Ветер из Междуморья. Книга 1. Джай

Анна Виор

Ветер из Междуморья

КНИГА 1. Джай

Предисловие

Когда-то этим миром правили Древние — неведомо откуда пришедшие, жестокие и равнодушные к человеческим страданиям, знающие лишь свои прихоти и преследующие только свои цели. Они называли себя Хтэмами и внешне отличались от людей разве что ростом, но людьми они не были, как камень не может быть ветром, как дождь не может быть песком, а свет — мраком.

Ввосьмером они владели землей: Атаятан-Сионото-Лос — Купающийся в крови, Эт'ифэйна — Меняющая обличья, Боярс — Величественный, Инистан — Собиратель сокровищ, Граонар — Гневающийся, Лэриндэн — Скользящая по воде, Онштэ-Ранор — Дикая смерть, и Штамейсмар — Отец ит-илов, всем своим существом ненавидящий людей.

Человеческая смерть и кровь давали им жизнь, позволяя оставаться в этом мире. Хтэмы не знали старости или болезни, их невозможно было убить, и смерть обходила их стороной. Древние разделили между собой самый крупный материк — Астамисас, правили жестоко, превратив подвластные им народы в источник пищи, ценя жизни человеческих существ не больше, чем скота...

Людей же особенных — рожденных с Даром, Древние связывали с собой Кругами, а не желающих покориться и служить — безжалостно уничтожали. Псы Хтэмов — эффы, безошибочно находили Одаренных среди обычных женщин, мужчин и детей, и огромные клыки чудовищ в считанные мгновения отправляли своих жертв в мир иной.

Хтэмам, владеющим Силой Изменения, способным искажать уже созданное, не подвластно было Творение: ни разрушать, ни созидать по-настоящему — они не могли. И только через узы с людьми наделенными Даром, Древние получили желаемое: ключ к Силе Творения.

Одаренные (кто ради сохранения жизни, кто ради неуязвимости и долголетия, а кто из соблазна создать Второй Круг и владеть не только своим Даром, но и Дарами связанных) добровольно соглашались служить Древним, и Хтэмы получили Силу Целителей, Строителей, Разрушителей, Исчезающих, Мастеров Полей и Садовников, Пророков и прочих Мастеров, — все Пути Силы служили теперь Хтэмам, кроме Дара Огненосца. Только с Повелителем Огня не мог связать себя ни один из Древних, так как кровь Огненосца губительна для Хтэма.

Много лет люди жили в рабстве, служа иномирным существам, покоряясь их прихотям, терпя их тиранию. Древние собственноручно уничтожали целые деревни, или отдавали людей в когти и лапы сотворенных ими чудовищ, истребляли рожденных с Даром.

Не все покорились. Были храбрецы (и Мастера Силы и обычные люди), которые предпочли холод и пустоту севера, кровавому правлению Хтэмов. Они называли себя свободным народом, но за свободу всегда нужно дорого платить.

Теснимые созданиями Древнего Атаятана-Сионото-Лоса — воинственными смаргами, люди уходили все дальше и дальше на север, где не было пищи, топлива, укрытия, где половину года царила полярная ночь, и дыхание застывало на морозе.

Несмотря ни на что, они выстояли! Мастера Строители возвели город в снегах и защитили его прозрачным куполом, Мастера Полей и Садовники вырастили на освобожденной ото льда и снега земле пшеницу и рис, овощи и фруктовые деревья, Мастера Целители избавили народ от болезней, Мастера Оружия стали на его защиту. Но жизнь на севере, в скованном льдами царстве, где вольно чувствовали себя жуткий мороз и колючий ветер, была бы невозможна, если бы не Огненосцы, которые создали вечный огонь, согревший дома, и негаснущий свет, превративший ночь в день.

Мастера Огней — стали источником жизни для свободного народа, и именно Огненосцам доверили управление городом под куполом.

Атаятан-Сионото-Лос желая раздавить жалких людей, которые посмели противиться ему, во главе многотысячной армии пошел войной против свободного народа. Только Создатель был на стороне жителей города под куполом, даровав им победу. Атаятана пленили и благодаря крови Огненосцев погрузили в сон, что сравним со смертью — убить же Хтэма невозможно.

Подобная участь постигла и оставшихся Древних. И Огненосцы, победившие врага, повели свободный народ на юг. На берегу великой реки Тасии-Тар они основали Город Семи Огней — столицу нового государства — Тарии.

Древние уснули, но каждый оставил после себя наследие. Атаятан — эффов, укрощенных Мастерами. Эт'ифэйна — народ, который поклонялся ей, как божеству. Инистан — несметные сокровища. А Штамейсмар — своих ит-илов — созданий ненасытных и беспощадных, которым для жизни нужна была человеческая кровь и плоть. Они наводнили восток Астамисаса, еще не принадлежащий Тарии, Междуморье и горы Сиодар, и люди вынуждены были отвоевывать у тварей каждый клочок земли, жить в вечном страхе перед призрачными кафтайфами и смертоносными кивелами, перед просыпающимися что осени гипоками и похищающими детей смаргами. Лишь Одаренные, и то далеко не все: боевые Мастера, Мастера Целители, Мастера Роста и Огненосцы, могли справиться с чудовищами, однако поглощенные эгоистичными стремлениями к власти и богатству, не спешили оказать помощь простым людям.

Должен был появиться кто-то, кто станет на пути у тварей, уничтожающих людей, несущих сквозь века ненависть Хтэма к человеческим существам. Земля, уставшая от наследия Штамейсмара, пропитавшаяся человеческой кровью, воззвала к Мастеру Судеб, создавшему мир, и Он, вложив в руки человека разрушающий меч и созидающий свет, послал его, чтобы очистить мир. Ему было дано больше, чем кому бы то ни было: не один (как у прочих Одаренных) а все Пути Силы были ему подвластны, и поэтому он назван был Мастером Путей. Первым, рожденным от создания мира, и Пророки говорили, что и последним...

ПРИНОСЯЩИЙ ГРОЗУ.

КНИГА 1. Прожитые жизни

Пролог

661 год со дня основания Города Семи Огней. Междуморье.

Трое стажей стояли на вершине стены, зорко вглядываясь в горизонт. Все трое, черноглазые со светло-пепельными волосами, казались молодыми, но за плечами у каждого не меньше семидесяти прожитых лет.

Один из них с выдающимся носом и острым подбородком, первым услышал шаги и обернулся. Узнав приближающуюся женщину, которая несла увесистую корзину и вела за руку мальчика лет шести, страж улыбнулся.

— Аилая?..

На звук ее имени отреагировали и двое других.

— Аилая!.. Поесть принесла?..

Женщине было около пятидесяти, и она, в отличие от стражей, выглядела на свой возраст. Аилая что-то проворчала в ответ, поставила на выступ стены большую корзину и принялась суетливо извлекать свертки, раздавая мужчинам.

— Что ж не сменят вас никак?.. — спросила Аилая, глядя, как стражи с аппетитом уплетают принесенный обед.

— А кому нас сменить? — пожал плечами тот, который с длинным носом, — Афэн и Тавк сопровождают Советника Аисуна, Тамас, Комс и Ачар тут неделю до нас торчали ... А твари, как взбесились... Зачем ты мальчонку привела, Аилая?.. Опасно...

— Да что с ним станется! — женщина махнула рукой, — Так, он хоть под присмотром, а оставь одного внизу — непременно куда-нибудь влезет. Не мальчик — а ураган!.. Подумать только — забрался к соседям и выпустил на волю всех их коз!.. Мало, что выпустил — козы бы побродили по городу, да вернулись домой, так нет, он их еще и за ворота погнал!.. Мол, нужно им свежей травы отведать! Надо ж — удумал!..

— И кто ему ворота открыл?.. — второй страж, плечистый и статный, удивленно вытаращил глаза.

— А никто!.. Уж не знаю, как он умудрился через боковую калитку незаметно мимо стражей на воротах провести двадцать коз?..

— Во дает!.. — присвистнул третий — с печальными глазами. — Собрали хоть коз?..

— Собрали... — протянула Аилая, сердито зыркнула на мальчишку, — И этому... всыпали!.. Он от меня три дня на чердаке прятался, думал, я его не достану!..

— Что же тебя тянет так за стену-то?.. — Длинноносый склонился к мальчику. — Неужели ничему не научился? Тебя же в прошлом году чуть смарг не сожрал, когда ты убежал в поле... Помнишь?..

Мальчик коротко кивнул, глянув из-подо лба лукавыми черными глазенками, в которых совсем не было страха.

— А если бы в этот раз опять смарга встретил?

— Так я не далеко... — мальчик виновато покосился на Аилаю, — просто козы... так блеяли... Им травки хочется, а они в загоне!..

— Травки им хочется!.. А жить тебе не хочется?.. Ты посмотри, что творится — просто нашествие какое-то!.. Раньше здесь, на северной части стены, одного неодаренного постового хватало, а сейчас мы — Мастера Силы, втроем днюем и ночуем, и уже сил никаких нет!..

— Что?.. — глаза паренька сверкнули любопытством. — Грайлы?..

— Да... — вздохнул длинноносый страж, — Грайлы... кафтайфы... Говорят, что гипока видели у берега Моа...

— И пионту уже два раза видели, — добавил плечистый страж, — люди из Каисата.

Тот, который с печальными глазами, стал еще печальнее.

— Спасибо, Аилая, за обед, иди, наверное... — длинноносый страж тревожно глянул в небо, — опасно здесь, на стене... И мальчонку береги...

— На то я ему и бабка, чтобы беречь... — проворчала Аилая, собираясь. — Держитесь, ребята... на вас одна надежда... Пожить бы хоть на старости лет спокойно без страха...

— Я вырасту — и не одной из тварей в живых не оставлю! — вдруг серьезно заявил мальчуган.

— Ну-ну!.. Конечно... Много ж тебе для этого потребуется лет!.. — рассмеялся первый страж. — Давай, топай...

Стражи, закончив с едой, разделились, один отправился по хребту стены на восток, другой за запад, обходя дозором вверенную их бдительности северную часть, а третий остался на месте, не сводя глаз с ясного синего неба.

Аилая, выставила на камне бутыль с разбавленным вином, три деревянных чашки, выложила фрукты и сыр, еще остававшиеся в корзине, оглянулась, ища глазами внука и так и охнула, присев от ужаса и бессильно всплеснув ладонями... Мальчик взобрался на парапет и стоял на самом краю, широко расставив руки, прикрыв глаза. Ветер неистово трепал светлые волосики и полы туники, грозя сбросить легкого ребенка, а сорванец наслаждался этим, совершенно не опасаясь свалиться вниз со страшной высоты.

— Джай!.. — отчаянно закричала Аилая.

Страж, оставшийся рядом, вскинул руки, направил на мальчика, и того, подняла в воздух и поставила на широкую огражденную часть стены невидимая сила.

— Ух ты!.. — восторженно воскликнул паренек. — А можешь подольше так меня подержать, будто я лечу!..

Вместо ответа, страж отвесил ему подзатыльник, еще парочку добавила подбежавшая Аилая.

— Со свету меня сживешь, паршивец!.. А если бы свалился?! — бабушка вцепилась в его руку мертвой хваткой, намереваясь не выпускать ни при каких обстоятельствах. — Что ж ты со мной делаешь!.. Совести у тебя нет!.. Видела бы мать!..

— Джай, он и есть Джай — ветер, — задумчиво произнес печальный страж, — Назвали так, теперь не переделаешь...

— Точно, что ветер в голове, и больше нет ничего!.. — продолжала ругаться Аилая. — Вот я тебя выпорю!.. Вот только вернемся...

— Грайл!.. — вдруг заорал мальчишка, указывая вытянутой рукой куда-то в небо.

Страж вздрогнул, присмотрелся, и, не увидев ничего, вознамерился было всыпать пацану за ложную тревогу, но тут небесную синь разорвала стремительно приближающаяся черная точка, и он, приготовившись отражать атаку, сам что есть мочи закричал, предупреждая остальных стражей:

— Грайл!.. Грайл!..

Бабушка с внуком поспешили укрыться в ближайшей глухой башенке с узкими бойницами — туда тварь не пролезет, а на спуск по извилистой каменной лестнице сейчас времени нет.

Черная точка в небе приобрела очертания, представ перед стражем подобием иссушенного, довольно крупного человека, с коричневой кожей, перепончатыми крыльями и змееобразным, способным жалить, хвостом. Но жало на хвосте не смертельно, и страж опасался его далеко не так, как извивающихся волосков-отростков покрывающих мерзкую голову существа, если один из крючков, увенчивающих каждый тонкий подвижный жгут, лишь оцарапает кожу — смерти не избежать, тут и Целитель не поможет...

Тварь ощерилась рядами мелких острых зубов, вильнула в воздухе, обходя стража сбоку, но человек атаковал раньше, воздушным потоком отбросив чудовище к башне. Грайл чудом вывернулся и избежал удара о крепкую стену, который непременно размозжил бы того в лепешку. Повелитель Стихий крутанулся, взмахнув ладонями, и воздух снова послужил ему, прибивая существо сверху к хребту стены. Тварь зашипела, крякнула, расшибаясь о твердую поверхность.

Два взмаха свободной кисти руки человека — и два острых воздушных хлыста отсекли грайлу крыло и голову. Существо трепыхалось, отчаянно суча руками и ногами, безголовое тело, ударяя уцелевшим крылом, вращалось вокруг своей оси.

Снова резкие выверенные взмахи рук — и грайла порвало на множество кусочков, а сильный порыв ветра смёл все останки со стены и сбросил вниз.

Повелитель Стихий выпрямился, тяжело дыша, взглянул вверх, понимая, что предстоит новый бой — в небе вырисовывались еще шесть черных точек...

С обеих сторон приближались спешащие на подмогу стражи, ушедшие было дальше по стене, у обоих в руках луки, и еще не была выпущена из этих луков стрела, которая не нашла бы цели.

— Что там, Шай? — крикнул возвратившийся с восточного конца страж Повелителю Стихий.

— Грайл!.. — ответил тот, — И еще шестеро!.. — он вытянул руку, показывая в направлении подлетающих чудовищ, и в тот же миг несколько стрел одна за другой, со свистом рассекая воздух, понеслись, чтобы встретить непрошенных гостей.

— Танас! Твои двое правых! — кричал Шай, прямо в полете полосуя воздушной плетью одну из тварей. — Оер! Левые — ты понял!..

В первый раз атакуют сразу шестеро, даже семеро, считая убитого — такого раньше не бывало.

Зазвенела тетива, отправляя врагу смертоносные "подарки" с нечеловеческой быстротой. Грайлы визжали, метались из стороны в сторону, пытаясь вытащить костлявыми когтистыми лапами впившиеся в них стрелы. Острые зубы вгрызались в оперения до которых могли дотянуться, желтая жижа сочилась из простреленных глазниц, но чудовища и не думали отступать. Они необычайно живучи. Грайлы били мощными крыльями спускаясь к стене, чтобы уничтожить несчастных людишек, посмевшим оказать им сопротивление. Лишенные зрения, твари, казалось, не ощущали особого дискомфорта и прекрасно ориентировались в пространстве, да и людей чувствовали отлично.

Повелитель Стихий, завертевшийся в танце, покоряющем воздух, наносил грайлам наибольший урон, но видно было, что он устал и ослаб, и все чаще противник уходил из-под удара, уворачивался от воздушных плетей и оставался цел после броска о стену.

Одно из чудовищ опустилось, схватившись когтями за камни парапета, извернулось, доставая длинным хвостом Оера, страж замер, выпуская из рук оружие, повалился навзничь, а тварь на четвереньках поползла по боевому ходу в сторону башни. Ноздри грайла раздувались, чуя людей, прячущихся в укрытии. Пустые глазницы твари, перепачканные в желтой, похожей на гной субстанции, делали ее не просто отвратительной — жуткой до тошноты. А судорожное клацанье зубов и скрежет когтей по камню заставляли морщиться от страха и до зубной боли сводили скулы тому, кто слышал эти звуки.

Аилая обняла внука, крепко прижимая к себе и стараясь закрыть от него картину боя и вид чудовищ, а сама с ужасом застыла, завороженно разглядывая в узкую щель бойницы приближающегося грайла. Ей казалось, что волосы ее шевелятся почти так же, как червеобразные отростки на голове твари, вздыбившиеся сейчас, как бы ощупывая воздух.

Шай щедро раздавал сокрушительные удары, в каждый порыв воздуха он вкладывал часть себя. Пальцы деревенели, и оттого воздушные лезвия становились все менее острыми и эффективными. Он обрушил часть стены, когда грайл зацепился за нее когтями и пополз, помогая себе крыльями. Создание сорвалось вниз, а Мастер Стихий сбросил вдогонку два крупных фрагмента обваленного парапета, не давая грайлу расправить крылья и взлететь. Чудовище шмякнулось оземь. А тяжелые камни, все еще направляемые Мастером, тут же погребли тварь под собой. Шай знал, что та еще жива, и что выбраться не сможет — воины внизу ее добьют.

Он бил и бил. Шай устал. И воздух, казалось, тоже устал, не желая больше резать и стегать плоть... Эти клятые грайлы слишком живучи! Слишком... в отличие от него самого.

Шаю удалось покончить с тремя существами. Сил почти не осталось. Он тяжело дышал и поднимал руки для удара с таким трудом, будто к ним были привязаны тяжелые гири.

Оер, перед тем, как грайл ужалил его, убил одного.

Длинноносый Танас утыкал стрелами пятую тварь. Лучник, ловко уходя из-под ударов хвоста и бросков змееподобных отростков на голове, продолжал стрелять без передышки. Грайл слабел, взмахи кожистых крыльев становились все тяжелее. Его трудно убить из лука, но Шай не справился бы в одиночку с шестерыми — уж лучше стрелы, чем ничего. Танас перебежал чуть дальше, под прикрытие специально обустроенного козырька, и, передохнув пару мгновений, поразил монстра в отрывшуюся в визге пасть.

Выстрел, оказавшись последней каплей, добил грайла, и тот, сложив измятые крылья, стал падать, переворачиваясь в воздухе, и ударяясь о городскую стену.

Только теперь, дико уставшие, но еще держащиеся на ногах, стражи заметили, что шестой грайл заполз на башню, и прильнул к бойнице, запуская туда свои смертельно-опасные змее-волосы. Его хвост нашел другую бойницу и тоже шарил где-то внутри, отыскивая свою жертву. Башенка была узкой и тесной, а отростки на голове грайла достигали одного локтя в длину. Изнутри слышались крики зовущей на помощь Аилаи и звуки какой-то возни: видимо, бабушка с внуком пытались избежать крючкообразного жала на хвосте, а наипаче шевелящихся волос грайла.

Тварь по самый локоть просунула в отверстие руку и в этот миг башня, казалось, вздрогнула от женского вопля, перемешавшегося со стрекотанием и визгом грайла. Ему больно?.. Хвост существа с резким свистом рассек воздух, вырываясь из щели бойницы, и Шай с Танасом с изумлением заметили, что он обрублен на конце — лишен жала.

Танас, отбросил лук, метнул кинжал с широким лезвием. Сталь, сверкнув на солнце, вонзилась в затылок грайла. Воздушные плети Шая, обретшего в страхе за женщину и мальчика второе дыхание, крестом разрубили чудовище и, истекающие желтым гноем части, сползли на площадку боевого хода.

Стражи переглянувшись, бросились к двери, ведущей в башенку.

Перепачканная в крови Аилая рыдала навзрыд, держа на руках неподвижное тельце внука. Мальчик был весь изранен, глубокие порезы, явно от когтей грайла, алыми бороздами уродовали его грудь и лицо, голова была запрокинута, глаза закрыты, он едва дышал, но правая рука крепко сжимала нож, а левая — все еще извивающийся отрезанный кусок хвоста с жалом на конце...

Часть 1. Астри Масэнэсс

В трактире

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Город Бирск.

Трактирщик протирал не слишком чистой тряпкой далеко не чистую стойку. Толку от такой уборки никакого не было: замасленная тряпка только размазывала многолетний слой заскорузлого жира по деревянной поверхности стойки. Зато совершая сие ритуальное действо, трактирщик в глазах посетителей выглядел чистоплотным и трудолюбивым хозяином.

Этих самых посетителей было не так уж и много: в левом углу сидел старый пьяница Шукрек, справа — компания из трех купцов уплетала фирменное блюдо трактира: баранину под соусом. Ели в три горла, и даже не морщились, несмотря на ядреную остроту соуса, приготовленного по горскому рецепту. За соседним столиком расположились охранники купцов, те больше пили, чем ели. Целыми кувшинами заливали в бездонные глотки пиво и брагу, а еще, не стесняясь, лапали его девиц-подавальщиц, поэтому трактирщик, недолго раздумывая, отозвал всех троих помощниц на кухню, а вместо них прислал косого и вечно хмурого парнишку Борка — тот и подавал пиво посетителям, одаривая неприветливыми взглядами. Когда девицы исчезли с глаз, охранники нахмурились и сникли — а нечего руки распускать, тем более, не заплатив за такое право!..

Со скрипом отворилась входная дверь, и в таверну вошли трое. Что чужеземцы — видно с первого взгляда. Чудные донельзя!.. Первый маленький и румяный — монах, это видно по одежде: серый неприметный балахон, подвязанный грубой веревкой; и по бритой голове, где только на самой макушке оставлен локон окрашенных в ярко-зеленый цвет волос, что заплетены в длинную косицу. У монаха было добродушное детское лицо, курносый нос, множество веснушек и улыбка от уха до уха. Трактирщику приходилось и раньше иметь дело с монахами с Хребта Дракона — они, как пить дать, странноватые, но безвредные.

Второй — обычный музыкантишка — менестрель. Оружия при нем никакого. Одет для музыканта скромно — сатиновая светлая сорочка с небогатой вышивкой у ворота, свободные шаровары, прихваченные широким поясом. Серый шерстяной плащ перекинут через локоть, так как на дворе припекает солнце, и не по-осеннему жарко. За спиной диковинная лютня из богато инкрустированного расписанного дерева. Черные глаза с чуть вздернутыми внешними уголками и такое выражение на физиономии, будто собирается гадость какую-нибудь выкинуть. Обычный... или из этих Мастеров Силы — непонятно. Для Мастера у него слишком коротки волосы, зато — седые, а лицо молодое, ему и тридцати не дашь... Трактирщик призадумался, присмотрелся: волосы пепельно-серые, кожа бледная, глаза черные... Конечно — междуморец! Как же он сразу-то междуморца не признал? Те еще проныры! Всем известно, что более ушлого народца, нежели междуморцы — не сыскать и за океаном!

А третий, точно Одаренный! Только этих здесь не хватало! А что самое скверное — боевой Мастер. Длинные, ниже бедер волосы, заплетены в семь черных кос, а из-за спины торчат рукояти двух мечей. Глаза злобные и опасные, так и шныряют по его корчме, словно ища, кого бы прирезать.

Троица уселась за столик у окна, и музыкантишка, — эти всегда самые наглые, — подозвал подавальщика небрежным движением руки. С них бы потребовать плату вперед, а то неизвестно, есть ли у них деньги. Обычно у такой компании, как говорят: ни искры, ни пламени, и в карманах ветер гуляет. Но с боевым Мастером связываться как-то боязно.

Вот на спор: Одаренный работу себе какую-нибудь ищет. Так, так... Желает господин-голодранец к князю их наняться! Только говорят, Одаренные эти столько берут, сколько князь здешний скорее удавиться, чем заплатит. Хотя... кто их знает этих господ — авось не пожалеет пламенной монеты на такого-то телохранителя?..

Они видно все втроем намериваются попасть к князю в услужение? Многие так делают. Скоро зима — надо искать хорошее место... теплое и сытое. Вот эта троица и предлагает свои услуги: менестрель мол, петь будет, монах — грехи замаливать, а этот вот — охранять господина или убивать кого надо.

Заказывали они много. Монах ел, как ни в себя, наворачивал за обе щеки. Вот будет убыток, если не расплатятся! Междуморец положил перед собой на стол лютню, протянул пару раз пальцами по струнам. Сейчас будет спрашивать, не нужны ли его услуги, мол, развлечь публику, потешить сердца добрых людей. Только этой публике его песни, что корове ложе с балдахином. Здешним посетителям поесть бы, поиграть в кости да отоспаться перед дорогой в комнатах наверху.

Трактирщик опасался, как бы не явились сюда вояки местного князя, и не началась драка. А как всегда случается, чего больше всего боишься, то и происходит — вояки эти не замедлили явиться. Числом — аккурат, дюжина. Завалились гурьбой в его таверну, и сразу же окружили столик с новыми гостями. Конечно — они-то против, чтобы этот Одаренный — боевой Мастер, тут ошивался. Говорят, он один может заменить двадцать обычных воинов. Еще поговаривают, что если господин нанимает этакого боевого Мастера, то мир и покой такому господину обеспечен — враги попросту опасаются с ним связываться. Мастеру даже не приходится сражаться за жизнь, честь или имущество князя — одна только слава делает свое дело. А этот пришлый видно, что опытный, еще и с двумя мечами... такой, наверное, и один против армии не побоится выйти. Если князь его наймет, то всех остальных повыгоняет к смарговым печенкам!..

— Слушай, ты! — закричал командир княжеских наемников, обращаясь к Мастеру. — Тебя здесь не ждали! Тебя сюда не звали! Вот и ступай подобру-поздорову!

Менестрель, услышав сказанное, ухмыльнулся, пакостно как-то, непочтительно...

— Мастер Судеб сотворил этот прекрасный мир для всех людей!.. — пафосно, несмотря на то, что с набитым ртом, высказался монах.

— А ты вообще молчи, череп с веревочкой! А то мы тебя за эту самую веревочку и подвесим!.. Слушай, ты, Одаренный! Как тебя?..

— Если вы таким невежливым способом пытаетесь узнать мое имя, то я Мастер Адонаш. А как вас величать, господин-грубиян?

— Командир Хпок, Мастер Бараш! Вот, что я хочу тебе сказать: у нашего князя Жмейса слуг достаточно, а военных больше, чем достаточно! В твоих услугах он не нуждается! Телохранители у него лучшие из лучших!

Трактирщик подумал, что зря эти княжеские ребята задирают Мастера Смерти... Или у них подмога на улице стоит?.. Как пить дать — разгромят таверну!.. И кровь потом отдирать придется...

— А я и не нанимаюсь в телохранители.

— А-а-а! Так ты коровье дерьмо из Клана Бешеных быков — душегуб!

Трактирщик вздрогнул, если этот еще и из гильдии убийц — Клана Бешеных быков, орудующих здесь на востоке, то неприятностей будет больше, чем он думал. Каким же дураком нужно быть, чтобы так грубо разговаривать с подобным человеком?.. Но Хпок никогда особым умом и не отличался...

— Такой Клан мне неизвестен, а если бы и был известен, то я вряд ли вступил бы в него, хотя бы потому, что мне не нравится название.

— Все вы, убивцы, так говорите. А коровье дерьмо оно и есть — коровье дерьмо. И вонять оно меньше не станет от слов!

— Что-то я не пойму связи между коровами, отходами их жизнедеятельности, убийствами и мною.

— Что ты дураком прикидываешься? Всем известно, что есть такой клан Бешеных быков, и всем известно, какие услуги он оказывает. А тех, кто к этому клану принадлежит, мы между собой именуем просто — "коровье дерьмо"! А ты вот сидишь тут и делаешь вид, что ничего не знаешь, а у самого на шее, небось, медальон рогатый висит.

Мастер удивленно поднял брови и надпил пива из кружки.

— Знаешь что, Командир Хпок, отвечу тебе твоими же словами. Вас здесь не ждали, вас сюда не звали. Идите-ка вы отсюда подобру-поздорову.

Хпок вместо ответа резко схватил менестреля, сидящего к нему спиной, стащил того со стула, благо, что междуморцу далеко было до плечистого, ростом больше, чем шесть с половиной футов, командира. У горла парня оказался внушительных размеров нож, но тот не смутился и продолжал так же пакостно, непочтительно ухмыляться.

— Если ты сейчас же отсюда не уберешься... — прорычал Хпок, — я дружка твоего прирежу. Певунов всяких мы тоже тут не жалуем!..

— К миру призываю вас! — воскликнул монах, который так и не перестал уничтожать еду на столе, и делал он это, надо сказать, с истинно монашеским усердием. Будто яства эти — враги всего человечества.

— И что? Даже не вступишься? — спросил междуморец ровным спокойным голосом, словно его не здоровенный детина приобнял, приставляя нож к горлу, а самая симпатичная из подавальщиц.

— За них?.. — откинулся на спинку стула боевой Мастер. — Не буду я за них вступаться! Они меня "коровьим дерьмом" обозвали и к какому-то дурацкому клану приписали.

"За кого это должен вступиться боевой Мастер?" — не понял трактирщик.

— Тем более, ты — безоружен, вряд ли их слишком уж сильно покалечишь...

— Я-то безоружен, — ответил междуморец, — но у них — смотри, какой выбор. Вот кинжал, например, у моего горла — очень даже неплохой экземплярчик. А на поясе у него — настоящий злой клинок! Кро-о-ови хоче-е-ет — выпрыгивает из ножен! Я даже сейчас его слышу.

— Врешь!.. — подался вперед боевой Мастер.

Трактирщик затряс головой — он вообще ничего не понимал.

— К миру призываю ва-а-ас! — повторил-пропел монах, откидываясь на спинку стула и поглаживая набитое брюхо.

— Злой клинок напоить, — снова сказал Мастер, — это любой дурак сумеет. А ты вот без оружия попробуй!

— Ладно... — вздохнул междуморец.

— И огонь не использовать!

— Ладно... — снова вздохнул междуморец.

— О чем это вы болтаете? Смарг вас сожри! — выругался Хпок и сплюнул на пол. — Ты что, не понял меня, Мастер Бараш? Уматывай отсюда! А то я сейчас дружку твоему пущу кровь!..

В это мгновение рука междуморца взметнулась, перехватила руку Хпока с кинжалом, выкрутила, и нож со звоном упал на пол. Менестрель ловко отпрыгнул в бок. Командир схватился за меч.

Охрана купцов и сами купцы, оторвавшись от еды и питья, развернулись так, чтобы все хорошо видеть, и, предвкушая зрелище, уселись поудобнее.

Боевой Мастер спокойно попивал пиво.

Музыканта окружили и в его сторону нацелились сразу дюжина клинков.

— Не позорить меня! — рыкнул капитан. — Убрали мечи! Что я, с менестрелем не справлюсь? Кто влезет, тому лично ухо отрежу! Поняли?

Лязг входящего в ножны оружия подтвердил, что — поняли. Воины отошли дальше, приняв позы зрителей. Кто-то стал у стены, кто-то непринужденно уселся на табурет за столом, а кто-то и прямо на стол.

Хпок наступал на менестреля, теснил. Тот протянул руку, не глядя, нащупал прислоненную к стене швабру.

— Ух, как поет!.. — весело воскликнул междуморец, выставляя швабру перед собой, и подмигивая Мастеру Адонашу. — Куда там злому клинку!..

Хпок рубанул по швабре, срезая горизонтальную перекладину.

— Спасибо, — сказал Междуморец и завертел палкой в руке, так быстро, что след от нее смазывался и превращался в сплошное мутное колесо. В другой его руке что-то сверкнуло, маленький светлячок поплыл вверх и застыл, притаившись между потолочными балками. Командир отвлекся на световой шарик, и в это мгновение палка в руках менестреля с быстротой, едва заметной человеческому глазу, замелькала, охаживая Хпока по спине, по предплечью, по кисти руки, в которой зажата была рукоять. Меч выпал, зазвенел. Хпок грязно выругался.

Командир нагнулся было за оружием, и тут же отхватил палкой по носу, а следом в пах. Хпок взвыл от злобы и бессилия, согнулся пополам, разражаясь страшными проклятиями. Междуморец выпрямился, оперся на палку. Стоит и лыбится во весь рот...

Воины заволновались. Руки непроизвольно тянулись к рукоятям мечей, но угроза командира, и отсутствие каких-либо знаков об отмене прежнего приказа, удерживали доблестных вояк от активных действий.

Хпок снова попытался взять в руки меч, и на этот раз междуморец позволил: стоял неподвижно, глядя, как командир, красный от гнева, поднимает клинок и, перехватив рукоять двумя руками, становится в стойку для атаки.

Но стоило Хпоку выдвинуться вперед — и междуморец, скользнув смазанной тенью, оказался у того за спиной. Трактирщик не успел уловить взглядом его движений и ударов, и лишь звон вновь выбитого из рук командира меча дал понять, что музыкант с деревянной палкой снова победил опытного вояку с острой железкой.

Ту ярость, что читалась сейчас на лице Хпока, сложно было описать словами. Он шипел и плевался, казалось, кипятком — что тот чайник на плите. Нагибаться за своим мечом не стал, а выразительным движением глаз дал понять одному из своих, чтобы подал ему валявшийся на полу кинжал — тот самый, который недавно был у горла междуморца. А, получив, наконец, в руку лезвие, которым можно было исполосовать ненавистного врага, разъяренным медведем пошел на междуморца. Музыкант пятился. Княжеские вояки выстроились плотной стенкой, не давая тому проходу, но и не вмешиваясь в поединок. Но междуморец лишь улыбнулся, плавным танцующим движением скользнул влево, затем прямо и вправо. Он нанес несколько быстрых, неопасных, но болезненных ударов — и вот уже в который раз командир оказался безоружным и избитым.

— Ты что, тоже боевой?.. — белея от досады, кричал Хпок.

— Эх, не скроешь от вас ничего... — ответил менестрель, наиграно вздыхая.

Трактирщик слышал, что боевые Мастера, не учась никогда, удивительно ловко сражаются с мечом, слышал и про Одаренных лучников. Могут Мастера вот так и с секирой, и с копьем, и с кинжалом, но чтобы со... шваброй? Нет, такого он не слышал.

Один из бойцов — совсем молодой, обнажил меч.

— Вон! — рявкнул Хпок. — Все вон из трактира!!! Пошли отсюда!

Он ревел и брызгал слюной, чуть ли ни пинками выпроваживая своих ребят из зала. Музыкант наблюдал. Мастер Адонаш смеялся. Монах, кажется, задремал.

Междуморец стукнул Хпока палкой по макушке, так как тот снова попытался поднять меч. Капитал взвыл, его ярость, так и не нашедшая выхода, сникла до какой-то почти детской обиды. Теперь, когда его не видели подчиненные, он обрел способность мыслить более-менее здраво, понимая, что двоих боевых Одаренных не одолеть дюжине обычных солдат. Он потер ушиб, заругался последними словами, а закончив бранную тираду, сдавленно произнес:

— Хватит... Мы уйдем! Уйдем, ладно! Что тут поделаешь с двумя Мастерами!.. Брось ты эту палку!..

Хпок опять нагнулся, чтобы взять меч, а междуморец вновь ударил его.

— Да что ж такое! Смарг тебя сожри! Я только возьму свой меч и уйду.

— Потом возьмешь, — сказал междуморец, — когда мы покинем это место.

— Назови свое имя, — хмуро попросил Хпок, уже стоя в дверном проеме. — Я должен знать, кто меня обезоружил.

— Тафин Довирдос, — весело ответил междуморец, и трактирщик заметил, как на губах Мастера Адонаша появилась ухмылка. Монах же поднял на музыканта округлившиеся глаза.

Хозяин от души радовался, что легко отделался: ничего не разбито, ни искорежено и кровь не придется отмывать с мебели и с пола, только швабра пострадала.

— Мы же договаривались, чтобы без огня, — произнес боевой Мастер, кивнув в сторону огонька, выпущенного междуморцем в драке. Тот так и висел под потолком.

— А это не огонь, — возразил менестрель, — это для отвлечения внимания. Ну... и плата за обед...

Междуморец с той же молниеносной быстротой, с какой управлялся он с палкой, ссыпал в кожаную сумку пироги из миски со стола, бросил туда же баранью ногу, недоеденную монахом, оправил лепешки, козий сыр, оплетенный бутыль с вином. Трактирщик только и успевал, что моргать, перебегая глазами с его сумки на стол и обратно. Менестрель положил обоим спутникам руки на плечи и их окутал туман, в котором потрескивали суетливые искорки.

Троица исчезла.

— Кто это такой? — после затянувшегося молчания раздался перепуганный голос одного из купцов.

Трактирщика из окаменелости, вызванной высшей степенью удивления, вывела мысль, что странные пришельцы не заплатили за обед ни одной дрянной монеты!

— Смарг их побери!.. — заорал он, отбрасывая тряпку и спеша к столу, где только что сидели наглые гости. Хрупкая надежда, что те оставили там хотя бы огонек... хотя бы жар — медную монетку... еще теплилась в нем. Но нет! Ни искры, ни пламени!..

"Огонек!" — вдруг вспомнил трактирщик, обернулся и уставился на потолок, где все еще висел сияющий шарик, ярко освещая закопчённые балки и мохнатую от пыли паутину под ними.

Трое купцов уже стояли прямо под этим местом. Их пронырливые умишки успели сообразить, что это может быть такое. Трактирщик боялся поверить.

Он, ругаясь, растолкал, алчно поигрывающих желваками и сверкающих жадными глазами, торгашей, протиснулся между ними, тяжело влез на стол — поди, не юнец уже. Можно было и Борка послать, но... нет! Он достанет это сам!

Трактирщик раздраженно стянул облепившую ему лоб паутину, чихнул от пыли, потянулся, чувствуя, как хрустнули кости, но таки достал огонек.

Теплый, сияющий, как солнце! Перл Огненосца! Точно — он! Такие штуковины стоят дороже, чем чистой воды алмазы! Он расхохотался!

— Я богат!.. Я богат! К смаргу трактир!.. Я богат!.. Я новый князь!.. Храни тебя Мастер Судеб, Тафин Довирдос, кем бы ты ни был!..

Трепетно зажав огонек в ладонях, трактирщик огляделся, думая, как слезть со стола без помощи рук. В конце концов, он спрыгнул, ухнул от боли, прошедшей от пяток выше по костям до самого копчика. Сделал несколько некрепких шагов, пытаясь удержать равновесие, это удалось — он выпрямился, торжествующе осклабился, скривившимся, будто от кислятины, купцам, и, так и не разжимая рук, пошел наверх, крича по дороге Борку:

— Выгоняй всех взашей! И закрывай трактир! Я богат!..

На стоянке

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина.

— Тафин Довирдос? — протянул Адонаш. — Джай, ты хотя бы запоминаешь имена, которыми называешься? Это уже двенадцатое на моей памяти за последний год.

Мастер Адонаш потянулся, прислонился к дереву, зевнул.

— Не двенадцатое, а тринадцатое, — исправил его Скайси, усердно натиравший зеленой жижей косичку на макушке. Его руки от этой гадости тоже были зелеными, словно у жабы.

Джай задумчиво разгрыз хрящик бараньего ребрышка, мясо уж давно было съедено, но он продолжал обгладывать косточки. После приключений в Бирской корчме есть хотелось так, будто с утра во рту не было ни маковой росинки, несмотря на сытный завтрак и плотный обед перед тем, как началась драка. Хорошо хоть спутники его сыты, и все сметенные со стола остатки достались ему.

— Конечно, запоминаю, чтобы не повториться, — ответил он.

— И зачем это тебе? — Адонаш заложил руки за голову и прикрыл глаза.

— Не люблю славы. Не хочу, чтобы меня запомнили...

— Тогда тебе нужно было родиться в центральной Тарии, иметь нормальный цвет волос, а то твоя седина и лицо, как у мальчишки, волей-неволей наводит на мысль о наличии Дара...

— Нет у меня никакой седины, — возразил Джай, запивая съеденную лепешку водой из бурдюка. — И это у Скайси лицо мальчишки, а не у меня.

— Это еще не так бы притягивало взоры, — продолжал, не обращая внимания на его слова, Адонаш, — будь у тебя светлые глаза, а то ты черноглаз, что годжиец... Тот, кто видит тебе впервые, сразу думает об Одаренных. Притом считает, что тебе уж больше ста пятидесяти.

— И что ты хочешь этим сказать?

— А то, что ты обладаешь весьма приметной внешностью, и выдуманные имена тебе не помогут.

— Обычная междуморская внешность.

— Ну да... — смеялся Адонаш, — Но, насколько мне известно, междуморцы обычно торгуют или, — он кивнул на лютню, — играют, а не дерутся с капитанами, создавая при этом Перлы Огненосца.

— Так что ты посоветуешь? Перекрасить волосы? Одолжи этой твоей зеленой гадости, Скайси!

Скайси не одолжил.

— Кстати, что ты сделал с той палкой — ее должен был разрубить в щепки меч этого... как его... Хпока?

— Укрепил...

— И, скажи на милость, как ты с деревянной палкой пробуждаешь Силу Мастера Оружия? Дерево ведь — не железо — не поет!..

— Понятия не имею... — Джая заботило сейчас лишь то, как утолить терзающий его голод.

— Джай — хотя бы, это твое настоящее имя? — не отставал Адонаш, обычно он не такой болтливый.

— Они все настоящие...

— А как же! — Мастер Меча, разослал одеяло, улегся, подложив седло под голову. — Прямо вижу, как твои родители, держа тебя на руках, произносят скороговоркой все тринадцать имен, а в конце добавляют — Джай, а потом обижаются на родичей, что не запомнили, как же они назвали сына.

Скайси громко рассмеялся, тряся при этом головой, отчего косичка его задергалась, разбрызгивая зеленую жижу. Джай увернулся от летящей в его сторону густой капли, та шмякнулась о круп лошади Адонаша и растеклась по серой шерсти, оставляя ярко-зеленый потек.

— Нет, зеленый мне не пойдет, — задумчиво произнес он, следя за процессом.

Тем временем солнце окончательно скрылось за горизонтом. Адонаш перестал болтать — значит уснул. Скайси тоже укладывался, заворачиваясь в одеяло и растягивая косичку на камне у изголовья, чтобы сохла. Он красит ее в такой едкий зеленый цвет уже с месяц, до этого щеголял с желтыми волосами, а когда они только познакомились — с оранжевыми... Хочет пройтись по радуге? Джай мало знал о всех тонкостях монашества и обычаях именно этого монастыря с Хребта Дракона.

Джай доел сыр — пересоленый, но чем солоней во рту, тем слаще кажется вода. Закусил свой обильный ужин кислым лесным яблоком. Рот связало терпкостью неказистого фрукта. Джай скривился, забросил далеко в кусты недоеденный огрызок, стал вглядываться в веселое пламя. Хорошо, что он дежурит первым — сон все равно не идет.

Джай поднял выкатившийся из костра и уже остывший уголек, и стал задумчиво чертить им по светлой плоской поверхности торчащего из земли камня, под которым расположился.

Глаза... Большие... горячие, изящные дуги бровей, нос, губы... овал лица... завитки волос... Это лицо он рисовал часто. Женщина. Кто такая? — не знал... Но каждый раз в последний год, когда ему выпадает возможность изобразить какое-нибудь художество, он в первую очередь рисует ее. И сожри его эфф, сожги его кивел, удави его кафтайф, если он знает, почему!.. Он вгляделся в нарисованные глаза, казавшиеся живыми в отблесках костра.

— Кто ты такая? — прошептал он тише, чем шелестит трава.

— Кто ты такой, Джай? — раздался негромкий голос Адонаша. И вовсе тот не спит, хотя глаза закрыты. — Столько лет с тобой знаком, но кто ты такой, так и не понял. Вот сейчас только подумал: все, что я о тебе знаю, это то, что ты междуморец, чаще всего называешься Джаем, по крайней мере, для друзей, можешь быть Мастером любого Пути, а иной раз и нескольких одновременно. Больше ничего... Кто же ты такой?

— Если б я сам знал... — рассмеялся Джай. — Я — это я.

— А сколько тебе лет? — подключился, тоже притворяющийся спящим, Скайси.

— И, в самом деле, сколько? У тебя ведь не заметно будет седины... Впрочем, зуб даю, что тебе еще нет и ста.

— Ты бы зубами не разбрасывался, — усмехнулся междуморец, — Услуги Целителя знаешь, сколько стоят?

— Но ты же сам можешь исцелить!

— Я — могу, а ты — нет. А расце-е-енки...

— Что? Не поможешь другу бесплатно?

— Я бы помог, но ты ведь знаешь, что устроили мне Тхолинские Целители, когда я в их городе уж не помню кого, бесплатно исцелил. Они даже пообещали нанять боевого Мастера, чтобы тот отрезал мне что-нибудь жизненно важное, лучше всего голову, если я еще кого-нибудь исцелю задаром.

— Ага... Помню... Они меня уговаривали с тобой покончить, предлагали целых тридцать пламеней. — Скайси присвистнул — целое состояние. — Любому Целителю известно, что предупредить легче, чем лечить, вот они и хотели предупредить твое бесстыдное бесплатное целительство во вред их славной гильдии.

— Вот как? А я и не знал...

— Так что придется тебе исцелить меня из благодарности.

— Ты, Адонаш, как я вижу, спать не хочешь, может, будешь первым караулить? Или ты, Скайси?

В ответ — тишина...

Гипок

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Западный лес.

— Может, переместимся? — снова заныл Скайси и хлюпнул носом. Вид у него был довольно жалким: дождь, не прекращающийся уж большую часть дня, намочил его серый балахон, и тот лип к щуплому телу, капюшон совершенно не спасал. Косичка размокла, зеленая краска (гораздо менее стойкая, чем оранжевая или желтая, используемые для покраски ранее) растеклась по лицу, делая его зеленовато-призрачным. Испачкались зеленью и одежда Скайси, и его пегой мерин по имени Вершок, выло ступавший, хлюпая по грязи и лужам. Адонаш осклабился, обгоняя его на ладной серой кобыле:

— Не хнычь, Скайси! Нечего теперь хныкать, раз решил с нами идти!

— А я не хнычу... Просто неразумно как-то — мокнуть под дождем, когда мы вмиг могли бы оказаться в теплом сухом месте. Отчего тебе, Джай, нас не переместить?

— Не люблю я этого. Появляешься среди людей — они пугаются. Кричат: "Призрак! — мол, — колдун! Смарг недобитый!" — отшучивался Джай. — А если еще ты с этакой зеленой пикой перед добрыми людьми возникнешь из неоткуда, так они нас палками забьют.

— Кстати, зачем ты этот свой хвостик крысиный красишь в зеленый? — Адонаш не испытывал никакого дискомфорта из-за дождя, несмотря на то, что по лицу и плечам, по крупу лошади бежали веселые и не очень теплые струйки воды. — С желтым, сожри меня эфф, тебе было лучше!

— Такова клятва, — пробурчал зеленый мокрый монах — ну жаба жабой! Сколько ж он краски намостил на эту свою косичку?

— Клятва? — Адонаш поднял бровь.

— Обычай такой. Каждый монах, прежде чем начать полноценное свое служение должен бродить по свету, постигая истины. Мы окрашиваем волосы в оранжевый, и ходим так, пока не получаем откровение об огне.

— Об огне... — эхом повторил Адонаш, кивая с понимающим видом.

— Да. И тогда можно окрашивать волосы в желтый, пока не получить откровение о радости. А когда получишь — в зеленый, чтобы познать природу жизни всякого творения.

— Так, стало быть, откровение об огне и о радости ты уже получил? — спросил Джай, чтоб отвлечься: он был не в восторге от холодных потоков, хлещущих из разверзшегося неба. Но, в конце концов, он сам этот дождь и вызвал.

— Да, получил... — кивнул монах.

— И что ж это за откровения?

— Я не могу говорить, пока не обрету все семь откровений.

— То есть, пока радуга не кончится?

— Радуга бесконечна... — возвел Скайси очи горе, будто отыскивая в небе намек на эту самую радугу и окончание дождя. — Но ты прав, Джай. После зеленого — голубой — откровение о небе, потом синий — откровение о мудрости, фиолетовый — о прошлом и настоящем, и красный — о крови.

— Но ведь красный должен быть первым, разве нет?

— Радуга бесконечна... — протянул Скайси, и тут же выражение божественного вдохновения на его просветленном зеленом лице сменилось сморщенной умоляющей миной. — Ну, пожалуйста, Джай! Ну, давай переместимся!

— Чуть позже, — холодно ответил Джай и отвернулся. Если Скайси желает тепла, уюта и сытости, то ему не следовало связываться с ним.

Адонаш тоже, видимо, об этом подумав, ухмылялся, насмешливо разглядывая зеленого монаха.

Лес густел, а тропа сужалась, скоро ее вообще не станет. Джай спешился, хлопнул легонько вороного Ветра по шее, тот мотанул головой — походило на одобряющий кивок. Адонаш тоже слез с коня, внимательно осмотрелся вокруг, проверил привычным жестом, легко ли выходят мечи из ножен.

— Думаешь, он близко? — спросил Мастер тихо, но монах услышал даже сквозь шум дождя и ветра и тут же потребовал ответа:

— Кто близко?

— Кто надо! — сердито буркнул Адонаш, добавляя вполголоса: — Вот же — ушастый, сожги его кивел!

— Останься тут, а то кивелу некого будет сжигать.

— Ты хочешь, чтобы я его охранял?

— Да. — Джай сделал осторожный шаг в сторону зарослей кустарника.

— Я пойду с тобой!

— Нет, Адонаш.

— Дернул же смарг этого монаха за нами увязаться!

Джай не ответил, не стал объяснять, что в любом случае не взял бы с собой в чащу Адонаша. Это его — Джая дело. Одному проще.

Дождь усилился, переходя в ливень. Его стопы в промокших насквозь сапогах полностью утопали в воде.

