотели восстановить этапы эксперимента? Вам теперь это не нужно. Вот она, магия, возьмите. Сыроватая, правда, и необработанна, и не очень послушная. А Келдыш мечтал уничтожить 'последнюю язву на теле столицы'. Пожалуйста, теперь есть доступ. Кому еще нужен ключ к мортимеровской магии? — Агата раскинула руки. — А ключик-то — я!

Тут же подумала, что выглядит ну просто, как трагическая актриса из их светлогорского театра. И, хлопнув руками по бокам, сказала виновато:

— Так получилось.

Лем смотрел на, казалось, дремлющего стоя Келдыша. Спросил нерешительно:

— Игорь. Есть в этой белиберде хоть какой-нибудь смысл?

Тот еле заметно пожал плечами.

— Решай сам, Влад. Мне это кажется... убедительным. Только тут есть одна тонкость.

Келдыш поднял веки и неожиданно ясно посмотрел на Агату.

— Маленькая Мортимер не желает, чтобы ее использовали. И недвусмысленно заявляет это прямо на краю Котла.

Он взглянул на Лема.

— И что мы предпримем по этому поводу?

А что можно вообще предпринять по этому поводу? Агата впервые задумалась о том, чего хотела добиться. Когда она шла сюда, в музей, в голове бродили смутные мысли, как она заставляет их дать клятвенные обещания или что-то в этом роде. Но теперь поняла — это так, остатки детства — того, где честное слово нерушимо, Дед Мороз приносит под елку подарки, а родители всегда любят своих детей.

Но должен же быть какой-то выход? Не может же, чтобы его не было? Агата пару раз оглянулась через плечо. Она правильно выбрала время: полдень, все на работе, да и музей сегодня закрыт для коллективных экскурсий. Возле Котла никого, кроме них, не было.

— Если не останется никого, кто об этом знает... — Келдыш беззвучно засмеялся, глядя то на нее, то на троих 'лемовцев'. — Мортимер, зачем вы нас сюда позвали? Чтобы мы перестреляли друг друга?

Агату даже затошнило. От досады и злости она топнула ногой. Заболела пятка, но опыт ей понравился, и Агата притопнула еще:

— Вы дураки! Дебилы! Чертовы дебилы, и больше никто! Кретины!

— Идиоты, — подсказал Келдыш. — Имбецилы. И еще дауны.

Он говорил это безо всякой насмешки. И глядел на Агату, пожалуй, что и с сочувствием.

— Может, вы и правы, Мортимер. Но это ничего не меняет. Мы все сейчас оказались в ловушке. Вы можете предложить из нее выход?

Агата вновь, почти инстинктивно, покосилась через плечо. Келдыш перехватил ее взгляд. Сказал быстро:

— А вот это не выход.

Чего он боялся? Ее? За нее? Агата осторожно, словно пробуя холодную воду, спросила:

— А кто-нибудь из вас знает, как может работать этот Ключ?

— Ну, варианты могут быть разные... — задумчиво начал Лем. И осекся, перехватив взгляд Келдыша.

— А я так думаю, что один, — так же задумчиво продолжила Агата. — Запертая магия, замок, ключ. Какие могут быть варианты?

— Мортимер, — резко сказал Келдыш. — Прекратите нести чушь!

— Тогда почему вы хотите убить меня за эту... чушь?

Он не шагнул — только подался к ней — и оказался ближе, просто пугающе близко. Агата невольно сделал шажок назад.

— Агата, все, хватит! — скомандовал Лем. — Спускайся! Давай поговорим, как взрослые люди!

Вот этого я и не хочу, подумала Агата. Не хочу, как взрослые. Вообще не хочу больше разговаривать. Она сделала плавный поворот — и Котел открылся перед ней во всей его красе — жутковатой, притягивающей. Знакомой ей с детства.

— Агата!

— Спокойно, Влад! Дальше козырька самоубийц она не упадет. Мортимер, не знаю, что вы там себе...

Агата глянула на Келдыша через плечо, как до того — на Котел.

— А вы, и вправду, не все обо мне знаете. Знаете, например, что я раньше занималась плаваньем?

— И что?

— В самом начале заплыва главное — как можно сильнее оттолкнуться.

И, Агата, словно был дан старт, сильно оттолкнулась от бортика...

Пожалела через две секунды — когда начала падать в мирно существующий сам в себе Котел. От него по-прежнему не веяло ни холодом ни теплом, но из-за красноватого, вулканного зарева в глубине Агата мгновенно взмокла. Прыг в котел — и там сварился...

Руку рвануло назад-вверх, едва не выдернув из плеча, и Агата обнаружила, что зависла в воздухе над Котлом. Она посмотрела вниз. Вверх, на пылающее на пальце кольцо. На вскочившего на бортик Келдыша. Правая его рука, с пистолетом, висела, как парализованная. А левая... вытянутая, дрожащая от напряжения... а лицо — оскаленное, осунувшееся, бледное даже в теплых красноватых сумерках Котла... вместо глаз — черные дыры...

Он держал ее. И его проклятое кольцо-кристаллизатор держало ее вместе с ним. Если Лем и остальные маги-недоучки догадаются ему помочь, он вытянет ее обратно. А, может, и безо всякой помощи вытащит. Наверх. Назад. Встряхнет, как нагадившего котенка. Носом тыкнет. Расскажет, что она должна делать. Агата, оскалившись тоже, попыталась дотянуться до своей вытянутой руки — стянуть, сбросить кольцо — но рука-предательница уже не принадлежала ей, превратившись в веревку-якорь, послушный чужой воле. Агата в отчаянии ударила ее, бессмысленно и бессильно — так ребенок бьет угол, на который больно наткнулся. Показалось, или бортик стал ближе?

Зарево внизу, в Котле разгоралось. Он ждал. Он узнавал и приветствовал ее. Он был ей рад.

Ее не хотят отпускать. Но у них нет власти над ней. Никакой. Знакомые слова — из фильма, из книги, из старых снов — выкрикнулись сами собой:

— У тебя нет власти надо мной!

Кольцу. Келдышу.

Прошлому.

Кольцо вспыхнуло маленьким ядерным взрывом — отпечаток этой вспышки залил сетчатку глаз, и Агата ничего не видела, когда ее отпустили.

Вновь начала падать.

Не падать.

Лететь.

Вещество, заполняющее Котел, было еще менее ощутимо, чем воздух, но оставляло в ушах треск рвущейся ветхой материи. Кольцо Келдыша почернело и умерло, рука вновь начала слушаться. Агата коснулась пальцами лица; ощущение было очень слабым — словно онемела вся кожа. Она обнаружила, что может идти — если это можно так назвать там, где не существует ни верха ни низа. 'Полотно' магии не было однородным. Иногда впереди разгорался ослепительный свет, играл, как северное сияние, и неожиданно угасал. Иногда мелькали клубящиеся серо-бордовые тени, и у Агаты каждый раз екало сердце — а вдруг она блуждает здесь не одна? Где те самоубийцы, что когда-то кидались в Котел? Что с ними стало? Видели они то же, что видит она? А, может, она сейчас столкнется с кем-нибудь из них?..

Или с тем, что из них сделала магия.

Агата медленно двигалась в красных сумерках. По ее ощущениям, она уже должна была наткнуться на какую-нибудь из стен Котла. Если, конечно, не блуждает по кругу.

Ну, вот он, Ключ... То есть, она. Есть Ключ, есть Магия... преступная магия, если верить Келдышу и его товарищам. И что? Что должно случиться, когда они соединятся? Соединились. Агата, томясь, села, обхватив руками колени. Села неизвестно на что. Неизвестно где. И стала ждать неизвестно чего.

Котел, похоже, решил ее развлечь. Рисовал на полотнищах горящие, мгновение живущие узоры; подпускал клубящиеся бесформенные тени; играл звуком, то понижая, то повышая его до невыносимого визга — как будто подбирал нужный диапазон. Шум-бормотанье-речь делались настойчивее. Казалось, различаются даже отдельные слова... предложения... смысл... Котел говорил с ней.

Только Агата не знала этого языка.

Поэтому начала говорить сама.

Создание позвало создание, сказал Келдыш. Создание пыталось говорить с созданием.

Здравствуй, сказала Агата. Ты узнаёшь меня, но я тебя совсем не знаю. Что сделать, чтобы мы были вместе? Что будет, если мы будем вместе?

И стала ждать ответа. Теперь она не торопилась. Некуда было торопиться. Впервые за эти сумасшедшие дни она чувствовала себя дома. Полностью дома. В безопасности. В этом доме ее так долго ждали. В этом доме ей были рады.

Агата закрыла глаза. Серые тени вновь подступили к ней — не нужно было зрения, чтобы их увидеть. Серые тени из детства. Но теперь она не боялась. Теперь она знала, чего они искали.

Понимания.

Они отдавали каждый частицу своей силы. Своего таланта. Своей крови. Марина Мортимер. Петр Стеблов. Владислав Лем... Десятки и сотни тех, кого она не знала, и, наверное, никогда не узнает. Отдавали, создавали то, что должно было стать волшебным подарком людям — и, прежде всего, ей, Агате...

Не получилось.

Их — ее и Магию — оставили одних. Беспомощных. Слабых. Неготовых. Не нашедших друг друга.

И теперь им вдвоем предстояло искать этот путь.

Слабое касание — словно кто-то погладил ее по щеке. Мама, сказала Агата, не открывая глаз. Она не помнит, говорила ли это слово в детстве. Не помнит, играл ли с ней отец. Пели ли ей колыбельные. Но это все помнит Магия, в столице называемая Котлом.

Чего ты хочешь, спросила Агата. Чем я могу тебе помочь?

Чего ты хочешь, спросила Магия. Чем я могу тебе помочь?

Есть сила, нет возможности. Есть возможность, нет силы. Что происходят, когда эти половины соединяются?

Магия помнила, как вырвалась, как струилась, проникая сквозь живое и неживое, черпая, узнавая, превращая, и это было прекрасно и удивительно... Только живые частицы силы, которые она поглощала, почему-то не были рады, как те, кто отдавал свою силу добровольно. Кто ее создавал. Они сопротивлялись, они боялись, они... им было больно. Потом стало больно ей, и она впервые поняла, что такое боль. Ее заперли здесь, и никто не приходил учить и общаться с ней. Хотя она пыталась дотянуться. Дать понять, что ждет их. Что рада им. Она даже пыталась сохранить те живые частицы силы, что приходили к ней добровольно. Не удалось. Они приходили умирать.

Они хотели свободы.

Свободы, сказала Агата и открыла глаза. Тени отступили, растворились. Она знала, что больше они никогда не вернутся, хотя навсегда останутся в Магии. Как навсегда их частицы заложены в ней самой.

Ей никогда не стать волшебницей. Никогда не обладать ни малейшей магической силой. Ну и что? Зато она может поделиться своей антимагией. Ее-то у нее в избытке.

Агата посмотрела вверх. Там, сотворенные самыми сильными волшебниками, нависали магические щиты, давили запирающие заклятья, искрились охранные сети. Если б она захотела, то могла бы полностью ощутить их тяжесть и гнет, столько лет давящий на Магию.

Да только для нее-то самой они не существовали.

Агата медленно подняла прямую руку — левую, с мертвым келдышевским кольцом. Она не знала, что и как делать, но была уверена, впервые в жизни уверена, — что бы и как бы она ни сделала, — все будет правильно.

Потому что правил для нее не существует.

Агата протянула руку и сдвинула в сторону пресс заклятий и щитов. Разрывая, провела ногтем по сетям. Прижатая к чаше Котла Магия следила за ней, радостно 'потягиваясь', 'распрямляясь'.

Освобождаясь.

И вдруг ринулась вперед, наливаясь ослепительным белым светом.

Фонтаном.

Потоком.

Извергавшимся вулканом.

Агата распахнула руки посреди этого белого пламени, растворяясь в нем, превращаясь в него... крича что-то и себе непонятное. Желая, чтобы Магия взяла и ее с собой...

Пятки больно ударились о землю. Агата не удержала равновесие и шлепнулась на пол. Охнув, принялась потирать отбитый зад. Вот это, наверное, и называется 'спустить с небес на землю'. Хорошо еще, не мордой в грязь. Вокруг — куда не глянь — тянулся пустой серый котлован. Далеко вверху, перегнувшись через почерневший парапет, на Агату смотрели люди. А прямо над головой...

Агата зажмурилась, ослепленная. В проломе купола прямо над головой пылало полуденное солнце. Края разлома светились, припорошенные золотой пылью. След магии.

— Ну да, так гораздо лучше... — глубокомысленно произнесли за ее спиной. Агата запрокинула голову. Келдыш стоял, засунув руки в задние карманы черных джинсов, и деловито озирал окружающий пейзаж. Словно оценивая работу дизайнера. Пистолет был заткнут за поясной ремень.

— Гораздо, — подытожил он, опустил взгляд и посмотрел на Агату.

— Что вы сделали?

Агата пожала плечами.

— Вы видите. Выпустила магию.

— Но это... — Келдыш развел руками и снова сунул их в карманы. — Это совсем не похоже на...

Агата посмотрела вверх, сощурилась на солнце.

— Почему вы не выстрелили в меня?

— Мортимер, я не обязан оправдываться перед вами за то, что я вас не убил! — огрызнулся Келдыш.

— Почему вы не выстрелили в меня? — словно не слыша, повторила Агата. Келдыш огляделся. Посмотрел вверх — как всегда, не щуря глаза на солнечный свет. Пожал плечами, как перед этим Агата.

И сказал просто:

— Забыл.

Агата кивнула. Прижав к груди колени, уткнулась в них подбородком.

Келдыш продолжал смотреть на солнце.

— Я чувствую ее. Магию. Ее стало гораздо больше. Везде.

Она рассеялась. Растворилась в мире, добавив краскам яркости, темноты — тьме, света — свету. Волшебства — снам. Веселья — смеху. Звучности — музыке. Почему получилось именно так, Агата понятия не имела. И даже не хотела понимать.

Келдыш огляделся. Народу на балконе прибывало, но он все равно увидел лемовцев. Раздраженно махнул рукой:

— Убирайтесь! И без вас еще мне секир-башка... Пойдемте отсюда, Мортимер, пока музейные работники не начали требовать с нас объяснений. Вы в состоянии подняться?

Агата ухватилась за протянутую руку. Держа ее за локоть, Келдыш наклонился, деловито отряхивая ее джинсы. Пару раз шлепнул очень чувствительно.

— Ой! — сказала Агата, отстраняясь.

— Больше никаких прыжков вниз, в сторону, вверх, куда угодно, понятно?

— Шаг влево, шаг вправо считается побегом, прыжок на месте — провокация? — подсказала Агата.

— Именно, — подтвердил Келдыш. — Я слишком стар для таких развлечений... даже не сообразил, что магия не может принести вам никакого вреда.

— А, да, — вспомнила Агата. Виновато стянула с пальца потускневшее кольцо. — Я, наверное, его испортила... извините. Я не хотела.

Келдыш оглядел кольцо, вздохнул. Агата смотрела испуганно.

— Что, придется заказывать новый кристаллизатор, да?

— Скорее всего, — сухо отозвался Келдыш.

Агата осторожно погладила кольцо.

— Я не хотела. Теперь... все кончилось, да?

— Кончилось? — повторил Келдыш странным тоном.

— Ну... магии же больше нет? В смысле — Котла?

Келдыш молчал. Смотрел на нее. Агата таращилась вопросительно. Келдыш медленно, плотно закрыл глаза. Медленно открыл.

— Мортимер. Как вы себя чувствуете?

— А что?

— Как?!

Все еще держась за его руку, Агата серьезно прислушалась к себе. Сказала неуверенно:

— Ну... в ушах звенит. От тишины, наверно. Котел же теперь молчит.

— Еще?

Еще гудели ноги, точно она прошла невесть сколько километров. И тело гудело, как кабель, сквозь который пропустили ток. И что-то было с глазами. Агата сдвинула и вновь надела очки. Поморгала. Воздух прочерчивали золотистые и голубоватые линии, которые исчезали, едва она к ним начинала приглядываться. Агата посмотрела на их сцепленные руки. Рука Келдыша светилась неровным красноватым светом, ее — уверенным белым. Агата зажмурилась и широко открыла глаза. Цвет пропал. И его и ее рука были просто пыльными. У Келдыша — еще и ободранной. Он-то как здесь оказался так быстро? Случайно, не прыгнул следом?

Агата ответила полным предложением — как на уроке иностранного языка:

— Я чувствую себя странно.

— Странно, — повторил Келдыш.

Она не поняла. Еще не поняла. Что будет делать, когда поймет? Он и сам не знал — как реагировать. Хотелось закинуть голову и смеяться.

Форменная истерика.

Они боялись одного, а получили совершенно другое. Котла теперь нет, зато есть Агата. Агата Мортимер.

Марина все-таки своего добилась — хоть и через долгие годы...

Шрюдер мне голову снимет, повторил он про себя. И понял, что ему все равно. Ему сейчас все равно даже, останется он Ловцом или нет. Вообще все равно — кроме чуда, стоявшего от него в полушаге.

— Идемте? — предложила Агата. Отпустила его руку и пошла сама — оглядываясь, пожимая плечами и разводя руками — маленькая фигурка в огромном серо-черном котловане, впервые за много лет увидевшем солнце.

Келдыш разжал пальцы.

По кольцу вновь бежала золотая змейка...

Часть вторая

К О Б У Ц И

'Вы никогда не бывали

в провинции Кобуци? Нет?

Там был научно-исследовательский

центр экспериментальной магии.

Сейчас в Кобуци не осталось

ни одного человека... потому что тех,

кто там живет, уже нельзя отнести

к роду человеческому'.

'Ловец теней'

Я их предупреждала.

Я их честно предупреждала. Не надо было им брать меня с собой. Не надо было идти туда.

...Я прошла за ночь гораздо меньше, чем рассчитывала. Пришлось, скрываясь от проклятого солнца, забиваться под деревья, в заросли высокого папоротника. Меня трясло, тошнило, зрение мучительно искажало все вокруг, и, когда надо мной склонились люди в пятнистой форме, показалось — это просто очередная галлюцинация, наведенная воспаленным мозгом.

— Гляди-ка...

— Живая?

— Шевелится...

— Эй, подруга, что с тобой?

— Вся трясется.

— Отойди на всякий случай, может, зараза какая...

— Эй, Док, тут по твоей части!

— Осмотрите все вокруг, вдруг здесь еще кто.

— Худая какая...

Щурясь, я смотрела на кружащиеся надо мной лица. Сильная рука сжала запястье, нащупывая пульс. Не нашла. Человек чертыхнулся. Второй присел рядом на корточки.

— Ну, что тут у нас?

— А тут у нас местное население, — сказал первый. Щелкнула резина — человек деловито натягивал на руки перчатки. Пальцами развел мне веки. Из глаз немедленно потекли жгучие слезы.

— Светобоязнь, — констатировал Док. — Пульс слабый, нитевидный. Температура тела понижена. Бледность кожных покровов. Признаки недоедания налицо.

— Странно, что они вообще находят, что пожрать, — буркнул второй. Пальцы Дока полезли мне в рот.

— Скажи дяденьке 'а-а-а'! — скомандовал он, светя в рот крохотным фонариком. — Зев, слава богу, чистый, но лучше, все-таки, всем принять таблеточку.

— Таблеточку! — передразнил второй. — У меня вся задница распухла от твоих прививок, а ты еще 'колесами' нас будешь пичкать!

— Ну тогда микстурку, — предложил Док сладко, — или порошочек.

— Тьфу на тебя! С этой что будем делать?

Сквозь щелки опухших век я видела, как Док повел широкими плечами. Все они были широкими, плотными.

Полнокровными.

— Ты командир, тебе решать. Можно оставить ее подыхать здесь. А можно прихватить с собой. Тут уже рукой подать. Посмотри на нее. Вряд ли она могла выжить в одиночку.

— Н-не-э... — выдавила я, стуча зубами.

Оба склонились ниже.

— О, еще и говорить умеет! Что 'не', болезная ты наша? Ты здесь одна?

Я вцепилась в чей-то рукав.

— Н-не бери... не-ет...

Солдаты озадаченно переглянулись.

— В смысле — 'дайте спокойно сдохнуть'?

— Н-нет... я н-не...

— Носилки давай! — крикнули над моей головой. Командир пружинисто поднялся. Док сидел на пятках, оглядываясь и насвистывая. Потом неожиданно быстро наклонился, разводя пальцами мои губы. Склонил голову, разглядывая так и эдак — я едва не показала ему язык. Свист стал громче. Солдат взглянул мне в глаза...

— Док, вот носилки!

Он отдернул руку. Зачем-то похлопал меня по щеке жесткой ладонью, бормоча: 'ха-ар-рошая девочка!'

— Лечить будешь?

— Не от чего ее лечить. Подкормить бы. Ну, давай, на раз-взяли!

— И взять-то нечего...

Солнце плескалось меж верхушек деревьев. Я, жмурясь, пыталась натянуть на лицо воротник. Военные двигались бесшумно, как будто сквозь кусты и деревья. Я так ходить не умела.

Раньше.

Поляна. Я уже поняла, что они идут по моим следам. Возвращают меня обратно. Зря они это делали.

Зря...

Солнце давно перевалило зенит, но я сжалась, предчувствуя удар. Тут Док, обгоняя носилки, накинул на меня куртку. Сразу стало душно, но я с благодарностью свернулась под ней, пряча лицо и голые руки.

Дура, думала я, дура! Ты думала, что сумеешь уйти?

Или это думала уже не я...

Солдаты громко топали по дому, подымая тучу пыли и обмениваясь впечатлениями. Дом был большим, двухэтажным, заброшенным. А когда-то он, как и разрушенные теперь корпуса лабораторий, был полон людей: живых, здоровых, теплых людей. Даже я это помню, хотя память моя понемногу превращается в серую зыбкую паутину, в которой бьются маленькие яркие мухи-картинки...

Они выбрали угловую комнату на первом этаже: решетки на окнах; несколько проржавевших кроватей, шкаф. Кто тут жил? В последний год уж точно никто.

Меня переложили на кровать, застеленную солдатским спальником. Военные сновали по дому, выполняя приказ командира — проверить все комнаты, подсобные помещения, чердак... Подвал, могла бы сказать я, но меня это не касалось.

Тот, кого называли Доком, стоял надо мной и все насвистывал. Здесь, в углу, в полумраке комнаты, стало легче. Я лежала на боку, осторожно, сквозь ресницы глядя на него.

— Что, подруга, хреново тебе? — спросил он весело. Я промолчала.

— Есть-то хочешь?

Пустой мешочек желудка свело судорогой. Я прерывисто вздохнула. Получился всхлип. Док понял.

— Хочешь... Ну, чем тебя попотчевать?

Он вывалил на кровать целый мешок армейского рациона. Сетка была продавлена, и даже при моем невеликом сейчас весе продукты съехали мне под живот. Солдат бесцеремонно выгреб их из-под меня. Сел на стул напротив. Поднимая к глазам по очереди, бормотал: 'нет, не годится, нет, фигня... это жрите сами... этот сухой... ага, может подойти'. Словно не доверяя этикетке, понюхал туб, выдавил немного на язык. Скривился:

— Гадость какая! Тебе понравится.

Медленно протянул туб мне — точно опасался, что я цапну его за пальцы. Я тоже принюхалась. Пахло молоком. Кислым молоком... сыр? И еще немного металлом — док долго сжимал в руках автомат... и влажной человеческой кожей... теплой. Живой.

— Ням-ням, — подсказал наблюдавший за мной Док. Я неловко, осторожно, стараясь не коснуться его руки, взяла туб. Ела через силу. Док глядел с сомнением, как бы подозревая подвох. Жидкий сыр стал в непривычном желудке комом. Я отдала военному на треть опустошенный туб.

— Ну как тут, Док?

— Слегка жива, — охотно отозвался Док, откинувшись на шаткую спинку стула.

— Говорить сможет?

— Сможет-то сможет, только захочет ли...

Командир постоял, стуча по бедру планшетом карты. Глядел на меня. Рыжеватый крепыш с упрямым лицом.

— Надо, — сказал хмуро. — Надо, чтоб говорила. Вколи ей какое-нибудь укрепляющее, что ли.

Врач смотрел в потолок:

— Лучше бы ее усыпить...

— А?

— Ладно, не заморачивайся. Дай мне списки сотрудников Центра. Может, она вообще не отсюда.

— Ага, выросла в лесу, как гриб...

— Иди погуляй пока, командир, а? Не мешай мне делать мое черное дело.

Док постучал стикером по клавишам лэп-топа. Бормотал:

— Так, что тут у нас? Сетчатку смотреть бесполезно, фото... бессмысленно. Отпечатки пальцев? Дай-ка лапку, будь добренька.

Я молча смотрела, как он прижимает мой палец к проявляющему листу. Лист накладывает на экран лэп-топа. Ворча, вертит его так и этак. Снова начинает насвистывать.

— Вот тут кто у нас, — говорит, разглядывая наложенный отпечаток. — Анжелика... Не повезло тебе, Ангелочек, так что будем знакомы. Я Борис. Доктор в этой команде смертников. Думаю, у нас к тебе будут вопросы... Командир! Где командир?

Командир стоял на краю огромной, поросшей травой и цепкими кустами, воронки. Сверялся с картой. Сказал, не оглядываясь:

— Здесь был главный корпус Центра.

— Неплохой котлованчик, — заметил Док благодушно.

— Что тут у них взорвалось? Док, что у них вообще могло взрываться?

Тротил. Под руководством Зимина мы закладывали заряды. В подвале. Под фундамент, призванный устоять при землетрясении в шесть баллов и выбросе магии по шкале тринадцать. Но он не выдержал простых точечных зарядов. А, может, нам помогло то, что стремилось из корпуса наружу?..

— Понятия не имею, — так же благодушно объявил Док. — Зато у нас теперь есть тот, кто может это рассказать.

Продолжая сжимать мой локоть, он подтолкнул меня вперед.

— Разрешите представить. Ассистент профессора Зимина Анжелика Климова.

Командира было слегка жаль. Если уж я устала выслушивать его вопросы, то он, тем более, устал их задавать. Я молчала, глядя ему в лицо. Потом я перестала его слушать, потому что начала слушать тишину. Тени становились длиннее и гуще. Воздух — прохладнее. Скоро выступит роса...

Меня резко встряхнули за плечи:

— Ты меня слышишь? Эй!

Я моргнула и снова уставилась на командира. Он был красным и горячим от злости. Еще с мгновение смотрел мне в глаза, потом плюнул и повернулся к Доку.

— Она хоть вменяема? Она понимает нас?

Док ответил не сразу. Он тоже оглядывался. Сказал рассеянно:

— Да кто ее знает...

— Мне нужны ответы, Борис! Ты слышишь?

— Слышу-слышу, — тот перестал вертеть головой. — Другими словами, ты приказываешь считать ее не гражданским лицом, а военнопленной?

— Мне нужны ответы, — повторил командир не сразу.

— Будут тебе ответы, — буркнул Док, вставая со склона котлована. — Только завтра. Пока считаем, что у нее шок. От нашего появления. А сейчас — пошли-ка уже в дом. Смеркается.

Я посмотрела на него. Конечно, они должны были уже кое-что видеть...

— Да, подруга, — сказал Док, словно подслушав меня. — Встречали мы ваших тварей. Волосы дыбом! На черта они вообще вам были нужны?

Чисто академический интерес, как любил приговаривать Зимин. Научный.

Солдаты ели, негромко переговариваясь. Меня мутило от запаха пищи, и я отказалась от жидкого сыра. Док философски пожал плечами:

— Дело хозяйское...

Он сидел неподалеку, удобно привалившись к стене. Свет небольших переносных фонарей не раздражал глаз, и я могла рассматривать его. Давненько я никого не разглядывала. Некого было разглядывать. Не могу понять — чем — но он отличался от остальных солдат. Может, профессией? Коротко стрижен. Казался высоким — во всяком случае, я все время смотрела на него снизу. Форма такая же, как у всех, а в погонах я не разбираюсь. Лицо бледное. Глаза темные, поблескивающие. Плотно сжатые губы постоянно кривятся в усмешке. Вот и сейчас он быстро взглянул на меня — с усмешкой.

— Что, нравлюсь?

Я машинально качнула головой, прежде чем поняла, что отвечаю.

— Да и ты мне не очень, — сообщил он.

Командир сказал:

— Включайте защитное поле.

Я закрыла глаза. Не было нужды смотреть — я и так видела, чувствовала его. Очень надежная защита... наверное, последняя разработка магов-научников.

Одна беда — ее можно отключить.

Солдаты укладывались. Остался гореть экран мониторов внешнего и внутреннего периметра. И еще светильник рядом с моей кроватью. Док листал найденную в доме книжку, то и дело шумно сдувая пыль со страниц. Фонарь освещал его снизу, превращая лицо в маску монстра из детских комиксов. Док вскинул на меня глаза и поморщился.

— Знаешь, что, Ангелочек...

Не договорив, залез в свой мешок. Потянулся и взял меня за запястье.

— Так-то будет лучше...

Щелчок. Я не поняла, что он делает, пока Док не отодвинулся. Металлические наручники приковывали меня к спинке кровати. Я машинально потянула их. Металл брякнул о металл.

— Не советую, — сказал наблюдавший за мной Док. — Там есть кое-какие примеси... ты не сможешь их сломать. Ляг повыше, чтобы руки не затекали. И учти — я плохо сплю ночью. Вернее, практически не сплю.

Я тоже.

Лежавший неподалеку командир смотрел на нас. Сказал негромко:

— Спокойной ночи, Док.

— Тебе того же.

Командир повернулся к нам спиной.

Док шелестел страницами. Я закрыла глаза. Зрение мне сейчас было не нужно. Достаточно слуха и того чувства, которое появилось у меня не так уж давно. Солдаты разбудили тех, внизу. Но еще не до конца. Хотя можно было уже различить их тени и пение. Зачаровывающее пение, которому невозможно противостоять...

Я не поняла, что сама пою, пою с закрытым ртом, пока кто-то не пошлепал меня по губам. Я открыла глаза и посмотрела в озабоченное лицо Дока.

— Не надо, Ангелочек, — сказал он негромко. — Не беспокой их. Дай им поспать.

Я не поняла — кому, но замолчала.

Я проспала весь следующий день — светлое его время. Осталось смутное ощущение, что меня будили, тормошили, и пытались чем-то накормить. Проснулась уже поздним вечером, почти ночью — когда все десантники вновь собрались в комнате.

Не все.

— Ого-го! — крикнули откуда-то из коридора. Кричали звучным женским голосом. По пустому дому неожиданно пронеслось эхо. Я села на кровати. Командир оглянулся:

— Кто еще не вернулся?

— Лорка с Семеном.

— Эй, глядите, кого мы нашли! — кричали из коридора.

Десантник распахнул двери, выглянул в темноту.

— Ну, где вы там? Кто с вами?

Голос Лоры стал ближе.

— Мы здесь, — сказала она возле самой двери.

— Ну так давайте, заходите! — нетерпеливо сказал командир. Я начала машинально качать головой и перехватила быстрый взгляд Дока. Он пружинисто вскочил, окликая командира.

Дальнейшее произошло одновременно. Командир оглянулся, солдат попятился от дверей, и в комнату вошло чудное создание. Девочка лет семи, белокурая, голубоглазая, с нежным беленьким личиком.

Одна из близнецов Вайнеров.

Наступило ошеломленное молчание. Десантник уперся руками в колени, склоняясь над ней.

— Откуда ты, прелестное дитя? Лорка, ты где ее нашла?

Задрав голову, девочка улыбалась ему. Я встала с кровати. Ребенок доверчиво протянул большому дяде чумазые ручки. Как тут было не умилиться?

— Егор, — предостерегающе сказал Док, раздвигая столпившихся десантников.

— А? — спросил тот, не оборачиваясь, и наклонился, чтобы подхватить малышку. Улыбка осталась на губах девочки и когда она вцепилась зубами в руку доброго дяденьки.

Вопль изумления, боли и ужаса. Упершись ногой в раму кровати, я рванула на себя наручники. И впервые увидела, как легко, одним движением, можно сломать человеку шею. Док проделал это так же быстро и профессионально, как, наверное, всаживал шприцы пациентам. Но, мертвая или живая, со сломанной шеей или нет, Катя не выпускала свою добычу из зубов. Ошалелый дэс выл: 'Уберите ее от меня! Отцепите!'. Народ толпился вокруг, пытаясь помочь словом и делом. Все забыли про дверь. А про второго близнеца Вайнеров они и знать не знали. Едва не крича от напряжения, я рванула наручники в последнем усилии...

Я успела. Когда дверь будто взорвалась от летящего внутрь тела, я встретила его. Сшибла на пол, не давая подняться, затанцевала вокруг, раз за разом поднимая и опуская свое оружие...

— Стоп-стоп-стоп! — говорил кто-то, оттаскивая меня. — Все хорошо, все, уже и костей не соберем... Все, хватит!

Я остановилась. Попятилась, волоча за собой вырванную с мясом металлическую спинку кровати — она и была сегодня моим оружием. На месте Курта Вайнера было месиво. И это месиво еще шевелилось.

— Да это же дети... — сказал кто-то. И второй — коротко, нервно хохотнув:

— Ни хрена себе детки!

Часть дэсовского оружия было направлена на черный провал двери, часть — на останки близнецов Вайнеров.

И часть — на меня.

Люди молчали, лишь слышалось неровное дыхание-всхлип порванного Егора. Командир неожиданно шмыгнул носом.

— А где Лорка?

Док посмотрел на меня. Я попятилась и села в угол, загородившись от них от всех своей изгвазданной железякой. Под опущенными веками люди светились красноватыми силуэтами, близнецы — пульсирующей затихающей синью. И было что-то еще... Непонятное. Я открыла глаза.

— Нет больше Лорки, — сказал непонятный Док. — Может, и Семена тоже.

— А с этими-то что делать?

Кто-то из дэсов ткнул носком ботинка искривленное тельце девочки. Рука ее дернулась, и солдат отпрыгнул, как ошпаренный. Никто даже не усмехнулся.

— Сжечь, — сказал Док. — Чтобы и костей не осталось. Посмотрим, что найдется в моем волшебном чемоданчике. Не плачь, Егор, сейчас я тобой займусь...

— Вампиры?

— Вампиры, — подтвердил Док. — Профессор Зимин проводил опыты по превращению людей в вампиров, так, Ангелочек?

И не только в вампиров. Я промолчала. Собственно, я только это и делала — молчала. И наблюдала. Командир и Док тихо переговаривались, сидя рядом с моей кроватью. Все остальные спали. Или делали вид. Егор постанывал. Док всадил ему кучу инъекций, но я сомневалась, чтобы у него в чемоданчике было что от вампиризма. Лекарства от бешенства тоже не существует, сколько бы вам уколов в живот не ставили... Так что — милости просим в Кобуци, Егор!

— Да они что... рехнулись здесь? — голос командира был сдавленным, голос Дока — спокойным и негромким.

— Наука, — сказал он. — Страшное дело. Сначала они творят, что им в голову придет, а потом хватаются за эту самую голову и начинают придумывать этому применение. Так и делаются все важные открытия.

— Но вампиры! На хрена им сдались вампиры? Они что, хотели их в зоопарке показывать? Или снимать в фильмах ужасов?

Док помолчал.

— Не скажи, командир. Практически бессмертное существо — из каких клеток состоит его тело? Почему оно не старится? Что помогает ему становиться невидимым? А если еще вспомнить легенды, что вампиры умеют летать, превращаться в нетопырей...

— Легенды? Сказки!

— Из-за этих сказок мы с тобой здесь и оказались.

— Ни хрена! Просто нашим магам захотелось получить отчет об успехах НИЦЭМа!

— Ну что ты, командир! — сказал Док. — Нас послали для оказания помощи местному населению...

— Да, всего лишь через полгода после того, как перестал существовать Центр Экспериментальной Магии! — заметил командир ядовито. — Какое местное население? Вот эта, что ли? — мотнул на меня крепким подбородком. — Ты хоть знаешь — кто она? Почему осталась жива? Черт подери, с нами послали всего одного мага-научника, и он погиб в первые же сутки! Что мы здесь делаем? Кто мы? Спасатели — или жратва для местных... научных монстров?

— Тшш!

Оба замолчали. Я слышала их неровное дыхание и тихие вздохи спящих.

— Ну так, — сказал командир, точно подводя итог сказанному. — Ждем день-другой, пока Егор не поправится. Потом уходим.

— Архивов мы так и не нашли, — напомнил Док.

— И слава богу, — буркнул командир. — Наверняка, они были в головном корпусе Центра.

Док неожиданно посмотрел на меня. Я не успела закрыть глаза и встретилась с ним взглядом. Зрачки его почти не отражали свет, точно поглощали его.

— Скорее всего, — задумчиво согласился он.

— Слышь, док, ребята говорят... — голос Егора замер. Док вытащил у него из-под мышки термометр, посмотрел, встряхнул и сунул обратно.

— Ну?

— ...что эти взбесившиеся близняшки были этими... ну...

— Вампирами? — подсказал Док. Он рылся в своем 'чудо-чемоданчике'.

Егор облизнул сухие губы.

— Ну... да.

— Возможно.

Голос Егора совсем сел.

— И что... я теперь... я теперь тоже?!

Борис закрыл чемоданчик и внимательно посмотрел на дэса.

— Возможно.

— Но как же... и что... и ничего не сделаешь? Из-за какого-то паршивого укуса! Совсем ничего?

— Завтра мы, скорее всего, выйдем отсюда. Через пару суток будем в столице.

— И мне помогут?

Голос Дока был мягким.

— Егор. Укушенный оборотнем необязательно становится оборотнем. Так же и с вампирами. Возможно, ты не заразился. Может, у тебя иммунитет. Такое бывает.

— Бывает? — дэс вцепился в слово, как в якорь. — Значит, я не один такой? Значит, мне помогут?

— Конечно, помогут. Так или иначе. Давай-ка твой градусник.

Взглянул на градусник, встряхнул его и бережно положил в чехол.

— Температура? — спросил Егор опасливо.

— Пониженная. На-ка пилюлю. И вот что, Егорушка...

— Что?

— Если тебе вдруг захочется кого укусить... ну, так просто, по-дружески... дай мне знать, лады?

— Да пошел ты!

Егор отвернулся — и наткнулся взглядом на меня. Десантник вжался в стену.

— Что ты смотришь? Что уставилась? Чего ты ждешь? Интересно, да?!

Его аж затрясло. Я сделала шажок назад. Мне, и правда, было интересно. Как становятся вампирами третьего поколения? С какими симптомами? В какие сроки? В какой степени человеческая сущность поглощается сущностью вампирической? Будь моя воля, я бы так и просидела рядом с ним все ближайшие сутки, наблюдая и фиксируя происходящие изменения...

Но мне не дали.

Док взял меня за локоть. Не пальцы — манипуляторы робота.

— Мы уже уходим, да, Ангелочек?

Плотные сумерки над Институтом были теперь почти постоянными (наши постарались), но я все равно начала упираться перед выходом на улицу. Док достал из кармана тюбик, протянул мне.

— Намажь все открытые участки тела. На некоторое время предохранит от ожогов.

Похоже, в его волшебном чемоданчике есть всё и для всех. Еще отдал мне свою кепку с козырьком. Надел темные очки — хотя какое теперь у нас солнце?

Ведя меня за локоть, Док неторопливо шел вдоль длинного жилого корпуса. Если бы не развалины и не запустение, мы бы выглядели обычной прогуливающейся парочкой.

— ...так или иначе...

Казалось, Док не сразу услышал. А когда услышал, остановился так резко, что меня мотнуло назад.

— Заговорила?!

Язык с непривычки плохо слушался.

— ...сказал — так или иначе... помогут?

Он сморщился, пытаясь понять.

— ...в столице? — объяснила я.

— А-а-а... Не думаешь же ты, что Зимин был первым? Да и вампиры — вовсе не легендарный вымерший народ, как представляется обывателям. Прежде чем выводить вампиров искусственных, следовало бы выйти на вампиров природных... Но я вижу, вы тут постарались. Во всех отношениях. Где архивы?

Я пожала плечами, освободившись в этот раз из его пальцев. И замолчала.

Архивы мы уничтожили — вслед за экспериментальным корпусом. Никто их не восстановит. Никогда. Не могут же они вскрыть мою черепную коробку? Я покосилась на Дока. Тот смотрел на меня с прищуром.

Или могут?!

Назавтра командир решил предпринять вылазку в подвалы Центра. Самоубийца во главе отряда самоубийц. Док отговаривал долго и упорно — даже после того, как ему напомнили, что решает здесь не он, а за неподчинение приказу можно запросто загреметь под трибунал.

— Оставь их в покое, — говорил Док. — Нас, в конце концов, сюда не звали...

— Оставить в покое?! После того, что они сделали с Семеном и Лоркой? И с Егором?

Плюнув и вполне явственно матерясь, Док принялся за свои запасы.

— Угораздило этого хренова мага нарваться в первый же день на Пыльника... знаешь, кто такой Пыльник, Ангелочек?

Я мотнула головой. Док уставился на меня мрачным взглядом.

— Не знаешь? — спросил недоверчиво. — А ведь именно вы со своим Центром впустили их в Кобуци. Немного, пару-тройку штук, — но для нас и это перебор... После встречи с ними остается только мешок из одежды, набитый пылью... Никогда не видела, как человек превращается в пыль, Ангелочек? Тебе стоило бы посмотреть. Чтобы понять, что вы здесь натворили.

Похоже, мне одной придется отвечать за содеянное целым научным центром. Я следила, как его большие руки бережно перебирают вещи погибшего мага. Надо ли говорить, что все это здесь не поможет? Мы же ученые и делаем все основательно.

С размахом.

— Ч-черт! — Док бросил вещи на кровать, — Побрякушки! И с этим нас сюда отправили? Я ничем не могу помочь! Придется и мне идти убивать.

Он оскалился. И резко развернулся к подошедшему командиру:

— Ну? Что еще?! Хочешь написать завещание?

— Пока нет. Поговори с ней, — он кивнул на меня и положил на кровать планшет. — Тут схема подвалов и коммуникаций. Мне нужно выяснить, где может быть гнездо вампиров. Раз уж она работала с Зиминым, должна изучить их привычки.

Он постоял, посмотрел на меня. Сказал:

— Пожалуйста.

И ушел.

Док долго сопел, поворачивая схему так и эдак. Потом сунул ее мне.

— Ну?

Я глядела на планшет. Черточки и линии. Ничего не понимаю. Палец Дока двинулся по схеме.

— Вот здесь мы. Здесь вход в подвал в этом крыле. Вот другой вход. Тут у вас была бойлерная, или как вы там ее называли... Здесь проложены трубы канализации. Тут — водопровод. Вот тут... непонятные какие-то помещения. Кладовые, что ли? Здесь — что-то вроде перекрестка, подвал пересекается с коммуникациями главного корпуса... Вы что тут, бомбоубежища строили?

Убежище. Я постепенно перестала слышать голос Дока, как будто человек отдалялся от меня. Убежище. Карта растаяла — или я сама попала в карту. Вот оно, убежище. Аппаратура, датчики, приборы — все давно мертво. Серо-черные бетонные стены, не пропускающие ни света ни звука ни запаха. Уютно, темно, спокойно. Можно спать и спать — пока кто-нибудь не придет кормить. Только давно уже никто не приходит... Я кружусь на месте, вокруг — они — тьма во тьме. Просыпаются. Просыпаются. Скоро их накормят...

Прикосновение обжигает. Я немо вскрикиваю, дергаюсь, ладонь Дока сильнее стискивает мое плечо. Он внимательно смотрит мне в глаза. Потом опускает взгляд на карту — туда, куда вонзился мой напряженный палец. Хорошо, не порвал ее насквозь...

— Спасибо, Ангелочек.

Осторожно убирает мою руку и ставит на схеме крестик — красными чернилами.

Командир глядит на нас с Доком.

— А вы еще куда собрались?

— С вами, идиотами, куда ж еще, — говорит Док и смотрит на часы. — Двенадцать. Часа четыре еще есть. Темнеет тут рано, вот что хреново...

— Док, оставайся здесь. Наверху. Ты у нас единственный врач.

— А ты у нас единственный командир, — сухо говорит Док. — Как дела, Гош?

Егор бледен. Он кивает и отводит от нас взгляд. Похоже, его тошнит. Очень быстрая реакция...

— Идешь с нами?

Десантник вместо ответа поднимает автомат. Лицо у него упрямое — ждет, что будут отговаривать. Но все молчат, уважая его право на сведение счетов.

— Ну что? — Док оглядывает людей. — Все готовы?

Кто-то смотрит на него. Кто-то — на свое оружие. Все обвешаны военным снаряжением, как новогодние елки — игрушками. У большинства надеты металлические наручи, как в средневековье — то ли защита от зубов противника, то ли еще какие десантные функции выполняют.

— Вампиры не любят света, — говорит Док. — Фонари у нас довольно сильные, но там...

...там тьма, которая глушит свет, высасывает его, не хватит никаких батареек и факелов — так много их, свивших защитный кокон из густой темноты. Куда идут, они не понимают, не понимают...

— ...кто умеет запускать файербол?

Одна рука поднимается. Док кивает.

— Пойдешь первым.

Десантник от такой перспективы счастливым не выглядит.

— Конечно, детские игрушки, но все лучше, чем ничего... не трясись, Ангелочек.

Док поворачивается вместе со мной к командиру. Он теперь вообще не отпускает меня от себя.

— Ни одного боевого мага! — напоминает деловито. — Ты все хорошо обдумал, Роман?

Командир кивает.

— Наверху остаются двое. Я отдал приказ подорвать здание, если мы не выйдем до наступления темноты.

— Это можно было сделать и без вашей идиотской вылазки! — кривится Док.

— Вот и не ходи с нами! — парирует командир. — Ты что, и женщину с собой потащишь?

— Конечно.

— Зачем?

— Видел, как она лихо управилась с вампиренком, пока мы все глазели и руками размахивали? Опыта у нее побольше нашего, да, Ангелочек?

Ненамного...

Командир смотрит на меня, но спрашивает Дока:

— А ты не добился от нее, как их можно уничтожить? Сами же создавали...

— А как можно бороться с атомной бомбой? — пожал плечами Док. — Просто не нажимать на кнопку. Командуй... командир.

Я знала здесь каждый поворот. Каждую ступеньку. Даже выбоины в стене и полу.

Я никогда не собиралась сюда возвращаться.

Шла впереди Дока — он придерживал меня за плечо, как будто я была поводырем слепого, но видел он в темноте почище меня, это я очень быстро поняла.

Ближе. Ближе. Все ближе...

Сзади раздался грохот. Док развернулся — вместе со мной. Лучи фонариков суматошно заметались по стенам. Выхватили смущенное лицо солдата.

— Крыса! — сказал он с нервным хохотком, показывая вниз. — Чуть не пальнул...

Крыса стояла столбиком, как суслик. И, задрав морду, внимательно и спокойно на нас смотрела. Ее не испугал ни толпа людей, ни шум.

— Кыш! — сказал кто-то. Крыса презрительно дернула мордой — едва плечами не пожала. И отползла в сторону, снисходительно нас пропуская. Что-то не помню, чтобы в Центре кто-то целенаправленно занимался крысами... побочный продукт? Мутация?

Эхо наших шагов становилось все громче — как будто навстречу нам тоже двигался большой отряд. Я вжала голову в плечи, и командир сказал:

— Ракета!

Светом залило зал — огромный, гораздо больше, чем мне помнился. Или так показалось со страху? Чернота стен и сводов. Бархат тьмы в дальних арках.

Десантники рассыпались по кругу, сторожа движение теней дулами автоматов. Что они там могут увидеть — своим слабым человеческим зрением?

— Прямо!

Лучи фонаря скрестились на стоявшей в центре зала фигуре. Всего миг назад ее не было. Десантники не выстрелили сразу только потому что увидели такую же, как у них форму.

— Кто там? — спросил командир, стоявший от меня слева. — Семен, ты?

Я заметила, что сам он не сдвинулся с места. Человек, заслонявший глаза от бившего ему в лицо света, приспустил руку. Сказал — неуверенным хриплым голосом:

— Ребята?..

— Семен, убери руку.

— Ребята, вы чего...

— Покажи лицо, Семен!

Дэс опустил руку. Он морщился, отворачивался. Из-под зажмуренных век текли слезы.

— Ребята...

— Док? — спросил командир, не оглядываясь.

— Лучше, чем близнецы. Хуже, чем Егор. Повяжем? — в голосе Дока была безнадежность.

— Семен, ложись на землю.

— Что...

— Лежать! — рявкнул командир. Эхо заметалось в коридоре за нашими спинами. Здесь, в Убежище, эха не было — звук гас, вязнул, тонул во мраке. Семен вздрогнул, сгорбился и начал опускаться на пол. Как-то очень неловко, по частям, будто отвык сгибаться и вообще двигаться. Он уже пережил лихорадку, тошноту, температура тела стала устойчиво пониженной... да, развитие действительно ускоряется... Глаза мои, давно приспособившиеся к мраку Убежища... да только к нему и привыкшие... метались по сторонам, отмечая малейшие изменения тьмы.

— Дан, Хели, упакуйте его!

Двое солдат подбежали к лежащему. Я не видела, что они делают, потому что... Холодная волна коснулась моего лба. Я медленно подняла глаза, и в тот же миг Док крикнул:

— Сверху!

Сверху на склонившихся над Семеном десантников опускались чернильные пятна — так они и выглядели, даже освещенные лучами фонарей. Впрочем, фонари уже начали тускнеть...

— Файер! — гаркнул Док.

Десантники поняли его двояко: с треском разрывая темноту, взлетел файербол, и одновременно воздух прорезали автоматные очереди. Я шарахнулась к стене, присела, закрывая руками макушку. Они возникали ниоткуда, словно сама тьма беспрерывно рожала их... Я только вертела головой на крики, команды, выстрелы, вспышки. Второй файербол попал в кого-то из вампиров — он вспыхнул факелом, с беззвучным воплем пронесся по убежищу, невольно освещая своих сородичей... Вскочивший Семен очумело закрутил головой. В него угодила чья-то полная очередь — я видела, как летят по воздуху клочки из его тела... Двое вампиров накрыли кого-то из дэсов, видна была только его дергавшаяся нога...

Потом в бой вошел Док.

Это было страшно.

Теперь кричали не только люди...

— Док-Док! — орал кто-то над самым моим ухом. — Док, помоги командиру!

Док явился из темноты, склоняясь над Романом, которого Егор оттаскивал в сторону коридора. Грязно выругался.

— Давай наверх!

Док нес командира, как пушинку. Казалось, мы в несколько секунд оказались вдали от дома, на холме.

Егор смотрел на кровь, хлещущую из ампутированного плеча командира: рот раскрыт, глаза остекленели... Я подошла, примерилась и отвесила ему хорошего пинка. Егор упал руками прямо в грязь, смешанную со свежей кровью. Тут же вскочил, поспешно вытирая ладони о колени. Попятился.

— Иди к ребятам, Гош!

Десантник кивнул, как маленький; неловко повернулся и побежал к дому.

Док бесстрастно взирал на нас. Сказал — словно думал про себя:

— Похоже, понадобятся еще наручники...

И не одни. Я села на землю и стала смотреть, как он перевязывает командира. Жаль, что это не поможет.

И так жалко крови, что утекает в землю просто так...

