Ветер из Междуморья. Книга 1. Джай

Адонаш зевнул, и этот его жест неуважения не остался незамеченным Пийклом, тот злобно и многообещающе на него зыркнул.

Дальше последовало то, что не укладывалось в голову человека со здравым рассудком. Адонаш уже сомневался, что Асия здесь единственная сумасшедшая. Мужчины и женщины, чуть ли не с пеной у рта, с совершенно искренними, горящими фанатичным огнем, глазами, рассказывали, как они видели Асию, сосущую кровь у новорожденных, убивающую скотину для жертвоприношения каким-то неведомым богам, обмазывающуюся кровью животных и бродящую так в обнаженном виде по деревне. Оказалось, что эта худущая тень приходила по ночам к деревенским мужикам, соблазняя их лечь с ней и таким образом предать огонь жизни. Она поджигала стога сена, заготовленные на зиму, портила вино, мочась туда, ела исключительно кошек. Ежедневно уходила в лес, чтобы "покувыркаться" со смаргами. Поносила князя Божена последними словами. А когда у нее выпадала минутка, свободная от вышеописанных пакостей, она накладывала на людей страшные проклятия и порчу. Из-за нее у пекаря сгорел сарай, из-за нее же умер девяностолетний дед Мивих, хотя все его родичи доживали до девяносто пяти, она виновна в смерти пастушка, упавшего со скалы, и в том, что у мясника пало шесть голов коров, приготовленных к забою.

Преступлений ее было не счесть, ей во всем потакал ее отец — сапожник, он же и покрывал большинство ее злодеяний. Но самое страшное, чем занималась ведьма — она приманивала всяческих чудовищ в деревню. Слизень приходил каждую осень только потому, что в деревне была подобная ей. Смарги практически окружили Низинку и уже выглядывали из-за частокола, кафтайфами деревня просто кишела, едва заходило солнца. А кроме всего прочего, именно Асия призвала Синюю смерть, которая забрала немало низинцев, и чужеземцев, в том числе и знаменитого барда Астри Масэнэсса.

Адонаш сердито хмыкнул, услышав про Масэнэсса. Джая все не было... Поток нелепых обвинений, больше похожих на пьяные байки, истощался. Ведьмины проделки, которые поначалу пестрили разнообразием в устах свидетелей, стали повторяться. И алоголовый Рыцарь решил, что чаша грехов Асии полна.

Он отослал последнего обвинителя, поднял правую руку и провозгласил:

— Ты, Асия, признаешься ли в совершении всех этих преступлений?

Асия молчала и даже не плакала, она не понимала, что происходит... наверное, к своему счастью, и не знала, что ее ждет... Джая не было...

— Ведьма молчит! — сказал алоголовый. — Она не желает возвысить голос и произнести хотя бы одно правдивое слово! Так пусть и умрет во лжи!

— Пусть умрет!

— Смерть ведьме!

— Смерть той, кто предала огонь жизни!

— Пусть потухнет ее огонь!

Все двадцать Рыцарей Очищения высказали что-то в этом роде вслед за ведущим, и слово перешло к князю Божену. Алоголовый был наполовину прав: суд над Асией оказался краток, но на счет справедливости...

Скайси держался все время, пока селяне обвиняли дочку сапожника, единственный раз, при упоминании смерти Астри Масэнэсса, он выкрикнул, что это неправда, хотел кричать что-то еще, но Адонаш наступил ему на ногу, и тот заткнулся. Сейчас монах пыхтел и ерзал на деревянной лавке, готовый вот-вот взорваться. Адонаш обернулся к нему:

— Успокойся. Не заставляй меня завязывать тебе рот. Молчи, что бы ни присудили.

А приговор был однозначен. В защиту ведьмы никто не выступил, так как никто и не вызывал свидетелей защиты.

Божен встал, обвел зал взглядом, дождался, пока воцарится полная тишина.

