| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Как бы то ни было, по сути, с электрошлаковой сваркой нам стали доступны агрегаты любого объема. Мы даже начали сваривать подобным образом затворы танковых пушек — вместо сложного выпиливания затвора из цельного куска железа — вытачивали несколько отдельных деталей — нижнияя и верхняя, боковые стенки, детали для паза затвора — и потом все это сваривали. Объем и сложность станочных работ уменьшились как минимум на половину, хотя первые тридцать затворов трескались от выстрелов, да и сейчас примерно половина сварных швов имела дефекты, так что затворы отправлялись на доработку — вырезать паз и проварить заново — а то и на переплавку. Но постепенно отладим.
С реакторными камерами мы также не форсировали события, так как каждое увеличение объема — это по сути овладение новой технологией — технологический слой сырья растет, повышается неоднородность тепловых полей — и чтобы учиться ими управлять — нужно время. Которое у нас было — к зиме 1941/42 еще оставались запасы на отжатых нами у немцев складах РККА или на складах, отжатых уже у немцев, к тому же мы массово применяли суррогаты в виде спирта, ацетона и прочей гадости, да и наши мини-установки синтетического топлива прирастали числом — где-то по десять-двадцать штук в месяц — если первые тридцать штук были сделаны из гаубичных стволов, то последующие шли уже полностью нашего изготовления. К началу лета 1942го мы выпускали двадцать тонн горючего в сутки, с учетом суррогатов — спирта, ацетона — сорок. К осени мы выпускали уже пятьдесят тонн в сутки, вместе с суррогатами — восемьдесят. К тому же летом, когда шли активные бои в Восточной Пруссии, мы смогли очень хорошо разжиться захваченным у немцев топливом — Вильно, Кенигсберг и другие города дали нам более двух миллионов тонн топлива. Так что время на эксперименты было.
Первый цилиндр, выполненный электрошлаковой сваркой, мы сделали в сентябре 1942 года — еще из обычной стали с напылением. И стали тренироваться на новой аппаратуре — если предыдущие реакционные цилиндры были диаметром 15 сантиметров и длиной метр, то новый был диаметром уже 30 сантиметров и такой же длины. С этих 0,035 кубометра реакционного объема мы стали снимать в сутки уже 300 килограммов масляной жижи, из которой потом получали 200 килограммов бензина, 50 — солярки и лигроина, несколько килограммов масел и густой остаток, который шел на замешивание коксовой пыли в пасту для следующих порций сырья. До американцев нам было еще далеко — те с одного кубометра снимали тридцать тонн искусственного бензина в сутки. Так что нам было куда расти — даже с такой установки в теории можно было снять 1,1 тонны топлива.
И мы росли. Уширяли диаметр подводящих патрубков, меняли конструкцию подающих насосов, уплотнений, экспериментировали с составом смеси, температурой — до февраля 1943го года было проведено порядка восьмисот экспериментов и введено сорок семь изменений в конструкцию. Прежде всего — в уплотнения — наши первые варианты были недостаточно плотными и нам все не удавалось создать нужное давление — вот и получались на выходе какие-то замасленные коксовые ошметки, и это помимо постоянных возгораний прорывавшегося водорода, было даже пара взрывов, после чего мы поставили у соединений горелки, которые дожигали выходящий через уплотнения водород. И это при том, что чертежи были взяты из книг, так что по конструкциям мы по сути ничего и не придумывали. Но вот по допускам, термической обработке металла — тут требовалось думать и экспериментировать. Расширяющийся от нагревания металл сминал уплотнения, недостаточно закаленные поверхности проминались — и все это требовалось отрабатывать изменениями конструкции, чтобы, например, для расширения оставить зазор, который, тем не менее, не давал бы газам выходить через уплотнения — а это изменение конструкции и даже принципов работы самих уплотнений.