Смеркалось сегодня очень рано. Как будто и не рассветало.

Стрельба стихала. Док стоял, глядя то на тяжело дышавшего командира, то на дом. Впервые я видела его в нерешительности. Хотя вижу-то его, конечно, всего третий день.

— Мне... надо идти, Ангелочек, — сказал Док, показывая на дом, словно объясняя, куда. — Может, еще кого вытащу.

Или еще кого убью.

Я уткнулась подбородком в подтянутые к груди колени.

— Надо идти, — он наклонился к командиру. Темнота сгущалась, и глаза Дока слабо мерцали. — Ты побережешь его, Ангелочек?

От смерти?

От самой себя?

— Береги его, — велел Док и быстро двинулся вниз. Очень быстро. Как будто перелетал гигантскими прыжками: раз — и он у подножия холма. Раз — у корпуса. Он так и не оглянулся, но я все же поостереглась придвигаться к раненому, пока Борис не скрылся в доме. Лишь потом коснулась пальцем шеи командира. Кожа обжигала. В горячих венах билась кровь. Кровь. Много крови...

Вышло пятеро. Егора среди них не было — хорошо это или плохо, я даже не знала. Десантники валились на траву рядом со мной. Кто-то беспрерывно матерился. Я сидела, глядя, как внизу несколько человек быстро перебегают от одного угла здания к другому. Закладывали заряды. Когда грянул взрыв, пришел Док.

Свалил рядом со мной сумки. Посмотрел вниз, на медленно оседавшую пыль. Взглянул на меня — и быстро склонился к командиру.

— Умер?

Я кивнула.

— Умер?!

Рука его метнулась, сдергивая меня с земли, как пушинку.

— Я же тебе говорил...

— Эй, Док, — устало сказал кто-то. Я вцепилась когтями в сдавившую мое горло руку — он даже не почувствовал этого.

— Он умер, — сказала я, глядя в горящие глаза Дока. — Он просто умер. Люди смертны, знаешь...

— Просто умер? — повторил он раздельно.

— Док, чего ты к убогой привязался?

— Просто, — сказала я.

Его пальцы разжались, и я рухнула на землю. Завозилась, отползая подальше. Док быстро осматривал шею командира, руку, особенно внимательно — повязку с запекшейся кровью на культе. Я машинально терла горло. Не глядя на меня, Док выпрямился, скомандовал:

— Чего разлеглись? Раскладывайте костры! Вставайте-вставайте, если не хотите кончить, как остальные в подвале...

— Так мы же их всех подорвали...

— Кто там считал — всех-не всех?

Со стонами, с руганью, уцелевшие поднялись, разбрелись по вершине холма, собирая ветки и камни. Я наблюдала, как выкладываются защитные круги — первый, второй, третий. Пришедшие снизу дэсы были вынуждены ждать, пока им не откроют тропинку. Внутри зажгли обычный костер — благо, сушняка завались. Я смотрела вверх, на тающие в беззвездном небе искры. А если кому-то придет в голову сегодня полетать — чтобы узнать, что такое происходит рядом с Центром?

Док, остановившийся за моей спиной, тоже задрал голову.

— Не волнуйся, Ангелочек, купол защиты мы поставили...

Кто-то из дэсов уже спал. Кто-то ел, переговариваясь тихо. Док, как заведенный, мерил шагами поляну.

Потом пришел и сел — тесно со мной рядом.

— Сколько их там было?

Я пожала плечами.

— Сколько вампиров вы вообще создавали? — не отставал он.

— Трех. Остальных...

— Ясно. Остальных приобщили эти трое.

Я промолчала. Не все. Не все трое.

— Этот ваш Зимин тоже был в Убежище?

— Он умер... раньше.

— Тебе их жалко?

Я поглядела на него:

— А тебе?

Он встал и снова принялся наматывать круги по поляне.

Этой ночью нас никто не потревожил.

— Город. Ты помнишь, что такое город, Ангелочек?

Немного.

— Там есть люди. Есть маги. Есть вампиры, и прочая, как говорят люди, нежить, — сказал Док. — Ты можешь выбирать, с кем ты будешь. Здесь у тебя выбора нет.

Мы смотрели с холма на развалины НИЦЭМа. Они дымились. Вряд ли там кто-то остался живым...

Из живых.

Я могла закрыть глаза и увидеть их — если они были. Я не хотела. Ни видеть. Ни знать.

— А здесь... — я показала рукой. — Оставите так?

Док мрачно улыбнулся. На мгновение блеснули белые крепкие зубы.

— Мы должны были найти архивы. И помочь местному населению. Архивы вы уничтожили. А местное население спасения не желает. Так что оба вопроса сняты с повестки дня. А что до остального...

Он окинул взглядом потрепанных десантников. Большинство из них смотрело в светлеющее небо, ища глазами долгожданный вертолет.

— Каждый имеет право... если не на жизнь, то хотя бы на существование. Иначе бы тебя давно не было в живых.

Я смотрела на него из-под козырька кепки.

— И тебя — тоже?

Док молча надел темные очки.

Мы услышали стрекот вертолета.

Часть третья

М Е Р Ц А Н И Е

'Там есть люди. Есть маги. Есть вампиры,

и прочая, как говорят люди, нежить. Ты

можешь выбирать, с кем ты будешь'.

'Кобуци'

— Вот таким вот образом, — подытожил свой рассказ Келдыш и с сознанием выполненного долга откинулся на спинку кресла. Взгляд Шрюдера был забавным — если б только начальник с таким выражением смотрел на кого другого. Ярость, отвращение, и — растерянность?

Генрих молчал так долго, что уставившийся на раму окна Игорь попытался начать медитировать. Не получалось. Очень мешали эмоции — свои собственные и Шрюдера.

— Поправь меня, поправь, если я ошибаюсь. Ты приехал в Светлогорск. Узнал о существовании младшей Мортимер. Добился над ней кураторства. Сводил (без проведения соответствующих законных процедур) к Слухачу. Получил странный вердикт и никого о нем не поставил в известность. Позволил Мортимер похитить... заткнись... Нашел в столице (или это она тебя нашла?). Спрятал — ото всех. Позволил ей сбежать. Позволил прыгнуть в Котел. И — в конечном итоге — мы получили то, что мы получили.

— Мы имеем то, что нас имеет... — пробормотал Игорь.

— Вывод: ты всеми силами поспособствовал, чтобы она завладела этой своей (в кавычках) магией. И что, что я должен теперь с тобой сделать?!

Ловец серьезно обдумал этот чисто риторический вопрос. Спросил с интересом:

— Генрих. Ты посадишь меня в тюрьму?

— Еще чего! Я что, должен все это один расхлебывать? Скажи мне только одно — почему ты нас не позвал?

— Я звал.

— Когда уже беседовал с Мортимер на краю Котла?

Келдыш устало потер лицо.

— А чем бы вы мне помогли?

— То есть?

— Вся ваша... наша магия была там бессильна. Вы годились только чтобы разбирать завалы. Это судьба.

— Судьба, значит? — Шрюдер барабанил пальцами по столу. — С каких это пор ты стал у нас фаталистом?

— С тех пор, как увидел, как девчонка берет то, что ей оставила мать. Кстати, как она там?

Шрюдер моментально выставил вперед руки:

— Ну уж нет, нет! Теперь ты не приблизишься к ней ближе пятисот метров! Я лично за этим прослежу! И... кстати насчет 'кстати' — мадам Мортимер будет здесь с минуты на минуту.

Игорь вскочил, перехватил злорадный взгляд Шрюдера и со стоном рухнул обратно.

— Может, вернемся к вопросу о моем заключении? Причем немедленном?

Шрюдер взглянул на дверь, пригладил волосы и вышел из-за стола:

— Добрый день, Лидия! Рад вас видеть!

— Не могу о себе сказать того же.

Игорь крутнул кресло и обреченно поднялся навстречу Мортимер. Начальник поддерживал гостью под локоть, но все равно было видно, как тяжело она двигается. Шрюдер бережно усадил ее в кресло у стола.

— Чай? Кофе? Сок?

— Чистой воды, если не трудно.

Мортимер расправила складки юбки и подняла глаза на Игоря. Удивительно, как это сидящая старая, маленькая, больная женщина умудряется смотреть на него свысока. Надо бы перенять.

— Ну что ж, мальчик...

Позвякивающий посудой Шрюдер оглянулся. Сказал осторожно:

— Полностью, просто полностью разделяю ваши к нему чувства, Лидия, но прошу вас... Келдыш все еще нужен нашей службе.

Ноздри бабушки Мортимер дрогнули.

— Очень жаль. Садитесь.

— Спасибо, — пробормотал Келдыш и плюхнулся в кресло. Мадам Мортимер слишком часто заставляет его чувствовать себя нашкодившим ребенком.

И не его одного, подумал он, наблюдая, как Шрюдер торопливо тащит воду и коробочку конфет.

— Как здоровье, Лидия?

— Вашими молитвами.

Она приняла стакан левой рукой, чтобы было не так заметно, что правая плохо слушается. Медленные, осторожные движения, медленная, растянутая речь. Но все равно — по сравнению с тем, что было...

— Ваша внучка думает, что это я организовал вам инсульт, — сказал Игорь, чтобы немного ее взбодрить. Мортимер хмыкнула и поставила стакан.

— Она вам льстит! К сожалению, кроме злодейки-старости обвинять мне некого.

— Вы уже видели внучку?

— Разумеется.

— Как она?

Мортимер прореагировала точь-в-точь, как Шрюдер:

— Ну нет! Никаких контактов с Агатой! Я вам запрещаю!

— Вот именно! — поддержал ее Шрюдер. — Я только что об этом говорил!

Два гневно-предупреждающих взгляда скрестились на Келдыше. Он ухмыльнулся. Да, так гораздо лучше. Привычней.

— Что мы предполагаем делать дальше? — спросила Лидия.

Шрюдер присел на край стола.

— Как вы понимаете, возникает ряд проблем. Девочка должна обучаться в столице...

— Мы переезжаем, — тут же среагировала Лидия.

— Видимо, для нее придется организовывать отдельный курс. Методика обучения людей, получивших дар в таком возрасте и таким... м-да, образом, недостаточно разработана...

Бабушка Мортимер фыркнула:

— С каких это пор индивидуальное обучение стало для вас проблемой?

— Агату ждет огромное количество тестов, испытаний и экзаменов... вы ведь понимаете, что природа такой магии...

— Недостаточно изучена, да! — подхватила Лидия. — Говорите прямо: моя внучка — явление уникальное. Что дальше?

Шрюдер откашлялся:

— Возможно, придется — для ее собственного душевного и психического спокойствия — сменить фамилию. Хотя бы временно.

Молчание. Шрюдер виновато развел руками:

— Здесь не провинция. Столица. Что вы хотите? Много тех, кто помнит...

Лидия вздохнула.

— Думаю, это не проблема. Что-то еще?

— Основное я сказал. Оставшееся тоже не слишком приятно, но вполне решаемо. Ну, раз вы так на это смотрите...

— Ты не упомянул еще одну проблему, — подал голос Игорь. Оба взглянули на него. Ловец смотрел в пространство, рассеянно потирая свое кольцо.

— Какую?

— А захочет ли Агата всем этим заниматься?

— У меня к вам серьезный разговор, Ловец.

— Звучит пугающе, — заметил Келдыш. Они медленно шли по тихой улице, Лидия довольно чувствительно опиралась о его руку. Пожилая женщина молчала, и он вопросительно посмотрел сверху на ее седой затылок. Нерешительность — не в характере старшей Мортимер.

— Думаю, — произнесла она медленно, — для всех нас лучше, если вы действительно не будете видеться с Агатой.

Келдыш трагически заломил бровь.

— Вы хотите, чтобы я бросил вашу внучку?!

Лидия сердито сжала его руку:

— Перестаньте... шут! Я говорю серьезно.

— Вижу. А могу я узнать причину?

— Не хочу, чтобы вы заморочили ей голову.

— Я не собираюсь втягивать ее ни в какие опасные предприятия.

— Вы и раньше... не собирались. Речь о другом.

— Угмм? — Келдыш огляделся и осторожно перевел ее на другую сторону тротуара. — Чувствую, мне предстоит нечто неприятное. Давайте-ка лучше присядем. А то телосложение у меня нежное, ноги могут подкоситься...

— Шут, — снова пробормотала она, но, благодарная за его заботу, уже не так сурово. Она теперь быстро уставала. Келдыш сел-прилег на скамью рядом, вытянув ноги и заложив за голову руки. Поглядел искоса.

— Слушаю вас внимательно.

Мортимер потерла немеющую руку, сосредоточенно глядя перед собой.

— Постараюсь объяснить. Вы слишком много времени провели вместе...

Келдыш поднял брови:

— Много? Несколько дней?

— Не перебивайте. Ночей, между прочим, тоже.

— Если вы думаете...

— Ничего такого я не думаю.

— А я бы на вашем месте подумал, — пробормотал он себе под нос.

— Не перебивайте, я сказала! Я прекрасно помню, какой сама была в этом возрасте. Знание жизни, как у слепого щенка, мужчин — и того меньше. Современные девушки более развиты, но Агата... Тем более, у нее нет отца. Вполне естественно, что в такой... сложный момент она потянется к человеку, который покажется ей опорой. А когда он еще красив, как черт... перестаньте ухмыляться! И такой романтический полузлодей-полугерой... Девочки влюбляются не в конкретного человека, а в свои собственные фантазии. Ах, это все женские глупости, вы не поймете!

Келдыш все косил на нее глазом.

— Попробую перевести с... 'женского'. Вы боитесь, что ваша внучка в меня влюбится, и не одобряете этого?

— В этом возрасте влюбиться — раз плюнуть.

— Прошу прощения, — вежливо поинтересовался Келдыш. — Вы что, таким образом собираетесь отшивать всех возможных кандидатов?

— Речь пока идет только о вас.

— Понимаю-понимаю. А как насчет моего кураторства? Его еще никто не отменял.

— Вы же прекрасно знаете, что ваш статус теперь чисто номинален. Думаю, вы с радостью переложите ответственность на могучие плечи головного СКМ.

Он помолчал. Сел прямо и деловито потер руки.

— Так. И каков ваш план? Мне исчезнуть с глаз долой — из сердца вон?

Лидия посмотрела на него с подозрением, но все же ответила:

— Это не годится. Начнутся расспросы, приукрашивания воспоминаний и прочая женская ерунда. Просто дайте ей понять, что вы, как взрослый мужчина, не интересуетесь школьницами.

— Каким же это образом?

— Черт возьми, Келдыш! — рассвирепела Лидия. Не только на его показную непонятливость, но и на саму нелепость и неловкость ситуации. — Вы же наверняка умеете бескровно, без прощальных речей, отделываться от надоевших подружек! Звонки все реже, 'завал' на работе, неотложные дела, поездки, обещание встретиться как-нибудь, где-нибудь...

Он смотрел непонятно. Да-а, у мадам Мортимер богатый жизненный опыт. Интересно только — со стороны 'надоевших' или с противоположной?

— Думаете, этого будет достаточно?

— Разумеется. У Агаты сейчас появится новое окружение, новые знакомые, да что там — целый новый мир...

И, по мнению мадам Мортимер, он в этот новый мир никак не вписывается.

Келдыш криво усмехнулся:

— А на мои нежные чувства вам, значит, наплевать?

— Ох, Келдыш! — Лидия сморщилась. — Да перестаньте вы ерничать!

— Хорошо, не буду, — он неожиданно поднялся. Поглядел по сторонам. До дома, где остановились Мортимер, было уже рукой подать. Доберется. — Желаю здравствовать, Лидия.

Она смотрела ему вслед со смешанным чувством раздражения, неловкости и беспокойства.

Игорь испытывал те же эмоции, хотя больше всего ему хотелось рассмеяться. Ему только что, как это в старину называлось, 'отказали от дома'.

Как очень недостойному молодому человеку.

Первый учебный день выдался очень длинным.

И неожиданным.

Вообще-то, она должна была явиться в интернат в воскресенье вечером. Но Агата взгрустнула, и бабушка проявила слабинку — она тоже не могла представить, что внучки теперь целыми днями и ночами не будет дома. В результате Агата прибыла в интернат утром в понедельник с сумкой и документами наперевес. Озабоченная долговязая женщина с белыми короткими волосами провела ее в комнату — светлые обои, светлые покрывала на двух кроватях. Женщина махнула рукой на правую.

— Вот твоя. Оставляй вещи, возьми с собой чистую тетрадь и документы. Отведу тебя к директору. Ты завтракала? Да? Тогда потом — сразу на уроки.

Агата моментально запуталась в переходах и поворотах. Снаружи здание интерната выглядело гораздо меньше. Понадобится волшебный клубок, чтобы найти дорогу назад...

Директор — Антон Божевич, вспомнила Агата — покрутил ее документы. Тяжело вздохнул.

— Если бы не ходатайство, — он выразительно ткнул пальцем вверх, — мы бы не взяли тебя в конце учебного года. Что за срочность? Закончила бы себе спокойно учебу в своем Светлогорске, а с первого сентября...

Он с ожиданием посмотрел на Агату — наверно, надеялся, что она передумает и заберет документы обратно. Агата промолчала. Директор снова вздохнул, пригладил стриженые 'ежиком' русые волосы.

— Валерия, воспитательница девочек, сейчас отведет тебя на уроки. Со всеми вопросами обращайся к ней. Иди.

Желудок ухнул в пятки, когда Агата увидела устремленные на нее взгляды одноклассников. Зная, что бесповоротно краснеет, она уставилась в покрытый линолеумом пол. Воспитательница представила ее и легонько подтолкнула к столу:

— Вон свободное место.

Агата села на предпоследнюю парту у окна, раскрыла тетрадь и поглядела на заполненную примерами доску. Кажется, даже не особенно отстала за этот сумасшедший месяц. Алгебраичка постучала линейкой по столу.

— Класс, внимание на доску! Знакомиться будете после урока.

Ученики сели прямо, но то и дело кто-нибудь оборачивался или поглядывал через плечо. Агата тоже косилась. Человек двадцать, поровну мальчиков-девочек. Учительница меж тем распределяла класс.

— Вариант первый, вариант второй...

Оценивающе взглянула на Агату — сомневается, что провинциалы умеют писать и считать?

— Я — первый? — спросила Агата.

— Да, попробуй. Если не получится, не расстраивайся. Просто договоримся о дополнительных занятиях.

Точно. Ведь в Светлогорске даже не подозревают о существовании алгебры!

Агата закончила первой. Со скуки проверила. Потом проверила снова. Потом подперла рукой щеку и принялась наблюдать за одноклассниками. Кто-то не отрывал головы от тетрадки. Кто-то тупо смотрел на доску — то ли в попытках вспомнить формулы, то ли просто засыпая. Агата увидела, как парень за третьей партой, не оборачиваясь, поднял руку и пошелестел (не щелкнул, а именно пошелестел) пальцами — с другого ряда ему в ладонь впорхнул открытый исписанный листок. Алгебраичка в этот момент стояла у доски, что-то подправляя в примерах. Не оглядываясь, сказала:

— Димитров! На моих уроках запрещено пользоваться магией!

— А кто пользуется-то? — буркнул парень. Скомкал листок и (Агата чуть не вскрикнула) тот вспыхнул кратким ярким пламенем. Димитров отряхнул от пепла ладонь. Через плечо посмотрел на Агату темными глазами.

И показал ей язык.

На первой же перемене к ней подлетела глазастая светловолосая девочка. Протянула руку дощечкой и сказала весело:

— Я — Стефани! Это ты будешь моей новой соседкой? Ой, какая ты высокая! Ты откуда? Идем скорее, следующая география, покажу где. А ты какие предметы любишь? Давно приехала?

Агата даже растерялась — на какой вопрос и в какой очередности отвечать. От Стефи просто брызгало веселой энергией. Она даже стоять не могла спокойно — пританцовывала на месте. Как потом Агата убедилась, рядом со Стефи нужно или подстраиваться под такой же ритм — то есть, суетиться, подпрыгивать, бежать, быстро разговаривать — или сознательно притормаживать, из-за чего окружающим кажется, что ты более медлительная и спокойная, чем есть на самом деле.

К обеду Агата поняла, что по кое-каким предметам даже обогнала программу столичного интерната. И еще — что здесь к ней относятся с интересом и доброжелательностью. Может, потому что плохо ее знают? Или теперь начнется совершенно новая жизнь?

...В большой светлой столовой стоял гул от разговоров сотни школьников. Большинство ее возраста, чуть младше-старше, хотя были и малявки, и совсем взрослые девушки и парни. Кормили хорошо и вкусно, и Агата, к своему удивлению, подчистила несколько тарелок.

На обычные школьные предметы (безо всяких дополнительных-углубленных) отводилось время до обеда, а на остальные, магические — после. Агата добросовестно изучала расписание. Названия уроков ни о чем не говорили — разве что Магические Основы. Это ей живо напомнило о бабушке. Преподаватель Магических Основ... Что бы ей самой не учить Агату дома? Стефи пихнула ее в бок.

— Потом спишешь! Пошли скорей, Горыновна не любит, когда опаздывают!

— Горыновна?

— Пошли-пошли!

Они галопом пронеслись по здешним запутанным коридорам и ворвались в темный кабинет. На столах то там, то сям горели свечи. Было душно, пахло воском и — гарью давнего пожара.

— Опоздали! — встретил их из темноты басистый голос. Стефи проворно вытолкнула Агату вперед.

— Это новенькая, Аделаида Егоровна! Я ее со школой знакомила.

— Сядь на свое место, Степанида, и займись выполнением практического задания. Результаты у тебя — стыд смотреть! А ты, Агата... Мориарти, кажется? Иди сюда.

Агата слепо двинулась вперед, на что-то наткнулась больно и вынуждена была признаться:

— Я не вижу, куда идти.

В темноте зафыркали, голос раздраженно прикрикнул:

— Ну-ка, тихо там!

Чьи-то пальцы взяли агатину руку — очень горячие, как при температуре, сухие, с шершавой, словно у змеи, кожей.

— Идем, я покажу твой стол. Вот, садись.

Агата опустилась за первую парту под нажимом совсем не слабой руки. Аделаида Егоровна рыкнула над самым ее ухом:

— Катерина! Я вижу твой файербол! Твой отвратительный, дефективный, мертворожденный файербол! — (радостный гогот по классу). — Не позорься, возьми огнетушитель и немедленно прикончи его, чтоб не мучался! И запомни — создавать файерболы в пределах школы ЗАПРЕЩЕНО! Вот поедем на полигон — тогда пожалуйста. Теперь — с тобой.

Щелчок пальцев — и на столе перед Агатой загорелась свеча в облитом воском подсвечнике. Аделаида Егоровна смотрела сверху, сложив руки на могучей груди. Большой нос крючком, черные глазки-бусинки, отливающие в темноте красным, длинный, плотно сжатый рот. Она очень придирчиво осмотрела Агату и вынесла вердикт:

— Так. Для начала определимся с уровнем знаний. Ты, видимо, обучалась в провинциальном маг-училище, когда тебя нашли Искатели?

— Н-нет... У нас в Светлогорске таких училищ нет.

— Значит, была слушательницей курсов юных волшебников?

— Я о них даже не слышала.

— Значит, ты получала домашнее воспитание? Мориарти, Мориарти... Что-то не припоминаю я такую фамилию. У тебя в семье еще есть волшебники?

Да воз и маленькая тележка! Агата собралась с духом прежде чем допрос продолжился:

— Я не обучалась магии. Нигде. Никогда.

— Как! — басистый голос Аделаиды Егоровны взлетел и стал звучать почти нормально. — Совершенно? Но ты хотя бы знакома с основами?

— Нет, — угрюмо призналась Агата.

— А что ты умеешь делать?

— Ничего.

Похоже, отрицательные частицы и местоимения станут основными ее ответами на таких уроках. Класс шептался.

— Но ведь Искатели сочли тебя достаточно талантливой для обучения в столице! Что они написали в заключении? Какую определили специализацию, на что нам следует обратить внимание?

Никакую, чуть было привычно не сказала Агата. Потому что и заключения никакого нет, и Искателей она в глаза не видела. Как и они ее. Аделаида Егоровна уже листала папку с документами.

— Так, — сказала, хлопнув папкой о стол. — Кто-то забыл вложить заключение и рекомендации. Вопиющая безалаберность! И что я должна сейчас с тобой делать? Здесь же не ясельная группа для младенцев-волшебников, а столичный интернат для подготовки студентов Академии!

Спасибо, а то она не знала! Агата так упорно смотрела на пламя свечи, что оно начало расплываться перед глазами.

— Хорошо, я сегодня же разберусь с этим, а сейчас дай-ка мне руку!

— Зачем?

— Я, конечно, не Искатель, но уж уровень магии-то я определить в состоянии! Давай-давай, не бойся!

Горячие пальцы сжали запястье, как будто учительница считала пульс. Класс опять притих. Агата смотрела снизу в сосредоточенное лицо волшебницы. Пальцы нетерпеливо сдвинулись, сжались сильнее — так что Агата сама почувствовала свой собственный пульс. Аделаида Егоровна аккуратно опустила на стол ее руку.

— Так.

Прозвучало зловеще — что на этот раз? Голос учительницы был очень тихим. И очень выразительным.

— Я ничего не вижу.

— Может, свет зажечь? — предложила Агата машинально. Она не ожидала, что ее слова воспримут, как остроумную реплику. За спиной засмеялись, зафыркали.

— Класс! — призвала к порядку Аделаида Егоровна. И угрожающе нависла над столом. Над Агатой. Сказала раздельно:

— Я — не — вижу — ни — малейшего — признака — магии! Теперь скажи — кто тебя устроил сюда, моя девочка?

— Аделаида Егоровна, может, вам нужны очки посильнее? — спросили из темноты довольно нахально.

— Димитров, я вижу достаточно хорошо, чтобы попасть в тебя файерболом!

— А в школе запрещено использовать файерболы!

— А я создам прецедент!

Видимо, угроза была нешуточной, потому что нахальный Димитров сразу умолк. Смотреть в пронзительные глаза-жучки учительницы было невыносимо. Агата вновь уставилась на свечку. Она оплывала очень медленно — наверно, в воск добавлено какое-то специальное вещество. Или магия.

— Поня-ятно, — сказала Аделаида Егоровна трубным голосом. — Твои родственники или покровители — сущие идиоты. Пристроили девочку в столичный интернат и не подумали, что для учебы нужно иметь хотя бы зачатки, хотя бы следы таланта! Ну так вот. Они просчитались. Я сегодня же доложу обо всем директору. Даже если тебя оставят в интернате — в чем я очень сомневаюсь — я не желаю больше видеть тебя на своих уроках. Тебе ясно?

Предельно. У Агаты вдруг заболели пальцы. Она и не заметила, как вцепилась в парту обеими руками. Моргнула — свеча опять расплывалась. Но уже от слез. Наверное, она слишком долго смотрит на пламя... 'Бездарь', — сказал он. — 'Убери от меня эту бездарь!' Надо же, не вспоминала-не вспоминала, а именно сейчас...

— Значит, у меня нет магии? — Агата услышала свой голос. Квакающий какой-то. — Совсем-совсем нет?

Показалось, или в лице Горыновны мелькнуло сочувствие?

— Нет. Не знаю, кто и что тебе наговорил — но нет.

— С-спасибо...

— Не за что... Что?!

Опять решила, что над ней издеваются. Агата встала, с дребезгом отодвинув стул.

— Я пойду. До свидания.

Аделаида Егоровна говорила ей в спину, перекрывая все возрастающий шум в классе:

— Возможно, это ошибка Искателя, или сбоила аппаратура в вашем Светлогорске. Накладки, хотя и крайне редко, бывают. Советую для верности сходить к Слухачу. Тогда отпадут все сомнения...

Агата развернулась с яростью:

— Нет!! Никогда! Никогда больше!

В лицо толкнуло теплой волной воздуха — и мантия на волшебнице вспыхнула. Отпрянув, Агата замерла с разинутым ртом. Секунда, вторая... Учительница махнула рукой сверху вниз, словно отряхивая одежду — пламя мгновенно погасло, а Агата окончательно ослепла.

— Димитров!!! — от грозного рыка застучали подскочившие подсвечники, задребезжали стекла, и с потолка посыпалась штукатурка.

— А что — Димитров! — независимо сказал Димитров. — Чуть что — сразу Димитров!

— К директору! НЕМЕДЛЕННО!

Увесистый неторопливый топот. Димитров, похоже, специально печатал шаг. Агата, моргая, оглянулась на ослепительный проем двери. Кажется, парень широко улыбнулся ей — во всяком случае, зубы сверкнули. Или опять показал язык? Гулко хлопнула дверь.

В классе стояла полная тишина. Агата поправила лямку сумки на плече и сказала неловко:

— Я пойду.

— Звонка на перемену я еще не слышала. Сядь.

— А?

— Сядь, говорю. Побеседуем.

— О чем? Вы же все уже сказали.

— Мориарти, займи свое место!

С минуту назад ее чуть ли не тычками в шею выгоняли... Агата неохотно вернулась.

— Все! Представление окончено! Немедленно займитесь своими практическими заданиями. И если я замечу хоть одно любопытное ухо или лишний взгляд в нашу сторону...

Учительница не договорила, но всем и без того было все ясно. Аделаида Егоровна отодвинула в сторону свечу, села напротив. Сцепила пальцы. На морщинистых руках посверкивали огромные цветные перстни.

— Так, — сказала опять. Терять было уже нечего, и Агата повторила:

— Так?

— Значит, тебя уже водили к Слухачу?

— Да.

— Рановато... Родственники?

— Нет, куратор.

— Куратор... Ты что, сирота?

— У меня бабушка есть.

Аделаида Егоровна отмахнулась от бабушки, как от детали несущественной.

— Кто твой куратор? Это он устроил тебя в интернат?

Но к этому моменту Агата дошла уже до стадии, которую бабушка называет 'ослиное упрямство'. Если бы сейчас ее попросили назвать свое собственное имя — ни за что бы не призналась.

— Посмотрите в карте, — сказала угрюмо.

— Там же ничего нет!

— Значит, и не надо.

Аделаида Егоровна хмыкнула так громко и выразительно, что класс опять притих. Агата со скукой смотрела на свечу.

— Что ты видишь? — вдруг спросила учительница.

— А?

— Что ты видишь в пламени?

Агата поморгала.

— Пламя...

— Ты видишь одну из стихий мира! — назидательно сказала Аделаида Егоровна. — Огонь! Какие стихии ты знаешь еще?

Что-то из китайских календарей или фэн-шуев...

— Ну, воду... Воздух. Земля... или дерево?

Аделаида Егоровна кивала.

'Умение противостоять стихии... а магия, Мортимер, — одна из стихий мира'...

— И еще — магия, — сказала Агата. Кивки прекратились.

— Ну, это вопрос спорный — является ли магия самостоятельной стихией или совокупностью всех остальных. Мы в интернате придерживаемся последней концепции. Как называется мой предмет, Агата?

Та смутилась.

— Я не успела прочитать в расписании, Стефи меня торопила...

Стефани возмущенно пискнула в темноте.

— Огненная Магия! — величественно заявила Аделаида Егоровна. — Мы изучаем верования, так или иначе связанные с огнем; волшебных существ, для которых огонь — привычное место обитания — саламандр, например, или побочный продукт жизнедеятельности, как у драконов. Огонь — самое прекрасное, что только мог создать мир. Огонь лечит, огонь очищает, огонь освящает...

А так же калечит, сжигает, уничтожает...

— Хотя, конечно, любой преподаватель так говорит о своем предмете, — самокритично заметила Аделаида Егоровна. — У студентов бывают ярко выраженные склонности к той или иной стихии, как и к обычным школьным предметам. Вот что, например, тебе нравится в школе?

— Ну, литература, история, иностранные языки...

— Гуманитарная направленность.

— ...алгебра.

Аделаида Егоровна на этот раз промолчала.

— Ты умеешь медитировать?

— Это когда надо говорить 'ом-мм'? Нет, не умею.

Учительница вздохнула с досадой.

— Медитация — расслабление, освобождение сознания от лишних мыслей и эмоций. Смотри на пламя свечи, рассматривай его в деталях, любуйся им — до тех пор, пока оно не заслонит собой всю комнату. Приступай.

— Зачем?

— Затем, что это твое практическое задание на сегодняшний урок! — гаркнула Аделаида Егоровна. — Так, парочка Иван-Амико, доигрались, я иду к вам!

Агата вздохнула и уставилась на свечку...

— Я просила расслабиться, а не засыпать!

Трубный голос Горыновны прозвучал одновременно со звонком с урока — очень громкий и неожиданный двойной будильник. Агата подскочила, едва не упав с неустойчивого стула.

— На сегодня все. Домашнее задание — пятнадцать минут медитации перед сном.

Зачем? Ведь сегодня ее уже заберут домой. Народ радостно валил в коридор из темного кабинета. Агата, выйдя, сощурилась на слишком яркий дневной свет. Одноклассники (недолго же они ими пробыли!) стояли группками, поглядывая на нее и шушукаясь. Агата только теперь увидела, что Огненной Магией занимаются интернатовцы самых разных возрастов — одному, наверно, было вообще лет семь. Видно, на таких уроках нет разделения по возрасту.

Нерешительно подошла Стефи.

— Идем? Следующее Волшебное Домоводство.

— Не пойду я никуда, — Агата независимо поддернула сумку. — Где здесь можно позвонить?

— Через коридор налево в вестибюле есть телефон-автомат. А...

— Пока! — сказала Агата громко — всем сразу. Стараясь держаться как можно прямее и независимей, промаршировала по коридору, свернула за угол и только тут замедлила шаг. Заявление Горыновны, что она, незаметно для самой себя, лишилась собственной магии, да еще и обманом проникла в элитный столичный интернат, так ее оглушило, что главное было не разрыдаться у всех на глазах. Да чихать она на этот интернат хотела! Она сюда не просилась! Сейчас позвонит бабушке, та ее заберет — и до свидания!

Точнее — прощайте.

После Котла Агата сначала не верила, что у нее появилась магические способности, потом возмущалась, что она не просила и ее не спросили, потом... привыкла и даже начала потихоньку пробовать — хотя, конечно, ничего у нее не получалось. Но Лем так увлекательно говорил о магии: как она меняет восприятие мира. Ничего такого... волшебного Агата не ощущала, просто временами видела все яснее и ярче: ну, как иногда моргнешь — и кажется, что нет у тебя никакой близорукости...

Так что сейчас с одной стороны она чувствовала огромное облегчение, с другой... с другой сердце щипал какой-то червяк. Ведь она могла стать... ну, не такой великой волшебницей, как мама... да вообще, не такой, конечно! Или как бабушка... Но что-то бы она умела — такое, что отличало ее от остальных, делало сильнее, независимей. Значительней.

Агата встряхнула головой и ускорила шаг. Вот еще! Не получилось — ну и ладно! Зря только из Светлогорска сорвались. Если оставаться здесь, в столице, надо теперь другую школу искать. Как-то там все сложится...

Телефон звонил бесплатно. Агата дождалась делового 'да?' и выдохнула:

— Бабушка, забери меня отсюда! Нет у меня никакой магии!

'Военный совет' собрался в кабинете директора: сам Божевич, Агата, бабушка, Шрюдер и еще двое мужчин — эксперты, представил их глава СКМ. Один долго и тщательно обследовал Агату — сначала с помощью маг-приборов, потом просто как врач. Смерил давление, прослушал сердце и легкие, залез в рот, постучал по коленкам, спросил, когда были последние месячные (это-то еще зачем?!). Объявил то, что Агата и без него знала:

— Легкая форма дистонии, пониженное давление, анемия. Никаких следов магии.

Второй эксперт — бритый налысо, в каком-то сером балахоне — вообще все время молчал и смотрел в пол, зажав между колен руки. Бабушка вполголоса переругивалась с Шрюдером:

— Я говорила вам? Говорила? Не надо было выдергивать ее из привычной среды. У девочки шок!

— Этот 'шок' никоим, ни-ко-им образом не объясняет исчезновение магии! И какого масштаба магии!

Агата сидела на широком подоконнике. Смотрела вниз, в парк, где гуляли интернатовцы. Ну пропала магия и пропала. Как там говорится: бог дал, бог взял? Где ее теперь найдешь?

— ...Келдыш... — услышала она краем уха и насторожилась.

— А что Келдыш? — переспросил Шрюдер.

— Помните, он говорил: 'захочет ли Агата всем этим заниматься?'

Он все-таки говорил о ней! Он единственный, наверное, понял ее реакцию на внезапный... дар. Даже бабушка считает, что она ведет себя, как капризный ребенок...

Второй эксперт поднял голову, впервые показывая, что внимательно слушает. Агата увидела его глаза и внутренне отшатнулась — они напомнили ей глаза Слухача. Бесконечные темные тоннели... Мужчина вновь уставился в пол.

Шрюдер отбросил всякую дипломатию и говорил теперь с нормальной громкостью:

— Лидия, вы что, считаете, ваша внучка решила игнорировать свой дар — и потому он у нее исчез? Магию такого уровня нельзя ни проигнорировать, ни уничтожить...

— Почему же? — ядовито заметила Лидия. — Последним вы занимались, и весьма успешно!

Шрюдер очень длинно и переливчато вздохнул-выдохнул. Директор, тихонько сидевший за своим столом, спросил жалобно:

— А можно поконкретней? Девочка все-таки остается в интернате или нет?

— Да! — одновременно рявкнули на него Лидия и Шрюдер. Агата сползла с подоконника. Такого она не ожидала.

— А зачем мне теперь здесь оставаться?

Никто не обратил на нее внимания.

— И что я должен сказать учителям?

— Воля ваша, — ворчал эксперт-врач, упаковывая инструменты в сумку, — но если бы кто-нибудь меня послушал, я бы посоветовал домашнюю обстановку...

— Скажете, что это не их — и даже не ваше — дело. Пусть обращаются с ней как с начинающей. Давать теорию — просто теорию!

— Да зачем мне здесь оставаться?!

— Будто вы не знаете моих преподавателей! У каждого свой характер, своя профессиональная спесь...

— Антон, Антон, вы тоже закончили Академию! С отличием, насколько я помню! Вы уже добрый десяток лет сохраняете интернат в целости-сохранности... относительной... невзирая на банду несовершеннолетних волшебников и шизоидных преподавателей...

— Да я их боюсь до смерти!

— Не собираюсь я здесь оставаться!

— ...режим дня, умеренные физические нагрузки, витаминотерапия — и лишь потом — щадящий режим обучения...

— В конце концов, если преподаватели не угомонятся, посылайте их ко мне в СКМ!

— Думаете, их это испугает?

— Генрих, но ведь мы собирались сохранить все в тайне, насколько долго возможно!

— Тогда надо придумать другую мало-мальски правдоподобную легенду! Никто, ну никто не ожидал, что ваша внучка вот так запросто возьмет и... пошлет свою магию псу под хвост!

— Не смейте так говорить о моей внучке!

— Да не хочу я здесь оставаться!

— Господа... мадам... давайте успокоимся и обсудим все еще раз. Нам всем нелегко приходится, но надо же что-то, в конце концов, решать!

— Мерцающая магия.

Как ни странно, в общем гвалте его услышали все. Обернулись к поднявшемуся с кресла второму эксперту. Тот смотрел на свои сложенные на животе руки.

— Что-что, Андрэ? — переспросил Шрюдер нормальным голосом.

— Мерцающая магия, — повторил тот. — Очень редкий феномен, но прецедент уже был.

— И что... как с этим бороться?

— Не надо с этим бороться. Надо продолжать жить, заниматься, как предложил Генрих, теорией, пробовать практику, не отчаиваться, и ждать. Магия будет возвращаться — возможно, в самые неподходящие моменты, но все чаще и чаще... Пока не останется навсегда, — он повернулся к Агате, по-прежнему не поднимая глаз. — К твоему сожалению, как я понимаю. Теперь — прошу меня извинить. Надо еще поработать с источниками, отыскать рекомендации. Через два дня я предоставлю доклад, Генрих. Агата Мортимер, был счастлив познакомиться.

А они и не знакомились.

Его белая рука потянулась к ней. И опустилась, прикрывшись длинным рукавом балахона.

— До свидания всем.

После его ухода воцарилась тишина. Агата заметила, что маги стараются не смотреть друг на друга. Божевич осторожно кашлянул:

— Вот такой вот неожиданный финал... Генрих, кого вы приведете ко мне учиться в следующий раз? Живого дракона?

— Конечно, живого, зачем вам дохлый, — буркнула Агата.

— Агата!

— Бабушка?!

— Итак! Итак, разрабатываем удобоваримую версию для преподавателей, — Шрюдер деловито потер руки. — Девочка может идти?

— Да, конечно, — Божевич обратился к Агате — голосом таким сладким, что ей даже противно стало. — Иди в столовую, Агата. Сегодня очень вкусный ужин.

— Но я не хочу здесь оставаться... — пробормотала Агата безнадежно. Все дружно притворились, что не слышат. Она медленно побрела к двери. Постояла и повернулась.

— А что мне сказать ученикам?

— Ученикам? — удивился Шрюдер и посмотрел на Антона. Тот закряхтел, опять пригладил свой 'ежик'.

— А что вы так удивляетесь? — с вызовом спросила Агата. — Преподавателей я всегда могу отослать к вам. А с учениками буду общаться круглые сутки. Что я должна им сказать? Или мне глухонемой притвориться?

Трое взрослых переглянулись. Бабушка вздохнула:

— Пока иди поужинай. Часов в десять позвонишь мне домой, я тебя проинструктирую. И... не расстраивайся ты так, Агатка.

— До свидания, — буркнула та и очень осторожно, чтобы от души не хлопнуть, прикрыла за собой дверь.

Агата сидела на бетонном парапете высокой металлической ограды, окружавшей интернат. Солнце садилось, спина и попа начали мерзнуть, но идти в корпус не хотелось. На ужин она припоздала и ела в просторной столовой одна. А в спальне — уверена — на нее накинется с расспросами Стефани. Да еще и с подружками. Может, просидеть здесь до самой поздней ночи, а потом прокрасться в комнату и сразу лечь спать?

Где-то рядом за деревьями мальчишки играли в футбол. Смеялись девочки. Агата вздохнула и поглядела на закатное небо.

С неба летел мяч. Бац! Ударился о землю прямо перед ней, подпрыгнул невысоко и откатился в траву. За деревьями восторженно взревели. Кто-то из футболистов отличился...Через полминуты она увидела — какой именно футболист. Рыская взглядом по траве, к ней ленивой трусцой бежал Димитров. Агата легонько толкнула мяч ему навстречу. На Димитрове была пятнистая от пота красная майка, спортивные трусы — и все те же увесистые массивные ботинки. Если таким на ногу наступит — сразу выведет противников из игры!

Парень остановился перед ней, подпинывая мяч то одной, то другой ногой попеременке. Сказал, не поднимая головы:

— А ты у нас, оказывается, Огненная Ведьма?

Исподлобья глянул очень темными глазами из-под темных взлохмаченных кудрявых волос. Агата ответила ему безразличным (как она надеялась) взглядом. Димитров помолчал и решил почему-то пояснить:

— Я тут самый сильный по Огню.

Опять помолчал. Подкинул мяч и начал отбивать его о землю. Стрельнул взглядом в Агату.

— Был. До тебя.

Нет, зря она здесь сидела. Надо было найти самый укромный уголок школы... и там повеситься.

— Ну, все сказал? — Агата поднялась. Димитров почему-то растерялся.

— Все...

Он был ниже ее ростом. Широкий и крепкий, как медведь. Симпатичный даже такой медвежонок...

— Тогда до свидания! — и Агата пошла перепрятываться.

— На 'огнёвке' же все огнеупорным средством обработано! — говорил ей в спину Димитров. — И мантии рабочие тоже! Как ты смогла поджечь Горыновну?

Ногам Агаты словно кто-то скомандовал: 'На месте, ать-два! Кругом!'

— Что-о?!

Димитров смотрел исподлобья, сжав кулачищи. Забытый мяч валялся на траве.

— Ну скажи, жалко тебе, что ли?

— Я ее подожгла?

— Ну не я же!

Агата действительно онемела. Просто смотрела, моргала и молчала. Димитров опять засмущался, взъерошил и без того лохматые волосы.

— Ну ладно, там мяч ждут... (За деревьями скандировали: 'Ди-ми-тров! Ди-ми-тров!'). Потом, да?

Агата машинально кивнула, не понимая, на что соглашается. Димитров подхватил мяч и потрусил на поле.

— Эй! — окликнула его Агата. Как, кстати, его зовут? Все Димитров да Димитров... Тот оглянулся, приостанавливаясь. — А почему ты не сказал ей... Горыновне? Или директору?

Тот махнул рукой.

— А кто бы поверил? Раз она заявила, что у тебя магии нет... Все думают на меня по привычке. А я-то знаю, что ничего не делал!

Агата тупо пялилась на деревья, за которыми скрылся Димитров. Но она ведь тоже ничего не делала! Попыталась вспомнить, как и что происходило. Вот Горыновна говорит про Слухача, Агата взвивается, разворачивается и...

И мантия на учительнице вспыхивает.

Агата схватилась за живот и села. На корточки. 'Магия будет возвращаться в самые неподходящие моменты'.

Она же запросто могла сжечь человека!

И даже не понять этого.

— Пирокинез, — учительским голосом вещала Стефи, шастая по комнате в хорошеньком ночном комплекте — коротенькой полупрозрачной черной маечке с розочками и штанишках с кружевами, — это способность, которой обладают в основном дети и подростки.

А я еще подросток? Агата поплотнее куталась в одеяло, чтобы Стефи не видела ее простенького хэбэшного белья.

— ...они сами не понимают, что делают. И даже не знают, что это делают они...

Ну точь-в-точь про меня...

— Знаешь, какой Димитров был, когда приехал сюда? Злой, как черт! Жег, что ни попадя. Правда, людей до сих пор еще не поджигал. — Стефи хихикнула. — Видала лицо Горыновны?

Агата плотнее сжала губы. Сказать? Промолчать?

— А почему ты будешь изучать одну теорию?

— Ну... уже конец учебного года. Решили, не стоит начинать. Я огляжусь пока. А с первого сентября уже буду нагонять.

— И ты совсем-совсем ничего не умеешь?

Агата помотала головой.

— Ой, странно как...

Не привыкать к странностям: странные родители, странная магия... Стефи как будто подслушала ее мысли.

— А твои папа с мамой тоже волшебники?

— Да. Только они давно умерли.

Стефи сочувственно сморщилась.

— Ой! А у меня родоки маги-целители. Ты не представляешь, как они меня достали! Все уши прожужжали, как это здорово и престижно... А я крови боюсь до жутиков!

— А кем ты хочешь быть?

— В Академии специализаций выше крыши, выберу что-нибудь... А ты?

Агата пожала плечами: вот о чем-чем, а о специализации она не думала. Как-то просто не успела еще — всего-то две недели назад она была обычной светлогорской школьницей...

— Как дела, Игорян?

— Спасибо, хреново. Но мы привыкли.

— Хорошо выглядишь, Черныш...

— Да и ты не слабо!

Игорь добрался наконец до своей дорожки в тире.

— Ближняя? Дальняя?

— Дальняя.

— Не торопишься, может, с ближней начнешь?

Игорь кинул косой взгляд.

— У меня дальнозоркость!

Дежурный, хмыкнув, пожал плечами:

— Ну, дело хозяйское... Двигающаяся, неподвижная?

— Ясек, я сейчас по тебе пальбу открою! — сквозь зубы пообещал Игорь.

— Понял, не дурак. Двигающаяся... — Ясек лениво переключал кнопки.

Одну поблажку Игорь себе все-таки сделал — руки держал не как положено, по швам — чуть выше пояса, 'кошачьей лапой'. Глубокий вздох... вместе с выдохом, вместе с кровью по звенящим венам несется алый, алый огонь...

Первую мишень он зевнул. Моргнул, дернулся было — и приопустил вскинутые ладони. Вторую задел по касательной, услышал, как цыкнул Ясек. Зато по третьей попал — и сам изумился: ощущение было незнакомым, огонь прокатился по всем жилам, чуть ли не выталкивая тело на носки. Хлопок взрыва ударил и сквозь наушники, вскинутые руки защитили глаза от вспышки... Белой вспышки.

Кто-то бил его по плечу. Игорь проморгался — перед ним маячил Ясек, разевал беззвучно рот. Он догадался, стянул левый наушник.

— ...лупишь со всей дури! — бушевал Ясек. — Кто ж так делает? Мне же тыловики голову оторвут! Мишень на месяц дадена, а ты ее... на... с защитой вместе!

По дорожке бродил сбежавшийся народ. Впечатлениями обменивался. Игорь снял наушники, сунул их Ясеку и протолкался к мишени. То есть, к бывшей мишени. На полу большой кляксой шипел остывавший металл. Вместо задней защитной стены чернел пролом. Края разбитых кирпичей светились.

— Вот так-та-ак... — сказали за спиной.

— Черныш, ты у нас теперь кто? Белый Маг?

— Все бы так болели... — пробормотал кто-то еле слышно.

— Чем это ты шарахнул, а?

Не знаю. Он подавил желание повторить это вслух. Как и отпереться по-детски: это не я.

Это не моя магия.

Аквариум был огромный. Здесь бы привольно чувствовала себя даже небольшая акула. Он стоял в вестибюле первого этажа, и плавали в нем рыбы всяческих раскрасок и размеров. Агата никогда не видела колибри, но те точно не красивее здешних аквариумных обитателей. Интересно, а местные рыбки 'зовоустойчивы' или она сможет играть и с ними? Агата прижала ладонь к толстому стеклу. Казалось, ее никто не услышал, но она продолжала звать, и минуты через две к стеклу медленно подплыли и уставились на нее несколько разных рыб. И даже водяная черепашка. Как люди выглядят с их стороны? Как какие-то страшные чудовища или тоже красивые? Агата передвинула ладонь. Рыбы, немедленно перестроившись, двинулись следом. Агата пошла вдоль аквариума, ведя рукой по стеклу — и, словно воздушные шарики на ниточках, с той стороны за ней плыли рыбки.

И водяная черепашка.

— Как ты это делаешь? — звонко спросили у нее за спиной. Вздрогнув, Агата обернулась. Воровато убрала руку — рыбки, с недоумением повисев за стеклом, расплылись в разные стороны по своим рыбьим делам. Димитров стоял, засунув руки в карманы мешковатых штанов, и недоверчиво смотрел на нее. Но задал вопрос не он — мальчик лет восьми рядом с ним, голубоглазый и светленький. Задрав голову, он смотрел так же недоверчиво и даже недовольно.

— Что делаю? — спросила Агата, тяня время. — Я на рыб смотрела. А что, нельзя?

— Славян сказал, ты огненная, а ты, оказывается, еще и водяная? — с какой-то даже претензией спросил мальчик.

— Не знаю я, что он там тебе сказал, — буркнула Агата. — А я никакая. Не огненная, не водяная. И не каменная.

И отстаньте вы все от меня с этими вашими вопросами!

— Это Зигфрид Гауф, — сказал Димитров. — Он у нас главный Водяной.

Агата увидела, с каким подозрением Славян смотрит на аквариум, побоялась, что он добавит свое коронное 'был — до тебя', и торопливо спросила:

— А разве таких маленьких берут в интернат?

Водяной насупился:

— Это кто тут маленький? А знаешь, что великий Панов попал сюда, когда ему было всего пять?