Как раз такую погоду эта тварь и любит. Обычно он просыпается позже, когда деревья сбрасывают листья, а проливные дожди, вызванные не желанием Мастера Облаков, а природными особенностями здешнего климата, накрывают весь округ на целый месяц. Он вылезет из норы, скрытой под корнями какого-нибудь громадного дуба и направится, волоча по лужам скользкое тело, в ближайшую деревню за человеческими кровью и плотью... Гипок — наследие Штамейсмара. Древний давно спит, а его творения расползлись по всему востоку Астамисаса...

Джай внимательно осматривал особо крупные и раскидистые деревья: то, под которым гипок спал весь этот год, раньше других начнет сбрасывать листья, а на его коре появятся синеватого оттенка бесформенные наросты.

Вполне возможно, что тварь еще не проснулась, а тот след, что он видел три дня назад, оставили лесорубы, войлоком волочившие поваленное дерево... Но нет! Он уже две недели обильно заливает этот участок, словно поле с рисом, не мог гипок такого проспать! Джай старался аккуратно выбирать место, куда поставить ногу, но, по-видимому, не достаточно тщательно, так как сапог булькнул в яму, провалившись по самое колено и набрав полное голенище воды. Он выругался, присел на скользкий поваленный ствол, стягивая обувь...

— А-а-а! — раздался, заглушая капель, отчаянный крик с запада, откуда он только что пришел. — На помощь!!!

Сложно было не узнать тонкий и удивительно сильный голос монаха. Что там случилось, смарг их сожри? Неужели Адонаш оставил Скайси одного?

Джай отбросил сапог, так как обуться — не минутное дело, сплюнул, вскочил, и, создавая на ходу огненный меч, бросился бежать, поднимая тысячи брызг и прихрамывая на босую левую ногу, оказавшуюся короче правой по причине отсутствия подошвы и каблука. Пламя Огненосца может испугать гипока, и тот спрячется глубоко и надолго, именно поэтому Джай не спешил творить меч раньше времени, но если Скайси так верещит, значит, дело серьезное... Скорее всего, гипок нашел монаха раньше, чем Джай нашел гипока!

Джай споткнулся о толстый корень, выпирающий из земли, но скрытый под лужей воды. Кувыркнулся, собирая лицом и волосами размокшую грязь, выругался шепотом. Меч, соприкоснувшись с сырой землей, сердито зашипел. Поднимаясь, Джай понял, что нашел, наконец, то самое дерево, под которым спал гипок — кора обильно покрыта синеватыми наростами, источающими неприятный запах. Он поспешно стащил второй сапог и побежал дальше, шлепая по лужам босяком, но уже не хромая.

Скайси пронзительно орал откуда-то сверху. Задрав голову, Джай обнаружил его на двадцатифутовой высоте, сидящим, оседлав тоненькую веточку. Он, свесив голые ноги (балахон задрался до самых голеней), прижавшись к стволу, зажмурившись, вопил во всю силу монашьей глотки. На гладком, мокром от дождя стволе высоченного бука ниже той самой веточки, на которой восседал монах, совершенно ничего не росло... Как он туда залез?

На поляне под буком, извиваясь и похрюкивая, ползал гипок. Здоровенный — футов сорок длинной, но еще достаточно худой после спячки — не больше пяти футов в обхвате. Твари ничего не стоило, просто приподнявшись, стянуть с дерева Скайси, но она этого еще не сделала — мешал Адонаш. Острые и проворные мечи Мастера, против гипока были, что прутики против льва, но отвлечь червя он таки сумел. Адонаш заскочил чудовищу на спину и, удерживая равновесие с изяществом канатоходца, предпринимал попытку за попыткой найти на гипоке место, уязвимое для его клинков. Джай знал, что такого места нет. Даже глаз червя защищен толстой прозрачной броней.

Гипок то и дело вставал на дыбы, пытаясь сбросить наездника, две пары из шести его коротких лап оказывались при этом в воздухе и комично подрагивали. Но тому, кого он умудрился бы достать этой своей пародией на конечность, несдобровать — там крючкообразные пятидюймовые когти, покрытые ядовитым веществом.

Джай разогнался, оттолкнулся, заскользил по размокшей жиже, ноги поехали вперед, подныривая под вздыбившуюся в очередной раз переднюю часть туловища гипока. Инерции разбега хватило, чтобы проехаться на боку вдоль всего тела твари, полосонув ее огненным мечом. Он тут же создал воздушный заслон, отталкивающий брызнувшую из раны синеватую жидкость — если этот аналог крови попадет на тело, никакое исцеление не поможет.

Он откатился в сторону, подальше от подыхающего, изворачивающегося в агонии и поливающего все вокруг своей ядовитой кровью, гипока. До Скайси не достанет, а вот на Адонаша может попасть. Джай спеленал друга воздушным коконом, поднял и осторожно положил рядом с собой. Тот беззвучно открывал и закрывал рот, таращил на Джая удивленные глаза, и только оказавшись на земле, призвал свойственное Мастеру Смерти самообладание, принял бесстрастный вид, вскочил на ноги, и вложил в ножны свои мечи.

Гипок последний раз дернулся в агонии и замер бесформенной смердящей грудой на земле

— Осторожнее, — предупредил Джай, убирая огненный меч, — не касайтесь его крови, не вступите ненароком — она ядовита!

Пола его верхней длинной туники оказалась полностью синей, и Джай, сообразив, наконец, что окрасило его одежду, ругнулся и отсек ее небольшим кинжалом, который всегда носил в рукаве, по пояс. Один гипок стоил ему новой туники и пары неплохих, еще не сношенных, главное — удобных сапог! Вспомнив о Скайси, Джай хотел было снять того с дерева, но монах, по-паучьи ловко перебирая ногами и руками, был уже почти у самой земли. Соскочив со ствола, парень указал на мертвую тварь трясущимся пальцем и воскликнул то и дело срывающимся на писк голосом:

— Что это было? Что это за тварь?.. Никогда такого не видел! Оно же сожрать меня хотело!!! Клянусь, потухни мой огонь! Оно собиралось меня сожрать!!!

— Собиралось, Скайси... — рассмеялся Адонаш, и, проходя мимо, потрепал невысокого монаха по лысой голове и торчащей на макушке косичке, ярко-рыжей сейчас — дождь смыл краску, оставив природный цвет.

— Что? Оно собиралось меня сожрать?.. — теперь Скайси был удивлен.

— Разве не об этом ты только что кричал? — усмехнулся Мастер Адонаш, затем повернулся к Джаю. — Может, прекратишь этот дождь? Лошади разбежались, нужно их найти.

Джай разогнал облака, только ласки теплого солнца они так и не почувствовали, потому что светило клонилось уже к закату, занырнул за вершины деревьев. Теперь можно было бы и переместиться, но Ветра он не хотел здесь оставлять — привык к лошади.

Только сейчас Джай в полной мере ощутил всю "прелесть" хождения босяком по холодным лужам — ступни скрутило судорогой. Мокрая одежда липла к коже, Джай понял, что стучит зубами, а еще он понял, что на него нахлынул отток Силы. Так порой бывает после работы с огнем: сильная штука... Он сейчас даже маленького костерка не разожжет при помощи Дара.

Адонаш ушел в лес, разыскивать лошадей. Мастер отменный следопыт — найдет их обязательно. Скайси, прекратив, наконец, пялиться на дохлого гипока, подошел к Джаю и принялся что-то рассказывать, а у Джая в глазах расплывался мокрый, начинающий желтеть лес, синие пятна крови убитой твари на деревьях и траве, рыжая косичка и круглая мальчишеская физиономия монаха. Он рухнул на колени, а затем и на бок, думая, что этот отток необычно сильный, забываясь...

Телега

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина.

Джая встряхивало и подбрасывало. Бока ощущали твердые доски под собою, а солома была подстелена столь тонким слоем, что больше колола, чем смягчала. Он разодрал веки, приподнялся на локтях. Мучила жажда, и первое, что он увидел перед собою — это протянутая рука Адонаша с флягой. Друг знает, что нужно. Как его угораздило — такой отлив Силы из ничего... Джай жадно напился, прикрыв глаза от удовольствия, и лишь после этого стал осматриваться.

Они в движущейся телеге. Адонаш полулежил рядом, грызя соломинку и щурясь от солнца. Скайси сидит на козлах около плотного, чуть сгорбленного седого мужчины, управляющего парой лошадок. Ветер, Вершок и кобыла Адонаша — Миси, привязанные, плетутся за телегой. Джай вздохнул с облегчением, увидев притороченную к седлу Ветра свою лютню в чехле — не потерялась.

Припекало солнце, а значит прошла ночь, и наступил следующий день. Одежда Джая высохла — это утешительно, а вот ноги по-прежнему босые — что огорчает. Сапоги он себе справит, вот только новая обувь всегда жмет, да и прежних жаль, их он приобрел в Бильде у лучшего сапожника, каковыми славиться тамошняя земля.

— Куда это мы едим? — спросил Джай.

— Ото, гляди! Синица мне в глаз! Чумазой, кажись, прокинулся! Заверни его смарг у двурогий бублик! — весело заорал их возница, сдобрив свою речь еще парой-тройкой отборных и непонятных Джаю ругательств.

— Этот добрый человек пригласил нас в свою деревню, — откликнулся Скайси, щеголявший вновь зеленой косичкой.

— А шо это ты, чумазой, так долго оклематься не могишь? Хильнул лишку? Да? — хозяин телеги выкрутил шею, явив Джаю хитрые прищуренные глаза, крупный нос, подбородок, поросший редкой растительностью, и оскаленные белоснежные зубы — в отличном состоянии, хотя лет ему, на вид, было уже за пятьдесят. — Эт, ты нашенской вуривихи не куштувал! От нее и у смарга беньки на макушку выскочат! Вот, чтоб мне воробей у рота залетел и тама нагадил, — говорю те — выскочат! А конь твой? Гарный конь!.. Давно такого гарного коня не видал! А если конь твой, то и сбруя твоя, а значит и брынькалка — тоже твоя! А ты, стало быть — певун бродячий! Так? — Не дожидаясь ответа и подтверждения верности выстроенной им логической цепочки, он продолжал. — Знаю я, как вы, менястрели, до этого дела падкие! Ну до выпивона, а не то, шо ты думаешь, хоч... — он на мгновение сердито сдвинул брови, — до того дела — до баб, то есть, тоже вы падкие... Наделай мне аист на телегу! Ох ты и налакался, менястрель!.. Это ж надо так измараться — с головы до ног! Вот у меня хряк такой был! Как жонка моя сделает вуривиху, а отжим ему кинет — тот наглотается, а после, пока усю грязюку на пятак на свой свиной не назбирает, так до дому не повернет! Смарг его поросячью родительницу...

Джай громко кашлянул, сравнение с хряком было ему не по душе, но мужик не малейшего внимания на его обиду не обратил.

— Так вот шо кажу! На шо те, менястрелю, такой гарный конь? Продай его мне!

— А тебе он на что, хозяин? — Джай окончательно пришел в норму, чувствовал себе он неплохо, поэтому поднялся и оказался рядом с возницей, оттесняя Скайси.

Монах не стал возражать, возмущаться, а смиренно перебрался назад к Адонашу, и Джаю даже показалось, что облегченно при этом вздохнул.

На селянина Джай решил не обижаться: пусть себе чешет языком, какое-никакое — развлечение.

— Да ужо сгодится! А тебе, чумазой, я в обмен складную кобылку дам ... Ну, доплачу, конечно... Вот не нужон тебе такой конь и усе тут!

— Чего ж это не "нужон"?

— А вот гляди: завтра Мастер твой Адонаш пойдет на восток, а ты — на запад и встретятся тебе вежливые робята, нож к горлу приставят и скажут, мол, слезай с коня! И ни обмена, ни искры, ни пламени, не предложат, от шоб меня галка склевала! А ты шо?

— Что?

— Шо, шо... А ты брынькалкой разе отобьешься? Не-е! А будет у тебя моя кобылка — никто не позарится. А она тебя не хуже жеребца твого отвезет да хоть на край света, пущай и не такой она дорогой породы!

— Так у вас разбойники промышляют? — усмехнулся Джай.

— Кто? Ну, не в нашенском краю, синица мне в глаз! Их Истребитель быстро поперевешает — хай только объявятся! Дерев-то в нас хватает! А от отъедешь чуток дале, так там тебя сразу и сцапают — хватает бандюг, шоб им с самой синею смертью ночью лягти, а утром не прокинуться! А шо тебе те разбойники, ты вот нашенской вуривихи нализаешься и никакие разбойники не нужны будут — конь сам убягит. А жалко такого гарного коня!

— А тебе, дядя, конь мой, стало быть, для разводу?

Возница глянул на него прищуренными глазами, хмыкнул:

— Ох и хитер же ваш брат! Ты вот как беньки свои разлепил, так я сразу понял, кто ты есть! А то за грязюкой ни волос ни пики не разглядишь, а очи такие токмо у междуморца можуть быть! Прав я али не прав?

— Если прав, дядя, то тебе всей вуривихи в твоей деревне не хватит, чтобы выманить у меня коня. Да и вообще, дернул тебя смарг со мною торговаться — я ж тебя как липку обдеру, даже если буду пьяным! Или ты мало о нашем междуморском брате слышал?

Позади раздалось сдавленное хихиканье монаха. Хозяин сник, почесал затылок, обмозговывая слова Джая: междуморцы и в самом деле слыли непревзойденными торгашами и хитрецами.

— Да... не настоящий ты междуморец... — Теперь мужик не был так уверен. — Вот, колесо мне в задницу, — не настоящий! Я слышал, что ваш брат могет бочку в себя влить — и не в одном глазу! А ты вот — наклюкался, что свин! Наделай мне в ухо ворона!

— А ну тормозни, дядя! — воскликнул Джай, заметив у дороги небольшой ручеек — шагов пять-семь шириной. Если они едут в деревню, что следует привести себя в благопристойный вид, прежде, чем являться перед людьми.

— Прр! Нашо то тебе, Чумазой?

— Погоди пару минут!

Джай ловко спрыгнул с телеги. В босые, непривычные к тому подошвы сразу же вонзились сотни мелких камушков. Он поморщился, пошел осторожнее, добрался, наконец, до ручейка, оказавшегося не глубже локтя, и принялся в нем плескаться, смывая, прежде всего, слой грязи с лица и волос. Гипок не должен стоить ему еще и репутации! А то все станут называть его на манер этого вот дядьки: "Чумазой".

Приведя себя немного в порядок, он вернулся к телеге, и, судя по кислому лицу мужика, у того не осталось сомнений, что он — междуморец: пепельно-серые волосы и черные глаза не дадут Джаю никого обмануть, разве что отпустить косу и всем показывать, что ты Одаренный...

— Ну, так ты на человека похож! Шоб тебе кукушка на голове кукушат вывела! Даже имя у тебя теперь спросить хочется! А спутники твои мовчат, воды у рота понабирали! Он, кажуть, сам представиться!

— Ты сам-то назовись! — Джай вновь занял свое место рядом с хозяином, отметив, что монах вовсе не в обиде, за то, что его прогнали — Скайси вытянулся во весь рост на сене, закинул руки за голову, его веснушчатое лицо выражало покой и блаженство.

— Так я ужо назывался, токмо ты все проспал, братец! Ладно, ладно. Повторюсь. Я Дишик-кузнец из Низинки — так, стало быть, деревня моя называется. А ты кто такой будешь?

— Я — Астри Масэнэсс из Междуморья! — рассмеялся Джай, и услышал хмыканье Адонаша и шепот Скайси: "Четырнадцать!".

— Чудное имечко... Ворона тебе в подмышку! Погодь... Мне отойти надо... До ветра схожу...

Теперь хозяин сошел с повозки, отходя к дороге, а Адонаш зло прошипел:

— Самое дурацкое имя из всех, какими ты когда-нибудь назывался!..

— Отчего же?

— А оттого, что его запомнить невозможно! Ты бы нас со Скайси пожалел, когда выдумываешь эти имена! Где ты их только берешь?

— Из ветра выхватываю!

Адонаш сплюнул.

— Ты же захочешь, чтобы мы тебя в деревне так называли при людях? Повтори, сожри тебя смарг! Как там? Аси Масталэс?

— Астри Масэнэсс. Астри Масэнэсс. И если тебя так уж злит, что я каждый раз выдумываю новое имя...

— Да, поверь, меня это злит!..

— То я так буду впредь называться. Так что — запоминай хорошенько: Астри Масэнэсс!

— Ловлю тебя на слове, Астри Масэнэсс! И если еще раз услышу что-нибудь другое...

— Ну шо, братки! Поехали! — вернулся Дишик-кузнец. — Нно-о-о! Давай, клячи, давай! А то на колбасу пущу! — он дернул поводья, стеганул их длинным концом одну из лошадок и затянул басистым гулким голосом:

А у нашей у Низинке бабы ладные,

И накормят, и напоють, и не жадные!

Токмо руки не тяги, куда не следует,

А не то их кулака ты отведаешь!

Кулаки у наших баб-то железные,

Знают это мужики наши местные,

А уж вы, чужеземцы — хилые,

Раз вас вдаришь и помрете, как милые!

От восхищения достоинствами Низинских женщин, с их воинственным характером, Дишик плавно перешел к описанию того, что видел перед собой на дороге или на обочине. В своей бесконечной песне он призвал всех окрестных птиц куда-нибудь ему нагадить, воспел невиданную красу всех былинок и травинок, сравнил стадо пасущихся овец с "небесными облачками с белыми завихрюльками", а одинокого быка, привязанного к колу и недобро поглядывающего на телегу, с захватчиком, который якобы угрожал когда-то их краю.

— Ты что, на ходу выдумываешь? — спросил Джай, припекающее солнце и монотонное пение хозяина его сморили, а места в телеге, чтобы прилечь, уже были заняты монахом и Адонашем.

— Шо? И не снилося тебе такого, менястрель? Сам-то не могишь так?

Джай пожал плечами:

— Не знаю, не пробовал. Расскажи лучше что-нибудь про свою деревню. Много у вас там людей живет? Если ли трактир?

— Выспрашиваешь? Думаешь, смогешь или нет нас песенками своими облапошить? Так, вот, тебе навряд ли кто хоть искру даст. У нас и не таки таланты имеются.

— Ты, например?.. — усмехнулся Джай.

— Да куда мне! Вот дочка Бугая-кожевника. Она знаешь, как поет? У-ух! И девка, что надо! И песни складает! Да еще какие. Кому ты нужон у нас в Низинке. Може, разве шо, у князя тебя послушают?.. Да не-е-е и туда тебе лучшо не соваться! У князя, знаешь, какие музыки?

— И какие?

— Из этих вот... — Дишик перешел на шепот, кося глаза и кивая себе за спину, туда, где задремал Адонаш.

— Одаренные?

— Мастера!.. У него полно их. И сам князь из Долгожителей будет, стало быть... Он, если шо, друга твого на службу возьметь. Денег у него достанет! У него говорять, таких целый отряд. Человек тридцать! Ты уж мне поверь!

— Как его зовут?

— Кого?

— Князя этого!

— Божен Истребитель кличут.

— И что же он истребляет? Запасы вина в погребе? — Джай рассмеялся, а кузнец, наоборот, спрятал свою извечную улыбку, и нахмурился.

— Не-е-е, братец, ты так не шути про нашенского князя... А то он тебя истребит. Он, знаешь ли — великий муж! Места эти раньше нежилые были... Усе, упусти галка мне в ухо, здеся кишело смаргами. Нельзя просто пройти было!.. Так вот, нашелся наш Божен, — а было это, когда дед мой еще не родился, — собрал молодцов, таких, как этот дружок твой, и вычистил всех этих смаргов... отправил это гнилое отродье к их вонючим праотцам!

— Всех уничтожил? — недоверчиво поднял бровь Джай.

— Почти шо... Есть еще... Лазють по лесам, прячутся. Баб наших иной раз портють... ну, ежели баба сама захочет ведьмой стать...

— Ты хоть одного видел?

— Видел, приходилось! — Дишик повернулся к нему и, склонившись, перешел на вкрадчивый шепот. — Один раз было дело. Пошел я скотину загонять. Коровки у меня имеются. Так одна была тяжелая, и я ее отдельно от стада на травку пустил. Ну, гляжу значится, а коровка дергается, ушами прядет, хвостом бьет. Думаю, что, потухни мой огонь, творится? А вечер был, стемнело ужо! Гляжу, а в траве — он!.. Зырит на меня беньками желтыми — каждый с миску величиной, они светятся... Меня аж пробрало... так пробрало, шо я с места не мог сдвинуться... Так бы там я и остался, если бы не мужики. Они с поля возвращалися, и смарг их заметил и дал стрекоча! Потом его Божен отловил конечно. На кол насадил и выставил понад дорогой, шобы люд знал, какой этот смарг есть! И шо он ужо никого не сожрет!

— Хм... И каков этот смарг есть?

Кузнец рассмеялся, откидываясь назад, хохотал он так громко и так долго, что разбудил Скайси, тот приподнял голову, рассеянно заморгал, проверил на месте ли его косичка и снова захрапел.

— Ты, менястрель, ни разу не видел смарга? А еще — странник! Ай-ай-ай! Небось, у тебя в каждой песне про смарга, а ты его вживую не видывал. Вот останешься у нас, так поди ночью в Ведьмин лес, стань на перекрестке и кажи так: "Приди ко мне, да при луне, я тутоньки один-сам, крови тебе дам!" и тогда точно увидишь! Токмо потом никому не расскажешь, что видел — сожрет он тебя! Шоб мне ворона все глаза повыклевала, сожрет — не подавиться. Они токо бабу могут пожалеть... ну, если баба... того... ляжет с ним... и она тогда ведьмой становится!

— Поучительная история... Так каков смарг этот? Ты же его рассмотрел, если не тогда вечером живого, то уж дохлого точно!

— Рассмотрел, а как же! Мелкий он... локтя три, три с половиной, руки длинные, волос никаких нигде нет... И этого... ну... этого самого... — возница указал на место у себя между ног, — у него нет... совсем, клюнь меня дятел! Зубища из рота торчат... острые... тонкие такие. А сзади у него то ли крылья, то ли ворот такой... я так не понял... Охотники Истребителя здорово шкуру ему подпортили... Гадкое такое, шо дерьмо с кишками... а воняет от него и того хуже... И как некоторые бабы с таким ложатся? Это ж надо так хотеть стать ведьмой!

— И, в самом деле, как?.. — усмехнулся Джай. — Ты же сказал, клюнь тебя дятел, что у него нет... этого самого... необходимого?

Вопрос совершенно сбил кузнеца с толку, он, похоже, не задумывался над такими странностями, и не рассматривал ситуацию с этой точки зрения. После некоторого молчания, сопровождаемого почесыванием в затылке и задумчивым хмыканьем, Дишик произнес:

— Ну не знаю... може отрезали они его... ну, охотники... Кто их знает? А може есть и другие смарги со всем, что нужно?..

— Может и есть, — Джай засмеялся — ему показался забавной версия о процессе превращения в ведьму.

Но смеяться пришлось не долго. Дорога нырнула в небольшую редкую рощицу, а на первом же дереве привязанным к стволу на пятифутовой высоте висел труп молодой женщины с окровавленными пустыми глазницами и растрепанными длинными волосами. Синяя полоса на шее и почерневшее лицо, ярко повествовали о причине ее смерти — ее повесили, а уж потом привязали к дереву. Она была в белом, разорванном в нескольких местах, обнажая грудь и бедра, платье, босая, с окровавленными, лишенными ногтей пальцами рук и ног.

— Ведьма... — отворачиваясь, тихо произнес Дишик.

— Кто это сделал?.. — послышался писклявый крик Скайси. — Кто так... изувечил женщину?..

Кузнец молчал, глядя вперед на дорогу...

— Так кто это сделал? — спросил Джай, оторвав, наконец, взгляд от печальной картины.

— Рыцари Очищения... — пробормотал хозяин. — И не спрашивай меня боле... Не мого ума дело... Раз уж решили ее повесить, значиться — ведьма! И все тут! Она у младенцев кровь пила, и со смаргами ложилась... Так ей и надо!.. Залезь мне крыса в нос, если я знаю больше...

— Кто такие Рыцари Очищения?

— Я ж те говорю, ты чи глухой совсем, междуморец?! Не знаю я ничего! Их дело — карать таких как эта... Она с виду токмо баба... а на самом деле... Нн-о-о! Но-о-о! — он подстегнул лошадок, видимо хотел как можно скорее отъехать подальше отсюда.

Оставшуюся часть пути Дишик молчал. Зато Скайси принялся бормотать и распевать молитвы на известном здесь только ему одному языке. Адонаш так и не проснулся, а может, только делал вид, что спит.

Низинка

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Деревня Низинка.

Деревня располагалась в низине, чем объяснялось ее название, прямо по центру протекала узенькая речушка, а по ее берегам растянулись крытые соломой хаты. Низинка, довольно большая для деревни — домов в двести, обнесена была частоколом и имела настоящую деревянную дозорную башню, с которой при приближении телеги тут же раздался звон набата

— Не познали! — впервые с момента, как они въехали в рощицу, расплылся в улыбке Дишик. — Снесись им курица в рот!

Он замахал рукой и заорал так громко, что у Джая уши заложило, а Скайси перестал молиться.

— Эй! Дозорный! Это я — кузнец! Тебе что, воробей глаза попортил?

Тем временем повозка приблизилась к деревянным воротам, что были закрыты, а в узкой калитке с правой от ворот стороны стоял рослый детина, вооруженный рогатиной.

— Кто это с тобой, Дишик? — спросил сердито страж.

— Сам познакомишься, как покажу их старосте! Давай, отворяй! Чего телишься?

Детина отложил рогатину и исчез. Послышался шум отодвигаемых засовов, скрип, и ворота распахнулись перед телегой, открывая глазам Джая вид на не по-деревенски широкую главную улицу. По ней, как водится в любом поселении, бегали детишки и собаки, разгоняя, гребущих землю с важным квохтаньем, кур.

Джай соскочил с козлов, с удовольствием разминая затекшие мышцы. Скайси тоже слазил, нащупывая землю ногой, обутой в мягкие кожаные ботинки. Адонаш, покинувший телегу ловко и неприметно, уже успел приторочить на спину перевязь с мечами, хотя мгновение назад, казалось, спал беспробудным сном. Мастер сразу же был окружен местными мальчишками, уразумевшими, кто перед ними благодаря длинным косам и мечам за спиной. Джай усмехнулся — отделаться от любопытных мальчишек не так-то просто, сейчас он был рад, что не носит ни длинных волос, ни оружия. Он отвязал лошадей от телеги, потрепал Ветра по шее.

— Ну шо, робята? К старосте идите — вона туда! — Дишик-кузнец указал на самый высокий дом, вокруг которого росли яблони, обильно усыпанные красными плодами. — А я живу вона там, — на этот раз он махнул рукой вправо. — Бачите, дым валит на том краю? То — кузня, там мои хлопцы работают. Если шо — загляните в гости! Прощавай! Смарг вас скрути!.. — это, видимо, было пожеланием удачи.

Джай пожал плечами и, взяв Ветра под уздцы, направился к дому старосты, поглядывая на свои босые ноги. Может для начала к сапожнику? Детина с рогатиной, а также дозорный на башне не сводили с них зорких глаз — вероятно, тут принято вначале к старосте, а уж потом все остальное.

На стук в дубовую крепкую дверь, вышла невысокая бледная и худощавая девушка, с опущенными в пол глазами.

— Кто вы будете? Что сказать хозяину?

— Хай заходят, Мирка! — загремел, вероятно, сам хозяин.

Девушка посторонилась, пропуская их вначале в тесные сени, а затем и в небольшую, уставленную грубоватой, но добротной деревянной мебелью, комнату. Посреди нее за столом сидел необъятных размеров человек с длинными усами, в высокой шапке из овчины и блестящем богато вышитом кафтане. Перед ним стояла миска с тремя толстыми колечками колбасы, еще одна миска с дымящейся кашей, кружка, пенящаяся пивом, краюха хлеба и добрый ломоть сыра.

Джай понял, что отток еще не прошел окончательно, и что он сейчас хочет есть, как волк почуявший кровь лютой голодной зимой.

— Ну? — строго сдвинув брови, гаркнул староста. — Я — есть почетный староста Низинки, благородный Бульс Кирей, назначенный самим князем Боженом, называемым Истебителем за славные деяния очищения земли этой от богомерзких тварюк! А вы, кто такие будете?

Адонаш по заведенному у них с давних пор обычаю, взял на себя обязанности переговорщика, вышел вперед, поклонился, чуть согнув голову, и сказал, пробирающим до костей металлическим холодным голосом: хозяин весь сжался, когда он заговорил.

— Я Мастер Меча Адонаш. А это мои спутники: служитель Мастера Судеб — монах Скайси и менестрель, известный бард, — он кашлянул. Неужели забыл имя?.. — Астри Масэнэсс из Междуморья!..

— Вижу... вижу... Так значит этот вот, — почетный староста показал на Джая толстым — что сосиска пальцем, на котором красовался перстень с агатом, — из Междуморья. А вы двое, откуда родом?

— Ты же знаешь, хозяин, что монахи и Мастера Силы не называют места своего рождения — так уж принято. Для тебя достаточно будет знать, что мы тарийцы.

Тон гостя и последние слова не понравились благородному Бульсу Кирею, он сдвинул волосатые брови, крякнул, хлебнул пива и вперился взглядом в Адонаша. Джай едва заметно улыбнулся, предвидев, что староста отведет глаза уже на счет три — у Мастера Смерти очень тяжелый взгляд, особенно, если он того хочет. Так и случилось.

— Ты, неведомо откуда взявшийся Мастер, — произнес Бульс, злобно изучая уже колбасу, а не Адонаша, — видно привык говорить, что взбредет в голову, и творить, что попало, так как обычно все тебя боятся. Но здесь у нас в Божении под покровительством нашего достопочтимого князя все по-другому! Здесь никого ты обидеть не сможешь! А если попытаешься, то тебя повесят на ближайшем дереве и не посмотрят, что ты Одаренный. И не думай, будто на тебя не найдется управы — у князя в услужении тридцать два человека — Мастера Смерти, такие же, как ты! Одолеешь стольких?

— Вы, видимо, не за того меня принимаете, уважаемый Бульс Кирей. Я никого обижать здесь не собираюсь и драки затеивать тоже. Мы с друзьями в вашей деревне ненадолго. Все, что нам нужно — это еда и отдых.

— И за каким вы делом в наших местах? Отвечай! И не нужно мне тут вкладывать в уши брехню, что Мастера Силы и монахи, а может и барды в придачу, о таком не рассказывают.

— Не рассказывают... — Адонаш помолчал, дождавшись, пока староста нальется краской от гнева, и только тогда продолжил: — но нам утаивать нечего. Мы странствуем без какой-либо цели. Ищем, где можно заработать. Меня кормит мой меч, барда — лютня, а монаха — Мастер Судеб. Он из нас троих обычно оказывается самым сытым.

— Благ наш Господь!.. — поднял очи горе Скайси.

— Здесь мы оказались случайно, добрый кузнец Дишик согласился нас подвезти и поведал, что в этой деревне можно найти еду и ночлег.

— Добро! Будем считать, что я вам верю. Но смотрите у меня! Вы трое — мне не нравитесь! Вот этот босой бард — похож на жулика! А монах — на больного! С чего это у него волосы позеленели? А ты... только попробуй мне затеять драку! Если кто на вас пожалуется — я вас из-под земли достану!

— Нам можно идти?

— Топайте себе, — снисходительно позволил староста, отмахнувшись пухлой рукой. — Выведи их, Мирка!

Мирка провожая их за дверь, не сводила огромных серых глаз с Адонаша, а на пороге шепнула ему почти в самое ухо:

— Это правда, что ты можешь поразить десятерых, пока падает перышко, упущенное девой?

Адонаш нахмурился, изумленный не столько вопросом — такие частенько ему задавали, сколько поэтичным его изложением. Джай ухмыльнулся, он-то знал, что это слова известной баллады о Мастере Меча. Надо будет исполнить ее Адонашу.

Друг пожал плечами.

— Ты лучше скажи, Мирка... — произнес он.

— Мирикия, — поправила девушка, смущенно пряча глаза.

— Мирикия... Где у вас тут трактир, гостиница... корчма?

— У нас нет гостиницы... А корчма есть! Идите прямо по улице, там вывеска — гусь намалеваный... — она указала нужную сторону тонкой не по-селянски кистью руки.

— А сапожник у вас где?.. — спросил Джай, шевеля пальцами на босых ногах.

Корчма

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Деревня Низинка.

Им выделили одну комнату на троих, тесную и бедную. Но и за ту корчмарь помотал нервы: рассказывал, что гостей в Низинке не бывает, а если кто и приходит издалека, то только к родичам, у тех и живет, а у него корчма — комнат он не сдает, только пиво наливает и накормить может. Джай уж было хотел отправиться к кузнецу — тот бы нашел, где им переночевать, но тут Адонаш сверкнул серебряным огоньком, а у корчмаря в ответ сверкнули глаза, и комната чудесным образом отыскалась, как и стойла для лошадей еще за один огонек. В дополнение ко всему хозяин заведения потребовал, чтобы Джай полвечера выступал перед его завсегдатаями. Джай, оглядев этих завсегдатаев, не нашел ни одного трезвого и с осмысленным взглядом, способного понять и оценить хотя бы часть слов из его песен. Но он ошибался, думая, что зрителей не найдется — к вечеру под вывеску с золотым гусем сбежались, наверное, все хорошенькие девушки Низинки, но не столько послушать барда Астри Масэнэсса, сколько поглазеть на настоящего Мастера Смерти — Адонаша. Джай, подобравший себе сапоги и, сменивший, искромсанную из-за попадания крови гипока, тунику на сорочку, куртку и шаровары, тоже выглядел достаточно прилично, и даже привлекательно. Но кто же сравниться с опасным и таинственным боевым Мастером?

Скайси, как обычно, весь вечер поглощал огромные порции сыров, колбас, пива и овощей, которые по всем законам природы не должны были в него влезть, и бросал на девушек, окруживших Адонаша, совсем не монашеские взгляды. Сам Адонаш таял от внимания, отвечал в который раз, сколько человек он может убить за время, пока падает перышко, и, судя по всему, не собирался ночевать сегодня в добытой с таким трудом комнате. Джай предчувствовал неприятности, которые всегда следуют за подаренной слишком легкомысленно любовью красотки, в виде ее мужа или отца. И боялся он не за Адонаша, а за этих ревнивых мужей и озабоченных честью дочерей отцов... Во всем Мастер Адонаш был сдержан и осторожен, да только не когда дело касалось хорошеньких женщин.

Джай успел спеть с десяток баллад, когда в корчму заявились местные "музыки", которые, к его огромного облегчению, взяли на себя обязанности по развлечению толпы и затеяли развеселую музыку, орудуя бубном, насвистывая на свирели и задорно пиликая на скрипке.

Скрипка Джаю приглянулась. Он видывал и раньше такой инструмент, но сам его в руках не держал. Когда музыканты, да и танцующие под их "брыньканье" (как выражался здешний люд) гости подустали, он за пару искорок договорился с хозяином скрипки одолжить ее ему.

— Попробую извлечь из этой палочки и веревочек какие-нибудь приличные звуки, — говорил он, а лупоглазый и долговязый скрипач ухмылялся, заверяя, что на скрипке нужно долго учиться играть, а тот, кто впервые берет ее в руки, выдает такие трели, что птицы дохнут прямо на ветках.

— Боюся, ты, менястерь, усех тут гостей распужаешь!

— Если "распужаю", — Джай осторожно взял скрипку в руки, рассматривая смычек, гриф и четыре струны, — то дам вам огонек. Идет?

— За каждого гостя по огоньку!..

— Вы, что, родичи корчмаря? Что вас так заботит количество посетителей?

— Ну, родичи, а тебе-то что?..

Джай рассмеялся, отошел подальше в угол, закрыл глаза и отдался музыке. Путь Музыканта Силы обнял его золотыми нитями, заворожил разноцветными сполохами, принялся сплетать удивительные узоры. Джай играл... играл, скрипка плакала и смеялась... Он видел далекие страны и величественные замки, гулял по прекраснейшим садам и летал в облаках... Он прожил новую жизнь, полную радости, а затем следующую, полную печали... Любил, ненавидел, страдал и был счастлив... рождался и умирал... И наслаждение, дарованное музыкой не могло сравнится ни с каким плотским удовольствием. Золотые нити, тянущиеся из глубины его души рисовали образ за образом, и под конец сплелись в литую из золота фигуру женщины... Она обрела черты, сверкающее золото превратилось в нежную смугловатую кожу, на щеках заиграл румянец, он узнал зеленые глаза, вьющиеся каскады черных густых волос, красиво изогнутые брови...

— Кто ты?.. — прошептал он, и в то же мгновение образ рассеялся, волшебство музыки свернулось тугим плотным клубком в его душе, причинив боль сожаления, что все закончилось.

Он непременно приобретет себе такой инструмент... непременно...

Открыв глаза, Джай обнаружил, что нет ни одного человека в корчме, который бы на него не смотрел. Даже девушки, увлеченные Адонашем, оставили того, собравшись стайкой вокруг Джая, даже корчмарь, застыл с кружкой в руках, роняя слезы прямо в налитое для кого-то пиво, даже Скайси, смотрел, выпучив глаза и открыв рот, — как никогда, сейчас монах казался совсем ребенком... Адонаш печально улыбался.

Джай захотел есть. О! Как же он захотел есть!

— Никогда не слышали ничего лучше!..

— И в самом деле — великий бард!..

— Менястрель, потухни мой огонь, настоящий менястрель!..

— Я даже слезу пустил, а не плакал я с того дня, как меня жонка отходила сковородкой! — Слышал Джай голоса, пробираясь к столику, где сидели его друзья. Усевшись, он забрал у Скайси тарелку с мясом и накинулся на снедь, как смарг на человечину.

Люди стали рассаживаться, продолжая восхвалять на все лады талант "менястреля", кто-то выразил догадку, что он личный музыкант Совета Семи, некоторые говорили, что он идет на поклон к их князю, чтобы дарить лучшую в мире музыку Божену Истребителю. Девушки ахали и охали. Скрипач плакал над своей скрипкой, причитая, что не может повторить даже трех нот из сыгранного. Джай и сам не сможет повторить эту мелодию — такова уж Музыка Силы... Корчмарь раздувался от гордости, что в его заведении этакие гости.

Джай подозвал подавальщицу и заказал еще миску тушеного с овощами мяса, пирог со свининой, сыра и вина. Вино тут, конечно, отвратительное по сравнению с привычным ему междуморским, но он давненько и вовсе никакого не пил.

Ел с аппетитом, прислушиваясь к сплетням, которые на ходу выдумывали про него люди (один из Путей, доступных Джаю, позволял ему слышать то, что не различит ухо обычного человека), усмехался и качал головой — вот же фантазия!

Гул возбужденных голосов вдруг затих, люди стали опасливо озираться куда-то в сторону двери.

Мягко ступая босыми ногами по деревянному полу, в полной тишине прямо к нему медленно шла растрепанная, чумазая, худущая и бледная, как сама смерть, девушка. На фоне впалых щек и синяков вокруг глаз — очи ее, и без того большие, казали просто огромными. Они были черными... чернее ночи, глубже неба, лишенного звезд. Сухие ее губы шевелились беззвучно, а костлявые длинные пальцы тянулись к нему...

— Это что за призрак?.. — послышалось приглушенное бормотание Адонаша.

— Ты тоже ее видишь?.. — пролепетал Скайси.

Джай застыл с наполовину обглоданной костью в одной руке и кружкой вина в другой, по его подбородку стекал жир... Он судорожно проглотил недожеванный кусок мяса... Девушка смотрела прямо на него.

Она подошла уже на расстояние не больше двух шагов, вытянула руки со скрюченными пальцами, и ему показалось, что она тянется к его шее.

— Убей... Убей... Истреби... — услышал он в ее потустороннем шепоте. — Кровь... кровь... убей...

В это мгновение чьи-то руки, обхватили девушку за плечи, развернули и потянули прочь. Она не сопротивлялась, пальцы ее опустились, как и глаза, губы продолжали шептать что-то неразличимое. Высокий и крепкий мужчина, седой как лунь, с резким, будто кованным из железа лицом, осторожно, стараясь не причинить ей вреда, вывел девушку прочь.

— Ведьма...

— Ведьма!..

— Ведьма... — раздавалось со всех сторон.

Джай поежился, вспоминая привязанный к дереву труп.

Что за Рыцари Очищения? Что за ведьмы? Что за дикие нравы?

Вспомнив о еде, а аппетит его не убавился из-за появления странной девушки, Джай отправил в род кусок сыра, запил его вином и кивнул бледному, застывшему неподвижно Скайси.

— Ты чего, брат?

— Страшная она... — прошептал он. — И... скоро умрет...

— Ты с чего это взял, монах?.. — нахмурился Адонаш.

— Они не успокоятся, пока ее не убьют, как ту... Жалко... Нельзя так!..

Над самым ухом Джая послышался звонкий женский смех.

— А ты много баллад знаешь, Астри Масэнэсс?.. — черноволосая головка, украшенная алыми лентами в тугих толстых косах, склонилась к нему из-за правого плеча.

Около Адонаша оказалась белокурая девушка, а еще с десяток смазливых мордашек светились улыбками вокруг их стола.

— Нас окружили... — прошептал он, наклонившись к Мастеру Меча.

Тот довольно ухмыльнулся.

— Доброго вам здовьячка!

За столик подсел пузатый солидный дядька, разогнав стайку девушек. Толстяк отодвинул тяжелый стул, кряхтя, грохнулся на него, поставил перед собой, прихваченную кружку с пивом.

— И тебе не болеть!.. — доброжелательно улыбнулся Джай.

— Я — Курог — пастух. У меня отара самая туточки большая. Все меня знают.

— Ну, теперь и мы тебя знаем, — сдержанно произнес Адонаш, предпочитавший, безусловно, женское общество, компании пастухов.

— Приглянулся ты мне, — обратился дядька к Джаю, — растрогала меня твоя музыка. Больно ужо она жалостливая... Поэтому, хочу предупредить... Жалко, если пропадет такой человек... Ты, менястрель, будь осторожен. На тебя Аська глаз положила. А это нехорошо... Ой, нехорошо... Она к тебе руки тянула — проклятье накладывала! Мой те совет, сходи к травнице, сними порчу! Или вон... монаха свого, — Курог кивнул в сторону Скайси, — попроси отмолить. А иначе долго не проживешь... Она так руки свои месяца три назад к Барке-пастушку, помощнику моему тянула. Так тот со скалы упал... разбился вусмерть... Сирота он был... некому за него слово замолвить, вот и спустили все это ведьме с рук. А были б родители, доложили бы князю... про ведьму про эту...

— А почему вы все говорите, что она ведьма? — Джай откинулся на спинку стула, наконец, почувствовав некоторую сытость — отток отступал. — Что она натворила?

— Так ведьма ведь! Ты разве ж не видел? А? Кто, как не ведьма?!

— И давно она такая? — Адонаш, лениво потягивая вино, косился на подмигивавшую ему блондинку, ожидающую, когда Курог уйдет.

— Да с год ужо... С год... Она дочка Бирбиса-сапожника.

— Да? — Джай взглянул на свои ноги в новых сапогах, довольно неплохих, надо признать. Он купил их сегодня у этого самого Бирбиса. Точнее обслужил его не сапожник, тот отлучился, а подмастерье.

— Если бы ее отца так в деревне не уважали, то давно отдали бы ее Рыцарям Очищения. Раньше-то Асия хорошей девушкой была, только глаз радовала. А вот год назад пропала... Три дня ее не было, а на четвертый объявилась — пришла со стороны Ведьминого леса. Растрепанная, как щас вот помню... голая... и... — он перешел на шепот, — бабы говорят, что не девушка ужо... То есть... отдалась она нечистой силе! С тех самых пор она слова человеческого не скажет, бубнит что-то, воет по-волчьи, и смеется... страшно так... Бирбис говорит, что она разум утратила, а люди говорят, что не разум — душу она свою продала — огонь жизни! Вот и мучит ее теперь порождения тьмы! Надобно ее до князя сводить... Там люди знающие... посмотрят... Скажут, что — ведьма!

— А если ее признают ведьмой, — вмешался бледный и перепуганный Скайси, — то что с ней сделают?

— Что, что?.. То же, что со всеми ведьмами делают... Повесють ее... Глаза выколють... чтоб больше никого не сглазила... Ведьма такое может. Даже после смерти может, от чтоб меня мой баран забодал!

— Спасибо за совет, Курог, — сдавленно произнес Джай, пытаясь отделаться от, всплывающего то и дело перед ним образа, мертвой растерзанной женщины, привязанной к сосне...

Тем временем в корчме прибавилось народу: сюда решил заглянуть кузнец — их старый знакомый. В руке у скалившегося, как обычно, Дишика красовался громадный глиняный бутыль, который тот нежно прижимал к сердцу, время от времени отнимая от груди и демонстративно потрясая перед Джаем.

Сопровождали Дишика человек семь, и седовласые, и их с Адонашем возраста (того возраста, на который они выглядели — тридцать лет для неодаренного), и совсем еще безусые сосунки. Эскорт этот дружно поднял длинный соседний стол, согнав оттуда парочку пьянчуг, и приставил к столу, где сидели Джай с товарищами и пастух.

— Шо, вы тута, прысни мне кот у сапог, пьете? Во-о-на! — Дишик снова потряс своим бутылем, — Вуривиха! Крепчайшая! Ща мы испытаем, какой ты междуморец!

— Та берет эта зараза междуморцев, как миленьких! — вмешался худой мужик с усами почти такими же длинными, как у старосты. — Я у прошлом годе купца междуморского подпоил, так тот мне три отреза шелка за два огонька продал!

— Ну ты и брехло, Пуйс! Ты ж казав, шо за три огонька?

— Та, кода я так казав?

— Молчи лучше! Вот, менястрель, спробуй! — протянул ему Дишик чашу, наполненную мутной жидкостью.

Пить Джай не хотел. Нет — опьянеть не боялся. Он не пьянеет. И не потому, что междуморец, а потому что Путь Целителя-Отсекателя тут же выведет из организма всякий яд, коим эта брага и является. Ему не нравился внешний вид и запах пойла.

— Что это? — скривился Джай. — Конская моча?

— Да ты шо!!! — Дишик вскочил, выпучил глаза, похоже — оскорбился не на шутку. — Пе-е-ей! — заорал он громовым голосом.

И Джай, решивший не злить больше кузнеца, зажмурившись, залпом выпил налитую жидкость... Язык и горло обожгло, во внутренностях полыхнуло похлеще пламени Огненосца и пробрало жаром до самых костей.

— Молодец!.. — похвалил Дишик. — Давай еще!

— Наливай всем! — потребовал пастух.

— Наливай!..

В этот раз попробовать огня на вкус придется и Адонашу со Скайси.

Аккуратно и трепетно разливая по чаркам вуривиху, Дишик представил Джаю с друзьями всех, кого привел в корчму. Те же алчно смотрели на содержимое чаш, с нетерпением ожидая, когда будет произнесен очередной тост.

— За гостив! За чужестранцов! — Пуйс вскочил, высоко поднял руку, запрокинул голову, вылил в глотку вуривиху, задрожав, сказал: "У-ух!", и только после этого сел на место.

Увлеченные уничтожением содержимого бутыли, низинчане не заметили, как Скайси склонился к Джаю и тихо спросил:

— А можно ли исцелить душевную болезнь?

— Можно... — вздохнул Джай, понимая, что он об Асии, — но только если человек не противиться?

— Противиться?.. Исцелению?

— Да. Бывает такое... Но если физическую болячку можно исцелить и без желания больного, то душевную...

— Эй, менястрель, давай! За нашу Низинку!

Адонаш, судя по всему, собирался после этой чаши, выскользнуть из корчмы вместе с хорошенькой пухленькой блондиночкой, которая щебетала с подружками и не переставала подмигивать Мастеру.

— Тайця?.. — вдруг крикнул один из пришедших с кузнецом мужиков, обращаясь к девушке. — А ты шо тут делаешь?

— Я слушала... баллады, тата... — полепетала она.

— Ишь, шо удумали! Баллады они слушали! А ну кыш усе по домам!!! Шоб я вас тут не видел, а то щас выломаю хворостину и погону через усю деревню!!! — Слова эти были сказаны тоном, не терпящим возражений, и девушки мгновенно разбежались.

На суровом и хладнокровном обычно лице Адонаша, на долю мгновения отобразилось выражение искреннего разочарования. Он схватил свою чашу, залпом, не поморщившись, выпил и откинулся на спинку стула, сложив на груди руки — признаки, крайней для него степени недовольства.

Снова разлили вуривиху, Скайски спрятал свою чашу, со смиренно-печальным видом поведав собутыльникам, что:

— Монах во всем должен соблюдать сдержанность... — И это говорил Скайси, поглощающий за один присест больше всяческой еды, чем они с Адонашем вместе взятые за завтрак, обед, ужин да еще и завтрак следующего дня.

Джай отправил в горло новую порцию вуривихи, ощутил себя так, будто проглотил собственный огненный меч, которым убил гипока... Кстати, про гипока... Ведь именно в Низинку тварь, должно быть, наведывалась, выползая после спячки.

— А много тут в окрестностях поселений? — спросил он.

Икнув, ответил невысокий и круглый ткач Мирик:

— Да не-е-е... Вы откудова? С востока приехали? На востоке тама ничего нет... Пустошь... И как вы токмо туды забрели? Ну забрели-забрели — и ладно, а вот как вас тама не сожрали? Вот это вопро-о-ос!

— И кто бы нас сожрал?

— Есть кому! Не зря ж мы частоколом огородилися и башню выстроили...

— Я думал это от разбойников.