Но и в процессе экспериментов выход топлива понемногу рос — примерно на сотню килограммов каждый месяц. К началу 1943го мы снимали в среднем уже 500 килограммов топлива, то есть почти половину из максимально возможного. Причем работало уже шесть установок, все — в экспериментальных режимах, и на лучшей выходило уже под тонну — почти идеал. А с декабря пошли новые установки — пять штук того же диаметра 30 сантиметров и длиной уже два метра — объемом 0,07 кубометра, и две — диаметром 50 сантиметров и длиной два метра, объемом уже 0,2 кубометра — если с первых в теории можно было снять две тонны топлива в сутки, то со вторых — уже шесть тонн. К марту 1943го выходило всего полторы и три тонны соответственно — если первая была просто длиннее, то вторая — еще и толще — новые объемы — новые проблемы.
Но скорость освоения новых объемов увеличивалась — если на первых установках половину теоретически возможного объема бензина мы научились снимать за полгода, то на вторых — уже за два месяца — народ набирался опыта и уже начинал "нюхом чуять", в чем заключаются проблемы. К началу сорок третьего над проблемой работало порядка сотни экспериментаторов, ну и аппаратуру им делали на заводах. Причем, если первые установки сделали чуть ли не на глазок и потом их допиливали, то новые — еще более объемные установки — проектировали уже на основе каких-то расчетов — диаметры отверстий, мощности насосов, канавки для уплотнений — для порядка двадцати узлов экспериментаторы вывели уравнения приближенного расчета.
И продолжали их уточнять, но, скажем, сделанная в апреле реакционная камера диаметром семьдесят сантиметров и длиной три метра, то есть внутренним объемом 0,57 кубометра, сразу выдала половину от возможного топлива — девять тонн в сутки. А за месяц, что подбирали режимы температуры и давлений это количество выросло до 15 тонн топлива в сутки.
К этому времени самые первые установки на основе гаубичных стволов уже были выведены из промышленной эксплуатации и на них ставили эксперименты по обработке сырья под высоким давлением и температурой, а также обучались новые техники. Вместо тех установок работали пятнадцать установок объемом 0,07 кубометра, выдавая по 800 килограммов топлива в сутки — 12 тонн, десять установок объемом 0,2 кубометра с производительностью по пять тонн каждая, 50 тонн на всех, и семь установок объемом 0,57 кубометра — они выдавали 15 тонн каждая — почти сто тонн в сутки на круг, и строились установки с реакционными камерами диаметром также 70 сантиметров, но длиной уже шесть метров, то есть в два раза длиннее — мы решили пока не наращивать диаметр, а только увеличивать длину, так как она меньше влияла на параметры работы, и раз мы вполне освоили этот диаметр, то пока решили не гнать дальше. Одна такая установка объемом 1,15 кубометра в идеале даст 35 тонн топлива в сутки, по результатам, когда мы их достроили в конце мая, то почти сразу получили 30 тонн — просто отличный результат.
В итоге к началу лета мы получали 250 тонн синтетического топлива в сутки. К тому же мы отладили оснастку и автоматы для производства этого оборудования — реакционных камер, труб, насосов, фланцев, уплотнений и прочего, так что смогли вводить по однокубовой установке в неделю — к концу лета мы производили уже 600 тонн искусственного топлива в сутки, затрачивая на него 2 000 тонн торфяного полукокса в качестве сырья и еще 4 000 тонн — в качестве топлива — добыча торфа и изготовление из него кокса шли круглые сутки — ведь только для получения искусственного топлива было необходимо добывать 20 000 тонн торфа, а ведь торф использовался нами и для других целей — по этому показателю мы почти приблизились к довоенной добыче, когда в БССР добывали 30 000 тонн в сутки.
Помимо искусственного жидкого топлива у нас были и другие виды и источники топлива — спирт, бензол, ацетона, скипидар, горючие сланцы, нефть. Кстати, проблему потребления топливного спирта не по назначению, то есть вовнутрь, решили просто — стали добавлять вещество, вызывающее рвоту — сначала это были просто отвары на основе чабреца, баранца и других народных средств, а потом из них выделили нужные вещества, сейчас уже начали их синтезировать. Ну и наркомовские сто грамм, чтобы не оставлять народ без естественного релаксанта.
Но постепенно мы отходили от всех этих суррогатных видов топлив — спирт слишком набирал воду, что было особенно опасно зимой, когда она могла замерзнуть в самых неподходящих местах, ацетон, скипидар — просто опасны для человека, к тому же это ценные химические продукты, как и бензол.