Агата представления об этом не имела. Как и ни о каком великом Панове, впрочем.

— А тебе сколько?

— Мне уже восемь!

— А, — сказала Агата, пытаясь спасти положение. — Ну конечно. Восемь. Это меняет дело.

Зигфрид, насупившись, смотрел на нее. Но, видно, решил сменить гнев на милость — заявил хвастливо:

— Вообще-то я — вундеркинд!

А я, наверное, вундеркинд наоборот, уныло подумала Агата. Перестарок.

— Научишь меня это делать?

— Что?

— Ставить рыбок в строй.

Агата моргнула. Как-то подозрительно быстро она обрастает учениками, с которыми не знает, что делать. Димитров, теперь вот этот... Водяной.

— Да я вообще не знаю, как это у меня получается!

Зигфрид покровительственно похлопал ее по плечу — то есть, куда дотянулся.

— Не парься! Никто не знает! Каждый это делает по-своему.

Преподаватели явно не понимали, что с ней делать. Поглядывали с недоумением, но хотя бы не устраивали допросов с пристрастием, как Горыновна в первый день. Задавали учить всяческие определения, классификации, теоремы. Так что Агата больше наблюдала, что делают остальные, да листала учебники — и в классе и в комнате.

Заглядывала в один, чтобы, застряв на нескольких абзацах диковинных закорючек (формулы? заклинания?), захлопнуть и открыть следующий — на красочном рисунке папоротника. 'Папоротник — иначе свети-цвет, царь-свет, Перунов свет. Цветет на Иван-Купала в бурногрозные ночи (воробьиные, рябиновые). Человек, сорвавший П. (инстр.см.ниже) не боится бури, грома, воды, огня, недоступен для злого чародейства, может повелевать нечистыми силами. Отмыкает все замки, двери, погреба, обнаруживает клады'... Агата сладко вздохнула — ей бы так! Правда, инструкция срыва 'П.' страшновата: уйти в полночь в лес в одиночку, очертить ножом круг, не обращать внимания на нечисть, которая будет пугать и выманивать из безопасного круга... Нет уж, извините! Агата захлопнула 'Травник'. Наверняка Эсмеральда Иванова знает его назубок. Так, а это что? 'Бестиарий'... Ничего себе, зверюшечки!

— Слушай, как у вас интересно учиться!

— Ой, ничего интересного, — кисло возразила Стефи. Она лежала, задрав ноги на стенку, и шевелила пальцами — любовалась свежим педикюром. — Не забывай, нам же еще общешкольную программу параллельно проходить. Как назадают — только знай, расхлебывай.

— Да что тут учить? — Агата все листала 'Бестиарий'. — Звери какие-то!

Стефани дрыгнула гладкой коленкой.

— Ничего себе! Вот спросит тебя Горыновна: а какая температура пламени необходима для оптимальной жизнедеятельности саламандры? Или скажет рассчитать площадь покрытия огнем у взрослого китайского дракона в зависимости от его пола, возраста, размера, времени года и степени насыщения! Видала, какая таблица громадная в приложении? Как будто я собираюсь с ним встречаться! Может, он давно уже вымер! Вот когда ты, например, в последний раз видела живого дракона?

— Да я даже мертвого не видела, — Агата заглянула в книгу. — Тут написано, что красного китайского дракона встречали в предгорьях Тибета в тысяча девятьсот...

— ...затертом году! — Стефи пальцами ноги ловко выхватила у нее учебник и зашвырнула в угол. — Ой, не засоряй себе мозги раньше времени! Пошли лучше в тринадцатую. Там Дашке торт родители привезли, она обещала нам оставить.

— А разве... — Агата показала на часы. Было почти десять. В это время интернатовцы должны были ложиться спать.

Стефи отмахнулась.

— Сейчас Валера всех проверит, выждем немного — и вперед! Ну давай, гаси свет!

Они переждали контрольный визит воспитательницы, пожелали ей спокойной ночи и еще минут пятнадцать прислушивались к тишине в коридоре.

— Ну все! — сказала наконец Стефи, садясь на кровати. — Пошла к себе в дежурку телик смотреть. Сейчас как раз ее любимый сериал. Давай, накинь что-нибудь — и пошли.

Агата засомневалась:

— А вдруг Даша меня не хочет? Еще обидится, что ты меня притащила!

Стефи выразительно покрутила пальцем у виска:

— Ты что, совсем? Она же нас двоих приглашала! Пошли, только тихо!

В коридоре горело аварийное освещение. В его призрачном свете все тени становились еще гуще, а лица казались блеклыми пятнами. Они на цыпочках пробежали по коридору. Одна из дверей приоткрылась. Шепот:

— Ну, где вы там?

Они шмыгнули в комнату. В темноте мерцали свечи, расставленные на разных уровнях: на столе, книжных полках, полу. Приглядевшись, Агата поняла, что Даша пригласила еще и других девочек — обе кровати и стулья были заняты.

— Что так долго? Мы чуть все не съели! Агата, садись рядом со Стефкой! Вот тарелка. Лимонад где-то у тебя под ногами, нашла? Наливай и пей!

Агата проглотила кусок вкуснющего торта. Девочки болтали шепотом, фыркали и хихикали, зажимая рты руками — когда вспоминали, что надо соблюдать конспирацию. Агата подтолкнула Стефи локтем.

— Слушай, а это что, день рождения? Мы же без подарка...

Ответила Даша:

— Не-ет, у родичей сегодня свадебный юбилей — серебряный, что ли. Это они мне в утешение, что не была на торжестве. Нет, чтоб шампанского еще передать...

— Ага, так бы и пропустили его через пост!

— А что? Зачаровать охранника — и пожалуйста! Между прочим, Стеф нам давно обещала сделать такой амулет!

— В стадии разработки, — важно сказала Стефи и взяла еще кусок. Справа от Агаты длинно и тоскливо вздохнули:

— Везет же! Ест-ест — и никак не толстеет!

Полненькая беленькая девочка смотрела на Агату круглыми расстроенными глазами.

— Ты меня, наверно, не помнишь. Я Люси. Я все больше по Земле. По Металлу.

— А я Агата. И я... ни по чему.

— Не переживай, — меланхолично сказала Люси. — Здесь у всех проблемы с магией.

— Чего это? — возмутилась Стефи с полным ртом. — Нет у меня никаких проблем!

Все в комнате дружно прыснули.

— Да ты что!

— А кто три месяца назад зарядил Ингин амулет так, что на нее все мухи слетались?

— Случайность!

— А подвеска, которая у Ритки загорелась, едва она со своим парнем целоваться начала? Ему в травме пришлось ожоги на руках перевязывать!

— Нечего было руки распускать! Куда он ими лез, интересно?

— А мое колечко? Ты же говорила подставлять его под лунный свет для подзарядки!

— Три хи-хи! Не могла я такого сказать! Я говорила — под солнечный!

— Под лунный!

— И что случилось? — спросила Агата, стараясь не слишком откровенно улыбаться.

— Что-что! Я хотела на время Димитрова приворожить! А ко мне это шибздик Зигфрид прикипел, представляешь? Три дня проходу не давал, пока я кольцо не дезактивировала.

— Слушать надо лучше! — огрызнулась Стефи. — В следующий раз я для особо глухих письменную инструкцию составлю! И вообще — все, пора спать, торт уже кончился! Пошли, Агата!

— Спокойной ночи, — едва успела сказать Агата, как ее за руку выволокли за дверь. Стефи укладывалась с ворчанием: 'ой, ну подумаешь! Ни за что им больше ничего делать не буду... еще и недовольные...'. Агата осторожно помалкивала. Наконец Стефи успокоилась — сказала с привычным задором:

— Вообще-то, Металяшка права! Все мы тут с прибабахами! Так что не психуй, если что у тебя не так пойдет. Хорошо?

Агата прислушивалась к ровному дыханию подружки. Сказала тихо:

— Хорошо.

Но Стефи ее уже не слышала.

— Как здоровье? — привычно спросил Шрюдер.

— Хочешь, отожмусь? — предложил Игорь. — Тебе на левой руке? На правой? На кулачках? На пальцах?

— Да ладно, ладно, что ты раскипятился? Слыхал я уже про твои подвиги в тире, — добродушно сказал Шрюдер. — Здоров — ну и молодец. Тренируйся дальше.

Вот о чем-о чем, а о стрельбах он говорить был не готов. Не созрел. И — вышел уже из возраста, когда, не задумываясь, выдавал всю информацию. Однако Шрюдеру было сейчас не до странностей одного из Ловцов: он поглядел в окно, побарабанил пальцами по столу и спросил небрежно:

— Ты давно видел Мортимер?

Игорь спросил — с той же небрежностью:

— Старшую?

Генрих фыркнул. Игорь подождал и сказал осторожно:

— Ты же мне запретил приближаться?

— Ну и не приближайся, не приближайся! — тут же отозвался Шрюдер. — Но забежать спросить, как там у нее дела, ведь ты бы мог?

— Теоретически? — мог.

— А теперь давай практически. Зайди к ней в интернат.

— Зачем?

— Ты куратор или не куратор?

— Я и не понял уже...

— Зайди-зайди. Там проблемы.

— У нее?

— У нее, у нее. А, значит, и у всех нас.

Игорь смотрел на него, подняв брови. Он и так собирался. Но раз сам начальник СКМ дает ему указание...

— А ты не пожалеешь, Генрих?

Тот закряхтел, потер шею.

— Посмотрим, посмотрим. Иди, поговори, погляди, что там и как...

— Да не могу я ничего! Не получается!

Александр — высокий светловолосый преподаватель Стихии Воды — смотрел на нее прозрачными спокойными глазами.

— 'Не могу' и 'не получается' — понятия различные. Уточни, что именно ты имеешь в виду под этими отрицательными глаголами?

У всех магов-учителей такая витиеватая манера разговора?

— Это значит... это значит, я могу затушить свечи, но не могу их зажечь без спичек.

— Применительно к моему предмету, пожалуйста!

— Хорошо, могу разбить эту чашку, но не смогу заставить воду крутиться в ней — хоть по часовой стрелке, хоть против! — свирепо сказала Агата.

Александр оставался невозмутимым.

— Зигфрид сказал, что ты разговариваешь с рыбами. Это правда?

— Нет, конечно! — огрызнулась Агата. — Они же немые!

Александр по-прежнему не обращал на 'грубеж' ни малейшего внимания.

— Так вот, Агата, вода — это все живое вокруг, это те же рыбы, это ты сама. Надеюсь, ты знаешь, что твое тело почти на восемьдесят процентов состоит из воды? Если ты можешь договориться сама с собой, можешь договориться с рыбами — сможешь заставить и воду двигаться по твоему желанию. Старайся дальше.

И пошел между рядами. Агата посмотрела, как дела у остальных. Зигфрид развлекался. Водоворот у него двигался под только ему слышную музыку — то убыстрялся, то замедлялся, то в одну, то в другую сторону, то вообще выписывал сложные петли. Карл, сморщившись от напряжения, мешал воду карандашом — пытался разогнать ее до нужной скорости. Димитров держал чашку обеими руками и что-то выговаривал ей: ругался, что не получается, что ли? Говорят, у всех Огневиков трудности с водяной магией...

Агата вздохнула и уставилась в свою чашку.

— Ой, гляди, какой красавчик!

— Кто? — рассеянно спросила Агата, перелистывая страницу. Сильный толчок в бок чуть не снес ее с места. Маленькая — маленькой, а в переживательные минуты у Стефи откуда-то возникали танковая сила и целеустремленность.

— Глаза подыми! — прошипела Стефи. — Он на нас смотрит!

Агата послушно подняла глаза. Огляделась. В тени деревьев за решеткой парка стоял Келдыш.

— А, — сказала Агата. Загнула уголок страницы, закрыла книгу, сунула под мышку и побрела к ограде. Келдыш смотрел на нее, упершись лбом в решетку.

— Здравствуйте.

Он кивнул. Агата оглянулась. Стефи сидела, болтая ногами, и делала вид, что не смотрит и не слушает.

— Ваша подруга?

— Да.

Келдыш рассматривал Стефи. Агата тоже попыталась взглянуть на нее глазами постороннего. Хорошенькая. Невысокая, стройная, со светлыми пушистыми волосами. Глаза умело накрашены, но и без того красивые. Говорят, темноволосым нравятся блондинки. А маленькие нравятся всем — так мужчины чувствуют себя сильными защитниками.

Интересно, это правда? Если спросить Келдыша — ответит?

Вообще, конечно, глупо спрашивать у человека, которого давно не видела, нравятся ли ему изящные блондинки...

А о чем спрашивать: где он так долго пропадал? почему не приходил? Вовсе он не обязан приходить. Может, ему вообще не хочется ее видеть. Может, у него неприятности. Ведь его из-за нее однажды чуть не убили.

Келдыш наблюдал, как она ведет свой вечный внутренний диалог — хмурятся брови, вздрагивают губы, тени выражений скользят по лицу...

Заговорили они одновременно:

— Вы поправились?

— Вам здесь нравится?

Келдыш пожал плечами.

— Вполне, как видите.

— Вас не выгнали из-за меня с работы?

— Я в подвешенном состоянии.

Агата наморщила нос.

— Как это?

— Я там вроде главного консультанта, — медленно сказал Келдыш. — По Агате Мортимер.

Она рассмеялась, прежде чем поняла, что он не шутит.

— Как это? — повторила она и подумала, что похожа на кукушку: 'ку-ку, как это-как это?'

— Предполагается, что я вас хорошо знаю. Я их не разубеждаю.

— А почему не бабушку спрашивают?

— Родственник — лицо пристрастное.

— А вы — без?

— Ваша очередь.

— Что?

— Отвечать. Вам здесь нравится?

— Ну... нормально.

— Хуже или лучше, чем в Светлогорске?

— Нормально, — уже с раздражением повторила Агата.

— 'Нормально' говорят, когда сказать нечего. Или когда что-то не нравится.

— А вам-то что, — пробормотала Агата. С тех пор, как ее сюда... засунули, она видела Келдыша всего раз — и то мельком, на бегу. С чего это вдруг он так ею заинтересовался?

Келдыш взглянул на нацеленное на них ухо агатиной подружки. Повернулся и пошел медленно, ведя пальцами по витой решетке. Агата, как привязанная, плелась с другой стороны ограды.

— Вам пора научиться сдерживать свои эмоции, Морт... или теперь Мориарти? Честь изобретения этой фамилии, кажется, принадлежит нашему бывшему завучу?

— Ну да. Мне просто ничего другого в голову не пришло. Да и начало одинаковое.

— 'Ах, это все равно печальная фамилия!' — очень похоже передразнил доктора Фейерверкуса Келдыш. — Так вот. Когда вы раздражаетесь, от вас теперь во все стороны искры летят, как брызги от встряхнувшейся мокрой собаки.

Агата моргнула. С собакой ее еще никто не сравнивал.

— А как вы это ощущаете?

— Что? Искры? Да их видно.

— А как видно?

Теперь он моргнул.

— Вас что, до сих пор ничему не научили?

Агата уставилась в землю. Сказала через несколько шагов:

— У них ничего не получается.

— То есть? Что 'не получается'?

— Ничего, — пробурчала Агата. Похоже, она чувствовала себя такой же несчастной, какой выглядела. — Они никак не могут разобраться в моей магии. Так называемой магии.

— 'Так называемой магии'? — выразительно повторил Келдыш. Теперь уже он заделался эхом.

Агата, по-прежнему глядя в землю, пожала плечами.

— Вам что, не сказали? Она то есть, то нет. Мерцающая магия. Это что такое, по-вашему? А я вообще ее никак не ощущаю.

— Постойте-ка, — сказал Келдыш медленно. — Я был там. Я видел. Видели другие.

— Видели, — пробурчала Агата. — А вы сейчас посмотрите.

Келдыш смотрел на нее отсутствующими глазами — как бы сквозь. Словно прислушиваясь к чему-то.

— Ну? И что видите? — угрюмо спросила Агата.

— Ничего.

Агата кивнула с мрачным удовлетворением:

— Вот именно.

Несколько шагов в молчании.

— Может, это как-то связано с вашей... антимагией?

— Может. Они разбираются. А я должна сидеть здесь целыми днями, учить уроки и смотреть, как другие запросто управляются со своим собственным волшебством. Никто не понимает, как я вообще в этот интернат попала!

Он мог бы сказать, что все приходит не сразу, и что надо иметь терпение, и что со временем все получится... Но это ей наверняка и без него говорили. Поэтому он спросил другое:

— Вас на выходные отпускают домой?

Агата сморщилась.

— Под охраной! Вон, болтается на той стороне дороги!

Келдыш оглянулся. Действительно, 'болтался' — маленький, серенький, неприметненький. Боевой маг третьего уровня. Интересно, а почему он допустил его контакт с Агатой? Келдыш все-таки вошел в список доверенных лиц?

— Что, наши общие друзья подавали признаки жизни?

— Нет. А... должны?

Келдыш серьезно обдумал это вопрос.

— Нет. Не думаю. Не сейчас.

Прозвучало это как-то... не очень успокаивающе. Агата вздохнула:

— А ваш Шрюдер думает. И бабушка. А меня они даже не спросили. Вот и хожу всюду с таким вот... хвостом. А вдруг его заметит кто-нибудь с интерната? Как я должна им это объяснять?

— Скажете — ваш ревнивый поклонник.

Агата фыркнула:

— Думаете, кто-то поверит?

— Мориарти!

Так, подружка все-таки не вытерпела. Подбежала, якобы вся запыхавшись:

— Агата, пошли, зовут на обед! Здравствуйте, извините, что помешала!

— Здравствуйте. Ничего страшного.

Стефи пару раз махнула на Келдыша ресницами. И пошла себе по дорожке к корпусу, зная, что ей смотрят вслед. Не идет, а пишет... Келдыш весело хмыкнул.

— Что, правда, пора на обед?

Агата отмахнулась.

— Да ну! Еще целый час впереди!

Девушку она увидела первой. Келдыш, перехватив ее взгляд, обернулся. Черт, совсем забыл... Высокая красивая брюнетка подошла к нему и по-хозяйски взяла за локоть.

— Игорь, я тебя уже потеряла! Ты говорил — две минуты!

— Сейчас. Познакомься. Это Агата. Ирина.

— Очень приятно, — автоматически выдала Агата. Ирина кивнула:

— Добрый день.

Одним взглядом красивых карих глаз она передала, как нелепо выглядят агатины старые джинсы и вытянутая майка. А также растрепанные волосы и отсутствие косметики. И вообще Агата — маленькая девочка, которой самое место в интернате за витой оградой...

— Ну все, Игорь? Мы же опаздываем.

— Да. Всего хорошего... Мориарти.

— До свидания.

Ирина вела Келдыша за локоть, точно выигранный приз. Агата провожала их взглядом. Вот она и получила ответ на незаданный вопрос: Келдыш предпочитает высоких красивых брюнеток.

Келдыш вдруг остановился, сказал что-то своей красивой брюнетке и вернулся, протягивая через ограду листок бумаги.

— Мой телефон. Если возникнут какие-нибудь... проблемы.

— Проблемы? — переспросила Агата, но он уже уходил вдоль по улице, лениво обнимая девушку за голые смуглые плечи. Охранник на той стороне дороги провожал их тоскливым взглядом. Наверное, надоело ему торчать на улице и караулить Агату от всяких мыслимых и немыслимых опасностей. Может, он тоже хотел пройтись в обнимку с брюнеткой. С такой всякий готов... Интересно, а если сказать, что он свободен, послушается? Агата на пробу слабо махнула ему рукой. Охранник посмотрел на нее пустым взглядом и отвернулся.

...Вообще-то, Игорь не сомневался, что Мортимер выкинет его телефон, едва они скроются из виду. И дал его, сам не зная почему. Может, потому что до сих пор чувствует за нее ответственность? Он все же ее куратор.

Или просто хотел, чтобы она позвонила.

...Вообще-то, Агата и выкинула. Почти. Смяла бумажку, выронила в траву. И пошла себе на обед.

Вернулась бегом, подобрала, расправила и сунула в задний карман джинсов. Может, пригодится.

Только если какие-нибудь проблемы.

Стефи уже сидела за накрытым столом, с нетерпением ожидая Агату. Едва завидев, подскочила:

— Ну, рассказывай!

Агата, сев, пожала плечами и взялась за вилку:

— А что рассказывать?

— Рассказывай, а то ущипну! — пригрозила Стефи. Щипалась Стефи больно, Агата с опаской отодвинулась.

— Да нечего рассказывать!

Стефи объяснила соседкам:

— Щас к Мориарти приходил та-акой потрясный мужик!

Лена с Катей уставились заблестевшими глазами:

— Правда? Какой?

— Брюнет...

— Не брюнет, — возразила Агата.

— Ну, почти! Высокий, весь в черном, глаза серые, прямо светятся. Губы такие... сексуальные... И сам весь такой... Кто он, а, Мориарти?

— Да так, знакомый, — небрежно сказала Агата. Признаваться, что Келдыш — бывший ее учитель — почему-то совсем не хотелось. Девушки сейчас смотрели на нее с очень непривычным выражением... Завистью? Изумлением?

— Ничего себе, знакомый! Знакомые такими не бывают! Ну-ка, колись, Мориарти!

Агата улыбнулась, надеясь, что улыбка выйдет соответствующей моменту: загадочной, снисходительной и взрослой.

— А зачем приходил? — не отставала Стефи. — В гости звал?

— Звал, — согласилась Агата и поспешно сунула в рот полную ложку салата. Келдыш, и вправду, когда-то обещал показать ей свой дом на Часовой. Это ведь можно считать приглашением?

— А ты чего?

Агата медленно и тщательно — по вечно забываемой науке — пережевывала салат. Но так как соседки смотрели с упорным ожиданием, отвечать все-таки пришлось:

— Может, и схожу. В выходные.

— У, блин! Да я бы к такому прямо с уроков сбежала!

— Ну и дура! — вступила Лена. — Парня нужно поманежить, а не бежать по первому зову!

— Ой, ну конечно! А он за это время про меня забудет и заведет себе какую-нибудь ногастую брюнетку!

Уже завел. Агата, помалкивая, слушала умудренных опытом подруг. В ее 'мужчинознаниях' зияли такие существенные провалы, что она даже не пыталась вставлять свои дилетантские замечания.

— А фотографии его у тебя есть? Где вы вдвоем?

— Есть. Дома.

— Принесешь в понедельник?

— Если не забуду, — небрежно сказала Агата.

В пятницу интернатовцев отпускали домой — кроме самых дальних. За кем-то пришли родственники или друзья, за кем приехали на машине. Агату поджидал охранник. Сегодня она вредничала: то ускоряла, то замедляла шаг, надолго застревала у витрин, терялась в толпе, хлынувшей из дверей метро... Охранник неизменно оказывался шагах в пяти позади, точно держал ее на незримом поводке — не дальше, не ближе. Агата начала задумываться — не потеряться ли ей всерьез? — но тут уже добралась до дома.

— До свидания! — громко сказала Агата в воздух перед тем, как зайти в подъезд. Кое-кто из прохожих недоуменно оглянулся. Охранник отсутствующе смотрел мимо. Наверное, она надоела ему до чертиков.

Дома ждали пироги и бабушка. Каждый раз в пятницу Агата вспоминала, как она по ней скучает. По ней и по дому. Здесь были старые вещи и мебель, но все равно чего-то не хватало... Может, детства?

А, может, свободы.

Пока Агата держала отчет за неделю, бабушка накрывала на стол, да так, будто внучка прибыла с голодного края. Еще и приговаривала: 'Ешь, ешь, знаем мы эти ваши интернаты!'

— Баб, — уже в который раз предложила Агата, — ну, можно, я буду жить дома? Буду ходить в школу, как раньше. Тут же всего несколько остановок! Да и вообще, ты ведь можешь сама меня обучать!

И бабушка в который раз отвечала, что правила придумывает не она, а обучать никого не способна в силу возраста и состояния здоровья, а вообще ты, Агатка, зажралась, потому что попасть в столичный маг-интернат может далеко не каждый...

— Как будто я туда так просилась, — пробормотала Агата. Бабушка не услышала или сделала вид. Вообще, она сегодня была какой-то рассеянной. То и дело поглядывала то на часы, то в зеркало. Наконец внучка обратила внимание на ее парадную одежду.

— Бабушка! Ты такая нарядная! Гости придут?

— По правде говоря, мы с Генрихом... Ивановичем собрались сегодня в театр.

Агата замерла с непрожеванным куском во рту.

— Генрихом? Это с каким... Шрюдером?

— Да. Разве я не говорила, что он иногда заходит? Мы с ним несколько раз гуляли по вечерам. Мне надо больше двигаться, ты же знаешь.

Агата поспешно проглотила кусок. С любопытством уставилась на тщательно подкрашивающую губы бабушку.

— Баб! У вас что, роман?!

— Чешуистая чушь! — тут же отрезала Лидия. Щеки ее порозовели. — В нашем-то возрасте? Мы просто гуляем. Вспоминаем молодость...

Агата поднесла к губам чашку, чтобы не улыбаться. Сказала молоку:

— А вообще-то, он ничего еще. Мужчина видный.

— Правда? — оживилась бабушка. — Ну, не обижайся, посиди сегодня дома одна. Спектакль не очень длинный, постараюсь придти поскорее. Я взяла в прокате твои любимые фильмы, они на телевизоре. В холодильнике мороженое и тортик...

— Да я скоро уже лопну! — Агата похлопала себя по набитому животу.

— Ешь, сколько хочется. В твоем возрасте вредно и нет необходимости соблюдать всякие дурацкие диеты, — сказала бабушка рассеянно, точно прислушиваясь к чему-то. — Да-да, Генрих, уже спускаюсь!

Агата вздохнула. Теперь не было причины скрывать, что бабушка — волшебница — и она иногда просто пугала. Агата поплелась в прихожую следом, наблюдая, как бабушка обувается. Вспомнила:

— А! Сегодня Келдыш заходил.

Бабушка медленно выпрямилась. Уже не первый раз Агате казалось, что она вся напрягается при упоминании о Келдыше. Так и не простила, что он без спросу водил Агату к Слухачу? Даже красиво уложенные волосы ее сейчас как будто встопорщились.

— Келдыш? Зачем? Что ему было нужно?

Агата пожала плечами и засунула руки подмышки.

— Да ничего. Мимо проходил или проезжал. Спросил, как дела... Баб, у него такая красивая подружка!

Волосы улеглись обратно. Бабушка кивнула.

— Конечно. Он же взрослый, интересный мужчина. Именно такая подруга у него и должна быть. Да еще наверняка и не одна... Запри дверь и никому не открывай, не посмотрев в глазок.

— Ну, ба-аб...

— Тут тебе не Светлогорск, знаешь, какая в столице преступность? Не засиживайся допоздна, не жди, захочешь спать — ложись. Ты должна хорошенько отдохнуть, вон, какая бледненькая...

— Бабушка, тебя уже кавалер заждался! — перебила Агата. Бабушка встрепенулась, вспомнив.

— Ну, пока!

— Счастливо повеселиться!

Едва закрылась дверь, Агата бросилась к кухонному окну. Шрюдер встретил Лидию у подъезда, галантно предложил локоть для опоры. Пожилая парочка неторопливо двинулась вдоль по улочке. А они хорошо смотрятся... Бабушка, не глядя на окна, погрозила пальцем в воздухе. Агата отпрянула за занавеску и захихикала: да ладно, сама, что ли, не подглядывала за Агатой с Вудом!

Опустила штору и задумалась. Вот так вот. Вуд в Светлогорске с какой-нибудь новой девочкой, бабушка вон в театр с Шрюдером отправилась, Келдыш со своей 'и, наверняка, не одной'... А она, Агата, как всегда, дома сидит. Ну, и чем это столичная жизнь интересней провинциальной? А ведь одноклассники ей, наверняка, завидуют...

В какой-то момент Келдыш обнаружил себя сидящим на кровати: руки вскинуты в привычном жесте защиты-боя. Сквозь занавеску окна просвечивал большой темный силуэт. Длинные когти вновь со скрежетом пробороздили стекло, оставляя глубокие царапины. Келдыш вздохнул, опустил руки и с мрачным: 'Я тебя когда-нибудь убью!', — открыл окно. В спальню ворвался смешанный с туманом ночной воздух — и человек. Вернее, стал человеком, когда поднялся с пола.

— Доброй ночи, Игорек!

— Кому доброй, — буркнул тот, надевая халат, — а кто, между прочим, крепко спал...

И побрел, спотыкаясь и ворча, вниз по лестнице. Приятель одним длинным прыжком оказался внизу, опередив хозяина. Когда Келдыш вошел в кухню, Борис уже изучал содержимое его холодильника.

— Не стесняйся, будь как дома, — язвительно предложил ему Игорь. — Ты еще и есть хочешь?

— А как же! Ночь на дворе!

— Самообслуживайся тогда.

Себе Игорь плеснул коньяку: наблюдать спросонья за такой ночной трапезой было серьезным испытанием для его истрепанных (как он всегда подчеркивал) нервов. Борис подносил к глазам замороженные продукты, придирчиво изучая этикетки.

— Ничего свежего! Мог бы для друга припасти парной телятинки.

— Предупреждать надо, — буркнул Игорь, делая хороший глоток. — Что за вечные спецэффекты? Вошел бы, как человек, через дверь...

— Ладно, печенка более-менее... — смилостивился Борис. — Налей мне тоже.

— 'Кровавую Мэри'?

— Коньяк сойдет.

Прислонившись задом к столу, Борис глубоко вдохнул запах напитка. Сказал с усмешкой:

— Шикуешь, черт! Твое здоровье!

— Сам не сдохни.

— Что, не выспался?

— Когда меня пугают, я нервный.

— Ладно-ладно, извини. В следующий раз позвоню.

— А войдешь все равно через окно?

Борис развел большие ладони.

— Это как уж масть пойдет...

Борис был вампир. А также давний друг Келдыша. И, в общем-то, Игорь был рад ему, просто все никак не мог проснуться. Келдыш демонстративно широко зевнул, наблюдая, как Борис потерянно тыкает пальцем не желающий размораживаться пакет с печенкой. Посоветовал:

— За спиной микроволновка.

— Да ну ее, только вкус портить...

— Давненько тебя не было, — нейтрально сказал Игорь. У них правило — не задавать друг другу лишних вопросов. Но сегодня Борис имел какой-то бледный вид — если такое можно сказать про вампира.

— Да-а...— отозвался тот очень содержательно. Потыкал печенку еще, словно понукая, и вдруг взорвался. — Ты что, не можешь колдануть, чтоб эта хрень побыстрее разморозилась? Так с голоду можно сдохнуть!

— Сдохнешь ты, как же! — в тон отозвался Игорь. — От тебя дождешься!

Раздраженно сыпанул пальцами — от упаковки пошел пар. Урча, как довольный кот, вампир вспорол ногтем пищевую пленку; не глядя, достал из ящика ножик с вилкой и принялся за свой поздний ужин... или ранний завтрак?

Игорь пил и смотрел. Приятель расправился с печенкой, залакировал сверху коньяком и рассеянно похлопал себя по животу.

— Извини, тебе ничего не оставил...

— Переживу, — великодушно отозвался Келдыш.

— Но ты все-таки перегрел, — укорил его Борис. — Сверху почти запеклось.

— В следующий раз приглашу специально для тебя мага-кулинара. Чего изволите заказать? Бифштексы с кровью?

— Отстаешь от жизни, Игорек. Теперь таких дорогих гостей, как я, потчуют бокалом крови пятой группы.

— Это что еще за группа?

— Кровь магов, — сказал Борис. — Вы же претендуете на отличие от других людей? Ваша кровь — нечто особенное, — жизнь, смешанная с магией... Неповторимый устойчивый вкус.

Келдыш сделал хороший глоток, соображая — шутит ли вампир, пугает или говорит правду.

— А что, среди вас все еще ходят эти сказочки: выпьешь кровь мага — получишь всю его силу?

— Эти 'сказочки' бессмертны, Игорь. Сколько бы мы не проводили исследований и не писали статей, они возрождаются снова и снова. Особенно среди молодежи.

Борис смотрел в темное стекло, точно видел не их слабые отражения, а что-то еще дальше.

— Я был в Кобуци, — сказал неожиданно. Игорь осторожно поставил бокал на стол.

— И?

— Там даже хуже, чем мы с тобой думали. Они умудрились затащить к нам кое-каких чужеродных тварей. И вывести искусственных вампиров из испытателей-добровольцев. Помнишь этот вечный бзик Зимина? Но это проблема... завтрашнего дня.

А что — сегодняшнего? Снова пауза. Хозяин молча ждал.

— Я кое-кого привез оттуда, — Борис заглянул в свой бокал. — У тебя что, коньяк кончился?

— Нет.

— Тогда чего не наливаешь?

Получив новую порцию, Борис пить не стал, просто взял бокал в руку и снова уставился в окно.

— Я обещал ей... выбор. А получилось... Сначала ее три месяца изучали. Потом, когда мы с мясом вырвали ее из лаборатории, упирая на то, что она уже не принадлежит к роду человеческому, а значит, подзаконна кодексу... нашему кодексу, ее не приняли мои... соплеменники. Видите ли, она не нашей... хм, крови. Искусственно выведена. И еще она совершенно не умеет управлять своей магией.

— Что-то это мне напоминает, — пробормотал Келдыш. Вампир сновал туда-сюда вдоль длинного стола, словно задался целью вызвать головокружение у наблюдавшего за ним хозяина.

— А потом она исчезла.

— Как?

Борис дернул плечом.

— Вот так — взяла и исчезла. Она где-то там, — широким жестом указал на окно, подразумевая ночь столицы, — но я никак не могу напасть на ее след.

Игорь молчал.

— Я никогда у тебя не просил...

— Говори.

— Ты не можешь мне помочь... по официальным каналам?

Келдыш потер затылок.

— Ты же знаешь, я потерял... часть своих способностей. И на работе я на полувылете.

Упершись руками о стол напротив, Борис молча ждал.

— Ох, да конечно, я тебе помогу! — буркнул Игорь. — Дай только сообразить, как это лучше сделать.

— Это лучше сделать быстро, — негромко сказал Борис.

Игорь поднял взгляд. Вампир смотрел в стол. Темные круги вокруг темных глаз...

— Думаешь, она начнет убивать людей?

— Думаю... Я слишком много думаю!

— Да, для тебя это непривычно, — машинально сказал Келдыш. — Теперь буду думать я.

У порога сидел котенок. Задрав голову, он смотрел на открывшую дверь Агату. Приветственно мякнул во все свое розовое кошачье горло.

— Привет, — сказала Агата, слегка растерявшись. — Заходи, раз пришел.

Котенок не заставил себя упрашивать. Легонько подпрыгнув, преодолел порог и деловито побежал в дом. Агата закрыла дверь и отправилась за задранным хвостом неожиданного визитера — тот явно направлялся на кухню.

Бабушка спустилась из своей спальни как раз когда Агата кормила на столе котенка молоком из блюдца.

— О, — сказала, остановившись на пороге. — Это что еще за явление?

Агата пожала плечами.

— Позвонили в дверь, я открыла...

— Конечно, опять не спрашивая! — прокомментировала бабушка.

— А там — вот он. Подбросили, наверное.

Бабушка открыла холодильник и покосилась на котенка. Тот дернул в ее сторону большим ухом-локатором.

— Хорошую скотинку просто так на улицу не выкинут. Гадит, наверное, по всем углам!

Котенок поднял мордочку, облизывая замаранные белым усы. Посмотрел укоризненно.

— Ты что, хочешь его оставить?

Агата почесывала котенка за ухом. Тот благодарно урчал.

— А что? У тебя опять появится аллергия? — спросила невинно.

Бабушка наконец достала из холодильника пачку масла и сыр.

— Извини, — сказала напряженно. — Я не хотела тебе тогда лгать. Пришлось. Ты обиделась?

— Сначала да, — Агата усадила котенка к себе на колени. — А потом подумала... по-моему, вы все большие паникеры. Ну вот, есть у меня магия.... правда, дурацкая какая-то... И что тут ужасного?

— Скорее, перестраховщики, — рассеянно сказала бабушка. — Но ведь тебя неделями не бывает дома!

— Значит, тебе с ним будет веселее, — Агата наблюдала, как котенок умывается. Делал он это с большим достоинством и тщательностью. И сам был весь такой черный, ухоженный. Блестящий... Что напомнило ей кое-кого из знакомых. Она ожидала следующих возражений, но бабушка спросила:

— Как ты его назовешь?

— Кыш! — не раздумывая, выпалила Агата. Котенок посмотрел на нее с недоумением и продолжил свой утренний туалет.

— Кыш и Два Портфеля, — сказала почему-то бабушка. Пояснила, — была такая книга в моем детстве.

— А... — Агата подумала и не стала уточнять, что вообще-то Кыш — сокращенно от Келдыш. Бабушка бы не оценила.

— Давайте, давайте, проходите, не стесняйтесь! Располагаемся на полу!

Агата вслед за остальными стянула кроссовки и прошла в зал, устланный мягкими матами.

— Ложитесь, устраивайтесь поудобнее! — приглашал невысокий черноволосый волшебник. — Проходите сюда, не толкайтесь, всем места хватит.

Агата, оглядываясь по сторонам, села рядом со Стефи. Народ вокруг укладывался — как кому в голову взбредет. 'Макс, ты хоть бы иногда носки стирал!', 'Эй, ты мне косу прищемила!', 'А подушек нам не дадут, что ли?'

— А что будет?

— Ой, не грузись, ничего страшного: подремлем и все.

— Итак, все помнят этапы расслабления? Великолепно! Кто не помнит — напоминаю. Ложимся на спину, закрываем глаза — или смотрим на потолок... разговорчики! Дышим ровно, глубоко, расстегнем все пуговицы и застежки, что нам мешают...

— Кому расстегнуть лифчик? — громким шепотом спросил парень неподалеку. Вокруг захихикали.

— Это, типа, тренировка эмоций, — бормотала Стефи. — Чтобы мы лучше управляли собой... три хи-хи! Ты бы видела, как сам Георгий психует — вопит и ногами топает!

— ...напрягли все до единой мышцы, сильнее, сильнее, сильнее! Сжали кулаки! Рассла-абились. Снова напряглись — рассла-абились...

Агата послушно обмякла. Потолок в комнате напоминал залы Музея Магии: ночное небо, плывущие разноцветные созвездия, иногда — быстрые падающие метеориты... Красота — смотрела бы да смотрела.

— Переходим к воспоминаниям. Вспомните самое грустное событие в своей жизни. Рудольф, только, пожалуйста, без демонстративных рыданий!

— ...помню, надела я мамины дорогущие колготки. И порвала, — громко шептала Стефи. — Вот где было горе!

— Стефани, не ерничай, пожалуйста. Сосредоточьтесь, все очень серьезно!

Агата задумалась — серьезно. И какое же самое грустное воспоминание? Когда ее не взяли в игру соседские дети? До сих пор помнит — растерянно сжимает в мокрой ладони игрушку — рыжего кота — а слезы все больше, все горше. А они стоят вокруг, показывают на нее пальцами и хором распевают: 'Рева-корова, рева-корова!'. К школе она научилась не реветь на людях и не проситься в чужие игры. Правда, какой-нибудь повод все равно находился... Как она горевала, когда пришлось отдать Сему — из-за бабушкиной (как теперь выяснилось — притворной) аллергии? До сих пор слезы наворачиваются. В голову лезли все случаи, когда она не то сказала, или не так сделала. Да что ж у нее память-то такая хорошая — на плохое?

Или это все мелочи? Наверное, надо мыслить крупными категориями. Так... война. Но она почти ничего о ней не помнит. Родители? Их тоже не помнит. Так, иногда грустила в детстве — и только. А когда узнала правду, было что угодно — шок, злость, обида — но только не печаль и горе... Вот — вспомнила. Когда бабушка попала в больницу. Как она лежала в окружении этих хитрых медицинских приборов — очень маленькая, очень старая — казалось, она никогда уже не очнется. Не поднимется. И останется Агата одна-одинешенька на всем белом свете...

В носу защипало. Агата поспешно заморгала и огляделась — не увидел ли кто. Справа — голова к голове — лежал Димитров. Смотрел на нее. Темные прямые брови, карие внимательные глаза. Агата вопросительно кивнула подбородком, Славян закрыл глаза и отвернулся.

— Великолепно! — вскричал Георгий. — А теперь глубоко вздохнем и вы-ыдохнем! Вместе с выдохом уходят все ваши горести и печали. Вернемся к сегодняшнему моменту. Возвращаемся к равновесию. Вы здесь, вы живы и здоровы, все это — давно ушло, все это — лишь ваше воспоминание. И в ваших силах прекратить его влияние на вас, на вашу дальнейшую жизнь, на ваши чувства. Отпустите его. А теперь — самое светлое, самое приятное событие... Зигфрид, проснись! Ты мешаешь своим храпом окружающим.

— И вовсе я не сплю! — сонным голосом возмутился Водяной.

— Усни, да не восхрапи! — с выражением сказал Карл. — Ибо, восхрапев, ты разбудишь соседа своего!

— И вовсе я не храплю! У меня просто нос заложен!

— Попрошу не отвлекаться! Итак, сейчас вспоминаем самое прекрасное, самое радостное событие в своей жизни!

— А смеяться-то хоть можно?

— Не смешное, а радостное, Славян! Вы должны уже научиться различать эти понятия!

— Плакать нельзя, смеяться нельзя... а что нам можно-то?

С радостью оказалось куда труднее. Что ж у нее жизнь такая безрадостная? В смысле — без больших радостей? Новые игрушки, книги, теплое солнце, закат, бабушкины булочки, игры с Семой, снова книги... В конце концов Агата пришла к выводу, что жизнь у нее без великих радостей и без особых горестей. Обычная. Надо сказать об этом Келдышу. Вот посмеется-то...

Хотя... Была магия... Белая магия, заливающая мир, заполнившая всю Агату целиком. Чистая сила, чистая радость... Нежданный подарок. Прощальный подарок. Странный подарок...

— Уснула, что ли?

Агата моргнула. Над ней склонились лица — Стефи, Славяна. Люси.

— Эй, Агата!

— Ты чего, Мориарти?

— Что здесь происходит? Что вы столпились?

— Да вот...

Над ней склонилось еще одно лицо — смуглое, большеносое. Внимательные черные глаза. Нахмуренные густые брови.

— Что случилось, девочка? — преподаватель провел по ее лбу, щекам теплой ладонью. — Ну-ка, возвращайся к нам. Давай, попробуем присесть. Вот, хорошо. Посмотри-ка на меня.

Агата повела сонным взглядом. Лица расплывались и удалялись голоса — точно расходящееся кругами эхо...

— Посмотри на меня! Как ее? Агата? Посмотри на меня. Вот, хорошо, молодец! — Георгий похлопал ее по щекам. — Молодец... Ты узнаешь нас?

— Ей плохо? — с почтением спросила Люси. Стефани, закусив пальцы, хлопала ресницами. Димитров кашлянул, сказал сипло:

— Мне показалось, было... будто вспышка какая-то...

Георгий нахмурился еще больше.

— Вспышка? Про что ты вспоминала, радость моя? Про что ты думала?

Агата растерянно оглядывалась. Сказала неуверенно:

— Я не помню. Я, наверное, уснула... Все, урок закончился?

— Закончился, но ты посиди еще. Голова не кружится, нет? В следующий раз постарайся не засыпать. Или хотя бы запоминай, что тебе приснилось.

Агата медленно натягивала кроссовки. Что же, ей теперь и задремать нельзя? Что они все всполошились?

— Я тебя толкаю-толкаю, — ворчала Люси, — а ты как мертвая — смотришь себе в потолок, и все!

— Может, ее потолок зачаровал? — хихикнул болтавшийся неподалеку Зигфрид. — Может, она гипнозу поддается? Эй, Агатка, давай я на тебе гипнотические сеансы буду проводить!

— Ну, уснула, подумаешь, — пробормотала Агата.

— Тогда и я спал, — сказал Димитров, с трудом всовывая в ботинки большие ноги — развязывать шнурки он ленился. — И знаешь, что во сне видел? Тебя.

— Ой, нашему Огневику приснился эротический сон! — восхитилась Стефи. Димитров продолжил, не обращая на нее внимания:

— Ты вся светилась — изнутри тебя шел свет. Белый свет.

Он глядел на нее исподлобья. Агата, не найдя, что ответить, повернулась и пошла от них по коридору. Терла заледеневшие пальцы. Пальцы были прежними — длинными, плотными. Непрозрачными. Не шел из них никакой белый свет... Ни за что не пойдет больше на эти занятия! Не нужно ей такое расслабление! И воспоминания никакие не нужны. Ни об обидах.

Ни о магии.

Звонить Келдышу не пришлось — сам появился. Причем там, где Агата его теперь совсем не ожидала увидеть: на преподавательской кафедре. Сначала Антон долго и нудно пыхтел на тему, что важно определиться со специализацией как можно раньше, а посему школа приглашала и будет приглашать специалистов из различных магических областей, которые ознакомят учеников... Под его мерно журчащую речь Агата задремывала над 'Толкованием сновидений'. Никак не удавалось совместить эти самые толкования с собственными снами — по ним получалось, что она обеспокоена то судьбами своих детей, то заключением выгодного контракта... Как вообще можно заучить сны или как-то их систематизировать?

— ...Келдыш, — услышала она и резко выпрямилась, чудом избежав обычного тычка от Стефи. Директор пропускал к кафедре мужчину, одетого во все черное. Аудитория зашевелилась, взбадриваясь — особенно ее девичья ее часть.

— Это он?! — возбужденно шептала Стефи. Глаза ее горели.

— Угу, — пробормотала Агата, пригибаясь обратно к парте. Взгляд Келдыша скользнул по ученикам. Как бы она не пряталась, он ее наверняка видел — профессиональным взглядом преподавателя. Или Ловца.

— Помаши ему! — приказала Стефи.

— С ума сошла?

— Тогда я помашу! — Агата вовремя перехватила ее руку, и Стефи радостно захихикала. — Испугалась! Испугалась!

Келдыш заговорил, и на них тут же шикнули — очень удивительно для интерната. Агата уперлась подбородком в поставленные друг на друга кулаки. Келдыш рассказывал о расследовании преступлений, совершенных при помощи магии: все тем же звучным уверенным голосом, с юмором... Если закрыть глаза, покажется — она опять в школе, и учитель вот-вот спросит: 'Вы что, уснули, Мортимер?'

— Ты что, уснула? — прошипела Стефи. Агате все-таки досталось от ее локтя. — Ты почему не сказала, что он преподает в Академии?

— Не знала, — буркнула та, потирая бок.

— Интересно, а с какого курса специализация? Я бы к нему пошла!

— Пошла бы работать в полицию? — не поверила Агата. Последними стефиными планами было открытие сети салонов красоты 'Ведьмины чары' (название менялось в зависимости от погоды).

— Дурочка! При чем тут полиция? Это же просто мечта — иметь такого научного руководителя!

— Мечта идиота, — пробормотала Агата. Саша на втором ряду поднял руку и попросил рассказать о каком-то знаменитом 'Погоднике'. Келдыш засмеялся.

— Об этом персонаже можно говорить до бесконечности, а время у нас ограничено! На выходе лежат буклеты и брошюры. Через неделю — День Открытых Дверей в Академии. Милости прошу.

Агата увернулась от локтя Стефи. Еще пару лет попрактиковаться — и обойдешься вообще без синяков.

— Пойдем сходим?

— Подумаю, — уклончиво сказала Агата.

— Ой, чего там думать? Поздороваешься?

Келдыш поднимался по ступеням, то и дело останавливаясь, чтобы ответить на вопросы. Агата поглядела, мотнула головой:

— Нет. Мы... потом.

— Да чего — 'потом'! — возмутилась Стефи. — Гляди, наши овчарки его уже пасут, а ты тут в углу жмешься! Пошли!

И, вцепившись в руку Агаты, потащила ее за собой, точно игрушечный грузовик на веревочке. Они вылетели на Келдыша как раз когда он поравнялся с их рядом.

— Здравствуйте! — выпалила Стефи.

— Здравствуйте, — Келдыш вежливо посторонился, пропуская девушек. Стефи, заворачивая шею, заглядывала ему в глаза:

— Вы так интересно рассказываете!

— Спасибо, вы очень добры.

Агата смотрела прямо перед собой, но слышала веселье в его голосе. Интересно, над кем он потешается — над заигрывающей с ним Стефи или помидорно-красной Агатой?

— Мы с подругой обязательно придем к вам в Академию! — заверяла его Стефи. — Обязательно, правда, Агата?

Она свирепо дернула агатину руку.

— Ой! Постараемся, — промямлила та.

— Я в восхищении, — серьезно заверил Келдыш. Агата покосилась. Он смотрел прямо на нее смеющимися глазами. Стефи, стоящая между ними, вертела головой.

— А у Агаты к вам несколько вопросов!

Агата едва не пнула ее в лодыжку.

— Пусть встанет в очередь! — сказал кто-то громко. Келдыш обернулся, поднимая руки.

— Извините, но остальные вопросы в пятницу! А вы, Мор... м-м-м... не проводите меня немного?

Стефи ткнула ее острым пальцем в бок. Прошипела:

— Пошла! Быстро!

— До свидания, — сказал Келдыш всем. Агата пошла с ним рядом. Услышала за спиной разочарованный гомон и чей-то тихий свист. Келдыш сказал:

— Как видите, преподавательская карьера все не дает мне покоя!

— Вы преподаете в Академии?

— Пригласили в этом году руководителем практики.

Несколько шагов в молчании.

— Вы действительно заинтересовались этой специализацией? — спросил Келдыш нейтральным тоном.

— Нет, это все Стефи! — сердито отозвалась Агата.

— Да. Я заметил. Энергичная девушка.

А заметил он, что Стефи заинтересовалась вовсе не его специализацией? Уж очень трудно не заметить... Агата вдруг развеселилась.

— Знаете, вас надо засылать повсюду, как рекламного агента! Успех — у женщин точно — обеспечен!

— Я польщен, — Келдыш открыл перед ней дверь, и Агата автоматически вышла вместе с ним на крыльцо. Остановилась, моргая на яркое солнце.

— Придете на День Открытых Дверей?

— Ну-у... не знаю.

Келдыш хмыкнул.

— А сумеете отбиться, если Стефи будет очень настаивать?

— Не уверена, — созналась Агата.

— Приходите-приходите. Я тогда смогу распустить перед вами все свои перья... На самом деле нам надо поговорить.

Агата встревожилась.

— Что-то случилось?

— С вами и с вашей бабушкой — ничего.

— А с кем тогда? С вами?

Келдыш похлопал раскрытой ладонью по перилам крыльца.

— Со мной все в порядке. И со всеми, кого вы знаете — тоже. Неужели глагол 'поговорить' звучит так угрожающе?

— Да, когда вы его произносите, — честно сказала Агата.

Келдыш кашлянул.

— Да? Тогда попробуем по-другому. Не хотите прийти ко мне в гости?

Агата заморгала. Ее вранье начинало трансформироваться в правду... частичную, конечно. Келдыш посоветовал насмешливо:

— Не стоит так глубокомысленно задумываться! Это ведь не свидание.

— А ваша...

— Что?

Агата сделала неопределенный жест.

— ...эта Ирина... не будет против?

— С какой стати? — Келдыш равнодушно пожал плечами. — И, кроме того — мы не живем вместе, если вы это имеете в виду. Я заеду за вами после ужина. Да?