— Какие здеся разбойники, побойся Мастера Судеб, менястрель!.. Князь их давно поперевешал. А вот нечисть всяку не так-то просто поперевешать... Истребляет он ее, конечно, на то он и есть — Истребитель, да вот только много ее очень. Есть такие гады, которых железо не бярёт, — слизень, к примеру! Он пока у нас одного-двоих не сожрет... не успокоится... Огня только боится... Мы, как дожди начинаются, вокруг деревни навесы строим и костры палим... днем и ночью... Вот и в этом году, скоро начнем. А иначе — не спастись...

— Шо ты чешешь там, Мирик? — встрял, вслушавшись в разговор, мельник Вайк — обладатель лоснящейся лысины и голубых водянистых и мутных глаз. — Если б не ведьмы, то не лезла бы к нам нечисть. Кажу те, шо нужно эту Асию повесить! И все! Не одна тварюка не залезет!

— Нечисть, Вайк, як лезла, так и будет лезть! — авторитетно заявил Дишик. — Воробей меня склюй! Слизень и год назад приходил и два года, и при деде моем приходил, когда еще Аськи и в помине не было!

— Другие ведьмы были! Вот Броды — сдали Рыцарям свою ведьму, и живут! Ни одного кафтайфа с тех пор не видывали!

— Это ты про ту, что в Белой роще на сосне висит?

— Про нее самую — Киласа, вдова тамошнего кожедела. Мужа извела, детей собственных малолетних со свету сжила! На самого старосту бродского порчу наложила, он есть не мог, пока ее не повесили! Исхудал, шо скелет! Говорю тебе — убрать нужно эту Аську! В ней ужо ничего от девки не осталося — она скоро кафтайфом станет — вот поглядишь! Говорять, шо она ужо ночью на смаргиху летучую оборачивается!

Дишик сплюнул, но, как заметил Джай, не из-за отвращения к проделкам ведьмы, а скорее выражая презрение к сплетням.

— А как сдадим ее, — не унимался мельник, — так поглядишь, что слизень не придет!

Слизнем они, должно быть, называли гипока. Конечно, в этом году, и в последующие тварь здесь уже не появиться. Гипоки не терпят себе подобных в округе миль в сто. Убитый им — был единственной особью. Только если они в скором времени таки повесят эту несчастную, то припишут исчезновение гипока именно своей борьбе с ведьмачеством, а значит, продолжат с фанатичным рвением убивать женщин, выкалывать им глаза и выставлять, привязанные к деревьям трупы, на всеобщее обозрение.

— Мастер Судеб не одобрит, если вы убьете девушку! — заявил вдруг Скайси.

— Так ужо и не одобрит? — усмехнулся мельник, зло смерив монаха мутными глазками. — Когда это Мастер Судеб был на стороне всяческой нечисти? А как, по-твоему, монах, одобряет Создатель то, шо ведьмы вытворяют: детей жрут, кровь пьют, болезни насылают? Со смаргами кувыркаются? Ежели скажешь, что Он такое ободряет, — Вайк смачно харканул на пол, — то никакой ты не монах! А посланник той самой нечисти! Не зря ж вы с востока пришли — целехонькие! От любого нормального человека тама на востоке побывавшего, и косточек не осталось бы! А вы трое как выжили?

Адонаш привстал, наклонился к Вайку, посмотрел сверлящим взглядом и спокойным ледяным тоном произнес:

— Ты забываешь, селянин, что я Мастер Меча! Меня сожрать не так-то просто!

Мельник побледнел и отпрянул, он и в самом деле, по-видимому, позабыл, что Одаренный боец может убить десятерых, пока падает перышко... На самом деле — десятерых хорошо вооруженных и тренированных воинов, а обычных мужиков — гораздо больше.

— Извиняйте меня, добрые люди, — сказал, вставая, Джай, — но мне нужно отлучиться. Вот сапоги себе купил, а они, зараза — жмут! Схожу-ка я к сапожнику, поругаюсь!

— Так ты ж босым привык... — рассмеялся Дишик, — тебе любой сапог будет не в пору, овца тебя оседлай!

— Не ходил бы ты один ночью! Погодь до утра! — выкрикнул пастух Курог.

— Ага! Да еще и к сапожнику собрался! — подключился мельник. — Ежели тебя синяя смерть не поберет по дороге, то Аська точно сведет со свету!

— Дело они говорять, менястрель, — Дишик стал серьезен, — я тебя чумазого в своей телеге пол дня вез, ты мне, вроде как, не чужой ужо... Не ходил бы ты, подождуть твои черевики!

— Энтих междуморцев нечисть не берет, — доверительно сказал Пуйс — большой дока касательно земляков Джая, — мне купец рассказывал. Казав, шо однажды смарг пришел, его понюхал и не стал жрать. Их мать в детстве в специальной жиже раз скупает — и усе — они для нечисти, что для нас свинячий навоз — подойти противно!

— Правда это? — нахмурился кузнец, обращаясь к Джаю.

Тот ухмыльнулся:

— Чистая правда!..

Вырваться ему удалось лишь после еще одной порции вуривихи. Он направился к выходу под одобряющие слова кузнеца:

— Куница ему в подмышку! Вы только поглядить! Пять чарок в себя влил, а идет прямо, как танцует! Молодец, междуморец! Смарг тебя скрути! Молодец!..

Междуморец-молодец, еще, слава Мастеру Судеб, не скрученный смаргом, направился по окутанной вечерним сумраком деревне к знакомому уже ему дому сапожника. Улицы опустели. Кое-где лаяли собаки, а кое-где подвывали. Раздавалось блеяние, мычание, ржание и прочие звуки, издаваемые домашним скотом в стойлах.

Молодежь, которая, как он видел в других поселениях, обычно прогуливается по вечерам улицами деревни, распевая песни, Джаю не встречалась. За весь свой путь он столкнулся лишь с древней бабкой, волочившей пустое ведро. Поравнявшись с ним, та остановилась и приняла выкрикивать:

— Чего в сумерках один бродишь? Не боишься? Кто такой?

— А ты отчего одна, бабуль? Тоже не боишься?

— Так кому я, старая нужна? А ты молодой есче! Поживи, сынок, поживи — не спеши ложиться с синей смертью-то?

— Что за синяя смерть?.. — заинтересовался Джай, слышавший это выражение уже не первый раз за сегодня.

— Ты чи не знаешь? Откудова ты будешь такой?

— Из Междуморья.

— А... далече... Ну, лучше тебе и не знать... Иди, в дом иди, под крышу... Не шляйся после захода солнца, — и с этими словами бабка поковыляла дальше, а Джай принялся перебирать в уме всех тварей, созданных когда-то Штаймесмаром, размышляя, кто же из них может быть синей смертью. Или это какой-то неизвестный ему вид?

Асия

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Деревня Низинка.

— Чего тебе нужно, междуморец? — хмуро спрашивал сапожник Бирбис, рассматривая не лицо Джая, а его ноги — по-видимому, узнал свои сапоги. — У нас после захода солнца не принято ходить одному. Да и двери мало кто открывает...

— Но ты открыл.

— Я — пропащий человек, — вздохнул Бирбис, тряхнув посеребренной головой — он поседел рано, раньше, чем обычно снег появляется в волосах других людей. — Да и сапоги, вижу, ты у меня купил, если они тебе не подошли, то это дело безотлагательное. Я не дозволю, чтобы ты распустил молву, будто я делаю непотребные вещи. Проходи.

Джай вошел, озираясь. Здесь он раньше не бывал, а днем приходил в мастерскую — пристройку с правого крыла. Дом сапожника не был богат, но Бирбис и не нищенствовал. Широкая лавка у стены крытая полосатой тканой дорожкой, бычьи пузыри на окнах, широкий стол с резьбой — грубоватой, но похвальной попыткой приукрасить предмет мебели. Такие же, как на лавке, дорожки устилали тщательно выметенный деревянный пол. Напротив входа был еще один дверной проем, занавешенный шторой и ведущий, похоже, во вторую комнату. Дар Пророка подсказал Джаю, что у Бирбиса, кроме дочери, родственников нет. Ничего больше фиолетовая мгла прорицания открывать не желала, и случившиеся с Асией — причина ее безумия, оставалось для Джая такой же загадкой, как и для любого неодаренного человека.

— Садись. Чем богаты... — сапожник указал открытой ладонью на стол со скромным ужином: две миски с кашей, хлеб, колечко колбаски, отваренные овощи и молоко. Джай мимоходом заметил, что правая рука хозяина чуть повыше запястья перевязана.

— Сам ужинаешь? — спросил Джай.

— Разве не видишь — две миски, две чашки — не сам... С дочкой!.. Асия! — крикнул сапожник, обернувшись к занавешенному входу. — Иди сюда! Подай еще одну миску гостю!

Ничего не происходило, ни звука, ни шороха, ни отклика не раздалось из другой комнаты. Хозяин молчал несколько минут, угрюмо уставившись на свой ужин, затем произнес тихо и мрачно:

— Она у меня... разум утратила... Но не совсем... Людей боится... Ты уж прости... Не выйдет она. Я сам миску тебе дам.

Бирбис поднялся, Джай открыл рот, чтобы сказать, что он сыт, и в этот момент штора, прикрывающая вход в другую комнату, приподнялась. Джаю открылся вид на кровать, устланную желтым покрывалом с пирамидами пухлых подушек в вышитых наволочках. Асия выглянула из-за шторы осторожно, испуганно тараща при этом огромные глаза на него.

— Ты мне поможешь? — вдруг произнесла она так тихо, что легче было бы разобрать комариный писк.

Но Джай услышал, и отец девушки... тоже...

— Иди, лучше, Асия... Гость не может тебе помочь.

— Отчего же? — Джай обрадовался: если девушка говорит о помощи, то не будет противиться исцелению.

Отец сердито зыркнул не него:

— Тоже считаешь ее ведьмой? Знаю я вашу помощь — веревка на шею и на сук! Нет уж, братец! Не пойдет! Иди, откуда пришел!

— Я не причиню ей вреда, — умиротворяюще произнес Джай, но Бирбис не верил и распалялся все больше.

— Ты случаем не из Рыцарей? То-то ты мне странным показался! Я же вижу, что ты не тот, за кого себя выдаешь! Ты пришел с востока, где людей вовсе нет, кроме тех, кто князю служит. Друг твой — Мастер Меча, такие тоже в наших краях только у князя! И женщину из Бродов совсем недавно повесили... тело еще вороны не поклевали... Это твоя работа! Теперь Низинку пришел очищать?

— Она мне верит, — Джай кивнул на девушку, все еще скрытую наполовину шторой, — А ты нет?

— Она полоумная! Она много чего делает непонятного! А я еще разум не растерял! Знай, что ее ты заберешь, только когда переступишь через мой труп! У твоего Мастера Меча, который ждет на улице... это не займет много времени... Так что хватит плести языком всякие враки, — прибереги их для мужиков в корчме, особенно для мельника — он их любит, — и кончай поскорее с этим!

— Я пришел один, Бирбис... — Джай не ожидал такого оборота.

— Опять враки! Что ж вы за люди такие! Ну, хоть что-нибудь сделайте, не сдобрив брехней! Никто после захода солнца по улице у нас в одиночку не ходит! Даже такой как ты — прихвостень Истребителя, на это не решится! Синяя смерть не спрашивает, кому ты служишь!

"Что же это, смарг их сожри, за синяя смерть?.."

— Слушай ты, — Джай разозлился, он пришел помочь, а не спорить, — баранья твоя башка! Я этого твоего смаргового князя — Истребителя, знать не знаю! Рыцарей очищения ни разу в жизни не видел! Да и что такое эта "синяя смерть" не догадываюсь! Но в исцелении я кое-что смыслю! И я бы на твоем месте не гнал такого гостя, а изо всех сил упрашивал остаться! Если я ее не исцелю, то не сегодня-завтра с ней сделают то же, что с женщиной из Бродов! Не я это сделаю — другие!

Но сапожник по-прежнему глядел хмуро исподлобья. Ну не драться же с ним... Убедить упрямца могла лишь демонстрация.

— Что это у тебя? — Джай указал на забинтованную руку.

— Какое тебе дело?.. Поранился!..

— Руку поранил или голову?.. — Джай усмехнулся, призывая потоки Исцеления. Порез был глубоким, давним и плохо обработанным, отчего уже начинал гноиться.

Бирбис дернулся, видимо, почувствовав холод Отсечения, удаляющего гной и тепло Созидания, закрывающего рану... Для сапожника Джай мог сделать это на расстоянии, а вот, чтобы исцелить девушку, нужно положить руки ей на голову, иначе он давно бы совершил все необходимое, не растрачивая время на пререкания с, безусловно, любящим, заботливым, но бестолковым отцом.

— Развяжи повязку и посмотри.

Хозяин дома смерил его долгим недоверчивым взглядом, затем, все же размотал тряпицу и с шумом выдохнул, поглаживая пальцами левой руки чистую и ровную кожу, что была под повязкой.

— Кто ты? — изумленно спросил он.

— Я Целитель.

Сапожник замолк надолго, впав в ступор.

— Я — Це-ли-тель! — повторил Джай, выделяя слоги. — Ты понял?

Бирбис кивнул. Пошевелил губами, пытаясь что-то сказать, глянул на дочку, теребящую шторку, и, наконец, воскликнул громко, надсадно:

— Тогда... что ты тратишь время на меня?.. Помоги ей!..

Ну, наконец-то! Джай шагнул к внутренней комнате, девушка тоже сделала шаг навстречу... На глазах сапожника появились слезы. Джай поднял руки... и в это мгновение громкий, пронзительный, отчаянный женский крик раздался с улицы — по-животному бессловесный и страшный...

Асия тоже закричала, тонко взвыла раненым зверенышем. Закрывая голову руками, присела, прижимаясь к стене, сжалась в костлявый угловатый комочек... Джай обернулся и бросился к двери... Бирбис схватил его за рукав, шепча:

— Не ходи, Целитель! Не ходи... Это... синяя смерть... Не ходи!

Джай вырвался, преодолел в три прыжка расстояние до выхода, хватая мимоходом нож со стола. Нож предназначен был для приготовления пищи и пел о крови неважно, но какое-никакое, а оружие... Он распахнул дверь и стрелой выскочил на улицу. "Я узнаю сегодня, что это за синяя смерть! Ни искры, ни пламени!"

Рыцари Очищения

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Деревня Низинка.

Адонаш перевернулся с боку на бок. Застонал. Шея затекла, спину ломило, несмотря на то, что спал он не сырой твердой земле, как обычно, а на перине... знавал он ложа и получше, но все ж... Больше всего болела голова. Смаргова вуриваха! Смаргов кузнец со своим смарговым бутылем и смарговыми подначками: "А ну покажи, как могёт пить Мастер Меча! Наклади мне у миску зимородок!" Его хрипловатый бас до сих пор звучит где-то на краюшке сознания Адонаша.

Поднявшись с огромным трудом и усаживаясь на кровати, он обнаружил, что так еще хуже. Голова была медным горшком, в котором многократно усиленным эхом отдавался каждый звук, его мутило, руки тряслись, а самое страшное — он не помнил, где мечи!

— Проснулся! Адонаш! — послышался визг Скайси, такой громкий и такой пронзительный, что копьем врезался в голову, отозвался острой волной боли в висках и скрутил желудок.

— Чего орешь? — собственный голос был хриплым и с трудом прорывался сквозь саднившее горло.

— Я? Ору?.. — Монах удивился, словно не он только что сотрясал эти стены своим воплем.

— Где мои мечи?.. — прохрипел Адонаш, привставая и тут же падая обратно на кровать, — И где Джай?.. Где этот смаргов Астри Масэнэсс?

Джай единственный человек, который может сейчас ему помочь... Как ни прискорбно это признавать, а ему требуется исцеление.

— На вот — выпей!.. — Вместо вразумительного ответа, Скайси протянул ему чашу. — Кузнец сказал, чтобы я тебе дал утром, когда ты проснешься!

— Я в жизни больше не возьму в рот того, что дает выпить этот эффов кузнец!.. — взорвался Адонаш. — Чтоб все окрестные птицы разом слетелись и выполнили все, о чем он их просит ежеминутно!.. Чтоб его смарг скрутил!.. Чтоб он упился и захлебнулся этой смарговой вуривихой!.. Чтоб его!.. О-ох! — он застонал от резкой боли в затылке. Так препогано Адонаш не чувствовал себя даже после хорошей взбучки.

— Кузнец сказал, что от этого тебе станет лучше... — Скайси никак не унимался.

Адонаш замахнулся, чтобы выбить чашку из руки монаха, но передумал, взял ее, понюхал, с отвращением поморщившись, и выпил залпом. Никогда не пил ничего более отвратительного... С размаху саданув чашкой об стену, он принялся отплевываться, еще раз громко застонал, упал на кровать, и, глядя в потолок, приготовился к смерти — если здесь в ближайшие несколько минут не объявиться Джай и не спасет его, то все: отрава его убьет!

Но как ни странно, мерзкое лекарство подействовало, в голове стало проясняться, тошнота уже не мучила так сильно, звуки перестали бить обухом по голове.

— Где мои мечи?.. — устало повторил он вопрос.

На этот раз Скайси ответил:

— Тут они, тут!.. — и указал на перевязь Адонаша, висевшую на гвозде, вбитом в противоположную от двери стену.

— А Джай?

И этот вопрос монах тоже счет достойным своего ответа:

— Пропал...

— Чего?.. — Адонаш приподнялся на локте.

— Не вернулся он еще.

— Я думал он пошел к сапожнику... — Джай направился к Бирбису, чтобы исцелить эту костлявую тень — Асию. Адонаш в этом уверен. Таков уж Джай есть: слишком мягкий, добрый, чуткий и неспособный пройти мимо чужого горя. Из-за чего все его неприятности... Впрочем, не будь Джай таковым, ему — Адонашу, лежать сейчас ни здесь на кровати, а в сырой могиле.

— Я тоже так думал... Только почему его до сих пор нет?

— Возможно, это исцеление заняло больше времени... чем обычно...

Адонаш почувствовал себя почти здоровым. Он поднялся, склонился над тазом для умывания, вылил себе на голову черпак холодной воды, умылся.

— Ну что? — сказал он монаху, приведя себя в порядок и приторочив на спину мечи. — Пошли, перекусим? А потом заглянем к сапожнику!

Скайси, соглашаясь с таким планом, кивнул.

Внизу в зале было пусто. Совершенно пусто. Не дозвались они даже самого корчмаря. Адонаш заглянул на кухню, где хозяйничал большой полосатый котяра, сунувший морду в горшок со сметаной. Заметив его и Скайси, кот вытаращил перепуганные глаза, прижался к столу и по-пластунски поспешил убраться, считая, что так менее заметен.

Адонаш отправил в рот кусок сыра, запил молоком из кувшина, взял из плетеной корзины крупное красное яблоко, бросил монаху, и направился к выходу из корчмы.

— Что-то здесь не так... — бормотал Скайси, вгрызаясь в яблоко.

— Это точно, — согласился Адонаш. — У них тут у всех серьезно "не так" с головой.

За порогом ярко светило солнце, пели птицы, пахло осенью, но тепло было, почти, как летом. Мимо, поднимая тучу пыли, с громким лаем пронесся большой облезлый пес. Откуда-то с соседней улицы доносились крики и шум, какой может издавать только большая толпа.

Направляясь на звук, они обогнали старушенцию, опирающуюся на клюку и спешившую со всех ног к месту событий. Только вот каких событий?

— Что там? — спросил Адонаш у бабки.

— За ведьмой пришли... — задыхаясь от быстрой ходьбы, проговорила она. — Наконец-то! Кончилась наша мука!..

Скайси побежал, пришлось и ему ускорить шаг, чтобы нагнать прыткого монаха.

У дома сапожника собралась вся Низинка. Народ шумел, галдел, махал руками, выкрикивал что-то вроде:

— Ведьму на сук!

Или:

— Аська не ведьма никакая! — но таких возгласов было гораздо меньше.

Работая локтями, и отругиваясь от брани селян, которая затихала, едва его узнавали, Адонаш пробрался вперед. Скайси оказался рядом, умудрившись просочиться сквозь толпу более вежливым, мягким и незаметным способом — ловкач.

У порога собственного дома, побитый и связанный сидел седой сапожник, издавая жалобные нечленораздельные звуки, по его суровому с резко выделяющимися скулами лицу струились слезы. Над Бирбисом навис высокий, но хрупкого сложения, мужчина с опасными быстрыми глазами. Адонашу не нужно было видеть длинной, ниже бедер, светлой косы и меча мужчины — достаточно этого пронизывающего, острого, как клинок, взгляда, чтобы узнать собрата по Пути Дара — боевого Мастера. Он ухмыльнулся: так вот чем нынче занимаются подобные ему — охотятся за сумасшедшими девчонками, избивая и связывая их отцов. Одет блондин был в длинную, по самые щиколотки, плотную верхнюю тунику ярко-желтого цвета, с нашитыми черными полосками, что делала его похожим на гигантскую осу. На широким кожаном поясе в богатых ножнах висел тяжелый длинный клинок. Голова была обвязана черным, из тончайшей ткани, шарфом, края которого ложились на правое плечо. За спиной красовался черный бархатный плащ.

Белобрысый тоже понял, кто такой Адонаш, и одарил снисходительным кивком. Он не ответил.

Из-за распахнутой настежь двери дома сапожника раздавались жуткие вопли, кричала, скорее всего, Асия, если у нее нет матери или сестры. Крики становились все громче, приближаясь к выходу, и вот, наконец, в проеме показался крупный, широкоплечий, плотно сбитый мужчина, одетый точно так же, как и стоявший снаружи. Заметив стянутые в конский хвост черные с проседью патлы по самые икры, Адонаш скривился — еще один Мастер Смерти.

Темноволосый вышел, высоко вскинул подбородок, обводя толпу селян презрительным взглядом, посторонился, давая проход двоим, не столь шикарно разодетыми и, безусловно, неодаренным, парням, которые волочили за запястья верещащую Асию, при дневном свете еще более худую, болезненно бледную и костлявую, чем тогда в корчме. Она отчаянно сучила ногами, выворачивалась, рискуя вывихнуть суставы на локтях, крутила головой и исходила слезами.

— Помоги ей... — умоляюще прошептал Скайси.

Адонаш закатил глаза.

— Помоги!.. Джай бы помог!..

Он не Джай... А этому смарговому монаху не объяснишь, что глупо сражаться одному против двоих Мастеров. У Адонаша довольно яркий дар, и мечи у него хороши, но, кто знает, что представляет собой эта пара полосатых "шершней". Да и ради чего рисковать? Ради этой доходяги? Тени, что сама помрет не сегодня-завтра от истощения?.. В чужой деревне?.. За чужих людей?.. Глупо! Джай бы сражался... Но он не Джай... Кстати, где этот Джай? Был ли у сапожника? Куда потом подался?

— Помоги им!.. — ныл Скайси.

— Ведьму на сук!.. — бесновалась толпа.

— У-у-у!.. — подвывал сапожник.

— Ы-ы-ы!.. — скулила изворачивающаяся ведьма...

— Помоги... — снова монах.

Адонаш внимательно осмотрелся, выискивая в толпе Джая. Впрочем, будь здесь Джай, тот бы не стал стоять в сторонке. Может он в доме?

— Помоги им!.. — Этот эффов череп с веревочкой когда-нибудь заткнётся?!

Адонаш подошел к белобрысому Мастеру, сверля того взглядом. Теперь пришлось кивнуть, поприветствовав "полосатика", как ни противно это было.

— Мастер Адонаш, — представился он, не протягивая руки.

— Мастер Фли, — томным почти женским голосом ответил белобрысый.

Адонаш подавил в себе желание сплюнуть.

— Вы забираете этого человека?

— Сапожник нам не нужен, — пожал плечами Фли, — Мы забираем только ведьму.

— И куда, если не секрет?

Тот удивленно поднял брови, мол, как можно такого не знать.

— На суд князя!

— А кто вы такие? Служите князю?

— Ты, я вижу, крайне неосведомлен, брат... — криво неприятно улыбнулся Фли. — Пойдем с нами, я представлю тебя Божену Истребителю и ты, возможно, получишь место у него. Ты ведь не зря носишь мечи и косы ниже пояса, и называешься Мастером?

— Не зря, — холодно ответил Адонаш.

— Стать Рыцарем Очищения удостаиваются немногие. Но после нескольких лет службы, князь, возможно, дарует тебе такую милость.

— Спасибо за предложение, я поразмыслю на досуге. Я ищу своего друга. Возможно, он был здесь вчера. Позволишь задать пару вопросов твоему... пленнику?..

— Он не пленник... — ощерился Фли, принявшись ласкать округлую рукоять своего меча. Адонаш отметил про себя, что обнажить свою скорую пару клинков он сможет намного быстрее, чем этот длиннющий меч покинет ножны. — Мы связали отца ведьмы, чтобы он в своем безумии не чинил нам препятствий в благородном деле очищения. Как только все закончиться, он будет свободен от пут. Но, увы: освободить его от уз лжи, тьмы и заблуждения, что связывают его разум, мы не в силах. Эта ведьма очень сильна...

Адонаш не желал слушать этот бред, ему необходимо было разузнать, куда делся Джай, поэтому он, коротко кивнув Фли, склонился к рыдающему сапожнику, надеясь, что тот в состоянии будет ответить. Надежда была слабой, так как мужчина сейчас не походил на человека, пребывающего в здравом рассудке.

— К тебе вчера приходил менестрель?.. Астри Масэнэсс?

— Целитель?.. — тут же отреагировал сапожник, поднимая глаза.

Фли насторожился. Адонаш прикусил губу, размышляя, как бы повести дальше разговор, чтобы не раскрыть этим смарговым "шершням", кто такой Джай. Обычно друг держал в тайне, то, что являлся Одаренным, и уж тем более то, что одарен похлеще любого Мастера.

— Менестрель... — тихо исправил Адонаш.

— Он хотел помочь... — Сапожник со свистом втянул воздух. — Он бы помог!.. Он руку мне исцелил, даже не дотронувшись!.. Там рана уж как с месяц гнила — я... запустил... Он бы помог!.. Я точно знаю!..

Разговор становился все более и более интересным для Рыцаря.

— Где он?

Сапожник опустил глаза, замолчал.

— Где он? — потряс его за плечо Адонаш.

— Синяя смерть унесла... — прошептал тот.

Адонаш отпрянул. Что за чушь?

— Так твой друг тоже Одаренный?.. — не преминул поинтересоваться Фли.

Адонаш ответил долгим испытывающим взглядом.

Фли ухмыльнулся, не отводя от него стального цвета острых глаз.

— Целитель?.. Значит, твой милосердный друг подумал, что может помочь ведьме?

Адонаш молчал.

— Он, по-видимому, с таким не сталкивался раньше. За что и поплатился. Ведьма его уничтожила. Синяя смерть пришла за ним по ее призыву.

— Синяя смерть? — Адонаш вопросительно поднял бровь.

— Да. Не перестаю удивляться твоей неосведомленности. Смотри, как бы она не погубила тебя, подобно твоему другу... Астри Масэнэсс? Я запомню это имя. Его пламя не будет забыто.

— Что стоишь столбом? Долго ты там с этой мразью селянской возиться будешь? Связал — и пошли!.. — прогремел над ухом Адонаша грубый злобный голос.

— Я уже закончил, Мастер Пийкл.

— Что это за щенок?..

Второй Рыцарь Очищения, был, очевидно, старше и выше в звании первого, так как позволял себе такой тон. Пийкл смерил Адонаша взглядом, сравнивающим его в лучшем случае с шелудивым псом с местной помойки, сплюнул, пнул ногой сапожника, чем заставил Адонаша схватиться за рукоять меча за спиной.

— Ну?.. — Пийкл вызывающе шагнул к нему, сверкнув глазами, огонь в которых свидетельствовал о том, что Дар владеет этим человеком, а не человек Даром. — Ты Мастер?.. Думаешь, что Мастер! Ты — щенок! Но приходи к князю, и он сделает из тебя волка!

— Боюсь, что только цепного пса... — процедил сквозь зубы Адонаш и отступил на шаг назад, отпуская рукоять, так как через нее уже начала просачиваться в его жилы песня меча, призывающая пролить кровь.

Пийкл вдруг громко расхохотался, так же резко, как и начал, перестал смеяться, махнул рукой Фли и двум помощникам, тянущим Асию, и направился в самую гущу толпы, которая в страхе посторонилась, давая ему со спутниками дорогу.

— Мы — Рыцари Очищения именем князя Божена Истребителя, препровождаем эту женщину, отдавшую себя порождениям тьмы, на суд!.. — вещал на ходу белобрысый "шершень" сладким, как мед, и хорошо поставленным голосом, пока они шествовали к ожидающим лошадям. — Несчастного отца этой женщины, предавшей огонь жизни, да не смеет никто освобождать от пут, пока суд не состоится и приговор не будет исполнен. Тот, кто сделает это, будет передан в руки наказывающих, и получит прилюдно двадцать плетей!

Асию связали, спеленав грубой веревкой от лодыжек до предплечий, перекинули, будто мешок поперек лошади, на которую позади взгромоздился один из неодаренных помощников Рыцарей. Второй запрыгнул на доходягу мерина. Пийкс с Фли гордо усевшись в седла, направили своих жеребцов по узкой улице, вынуждая селян, отскакивать и жаться к стенам домов.

— Да здравствует Истребитель! Да горит пламя Божена!.. — выкрикивали из толпы, а связанный Бирбис, повалившись в пыль, выл и причитал.

— Почему ты не помог?.. — уставился на него Скайси глазами, в которых стояли слезы. Сожри его смарг!

Адонаш вздохнул.

— Надо найти Джая, — коротко ответил он.

С Джаем они могут что угодно. Хоть целое гнездо этих "шершней" во главе с их Истребителем разворошить. Но в одиночку... Адонаша, как и любого простого смертного можно вырубить, просто ударив обухом по голове. А уж проткнуть его мечом двоим Мастерам Смерти ничего не стоит.

Монах надулся, презирая Адонаша — последнего труса и мерзавца в его глазах, не пожелавшего спасти несчастную девушку, помочь ее еще более несчастному отцу... Но он — не Джай! Тот желает выручить каждого встречного, и желает — и может, обладая таким-то могуществом...

Где же этот Джай, скрути его смарг?!!

Адонаш попытался еще раз расспросить Бирбиса о том, куда девался менестрель-Целитель, но бесполезно: сапожник от горя утратил остатки разума. Когда Рыцари скрылись с глаз, подошел Дишик. Вместе с Курогом они подняли сапожника и отнесли в дом, не развязывая, как наказал Мастер Фли.

— Може оно и к лучшему, — печально пробормотал кузнец, выходя из дому. — А где чумазой ваш?..

— Он пропал ночью, — просветил Дишика Скайси.

Кузнец охнул, присел на согнувшихся коленях, с сожалением покачал головой.

Адонаш подошел к Дишику, взял того за локоть и потащил к корчме.

— Слушай, друг, ты сейчас расскажешь мне во всех подробностях, что за хрень эта ваша синяя смерть?!

Дишик сделал удивленное лицо, выругался, но покорно пошел с ним.

— Мало, что знаемо, — говорил кузнец, сидя за столом в корчме, где было куда более людно, чем утром. — Так... всякое кажут... — Он переплел пальцы в странном жесте, и обвел кругом свое лицо — вероятно, какой-то защитный знак.

— Вот так нужно... — вдруг вмешался монах, поправив плетение пальцев кузнеца.

Адонаш раздраженно фыркнул.

— Закончили?.. — спросил он, когда монах отпустил, наконец, руку Дишика, которой водил вокруг квадратной физиономии того.

Кузнец и монах одновременно виновато кивнули, и Дишик продолжил рассказ:

— Ну... нападает она... после захода солнца и токмо тогда, когда один ты идешь... И еще на мужика... на бабу не нападает... воробей меня склюй... Находять потом его... синего... такого синего, что красильщик так не покрасит... Синего и бездыханного... Говорят, шо то ведьма целует. Или сама у Синюю смерть обращается и ходить, ищет, кто в одиночку серед ночи выйдет, того она и...

— И много таких у вас находят — синих и бездыханных?

— Кто один после заходу солнца выйдеть, тот, считай, с Синей смертью лег... Мы ж не зря дружка твого отговаривали. Казали — не ходи... Не послушал он!..

— Ну так, и синего его еще никто не находил!

— Не усех находять!.. Многие пропадают и все... Как чумазой ваш... Кажут, шо играл он гарно?.. Жалко, не слышал я... Помянем его огонь?..

— Погоди ты, — Адонаш отмахнулся, — скоро синюю смерть будешь поминать.

Кузнец неверно истолковал его слова, так как принялся усердно повторять подправленный монахом жест, отгоняющий нечисть.

— Идем, Скайси, поразмыслим, где его искать. — Адонаш встал из-за стола.

Скайси что-то шепнул Дишику и последовал за ним.

— Что это за знак такой? — Адонаш повторил жест, обводя свое лицо. — Что он означает — моя рожа круглее?..

Монах хихикнул, затем одернул себя, набрал воздуха в легкие и авторитетно произнес:

— Нет, это охранный знак, означающий, что ты в круге Создателя, и огонь жизни в тебе целостен, а доступа порождениям тьмы к нему нет!

— А-а-а... — протянул Адонаш, поднимаясь по лестнице в комнату. — Что думаешь о Синей смерти?

— Не знаю... Не слышал о таком никогда.

— Да уж если я, повидавший с Джаем всякого, не слышал, то куда тебе... Ты даже гипока тогда в первый раз увидел.

— Гипок... — шумно выдохнул монах.— Бр-р-р! Но Синяя смерть — нечто пострашнее гипока, раз Джай с ней не справился...

Адонаш усмехнулся:

— Ерунда! Ты плохо его знаешь, Скайси. Чтобы уложить Джая, не хватит и армии чудовищ, даже если б нашелся кто-то, кто собрал бы их вместе и повел против него.

Тем временем, они пришли в приютившую их по доброй воле хозяина корчмы комнатушку и присели друг напротив друга на узких койках. Третья кровать — Джая, пустовала.

— Ты ведь давно путешествуешь с Джаем, кто он? Что он за Мастер?.. — тихо спросил Скайси.

— Ты такого не видел, и никогда не удишь другого — Мастер всех Путей.

— Всех?

— Да...

— Но почему он не идет в Город Семи Огней? Он стал бы там...

— Кем? Советником?

— Ну он же и Огненосец... тоже...

— Да, тоже. Но Джай — это Джай, его и Древний не разберет. Одно я знаю точно: не мог он попасть в такую передрягу, из которой ему не выбраться. Поэтому волноваться нам не о чем.

— Нужно все ж его найти.

Скайси прав: найти нужно... Только где?

— Он бы не оставил эту девушку в беде... А ты... — затянул снова ту же песню монах.

— Скайси!.. — Адонаш вздохнул. — Подумай только, что я мог сделать против двух Мастеров и целой кучи мужичья, орущего: "Ведьма!.. Ведьма!..". Если бы я вмешался, то сейчас ты бы меня хоронил, или думал, как вызволить из княжеской тюрьмы. Я уязвим и смертен.

— А Джай?..

Адонаш хмыкнул:

— И Джай... смертен... Но у него головы нет, а везения выше крыши, вот он и лезет всюду.

В словах Скайси, в его нытье о том, что сделал бы Джай, было нечто толковое. Джай в самом деле не допустил бы, чтобы Асию забрали, слишком он упрям — раз уж решил ее исцелить, то исцелил бы и обеспечил ей безопасное существование. В крайнем случае, переместил бы вместе с отцом в другую деревню подальше от Рыцарей Очищения. Что-то отвлекло его внимание, что-то более важное. Но как только, он узнает, что Асию забрали на суд — тут же объявиться, и доведет начатое до конца. Значит, и искать его следует там, куда увезли эту "ведьму".

— Собирайся, Скайси, навестим князя.

Замок

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Замок Божена Истребителя.

Как оказалось, к Божену Истребителю собрались идти не только Адонаш со Скайси. С рассветом в княжеский замок выступала целая толпа. На двух телегах ехали пять или шесть теток, еще столько же мужиков, четверо верховых. В том числе староста — благородный Бульс Кирей на гнедом скакуне, разодетый в желтый парчовый кафтан с рукавами такими длинными, что не будь там разрезов, Бульс не нашел бы в них своих рук. Его сопровождали трое молодцов, носивших мечи не для украшения, хотя Одаренными, они, конечно, не были.

Все эти люди ехали к князю в качестве свидетелей "злодеяний" Асии. И, по-видимому, мельник Вайк такие "злодеяния" наблюдал частенько, так как правил лошадьми на одной из телег и пылал от нетерпения совершить свой посильный вклад в дело "очищения". А кузнец Дишик, наоборот, не держал ухо востро, проспал все веселье, и не мог рассказать ни об одной ведьминой выходке, каковых, "безусловно", было больше, чем достаточно, поэтому и остался в деревне.

Адонаш, не зная, вернется ли он еще в Низинку, забрал все свои вещи и прихватил Джаевого Ветра, который упрямился, не желая идти привязанным к Миси, чем раздражал и самого Адонаша и кобылу. О том, чтобы кому-то ехать на Ветре, и речи не могло быть — жеребец скинет любого ездока кроме Джая.

Дишик еще раз попытался выторговать коня у Адонаша, он не верил, что Джай может быть жив, но быстро сдался и отстал, скорее всего, из уважения к горю странников, потерявших друга.

Адонаш и Скайси, едва разобравшись с правильным направлением, — а к замку князя вела прямая и довольно широкая дорога, — перешли на рысь, оставив позади телеги и старосту с охраной. Но Бульс Кирей быстро их нагнал, проехав мимо с высоко поднятой головой, ветер гордо развивал его длинные усы, рукава, подбитый мехом лисицы плащ, и притороченную к шапке полоску желто-черной ткани.

Адонаш сплюнул, и пришпорил коня — не хотелось ему весь путь до замка наблюдать зады лошадей Бульса и компании, и объезжать оставляемые животными лепешки на земле. Но опередить их оказалось не так-то просто: трое молодчиков старосты выстроились в ряд, растянувшись на всю ширину дороги.

Адонаш чувствовал, что вскипает, рука непроизвольно тянулась за спину, где торчали рукояти мечей, Дар подначивал зацепить Бульса, сравнив того с боровом на коне. Но если он сейчас начнет драку, то убьет как минимум четверых — старосту и его охрану, а князь, у которого, как говорят, три десятка боевых Мастеров (по крайней мере, двоих он уже видел), этого так не оставит. Он глубоко вздохнул, медленно выдохнул, продел это упражнения еще раз десять, и на десятом выдохе, наконец, перестал чувствовать спиной огонь своих мечей, и желание перерезать глотку Бульса Кирея утихло.

— Адонаш, — тихо произнес Скайси, все это время с опаской за ним наблюдавший, — ты же не станешь их задевать?..

— Теперь уже нет. Я смирен и спокоен, Скайси! Не переживай: я так мирно настроен, что впору становиться монахом.

— Нет, ты не можешь стать монахом...

— Отчего же? Впрочем... без крови тигр не проживет... да и без женщин...

— Вовсе не поэтому... — Скайси покраснел.

Адонаш удивленно нахмурился:

— Одаренным нельзя вступать в наше братство!.. — пояснил монах.

— Хм... Я слышал, что в ваш монастырь вы принимаете еще совсем мальчиками, как же вы узнаете, что они без Дара?

— Послушником можно стать с двенадцати лет, если потом проявиться Дар — такого мальчика отсылают, не позволяя принять посвящение. А начать путь монаха можно лишь с двадцати, когда Сила уже не развернется, и всем понятно, что ты неодаренный.

— А сколько тебе, Скайси? Неужто, уже есть двадцать?.. — Адонаш ухмыльнулся, а монашек немного обиделся, побледнев — Скайси слишком близко принимал к сердцу шутки о своем возрасте, желая, как всякий юноша, казаться старше.

— Мне двадцать один! И я начал свой путь! Когда я получу все семь откровений, я стану посвященным!

— А-а-а... Да ты, как я погляжу, умудрен жизненным опытом!.. Двадцать один — столько прожитых лет за плечами!.. Хотя на вид тебе и... тринадцати не дашь.

Адонаш рассмеялся и отклонился, почти свесившись с кобылы, так как Скайси попытался ударить его хворостинкой, которой погонял своего Вершка.

— А вот с характером нужно поработать, Скайси! Давай, я тебя научу — вдыхаешь... и ме-е-едленно выдыхаешь...

— Чтоб ты с лошади свалился!..

— Нехорошо, Скайси, желать зла ближнему... — Адонашу удалось развеселиться.

Тем временем, дорога повернула на восток, и в лучах слепящего глаза солнца, поднявшегося уже достаточно высоко, чтобы развеять прохладу осеннего утра, пред путниками предстал величественный замок. Двенадцать башенок, коронованных узорчатыми парапетами, только на одной из них, самой дальней — синий тарийский стяг с оранжевым пламенем, зато желто-черные знамена с белой молнией, пересекающий полосатый фон, пестрят повсюду. Стены высотою не меньше пятидесяти футов. Бойницы так искусно замаскированы лепниной, карнизами и барельефами, что осаждающий, залюбовавшись великолепием архитектурных изысков, может и не заметить, что в него нацелена стрела.

Адонаш по достоинству оценил все оборонительные сооружения — этот замок мог выдержать осаду немалой армии. Широкий ров, наполненный водою, подъемный мост, по которому разом могут проехать локоть к локтю десяток всадников, герса — не просто решетка, а выкованное изображение сражающихся тигра и дракона.

Скайси попросту открыл рот, пораженный величием замка. Адонаш тоже открыл бы рот, не побывай он раньше в Городе Семи Огней, где такие чудеса на каждой улице. Возвести подобное, способны разве что Одаренные Мастера Строители, и таковых Адонашу приходилось встречать за свою жизнь.

Мост был опущен, решетка при приближении кавалькады поднялась, удивительно тихо, совершенно без скрипа или скрежета. Воины в блистающих на солнце стальных латах подняли копья, пропуская старосту, въехавшего в ворота первым, затем его охрану, а после и Адонаша со Скайси. Телеги с селянами отстали от всадников и только сейчас показались из-за поворота дороги.

Замок князя вполне мог вместить народу больше, чем в двух таких деревнях, как Низинка. Во внутреннем дворе маршировал небольшой отряд солдат в круглых, смахивающих на горшки шлемах, и кожаных доспехах, с длинными копьями в руках и короткими мечами у пояса. Здесь же суетились слуги в простой одежде: грубых льняных туниках поверх широких штанов, на некоторых, правда, красовались ярко-желтые жилеты, и шапки с вытянутыми носами, в черно-желтую полоску. Иной раз двор пересекала одна-другая хорошенькая девчонка, но так поспешно, что Адонаш не успевал как следует разглядеть, тем более, что внимание его было приковано ко вторым — внутренним воротам, которые все еще оставались запертыми, несмотря на громкие выкрики старосты: мол, бегите, встречайте, соизволил прибыть он — благородный Бульс Кирей.

— Где же здесь искать Джая?.. — озадаченно бормотал Скайси.

— Он сам нас найдет. — Адонаш спешился, подвел Миси к воротам и стал ждать.

Он знал, что лицо его сейчас — подобно камню, не выражает ничего, но также он знал, что пламя, бушующее внутри, нетерпеливый огонь, требующий от него какого-то действия, все сложнее удерживать с каждой томительно тянущейся минутой промедления.

Наконец, слава Мастеру Судеб, начало что-то происходить: из внутренних ворот вышел человек в ярко-желтом кафтане, богатством золотой вышивки, превосходившим одеяние старосты Бульса, Кафтан его тоже имел длинные рукава с вырезами, доходил до колен, открывая заправленные в высокие с чуть загнутыми кичливо кверху носами сапоги, широкие черные штаны. Сапоги тоже были черными, кроме верхней части голенища — желтой, естественно, других цветов, здесь видимо не признавали. На высокой каракулевой шапке красовался, свисающий до пояса полосатый шлейф, такой же, как у Бульса Кирея, только на порядок длиннее. Человек был тщательно выбрит, поджар, длиннонос и обладал исключительно надменным взглядом, озираясь вокруг, он презрительно кривил тонкие губы.

Появившись во дворе, этот оригинальный тип стал распоряжаться, приказывая слугам, куда отвести лошадей, где разместить повозки, куда направить прибывших селян. На старосту он не обращал внимания, несмотря на то, что Бульс, подойдя вплотную, старался найти подходящий момент для начала разговора, и, видя презрение распорядителя, попеременно то багровел, то бледнел.

Прошло немало времени, прежде чем длинноносый соизволил заметить главу Низинки. Он вытаращил на Бульса глаза, словно только что прозрел, после, широко раскрыл объятия и улыбнулся, умудрившись не выпрямить при этом презрительно искривленных губ.

— Брат мой!.. Кого вижу я?.. Сам благородный староста Низики — Бульс Кирей! Слава Мастеру Судеб! Здоров ли ты, брат? Благоденствуешь ли?

Староста что-то булькнул себе в усы, ответил на объятия (казалось он поглотил худого распорядителя — тот на мгновение исчез меж его обширных телес), и, наконец, пророкотал громовым голосом:

— Приветствую и я тебя, благородный Шииртэн Бай! Я пришел, чтобы присутствовать на суде!

— О! Дело очищения? Что может быть более свято? Входи брат, позволь конюхам позаботиться о твоих лошадях, а служанкам о тебе самом!.. — Шииртэн захихикал. — Кто сопровождает тебя? — Бай обратил внимание на охрану и Адонаша со Скайси.

— Со мною лишь трое, — староста указал на своих людей, затем на него и монаха, — Это — чужеземцы, очень подозрительные, скажу я тебе...

— Позволь мне разобраться с ними.

Бульс с эскортом прошли во внутренние врата, вслед за конюхами, уводящими лошадей и слугой в желтом жилете, а Шииртэн Бай направился к ним со Скайси. Глядел он при этом не на самого Адонаша, и даже не на монаха, который обычно привлекал внимание людей зеленой косой на лысом черепе, а внимательно рассматривая их лошадей, особенно Ветра и Миси. Только подойдя вплотную, он, наконец, соизволил повернуть голову, встретился глазами с Адонашем и тут же их отвел — мало, кто выдерживает взгляд Мастера Смерти.

— Ты, я вижу, Мастер Силы?

— Правильно видишь.

— Боевой Путь?

— Боевой.

— А твой друг?

— Монах.

— Могу предположить: вы прибыли, чтобы получить аудиенцию у князя Божена Истребителя. Не так ли?

— Ошибаешься. Мы хотели бы присутствовать на суде.

— О!.. — Шииртэн был удивлен. — Похвальное стремление — быть участником дела очищения. Ты ставишь перед собою правильные цели, Мастер. Как твое имя?

— Мастер Адонаш. А мои цели тебя не касаются.

Бай неприятно улыбнулся.

— Зачем же скрывать то, что ты желаешь стать Рыцарем Очищения?

Адонаш только холодно оскалился, стараясь удержать в себе грубый ответ, который вертелся у него на языке.

— Что ж, присутствовать на празднике справедливости, угодном Создателю, на суде над ведьмой, высокочтимый князь Божен велел не запрещать никому. Возьму на себя смелость предложить тебе, Мастер Адонаш, и служителю Мастера Судеб наше гостеприимство.

— Благодарим, уважаемый, — поклонился Скайси.

— Меня зовут Шииртэн Бай, я распорядитель в замке. Следуйте за слугой, и он разместит вас и... ваших лошадей.

Адонаш кивнул, косо глянул на подошедшего конюха — парня с вороватыми глазками на лисьей физиономии, и вложил в его потные руки поводья Миси и Ветра, только после предупреждения:

— Если с этой кобылой или этим жеребцом что-нибудь случится. Если они, не доведи Создатель, потеряются, исчезнут, превратятся чудесным образом в каких-нибудь других, пусть и похожих, лошадей, ты узнаешь, что Мастер Смерти умеет убивать не только быстро, но иногда и очень-очень медленно...

Парень побледнел, его глаза окосели от страха, и он ухитрился глянуть одновременно на Адонаша и на Скайси, хотя они стояли на расстоянии в пять шагов друг от друга. Адонаш зло ухмыльнулся и решил его добить: отвел в сторонку, указал на монаха и, сделав страшные глаза, прошептал:

— А этот умеет накладывать ужасные проклятия, от которых у тебя вырастут ослиные уши и хвост, а когда заговоришь, изо рта вместо слов будут вылетать осы...

Конюх повел лошадей на полусогнутых ногах, поминутно озираясь на Скайси.

— Чего это он?.. — не понял монах. — Что ты ему сказал?

— Только то, что ты помолишься за него...

Скайси закивал.

Адонаш бросил сумку с пожитками на грязный каменный пол. Неужели в этом проклятом замке, среди стольких башенок, переходов, подземелий, холлов и комнат не нашлось лучшей коморки? В конюшне и то было бы удобнее.

Вся мебель — это треногий кривой табурет. На полу лежат два грязных, будто вынутых из болотных жижи и высушенных после на солнце, тюфяка набитых колючим сеном. На стенах, которые когда-то были белыми, или, возможно, светло-серыми, красуются потеки всех оттенков, об их происхождении остается только догадываться. Ко всему прочему в коморке царит такой смрад, что слезятся глаза, а окна, чтобы проветрить помещение, здесь нет.

— Может, переночуем в лесу?.. — высказал хорошую мысль Скайси.

— Нам не придется здесь ночевать, только подождать до суда.

— А когда суд?

