Изольда Великолепная. Общий файл. Главы 1-38

Цепь огней веером расходилась от ворот. Узкая полоса света ползла по камням, то и дело выхватывая самые разные предметы. Тележное колесо. Разворошенную гору соломы, в которой копошился пьяный. Палатку. И людей, собравшихся у костра. Кости громко стучат по доске. Кто-то кричит, обвиняя, кто-то оправдывается. Кайя может слышать каждого из собравшихся в черном дворе, но вместе голоса сливаются в гул.

Раздражение.

Усталость.

Обида.

И с трудом сдерживаемый гнев. Чей-то крик бьет по ушам. И Кайя с трудом выныривает из этого плотного человеческого моря. Нельзя.

Он не в том состоянии, чтобы держать равновесие. Будет всплеск, которым накроет всех. Злость перейдет в ярость, а обида забудет пределы. И вместо слов люди схватятся за ножи. Кровь польется... Это дом. Кто льет кровь в собственном доме?

— Спокойно, — Урфин рядом.

Хорошо. Урфин нужен. Он подсказал, где искать, и если прав, то Изольда здесь. Двор обыскать проще, чем замок. Пусть даже люди прячутся от случайного света. Каждый вспоминает свои преступления, и общий страх опять пробует Кайя на прочность.

Со страхом бороться проще, чем с гневом. Страх Кайя просто поглощает.

Стенобитные орудия, что деревянные слоны. Урфин рассказывал про слонов. И про драконов тоже. Про моря из кипящего газа, хотя Кайя не представляет, как газ может закипеть. Но Урфину верит.

И если думать о тех историях, получается ненадолго отвлечься.

Требушеты. Онагры. И выводок баллист в тени огромной осадной башни, на боку которой видны свежие подпалины. Еще три сгорели... лорд-канцлер опять станет пенять на расходы, намекая, что Кайя и без осадной башни справился бы. И будет прав — справился бы, но так не правильно.

— Погоди, — Урфин остановился, вслушиваясь в сумерки. — Погоди... может, не настолько плохой из меня маг...

Он поворачивался, как лоза в руке лазоходца, чтобы указать на строй сомкнутых спин.

Толпа. В толпе как явлении нет ничего удивительного, но эта толпа была молчалива и сосредоточена. А еще от нее не било гневом, готовностью к войне, которая есть в любой толпе.

Скорее уж люди... переживали?

Боялись?

За кого?

О, как меня слушали! Сначала с удивлением и даже скепсисом, верно, сомневаясь в моем таланте рассказчика. Да и сама я не была уверена. Но все-таки Шекспир — это сила...

А я еще Макбета помню.

И Тита Андроника, только он кровавый очень. Ромео с Джульеттой грустные, их в следующий раз прочту.

Мысли эти скользили, как ласточки по ветру. Я была на сцене, той самой, выйти на которую мне не удалось. И что за беда, если сцена эта — под открытым небом, что нет здесь ни декораций, ни занавеса, ни даже дымных шашек. Плевать! Я была коварным Яго, который, обижен генералом, готовил месть. И бедным Брабанцио, что не желал расставаться с дочерью. Вздумалось ей, глупышке, в какого-то мавра влюбляться.

Не иначе — околдовал.

И мавром я была. Могучим воином, несчастным мужем. Влюбленным, ревнивым и доверчивым, только доверявшим не тем.

Кассио, который, словно пешка, ходил по чужой указке. Беспомощным Родриго, чья любовь оказалась с гнильцой. И уж конечно, я была Дездемоной.

Бедной чистой Дездемоной.

Ива, о ива...

Я играла, как играла бы тогда, но одна за всех. И это было замечательно!

...не вопрошайте, чистые светила: так надо! Эту кровь я не пролью, не раню эту кожу, ярче снега и глаже, чем надгробный алебастр.

Сержант молчит. Лаашья слилась с ночью, но слушает меня. И Сиг. И Так. Огонь и тот притих.

... Я чувствую беду, но верю, верю — она грозит не мне...

Кто-то очень громко вздохнул.