— А мой... ну, охранник?

— Мы не обязаны облегчать ему жизнь. Пойдет за вами, если так полагается.

Агата все колебалась. Игорь поднял руку:

— Торжественно клянусь, что верну вас в интернат до полуночи! Согласны?

Агата засмеялась.

— Согласна!

Стефи накинулась на нее коршуном:

— Ну что?

— Встречаемся после ужина.

— Куда пойдете?

— К нему домой, — честно сообщила Агата.

— У-у-у... Ночевать-то придешь?

— Он обещал привезти меня до ночи. А я должна... ну, как-то отпрашиваться у воспитательницы?

— И как ты себе это представляешь? 'А можно пойти на вечерок в гости к красивому парню?'. Сдурела! Нужен пропуск, подписанный директором. Он может его организовать?

— Он — может.

— Круто! Что оденешь? У тебя есть сексуальное белье, а не эти детсадовские трусята?

— Стефи...

— Ничего не Стефи! И одень что-нибудь поэротичней, чего ты опять натягиваешь эту майку?

— Ну, Стефи!

— Придумала! Я дам тебе свой черный топик, если ты потом все расскажешь в подробностях!

— Ни за что! — от души заявила Агата.

— Ни за что не расскажешь или ни за что не оденешь?

— Ни то, ни другое!

— Ну возьми хоть мою помаду! Дай я тебе глаза по-нормальному накрашу!

Агата вырвалась, отстояв свою майку и джинсы, но зато накрашенная и снабженная кучей советов от профессорши Стефи. Уже оформленный пропуск ('вольную' — назвала его Стефи) Келдыш предъявил охраннику на воротах.

— Теперь вижу, что вы, как всякая нормальная девушка, умеете опаздывать на полчаса, — он открыл перед Агатой дверь машины.

Агата в изнеможении рухнула на сиденье.

— Это все Стефи! Она думает, у нас с вами свидание!

— А вы, конечно, не поддерживаете ее в этом наивном заблуждении? — осведомился Келдыш.

— Я... э-э-э... — Агата поспешно завертела головой, высматривая телохранителя. — Глядите, охранник тоже заводит свою машину!

Келдыш глянул в зеркало заднего вида.

— Подумайте, какая неожиданность!

Усмешка в голосе — заметил, что она перевела разговор. А что бы он сказал, если б узнал, что она наговорила про их отношения? Вернее, не наговорила, но не отрицала вообще этих самых отношений... Ужас-ужас!

Они ехали по вечерним улицам, и Агата заметила, что Келдыш все чаще и чаще поглядывает на нее. Вернее, на симпатичный кулончик на ее шее.

— Могу я спросить, Мортимер, с какой целью вы надели такое украшение?

— А?

— Ваш кулон.

Агата растерянно потрогала камешек. Что за глупый вопрос — для чего украшение? Чтобы украшать, конечно.

— Это мне Стефи дала.

— А она сообщила, для чего его носят?

— Сказала, на счастье.

Келдыш хмыкнул:

— Ну, в общем и целом, на счастье, да... — он повернул налево. — Если сформулировать точнее, это — приворотный амулет.

— Я ее убью! — Агата из всей силы рванула кулон. Хлипкая цепочка порвалась. Агата, зажав амулет в руке, озиралась, не зная, куда его деть.

— Суньте пока в 'бардачок', — посоветовал Келдыш. — Вряд ли моя машина воспылает к вам нежной страстью.

Агата захлопнула 'бардачок', и уставилась в окно. Щеки и уши у нее пылали. Ну, Стефи, ну, погоди!

— Ну вот, — сокрушенно заметил Келдыш, — я и порадоваться не успел, что вы хотели меня приворожить... Такой удар по мужскому самолюбию!

— Я...

— Приехали, Мортимер.

— А, ты уже здесь, — сказал Келдыш безо всякой радости в голосе. Повернулся, легонько подталкивая Агату вперед. — Агата, это Борис. Борис, это Агата. Я сейчас.

Алиса, это пудинг, подумала Агата. Мужчина, сидевший в полумраке гостиной, поднялся и оказался просто огромным. Глаза его мерцали, словно отражали пламя несуществующих свеч.

— Добрый вечер, — вежливо сказал он. — Может, вы уже присядете, девушка? Наш общий приятель обещал сейчас вернуться.

Агата прошла и осторожно села в глубокое кресло напротив. Крах всех стефиных фантазий! Ну просто никакой надежды на любовное свидание... Борис смотрел на нее очень внимательно.

— Так это вы?

— Что — я?

— Его задумка?

— Какая еще задумка?

Борис прикрыл рот большой ладонью, сказав сквозь нее:

— Мне лучше заткнуться. Похоже, я ошибся.

— А в чем ошиблись? — сумрачно спросила Агата. Конечно, можно было догадаться, что она понадобилась Келдышу не потому, что он по ней соскучился. Если бы соскучился — уже раз двадцать мог бы увидеться. Ему опять чего-то от нее надо... Ему — и вот этому... его приятелю. Большому, но как будто тающему в полумраке глубокого кресла. С едва различимыми чертами лица в свете тусклого камина, но с горящими, как у кошки, глазами... Она и не заметила, как наклонилась вперед, вглядываясь в эти глаза.

Так их и застал хозяин: подавшихся друг к другу через столик между креслами; руки девочки вцепились в подлокотники, пальцы вампира крепко сплетены между колен. Келдыш недовольно поморщился. В его планы никак не входило, что приятель будет зачаровывать Мортимер.

— Познакомились? — спросил он громко. Агата вздрогнула, часто заморгала, вскинула глаза. К чему Игорь оказался совсем не готов — что она, словно в поисках защиты, крепко ухватится за его руку. Почти пожаловалась:

— Вы знаете... извините, но мне кажется, ваш друг какой-то...

— Ты знаешь, — одновременно заявил Борис, кивая на нее подбородком, — твоя девушка какая-то не такая...

К счастью, он не стал хватать хозяина за ручку, а то бы они точно разорвали его на половинки. Две очень неравные половинки. Келдыш хмыкнул, провел по волосам свободной рукой.

— Тогда познакомьтесь заново. Это мой друг Борис. Вампир.

— А? — Агата уставилась на Бориса. Тот приосанился, поворачиваясь в кресле — демонстрировал себя.

— Да, это я. Никогда раньше не встречала вампиров?

— Нет, — Агата рассматривала его с откровенным любопытством. — Я представляла вас другими. Знаете, такими... более роковыми.

— Да? Это как же? Красные глаза и клыки до подбородка?

— Ну, знаете, когда я первый раз увидела учителя Келдыша... — Агата снизу посмотрела на Игоря. — Он больше походил на вампира, чем вы.

Борис крякнул. Келдыш хмыкнул.

— А что? — удивилась Агата. — Всегда в черном, бледный. И такой... очень мрачный.

— Господи, Игорь, — задушено вопросил Борис, — ты зачем запугивал подростков?

— Запугаешь их чем-нибудь! А это, — Келдыш поднял руку Агаты, точно представлял победителя на боксерском ринге, — Агата Мортимер.

— Очень прия... — Борис застыл в полупривставании. К удовольствию Игоря, онемел он на гораздо большее время, чем Агата. Наконец осел обратно в кресло.

— Шутишь?!

— Да, это я, — скопировала его Агата, поворачивая голову в фас и в профиль.

— Неужели среди вас не ходит никаких слухов? — Келдыш присел на подлокотник агатиного кресла.

— Не таких, — Борис пожирал ее глазами. — Но... как?

— До недавнего времени младшая Мортимер не обладала никакой магией. Пока не выпустила ее из Котла.

— Так это ты сделала?!

Агата вытащила забытую ладонь из спокойных келдышевых пальцев и скрестила руки на груди. Сказала хмуро:

— Ну я.

— Ух ты! — с таким восторгом сказал Борис, что она сразу оттаяла. Слишком редко ею восхищаются... Агата из-под ресниц взглянула на Келдыша. Тот наблюдал за ними с полуулыбкой.

— Так получилось, — сказал он. — И вот теперь Мортимер — владелица магии, которой не владеет.

Вот обязательно надо было об этом говорить, сердито подумала Агата. Ей и так нелегко приходится, а тут он еще с вечными своими подколами... Келдыш кивнул.

— Совсем как твоя подопечная.

Борис внимательно разглядывал Агату.

— Но она же смогла узнать, кто я?

— Мортимер услышала Котел задолго до того, как добралась до магии. Ну и что? Такой вот она... уникум.

Агату больше заинтересовало, что на свете существует еще такая же неудачница.

— У вас тоже есть подопечная девочка, которая не умеет управлять магией?

Пауза. Борис осторожно кашлянул, косо поглядев на хмыкнувшего Келдыша.

— Ну, не совсем девочка... нет, конечно, она девочка, только гораздо старше тебя. И она... хм... моя подруга.

— Вампирша?

— Да. Но тоже... нестандартная. Игорь, кончай ржать!

Келдыш откашлялся в кулак.

— Даже не думал. Мортимер, хотите что-нибудь? Чая? Вина?

— Не знаю, — рассеянно сказала Агата. — Чего-нибудь.

— Я подсуетюсь, — сказал Борис. — Вы тут пока начинайте разговоры разговаривать, я все услышу.

Агата проводила взглядом его беззвучно двигавшуюся фигуру.

— Не шутит, — сказал Келдыш. — Услышит.

— Вы про него хотели со мной поговорить?

— Частично. А частично... — он пересел на место Бориса, стянул и положил на столик кольцо. — Вот про это.

Агата виновато сморщилась.

— А его нельзя никак починить?

— Оно вовсе не сломано. Оно просто... дурит.

— Что? Дурит? Как это?

Келдыш подпер рукой скулу, мрачно разглядывая собственное кольцо.

— Если бы я знал — как. Думаю, это происходит потому что тогда, в Котле, оно было на вашей руке. Не вы одна тогда получили магию. Кольцо хапнуло тоже. Как металл — радиацию...

— И теперь...

— И теперь оно выдает не только мою собственную магию, но и вашу... наследную.

Келдыш развел руками и вновь подпер щеку.

— А в чем проблема-то, Игорян? — весело вопросил Борис, возникая на пороге с подносом в руках. — Ну подкинули тебе чуток магии на бедность. Сам же жаловался, проблемы у тебя. Считай это гуманитарной помощью, Агате не жалко.

— Да, — сказала Агата, послушно принимаясь за чай.

Келдыш поморщился с закрытыми глазами.

— Тут столько нюансов...

— Ну, например? — Борис подтащил третье кресло и устроился в нем очень основательно. С аппетитом захрустел вафлями.

Келдыш мрачно усмехнулся.

— Например? Теперь крис предупреждает меня, когда Мортимер появляется где-то поблизости.

— А?

Борис хрустеть перестал. Поднял густые брови:

— А? — вряд ли он копировал Агату.

— Видимо, он считает ее своей второй хозяйкой.

— Никогда не слышал о кристаллизаторе на двоих! — категорически заявил Борис. — Что еще за массовое производство?

— Мы много чего с тобой не слышали.

— Ну? И что еще приключилось?

— Мортимер, наденьте, пожалуйста, кольцо.

Агата поглядела с опаской.

— А что будет?

— Больно точно не будет, — заверил Келдыш серьезно. Агата с осторожностью подцепила кольцо. Тяжесть и даже холод его были знакомы и привычны. Надела, посмотрела на Келдыша. Он потянулся через стол и небрежно взял ее руку, двумя пальцами сжав кристаллизатор.

Возьмите вафлю.

— Я не хочу... — начала Агата и осеклась. Келдыш растянул губы в улыбке.

Точно не хотите?

Точно, подумала Агата. Келдыш кивнул и убрал руку. Борис наблюдал с интересом:

— И что это такое сейчас было?

— Да так, — небрежно сказал Келдыш. — Обмен мыслями.

Глаза вампира азартно блеснули.

— А мне можно?

— Не выйдет. Уже с другими пробовал.

— А со мной?!

Келдыш кивнул Агате.

— Попробуйте, ведь не отвяжется!

Агата послушно протянула руку. Ладонь вампира была очень холодной.

— Ну, и как? — осведомился Келдыш через минутную паузу.

Агата пожала плечами.

— Что, правда ничего? — огорчился Борис.

— Правда. А вы про что подумали?

— Делал комплимент твоим красивым глазам...

— Скажи уже вслух, — посоветовал Келдыш. — Чего зря добру пропадать?

— А вы давно про это знаете?

— Когда давал вам свой телефон. Там, в парке. Думал, показалось. Но, знаете, если Ловцу что-то кажется... — Келдыш пожал плечами.

Агата лихорадочно вспоминала, о чем тогда думала. Об его подружке? О том, что сейчас этот телефон на кусочки разорвет? О том, почему она сама такая некрасивая и невзрослая? Агата поспешно сняла кольцо и положила на стол. Ни за что больше не даст Келдышу взять ее за руку!

— Ты уже говорил кому-нибудь? — спросил Борис, кивая на кристаллизатор.

— Черта с два! Лишиться криса? Да нас замучают опытами и экспериментами!

Борис откровенно развлекался:

— А что? Новое слово в магии! Кристаллизатор на двоих! Кольцо-телепат! Может, это явление назовут вашими именами? Хочешь прославиться, Агата?

Келдыш когда-то сказал: Мортимер, кольцо не обручальное... Агата исподлобья посмотрела на него. Узкое лицо. Опущенные темные ресницы. Красивые губы, сейчас — со вздернутыми в улыбке уголками. Темная полоса щетины на щеках. Прямые сильные плечи. Длинные пальцы, рассеянно играющие с кольцом.

А хоть бы и обручальное...

Келдыш внезапно вскинул глаза, Агата, вздрогнув, отвернулась. Тут же успокоила себя: ведь кольца-то она сейчас не касалась!

— Нет, — сказала, вспомнив про вопрос. — Не хочу.

— У вас тут здорово!

Конечно, похвала относилась прежде всего к книгам, которые заполонили гостиную и кабинет, и на которые Мортимер алчно поглядывала. Но ему неожиданно стало приятно. Игорь осмотрелся заново.

— Когда я был... в вашем возрасте, мне все это казалось жутко старомодным. Мечтал все переделать, знаете, такой хай-тек: минимум мебели, металлические поверхности. Когда я... стал хозяином дома, сначала руки не доходили, а потом понял, что мне этого больше не хочется. Конечно, пришлось заменить коммуникации, сантехнику, проводку... Но внизу, кроме кухни, вся обстановка осталась прежней. Лизка тоже довольна.

— А вы здесь один живете? — Агата, сложив за спиной руки, чтобы чего-нибудь ненароком не задеть, чинно двигалась по кабинету, разглядывая фотографии, книги, какие-то чугунные фигурки. Тут же испугалась, что Келдыш может неправильно понять, и вспыхнула. — В смысле...

Он понял правильно.

— Родители умерли.

Большая близорукость развивает другие — компенсационные — органы чувств, объясняла как-то Агате врач-окулист, утешая, что нельзя немедленно сделать операцию. У кого-то развивается обоняние, у кого-то — тактильная чувствительность... У Агаты, наверное, был переразвит слух: ей всегда было важнее, не ЧТО говорят, а КАК говорят. Она оглянулась и внимательно посмотрела на Келдыша.

— Во время войны?

Он помедлил, прежде чем кивнуть.

— Они оба были магами... Так что... — он пожал плечами. Агата сильнее сцепила за спиной руки. До боли. Каждый раз происходило — или говорилось — что-нибудь, что возвращало их к самому началу. Ловец и — девочка, к которой он испытывал теперь уже вполне понятную неприязнь.

— Удар пришелся по другим районам. Этим домам повезло... — но не их обитателям, мысленно закончила Агата. — А Лизка предпочитает жить в пригороде. Там есть сад. Она и сюда притаскивает какие-то горшки, — он мотнул головой на подоконник, — но я вечно про них забываю.

— Если полить, может, еще выживет, — Агата потрогала засохший остаток стебля.

— Мортимер.

— А?

Келдыш стоял, прислонившись плечом к стене, и задумчиво разглядывал ее.

— Ваша бабушка и мой начальник считают, что я представляю для вас серьезную опасность.

— Как это?

Правда, подразумевают они разное... Игорь от души надеялся, что именно разное.

— Я никудышный куратор. Я не сумел обеспечить вашу безопасность. Может, они правы?

Агата нахмурилась. Она поняла только...

— Вы больше не хотите быть моим куратором?

Он хмыкнул.

— Помнится, вы тоже этому не особенно радовались.

— Да, но...

Что — но? Это было раньше? Вы нужны мне? Я привыкла к вам? Не уходите, пожалуйста? Ну пожалуйста, хоть вы — не уходите? Агата сжала губы и снова принялась терзать жалкий бобылок в горшке. Не хочет — и не надо, и скатертью дорога...

Игорь смотрел на ее склоненный затылок.

— Я вышел на работу. Поэтому мы будем видеться не так часто, как раньше. Но если у вас возникнут какие-нибудь проблемы или вопросы, или вы просто захотите увидеться... — пальцы Агаты замерли, — ...у вас есть мой телефон.

— То есть... Вы не отказываетесь быть моим куратором?

— Я думал над этим, — честно сказал Келдыш. Агата вновь дернула несчастное растение, и, не выдержав, Игорь отвел ее пальцы. — Дайте цветку помереть спокойно... Теперь вы в надежных руках, под хорошим присмотром, у вас отличные учителя. Во мне нет особой необходимости. И насчет моего — хм! — авантюризма они правы. Я же, все-таки, не охранник, а Ловец...

Да, и собираешься втравить ее в очередную авантюру... Может, пора уже остановиться?

— То есть, вы уже не будете моим куратором? — уточнила Агата, уставившись в темное окно.

— Нет, в смысле, да... о, черт! — Игорь беспомощно оглянулся. На пороге кабинета уже пару минут стоял Борис, слушавший его бред. Друг сказал добродушно:

— Формулирую: Игорь остается твоим куратором, но советует держаться от него подальше — во избежание.

— Чего?

— Всего.

— А, — Мортимер, наконец, отвернулась от окна и спросила — уже гораздо бодрее. — А что мы будем делать с крисом?

Игорь повертел рукой.

— Подождем — посмотрим. А теперь поехали, отвезу вас в интернат.

— Эй-эй-эй, — сказал Борис. — А ты ничего не забыл?

Игорь, коротко глянув на него, сказал с нажимом:

— Ничего!

Вампир пожал плечами.

Борис вышел проводить их. Агата как-то не поняла, почему он приходит, пока хозяина нет. И остается, когда тот уезжает.

— Мортимер... тьфу, Мориарти! Ну куда вы полезли? — сказал Келдыш, увидев, что она усаживается на заднее сиденье. — Садитесь рядом.

Борис наблюдал, скрестив на груди сильные руки.

— А знаете, люди, что я заметил?

— Не знаем, но ты нам сейчас расскажешь, — буркнул приятель.

— Вы не можете сообразить, как друг к другу обращаться.

Келдыш придержал дверцу машины.

— То есть?

— Ты ее упорно именуешь Мортимер, не боишься сбиться в самый неподходящий момент? А Агата тебя вообще никак не называет.

Келдыш с Мортимер озадаченно поглядели друг на друга. Если честно, Агата не знала, как к нему теперь обращаться. 'Учитель' уже не подходит. Келдыш... Как-то некрасиво. Игорь? Язык не поворачивается. Хотя вот Бориса Борисом она начала называть сразу, не задумываясь...

— Ну, попробуйте! — подзуживал явно веселившийся Борис. — Язык не отсохнет! Игорь, давай по слогам, если тебе трудно. Повторяй за мной: А-га-та...

— Да пошел ты!.. — грубо сказал Келдыш. Агата просидела всю дорогу мышкой, исподтишка поглядывая на профиль Келдыша. Лишь когда он сдавал ее с рук на руки охраннику на воротах, спросила:

— А вы со мной о чем еще хотели поговорить? Борис говорил про какую-то задумку...

— Забудьте, — нетерпеливо сказал Келдыш. — Я передумал. До свидания.

— До свидания... — Агата посмотрела, как он садится в машину, и произнесла тихонько на пробу, — Игорь.

Звучало дико.

Выездной урок проходил в Музее Магии. Идя по уже знакомым залам, Агата то и дело невольно прислушивалась: не раздастся ли тот гул.

Шум.

Разговор.

Но Котел молчал. Котла больше не существовало.

Перегнувшись через ограду, школьники глазели на пустой котлован. Только сейчас Агата оценила его размеры: люди сверху казались приплюснутыми лилипутиками.

— Спускаемся по эскалатору! — командовала историчка Тельма. — Бугров, я сказала по эскалатору, а не по перилам эскалатора! Не толпитесь, осторожнее!

Надо же, и эскалатор уже наладили! Агата послушно двигалась вместе со всеми, оглядываясь в сером сумраке котлована. То там то сям виднелись группки посетителей музея — на таком расстоянии, что голосов экскурсоводов не было слышно.

— Итак, что мы перед собой видим? — была у Тельмы такая вот привычка задавать вопросы, на которые она же сама и отвечала. — Мы видим вместилище магии, в котором она была заключена более десяти лет. Как видите, опустевшее вместилище.

Агата тихо отбрела в сторону. Где она тогда стояла? Здесь? Или здесь? Пролом в куполе не заделали — может, надеются, что магия погуляет и тем же путем вернется? Или это теперь — тоже музейный экспонат? А вот здесь, дети, вы видите пролом, через который магия выбралась на волю...

— Поднимите головы! — скомандовала Тельма. — Что мы видим? Здесь мы видим пролом, через который магия...

Агата тихонько хмыкнула. Пролом все еще мягко светился — может, так будет всегда? Казалось, снаружи льется золотистый полуденный свет, хотя время уже клонилось к вечеру. Тогда все было заполнено светом, ослепительным светом и силой... Волшебством. Даже сама Агата.

А сейчас вокруг — только огромный, серый, какой-то неряшливый котлован. Никому ненужная тюрьма. Наверное, уже придумывают, что бы с ней теперь такое сделать. Куда приспособить.

— Как вы все прекрасно помните, в пятницу тринадцатого начались колебания магии. Такое происходило и раньше, но на этот раз ситуация была очень серьезной. На помощь призвали самых сильных волшебников страны и зарубежья. Было принято решение при достижении колебаний свыше десяти баллов начать эвакуацию близлежащих районов... Да, Юрченко?

— А правду говорят, что кто-то выпустил магию?

— Детские сказки! — отрезала Тельма. — Колебания магии, как и колебания земной коры, объясняются исключительно природными причинами, в крайнем случае — военными испытаниями, а вовсе не действиями неизвестно откуда взявшегося мага-одиночки!

— А если магов-одиночек было несколько? — не унимался настырный Юрченко.

— Ты, как я вижу, поклонник мистических детективов! Чтиво увлекательное, но неполезное для юного пытливого ума. Лучше бы ты, все-таки, занялся изучением закономерностей развития магии и магических сообществ. Тогда бы тебе сразу стало ясно, что...

— Ну-у, завелась... — негромко сказали за агатиной спиной. Димитров, задрав голову, тоже рассматривал проломленный купол. Стефи бродила неподалеку, обхватив себя руками за плечи. Ежилась. Агата чувствовала, как ей не по себе — Стефи, солнечная ведьма, терпеть не могла темноту и серый цвет.

— У меня дядька работает в министерстве магии, — заговорщицки сказал Карл, и они придвинулись поближе, чтобы лучше слышать — мешал въедливый голос Тельмы. — Так вот он краем уха слышал, как один из СКМ сказал, что якобы появился наследник этой магии и всю ее забрал себе...

— А как зовут этого из СКМа? — тут же спросила Агата. Неужели Келдыш разговорился? Карл моментально решил, что ему не верят, и надулся.

— Не хотите верить — не надо! Но дядя говорит...

— Думаете, я слишком стара и не слышу, о чем вы там беседуете? — вопросила Тельма. — Обсуждаете еще более дикие версии исчезновения магии? Идите сюда немедленно и выслушайте, как все происходило на самом деле!

— Официальная версия никогда не бывает правдивой! — возразил взъерошенный Карл. Люси шла за ним следом, согласно кивая. Стефи, без интереса глянув вверх, проворчала:

— Ой, ну долго еще? Холодно же!

— А что бы ты сделал, Славян, если б у тебя было столько магии? — спросил Зигфрид.

— А ты?

— Да я бы... ну я бы... — Водяной надулся, словно показывая, что и как он сотворил. — Да все!

— А ты, Агата?

Магия, рвущаяся на свободу, как раздуваемое ветром гудящее белое пламя; руки, тело, плавящиеся в этом пламени, готовые превратиться в кого угодно, во что угодно. И весь мир вокруг — пластилин, из которого можно вылепить все, что только захочешь...

— Я бы ее отпустила.

— Как я выгляжу? — в третий раз спросил Шрюдер.

Он то и дело поправлял редеющий пробор. Лысеющие мужчины гораздо больше внимания уделяют своей прическе, чем те, у кого шевелюра богатая.

— Как всегда великолепно, Генрих, — и в третий раз покорно ответствовал Келдыш.

Шрюдер посмотрел на него с подозрением.

— Издеваешься? Ну-ну...

Ой, мне бы ваши проблемы, начальник, думал Игорь, рассеянно озираясь. Увидел, сел прямо и сказал с драматической интонацией:

— А вот и она!

Шрюдер подскочил на скамье.

— Где, где?

Келдыш молча показал на шествующую — другого слова не подберешь — по аллее Лидию Мортимер. Светлый костюм, туфли-лодочки, развевающийся шелковый шарфик... Просто женщина-картинка. Эталон элегантной старости.

Привычки не изжить, с грустью констатировал Игорь, вскакивая вслед за Шрюдером. Ему было слегка не по себе под ее взглядом — как в давние 'академические' годы. Словно она всегда знала про его проделки больше него самого. Мортимер величественно кивнула.

— Келдыш.

Забавляясь в душе, он поклонился, сцепив за спиной руки.

— Лидия?

Она привычно взяла Шрюдера под локоть и задержалась, разглядывая Игоря. Сказала откровенно:

— Скверно выглядите. Бледный. Круги под глазами.

Ну спасибо! Теперь и Шрюдер принялся внимательно разглядывать своего подчиненного. Сказал:

— Действительно. Что такое? Хуже стало?

— Мало сплю, — сказал Игорь честно. Понял, что его собираются допрашивать дальше, и пошел на откровенное хамство. — Дело молодое, если помните...

Он покаянно развел руками.

Шрюдер посмотрел хмуро и повернулся к Лидии.

— Идемте, идемте, мы слегка опаздываем. До завтра, Келдыш.

— До свидания, Ловец. А куда мы идем?

— Пусть это будет для вас сюрпризом...

Засунув руки в карманы, Игорь смотрел вслед пожилой парочке. Интересно, а Шрюдер еще может?.. Хотя, конечно, кроме всяческих 'ви-агр' к его услугам весь арсенал накопленных магией за тысячелетия любовных снадобий и ритуалов. Да и мадам Мортимер, судя по всему, та еще штучка...

О чем он вообще думает? Он ведь может сейчас совершенно спокойно повидаться с младшей Мортимер.

Кыш и Келдыш смотрели друг на друга.

— Ага, — сказал Келдыш и наклонился, подхватывая котенка. — Черный кот!

— Ну да, — промямлила Агата, наконец закрывая за ним входную дверь. — Кто-то подбросил нам...

Кыш принюхивался к лицу Келдыша. Тот осторожно погладил его большим пальцем по мордочке. Сказал авторитетно:

— Черный кот с белыми кругами вокруг глаз способен видеть вампиров. Пригодится — в свете недавнего знакомства.

Он принюхался — в свою очередь.

— А чем это так вкусно пахнет?

— Бабушка наготовила перед уходом, — Агата нерешительно помахала рукой в сторону кухни. — Хотите есть?

— Я уже думал, вы никогда не предложите! — Келдыш непринужденно стянул кроссовки и мягко пошел по коридору. Его вел нос. Ведь 'обоняние Ловцов переразвито'. Ну вот, думала Агата, и этот сразу на кухню. И кто скажет, что они с котом не похожи?

Келдыш, придерживая котенка на плече, поочередно открывал крышки кастрюль и сковородок. Котенок с интересом заглядывал сверху в их недра.

— Пир горой! — Келдыш оживленно потер руки. Оставшийся без поддержки кот покрепче уцепился когтями и Ловец поморщился. — А вот этого не надо! Спускайся. Вы всегда так едите? Не понимаю, почему вы тогда такая прозрачная.

— Накладывайте, что хотите.

Агата открыла холодильник и невидяще уставилась внутрь. Наверное, надо ему предложить что-нибудь выпить... Если он пьет. Вообще-то, она впервые принимала дома мужчину. Одна. Покосилась. Мужчина увлеченно накладывал целые горы еды на большую тарелку. Кот вольно расхаживал по столу. Бабушки на него нет!

— Мортимер, вы обморозитесь, если не закроете холодильник. Даже досюда сквозняк доходит.

Агата захлопнула дверцу.

— Извините.

Келдыш показал на вторую заполненную тарелку.

— Поешьте сами. Все вкусно, и не ядовито, я уже снял пробу.

Еле удержавшись, чтоб не сказать ему 'спасибо' в своем собственном доме, Агата принялась на еду. Больше половины она не одолела, но хотя бы за этот промежуток придумала тему для разговора:

— Вы сказали — 'в свете недавнего знакомства'? Ваш друг... он что, знает, где я живу?

— Если не знает, то легко найдет, — беспечно заявил Келдыш. — Кот, хочешь косточку?

— Он же вам не собака... А как найдет?

Келдыш уставился в потолок. Сказал замогильным голосом:

— Я мог бы полчаса рассказывать о некой связи, возникающей между вампиром и человеком, которому он заглянул в глаза... О натянутой между вами струне, светящейся в ночи и видимой лишь ночным зрением... Но я просто напоминаю, что существует такая обыденная вещь, как адресная справка.

Он забросил в рот большой кусок пирога и уставился на Агату. Та не подкачала:

— А зачем он будет наводить обо мне справки?

— Вот! — сказал Келдыш с удовлетворением. — Вот это вам и придется выяснить... Но для начала Дегтяр, я думаю...

— Кто?

— Борис Дегтяр. Это его фамилия. Чему вы так удивляетесь? Считаете, у вампиров не может быть фамилий? У него есть и работа, и даже ученая степень. Так вот, я думаю, для начала он предложит вам прогуляться по крышам.

— По крыш... Зачем?

— Это романтично, — просто сказал Келдыш. — По крышам, при свете полной луны... Можно мне осмотреть дом?

— Д-да... пожалуйста.

Келдыш взял на удивление смирного Кыша под мышку и пошел из кухни. Посмотрел на входную дверь, пробормотав: 'ну, тут все нормально'. Агата думала, он будет разглядывать обстановку, и недоумевала, что у них может быть интересного. Келдыш, опустив котенка на пол, стоял посреди гостиной с закрытыми глазами. Пальцы его чуть разведенных рук подрагивали.

— Хор-рошо... — сказал еле слышно.

— Что хорошо?

— Здесь отлично поработали маги. А знаете, у вас очень хороший домовой, Мортимер.

— А?

— Домовой, эльф-домовик, брауни, — пояснил Келдыш. — Никогда не видели? Спросите у кота, кто его гоняет ночью... Спальни наверху?

Перепрыгивая через две ступеньки, Келдыш отправился наверх. Кыш, задрав хвост, кинулся за ним в погоню. Когда Агата поднялась, Келдыш задумчиво разглядывал три закрытых двери.

— Так... здесь явно спит мадам, а это тогда...

Он толкнул дверь и вошел в агатину спальню. Как догадался? Хозяйка втянула голову в плечи. Кровать не заправлена, на полу — раскрытая книга и чашка, одежда небрежно сброшена на стул... Келдыш, лавируя среди всего этого, добрался до окна.

— И тут порядок... да и мадам Мортимер кое-что добавила...

Побарабанил пальцами по широкому подоконнику. Агате очень нравилось сидеть на нем с книгой и смотреть, как солнце опускается за крыши домов. Келдыш глянул на нее через плечо.

— Вы знаете, что все окна и двери в доме заговорены? Сквозь них никто не пройдет без вашего приглашения.

— Ну... нет. Бабушка просто говорит, чтобы я всегда смотрела в глазок...

— А вы сегодня не смотрели и потому меня впустили?

— А... не надо было?

Келдыш отвернулся к окну. Уже совсем стемнело. Голос его прозвучал отстранено:

— Это уж вам решать... Только советую — хорошенько подумайте, десять... сто раз подумайте, прежде чем открыть это окно кому бы то ни было. А мне пора бежать. И причем — очень быстро. Ваша бабушка на подходе, и она не одобрит... нашего нечаянного свидания.

Бабушка, конечно, не одобрила. Бы. Если бы Агата о 'нечаянном' рассказала. Но бабушка пришла такая веселая и довольная, что даже не поняла, что ужин сегодня распробовали два человека — и один кот. Только восхитилась:

— Вот молодец! Наконец-то у тебя проснулся нормальный подростковый аппетит!

— А как вы провели время? — побыстрее спросила Агата. Лидия махнула рукой:

— Всего и не перескажешь! Где мы только не были! Я даже ужинать не буду, в ванну — и спать. И тебе советую.

Все ей дают советы. Просто шагу без этих советов не ступишь! Агата, конечно, не легла — одиннадцать, время детское. Взяла Кыша и поднялась к себе в комнату. Валялась на низкой кровати, то листая книгу, то наблюдая за охотящимся на собственную тень котенком. То глядела в окно, где на небо выкатывалась медленно толстая, яркая луна.

Полная луна.

'Прогуляться по крышам при свете полной луны'...

Агата отложила книгу, зачарованно наблюдая за неощутимым глазу движением. Сначала луна была желтой, как жирный сыр, потом — наверное, на улице холодало — перецвела. Белая, серебряная, голубая. Свет ложился на крыши соседних одно-двухэтажных домов, расстилал по ним бледные ковры, углублял тени черепиц...

Кыш перестал играть. Сел, серьезно и пристально глядя в окно. Потом встал смешным настороженным сусликом — лапки у груди, шея вытянута, уши локаторами. И вдруг превратился в живой растопыренный 'ершик' — этот 'ершик' шипел, прижимался к полу и медленно пятился от окна. В стекло как будто кинули горсть горошин — мелкий, частый, дробный стук... Вздрогнувшая Агата резко села на кровати. Тень скользнула мимо окна, снова стук — теперь уже стало ясно, что в окно стучат кончиками пальцев. Ногтями.

Вернее, когтями.

Агата опустила ноги на пол. Посидела и оттолкнулась от кровати. Подошла к окну. 'Хорошенько подумайте, десять раз'... Агата медленно повернула ручку. Толкнула раму.

— Доброй ночи, — вежливо сказал ей Борис Дегтяр. Он сидел на крыше напротив окна, положив руки на скрещенные колени. Глаза сияли, точно маленькие луны. За спиной Агаты раздался жутковатый вой.

— О! — сказал Дегтяр, в точности, как Келдыш. — Черный кот!

Покивал одобрительно:

— Умно, ничего не скажешь!

Агата молча смотрела на него. Борис склонил голову набок.

— Не хочешь прогуляться?

— Где ваши крылья? — неожиданно спросила она. Борис небрежно махнул рукой за спину. То ли клочья тумана — но черного, то ли просто тени — но слишком стремительные...

— Красиво, — все же решила для себя Агата. Борис прищурился, заглядывая ей в глаза, точно пытался разглядеть в них какое-то хитрое устройство.

— Ты действительно их видишь?

Она пожала плечами.

— Вижу...

— Ну так что же? Мне к тебе не сунуться. Выйдешь на крышу?

...'сто раз подумайте'... Агата кивнула и залезла на подоконник. Дегтяр не шевелился, наблюдая. Боится спугнуть... Агата свесила ноги наружу и с сомнением посмотрела вниз.

— А крыша выдержит?

— Не бойся, — он встал и подавил ногами черепицу. — Я сейчас гораздо легче, чем выгляжу.

Зря он поднялся. И без того очень большой, теперь, на фоне холодного сияния луны, Борис казался просто огромным. Пугающим. И крылья-тени медленно расправлялись за его спиной. Агата замерла, глядя на него снизу.

— Ну что? — спросил он, протягивая ей руку. — Никогда не гуляла по крышам?

— И не будет гулять.

Агата чуть не подпрыгнула на своем подоконнике. Дегтяр повернулся всем корпусом, и ей стало видно стоявшего на коньке крыши Келдыша. Тоже весь в черном, руки в карманах, голова склонена в таком же ироничном стиле, как у Бориса. Глаза светятся. Крыльев вот, слава богу, нет, а то бы вылитый вампир...

— И тебе доброй ночи, Игорек.

Келдыш улыбался. Почти.

— Ты давал слово, что не будешь зачаровывать Мортимер.

— И я его держу. Разве я навел чары? — Дегтяр с оскорбленным видом повел рукой, демонстрируя миру притихшую Агату. — Не плел ни песен, ни снов... Просто предложил прогуляться. Девушка сама согласилась. Подтверди, Агата!

Агата осторожным кивком подтвердила. Келдыш блеснул недобрым взглядом, и голова у нее втянулась в плечи: мало ей не покажется. Потом. Сейчас он наводил разборки с вампиром.

— Мортимер не будет с тобой гулять по крышам, — сообщил Келдыш мягко. — Не будет. Прими это как данность.

Агата моргнула — и за эту секунду они успели сменить положение. Теперь они стояли к ней боком. Келдыш улыбался. Дегтяр тоже. Агата очень испугалась. Рядом с этим огромным, сильным и опасным че... существом Ловец выглядел изящным и хрупким — точно танцор против чемпиона в тяжелом весе.

Вампир мягко вскинул руки — блеснули очень белые пальцы, серебристые когти — Агата протестующе пискнула и полезла с подоконника на крышу. Мужчины одновременно оглянулись.

— Ну... не надо... — сказала Агата, нервно дергая рукава свитера и осторожно нащупывая босыми ногами неровности крыши. — Вы что?

Вампир опустил руки и посмотрел на Келдыша. Тот спросил с невыносимым высокомерием:

— Мортимер! Вы что, решили, мы будем драться? Из-за ВАС?!

Вообще-то, именно это она и решила. Но знакомые интонации в голосе Келдыша быстро привели ее в чувство.

— Ха-ха! — поддержал его Дегтяр. — Ладно, Игорян, совещание на крыше закончено. Я забегу к тебе денька через два?

— Только через дверь.

— Х-ха! — Борис отступил, заскользил по склону крыши, Агата охнула. Вампир сказал с улыбкой, глядя на напряженные ноги Келдыша. — А высоты ты все-таки боишься!

— Лети... пустокостный!

Темная кисея крыльев на мгновение притушило сияние луны — и Дегтяр исчез, точно растворился в ночи, оставив после себя:

— Все лучше, чем быть пустоголовым!

— Это он про вас, Мортимер, — сообщил Келдыш, неторопливо поворачиваясь.

— А вы и вправду боитесь высоты?

Соврет? Келдыш пожал плечами и сказал просто:

— Сейчас меньше, чем когда Борис отучал меня от этой фобии... На третьем курсе мы гуляли с ним каждое полнолуние.

Он бесшумно двинулся к ней по крыше.

— А вы тогда уже знали, что он вампир?

— Всегда, — мягко сказал Келдыш. — Мортимер, не пытайтесь перевести разговор.

Агата чуть было опять не 'акнула', но притворяться у нее всегда плохо получалось. Между тем на подоконник вылез осмелевший Кыш и вопросительно мякнул.

— Да-да, — кивнул ему Келдыш. Протянул руку над ее плечом и взял котенка. — Знаю, ты тоже предупреждал. Вопрос только в том, почему она нас обоих не послушала? А, Мортимер? — он посмотрел на нее исподлобья.

Почему? Агата молчала, честно пытаясь сформулировать.

— Вы не были зачарованы, — продолжал Келдыш. — Не производите и впечатления идиотки... Окончательной. И не настолько храбры или авантюристичны. Да и я предупреждал вас...

— Именно поэтому! — вырвалось у Агаты. Рука, поглаживающая котенка, на секунду замерла. Келдыш поднял брови.

— Вот как? Я действую на вас, как катализатор? Интересная реакция. Другими словами, если бы я настоятельно посоветовал вам прогуляться с вампиром при свете полной луны, вы бы...

— Еще подумала.

— Великоле-епно! — пропел Келдыш. — Вы так относитесь ко всем добрым советам, или только я удостоен такого безоговорочного доверия?

— А вы не замечали, что все ваши 'добрые советы' кончаются... — Агата подумала, — ...странно?

— Ну, я бы не сказал, что все, — Келдыш склонил голову набок, присматриваясь к ней с интересом. — Хотите сказать, я вами манипулирую?

— А разве нет?

Келдыш помолчал, слегка улыбаясь.

— Вы открываете мне глаза, Мортимер. Но, думаю, для психологического штурма крыша — не самое лучшее место. Да и время.

Он посадил котенка на подоконник.

— Вот вам еще один добрый совет, хотя вы его, разумеется, опять проигнорируете — идите-ка вы спать.

И пошел от нее, осторожно ставя ноги по наклону черепицы.

— А как же романтичная прогулка при свете полной луны? — вырвалось у Агаты.

Келдыш остановился, задумчиво глядя вниз.

— Вы все-таки хотите прогуляться по крышам? Со мной?

Агата пожала плечами.

— Раз уж вы прогнали другого желающего...

— Тогда наденьте кроссовки, — просто сказал Келдыш.

— А?

Келдыш показал пальцем:

— Обуйтесь. Вы же не собираетесь гулять босиком?

Они стояли на краю крыши. Агате никогда не казалось, что второй этаж — это очень высоко.

До этого момента.

— Но вы-то, надеюсь, высоты не боитесь, Мортимер?

Агата вновь поглядела вниз. Потом вверх — на Келдыша. Из-за его плеча ее рассматривала луна.

— Н-не очень...

— Вы еще летаете во сне?

— Иногда.

— Так вот, это — сон. Нам всего-навсего нужно шагнуть во-он до той крыши. Это близко.

Близко?! Узкая улочка превратилась в черное бездонное ущелье. Она просто засосет их, как гигантский пылесос... Келдыш не дал ей времени запаниковать окончательно.

— На первый раз обнимите меня.

— А?

— За талию, вот так. Держитесь за ремень. Согните колени. На счет три отталкивайтесь и прыгайте.

— Куда? — коленки ее дрожали. О-очень дрожали.

— Вверх, к луне! Ну, раз, два... три!

— О-ой!..

Она прыгнула. Или он ее сдернул с крыши — таким стальным казалось его устремленное вверх тело. Они бесконечно летели вверх-вверх — к луне — а потом начали падать. Не падать — медленно опускаться. Это было как... в Котле. Только верх и низ здесь все-таки существовали — на них наплывала крыша. Агата согнула ноги, готовясь к приземлению (прикрышлению?). Казалось, пятки ударились, пружиня, о спортивный мат, а не о твердую черепицу — даже звука практически не было слышно.

— Ох!

Келдыш был доволен.

— Хорошо. Мы попали, куда хотели. Во-он ваш дом. У меня только два замечания. Вы можете мне помочь. Попробуйте представить себя легкой. В первый раз я перестраховался и прыгнул слишком высоко. Можно просто двигаться вперед длинными прыжками... примерно, как на уроке физкультуры. И, Мортимер... не надо так за меня цепляться. Дышать трудно.

— Ой, извините! — Агата разжала пальцы и даже отодвинулась.

— Ну, не так далеко! — Келдыш взял ее за руку. Агата поспешно проверила — правой, без кольца. — Я не дам вам упасть. А теперь представьте себя легкой. Как перышко. Вы просто скользите по лунному свету. Парите. Готова?

— Н-нет...

— Готова!

Он шагнул с крыши, увлекая за собой Агату.

Они стояли на крыше театра, разглядывая расстилавшийся перед ними город. Агата и не подозревала, что россыпь огней, реклам-витрин, разноцветных окон и фар ехавших машин может быть такой красивой. Она похлопала по каменной бабке нависающего над ними театрального коня. Посмотрела на ладонь и вытерла ее о джинсы.

— Фу, коняга, и какой же ты грязный!

— Городской смог и голуби, — объяснил Келдыш. Он уселся на парапете, свесив ноги на улицу — для боящегося высоты как-то очень смело.

— Я, оказывается, соскучился по этому, — сказал Келдыш, кивнув на переливающуюся панораму. — И по полетам тоже. Черт, как давно...

Агата подошла, осторожно села бочком. Осторожно поглядела вниз. Внизу ехали машины и шли редкие прохожие.

— А много сейчас... ну, гуляют по крышам?

— Не очень. Вампиры, студенты Академии, — он как-то так это произнес, что стало ясно — имеется в виду Академия Магии, а не чего-то другого, — влюбленные кошки... и мы с вами, Мортимер! Тут свои тусовки, правда, не знаю, где они теперь находятся. Раньше мы всегда собирались на крыше концертного зала. Там все дрожало от музыки и магии.

— А почему вы перестали гулять по ночам?

— Как-то не до того: то выспаться хочется, то еще что-то... — Келдыш подумал и добавил. — Да постарел, наверное, просто — вот и вся причина! Так что гуляйте, пока молоды!

Агата засмеялась.

— А когда мы пойдем в следующий раз?

— Вы назначаете мне свидание на крыше, Мортимер?

Ой, это что, ТАК прозвучало?

Келдыш, заломив бровь, снизу смотрел в ее освещенное разноцветными огнями лицо.

— Но я же не могу... одна? Или могу?

— Не можете, — быстро сказал он. — В следующее полнолуние.

— Так до-олго?

— Хорошенького помаленьку. И, — он посмотрел на луну, — нам пора закругляться. Давайте-давайте, не делайте кислое лицо. Мы довольно далеко забрались. Как предпочитаете возвращаться домой? На такси или по крышам?

— Конечно, по крышам!

Келдыш вздохнул.

— Так я почему-то и думал...

Они как будто превратились в великанов: раз шаг — на одной крыше, шаг второй — на другой... Сначала Агата послушно представляла себя перышком, а потом перестала — забыла. Она просто шла и шла вперед по лунному свету. Невесомость, прохлада, обвевающая лицо; крепкая, надежная, теплая рука...

— И — оп-ля! — сказал Келдыш. В этот раз он не удержался на ногах и упал на колени. Сел и объявил, — станция конечная!

Едва Келдыш выпустил ее руку, как к Агате вернулся ее собственный вес — и, кажется, даже в тройном размере. Ноги у нее подломились — и она тоже рухнула на крышу — наверное, со страшным грохотом. Келдыш зашипел на нее; вытянул шею, заглядывая за угол, — не загорится ли окно старшей Мортимер.

Обошлось.

— Перегуляли! — констатировал Келдыш с неудовольствием. — Завтра вам нелегко придется — будут болеть все мышцы. И у меня тоже. Стар я уже, стар... Не вставайте, ползите так.

Агата послушно направилась к своему окну на четвереньках.

— А вы?

— И я... поползу. Давайте, закрывайте окно.

— До свидания. И спасибо.

— Вот уж не за что! 'Крышемания' — это такая з-зараза! И я ведь еще туда же...

Агата проследила, как, не переставая ворчать, он сползает по скату крыши, повисает на пальцах — и мягко спрыгивает на асфальт. Закрыла окно.

— Мя-ях! — сонно поприветствовал ее Кыш.

— Бабушка, а сколько длится полнолуние?

— Астрономическое? По-моему, несколько десятков минут... — рассеянно сказала бабушка. — Что, луна спать мешает? Говорила же, давай повесим на окно шторы!

— Да не...

Агата облизнула ложку и задумчиво уставилась в окно. Вчерашнее путешествие казалось сном — удивительным, волшебным сном... Хотя теперь куда не кинься — везде наткнешься на волшебство. Как это раньше она его так успешно не замечала?

— А правда, что студенты Академии гуляют в полнолуние по крышам?

Бабушка вдела иголку в нитку и покосилась на внучку зорким глазом.

— Ну, гуляют... Мало ли кто где гуляет. Надеюсь, ни в какую светлую голову в интернате не пришло попробовать это сделать? Рановато еще.

Агата задумалась. А ведь правда, никто ей о таком не рассказывал. Пока. Бабушка сочла ее молчание угрожающим, потому что поспешила добавить:

— Я не к тому, что это как-то неприлично или вы еще не доросли — боже упаси! Просто, пока у вас нет соответствующих навыков, такие прогулки крайне травмоопасны...

Агата перебила:

— А с вампирами ты когда-нибудь встречалась?

Бабушка не удивилась.

— Конечно. Среди них тоже есть сильные маги, некоторые поступают учиться в Академию. В основном, на вечернее отделение, как ты сама понимаешь.

— И как ты к ним относишься?

Лидия Мортимер помолчала. Сказала взвешенно:

— Надеюсь, ты не сочтешь меня шовинисткой. Но я бы не хотела, чтобы у моей внучки появились подобные приятели. Я ничего не имею против них, просто мне не нравятся некоторые их привычки...

Агата не удержалась от смеха:

— Например, привычка пить человеческую кровь?

— Вот именно. Хотя я всегда утверждала и буду утверждать, что согласна сотрудничать хоть с зомби — если только они готовы пойти на такое сотрудничество. А к чему ты это все спрашиваешь?

— Да так. Просто чем больше я здесь живу, тем больше у меня вопросов появляется.

— Охо-хо! — вздохнула бабушка. — А чем длиннее жизнь вообще, тем больше вопросов будет возникать. И на многие так и не найдется ответа...

В четверг отменили две последние пары — заболел Александр. Стефи тут же решила, что они идут в кино. Естественным образом получилось, что в кино пошли не они одни, а целая куча народу. Компания, набившаяся в кабинет директора, почтительно, если не сказать — подхалимски — молчала. Божевич тоже молча, даже не поднимая глаз, подписывал пропуска. Один отложил.

— Анна-Мария сегодня никуда не идет.

Рослая темноволосая девушка подперла бока руками. Спросила воинственно:

— А что я такого сделала?

— У тебя нестабильное состояние. Сходишь в кино в выходной.

— У меня? — она громко расхохоталась. — У меня — НЕСТАБИЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ?

Где-то загромыхало. Агата заметила, что кое-кто пригнулся, опасливо поглядывая на потолок. Божевич раздраженно взмахнул рукой — точно поймал в воздухе крупную муху. Громыхание смолкло.

— Анна-Мария, уйди от греха подальше!

Та возмущенно фыркнула и понеслась к двери. Димитров отскочил в сторону. Наверно, Антон наложил на дверь заклинание 'нехлопанья' — иначе бы та давно не выдержала таких энергичных ударов...

Директор положил перед собой следующую 'вольную'. Помедлив, покосился. На Агату. Та затаила дыхание — что, и у нее какое-то не такое состояние? Или ей вообще запрещено покидать территорию интерната? Антон поводил над листом своей лицензионной ручкой, но все же подписал.

— А что с этой Анной-Марией? — спросила Агата, когда они дружной гурьбой вывалились из кабинета. Стефи, как всегда, была в курсе событий:

— Разругалась со своим парнем, вот теперь рвет и мечет. Пошли, нам еще на досмотр.

— Какой?

— Да пошли, увидишь!

Досмотр проходил прямо перед запертыми воротами интерната.