Адонаш успел расспросить сопровождавшего их сюда слугу, и узнать, что суд над ведьмой начнется после заката, а на рассвете исполнен будет вполне предсказуемый приговор. На вопрос, почему именно ночью, слуга не смог дать вразумительного ответа, лишь бормотал, повторяя заученную фразу: "Князь Божен Истребитель и его Рыцари Очищения готовы бросить вызов самой тьме!.. В час, когда она владеет землей, поглотив свет солнца, они вершат суд справедливости, вознося сияние света истины...".

— Я думал... — протянул Адонаш, присаживаясь на тюфяк и доставая из сумы хлеб и мясо, чтобы перекусить — в комнате смердело, но это не повод отказываться от пищи, знавал запахи и похуже, — что ты, Скайси, будучи монахом, разберешься во всем этом.

— Я? Разберусь?.. — Скайси протянул руку, принимая свою часть завтрака — а уж прожорливому монаху никакая вонь не могла испортить аппетит. — Как? И в чем?

— Ну... Они плетут здесь что-то о свете, о справедливости, очищении, о делах, угодных Мастеру Судеб. А кто, как не монах, разбирается в том, что угодно Создателю?

— Не знаю... — скривился Скайси, — до сих пор я не видел, чтобы они творили хоть что-нибудь угодное Мастеру Судеб. И обычаи их мне совершенно не знакомы. Похоже, этот Божен Истребитель следует своим собственным законам.

— Похоже на то...

— Ты думаешь, Джай появиться на суде?

Впервые за все то время, как они покинули Низинку, Адонаш засомневался в этом. Мог ли Джай не знать, что Асию уже забрали? Или не успеть?..

— Он не может не объявиться и не помешать этому суду, — ответил Адонаш монаху, — или я совершенно не знаю нашего Джая. В любом случае, что бы ни происходило, помни — мы с тобой переворота тут не совершим. Вмешиваться нам нельзя, пока Джай не появится. Ты понял?

— Не совсем? Что ты имеешь в виду?..

— На суде ты должен смотреть и помалкивать, даже если будешь возмущен до глубины души.

— Я так не могу!.. Я должен следовать истине и справедливости! Должен защищать правду даже ценою жизни!..

— Ерунда!

Если монаху вздумается выкрикивать что-то против князя или его смарговых Рыцарей в присутствии его челяди и подданных, то спасать придется Скайси... Интересно, могут ли мужчину у них здесь объявить ведьмой?

— Ты должен молчать, Скайси, что бы ни происходило, иначе, я сам закрою тебе рот, или вырублю ударом по голове. Ты понял?

Монах только вздохнул. Может не стоит его допускать на суд?

Свой хлеб и мясо Адонаш со Скайси дожевывали в задумчивом молчании. Если не выбраться отсюда на воздух в ближайшее время, то можно впасть в уныние от вида комнаты и этого смрада.

— Такое ощущение, — произнес Адонаш, обозревая коморку, — что это мы подсудные и ждем приговора в тюремной камере.

— Камеры здесь, должно быть, просто ужасны... Бедная Асия...

— Она сумасшедшая, Скайси, ей все равно...

— Нет!.. — Монах готов был спорить, но в этот момент в дверь постучали, и на пороге появился Шииртэн Бай собственной персоной.

Он поглаживал себя по подбородку правой рукой, вторая рука по-молодецки заткнута за пояс недалеко от длинного кинжала, нога в сапоге с загнутым носком вызывающе выставлена вперед, а глаза хитро поблескивают.

— Надеюсь, вы довольны комнатой?..— Звучало, как издевательство.

— Князь построил новый свинарник или перерезал всех свиней — и это место освободилось?.. — Адонаш встал.

— Сожалею, что не нашлось лучшего помещения. У нас сейчас в замке множество гостей.

— Суд над деревенской сумасшедшей — такое значимое событие для Божении?

— Вовсе не суд. Божен принимает гостей из соседней Хинсии.

— Хинсия... Божения... Тария разделилась, а я не знал?

— Что ты, Мастер Адонаш! Князь Божен, как и князь Хинси — добрые подданные Города Семи Огней и подчиняются Совету. Мы исправно платим налоги, посылаем своих солдат, когда Тария ведет войны. Синее знамя с пламенем развивается на наших башнях...

— Лишь на одной из них.

— Хинсия — владение князя Хинси Смелого, — продолжал Бай, не обращая внимания на замечание Адонаша, — лежит на юге. Тамошний князь желает породниться с нашим благородным Боженом и выдает за него свою дочь. Помолвка прошла, а празднества по ее случаю еще будут продолжаться четыре дня. Наш замок полон народу, как я уже говорил. Но Одаренные для нашего князя всегда были особенными гостями. Узнав о тебе, он повелел мне пригласить Мастера на пир. Безусловно, монах тоже приглашен, как твой друг. Так что, вам не нужно будет находиться в этой неудобной, к моему стыду, комнате. Надеюсь, твое недовольство условиями развеется за чашей доброго вина под музыку настоящих Музыкантов Силы! Слышал ли ты когда-нибудь их прекрасную игру?

— Приходилось.

— О!.. — только и сказал Шииртэн, подняв вверх указательный палец, что означал сей жест, Адонаш не пожелал расшифровывать. — Итак. Мастер Адонаш, уважаемый Скайси, я готов препроводить вас в зал торжеств и представить высокочтимому князю Божену Истребителю.

— Так идем, — Адонаш сделал шаг вперед, но Бай остановил его жестом, и оглядел с ног до головы.

— Негоже являться пред светлые очи князя, Мастер Адонаш, в таком виде. Ты одет похуже какого селянина!

Адонаш скрипнул зубами.

— Я сейчас же пришлю одежду, более подходящую для появления в достойном обществе.

— Осиный костюм я не надену...

Шииртэн покачал головой:

— Осиный костюм?.. Твой язык жалит хуже осиного жала. Ты, наверное, имел в виду желто-черные полоски князя? — Распорядитель с нежностью провел рукой по свисающей от макушки шапки ткани. — Честь их ношения еще нужно заслужить, Мастер Адонаш.

Он промолчал, а, крутившийся на языке ответ, вырвался наружу лишь кривой недоброй усмешкой.

Шииртэн подозвал слугу, выросшего как из-под земли, дал ему наказ, принести наряды для благородных гостей, и тот со всех ног бросился выполнять волю распорядителя.

Общество Бая Адонаша раздражало, поэтому Адонаш демонстративно отвернулся, ушел в дальний конец комнаты, уселся на тюфяк, и, выудив из сумки точильный камень, принялся править один из мечей, который в том совершенно сейчас не нуждался.

Ожидая, Шииртэн вынужден был вести беседу со Скайси, но Адонаш не прислушивался к ней — монах кому угодно задурит голову рассуждениями о следовании воле Мастера Судеб.

Божен Истребитель

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Замок Божена Истребителя.

1

Через полчаса, облаченный в чудное длинное платье из темно-синей шерсти, с разрезами с четырех сторон, подпоясанное широким кожаным поясом, с рукавами широкими — что крылья, но хоть не такими длинными, как у распорядителя, Адонаш, путаясь в полах, шел следом за Баем. Скайси достался совершенно черный широченный балахон, в котором тот утонул практически полностью. Когда они заворачивали в темные коридоры, наряд монаха сливался со стенами, и казалось, что в воздухе сама по себе плывет лысая голова. Перевязь с мечами Адонаш наотрез отказался оставлять в комнате, несмотря на все уговоры и угрозы распорядителя. По-видимому, приказ князя относительно отсутствия оружия у гостей, был не настолько строг, как пытался преподнести вначале распорядитель, и Бай смирился.

Шли довольно долго, петляя по коридорам, поднимаясь по лестницам, переходя по галереям с высокими окнами, из которых открывался прекрасный вид на окрестные поля. Вскоре они миновали убогое крыло, где, похоже, обитали только слуги, и вошли в ту часть замка, что предназначена была радовать глаз благородных. Стены от пола до потолка покрывал вычурный узор, изображающий плетущиеся растения и алые цветы, под ногами были тщательно отшлифованные мраморные плиты, потолки изгибались сводами. Факелов в кованных позолоченных держателей вдоль длинных коридоров стало в разы больше. Бай молчал, Скайси, по достоинству оценивший прекрасный интерьер замка, — тоже. Единственным звуком, сопровождающим их весь этот путь, было гулкое это шагов. Адонаш шел и думал, чем удостоен он такой чести: лично распорядитель замка Шииртэн Бай, позволяющий себе игнорировать старосту деревни, тратит на него свое время, подбирая костюм, и сопровождая в зал торжеств. Возможно, князь Божен не желает упустить шанс, пополнить ряды своих слуг еще одним боевым Одаренным — это наиболее вероятное объяснение подобных почестей.

Где же, смарг его сожри, Джай?..

Вход в зал торжеств охраняли шестеро закованных в латы стражников с желто-черными шлейфами на шлемах. Узнав распорядителя, двое из них распахнули двухстворчатые деревянные двери, и глазам Адонаша открылся огромный холл, заполненный людьми. Вдоль стен стояли столы, ломившиеся от угощений. Гости сидели за ними тесными рядами, смеялись и пили. Музыканты исполняли что-то громкое и веселое. Всюду сновали слуги в ярких желтых камзолах, то приносившие новые блюда, то уносившие пустую посуду.

Здесь не менее трехсот человек. Центральный стол, расположенный перпендикулярно остальным, занимают гости в самых роскошных одеждах. По центру мужчина и женщина. Князь с невестой — догадался Адонаш. Божен был высок и худощав, с полностью седыми длинными волосами, заплетенными в семь кос, как и у Адонаша. Каждая из его кос по всей длине перехвачена золотыми зажимами десять раз. И Адонаш знал, что это означает — на его собственных косах пока лишь по одному зажиму, хотя до второго и недолго осталось... Как ни странно, Божен был одет не в полосатый осиный костюм, а в черный камзол обильно шитый золотым орнаментом. Не имея ни бороды ни усов, выглядел князь не старше Адонаша, если не принимать во внимание серебро в волосах.

Никто не обратил внимания на вошедших, и распорядитель повел их за спинами сидящих гостей, остановившись у пустующего стула, усадил за него Скайси, а Адонаша повел дальше к столу, располагающемуся недалеко от княжеского. Большинство сидящих вокруг князя имели длинные волосы, седые или нет — Мастера. Одаренных, служащих Божену, было больше пяти десятков, да только не все они — боевые. "Полосатики" — Рыцари Очищения в знакомых одеждах — человек двадцать, занимали отдельный стол с противоположной стороны, и длинноволосых среди них было не больше трети. Адонаш узнал Фли и Пийкла, приходивших за Асией в Низинку.

Его посадили на самом краю одного из столов, дальше по правую руку широкий проход отделял его от других гостей, шумно пировавших в своей компании. Слева сидела красивая синеглазая женщина, с толстой, с его руку, золотистой косой, кончиком касающейся пола, красавица улыбнулась ему, чуть приоткрыв при этом пухлые губки. Адонашу нравились и синие глаза, и золотистые волосы и губы — лепестки роз, но она была Одаренной, а он не первый год живет на свете, чтобы не знать, какими коварными обычно оказываются женщины-Мастера. Напротив располагался невысокий подвижный черноволосый мужчина, который, как и его пухлый сосед — с косой обильно усыпанной белыми нитями (да, как и все за этим столом), был отмечен Силой. Если, конечно, князь Божен не повелел, шутки ради, отращивать патлы кому попало...

Короткое знакомство с ближайшими соседями, позволило Адонашу узнать их имена. Златовласую красотку звали Дая, мелкого брюнета — Итир, его пухлого соседа — Гжин. Слева от Даи сидел гибкий стройный светловолосый юноша, в котором едва развернулся Дар — Элен. Все, кроме этого Элена — Строителя, были Музыкантами Силы.

Адонаш, последовав совету Гжина, отрезал себе кусок мяса от копченого окорока, наложил в тарелку бобов и полил все красным соусом.

Вино лилось рекой, гости захмелели, да только не князь. Божен сидел с прямой, словно копье, спиной и внимательно следил, казалось, за каждым гостем в зале одновременно. Его пристальные серые глаза, обводившие взглядом столы и сидящих за ними, на мгновение остановились на Адонаше, и заскользили дальше.

Невеста, занимающее почетное место по правую руку от князя, была юна и свежа, как весенний цветок. Длинные ресницы стыдливо опущены, на щеках играет румянец, руки спрятаны под столом, а тарелка наполнена нетронутыми угощениями. С сожалением Адонаш отметил про себя, что Божен, несмотря на свой молодой вид, не подарит ей детей — ему уже больше ста пятидесяти. Когда прекрасная юность ее увянет, князь будет выглядеть так же, как и сегодня, и, возможно, пожелает избавиться от состарившейся жены, сменив на новую, будто поменяв обветшавшее платье.

Слева от Божена, не зная меры, опустошал одну чашу за другой краснолицый лысоватый мужчина лет пятидесяти, ничего княжеского, кроме одежды, обильно усыпанной драгоценностями, в нем не было, но на этом месте мог сидеть только князь Хинси — отец девушки.

Адонаш насытился быстро — не привык предаваться чревоугодию, а в его путешествиях на завтрак, обед или ужин, обычно отводилось совсем немного времени. Он лениво потягивал вино, пропускал мимо ушей болтовню соседей, устало изучал лица, отмеченные печатью власти и тщеславия, и чувствовал на себе множество недоброжелательных взглядом, в том числе и Фли с Пийклом. Здесь он, словно волк, попавший на псарню, и напасть не сможет — их слишком много, и своим никогда не станет. Лаять и кусать они еще не начали — принюхиваются, не знают, кто он такой, думают, что он мечтает к ним примкнуть, прислуживать и вылизывать сапоги этому смарговому князю — истребителю сумасшедших беззащитных селянок.

Еще быстрее, чем пищей, он насытился видом лучащихся гордостью благородных и истаивающих надменностью Одаренных. Адонаш жалел, что пришел сюда, и искал способа улизнуть, но пока не находил.

Тем временем гостей, как могли, развлекали барды, Музыканты Силы, скоморохи, карлики, шпагоглотатели и акробаты. Глядя, как упиваются все вокруг, Адонаш утратил крохи надежды на то, что низинскую ведьму будут судить по справедливости. Какая справедливость у пьяного судьи? Впрочем, сам князь совершенно трезв.

В самый разгар пира, Божен вдруг встал и поднял правую руку. Воцарилась тишина, более подходящая для кладбища, чем для праздника в честь помолвки.

— Анира, душа моя, — нежно обратился он к юной невесте, удивительно печальной, — тебя не радует ни музыка, ни шутки скоморохов. Чем же тебя развлечь?

Она молчала, потупив взгляд. Редко встретишь такую несчастливую невесту.

— Я посвящу тебе бой настоящих Мастеров! — сам нашел ответ на свой же вопрос Божен, — Такое зрелище мало кому посчастливилось наблюдать. И все — лишь ради тебя!

Девушка сидела, как каменное изваяние, вряд ли ей по вкусу подобное развлечение, в отличие от остальных присутствующих — те поддержали князя громкими одобряющими возгласами.

— Мастера, служащие мне, — князь обвел зал тяжелым взглядом, свойственным лишь тому, кто отмечен боевым Даром, — найдутся ли из вас двое смельчаков, готовых призвать песнь своего меча против брата по Пути Силы?

Таковые нашлись. И быстро. Один из них — Пийкл. Второй — не слишком высокий и тонкий, будто тросточка, юный Мастер, Адонаш был уверен, что тому и тридцати нет. А Пийку все полторы сотни будут. Но победа в таком поединке зависит не от опыта, а лишь от яркости Дара и качества клинка. А посмотреть и ему интересно... Адонаш откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, распрямил ноги под столом.

— Ты ведь тоже боевой Мастер?.. — томно спросила Дая.

— Да.

— И кто, по-твоему, победит?

Адонаш пожал плечами. Он, и в самом деле, не знал.

— Пусть обнажат мечи... — тихо произнес он. — Кстати, как зовут того молодого?

— А Мастера Пийкла ты знаешь?

— Приходилось встречаться...

— Его противник — Мастер Минэ. И ты прав, тот еще совсем молод.

Пийкл, отвратительно ухмыляясь, извлек из ножен полуторный клинок, и стал в стойку, схватившись за рукоять обеими ладонями. Его глаза вспыхнули, а в ответ наполнились жаждой сражения и глаза его юного противника, у которого меч был поуже и полегче.

Пийкл атаковал первым, меч описал в воздухе смазанную дугу, целя в шею Минэ, но тот уклонился, и, оказавшись справа от него, сделал финт в направлении открытого бока. Когда Пийкл мгновенно исправил эту ошибку — закрылся, Минэ оставил в покое бок, воспользовался случаем и зацепил его спину. Взрыв возбужденных возгласов поглотил рев боли, досады и ярости Пийкла. Меч Минэ имел теперь преимущество -вкусил крови. И если бы кто принимал ставки, то Адонаш поставил бы сейчас на хрупкого мальчишку Минэ против этого разъяренного быка. Только сможет ли опьяненный кровью юнец остановиться? Или это бой до смерти? Неужто здесь такие дикие порядки? Нет... вряд ли, князь станет разбрасываться Одаренными, даже в угоду своей невесте, которая, похоже, в ужасе от происходящего. В любом случае Адонаш болеет за Минэ, хотя бы потому, что тот одет в серое, а не в наряд "шершня", а значит — не Рыцарь Очищения.

Пийкл и Минэ танцевали по кругу, не подпуская друг друга близко. Финты юного Мастера уже не приносили легкой крови, как в начале. Движения их становились все более быстрыми, а за полетом мечей уже невозможно было уследить.

Адонаш подался вперед, положив локти на стол, и почти позволил бою поглотить свое внимание, когда почувствовал, что кто-то подходит сзади. Он обернулся прежде, чем рука легла ему на плечо. Это был распорядитель, который склонился к уху Адонаша и прошептал:

— Князь зовет тебя к себе. Немедля. Пойдем.

Адонаш тихо выругался, и последовал за Баем, краем глаза продолжая следить за поединком. Минэ поднырнул под полусогнутый локоть Пийкла, отбил его меч с нижней позиции серединой клинка, не прекращая движения оказался у того за спиной, и изящным скользящим ударом отделил на его тунике черную полоску от желтой, точно по линии, в разрезе показались розовые ягодицы Рыцаря, и гости разразились хохотом. Адонаш, казалось, смеялся громче всех.

Теперь отчаянный рев Пийкла ничто не могло заглушить, он принялся орудовать мечом, вертя клинок в воздухе так быстро, что вокруг вырисовалась смазанная восьмерка. Он наступал, оттесняя Минэ к столам, где сидели гости, те вскочили, опасаясь попасть под "мельницу" Рыцаря, Минэ заскочил на стол, прыгнул, в полете нанося колющий удар сверху в плечо Пийкла, но тот отклонился влево и выставил клинок, распоров Минэ от груди до паха. Пийкл взвыл от восторга, противник его безвольной грудой рухнул на пол... лужа крови начала растекаться по мрамору... Анира — невеста князя тонко и жутко закричала.

Адонаш вздохнул с сожалением, глядя, как уносят еще живого Минэ, но, скорее всего, живого ненадолго. Хотя, наверняка, у них тут сыщутся Целители, способные спасти этого Одаренного, настолько глупого, что умудрился из положенных ему трехсот лет прожить только неполные тридцать.

Князь ждал Адонаша в нише, расположенной за главным столом, он стоял, прислонившись к стене, попивая вино из кубка, и со скучающим безразличием наблюдая за поединком.

— Как тебе бой?.. — тихо спросил он.

— Бой не для меня, а ваша невеста не в восторге.

— Ты дерзок... — Князь не смотрел на Адонаша. — Как и я в юности...

— Надеюсь, Минэ исцелят? Одаренных не так много, чтобы терять их ради развлечения.

— Нет. Минэ должен умереть. А то, что его смерть послужила развлечением, делает ему честь.

Князь помолчал, допил вино, и отдал чашу слуге.

— Я рад, что земляк пришел служить мне. Много лет я не видел того, кто заплетает семь кос и отмеряет четверти прожитых веков золотом.

— Кто тебе сказал, что я пришел служить?

— А зачем еще?

— Может, просто, чтобы увидеться с рожденным на Хвосте Дракона.

— Мы можем оказаться даже кровной родней... — Впервые за весь разговор князь взглянул на Адонаша в упор и улыбнулся. Его взгляд был колок и холоден, словно лед, или вроде стального клинка. — Не говоря о том, что все Одаренные родня друг другу.

— Ха! И как часто в этих местах родственника убивают для потехи, тем более брата по Пути Дара? Ты ведь тоже боец, Божен?

Князь кивнул, взглядом приказал слуге, и тот принес им обоим по кубку, наполненному вином.

— И потеха так себе... — продолжал Адонаш, наглея от хорошего к нему расположения князя. Впрочем, то, что расположение это показное, он не сомневался. — Большинство из твоих гостей и половины их действий не успели заменить и оценить.

— У Менэ было столько же шансов убить Пийкла, ты же знаешь, что мускулы здесь ни при чем. Свершился суд. И суд справедливый.

— Еще один суд на сегодня?

— Минэ зарвался... Его следовало наказать, а Мастер Судеб вынес приговор. Я дал преступнику возможность защищаться.

— Я гляжу, ты здесь выстроил собственный Город Семи Огней, собрал под крыло всевозможных Мастеров, вершишь суды, пишешь законы?

— Ты прав, — князь снова улыбнулся, на этот раз его улыбка была самодовольной и искренней. — Лучше скажи, как ты попал сюда, брат?

— Это был долгий путь...

— Я не сомневаюсь, Адонаш. Ты почти пересек континент.

— Как и ты когда-то.

— Признаюсь, я не бил ноги по тарийским трактам, и не растирал задницу седлом. У меня был друг, способный перемещать.

— У меня тоже...

— Ты все больше и больше напоминаешь мне меня же в юности. А сейчас я в том возрасте, когда задумываются о наследнике.

— Это странно, князь, что ты говоришь со мной о подобных вещах. Я не служил тебе ни дня, да ты только сегодня меня увидел. Я могу оказаться худшим из злодеев, подосланным убийцей, мошенником или безвольной тряпкой и трусом.

— Да. Ты можешь оказаться кем-угодно, кроме последнего, конечно. Трус и тряпка не стал бы перечить хозяину пира, на котором присутствуют тридцать пять боевых Мастеров, послушных одному его слову.

Помолчав, князь продолжил:

— Ты, Адонаш, горяч. И молод, о чем говорит золото в твоих косах — всего по одному зажиму. Но не так молод, чтобы считать тебя сосунком. Ты горд и не хочешь, чтобы все выглядело так, будто ты пришел ко мне на поклон. Я сам был точно таким, поэтому твои мысли — для меня открытая книга. Как бы там ни было, помни, я рад, что ты здесь, брат и земляк. Наслаждайся жизнью, ешь мой хлеб, пей мое вино, если тебе приглянулась Дая, намекни ей, и она подарит тебе свои объятия. Прости за тот свинарник, в который поселил вас Бай, этот дурак будут наказан. Твои вещи уже перенесли в покои на этажах, где живут Мастера. После суда над ведьмой ты хорошо выспишься на достойном тебя ложе.

Адонаш не стал говорить, что собирается покинуть замок сразу после суда, или даже раньше. Нужно выспросить у этого проклятого Бая, где же его новая комната, чтобы при необходимости, быстро и незаметно забрать свои вещи. Там ничего стоящего, кроме лютни Джая, пропажу которой тот им не простит.

— Ступай. Ешь, пей, веселись... А я пойду, утешу свою юную невесту, а то она вовсе истает слезами.

Адонаш не стал спрашивать, от чего она так несчастна, и направился к своему месту за столом, в то время как князь шел к своему.

— Князь почтил тебя аудиенцией? Прямо на пиру?.. — шепнула Дая, когда он присел. — Великая честь... Не многим она выпадает. Одаренные часто ждут, пока Божен их примет по несколько дней, а то и недель...

— Не знаю, чем заслужил... такую честь.

— Ты носишь семь кос, как и он. Это что-то означает?

— Ты догадлива... — улыбнулся Адонаш, и поднял кубок, — за тебя, Дая! За свои синие глаза!

Может и в самом деле воспользоваться советом Божена и испробовать на вкус объятья Даи?

Тем временем поднялся князь Хинси. Тот стоял, пошатываясь на нетвердых ногах, и гости, не замечая его телодвижения, продолжали пить и шуметь. Божен исправил положение, подняв руку и постучав по столу. Хинси икнул, нахмурился, пытаясь сосредоточиться, затем глянул на дочь, которая, кстати сказать, уже не плакала, но и радостью не сияла, расплылся в улыбке и прогремел пьяным, но зычным голосом:

— А теперь и мой подарок хозяину!.. Я не могу порадовать вас боем настоящих Мастеров Смерти. Ну уж не могу... Он всех Мастеров Смерти забрал служить себе, со всех окрестностей!.. Я едва сподобился нанять одного охранника из Одаренных, так тот запросил непомерную цену, скоро вовсе меня разорит ... Ну не о том я... Мой подарок, тебе, княже, и гостям! С юга!.. Лучшие танцочицы... тансошицы... тансовщицы! Танец, какой никто здесь на севере не видал!..

— Земли Хинси имеют выход к морю Моа, — снова шепнула Дая, — и князь торгует со станами с того берега. У него немало диковинок, готова поспорить — нас ждет интересное зрелище.

— Выход к морю?.. — задумчиво протянул Адонаш. — А дочь у него одна?

— Что? Тоже хочешь жениться на княжне? Я тебя разочарую: Анира — единственное дитя!

— А-а-а... Так значит, князь Хинси таким образом избегает смерти от меча...

— Что ты хочешь этим сказать?.. — женщина удивилась и испугалась, а Адонаш лишь косо глянул на нее, не посчитав нужным объяснять, что не выдай Хинси единственную наследницу замуж за Божена, присоединив тем самым свою Хинсию к Божении, Истребитель нашел бы другой — более быстрый и более кровавый способ выйти к морю Моа.

Он создает здесь собственное царство, оттесняя знамя Тарии все дальше и дальше — на самую низкую и невзрачную башенку, скоро почувствует себя достаточно сильным, чтобы и вовсе потушить оранжевое пламя на синем фоне. А что Совет? Адонаш давно не бывал в столице, но насколько ему известно, у Города Семи Огней нет воинского формирования, состоящего из боевых Одаренных, а у князя есть и он изо дня в день пополняет число своих бойцов.

Двери зала торжеств распахнулись, впуская семерых экзотически одетых девушек. Лица скрыты под вуалями, а животы, наоборот, оголены. Остальной наряд, за исключением лифа, обхватывающего грудь и узкой полоски ткани на бедрах, из такой прозрачной ткани, что не скрывает ни стройных ножек, ни гибких спин... Адонаш выдохнул и улыбнулся.

За девушками следовали трое юношей с оголенным торсами в ярко-зеленых широченных шароварах, держащие в руках узкие вытянутые барабаны, — музыканты. Расположившись позади девушек и присев на одно колено, те принялись удивительно ловко отбивать быстрый ритм.

Адонаш хотел было взглянуть на лицо Аниры, чтобы понять, понравился ли ей подарок отца больше, чем жениха, но так и не смог оторвать глаз от пленительных изгибов девушек, тем более что танец уже начинался.

2

Джай чувствовал себя погруженным в масло, эта тягучая жижа заполняла все пространство вокруг, она просачивалась в его уши, нос, рот, он вдыхал ее тяжело и болезненно, и маслянистая жидкость наполнила легкие.

"Масло" было синего цвета, словно небо разверзлось и приняло Джая, но он всегда мечтал о небе и был уверен, что там не так паршиво... Все внутренности жгло огнем от этой жижи. Он завис в пространстве, бесконечном со всех сторон, и не мог понять, где находится, вяло трепыхаясь, словно пчела, угодившая в сосуд с медом. Движения давались нелегко. Чтобы поднять руку, нужно было приложить массу усилий и преодолеть боль, а совершалось это действие столь медленно, что, казалось, проходили часы. Перемещение не работало... Он не чувствовал опоры под ногами и точно так же потерял связь с реальным миром. Где он... смарг его сожри?.. Где он может быть?..

Все, что помнилось с момента, как он покинул дом сапожника — вспышка синего цвета, ударившего в глаза, а дальше — это маслянистая бесконечность...

Ему было больно, но, тем не менее, он был жив... Он дышал с огромным трудом, но, тем не менее — дышал, шевелился и даже чувствовал Силу... Джай попытался плыть, но так как здесь не было никаких ориентиров, не знал, движется ли он или стоит, вернее, висит, на месте.

Он призвал Путь Пророка, пытаясь если не понять, что с ним случилось, то хотя бы узнать, где его друзья, но фиолетовая мгла не откликнулась, а золотые звезды в ней, так же как и он сам повисли в синем меду.

Никогда Джай с подобным не сталкивался, хотя, кто как он, знает толк в необычном и удивительном, а порой и невыносимо ужасном. Джай был на грани паники, но паниковать и терять рассудок себе не позволил. Он выберется! Если не с помощью одного из Путей Силы, то благодаря смекалке междуморца, а если и она не поможет, то везение до сих пор еще его не оставляло.

Неожиданно в недрах синей бесконечности родилось нечто, похожее на пузырь воздуха в воде, оно поднималось откуда-то снизу, приближаясь к Джаю. Освобождение или погибель?.. Пузырь коснулся кончиков его пальцев на ногах, Джай взвыл от боли, и понял, что... погибель...

3

Адонаш оперся локтем о стол, уронил голову на руку, так, чтобы ладонь прикрывала рот, и никто не видел его глуповатой улыбки. Он не знал, что женское тело может так изгибаться, и что танец — не танец смерти... может так радовать сердце. Центральная танцовщица, девушка с зелеными глазами и черными волнистыми локонами до пояса? не просто вертела бедрами в ритм барабанов, казалось, что танцует каждый дюйм ее тела — и сильные стройные ноги, и смуглый животик, и гибкая спина, и плечи, и извивающиеся змеями руки, и пальцы, и даже глаза, сверкающие таким огнем, будто она Мастер Силы, держащий меч.

В танце она неожиданно выхватила откуда-то из-под ног отбивающих ритм юношей отрез алой шелковой ткани, и это полотно принялась танцевать вместе с девушкой, превратившись вдруг в пламя — так оно трепетало, словно живое... Девушка подныривала под ткань, заворачивалась в алый шелк и вновь заставляла превращаться tuj в пляшущий огонь. Адонаш заметив, как быстро мелькают ее руки, оставляя смазанный след, вновь сравнил ее с Мастером Оружия. Сейчас он оставил все сожаления о том, что пришел на этот пир — зрелище того стоило.

Танец не стихал, и девушка продолжала самозабвенно кружиться с отрезом шелка, когда послышался стон и глухой удар, не скрытый даже нарастающим ритмом барабанов. Адонаш, как и треть гостей, — остальные ничего не заметили, — повернул голову и увидел, что один из Мастеров, сидевших за столом князя, рядом с Хинси, лежит, уткнувшись лбом в столешницу, а второй Мастер — занимавший место рядом с невестой князя, заваливается, вцепившись руками в шею, из которой сочиться кровь.

Все боевые Мастера и Адонаш тоже разом вскочили, выхватив оружие. Время замедлилось, как только меч стал частью его руки, и Сила-кровь потекла по общим их жилам. Адонаш ясно увидел, как летит прямо в сердце Божена небольшой метательный нож, а за ним второй, отстающий лишь на два дюйма, нацеленный в правый глаз князя. В своей замедленной реальности он также увидел, как высокий темноволосый Мастер, согнув ноги в коленях, резко выбрасывает руки вперед, и воздушный поток Повелителя Стихий сметает оба ножа, которые, отклонившись, вонзаются в дерево стола.

Послышался женский визг, невыносимо громкий в этом его состоянии, звон посуды, грохот мебели... Невеста князя потеряла сознание. А сам Божен встал, отстранив вознамерившихся закрыть его своим телом, Мастеров, обнажил клинок, глаза его запылали, как то бывает со всеми бойцами отмеченными Даром при прикосновении к оружию. Теперь ему уже не страшен нож убийцы, он среагирует и отобьет и стрелу, и метальный кинжал, и дротик.

Бой барабанов стих, а танцовщицы сбились в перепуганную стайку. Присели на корточки, обхватили головы руками и отчаянно дрожали. И лишь та, солирующая в танце, завернувшаяся сейчас в шелк, с которым танцевала, посмела поднять глаза и взглянуть на происходящее за столом князя.

Гости визжали, толкаясь и переворачивая посуду и мебель, пытались выбежать из зала.

— Тихо!.. — заорал Божен, чудесным образом вернув порядок. — Сядьте на свои места!..

Люди, как зачарованные, стали возвращаться и занимать стулья за столом.

— Меня пытались убить, а не вас! Я спокоен, и вам бояться нечего! — продолжил он, и Адонаш с почтением отметил про себя, какой громкий, сильный и властный у князя голос.

Адонаш вложил в ножны свой клинок, второй он не доставал, и тоже присел. Дая дрожала. Итир и Гжин были бледными, как мел.

— Что же это такое твориться?.. — завопил протрезвевший Хинси. — На пиру в честь помолвки!..

Князь одарил будущего тестя презрительным взглядом и продолжил говорить:

— Мои враги попытались убить меня на моем же торжестве. Кто-то здесь, воспользовавшись моим гостеприимством, презрел все законы чести и добродетели, разделил со мною хлеб и вино и бросил в меня нож! Но я узнаю, кто это был! И я обращаюсь к тебе, убийца-неудачник: я не боюсь! Тебе не удастся испортить мой праздник, или помешать моим планам. Поэтому мы будем веселиться дальше! Мы будем есть и пить, пока на зайдет солнце и не придет время справедливого суда! И свет истины воссияет над Боженией вопреки всем козням моих врагов!

— Да не потухнет твой огонь, князь!.. — выкрикнул кто-то, и этот клич подхватили сотни голосов.

— Да горит пламя Божена Истребителя, согревающее нас и освещающее нам путь!

4

Пузырь продвигался все выше и выше, высушивая пространство вокруг него от синей масляной жидкости и повергая его тело в бездну боли. Ноги Джая уже полностью были погружены в это странное нечто, и на них не осталось ни одного дюйма, как снаружи на коже, так и внутри до самого мозга костей, который бы не болел.

Кричать в тягучей синей массе было болезненно. Думать он совершенно не мог — боль заблокировала все мысли. Он трепыхался, но медленно, словно порхая, открывал беззвучно рот и отчаянно тонул...

Джай не мог сдаться... Но вырваться тоже было невозможно. Оставалось ждать, пока этот пузырь пожрет его, и боль станет настолько невыносимой, что он попросту от нее умрет.

Он чувствовал Дары, они хоть и откликались, но не работали. Пробовал Путь Повелителя Стихий, но жидкость эта — не вода, она ему не повинуется. Он снова и снова пытался переместиться — бесполезно. Наконец в отчаянии Джай обратился к огню, и на его ладони вспыхнул яркий светильник. Как ни странно, синий кисель отступил, словно тьма, рассеиваемая светом. И рука в освобожденном пространстве двигалась вполне нормально. Он опустил светильник к ногам, где подбирался странный пузырь, и едва свет коснулся поверхности сферы, та с глухим треском лопнула. Шар света появился на второй его ладони, оба светильника разрастались, пожирая синее "масло". Джай радостно задышал воздухом, освобожденным от маслянистой, причиняющей боль, жижи. Через несколько мгновений он стоял в центре сияющего кокона, окруженного синей бесконечностью. Джай сделал шаг, и движение далось ему легко, он пошел, хотя и не знал, по чему ступает и куда нужно идти...

Суд

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Замок Божена Истребителя.

1

После произошедшего праздник уже нельзя было назвать полноценным. Гости пили, но не пьянели, протрезвев от страха, музыканты играли тихо, боясь скрыть шумом действия убийцы. Обсуждения почти не велись. Невесту унесли из зала, так она не приходила в себя. Телохранители, павшие в первые секунды покушения, оказались лишь раненными, и их увели для того, чтобы исцелить. Прекрасные южанки, исполнившие танец — подарок князя Хинси, удалились, к крайнему огорчению Адонаша. Дая перестала дрожать, но и флиртовать с ним тоже перестала.

Он, почувствовав, что немного проголодался, отведал паштета и попробовал кусочек большой пучеглазой рыбы, запеченной целиком с дольками лимонов и травами.

— Солнце зашло!.. — неожиданно раздался громкий, прямо таки сотрясающий воздух голос.

Адонаш поднял глаза, отыскивая говорившего: это один из Рыцарей, огромный широкоплечий, больше, чем даже Пийкл, Одаренный, судя по двум косам до самых колен. Его в зале не было на протяжении всего пира, и сейчас он вышел откуда-то из-за той ниши, где беседовали Адонаш с князем.

Громогласный воин был одет точно так же, как и остальные Рыцари Очищения: в полосатую длинную тунику, черный плащ, высокие сапоги, видневшиеся в разрезах туники по бокам, но на его голове была повязка не из черной, а из алой ткани.

— Время суда!.. — поднимаясь, объявил князь.

— Так проследуем же за нашим повелителем в его свете в Обитель истины!.. — это уже говорил распорядитель Шиинсий Бай.

Князь встал из-за стола и, высоко неся голову, прошествовал к центральному выходу. За ним, рядом с Рыцарем в алой повязке шел Хинси, следом строем вашагивали остальные "шершни". Потом Одаренные Мастера, боевые, за ними мирные, а после, потянулся остальной люд. Адонаш отстал от Даи, Итира и Гжина он отыскал в толпе Скайси и шел с ним, а также с прочими гостями, не столь высокочтимыми, как сидевшие за его столом Мастера — обычные старосты деревень и другие уважаемые, но простые люди.

— Кто это был?.. — прошептал Скайси. В этом несуразном черном балахоне с зеленой косичкой и с бледным лицом, он походил на призрака.

— Где?

— Кто хотел убить князя? Это не Джай?.. — Имя друга он вымолвил одними губами.

— Нет. Джай был бы более успешен... — ответил Адонаш. — Это не наше дело, Скайси. Сейчас суд, а после суда, мы отыщем свои вещи и уберемся отсюда.

Если Джай думает появиться в замке, то он появится именно во время суда!..

2

Радость и облегчение от того, что ему удалось разогнать синее нечто светом, сменилось тревогой и усталостью, Джай шел уже очень долго, но края не было видно, как и пола, по которому он должен был шагать, или потолка... Он двигался в никуда и из неоткуда. Сколько времени прошло? Часы? Дни? Это странное место сводило с ума.

Он, наконец, понял, что идти бесполезно, остановился, осматриваясь. Везде одно и тоже: сверху и снизу, справа и слева, впереди и позади — синяя густая прозрачная жидкость. Бесконечность...

"Ты не любишь света, — думал Джай. — А как насчет огня?.." Создание огня всегда отнимало у него много сил, а сейчас он и так ослаблен, может случиться, что призвав огонь, — именно пламя, а не свет, — он лишиться возможности удерживать светильники и вновь утонет в синей мгле. А если начнется отток, вроде случившегося с ним после поражения гипока?

Джай рискнул...

3

Так называемая "Обитель Истины" представляла собою круглый зал, с возвышением в дальнем от входа конце и рядами сидений. Каждый последующий ряд был выше предыдущего, и сидящему позади, так же хорошо видно все, что происходит на округлой арене, как и переднему зрителю. В центре напротив входных дверей высокий трон и двадцать одно кресло: десять по правую и десять по левую руку, а одно у подножия трона — судейские места.

Передние нижние лавки, что ближе к судейским, уже были заняты, и многих сидящих там Адонаш узнал: низинцы, в том числе и мельник Вайка, готовившиеся выступить свидетелями.

Князь воссел, как и следовало ожидать на высокий трон. Рыцари-полосатики расположились вокруг него. Тому, который в алой повязке, досталось кресло у подножия. Пришедшие из зала торжеств гости, принялись занимать места соответственно своему положению.

Адонаш не претендовал на самое лучшее место, но ему хотелось видеть во всех подробностях, что будет, когда появится Джай — его друг умел устраивать зрелища.

— А вдруг он не появится?.. — неожиданно спросил Скайси, озвучив мысль, от которой Адонаш упорно отмахивался.

— Тогда мы просто уйдем... — ответил он. Сделать сложнее, чем сказать, особенно, если не умеешь перемещаться.

Адонаш твердым шагом направился к лавке в центре первого ряда, и занял место для себя и монаха, оттеснив без труда, — от боевого Мастера шарахались, — умостившихся там богатых селян.

Когда все расселись, двое крайних с боков Рыцаря Очищения одновременно поднялись, вытянули из-за пояса небольшие рожки и затрубили.

Под гул презрительных возгласов в зал ввели Асию. Она шаталась от истощения, от нее уж и в самом деле остались одни кости.

— Тут уже и судить нечего... — пробормотал Адонаш.

Скорее тень, чем женщина, хлопала огромными глазами, непонимающе озираясь по сторонам. Адонаш заметил, что под железными оковами на запястьях намотан слой ткани, но это не для облегчения участи подсудимой, а потому, что браслеты соскальзывали с неестественно худых рук.

Божен истребитель поднялся. Двое слуг, с величайшим трепетом, торжественно внесли в комнату цилиндрический серебряный сосуд футов десять в обхвате, украшенный золотым орнаментом, они поставили его перед князем, тот поднял руку.

— Потушите всякий факел, и всякую свечу!..

Многочисленная челядь тут же выполнила приказ князя, и в Обители воцарилась полная тьма. Адонаш выругался — он такого не любил. Вдруг эта мгла рассеялась, в глаза ударил свет, многократно превосходивший силой все вместе взятые, горевшие до этого факелы и свечи. В зале стало светло, как днем. Проморгавшись, Адонаш увидел огромный сияющий шар, вышедший из сосуда и поднявшийся к потолку над головой князя. Зрители ахнули. "Откуда у него такой огромный тарийский светильник — творение Огненосца?.." — думал ослепленный Адонаш.

— Да начнется суд! — объявил Божен.

— Да начнется суд!.. — вторили ему Рыцари Очищения.

— Женщина эта обвиняется в пособничестве силам тьмы, в связи с порождениями зла, и в совершении всяческих преступлений по их указаниям, — провозгласил алоголовый "шершень" громовым своим басом. — Суд над ней будет краток и справедлив по воле Мастера Судеб! Призываю всех свидетелей преступлений этой женщины не умалчивать об оных, а объявить их во всеуслышание! Призываю вас, свидетельствующих здесь, не скрывать правду, как бы ужасна она не была. Истиной исцелим мы наши сердца! Истиной очистим наши поселения от зла!

Адонаш зевнул, и этот его жест неуважения не остался незамеченным Пийклом, тот злобно и многообещающе на него зыркнул.

Дальше последовало то, что не укладывалось в голову человека со здравым рассудком. Адонаш уже сомневался, что Асия здесь единственная сумасшедшая. Мужчины и женщины, чуть ли не с пеной у рта, с совершенно искренними, горящими фанатичным огнем, глазами, рассказывали, как они видели Асию, сосущую кровь у новорожденных, убивающую скотину для жертвоприношения каким-то неведомым богам, обмазывающуюся кровью животных и бродящую так в обнаженном виде по деревне. Оказалось, что эта худущая тень приходила по ночам к деревенским мужикам, соблазняя их лечь с ней и таким образом предать огонь жизни. Она поджигала стога сена, заготовленные на зиму, портила вино, мочась туда, ела исключительно кошек. Ежедневно уходила в лес, чтобы "покувыркаться" со смаргами. Поносила князя Божена последними словами. А когда у нее выпадала минутка, свободная от вышеописанных пакостей, она накладывала на людей страшные проклятия и порчу. Из-за нее у пекаря сгорел сарай, из-за нее же умер девяностолетний дед Мивих, хотя все его родичи доживали до девяносто пяти, она виновна в смерти пастушка, упавшего со скалы, и в том, что у мясника пало шесть голов коров, приготовленных к забою.

Преступлений ее было не счесть, ей во всем потакал ее отец — сапожник, он же и покрывал большинство ее злодеяний. Но самое страшное, чем занималась ведьма — она приманивала всяческих чудовищ в деревню. Слизень приходил каждую осень только потому, что в деревне была подобная ей. Смарги практически окружили Низинку и уже выглядывали из-за частокола, кафтайфами деревня просто кишела, едва заходило солнца. А кроме всего прочего, именно Асия призвала Синюю смерть, которая забрала немало низинцев, и чужеземцев, в том числе и знаменитого барда Астри Масэнэсса.

Адонаш сердито хмыкнул, услышав про Масэнэсса. Джая все не было... Поток нелепых обвинений, больше похожих на пьяные байки, истощался. Ведьмины проделки, которые поначалу пестрили разнообразием в устах свидетелей, стали повторяться. И алоголовый Рыцарь решил, что чаша грехов Асии полна.

Он отослал последнего обвинителя, поднял правую руку и провозгласил:

— Ты, Асия, признаешься ли в совершении всех этих преступлений?

Асия молчала и даже не плакала, она не понимала, что происходит... наверное, к своему счастью, и не знала, что ее ждет... Джая не было...

— Ведьма молчит! — сказал алоголовый. — Она не желает возвысить голос и произнести хотя бы одно правдивое слово! Так пусть и умрет во лжи!

— Пусть умрет!

— Смерть ведьме!

— Смерть той, кто предала огонь жизни!

— Пусть потухнет ее огонь!

Все двадцать Рыцарей Очищения высказали что-то в этом роде вслед за ведущим, и слово перешло к князю Божену. Алоголовый был наполовину прав: суд над Асией оказался краток, но на счет справедливости...

Скайси держался все время, пока селяне обвиняли дочку сапожника, единственный раз, при упоминании смерти Астри Масэнэсса, он выкрикнул, что это неправда, хотел кричать что-то еще, но Адонаш наступил ему на ногу, и тот заткнулся. Сейчас монах пыхтел и ерзал на деревянной лавке, готовый вот-вот взорваться. Адонаш обернулся к нему:

— Успокойся. Не заставляй меня завязывать тебе рот. Молчи, что бы ни присудили.

А приговор был однозначен. В защиту ведьмы никто не выступил, так как никто и не вызывал свидетелей защиты.

Божен встал, обвел зал взглядом, дождался, пока воцарится полная тишина.

— Добрые жители Божении, — начал, наконец, князь, — много лет наши предки жили в страхе перед чудовищами, что царили в этих лесах, серди полей и рек, перед порождениями тьмы. Этот край был пуст. Здесь гулял ветер и обитал смарг, воя с кафтайфом в ночи! Но нашлись смельчаки, решившие поднять свое оружие и очистить землю. Мы прошли огнем и мечом по землям, захваченным тварями, которые противны самой жизни! Мы вырубили леса и истребили тысячи чудовищ. Мы прогнали смаргов, и нынче немногие из вас видели живого, тогда, как ваши деды и прадеды сталкивались с ними чуть ли не ежедневно. Мы победили! Но враг нашел другой путь! Он стал забирать слабые сердца, такие, как сердце этой женщины. Он избирал из нашей среды предателей и их рукам творил зло! Враг знал, что легче истребить полчища уродливых созданий, чем прервать единственную пропащую жизнь своей дочери, жены, сестры или матери! Асия была вам сестрой, такой же, как вы жительницей простой деревни, девушкой послушной отцу. Но сердце ее склонилось ко злу и она отдалась тьме! Вы видите, — он указал на застывшее посреди всего этого людского моря жалкое существо, которое когда-то было женщиной, — как изменилась она. Мало, что осталось от прежней пригожей девушки. Еще больше изменилась ее душа. В ней нет уже ничего человеческого, она искажена и искорёжена. Она уродлива, будто смарг, которому отдалась. Она не способна больше на добрые дела, и ее влечет лишь зло, кровь и смерть! Такова теперь ее природа и исцелить это, увы, невозможно, даже для Целителя — Мастера Силы. Сердце ее отца дрогнуло, и он скрывал ее от правосудия. Но наши сердца, и сердца Рыцарей Очищения, хранящих ваш покой, тверды и полны мужества. Мне жаль ту девушку, какой она когда-то была, но не жаль то создание тьмы, каковым она стала. Я услышал истину, и мое сердце откликнулось. Она виновна и должна умереть на рассвете! Да очистятся наши деревни и наши города от подобных ей! Суд свершился!

Толпа разразилась оглушительным криками, одобряющими приговор князя. Джай так и не появился...

— Пойдем, Скайси...

— Но как?.. — Губы парня дрожали, и он не мог отвести взгляда от осужденной Асии. — Как?.. Джай...

— Джай не пришел... А мы ничего не можем сделать.

— Неужели ничего, Адонаш? Мы даже не попытались? Тебе все равно? Ее убьют на рассвете. Ее...

— Пойдем, Скайси... — процедил он сквозь зубы и за локоть потащил монаха прочь из зала.

4

Скайси молчал, а его веснушчатое лицо было необычно мрачным, что пугало Адонаша, гораздо больше, нежели нытье или намерение идти добиваться справедливости.

Их новую комнату удалось отыскать с помощью слуги, выловленного в одном из запутанных коридоров замка. Тот отвел их в крыло, где жили Мастера, и показал покои, выделенные Адонашу: достойное помещение, следовало заметить, — даже немного жаль так поспешно отсюда уходить. Но поприсутствовав на этом фарсе — суде, дальнейшее пребывание под крышей князя Адонаш считал унижением своего достоинства. Пометавшись некоторое время по комнате из угла в угол, размышляя, куда направиться дальше, где искать Джая, и что делать, Адонаш устало присел в кресло, так и не придумав ничего путного.

Их вещи не распакованные лежали в сумках, одежда, которую он сменил, отправляясь на пир, была тщательно вычищена и вывешена на спинке стула, как и балахон монаха. Адонаш поспешно стянул с себя и отбросил в сторону платье, пожалованное князем. Скайси сделал то же самое, с не меньшим отвращением.