Людей собралось. Откуда они взялись? Пришли и смотрят. Но пускай. Какой театр без зрителей?

... Будь жизнями все волосы его, мое отмщенье все бы их пожрало...

И руки — уже не мои, но оскорбленного Отелло, сомкнулись на тощей шее Сига...

Кайя пробился сквозь толпу, сдерживая желание попросту расшвырять людей. Обычно бежавшие с его пути, они стояли плотно и в упор не замечали своего Лорда, что было более, чем странно. Стена закончилась в двух шагах от костра. А по другую сторону Изольда, маленькая нежная Изольда встав на цыпочки душила какого-то типа. И судя по всеобщему одобрительному молчанию, а также по выражению лица Изольды тип этот определенно заслужил подобную смерть.

Кайя подумал, что надо бы помочь. У Изольды вряд ли хватит сил, да и вообще женщины не должны убивать собственноручно — это слишком утомительное занятие.

И держит она не умело. Так только синяки останутся. Душить вообще долго, быстрее шею сломать.

— Стой, — Урфин повис на плече, упираясь ногами в камень. — Посмотрим.

Изольда, отпустив типа — он осел на землю, но явно недодушенным, — принялась говорить, быстро и страстно. Люди кивали, шепотом передавая друг другу слова. Но смысл происходящего по-прежнему ускользал от Кайя.

-... она была чиста, она тебя любила. Мавр жестокий... — продекламировала Изольда, указывая все на того же сухощавого типа. — Клянусь моим спасеньем, это правда. И вот я с этой правдой умираю...

Кто-то громко всхлипнул, хотя Изольда выглядела по-прежнему живой и довольно бодрой.

— ... Вы, дьяволы, от зрелища небес! Мечите по ветру! Изжарьте в сере! Швырните в бездны жидкого огня! Мертва! О Дездемона! Дездемона!

Кайя не был представлен леди Дездемоне, но все равно ему должны были доложить об убийстве, в котором явно был замешан обвиняемый Изольдой тип. И если все обстоит именно так, как Кайя думает, то удушением он не отделается.

Изольда же, скрестив руки на груди, заговорила другим тоном.

— Надо же, как любопытно. Жаль, что раньше не пришли... — пробормотал Урфин, и стоявший рядом человек в грязном поддоспешнике шикнул:

— Тихо.

— ...это просто представление, Кайя. Это просто представление...

Сделав изящный разворот, Изольда вырвала из-за пояса длинный кинжал и подняла так, что увидели все.

— ...и мой путь — убив себя, к устам твоим прильнуть...

Ударить она не успела.

Кинжал — тяжелый, кстати, и не особо удобный — вырвало из моей руки. А в следующий миг я увидела Кайя, который возвышался надо мной, аки скала над морем. Злосчастный кинжал он сжимал в кулаке. И так сжимал, что сталь сначала захрустела, а потом посыпалась крошкой.

— В общем, все умерли, — подвела я итог истории, раздумывая, пора ли бежать или бегать уже поздно. Не смея отвести взгляд, я протянула руку за спину, нащупала что-то — как оказалось двузубую вилку — и протянула Кайя. Он с тем же отрешенно-сосредоточенным видом искрошил и ее.

Да уж, на металлопереработке ему бы цены не было.

А на мавра-то как похож... в сумерках лицо из-за татуировок выглядит почти черным. Глаза же белые, вернее, побелевшие. Жуткие.

И вилки, как назло, закончились.

— Вечер добрый, — сглотнув, сказала я. — Погода ныне... ветреная. И дождик идет.

Кайя кивнул.

То есть к беседе Их Светлость не расположены.

— А мы тут... в театр играем.

— Вы ранены? — прозвучало так, что я едва не согласилась — да, ранена и вообще почти при смерти.

— Нет.

— А кровь?

Кровь? Ах да, пятна остались. Нюх у Кайя, как у собаки. И глаз, как у орла, если различил эти крохотные... ну не крохотные, но почти слившиеся с родным цветом ткани, пятна.

— Горшок лопнул. Забрызгало, — я честно попыталась прояснить ситуацию, подозревая, что выходит не слишком хорошо. Но сейчас разум мой решительно отказывался сотрудничать. Интуиция и та заткнулась.