— Пропуска! — Смуглый остроносый охранник потер руки с каким-то даже предвкушением. — Ну, чем вы меня сегодня порадуете? Кто первый?

Первым 'порадовал' Зигфрид. Охранник наклонился, упершись руками в колени. Спросил с интересом:

— Ну?

Мальчик, задрав голову, смотрел ему прямо в глаза уверенным взглядом прозрачных голубых глаз. Сказал звонко и четко:

— Масуд, у меня ничего нет!

— Зигфрид, у тебя ничего нет, — послушно повторил охранник. — А теперь выворачивай карманы.

Водяной вздохнул и вывернул карманы длинных шорт. На землю посыпались разноцветные стеклышки. Охранник подобрал их все до единого и положил на столик у ворот.

— Я же предупреждал, что ты не сможешь меня загипнотизировать!

— Попытка — не пытка, — независимо сообщил Зигфрид, заправляя карманы.

— Не забудь кармашек на футболке.

Зигфрид вновь скорбно вздохнул и вытащил из кармана крупный осколок черного стекла. Положил в общую кучу.

— Сохрани его для меня!

— Как в швейцарском банке, — заверил охранник.

— А что он делает с этими стеклами? — спросила Агата. Стефи скривилась:

— Ой, лучше не спрашивай! Маньяк он!

— Следующий!

Засунув руки в карманы, вразвалку подбрел Димитров.

— А, Мистер Зажигалка! Какому заведению в городе не повезет на этот раз?

Тот нехотя растянул губы в усмешке.

— Смешно, Масуд, прям обхохочешься! Нет у меня ничего.

— Ну нет, так нет, — покладисто согласился тот. — Давай-ка сюда свои ручки шаловливые!

— Ну жарко же, Масуд!

— А может стать еще жарче, давай-давай!

Агата, хлопая глазами, смотрела, как охранник натягивает на руки Славяна толстые перчатки.

— Подумают, я заразный, — ворчал, глядя в небо, Димитров. — Проказой какой-нибудь...

— Нет, Слав, — подал голос Карл. — Они подумают, ты — скейтбордист. Просто где-то свой скейт потерял.

— Видишь, на ладонях дырки, вентиляция. Не спаришься! — Охранник тщательно застегнул кнопки на димитровских запястьях и сказал назидательно, — застежки заговорены, если кто-нибудь попробует...

— Ой, да ладно, Масуд! — недовольно сказала Стефи. — Ты каждый раз это говоришь, мы уже наизусть выучили!

— Тогда не надо каждый раз снова пробовать!

Димитров отошел к воротам и за спиной Масуда изобразил, что душит его обеими руками.

— Люси?

Беленькая Люси стояла перед охранником, невинно сложив на животе пухлые ручки. Масуд закатил глаза к небу:

— Лю-юси!

Та спокойно и быстро освободила одежду и сумочку от каких-то проволочек, пружинок, металлических шариков...

Четко подошедший к столу долговязый Карл выложил нечто увесистое. Охранник взглянул и сказал:

— Ого! Где взял?

— Нашел, — без запинки ответил Карл.

— Ну уж извини, это я тебе не верну. И сообщу директору. О, Стефания, моя красотка Стефания!

— Да, это я!

— Что за юбочка на тебе! Такая красивая!

И такая короткая. Временами казалось даже, что юбки нет вообще.

— Тебе нравится? — хлопая ресницами и отчаянно кокетничая, польщено спрашивала Стефани. Охранник таращил черные жгучие глаза:

— Мне?! Нравится ли мне? Стефания, любовь моя, да на тебя будет оглядываться каждый парень, каждый мужчина и даже каждый дедушка столицы! Так что снимай все свои приворотные амулеты. Твоих ножек и без того больше, чем достаточно.

Стефи надулась.

— Какие еще амулеты? Мне эти украшения бабушка подарила!

— Значит, у твоей бабушки тяжелый склероз и она уже забыла, для чего они служат. Сдавай-сдавай!

Стефи, непрерывно жалуясь, складывала браслеты, кольца, серьги, подвески на стол.

— И что я теперь, совершенно голая должна идти?

— А возможно еще голее?

— И вообще, ты должен выдавать нам расписки!

— Не бойся, верну я тебе твое золото-бриллианты! Мне женские привороты уж точно ни к чему.

Масуд помахивал в воздухе последним пропуском, затрудненно глядя на Агату. Та смотрела на него с такой же озабоченностью.

— Новенькая? Что-нибудь проносишь?

— А?

— Вроде этого, — Масуд кивнул на стол. Агата послушно посмотрела на склад конфискованных вещей. Она, между прочим, вышла уже из возраста, когда коллекционируют стеклышки, проволочки и гвоздики... И камешки.

Хотя камень странный. Черный, весь неровный, с острыми рваными краями. А сквозь черноту просвечивает красный пульсирующий огонь. Сердце-камень, или Говорящий Камень... И правда, где его Карл 'нашел'? Агата перевела глаза на разноцветные осколки и сразу поняла, почему Стефи назвала Водяного маньяком. Очень противно. Но ему, наверно, кажется, что очень красиво... А Стефи приворотные амулеты купила (а то и стянула) в каком-нибудь магазине, несколько сделала сама, один даже очень удачный, вон, как светится красным. А вот этот перстень, и правда, очень старый, темно-бордовый, но носить его нельзя даже днем — плохо кончится...

Агата перевела глаза на охранника. Сказала честно:

— У меня ничего такого нет.

И пошла к воротам, не заметив, что Масуда мягко приложило к стене.

— Масуд, ну открывай! — загалдели школьники. — Масуд, ты че, уснул?

Ворота открылись, и разоруженные несовершеннолетние преступ... то есть, волшебники вырвались на свободу. Агатин телохранитель сидел на скамейке неподалеку, складывая газету. Смотрел на них.

Масуд медленно приходил в себя. Слушал голос Карла:

— Нет, Масуд дядька еще ничего! Шмонает, конечно, по-черному, но не выступает, как Йохан. Тот как разорется, не остановишь уже...

Они что, с ума сошли? Как его одного можно выставлять против ЭТОГО?

Как можно разоружить само оружие?

Взявшись за решетку, он глядел школьникам вслед. Новенькая, сутулясь, шла рядом с сексапилочкой Стефи — совершенно обычный городской подросток, уже не переливающаяся всеми цветами мира, как несколько минут назад. И весь 'конфискат' не сиял уже под ее взглядом. И его самого вовсе не отнесло с ее дороги...

Масуд зажмурился, поморгал, пригляделся снова. Ему голову напекло, точно! Оттого и круги перед глазами и шум в ушах. И временное помутнение сознания... Надо сказать Антону, пусть 'грибок' для тени какой-нибудь у ворот поставят.

— Если б знала, что тебя не будут шмонать, — расстроено сказала Стефи, — отдала бы тебе хоть парочку!

Как не странно, первым телохранителя засек именно Карл — беспрерывно болтающий, на всех натыкающийся и за все спотыкающийся Карл.

— Между прочим, — сказал он, лишь чуточку понизив голос, — этот мужик идет за нами уже несколько кварталов!

Все разом оглянулись. Телохранитель, посматривая по сторонам, шел чуть поодаль.

— Маньяк? — с надеждой предположила Стефи.

— Извращенец, — определил Зигфрид со знанием дела.

— Да ему просто с нами по пути! — возразила Агата. Ей не понравилось, как Димитров через плечо оценивающе разглядывает ее охранника.

— А давайте свернем куда-нибудь и проверим!

— Мы уже сворачивали. Когда срезали через дворы, помните?

— А если рассыпаться всем в разные стороны и поглядеть, за кем он побежит?

— Я не побегу, — меланхолично сообщила Люси.

— Почему?

— Потому что далеко не убегу.

— Да ладно, — сказала Стефи снисходительно. — Может, ему просто кто-нибудь из нас понравился?

— Ага, наш Водяной! — немедленно сказал Карл. Стефи оскорблено фыркнула. Зигфрид подумал, обогнал их, и пристроился впереди — под прикрытием своих рослых товарищей.

— Ну что? — спросил Димитров, гулко постукивая кулаком-перчаткой о другую. — Покажем дяденьке, как следить за нами?

— Зачем? — забеспокоилась Агата. — Он вам что, мешает? Идет себе и идет...

— Проволочку бы мне какую-нибудь... — сказала Люси.

— Я счас, — засуетился Карл, обшаривая взглядом асфальт. — Капкан хочешь сделать?

Агата занервничала всерьез — не за телохранителя, он же все-таки боевой маг какого-то уровня, Келдыш говорил... А вдруг он психанет и пришибет кого-нибудь невзначай? Хотя, с другой стороны — кто еще знает?

— Значит, так, — руководил Димитров. — Сейчас капканом делаешь ему подсечку... Карл, камушки будут?

— Будут-будут, — Карл, наклонившись, выписывал зигзаги по тротуару. — Ну зачем так чисто мести улицы, ни фига ведь не найдешь!

— Ты, Водяной?

— Счас придумаю, — Зигфрид поднял глаза к небу.

Агата вдруг представила, как Люси 'подсекает' проволочкой ни в чем неповинного охранника, Карл устраивает маленький метеоритный дождь, Водяной топит его в болоте. А потом Димитров снимает свои перчатки и...

— Ну все, хватит! — выпалила Агата, выскакивая вперед. — Оставьте его в покое! Это мой телохранитель.

Интернатовцы от неожиданности даже остановились. Все смотрели на нее. Она по очереди смотрела на всех.

— Телохранитель? — низко спросил Славян.

— Бодигард, — повторила Агата — зачем-то по-английски, словно от этого все становилось яснее.

— Твой, что ли? — уточнил Карл.

— Мой, я же сказала!

Зигфрид простодушно таращился на нее.

— А ты разве какая-нибудь принцесса?

Один за другим они оглянулись на уведенную из-под носа жертву. Бодигард, и не подозревая о нависшей над ним опасности, подпирал столб неподалеку. Изучал окрестности.

— А чего тебя охранять-то?

— Ну... Знаете, у меня бабушка. Нервная. Она за меня очень боится. Вот и наняла телохранителя.

В принципе, и это тоже было правдой. Частичной.

— Ни фига себе, у тебя бабка! — с уважением сказал Карл. — Крутая, наверное?

Димитров хмыкнул:

— Ну да, круче только яйца!

— Мы идем в кино или не идем? — меланхолично вопросила Люси.

Стефи очнулась от непривычного для нее онемения.

— Да! Мы же так опоздаем!

— Ну ладно! — великодушно разрешил Водяной телохранителю. — Живи тогда!

Агата очень надеялась, что тот не услышал. Школьники ускорили шаг, Стефи на каблуках поднеслась к Агате, схватила ее за руку и жарко прошептала в ухо:

— Я все поняла!

— Что поняла? — с опаской спросила Агата.

— Это он, да?

— Что он? Кто — он?

Стефи нетерпеливо дернула ее за руку:

— Это твой парень, Игорь, нанял телохранителя? Он тебя ревнует и нанял, да?

— Да с чего ты взяла? — совсем растерялась Агата. Ей совершенно не хотелось навешивать на бедного Келдыша еще и телохранителя.

— Догадалась! — довольная Стефи поскакала вперед. — Эй, только не берите места какие попало!

В кинотеатре усаживались шумно и весело. То и дело кто-нибудь соскакивал или вытягивал шею, выглядывая телохранителя.

— Агат, а где он?

— Надо пожаловаться твоей бабке, что плохо охраняет!

— Пусть вычтет с его зарплаты!

— Да когда же вы заткнетесь? — бормотала Агата себе под нос.

Когда начались первые кадры фильма, оказалось, что телохранитель, как ни в чем не бывало, сидит на следующем ряду у них за спиной...

Решив сократить обратный путь, интернатовцы пошли какими-то неизвестными ей закоулками. Димитров, поравнявшись с Агатой, протянул руку в перчатке:

— Попробуй расстегнуть, а?

Она взяла его за запястье, рассматривая металлические кнопки с молниями.

— А ты сам что — не можешь?

— Не могу, — сумрачно сказал Димитров. — Пробовал уже.

Агате не понравилось, как остальные сгрудились вокруг, жадно за ними наблюдая.

— И что? — спросила она настороженно.

— Что — 'что'?

— Чем это закончилось?

Стефи вдруг фыркнула, не сдержавшись:

— У кого — чем! У Славяна — прыщами на носу, у Водяного волосы покрасились в синий цвет, у Карла на ушах выросли крылышки...

Агата поспешно выпустила тяжелую димитровскую руку.

— Ну уж нет! Не надо мне никаких прыщей и крылышек!

— Так это все только до интерната, Масуд все снимет!

— Ну ты и дура, Стефка! — грубо сказал Димитров, потирая запястье. — А вдруг бы у нее получилось?

Агата все косилась на его перчатки. Еще бы не получилось. Она бы, наверное, даже не заметила этих заклятий. Если уж умудрилась выпустить магию из Котла... Попробовать, что ли?

Она огляделась и вдруг начала узнавать место.

— Это мы где сейчас?

— На Часовой. Не была здесь?

Они приезжали сюда уже в темноте, и площадь она не сразу узнала, но келдышевский дом — вот он. Интересно, а что Келдыш скажет, если она — вот так вот, без приглашения, зайдет к нему — просто чтоб поздороваться? Ее ноги двигались все медленнее. Агата уже открыла рот — сообщить, что забежит на минутку к знакомому, — как сзади возмущенно взвизгнула Стефи...

Игорь стоял у окна, рассеянно взирая на площадь. Он только-только сполз с кровати — отсыпался после ночного дежурства — умылся и теперь решал трудную задачу: бриться или не бриться. С одной стороны было очень лень, а он всегда с крайним уважением относился к собственной лени, с другой стороны грозилась нагрянуть Ирка и бриться тогда все равно придется...

Зевая во весь рот, он окинул невнимательным взглядом группу подростков, пересекавших площадь, и отошел от окна. Взялся за майку и — замер, уставившись на свой крис. Провел по нему большим пальцем. Ощущение, будто по кольцу пропустили слабый ток, повторилось. Игорь свирепо отбросил майку:

— Да черт бы ее побрал! Мортимер!

Кинулся к окну.

Внизу, возле дома, происходила небольшая свалка.

Боец доложил, не оглядываясь — наверное, почувствовал Игоря еще когда он сбегал по лестнице:

— Ножей-кастетов-пистолетов не имеют!

Тот приостановился, изучая обстановку. Темноволосого крепыша обрабатывали двое, но он держался, еще и сдачи успевал сдавать. Еще один удерживал за шкирку мелкого пацана — пацан махал руками, брыкался, плевался и даже, кажется, кусался. Мортимеровская подружка Стефи, пригнувшись и прижимая к груди сумочку, самозабвенно вопила. Другая девочка, сидя на корточках, пыхтя, силилась поднять сидящего на земле худого парнишку — тот только очумело тряс головой.

— Из-за чего сыр-бор?

— Эти, — боец указал на нападавших, — ущипнули ту, — палец на Стефи, — за задницу. Она огрела сумкой того, мордатого. Он ее толкнул. Она упала. Тощий влез и получил.

— Не вмешаешься? — без особого интереса спросил Игорь, с подозрением наблюдая за Агатой. Та как-то неопределенно двигалась по внешнему периметру, точно выбирала самую интересную экспозицию.

— А зачем? — пожал тот плечами. — Пускай ребята разомнутся. Не вижу никакой опасности для объекта.

И тут 'объект' показал, что он сам для себя — главная опасность. Взвизгнув, Агата кинулась на парня, держащего мелкого: тот как раз замахивался, чтобы успокоить его хорошей затрещиной.

— Маленьких бить?!

Игорь успел на секунду раньше телохранителя — но все равно слишком поздно для мортимеровского носа. Оттащил Агату в сторону — та вырывалась, выворачивалась у него из рук, мотая головой, отчего кровь попадала и на Келдыша. Он прижал девчонку к стене.

— Да тихо вы! Это я! Поднимите голову, поднимите голову, я вам говорю! Ну!

Услышала наконец! Задрала голову, косясь на него и прерывисто дыша через рот. Игорь быстро проверил — не сломан ли нос. На всякий случай придерживая ее у стеночки (не из боязни, что она рухнет в обморок, а что снова ринется в неравный бой), оглянулся. Трое вояк бодро улепетывали от бойцового мага. Тощий пацан, поддерживаемый девочкой за локоть, поднялся, наконец. Оглядывался. Парень в перчатках, широко расставив ноги, пошатывался и размазывал по лицу кровь. Взъерошенный пацаненок сердито отряхивал запыленные шорты. Стефи внезапно выключила звук, раскрыла глаза и убедилась, что беда миновала.

Выпрямилась и сообщила миру:

— ...!

— Полностью с вами согласен, Стефани, — любезно согласился Игорь.

Та моргнула ошеломленно:

— Вы?!

Пришла в себя — то есть кинулась к нему и изо всех сил ухватилась за руку:

— Это вы их прогнали, вы? Ой, какой вы молодец!

— Они сбежали, когда в бой вступила тяжелая артиллерия — вот она, — пояснил Игорь. Только тут Стефи обратила внимание на подружку. Схватилась за щеки:

— Агата, ты че, дура? Куда ты полезла?

— Вот именно. Дайте ей какой-нибудь платок, — он развернулся к подошедшему бойцовому магу. — Ну — и?

— Я извиняюсь, — хмуро сказал тот, глядя на свою подопечную.

— Никакой опасности, значит? — ядовито спросил Игорь.

— Так я ж не знал...

— Что она сама себе злобный враг? Теперь знай.

— А нос?

— Целый.

Боец шумно вздохнул и отошел. Стефи проводила его неприязненным взглядом:

— Ну и телохранитель у вас! Увольте его!

— У нас? — рассеянно переспросил Игорь. К ним, засунув руки в обширные карманы шорт, подходил пацаненок. Задрав голову, осмотрел хлюпающую носом Агату и спросил с претензией:

— Это кто 'маленький'?!

— Ой, уйди, Водяной, не до тебя! — с досадой сказала Стефи. — Да не размазывай ты кровь, Агата, дай сама вытру!

Игорь окинул взглядом побитое воинство малолетних волшебников (телохранитель привалился к стене поодаль и делал вид, что его вообще здесь нет), вздохнул и сказал:

— Всё! Идем ко мне приводить себя в порядок!

Кудрявый крепыш гулко постучал кулаком о ладонь. Смотрел он исподлобья. Подал голос:

— А ты еще кто такой?

— Я — БЭТМЕН! — веско сказал ему Игорь.

Боец, оставшийся снаружи входной двери, достал и принялся невозмутимо дочитывать сложенную 'четвертушкой' газету.

— Дамы — в ванную на втором этаже, джентльмены по коридору налево! — Игорь проводил взглядом поднимавшихся девочек.

— У тебя вся тушь размазалась! — укоряла Стефи. — Говорила же — купи себе водостойкую!

Он хмыкнул — да, Мортимер в надежных руках! Заглянул к парням. Тощий с прежним обалделым видом разглядывал в зеркале распухающее ухо. Малой размазывал грязь на сбитых коленках. Лишь крепыш шумно плескался под краном.

— Перчатки мог бы и снять, — заметил Игорь машинально.

— Не мог бы! — буркнул тот.

Долговязый неожиданно хихикнул.

— Он к ним прирос!

Но Игорь уже и сам разглядел заговоренные молнии на клепках.

— А, Огневик!

Тот вынырнул из-под крана, моргая мокрыми ресницами. Поглядел на Игоря. На медальон на его груди.

— А ты Ловец?

Игорь опустил глаза и сказал:

— Блин!

Он так и вылетел из дома в одних джинсах...

В коридоре наткнулся на третью девочку. Она стояла перед ним — чистенькая, беленькая, пухленькая — и молчала.

— А! — сказал Игорь. — Самая разумная из всех! Вы не могли бы мне помочь?

Так же молча та пошла за ним на кухню и под его чутким руководством начала делать большое количество бутербродов. Игорь по себе знал, что после военных действий всегда хочется есть.

Если, конечно, осталось, чем есть.

— Куда? — спросила Стефи, когда они поднялись на второй этаж. Агата повернула налево и угадала.

— Ничего себе!

Агата окинула равнодушным взглядом кафельную плитку (конечно же, черную!), блестящую сантехнику, синие полотенца, и повернулась к зеркалу. Господи! На месте Келдыша она бы тут же сбежала, вопя от ужаса. Растекшаяся тушь, засохшая кровь, размазанная пыль... И вся майка впереди устряпана кровью. Похныкивая, начала умываться. Стефи, изучая содержимое шкафчиков, говорила рассеянно:

— А нечего лезть, куда не просят...

— Так он же Зигфрида чуть не прибил!

— Ой, ты что, не знаешь Водяного нашего? Выкрутился бы! Слушай, мне нравится его гель для душа! А Димитрову подраться — все равно что кайф получить. А какой парфюм, м-м-м! — Она присела на край джакузи. Хитро улыбнулась. — А вы ванную вместе принимаете?

— Стефи! — свирепо пробормотала Агата.

— Ладно-ладно, я конспирацию понимаю! Ну как? — она подошла и сочувственно сморщилась. — Слушай, майку надо сейчас же замыть.

— И ходить в мокрой?

— Возьмем у хозяина! — Стефи победно выскочила за дверь, Агата, с запозданием — следом:

— Стефи!

Но та уже скрылась за дверью напротив.

— Вау! — донеслось оттуда.

Стефи, я тебя убью, привычно подумала Агата, ныряя за ней в спальню.

— Обалдеть!

— Сте-фи! — прошипела Агата. — Выходи оттуда!

Стефи, не обращая на нее никакого внимания, восторженно наматывала круги по просторной спальне.

— Нет, ты только погляди! Какая здоровенная! А обстановка! Очуметь!

— Тут у них было две спальни — его и сестры, — зачем-то объяснила Агата. — Потом он их объединил и...

— Да-а-а, — сказали у нее над ухом слегка врастяжку. — А откуда вы об этом знаете?

— Ой!

Келдыш через ее плечо смотрел в комнату.

— Спасибо, что оценили мой тонкий вкус, Стефани.

— Ой! — тоже сказала та, честно пытаясь изобразить смущение. — Мы искали, во что бы Агате переодеться.

Ну да, под подушками, подумала Агата хмуро. Стефи все их переворошила.

— А я ищу, во что бы самому одеться.

Келдыш прошел мимо Агаты в спальню. Достал из шкафа две майки. Одну неспешно натянул на себя — Агату покоробило, с каким жадным интересом Стефи таращится на его голый торс. Другую сунул Агате.

— Вот. Постирайте свою майку и спускайтесь пить чай.

Она так поспешно повернулась к ванной, что ее качнуло. Когда проморгалась, оказалось, что уже сидит на ступеньках лестницы, а стоящий пониже Келдыш, наклонившись, заглядывает ей в лицо.

— А вдруг у нее какое-нибудь сотрясение? — услышала встревоженный голос Стефи.

— Нервы, — сказал Келдыш без малейшего сочувствия. — Может, вам лечь в постель?

Подруга прокомментировала это таким многозначительным 'хм!', что сидящая Агата чуть не укусила ее за коленку.

— Не надо. Я сейчас. Стефи, и ты иди.

— С тобой все нормально? — спросила Стефи обрадовано — словно ее отпустили с урока. — Ой, Игорь, у вас такая шикарная ванная!

Агата еще долго слышала ее восторженный голос. Вцепилась, как клещ, точно боится грохнуться со своих каблуков, подумала сердито.

Кровь протекла сквозь тонкую ткань футболки на лифчик. Пришлось и его замочить на пару. Агата повертелась перед зеркалом. Черная, большая и длинная майка Келдыша делала ее еще бледней и худее. Ни груди, ни талии, все только подразумевается...

Она приостановилась в жирной тени коридора перед входом в кухню. Народ жадно поглощал бутерброды. Стефи, конечно, пристроилась рядом с хозяином и трещала без умолку. Келдыш посматривал на нее сверху со снисходительной усмешкой.

— А зачем этот медальон? — напористо спрашивал Водяной. Он сидел на краю стола, держа в обеих руках по откушенному бутерброду. — Как удостоверение личности, да?

Прежде чем Келдыш успел ответить, Карл пояснил:

— Чтобы знать, чьи это кусочки.

— Какие еще кусочки?

— Когда найдут останки, будет известно — кого именно.

— Спасибо, Карл, вы очень добры, — забавляясь, сказал Келдыш. — Агата, что вы там топчетесь? Чай стынет.

Он ее увидел или кольцо подсказало? Агата вошла, взяла себе бутерброд, большую чашку чая и забралась с ногами на диванчик в углу. Мрачный побитый Димитров сидел в торце стола, широко расставив локти, и помешивал сахар в чашке.

Келдыш сказал, глядя по очереди на тех, кого называл:

— Итак, Огневик, Водяной, Каменщик и... — он посмотрел на невозмутимую Люси, — мы называли таких Железом. Как у вас?

— Металяшка, — сказала Люси.

— ...и Металяшка. И еще кое-кто, — он не взглянул на остальных, но Стефи заулыбалась, Агата уткнулась носом в чашку. — Редко встретишь такую выдающуюся компанию. Хоть пиши благодарственное письмо вашему директору.

— Чего это? — спросил Водяной.

— Вы попали в переплет и сумели удержаться от применения магии, — пояснил Келдыш.

— Переплет! — хмуро буркнул Димитров. — Три каких-то недомерка!

— Эти недомерки тебя здорово отделали, — заметила Люси.

— Конечно! Пока ты там нянчилась с Каменщиком...

— Она не нянчилась!

— Я не нянчилась, — спокойно повторила вслед за Карлом Люси, но щеки ее порозовели.

— Да и вообще — у меня на руках 'заговорёнки'! — Димитров с ненавистью покрутил перед лицом перчатками. — Когда меня уже начнут выпускать без них?

— Когда научитесь себя контролировать. Думаете, почему вас собрали в этом интернате? — Келдыш встал, налил себе еще чашку. — Из-за исключительных талантов?

— А что, разве нет? — агрессивно спросил Славян.

— И поэтому тоже, — согласился Келдыш. — И потому что ваш талант может принести большие разрушения. Если вы не научитесь им управлять, он будет управлять вами. И, как бы вы не протестовали, все ограничения — в том числе и 'заговорёнки' — вполне оправданы. Они защищают окружающих и вас самих от вашей собственной магии.

Стефи еще только открывала рот, как Келдыш сказал:

— То же касается и остальных юных волшебников.

И не волшебников, перевела Агата, когда взгляд Келдыша рассеяно скользнул по ней.

— Насколько я понимаю, вы должны вернуться до конца ужина, к восьми?

— Крайний срок, — Люси озабоченно отодвинула чашку.

— Если выдвинетесь сейчас, вполне успеваете. — Келдыш окинул придирчивым взглядом нехотя зашевелившихся школьников. — Не советую сегодня-завтра попадаться директору на глаза. Я же все-таки не врач-косметолог.

— А Мориарти? — хмуро сказал Димитров, показывая на Агату перчаткой. — Так и пойдет с таким носом?

Рука Агаты взметнулась, прикрывая распухший нос.

— Видимо, — согласился Келдыш без малейшего сочувствия.

— Ее вы полечить не хотите?

Келдыш развел руками.

— Это не в моих силах.

— Но вы же Ловец! — не отставал Славян. — Вас же учили оказывать первую помощь!

— Не отрицаю. Но у Мориарти настолько... сложные отношения с магией, что я и пытаться не буду.

— Я бы на ее месте уволил этого бабкиного дебильного охранника! — сообщил жизнерадостно Карл.

— Бабкиного? — негромко повторил Келдыш ей в затылок, следуя за Агатой по коридору.

— Лучше не спрашивайте, — буркнула она.

Хозяин вышел их провожать на улицу. Наверное, хотел сдать телохранителю из рук в руки. Распрощавшись — Келдыш попросил 'не стесняться, заходить еще, если где-нибудь рядом снова будут проводиться военные действия' — школьники припустили в интернат. Стефи то и дело оглядывалась, махая рукой. Перед тем, как свернуть с площади, Агата тоже оглянулась. Келдыш стоял, засунув руки в карманы джинсов, и смотрел им вслед. Вечерний ветер вольно трепал его волосы.

— Какой классный парень! — восхищенно выдохнула Стефи. — Везет же некоторым!

— Это кому? — подозрительно оглянулся Карл.

— Его девушке, конечно! Да, Карл, спасибо большое, что вступился за меня! Ты повел себя как настоящий мужчина!

Карл расцвел. Агата покосилась на Огневика — Димитров, которому больше всех из-за Стефи попало, шел, поотстав от других — то есть рядом с Агатой, и о чем-то сосредоточенно думал. Ссадины и синяки у него заживали прямо на глазах. Во всех смыслах. Спасибо Келдышу... Агата с опаской потрогала свой нос: наверное, уже похож на сливу...

— Ты это, — сказал Димитров, глядя в сторону. — Ты откуда его знаешь?

— Кого?

— Ловца этого?

— Так... он к нам в интернат приходил, на курсы звал, помнишь?

— Нет.

— Не помнишь?

— Нет, он тебя раньше знал. Говорил про твою магию... и вообще.

О, господи! Сначала Стефи, потом еще и этот...

— Он мой куратор, — утомленно призналась Агата.

— Кто?

— Куратор. И если ты сейчас спросишь, почему...

— Это как опекун?

— Ну... да.

— Тогда ладно, — Димитров отчего-то повеселел. — Эй, вы, шевелите копытами! Масуд нас пристрелит, если опоздаем!

— Нате, — сказал Келдыш, передавая ей через решетку сверток.

Агата сунула нос в пакет.

— Это что?

— Это то, что вы у меня забыли. Я постирал.

— С-спасибо...

— Вам спасибо, — сухо сказал Келдыш. — Никогда еще не стирал бюстгальтеров. Незабываемое впечатление.

Ох! Агата прижала к груди злополучные вещи. Загорелись не то, что лицо или уши — пылала вся, как помидор. Она когда-нибудь научится не реагировать на его подколы?

Горящую щеку точно холодным ветром обвеяло. Агата машинально повернула голову — одновременно с Келдышем. Рядом со стоящей у ворот длинной серебристой машиной Божевич разговаривал с невысоким сутуловатым человеком в сером балахоне. Этот, как его, Андрэ?.. Он глядел, по своему обыкновению, в землю (вернее, в асфальт), изредка кивая. Агата увидела, что охранник, до того прохлаждавшийся на скамейке под деревом, теперь идет к ней с Келдышем — но как-то неровно, чуть ли не приостанавливаясь на каждом шаге, словно раздумывая — правильно ли он делает. И тоже смотрит на Андрэ. 'Эксперт' последний раз кивнул директору, взялся за приоткрытую дверцу машины — и мельком глянул в их сторону. Агата неожиданно ясно увидела его лицо, темные глубокие глаза... настолько глубокие, что можно провалиться, утонуть, захлебнуться...

— Не смотрите, — Келдыш сжал ее руку.

— Почему? — конечно, она тут же снова посмотрела. Для этого, правда, пришлось изогнуться — мужчины вдруг загородили собой весь обзор. Андрэ, опустив глаза, поклонился всем троим церемонно — только что шляпу не снял. Телохранитель в ответ поспешно склонил голову, Келдыш кивнул — еле-еле, точно стараясь, чтобы Андрэ этого не заметил. Дверца, пустив в них солнечный зайчик, бесшумно закрылась, машина так же бесшумно стронулась с места и исчезла за поворотом.

— Ну? И чего ты всполошился? — спросил Келдыш. Охранник выразительно поглядел на его пальцы, вцепившиеся в ограду. Хмыкнул:

— А сам чего? — и ушел на свою любимую скамейку. Келдыш тоже — с удивлением — посмотрел на собственную руку. Разжал пальцы.

— Это Андрэ, — зачем-то пояснила Агата.

Ловец резко вскинул голову.

— А вот с этого места поподробнее, пожалуйста! Вы его знаете? Как вы с ним познакомились?

— Они все приходили в интернат к Антону. Ваш начальник, бабушка, этот Андрэ и еще один врач...

Келдыш молча смотрел Агате в рот.

— А что? — решилась после паузы спросить она.

— Хреново.

— Что... хреново?

— Что он делал? Как вы чувствовали себя в его присутствии?

— Вообще молчал, а потом взял и поставил мне этот... диагноз. Только знаете, мне показалось...

Келдыш кивнул.

— Не показалось. Он Слухач. И еще какой.

— Но ведь он же ничего не делал?

— Я не договорил. Он... хм, король среди Слухачей. Мы зовем его Инквизитором. Ему нет нужды проводить соответствующие процедуры. Андрей в состоянии измерить уровень магии одним своим присутствием.

Келдыш помолчал и добавил:

— И лишить — тоже. Малым и средним магам находиться в его обществе крайне... неполезно. Да и большим тоже не по себе. Это при том еще, что он контролирует свои способности. Так что со стороны Шрюдера и, уж тем более, мадам Мортимер крайне безответственно приводить его к вам.

Она давно не видела его таким сердитым.

— Я когда-то говорил вам... ваша магия может стать для окружающих наркотиком. К ней будут тянуться, жаждать снова и снова. Ею будут пытаться завладеть.

— Но ведь он ничего не сделал, — сказала Агата неуверенно. — Ведь нет? У меня и брать-то нечего.

— Зато Андрей теперь знает, что вы существуете.

Кошки. Рыбы. А почему не люди?

Агата даже села на постели от этой неожиданной мысли. Потревоженный Кыш завозился сонно, потянулся, задрав лапы.

— Мррм?

— Спи, — сказала Агата. Она никогда не пыталась позвать таким образом людей. Ей это и в голову не приходило. Наверное, учеба в интернате все-таки влияет на нее — вон, даже новые мысли появляются.

Агата снова легла. Закрыла для сосредоточенности глаза. А нити, сети, которые она раскинет на людей, тоже должны быть золотыми? Или это неважно? Кого бы найти? Кого позвать? Бабушка ближе всех, но вдруг она проснется? Опять целую ночь будет пить таблетки, а завтра жаловаться на головную боль? Нет уж!

Стефи? Агата никогда не была в доме ее дяди, у которого подруга проводит выходные. Наверно, не получится...

Келдыш! Вот у него-то она была, и даже помнит расположение его спальни. Агата заколебалась. А вдруг он с этой своей... Ирой... и еще и кое-чем занимается... Получится, что она подсматривает. Агата тут же придушила слабые попискивания совести — желание попробовать немедленно было куда сильнее. Ничего, она только глянет и... если что — сразу уберется. Для начала она представила себе весь путь от своего дома до Часовой, потом квартиру Келдыша, потом...

Потом она очутилась в его спальне.

Келдыш был один. Лежал на спине, чуть ли не наискось на широкой кровати, закрыв лицо согнутым локтем — наверное, мешал свет фонаря, льющийся из не задернутого окна. Грудь его вздымалась медленно и почти бесшумно — словно Келдыш и спал-то, как Ловец, затаившись. Левая рука с неснятым кольцом сжимала край мятой простыни. Зрение странным образом было четким, и она различала каждый волосок на его груди, каждую венку на выгнутой шее, каждый штрих на полуоткрытых губах. Наверное, теперь надо попробовать его позвать... Услышит? Проснется? Агата просто смотрела — с замиранием сердца, теплом в животе — если скользнуть еще ближе, она наверное, может почувствовать даже его дыхание...

Келдыш сел рывком — Агата отпрянула бы, если б у нее было тело. Озирался широко раскрытыми, вовсе не сонными глазами. Произнес неуверенно, словно пробуя, как это звучит:

— Мортимер?..

И замер, склонив голову к плечу, точно в ожидании ответа. Потом раздраженно откинул простынь, спустил ноги с кровати. Сидел, облокотившись о колени и рассеянно потирая кольцо — он, наверное, и сам не заметил, что это вошло у него в привычку. Сказал устало:

— Черт тебя подери совсем...

Агата открыла глаза на своей кровати. Сердце билось так, будто она в самом деле бегом бежала с Часовой площади. Получилось! Получилось! Но она никогда раньше сама так не путешествовала. И что, стоит ей теперь только представить — как она очутится в любом месте? Агата зажмурилась.

Вестибюль в интернате она уже выучила назубок. Так же, как свою комнату. И столовую. Но в каких бы подробностях она их не представляла, открывая глаза, по-прежнему видела все тот же потолок спальни. Наверное, все-таки надо думать о человеке, а не месте...

Кого на этот раз? Ее все подмывало опять отправиться к Келдышу. Хотя она не позвала его, как-то он ее почувствовал. Или это все его кольцо? ИХ кольцо? Интересно, уснул ли Келдыш снова? Наверное, она может организовать ему затяжную бессонницу...

Дегтяр! Вот уж про кого она точно ничего не знает. Есть ли у него дом вообще? Где он проводит свои ночи? Бодрствует? Спит? Веселится? Пьет кровь? Келдыш не дал ей задать ему эти вопросы. Тогда поговорим без Келдыша...

Агата расслабилась. Золотая мерцающая сеть опускалась на город — на освещенные улицы и темные дворы, пустые до следующего полнолуния крыши и пугающие шорохами подвалы. Агата неуверенно трогала то одну, то другую нить, натягивала и отпускала. Борис, Борис. Ей нужен Борис Дегтяр. Вампир. Друг Келдыша, предлагавший ей прогуляться по крышам. Борис... Золотая нить, пересекшаяся со звенящей белой, вдруг полыхнула бенгальским огнем. Борис, разговаривавший с девушкой у прилавка ночного магазина, осекшись, вскинул глаза. Огромные мерцающий зрачки сузились, превращаясь в точки. Борис кивнул — то ли Агате, то ли самому себе:

— Я иду.

Агата уже сидела на постели. Лицо было мокрым от пота — как после ночного кошмара. Она, и вправду, видела его? Он, правда, отозвался? Агата слезла с кровати и качнулась. Поиск людей... и вампиров, оказывается, отнимает больше сил, чем зов зверушек. Или она просто слишком долго этим занималась?

Но он сказал, что придет... Агата натянула джинсы и свитер. Ночь еще холодная, не летняя, а в дом она Дегтяра впускать не собирается. Келдыш сказал, что сам тот сюда не войдет. Подумав, котенка унесла вниз и заперла на его любимой кухне — а то разбудит бабушку своими анти-вампирскими воплями.

Подходя к двери, она знала, что он уже стоит там. Большой, темный. Немного страшный. Открыла дверь. Мокрая после недавнего дождя улица была пуста. Агата моргнула, и он появился — возник? Большой, плотный. Немного страшный. Склонил голову знакомым — келдышевским движением. Интересно, кто из них кого копирует?

— Доброй ночи, — сказал тихо. — Ты меня звала?

Агата мгновенно решила: говорить, что она просто проводила опыты будет очень по-дурацки. По-детски.

— Звала.

— Зачем?

— Поговорить.

— Тогда выходи. Или будем разговаривать на пороге?

Агата подумала. Прикрыла за собой дверь одновременно с его следующим вопросом:

— Ты меня боишься?

— Немного, — честно сказала Агата.

— Лучше бы побольше, — пробормотал Дегтяр, оглядывая совершенно пустую улицу. — Прогуляемся?

— Почему побольше? — спросила Агата, привычно пряча руки в рукава свитера.

— Мало ли я какой...

— Вы — друг Келдыша, — сообщила Агата без малейшего сомнения.

Дегтяр, кажется, слегка споткнулся. Пробормотал:

— Действительно. Спасибо, что напомнила.

— О чем вы хотели его попросить?

— Что?

— Вы хотели его попросить, чтобы он вам помог... а он бы попросил, чтобы я ему в этом помогла, — получалось запутанно, но Борис понял. Наклонил голову, заглядывая ей в лицо.

— А он попросил?

Агата помолчала. И чем дольше молчала, тем меньше оставалось времени для вранья.

— Нет. Не просил.

Несколько шагов в молчании.

— Тогда почему?

— Если я могу вам помочь, я хочу вам помочь. Это... так странно?

— Скорее редко.

Пусть ее тогда занесут в Красную Книгу. В вымирающие виды — те, которые еще считают, что нужно помогать друг другу...

— Ну, и что? — спросила она через несколько шагов.

— Я просил его помочь найти Анжелику.

— Эту вашу девушку? Она что, ушла? Вы поссорились?

Дегтяр поморщился.

— Не то чтобы... Думаю, скорее не поняли друг друга. Теперь я не могу ее найти.

— А... — она вспомнила, как говорил Келдыш. — Вы пробовали мага-искателя с картой?

— Пробовали. И не только это. Перепробовал все. Понимаешь, у нее сейчас сложный период. Ведь она вернулась домой совсем другим че... существом. С другим зрением, обонянием... организмом в целом. А память, в том числе и память чувств, осталась прежней.

— А родственники у нее есть?

— Есть — но мы там уже побывали. И у дальних тоже. Я думаю — может, ты со своей магией...

— Вы видите мою магию? — перебила Агата.

— Нет, но ведь она иногда... Ты же смогла найти и позвать меня?

Агата отмахнулась.

— А, это! Это я всегда умела. Только не знала.

— Могу дать тебе ее снимок.

— Вампиры выходят на фотографиях?

— А почему нет? Мы же не призраки бесплотные. Мы и в зеркале отражаемся. Агата, я прошу только — попытайся. И все.

— Ох, ну конечно, я вам помогу! — Агата и не подозревала, что слово в слово повторяет Келдыша. — Только не очень на меня надейтесь.

Борис улыбался сомкнутыми губами.

— Не буду. Но если найдешь ее сама, скажи... Я жду ее. Пусть придет. Пожалуйста.

— Охотимся на чужой территории?

Агата, вздрогнув, оглянулась. Рядом никого не было. Рука Бориса сжала ее плечо — металлические клещи...

— Не смотри, — сказал он, практически не шевеля губами.

— Поче...

— Ты их не видишь и не слышишь. Смотри на меня.

— Как насчет соблюдения договоренности? — спросили за спиной. Повеяло холодком. Агата постаралась в этот раз не вздрогнуть.

Дегтяр смотрел поверх ее головы. Сказал равнодушно:

— Я сегодня не охочусь.

— А что ты тогда здесь делаешь?

— Гуляю.

— С малолеткой? — голос прозвучал уже с другой стороны. Агата скосила взгляд — полупрозрачные силуэты мелькали где-то на периферии зрения, дрожали и пропадали, стоило только на них сосредоточиться. — Ты забыл, что мы не извращенцы? Мы не трогаем детей и подростков.

— Я просто гуляю, — повторил Дегтяр.

— В три часа ночи?

— Как, уже три? — ненатурально удивился Борис. По затылку Агаты поползли мурашки — кто-то сказал ей в самое ухо:

— А она симпатичная!

Спасибо, сердито подумала Агата, изо всех сил таращась на Дегтяра. Тот сказал снисходительно:

— И кто из нас извращенец?

Агата моргнула. Прозвучало это как-то двусмысленно: извращенец — потому что симпатична 'малолетка', или потому что — симпатичная? Надо будет потом уточнить.

— Ну раз так поздно, — снова заговорил Борис, — отведу-ка я ее домой и полечу по холодку.

— Не спеши, — посоветовали уже из-за его спины. Борис не обернулся.

— Почему?

— Ты все равно ее уже зачаровал, выманил из дома. Зачем же зря время терять?

А это что еще значит? Агата упорно смотрела в лицо Бориса. Угол рта Дегтяра приподнялся. На усмешку это похоже не было.

— Мы же не трогаем детей и подростков? — повторил с легким сомнением.

— Не трогаем, — согласились в отдалении. — Малыш шутит, да, Малыш?

— Это я шучу? — поинтересовались опять за агатиной спиной. Так их двое! — Ты веришь, что он не охотится на нашей территории? Гляди, выманил девчонку из дома, зачаровал, практически приготовил — и теперь собирается вернуть ее обратно в 'холодильник'! Так кто из нас все-таки шутит?

Агате не нравилось лицо Дегтяра. Она становилась все менее знакомым, все менее... человеческим. Обострялись скулы. Темнели веки и губы. Казалось, даже начали гореть глаза. Насчет клыков под сомкнутыми губами Агата и думать боялась. Он что, собирается драться со своими? Из-за нее? Да что ж за несчастье такое? Почему из-за нее все время дерутся? Хватит ей Келдыша!

Присев, она выскользнула из жестких пальцев Бориса. Развернулась с сердитым:

— Никто меня не зачаровывал, понятно?!

Малыш стоял перед ней: молодой, невысокий, чем-то даже похожий на Димитрова. Казалось, что его лицо слегка колышется — как струится отражение в потревоженной воде. Второй стоял поодаль — повыше, потоньше, с бесцветными 'альбиносными' волосами.

— Мы — просто — гуляем, — раздельно сказала Агата Малышу — может, так лучше поймет? Она не успела заметить, как его спутник оказался рядом. Бледный, старый. В перчатках. Глаза его отливали красным — может, и вправду, альбинос?

— Она что, нас видит? — недоверчиво спросил Малыш.

— Охо-хо-о! — вздохнул Борис. — Ну видит. Ну слышит. Давайте-ка проводим ее домой и забудем, что мы друг друга видели и слышали...

— Нет, а как это? — Малыш в поисках поддержки оглянулся на старика. — А с чего это? Нам же говорили...

Старик плавно, медленно поднял руку — подчеркнуто медленно, чтоб не напугать ни Агату, ни напряженного Бориса. Провел пальцем по ее щеке: даже сквозь перчатку ощущался твердый коготь. Агата мотнула головой, уклоняясь от прикосновения — и от взгляда.

Вампир опустил руки на пояс плаща. Сказал задумчиво:

— Странных ты выбираешь себе подружек, Боря! То приводишь к нам поделку людей-магов, то среди ночи гуляешь с девочкой, способной видеть вампиров. Как ты ее нашел?

— Случайно. Все, поговорили. Пошли домой.

Борис опять ухватил ее за локоть и потащил прочь. Агата оглянулась — вампиры смотрели друг на друга.

— Не оглядывайся, — буркнул Дегтяр.

— У вас будут из-за меня неприятности?

— Гораздо меньшие, чем у тебя из-за меня.

— А какие?..

— Боря, подожди.

Дегтяр втолкнул ее в двери и только потом обернулся. Двое уже стояли рядом. Агата не помнила, чтобы Борис так стремительно двигался: старался быть похожим на людей? При ней не 'охотился'? Или у вампиров тоже есть разные по силе? Старик махнул на Агату рукой со снятой перчаткой. Пустые перчаточные пальцы слабо шлепнули.

— Ты должен был предупредить о ней.

— Вот и предупреждаю. Сейчас.

— Она нас видела.

— Экая беда! Меня она тоже видела. И что с того?

Вампиры опять переглянулись.

— Так не должно быть, — неуверенно возразил Малыш.

— Не бойтесь, — с насмешкой сказал Борис, Малыш мгновенно взъерошился (ну точь-в-точь Димитров!), — при встрече она вас не узнает. Правда ведь?

— У меня память плохая на лица, — подтвердила Агата. Подумала и добавила. — И вообще, зрение слабое.

— Достаточно? — спросил Дегтяр. — Тогда прощайтесь. Закрывайте дверь, девушка.

Агата только сейчас сообразила, что он избегает называть ее по имени. В интернате говорили что-то про власть имен...

— До свидания, — вежливо сказала она. И встретилась взглядом с Малышом. Он смотрел в ее глаза, не отрываясь. Зрачки его прямо-таки пылали. Молодой вампир поднял руку и поманил Агату пальцем.

— ИДИ КО МНЕ, — вкрадчиво шепнули ей в самое ухо.

— Ха-ха! — сказала Агата и захлопнула дверь перед его носом.

Келдыш и Дегтяр орали друг на друга. И продолжалось это уже довольно долго. Начали они при Агате, потом выставили ее на кухню — точь-в-точь родители, начитавшиеся педагогических журналов, где советуют не травмировать ссорами психику ребенка. Даже сквозь закрытую дверь слышны были выражения, которыми мужчины обменивались. Начать записывать, что ли? Чтоб ввернуть при случае...

Агата сидела на диванчике и часто вздыхала. Не хватает еще, чтобы из-за нее ссорились друзья! Потом расстраиваться надоело. Агата поставила чайник — может, у них в горле от крика пересохнет, и они выдохнутся? И захотят пить. И есть? Агата заглянула в холодильник. Кроме бутербродов и яичницы готовить она ничего не умела. Да и зачем? Ведь есть же бабушка. Агата сделала несколько гигантских бутербродов с колбасой и сыром и опять уселась на диванчик. Взрыкивания за стеной делалось тише — и правда, устают...

Агата жевала и думала. Если уж Ловец не мог найти сбежавшую Анжелику, то что может сделать она? Все возлагают на нее какие-то надежды — учителя, одноклассники, бабушка, Шрюдер... Теперь вот еще Борис. Это здорово давит на психику — точно она у всех взяла в долг и не может отдать. Один Келдыш ничего не ждет и не требует. Хотя из-за нее, Агаты, у него лишние болячки, неприятности и дефективный кристаллизатор. Или правильней сказать — дефектный? Кристаллизатор, 'хапнувший' чужую магию. Кристаллизатор, принимающий ее за свою 'хозяйку'. Агата жевала все медленней...

За стеной опять рявкнули. Агата, вздрогнув, подскочила. Распахнула дверь и крикнула в коридор:

— Хватит уже ругаться! Я из-за вас даже свои мысли не слышу!

Бормотанье. Из гостиной большими шагами пришел Келдыш, отодвинул Агату с дороги, распахнул холодильник и уставился внутрь.

— Я чай согрела, — с надеждой сказала Агата.

— Чаем тут не поможешь! — буркнул Келдыш.

— О, бутербродики! — радостно сказали над агатиным ухом — Борис, как всегда, появился бесшумно. Кинул взгляд на каменную спину друга, выдвинул из-под стола табурет и деликатно примостился рядом с бутербродами. Надкусил один, безмолвно закатил глаза к потолку, изображая неземной восторг. Агата фыркнула.

Келдыш хлопнул дверцей холодильника — резина смягчила удар. Прислонился задом к столу. В руке у него была фляжка с чем-то золотисто-коричневым. Он сделал большой глоток, отдышался — видно, напиток был крепким — и сказал севшим то ли от спиртного, то ли от долгого крика голосом:

— Ты не понимаешь всей серьезности ситуации.

— Это ты накручиваешь себя из-за пустяков, — небрежно сказал Борис, и Агата испугалась, что Келдыш опять разорется. Нет — посмотрел на друга задумчиво, опять сделал глоток (жидкости в бутылке осталось всего-ничего) — сказал обыденным тоном:

— Они приводили к ней Андрея.

Дегтяр взглянул на откушенный бутерброд в своей руке и аккуратно опустил его на стол. То ли раньше притворялся для Агаты, что вкусно...

То ли резко потерял аппетит.

— Зачем?

— Хотели разобраться с ее магией.

Борис негромко, но очень выразительно сказал несколько слов. Агата опять заслушалась.

— Вот-вот, — кивнул Келдыш. И начал загибать пальцы. — Ее фамилия. Ее мерцающая магия. Мой... теперь и ее крис. О ней знает Инквизитор. А теперь ты навел на нее еще и вампиров. Не слишком ли много для одной школьницы?

— Я сам вампир, — хмуро напомнил Борис.

— Но ведь ты не из тех, кто считает, что кровь мага... — Келдыш взглянул на Агату и продолжил, — ...и так далее и тому подобное?

— А что 'так далее'? — немедленно заинтересовалась она.

— Вас это не касается, — отрезал Келдыш.