Одевшись в привычный костюм, оба они молча направились к выходу — оставаться здесь, даже на остаток ночи, не хотелось.

Адонаш искоса глянул на серьезного, сосредоточенного монаха, выругался, бросил сумку.

— Ладно, Скайси!.. Я попытаюсь. Хотя и не верю, что из моей попытки выйдет нечто хорошее... Но ты будешь знать, что я предпринял хоть что-то! Почти, как Джай... Где он, смарг его скрути?..

— Что ты намерен предпринять?

— Что-нибудь... Жди здесь.

Скайси распахнул широко наивные голубые глаза, уселся на кровать, приготовившись терпеливо ждать. Ни на одном лице Адонаш раньше не видел столько надежды.

Адонаш вздохнул, вышел, осмотрелся. Коридор слабо освещался факелами, через каждую дюжину ярдов воткнутыми в держатели на стенах. По коридору неспешно шел сонный пожилой слуга, с подносом, на котором стояли кувшин с вином и два кубка. Адонаш дождавшись, пока тот приблизится, бесшумно вышел из тени, чем напугал мужчину до полусмерти: слуга пискнул и присел, чудом удержав поднос.

— Где покои князя? — спросил Адонаш.

— Ночь уже... — пролепетал слуга.

— Я знаю, что ночь. Где его покои? Проводи меня.

— Я... я не могу... мне... мне... не велено...

— Я сказал, веди!.. — гаркнул Адонаш, и слуга, дрожа, пошел по коридору впереди, рука его тряслась, отчего пустые серебряные кубки гремели о дно подноса, оповещая об идущих всех спящих и неспящих обитателей замка.

Божен Истребитель занимал отдельно крыло, до которого они добирались довольно долго. Здесь, даже в неверном свете факелов, все вокруг выглядело в разы роскошнее: и огромные люстры на сотни свечей (правда, те сейчас не горели), свисающие с потолков, и мраморные изваяния вдоль стен, и вазы из тончайшего фарфора на золотых блюдах выставленные в обитых бархатом нишах, и мягкий ворс ковров под ногами.

Перед входом в покои князя на окованной серебром резной лавке сидело двое Мастеров, коротая время за игрой в кости.

— О! Новенький!.. — воскликнул один из них. — Божен тебя звал? Почему так поздно? Обычно в такое время он зовет к себе женщин, а не бойцов.

— Может ему на этот раз подраться захотелось ... — рассмеялся второй. — Всякий может пресытиться женщинами, когда их так много. Это ж надо — целых семь за одну ночь!.. Да еще какие красотки!.. У-у-ум!..

— Еще не наступил час волка, а Божен уже справился с четырьмя!.. Неужели с тремя оставшимися не удается совладать?..

— Князь зовет на помощь?.. Этого?.. Что ж он нас не позвал?

— Да, мы бы помогли!.. Это уж точно!..

— Доложите обо мне, — тихо и холодно произнес он. — Я Мастер Адонаш. Князь знает...

Первый страж презрительно хмыкнул, оглядел его с головы до ног, не спеша поднялся, еще раз хмыкнул, и постучал в дверь. Мастер исчез за отворившейся створкой, а появившись, бледный и злой, сердито буркнул:

— Входи...

Адонаш не ожидал, что князь согласиться его принять, тем более, что, судя по болтовне стражей, был занят.

То, что в углу спальни князя стояла женщина — одна из танцовщиц (какая именно, Адонаш не разглядел: она была в тени), его не удивило. Но вид Божена поверг в ступор: князь облачен в кольчугу, с обнаженным мечом в руках, тяжело дышит, и находится под действием Дара — слышит песню меча, — это видно по глазам. Может какой-нибудь изощренный способ любовных утех?..

Адонаш непонимающе нахмурился.

— Говори, чего ты хочешь... — прохрипел Божен и, сделав над собой усилие, вложил клинок в ножны.

— Я хотел бы поговорить...

— Среди ночи?

— Дело не терпит отлагательств...

— Ради воспоминаний о солнце, что оправляет Дракон в океан своим Хвостом, я выслушаю тебя.

— Я помешал, прости... — Адонаш покосился на женщину.

— Ты можешь помочь...

— Не думаю... Я предпочитаю... уединяться с женщинами... а не...

Божен рассмеялся.

— Я не развлекаюсь с ней, а допрашиваю!

— Что?..

— Они покушались меня убить!

— Танцовщицы?.. — только теперь Адонаш разглядел оковы на хрупких белых руках девушки.

— Одна из них — Мастер Оружия. Я пытаюсь узнать — какая.

Адонаш был так обескуражен, что на мгновение позабыл о цели своего прихода.

— Эта тварь, — она, а может ее подруга, а может и все они, — нанятая убийца! Она бросила дротики в моих охранников, а затем кинжалы в меня.

— Кому это нужно?..

Князь снова рассмеялся, на этот раз громче и неприятнее:

— Ты, настолько наивен, что полагаешь, будто у меня нет врагов?

— Не в том дело... Нанять убийцу — Мастера Силы, согласившегося отправиться в замок к тебе, у которого столько бойцов, сколько нет ни у одного из тарийских Советников?.. Это по меньшей мере... дорого...

— Ты не глуп... Дорого. Но нашлись те, кто смог заплатить... Все эти смарговы бабы сдохнут под пытками!.. И признаются, кто из них убийца, и кто их нанял!

— Возможно, не все они виновны?.. Убивать этих девушек...

— Что? Бесчеловечно? Кровь за кровь, юноша! Это правило жизни! Убьешь ты или убьют тебя!

Девушка не реагировала на его жестокие слова, сулящие ей мучительную смерть. Может, она не понимала языка?

— Она говорит по-нашему? — спросил Адонаш.

— Делает вид, что нет. Но должна говорить. Убийца точно знает тарийский. Посмотрим, на каком языке они будут кричать, когда я стану вырывать им ногти!..

Божен налил вина в два кубка, подал один Адонашу.

— Тебе они понравились?

Он пожал плечами — как они могли не понравиться?

— Если не боишься, можешь взять какую-нибудь, и развлечься с ней, пока раскаленное железо не изувечило ее гладкое лицо...

Адонаш уверился, что девушка не понимает языка — она спокойна, как статуя, а от этих разговоров о пытках, даже у него по спине поползли мурашки.

— Боюсь, это не будет по взаимному согласию...

— Ха!.. Так в этом же и все веселье!.. Предложу Пийклу — тот не откажется... Тем более, что он сегодня это заслужил... Так зачем ты пришел? Узнать, как я коротаю ночи?

— Нет... Это из— за... ведьмы...

Седые брови Божена взлетели вверх.

— Ведьмы?..

— Я видел суд... Я слышал, то, что там говорилось... Неужели ты, князь, веришь в бредни суеверного мужичья?.. Все обвинения против нее — чушь!.. Выдумки одурманенного вуривихой разума. Я раз попробовал эту самую вуривиху и...

— Ты молод и наивен, чтобы не сказать — глуп!.. Тебе предстоит многому научиться, Адонаш...

Князь замолчал, он стоял, задумчиво ухватив себя двумя руками за передние седые косы, а Адонаш внутренне содрогнулся — этот жест напомнил ему наставника... (Жив ли еще старик?..)

— Когда ты появился здесь, — продолжал Божен тихим, печальным голосом, совершенно ему несвойственным, — мое сердце растаяло... Я так давно не видел снежной вершины пика Тигра, так давно не слышал, как поет горный соловей в зарослях цаай. Вчера из окна башни я заметил тебя, входящего во внутренние врата и содрогнулся: словно это моя молодость решила заглянуть в пристанище одинокого горца. А когда ты вошел в зал, мое сердце облилось кровью — ты очень похож на меня... не только обычаем заплетать семь кос.... лицом, голосом, походкой, манерами, тем, что носишь два меча за спиной, как и я когда-то... Хинси спросил, не мой ли ты сын... Ты рассуждаешь, как я в юности... И ты делаешь те же ошибки...

Адонаш молчал. Он не знал, что говорить. Это было странно. Весьма странно и неожиданно...

— Я создал здесь сильное и великое княжество, которым можно гордиться. Я выстраивал новый мир в этих диких землях, применяя опыт и знания, накопленные за долгую жизнь Одаренного. И успел очень многое, в том числе — и насладиться плодами своих трудов. Теперь же мне недолго осталось топтать эту землю — всякая жизнь когда-нибудь заканчивается, даже такая длинная, какой наделили свыше меня ... Создатель сыграл с нами, отмеченными Силой, злую шутку: лишив возможности передавать дело своей жизни отпрыску — плоти от плоти, крови от крови... У меня не рождались Одаренные, чтобы дожить до этого часа, а последний, рожденный от меня неодаренный сын умер еще семьдесят лет назад, проведя всю свою никчемную жизнь под моим крылом. Я не задумывался о наследнике очень долго, а теперь чувствую скорый конец... Если я найду достойного приемника, то Божения когда-нибудь станет настоящей державой. И ее правителю не придется кланяться Огненосцам. Ты подходить для этой роли...

Адонаш стоял в ступоре, а Божен глубоко вздохнул, присел и замолчал, не обращая внимания ни на него, ни на застывшую в углу девушку-танцовщицу, все больше погружаясь в свои собственные мысли, не понятные тому, кого князь считал подходящим кандидатом на роль наследника.

— Да... ты послан мне свыше... — наконец, заговорил Божен, — Позволь в твою пустую голову, где гуляет ветер, вложить несколько мудрых мыслей, позволь научить тебя не только слушать песню меча и проливать кровь, но и править! И ты будешь иметь все! Ты послан мне Создателем, как сын с моей Родины, которая, несмотря на прошедшие годы, до сих пор в моем сердце...

— Князь, я не знаю, почему ты предлагаешь мне все это, совершенно меня не зная, но... я не для этого пришел... — Адонаш заикался.

— Я знаю тебя, поверь. Я был там, где ты сейчас. Я могу сказать, зачем ты пришел, — Божен ухмыльнулся, — ты хочешь, чтобы я отпустил эту безумную Асию, потому что она — лишь сумасшедшая, а никакая ни ведьма. Ты хочешь сказать, что казнь этой женщины — обычное, недостойное меня, убийство. Что все обвинения — бред! Что я проявлю высшей степени благородство, если освобожу ее. Так?

Адонаш кивнул.

— Но ты видишь лишь поверхность озера, а я весь подводный мир! Люди, Адонаш, всегда ропщут. Что бы ты не сделал для них — они будут недовольны. Я уничтожил стольких тварей, досаждавших жителям окрестных деревень, что не счесть, я дал пришедшим сюда людям земли — плодородные, свободные от чудовищ, богатые лесами, в которых изобилует дичь, чистыми родниками, лугами с сочными травами. Я охранял народ Божении от разбойников и создал для них законы... Но этого мало. Особенно теперь, когда чудовищ почти не осталось...

— Но как же гипок?..

Князь очень странно посмотрел на него.

— Как ты сказал? Гипок?

— Слизень...

— Где ты слышал то, другое название?

— В Городе Семи Огней, — соврал Адонаш.

Божен задумчиво кивнул.

— Людям нужны страхи и тот, кто защищает их от этих страхов, — продолжал он. — Только это по-настоящему укрепляет власть, никакие благодеяния, милости, предоставленные возможности или справедливое правление не могут их удовлетворить — лишь защита от ужаса, с которым им не совладать!.. Не я объявляю этих женщин ведьмами. Не я обвиняю их. Я лишь выполняю волю народа. Я как бы говорю им: "Да. Вы правы. Именно она виновна в ваших бедах". Я подтверждаю их правоту, признаю их догадливость, благодарю за бдительность, узакониваю то, что они считают справедливым. Если они не будут обвинять ведьм, то станут винить меня. Ты понимаешь?

— Нет.

— За один вечер всего не объяснишь. Жаль, что в первый же день нашего знакомства, ты увидел этот суд. Это противоречивая, сложная ситуация... Понятие и принятие моих решений требует определенной зрелости. Со временем ты согласишься с необходимостью таких жертв. Эта женщина сумасшедшая, я лишь избавлю ее от страданий. Она умрет быстро. А что потом сделают с ее телом, ее уж не будет волновать...

— А ее отец?..

Князь вздохнул.

— Ты видел ее. Как ты думаешь, как долго она еще проживет? Сколько еще промучается ее отец, глядя на свою дочь, наблюдая день за днем, как та угасает. Понимаешь ли ты в своей беззаботной молодости, что такое для отца — видеть свое дитя лишенным разума? Есть у тебя дети?..

На последний вопрос Адонаш не счел нужным отвечать, впрочем, он и не знал ответа.

— Но ее можно исцелить. У тебя ведь есть Целители, Божен.

— Есть. Но пытаться исцелить душевную хворь — очень опасно для Целителя, и достаточно сложно, чтобы не сказать — невозможно... Требуется невероятной яркости Дар. И за всю свою жизнь я встречал лишь одного, который взялся бы за подобное дело.

— Я тоже знаю такого человека.

— Знаешь? Неужели?.. И где же он?

— Он отсутствует... Но скоро объявится. Прошу тебя, отложи казнь!

— Ерунда... Ты знаешь хорошего Целителя, и думаешь, что он справится? Но тот человек, который осилил бы исцеление безумца — больше, чем Целитель... Казнь состоится утром... Иначе люди будут разочарованы...

— Я прошу тебя лишь о том, чтобы ты отложил исполнение приговора, даже не о том, чтобы отменить его. Перенеси на несколько дней, хотя бы еще на один... Скоро сюда прибудет мой друг, и он...

— Нет! — отрезал князь. — Возьми себя в руки, мысли трезво и хладнокровно, как стайш с Хвоста Дракона, а не как женщина, поддавшаяся эмоциям! Ты ведь стайш, Адонаш? Разве тебя не научили: правление без необходимой крови, что строение без извести!

Адонаш вздохнул. Ему не переубедить князя. Это бесполезно. Ему нужно уйти отсюда еще до рассвета и увести Скайси, чтобы тот не видел, как будут вешать ведьму.

— Значит, нет?.. Тогда, оставляю тебя, разбираться со своими делами... — он кивнул на женщину в углу, все еще стоявшую неподвижно, луна заглянула в окно и осветила ее. Это была та — зеленоглазая, которая танцевала с отрезом алого шелка на пиру. — Спокойной тебе ночи, князь, — и Адонаш отвернулся, чтобы уйти.

— Кстати, гипока невозможно убить — я пробовал, — сказал князь ему вслед.

— У меня тоже не получилось... — ответил Адонаш, не оборачиваясь.

Обратный путь к своим покоям он проделал в одиночестве, Адонаш прекрасно запоминал дорогу с первого раза. Он размышлял над словами князя. Неужели через сотню-другую лет, он, Адонаш, превратиться в подобное чудовище? Неужели он, в самом деле, похож на Божена?.. Эта мысль была неприятной. Неприятными были также и доброжелательность князя, его отцовский тон, и его печальный взгляд...

— Получилось?.. — с надеждой воскликнул Скайси, вскакивая.

— Нет... — хрипло ответил Адонаш, и вздрогнул, так как собственный голос напомнил ему голос князя. — Уходим.

Выйти из замка им удалось только через кухонную дверь, а перед тем они добрый час блуждали по коридорам, натыкаясь на задвинутые на ночь засовы. Лишь в кухне не спал пекарь, готовивший хлеб на утро. Они разбудили конюха, забрали своих лошадей, не украденных, вычищенных и накормленных, к удовольствию Адонаша и к доброму здоровью самого конюха. Он кинул парню монету, взял поводья Миси, привязал к седлу Ветра. Где этот Джай?..

— Куда мы пойдем? — спросил Скайси. — Где теперь его искать?

— Не знаю. Но я хочу оказаться как можно дальше отсюда.

Эта ночь была невероятно долгой.

— Замок полон неправды и греха... — задумчиво протянул монах.

— Ты прав, Скайси, здесь правят ложь и жестокость... Скажи, я ведь ничем не напоминаю тебе Божена?..

— У вас одинаковые прически...

— И все?.. Больше ничем?

— Ну... если внимательно приглядеться...

— Молчи!..

— Но ты сам спросил!

— Я погорячился...

— Хорошо!.. Вот тебе правда — ты копия Божена, только молодой!

— Молчи!..

— Ты даже смотришь, как он!

— Скайси!..

— А иногда и говоришь, как он... Вы что, родня?

— Нет...

— Только он седой... и глаза у него серые, а у тебя черные...

— Достаточно, Скайси, прошу тебя... — простонал Адонаш.

За огонек страж согласился пропустить их через калитку во внешний двор, Адонаш надеялся, что убедить стража внешних врат будет так же просто... огоньки у него пока есть. Какая долгая и темная ночь!..

— Прости, Адонаш, но я не могу позволить тебе уехать!

Это был Божен. Их встречали — сам князь верхом и с десяток готовых к бою Мастеров, окруживших внутренние врата и калитку, из которой они со Скайси вышли. Двоих лучников на балкончиках башен, в свете луны, что то и дело исчезала за облаками, Адонаш заметил не сразу. Перевес был существенным. Он отпустил поводья и обнажил оба меча.

— Адонаш, — нахмурился князь, — не дури! Зла я тебе не желаю, и уж тем более твоей гибели не хочу.

— Зачем ты мне препятствуешь?

— Мне нужно, чтобы ты остался в замке.

— Меня ждут дела.

— Здесь тебя ждут гораздо более важные дела. Сейчас ты бродяга, ничего по-настоящему серьезного не влечет тебя за пределы этих стен. Ничего такого, за что стоило бы отдавать жизнь свою и... друга.

Божен был прав... не насчет важных дел в замке — это бред!.. а насчет жизни Скайси.

— Я не выполняю ничьих приказов. Я сам решаю, куда и когда мне идти! Ты наденешь на меня ошейник?

— Если будет нужно, тигр. Так ведь переводиться твое имя?

Адонаш промолчал.

— Все, что я требую от тебя — это остаться, и принять ту честь, какую я желаю тебе оказать!

— Божен!.. У тебя в замке кишмя кишит народу, Одаренных и неодаренных... Любой из них огонь жизни продаст, чтобы ты оказал ему эту честь, а ты навязываешь ее мне — бродяге, да еще и силой? Это ли не безумие?..

— Мне нужен именно такой, как ты! И я прожил достаточно, чтобы понимать, -другого шанса не представится. Я удержу тебя уговорами или силой, но ты останешься! А через несколько лет можно будет снять с обученного тигра ошейник...

— Без боя я не сдамся... — Адонаш опустил голову, вслушиваясь в пульсацию клинков.

— Возможно, тебе и удастся убить нескольких моих людей. Но все равно, тебя возьмут живым. Если ты будешь ранен, тебя исцелят. А кто из присутствующих погибнет в таком бою, притом погибнет первым, — ты знаешь...

Адонаш взглянул на Скайси, прикинул в уме комбинации... Если монах ретируется за калитку, пока он будет сражаться?.. Князь прав, он не убьет всех десятерых, не говоря уже о лучниках... А если Скайси сядет на его Миси и попытается прорваться?.. Лучники наверняка тоже из Одаренных, бьют без промаха в любую мишень... Скайси погибнет.

— Отпусти его, и я останусь, — сказал Адонаш.

— Я не уйду без тебя!.. -бормотал монах.

— Нет. Он тоже останется, — усмехнулся князь. — И не из-за того, что я такой деспот, а ради его же блага. Он неодаренный и в этих местах в одиночку не протянет даже до утра.

Адонаш криво усмехнулся, вложил мечи в ножны, — он в ловушке. Князь будет лепить из него чудовище, подобное себе... Сколько времени на это уйдет? Неужели Джай в самом деле погиб?.. Он пришел в ужас от такой мысли.

— Позволь конюху и дальше заботиться о твоих лошадях, и проследуй в зал суда!

— Снова?.. Нашли парочку новых ведьм?

— Восьмерых.

Князь спешился, подошел к нему, дружески ударил по плечу, и улыбнулся.

— Перевязь... — протянул руку Божен. — Я верну ее, когда наступит время.

— Забрать мои мечи — это уж слишком...

— Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас, но не могу так рисковать. Перевязь!..

Адонаш скрипнул зубами, расстегнул ремни, и со злостью вложил в протянутую руку князя свои мечи.

— Я верну их, — с этими словами Божен отдал его оружие одному из Мастеров, взял Адонаша под локоть и потащил назад по направлению к замку. Их лошадей забрал, гадко ухмыляясь, тот самый паренек, которого когда-то пугал Адонаш.

— Я успел очень многое, пока ты убегал.

— Я уходил, а не убегал. Я ведь не знал, что пленник.

— Ты — гость. Притом самый почетный из всех! Итак. Мне удалось получить признание: одна из танцовщиц, не та, что стояла в моей комнате, когда ты приходил -другая, более сговорчивая, нежная и боязливая, призналась, что слышала разговор. Как я и предполагал, среди танцовщиц была убийца — Мастер Оружия, Метатель, она специально обучена танцам, чтобы незаметно в пляске бросить дротик или кинжал. Это именно та девушка с алой тканью. Жаль, что такая красавица оказалась чудовищем. Тебе удалось смягчить мое сердце, и я решил не пытать их всех, я даже не подверг пыткам ту, которая покушалась на меня. Представь себе, даже Пийклу ее не предложил... Они умрут почти безболезненно.

— Все?..

— Да. Одна слышала разговор с нанимателем, но никому не сказала, а значит — она соучастница. Впрочем, я ни за что не поверю, будто только та, что танцевала с тканью, виновна, а остальные — чисты как вода в горном ручье — все помогали осуществить задуманное, барабанщики в том числе.

— И кто их нанял?

— Ты не поверишь, Адонаш. Это самое неожиданно неприятное открытие для меня — моя невеста.

— Что?.. Вот это полный абсурд!

Князь засмеялся.

— Молодые люди, вроде тебя, полны веры в безгрешность красивых юных дев. Но красота не делает их святыми, скорее наоборот.

— А если ее оговорили?..

— Нет. Это она все придумала. Она нашла заморских танцовщиц и предложила отцу показать их на помолвке. Анира не желала этой свадьбы, она влюблена в другого. Когда я взял ее в первый раз, она меня возненавидела.

— Не дождавшись свадьбы?..

— Адонаш! Тогда еще и помолвки не было, я должен был понимать ради чего иду на поводу у этого пьяницы Хинси, получая его земли через брак, а не отнимая силой. Женитьба на его дочери ведь означает то, что я дарую ему свою защиту, и буду ждать, пока этот поганец подохнет от обильных возлияний, то есть умрет своей смертью, освободив для меня дорогу... А я ведь мог бы просто прийти в его замок с десятком Мастеров, и выход к Моа был бы моим в тот самый день. Я выбрал благородный путь, за что и поплатился. Впрочем, все к лучшему. Избери я дорогу крови, покончив с Хинси и его семейкой, подданные княжества долго не принимали бы меня, а так — я совершу справедливый суд. По-настоящему справедливый! Все эти запутанные события приведут к нужному мне результату: Хинсия исчезнет, а Божения разрастется к югу.

— Море Моа с его торговлей — лакомый кусок, — печально констатировал Адонаш.

Князь улыбался.

— Ты станешь мне достойной заменой!

Тем временем, пройдя через главный вход в замок, они приближались к Обители Истины, которую Адонаш успел возненавидеть. На рядах уже расположились сонные гости, деревенский люд, участвовавших в суде над Асией, слуги князя. Горели, потрескивая, факелы, тарийский светильник убрали, видимо, в сосуд.

— Какая долгая эта ночь... Ты не находишь? — сказал князь, оставляя Адонаша и направляясь к своему трону.

Адонаш невесело рассмеялся.

Происходившее дальше, было для него заволочено туманом отчаяния. Все, что начиналось, как обычное приключение, закончилось безумным пеклом, в котором его снова и снова заставляют присутствовать на суде, где обвиняют женщин, которых на рассвете вздёрнут на сук. А он беспомощен, более того, даже мечей своих лишен. Не стоило ли попробовать пробиться тогда за врата?..

Он почти не слышал, рыданий танцовщиц, признаний Аниры, злобно выплевываемых в лицо князю, мольбы о пощаде из уст Хинси, девушек-южанок, юношей-барабанщиков... От всех этих звуков: визга, плача, стонов, хныканья, нытья, криков, злобного шипения, проклятий, — он отстранился. Но молчание одной из подсудимых — девушки с алой тканью (она до сих пор в нее куталась, скрывая почти обнаженное тело), он услышал — так красноречиво было это молчание. Она не боялась, она не проклинала, она излучала решимость... умереть...

Тринадцать человек умрут на рассвете: семь девушек-танцовщиц, трое их барабанщиков, Анира с отцом и Асия.

Какая же долгая эта ночь...

Князь Божен встал.

— Я слушал вас при свете факелов, — сказал он. — Но заключительные слова, слова вашего признания, раскаяния или оправдания, я выслушаю в истинном свете, и приговор вынесу справедливый в свете Истинны, который не терпит лжи!

Вновь слуги вынесли знакомый уже Адонашу сосуд. Вновь по приказу князя потушили все факелы и свечи. Адонаш отвернул лицо в другую сторону, чтобы свет не ослепил его, как в тот раз. Прошла минута, потянулась другая. Что он медлит?..

— Где тарийский светильник?.. — послышался во мраке взбешенный вопль Божена. — Свет истины украли!..

Невидимые во тьме люди, наполняющие зал, ахнули.

— Это ты украл свет Истины, Айнай! Или Божен Истребитель!

Свет вспыхнул как раз там, куда смотрел Адонаш, то есть со стороны противоположной трону князя. Он снова был ослеплен!.. А когда, наконец, смог видеть, то вздохнул с огромным облегчением — никому и никогда он не был так рад, как сейчас этому смарговому Джаю!.. Тот стоял, держа на каждой ладони по светильнику, по крайней мере, в два раза, превосходящему размеры того сокровища, которое трепетно хранил князь для особых случаев, называя светом Истины. Джай отпустил оба пылающих шара к потолку, создал третий и тоже его отпустил. Так светло в Обители Истины не бывало даже днем!

— Огненосец!..

— Огненосец!..

— Советник!.. — пронеслось по рядам.

— Это не Джай... — прошептал вдруг на ухо Адонашу Скайси. — Просто очень похож... Посмотри на его волосы!..

Действительно, волосы сотворившего свет, были заплетены в косу, чего Джай на памяти Адонаша никогда не делал, да и что можно сплести из волос, не доходящих до плеч. У этого же человека коса столь длинная, что обернула несколько раз вокруг пояса. Пепельно-серая, словно седая... а брови черны... Но это Джай!.. Длинноволосый (хотя он бы не успел отрастить косу за день), слишком серьезный, слишком хорошо одет, в золотистую с алым длинную тунику, с серьгами в обоих ушах, свисающими до плеч, в которых вместо драгоценных камней вставлены настоящие огоньки. Он по-другому держит спину и голову, его взгляд такой тяжелый и пронзительный, что не сравнится и со взглядом боевого Мастера, голос звенит сталью, в котором нет тех теплых ноток, свойственных другу Адонаша. Но это Джай!.. Это может быть только он!

Князь Божен побледнел и осел в кресло:

— Ты жив до сих пор?.. — пробормотал он, и Адонаш не был уверен, что правильно расслышал.

— Ты помнишь наш путь, Айнай? Помнишь, как мы истребляли тысячи смаргов, населяющих эти земли? Ты помнишь, как твой меч разил грайла и кивела, а мой кафтайфа и гипока? Мы с тобой очистили здешний край, и ты не захотел уходить! Ты решил остаться, и я поддержал тебя. Ты обещал стать защитником для тех людей, которые поселятся в этой некогда пустынной земле. Я дал тебе светильник, Айнай! Я построил этот замок! Здесь ты должен был дать приют всем, кто нуждался в нем. А Свет Истины, как ты назвал его, должен был сиять в ночи, отгоняя зло от стен! Двести лет прошло. И что же я вижу? Ты стал царствовать, а не защищать! Ты стал судьей, но не заботишься о справедливости! Ты убиваешь тех, кого называешь ведьмами, а настоящие чудовища у тебя на службе?

О чем он говорит?

— Ты отыскал миильфинн, каковых, я думал, уже на осталось, и, подобно Укротителям Ары, связавших эффов, ты нашел способ, как заставить их служить тебе, вместо того, чтобы истребить! Все, для чего годятся создания Древних — это убийство! Синяя смерть у тебя на службе — худшее из твоих деяний!

Все слушали, затаив дыхание, а когда он упомянул о Синей смерти, вздох, походивший на стон, пронесся по залу.

— Ты — призрак!.. Даже Одаренные не живут столь долго! Когда мы расстались два века назад, тебе было почти триста лет!.. — вскричал Божен.

— Это не Джай... — вынужден был признать Адонаш.

— Это кто-то из Совета? — прошептал Скайси. — Огненосец?

— Может быть...

— Я не обычный Одаренный, Айнай! Я обещал тебе вернуться, и я вернулся! Теперь я буду вершить справедливый суд!

— Взять его!.. — заорал Божен, указывая на пришельца.

Все боевые Мастера, служащие князю бросились к нему, обнажая на ходу мечи, но тот лишь лениво взмахнул рукой и воздушный поток, удивительно мощный сбил всех их с ног. Он снова возвел руки, и мечи в руках бойцов принялись плавиться, словно восковые.

— Кто он?.. — шептал зал. — Кто это такой?

— Привести сюда осужденную Асию! — приказал незнакомец, удивительно похожий на Джая. — Я отменяю все приговоры, вынесенные лживыми устами. Я обвиняю тебя, Айнай — Божен Истребитель, и лишаю тебя звания князя этой земли!

— Ты не можешь этого сделать!.. — князь был бледен, но он уже взяв себя в руки. — Ты не являешься Советником — Правителем Тарии. Только они вправе лишать меня звания! Ты — просто бродяга!..

— Я тот, кто дал тебе все это, — он обвел рукой стены, — и я — тот, кто заберет у тебя все! Ты не признавал иных законов, кроме законов силы, вот их я и стану к тебе применять! И ты знаешь, что противостоять ты мне не сможешь!

— Будь ты проклят, Астри Масэнэсс!.. — выплюнул князь.

— Как он его назвал? — Адонаш уставился на Скайси, а Скайси на него.

— Астри... Масэнэсс... Это Джай?..

— Или настоящий Масэнэсс...

Привели Асию. Она, увидев Астри, расплылась в улыбке, словно узнала. Тот положил руки на ее голову, простоял так с минуту, а затем отступил, наклонившись к девушке и взяв за руку.

Асия смотрела на него осмысленным взглядом и продолжала благодарно улыбаться. Тени под ее глазами исчезли, она казалась свежее и здоровее. Она была исцелена!..

— Этот настоящий Астри Масэнэсс... тоже Мастер Путей? — спроси Скайси. — Я думал, Джай — единственный.

Адонаш вздрогнул от звонкого хлопка, затем еще нескольких, поднял голову на звук и увидел, что лучники с балконов над троном князя стреляют по Астри Масэнэссу, но их стрелы, врезаясь с хлопком в невидимую преграду, падают вниз.

— Асия, дочь сапожника Бибриса из Низинки не виновна! — объявил незнакомец, не обращая внимания на стрелы. — Тот, кто посмеет тронуть ее или ее отца, будет иметь дело со мной!

Взгляды Астри Масэнэсса и князя Божена или Айная, снова встретились.

— Ты убьешь меня?.. — тихо и устало спросил Божен.

Астри не ответил.

— И кого ты поставишь здесь вместо меня?

— Того, кто не забудет о правде!

— Правды нет!.. Править можно лишь, не боясь испачкаться во лжи и в крови! Ты никогда не правил, тебе того не понять...

— Ты ничего не знаешь обо мне, Айнай! Удел правителя — правда и справедливость! А самая большая ложь — что ни того, ни другого не существует!

— Тогда позволь мне защищаться!.. Последняя милость в память о былых временах... Пусть меч свершит суд, по старому обычаю, давно забытому сейчас. Но ты-то помнишь, Астри Масэнэсс! Сразимся с тобой!

— Это будет неравный бой!

— Не используй другие Пути, дерись только мечом!

— Я не стану сражаться с тобой.

— Тогда я сражусь с другим. Я буду драться с самим собой! С тем, кем я был когда-то!.. — И Божен указал на Адонаша.

Астри Масэнэсс тоже посмотрел на него, и когда их глаза встретились, в голове у Адонаша равно громко кричали два голоса: один с уверенностью утверждал, что это Джай, а второй был не меньше уверен в том, что это совершенно другой, незнакомый ему человек.

— Готов ли ты стать десницей справедливого суда, Мастер Адонаш? — спросил Масэнэсс.

Адонаш встал, нахмурился. Он не знал, готов он или нет. Он поднял голову, взглянул на Асию, снова свободную и в своем уме, на танцовщиц, на Аниру с князем Хинси, на Скайси.

— Угодно это Мастеру Судеб?.. — спросил он у монаха.

— Я не знаю... — пролепетал тот.

— Какой из тебя монах, ни искры, ни пламени, — вздохнул Адонаш и сказал громко во всеуслышание. — Я стану сражаться! Верните мне мои мечи!..

Астри Масэнэсс

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина.

Адонаш поверил в то, что этот человек, командовавший только что всем цветом Божении... уже не Божении, действительно Джай, лишь тогда, когда он погладил по шее Ветра, а тот не попытался его укусить, а мотанул головой, словно приветственно кивая.

Они ехали молча. Джай на Ветре впереди, затем Скайси и Адонаш замыкал шествие. Скайси с перекошенным лицом, то и дело зыркал на Джая — до сих пор сомневался.

Они направлялись на восток, туда, где никто не живет, где пустошь, и даже дороги приличной нет — все поросло бурьяном. Со стен замка им вслед долго глядели оставленные там Мастера, старосты деревень, слуги, обычные люди, и их новый князь, которого избрал Джай или Астри Масэнэсс, руководствуясь какими-то одному лишь ему известными умозаключениями.

Перед глазами Адонаша то и дело вставал Божен, атакующий его с мечами в обеих руках. Князь использовал те же приемы, ту же тактику, что и он сам, их Дары были схожи... Божен отбивает правый его меч своим левым, атакует правым, Адонаш уходит, Божен резко приседает, скрещивает клинки под уже подобранными в прыжке ногами Адонаша, седые косы князя по инерции вздымаются в воздух, и Адонаш рубит их, укорачивая наполовину.

Новым князем был назначен чудом выживший Минэ. Этим чудом для него стал Астри Масэнэсс, но и сам юный мастер оказался весьма крепким и здоровым парнем, раз ему удалось с такой-то раной дожить до прихода Джая.

Минэ единственный в окружении Божена, выступал против его судов, его Рыцарей Очищения и его методов правления, за что и был наказан. Как узнал Джай эту историю? — да как все истории, которые эффов Джай каким-то непостижимым образом узнавал в мельчайших подробностях, в том числе и жизнь самого Адонаша.

Половину преданных Божену людей изгнали. Другая половина осталась служить Минэ. Адонаш надеялся, что того страха, которого они натерпелись, наблюдая вытворяемое Астри Масэнэссом, хватит надолго и подданные останутся верными новому князю из уважения к его легендарному защитнику.

Этот замок, в самом деле, возвел Джай? Адонаш совершенно не знает его... Кто же, ни искры, ни пламени, он такой?..

Божен печально улыбается, глядя, как падают на землю его волосы, цокая по мрамору золотыми зажимами... Отмерянные четверти прожитых веков... Адонаш замахивается, целя в голову, а второй меч, отстав лишь на долю мгновения, идет в атаку к груди. Айнай легко распознает его прием: уходит из-под удара, отклоняя первый клинок влево по нисходящей, изогнувшись, становится недосягаемым для второго меча, а свободной рукой поражает Адонаша в правый бок. Меч князя испил крови, хоть рана и не глубока... Восторг отображается в серых глазах Божена...

Они спустились с холма, и небольшой лесок окончательно скрыл из виду пики двенадцати башен замка и знамена Тарии — пылающее пламя на синем фоне, что теперь развивается на каждом шпиле.

Джай пришпорил Ветра, перешел в галоп, Миси с радостью поскакала за ним без принуждения, ленивый Вершок подотстал.

Осень сейчас была удивительно красивой: леса стояли желтыми вперемешку с красным, трава на холмах пожухла, но здесь и там еще доцветали яро-синим осенние ромашки. Солнце не палило, а устало ласкало. Облака несли в белых кудрях новые дожди, которые в этому году не призовут слизня-гипока.

— Что это такое, Синяя смерть? — спросил Адонаш, нагоняя друга... незнакомца в красной тунике с длинной косой, он обернулся — нет... друга с мягкой улыбкой и лукавыми огоньками в черных глазах междуморца.

Джай придержал коня.

— Дрянь, о которой я уж и позабыл. Едва меня не переварила. Когда я сталкивался с ней в прошлый раз, называл это миильфинна, и видел ее снаружи, а не изнутри. Я сжег их гнездо. Синяя смерть больше не придет в этот край.

Уже шагом они подъехали к небольшому ручью.

— Ну что?.. — улыбнулся Джай. — Остановимся? Мы уж достаточно далеко от замка.

И не дожидаясь их ответов, спешился, расседлал Ветра и пустил свободно пастись. Размотал косу, такую длинную, что хватило бы на троих Джаев, чтобы они имели волосы до пят, завидные для любого Одаренного. Он снял свою праздничную тунику и черные бархатные штаны под ней, заправленные в лучшие сапоги, какие только видел на своем веку Адонаш. Это тот самый босоногий Джай, которого грубый деревенский мужик обзывал "чумазой"? Он переоделся в привычные глазу Адонаша сорочку, куртку, шаровары и сапоги, купленные у отца Асии.

— Эта смаргова коса меня раздражает, — сказал Джай, — поможешь, Адонаш?

— В чем?..

Джай кивнул на один из его мечей, стал к нему боком и приподнял косу у основания головы:

— Режь вот здесь!

— У меня была надежда, что твоя коса накладная...

— Почему "надежда"?

— Потому, что иначе ты не можешь быть Джаем!.. — вмешался Скайси. — Как ты отрастил волосы?..

Джай рассмеялся:

— Руби!.. Потом покажу!..

И Адонаш рубанул, отсекая свидетельство того, что этот человек — Мастер Силы, притом самый необычный из всех живущих.

— Не жаль? — спросил он.

— Ты обещал показать! — настаивал Скайси.

Не прекращая смеяться, Джай с растрепанными патлами, не доходившими до плеч, окончательно ставший самим собой, протянул руку к лысому черепу монаха и повел пальцами, потешно шевеля ими, словно извивающимися змейками. Вокруг зеленой косички вдруг стали расти ярко-рыжие волосы, и через несколько мгновений Скайси стоял с огненной копной на голове, с открытым ртом и глазами такими огромными и такими круглыми, что Адонаш испугался, как бы они не выкатились. Глядя на такое чудо, он расхохотался, соревнуясь в этом с Джаем. У Скайси искривился рот, задрожали губы:

— Что ты сделал? — обиженно заныл он, ощупывая голову, и подбежал к ручью, разглядывать свое отражение.

Рыжий лохматый Скайси, ворча и ругаясь не по-монашески отборными словами, выудил из сумки бритву. Он охал и ахал, трудясь над своей головой и стараясь придать ей прежний вид черепа с зеленой веревочкой. Вокруг него трава покрывалась клоками волос огненного цвета, а Джай с Адонашем, чуть ли не катались по земле со смеху.

— Ты знал Божена, когда он был молод? — спросил Адонаш, отсмеявшись.

— Тогда он назывался Айнайем...

— Мы, правда, похожи?..

Джай смотрел на него долго и пристально.

— Да...

— Вы были друзьями?.. Как и мы с тобой?..

— Да...

— И делали то же самое, что сейчас делаем мы... Это вы истребили здесь смаргов и прочую мерзость?

— Да... Это не было быстро, на все ушли годы.

— Так почему ты сюда вернулся?

Джай промолчал.

— Ты позволил мне убить его, потому что я — это он в молодости?

— Нет... Ты, Адонаш, — не он. Ты другой. И будущее у тебя другое.

— Ты так предполагаешь?..

Джай помотал головой.

— Не предполагаю... Знаю...

— И свое будущее ты знаешь, Джай?.. Или Астри Масэнэсс?.. Это имя, как я понимаю, не стоит мне забывать — ты не просто выхватил его из ветра?

— Я сдержу слово, которое дал тебе, и буду называться Астри Масэнэссом на людях, как и когда-то. Но для тебя и для Скайси — я Джай.

Прежний Джай... Нет. Он никогда не станет для него прежним. Адонаш всегда будет помнить того человека в красных одеяниях, с косой несколько раз обмотанной поясом вокруг талии. Человека, властно и без колебаний выносящего приговор...

— А что до будущего?.. Мое проклятие — знать его... на много веков вперед... Но мое благословение — знать не во всех подробностях. Так что и для меня остаются неожиданности и сюрпризы в этой жизни.

— Сколько тебе лет?..

— Много... — улыбнулся Джай. — Столько не живут... Я пошел за дровами.

Он встал и скрылся за деревьями, бросив какую-то шутку, когда проходил мимо Скайси, которому удалось отскрести до блеска уже половину головы.

Адонаш устало прикрыл глаза...

Божен, закусив губу, как делает и Адонаш перед атакой, прыгает, врезается в него всем корпусом, неожиданно ударяет рукоятью в висок, валит его на землю, словно они не Мастера Меча, а борцы на рыночной площади. Адонаш блокирует неоткуда возникший, спешащий к горлу клинок в левой руке, отталкивает от себя и вскакивает на ноги. Согнувшись, уходит от выпада, направленного в левую часть груди. Не покупается на финт князя, отвлекающий внимание на шею, но имеющий целью раненый бок Адонаша, — сам сделал бы так. Вместо этого блокирует колющий удар под ребро мечом в правой руке, а левой незаметно, неожиданно, из-под локтя наискось, извернувшись всем телом, применив прием, который никогда раньше не испытывал, ударяет Божена в грудь.

Меч ощущает жар крови врага, взрывается восторгом, рассекает плоть, проходя сквозь сердце, Адонаш чувствует его удары, пульсацию уже нанизанного на клинок... острие меча выходит из спины врага. Зрачки Божена расширяются, делая его серые глаза черными. Он хватает ртом воздух, из уголка рта бежит алая струйка, он через силу улыбается и заваливается, освобождая меч Адонаша, напившийся крови...

— Суд свершился... — шепчет Айнай...

Джай

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Замок Божена Истребителя.

— А эти... девушки... в самом деле хотели убить князя? — Скайси уже привел себя в порядок и даже перестал злиться на Джая за ту шутку с волосами. Путь Роста позволял помогать не только злакам или деревьям за считанные минуты вырастать от семечка до плодоносящей зрелости, но, как ни странно, не все Мастера Полей это знали, и не у всех хватало яркости Дара.

— О ком ты? — Джай не совсем понял его вопрос.

— Ну... танцовщицы. Божен обвинил их в покушении на убийство. Он сказал, что среди них была Мастер Оружия, которая и бросила в него метальные ножи.

Обжигая пальцы, Джай снял с вертела кролика, уж начавшего подгорать, он отчаянно дул на горячее мясо, стараясь разрезать на куски. Джай был зверски голоден, как всегда после большого выброса Силы.

— Да, это так, Божен говорил, что нанятая убийца — та, которая танцевала с алой тканью, — подключился Адонаш. Мастер Смерти выглядит печальным. Не стоило его вмешивать в это дело, а уж тем более позволять ему сражаться с Айнаем. Джай не думал, что за тот день и ту ночь, которые Адонаш пробыл в замке, князь успеет так много сомнительных мыслей вложить в его голову. Он еще молод для Одаренного, но путем Айная, бывшего когда-то практически точной его копией и характером, и манерами, и огнем в глазах, никогда не пойдет.

Почему Айнай стал таким?.. Все те, с кем он когда-то пришел сюда, на восток, мертвы... Их было пятеро. Айя похоронена неподалеку, завтра они подойдут к тому месту, и Джай навестит ее могилу... Тейшир погиб из-за его — Джая огоньков... Далис... он не знает, как тот кончил, но с тех пор прошло двести лет, Далис в любом случае уже умер от старости...

Айнай помнил... при всех назвал его не Джаем, как называл всегда, а Астри Масэнэссом — именем для чужих... Значит, оставалась еще привязанность, некая верность их дружбе... и смерть свою Айнай принял достойно... Снова утрата...

— Так все это ложь?.. Я так и знал, что девушки невиновны, как и Анира! Этот Божен был просто пропитал ложью. Он обвинил за одну ночь тринадцать совершенно невиновных человек и приговорил их к смерти! — Скайси был возмущен.

— Тринадцать?.. — удивился Джай — он насчитал двенадцать. — Насчет Асии все ясно: она невиновна, и никакая ни ведьма, а сошла с ума, и не без помощи княжеских прихвостней.

— Что ты хочешь сказать? — заинтересовался Адонаш.

— Ее изнасиловали эти смарговы рыцари, двое из них — Пийкл и Фли. К тому же показали ей гнездо миильфинны, бросили ее там детенышам на съедение, но миильфинна с потомством были сыты или заняты чем-то другим, и Асию не сожрали сразу, ей удалось уйти, но разум она утратила. Так прошел год, а потом насильники узнали, что она жива и решили довести дело до конца, благо, что людская молва уже сделала за них половину работы: никто не сомневался, что это благородные Рыцари Очищения пришли за злокозненной ведьмой, избавляя деревню от проклятия, а не палачи, которые довели девушку до такого состояния, явились добить невиновную.

— Проклятые шершни... — сплюнул Адонаш. — Почему ты раньше не сказал, я бы отправил на тот свет эту парочку!..

— Минэ заключил их под стажу и доведет дело до конца. Он — князь и должен показать сильную справедливую руку, тем более что Асия теперь в состоянии свидетельствовать об их преступлениях.

— А если ей не поверят? — Скайси потянулся за кроличьей ножкой, и Джай подавил в себе желание стукнуть по руке прожорливого монаха (ведь ел же только что!)... тут самому мало, и вовремя одумался — нельзя позволять голоду управлять собой.

— Люди всегда верят тому, за кем сила.

Джай сделал перерыв, пережевывая жестковатое, но вкусное мясо, заедая его хлебом и редисом, прихваченным в замке.

— Насчет покушения... — продолжил он, — я не знаю. Оставил разбираться в этом Минэ. Но что-то здесь не вяжется. Айнай утверждал, что среди танцовщиц была Мастер Оружия, и только она могла так незаметно метнуть ножи в танце. Хотя, я встречал и неодаренных метателей, ловкости которых и сам позавидую... Мастера Силы среди тех шестерых девушек не было, я вижу такие вещи.

— Почему шестерых? Их было семеро! Ты хорошо разглядел ту, что куталась в алую ткань? — Адонаш тоже подключился к обеду, и стянул с листа, на котором перед Джаем разложены были куски кролятины добрый шмат мяса. Джай сглотнул, проследив за рукой друга, бесстыдно его объедающего.

— Я насчитал шесть танцовщиц и троих музыкантов. В алую ткань никто из них не кутался, хотя прикрыться им не мешало бы. Ну и одежда — считай голые!..

— Тем не менее, их было семеро!

— Значит, седьмая ушла, когда потух свет.

— Вот она и была тем Мастером Оружия, — отчего-то развеселился Адонаш, — я следил за ней в танце и не раз сравнил быстроту ее движений с работой Одаренного бойца... хотя я и не вижу Дара... Она была самой красивой из всех и, пожалуй, самой смелой. Слышал бы ты, какие ужасы сулил ей князь, а она стояла, даже не дрогнув. И на суде показала себя наилучшим образом. Глаза зеленые, как у кошки, вьющиеся локоны черных волос... А как она двигается!..

Джай поднял было руку, чтобы прервать Адонаша, предавшегося мечтам о женщинах, эта его страсть к ним всем хорошо известна, но вдруг вспомнил...

— Зеленые глаза, говоришь?..

— Да...

Джай вытер жирные руки, потянулся за своей сумкой, вынул оттуда сложенный лист пергамента, на котором был один из многих, нарисованных им за последнее время, портретов незнакомки.

— Она?.. — спросил он, показывая рисунок Адонашу.

— Она!.. — воскликнули в один голос и Мастер Меча и монах.

— Ты что, ее знаешь?.. — Адонаш подозрительно прищурился.

— Нет... — вздохнул Джай и аппетит его внезапно пропал. — Но мой Дар, похоже, знает, и показывает мне ее образ при каждом возможном случае...

— И ты, способный заглянуть вперед на века, понятия не имеешь, что это означает? — Адонаш усмехнулся.

— Да. Представь себе.

— Один из тех сюрпризов, которое еще остаются в твоей жизни?..

— Иначе жить было бы скучно... — рассмеялся Джай.

Часть 2. Прожитые жизни

Тиниси

985 год со дня основания Города Семи Огней. Центральная Тария. Город Тиниси.

В Тиниси они въехали втроем. Джай управлял повозкой, понукая усталых лошадок двигаться чуть быстрее, чтобы успеть устроиться в гостинице до темноты. Слева, тепло прижавшись к нему, обхватив его руку и положив голову на плечо, сидела в полудреме, Мирая. Далис на мышастом мерине ехал рядом.

Город, отчего-то огорченный их приездом, безутешно рыдал холодным дождем, заставляя Джая дрожать и стучать зубами, и, если бы не мягкая теплая Мирая, закутанная в шерстяное одеяло, под его боком, он бы и вовсе околел. Но важно только одно — чтобы она не замерзла... Ей нужно тепло, ей нужна забота — она ждет ребенка... его ребенка... Повинуясь нахлынувшей на него волне нежности, Джай наклонил голову и поцеловал пахнущую хвоей макушку Мираи.