И у нас было чем их заменить. Как я уже упоминал ранее, к началу 43го мы добывали 120 тонн нефти в сутки — на шатилковском месторождении — сто километров на северо-запад от Гомеля. К концу лета 1943го мы добывали там уже 500 тонн нефти в сутки — Могилевский труболитейный завод поставлял ежемесячно десятки километров труб, так что поиск новых залежей шел постоянно. Ну а Речицкое месторождение, обнаруженное в сорока километрах на запад от Гомеля, сразу стало давать еще сто тонн в сутки — там был близко фронт, а нефть залегала почти на километр глубже, хотя там ее было больше. Итого по нефти у нас была добыча 600 тонн в сутки, или чуть более двухсот тысяч тонн в пересчете на год с перспективой дальнейшего роста — пока это был всего один процент от добычи СССР перед тем, как был потерян Кавказ — впрочем, на нужды РККА по нашим сведениям шло порядка двадцати процентов выработанных нефтепродуктов.
Для ее переработки мы вводили в строй небольшие НПЗ, которые вырабатывали топливо уже из нефти, причем нам очень пригодился опыт по производству синтетического топлива, благо технологии и оборудование у нас были теми же самыми. Мы могли перерабатывать нефть в топливо светлых фракций на 80% (СССР — максимум половину) — даже мазут, даже гудрон и даже битум — повторю, для гидрогенизации главное — это чтобы был хоть какой-то углерод, а уж соединить его с водородом, чтобы образовались более легкие топливные фракции — это вопрос достаточности топлива для подогрева и устойчивости аппаратуры к высоким давлениям и температурам. В принципе, могли бы перерабатывать и все 100% добываемой нефти, но там уже становилось слишком сложно выдавливать последние крохи. Так что к концу лета производство топлива из нефти почти догнало производство синтетического топлива — четыреста тонн в сутки против шестисот. И дальше эти объемы будут только расти.
ГЛАВА 9.
Пока же мы производили порядка тысячи тонн авиатоплива — бензина, спирта, бензола и прочих продуктов — чуть более четырехсот тысяч тонн в годовом исчислении — не сравнить с почти двумя миллионами тонн, что производились восточнее — и это только бензин, без учета суррогатов — по авиабензину у нас было в десять раз меньшее производство, мы много летали на спирте и бензоле. И этого количества хватало только на одну полную заправку нашего авиапарка в сутки — всего-то три тысячи самолетов, включая учебные. Так что приходилось повертеться. К счастью, интенсивные боевые действия велись не каждый день, поэтому за периоды затишья топливо накапливалось на базах — к летним боям 1943го года мы накопили топлива на три месяца боев исходя из двух заправок каждый день, что с учетом ежедневного производства давало три заправки.
Но и эти крохи мы растягивали как могли — наши самолеты вылетали как правило с неполными заправками. Штурмовики обычно работали по конкретным целям, выслеженным нашей разведкой — наземной и воздушной, причем чем дальше, тем чаще мы использовали малые штурмовики на базе дооборудованных Аистов — за один вылет они могли совершить только пять-шесть ударов по целям, в отличие от "взрослых", которые могли сделать до пятнадцати ударов, но зато Аисты требовали в три раза меньше топлива, а практика показывала, что в среднем бою штурмовик и совершает порядка пяти ударов — три удара приходится на тот период, пока атакующие по земле подразделения доберутся до немецких позиций, и еще два-три — на отражение контратак и по подходящим резервам.