— Как это — не касается? А кого тогда касается? Вас, что ли? — Агата обнаружила, что с переездом в столицу все чаще выговаривает свои мысли вслух. И от этого становится все менее приятной особой. Как сказала, качая головой, бабушка: 'Неужели наконец-то переходный возраст?' — Вы мне кто? Родственник, что ли? Вы теперь даже не мой учитель! И не имеете права говорить, что мне можно, что нельзя! И что меня касается, а что нет!

В голове зашумело, колотящееся сердце, казалось, выпрыгивало вместе со словами. Если он сейчас опять скажет про ее истерику...

То будет прав.

Агата прерывисто вздохнула и метнулась к выходу. Борис перехватил ее за руку. Сказал успокаивающе:

— Тихо-тихо! Куда ты?

— А что он вечно со мной, как с маленькой?!

— Он больше не будет. Ведь правда, Игорь?

Келдыш смотрел в сторону.

— Садись. Вот так. Чаю хочешь? На, попей...

Агата уткнулась в кружку с остывшим чаем.

— Ну хорошо. Вы правы, Мортимер. Поговорим, как взрослые люди.

Она услышала, как Келдыш отодвигает табуретку, садится напротив.

— Игорь вот чего опасается, — сказал Дегтяр рассудительно. — Среди вампиров, особенно молодых, ходят слухи, что если выпьешь кровь сильного мага — приобретешь все его способности. А так как ты сильный... хмм... потенциально сильный маг, к тебе может быть привлечено ненужное внимание. Ты ведь уже доказала, что способна видеть вампиров, отводящих глаз. То есть достаточно необычная девушка. Если они прознают про все остальное...

— То у нас... — Келдыш демонстративно поправился. — Извините, у вас возникает проблема.

— А, — сказала Агата, потому что от нее явно ждали какой-то реакции. — Теперь понятно. А можно попросить ваше кольцо?

— Зачем? — через паузу спросил Келдыш.

— Я подумала, раз у меня нет магии, а у вас она есть, и ваш кристаллизатор меня признает за свою... попробовать с его помощью найти Анжелику.

Келдыш хмурился, глядя на нее. Чем он опять недоволен?

— Мортимер, вас волнует совсем не то, что должно волновать по определению!

— Почему? Я все поняла. Но Анжелику-то надо искать. У вас пока не получилось, у Бориса тоже. Давайте я попробую.

Дегтяр помалкивал, переводя глаза с нее на Келдыша.

— Нашла же она меня! — подал, наконец, голос.

— Да, кстати... — Келдыш подался через стол, склонив набок голову, всмотрелся в глаза Агаты. — Я не против появления девушек в своей спальне. Я против появления незваных девушек.

— Во как! — с восхищением сказал Борис. Агата уставилась в свою чашку. Если б могла, влезла бы туда целиком.

— Возьмите крис, — сказал Келдыш через невыносимую паузу. Снял кольцо и положил на стол между ними. Не передал из рук в руки. Наверное, тоже боится, что она прочитает его мысли: например, про то, какая же она все-таки истеричка и хамка...

Под двумя ожидающими взглядами Агата надела крис. Покрутила вокруг пальца. Посидела. Ничего такого необычного она не чувствовала.

— А как вы магию ощущаете?

Келдыш пожал плечами.

— Каждый по-своему. Кто-то видит ее, кто-то чувствует. Или слышит. Как вы тогда управляли магией? Там, в Котле?

— Никак я ей не управляла. Мы просто поговорили, вот и все.

Борис рассмеялся:

— Ничего себе — просто!

— Ну тогда просто поговорите с крисом — и все, — посоветовал Келдыш серьезно.

— Сейчас, — Агата встала, глядя на кольцо. — Только я пойду в комнату, хорошо? Вы мне мешаете. Я не могу сосредоточиться.

— Пожалуйста, — вежливо сказал Келдыш. — Хоть в спальню. Вы знаете ее расположение.

Агата покосилась — он по-прежнему был очень серьезен.

— Н-нет... я лучше в кабинете или гостиной...

— А? — спросил Борис, показывая глазами на опустевшее место рядом с собой. Келдыш отмахнулся:

— Пусть поиграется! Может, что и выйдет. Хочешь выпить?

— Не хочу. А что у тебя?

— Все.

— Наливай. Слышь, она что, и впрямь явилась к тебе ночью?

— Явилась. Хорошо хоть, я один был! — пожаловался Келдыш. — Не хватает еще мне ставить барьеры против любопытствующих подростков-магов!

— Ой-ой-ой! Да ладно тебе! Я бы был доволен, если б ко мне в спальню заявилась симпатичная молоденькая девчушка!

— Угу, — сказал Келдыш, прислушиваясь. — А потом бы к тебе явилась ее премилая старенькая бабушка с огромными ножницами.

— А ножницы-то для чего?

— Для кастрации.

Борис хрюкнул.

— Да, мадам Мортимер с ножницами — да и без ножниц тоже — это что-то!

— Тем более, мне уже было велено держаться от Агаты подальше.

— Боятся, совратишь малолетку?

— Это еще кто кого... — рассеянно отозвался Игорь, продолжая напряженно прислушиваться. — Ты ничего не слышишь?

Вампир мотнул головой.

— Нет...

— Вот и я ничего.

Келдыш начал вставать, и в это время дом содрогнулся. Зазвенело и загремело все, что могло звенеть и греметь. Все остальное — попадало и побилось. Игорь с рычанием перемахнул через стол, Борис бесшумной тенью — за ним. В кабинете вампир оказался первым, первым и попятился обратно, наткнувшись на влетевшего следом Келдыша.

— 'Пусть поиграется'? — повторил благоговейно.

Посреди комнаты танцевало белое пламя. Игорю представилось, что оно струится сквозь потолок, и второй этаж, и крышу, и в вечернее небо бьют белые бесшумные молнии — молнии наоборот. Холодное пламя, но от него уже начали тлеть тяжелые портьеры и обивка на креслах. Слепящее, но почти не разгоняющее полумрак комнаты — лишь посверкивали треснувшие стекла книжных шкафов и покосившихся фотографий в рамках на стенах. Белое — но с высверками красного — цвета его собственной магии. Мортимер распоряжается и его магией?! Это Игоря так возмутило, что он даже не дал себе времени подумать — и слава богу. Метнулся мимо пробовавшего задержать друга прямо в белое пламя. Борис растопырил пальцы, пытаясь сквозь щели в них рассмотреть, что там такое творится. Кажется... да, Игорь, стаскивает с этого чудо-ребенка свой крис.

— Ой! — сказал Келдыш, отпрыгивая и тряся обожженной рукой. Ну, в смысле, сказал-то он другое слово... но с той же интонацией. Кольцо отлетело в сторону, ударилось о стену и упало на пол. Ослепительная змейка на нем крутилась все медленней... замерла.

Мортимер, покачиваясь, стояла посреди комнаты с закрытыми глазами — руки слегка разведены в стороны, будто для равновесия, лицо сонно расслаблено. Она открыла глаза, уставившись прямо перед собой. Моргнула. Вздохнула. И увидела Келдыша. И Бориса. Слабо улыбнулась.

— Я... летала?

Качнулась и шлепнулась на пол. Игорь раздраженно подхватил ее подмышки, усадил на диван. Встал одним коленом на диван, осматривая глубокий порез на лбу — осколки стекла, похоже, летали шрапнелью по всей комнате. Из пореза обильно стекала кровь. Келдыш огляделся и прижал к нему полу своего свитера.

— Борь, там аптечка в коридоре...

Агата снизу говорила, захлебываясь:

— Я, и правда, летала! Вы видели? Над городом. Вы видели? Это даже лучше, чем гулять по крышам. Лучше, чем летать во сне. Вы видели?!

Игорь оглядел место побоища. Портьеры, во многих местах висевшие художественно нарезанной лапшей, печально тлели. Трещины покрывали все стеклянные поверхности в комнате... телевизор уже восстановлению не подлежит, плевать, все равно собирался новый купить... Книги, видимо, тоже приняли участия в мортимеровском полете и теперь валялись по всей комнате, раскинув корочки, точно подбитые дохлые птицы — крылья.

— Вижу, — со вздохом сказал Келдыш.

— Вот аптечка.

— Ага. Шторы затуши.

Девчонка, умолкнув, тихонько сопела, пока он работал с ее царапинами. Если так пойдет дальше, бабушка Мортимер его точно проклянет: все травмы либо рядом, либо внутри его дома. Может, она права, и ему следует держаться от Агаты подальше? Для сохранения ее физического — а его психического — здоровья. Агата потрогала пластырь.

— Вы знаете, я как-то обронила ваше... наше кольцо. Оно куда-то закатилось. Ага, вон оно, у стены! — она сделала попытку подняться. Дегтяр поспешно сказал:

— Не беспокойся, сиди, я подберу!

Рассеянный и мечтательный взгляд Агаты, блуждавший по комнате, постепенно становился сосредоточенным. Удивленным:

— А... что это?

Под ногами Келдыша заскрипели осколки.

— Что именно из всего этого, — широкий взмах руки, язвительно-вежливый голос, — еврейского погрома вы имеете в виду? Уточните, пожалуйста.

Агата втянула голову в плечи. Вытаращила глаза. Спросила тонким голосом:

— Это что... все я?

— Я к своему имуществу отношусь более нежно.

— Ой, простите, простите! Я не хотела, я не знаю...

— Успокойся, Агата, — скомандовал Дегтяр из дальнего угла. — Сейчас мы наведем здесь порядок. Давай, Игорян, твоя сторона правая, моя левая. Три-четыре!

Агата моргнула, и за это время гостиная пришла в свой обычный вид. Уперев руки в бедра, Келдыш поворачивался, критически оглядывая комнату.

— Портьеры были не красного, а бордового цвета.

— Да они у тебя просто грязные! Когда ты в последний раз их стирал?

— Бо-ря!

— Ладно-ладно, искусствовед проклятый! Оттенок его не устраивает! Вот, доволен?

— Лизке одежду верни!

— Чего?

— На фото! С какой стати ты ее раздел?

Агата привстала, пытаясь рассмотреть снимок, о котором они говорили. Келдыш, не глядя, толкнул ее обратно на диван.

— А чего? — возмутился Борис. — Красивая у тебя сестра! Что в одежде, что без одежды! Гляди, какая кожа!

— Мне сеструха для порнухи ни к чему. Одень ее обратно!

— Ой-ой-ой! А может, для Лизки оставишь? Ей понравится.

Широкая спина Дегтяра загораживала фотографию — он явно любовался голой Лизой. Агата вспомнила то, что должна была сказать ему с самого начала.

— У вашей Анжелики родинка на левой щеке?

Мужчины повернулись к ней одновременно. Но вампир оказался рядом чуть раньше. Темные, отливающие красным глаза — напротив ее глаз.

— Ты видела ее?

— А глаза серые. И волосы очень короткие. Темно-русые.

— Ты показывал ей фотографию?

— Нет, — напряженно отозвался Борис. — Еще не показывал. В том-то и дело. Где ты ее видела?

— О, не знаю, — Агата беспечно помахала рукой. — Где-то там. В городе. Но я сказала ей, что вы ждете. И что я тоже жду и хочу с ней познакомиться. Пусть приходит.

Келдыш низко рассмеялся и обрушился на диван рядом с Агатой. Качнувшаяся Агата с любопытством посмотрела на него.

— Это нервное, — объяснил ей и Борису. — Не обращайте на меня внимания! Ну что такое еще один приглашенный в гости вампир по сравнению со всем остальным? Так. Мелочь!

Борис все не мог поверить.

— Но как ты ее нашла? Ты ведь ее никогда не видела!

Агата устроилась на диване поудобней. Подогнула ноги.

— А это, оказывается, и не нужно! — объяснила оживленно. — Наверное, мне вторая половина магии — Ловца — помогла. Я просто взлетела над городом, а когда летела, думала о ней. А потом она откликнулась.

— Что она сказала?

— Ничего. Слушала. Но она точно придет... а почему вы не говорили, что магия — это полет? Я бы летала вместе с вами...

Агата уже спала, уткнувшись лбом в плечо Келдыша. Игорь покосился на нее, поглядел на выпрямившегося Дегтяра.

— Ты ей веришь?

— Но ведь она никогда не видела Анжелку. А описала точно. Могла придумать?

— Кто ее знает? Надо же — магия — это полет...

— Пусть поспит. Сам отвезешь ее в интернат? А то боец меня увидит, разнервничается.

— Угу. Будь другом, вытащи пока 'ящик' в мусор. Не дай бог, решит еще мне отдавать за телевизор со стипендии...

В День Открытых Дверей досмотр провели наскоро — говорят, в Академии на входе просто стоят контрольные заклинания — но "заговорёнки" Димитрову все же натянули. Злой Славян уселся в автобусе на заднее сиденье и просидел всю дорогу, отвернувшись к окну. На всех были одинаковые серые жилетки с фирменным знаком интерната: красным драконом, кусающим себя за хвост.

— Ну прям сиротки с детского дома! — ворчала Стефи, то вытаскивая воротник блузки поверх жилета, то заправляя вниз: все не могла решить, как лучше. Когда подъехали к Академии, оказалось, что "сироты" не одни они — из соседних автобусов выходили другие мальчики и девочки в формах. Стефи тут же повеселела:

— Ой, глянь на этих лохов! У нас-то только жилетки! — и поскакала вверх по черным ступеням. Агата приостановилась, глядя на тающую в небе башню. Когда она была здесь с одноклассниками и Келдышем? Полгода назад? Меньше?

— Агатка, ну где ты там? — Стефи махала ей рукой. — Давай скорей!

На дверях стояло двое студентов, приветствовавших всех вежливым "добрый день, проносите ли вы что-нибудь запрещенное?" Все, конечно, отвечали: "Нет-нет, ничего". Сигнализация сработала на парне в зеленой куртке с эмблемой черного солнца: замелькали-забегали красные огоньки, окружая его, как новогоднюю елку, завыла сирена. Все, скривившись, заткнули уши. Студенты быстро и умело обыскали посетителя, один вытащил из кармана куртки нечто, напоминающее черную змею, брезгливо встряхнул ее — и "змея" дымком растворилась в воздухе. Светловолосый парень отвесил нарушителю небрежный подзатыльник.

— Проходи!

На Димитрове сигнализация взвыла снова, но Славян тут же отступил, выдергивая из карманов руки в "заговоренках" — как объяснение.

— А-а-а, — сказал студент — почти с уважением. — Ну, проходи.

Стефи, идущая следом, глубоко вздохнула и чуть ли не на цыпочках скользнула между рослых студентов. Огни начали было мигать — но озадаченно-желтым — и почти сразу погасли. Видимо, любовная магия в Академии была не запрещена. Студенты, вывернув шеи, глазели Стефи вслед, и Агата прошла в двери незамеченной ни ими ни сигнализацией.

В громадном черном холле клубился народ. Высыпали и взрослые волшебники из Института и Министерства — тоже смотрели, галдели и улыбались. Учащихся усадили в огромной аудитории и долго рассказывали про факультеты и специализации. Агата каждый раз была уверена, что пойдет учиться именно на эту профессию. Но на кафедру поднимался новый преподаватель... и все повторялось сначала. Гипнотизируют они, что ли? Стефи вертелась, строила глазки студентам, сидевшим на рядах повыше, и игнорируя учащихся колледжей. Впрочем, Агата поняла, что и те не очень жалуют интернатских — пару раз услышала сказанное вполголоса: "психи" и "зверинец на прогулке".

Потом они ходили по аудиториям и лабораториям, где перед ними выступали уже старшекурсники. На местной "огневке" (правда, снабженной куда более мощными щитами, чем в интернате) студенты запускали друг в друга и отбивали файерболы — точно в теннис играли. Стефи и другие девочки восторженно хлопали в ладоши. Агата стояла рядом с Димитровым и потому почувствовала, как по его телу прошла судорожная дрожь. Он привалился к стене в притворно небрежной позе, с презрительной улыбкой на губах, но плечи его напряглись. Он так и бродил по Академии, не вынимая рук из карманов — наверно, стыдился своих детских 'заговоренок'. Славян заметил, что на него смотрят, и отвернулся, демонстративно разглядывая стену.

Зигфрид поначалу носился взад-вперед, потом устал и теперь плелся сзади, перебирая стопку буклетов и периодически приставая то к одному то к другому:

— А ты на кого пойдешь учиться? А ты?

Карл с Люси беседовали с горным мастером-земляным: кажется, они решили податься в рудознатцы. Агата вздохнула — ну а я-то куда? Помощником Стефи в косметический салон? Или в дрессировщицы кошек?

— А где твой Игорь? — в который раз спросила Стефи. Вот именно. Кто-то обещал "распушить все свои перья" — и что?

Экскурсанты завернули в галерею, где висели портреты знаменитых преподавателей Академии. Тут Агата, как бы утомившись, присела на подоконник, рассматривая рекламные буклеты. Конечно, никто не узнает в портрете ее бабушку, они совсем не похожи, а вдруг?

— Добрый день.

Вздрогнув, Агата чуть не скатилась от неожиданности с каменного подоконника. Келдыш наклонился, поднимая рассыпавшиеся буклеты. От кучки экскурсантов немедленно отделилась вся их компания.

— Игорь! — первым прибежал Зигфрид. Следом — тоже чуть не в припрыжку — Стефи.

— Ой, где вы были? Мы вас все время высматривали!

— Здравствуйте, здравствуйте. Как впечатления?

— Отлично! — с энтузиазмом сообщил Карл. — Тут, оказывается, замечательные спецы по Земле!

— И не только, — Келдыш кивнул подошедшему последним Димитрову. — Что у вас следующее по плану?

— Обед! — оживился Водяной.

— Танцы! — это, конечно, Стефи.

— Да, думаю, интеллектуальными впечатлениями вы на сегодня уже переполнены. Идемте, проведу вас в столовую.

'Волшебное мороженое и сдобу я вам гарантирую', — вспомнила Агата.

Стефи разыскал студент, дежуривший на входе.

— Разрешите вас пригласить!

Та ослепительно улыбнулась.

— Разрешаю.

— Меня зовут Олег, — немедленно представился парень.

— Я Стефи. А это Агата.

— Очень приятно, — невнимательно отозвался тот. Агата не сомневалась, что в следующий раз он ее даже не узнает. Если с ней и здороваются, то только когда она в компании Стефани. Стеф ненавязчиво скинула ей на руки форменный жилет и упорхнула. Агата привычно отступила к стенке. Земляные где-то гуляли, заскучавший Водяной, в силу возраста пока еще безразличный к танцам, ушел смотреть академический зверинец. Наверное, и ей надо было с ним пойти — все веселее. И совершенно не утешало, что вдоль стенок также стоят другие девочки — они хотя бы компанией. Что-то это напоминает... Большой Школьный Бал? Келдыша вот только не хватает. Агата на всякий случай огляделась — ни одного знакомого лица. Келдыш перед самым началом танцев увел куда-то совсем помрачневшего Димитрова. И Стефи теперь долго не вернется. Интересно, а парни-маги умеют отличать, когда им девушка просто нравится, а когда действуют привороты? Наверняка их этому в Академии обучают. Или даже еще в колледже.

На самом выходе из актового зала она столкнулась с Димитровым.

— Видала? — Димитров сиял. Покрутил перед ее лицом руками без "заговорёнок".

— А как ты?..

Славян мотнул подбородком себе за спину.

— Игорь снял — до конца вечера. Круто, а? Пошли танцевать?

Агата и моргнуть не успела, как он утащил ее в самую гущу танцующих. Наверное, если б не Келдыш, он бы тоже так и простоял у стеночки.

— А крылышки у него не выросли? — спросила Агата на всякий случай.

— А? — Димитров придвинулся. Он был пониже, и Агата немного согнула колени — а вдруг ему неудобно танцевать с девушкой выше его ростом?

— Ну, крылья, — она показала руками, — на ушах?

Димитров засмеялся и мотнул головой.

— Ты чего! Он же маг! Он мне такое показал! Знаешь, я, наверно стану Бойцом. Игорь сказал, у меня все задатки.

Вот еще один, влюбленный в Келдыша. Как он это только делает? Ведь никаких же амулетов...

Их толкнули, и Агата еле удержалась на ногах. Димитров круто обернулся.

— Чего надо?

Врезавшаяся в них парочка невинно улыбалась. Из колледжа, если судить по зеленому "низу" — от курток они, как и Стефи, избавились.

— Ох, простите...

— Ничего, — поспешно сказала Агата, чувствуя, как каменеют плечи Димитрова.

— ...не заметили, кто там под ногами путается! — и оба довольно рассмеялись.

— Слышь, ты!..

Агата с силой повернула к себе лицо Славяна.

— Просто — не обращай — на них — внимания!

Даже положила ему голову на плечо. Димитров нерешительно провел широкими, очень горячими ладонями по ее спине и притянул к себе поближе. Соседняя парочка гнусно заржала. Наверняка опять сказали какую-нибудь гадость. Агата отвернулась от них и в просвете между танцующими увидела Келдыша. Он стоял у стены и глядел прямо на них с Димитровым. Агата подавила желание отодвинуться — ну танцуем, и что? Уже и потанцевать нельзя?

— И где ты взял такую умненькую зверюшечку, а, пацан? — спросили прямо над ее головой. Димитров застыл. Потом отпустил Агату — скорее даже оттолкнул — и развернулся.

— Что сказал?!

Уже знакомый рыжий парень стоял перед ними, насмешливо глядя на Димитрова. Казался он очень рослым. Очень сильным. Агата оглянулась и поняла, что они попали в компанию из колледжа: те якобы продолжали танцевать, но круг сделался теснее — чтобы лучше видеть, и чтобы не было видно другим танцующим. Мелкая драка... никто и не заметит. Мелкая? Агата поглядела на напряженные руки Димитрова. Может, зря все-таки Келдыш снял с него 'заговоренки'?

— Повторить? — преувеличенно удивился парень. — А вдруг твоя зверюшка обидится?

Бац! Агата зажмурилась — но уже после того, как увидела, что кулак Димитрова впечатался в лицо "колледжмена". Надо было, наверное, кричать, как Стефи, но у нее сразу пропал голос, да и кто сейчас услышит? Музыка как раз сменилась — Агата видела только открытые рты, резкие движения, какие-то мечущиеся тени, вспышки... Ее крепко взяли за плечи, Агата рванулась, но услышала сказанное в самое ухо:

— Не дергайтесь.

Игорь шагнул вперед, и все как-то разом закончилось. Когда вновь сменился свет, все смирно стояли перед ним. Часть учащихся с колледжа куда-то делась, но рыжий остался — сейчас рядом с Келдышем он выглядел просто нашкодившим мальчишкой-переростком. И его подружка ныла из-за чьих-то спин:

— Ва-ань, ну пошли-и! Вань, ну че ты там застрял!

— Ну — и? — спросил Келдыш. Димитров молчал, набычившись. Парень с колледжа пробормотал:

— Псих он и все они там психи! Даже шуток не понимает...

— О чем шутили? — ласково вопросил Келдыш. Рыжий воровато покосился на Агату — точно боялся, что она немедленно начнет жаловаться.

— Да так...

Димитров, глядя на рыжего исподлобья, лизнул разбитые костяшки по-прежнему сжатого кулака. Келдыш сказал спокойно:

— Представьтесь, пожалуйста.

— Бортников... Иван.

— Воспитатель у вас, кажется, Лукин?

— Да, а что, жаловаться будете? На что жаловаться-то? Он же первым начал, все подтвердят...

Келдыш коротко улыбнулся:

— Я вас больше не задерживаю.

Бортников пошел, бурча себе под нос. Переминавшиеся с ноги на ногу приятели с облегчением двинулись следом. Келдыш повернулся к Димитрову. Сказал сухо:

— С вами я поговорю попозже. Идите умойтесь.

Димитров молча развернулся и пошел, раздвигая плечами танцующих.

— Они же первые начали! — возмутилась Агата. — Толкались, на ноги наступали... еще обзывались...

— Димитров знает, на каких условиях он расстался с 'заговоренками'. Учащиеся колледжа постоянно задирают интернатских, нечего поддаваться на провокации.

— Но он же не применил магию!

Келдыш смотрел на нее скептически.

— Думаете, удержался бы? Я вижу его всего второй раз в жизни и опять дерущимся.

Ну... да. В чем-то он был прав. Агата оглянулась и поняла, что они одни стоят в толпе танцующих. Сказала нерешительно:

— Я пойду, посмотрю, как он...

— В мужской туалет? — Келдыш протянул руку. — Идите сюда, Мортимер.

Агата шагнула — и только потом поняла, что ее только что пригласили на танец. И немедленно одеревенела от смущения. Келдыш, в отличие от Димитрова, двигался легко, руки, обнимавшие ее, тоже были легкими и спокойными, зато теперь она еле переставляла ноги.

— Итак, — сказал Келдыш, повернув голову — дыхание щекотало ей щеку. — Из-за чего, все-таки, весь сыр-бор? Как они его обозвали? Или вы не можете это повторить?

— Ну... они его не обзывали, — Агата старалась не смотреть в близкие мрачноватые глаза. Пахло от Келдыша очень приятно — хотелось положить ему голову на плечо — и не чтобы его успокоить. Это ее теперь успокаивать надо.

— Я так и думал, — сказал он. — Как они обозвали вас?

Агата повела плечами.

— Да я бы и внимания не обратила. Подумаешь, зверьком назвали.

Маленькая пауза.

— Точнее — зверюшкой?

— Ну... да.

Келдыш длинно вздохнул.

— Придется отменять выговор Димитрову.

— А... что это значит? Что-то очень обидное?

— Близкие друг или подружка волшебника, не обладающие талантом. Это слово считается в среде магов оскорбительно-неприличным. Вы, видимо, еще не поняли, что в обществе существует некоторый... антагонизм между волшебниками и просто-людьми. Всего явнее нетерпимость проявляется в таком вот тинейджеровском возрасте. Ребята не увидели вашей магии... И вот, — он пожал плечами, — результат. Хотя они все равно бы нашли, за что зацепиться.

— А почему те, с колледжа, так интернатских не любят?

— Хм. Традиции. Ну и мы, взрослые, еще жару поддаем: 'будешь плохо себя вести и баловаться с магией — попадешь в специнтернат'. Обычно ведь туда направляют проблемных детей, иногда — правонарушителей.

А она — первое или второе? Или оба сразу?

Келдыш остановился так внезапно, что Агата даже наступила ему на ногу. Склонил голову набок, прислушиваясь. Лицо его стало сосредоточенным.

— Оставайтесь здесь, — сказал он.

— А что...

— Проблемы в зверинце, я сейчас вернусь...

Агата схватила его за рукав.

— Там Зигфрид!

— Ч-черт! — он потащил ее за собой, лавируя между танцующих. — Извините... пропустите... прошу прощения...

Они быстро прошли по коридору, миновали несколько поворотов и наткнулись на группку людей, стоявших перед прозрачной стеной зверинца.

— И что? — спросил Келдыш, протискиваясь к стене. Маги в нарядных одеждах (было здесь и несколько старшекурсников) посторонились. Кто-то доложил:

— Похоже, большая кошка вырвалась из клетки.

Вырвалась — или выпустили? Келдыш мельком посмотрел на Агату.

— Там должен быть мальчишка...

— И должен и есть, — уныло доложил кто-то. — Вон он.

Задрав голову, все посмотрели вверх. Действительно, под самым потолком на каком-то крюке сидел Зигфрид. Как он туда попал? Освоил левитацию на досуге?

— Этих чертовых интернатских деточек ни на секунду нельзя оставлять без присмотра, — проворчал сосед. — Психи ненормальные... кхм!

Он заметил агатин жилет и закашлялся.

— И чего ждем? — спросил Келдыш, снимая пиджак. Не глядя, сунул его Агате. Принялся деловито расстегивать и закатывать рукава рубашки.

— Смотрителя ищут. Сейчас придет и загонит обратно свою киску...

Появилась 'киска" — ростом, наверно, Агате по пояс. Яркий пятнистый мех встопорщен, уши прижаты. Кошка встряхнулась — во все стороны полетели брызги, а мех распушился еще больше. Кажется, Зигфрид пытался защититься своим единственным оружием, но не учел, что леопарды не боятся воды. Кошка подняла голову, нашла взглядом Гауфа и мяукнула басом. Магов передернуло. Келдыш оглянулся.

— Бойцов нет?

Зигфрид перегнулся вниз и сказал леопарду что-то сердитое. Киска 'усовестилась' — прыгнула, вытянув когтистую лапу. Маги дружно охнули, Водяной отдернул ногу. Да он ее дразнит! И правда, ненормальный! 'Киска' заходила кругами, мотая хвостом, глядя вверх и жалобно подвывая — точь-в-точь домашняя кошка под клеткой с канарейкой.

— На какую высоту прыгает леопард? — спросил Келдыш.

— Метров на пять...

Все смерили взглядами высоту, вздохнули, и Игорь сказал:

— Пошли.

— Да сейчас смотритель подбежит...

— Только аккуратнее там, Ловец, а? Не попорти зверя.

— Мы не-ежно... — пообещал Келдыш, приоткрывая двери. Следом скользнули еще трое человек.

И Агата.

Келдыш оглянулся, увидел ее, и глаза его стали страшными. Но сказать он ничего не успел — леопард прыгнул еще раз — и Зигфрид пропел сверху:

— Не достанешь, не достанешь!

Достанет, подумала Агата. Водяной просто не заметил, что в этот раз зверь прыгнул куда выше. И готовится к новому прыжку.

— Сетку? — шепнул студент рядом с ней. Агата заметила, что все маги держат руки по-разному: кто возле плеч, кто собрав в щепоть, кто согнув пальцы, будто когти...

— С трех позиций, — сказал Келдыш и трое бесшумно разошлись в стороны. Почти бесшумно. Потому что зверь повернул голову и уставился на них. Глаза его сверкнули.

— П...ц! — выдохнул кто-то.

Лучше не скажешь. Леопард сидел, мотая хвостом, и не верил своему счастью — вместо одной птички у него появилось целых шесть. Наверно, он и не прыгнул сразу, потому что никак не мог выбрать самую аппетитную.

— Сеть! — скомандовал Келдыш. Но в мокрую шкуру зверя влепился огненный шар. Кто-то перепутал заклинание или просто решил поохотиться. Леопард сделал 'свечку' и вместо прыжка вперед шарахнулся в сторону. Запахло паленой шерстью. И началось...

— Гони его влево! Влево, говорю, влево, где у тебя сено, где солома?

— Поддай сороковку!

— В медведя не попади!

— Где его клетка?

Келдыш еще пытался докричаться про сеть, но махнул рукой и теперь кидал зверю точно под лапы маленькие и шумные файерболы. Сверху восторженно вопил Водяной. Леопард метался из стороны в сторону, огрызался, подвывал, пару раз его, кажется, сильно обожгли...

Агата обнаружила, что стоит, прижав ладони к щекам.

— Ей же больно!

— В-вау!

— Вон тот проход, между медведем и волком!

— Трах! Трах!

— Ей больно!

Звери выли и бились в вольерах. Агата обогнула Келдыша и еще одного мага, ее сильно дернули за шиворот:

— Дура, куда!

Агата вывернулась из жилета и пошла к леопарду — тот уже прижимался к полу, подвывая от страха. Еще один файербол взорвался прямо у ее ног, горящие искры ужалили сквозь джинсы, и она услышала свирепый окрик Келдыша:

— Прекратить огонь! Стоять!

Вот вы и стойте. Пошли, сказала она леопарду. Пошли, девочка, в домик. Пойдем, там тихо, тепло, там миска с мясом... Пошли. Прижатые уши, горящие глаза, пахнет шерстью и страхом. Нет ярости. Пошли скорее, пошли.

Они шли бок о бок по проходу — леопард чуть впереди, непрерывно и жалобно подвывая, точно жалуясь. Агата осторожно гладила кошку по переливающемуся хребту. Да, маленькая моя, эти мальчишки такие противные — даже если они уже взрослые мужчины! Леопард с облегчением скользнул в приоткрытую дверь вольеры, и Агата задвинула засов. Повернулась. Келдыш (она чувствовала, что он так и шел в нескольких шагах позади), сжав челюсти, смотрел на нее.

— Что? — спросила Агата, готовая и обвинять и защищаться. Но Келдыш так же молча отвернулся и пошел прочь. Агата поглядела на вылизавшегося леопарда и поплелась следом. На выходе из вольеров они наткнулись на маленького толстенького лысого человека: тот оглядывался и всплескивал руками.

— Это что? Нет, что это вы здесь такое творите?!

Кругом — копоть и вода, звери взволнованно фыркают в вольерах, смущенные волшебники переминаются с ноги на ногу. Зрителей за стеной явно прибавилось. Человечек — наверное, смотритель зверинца — вскинул голову и поманил Зигфрида пальцем:

— Ну-ка, голубчик, хватит отсиживаться, спускайся оттуда!

Спрыгнет, что ли? Агата увидела, как Водяной послушно разжал руки и прижмурилась — сейчас ка-ак... Но Зигфрид, придержанный в воздухе невидимой ладонью, уже стоял на полу и, как ни в чем не бывало, беседовал со смотрителем:

— Он ведь поиграть хотел! Я клетку и открыл.

— Отли-ично! — похвалил смотритель, положив ему на плечо руку. — Надо сделать пометку стражу на дверях: не пускать сюда интернатовцев. — И... — он угрожающе огляделся. — Кое-кого из преподавателей. Что вы тут себе придумали, тоже поиграть захотелось? Трудно было меня подождать? А, Ловец! Все неймется? Некуда энергию девать? Не удивлюсь, если это вы заварили всю бучу!

— Прошу прощения, мастер, — ответил Келдыш на удивление мягко. Подобрал уроненный Агатой пиджак, начал тщательно его отряхивать.

— Отли-ично! — похвалили и его. — А это еще одна гениальная воспитанница Божевича? Ты тоже кого-то выпустила?

— Я кошку закрыла, — сказала Агата. — Извините, но, может, вы лучше успокоите ее? Она очень расстроена.

— Еще бы, — буркнул смотритель. — А вы пока все приведите в порядок — и ручками, ручками — чтоб впредь неповадно было! Взяли по тряпке — и вперед!

— Да, мастер, — вразнобой ответили волшебники. Смотритель поманил скрюченным пальцем — на этот раз Агату.

— Пойдем-ка со мной. А ты куда, голубчик? — спросил он, увидев, что Зигфрид нацелился следом. — Арбайтен, арбайтен — вместе со всеми!

Смотритель вошел в вольеру, и леопард тут же принялся ему раздраженно жаловаться.

— Да-да, знаю, — сказал смотритель, разгребая пальцами мокрый, а местами и подпаленный мех. — Сейчас мы тебя полечим, девочка моя.

Агата смотрела на них снаружи, взявшись за решетку ограды. Смотритель то ли напевал, то ли приговаривал что-то про себя, а шкура зверя под его руками тем временем принимала ухоженный вид. Спросил, не глядя на Агату:

— Давно работаешь с животными?

— Нет, — с сожалением сказала Агата. — Я с ними вообще никак не работаю.

— Как же ты тогда ее увела в клетку? — пальцы последний раз пробежались по хребту леопарда, выискивая дефекты: зверь сидел, положив мужчине на колени тяжелую голову и довольно жмурясь. Еще и мурлыкал, наверное, как сытая домашняя кошка.

— Я с ней просто поговорила.

Смотритель поднял голову: тяжелые дряблые веки и очень зоркие серые глаза под белыми бровями. Поглядел-поглядел и сказал:

— Значит, убедительно говоришь.

— А смотритель чем занимается?

— Кормит, лечит, учит, нейтрализует магию бестолковых волшебников и талантливых детишек... Хочешь — приходи, я тебя тоже кое-чему научу.

— Я... я не знаю. Наверное, у меня не получится. Я ведь недавно...

Мужчина встал и оттолкнул морду ластящегося к нему леопарда.

— Это уж мне решать, у кого что получится. Я предупрежу Божевича о дополнительных занятиях.

Агата поглядела на него с сомнением.

— А вы?.. — спросила нерешительно.

Тот энергично кивнул.

— Да, деточка, я смотритель всего этого зверинца. Ректор Иванов Павел. А как тебя зовут?

— Агата...

— Мастер, мы все убрали! — отрапортовал один из старшекурсников. Все было убрано так быстро и так блестело, что тут явно не обошлось без волшебства. Да еще и Зигфрид выглядел подозрительно довольным для провинившегося.

Иванов огляделся и хлопнул в ладоши.

— На сегодня все свободны, шишки и медали получите завтра! Агата, деточка, так не забудь, я жду тебя.

Келдыш посмотрел ему вслед.

— Вот это оперативность! Договорились об уроках с ректором Академии?

— Ничего я не договаривалась, — пробормотала Агата. — Он сам предложил мне со зверями позаниматься.

— Вы и так сегодня уже назанимались! — заметил Келдыш.

— Должен же кто-то защищать животных от всяких сумасшедших магов! — заявила Агата и поскорее ретировалась, чтобы Келдыш не стал ее воспитывать дальше. Пусть вон на Зигфрида переключится — тот больше проштрафился. Хотя, конечно, Водяной не его подопечный. Выходя, она слышала, как ректор напевает:

— Чем больше знаю я людей, тем больше я люблю животных...

— Ну как? — спросила Стефи — уже в автобусе. — Ты где была? Развлекалась?

— Развлекалась, — совершенно искренне согласилась Агата. Водяной уже в лицах рассказывал про происшествие в зверинце — и, конечно, он был главным укротителем вырвавшегося на свободу свирепого леопарда... Валерия озабоченно совещалась с воспитателем мальчиков Хасаном (наверное, как отчитываться за происшествие перед директором), Димитров, как всегда, молча сидел в своих 'заговоренках'. Агата попыталась его утешить — что Келдыш знает, что он не виноват, — но Славян посмотрел на нее невидящими глазами и сказал хмуро:

— Мало я этому дал!..

И Агата побыстрее отсела подальше. Да уж, мальчишек ей никогда не понять. Причем любого возраста.

Навстречу шел Андрэ.

Агата замедлила шаг. Продвижение Инквизитора по интернатскому парку можно было запеленговать по стихающим разговорам и смеху школьников. Не все его замечали, многие вообще стояли к дорожке спиной, но настроение ребят менялось, как меняется освещение, когда на солнце находит небольшое облако...

— Здравствуйте.

— Здравствуй, Агата, — сказал Инквизитор на ходу. — Как поживаешь?

— Спасибо. Хорошо, — сказала Агата — уже ему в спину. Андрэ замедлил шаг и остановился. Повернулся, глядя на сомкнутые на животе руки. Колец у него не было. Вообще никаких — ни обручального, ни... Или у Слухачей нет кристаллизаторов? Наверное, они вообще не волшебники, а просто присосавшиеся к волшебникам... хм, пиявки? Не вампиры же?

Казалось, Андрэ раздумывает, о чем бы с ней поговорить.

— Как твои успехи в борьбе с магией?

— Вы же видите, — сказала Агата со слабым вызовом. Она его не боится, не боится. Ей нечего бояться.

Инквизитор склонил голову набок, разглядывая асфальт под ногами. Поправил педантично:

— Не вижу. Скорее — чувствую, слышу. Обоняю.

Агата невольно заинтересовалась.

— А что, магия у всех волшебников разная?

— Неповторима, как цвет глаз. Цвет может быть очень похож, но никогда — идентичен.

— Какой цвет был у моего отца?

— Коричневый, — не задумываясь, ответил Андрэ. — Очень мощная, очень основательная магия — магия Земли. Страшно огорчен, что мы его потеряли.

Сожаление в его голосе было искренним. Как можно жалеть того, кого ты сам уничтожил? Если спросить — он ли это сделал — ответит? Агата почему-то не сомневалась, что не смолчит. На память вдруг пришли слова Келдыша: 'Не стоит задавать некоторые вопросы, потому что вам могут на них ответить'. Если магия для Слухачей — легкий наркотик, то может ли появиться зависимость, ломка, когда наркотик не получаешь вовремя?..

— Скажите... а если к вам долго не приводят на казнь... что вы... как вы...

Андрэ слегка улыбнулся. Губы у него были тонкими и бледными.

— Как я себя при этом чувствую? — он еле заметно покачал головой, словно раздумывая. — Я чувствую себя не при деле. А как ты себя сейчас чувствуешь? — спросил неожиданно.

Агата недоуменно нахмурилась.

— Спасибо, хорошо.

— Голова не кружится? Не печет в затылке? Кончики пальцев не покалывает? Не холодеют?

Все больше удивляясь, Агата покачала головой.

— Нет, все нормально. А почему вы спрашиваете?

Тишина. Казалось, Инквизитор глубоко задумался, уставившись в землю. Сплетенные пальцы рук выпрямились, выгибаясь...

— Звонок, — сказал он внезапно, Агата даже вздрогнула.

— Что?

— Звонок, не слышишь? Тебе пора на занятия.

— А, да? До свидания!

Инквизитор молча поклонился. Агата пошла, спиной ощущая его взгляд. Какого цвета у него глаза? Их вообще кто-нибудь видел?

Ну да, конечно. Те, кого приводили на казнь.

Не выдержав, она все-таки оглянулась.

Андрэ не смотрел ей вслед. Он шел по дорожке — куда быстрее, чем до встречи с Агатой. Почти бежал.

Опаздывает, наверно.

Агата проснулась, точно ее толкнули. Кыш сидел на кровати, спиной к ней, лицом... в смысле — мордой — к окну.

— Ты чего не спишь? — пробормотала Агата. Кот дернул ухом, но не шевельнулся. Он неотрывно смотрел на окно. Легкую занавеску шевельнуло ветром... какую занавеску? Нет у нее никаких занавесок! Тонкая кисея опять двинулась, пересекая освещенное фонарем стекло. Тихое:

— Прости, не хотела тебя пугать...

Агата резко села. Полупрозрачные линии стали гуще, темнее — теперь Агате даже без очков был виден сидящий на подоконнике стройный силуэт.

— Вы... кто? Вы как?..

Очень оригинальные вопросы, но других у Агаты в этот момент не нашлось.

— Форточка была открыта, — снова извиняюще прошелестело от окна. Агата невольно смерила взглядом форточку — в нее влезла бы одна ее нога. И то если очень постараться.

— Ты позвала меня. Я пришла.

Начиная понимать, Агата спустила ноги с кровати.

— Вы... Анжелика?

Тишина.

— Кажется.

Агата посмотрела на Кыша. Почему, интересно, он в этот раз не поднял тревогу?

— Не сердись на котенка. Наверное, я слишком недавно стала... Не все изменения еще закончились.

Кыш явственно хмыкнул. Мягко спрыгнул с кровати, запрыгнул на подоконник. Уселся, разглядывая Анжелику, точно большую ленивую мышь — не бегает, играть с ней скучно, а съесть проблематично. Женщина протянула тонкую руку — в свете фонаря рука просвечивала — дала понюхать свои пальцы. Кыш понюхал, чихнул и лег напротив в позе маленького невозмутимого сфинкса.

— А почему — кажется? — спросила Агата. Наверное, надо надеть халат, предложить гостье чего-нибудь поесть или выпить... В смысле — чаю.

Анжелика поморщилась, мотнула головой — стало яснее видно ее лицо. Скуластое, глубокие впадины глазниц и щек.

— Я забываю... все забываю. Забываю, какой была раньше. Наверное, правильнее при... перерождении менять имя. Чтобы ничего не оставалось от прошлого.

— А как вы стали... — Агата поколебалась, гостья явно избегала этого слова, но надо же когда-то его произнести, — вампиром? Вас укусили?

Анжелика поморщилась, снова качнула головой.

— Нет. Мы сами. Добровольно.

— Как это? Зачем?!

— Зачем? Этого я теперь и себе объяснить не могу. Но тогда явно существовали какие-то причины. Кобуци. НИЦЭМ... Научно-исследовательский центр экспериментальной магии.

— А, — сказала Агата. Ей все стало ясно. Опять магия. Опять эксперименты.

— Я была... — пауза, словно Анжелика честно старалась вспомнить, — ассистентом профессора Зимина. Мы пытались превратить добровольцев в вампиров... ну, ты понимаешь, не традиционным способом, — Анжелика коснулась пальцами горла. — Потом обратно.

— Получилось?

— Туда — да. Обратно... — губы растянулись в медленной улыбке. — Оказалось некому.

— Все стали вампирами?

— Все пошло обвалом... Там же были еще экспериментаторы. — Анжелика вновь задумалась. — Мы взорвали главный корпус, но некоторые... твари сумели вырваться... Хорошо, что территория Кобуци практически безлюдна.

Агата поежилась.

— А потом?

— А потом... туда явился Борис со-товарищи... Я улетела с ними.

— А почему вы от него ушли?

Анжелика повернула голову. Свет фонаря прибавлял краски бледной коже — золотил.

— Детский вопрос... Знаешь, что такое детский вопрос? Тот, на который ни один мудрец не ответит. Так... случилось.

— Он мучается.

— Да? — Агате показалось, что собеседница как-то оживилась. — Правда?

— Да. Он попросил помочь вас найти. Боится, что с вами случится что-то плохое.

Анжелика засмеялась — не смех, тихий шелест.

— Плохое?! Самое плохое со мной уже случилось... А почему он попросил тебя?

Тоже из серии детских вопросов — попробуй-ка, ответь... Агата вздохнула:

— Ох, это такая долгая история...

Изящное движение тонкой полупрозрачной кисти.

— Ты куда-нибудь торопишься? Я — нет.

Кыш уже спал, когда Агата закончила рассказ. Анжелика ни разу не шевельнулась на своем подоконнике — как будто тоже уснула.

— Господи боже мой, — сказала тихо, но очень выразительно. — А я-то думала, проблемы у меня!

Агата моргнула. Как-то неудобно преуменьшать Анжелины проблемы. Она, Агата, по крайней мере не стала вампиром.

— Ну... все не так уж страшно, — поспешила успокоить новую знакомую. — Бабушка поправилась, а в интернате временами просто здорово... Правда, у меня странная магия... и я совсем ее не хочу...

— Значит, с самого детства у тебя не было ни отца, ни матери.

Агата моргнула, переключаясь.

— Ну... да. А у вас?

— Были. В смысле, до сих пор есть. Я их видела, — Анжелика задумалась, наклонив голову. — И ничего не почувствовала. Я знаю, что они мои родственники, я даже до сих пор помню... кажется, у меня было счастливое детство. Они думают, я погибла при взрыве НИЦЭМа. Я больше не приду к ним. Не хочу. Вообще никого не хочу видеть.

— А ко мне пришли?

Вампирша покосилась. В темной впадине блеснул глаз.

— Да. Ты первая... после Бориса меня заинтересовала. Знаешь... в твоем зове я услышала себя. Можно, я буду приходить? Мы могли бы разговаривать... на разные темы. Какие тебе интересны. Я давно ни с кем не говорила.

— А вы увидитесь с Борисом?

Анжелика отвернулась к окну.

— Не так быстро. Кто такой этот Келдыш?

— Мой куратор.

Пауза.

— Он симпатичный?

— Да, — теперь отвернулась Агата, ненужно поправляя простынь. — Они учились в Академии вместе с Борисом. Он не рассказывал?

— Кажется... — Анжелика помолчала, потом повернулась к Агате, деловито хлопнув в ладоши. — Итак, что бы ты хотела узнать про мальчиков?

Зигфрид первый предложил сходить в гости к 'тому прикольному Ловцу'. Агата упорно делала вид, что не замечает ожидающих взглядов, пока Стефи не дернула ее за рукав:

— Иди звони!

— Да неудобно...

— Ой, что неудобно? Он же сам приглашал! Иди звони, говорю! А то я сама позвоню!

Эту угрозу следовало принимать всерьез... Агата неохотно поплелась к телефону. Интернатовцы наступали ей на пятки.

— Але? — без интереса спросил Келдыш.

— Это Агата Мор... м-м-м... Я.

— Слушаю.

— Тут к вам просятся в гости. Ну, все, кто тогда был... Если...

— Приходите. Я сейчас позвоню Божевичу, пусть выпишет пропуска. Сколько вас?

Агата пересчитала.

— Стефи, Зигфрид, Димитров, Карл, Люси. Пятеро.

Коротенькая пауза.

— А вы?

— А... можно? — Он что, пустит ее после того... 'еврейского погрома'?

— То есть, шестеро. Жду вас через час.

Провожавший их телохранитель, как обычно, остался за дверью с дежурной газеткой в руках.

— Входите, открыто! — послышался голос Келдыша. Он стоял на пороге кухни, деловито вытирая руки полотенцем.

— Вперед, не стесняйтесь. Я наготовил на всех.

— Никто и не стесняется, — пробормотал под нос Димитров.

— Здравствуйте, — в голос поздоровались девочки, а Водяной уже пулей несся мимо хозяина на кухню.

— Вау!

Действительно — 'вау'. Не стол, а мечта голодного подростка. Глядя на остальных и Агата навалила себе в тарелку побольше. Хозяин, прислонившись спиной к столу, сложив на груди руки, оглядывал жующих школьников.

— И какие новости с полей сражений?

— Не с кем было сражаться, — с явным сожалением сообщил Водяной. — А вы кого-нибудь за это время поймали?

— Некого было ловить, — сказал Келдыш с такой же интонацией.

— А вы вообще в жизни много преступников поймали? — спросил Карл.

Келдыш призадумался, словно подсчитывая.

— Несколько...

— А на войне тоже были?

— Да.

— Вау! — опять сказал Зигфрид. Он недавно подцепил это словечко и теперь вставлял его куда ни попадя. — С самого начала?

— Да.

— И в катакомбах были?

— И в них.

— И как там?

— Темно... Вон 'кола', Зигфрид.

Водяной, не отрывая зачарованных глаз от Ловца, на ощупь нашарил бутылку. Еще и пролил мимо стакана.

— А вы, наверное, и Мортимер видели? — спросил с почтением.

Келдыш сделал явное усилие, чтобы не покоситься на Агату.

— Как тебя.

— И что?

— Что — 'что'? — спросил хозяин с легким раздражением. — Хотите спросить, была ли она похожа на монстра? Нет, Зигфрид, — он пододвинул ногой табуретку и сел. — Никто из тех, против кого мы воевали, не был чудовищем. Большинство мы знали до войны: с кем-то учились, с кем-то работали, о ком-то слышали... В этом вся трагедия гражданских войн. Твоим врагом становится тот, кто еще недавно сидел с тобой за одной партой. Легко тебе будет убивать... например, Димитрова?

— Это еще кто кого! — вскинулся Славян.

— Или Люси? Или Карла? А ведь так все и происходило. Здесь нечем хвастать, Водяной. Нечем гордиться. Убивать своих друзей... Если бы пришлось, я сделал бы это снова. Но вам я этого никогда не пожелаю.

Агата отставила тарелку и вышла. Она больше не могла слушать: казалось, это говорится только для нее. Он совсем, как Андрэ: мне очень жаль, но... Саднило сердце — как будто с него сдирали кожу — или что там есть у сердца. Она на ходу вытерла ладонью глаза. Услышала, что кто-то вышел следом и поспешно нырнула в кабинет. Огляделась, моргая. Слава богу, никаких следов погрома. Только телевизора что-то не видно. Он его переставил? А где тут была фотография голой Лизы? Подошла к шкафу. Дегтяр Лизу все-таки одел. Она сидела в сарафане в ромашковом поле — ромашка во рту, ромашка в длинных волосах. Хорошенькая... На снимке ниже рядом с Лизой, подперев подбородок руками, валялся Келдыш. Тоже с ромашкой в белых зубах. Смеялся. Она ни разу не видела, чтобы он так открыто и весело смеялся. Ну да, он же здесь совсем молодой — чуть старше Агаты. Наверное, еще до войны...