— Уже... приехали? — сонно пробормотала она.

— Почти... — шепнул Джай.

Далис вырвался вперед, он верхом был намного маневреннее, чем их громоздкая повозка, служившая многие годы им и средством передвижения, и домом. Так долго Джай был бродягой... как же долго... И ничего ему не было нужно кроме не слишком твердой постели, не слишком пустого живота, не слишком суровой зимы... Пора остановиться...

Прав Далис — впервые за столько лет нужно применить Силу на благо себе, вернее на благо Мирае... Джай упирался до последнего, но сейчас он рад, что Далис его убедил.

— Ты можешь делать с собою все, что угодно? — говорил Далис дня три назад на стоянке, пристально и сердито глядя на него ясными голубыми глазами. — Можешь сбивать ноги в кровь, отказываясь от перемещения из-за своего ослиного упрямства, можешь терпеть голод, тогда как, стоит тебе щелкнуть пальцами — и из них полетят огоньки, ценящиеся дороже бриллиантов, можешь позволять обижать себя каким-то проходимцам, когда способен перебить в одиночку целый отряд вооруженных головорезов. Все что угодно! Но делай это с собой, а не с ней! ...Если ты ее любишь. Ей нужно счастье — обычное, человеческое... Не так уж и много, Джай! Покой, дом, который бы не менял своего местоположения что вечера... ты... Ей нужен ты рядом больше всего, поэтому она и готова терпеть все эти лишения, которые ты, при своих возможностях, сам себе понапридумывал... Согласись — это нечестно по отношению к ней, скрывать, что ты способен выстроить для вас королевский дворец и обеспечить ей не просто сытую и спокойную жизнь, а жизнь, которой позавидовали бы и весь Совет Семи! Позаботься о ней, Джай... Она нуждается в этом... особенно сейчас.

Джай знал, что Далис прав, отчасти... но прав. Его клятвы самому себе... разве стоят благополучия и счастья Мираи? Особенно сейчас... когда она носит его ребенка...

Он рассматривал дома Тисини. Привыкал: серые, неприметные, будничные, лишенные художественного изыска, навевающие тоску под свинцовым небом и потоками ледяного дождя. Есть города и получше... с мягким климатом, с величественной архитектурой. Почему Тисини? Перед ним весь мир! Он знает столько мест, куда можно было бы переместиться в одно мгновение, избавившись от необходимости трястись в повозке, мокнуть под дождем... Почему не Город Семи Огней? Не Междуморье — его родина, в конце концов? Тогда пришлось бы открыться ей, признаться, что того, кого она знает вот уже семь лет — не существует на самом деле. Как сказать Мирае: ее муж, Астри Масэнэсс — не просто Целитель, а человек столь необычный, что не знает себе названия, сам не понимает, что он такое... Да и клятвы... они еще имеют какой-то вес, еще что-то значат для Джая. От самого себя ему не отделаться, от самого себя не скрыться, не спрятаться, не обвести вокруг пальца, не обмануть иллюзией. С самим собой бороться и спорить ему до конца своей долгой... затянувшейся жизни...

Давно уже смерть должна была прийти по его душу... но она запаздывает. Даже своих предвестников не спешит послать к нему — ни усиления оттоков, ни холода, ни пелены перед глазами, а то, что у него на закате дней беременная жена — так и вовсе не лезет ни в какие ворота... Сколько раз он наблюдал признаки обманчивой старости Одаренных у других... Скольких друзей похоронил... скольких любимых... Джай помнил, как закрывал глаза Айе — ее волосы стали белыми, как снег на вершинах Сиодар, а лицо оставалось молодым и красивым до самого конца. Как не боролся он, как не применял все доступные способности — она угасала... таяла, словно свеча... он исцелял, он поддерживал, он делился с ней своим огнем... Бесполезно!.. Пришел день, и Айя вздохнула в последний раз, ее Сила последней волной прокатилась по жилам, миновала все его заслоны... и остановила сердце... В тот день он впервые почувствовал себя обычным человеком... самым обычным... более того, самым беспомощным и жалким из всех обычных людей, к кому по милости Мастера Судеб не прикасался Дар...

Сегодня он Астри Масэнэсс, тот, кто, разрываясь изнутри, пытается во что бы то ни стало найти компромисс между дарованным ему свыше, и позволяемым самим собой. Он не должен пользоваться так безоглядно всеми Дарами... это как-то расточительно, как-то неправильно... В исцелении он не может отказать, поэтому и называется всем Целителем. Все остальное? А что остальное? Дар Мастера Полей или Садовника, или Погодника он может использовать незаметно для окружающих, помогая нуждающимся, и не вводя в искушение тех, кто не особо нуждается, но обладает достаточными средствами, чтобы купить с потрохами такого Мастера или заставить силой служить пополнению их кошельков.

Он может жить среди людей, не вызывая у них изумления и страха... Страх — первейшая реакция на феерию Силы Мастера Путей. Они не знают, что он такое, как и он сам, поэтому боятся. Какие еще Дары у него есть?.. Кичливый огонь?..

Когда-то Огненосец был воздухом, пищей, основой всего... там на севере, где свет в ночи и огонь в очаге — не просто удобство, а — жизнь... А сейчас? Мастер Огней -высокочтимый Правитель — Советник, и не важно — заслуживает ли он того или нет. Владеть подобными способностями в Тарии, да и за ее пределами — это то же, что уметь сыпать из пальцев золото. Тарийский светильник, который ему создать легче, чем поднять руки, стоит тысячу пламеней, огонек — Перл Огненосца, теплый свет — пять тысяч, тарийское пламя — сто тысяч... Но тарийское пламя — вещь серьезная, он выйдет из строя на неделю, если его сотворит. Все это лишнее... Ценность подобных вещей преувеличена. Без них просто обойтись. Да и какой Огненосец может позволить себе спокойную, не связанную с политикой жизнь? Этот Дар нужно скрывать еще более тщательно, чем другие.

Есть еще способности пророчествовать и толковать, строить, и творить музыку Силы, создавать иллюзии, и рисовать, сплетать слова, перемещаться... и, конечно же, проклятие быть Мастером Смерти...

Но ведь людям необязательно жить в чудесных замках... не обязательно вдохновляться музыкой Силы, не так важно для жизни видеть его художества... И, безусловно, никто не мечтает умереть от его меча... Он не носит меча... уже давно. Хотя дикая песня клинка влечет его, он слышит ее даже в ножнах на поясе проходящих мимо... Это пугает. Ему не достаточно исцелять людей? Неужели так важно для него держать в руках оружие? Особенно здесь, в Центральной Тарии, где понятия не имеют о том, что такое наследие Штамейсмара. В большей степени благодаря ему и не имеют... если бы он не посвятил себя истреблению всех этих тварей на востоке, то сегодня они кишели бы здесь.

В Тиниси Мирае будет безопасно в отличие от Междуморья с его прекрасным климатом, теплыми морскими бризами, взрывающимися буйным цветом веснами, со множеством птиц, прилетающих со всех концов земли, чтобы переждать зиму, с песчаными пляжами, ласкаемыми беспокойными волнами, и белыми парусами на горизонте... В Междуморье еще достаточно много осталось кафтайфов, кивелов и грайдов, да и обычных пиратов там хватает. Там не жизнь, а борьба — за такой край люди всегда будут сражаться, то ли с природой, то ли с наследием Штамейсмара, для которого Междуморье, было излюбленным местом обитания; то ли друг с другом. Зачем Мирае эта борьба?..

Почти то же самое и в Городе Семи Огней. Борьба, правда, другая — чудовищ там не сыскать, разве что в человеческом обличии... Основной приз — не жизнь, а золото и власть. Основное оружие — не меч, а обман. Кто там позволит ему исцелять за такие гроши, что он берет здесь? И то... каждый раз, когда он взымает плату за действие Дара, руки его дрожат... не должно так быть... Ему легко исцелить, больше того — ему необходимо исцелять, выплескивать Силу, а страждущие люди готовы на все, чтобы вновь видеть, вновь получить способность ходить или просто, чтобы выжить, торговаться здесь — грех... Хоть он и междуморец, у которых торговля в крови.

А холодно в Тиниси не круглый год. Сейчас начало весны, пройдет еще пару дней, холодный дождь кончиться, пригреет солнышко, зазеленеет все вокруг, расцветут деревья, примутся щебетать птицы, и серые эти дома, не будут уж казаться такими мрачными и неприветливыми.

Дальше повозка проехать не могла. Улица была настолько узкой, что всадник едва протискивался. Зато шагах в пятидесяти впереди пестрела вывеска, на которой грубо, но аппетитно изображен был жареный поросенок с яблоком во рту. Надпись под поросенком гласила: "Гостиный двор "Доблесть". Что доблестного в зажаренной свинье — оставалось загадкой для Джая?

Он остановился, слез с козлов, тут же набрав полные сапоги ледяной воды, обжегшей ноги так, что дыхание сперло, огляделся. Далис тем временем уж вошел вовнутрь гостиницы, его мерин стоял привязанным к коновязи у входа. Джай стал ждать, пока он выйдет, договорившись обо всем, и тогда можно будет вести туда Мираю.

Деньги у них есть. Вчера Далис продал из-под полы один огонек. За полцены, и тем проходимцам, которые купили Перл, не интересно было его происхождение, вопросов они не задавали. Джай поработал над внешностью Далиса, где иллюзией, где обычными способами, и превратил за полчаса мирного Мастера Полей в Одаренного бойца, по крайней мере — внешне. Далис выудил из своих тайников старый ржавый меч, который, неизвестно зачем, приобрел лет десять назад, когда еще Джай ходил при оружии. В ножнах на поясе этот негодный клинок смотрелся ничем не хуже меча из лучшей стали с именем. Свою длинную светлую косу Далис переплел в несколько, как носят обычно Мастера Смерти, повязал на лоб черную полоску ткани, сделал хмурое лицо. Джай провел рукой по его волосам, меняя их цвет на черный, иллюзия продержится часов десять. Далис стал совершенно на себя не похож, и со вздохом Джай отпустил его на это опасное предприятие. Обычно Мастера Меча, едва опознав по длинным волосам и наличию оружия, старались не трогать. Но мало ли? Всякое бывало... Сам Джай не пошел, так как боялся оставить Мираю одну в лесу. Да и знал он, что не сможет продать огонек... Не получится у него... Что-то такое сидит в нем, что не никак не позволяет торговать своим Даром... "Глупая гордыня" — называет это что-то Далис.

На деньги, вырученные от продажи огонька можно теперь купить дом. Только как Мирае объяснить такое неожиданное богатство? Он продаст повозку, а потом "подвернется подходящий случай". Исцеление какого-нибудь состоятельного горожанина, настолько состоятельного и настолько благодарного, что тот возжелает озолотить спасителя, то есть его — Джая. Поверит Мирая?.. Можно сказать, что это Далис заработал, спасая земли какого-нибудь местного лорда от неурожая. Далис достаточно решителен и тверд в требовании платы вперед, и цену себе и своим услугам он знает хорошо. В это Мирая поверит больше... Но тогда начнет огорчаться, что они живут в доме, купленном на деньги друга Джая, а не его самого, начнет придумывать, что они стесняют Далиса... Эх! Ложь всегда имеет длинный хвост, и оставляет глубокий след, а пытаясь этот след скрыть, понаделаешь новых, еще более глубоких...

Когда-то, лет восемь назад, Джай принял решение, что из Мастера всех Путей станет обычным Целителем, будет путешествовать верхом или на своих двоих, или на повозке, а не призывая искрящийся туман; не станет носить меча; применять остальные Дары будет лишь тайно, в крайних случаях, а уж если явно, то только для спасения чьей-либо жизни... Далис был против. Он отговаривал Джая, даже угрожал, что оставит его одного, пойдет своей дорогой, говорил, что не собирается смотреть, как хоронит величайший Мастер свои таланты в угоду глупой гордыни и неизвестно чему еще... Но друг остался — ждет, когда же Джай, наконец, одумается. Он знает его уже лет сто двадцать и до сих пор не понял, насколько Джай может быть упрям...

Скорее бы уж оказаться у камина в гостинице. Скорее бы обсушиться, поесть, отоспаться... Там и мысли станут веселее. Он взглянул на Мираю, жена улыбалась ему, на душе потеплело. Важно лишь, что она с ним... А может, прав Далис?.. Нечестно быть способным окружить ее сказкой, и не делать этого. Переместить в мгновение ока в лучшее место на земле, где цветут Мицами, где сверкает на солнце морская гладь, где сам воздух пьянит, не говоря уже о сладком вине из винограда, зреющего на склонах. Выстроить там прекраснейший из всех замков, какой только радовал когда-либо человеческое сердце, осветить комнаты тарийскими светильниками, нанять сотни слуг, чтобы предугадывать малейшее ее желание, купить ей самые изысканные наряды, увешать золотыми украшениями с настоящими огоньками вместо драгоценных камней. А Джаю подвластно такое многообразие в создании Перлов, что коронованные Огненосцы лопнули бы от зависти, — разных оттенков, прозрачные с пламенем внутри, остроугольные, как звезды и многогранные, словно ограненные алмазы. За такие огоньки ювелиры душу продадут! Мирая всего этого достойна.

Когда-то давно он совершил подобное для любимой женщины. Джай тряхнул головой, развеивая болезненные воспоминания: он стоит перед развалинами своего чудесного замка, огни уплывают в небо, вырвавшись из-под обломков, призванный им ветер гудит еще, не насытившись разрушением, а его душу рвет на части отчаяние... Тогда тьма едва его не поглотила, жажда смерти едва не захлестнула... Тогда пролилось много крови... Она до сих кислотой разъедает ему руки и сердце...

Конечно же, с Мираей так не будет...

Далис спешил к ним пешком, не отвязав своего коня, а это значит, что он договорился. Джай протянул руки, подхватил Мираю, перенес ее через огромную лужу, разлившуюся по всей ширине улице, и поставил на более-менее сухую мостовую, затем вернулся за сумками.

— Две комнаты... — деловито сообщил Далис, взбираясь на козлы и беря в руки поводья, — располагайтесь, а я позабочусь о повозке. За обед и ужин я уже заплатил, так что не слушай хозяина, если тот станет требовать денег... Тот еще прохиндей!

— Нужно забрать сундук с вещами, — напомнила Мирая, — тебе бы не мешало переодеться, Астри, ты весь промок!

— Сейчас, работники хозяина "Доблести" заберут все вещи и перенесут в комнаты, — ответил за него Далис.

Джай улыбнулся, перекинул через плечо две увесистые сумки с самым ценным и необходимым, умудрился, несмотря на ношу, приобнять Мираю за талию, и побрел к гостинице, тщательно выбирая сухой путь, — свои замершие и сведенные судорогой ноги уж нечего было беречь, но Мирая набрать воды в туфли не должна.

Дверь гостиницы отворилась, на Джая дохнуло теплом, чесноком, чем-то горелым, брагой, свежим хлебом, жареным мясом. Он глубо и с удовольствием втянул в себя все эти запахи, сулящие ему, наконец, возможность отогреться и наестся.

Пухлый, гладкий, лоснящийся, словно щеки его были покрыты лаком, хозяин "Доблести" выкатился из боковой двери на кривых коротких ногах. Он демонстрировал им желтоватые крупные зубы, вытирал руки о фартук сомнительной чистоты, и при этом беспрестанно кланялся.

— Вы Астри Масэнэсс, добрый господин? — спросил он. — Рад вас приветствовать! Добро пожаловать в нашу "Доблесть", вас, и супругу вашу. Госпожа! Входите, входите. Да что вы тащите на себе этакую тяжесть! Отдайте сумки Букуну! — кивнул он в сторону долговязого прыщавого подростка. — Ваши комнаты готовы! Ждут вас! Желаете отобедать? У нас тут самое лучшее жаркое во всем Тиниси. А госпоже могу предложить медовые коврижки, какие печет моя жена! За этими ее коврижками сама леди Типас посылает почти каждый день — так их любит.

— Мы переоденемся, а после спустимся к обеду, — сказал Джай, чувствуя, что настроение его начинает улучшаться.

Он не зря пришел в Центральную Тарию с востока. Иначе никогда не встретил бы Мираю. Он шел сюда умирать от старости, как положено, а вместо этого начал новую жизнь... Потому что понятие "как положено" не применимо к нему.

Айнай остался править в той земле, которую они очистили от наследия Штамейсмара, пока еще безлюдной, пока еще неизвестной никому. Но очень скоро туда начнет стекаться народ, вырубит непроходимые леса, пройдется плугом по зеленым долинам, застроит холмы. Там плодородная почва, дожди идут обильно, там хорошо будет расти пшеница, и бобы, и горох, овощи... Там достаточно дерева, чтобы построить новые дома, и дичи в лесах хватает. А уж Айнай позаботиться о том, чтобы остатки смаргов и кивелов не беспокоили тамошний народ. Благослови Мастер Судеб его меч.

Далис пошел с Джаем. Хотел быть с ним до конца. Но этого конца, по всей вероятности ждать ему еще очень-очень долго. Ему исполнилось триста, а никаких признаков старости — ни холода, ни оттоков, ни трясущихся рук... даже его волосы не поседели, хотя многие и не отличали его цвет волос от седых, но Джай знал разницу, он видел своих земляков седыми, белоголовыми с белыми бровями над темными глазами.

Джай ждал смерти двадцать лет, но так ее и не дождался. Далис шутил, что та про него попросту забыла или запуталась во множестве его имен, а, может, не успевает прыгать за ним по миру. Еще говаривал, что Джай случайно убил ее огненным мечом, приняв за кивела, гипока или еще какую тварь... Единственное, на что надеялся теперь Джай, что смерть не вспомнит о нем слишком рано, не дав насладиться счастьем с его Мираей, или совершенно позабудет о нем, и он вновь переживет ту, которую любит... вновь умрет вместе с нею, не перестав дышать...

Далис вернулся к обеду, улыбка озаряла его, постоянно хмурое в последнее время, лицо.

— Продал телегу? — спросил Джай.

— Угу.. — Далис отрезал себе хлеба и принялся за жаркое, не успевшее еще остыть в его ожидании. — Восемь пламеней.

— Это много... но недостаточно... — протянула Мирая, ее жаркое нетронуто. Она лишь пожевала немного хлеба, выпила немного воды, а теперь морщиться от чего-то и коситься на большое желтое пятно на некогда белой скатерти.

Ей мешают запахи, ее мутит, раздражает грязь в этой гостинице, — знал Джай. Нужно как можно быстрее найти дом, и соответственно придумать для нее версию, где они взяли деньги на такое приобретение.

— Недостаточно для чего? — весело спросил Далис, необычно для него весело.

Мирая лишь вздохнула. Для того, чтобы жить в нормальных условиях, чтобы остановиться, не спешить утром запрячь в повозку лошадок и двигаться в неизвестность. Чтобы знать — завтра у тебя будет, что поесть, и холод не застанет тебя на улице. Джай ощутил острое чувство вины.

— Восемь пламеней, — продолжил Далис, прожевав мясо, и потянувшись за вином, — это вполне достаточно для того, чтобы обустроиться в новом доме!

Мирая и Джай с любопытством повернули к нему головы. Неужели он что-то придумал? Почему не посоветовался?..

Далис продолжил только после того, как разлил напиток по кружкам.

— За новый дом!.. — Глотнув вина, и поставив кружку на стол, он счел должным пояснить: — Я повстречался с местным лордом Гавэром Типасом, завязался разговор. Узнал, что я — Мастер Полей, а со мною Целитель, он ужасно обрадовался. Спрашивал, как долго мы здесь пробудем? А я ответил, что мы бы осели здесь, если бы нашлось подходящее жилище. Тогда Типас предложил один из своих домов в южной части города. Хороший район. Взамен он хочет, чтобы я присмотрел за его урожаем, а ты — помог его супруге, чем-то она там хворает. Дом он сдаст в аренду. За первый год платить не нужно, если мы не откажем ему в услугах, за второй и последующий — договоримся. Как вам новость?

— Замечательно! — воскликнула Мирая, и искренняя радость засветилась в ее глазах.

Интересно, была ли эта встреча на самом деле? Джай слишком много врет, и, похоже, Далиса тоже к тому приучил. Но он выглядит довольным, а значит, задуманное им осуществилось, и удачно. Как бы побеседовать с ним наедине?..

— Ты ничего не ела? — Далис заметил нетронутую тарелку Мираи.

— Я попробовала немного сыра, этого достаточно, — она мягко улыбнулась, ее маленькая всегда беспокойная ручка скользнула по поверхности глиняной чашки, исследуя изгибы линий, шероховатость поверхности. — Съела бы яблоко, но, наверное, в такое время яблоки больше похожи на сморчки... и на вкус еще хуже.

— Я спрошу у хозяина, может, что и сохранилось у него с прошлой осени, — вызвался Джай.

— А вот если бы был у нас знакомый Мастер Перемещений, — медленно выговаривая слова и с упреком поглядывая на Джая, сказал вдруг Далис, — он бы смотался куда-нибудь к Хвосту Дракона, или на юг Междуморья и принес настоящих апельсинов. Пробовала ты апельсины, Мирая?

Джай почувствовал, как краска отхлынула от его лица, раньше Далис все свои упреки высказывал ему прямо в глаза, а не при Мирае.

— Знакомого Исчезающего у нас нет, к сожалению, — рассмеялась она, приняв эти слова за шутку. — Иначе много чего можно было бы сделать быстрее и проще. Впрочем, если бы и был, почему вдруг он стал бы выполнять мои прихоти? Я слышала, что Мастера Перемещений — на вес золота, и они в основном все в столице, служат Семи. Их нанять очень уж дорогое удовольствие — восьми пламеней не хватит!..

— Да... Мирая, не хватит... — Далис еще раз взглянул на Джая, проедая взглядом пронзительно голубых глаз.

После того, как стало известно, что Мирая ждет ребенка, Далис вспомнил забытое было возмущение по поводу решения Джая изменить коренным образом свою жизнь, скрывать от всех свои истинные способности, называться просто Целителем Астри Масэнэссом, не слишком блистающим яркостью Дара, а потому задешево продающим свои услуги.

С Мираей они повстречались одним весенним утром, еще холодным, еще серым, когда все, что выдает начало весны — это отсутствие снега и особый радостный запах свободы в воздухе.

Юная Одаренная девушка в маленькой убогой корчме затерянной среди лесов деревеньки играла самую светлую и приятную музыку из всех мелодий, когда-либо слышимых Джаем. Она сидела окруженная грубыми столами из сосновых досок, пьющими селянами, облезлыми стенами, — такая хрупкая, светлая, с распущенными волосами цвета созревшего каштана, с черными густыми ресницами, с бровями изогнутыми в идеальной дуге, с тонкими длинными пальцами на маленькой быстрой ручке, что ловко перебирали струны лютни... Он слышал мелодию, необычную, неповторимую, видел и ту удивительную картину, какую сплетали золотые нити ее Дара. Узор, творимый Силой, изменил мир вокруг нее, сделав окружение достойным ее красоты. Джай видел, как золотые цветы вырастали из-под ее рук... распускались, сияли, переливались. Как кружево музыки заполнило убогое помещение, разрисовав его роскошнее величественного дворца. В нем тогда проснулось все, все Дары пели вместе с ней. Вдохновленный, он готов был вскочить и возвести в той деревушке здание, какому позавидовал и Город Семи Огней, он готов был совершить все возможные подвиги разом, лишь бы удивить ее. Не открыться тогда — было тяжелейшим испытанием для Джая.

Потом она закончила играть, золотые нити, рисовавшие чудеса, свернулись, но сказка не закончилась для Джая — она открыла глаза: огромные, светло-карие, блестящие, страстные, похожие на озера застывшего темного золота, на окошки в глубины ее Дара. Он увидел себя в них... и остался там навсегда, как мошка, застывшая в янтаре.

Джай узнал о ней много... слишком много, его Пророческий Дар, прежде чем он запретил показать ее будущее, открыл ее прошлое и настоящее и шепнул, что они встретились не случайно. Ей было двадцать три... ему на триста лет больше...

— Мирая! — сказал Джай. Она взглянула на него изумленно, и он впервые тогда солгал ей о себе, объясняя, откуда узнал ее имя.

С тех пор лжет непрестанно... Но так лучше. С Джаем Мирая никогда не была бы счастлива, несмотря на его почти безграничные возможности — это проверено и доказано, может она будет счастлива с Астри?..

Она стала его женой спустя год, когда он вернулся в ту деревню, измаявшись от тоски по янтарным глазам. Мирая ушла вместе с ним, чтобы бродить по свету, не имея места покоя, не зная, где будет ночевать завтра, и вот уже седьмой год они странствуют втроем. Им — Мастеру Полей, Мастеру Целителю и Мастеру Музыканту не раз князья и лорды предлагали осесть, обосноваться в их владениях, поступить к ним на службу, но они были вольными птицами, ищущими пропитания каждое утро в новом месте. Мирае нравилась такая жизнь, он чувствовал и точно знал это, иначе все было бы по-другому. Но теперь — время остановиться... Тем, кто готовится стать родителями, нужно пускать корни.

— Астри!.. — Мирая дотронулась до его руки, выводя из забытья. Это имя в ее устах не было ни чужим, ни далеким... Это он... один из его Я. — Я пойду наверх.

— Давай я провожу тебя!

— Перестань. Я вполне способна проделать такой путь одна. Не нужно так уж сильно меня опекать, — произнесла она, с мягкой улыбкой глядя на него, Джай растворился в медовых глазах. — Я рада, что мы пробудем в Тиниси дольше, чем обычно задерживались в городах. Это хорошо для ребенка, но больше ничего не должно меняться. Помни, я ведь как-то жила без твоей опеки двадцать четыре года! А потом еще шесть лет я бывала рядом с тобой в разных... ситуациях. Я закаленная и сильная. А ты сейчас шагу мне не даешь самостоятельно ступить! Остынь, Астри, беременность — это ведь не так страшно! Я понимаю, что для тебя это впервые, — Мирая рассмеялась, — для меня, признаюсь, тоже.

"Впервые в этой жизни, Мирая, — думал он о себе, — А сколько было этих прожитых жизней? Его дети, рожденные много лет назад, уже оставили этот мир..."

— Так что я пойду наверх, а вы займитесь чем-нибудь полезным! Посмотрите, к примеру, дом. И, Далис!.. — Она делано сердито нахмурилась, глядя на него, Далис вмиг превратился в нашкодившего мальчишку, осознавшего вину, и готового принять любое наказание. — Почему ты не сказал лорду, что Мастеров не двое, а трое? Или Музыкантами он не интересуется?

— Я подумал... — Далис покраснел, и Джай ухмыльнулся, он-то знал, как не просто вогнать того в краску. — Подумал, что ты не захочешь... сейчас работать...

Мирая вздохнула и покачала головой:

— Чтоб я больше такого не слышала! Я — Мастер Силы! Как и вы оба! Поэтому прошу относиться ко мне подобающе! Иначе всю ночь буду играть такую страшную музыку, что вы не сможете спать!

Она решительно встала, обвела их строгим взглядом. Затем, наклонилась к Джаю, чтобы поцеловать и прошептала:

— Если добудешь для меня съедобное яблоко, я буду очень благодарна...

Они оба смотрели ей вслед, как она поднималась по лестнице, подобрав длинные юбки, легко прыгая по ступенькам.

— Какие же мы старики по сравнению с ней!.. — нарушил молчание Далис. — Особенно ты.

— Что это ты вспомнил о возрасте? — усмехнулся Джай.

— Да так... Гляжу, как ты притворяешься юношей, впервые собирающимся стать отцом. Сколько у тебя детей?

— Много... Было...

— Старость и смерть тебя побаиваются, Джай.

Джай усмехнулся:

— Междуморцы кого-угодно надуют и обсчитают.

— Конечно! Ты даже у самого Мастера Судеб выторговал не один Дар, а все, какие есть!

— Не припомню, правда, что Он попросил взамен, — помрачнел вдруг Джай. — Знаю лишь, что слишком многое...

Они замолчали. Далис допил свое вино. Джай додумал свою мрачную мысль.

— Долго ты собираешься ей врать? Всю жизнь? Она ведь Одаренная, проживет больше, чем семьдесят лет. Хватит тебя на три столетия? Или надеешься, что твоя собственная смерть раньше о тебе вспомнит? — Далис сказал это со злостью и с огорчением.

— Надеюсь, отчасти... — спокойно ответил Джай, он не желал развивать эту тему. — Что за дом? Ты купил его?

— Нет. Все так, как я и рассказал. Лорд Типас предложил пожить у него, и послужить ему. Это ведь тебя не затруднит — послужить лорду, как Целитель?

— Если он не станет торговать моим Даром, — пожал плечами Джай. — Таковых я встречал. А его родичей или его самого я исцелю, конечно.

— Я думаю, что тебе давно пора найти того, кто смог бы выгодно продавать твой Дар. Сам ты того не умеешь, — Далис загадочно сверкнул глазами, затем спрятал взгляд, делая вид, что увлечен изучением черной точки в мякише хлеба.

"Что-то он задумал" — Джай знал его слишком хорошо.

— Сам я того не хочу.

— Глупость и гордыня... — пробормотал Далис, скривившись, отложил в сторону хлеб — видимо, пришел к неутешительным выводам по поводу происхождения той черной точки в мякише. — Пойдем, и вправду, взглянем на дом.

— Пойдем...

Лорд Типас был не совсем тем человеком, какого ожидал увидеть здесь в Тиниси Джай. Хотя бы потому, что он был Одаренным. Неприятным сюрпризом оказался Путь Дара Гавэра Типаса — Видение, то есть Джаю в его присутствии приходилось постоянно концентрироваться, ежеминутно помнить о том, чтобы его собственный Дар выглядел как Дар Целителя — лазурные спокойные потоки. Если Видящий ненароком узрит его Силу Мастера Путей во всей красе, то непременно заинтересуется Джаем, и из Тиниси им тоже придется уходить, а он уже решил здесь осесть. Решения свои Джай очень не любил менять.

Типас был высоким, крупным, немного обрюзглым полноватым мужчиной с широкой улыбкой, редкими (для отмеченного Даром, обычно они отличались густой шевелюрой) русыми волосами до пояса, прихваченными по всей длине серебряными зажимами, и живыми серыми глазами. Он встретил их с Далисом с распростертыми объятиями, постоянно рассыпаясь в любезностях. Убеждал, что безумно рад Мастерам, подобным им, что он и не надеялся на такую встречу в провинциальном Тиниси.

Типас владел землями на юге от города, где выращивал пшеницу и рожь, свеклу и лен. Являлся хозяином лесопилки и охотничьих угодий в Баенском лесу, а также укрепленного замка на прибрежных холмах у Тасии-Тар. В Тиниси он имел немалое влияние и на Главу города, и на мелких лордов, и на купеческий совет. Не столкнуться рано или поздно с этим человеком, живя в Тиниси, было невозможно, поэтому — к лучшему, что все сразу стало ясно.

Жена Типаса леди Ингир в самом деле болела, а основной причиной ее болезни был возраст — женщине перевалило за восемьдесят, и эта сморщенная старушка выглядела бабушкой Гавэра, а не его супругой, младшей мужа на пятьдесят лет, отношения у них, похоже, были такими-же.

Джай исцелил катаракту на глазах леди, исправил кость на руке, которую та сломала полгода назад и она теперь срасталась не очень хорошо, подлечил уставшее сердце. Против старости он был бессилен, иной раз, люди ожидали от Одаренного Целителя чудес, вроде возращения юности. Но, слава Мастеру Судеб, Типас не удивился, когда нашел свою жену бодрой, довольной, хорошо видящей, но такой же сморщенной и седой, как и до исцеления. В действиях Даров лорд разбирался.

Поцеловав руку леди Ингир, Типас провел их к заветному дому в Тиниси, где Джай будет вить свое гнездо... впервые за долгие годы... впервые в этой жизни.

— Ингир дала мне очень многое, — откровенничал лорд в гостиной за узким и длинным лакированным дубовым столом, с удивительно удобными мягкими стульями вокруг него. — Ее наследство позволило мне подняться, да и достаточно хороша она была в юности, жаль тех дней не вернешь... Нам Одаренным рано или поздно приходится переживать подобные вещи. С супругой мне повезло, она достаточно умна, чтобы понимать сегодня ту разницу, которая возникла между нами... и то, то мне необходимо внимание более юных женщин... Когда мы только поженились, я объяснил ей все и она, как ни удивительно это — поняла, смирилась, рассудила, что иначе быть не может, такова природа. Такова пропасть между Одаренными и неодаренными.

Джая не тянуло рассуждать о чужих непросто сложившихся судьбах, ему хватало своей. Он разглядывал дом, с волнением спрашивая себя, понравиться ли здесь Мирае. Каждую деталь: от массивных входных дверей до занавесок на высоких окнах с настоящими стеклами, от шкуры медведя растянутой у камина, до статуи изображающей обнаженную женщину в углу, он подверг тщательному анализу, сравнивая со вкусами и предпочтениями любимой. При этом необходимо было не позабыть о том, что Типас видит его Дар, и это должен был быть Дар Целителя.

Далис чувствовал себя намного свободнее, в лице лорда Гавэра он нашел единомышленника касательно многих тем.

Когда речь зашла о женщинах, Типас предложил пригласить нескольких прямо сюда и устроить "настоящее веселье"... Мирае это бы точно не понравилось...

— Я вынужден отказаться, — поспешно сказал Джай, придумывая как бы не допустить в этом доме бедлама, хотя и понимал, что подобное происходило здесь раньше довольно часто.

— Он женатый человек, — выручил Далис. — И собирается привести супругу сюда.

— Она еще юна? — усмехнулся лорд, салютуя им чашей с вином.

— Юна, прекрасна и останется таковой еще пару веков... — отвечал друг, с задумчивой улыбкой, которая Джаю совсем не понравилась.

— Неужели Мастер Силы? — Типас подался вперед, с интересом рассматривая грудь Джая, он напрягся, удостоверился, что кроме лазурного клубка потоков Целителя, Видящий ничего там не заметит.

— Музыкант, — коротко ответил Джай.

— Просто великолепно! Какое удивительное стечение обстоятельств! Музыкант, Целитель, Мастер Полей — втроем в моем доме! Музыка всегда привлекала меня. А музыка Силы — это нечто чудесное! Особенно для меня...

Типас сказал, что он Одаренный, но еще не отрывал им, какой у него Путь. Поэтому Джаю необходимо было изобразить любопытство, в ответ на слова "Особенно для меня...", хоть он уже и понял их смысл.

— Почему особенно? — Далис не мог знать.

— Я — Видящий. А это значит, что я не только безошибочно могу определить, какой именно Дар у того или другого Мастера, но и вижу как они действуют. За Музыкантом наблюдать наиболее интересно, те картины, что рисуют золотые нити его Дара ни с чем не сравнить. Они оставляют на сердце глубокий след. — И взгляд Типаса вновь метнулся к району солнечного сплетения Джая, глаза сверкнули, по лицу пробежала тень.

Джай был уверен, что его Дар выглядит именно так, как нужно, и не может вызвать подозрений... Что же означает поведение лорда?

— Надеюсь, что мы можем рассчитывать на этот дом, лорд Типас? Мы с женой хотели бы осесть в Тиниси...

— А я, как обычно, без них никуда, — вставил Далис.

— Если необходимо, мы заплатим аренду или выкупим дом.

— Нет, что ты, Астри! Мы же обо всем договорились! Ты даже выполнил свою часть договора. Исцеление стоит сегодня очень дорого, я знаю нынешние цены на подобные услуги. Того, что сделал ты для леди Ингир, более чем достаточно, чтобы оплатить аренду этого дома на год вперед. А я ведь еще ожидаю результатов от Мастера Полей, — он посмотрел на Далиса, и тот ответил кивком. — Этот дом — ваш всецело! Так, словно вы его купили! Располагайся, Астри, привози свою молодую жену! Я не омрачу ее покой своим присутствием. Если она пожелает, то я всегда рад принимать Музыканта Силы в своем замке или в любом, принадлежащем мне доме в округе, в сопровождении ее мужа, конечно же.

— Тогда я поеду в гостиницу... — Джай встал, — Мирая, должно быть, волнуется.

Далис тоже встал, но лорд его остановил:

— Останься, Мастер Полей. Пусть Астри Масэнэсс позаботиться о своей, несомненно, прекрасной женушке, а мы с тобой побеседуем о делах.

Далис

985 год со дня основания Города Семи Огней. Центральная Тария. Город Тиниси.

— Кто он? — спросил Типас, как только за Джаем закрылась дверь. Далис был удивлен. Он взглянул на лорда, тот расслабленно сидел в кресле, вытянув ноги, запрокинув голову, но его взгляд был совсем не вялым и сонным, что соответствовало бы позе — это был взгляд барса, готовящегося к прыжку.

Вопрос Далиса покоробил. "Кто он?" Кто такой Джай? Не было и капли сомнения, что именно о нем спрашивал лорд. Тут и сам Джай не смог бы ответить. Кто он сейчас? Или кем он был вчера? Кто он в Тиниси? Или кто он для Далиса? Или для этого лорда? Какое имя он носит? На что он способен? Как использует свои способности? Кто он? — самый сложный вопрос, на какой только приходилось отвечать Далису.

— Мне было бы легче, если бы ты, лорд Типас, показал мне свои поля, — Далис решил сделать вид, что не слышал этого проклятого вопроса. Они ведь собирались говорить о делах, значит, будут говорить о делах.

— Ты не ответил. Кто он?

Далис уставился на лорда, сердце заколотилось, его тон больше не был тоном дружественно настроенного провинциального аристократа, нанимающего на работу Мастера Полей.

— Астри?.. — переспросил Далис.

— Он ведь не Целитель. Вернее не просто Целитель. Так?

Как уйти от ответа? Конечно, он не просто Целитель! С ним вообще не просто! Но Далис отвечать за него права не имеет.

— С чего ты взял? — Далис разыграл недоумение.

— Знаешь, Мастер Далис. Я вижу гораздо больше, чем ты можешь предположить. И не только благодаря Дару. Я добился положения и приобрел богатство, потому что могу видеть многие вещи, незаметные для остальных, и использовать их себе во благо. Хочу от тебя откровенности, поэтому сам тоже буду откровенен. Мы ведь встретились с тобой в той таверне на левом берегу не в первый раз...

Далис нахмурился. Как, не в первый?

— Я видел тебя раньше, — продолжил Типас. — В "Ночном госте" в деревушке Китил под Тиниси. Помнишь? Когда ты продавал огонек.

Далис почувствовал, как краска отхлынула от лица.

— Ты выглядел, как Мастер Оружия. Внешне. И тебе удалось обмануть моих людей. Но я наблюдал за тобой издали и видел, что в тебе зеленые перетоки Мастера Полей, а не алый огонь бойца. Но это не так подозрительно. Мало ли, что могло заставить тебя сменить облик. Продавать из-под полы огонек — дело опасное, многие нехорошие люди могут заинтересоваться, откуда он у тебя, и можешь ли ты достать еще один?

Лорд сделал паузу, изучающе глядя на него.

— Но я вижу не только Дар внутри человека. Есть еще кое-что. Ты ведь понял, что это я приобрел тот Перл Огненосца.

Типас потянулся за кошелем, притороченным к поясу, вынул оттуда небольшую золотую коробочку, а когда открыл ее, Далис увидел огонек, лежащий на бархатной внутренней обивке.

— В любом творении Одаренного, — Лорд аккуратно взял огонек двумя пальцами, поднял его, рассматривая, как рассматривал бы драгоценный камень, — остается его часть, след его Дара, заметный мне. Если Строитель возведет здесь дом, то мне достаточно лишь единожды взглянуть на этот дом, чтобы найди его создателя в толпе таких же Одаренных Строителей. Ты понимаешь?

— Не совсем... — Далису не нравился этот разговор.

— Я знаю поименно всех ныне живых Огненосцев. Я виделся с ними, разговаривал с ними. Я вхож в круги Совета Семи, и знаком со всеми Кандидатами. И я точно знаю, что ни один из этих, знакомых мне Мастеров Огня, не является автором проданного тобою Перла.

— Его мог сделать кто-нибудь неизвестный тебе. Например, новый Огненосец, в котором лишь развернулся Дар. Разве это не вариант?..

— Вариант, — кивнул Типас с улыбкой. — Я так и подумал. А также я подумал, что ты можешь вывести меня на этого юного Повелителя Огня — такое знакомство никогда не помешает, любой Огненосец рано или поздно может стать Правителем.

Лорд спрятал огонек назад в коробку.

— На это сокровище сложно смотреть долго — слепит глаза. Но в то же время в нем что-то завораживающее, что притягивает, заставляет добиться права обладать им. Заставляет выкладывать такие огромные деньги, покупая его. Ты вызвал подозрение, потому что продал его за полцены. А это значит, что он достался тебе незаконно. Или какая-нибудь другая тайна сокрыта за всем этим. А я всегда любил тайны, они притягивают меня больше, чем даже Перлы Огненосца.

— Ты хочешь, чтобы я поведал тебе эту тайну, Типас? — Далис был огорчен. Он думал, что как нельзя лучше все обустроил. Продал огонек, нашел дом, сэкономил деньги. Он надеялся, что благодаря его усилиям Мирая будет счастлива. А как оказалось, он попросту вывел какого-то могущественного прохвоста на след Джая. — Тайна не моя. И я не стал бы тебе ее открывать, что бы ты мне не посулил.

Типас рассмеялся, отчего его толстая шея, переходящая в подбородок неприятно затряслась.

— Я люблю разгадывать тайны, решать головоломки, а не выпытывать готовые ответы, угрожая или покупая. Я уже узнал очень много. Удивился и не поверил. Но я достаточно долго живу на свете, чтобы признать — всякое бывает. И в жизни самое невероятное часто оказывается правдой, а самое логичное — ложью.

— Ну, значит, ты нашел своего Огненосца?

— Можно и так сказать. Я попросил проследить за тобой — Мастером Полей, притворяющимся Мастером Смерти. И когда мне доложили, что с тобою еще двое — мужчина и женщина, я решил взглянуть на них. Устроить это было не так сложно. Вы не обратили внимания на мой закрытый экипаж, а я заметил кое-что очень и очень интересное: Дар твоего друга, Астри Масэнэсса. Хотя, уверен — это не настоящее имя. Знаешь ли ты, как выглядит для Видящего его Дар?

— Я не могу этого знать... — буркнул Далис, огорченно представляя, как будет опечалена Мирая тем, что из Тиниси придется уходить, да еще и так скоро. Как проще было бы все, если бы Джай прекратил следовать своим дурацким обетам и, обретя вновь здравый смысл, переместил бы их куда-нибудь... Впрочем, лучше было бы, если бы он переместил себя и Мираю в одно место, а его — Далиса в другое, за тысячу миль от них двоих. Сам пойти в другую сторону, подальше от Мираи... он никогда не решится.

— А я не могу этому не удивляться. Его Сила словно взрыв всех цветов... Словно пламя, сошедшее с ума. Словно переливы радужного камня Советника. Видел ты когда-нибудь радужный камень, Далис?

— Нет.

— В нем все — все стихии, все элементы, все состояния Силы!.. — Он начал возбужденно, но затем запнулся, успокоился, глядя, что Далис вяло реагирует на восторженные слова. — Он самый необычный Мастер Силы, какого я когда-либо видел. И именно он создал этот огонек. Я вижу его след. Он помог моей престарелой супруге — значит исцелять он тоже способен и не является только Огненосцем. И та иллюзия, когда твои светлые волосы казались черными, как воронье крыло — его работа. Я думаю, что и мой Дар — видеть, ему подвластен. Не так ли? Ведь он сразу понял, кто я такой, и все то время, пока находился здесь, заботился, чтобы его Дар выглядел, как Дар Целителя. Что же ты молчишь, Далис?

Далис думал о Мирае. Все эти тайны Джая лишь ей одной доставляют неприятности. Джай делает вид, что заботится о ней. А на самом деле — он источник всех ее неудобств и бед, и прошлых и будущих. Так было и с другими женщинами Джая, за все те сто лет, сколько знает его Далис. Джай — несчастье для них. Нет ничего хуже и опаснее для женщины, чем полюбить этого смаргового Мастера Путей. Но ни одна из них не была так дорога Далису, как Мирая.

— Ты ошибся, Типас. Ты тогда увидел что-то издали, но твои глаза... вернее твой Дар тебя обманули, — со вздохом принялся врать, придумывая на ходу, Далис. Джай научил его врать... вынудил его стать искушенным лжецом. Хуже всего — лгать, глядя в прекрасные глаза Мираи. — Астри всегда был, есть и будет обычным Целителем. Этот огонек я продал по его просьбе. Он достался ему от исцеленного им давным-давно Огненосца. Тот был его другом... Близким другом. И Астри не хотел продавать огонек... Но ради своей жены Мираи...

— Ради жены?.. — Обрюзглое лицо Гавэра выражало искреннее участие.

— Да.

— А давно он женат?

— Седьмой год... — Немного правды всегда делают ложь более приемлемой для слушателя.

— А почему именно сейчас он решил пожертвовать своим огоньком?

— Она забеременела... Почему ты выспрашиваешь меня? Это личное дело Астри. Его бы и спрашивал!

— Заставь меня поверить себе. Ты говоришь, что Огненосец подарил Астри огонек давным-давно. Насколько давно? Почему я не знаю этого Мастера Огней?

— Это было лет двести назад. Астри был тогда еще очень молод. А тебя еще и на свете не было!

— Да? Так ему больше двухсот?

— Больше...

— И у него забеременела жена? На третьей сотне лет? Разве это обычное явление? Ребенок точно от него? — Он ухмыльнулся.

"Подловил!.. На четвертой сотне, если быть точным, — сердито думал Далис. — И ребенок, без сомнений, Джая!"

— Итак, история про Огненосца, с которым Астри якобы встретился двести лет назад, мало похожа на правду. Во-первых, ему не может быть столько лет, он, скорее всего, младше меня. Во-вторых, я не мог ошибиться — огонек сделал именно тот человек, который только что сидел за этим столом и разговаривал со мной.

— Знаешь, Типас... — Далис встал, сердитый и огорченный. Он представлял себе лицо Мираи, когда она узнает, что с домом не сложилось, и нужно искать другой, нужно уходить из Тиниси. Она опустит глаза, обрамленные черными густыми ресницами, печально улыбнется, возьмет за руку... Джая, и твердо скажет "Тогда найдем лучший город", — мне жаль, что тебе не нужны услуги Мастера Полей. Жаль, что наша сделка — просто повод для тебя, выведать нужную информацию. Я больше ничего не собираюсь обсуждать, лорд Типас. Оплати услуги Целителя, оказанные тебе Астри, и расстанемся.

— Почему же? Я давно ждал Мастера Полей, и наша сделка в силе, Далис. Тебе не нравятся мои вопросы?

— Эти вопросы ты можешь задать Астри Масэнэссу, ведь мы о нем говорим — не обо мне! И у него есть нужные тебе ответы — не у меня!.. — Далис направился к выходу, чтобы уйти.

— Ты любишь его жену!.. — Это было сказано тихо, но прозвучало для Далиса гонгом среди беззвучия ночи.

Он резко обернулся, посмотрел на Типаса, тот походил на птицу... да, на любопытную толстую сойку, разглядывающую его внимательно, чуть наклонив голову. Мысли метались, как перепуганная стая птиц. Как ловко, с какой выверенной точностью ударил Типас по больному месту. Да! Он любит Мираю! Любит гораздо больше, чем Джай! Именно поэтому он до сих пор не имеет ни дома, ни своего места под солнцем, слоняется по свету вместе с ними двумя, словно верная собака... Джай думает, что причина — их давняя дружба... Когда-то так и было, но не сейчас... сейчас все изменилось.

— Типас! Мы с тобой знакомы всего-ничего, а ты считаешь себя вправе обсуждать со мной подобные темы?

— Я просто очень любопытен... — пожал плечами лорд. — И что плохого я сделал тебе или твоему другу? Высказал свои подозрения? Был откровенен? Я увидев нечто необычное, захотел найти тому объяснение. Лучше было бы скрыть свою проницательность? Утаить все, что знаю? Тайно использовать? А вы бы ничего и не заподозрили... Я хотел бы стать вашим другом. Посвященным в ваши тайны. Что, по-твоему, мне может дать подобная информация? Да если я кому-нибудь расскажу, будто один из Мастеров владеет несколькими Путями Дара — меня поднимут на смех и объявят местным сумасшедшим. Все, о чем мы здесь говорим — только между нами. Не для чужих ушей.

— Плохо то, что ты говоришь об этом со мной, а не с... — он едва не сказал "Джаем", — Астри. Если ты такой откровенный и прямой, то почему не задал ему всех вопросов?

— А он бы сразу ушел, — просто ответил Гавэр. — Если хочешь послушать пение соловья, то не стоит громко топать и кричать — можно спугнуть птичку. Я прощупывал почву в течение всего сегодняшнего разговора — Астри был зажат, насторожен, тщательно следил, чтобы Сила внутри не выдала его. Он бы не пошел на диалог сегодня. А я любопытен, как уже говорил, и нетерпелив. Я заметил, что он хочет скрыть свои способности любой ценой, а ты — недоволен этой его скрытностью. Ты не поддерживаешь такое решение. Своей жене он тоже лжет?

Далису была неприятна проницательность Типаса. Еще более неприятным было то, что вопросы, затрагиваемые Гавэром, очень болезненны для него. Однажды, там на востоке, Айнай разрубил своим мечом смарга, разрубил так, что тот распался на две половины, и они тогда подошли и смотрели, что у этой твари внутри... Сейчас он чувствовал себя под взглядом лорда Типаса тем вскрытым смаргом.