— Добрые жители Божении, — начал, наконец, князь, — много лет наши предки жили в страхе перед чудовищами, что царили в этих лесах, серди полей и рек, перед порождениями тьмы. Этот край был пуст. Здесь гулял ветер и обитал смарг, воя с кафтайфом в ночи! Но нашлись смельчаки, решившие поднять свое оружие и очистить землю. Мы прошли огнем и мечом по землям, захваченным тварями, которые противны самой жизни! Мы вырубили леса и истребили тысячи чудовищ. Мы прогнали смаргов, и нынче немногие из вас видели живого, тогда, как ваши деды и прадеды сталкивались с ними чуть ли не ежедневно. Мы победили! Но враг нашел другой путь! Он стал забирать слабые сердца, такие, как сердце этой женщины. Он избирал из нашей среды предателей и их рукам творил зло! Враг знал, что легче истребить полчища уродливых созданий, чем прервать единственную пропащую жизнь своей дочери, жены, сестры или матери! Асия была вам сестрой, такой же, как вы жительницей простой деревни, девушкой послушной отцу. Но сердце ее склонилось ко злу и она отдалась тьме! Вы видите, — он указал на застывшее посреди всего этого людского моря жалкое существо, которое когда-то было женщиной, — как изменилась она. Мало, что осталось от прежней пригожей девушки. Еще больше изменилась ее душа. В ней нет уже ничего человеческого, она искажена и искорёжена. Она уродлива, будто смарг, которому отдалась. Она не способна больше на добрые дела, и ее влечет лишь зло, кровь и смерть! Такова теперь ее природа и исцелить это, увы, невозможно, даже для Целителя — Мастера Силы. Сердце ее отца дрогнуло, и он скрывал ее от правосудия. Но наши сердца, и сердца Рыцарей Очищения, хранящих ваш покой, тверды и полны мужества. Мне жаль ту девушку, какой она когда-то была, но не жаль то создание тьмы, каковым она стала. Я услышал истину, и мое сердце откликнулось. Она виновна и должна умереть на рассвете! Да очистятся наши деревни и наши города от подобных ей! Суд свершился!

Толпа разразилась оглушительным криками, одобряющими приговор князя. Джай так и не появился...

— Пойдем, Скайси...

— Но как?.. — Губы парня дрожали, и он не мог отвести взгляда от осужденной Асии. — Как?.. Джай...

— Джай не пришел... А мы ничего не можем сделать.

— Неужели ничего, Адонаш? Мы даже не попытались? Тебе все равно? Ее убьют на рассвете. Ее...

— Пойдем, Скайси... — процедил он сквозь зубы и за локоть потащил монаха прочь из зала.

4

Скайси молчал, а его веснушчатое лицо было необычно мрачным, что пугало Адонаша, гораздо больше, нежели нытье или намерение идти добиваться справедливости.

Их новую комнату удалось отыскать с помощью слуги, выловленного в одном из запутанных коридоров замка. Тот отвел их в крыло, где жили Мастера, и показал покои, выделенные Адонашу: достойное помещение, следовало заметить, — даже немного жаль так поспешно отсюда уходить. Но поприсутствовав на этом фарсе — суде, дальнейшее пребывание под крышей князя Адонаш считал унижением своего достоинства. Пометавшись некоторое время по комнате из угла в угол, размышляя, куда направиться дальше, где искать Джая, и что делать, Адонаш устало присел в кресло, так и не придумав ничего путного.

Их вещи не распакованные лежали в сумках, одежда, которую он сменил, отправляясь на пир, была тщательно вычищена и вывешена на спинке стула, как и балахон монаха. Адонаш поспешно стянул с себя и отбросил в сторону платье, пожалованное князем. Скайси сделал то же самое, с не меньшим отвращением.

Одевшись в привычный костюм, оба они молча направились к выходу — оставаться здесь, даже на остаток ночи, не хотелось.

Адонаш искоса глянул на серьезного, сосредоточенного монаха, выругался, бросил сумку.

— Ладно, Скайси!.. Я попытаюсь. Хотя и не верю, что из моей попытки выйдет нечто хорошее... Но ты будешь знать, что я предпринял хоть что-то! Почти, как Джай... Где он, смарг его скрути?..

— Что ты намерен предпринять?

— Что-нибудь... Жди здесь.

Скайси распахнул широко наивные голубые глаза, уселся на кровать, приготовившись терпеливо ждать. Ни на одном лице Адонаш раньше не видел столько надежды.