— Эй, ты чего?

Агата чуть не подпрыгнула. Димитров всегда так бухает ботинками, а сейчас появился неслышно — точно подкрался.

— Ревешь, что ли?

— И ничего я не реву, — Агата быстро отвернулась. — Фотографии вон смотрю.

Димитров подошел и тоже уставился на снимки. Спросил угрюмо:

— А чего ревешь? Вспомнила что-то?

— Ничего, — повторила Агата, упорно глядя на фотографии, но не видя их. Глаза опять защипало.

Димитров помолчал.

— Я знаю, у тебя родители на войне погибли...

— Кто тебе сказал?

— Никто. Я сам узнал.

Агата выпалила ему в лицо:

— Ничего ты не узнал, понял? Ничего ты про них не знаешь! Ни-че-го!

Он глядел широкими растерянными глазами. Неожиданно взял ее запястье — неловко, но крепко. Бормотал:

— Да ладно, чего ты? Ну, не обижайся... И реветь не надо.

Агата длинно вздохнула.

— Все, я не реву. Идем к ним.

— Погоди.

— А?

Агата растерянно моргнула, когда он осторожно провел мозолистым пальцем по ее щеке. Пояснил хмуро:

— Слезы. Видно.

Погладил еще — наверно, для тщательности. И еще. Потом очень бережно взял ее лицо в большие ладони. Агата, притихнув, смотрела на него: горящий румянец на скулах, темная полоска над полными губами... бреется уже, наверное. Черные жесткие ресницы приопущены, сквозь них блестят яркие карие глаза...

Она не услышала ни звука ни движения — просто машинально повернула голову. Келдыш стоял в дверях, засунув руки подмышки. Смотрел на них. Димитров оглянулся тоже, отдернул ладони. Хозяин молча оттолкнулся плечом от косяка и вышел.

— Ох! — сказала Агата.

— А чего? — спросил Димитров с виноватым вызовом. — Мы же ничего такого... Он что, теперь на тебя наезжать будет? Хочешь, я поговорю?

— Ну уж нет!

Агата выскочила из кабинета. Димитров бухал ботинками за ее спиной. Келдыш обернулся, скользнул пустым взглядом над их головами.

— Ну, где вы там? — недовольно сказала Стефи, стоявшая на пороге кухни. — Куда вы все разбежались?

Зигфрид за ее спиной энергично жевал очередной бутерброд. Хозяйственная Люси, кажется, начала мыть посуду — в руках у нее было полотенце.

— Эй, послушайте... — начал хмурый Димитров.

Келдыш снова обернулся — но не к Димитрову, а как будто услышал что-то за входной дверью. Остановился, опустив ресницы. Агата поглядела на него — и холодок шевельнул волосы у нее на затылке. Эта знакомая настороженная поза... Агата тоже оглянулась. В лицо пахнуло бедой...

— Агата, поднимайтесь наверх, — сказал Келдыш напряженным голосом.

— Что?

— Все. Наверх, — не отрывая глаз от входной двери, он ткнул большим пальцем за плечо. — Быстро.

— Чего это? — агрессивно спросил Димитров. Агата молча взяла его за рукав 'фуфайки' и повела наверх. Димитров так удивился, что послушно пошел за ней по лестнице. Следом нестройной цепочкой потянулись остальные. Гурьбой вошли в спальню. Агата задержалась на пороге и Келдыш, не оборачиваясь, раздраженно махнул на нее рукой. Закрывая дверь, она услышала его спокойный голос:

— Здравствуй, Андрей.

Щелчок дверного замка показался очень громким.

— Кто там? — шипела Стефи. — Что там такое? Кто пришел?

Народ так сопел в уши, что Агате совершенно ничего не было слышно. Или двое просто молчали? Водяной, попрыгав за спинами старших, улегся на пол — припал к щели под дверью.

— Где боец? — спросил Келдыш. Ей показалось, что он сместился куда-то ближе. Наверное, к лестнице.

— Кто? А, ее охранник... Он пытался меня не впустить, — в голосе Инквизитора явственно прозвучало удивление.

— И?

— И-и-и... — выразительно протянул Андрэ.

— Это что — про твоего телохранителя? — шептали Агате в затылок. — А что он ему сделал?

— Ты один?

— Ну что ты! Инквизитор не может ходить один, ты же, как Ловец, прекрасно понимаешь — безутешные родственники, оскорбленные друзья, прочие мелкие неприятности... Но мои люди не войдут сюда, если ты об этом. А тебе что, мало меня одного?

Тишина.

— Игорь, — сказал Андрэ серьезно. — Пропусти. Я не хочу причинить тебе вред.

— О, мне так жаль твои нежные чувства! — саркастически отозвался Келдыш. — А как насчет девочки? И остальных детей?

— Никто не пострадает.

— Неужели?

Тишина.

— Хорошая защита, Ловец.

— Зачем ты это делаешь?

— Я просто хочу пройти.

— Я о Мортимер.

Тишина.

— Зачем тебе она?

— А зачем она тебе?

Тишина.

— Тебя не возмущает, что всю магию получила эта бездарь? Она не оставила тебе даже кусочка, хотя ты очень в этом нуждаешься. Разве это справедливо?

— Так ты восстанавливаешь справедливость?

— А разве не этим мы с тобой уже столько лет занимаемся? Восстанавливаем справедливость — так, как мы ее понимаем. Ты ловишь, я казню. Я ставлю последнюю точку. В этом все дело, да? Думаешь, я не знаю, что вы называете меня Палачом?

— Не знал, что ты казнишь и невинных.

— Ты считаешь это казнью?

— А ты?

— Магия к ней попала по ошибке, по глупой случайности. Она даже не почувствует ее исчезновения, как не чувствует сейчас ее присутствия.

— Неужели?

— Ты понимаешь, что она может натворить, когда войдет в полную силу? Ее родители по сравнению с ней — просто цветочки.

— Что бы она не натворила — это куда меньше, чем ты делаешь сейчас. С каких пор ты сам решаешь, кто прав, кто виноват?

Тишина.

— У твоей магии необычный вкус...

— Что, редко доводилось пробовать ловцов? — приглушенно спросил Келдыш.

— По правде говоря, ты первый. Вы же так преданы нашему делу! И что дальше, а, Игорь? Ударить ты не можешь — слишком быстро потеряешь свою силу. Связаться тоже ни с кем не сможешь — не дам. Ну подумай, какие у тебя шансы?

Агата повернулась, впихивая друзей в комнату. Значит, магия бессильна?

— У кого с собой сотовый?

Стефи и Водяной вскинули руки.

— Звоните директору и вот по этому телефону. Скажете: 'Агата у Черного Ловца. Здесь Инквизитор'.

— Что? Кто? — засуетилась Стефи. — Агат, повтори!

— Я запомнил! — прикрикнул на нее маленький Водяной. — А потом?

— Набирайте пожарную, скорую, полицию, спасателей... врите, что хотите, только чтоб приехали поскорее.

— Инквизитор? — переспросила бледная Люси, прижимая к груди забытое полотенце. Похоже, она единственная, кто понимал, что это значит. Карл с беспокойством переводил глаза с нее на друзей, поспешно щелкавших кнопками телефонов.

— А в чем дело-то?

Агата метнулась мимо него к двери. Услышала мягкое:

— У тебя уже дрожат руки, Ловец...

— Что он делает? — спросил Димитров одними губами.

— Он его убивает.

Агата стояла, глядя на свои прижатые к двери ладони. У нее тоже начали трястись пальцы.

— Никто не берет трубку! — крикнул ей от окна Водяной.

— Шлите 'эсэмэски'! — напомнила Агата. Оглянулась.

Пара 'земляных' растерянно топтались посреди комнаты. Камень и металл. Металл и камень. Агата с судорожным вздохом огляделась, посмотрела на потолок. На по-модному, лишь слегка заделанную кладку. В этом доме жило столько поколений магов, наверное, сами стены здесь пропитаны волшебством...

— Земляные! — резко сказала Агата.

Они вздрогнули, испуганно уставившись на нее.

— Поговорите с домом. Пусть он начнет отдавать Инквизитору свою магию — чтобы Келдыш подольше продержался.

Они поняли сразу — умницы, умницы! — дружно закивали. Карл выпрямился, вытянулся весь, приподнимая руки ладонями вверх. Люси, наоборот, наклонила голову, напряглась, сжимая кулаки... Зашевелила губами — упрашивает железо, что ли?

— А мне что делать? — спросил Димитров. Незаметно для себя Агата стала тут главной.

— Не знаю, — она вновь прижалась ухом к двери.

— Зачем этот пришел? Чего он хочет?

— Меня.

Ей не нравилась тишина за дверью. В ней кто-то трудно дышал — или она просто слышит свое собственное дыхание?

— Может, надо его будет как-то отвлечь. Но у тебя будет только одна попытка. А еще лучше держитесь от него подальше — Инквизитор выпьет вас всех одним глотком.

Димитров больно ухватил ее запястье, когда Агата повернула ручку двери.

— А тебя?!

Агата терпеливо отцепила его пальцы.

— У меня взять нечего.

Она приоткрыла дверь равно настолько, чтобы выскользнуть наружу. Закрыла и прижалась к ней спиной. Келдыш косо полусидел-полулежал поперек ступенек, зацепившись сгибом локтя за один из столбиков перил. Уже почти на верхней площадке — наверное, отступал по мере того, как Инквизитор подходил ближе. Тот теперь стоял в самом низу лестницы и, подняв голову, смотрел на нее.

— Ну все, хватит, — сказала Агата — ему и Келдышу. Присев, взяла Игоря за руку. Упершись подбородком в грудь, он смотрел на нее исподлобья. Бледные губы его шевельнулись.

— Не... смей... — разобрала Агата. Сильнее сжала неподвижную ледяную кисть. Пальцы коснулись кольца.

— Хватит, я сказала! — повторила, не глядя на Инквизитора.

— Но, Агата, — рассудительно сказал тот. — Я же не идиот, чтобы идти мимо живого Ловца. Если хочешь это прекратить, выходи из-за его прикрытия.

— Хорошо, — нетерпеливо сказала Агата. — Только отойдите.

Шагов она не услышала, но по тому, как Келдыш с громким всхлипом — точно выныривая из-под воды — вздохнул, поняла, что Инквизитор отошел от лестницы. Агата взяла вторую руку Ловца, начала растирать.

Да уж, одной головной болью вы не отделаетесь!

Серые губы дрогнули в кривой усмешке: рады?

Хоть кто-то за меня отомстил.

Оставьте в покое крис.

Еще немного...

Его рука двинулась в немом протесте, но даже то, что он вообще мог пошевелиться...

Агата, не оглядываясь, захлопнула приоткрывшуюся дверь. Инквизитор наблюдал за ней, прислонившись к столу. Ждал.

— Сейчас, — утешающе сказала Агата.

Ему.

И Келдышу.

Пальцы Игоря сжались в последнем усилии (стой, подожди, не надо, не надо!). Агата легко высвободилась. Осторожно перешагивая через него по ступенькам, спустилась и встала, глядя на Андрэ.

— Остальные ни при чем, ведь так? Вам нужна одна я?

— Я в состоянии себя контролировать, спасибо.

Агата подняла брови, копируя вежливо-язвительную интонацию Келдыша:

— Неужели? (Ноздри Слухача дрогнули) А как же тогда мой телохранитель?

Инквизитор отмахнулся:

— Мешал.

Всего-навсего.

Глаза-колодцы. Сухое, будто стянутое к подбородку лицо. Ухоженные мягкие руки, очень белые на фоне серого балахона. Пальцы сжимаются-разжимаются, точно Инквизитор готовится к проигрышу сложного музыкального этюда.

— Мне встать, сесть, лечь? — спросила Агата. Говорить у нее получалось с насмешкой. А внутри все тряслось. Все поджилки — так это называется.

Слухач, не отрывая от нее широких глаз, повел рукой.

— Лучше присядь.

Агата с ногами забралась на стол, уткнулась подбородком в колени. Спросила — с нездоровым любопытством:

— А как вы собираетесь найти мою магию, если я сама не знаю, где она?

— Я найду.

Агата краем глаза следила, как он обходит ее, словно примеривается. Руки его медленно поднимались — мягко округленные, как будто Инквизитор держал между ладоней невидимый шар. Выдохнул:

— Интересно... — Андрэ остановился перед ней, пораженно покачивая головой. — Удивительно. Великолепно!

Наверное, она могла бы растаять от всех этих комплиментов. Если б только забыла, что он оценивает ее исключительно как гурман — новое вкусное блюдо.

— Что же, приступим...

Агата съежилась, сильнее притягивая к груди колени. Бросила затравленный взгляд за его спину — и изумленно перевела дыхание. Слухач перехватил ее взгляд. Обернулся.

— Это что еще?..

Келдыш стоял — навалившись на перила, пошатываясь — но стоял.

— Как?! — Инквизитор метнулся к лестнице.

Ловец тяжело вскинул руку — Андрэ отбросило, как будто он получил удар в грудь. Но он тут же выправился. Снова шагнул вперед. Теперь жест Келдыша был уже только жестом защиты... Агата вскочила, собираясь прыгнуть Слухачу на спину. Дверь спальни открылась.

'Не надо!' — мысленно закричала Агата.

Это был, наверное, самый сильный файербол, который когда-либо создавал Димитров. Огненный зигзаг прочертил воздух и опалил Инквизитору брови прежде, чем тот его 'заглотил'. За эту секунду Келдыш успел отступить. Небрежный взмах инквизиторской длани — и Ловец, падая сам, подхватил Славяна уже у самого пола. Инквизитор ступил на первую ступеньку лестницы...

— Эй! — звонко окликнула Агата. Слухач обернулся. Иди сюда, не отвлекайся, подумала она. Старалась не глядеть наверх — там Келдыш и ребята склонились над Димитровым.

— Зачем вам они? — спросила Агата. — Зачем? Вот же я.

Иди, думала она. Иди ко мне. Андрэ никакое кольцо для чтения мыслей было не нужно — ее мысли его не интересовали. Он возвращался, ведомый только своей безграничной жаждой. Инквизитор казался Агате черной, высасывающей жизни бездонной воронкой. Она смотрела ему в глаза. У наркоманов после приема дозы зрачки сужаются или расширяются? У Инквизитора зрачки расширились до предела — так что радужка была почти не видна... так и не узнала, какого цвета у него глаза...

— Да пожалуйста! — сказала Агата. — Возьмите все. Мне не жалко.

Келдыш полусполз-полускатился с лестницы. Оттолкнулся от перил и добрел до стола. Перебирая по нему руками, дотащился до лежащего навзничь Андрэ. Покачиваясь, глядел вниз. Наклонился — Агата, испугавшись, что сейчас он грохнется, и она не сумеет его поднять, ухватила его за плечо обеими руками. Келдыш коснулся пальцами лба Инквизитора. Постоял, закрыв глаза. Выпрямился. Прислонился к столу рядом с Агатой.

— Передоз.

— А?

— Обожрался, — равнодушно пояснил Келдыш.

Они оглянулись на ворвавшихся в дом людей.

— Игорь?!

Келдыш еле поднял руку, показывая наверх. Там навзрыд плакали — Стефи, что ли?

— Мальчик... помогите.

Кто-то пытался оторвать Агату от Келдыша — она молча отпихивалась, уворачивалась, пряча лицо то у него на плече, то прижимаясь к его спине, пока Келдыш не сказал устало:

— Отстаньте. Мы в порядке.

— Вижу, в каком порядке! — прикрикнули на него. — Руку давай!

Келдыш высвободил правую руку — Агата протестующе захныкала — тут же обнял ее за плечи. Прижимая к себе, неловко закатывал рукав на левой. Агата следила одним глазом из-за его плеча, как Келдышу ставят укол в вену.

— Девочка?

Агата вновь дернула локтем.

— Не трогайте меня!

— Мы только посмотрим...

— Она в порядке, — повторил Келдыш.

Двое копошились над Андрэ. Келдыш смотрел вниз без интереса. Маги выпрямились.

— Всё... Кто его так?

Шрюдер сбежал с лестницы.

— Что здесь случилось?

Келдыш оскалился.

— А вы догадайтесь! — предложил — сразу всем.

Очень много людей. Где они были раньше? Лица расплывались, словно смазывались у Агаты перед глазами. Пока она не встретила взгляд широко раскрытых глаз незнакомой женщины, стоявшей рядом с Дегтярем.

— Анжелика... — выдохнула Агата. — Вы вернулись!

Борис посмотрел на мертвого Инквизитора. На охранника, которому делали искусственное дыхание врачи 'скорой' и маги. На трясущегося Келдыша, на вцепившуюся в него Агату. На мальчика, которого осторожно несли вниз с лестницы.

Сказал:

— И нас еще называют вампирами?

— Божевича следует уволить!

— А Келдыша — расстрелять, — закончил Игорь. Потер лицо и с отвращением уставился на руку — та продолжала трястись. Игорь засунул ее себе под ягодицу. Левой рукой завладела Мортимер. Она лежала на диване за его спиной, тихонько дышала ему в ладонь. Следующей сидела Лидия, поглаживая внучку по голове. Молчала.

— А тебя-то за что? — буркнул Шрюдер, безостановочно круживший по комнате.

— А его?

Сам Божевич мрачно сидел рядом со своими школьниками — тщательно обследовавшие их целители ограничились успокоительными. Стефи непрерывно всхлипывала, Зигфрид то и дело клевал носом, Карл сидел, сгорбившись, зажав руки коленками. Спокойнее всех выглядела Люси.

— Он не должен был выпускать Агату с интерната.

— Его никто об этом не предупреждал. А школьники имеют право на одну увольнительную в неделю. Тогда уж и Макса добейте. Он тоже не доглядел.

Максимом звали агатиного телохранителя. Шрюдер остановился, с силой нажал пальцами на глаза, словно хотел их выдавить — напрочь.

— Да кто же, кто мог предположить такое!

Незнакомый Игорю следователь — скуластый, желтолицый — сидел на кухонном табурете напротив дивана и вертел головой, наблюдая сразу за всеми. Келдыш сказал скучно:

— А может, это все тянется уже невесть сколько времени. Если, к примеру, поднять старые дела...

Следователь сощурил на Игоря и без того узкие глаза. Шрюдер покосился с опаской:

— Думаешь, Андрэ свихнулся не в одночасье?

— А кто сказал, что он вообще свихнулся?

Тишина.

— Могу я, наконец, увести детей? — хмуро спросил Божевич. — Второй час ночи. Вы же их обо всем уже расспросили?

Казалось, следователь забыл о существовании школьников, потому что взглянул на них с явным удивлением.

— Да-да, конечно!

Божевич повлек маленькую потрепанную стайку к выходу. Зигфрид-Водяной то и дело спотыкался, и Карл вел его под локоть, точно слепого.

— До свидания, — вежливо сказала Люси — всем за всех. — Агата, надеюсь, завтра мы увидимся в школе.

Агата вместо ответа прижала келдышевскую ладонь к лицу, заслоняясь ею от всего мира. Игорь мельком посмотрел на нее, более пристально — на Лидию. Сказал:

— Вам тоже не мешает отдохнуть. Спальня наверху. Чистое белье в шкафу. Извините, сам ничего не могу, Борис покажет...

Тот поспешно вскочил.

— Мадам?

Мортимер подняла на него взгляд. Прищурилась:

— Борис... Дегтяр, кажется? Вампир, специализация — боевая магия и аналитика фольклора. Наглец, каких поискать...

Борис просиял:

— У вас великолепная память, мадам!

Келдыш покосился на следователя: тот жадно ловил информацию. Дегтяр подставил согнутый локоть:

— Я провожу вас наверх.

Мортимер спросила его, глядя при этом на Келдыша:

— Думаете, я усну?

Тот растянул губы — хотя чувствовал, что и они подрагивают:

— Тогда оставайтесь — то-то я повеселюсь, когда вы прямо здесь свалитесь!

— Подлец, — сообщила бабушка Мортимер без малейшей интонации в голосе. Посидела, с явным усилием отняла от головы Агаты ладони — та тут же натянула плед на лицо.

— Вы же останетесь с ней?

— Куда я денусь... — сказал Игорь с передышкой, — с подводной лодки...

Они проводили взглядом Лидию с Борисом. Следом неслышной тенью скользила Анжелика. Игорь откинулся назад, спиной чувствуя, как дышит Мортимер — девочка плотно сворачивалась вокруг него, словно только он мешал ей принять позу зародыша. Его все больше беспокоило, что он ее не слышит — хотя Агата держалась за его руку с крисом. Пропала связь? Сумела от него закрыться? Или — что?.. Зря они отослали целителей.

Прикрыл веки — и сразу же, вздрогнув, открыл. На него неотрывно смотрели щели-прицелы глаз следователя.

— Ловец Келдыш, — сказал он ровно. — Я еще не снял показания с главного свидетеля.

— Следователь Байдуров, — ответил тот так же ровно, — а не пошел бы ты? Вместе со своими показаниями.

— Стоп-стоп-стоп! — вмешался Шрюдер. — Вадим, завтра вы получите справку о состоянии здоровья главного свидетеля, из которого следует, что девочка находится в состоянии шока от воздействия... м-м-м... вы никогда не сталкивались лицом к лицу с Инквизитором?

— При чем тут это? Я должен провести опрос по свежим следам, пока свидетель еще не опомнился, пока помнит все детали...

— Он не сталкивался, — перевел Игорь. Веки всё тяжелели. Наливались свинцом... забавно, он не помнит, видел ли когда-нибудь свинец... а выражение помнит...

— ...я должен быть уверен, что свидетель не подвергнется...

— Не подвергнется, не подвергнется, — заверял Шрюдер.

— ...а также не покинет дом в неизвестном направлении...

— Не покинет, — пробормотал Игорь уже с закрытыми глазами. — Только в известном. В туалет, — подумал. — А, может, и до него не дойдет. Да оставайтесь вы на ночь, следователь Байдуров! Места всем хватит. А сейчас я лягу.

Легче сказать, чем сделать. Мортимер никак не желала расстаться с его захваченной рукой — и то и дело принималась хныкать. Он кое-как перевернул ее на спину, сам примостился с краю дивана. Заворчал, нашаривая куда-то запропастившуюся подушку. Услышал над головой озабоченное:

— Игорь?

— Ну, что?!

— Может, довести вас до кровати? Нормально ляжете.

— Нормально. Мы нормально. Холодно вот.

Он остался вполне доволен формулировкой ответа, потому что Шрюдер понял и отстал. А потом еще и одеялом укрыл. Игорь засыпал и просыпался, просыпался и засыпал. Падал в вертящуюся черную воронку, крупно вздрагивал, вскидывался и снова засыпал. Мортимер его руку и во сне не выпустила.

Он открыл глаза. Едва светало. В доме было тихо. Мортимер дышала ровно, не шевелилась, но он понял, что она не спит. И она сразу поняла, что он проснулся. Прошелестела:

— Игорь...

— У?

— Это я его убила?

— Да, — сказал он. — Спи.

В кресле напротив сидела женщина. Светлые, мягкие даже на вид волосы, круглое лицо, серые глаза. Рука подпирает устало склоненную голову. Агата рассматривала ее поверх Келдыша — тот лежал ничком лицом в подушку. Вспомнила, наконец;

— Лиза...

Келдыш тут же зашевелился, перевернулся на бок. Сказал через паузу хрипло:

— Лизка?

— Да, — отозвалась та, не меняя положения.

— Ты чего... тут?

— Что — нельзя?

Келдыш хотел сесть, но после первой же попытки передумал. Подбил под локоть подушку, приподнялся повыше.

— Кто сказал?

— Борька звонил пару часов назад.

— Ну дура-ак...

— Дурак, что вчера не позвонил!

Наверное, надо уйти от семейной сцены — и от взгляда Лизы. Агата осторожно присела — голова была гулкой и пустой. Келдыш покосился через плечо:

— Вы как?

Агата кивнула и неловко перелезла через него. Посидела, сосредоточилась, и, оттолкнувшись от дивана, встала. Коленки затряслись, в глазах потемнело — но, в общем, ничего. Даже идти может. Правда, пол под ногами пропадает куда-то.

— Не запирайтесь в ванной, — сказал Келдыш в спину. — Я не смогу выбить дверь, если вы там грохнетесь.

Конечно, она заперлась. Долго плескала в лицо холодной водой, шипя от ломоты в пальцах. Потом смотрела на себя в зеркале. Вчера она убила человека. Пусть не нарочно. Но убила. И Келдыш это сказал. Должно же это как-то на ней отразиться? Лицо очень бледное, глаза в темных обводах — и все. И вместо раскаянья, страха, мук совести — одно какое-то дремотное оцепенение. Точно чувства тоже онемели. Может, до нее все еще не дошло?

В дверь стукнули. Холодный голос Лизы:

— Игорь послал узнать — ты в порядке?

— Я в порядке, — послушно повторила Агата.

— Я передам.

Агата аккуратно закрыла воду.

Народу прибавилось — Шрюдер в рубашке с закатанными рукавами пил кофе. Чашки и тарелка с горой бутербродов стояли на табурете перед диваном. Келдыш с кислым видом отламывал крохотные кусочки. Над ним, подперев бока, точно надзиратель, стояла Лиза. Прежде чем та отвернулась, Агата заметила ее красные распухшие глаза.

— Завтракайте, — предложил оживившийся Келдыш. Наверно, надеялся, что внимание сестрицы переключится на Агату. Зря. Лиза взяла отложенный бутерброд и молча поднесла ему ко рту. С видимым отвращением жуя, Келдыш показал пальцем Агате на блюдо.

— Ешьте, ешьте, — сказал и Шрюдер. — Это необходимо.

Агату мутило. Но один бутерброд она все-таки одолела, запила остывшим кофе.

— А бабушка?..

— Сейчас спустится.

Пришедшие целители развели 'больных' по разным комнатам. После получаса опроса, осмотра, ощупывания, проглядывания Игорь начал тихо звереть. Потому и вернулся уже в не лучшем расположении духа. Повода долго искать не пришлось — следователь Байдуров был уже тут как тут. Все оглянулись на вошедшего хозяина.

— Почему начали без меня? — Игорь рухнул на диван рядом с обеими Мортимер. Старшая из женщин сверкнула на него очками:

— А обязаны были ждать?

— Я же все-таки ее куратор!

— А я — опекун!

Взгляд Шрюдера можно было перевести только как 'заткнись!'. Целители передали начальнику СКМ свои заключения и откланялись. Шрюдер бегло просмотрел листки, пару раз поднял брови, покивал и засунул в карман своего пиджака.

— Вы ничего интересного не пропустили, Ловец Келдыш, — кисло сказал следователь. — Девушка просто не отвечает на вопросы.

— Да? — Игорь поглядел на Лидию, на Шрюдера (засунув руки подмышки, тот пожал плечами), — и лишь потом — на Мортимер. Она сидела, натянув на плечи одеяло. От лица только глаза и нос остались.

— Господин Шрюдер, — спросил Байдуров, не сводя с нее глаз. — Каково заключение целителей? Главный свидетель все еще находится в состоянии шока?

Шрюдер подумал. Вновь вынул заключение из кармана, тщательно изучил — как будто не читал за несколько минут до этого. Сказал с явным сожалением:

— Нет.

— Мадам, — теперь Байдуров обратился к Лидии. — Не хотелось бы давить на вас и на вашу несовершеннолетнюю подопечную, но вы должны знать, чем грозит отказ от дачи показаний следователю по магическим преступлениям...

Лидия потерла внучку по спине. Сказала — с непривычной просительностью в голосе:

— Не могли бы вы дать ей еще время?

— Нет. Уважаю ваши чувства, но погиб человек, Инквизитор, — и моя работа — выяснить, как это произошло.

Впервые младшая Мортимер показала, что замечает окружающее. Подняла взгляд и серьезно посмотрела на следователя:

— Я, и вправду, его убила?

— Нет!

— Нет!

Шрюдер с досадой выдохнул и отвернулся к окну. Лидия сжала плечо внучки, легонько встряхнула, заглядывая ей в лицо:

— Ты что, с ума сошла? Нет, конечно!

Байдуров сделал стойку:

— Это заявление?

Мортимер и ему поставила диагноз:

— Да вы рехнулись!

Метнула грозный взгляд в молчащего Келдыша. Игорь длинно и громко вздохнул, заелозил на диване, пытаясь подняться. Удалось — правда не с первой попытки.

— Поехали.

— Куда, куда это? — встрепенулся Шрюдер.

— Куда вы тащите мою внучку? — возмутилась Лидия, увидев, как он — впрочем, без особого успеха — тянет Агату за руку с дивана.

— Я еще не закончил!

— Ты и не начинал еще, — бросил следователю Игорь.

Хватит, хватит, вставайте, вы же не хотите, чтобы я свалился у ваших ног?

Это было бы круто...

Поднялась — и чуть ли не впервые за утро осмелилась посмотреть ему в лицо. Наверно, вот это и называется — краше в гроб кладут. Но глаза Келдыша были ясными и спокойными. В дверь, вытирая руки, заглядывала изгнанная на время допроса Лиза.

— Лизка, сядешь за руль?

— Конечно, — сказала та спокойно, отбрасывая кухонное полотенце.

— Куда, наконец, вы собрались? — рыкнул Шрюдер.

— В больницу. Навестить Славяна. — Игорь оглядел собравшихся и пояснил. — Димитрова. Мальчика, который вчера больше всех пострадал. Вы, Байдуров, можете поехать с нами.

— Уж не сомневайся, Ловец, — сказал тот сквозь зубы.

В результате поехали все. Процессия получилась внушительная: охрана, лизина машина с тремя пассажирами, машина Шрюдера, машина Байдурова, снова охрана... Машинный сэндвич. Детей бы вчера так охраняли...

Келдыш все тер и тер ноющий затылок — пока не почувствовал прикосновение теплой ладони.

— Не двигайтесь, — приказала Лидия. По затылку разливалось прохлада, тошнотворная боль уходила.

— Спасибо.

— Не за что, — сухо сказала Мортимер, снова откидываясь на спинку сиденья.

— Здесь налево, — указал он, Лиза взглянула странно:

— Да уж знаю!

Да, глупо. Она полгода ходила к нему в эту клинику.

Дежурный целитель протестовал против их вторжения так энергично, что голова теперь разболелась у Агаты.

— И не надо трясти передо мной своими регалиями! — орал он на Шрюдера. — Я и без того знаю, кто вы такой! К тяжелобольным пропускаются только родственники или с разрешения родственников! А следователю в той палате вообще делать нечего! Кого вы собираетесь допрашивать — живой труп?

Ох! Агата сжалась. Ее взяли за локоть.

— Пошли, — сказал ей на ухо Келдыш. — Тихо уходим.

Они попятились на пару шагов и завернули за угол.

— Пятый уровень, седьмая палата, — сказал Келдыш. — Я знаю, где это.

Сзади доносился возмущенный голос врача:

— И нечего меня зачаровывать! Я сам дипломированный маг!

— А почему никаких приборов? — жалобно спросила Агата.

— Каких приборов?

— Ну каких-нибудь... медицинских.

— Здесь это не поможет.

Они разговаривали вполголоса, точно боялись разбудить Славяна. А он и так не спал — глаза открыты, хоть и редко, но моргают. Агата заглянула в эти глаза и тихонько отступила. Карие, живые, блестящие, часто — злые — они теперь как вылиняли. Пустые...Так вот, как это бывает...

— Вот так это бывает, — эхом отозвался Келдыш. Агата примостилась на кушетке напротив.

— Он выздоровеет?

Келдыш помолчал.

— Вполне возможно... в каком-то смысле. Организм крепкий, молодой. Дети, все-таки, это переносят легче.

— Что — 'это'?

— Потерю магии.

— А... то есть, он совсем не сможет... — Агата умолкла. Сказала с тоской. — Я говорила ему, что у него будет всего одна попытка. Но лучше пусть не лезет...

— Он сам решил. И спас меня.

Агата обхватила себя за плечи. Слезы текли из глаз двумя непрерывными полосками, но она даже не пыталась их вытирать — не замечала.

— Если бы не я...

— Вы это с ним сделали?

— Но ведь все случилось из-за меня. Все из-за меня. Вас тогда чуть не убили. И вчера тоже. И Славка теперь лежит вот...

— Да, конечно, если бы вы не родились, никто бы никогда не умер! — сказал Келдыш ядовито. — Не слишком ли много вы на себя берете?

— А? — растерялась Агата.

— С чего вы решили, что весь мир крутится исключительно вокруг вашей драгоценной персоны? Что все, что происходит, происходит только по вашей вине? Откуда такое раздутое самомнение? Или это просто какая-то разновидность подросткового мазохизма?

— Но ваша сестра тоже так считает, — убито сообщила Агата. — Она меня ненавидит.

— Лиза органически не умеет кого-либо ненавидеть. Во всяком случае — долгое время. Я ей иногда в этом завидую. А ваша... мадам Мортимер могла бы с ней на эту тему поспорить. Она во всем винит меня.

— Почему это?

— Кто повел вас к Слухачу? Я. Кто не сумел защитить от похищения? Я. Кто допустил, чтобы вы прыгнули в Котел? Снова я! — Игорь внезапно вспомнил все свои прегрешения, перечисленные Шрюдером. — А у кого не хватило сил прикончить Инквизитора?

— Но как бы вы...

Келдыш отмахнулся:

— Мы слишком привыкли полагаться исключительно на магию! Я мог бы затеять нормальную человеческую драку — и вы бы под шумок убрались и позвали на помощь! В конце концов, послал бы вас за оружием!

Агата нахохлилась. Действительно. Ей даже в голову не пришло, что Андрэ можно победить без помощи магии. Если бы они все скопом навалились... Келдыш косился на нее насмешливым глазом:

— Ну что? Будем вместе предаваться угрызениям преступной совести? Да перестаньте вы реветь, наконец!

— Я не реву! — Агата сердито вытерла слезы. — Они сами текут, без моего участия. Но Инквизитора ведь я убила?

Келдыш отвесил ей поклон:

— С удовольствием бы уступил эту честь вам. Но с чего вы взяли, что вы его убили?

— Вы же сами мне ночью сказали!

Келдыш улыбнулся — довольно неприятно:

— Мортимер, запомните одну очень важную вещь: не стоит верить всему, что вам мужчина нашептывает ночью.

Смутившаяся Агата все же продолжала:

— Инквизитор погиб из-за моей магии? Значит, я виновата?

— Если бы он переел ягоды, которую можно есть только в ограниченном количестве, кого бы вы обвинили — садовника, который ее выращивает?

Где-то в рассуждениях Келдыша было слабое место, но Агата пока не могла его найти. Все эти логические построения ей плохо давались — недаром по логике она едва-едва тянула на троечку. Но так хочется, чтобы он убедил ее, разуверил...

— Здравствуйте, — сказали у них за спиной.

Они оглянулись и встали. Вошедшая женщина смотрела с недоумением. Невысокого роста, кудрявая, темноволосая. В руке — букетик нарциссов. У Агаты засосало под ложечкой — мама Славяна.

— Кто вы? Как вы сюда попали?

— Извините, мы уже уходим, — Келдыш взял Агату за руку. — Просто приходили взглянуть, как он. До свидания.

Женщина складывала на кушетку пакеты, провожая их взглядом.

— Подождите, — сказала внезапно. — Вы... Ловец? Вы там были?

Келдыш молча кивнул. Женщина перевела взгляд на Агату. Глаза ее заблестели.

— А ты — та девочка, что была со Славой?

Агата судорожно вцепилась в руку Келдыша.

— Да, там было еще четверо детей, — быстро сказал Келдыш. — Простите, я не сумел ему помешать...

— Господи, спасибо!

А? Келдыш тоже растерялся. Димитрова обнимала их обоих, быстро целовала влажными губами, жала руки.

— Спасибо, что защитили его! Я знаю, что такое Инквизитор, я видела... не у каждого бы хватило смелости задержать его... Мне говорили, вы чуть не погибли... и девочка... как тебя зовут? Агата, спасибо... я не знаю, что бы со мной стало, если бы Слава умер... Спасибо вам! Приходите, приходите в любое время, я скажу дежурным! И остальных ребят приводите... Я вас с мужем познакомлю. Мы все будем очень рады!

Слегка ошеломленные, они с трудом вырвались из палаты. Навстречу по коридору спешила целая кавалькада, возглавляемая разгневанной бабушкой.

— Что вы себе позволяете, Келдыш! — еще издали закричала она.

— Баб, — утомленно сказала Агата. — Я сама хотела...

Бабушка отмахнулась.

— Что — сама? Ты даже не в состоянии сама решить, чего хочешь на обед! Это он втравливал и продолжает втравливать тебя в свои опасные авантюры! — Келдыш выразительно поднял брови, как бы говоря: 'вот, видите?'. Лицо Лизы, и без того хмурое, напряглось. Она еле удерживалась, чтобы не вмешаться. — Генрих, я требую, чтобы вы оградили мою внучку от общества этого... преступного авантюриста!

— Лидия, Лидия...

— Что — Лидия? Разве вы не видите, к чему это приводит?

Ах, не в состоянии, значит? Агата развернулась к Байдурову:

— Вы собираетесь меня допрашивать?

— Снимать показания, — въедливо поправил тот.

— Тогда давайте, снимайте!

Он покосился на препирающихся гигантов магии.

— Только найдем тихое место.

— Итак, у нас есть девочка, убившая Инквизитора...

— Я бы сформулировал это по-другому... — начал Шрюдер.

— Чушь!

— Как вы сказали, Ловец?

— Чушь! Вы считать-то вообще умеете? — встав, Келдыш начал демонстративно загибать пальцы. — Охранник. Я. Димитров. Мортимер. Четверо! Вам не кажется, что это как-то многовато сразу — даже для Инквизитора?

— Но погиб он только после того, как... приступил к проведению процедуры с девочкой...

— 'После' не значит — 'вследствие'! Вы же сами юристы и прекрасно натренированы в словесной казуистике! 'Проведение процедуры' — великолепный эвфемизм! Почему бы не сказать прямо — убийство?

— Игорь!

— Подождите, Ловец...

— Или вы предпочитаете термин 'казнь'? Единственное преступление охранника и этого парнишки в том, что они встали на пути Инквизитора к магии...

— Послушайте...

— ...а единственная вина девочки — в том, что у нее есть эта магия! В чем мы тут разбираемся? Была ли смерть Инквизитора убийством, необходимой самообороной, случайностью? А не в том — почему он это сделал?

— Мы как раз...

— Нет, давайте навешаем все на девчонку — это она спровоцировала великого Слухача на преступление! Давайте запрем ее куда от греха подальше, давайте приставим к ней охрану — а то вдруг то же самое случится и с нами!

— Ловец Келдыш!

— Игорь, выйди! Выйди немедленно!

Игорь медленно, с усилием, отжался ладонями от стола. Прошел мимо молчавшей комиссии. Осторожно прикрыл за собой дверь.

— Игорь...

Он резко обернулся.

— Что?!

Шрюдер успел поставить Щит — лишь синим заискрило. Лицо начальника СКМ казалось каменным. Игорь опустил вскинутые руки, засунул их под мышки — от греха подальше. Привалился к стене. Его трясло.

— Прости, Генрих.

Шрюдер постоял и прислонился рядом. Вздохнул.

— Игорь, я рано, слишком рано отозвал тебя из отпуска. Это моя вина.

Игорь поморщился.

— Да не в том дело...

— И в этом тоже. Послушай, СКМ — мое детище. После всего, что... случилось, мне, видимо, придется уйти.

— Тебя снимают?

— Не в этом дело, — сказал Шрюдер в свою очередь. — Знаешь, я тоже испытываю огромное желание свалить все на временное умопомрачение Андрэ, вызванное... э-э-э... неумышленно, конечно, твоей подопечной...

— Знаешь, что!..

— Знаю-знаю. Это гораздо легче, чем принять то, что кто-то из твоих давних соратников стал тем... с кем мы всегда боролись. Гораздо легче, чем признать, что у твоего... детища что-то не так. И видимо, давно, давно не так, — он надавил пальцами на воспаленные глаза. Игорь мог бы сказать все, что полагается говорить в таких случаях: это не твоя вина, кто же знал, за всеми не уследишь... Промолчал. Шрюдер отнял руки и заметил — более оживленно:

— Между прочим, когда ты добивался кураторства над Мортимер, ты именно такие меры и предлагал: строгий надзор, охрана... Что ты сейчас так возмущаешься?

Игорь еле повел плечом — нечем крыть. Просто нечем. Генрих щурил светлые зоркие глаза.

— Что, Ловец? И каково оно?

Игорь молча смотрел на него.

— Быть приобщенным к воспитанию новой Мортимер? Стоять, так сказать, у истоков? Щекочет нервы, а?

— Ага, — буркнул Игорь. — Щекочет. Прямо хоть вагон 'памперсов' заказывай. Ладно, начальник, хватит заниматься психоанализом. Говори, что со мной делать будешь.

— Отпуск по болезни у тебя еще три месяца? Вот и гуляй. Гуляй. К лекарю и психологу ежедневно. Чтобы не было таких вот... — Шрюдер поскреб ногтем оплавившуюся табличку на двери.

— А вы, значит, тем временем... — Игорь широким жестом показал на дверь.

— А мы, значит, тем временем, — Шрюдер повторил его жест, — займемся развалом СКМ.

— Генрих...

— Убирайся, пока я тебя не засудил за покушение на жизнь... пока что главы СКМ. Кстати, Игорь, что-то не припоминаю у тебя такой магии. Где позаимствовал?

Игорь набрал воздуха, Шрюдер поглядел и поспешно замахал на него руками:

— Нет! Молчи, молчи пока! Хватит мне уже головной боли. С этой бы расхлебаться.

— А он красивый, правда?

Они сидели на солнечном подоконнике в палате Славяна. Агата вслед за задумчивой Стефи поглядела на Димитрова. Кажется, трагическая бледность придала ему интересности в глазах подруги.

— Ну... да.

— А ты знаешь, что он на тебя запал? — спросила Стефани неожиданно.

Агата открыла рот. Стефи махнула рукой:

— Ой, да не грузись, он на всех новеньких девчонок клюет! Да и вообще, у него никаких шансов! У тебя ведь Игорь есть.

— Ну, в общем, есть... — промямлила Агата. А что тут еще скажешь?

— А Славян нас слышит?

— Не знаю. Говорят, слышит. Только понимает или нет...

Мама Славяна меняла воду в цветах.

— А что, разве он цветы любит?

— Просто ей самой приятно...

Димитрова, оказывается, прекрасно слышала, как они шепчутся. Обернулась с улыбкой:

— Терпеть не может! Вот я и надеюсь, что однажды он разозлится и скажет: 'ты зачем их мне притащила?' Все, девочки, спасибо, что пришли! У нас начинаются банные процедуры. Молодых леди в таких случаях просят удалиться.

Они слезли с подоконника.

— Пока, Славян!

— Мы забежим еще завтра, Славка! До свидания.

Агата задержалась на пороге. Очень хотелось, чтобы Димитров как-нибудь показал, что услышал их: ну там дыхание изменилось, голову повернул, пошевелил рукой...

Все оставалось по-прежнему.

Игорь проводил взглядом всхлипывающую Димитрову — медсестра вела ее, приобняв, говорила что-то утешающее.

— Что случилось?

Дежурный целитель взглянул на него мельком:

— Вы кто, родственник? А, это вы... Мы сказали — им надо готовиться.

— Готовиться?

— Да. Мы собирали консилиум, приглашали врачей... — в голосе дежурного прозвучало отвращение. Целители и врачи обоюдно считали друг друга шарлатанами. Что, впрочем, не мешало им сотрудничать в сложных случаях. — У них тоже нет таких наработок.

— Доноры...

Целитель отмахнулся.

— Доноров даже избыток. Мальчик просто отказывается жить, понимаете? Сам. Совсем вы озверели в своей СКМ!

Возразить было нечего. Игорь повернулся уйти — и спохватился.

— Скажите, а дети его сегодня навещали?

— Дети? — рассеянно спросил целитель. — Да они тут каждый день вертятся.

— А девочка? Такая высокая, худенькая? В очках?

— Агата? Была. Она, наверное, его подружка?

— Она могла слышать ваш разговор с матерью Славяна?

— Разговор? — целитель подумал. — Да, могла. Точно, слышала. Как раз заглядывала в палату, когда мы говорили. А...

Он увидел спину удалявшегося Ловца. Игорь на ходу вытаскивал сотовый, ругаясь на цеплявшийся карман.

— Лидия? Это Келдыш. Ваша внучка дома? Точно? Боюсь, у нас проблемы...

— У вашей внучки мазохистский склад ума. Не знаю, вы ее такой воспитали или это у нее от природы, но она считает себя ответственной за все, что вокруг нее происходит.

— И вам бы стоило этому поучиться, Ловец! — огрызнулась Лидия. — Ответственности.

Келдыш только глянул на нее и продолжил кружить по комнате.

— Макс, на наше счастье, потихоньку выкарабкивается. А мальчишка гибнет. Что мы с этим можем сделать?

— Игорь, — устало сказал Шрюдер. — Во всех странах тайно или явно проводятся эксперименты с... казненными. Результаты нулевые. У СКМ практически неограниченные ресурсы в лекарствах, специалистах, исследованиях. И все это мы предоставили целителям. Что, ну что еще можно сделать?

'Малый совет', как про себя окрестил его Келдыш, собрался в доме Мортимер. Двери плотно прикрыты, да еще и мадам наложила заклинание бесшумности. Опасались разбудить Агату — если та спала. В ее спальне наверху, во всяком случае, было темно и тихо.

Келдыш выглянул в окно. Скривил губы.

— Ну тогда с мечтами о великой волшебнице Мортимер вам, мадам, и тебе, Генрих, придется распрощаться.

— То есть? — через паузу спросил Шрюдер.

Келдыш подошел и рухнул в кресло. Лидия с неудовольствием поправила покосившиеся подушки.

— У Агаты и без того... предвзятое отношении к магии. Да и дар она получила уже в том возрасте, когда может определять свои предпочтения. Или вы до сих пор думаете, что все сложности объясняются исключительно ее врожденной способностью противостоять магии? 'Наследство' ей всучили с нагрузкой в виде полутора десятка лет умолчания, родителей-преступников, отца, не желающего ее видеть...

— Она встречалась с Петром?!

Келдыш глянул удивленно.

— Разве она вам не говорила?

— Нет, — Лидия осела в кресле. Пробормотала. — Она мне ничего не говорила. По правде говоря, она даже ни о чем не спросила меня... потом. Я рассказывала сама. Вы говорите, Петр прогнал ее?

— В достаточно недвусмысленной форме. Но мне казалось, внучка с вами достаточно откровенна.

— Была.

— Так-так, — сказал нетерпеливо Шрюдер. — И к чему все эти твои... психологические изыски, Игорь? К чему ты ведешь?

— К тому, что если ее приятель умрет, мы не получим ни полноценную волшебницу, ни достаточно полноценную личность. Ваша внучка, Лидия, при всех ее комплексах, зависимости от чужого мнения и прочих... прелестях — очень свободолюбивый человек. Она найдет способ игнорировать... а то и вовсе избавиться от наследства.

— Это невозможно! — категорично заявил Шрюдер и поглядел на Мортимер. Та молчала. Келдыш усмехнулся:

— А ты скажи это Агате! Она ведь об этом знать не знает...

— У меня сердце разрывается, — тихо сказала Лидия, глядя в пол. — Как ей помочь?

— Для начала — не мешать, — быстро сказал Келдыш. — Что бы она ни задумывала и что бы ни выкидывала, каким бы диким это вам не казалось — не мешайте. Она просто ищет выход. Может, она его найдет, может, нет — но это то, что делает она сама. А не магия и не 'рояль в кустах'.

— С каких это пор ты переквалифицировался на подросткового психолога?

Келдыш не смутился.

— Да, мне понравилось работать с детьми. Может, поменять профессию, как считаешь?

— Вы знаете, что Агата задумала?

— Догадываюсь, — Келдыш вновь оттянул занавеску, выглядывая в окно. Подобрался. — Ага!

— Что там такое?

Он вытянул руку, не подпуская их к окну.

— Наша подопечная отправилась на ночную прогулку. Не кидайтесь следом, я выжду пару минут и пойду за ней.

— Куда она пошла?

— Думаю, в больницу к Димитрову, — Келдыш надел куртку. Сказал небрежно, поправляя воротник. — Между прочим, зря вы опасались, что ваша внучка в меня влюбится. Никаких признаков. У нее нормальные подростковые отношения с мальчиками, — он ободряюще кивнул настороженно наблюдавшей за ним Лидии. — Никакой причины для беспокойства. Ну, я пошел.

Оставшиеся прислушались к удалявшимся шагам в коридоре, закрывшейся двери. Поглядели друг на друга. Оба вдруг почувствовали себя старыми и беспомощными.

— Так кто там из них в кого влюбился? — спросил Шрюдер.

Она никогда не думала, что ночной город такой пустынный. Наверное, ночью жизнь перемещается в новый центр — к развлекательным комплексам и супермаркетам. Редко-редко светятся окна, но и за ними тихо. Горят фонари, покачиваются ветки деревьев, тени перепутываются под ногами. Шаги отпечатываются в пустоте улиц. Эхо множится, меняет ритм — то чуть опаздывает, то опережает... Агата несколько раз оглянулась, поежилась и, сунув руки в карманы, ускорила шаг. Только дай волю фантазии — и в каждом столбе будет мерещиться маньяк, поджидающий припозднившихся девчонок, а в каждой тени — отводящий глаз Малыш. Что, кстати, она будет делать, если вдруг появится кто-то из вампиров? Что она может сделать? Не все дружелюбны, как Дегтяр...

Агата втянула голову в плечи. Не думать, не думать... Не бояться. Вон, уже рукой подать — ярко освещенный вход в больницу...

— Доброй ночи.

Только чудом не взвизгнув, она обернулась. За спиной, у деревьев, стоял Келдыш. Непринужденно так стоял — засунув руки в карманы, наклонив голову набок, чуть улыбаясь.

— Это вы за мной шли? — испуганно, а потому враждебно спросила Агата.

— Ночной променад?

— А вы что, за мной следите? Как вы догадались?

Келдыш вместо ответа показал руку с тускло блеснувшим кольцом.

— Уже на расстоянии?.. — Агата с отчаяньем всплеснула руками и пошла прочь. — Что это такое, я теперь даже одна не могу остаться?

Келдыш нагнал ее в два шага. Сказал досадливо:

— Думаете, я счастлив? Мог бы сейчас развлекаться с красивой девушкой, а вместо этого вас караулю!

— А кто вас просил? — злобно спросила Агата. Больше всего ее задело упоминание красавицы. Что же он тогда на нее время тратит?

— Никто, — согласился Келдыш. — Меня и просить не надо.

— Вот и идите себе...

— Куда? — с интересом спросил он.

— К красавице своей, — буркнула Агата.

— Ничего, подождет... — рассеянно сказал Келдыш. — Такси вызвать не догадались?

— Да тут всего двадцать минут ходу!

— Вот что значит молодость! Не двадцать, а все сорок три минуты. И десять секунд. А что ночь на дворе вы заметили?