— Ты молчишь. Значит, скорее всего, да... Ее зовут Мирая? Ты ее любишь. Он ей лжет. Ты, будучи его другом, не считаешь себя вправе открыть ей глаза на эту ложь. Все очень запутано. Он мог бы сделать ее по-настоящему счастливой — дать ей все! А вместо этого, этот твой Астри Масэнэсс, проводит какие-то эксперименты над собой, дурачит бедную женщину, не желая ей признаться, что обладает таким могуществом, какое не снилось даже правящим нами Огненосцам-Советникам. Скажи, а боевой Дар также подвластен ему? Если это так, то я... У меня просто слов нет!.. Боевой Дар...

Типас завертел головой и еще больше стал походить на птицу.

— Нам лучше оставить этот город... — обреченно произнес Далис и снова шагнул к выходу.

— Нет! Останьтесь!.. Далис, прости, если я смутил тебя. Повторяю, весь разговор — между нами. Никто ничего не узнает. Зачем спешить, убегать, будто я враг, который узнал вашу тайну и сейчас же использует ее против вас. Я дипломатично поговорю об этом с Астри, но чуть позже. Ты не должен чувствовать себя предателем, ты ведь ничего мне о нем так и не сказал. Ты же не виноват, что я слишком догадлив и многое вижу. Пожалей эту вашу Мираю. Она, должно быть, добрая и славная женщина. Сделаем вид, что обсуждали дела. Оставим все, как есть. Въезжайте в дом, селитесь, обустраивайтесь. Позвольте ей насладиться домашним уютом, ты даже не представляешь, как это важно для любой женщины. Я не стану лезть. Я просто знаю, и просто поделился с тобой, потому что ты нравишься мне — ты не изворотливый, ложь тебе дается с трудом, ты верный друг. Ты, Далис — редкий экземпляр! Астри Масэнэссу с тобою повезло. Я бы уже давно увел у него жену, а ты — поддерживаешь его, заботишься о нем, помогаешь... Хотел бы я иметь такого друга... Ну, да ладно, подружимся еще. И с тобой, и с Астри... Только не делай поспешных выводов, не убегай от меня сломя голову. Вы ничего не выгадаете, если так поступите. Послушай моего совета — забудем этот разговор! Лучше посмотрим на мои поля.

— Мне нужно все обдумать...

— Обдумай! Оставим поля назавтра. Ты только не ломай все, пока не увидишь глаза этой вашей Мираи, когда она войдет в дом. А потом решай. Завтра встретимся.

И Типас встал, очень легко и плавно для своего веса, обошел торчащего столбом у двери Далиса, вложил ключ в его ладонь, добродушно усмехнулся, потрепав по плечу и покинул дом, который теперь в распоряжении их троих.

Увидеть глаза Мираи, а потом решать... Мог ли этот пронырливый лорд Типас чем-то навредить Джаю? Но он, смарг его сожри, прав! Прав!.. Джай не должен так поступать ни с Мираей, ни с ним, с Далисом... не должен!..

Джай — проклятие не только для женщин, но и для друзей. Люди следуют за ним, увлеченные его уникальностью, его необычной исключительностью, как детишки за скоморохом, показывающим фокусы. И Далис тоже купился. За это время Джай поменял множество имен и прожил множество жизней, а он, Далис — ни одной... своей собственной.

Когда они только повстречались, Джай был для него всем — учителем, отцом, другом, братом. Мастер Путей знал, что делать, и мог все! Все что угодно! Для него не существовало запретов, не было невозможного. У Джая словно крылья были за спиной! Не так как сейчас — когда весь Джай прозябает в тени, явив миру лишь одну свою не самую яркую грань.

Они отправились на восток впятером. Кроме него и Джая были еще Айнай — молодой сумасшедший рубака с Хвоста Дракона, именно его хмурому взгляду Далис подражал, притворяясь Мастером Оружия, когда продавал огонек; Тейшир — Мастер Целитель из солнечной Саены и Айя — Мастер Перемещений. Еще одна женщина Джая. Она была старше их всех, даже Джая, хотя это сейчас кажется немыслимым. Она стремительно старела обманчивой старостью Одаренной и умирала у них на глазах... Джай извелся весь. Он страдал так, словно не годы забирали Айю, а он душил ее собственными руками. Он мучился — на этот раз, может впервые... сил его не хватало, возможностей было не достаточно, чтобы остановить смерть. Она похоронена там, в глухом лесу без названия, у скалы, также не имеющей имени... Но ее надгробие строил Джай, значит оно там до сих пор и вряд ли что-то способно его разрушить.

Там, на востоке, Далис был нужным и важным, знал, зачем живет. Давным-давно Древний по имени Штамейсмар использовал подобных ему Мастеров Полей для создания всех этих существ, и Далис чувствовал Силу Роста поддерживающую жизнь чудовищ. Далис уничтожал их не хуже, чем вооруженный парой мечей Айнай, и только чуточку хуже Мастера Путей с его огненным клинком, против которого не устоит не одно творение Штамейсмара. Тейшир тоже мог останавливать сердце многим из этих тварей, но Тейшир был алчным, глупым, подлым ублюдком, хотя Джай и любил его, надеясь, что ему удастся изменить путь этого недостойного Целителя. Не удалось. Однажды Тейшир потребовал плату за участие в их предприятии. А ведь все они шли на восток не за платой, а за тем, чтобы выполнить предназначение — очистить тот край для Тарии, для будущих поколений, у них была благородная великая цель! Есть вина Тейшира в том, что Джай сегодня вечно скрывающийся и завравшийся вконец скучный тип... Глупый мальчишка, а тому было лет двадцать — не больше, захотел Перлов Огненосца. Он оценил свою работу в десять огоньков! Далис помнил, как помрачнел тогда Джай, зная, что эти огоньки не пойдут Тейширу на пользу, но он их создал, все десять сразу, отдал Целителю, и тот ушел, а Джай был сам не свой, почти как после смерти Айи. Несколько лет спустя они услышали, что Тейшира прирезали за эти огоньки, парень поплатился жизнью за свою жадность. Джай знал, что так будет. И с тех пор платить огоньками для него то же, что выцеживать из жил кровь, а после торговать ею...

А самым разумным и рассудительным из всех них оказался Айнай, которого, как думал Далис поначалу, ничего кроме крови и убийств не заботило. Айнай остался на востоке в замке, возведенном Джаем — великолепнейшем образчике архитектурного искусства, стал местным князем, сейчас, наверное, земли те уже заселили и он правит тамошним народом в свое удовольствие.

Джай отправился на запад — умирать, потому что ему в то время уже исполнилось двести девяносто семь. А Далис пошел с ним. Далис привык, привязался — Джай столько лет был рядом.

Но Джай не умер, а словно переродился. Изменился до неузнаваемости — не внешне. Нет. Внешне он всегда выглядел молодым междуморцем. Все прожитые жизни, весь многолетний опыт, все ошибки, все промахи, все неудачи — все это просто раздавило его. Все потерянные женщины и друзья, умершие от старости, погибшие в бою, предавшие. ...Они изменили Джая, убедили, что его Дар — проклятие. Что чем меньше он пользуется всеми Путями — тем лучше. Джай был веселым, беззаботным, могущественным, он жил просто, и знал, для чего живет. Он истреблял наследие Штамейсмара, помогал людям, удивлял, вдохновлял, вел за собой. А теперь он просто Астри Масэнэсс. Этим именем он и раньше пользовался там, на востоке. Астри он — для чужих, Джай он — для друзей. Теперь Джаем его называет лишь Далис наедине... А этого Астри Далис ненавидит. Вот, наконец, признался сам себе. Да! Ненавидит!.. Это не Джай! Может быть, тогда, когда пришла ему пора умереть, часть его действительно умерла? Осталась лишь тень... лишь лживая, скучная, серая тень того прежнего Джая!.. И Мирая эту тень любит... А Далис любит Мираю...

Ложь и искренность

985 год со дня основания Города Семи Огней. Центральная Тария. Город Тиниси.

1

Далис не смог ничего сказать Джаю. На его вопрос: "О чем вы говорили с Типасом?" по привычке солгал, придумал разговор. Далис опротивел сам себе. Может от него тоже осталась лишь тень... Тень тени Джая...

Мирая порхала, словно птичка в саду, неугомонно исследовала дом, и ее мелодичный голосок доносился то из гостиной, то из кухни, то откуда-то сверху.

— Отличный дом, Астри!

— Мне здесь нравиться!

— Как же нам повезло!

— Далис — ты просто везунчик! Никогда не пробовал играть в кости? Ты бы выиграл целое состояние!..

Далис не мог разочаровать ее, сказав, что этот дом не подходит. Может, прав Типас, не стоит спешить с выводами? Кто сказал, что лорд желает зла Джаю? Пусть знает, что он — Мастер Путей, так даже проще. Рано или поздно, Гавэр поговорит об этом с самим Джаем, и тот будет принимать решение.

Дальше потянулись невыносимо скучные своею обыденностью дни. Джай то читал, то бродил по городу, выискивая нищих и бездомных, которые не могли заплатить за лечение, и тайком их исцеляя. Очень скоро его незамысловатую хитрость раскусят, и весть о слишком добром Целителе разнесется по Тиниси, жители сбегутся к порогу их дома, и спокойная жизнь закончиться.

Мирая играла на лютне, проведывала пару раз леди Ингир, по просьбе которой музицировала на приеме лорда Типаса. Но большую часть своего времени она проводила дома. Готовила самую вкусную еду, какую только ел в своей жизни Далис. Она и раньше готовила для них, но в уюте дома, в кухне, где было множество подходящей посуды, выбор приправ и свежие продукты с рынка вместо вяленого мяса да круп в дороге, — превзошла саму себя. Далис предлагал нанять горничную и повара, как обычно поступали Одаренные, но Мирая категорически отказалась. Ей нравилось играть в хозяйку этого дома. И иной раз, когда Джая задерживали какие-то извечно тайные дела, а Далис и Мирая ужинали вдвоем, ему казалось, что она его жена, а он ее муж... И Далис был почти счастлив... как счастлива может быть тень...

А потом возвращался Джай, Мирая обнимала мужа, они целовались и уходили в свою спальню, а Далис шел проводить очередную бессонную ночь в одинокую постель. Он сам измучил себя. Сам подвергал себя жестоким пыткам — смотреть каждый день на любимую женщину, быть рядом с ней, и знать, что она не твоя, и твоей никогда не станет. Он разрушал себя этими страданиями, чувствовал, как разваливается на куски его душа. Дружба с Джаем казалась пустым и далеким воспоминанием. А болезненная любовь к Мирае — всем миром, всем воздухом...

Далис много времени проводил на полях Типаса. С самим лордом, правда, встречался редко, а когда встречался, то тот не затрагивал щекотливую тему о способностях Джая.

Уж непонятно как получилось, — то ли Джай перестал относиться к Типасу с подозрением и пригласил лорда к ним в гости, то ли леди Ингир напросилась на чай к Мирае вместе с супругом, и это вошло в обычай, — но Гавэр с женой теперь стали часто коротать вечера у них. Джай по-прежнему не очень свободно себя чувствовал в присутствии Типаса, Далис знал почему: ему приходилось постоянно контролировать свой Дар, чтобы не выдать себя. Но с каждым днем, он вел себя все более и более расслаблено — может, приноровился, а, может, стал больше доверять Типасу, или проникся к тому симпатией. Джай любил людей, по крайней мере, тот... прежний Джай, его тень — Астри тоже, должно быть, видит в людях больше хорошего, чем плохого, и охотнее готов дружить, а не враждовать.

Гавэр же был достаточно прост в общении, любил пошутить, поесть, повеселиться, живо интересовался всем, что беспокоило Джая, Далиса или Мираю. Лорд Типас, несмотря на не очень привлекательную внешность, располагал к себе людей. Но порой, под проницательным птичьим взглядом Типаса, Далис чувствовал себя так, словно грудина его вскрыта, и все органы видны... Гавэр все подмечает, мотает на ус, делает выводы. И Далис был уверен, что лорд, проведя столько времени в этом доме в их компании, может рассказать о нем, о Джае или о Мирае такие подробности, какие и им самим не известны. И это было неприятно, несмотря на всю приветливость Гавэра.

— Ты так и не решился?.. — спросил однажды Типас в своей убийственно неожиданной манере задавать сложные вопросы. Джая и Мираи дома не было, они прогуливались по набережной перед ужином. А Гавэр заявился один, без супруги и намного раньше, чем обычно.

— На что?

— Сказать ей правду.

— Мирае?

— Да.

— А я должен?..

— Если не ты, то кто?

— Ерунда, Гавэр. Глупости! Ей совсем не нужна эта правда. Особенно сейчас. Пусть ждет ребенка в покое, в безмятежности. Она счастлива! Счастлива, по-настоящему! И кем я буду, разрушив это ее счастье?

Он помолчал, злясь на Типаса за его вопросы и на себя за свои ответы.

— Я думал, что ты уже оставил попытки лезть ко мне в душу и учить меня жить, а также выпытывать об Астри.

— Какого же его имя на самом деле?.. — Гавэр говорил, улыбаясь, перескакивал с темы на тему, увлеченно разглядывая при этом лютню Мираи, которую та оставила на столике в гостиной, и на первый взгляд казалось, что он относится к разговору легкомысленно, но Далис знал — это далеко не так.

— Сам у него спроси. Вы ведь почти друзья. Он расположен к тебе. Будь с ним откровенен, как со мной. Джай любит, когда с ним говорят прямо...

— Джай!.. — обернулся Типас, и глаза его победно сверкнули.

— Смарг тебя побери!.. — Далис проговорился. Он назвал имя Джая вслух перед посторонним человеком... Такого не было с ним раньше... никогда не было...

Далис в отчаянье закусил губу, и обессиленно откинулся на спинку кресла.

— Я просто смотрю на вас и удивляюсь, и тебе и ему, — как ни в чем ни бывало продолжал Гавэр. — Ты беззаветно предан ему — он принимает это как должное. И совершенно игнорирует твои чувства. Твою боль. Он ведь должен был догадаться за эти семь лет, что ты влюблен в Мираю. Мог бы что-то сделать...

— Что? Что он мог сделать? Делиться со мною ею? Или уступить ее мне? Здесь выбор Мираи.

— Ее ли? Свободный это выбор?

— А что такое свободный выбор, Гавэр?..

— Это выбор, когда правда известна. Если правда скрыта, то выбор свободными быть не может, потому что ложь исказила его.

— Ты философствуешь. А жизнь — это совсем другое...

— Скажи ей правду. Пусть узнает все о нем. И то, что он ей лгал. Скажи, и тогда выбор будет честным и, по-настоящему, свободным.

— Я не могу... — выдохнул Далис. — Джай — мой друг. Его я знаю больше ста лет. Он и я — мы прошли через... столько всего...

— А что значит для тебя Мирая?..

"Она — мой воздух, — ответил Далис мысленно. — Она — мой свет. Она — огонь моей души!.."

Вслух он ничего не произнес, так как спасительным поводом скрипнула входная дверь — вернулись Джай с Мираей.

2

— Лорд Типас... — кивком приветствовал Гавэра Джай.

Войдя, он едва успел преобразовать Дар в потоки Целителя. Типас пришел раньше, чем обычно.

— Как ваше здоровье? Как здоровье леди Ингир? — Мирая сегодня весь вечер светилась словно солнце, и ему было тепло от нее.

Гавэр с завидным аппетитом уничтожал засахаренные фрукты в вазе, которые с таким трудом достал для Мираи Джай, но при этом так открыто по-мальчишески улыбался, что сердиться на него было сложно. Можно найти еще этих цукатов, тем более, что Мирая не очень их любит, предпочитая свежие фрукты.

— Как раз из-за здоровья леди Ингрит я пришел сегодня так рано... — вздохнул в ответ Типас. — Хочу украсть вашего мужа — она нуждается в исцелении. Вы не в обиде на меня за это, леди Мирая?

— Я не леди, — улыбнулась она. — Нет, конечно. С Ингрит мы подружились, и мне очень жаль, что она заболела. Но Астри поможет. Поторопитесь, не хочу, чтобы Ингрит страдала от болезни, хотя бы минутой дольше, чем этого требует преодоление расстояния до вашего дома. Она в замке или в городе?

— В замке. Но у меня быстрые кони. Для тебя, Астри, я тоже приготовил лошадь, — ухмыльнулся Типас.

Джай обнял на прощание Мираю, кивнув Далису и прихватив плащ, вышел за ним из дому.

Лошади и в самом деле были прекрасными животными, выведенными в западных степях, длинноногие, с грациозными шеями, широкой объемистой грудью и короткой ровной спиной, обе гнедого окраса. Типас, торжествующе улыбаясь, поглядывал на реакцию Джая.

— Она твоя!.. — сказал он, когда Джай влез в седло и почувствовал, как охотно повинуется конь легкому движению его колен.

— Кто?

— Кобылка — Тасия! Ты можешь дать ей любое другое имя.

— Тасия?.. — Джай потрепал животное по шее. — Имя подходящее... За что такая щедрость?

— Просто дружеский жест. Не спеши отказываться, вначале проедься.

— А я и не отказываюсь, — усмехнулся Джай, — я с легкостью принимаю подарки, и с легкостью их дарю.

— Тем более, что подарок от чистого сердца.

Гавэр располагает к себе, он весел, умен, щедр. Такой человек мог бы стать его другом. Но нужны ли ему друзья? Глядя на Далиса, можно сделать вывод, что его друзья не очень-то счастливы. Далис хочет уйти, пойти своей дорогой, но не может. Страдает, стал раздражителен и зол на него... Но выбор должен сделать сам Далис, а не Джай. Пусть решает, как лучше...

Лошадь была великолепна, легко пускалась с места в галоп, обладала мягкой плавной поступью, а уж вышколена была так, словно ее готовили для кавалерии. Они выехали из Тиниси, и на начинающих зеленеть с полноправным приходом весны долинах у берегов Тасии-Тар, Джай смог в полной мере насладиться ездой.

К замку лорда Типаса вела хорошо утоптанная широкая дорога, по которой, при таких лошадях, можно было добраться до страдающей от болезни леди Ингир меньше чем за час, но Гавэр не только не спешил — он сбавил шаг, и Джаю пришлось сделать то же самое, поравнявшись с ним.

— Не волнуйся, с леди Типас все в порядке, — сказал вдруг Гавэр, сворачивая на узкую тропку, ведущую в дубовую рощицу за холмом. — Просто хотел, чтобы ты поехал со мной. Ты бы не поехал, не придумай я благородной причины.

— А какова причина на самом деле? — Этот человек не переставал удивлять Джая, но он надеялся, что Гавэром движет лишь бесшабашность, озорство, желание развеяться, разнообразить скучную жизнь провинциального аристократа, а не злой умысел. Джай тоже когда-то был таким...

Дар Пророка рассказал бы больше о непредсказуемом лорде, но Джай не мог воспользоваться этой Силой при Видящем. Да и никогда не приносила ему пользы возможность заглядывать в души людей, знать их прошлое, а особенно — будущее. Он знал будущее Тейшира, вернее один из вариантов будущего, но изменить так и не смог. Вероятность события зависит от выбора, выбор от характера, а характер, то, что меняется очень редко и с большим трудом.

— На самом деле?.. — Гавэр весело рассмеялся и, пришпорив коня, оторвался от Джая, достигнув первых величественных дубов уже через пару минут.

Джай едва сжал колени, как Тасия стрелой понеслась за ним. Как же давно не чувствовал он себя таким беспечным и таким свободным... Глупо все это. Глупо. Он давно не мальчишка, более того, он, скорее всего, старше любого из живущих ныне людей. Ему бы остановиться, нахмурившись, пожурить Гавэра за обман о болезни жены, затем повернуть коня и вернуться к Мирае, которая сегодня сияет, как солнце, и так же тепла и прекрасна.

Лорд скрылся за деревьями, а тропинка, петляющая меж высоких стволов, привела Джая к неглубокому ручью с кристально чистой водой. Гавэр уже привязал лошадь к дереву и деловито извлекал из седельной сумки бурдюк, пару кожаных стаканов, и еще что-то завернутое в льняную ткань, как оказалось позже — хлеб, сыр и мясо. Он обшарил взглядом поляну, довольно ухмыльнулся, заметив подходящее поваленное дерево, положил приготовленные угощения на траву, поднял ствол и подтащил его ближе.

— Ну! Отобедаем! — громогласно провозгласил Типас, отряхивая ладони одну об другую. Затем взглянул на солнце, клонящееся к закату: — Нет! Отужинаем!

Джай уселся на ствол, сложил ноги крест-накрест, принял от Гавэра кожаный стакан с вином, и прикрыл глаза, вдохнув запах сырой весенней земли, распускающихся дубовых почек, молодой травы, в которой своей буйной юностью спешил расцвести каждый сорняк, казавшийся в такую пору благородным цветком.

— Ужин не самый изысканный, зато вкусный! — Гавэр отпил солидный глоток в половину кружки и отправил в рот кусок жареной на вертеле телятины, которую предусмотрительно захватил с собою на эту запланированную им прогулку.

Джай ухмыльнулся, наблюдая за его аппетитом, снова прикрыл веки.

— Расслабься, Астри! — вдруг весело посоветовал Гавэр.

— Я давно не был так расслаблен, — ответил Джай, не разлепляя век.

— Я не о теле, а о Даре...

На этот раз глаза все же пришлось открыть. Джай уставился на Гавэра, тот обезоруживающе открыто улыбался.

— Ты постоянно напряжен, изображая Целителя.

— Изображая?.. — осторожно спросил Джай.

— Да. Именно изображая. Ты не только Целитель! Отпусти Дар — позволь взглянуть!

— Ты хочешь увидеть процесс исцеления? — Джай насторожился, но старался вести себя непринужденно, как вел бы Целитель, который ничего не знает о Даре Видения. — Для этого нужен больной.

— Нет! Я хочу увидеть все!

— Ты говоришь загадками.

— Да разве для тебе это загадка? — расхохотался Типас, придерживая подрагивающий при этом свой немаленький живот. — Ты — можешь делать огоньки, ты можешь видеть, как я, ты можешь исцелять и, мне кажется, еще много чего возможно для тебя! Как это называется?

Джай знал несколько способов, как убедить Типаса в том, что он обычный Целитель, но перебирая варианты, он вдруг плюнул на все эти способы и спросил:

— Чем я себя выдал?..

— Ничем! — обрадованно воскликнул собеседник. — Это я настолько проницателен! И очень любопытен! Любопытство — моя слабость, а порой и моя сила. Я купил твой огонек. А ты ведь догадываешься, откуда я знаю, что огонек именно твой?

Джай кивнул — след Дара заметен Видящему.

— Я узнал обман Далиса, когда он прикидывался Мастером Меча, заметил твою иллюзию, а потом я видел тебя, когда ты вышел из повозки перед гостиным двором "Доблесть". Ты тогда не думал, что за тобою наблюдают, и не маскировался. Не волнуйся только, что я кому-нибудь расскажу о тебе. Да мне и не поверят...

— И много ты увидел?

— То, что никогда не забуду! Восхитительную картину!..

— На что это похоже? — Джай всегда мечтал задать этот вопрос. Сам он не видел своего Дара, на это невозможно взглянуть в зеркало. Видящие встречались ему и раньше, но до сих пор он удачно обманывал их. Не считая того случая, произошедшего с ним в юности, когда Джай еще не знал о себе ничего. Видящая Айса смотрела на него так, будто он — воплощение всех ужасов, созданных Штамейсмаром... Айса была не в своем уме, но ее округлившиеся глаза и перекошенное страхом лицо научило тогда Джая скрывать свой Дар...

— На радужный камень Советника! — Гавэр ответил быстро, не задумываясь, значит, еще раньше нашел подходящую ассоциацию.

Джай видел однажды один из радужных камней, происхождение которых оставалось загадкой даже для него. Любоваться переливами и сполохами всех цветов радуги в этом то ли произведении искусства, то личуде природы можно было бесконечно. И если его, Джая, Дар так выглядит для Гавэра, но не удивительного, что тот горит желанием еще раз взглянуть. Только чего тогда испугалась Айса?

Был еще шанс не поддаться на провокацию Гавэра, перевести все в шутку, придумать что-то и доказать, что перед ним обычный Целитель... Но, похоже, Джай нашел еще одного друга, которому позволено будет знать больше других. Джай отпустил Дар.

Гавэр уставился на его солнечное сплетение, вытаращив глаза, глуповато улыбаясь, и застыл. Джай же изучал Гавэра, он осознано отказался от фиолетовой мглы Пророка, что хотела рассказать ему что-то о Типасе, он узнает все, что нужно при помощи глаз и чувств обычного человека, не отягощенного столькими проявлениями Силы.

Джай встречал раньше таких людей, как Гавэр. Прост по-юношески, хотя ему уже перевалило за сотню. Он навсегда останется мальчишкой, любопытным до безобразия. Он всегда будут совать свой нос, куда не следует и искать приключений на свою голову. Непоседливый, веселый, харизматичный, располагающий к себе и, наверняка, добрый. Крупные полные люди, подобные ему, реже оказываются хитроумными интриганами, чем поджарые и низкорослые. У него пытливый взгляд, в котором светиться недюжий ум. Он разгадал секрет Джая на раз-два, а такое редко кому удавалось. Хотя... на этот раз сам Джай очень быстро сдался, раскрывая тайны, удивительно быстро.

Наконец Гавэр выдохнул, встрепенулся, помотал головой, словно большой пес, отряхивающийся после купания в реке.

— Так как же это называется?! — воскликнул он. — Какой Дар в тебе основной? Целителя? Лазурные потоки доминируют...

— Это потому, что я чаще других их использую в последнее время.

— А боевой Дар?

Джай кивнул.

— И Оружие?! Меч или лук?

— И то и другое.

— На равных?.. — Гавэр искренне удивлялся.

— Да.

— Только не говори, что и Разрушением ты можешь пользоваться...

— Могу.

— Как!? КАК?! Огонь и остальные стихии... А строительство?..

— Я возводил дома, замки, башни...

— Музыка?..

Джай снова кивнул.

— И те картины ты можешь рисовать... те, в которые, кажется, шагни — и войдешь внутрь?.. Я видел шедевры Художников Силы...

— Если бы Художник Силы работал вместе с Мастером Перемещений, то его картины, в самом деле, могли бы перемещать.

— Не может быть? И ты способен нарисовать такую картину?

— Да.

— А какой же Дар в тебе основной? Огонь?.. Огонь превосходит все остальное. Он должен быть главным.

— Нет, не огонь...

— Тогда какой?

— Какой я пожелаю.

— Не может быть? И какие Пути еще подвластны тебе?

— Все... какие есть на свете... — Джай сказал это с грустью.

— Ты Мастер Путей! Это же несовместимо... Исцеление и Дар Смерти, и Строительство и Разрушение!..

— Созидающий свет и разрушающий меч, вложил в мои руки Мастер Судеб, — усмехнулся Джай.

— Легче спросить чего ты не можешь?.. А, в самом деле, чего ты не можешь?

— Летать... — Джай улыбнулся, затем продолжил печально, задумчиво и искренне: — Всегда мечтал парить в небе, как птица, но не мог. Могу падать, при падении перемещаясь у самой земли, чтобы не разбиться... но это не то... парить не могу... родился без крыльев...

— Да у тебе такие крылья, что любая птица позавидует! Таких возможностей, как у тебя, ни у кого нет, и не будет никогда! — Гавэр вновь расхохотался, его могучая грудь вздымалась как кузнечные меха, из глаз выступили слезы, и сквозь смех он сказал, — Вот стоишь ты — за спиной крылья, в одной руке меч разрушения, а в другой свет созидания, и ноешь: "Летать я не умею!".

Джай представил себе эту картину и тоже рассмеялся.

Они смеялись долго, весело, беззаботно... Солнце скрылось за деревьями, на поляну опустился сумрак. На Джая накатило озорное настроение, он создал светильник и повелел тому зависнуть над их головами, освещая и их, и лошадей, и поваленное дерево на котором они сидели, и остатки ужина, и улыбку Гавэра — широкую, на все лицо. Тот проследил глазами за светильником, высоко задирая голову, затем вновь уставился на Джая.

— А зовут тебе как? Ты же не Астри! Точно не Астри Масэнэсс!..

Джай помолчал, изучая лорда. Когда он назовет свое имя, Гавэр по-настоящему станет еще одним его другом. Другом, за которого он готов будет отдать жизнь. Другом, который будет нести на себе бремя его тайны.

— Для друзей я — Джай.

— Джай!.. А это имя тебе подходит. — Что оно означает? Это междуморское?

— Да... Означает? Ветер... Кажется, так... Особый ветер, который приходит в Междуморье с весной, он так часто и так резко меняет направление, что кажется будто дует отовсюду и сразу, он приносит и тепло с юга, и холод с гор, и запах моря... обоих морей... и цветов, что растут в долине, когда он прилетает в Междуморье, там начинается время гроз...

— Повторюсь — имя подходящее!.. Хотя я не слышал никогда такого названия... А в Междуморье я бывал... Тебе родители дали такое имя?

Джай кивнул.

— И как давно это было?

— Очень давно...

— Так давно, что междуморцы позабыли название ветра, приносящего весну?

Джай усмехнулся.

— Ты решил выпытать у меня все мои тайны?

— О!.. — снова раскатисто расхохотался Гавэр. — На это не хватило бы и ста лет! Не так ли?

— Может и так...

— Так сколько тебе?

— Триста тридцать...

— Сколько?..

— Ты слышал...

— Ты хорошо сохранился, смарг тебя сожри! Ты не стареешь? Даже мягкая старость Одаренных обходит тебя стороной?

— Даже их нежная смерть... Но умирают все. Я умру не от старости и не завтра. А моя смерть не будет ни нежной, ни легкой...

— Ты знаешь такие вещи о себе? И живешь с этим?

— Я много чего отказываюсь знать, чтобы можно было с этим жить...

Гавэр разворошил в его душе очень многое, заставил вспомнить о своем детстве, о юности, пролетевшей так незаметно, и о многих... многих прожитых уже жизнях... жизнях без младенчества, взросления, без старости и смерти... его смерти, но начало и конец в них все же были. Нынешняя его жизнь началась тогда, когда он пришел сюда, на запад, умирать.

До этого была борьба и скитания с запада на восток, с севера на юг и в обратном направлении, он терял любимых людей, но снова находил друзей, вновь решался полюбить, падал, поднимался и снова шел. Иной раз ненавидел себя, иной раз ненависть к другим терзала его. Но все проходит и завершается. Только от себя не уйдешь...

Джай помнил те времена, когда междуморцы жили в укрепленном городе, отгороженном высокой стеной, на которой день и ночь дежурили Одаренные Лучники и Разрушители, защищавшие жителей от грайлов. А из города опасались поодиночке выходить даже днем. Он был тогда маленьким мальчиком и пока вырос, раз десять чудом избежал смерти от когтей, зубов, рогов, жал и прочих смертоносных частей тела чудовищ, созданных когда-то Штамейсмаром. Потом в нем развернулся Дар, и опасаться его стали сами чудовища.

Очень давно это было...

— Стемнело... — Джай поднял голову, осмотрелся вокруг.

Мирая волнуется.

— Леди Ингир точно в исцелении не нуждается? — спросил он.

— Да она после твоего прошлого исцеления, словно вторую молодость обрела. Никогда бы не подумал, что столько энергии в этой старушенции! — Гавэр говорил о ней вовсе не с насмешкой или издевкой, а нежно, как о любимой бабушке. — Она так хорошо себя чувствует, что решила навестить наших внуков в Тольской долине. Уехала сегодня утром, так что не волнуйся, она не заявится сейчас к вам домой и не разоблачит тебя.

— Тогда мне пора возвращаться. И ты понимаешь, что я хочу остаться Астри Масэнэссом — обычным Целителем для всех... даже для моей жены?..

— Можешь положиться на мое молчание, Джай. Тайны хранить я умею! Как никто другой умею!

Гавэр весело хлопнул его по спине, допил остатки вина, доел остатки телятины, сыр и хлеб вытряхнул с льняной тряпицы на землю — угощение зверям и птицам. Затем заскочил на лошадь с завидной легкостью, особенно учитывая его размеры и, не дожидаясь Джая, скрылся за поворотом тропы.

Джай не спеша потушил светильник, разметал искорками во мгле, и, размышляя над произошедшим сегодня, поехал за Гавэром.

Легкость, которую он чувствовал весь вечер, ушла, рассеялась, как и его светильник, а мысли были все мрачнее и мрачнее. Он придет домой, обнимет Мираю и снова станет лгать ей о том, где был, что делал, кто он такой. Он даже свое настоящее имя ей не назвал ... Справедливо ли это? При том, что совершенно чужому человеку, которого знает едва с месяц, он рассказал почти все... Он принял Гавэра, как друга, а Мираю — любимую, дорогую ему Мираю, не удостоил ни одним словом истины... Сейчас она назовет его Астри... чужим именем, а ему так хочется услышать — Джай из ее уст... Так хочется рассказать об изменчивом междуморском ветре, приносящем весну и грозы. Что-то пробудил в нем Гавэр... Жажду жить полноценно, дышать полной грудью, быть самим собой... Но Джай знал, что будучи самим собой, Мираю счастливой он не сделает. Быть Мастером Путей — это опасность на каждом шагу, ответственность, и острое болезненное осознание, что ты не можешь всего, далеко не все тебе не подвластно, несмотря на всю Силу и все Дары, и что каким бы Путем ты не пошел, смерть все равно заберет того, кого решила забрать... и только Мастер Судеб способен ей запретить, а ты не Мастер Судеб. Люди же будут смотреть на тебя глазами полными надежды, особенно самые близкие, в них будет светиться уверенность, что ты все знаешь, все умеешь, из любой ситуации найдешь выход и непременно спасешь... всех, кто тебе дорог... Так он потерял Айю, Асну, Эйра, Оура, Алданну, Каштаса... имен много, слишком много... Их глаза до сих пор глядят на него, но уже не с надеждой — с упреком... Он не смог их спасти...

Правда

985 год со дня основания Города Семи Огней. Центральная Тария. Город Тиниси.

Теплые солнечные дни пришли в Тиниси. Все вокруг зеленело и цвело, птицы распевали на разные голоса свои радостные птичьи песни. Люди одели яркие одежды, стянув с себя серые зимние плащи. Почти каждое утро с запада приплывали кудрявые низкие облака, орошая землю теплым дождем, а уже к полудню солнце высушивало лужи и припекало. Для пшеницы это хорошо, Далису почти не приходилось тратить Силу, чтобы ускорить ее рост, совсем немного воздействия — и поле Типаса уже колышется зеленым морем, еще через месяц оно пожелтеет, и можно будет снимать урожай, а затем и вновь засевать.

Но Типас смотрел на свои поля как-то безразлично, его мало интересовали и будущие урожаи, и барыши от их продажи. Зато он живо интересовался ими тремя: Джаем, Далисом и Мираей. Похоже, с Джаем он нашел общий язык, более того, Джай теперь относится к нему, как к другу. А вот Далиса Гавэр все чаще и чаще припирает к стенке неудобными вопросами или советами. Мирая по-прежнему пребывает в счастливом неведении. И Далис злится за Джая за откровенность с Гавэром и ложь собственной жене.

"Ты должен ей рассказать!", "Она имеет право на свободный выбор", "Будет ли она любить Джая по-прежнему, когда узнает правду?" — все эти слова Гавэра, жестокие, но справедливые тяготили Далиса.

Не раз, оставаясь наедине с Мираей, он уже набирал в легкие воздуха, чтобы начать... чтобы рассказать, но тут же передумывал. Нет. Если он и расскажет, то в присутствии Джая. Правда правдой, а нож в спину друга он не вонзит.

Особенно тяготил последний разговор с Гавэром.

— Вот что я тебе скажу, Далис, — в своей обычной манере неожиданно заявил аристократ, — Джай зажился на свете. Столь длинная жизнь — противоестественна. Создатель выделил Одаренным триста лет — и так слишком много. А ему удалось избежать старости со всеми сопровождающими ее неприятными ощущениями. Он утверждает, а я ему верю, что даже оттоки его не беспокоят. А его зрение? Я видел десятки Одаренных, которые уже в двести пятьдесят видели слабо. Уж не говорю о беременности Мираи! Мне вот — сто шестьдесят три, и детей у меня уже не будет, а он готовится стать отцом в триста тридцать. Говорю же — противоестественно все это! Люди должны жить, стариться и умирать... все люди — и Одаренные и неодаренные. Джаю же невыносим его долгий век, вот он и страдает, придумывает новые имена, примеряет на себя чужие лица. Хочет прожить жизнь обычного Целителя, а нужно бы умереть, как Мастер Путей. И он это знает.

Типас был прав. Тень прежнего Джая — Астри Масэнэсс — не он сам. Смыт волнами опыта и пережитой боли веселый нрав, жажда риска. Озорные огоньки в глазах потухли, предприимчивый и изворотливый ум заботиться лишь о том, чтобы не повторить прежних ошибок. Лишь неудачи он помнит и думает, что сможет спрятаться от них, скрывая то, что он Мастер Путей.

Гавэр был прав... Если бы Джай умер тогда, когда они пришли на запад, он бы подвел итог долгой и плодотворной жизни, но вместо этого начал новую... скучную, постылую, тягостную и бессмысленную жизнь... Далис уже потерял своего друга... уже похоронил того Джая, а его тень не отпуская от себя... Противоестественно...

Гавэр был прав... Сам Джай страдает, не знает зачем живет, да еще и так долго. Мирая — его единственная отрада, но его нынешняя жизнь — обман... дым... И их любовь — тоже дым... основанный на лжи. Джаю лучше было бы умереть...

Неужели он желает смерти человеку, которого считает другом уже как сто двадцать лет?..

Далис обхватил голову руками и сжал ее, словно пытаясь выдавить неприятные тяжелые мысли. Гавэр... Джай... Мирая... Ему нужно уйти. Куда-нибудь в другую сторону, куда-нибудь подальше... Чтобы не видеть потухшего взгляда Джая, хитрой ухмылки Гавэра и опущенных ресниц Мираи. Ему нужно избавиться от всех их. Разом. Встать однажды утром, собрать немногочисленные вещи в походную сумку, оседлать старого мерина и отправиться на восток. Он мог бы навестить Айная, предложить тому услуги Мастера Полей... А может податься на запад? В Город Семи Огней? Увидеть Здание Совета, узреть во время Празднования годовщины основания города, как Семеро зажигают в небе огни, создавая целые картины и представления своим Даром... Получить должность... Столько дорог перед ним, а он будто прикован к Джаю и Мирае, и эти цепи стали невыносимы для него...

Он возвращался с очередного поля Типаса. Солнце стояло в зените, небо было совершенно чистым, весна расстелила зеленый ковер под ногами и раскинула шатер из крон цветущих деревьев над головой... но совсем не так было на душе у Далиса, там выли зимние ветры, а из хмурых черных туч лил холодный дождь, совсем как в день их приезда в Тиниси...

Далис ехал, глубоко задумавшись, первые городские дома уже показались вдали. По дороге ему встречались повозки и всадники, да и просто пешие люди. Седой старик, брел, опираясь на палку, и придерживал рукой широкую шляпу, которую норовил сдуть порыв, неизвестно откуда налетевшего ветра. Ветер рванулся в другую сторону и, выхватив клок сена из стога на обочине, разметал его, осыпав богато-одетого надменного юношу с тонкими усиками, ехавшего на серой в яблоках кобыле. Тот же озорной ветер вдруг развернулся и накрыл с головой его же плащом толстого купца, спешившегося, чтобы проверить, хорошо ли закреплен на повозке товар. Купец заметался, запутавшись в складках зеленой ткани, освободился, наконец, огляделся, весь красный от досады. Далис ухмыльнулся, проезжая мимо.

Где-то вдали зарокотал гром, хотя небо все еще было безоблачным... Дохнуло свежестью реки, пьянящим ароматом черемухи, тухлой вонью с живодерни, что стояла на краю города.

Далис въезжал в Тиниси. Вновь загрохотало.

— Неужто гроза? — удивленно захлопала ресницами дородная розовощекая женщина с корзиной яиц в пухлых руках, она посмотрела на небо, прикрыв ладонью глаза от солнца.

— Да... — откликнулся худой и жилистый мужичок, приколачивая очередную доску к какой-то постройке, возводимой у самой мостовой, — Ветер мечется, как бешеный. Гроза будет!

Ветер и в самом деле, дул, казалось, налетая внезапно со всех сторон сразу, он смешал все запахи, он завертел дорожную пыль в маленьком вихре, он обещал пригнать облака с ливнем, громом и молниями. Ветер, приносящий весенние грозы... "Джай"... — вспомнилось почему-то. Междуморский ветер весны — вот, что означает имя его друга...

Далис пришпорил коня, чтобы быстрее добраться до дома, где никто его не ждал...

Мирая в нежно-голубом платье, немного бледная, с распущенными каштановыми локонами, что поблескивали темным золотом в лучах заглядывающего в окно солнца, сидела в гостиной за шитьем. Как же к лицу ей домашний уют!.. Она подняла взгляд на Далиса, улыбнулась, немного развеяв темные тучи в его душе.

— Вернулся, Далис?.. Ты, наверное, проголодался? Сейчас будем обедать. Лорд Типас у нас.

— Гавэр?..

Что он делает здесь днем? Далис прошел на кухню, умылся в стоящем там ушате, смывая дорожную пыль с лица и рук. Типаса видеть он не хотел. И Джая тоже...

— А Астри?.. — спросил он, вернувшись.

— Они оба в конюшне, — ответила Мирая. — Ты же знаешь, какой Астри любитель лошадей, а Гавэр сегодня приехал на какой-то особенной кобыле, и хочет ею похвастаться. Как мальчишки!.. — улыбнулась она.

Он пожал плечами. Джай уж давно не мальчишка...

Громкие голоса и смех оповестили Далиса об их возвращении, задолго до того, как открылась входная дверь.

— Гроза будет!.. — объявил с порога Типас, отряхивая голенища сапог от прилипшей к ним соломы. — В Тиниси гроза — редкость! Здесь говорят, что грозы — к переменам. И этот ветер, что швыряет в лицо, то пыль, то яблоневый цвет... Не поймешь, с какой стороны он дует!

— Джай!.. — вдруг сказала Мирая, поднимая голову.

Джай вздрогнул и побледнел. Далис и Гавэр изумленно уставились на нее.

— Джай — так называется такой сумасшедший ветер в Междуморье, — пояснила она с мягкой улыбкой. — Вернее назывался давным-давно. Мне прадедушка рассказывал, он бывал там. Меня всегда забавляло это название, а прадедушка говорил: "Не всякий ветер — Джай, только особый, который дует, кажется, отовсюду и стразу, и приносит грозу". Астри, ты разве не слышал такого названия у вас в Междуморье?

Джай застыл, его бледное лицо вытянулось, в глазах светились тоска и боль. Он слышал свое имя, произнесенное Мираей, но она не знала, что произносит... Откуда она вообще могла знать это слово, давным-давно забытое даже междуморцами?

"Сегодня, — знал Далис, — сегодня я расскажу ей все".

— Что с тобой, Астри?.. — Мирая заметила, как изменился в лице Джай, отложила шитье и складка пролегла меж ее дуг-бровей. Далис не любил, когда Мирая хмурилась, от этого горько становилось во рту и хмуро на сердце.

— Джай — это его настоящее имя... — неожиданно для себя самого произнес Далис чужим и незнакомым голосом...

Все, кроме Джая, посмотрели на него. Джай стоял, наклонив голову и сцепив крепко зубы.

— Что значит "настоящее имя"?.. — она ухватилась одной рукой за запястье другой руки — Мирая всегда так делает, когда волнуется. — Астри?..

— Его зовут не Астри, Мирая, — продолжал Далис тем же чужим, звонким, холодным голосом, — его зовут — Джай! И он не Целитель!

— Не Целитель?.. Астри исцели десятки людей у меня на глазах! Что происходит, Далис?.. — Мирая взглянула на него, а он поспешил отвести глаза, лучше бы он ушел навсегда из Тиниси еще сегодня утром... Взгляд натолкнулся на ухмылку Гавэра, скользкую, торжествующую... едва заметную.

И Далис заговорил, невероятным усилием заставляя себя произносить каждое слово:

— Твой муж, Мирая, Мастер Путей, не желающий открывать тебе, кто он. Он способен на такие вещи, о которых лишь в сказках рассказывают. Да, он может исцелять, но это лишь сотая часть его способностей. Ты знаешь, Мирая, что он повелевает огнем? А то, что он умеет перемещаться? Или то, что он Разрушитель, самый лучший Разрушитель, каких я только встречал на своем веку?! Он ведь не рассказывал тебе, какой замок построил в Завлонской долине на востоке? А я был свидетелем, я видел, как он его возводил!..

— Почему ты так говоришь?.. Я не понимаю...

— Потому что Джай врал тебе все это время, скрывал от тебя то, кто он есть. Но ты случайно назвала его имя... Настоящее имя... Джай! Он врал тебе, и я тоже врал... Прости меня, Мирая... Но я больше не могу... не могу так! Джаю больше трехсот лет, а не тридцать семь, как ты думаешь...

— Это странная шутка, Далис... — она переводила взгляд с него на Джая и обратно... Огорчающая Далиса складка меж ее бровей стала еще глубже...

В комнате потемнело, так как черные грозовые тучи затянули небо. Отдаленный рокот грома слышался все чаще.

Легче ему не стало. Он лишь сказал правду, а такое чувство, будто предал...

— Это не шутка... — медленно выговорил Джай, подходя к Мирае.

Она подняла на него расширившиеся глаза, протянула руки.

— Астри?..

За окном полыхнула молния. Гром прогремел десять вдохов спустя.

Джай сел около нее, поцеловал протянутые ладони, обнял.

— Меня зовут Джай... — тихо сказал он. — Друзья зовут меня Джай... Ветер, приносящий весенние грозы, из Междуморья...

Вновь полыхнуло совсем рядом, и тут же ударил гром, заставив Далиса вздрогнуть...

Далис чувствовал себя мерзко, захотелось вновь умыться и тщательно вымыть руки... Слова — не дорожная пыль, так просто их не смоешь... Нужно было вначале с Джаем поговорить... Но сколько раз они уже разговаривали? Джай знает, что Далису отвратительна его ложь Мирае, что Далис не понимает причин и мотивов... Но он не знает, что давний друг, верный пес... любит ее, что считает его лишь тенью прежнего Джая, что хочет... его смерти... И иногда думает, что лучше было бы, если бы Джай умер... наконец...

Они разговаривали тихо. Голос Джая перемежёвывался раскатами грома. У Мираи в глазах стояли слезы. Но затем они высохли. Он снова прижал к губам ее руку. Снова заговорил... Она перестала хмуриться.

— Я хочу сохранить твой мир... — услышал Далис обрывок фразы.

Он был лишним: начал этот разговор, открыл Мирае правду, но тут же вперед вышел Джай, оттеснив его... и опять он... лишний...

На руке Джая появился маленький огонек... необычный, переливающийся разными цветами радуги, сиял в сумраке комнаты, перекликался со всполохами молний за окном. Она улыбнулась.

Далис отвернулся, увидел Гавэра, который присел на табурет у стены, и внимательно наблюдал за происходящим. Заметив радужный огонек, лорд по-птичьи наклонил голову, затем прищурился и принялся грызть ноготь большого пальца.

Джай вынул несколько золотых пламеней из кошеля, зажал их в руках, стал вытягивать сплавившиеся монеты в нити, переплетая их. Его пальцы мелькали, создавая цепочку, на которой он закрепил свой огонек, а после отдал подвеску Мирае.

Молния... Гром... Шум дождя...

— Тебя пугает эта гроза? — спросил Мираю Джай. — Я могу прогнать ее...

— Нет... — она прижалась к его груди. — Гроза нравиться мне... Джай...

Далис пошел наверх, собирать вещи...

Оковы

985 год со дня основания Города Семи Огней. Центральная Тария. Пригород Тиниси. Замок Гавэра Типаса.

— Что это? — Джай удивленно глянул на расплывшегося в улыбке Гавэра, протягивающего ему пару браслетов.

Широкие на все запястье — дюймов семь, и в дюйм толщиной, из серебра, на поверхности выгравированы символы. Обычно Джаю достаточно было легкого касания, чтобы Дар Пророка, если он тому не запрещал, показал значение неизвестных символов, но не в этот раз. Руны не откликались на прикосновение Силы, не отвечали на его вопросы, молчали и хранили свою тайну.

— Подарок... — ответил Типас.

-Браслеты?.. Ладно, лошадь, особенно если учесть, что ты купил мой огонек за полцены, а на сэкономленные деньги можно табун таких приобрести...

— Во всем вы ищите выгоду, междуморцы!.. — смеялся Гавэр.

— ...Но браслеты? Разве я танцовщица, чтобы мне дарить украшения?

— Это не украшения. Надень...

— Я не могу прочесть символы, а если я не могу прочесть, что написано на предмете, то применять его обычно не спешу.

— Опасаешься?

— Остерегаюсь...

— Это то, о чем ты мечтал, Джай. То, что позволит тебе быть только Целителем.

Джай никогда не слышал о подобном.

— Мне интересно. Рассказывай.

Он расположился в уютном кресле веранды выходящей во внутренний сад замка Типаса. Цвели яблони, и все садовые дорожки были усыпаны облетевшими белыми лепестками. Джай думал, что надо бы показать Мирае цветущие Мицами в горах Фа-Нолл. Теперь... когда она знает...

— Эти браслеты блокируют практически все Дары... Так называемые опасные Дары. А так как Целитель вреда нанести не способен, но его Дар остается свободным.

Джай вопросительно поднял бровь. Браслеты лежали перед ним на столике из дерева сот, брать в руки он их не хотел.