Адонаш вздохнул, вышел, осмотрелся. Коридор слабо освещался факелами, через каждую дюжину ярдов воткнутыми в держатели на стенах. По коридору неспешно шел сонный пожилой слуга, с подносом, на котором стояли кувшин с вином и два кубка. Адонаш дождавшись, пока тот приблизится, бесшумно вышел из тени, чем напугал мужчину до полусмерти: слуга пискнул и присел, чудом удержав поднос.

— Где покои князя? — спросил Адонаш.

— Ночь уже... — пролепетал слуга.

— Я знаю, что ночь. Где его покои? Проводи меня.

— Я... я не могу... мне... мне... не велено...

— Я сказал, веди!.. — гаркнул Адонаш, и слуга, дрожа, пошел по коридору впереди, рука его тряслась, отчего пустые серебряные кубки гремели о дно подноса, оповещая об идущих всех спящих и неспящих обитателей замка.

Божен Истребитель занимал отдельно крыло, до которого они добирались довольно долго. Здесь, даже в неверном свете факелов, все вокруг выглядело в разы роскошнее: и огромные люстры на сотни свечей (правда, те сейчас не горели), свисающие с потолков, и мраморные изваяния вдоль стен, и вазы из тончайшего фарфора на золотых блюдах выставленные в обитых бархатом нишах, и мягкий ворс ковров под ногами.

Перед входом в покои князя на окованной серебром резной лавке сидело двое Мастеров, коротая время за игрой в кости.

— О! Новенький!.. — воскликнул один из них. — Божен тебя звал? Почему так поздно? Обычно в такое время он зовет к себе женщин, а не бойцов.

— Может ему на этот раз подраться захотелось ... — рассмеялся второй. — Всякий может пресытиться женщинами, когда их так много. Это ж надо — целых семь за одну ночь!.. Да еще какие красотки!.. У-у-ум!..

— Еще не наступил час волка, а Божен уже справился с четырьмя!.. Неужели с тремя оставшимися не удается совладать?..

— Князь зовет на помощь?.. Этого?.. Что ж он нас не позвал?

— Да, мы бы помогли!.. Это уж точно!..

— Доложите обо мне, — тихо и холодно произнес он. — Я Мастер Адонаш. Князь знает...

Первый страж презрительно хмыкнул, оглядел его с головы до ног, не спеша поднялся, еще раз хмыкнул, и постучал в дверь. Мастер исчез за отворившейся створкой, а появившись, бледный и злой, сердито буркнул:

— Входи...

Адонаш не ожидал, что князь согласиться его принять, тем более, что, судя по болтовне стражей, был занят.

То, что в углу спальни князя стояла женщина — одна из танцовщиц (какая именно, Адонаш не разглядел: она была в тени), его не удивило. Но вид Божена поверг в ступор: князь облачен в кольчугу, с обнаженным мечом в руках, тяжело дышит, и находится под действием Дара — слышит песню меча, — это видно по глазам. Может какой-нибудь изощренный способ любовных утех?..

Адонаш непонимающе нахмурился.

— Говори, чего ты хочешь... — прохрипел Божен и, сделав над собой усилие, вложил клинок в ножны.

— Я хотел бы поговорить...

— Среди ночи?

— Дело не терпит отлагательств...

— Ради воспоминаний о солнце, что оправляет Дракон в океан своим Хвостом, я выслушаю тебя.

— Я помешал, прости... — Адонаш покосился на женщину.

— Ты можешь помочь...

— Не думаю... Я предпочитаю... уединяться с женщинами... а не...

Божен рассмеялся.

— Я не развлекаюсь с ней, а допрашиваю!

— Что?..

— Они покушались меня убить!

— Танцовщицы?.. — только теперь Адонаш разглядел оковы на хрупких белых руках девушки.

— Одна из них — Мастер Оружия. Я пытаюсь узнать — какая.

Адонаш был так обескуражен, что на мгновение позабыл о цели своего прихода.

— Эта тварь, — она, а может ее подруга, а может и все они, — нанятая убийца! Она бросила дротики в моих охранников, а затем кинжалы в меня.

— Кому это нужно?..

Князь снова рассмеялся, на этот раз громче и неприятнее:

— Ты, настолько наивен, что полагаешь, будто у меня нет врагов?