Истребители в основном вылетали по целям, обнаруженным радиолокаторами, и только сопровождение штурмовиков или транспортников требовало полной заправки — долететь, при необходимости — отогнать и отбиться. Как такового постоянного дежурства истребителями в небе, в отличие от РККА, практически не было — только над районами интенсивных боевых действий, когда в воздухе постоянно висели штурмовики, работавшие по земле, и прикрывавшие их истребители. Впрочем, и в РККА в последнее время все чаще переходили на нашу тактику, и также из-за увеличения количества РЛС — что наших, что собственной разработки. Из-за этого отсутствия постоянного дежурства немцы все-таки могли наносить удары по нашим наземным войскам, если летели на низкой высоте, где их не видели локаторы. Но тут уже срабатывала моя паранойя по поводу войсковой ПВО — установленные чуть ли не на каждой телеге крупнокалиберные пулеметы, бронированные ЗСУ-23-2 — все эти средства постоянно бдили за выделенными им секторами неба и чуть что начинали палить по каждой тени — только за лето мы таким образом сбили семьдесят два немецких истребителя-штурмовика, а уж сколько их было повреждено, сколько атак сорвано — и не посчитать. Правда, сбили и четыре своих самолета — народ нервный и порой начинал стрелять раньше, чем разберется в обстановке.
В общем, по авиатопливу мы с трудом, но как-то вытягивали, да еще у немцев было захвачено порядка двадцати тысяч тонн авиационного бензина — пятая часть нашего годового производства. К тому же с уничтожением и захватом немецких аэроузлов потребности в вылетах истребителей существенно снизились, пусть и на время — снова экономия топлива. Так что до зимы как-нибудь дотянем, а зимой немец летает менее охотно, да и сейчас уже начинались затяжные осенние дожди, поэтому интенсивность полетов явно снизится. Справимся.
К этой тысяче тонн авиатоплива добавлялось производство еще тысячи тонн тонн топлива в сутки для гусеничной техники — танков, самоходок, БМП, вездеходов, ЗСУ — по 30 килограммов в сутки на одну единицу — это проехать 30 километров. По сути, мы испытывали жуткий топливный голод. Хотя, с другой стороны, даже в интенсивных оборонительных боях средний наезд бронетехники составлял пять-десять километров в сутки — в основном в виде маневров между близкорасположенными позициями да выезды в контратаки — мы и форсировали-то производство только гусеничных машин для того, чтобы снизить необходимость в перебрасывании техники на большие расстояния — когда в пределах пяти-десяти-пятнадцати километров всегда оказывается десять-двадцать противотанковых стволов, можно не бросаться на каждый прорыв немецких танков, а спокойно подлавливать их при отступлении — в засадах или коротких ударах по флангам.
В рейдах, наоборот, тратилось и сто, и двести килограммов на одну единицу. И особенно много топлива тратилось вездеходами — с ними мы явно переборщили, выпустив за два года почти тридцать тысяч штук. Тут сказалась моя паранойя насчет плохих дорог, когда автомобили вязли в непролазной грязи. Вот и штамповали их тысячами, выйдя к лету 1943го на уровень производства в пятьдесят шасси в сутки. Ну, часть шасси шла на производство БМП, но как минимум тридцать штук уходило на вездеходы. Ежедневно. Летом мы приостановили было это производство, но тут уже руководство СССР включило нам в планы поставку тысячи вездеходов в месяц, так что сейчас их производство снова работало на полную мощность. А там ведь одних дисков для катков требуется почти тысяча штук в сутки — по два диска на каждый из шести катков каждой стороны вездехода. Десять бандажных автоматов, три штамповочных и шестьдесят сварочных работали сутки напролет. А еще втулки, которые отливались по моделям и потом обтачивались начисто учениками на спецстанках, детали рычажных механизмов, торсионы — для всего было сделано по несколько спецстанков и приспособлений, чтобы ускорить выполнение операций. Этим же целям служили и двадцать сварочных стапелей, на которых будущие корпуса подставляли еще несоединенные листы под автоматы электрошлаковой сварки. Причем половина сваренных "ванн" — низа корпуса вездехода/БМП — проходила дальнейшую термообработку уже с помощью индукционных нагревателей и местной теплоизоляции, тогда как раньше, чтобы убрать области закалки, перегрева, разупрочнения в самом шве и околошовной области, мы помещали "ванны" в большие печи — по две-три ванны, которые занимали большую площадь, но были невысокими — только чтобы помещались катковые устройства. Эти-то печи и были еще одним узким местом нашего производства, так что частично расшив его с помощью индукционного нагрева, мы смогли увеличить выпуск шасси на тех же производственных площадях.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