— Горшок?

— Глиняный. Наверное, с трещиной был... маленькой... а потом раз и все...

— Кровь лошадиная. Леди не ранена, — Сержант встал и руки поднял, как фашист, партизан завидевший.

— Фризиец?

Уф, мне как-то полегчало оттого, что внимание Кайя переключилось на Сержанта. Тот крепкий, выдержит.

— Фризии больше нет.

— Фризийцы остались.

Что-то это мне напоминает. Ах да! Пароль-ответ, и слоны улетают на юг, славянский шкаф ушел из продажи, а Штирлиц живет этажом выше. Осталось понять, кто здесь за Бормана.

— Если так будет угодно Вашей Светлости, — Сержант опустил руки. — Я присягнул на верность дому Дохерти. И клятву не нарушу.

Что бы это ни значило, но Кайя кивнул и повернулся ко мне.

Сейчас будет скандал...

— Леди, я понимаю, что вы глубоко оскорблены.

Как тихо вдруг стало... и зрители мои куда-то разбрелись. Благоразумнейшие люди. Я бы тоже куда-нибудь разбрелась, лишь бы это чудо рыжеглазое не смотрело на меня с такой тоской.

— Но вам не следовало покидать Замок! — возвестило оно, указывая на тот самый замок, который возвышался над двором.

— Неужели? А мне показалось, что именно этого все и ждут... — я прикусила язык. Какой смысл в именах, которые слишком известны, чтобы произносить их вслух.

Кайя глубоко вдохнул, а потом сделал то, что мужчины делают крайне редко:

— Пожалуйста, простите меня, — он произнес это почти шепотом, но я услышала, хотя не поверила собственным ушам. — Я клянусь, что подобного больше не повториться.

Он извиняется?

Он действительно передо мной извиняется?

Да мужчина, способный попросить прощения — это... это только в кино бывает. Они вымерли все, как белые единороги! Колька-Отелло, который меня в кафе пригласил, а сам не пришел, хотя я честно прождала час у метро, и тот лишь буркнул, что у него не получилось.

И другие тоже... это женщина прощения просить должна. Первой. Она ведь женщина, а у мужчин характер и самолюбие, которое никак нельзя поцарапать, иначе самолюбие воспалиться и личность коллапсирует, ну или хотя бы к другой уйдет, не столь принципиальной.

О чем я думаю? О том, что Кайя — самый главный в замке, во всем этом клятом Протекторате.

И самолюбие у него должно быть размером с дирижабль.

А он извиняется.

— Вы же вернетесь, леди?

Еще немного, и я не то, что вернусь — на шею ему брошусь от избытка эмоций. Поэтому вместо ответа я кивнула. Вернусь. В конце концов, мужьями не разбрасываются.

И в воцарившейся тишине я услышала шепот:

— Сиг должен Лаашья много жизнь!

Лорд-Протектор ушел, а спустя минуту из темноты появился еще один незваный гость.

— Ночи доброй, — сказал он, неловко опускаясь на седло. — Доброй еды.

Гость, раскрыв сумку, вытащил из нее холодный окорок, пару копченых рыбин и стопку лепешек. Добавил сыра и вина.

— Чем обязан? — спросил Сержант. И по знаку его Сиг принял подношение, стараясь унять дрожь в руках. Он почти поклялся себе, что, если останется живым, то уйдет в отшельники. Или женится... или лучше в отшельники? Сиг подумает. Если останется живым.

— Ничем. Любопытственно стало. Фризиец и кобыла старых кровей. Тигрица Самаллы. Шкефский отшельник и тип, который явно чудом избежал пыточной... хотя как знать, как знать?

Гость сам открыл вино и разлил по кубкам.

Подставляли, не смея отказать. Пили осторожно, хотя смысла в осторожности не было. Вряд ли кто сумел бы определить отраву. Да и нужно ли травить? У гостя хватит иных возможностей. Одна ошибка, и разговор продолжится совсем в ином месте.