— Не в том дело... Нанять убийцу — Мастера Силы, согласившегося отправиться в замок к тебе, у которого столько бойцов, сколько нет ни у одного из тарийских Советников?.. Это по меньшей мере... дорого...

— Ты не глуп... Дорого. Но нашлись те, кто смог заплатить... Все эти смарговы бабы сдохнут под пытками!.. И признаются, кто из них убийца, и кто их нанял!

— Возможно, не все они виновны?.. Убивать этих девушек...

— Что? Бесчеловечно? Кровь за кровь, юноша! Это правило жизни! Убьешь ты или убьют тебя!

Девушка не реагировала на его жестокие слова, сулящие ей мучительную смерть. Может, она не понимала языка?

— Она говорит по-нашему? — спросил Адонаш.

— Делает вид, что нет. Но должна говорить. Убийца точно знает тарийский. Посмотрим, на каком языке они будут кричать, когда я стану вырывать им ногти!..

Божен налил вина в два кубка, подал один Адонашу.

— Тебе они понравились?

Он пожал плечами — как они могли не понравиться?

— Если не боишься, можешь взять какую-нибудь, и развлечься с ней, пока раскаленное железо не изувечило ее гладкое лицо...

Адонаш уверился, что девушка не понимает языка — она спокойна, как статуя, а от этих разговоров о пытках, даже у него по спине поползли мурашки.

— Боюсь, это не будет по взаимному согласию...

— Ха!.. Так в этом же и все веселье!.. Предложу Пийклу — тот не откажется... Тем более, что он сегодня это заслужил... Так зачем ты пришел? Узнать, как я коротаю ночи?

— Нет... Это из— за... ведьмы...

Седые брови Божена взлетели вверх.

— Ведьмы?..

— Я видел суд... Я слышал, то, что там говорилось... Неужели ты, князь, веришь в бредни суеверного мужичья?.. Все обвинения против нее — чушь!.. Выдумки одурманенного вуривихой разума. Я раз попробовал эту самую вуривиху и...

— Ты молод и наивен, чтобы не сказать — глуп!.. Тебе предстоит многому научиться, Адонаш...

Князь замолчал, он стоял, задумчиво ухватив себя двумя руками за передние седые косы, а Адонаш внутренне содрогнулся — этот жест напомнил ему наставника... (Жив ли еще старик?..)

— Когда ты появился здесь, — продолжал Божен тихим, печальным голосом, совершенно ему несвойственным, — мое сердце растаяло... Я так давно не видел снежной вершины пика Тигра, так давно не слышал, как поет горный соловей в зарослях цаай. Вчера из окна башни я заметил тебя, входящего во внутренние врата и содрогнулся: словно это моя молодость решила заглянуть в пристанище одинокого горца. А когда ты вошел в зал, мое сердце облилось кровью — ты очень похож на меня... не только обычаем заплетать семь кос.... лицом, голосом, походкой, манерами, тем, что носишь два меча за спиной, как и я когда-то... Хинси спросил, не мой ли ты сын... Ты рассуждаешь, как я в юности... И ты делаешь те же ошибки...

Адонаш молчал. Он не знал, что говорить. Это было странно. Весьма странно и неожиданно...

— Я создал здесь сильное и великое княжество, которым можно гордиться. Я выстраивал новый мир в этих диких землях, применяя опыт и знания, накопленные за долгую жизнь Одаренного. И успел очень многое, в том числе — и насладиться плодами своих трудов. Теперь же мне недолго осталось топтать эту землю — всякая жизнь когда-нибудь заканчивается, даже такая длинная, какой наделили свыше меня ... Создатель сыграл с нами, отмеченными Силой, злую шутку: лишив возможности передавать дело своей жизни отпрыску — плоти от плоти, крови от крови... У меня не рождались Одаренные, чтобы дожить до этого часа, а последний, рожденный от меня неодаренный сын умер еще семьдесят лет назад, проведя всю свою никчемную жизнь под моим крылом. Я не задумывался о наследнике очень долго, а теперь чувствую скорый конец... Если я найду достойного приемника, то Божения когда-нибудь станет настоящей державой. И ее правителю не придется кланяться Огненосцам. Ты подходить для этой роли...