Агата молчала. Нечего ее отчитывать. На это у нее бабушка есть, только бы не узнала...

— Вампиры, хулиганы, серийные убийцы, — перечислял Келдыш. — Но нас, отважных магов, ничем не запугаешь. Как вы собираетесь попасть внутрь?

Они остановились перед освещенным входом в больницу. Агата растерялась — о чем-о чем, а об этом она даже не задумывалась.

— Ночью к больным никого не пускают, — подсказал Келдыш. — Зачаровывать и отводить глаз вы пока не умеете. А еще вас спросят: 'девочка-девочка, откуда ты взялась среди ночи?', задержат и сообщат вашей бабушке.

Агата повернулась и побрела вдоль корпуса, разглядывая темные окна первого этажа. Келдыш шел за ней шаг в шаг, и — уверена — посмеивался про себя.

— На окна первого этажа наложено заклинание отпугивания, — докладывал серьезно. — Сильным магам не помеха, остальных не пускает... Черный ход тоже блокирован. В приемном покое дежурят охранники. Желаете опробовать на них свое очарование?

— И откуда вы только все знаете? — с досадой проворчала Агата себе под нос. Ответа она не ожидала.

— Лежал здесь в прошлом году.

Агата остановилась. Лица Келдыша в темноте почти не было видно.

— А... Да, конечно, понятно...

— Я к тому, что все здесь изучил, — с нажимом сказал Келдыш. Агата хлопала глазами. Он неожиданно засмеялся. — Идемте, я вас проведу!

— А почему вы меня не... отговариваете?

— А смысл? Вы тогда сделаете вылазку в следующий раз. Так хоть я рядом. Но можно было и не так драматично, среди ночи... Ночью я предпочитаю спать.

Или еще кое-чем заниматься... Агата одернула себя — почему-то рядом с ним в голову лезут всё какие-то неприличные мысли. Непристойные — вот как это называется.

Они спустились по ступенькам, завернули. Опять начали спускаться. Келдыш выбросил вперед вытянутую руку — темная преграда на пути исчезла, пахнуло сыростью и плесенью. Агата притормозила.

— Это подвал. Защита слабенькая — только от воришек. А изнутри вообще не запирается. Все больные про это знают. В чем дело? Темноты боитесь? Помнится, в катакомбах вы были куда храбрее!

— Но это было до... — Агата прикусила губу.

До.

Черная засасывающая воронка. И не повернуть головы, чтобы увидеть свет — чтобы вспомнить, что такое свет. Одно беспомощное падение — до тех пор, пока сама тьма, как кислота, не растворит тебя в себе...

— Идемте, я зажгу огонь, — Келдыш потянул ее за собой.

— У вас есть фонарик? — она опасливо спускалась по выщербленным ступеням. Почему так глубоко? Это уже не подвал, а и вправду катакомбы какие-то!

— Есть, все у меня есть... — в голосе его послышалась усмешка.

— Тогда включите, пожалуйста!

Она заморгала. Это совсем не походило на фонарик: красный крутящийся шарик над его головой — тусклый, но достаточный, чтобы видеть, куда наступаешь. Агата прикусила язык: вечно она попадает впросак. Зачем ему таскать с собой фонарик? А она-то! Смогла поджечь мантию на учительнице, а не умеет сделать обычный походный светляк!

— Так, если мне память не изменяет, здесь — налево.

Келдыш шел впереди — немного боком, но все еще держа ее за руку. Наверное, из-за этого она осмелела, отвела глаза от светляка. И ничего страшного — трубы, мусор под ногами, протоптанная в пыли дорожка, наверное, даже где-то лампочки есть. Поворот, поворот, поворот. Ступеньки — теперь уже наверх. Келдыш потушил 'фонарь', прислушался и потянул на себя тяжелую дверь. Глянул в оба конца еле освещенного коридора.

— Охр-раннички... — проворчал недовольно. — Ну и начальник безопасности у них!

— Зато мы прошли. Теперь куда?

— Налево 'черная' лестница.

В палате Славяна оказалось не темно — подсвечивал фонарь из больничного парка. Келдыш уселся на широком подоконнике, скрестил руки.

— Приступайте.

— А?

— Вы же хотели попробовать его вылечить. Давайте.

Агата насупилась. Она не ожидала, что у нее будут зрители. Во-первых, неизвестно, как и что делать, во-вторых — получится ли хоть что-нибудь. Но Келдыш уже начал командовать:

— Встаньте у изголовья. Руки положите по обе стороны головы. Не так, ладони к вискам. А теперь поговорите с ним.

— Как?

— Как хотите. Для этого не нужна магия. Каждый человек немного целитель. Можете позвать про себя. Попытайтесь нащупать. Он здесь. Он вас слышит. Просто найдите его. Больше пока ничего не требуется.

Агата закрыла глаза. Темно. Под руками — пульсирующие виски Славяна. Кончики пальцев становятся очень чувствительными, как будто распухают. Тепло струится от кожи Димитрова — и обратно, обратно — все больше и дальше. Не обжечь бы его... Слав, несмело позвала Агата. Славян, ты где? Отзовись. Тишина. Темнота. Перед сомкнутыми веками мечутся красные зигзаги-паутинки-молнии... сосуды, что ли? Славян, ну пожалуйста, мы тебя ждем. Отзовись, где ты? Кончики пальцев горят так, что их видно с закрытыми глазами. Слав! Темнота и маленький светлячок в ночи — несмелый, еле-еле тлеющий... Славка?

— ...Стоп-стоп-стоп!

Кто-то тянул ее назад, от этого гаснущего огонька, наружу, наружу. Агата сопротивлялась, пытаясь объяснить — вот же, чуть-чуть осталось! Еще немного! Совсем немного!

— Все, хватит!

Она распахнула глаза — совсем рядом белело лицо Келдыша, под ее стиснутыми пальцами смялась простынь, голова Димитрова повернута в сторону, глаза по-прежнему закрыты... Агата от разочарования едва не кинулась с кулаками на Келдыша — но руки неожиданно повисли, ноги подкосились.

— Оп-ля! — Игорь подхватил ее. — Пойдем-ка на кушетку.

Он волочил ее словно куклу, Агата только шипеть могла:

— Зачем вы... Мне же чуть-чуть оставалось... Я его почти нашла, он меня уже услышал...

— Да-да-да, — Келдыш опустил ее на кушетку. — И вместо одного у нас было бы в коме двое. Что-то в этом роде я и ожидал... не дергайтесь, я только слушаю пульс.

— Тогда уберите свое кольцо!

— Наше кольцо, — поправил Келдыш.

— Могли бы мне помочь.

— Я и помогал. Просто вы уже не слышали. Без меня бы вы шлепнулись через пару минут. Не расстраивайтесь. Я и не надеялся, что получится с первого раза.

Агата открыла зажмуренный от досады и разочарования глаз. Недоверчиво разглядывала его сосредоточенное лицо.

— Правда?

— Истинная!

От уверенных пальцев, сжимавших ее запястье, — и от кольца (ИХ кольца) — шло тепло. Если закрыть глаза, можно представить, как оно разливается по телу: красное, светлое...

— Ну вот, — сказал Келдыш. — Теперь попробуйте сесть. Вот так. Отдохните, и пора убираться.

— ...Я вот думаю... — сказала Агата — уже около своего дома.

— Удивительное дело, — любезно отозвался Келдыш. — Это так редко случается!

— ...а, может, он... Инквизитор... все-таки забрал всю магию до конца?

— Нет, — тут же сказал Игорь.

— Нет? Точно нет?

— Точно.

— А почему тогда у меня не получилось с Димитровым?

— А когда это у вас что-нибудь получалось с первого раза? Не морочьте себе и мне голову, идите спать. Завтра отправитесь в интернат. Хорош уже бездельничать. Спокойной ночи.

— Спокойной...

Игорь поглядел вслед поникшей девочке. Забрать — не забрал, а вот покалечить...

Он поднял глаза, поклонился мадам Мортимер, наблюдавшей за ними из окна. Лидия ответила ему мрачным взглядом и опустила занавеску.

— Думала, что сможешь его вылечить?

Агата пожала плечами.

— Не знаю, просто решила попробовать.

— Может, тебе надо начинать не с целительства, — со знанием дела заметила Стефи.

— А с чего тогда? — с досадой спросила Агата. Стефи оглянулась. Соседки по столу уже доели и ушли. Агата крошила хлеб в остывший суп. Стефи подалась к ней через стол.

— Может, твое дело — уничтожать преступных магов.

Агата уронила весь хлеб в тарелку.

— Что-о?

Подруга смотрела на нее непривычно серьезно.

— Да. Я тогда не поняла, что произошло. Потом... мы много говорили об этом... Хочешь, скажу, как я сюда попала? Думаешь, меня Искатель нашел? Три хи-хи! Я попалась на краже.

— Что?!

Стефи кивнула.

— Ну. В супермаркете. Мама не давала мне денег на дорогую косметику. Я сделала талисман, отводящий глаз, и стащила тушь. А попалась на помаде. В магазине оказался волшебник-покупатель, он-то меня и заметил... Помнишь, Люська говорила, что у нас всех проблемы? Так и есть. Только мы в этом не признаемся. А ты — признаешься. Димитров недавно... до ТОГО рассказал про мантию Горыновны, ну, что это не он, а ты подожгла... я ему не поверила. Кто ж в это поверит, если ты и простенький маячок сделать не в состоянии... Вообще ничего не можешь.

Вокруг было пусто, но Стефи все шептала, наклонившись через стол — точно боялась, что ее подслушают.

— А там... когда ты отвела от нас Инквизитора... знаешь, что я увидела?

Сердце у Агаты билось все сильнее, все больнее. Она сказала с трудом, горло перехватывало:

— Не знаю... Стеф, не надо...

Стефи еще сильнее подалась через стол — почти встала. Выдохнула горячо:

— Я увидела Магию, — осела обратно на стул и серьезно покивала. — Да, Магию. Настоящую. И я знаю — ты можешь стать кем угодно. Чем угодно. Нет у тебя никакой специализации и даже Стихии. Ты можешь ВСЕ.

Агата втянула воздух открытым ртом:

— А-а-а... почему я тогда не вылечила Димитрова? Если я все могу?

Стефи пожала плечами.

— Откуда я знаю? Может, его время еще не пришло? А может, тебе мешает то, что ты маешься из-за этого... сволочи Андрэ. Но знаешь, что?

Агата не решилась переспрашивать.

— Если бы у меня была возможность или сила, я бы тоже убила его — до того, что он сделал с твоим Игорем и с Димитровым. Он маньяк. А маньяк не лечится, понимаешь? Его или изолируют или... — Стефи рубанула воздух ладонью. — Вот и все. Ты будешь доедать или нет?

Агата посмотрела на тарелки.

— Нет.

— Ну и не надо. Идем, я куплю нам пирожные. И не вякай, я знаю, что делаю. Мы будем их есть, пока нас не затошнит. И еще у Карла есть вино. Мы напьемся. А потом ты позвонишь своему Игорю. А если не позвонишь, я позвоню. И знаешь, что он с тобой будет делать? Причем всю ночь, если я правильно его себе представляю?

Агата полузасмеялась-полузастонала:

— Сте-ефи!..

— И ничего не Стефи! Слушай, что тебе подруга говорит! Пошли!

— Ну все, хватит! — Агата села на кровати. Пирожные вперемешку с вином бултыхнулись в животе. Слава богу, Стефи не позвонила Келдышу, как грозила. Подружка завозилась. Не проснулась. Зов не умолкал и наяву. Просто во сне Агата его слышала лучше. Раздраженно бурча: 'все, не могу больше, надоели!', — Агата натянула джинсы, кроссовки на босу ногу, накинула поверх майки куртку, и, кипя, вылетела за дверь. Нисколько не заботясь о конспирации, пронеслась по гулкому коридору жилого корпуса, сбежала вниз по лестнице, пересекла вестибюль — в подсвеченном аквариуме в безмолвном удивлении разевали рты рыбы — распахнула дверь и выскочила в парк. Топ-топ-топ — по мощеной дорожке, шмяк-шмяк-шмяк — по влажной траве. Бум-м! — это распахнулась заговоренная калитка рядом с воротами, Агата выскочила на улицу и закричала:

— Ну что вам от меня надо, а?!

Поворачивалась в свете фонарей, напряженно вглядываясь в пляску пересекавших друг друга теней. Тени в тени...

— Я вас вижу! Выходите, хватит прятаться!

Они вышли. Они словно всегда здесь стояли — семеро, и она — в круге. Тот, которого звали Малыш, сказал с удовлетворением:

— Ну вот, я же говорил? Все-таки вышла!

— Еще бы не вышла! Ты мне спать не даешь! Ну сколько можно? Чего ты хочешь?

— А ты угадай, — предложил Малыш с усмешкой.

— Она, точно, нас видит? — с опаской спросил худой мальчишка.

— Все, как я и рассказывал! И видит и слышит.

Ночной ветер был холодным, бросал в лицо неубранные сухие прошлогодние листья и пыль. Наверно, дождь собирается. Агата медленно поворачивалась на пятке, рассматривая вампиров. Все молодые. Самому старшему, наверное, лет двадцать. Надо потом спросить у Бориса, сколько вампиры живут... Большинство смотрели на нее с любопытством. Кое-кто — с опаской. Девчонок было только две. Одна — вся в таком полупанковом прикиде. Агата нравился этот стиль, но бабушка такое все равно не разрешит носить. Вторая девочка под агатиным взглядом как-то странно пискнула и отступила. Агата поняла, что они тоже боятся — не ее, хотя и она им странна и непонятна...

— Слышь, — сказал крупный увалень, — слышь, ты не бойся, мы тебя убивать не будем. Мы только по глотку — и все.

— А сколько это — глоток? — сварливым голосом спросила Агата. — Сколько туда входит?

Увалень моргнул.

— Ну...

Агата вздохнула:

— Вас семеро. Каждый по глотку — что от меня останется?

Увалень шевелил губами — считал, наверное.

— А еще — вы остановиться сумеете?

— Мы будем друг друга контролировать, — быстро сказал Малыш. Видно, это им тоже приходило в голову. — Мы работаем связкой, понимаешь? Магической семеркой.

Агата мрачно смотрела на него. Ничего она в этих семерках не понимала.

— Один такой тоже обещал себя контролировать. И что?

— Что? — спросили за ее спиной.

— И где он теперь?

— Кто?

— Да Инквизитор!

Круг дрогнул. Девочка опять издала странный звук — то ли писк, то ли 'ой'. Отступила еще дальше.

— Я не буду!

— Трусишь, Инка? Да она нас просто пугает!

— Я не трушу! Я просто не хочу. Нет... аппетита.

— Бла-бла-бла! — передразнила девушка в прикиде. Голос низкий, курит, наверное. Сдернула с головы капюшон. И волосы у нее прикольно подстрижены и раскрашены. Агата ни за что на такую прическу не решится. — Мы что, сюда трепаться пришли?

Агата шагнула к ней, с интересом ее разглядывая. Девушка-вампирша (вампириха? вампиресса? вампирелла? Спросить у Бориса...) не то что бы отпрянула — удивилась.

— А вы, вправду, всю магию с кровью заберете?

Та похлопала на нее подведенными черным глазами. Сказала через агатино плечо:

— Слушай, она у тебя, чё, ненормальная?

— Давайте уйде-ем! — ныла Инна.

— Если всю, тогда давайте. Только не больно. — Агата деловито закатала рукава, оглядела вены. — Вы как, по очереди кусать будете?

— А чего она так... — спросил жалобно пацан у Малыша. — Чего она ведет себя... так?

— А как надо? — с готовностью спросила Агата. — Кричать и отбиваться? Вы скажите, все будет, как полагается!

— Ой, все, я ушел! — сказал один из парней. И действительно ушел. Шагнул со света в тень — и нет его. Ей надо быть поосторожнее, а то она так всех вампиров распугает... Агата опять повернулась к панковой девушке.

— Ну? Обещаете, что заберете всю магию? Только всю!

Холодная сильная рука обняла ее за шею. Кто-то сказал — в самое ухо:

— Багира права — хватит трепа! Ну что, леди вперед?

Панковая девушка Багира презрительно подняла верхнюю губу.

— Я что, лохушка какая-то? Я не кусаюсь, это негигиенично! Я шприц с собой взяла.

— Я уколов боюсь, — быстро сказала Агата.

— Да ладно, че ты? У меня спирт и жгут есть, — Багира деловито копалась в своей мешочной сумке. — Чик-чик, комарик укусит — и все.

Агата, расширив глаза, смотрела на десятикубовый шприц. Начала дрожать. Багира зубами содрала упаковку.

— Я, правда, боюсь... меня в детстве много кололи... — бормотала Агата. Пятилась. Сильная рука сжала ей шею: не придушить — удержать, но синяки останутся. — Ой, не надо!

— Кац, держи ее!

Агата уперлась пятками в землю, а спиной — в каменного Каца. Багира положила на асфальт сумку и с деловитым видом шла к ним.

— Нет, правда, не надо! — с отчаяньем сказала Агата. Резко наклонилась вперед, прижимая к себе руку Каца — лягнув воздух ногами, тот перелетел через нее, чуть не сшиб отпрянувшую Багиру. Моментально поднялся с земли, встряхнулся и, сказав с удовлетворением:

— Ну, началось веселье! — пошел на Агату, расставив руки.

Та попятилась, спиной почувствовав приближение остальных вампиров, шарахнулась — и вдруг застыла, глядя в одну точку. Руки ее медленно расходились в стороны, точно их поднимал за ниточки невидимый кукловод. Сузившийся круг замешкался.

— Чего это с ней?

— Да какая разница!

Вслед за руками Агата подняла голову — точно пытаясь увидеть что-то за темными кронами деревьев. Или за черными тучами, заслонявшими ночное небо. Или за ночным небом, скрывающим свет.

Белый свет...

В небо ударила первая молния.

Игорь сидел на кухне и наблюдал за снующим вокруг Дегтярем. Что ж, он может гордиться — одни заводят собачатники, вторые — бомжатники. А у него дома собственный вампирятник. Потому как Борис теперь с собой приводит свою подругу. Если, не дай бог, случатся у них детки, он и их наверняка к дяде Игорю потащит...

Игорь все никак не мог решить, нравится ему Анжелика или нет. Молчаливая, тихая, тощая. Говорит еле слышно. Сядет в углу — тень в тени. Поневоле забудешь, что она здесь. Только глаза — внимательные, цепкие. Наверное, тоже пытается решить, нравится ей Игорь или нет.

А Борька доволен! Соловьем заливается, шумит и шутит за двоих. Или за троих. Потому что плохо что-то у хозяина в последнее время с чувством юмора. Он уже серьезно подумывает начать принимать снотворное — это молодой-то мужик! Периодически обнаруживает себя в разных закоулках своего наследного дома и каждый раз до смерти пугается — потому что не может сообразить, куда он шел, куда попал и где вообще находится. Дегтяр молча выводит его за локоть на свет божий. На работе вообще цирк бесплатный! Чуть не набил морду коллеге, который имел неосторожность спросить про здоровье. Открытым текстом послал очередную комиссию, в шестой раз допрашивающую его по поводу 'происшествия' — как мягко сформулировали! Дождался пинка под зад от Шрюдера — во внеочередной отпуск. Начальник обязал его посещать клинику. Игорь, конечно, пообещал, никуда не собираясь, но тут Шрюдер применил запрещенный прием — позвонил Лизе. Теперь та каждый день отвозит его на лечение, а к ночи приходит Борис с подругой.

— Ирка звонила? — деловито спрашивает Борис. Он в фартуке готовит какой-то коктейль собственного изобретения. В качестве уступки хозяину дома — без крови.

— Звонила, — Игорь глядит на свет лампы сквозь полный бокал. Красиво. — И Галька звонила. И Катюха.

— И что?

Игорь морщится.

— И ни-че-го! Считайте меня импотентом! — и выпивает бокал залпом.

— Импотент-алкоголик, — сообщает Борис.

— Ну и пусть, — соглашается Игорь и снова тянется за бутылкой. Борис глядит на его руку.

— А где твой крис?

— Я его снял! — гордо заявляет Игорь.

— Зачем?

— Чтоб почувствовать свободу!

— Почувствовал? — любопытствует Борис.

— Еще бы! И от магии! И от... Знаешь, в кого я превратился? В придаток Мортимер! Где она, что она, что чувствует, о чем думает, в какую... очередную собирается впутаться... почему у меня об этом должна голова болеть? Я ей кто? Я ей никто и звать меня никак! У нее бабка есть! Куча преподавателей, СКМ, наконец! Я-то здесь при чем? Есть у нее магия, нет у нее магии, как она с ней управляется... с кем целуется, наконец, при чем здесь я?!

Игорь вновь поднимает бокал к свету и видит, что Борис, завернув голову, смотрит в окно. И Анжелика, привстав, выглядывает тоже.

— Ты, — говорит Борис спокойно, — которого звать 'никак'... Это не в интернате?

Игорь, глядя на него, медленно ставит бокал и — срывается с места. В темное небо над крышами домов бьют лучи — ослепительные белые лучи — невидные никому, кроме магов. Молнии, молнии наоборот...

— Борька, — говорит он. — Мне надо туда. Только быстро!

— Да как два пальца... — отвечает Борис и берет его за локти твердыми пальцами.

Когтями.

В лицо било влажным ветром, пахло озоном, глаза раздирал свет — немыслимой яркости свет — наверное, потом еще долго будут слезиться. В отблесках они разглядели сбившихся в кучу молодых вампиров (Борис зашипел) — и еще одну фигуру перед воротами интерната. За оградой тоже кто-то метался, но были они с той стороны, ничего им не грозило.

— Береги глаза! — Дегтяр ткнул Анжелику себе под мышку. С Игорем это у него бы не получилось, но он ухватил друга за воротник, когда тот медленно направился к Мортимер.

— Пережди, не трогай ее сейчас...

Тот остановился, зачарованно глядя на свою подопечную. Из-за света почти ничего не было видно — размытый силуэт, раскинутые, точно распятые руки — из кончиков напряженных пальцев тоже били лучи. Игорь вдруг схватился за свою руку, ощутил непривычную пустоту и выругался: крис-то так и остался дома... Хотя вряд ли она услышала его сейчас, вряд ли ощутила хоть малейшее воздействие чужого волшебства — сама Магия шла через нее, словно ток, пропущенный через сверхпроводник. Напор становился все ощутимее — как усиливавшийся ветер — попятился Дегтяр в обнимку с Анжеликой, тесня спиной молодых вампиров, интернатские ворота начали прогибаться внутрь, будто на них давил невидимый грузовик... Келдыш, оскалившись, изогнулся, заслоняя лицо ладонью. Вспышка...

Ему показалось — он ослеп. Но это всего-навсего исчез свет. Сквозь крутящиеся перед глазами цветные круги Игорь увидел, как девчонку приподняло и швырнуло на решетку ворот — раз и еще раз.

— Вот это ее ломает! — почтительно сказали рядом. Игорь опустил руку, взглянул на молодого вампира. На Бориса. Друг смотрел на него с сочувствием, развел руками, но с места не двинулся.

Игорь вздохнул и пошел. Дегтяр обвел прищуренным взглядом своих сородичей. Нехорошо улыбнулся:

— Ну что, пацаны... и дамы, — маленькая вампирша сидела на корточках, держась за голову. — Кто желает еще отведать вот такой вот магии?

Малыш затряс головой:

— Ну уж нет, пусть все это при ней остается...

Дегтяр сочувственно кивнул ему:

— Вы попали, так попали, а?

Краем глаза заметил, что наиболее сообразительные подростки уже тихонько линяют с поля боя. По запаху он любого найдет. А если нет — ему помогут. Оставшийся Малыш следил за склонившимся над девочкой мужчиной. Тот опустился на колени, приподнял, усаживая, прислонил ее к себе.

— Он что... совсем ее не боится?

Борис продолжал улыбаться.

— Не боится. А знаешь, почему не боится? Он Ловец. Хочешь, познакомлю?

Малыш попятился.

— Н-нет...

Борис отвесил ему душевного подзатыльника, от которого парень еле устоял на ногах.

— А придется!

Игорь смотрел на оплавленную решетку ворот. За ним виднелись чьи-то бледные лица. Божевич молодец — хорошая защита. А если бы это случилось внутри?

— Х-холодно, — пожаловалась Агата.

— Ничего, сейчас пройдет... — И правда, холодная. Он обхватил ее руками, сказал негромко, — дайте кто-нибудь куртку.

Анжелика уже наклонилась, укутывая девочку. Игорь кивнул с молчаливой благодарностью.

— Они х-хотели меня уколоть, — объясняла Агата. — А я б-боюсь... Ненавижу шприцы!

— Никто вас не уколет.

— И н-не укусит?

— И не укусит. Никто вас не обидит.

Лишь бы ты кого не обидела...

— От имени Сообщества, — сказал Дегтяр официальным тоном, — приношу извинения за доставленные неудобства...

Келдыш взглянул на него исподлобья, и Борис поспешил поправиться:

— За произошедший инцидент...

— За покушение на убийство, — мягко сказал Игорь. — И принесенных за него извинений как-то маловато, Боря.

Потерся подбородком о макушку Мортимер. Волосы ее все еще пахли озоном.

Дегтяр не отрывал глаз от вогнутой решетки.

— Я могу обещать только одно: мы этого так не оставим.

— Н-ну... — сказала Агата все еще зябким голосом — но уже рассудительно. — Н-не надо так уж сильно их наказывать. Я в-ведь сама попросила.

Игорь поднял голову — не мог себе отказать в удовольствии полюбоваться выражением лица Дегтяра.

— А, — сказал тот через паузу. — Вот как. Попросила. Понятно. — Повернулся, отыскивая беспомощным взглядом Малыша — куда там, уже и след простыл!

— А потом ты, значит, передумала и устроила, — Дегтяр махнул рукой на ворота, — небольшой фейерверчик?

Агата некоторое время разглядывала вогнутые вовнутрь ворота. Спросила с сомнением:

— Это я сделала?

— Да, — сказал Дегтяр.

— Да, — сказал и Келдыш, когда она повернулась, вопросительно заглядывая ему в лицо.

— Ну... я немного испугалась, — виновато сказала Агата.

— Не хотел бы я быть рядом, когда ты испугаешься основательно, — пробормотал Борис.

— Хватит болтать! — скомандовала Анжелика. — Девочка замерзла и устала.

Мужчины взглянули на нее с удивлением. Келдыш завозился, поднимаясь сам и поднимая Агату.

— Да, чего это мы на земле сидим...

— Келдыш, — хмуро сказали за решеткой. — Агата. Дегтяр. Что это вы там все делаете?

— Агата гуляет во сне, — сказал через паузу Келдыш.

— А мы ее ловим, — добавил Дегтяр.

— Чтоб не упала... — закончила Агата. Отдала куртку Анжелике. — Спасибо. Не хотите зайти?

— Агата! — грозно сказал из-за решетки Божевич.

— А? А, да, извините. Я забыла. До свидания.

Борис пожал плечо Келдыша.

— Ну... ни пуха. Придаток.

— Да пошел ты... — беззлобно сказал Игорь.

Вампиры проводили взглядом спотыкающуюся парочку. Вокруг вились полуодетые дежурные, кто-то разбирался с растерянным охранником. Борис задрал голову. Тучи были рваными, стремительными. Луна выскакивала из них, как чертик из табакерки.

— Хорошая ночь, — сказал Борис. — Полетаем?

Директор привел их не в кабинет — к себе в апартаменты. Агата и не знала, что Антон тоже живет в интернате. Оглядывалась с интересом: мягко, спокойно. Тепло. Она передернула плечами, и Божевич озабоченно подал ей плед.

— По-моему, нам всем надо выпить. Коньячку по чуть-чуть. Да?

Игорь было кивнул, как Агата сообщила:

— А он уже выпил.

Игорь кашлянул, отворачиваясь — конечно, он только и делал, что дышал ей в лицо перегаром...

— Да, — сказал. — Но вы пейте. И ей капните.

'Капнул' Божевич, на его взгляд, с перебором — наверное, потому что у него дрожали руки. Директор выпил. Откинувшись в мягком кресле, подержался с закрытыми глазами за переносицу.

— Ну вот. А теперь расскажите мне, что вообще произошло. И с моими воротами — в частности.

Агата покатала пузатую рюмку в руках. Начала нерешительно:

— Н-ну...

— Я расскажу. Некоторое время назад ваша... наша подопечная привлекла к себе внимание вампирской молодежи. Вы ведь помните эти байки — про кровь магов и прочее? — Антон кивнул. — Вот сегодня они решили проверить их на практике. Выманили Мориарти на улицу с помощью вампирского зова...

— Я...

Келдыш метнул на нее убийственный взгляд, и Агата примолкла.

— А то, что мы видели, — ответ на эту... акцию?

— Да. Думаю, это надолго их успокоит. Да и СКМ с Сообществом разберутся.

— О, Господи! — Божевич опять схватился за переносицу. Игорь смотрел на него с сочувствием: иметь Мортимер в подопечных — это вам... не фунт изюма.

— Кстати, у интерната очень приличная защита! — сказал в утешение.

— Да, но вот девочка вышла же среди ночи... — директор показал на притихшую Агату.

— Просто вам надо добавить щит от вампирского зова. Могу посоветовать хорошего специалиста.

Агата завела свою вечную песню:

— Если бы меня здесь не было...

Божевич открыл рот — собираясь, по всей видимости, согласиться. Игорь успел быстрее:

— Ну что вы! Интернат для таких, как вы, и создавался изначально. Здесь ко всему привычны.

Под его взглядом Божевич закивал нехотя — соглашаясь с первой частью высказывания и отрицая вторую.

— Но они не успели тебя укусить или... Вы осматривали девушку?

Игорь вдруг вспомнил, как ее ударило о ворота.

— Да, покажите-ка спину!

— Зачем?

— Давайте-давайте.

Агата скинула куртку, задрала майку, поворачиваясь к ним спиной.

— О, Господи! — опять сказал директор. — Кто это ее так?

— Магия, — буркнул Келдыш. — Не очень-то бережно она относится к своему носителю. Снимайте майку и ложитесь на живот. Да не смотрим мы на вас!

— Сами полечите? Или вызвать целителя?

— У вас есть перекись и мазь от ушибов?

— Зачем? — через паузу спросил Божевич.

— Я не буду применять магию. Не стоит рисковать, ясно?

— Да, — сказал неуверенно Божевич. Ясно, что не понял, но поверить — поверил. Увесистым топотком убежал в другую комнату искать редко употребляемые здесь медикаменты.

Игорь осторожно потрогал вспухший багровый рубец. Длинные рубцы отпечатались, считай, по всей тощей девчачьей спине. Наверное, такие оставались после порки шомполами... или чем там еще пороли? Агата зашипела, и он спросил ненужно:

— Больно?

— Я даже не чувствовала ничего, — подумав, сообщила она, — пока вы не решили посмотреть. А еще говорите, что магия не может причинить мне вреда...

— От синяков и ссадин никакая магия не защищает. Нашли?

Божевич протянул ему бутыльки и тюбики.

— Надеюсь, срок годности не кончился, мы же, в основном, к целителям...

Игорь посмотрел перекись на свет, ничего не понял и обильно полил спину Мортимер. Агата зашипела от боли, Божевич — от сочувствия; перекись зашипела по обязанности, вспенилась бело-розовыми пузырями. Не обращая внимания на слабое поскуливание уткнувшейся лицом в диван Мортимер, Игорь растер мазь. Подождал и еще раз намазал.

— Возьмите тюбик с собой. Пусть ваша Стефани вас мажет. Нет, не надевайте майку, пока не впиталось. Куртку вон накиньте... Ну что, Антон, мы и так у вас много времени отняли... Девушке пора в постель, а нам с вами — писать свои отчеты. Все кончилось благополучно.

На этот раз.

Божевич тяжело вздохнул, видимо, уловив его мысль.

— Да-да, благополучно... Агата, завтра обязательно зайди в медпункт.

— Спокойной ночи, — благонравно сказала Агата, директор с досадой отмахнулся.

— Вы меня проводите? — спросила она Келдыша.

— Еще как провожу! — прозвучало это угрожающе. Спину саднило от жесткой джинсы, локоть болел от впившихся в него пальцев Игоря. Да и сам он не выглядел уж очень ласковым. От него здорово пахло спиртным, волосы взлохмачены, на щеках щетина, глаза ввалились... он стал еще красивее. Агата принялась смотреть под ноги, чтобы откровенно не таращиться на него — и вовремя — они уже поднимались по лестнице. Молча дошли по сонному коридору до ее комнаты. Агата сказала неловко:

— Ну вот...

Келдыш поглядел в оба конца коридора и вдруг толкнул ее к стене. Сказал, держа обеими руками за плечи.

— А теперь — быстро скажите мне правду!

Еще и встряхнул ее — для пущей убедительности. У Агаты клацнули зубы.

— К-какую?

— Для чего вы вышли к вампирам? Они не могли вас зачаровать, можете врать об этом кому угодно, только не мне!

Агата обиделась. Она и не собиралась врать — это сам Келдыш сказал директору про вампирский зов.

— Ничего я не врала! Они мне просто надоели!

— И вы вышли поведать им об этом посреди ночи? Вы что, идиотка? Или самоубийца?

Он вдруг замолчал. Смотрел на нее остановившимися глазами. Пальцы впились в ее плечи так, что Агата захныкала:

— Мне больно...

— Вы что... для чего вы вышли? О чем вы их просили? Убить вас?!

— Забрать мою магию! Они обещали вместе с кровью забрать всю мою магию!

— Господи боже мой! — сказал Келдыш с ужасом. — Да зачем?

— Да потому что я больше не могу! — закричала Агата. Он поспешно прикрыл ей рот ладонью, и Агата кричала в эту ладонь. — Я не могу! Все меня боятся! Или ненавидят, как ваша Лиза! Я всем приношу одни несчастья! А все из-за магии! Она всех с ума сводит! Вы сами говорили, магия Мортимер может для окружающих стать болезнью! А я ее не хотела! Никогда не просила, понимаете? Я не хо-чу! Я не хочу владеть ею и не хочу, чтобы она владела мной, понимаете? Я не хочу потом узнавать, что я натворила... пока была не в себе. Я не хочу быть не в себе! Я из-за кошмаров уснуть не могу! Каждую ночь, каждую ночь эта воронка, и я тону и не выбраться, а днем — Славка в больнице, и все шепчутся, и я будто какая-то мина... Не хочу!!

— Тшш! — Келдыша больно ткнул ее носом себе в плечо. Еще и придавил. Сказать она больше уже ничего не могла, только вздыхала да дрожала. Его пальцы легли на ее шею — тонкая, хрупкая. Сожми посильнее — и все его... неприятности на этом кончатся. Во всяком случае, подавляющее большинство. Куда он влез? О чем думал, когда ввязывался во все это? Разве кому-то это вообще под силу? Машинально гладил ее по взлохмаченным волосам. Жесткие, густые, того и гляди — пальцы запутаются.

— Мне тоже снятся кошмары, — сообщил он школьной стене. Мортимер прерывисто вздохнула.

— Правда?

— Его глаза, воронка... темнота... Я тоже... боюсь засыпать. А еще я теряю ориентацию. Иду-иду и не понимаю, куда пришел, где я. У вас так бывает?

Мортимер, упираясь лбом ему в плечо, взглянула одним глазом.

— Н-нет... а вы от громких звуков вздрагиваете?

— Просто подпрыгиваю, — признался он. — И еще готов всех убить.

— А я реву то и дело...

— Тоже вариант, — согласился Игорь. — Может, мне попробовать?

Мортимер несмело хмыкнула ему в шею.

— А мне начать пить?

— Я не пью, — быстро сказал он. И поправился. — То есть, пью, но Борька за мной присматривает. Ничего страшного.

— Я опять начала бояться темноты.

— А я... — он остановился. Ну уж нет, про свои сексуальные проблемы он ей рассказывать не будет. — Ну, в общем, я никому про это не говорил, хотя Лизка и Борис, конечно, кое-что знают...

И еще больше подозревают.

— Знаете, — сказала Мортимер погодя. За это время он обнаружил, что она как-то уж очень уютно устроилась — даже обняла его за спину. А его пальцы все-таки запутались у нее в волосах. — Там, в Светлогорске, вы мне казались таким сильным, надменным, самоуверенным... Так бы и дала вам в лоб!

Он хмыкнул. Проклятые пальцы все не желали расставаться с ее прической — если это можно так назвать. Им, наоборот, хотелось зарыться поглубже.

— Приятно, что я внушаю вам столь сильные чувства. А оказался я, значит, хныкающей истеричкой?

Она опять поглядела на него снизу.

— Нет. Но таким вы мне больше нравитесь.

Ага. Нравлюсь, значит. Великолепно. Вообще-то, ему тоже кое-что нравилось. Например, то, как она прижимается к нему. И запах ее волос. И ее собственный запах — полуребенка-полуженщины... хорошо хоть эсмеральдины духи она посеяла, а то бы уже чересчур сейчас. И то, как она смешно сопит ему в шею. И то, как говорит, что он ей нравится. Пальцы теперь с готовной легкостью расстались с ее волосами, скользнули по плечам, проникли под куртку и легли на горячую спину.

Покрытую свежими рубцами спину.

Он отстранил ее резко, почти грубо. Агата проследила его взгляд и, пискнув, скрестила на груди руки. Сказала — оправдываясь:

— Вы же сами сказали не надевать... ой, я майку у Антона оставила! — и кинулась в сторону — за майкой, надо полагать. Келдыш удержал ее за локоть. Криво улыбнулся:

— У вас просто талант оставлять детали своего туалета у знакомых мужчин. Завтра заберете. Он уже, наверное, спит. И вы идите.

— А вы?

Он широко зевнул.

— И я пойду. Давайте, давайте, проваливайте в свою комнату. Никаких больше свиданий на сегодня!

И на завтра тоже. И на после. Ни с кем.

И с ним — прежде всего.

Он шагал по сонным коридорам, потирая кончики пальцев — в них все еще жило воспоминание о гладкой нежной девичьей коже. Старый козел! Хотя, конечно, не такой уж и старый...

Но козел.

Что ж, во всяком случае, одной проблемой меньше. Он не импотент. Что радует.

На улице рассветало. Хмурый охранник отпер калитку, Игорь кивнул ему и пошел домой.

Писать отчет.

Звонок. Игорь со стоном выбросил вперед руку, хватая телефон. Сипло выдохнул:

— Але!

Бодрый и свежий до отвращения голос:

— Доброе утро, вы уже проснулись?

— Теперь — да. — Игорь упал обратно на подушки.

— Знаете, я все поняла! Мне нужен сегодня пропуск, вы же можете его заказать? Я...

Игорь перебил:

— Мортимер, вы умылись?

— Да.

— Зубы почистили?

— Да.

— Еще и накрасились и причесались, наверно?

— Да...

— А я ничего этого не сделал. Я спать лег полтора часа назад.

— Ой, вы еще спите... — упавшим голосом сказала она. — Извините.

Игорь, спохватившись, заорал:

— Эй-эй-эй, не вешайте трубку! Что случилось? Что вы еще задумали?

Она только тихо сопела. Игорь потер воспаленные веки.

— Мортимер. Вам пора учиться дипломатии. Дайте бедному директору хоть день передышки.

— Но...

— Никуда ваш Димитров за день не денется.

Пауза.

— А откуда вы?..

— Я примерно представляю ход ваших мыслей, — он зевнул. — Так что давайте начнем атаку завтра.

— Давайте... — сказала она с заминкой.

Игорь дернул себя за ухо, пытаясь окончательно проснуться.

— Что еще? Да не молчите вы!

— Я хотела спросить... — снова пауза. Он закатил глаза к потолку. Нет, всем родителям, бабушкам-дедушкам... и кураторам надо ставить памятники — и еще при жизни. За бесконечное их терпение.

— Вы меня боитесь? — выпалила она. Игорь даже сел от неожиданности.

— Что-о?

— Вы меня тоже боитесь? Как все, да?

Он молчал.

— Да? — спросила она обреченно.

— Нет, — буркнул Игорь. — Да. Иногда. А вы меня?

Пауза.

— Иногда.

— Тогда мы квиты, — сказал он с облегчением. — Мортимер, нельзя же так с утра оглоушивать!

— И вы все равно пойдете со мной гулять по крышам? — тут же поспешно добавила. — Это не свидание!

Он постарался не улыбаться в трубку.

— Раз не свидание — пойду. Если только вы не будете меня будить телефонными звонками после бессонной ночи.

— Ой, да. Извините. Досыпайте.

— Вы очень милы, — задумчиво сказал он загудевшей трубке.

Вся группа сидела и висела на воротах, высматривая его из-за решетки. Начали махать еще издалека.

— Игорь!

— Эй, Ловец!

Он почувствовал, как губы у него растягиваются в широкой улыбке. Через решетку потрепал Водяного по взлохмаченной голове. Пожал протянутую руку Карла. Покивал девочкам.

— Шмон прошли?

— По полной программе! — с чувством сказал Карл. Видимо, чего-то лишился.

Зигфрид подпрыгивал от нетерпения:

— Ну все? Пойдем?

Игорь предъявил охраннику пропуска, тот хмуро их просмотрел, пересчитал детей и по головам выпустил за ворота — похоже, инструкции Божевича были суровы.

— Пешком?

— Да конечно! — Келдыш показал на открывший двери микроавтобус.

— Вау! — завопил Водяной и вприпрыжку кинулся к машине.

— Ну, и каков наш план? — вполголоса спросил Игорь. Агата вяло пожала плечами. Выглядела она бледно.

— Расскажу в больнице.

— Что-то это мне не нравится...

— Вы не волнуйтесь, пожалуйста, я все продумала и всех научила, — снисходительно сказала Мортимер. — В крайнем случае просто ничего не получится.

— Э-э-э, нет! — Игорь ухватил ее за локоть. — Пока вы мне все не изложите, мы с места не сдвинемся. А то, может, надо заранее вызвать службу спасения и пожарников!

Он шутил лишь отчасти.

План оказался нелепым и детским. До того нелепым, что даже мог получиться.

— Я же тогда звала одна, — закончила Мортимер. — А хором слышнее...

Игорь, подумав, набрал номер знакомого:

— Гай, мне нужна консультация...

Целитель задумчиво попыхтел в трубку.

— Сам понимаешь, мы преступников не откачиваем.

— Гай, я теоретически!

— Ну, если теоретически... Теоретически связкой пробовали — втроем. Результаты ничтожны.

— А если впятером?

Снова сопение.

— Противоречие стихий... Нет, не думаю.

— Попытка может как-то повредить больному или самим целителям?

Гай фыркнул:

— Больному? Это после Слухача-то?

— Ну ясно. Спасибо. Пока.

— Эй-эй-эй, Игорь!

— Да?

— Сообщишь о результатах? Ну, чисто теоретически?

Игорь улыбнулся в трубку.

— Договорились.

Похлопал сотовым по ладони. Народ выглядывал из микроавтобуса. Мортимер смотрела на него, взявшись за ручку двери.

— Мы едем? Его мама придет через два часа, нам надо успеть до нее.

Игорь пожал плечами.

— Вперед.

— Куда это вы такой толпой? Не больше трех посетителей за раз!

Они притормозили у регистратуры.

— Пятый уровень, седьмая палата.

Дежурная посмотрела на список, потом — с сочувствием — на них.

— Это к мальчику? Проходите, только не шумите.

Игорь покосился на Мортимер: поняла ли она подтекст? Сестра решила, что они пришли проститься. Наклонила голову, волосы завесили лицо. Поняла.

Усевшись на свое обычное наблюдательское место на подоконнике, он следил, как Мортимер расставляет ребят. Карл у правой ноги, Люси у левой. Зигфрид на уровне бедер. Стефани — груди. Игорь думал, что сама Мортимер встанет, как во время первой попытки, у головы, но она заняла место у левого плеча. Пауза. Все смотрели на него. Медленно начиная понимать, он развел руки:

— Что?! Я тоже в этом участвую?

— Конечно, — виновато сказала Мортимер. — Без вас никак.

— Предупреждать надо! — Игорь встал напротив нее. Он же не целитель! Как, впрочем, и все остальные... Еще раз проверил взглядом расстановку. Земля, Воздух, Вода, он — надо полагать — Огонь. Мортимер... есть Мортимер. Цикл порождения, цикл разрушения — ни черта не соблюдено. Она, наверное, про это и слыхом не слыхивала. Шесть человек. Для пентакля многовато, для магической семерки мало...

Он посмотрел в лицо Димитрова. Тот не спал. Глядел в потолок пустыми глазами. Разве что его принять за седьмого...

— Еще одного не хватает — у головы.

— Ваш крис.

— Что?

— Положите у головы ваш кристаллизатор.

— Вы это только что придумали? — он стянул кольцо и опустил на плоскую подушку за теменем Димитрова. — Считаете, крис заменяет полноценного мага?

Агата поглядела ему в глаза.

— А вы считаете нас полноценными магами?

Келдыш молча показал ей большой палец.

— Что делаем дальше?

— То, что вы и говорили. Ищем Славяна.

Игорь улыбнулся напряженно смотрящей на него Стефани и закрыл глаза.

...В какой-то момент его руку повело влево — к голове парня — пальцы коснулись лба, темени, затылка — и сомкнулись на сиявшем кольце. Металл был раскаленным, но Игорь только сильнее сжал руку, вминая боль в живую плоть ладони. Боль сейчас несла с собой силу — и магию. Протянутую правую руку схватил влажной ладонью Зигфрид. Огонь, вода... Никаких правил, никаких правил... Не раскрывая глаз, Игорь видел, что за Водяного уцепился Карл. И дальше — по кругу. Замкнула круг Мортимер, коснувшаяся руки Игоря. Его насквозь прошило током — словно он неудачно ударился локтем. Пальцы переплелись, сжались, сильнее сдавливая крис. Боль стала почти нестерпимой. Стихии смешивались и переливались — серебристая Металла, терракотовая — Земли, синяя — Воды, красная — Огня, голубая — Воздуха. И все плавила и растворяла в себе белая — белая, заключающая все эти цвета... Пятая стихия мира — Магия.

Вспышка — слепящая даже сквозь зажмуренные веки. Волна воздуха мягко толкнула в грудь, сцепленные руки разметало в стороны. Игорь выронил крис, ударился обожженной ладонью и, зашипев, оглянулся.

— Все целы?

Люси умудрилась уцепиться за ручки кушетки и теперь стояла, часто моргая — крепкая девушка, что не говори... Карл, кряхтя, поднимался с пола. Стефани, отброшенная на подоконник, сидела, вытаращив глаза. Игорь наклонился к стоящему на четвереньках Водяному:

— Ты в порядке?

Тот потряс головой. Сказал с восхищением:

— Вау!

В порядке, значит.

— Агата?

Мортимер, придерживаясь за кушетку, мелкими шажками шла к нему.

— У вас рука... сильно?

Игорь раздраженно вскинул ладонь:

— Третья А-степень, без некроза тканей! Вы сама как?

— Ой! — сказала Агата, прижимая пальцы ко рту. Глаза ее стали огромными. — Простите, я не хотела...

— Алё, мы же в маг-клинике! Сейчас все вылечат...

— Заткнитесь.

Мортимер дернулась. Игорь вздрогнул. Школьники, начавшие было обмениваться: 'А ты это видела?.. Меня будто вверх толкнуло!.. Как во сне...', — разом смолкли и повернулись к Димитрову.

— Заткнитесь, — повторил он, закрывая глаза. — Спать хочу.

— А магия к нему вернется?

— Пока неизвестно. Но жить будет. Ну что, владеть магией не так уж плохо? — Игорь легонько подтолкнул ее плечом. — А?

Они сидели на подоконнике в коридоре. В палате суетились дежурные целители и подошедшие родители Славяна. Агата заметила, что в точности, как Келдыш, потирает руку, на которой, якобы, находится крис, и заставила себя положить ладони на колени. С ее губ — она чувствовала — не сходит широкая и наверняка глупая улыбка, но уж ее-то погасить она никак не могла. И не хотела.

— Как вы догадались это сделать? — помолчав, спросил Игорь.

— Вампиры помогли.

Пауза.

— То есть?

Агата пожала плечами. Говорить не хотелось. Хотелось сидеть, греясь на солнце. И наслаждаться теплом, наполняющим все тело. И да — и душу.

— Долго рассказывать...

— Ну хорошо... — так же лениво сказал Келдыш. Похоже, и ему не хотелось ни говорить, ни двигаться. Ни даже думать. — Потом.

Откуда-то из-за поворота послышались приближавшиеся возбужденные голоса.

— Ой-е-ей, — Келдыш сполз с подоконника. — Пора сматываться!

Удрать они не успели. Из-за угла вынеслась целая кавалькада в нежно-персиковой униформе. Как же он ненавидел этот цвет! Впереди топал низкорослый бровастый седовласый целитель. Келдыш опоздал отвернуться — Гайдук затормозил, едва не столкнувшись с несшимися следом ассистентами.

— А! Ловец!

Келдыш криво усмехнулся.

— Добрый день.

— Вам было велено явиться в стационар через полгода! В чем дело?

Келдыш посмотрел на потолок.

— Ну...

— Немедленно ко мне на осмотр!

— Юрий Васильевич... — боязливо прошелестела лекарка.

— Что?! А... то есть, через полчаса, — Гайдук, скользнув взглядом по Агате, повернулся к двери в палату. Остановился, присматриваясь — та смущенно и вопросительно заулыбалась.

— Эмм... — сказал с затруднением. — Что за девочка?

Келдыш тоже посмотрел на Мортимер. Легче спросить, чем ответить. Такая вот девочка.

— Юрий Васильевич!

Целитель кинул еще один озадаченный взгляд на Агату.

— М-да. Значит, Ловец — через полчаса!

Келдыш растянул губы в неопределенной улыбке. Едва кавалькада скрылась за дверью димитровской палаты, схватил Агату за локоть:

— Бежим!

— А вы не пойдете на осмотр?

— Не для того я отсюда выбрался, чтобы снова возвращаться!

— Боитесь докторов, — понимающе кивнула Агата, Игорь покосился, но смолчал. Была она где-то права.

— И, вообще, меня ждет очередная писанина. Мортимер, вы в столице чуть больше месяца, а я из-за вас пишу уже четвертый отчет, скоро мозоли на пальцах будут. Кстати, вы тоже так легко не отделаетесь — целители наверняка захотят со всеми вами поговорить.

— Они будут ругаться? — забеспокоилась Агата.

Игорь хмыкнул.

— Это вряд ли. Но попотеть вам точно придется, — он открыл перед ней дверь. — Где там наши остальные юные гении?

Гении валялись на нагретых солнцем парковых скамейках и увлеченно поедали уже явно не первую порцию мороженого — даже Люси, озабоченная своей фигурой. Организм требовал восполнения потраченной энергии. Зигфрид издалека замахал им бумажкой от мороженого, спеша оправдаться:

— Мы и вам купили, но оно растаяло! Пришлось спасать!

— Все в порядке? — спросила Люси.

— Пока — да, — ответил Келдыш.

Агата проследила за его взглядом: на выцветающем вечернем небе ясно виднелся полупрозрачный силуэт луны — почти полной луны. Келдыш опустил глаза и медленно улыбнулся ей. И она вдруг почувствовала себя легкой-легкой, словно они уже летели. 'Ну что, владеть магией не так уж плохо?..'.

Да.

Пока.

Она шагнула навстречу поднимавшимся друзьям.