— Забавная девочка, забавная, — гость пил вино мелкими глотками, каждый катая на языке. — Котенок упал в стаю волкодавов. И остался цел. Кому повезло?

— Сейчас я думаю, что волкодавам.

Гость засмеялся, негромко, но так, что от смеха этого Сиг едва не выронил кубок.

— Почему не тронул?

Задай этот вопрос кто другой, Сержант промолчал бы. Или — окажись любопытный слишком настойчив — угостил бы сталью, но сейчас ни тот, ни другой вариант не подходили.

— Уж больно странно выглядел этот котенок. Да и Снежинке она помогла. Теперь Снежинка выздоровеет.

— Конечно, выздоровеет, — пообещал гость. — И это хорошо. Замечательно просто. Вот.

В руке его появился кошелек.

— Благодарность.

— Чья?

— Семьи. А к ней предложение, раз уж ты такой везучий... или умный...

Сержант молчал, ожидая продолжения. И оно последовало.

— Ходят слухи, что отряд Сержанта потерял много бойцов. До того много, что теперь и не отряд вовсе, так, шайка. И еще слухи, что Сержанту не место под синими флагами. Войны ведь нет.

Благодарность семьи Дохерти позволила бы продержаться год, а то и два. Это хорошо. Отказаться от предложения не выйдет. Это плохо.

— Они ошибаются, — продолжил гость, разглядывая дно кубка. — Война есть всегда. Только прячется. И если я прав, то хорошие бойцы сейчас нужны больше, чем обычно. Особенно, если они думать умеют.

Он первым допил вино и вылил последние капли в огонь. Остальные последовали примеру. Древний ритуал. Предложение услышано. Предложение принято.

— Что ж, тогда — спокойной ночи, — поднялся он с трудом, но от руки Сержанта отмахнулся.

— И вам, Ваша Светлость, — ответил Сержант, надеясь, что тьма скрывает выражение его лица. Сержанту было не все равно, кому служить.

Глава 15. Родственные узы

...мой дядя — самых честных правил...

Мнение Лорда-Протектора Кайя Дохерти о Лорде-Дознавателе Магнусе Дохерти, высказанное в приватной беседе.

И часу не прошло, как я, отмытая, если не до блеска, то до скрипа, напоенная горячим молоком, укутанная в кружевной халат, сидела в огромном кресле и слушала лекцию по технике безопасности. Естественно, от Кайя. О да, отчитывать меня прилюдно Их Светлость не стали, дождались, когда мы наедине окажемся.

Кайя расхаживал по комнате, на сей раз достаточно просторной, чтобы не натыкаться на стены — похоже у него в привычке было постоянно двигаться. Кот ходил следом за Кайя, умудряясь не попадаться под ноги, и время от времени оборачивался на меня. В зеленых кошачьих глазах читалось явное неодобрение.

В общем, я поступила плохо.

Нет, не так. Я поступило недопустимо! И только по счастливейшей случайности поступок мой не имел последствий далеко идущих... и так далее, и тому подобное.

Говорить Кайя умел.

Я поначалу слушала даже. Ну его вообще сложно не слушать: бас пробирает от натертых маслом пяток до волос на макушке, которым масла не досталось. От голоса Кайя шевелились венчики свечей, и гобелены на стенах, и тончайшие занавеси, которые в полутьме напоминали призраков.

Мне нельзя покидать Замок.

Точнее, конечно, можно, но не так, как сегодня.

Я должна известить о своем намерении Гленну — она ныне была бледна и молчалива. А еще Их Светлость, который с превеликим удовольствием организует мне торжественную экскурсию в любую точку Протектората. А если не сможет сопровождать лично, то поручит дело сенешалю или иному доверенному лицу. А все почему? Потому, что выход Нашей Светлости в город — серьезное мероприятие и я должна понимать, что титул налагает ответственность. Подданные будут счастливы возможности лицезреть меня, но лишь в привычном им антураже.

— ...Карета. Охрана. И глашатай... — Кайя, загибая пальцы, перечислял тех, кому надлежало сопровождать меня. Прелесть просто. А и действительно, куда я без глашатая?

Мигалок здесь нет.

— ...свита, фрейлины...