— Ты же знаешь, — продолжал Гавэр, — что когда-то эффы охотились за Одаренными, не связанными с Древними?

Джай кивнул.

— Так вот. Кто-то когда-то придумал, как скрыть Дар от эффа, блокировав его. Уж не знаю, что за сочетание сил, какой секрет изготовления, и тем более, понятия не имею, о чем говорят эти символы. — Он провел толстым пальцем по бороздкам на серебре. — Знаю только, что они могут делать.

— А где ты их взял?

— Я, Джай, очень многое могу достать...

— В Городе Семи Огней?

— Где ж еще производят столько всякой дряни, осложняющей жизнь Одаренным? — Гавэр рассмеялся.

— Я давненько там не был... — Джай не бывал в тарийской столице лет двести, если не больше. Там, безусловно, красиво, туда его тянет из-за всех этих зданий, возведенных Архитекторами Силы, увлекающих Одаренных изяществом своих стен, притягивающих, как насекомых на свет, там родина отмеченных Даром... Но. Нигде Мастера Силы не задирали так высоко носы и не носили таких длинных кос, как там. Нигде не было больше утопающих в роскоши и презирающих весь мир самовлюбленных гордецов. И уж точно ни в ком Джай не видел столько высокомерия, уверенности в своем превосходстве, как у Огненосцев, которые все до единого жили в Городе Семи Огней.

— Мастера нынешние использовали древние знания и изготовили вот такие штуки.

— Для чего?

— Как для чего? Чтобы можно было блокировать Дар того, кто тебе не нравится, кого ты боишься, ненавидишь. Достаточно, к примеру, надеть такой браслет на руку Мастеру Оружия, чтобы он перестал слышать свой меч, а, значит, и драться он будет уже не как Мастер Смерти, а так... посредственно... как обычный человек. Прыгуна тоже можно поймать таким образом.

Джай присмотрелся: браслеты были с защелками, их не просто снять, и, возможно, для этого нужен ключ.

— Так ты решил меня поймать?

— Нет. Ты сам решил себя поймать, а я вспомнил об этих штуках и решил тебе их подарить.

— Полезная вещь... — Джай осторожно взял один, повертел в руке, пальцы обжигало холодом, он чувствовал, как Дар судорожно пульсирует, когда он к ним прикасается. — А где ключ?

— Ключ? Зачем?

— Они захлопываются на руках, и тот, кому их наденут, не может их снять самостоятельно без ключа. Так?

— Все так... — Гавэр не переставал широко улыбаться. — Только ключ я тебе не отдам.

— Почему же?

— А потому, что в этом случае ты сможешь снять их, когда пожелаешь. А настоящий Целитель не способен в любой момент, отстегнув браслеты, превратиться в Исчезающего, Мастера Меча или кого-нибудь еще. Так не честно!

— Я пользуюсь иногда другими Дарами, — сказал Джай, изучая Типаса. — И уж точно ими пользуюсь, когда речь идет о жизни и смерти.

— А Целитель этого не может! — не сдавался Гавэр.

— Но я не Целитель. Вернее не только Целитель.

— Ты хотел быть простым человеком. Ты хотел прожить новую жизнь, как обычный Целитель, не отягощенный другими Дарами, которые нужно использовать для блага других... а получается только во зло... Так проживи ее!

— Почему же только во зло? Своей Силой я помог многим...

— Но ты ведь не желаешь быть Мастером Путей! А значит, что-то не так с этим множеством Даров. Настолько не так, что ты даже жене не рассказывал об этом. Рассорился из-за этого с Далисом.

Мирае он рассказал. Она поняла. Она любит его — Джая, такого, каков он есть. В сердце наступила настоящая весна, потому что Мирая приняла его... полностью, с его тайнами, неожиданными открытиями и принятыми решениями, не избирательно, не Астри Масэнэсса без Джая, а того странного человека, наделенного всеми существующими Дарами Силы, которому триста тридцать лет, и которой уже прожил множество жизней еще до ее рождения. Она не оспаривает его решения жить как Целитель, пользоваться остальными Дарами лишь в крайнем случае, она не ожидает от него чудес ради развлечения...

А что до Далиса... Тот ушел. Не сказал ни слова, не обернулся, не попрощался. Он, наконец-то, сделал свой выбор. Настоящий выбор...

"Что-то не так с этим множеством Даров"?.. Может и не так, но они — часть Джая.

— Нет, Гавэр, трои браслеты без ключа — оковы для меня. — Он положил браслет на столик. — А в рабстве я быть не желаю.

— Почему же оковы? Это выбор. Свободный выбор. Ты можешь остаться Мастером Путей, обманывающим всех, что ты Целитель, а можешь быть настоящим честным Целителем.

Гавэр слишком уж настойчив, а Джай все большее и большее отвращение испытывает к этим браслетам.

— Как хочешь... — Типас пожал плечами, но подарок свой не убрал, а оставил лежать на столике перед Джаем. — Скажи мне... ради интереса, ради моего любопытства Мастера Видящего... Ты можешь увидеть, где находится тот или иной человек?

— О чьем местонахождении ты желаешь узнать?

— Я лишь спрашиваю. Из чистого любопытства? Профессиональный интерес. Можешь?

— Да.

— И ты можешь взглянуть, где сейчас Далис?

— Так значит, о нем ты желаешь знать... Далис ушел. Он хотел освободиться от меня, и я не стану за ним следить...

— А если он в опасности?

— В какой он может быть опасности?

— Взгляни!.. — Гавэр нагнулся к нему, вперился взглядом острых серых глаз.

— Ты беспокоишься о нем? — Джай тоже беспокоился. Ладно. Ему ничего не стоит на мгновение призвать Дар Пророка. И он призвал, ожидая увидеть друга, едущего верхом по одной из дорог, ведущих из Тиниси, скорее всего, на восток. Но фиолетовая мгла оставалась пустой, отказываясь показывать ему Далиса.

— Видишь?.. — глаза Гавэра сверкнули. Он одержим любопытством? Беспокоиться о Далисе? Или это что-то другое?

— Нет... — честно ответил Джай. — Ничего не вижу.

Гавэр почему-то усмехнулся.

— А теперь посмотри, где Мирая... — неприятным, с ноткой издевки, голосом произнес лорд.

Джай выпрямился в кресле, окинул Типаса тревожным взглядом, снова обратился к фиолетовой мгле Пророка. Мираю он тоже не видел!.. Джай тут же призвал икрящийся туман, чтобы переместиться к ней.

— Не стоит... Ее там нет...

Внутри у Джая все клокотало. Недоброе предчувствие, негодование, гнев, отчаянье... А Гавэр улыбался, и до чего же неприятной была эта его улыбка.

— Где она?.. — холодно спросил Джай, пытаясь привести в порядок свои чувства, в такой ситуации нужна ясная голова.

— У меня. Не бойся. Если ты будешь послушен, ей ничего не сделают.

— Послушен?.. Ты понимаешь, что ты можешь умереть, не успев вздохнуть? Я ведь не надел твои браслеты, и знаю тысячи способов тебя убить.

— Знаешь. Но не знаешь, где Мирая. Поэтому лучше тебе быть послушным. — Типас совершенно не боялся.

— Я найду ее и без твоей помощи.

— Не найдешь. Такие штуки, — он кивнул на браслеты, — могут не только блокировать твои Дары, но и ее сделать невидимкой для тебя. Вторая пара сейчас у нее на запястьях. А, кроме того, стоит мне сделать знак, как твою Мираю примутся истязать, а затем убьют... Ты должен знать, что в случае твоего неповиновения, легко она не умрет.

— И зачем я тебе? — Джай приказал телу и Силе внутри расслабиться, откинулся в кресле, принял ленивую вялую позу, он не должен показывать этому подонку своего напряжения. Он угодил в ловушку, как мальчишка! Как осел! И это трехсот тридцатилетний Мастер Путей! Да еще и междуморец, из народа, слывущего своей хитростью и изворотливостью... Позор!

— Мне?.. Мне ты не нужен. Но есть те, кто давно желают тебя поймать.

Джай перебирал в голове своих врагов. Они давно умерли... как и многие его друзья. Те, кто враждовал с ним, погибли от его руки, или состарились, оставив этот мир, или каким-нибудь иным способом встретились со своей смертью. За последние лет тридцать, живя как Целитель Астри Масэнэсс, здесь на западе, он умудрился не завести ни одного нового врага. Да и на востоке в Завлонской долине не оставил он таковых...

— Кто они?..

— Надень вначале оковы, и я все тебе расскажу. А может, даже позволю тебе встретиться с этим человеком.

Джай взглянул на браслеты на столе, на Гавэра, закрыл глаза, вздохнул. Как же глупо все получилось!

— Далиса ты тоже взял в заложники? Одной Мираи мало?

— Больше не одного ответа без этих штук на твоих руках! — Гавэр привстал и резко указал пальцем на серебряные оковы, смахивающие на изящные украшения.

Джай посмотрел в упор ему в глаза, прочел там торжество расчетливого и успешного игрока, взял браслеты и захлопнул вначале на одном, затем на другом своем запястье. Вместе с замками захлопнулись и его Дары... все Дары, даже потоков Целителя он не ощущал — Гавэр обманул. Внутри была пустота и тьма. Сила не откликалась. Кто бы ни создал эти штуки — он создал их на совесть. Вот так чувствует себя неодаренный... А сколько раз он мечтал быть обычным человеком...

— Ты доволен? Теперь отвечай... — тихо произнес Джай.

— Что ты чувствуешь?.. — Все-таки любопытство, в самом деле, присуще Гавэру, в одном этом он не притворялся.

— Ничего... Я хочу слышать ответ о Далисе.

— Далиса я не брал в заложники, он добровольно согласился помочь мне.

— В чем?

— Ты знал, что он любит твою Мираю?

Джай задержал дыхание, но больше ничем не выдал своего волнения. Далис и Мирая... Почему он не замечал? Далис для нее словно брат... А она ему, как сестра... Или Джай ничего не понимает в людях? Он был слеп... не догадался, что мучит Далиса так много лет... Тогда, в той деревушке, где они встретили Мираю, Далис уступил ему... И Мирая выбрала его — Джая...

— Не знал!.. — почему-то обрадовался Типас.

— Так он любит Мираю и поэтому помогает тебе ее истязать?

— Нет. Он не знает, что Мирая у меня. Далис должен был помочь мне надеть на тебя оковы. А затем вернуться в ваш дом, к ней... Утешить ее... Но я не стал рисковать. Жена, тем более беременная — лучший заложник, нежели друг.

Джай не верил в то, что Далис согласился помогать Гавэру, скорее всего лорд также обманул его, как и самого Джая.

— Хорошо. Теперь я в твоих руках. Отпусти Мираю.

— Пока еще рано, — ухмыльнулся Типас. — Когда все закончится, она обопрется о крепкую руку Далиса и отправится восвояси... горевать. Оплакивать тебя.

— Так значит, тебе нужна моя смерть, а не моя служба?

— Не мне. Ему... — Гавэр указал за спину Джая, где находился выход на веранду из замка.

Джай обернулся, к ним шел сухой, поджарый высокий человек в длинной алой тунике, обильно расшитой золотом и препоясанной золотым поясом. Он ровно держал спину и высоко голову, его взгляд был по-орлиному суров, насторожен и горд. Длинная седая коса, перекинутая через плечо, оканчивалась у колена, голову стягивал золотой обруч, в который вместо драгоценных камней по всему периметру вделаны сияющие Перлы Огненосца, из-за их мягкого света лицо его казалось возвышенно-одухотворенным ликом небожителя... Руку украшал перстень с Радужным Камнем. Советник. Джай никогда раньше не видел его.

— Ты, в самом деле, тот, за кого себя выдаешь?.. — высокомерно спросил он, не удостоив Джая приветствием и не представившись.

— Я выдаю себя за многих... — усмехнулся Джай.

— Ты знаешь, кто я? — Сияющее лицо приобрело багровый оттенок.

— Ты похож на Мастера Огней.

— Я Советник! Я один из Семи правителей Тарии! Огненосец! Мое имя — Мастер Пэйелон Тауш. Я долго искал тебя, уж больше ста лет.

— Зачем ты меня искал? — Джай совершенно не понимал этого.

— Чтобы восстановить справедливость и порядок.

Джай заинтересовался, вспоминая многочисленные свои грехи. Какие из них могли так возмутить Огненосца, что тот искал его больше ста лет, а теперь лично явился в захудалый Тиниси, чтобы его наказать?

Советник Тауш не стал ничего пояснять, развернулся и гордо прошествовал в обратном направлении вовнутрь замка. Лорд Типас тоже встал:

— Идем, Джай, или Астри Масэнэсс, или как там тебя зовут. Следуй за Советником.

Джай не стал упираться — Мирая все еще у них в руках. Он взглянул на цветущий сад, на белые лепестки, укрывающие землю, на сверкающие лужицы после прошедшего недавно дождя. Вдохнул полной грудью свежий весенний воздух, обновленный грозой. Он умрет сегодня?.. Он знал кое-что о своей смерти, очень многого знать не хотел, да и не мог — Дар милостиво не показывает Пророку подробностей и времени, когда все произойдет... Джай умрет не от оттока, как все состарившиеся Одаренные. Его огонь погасят силой... Когда, где и как именно это будет — ему неизвестно... Возможно, он и умрет сегодня... Но он уже прожил свою жизнь, и даже не одну... Далис позаботится о Мирае, если его время настало... "Готов я сегодня умереть?.." Джаю вдруг стало невыносимо жаль, что он не построил для Мираи дворец, лучший из всех существующих, что не создал ей ожерелье из прозрачных огней с живым пламенем внутри, что не переместил ее в сад, где над морем цветут Мицами, не нарисовал для нее картину, в которую она могла бы входить, чтобы оказаться на утесе Хвоста Дракона, и услышать, как поет горный соловей. Как много он не сделал для нее! А ведь сколько всего мог сделать!.. Ему не хотелось умирать сегодня. Он не держал на руках своего сына от Мираи, он только начал все сначала...Джай чувствовал себя юношей, к которому пришла смерть, не дав вдохнуть полной грудью жизнь, не дав почувствовать ее вкус, не позволив повзрослеть и стать мужчиной... Но ведь это не так. Он годится в деды даже этому седому высокомерному Огненосцу... "Кто же я такой?" — думал Джай.

В замке царил полумрак, в котором где-то впереди плыла увенчанная огнями голова Советника Тауша.

Они шли молча, и только стук сапог по каменному полу отдавался эхом в тишине. Джай сожалел, что не видит неба и цветущих яблонь. Куда ведут его, бывшего только что свободным, как птица, человеком, который может почти все, у которого (как сказал когда-то этот изворотливый, лживый, подлый, но, безусловно, умный Гавэр Типас) есть крылья... Джай печально улыбнулся, представив картину, над которой они когда-то смеялись у ручья в дубовой роще: он с крыльями за спиной с разрушающим мечом в одной руке и созидающим светом в другой, жалующийся на то, что не способен летать. Ничто не заставляет так ценить свои возможности, как их утрата...

В большом зале, куда они пришли, было светло, благодаря высоким окнам, и тарийскому светильнику, повисшему у потолка, который, скорее всего, создал недавно Советник. Здесь, в центре между четырьмя мраморными колоннами, стояли два массивных кресла из дерева сот, с выгнутыми, широко расставленными в стороны резными ножками, оббитые алым бархатом, с подлокотниками и спинками инкрустированными золотом.

Огненосец воссел на одно из них, рядом, по правую руку, занял место Гавэр. Джай остался стоять прямо перед ними. За спиной Тауша выстроились, шагнув из-за колонн, пятеро мужчин с длинными волосами, с черными повязками на лбах и мечами у пояса, свидетельствующими о том, что они Мастера Смерти. Они были одеты одинаково: поверх свободных штанов и синей туники с длинными рукавами, кирасы из кожи, с изображением пламени на груди, в правом ухе у каждого — серьга с огоньком, совсем маленьким и почти незаметным, но свидетельствующим о том, что служат они Огненосцу.

Джай с трудом разглядел, стоящего в тени, почти прижавшись к левой колонне от кресел, Далиса, узнав его, но выражения глаз не увидев... Почему его друг здесь? С той стороны, где сидят его... судьи... Да. Это похоже на суд.

— Итак, Советник Пэйелон Тауш, — громко выговорил Джай, разрушая зловещую и торжественную тишину, — почему ты хочешь меня убить?

Тауш окинул его презрительным взглядом.

— Назови свое имя!

— Астри Масэнэсс! — ответил Джай.

— Это не настоящее твое имя! Не смей лгать мне! Назови свое имя!

— Астри Масэнэсс, — медленно повторил Джай.

Советник покрылся пятнами от ярости, но лицо оставалось каменным.

— Ты назвался Джаем лорду Типасу и утверждал, что это твое настоящее имя.

— Это имя не для всех... — тихо сказал Джай, — не каждый может произносить его, — он посмотрел в глаза Гавэру, — только друзья.

— То, что ты скрываешь имя, доказывает мои подозрения.

— И в чем же, позволь спросить, ты подозреваешь меня? Не пора ли сказать прямо?

— Сколько тебе лет? — Снова вопрос вместо ответа.

— По какому праву, ты пленил меня, Огненосец?

— По праву Советника из Семи! — ответил за Тауша Типас. — Ты гражданин Тарии, Джай, а перед тобою — твой Правитель! Отвечай ему! Если не из-за уважения к власти, то хотя бы по той причине, по которой одел ты оковы!

Снова угрожает тем, что причинит Мирае вред. И это действенная угроза.

— Сколько тебе лет? — повторил Тауш.

— Триста тридцать.

— Ты не ощущаешь признаков старости?

— Нет.

— Твоя жена носит твоего ребенка?

— Да.

— Ты уверен в этом?

— Да.

— Сколькими Дарами ты можешь пользоваться?

— Я не считал... Сколько их есть...

— Каков твой врожденный Дар?

— Врожденный?

— Тот, который в тебе с самого начала?

— Они все с самого начала во мне.

— Какой Путь ты используешь лучше всего?

— Я — Мастер Путей, Советник! Пути Силы для меня — одна единая дорога! Я использую все Дары с одинаковой легкостью и яркостью. Я могу пользоваться одновременно несколькими Дарами!

Советник помолчал, сжав челюсть и сощурив чуть глаза на каменном лице.

— Ты владеешь огнем?

— Да.

— Ты создавал светильники и Перлы Огненосца?

— Да.

— Но ты не можешь создать тарийское пламя! Ведь так?

— Почему же? Могу. Так же как и ты.

Это отчего-то оскорбило Советника.

— Я способен создавать и тарийское пламя, и молнии ... Так в чем ты обвиняешь меня? В том, что я, подобно тебе, владею огнем? Твой Дар сделал тебя Советником, но ты не превосходишь меня...

— Не сравнивай свет с тьмой!

— Свет и тьма? Я, по-твоему, из тьмы? Тогда, как ты из света? И что же делает тебе таким светлым? Твоя корона? — Джай вытянул руки. — Сними с меня эти серебряные штуки — и я сделаю сотню таких!

— Ты противен огню жизни!

— Почему? — Джая разозлило это заявление.

— Твоя Сила не Создателем дана тебе!

— Только Мастер Судеб может наделять огнем Дара, как и огнем жизни! — возразил Джай.

— Я — Советник. И знаю историю Тарии. Знаю, как наши предки победили Древних. Как они очистили эту землю. И знаю, что было до их победы. Тогда подобные тебе встречались часто. Но их Сила — получена была не из щедрости Мастера Судеб, а благодаря гнусному ритуалу — связыванию себя с Древним, очерняющему их души! Я не знаю, как смог ты сделать то же, когда все Древние ныне погружены в сон, а тела их сокрыты от людских глаз и находятся в недоступных местах. Но ты нашел какой-то способ. Все сведения о тебе, которые я получал на протяжении ста лет, доказывают это. Ты так же, как и те, кто связал себя Кругом, обладаешь могуществом и живешь, когда должен был умереть от старости! Ты скрываешь свое настоящее имя, и те делали то же самое, получая новые имена из уст хозяина — Древнего! Ты отправился на восток, где, как известно, наибольшее скопление существ, созданных одним из восьми Древних — Штамейсмаром. Я думаю, что именно в этих существах — разгадка. Их кровь дала тебе Силу!

— Далис! — позвал Джай. — Скажи, что делали мы на востоке?

Далис не вышел вперед, его голос прозвучал из-за колонны сдавленно и тихо:

— Мы истребляли...

— Ты слышал, Советник? Я, и те, кто был со мною, истребляли наследие Штамейсмара! Это я делал с того самого дня, как во мне развернулся Дар! Для этого Мастер Судеб вложил в мои руки разрушающий меч и созидающий свет! И до последнего вздоха я буду выискивать их и уничтожать! Пока последний из созданных Древними не падет!

"Так почему тогда, ты уже больше тридцати лет бездействуешь здесь... на западе, где о наследии Штамейсмара знают лишь из легенд? — мысленно Джай сам себя уличил. — Если ты был создан для истребления их... Даже жизнь твоя длиться дольше, чем у обычного Одаренного. Сколько человеческих жизней забрали чудовища за эти тридцать лет? Пока ты готовился умирать... Пока ты спорил сам с собой.. Пока метался, не зная, кто ты... играл в Целителя... Сколько?!"

— Ты говоришь красивые слова, но твой долгий век и твои возможности обличают тебя! Ты предал огонь жизни!.. — Советник Тауш пришел сюда, чтобы осудить, а затем и казнить Джая — он сразу понял это. Огненосец сегодня и обвинитель и судья...

— Ты говоришь, что посвящен в историю, Мастер Тауш? Тогда ты должен знать, что ни один Древний не мог связать себя с Повелителем Огня! Это погубило бы Древнего, вернее погрузило бы его в сон. Именно кровь Огненосцев позволила очистить от них землю! Как же тогда я, повелевая огнем, мог связать себя с одним из них?

— То, что ты повелеваешь огнем еще не доказано, — не очень уверенно ответил Советник.

— Разве Типас не показывал тебе купленный у меня огонек, благодаря которому, он меня и отыскал, а искал он, как понимаю, по твоей просьбе... или приказу?

Тауш едва заметным движением склонил голову, подтверждая, что видел огонек.

— Перл Огненосца — еще ничего не доказывает. Я слышал, что такие способны делать Мастера Иллюзии, но они не являются Повелителями Огня, как и ты. Это все объясняет.

— Мастер Иллюзии не способен создать Перл Огненосца, Тауш! Он может сотворить подобие тарийского светильника небольших размеров, которое будет существовать не дольше суток, но не теплый огонек!

Выражение лица или глаз Совеника не изменилось, так бывает с человеком, который намеренно закрывает уши, чтобы не слышать, давно приняв решение и отказываясь верить фактам.

— Ты предал огонь жизни! И ты должен умереть, как умерли все, кто служил Древним. Сегодня твой приговор приведен будет в исполнение.

— А почему ты пришел сюда один? Разве меня не должны судить все Семеро? Почему ты не перемещаешь меня в столицу? С тобой же наверняка несколько Мастеров Перемещений! Почему ты решил вынести приговор единолично?

Тауш молчал.

— Тебе не верят!.. Другие Советники не согласны с тобой, относительно меня, они сомневаются? И причина — мое умение пользоваться огнем! Ты — в меньшинстве, поэтому и отказался от справедливого суда!

На этот раз каменное лицо исказила гримаса ярости и презрения. Джай был прав. Тауш решил, что его Сила Мастера Путей получена от Древних, но не смог доказать этого другим из Семи. Впрочем, как оказалось, даже у одного Советника достаточно ресурсов и возможностей, чтобы пленить его... Попался он по-глупому...

— Твоя жизнь на этой земле противоестественна, — продолжал судья. — Ты бросил вызов Мастеру Судеб, продлив свой век. И неизвестно, сколько еще ты можешь прожить! Но никто не должен жить дольше отведенного срока! И то, что родится у тебя должно быть предано огню!

Джай окаменел. Кровь волной отхлынула от онемевшего лица, прилила к сердцу, которое затрепетало, как пойманная птица. Все, что касается его смерти, он может вынести спокойно. Но его ребенок!.. Ребенок Мираи!.. Он скорее испепелит этого проклятого Огненосца, чем допустит такое!

— Не смей угрожать моему сыну!.. — прорычал Джай.

— У тебя родится не человек, — спокойно заявил Тауш, — а смарг или что-то вроде этого... У Одаренного после ста пятидесяти лет детей быть не может. То, что ты зачал — не человек, а порождение зла!..

— Речь шла лишь о его смерти, Типас!.. — Далис выступил в свет из тени колонны, он был бледен, его губы дрожали, а руки, на которых точно такие же браслеты, как и у Джая, тряслись. — Мирая пострадать не должна! Но она пострадает, если вы убьете ее дитя!..

Джай взглянул на друга. "Речь шла... о его смерти..." — Далис знал, что Гавэр готовит убийство Джая... Как горько... Нет, он не возненавидел Далиса, не воспылал жаждой мести... Стало больно... То же самое чувствовал он, когда друзья умирали у него на руках... Или когда он узнавал об их гибели из чужих уст... Когда приходил к их могилам... Горечь утраты... Он потерял друга... Предательство — та же смерть.

— Далис, уйди прочь!.. — гаркнул Типас. — Ты рассказал все, что мог! Больше помощь твоя не требуется. Не тебе решать судьбу этого ребенка!

Далис постоял мгновение, резко обернулся и стремительно зашагал к выходу. "Хочет увести Мираю из Тиниси, надеется, что успеет", — подумал Джай.

— Она в замке. У них в плену... — тихо сказал он, и Далис, услышав, так же резко остановился.

— Как?..

— Мирая — заложница...

Голубые глаза Далиса тревожно оббежали весь зал, остановились на Типасе, на Тауше, на его людях — Мастерах Смерти, затем уставились куда-то за спину Джая, где был выход.

— Прекрати Джай... — тихо и печально произнес Далис, не глядя на него, — престань цепляться за эту жизнь. Ты ожил свое... На твоем веку все было... Ты уже умер... осталась только тень. А эта тень хочет жить изо всех сил... любой ценой... Ты только боль принесешь Мирае... Может быть прежний Джай и не принес бы... но ты не прежний Джай... Согласись со всеми обвинениями, — к смаргам истину, — и умри!.. Чем быстрее все закончиться, тем быстрее Мирая сможет, оплакав тебя, зажить спокойно... Ты мучаешь ее! Из-за тебя она в заложниках! Просто... умри... ты уже прожил эту жизнь...

Далис снова отошел к колонне, обессиленно опустился на корточки, прислонившись к камню, и закрыл руками лицо...

— А если ты ошибся, Советник Тауш?.. — Джай с огромным трудом подавил в себе панику, гнев, страх за жизнь Мираи и ребенка, боль из-за потери друга... Если он хочет спасти своего сына и освободить Мираю, то должен думать и действовать трезво. "Время вспомнить, что ты междуморец, — думал он, — меджуморцы кого угодно обведут вокруг пальца... Кого угодно..."

— Если ты не прав? Ты погубишь единственного известного вам Мастера Путей, наделенного Дарами самим Создателем. Более того, ты убьешь того, кто может повелевать огнем, а насколько знаю я, в Тарии это страшное преступление. Не так ли, братья? — он обратился к стоящим неподвижно Мастерам Оружия за спиной Тауша. Те проигнорировали его.

— Повторяю! Ты не можешь повелевать огнем!..

— Сними с меня оковы, и я сделаю настоящее тарийское пламя! — Джай внимательно следил за реакцией Тауша, его единственная надежда — воспользоваться слабым колебанием Советника, подогреть его, разжечь сомнения. Если он добьётся хотя бы вынесения своего дела на суд Совета Семи, то это уже будет победой. Семеро если и не оправдают его, то младенца убивать не станут. — Моя жена у вас, я не буду пытаться причинить вам зло и использовать свой Дар против вас. Тем более, ты, Тауш, знаешь, как истощает создание тарийского пламени — я после этого буду слаб, словно ребенок.

Гавэр обернулся к Таушу, ожидая его ответа. Советник задумался.

— Если я создам тарийское пламя, у тебя не останется сомнений!

— А если ты снова использует иллюзию?

Джай подавил раздраженный вздох:

— Рядом с тобой Видящий, он будет видеть, какой Дар задействован. Гавэр Типас, ты ведь можешь отличить действие Силы Огненосца от иллюзии?

Гавэр ответил не ему, а вопрошающим глазам Тауша утвердительным кивком головы.

— Ты предан злу... — Советник все еще сомневался, — любой ценой ты попытаешься спасти свою жизнь. И Сила твоя велика, если правда то, что я слышал из разных источников. Я не могу снять с тебя оковы...

— Если бы я любой ценой стремился спасти свою жизнь, то ни за что не надел бы твоих браслетов! У тебя в руках Мирая! Я все сделаю, чтобы защитить ее!

Тауш переглянулся с Типасом, последний прошептал что-то на ухо Советнику, и, если бы на Джае не было браслетом, он бы услышал, что... А так он лишь заметил, как на мгновение расширились глаза и дрогнули губы у Пэйелона.

— Все твои слова — обман!.. — громко произнес лорд Типас. — Как Видящий, я уверен, что природное сочетание всех Даров в одном человеке невозможно! Отливы Силы и извечная борьба разрушения и созидания убили бы такого Одаренного, разорвали бы его раньше, чем он научился пользоваться своей Силой. Истории неизвестны случаи, когда бы человек имел несколько врожденных Даров, которые могут считаться основными. Я бы еще допустил, как исключение, появление человека совмещающего, к примеру, Строительство и Пророчество или Исцеление и Перемещение, но боевой Дар и Исцеление не могут существовать рядом от рождения. Это противоестественно! Разрушение и Строительство также несовместимы! Природно несовместимы! Но, той же истории известны случаи, когда Одаренный, связавший себя Кругом с другими Мастерами Силы мог пользоваться их Дарами, как дополнительными, благодаря противоестественной Силе Древнего! Это логичное объяснение происхождение твоих невероятных способностей! Они получены от Древнего! Это твоя оплата за предательство огня жизни, но не подарок Мастера Судеб! Сам Создатель не стал бы нарушать течение естественного порядка вещей.

— А по какому праву ты, Гавэр Типас, рассуждаешь о том, что стал бы, а чего не стал бы делать Мастер Судеб?

— По праву человека мыслящего! У меня есть разум, Джай! И я считаю нужным им пользоваться.

— Так пользуйся им лучше, и рассуди: где люди, которых я связал Кругом? Если я могу пользоваться множеством различных Даров, то в моих Кругах, а желательно в самом ближнем Кругу, должны быть все Мастера. Таких Мастеров Первого Круга может быть не больше двенадцати. Не так ли Советник?

Тауш поджал губы, что, должно быть, означало согласие.

— А я могу продемонстрировать тебе больше, чем двенадцать Путей на уровне основного — не вспомогательного, не дополнительного, а основного врожденного Дара! И ты, как Видящий, знаешь отличия!

— Ты много говоришь, но все, что я видел до сих пор — это Исцеление и Создание огней.

— Я использовал иллюзию при создании огней?

Типас промолчал.

— Ответь... — вмешался Советник Тауш.

— Нет. Он не использовал иллюзию...

— Я должен убедиться, что он не способен создать тарийское пламя... — тихо и сдавлено произнес Тауш.

— Что это докажет?..— зашептал лорд, — Разве ты не видишь, Советник Тауш, что он нашел способ...

— ...Чтобы связать Огненосца?! — белые брови Пэйелона сердито сдвинулись на переносице. — Ты думаешь, что кто-то из Мастеров Огней предал огонь жизни?!

— Нет... может он сам Огненосец от рождения... Этот человек... — гнев Советника насторожил Типаса и ввел в замешательство.

— Способный создать тарийское пламя, не может быть связан с Древним! Если ему это удастся, значит, он невиновен! Сними с него оковы!

Джай облегченно выдохнул, чаша весов поколебалась, пока что ненамного, на самую каплю, но сдвинулась...

— Здесь обман!.. — не сдавался Типас, — Я чувствую такую-то хитрость!..

— Ты сам говорил, что он будет послушен, Гавэр Типас!

— Он попытается убить тебя, Советник...

— У тебя пять Мастеров Оружия, — вмешался Джай, пока Типас не убедил Тауша. — Они вполне могут тебя защитить. Кроме того, пока Мирая в твоих руках, я даже гневного взгляда себе не позволю...

— Советник Тауш!.. — простонал неожиданно Далис со своего места под колонной, подняв голову. — Советник Тауш!.. Мирая — Одаренная! Типас не должен держать ее против воли! И угрожать ей! Это против законов Тарии!..

— Он говорит о его жене? Она Одаренная? — Советник посмотрел на Типаса, глаза Тауша расширились, лицо изменилось. Он взволнован и озабочен. Он встревожился, узнав, что Мирая — Мастер Силы.

Сердце Джая застучало быстрее — еще одна надежда появилась.

— Она, скорее всего, связана с ним... — пробормотал Типас, — то есть из тех, кто предал огонь жизни!..

Советник Тауш заиграл желваками, его глаза заметались, он искал решение, и не был уверен в том, что делает... Мирая — Одаренная — это осложняло ситуацию.

— Мирая ни с кем не связана!.. — Далис встал. — И Джай... не связан... Да. Он давно должен был умереть.. Да! Он стал совершенно другим человеком после трехсот, но ни с каким Древним он не связан!.. Я путешествую с ним вот уж сто двадцать лет! Я знаю его!..

"Почему ты предал меня, Далис?.."

Джай ждал развязки. Советник сомневается. Типас не убедителен. Их план срывается. Да еще и Далис принялся говорить совсем не то, что желали они от него слышать...

В зале стало как-то темнее, дневной свет, просачивающийся сквозь высокие окна, померк из-за сгустившихся черных туч. Снова надвигалась гроза. Отдаленный рокот грома то и дело слышался в наступившей тишине.

Огненосец о чем-то шепотом совещался с лордом Типасом. Оба выглядели встревоженными, Гавэр раскраснелся, постоянно отирал пот со своего одутловатого лица полой нарядного плаща из белой шерсти, Тауш кривил губы и шептал иной раз так громко, что все слышали обрывки фраз:

— Что ты натворил, Типас?.. — Она Одаренная... — донеслось до Джая. И вновь волна беспокойства и панического ужаса за Мираю накрыла сердце.

— Я не виновен в содеянном тобой у... — Слова Советника потонули в близком громовом раскате.

— ... случайно... — это голос Типаса, который тоже стал шептать слишком громко.

— ... как?.. не может... случайно... Это... — Гром.

Молнии сверкали все чаще и чаще, гром перебивал уже не шепчущих, а говоривших в полный голос Советника и лорда.

Далис рыдал, обхватив себя руками.

Джай чувствовал приближение чего-то очень страшного... чего-то неизбежного... болезненного... горького, как смерть... Неужели, несмотря на все ухищрения, он умрет сегодня?.. Или с ним произойдет нечто худшее?..

— ...она сопротивлялась...

— ...Одаренная!..

— ... я не мог...

— ... кровь на руках Советника... кто поверит... что... не участвовал...

— О чем вы говорите?.. — закричал вдруг Далис пронзительным резким голосом. — Какая кровь?! Что с Мираей?!

Тауш и Типас замолчали и повернули головы в сторону Далиса.

Джай не мог произнести ни слова, он не мог даже пошевелиться. Оковы жгли руки, страх сжимал горло, осознание, что произошло нечто непоправимое, сдавливало грудь.

— Отвечай, Типас! Где она!.. — кричал Далис, но отвечали ему лишь сполохи молний и гром.

Острая боль в левой части груди, как от стрелы, врезавшейся в сердце, пронзила Джая. Он поморщился, пошатнулся, но устоял на ногах. Сцепил зубы, сжал кулаки, поднял голову, осматривая зал. На двадцатифутовой высоте за спинами сидящих на креслах, за колоннами, была площадка, огороженная деревянными резными перилами, по центру лоджии просматривалась дверь — значит, на площадку можно было выйти откуда-то с верхнего этажа. Там можно наблюдать, ожидая знака или сигнала. В тени дальнего угла видна была витая лестница, ведущая на эту площадку.

Джай, не говоря ни слова, сорвался с места и бросился туда, не обратив внимания на ринувшихся к нему пятерых Мастеров Оружия. Он побежал, отрываясь от них, стрелой взлетел наверх, за спиной слышалась перебранка Типаса с Таушем, стук каблуков преследователей по деревянным ступеням, всхлипывание и голос Далиса с истерическими нотками.

Джай знал, что она там. Знал без Даров, без Силы... Знал...

Он оказался у двери и остановился, схватившись за ручку, замерев, не решаясь открыть. Люди Огненосца тоже остановились, окружив его, но не трогали.

— Не входи туда!.. — закричал Типас.

Джай закрыл глаза, вдохнул... выдохнул медленно, прислушался к шуму дождя... к рокоту грома...

Вспышка... Он открыл дверь.

Вспышка — но это уже не молния... это кровь перед глазами. Кровь... под рассыпавшимися веером вокруг мертвенно бледного лица каштановыми волосами... Она лежала на полу, раскинув широко руки, в таких же серебряных браслетах, как у него, согнув ноги в коленях... Глаза цвета темного янтаря смотрели неподвижно в потолок...

Джай вздрогнул от дикого звериного крика Далиса, который вошел сюда вслед за ним.

Мирая была мертва... Мертва еще тогда, когда он смеялся с Типасом, сидя на веранде в саду... совсем недалеко отсюда...

Дар проснулся, зарокотал вулканом, Сила расплавленной лавой потекла по рукам, не обращая внимания на оковы, запястья жгло, немного отвлекая от сердечной невыносимой боли, серебряные браслеты размякли, как будто они были из воска... Джай стянул их с тебя и отбросил в сторону. По его жилам текла Сила не Мастера Огней, не Огненосца, не Разрушителя, не Строителя, не Целителя — это была единая общая Сила, смесь доступная лишь одному ему — самому могущественному из всех Одаренных и самому беспомощному из всех живущих... Зачем такая Сила, когда Мираю спасти он не смог?..

Дар показал ему, как она умерла. Он увидел Типаса, угрожающего убить его — Джая, и ее ребенка. Лорд стоял там, где стоит сейчас он. Он видел, как испугалась Мирая, как бросилась к двери, а Типас преградил ей дорогу, схватил за запястье. Лорд хотел одеть ей браслеты силой. Она стала вырываться. Она сильно толкнула похитителя в грудь, но Типас, огромный по сравнению с невысокой хрупкой Мираей, не пошевелился. Типасу удалось застегнуть один браслет, и он потянулся за другим, Мирая воспользовалась тем, что он отвлекся, снова толкнула его, на этот раз более удачно, он сделал шаг назад, а она проскользнула мимо него к двери. Типас выпрямился, грубо схватил ее сзади за предплечье и с силой бросил назад в комнату, она потеряла равновесие, упала навзничь, ударилась об острый окованный серебром угол стола. Сползла на пол... глаза ее, цвета верескового меда, расширились и застыли... под головой стала растекаться лужа крови... Второй браслет Гавэр Типас надевал уже на безжизненное запястье.

Джай подошел, поднял Мираю на руки, прижал к себе холодное тело. Прикоснулся губами к ее бледному лбу... Его Дар не нашел в ней даже искорки, чтобы раздуть... ее огонь погас... навсегда... а внутри медленно, но неизбежно... затухал и другой огонь... огонь его сына... который никогда не родится... А могущественный Мастер Путей, проживший столько жизней, знающий столько полезного и важного, умеющий все на свете... ничего... ничего не мог сделать... совершенно ничего...

Он пронес Мираю мимо рыдающего на коленях Далиса. Услышал, как тот шепчет: "Прости меня... Мирая, прости... Джай... прости меня". Он вышел на площадку, с которой виден был весь зал. Мастера Смерти так и стояли, окружив выход.

Джай окинул их взглядом и невесело рассмеялся. Спустя несколько ударов сердца, он уже был внизу в сверкающем тумане с Мираей на руках, а Типас и Тауш испуганно глядели на него.

— Ты хотел видеть тарийский огонь, Тауш?.. — прохрипел он. — Так смотри!..

Джай протянул руку, и лорд Типас вспыхнул факелом. Тот, кого он считал другом, а оказался врагом истошно закричал, повалился на пол, принялся кататься, пытаясь сбить пламя, но это бесполезно. Этот огонь не потушить.

Молнии неистово... очередями... одна за другой... ударяли в землю, в деревья вокруг замка, в шпили башен. Громы слились в единый непрекращающийся рокот, словно в жерле вулкана. Грозовые тучи, притянутые гневом его плененного, а затем освободившегося Дара, гигантской воронкой вращались над замком Типаса. Хозяин замка горел, но уже не кричал... Когда огонь пожрет его плоть, кости и даже пепел, пламя не перестанет гореть, не потухнет никогда, но не притронется больше ни к чему — это не просто огонь-пожиратель — оружие Огненосца, это — настоящее вечное тарийское пламя!

Джай призвал Дар перемещений, и искрящийся туман окутал его и мертвое тело Мираи на руках. Еще одна его жизнь закончилась... он умер, не перестав дышать...

Часть 3. Голубая краска

1189 год со дня основания Города Семи Огней. Восток Астамисаса.

1

Непередаваемая вонь буквально ударила в нос, пробуждая от крепкого и сладкого в предутренний час сна, она навязчиво втягивалась в ноздри Джая и раздражала дыхание. Джай вскинулся, закашлялся, оглядываясь в поисках источника этого "бодрящего аромата".

Источником был стоящий на коленях неподалеку Скайси, вернее не сам беспокойный монах, а какая-то светло-серая густая и маслянистая жижа в глиняной мисочке у него руках.

— Да... чтоб тебя... Смарговы какашки... — бормотал монах, хмурясь и помешивая деревянной палочкой гадость в мисочке.

Джай зажал нос, он готов был поверить в то, что это в самом деле отходы жизнедеятельности смарга...

Скайси поставил миску на траву, достал небольшой мешочек из сумки, запустил туда пальцы, вынув щепотку ярко-голубого порошка — измельченный лазурит, и принялся сыпать в вонючую серую массу, помешивая ее.

— Скайси... Что это?.. — простонал Адонаш, проснувшийся по той же причине, что и Джай.

— Краска!.. — буркнул монах, и вновь принялся бормотать ругательства, словно заклинания...

— А воняет-то почему так?! — Адонаш уже был на ногах, он поспешно собирал с земли свое одеяло, сумку, сапоги и седло, чтобы перебраться, как догадался Джай, подальше от монаха и поспать хоть часок — было еще очень рано, рассвет едва забрезжил на востоке.

Скайси не отвечал ему, сосредоточившись на своей алхимии.

— Только не говори, что ты собираешься намазывать это на голову... — произнес Джай, ужасаясь подобной перспективе.

— Собираюсь!.. — буркнул Скайси.

— А что, зеленая гадость уже не годиться? Она хотя бы не воняла... — бросил Адонаш с дальнего конца поляны, где под раскидистым дубом разослал свое одеяло. Он зевнул, и закутался поплотнее в плащ, укладываясь, — утром довольно прохладно.

— Мне нужна голубая краска, — нехотя ответил монах.

— Ты получил очередное откровение? — спросил Джай.

— Получил... — Что-то не очень доволен он этим обстоятельством.

— Выбрось эту гадость, Скайси... — посоветовал сонный Адонаш.

— Мне нужна голубая краска!.. — сердито и упрямо твердил монах.

Масса в мисочке стремительно приобретала голубой оттенок, но запах от того не улучшился.

— Скажи ему, Джай, что если он намажет свою косицу этой вонючей дрянью, — Адонаш, по-видимому, не достаточно далеко убежал от запаха, — то пойдет дальше один — я такого издевательства над своим обонянием не потерплю!..

Скайси резко поставил мисочку на траву, бросил в нее палочку для помешивания, и обиженным, срывающимся на высокие петушиные ноты голосом, воскликнул, глядя в сторону дуба, под которым лежал Адонаш:

— А что прикажешь делать?! Думаешь легко получить голубую краску?.. Я полночи вожусь! Не смешивается оно как надо!.. Только этот состав помог... порошок из Бикиеса... Он и держится хорошо, водой не смывается! Подумаешь, запах!.. Ну, потерпишь пару дней... и выветрится...

— Пару дней?! — Андош привстал. — Ну, ты даешь!.. Та, это то же самое, что дохлого смарга с собой тягать пару дней. Нет уж! Выбирай Скайси: или косичка голубого цвета, или наша компания!

Губы Скайси на его детском круглом лице искривились, задрожали, казалось, он вот-вот заплачет, но вместо этого нахмурился, как грозовая туча, и сердито сплюнул.

— Злой ты, Адонаш! Я же погибну здесь без вас!..

— Ха!.. — Адонашу вряд ли уж удастся сегодня поспать. — Это я-то злой? Ты хочешь отравить нас этой вонью, а злой — я?!

— Я не могу закончить обряд, если не покрашу косу в голубой цвет! Пока не получу откровения о небе! Я просто обязан воспользоваться этой краской! Думаешь, мне хочется?..

— Но ведь потом синий?.. — усмехнулся Джай. — И технология его приготовления такая же?

Скайси кивнул, опустив голову.

— Ты точно уверен, что закончил с зеленым? — Адонаш спрашивал, потирая кулаком левый глаз, сморщившись и сдерживая зевоту. — Что-то слишком быстро ты получит нужное откровение... Напомни о чем оно там?..

— О природе всех живущих... — промямлил Скайси.

— Ну вот! Как ты мог так быстро постичь природу всех живущих! Тут лет этак пять-шесть нужно — не меньше!

— Я получил нужное откровение! Я это знаю, Адонаш! Монах всегда знает, когда приходит пора!

Джай сочувствовал ему, но вонь, и в самом деле, была просто невыносимой! Нужно будет взять немного этого порошка у Скайси, может пригодится — кого-нибудь проучить.

Пока монах спорил с Адонашем, Джай сделал мини-расщелину под мисочкой с вонючей жижей и, когда она погрузилась под землю, засыпал ее почвой, а сверху еще и вырастил новую траву. Скайси нечего не заметил. А Адонаш — да:

— Вонять перестало! — радостно сказал Мастер, втягивая воздух.

— ГДЕ?! — заорал Скайси, шаря руками по траве и так выпучив глаза, будто у него украли не смердящую мешанину, а драгоценнейшее сокровище.

Виновник пропажи тут же был вычислен.

— Джай! Верни!..

Джай отрицательно помотал головой.

— Не могу, Скайси, голова уже кружиться от этого запаха...

Адонаш громко рассмеялся.

— Джай... — заныл монах, — Что ты наделал, Джай?.. Ты несерьезный... Никогда не поверю, что тебе столько лет! Ты как ребенок!.. Ну, неужели нельзя относиться с уважением к моим ритуалам! Это же важно для меня!.. Ты, Джай...

— Скайси, — перебил он получателя откровений, — у тебя еще есть лазурит?

Тот кивнул, не глядя на Джая.

— Давай!

— Хочешь и его уничтожить? — Неужели заплачет?

— Давай, Скайси!..

Монах нехотя протянул Джаю мешочек.

Джай осмотрелся, нашел подходящих размеров камень, размягчил его Силой, превращая в небольшую мисочку, насыпал туда порошка, налил воды из бурдюка, стал воздействовать Даром, не задумываясь какого именно Пути. Смесь приобрела единородную структуру, стала похожа на густую лазурную сметану. Запаха не было.

Джай протянул свое творение Скайси со словами:

— Вот тебе голубая краска. Она будет держаться так долго, что тебе не придется даже ее обновлять, разве что косичка отрастет и корни будут рыжими...

— Что? Правда?.. — расплылся в улыбке монах, благоговейно принимая каменную мисочку из рук Джая.

— Правда-правда... А теперь, дай нам с Адонашем немного подремать. Каждый из нас дежурил по полночи, если ты не знаешь.

— Вот уж... сони...

Скайси тут же приступил к процедуре превращения своей зеленой косички в голубую, а Джай закутался в одеяло и попытался нагнать убежавший сладкий сон, Адонаш, отвернувшись лицом к стволу дерева, уже спал.

2

— Бе-е-еги!.. — тонкий незнакомый, вроде бы, детский голос.

Глухие, едва слышные, удары, отталкивающихся от земли ног, шелест травы — кто-то пробежал мимо, перепрыгнув через затухший костер, рядом с которым он лежал.

— Джа-а-а-а-а-ай!!! Джа-а-а-ай!!!! — Скайси.

Наверное, никогда за всю свою долгую и полную опасностей жизнь, Джай не оказывался на ногах так скоро.

Скайси орал во всю глотку, указывая пальцем в направлении движения пересекшего их стоянку незнакомца, туда, где меж высокой травы мелькала, бегущая зигзагами маленькая фигурка в светлой одежде.

Босоногий и сонный Адонаш стоял с обоими обнаженными мечами в руках.

— Квяг! Хввввх. Квяг! — раздалось из-за спины Скайси там, где стояла близко друг к другу группа кудрявых ясеней, а под ними разрослись заросли жимолости.

Едва услышав звук, Джай выбросил вперед руки, потоком воздуха отбрасывая Скайси под дерево к Адонашу. Тот упал, проехавшись по траве и едва не сбив Мастера Оружия с ног, но Адонаш уже держал в руках мечи, слышал их песню, а значит его не застанет врасплох даже летящая стрела, не то, что катящийся монах. Он очень быстро отреагировал и с легкостью отскочил, перепрыгнув помеху и вновь застыв в настороженной боевой позиции.

На то место, где только что стоял Скайси, с чавкающим звуком шлепнулась маслянистая желто-красная масса, которая спустя мгновение вспыхнула зеленоватым огнем.

На поляну выскочило существо, походившее на гигантского, десятифутового в холке, муравья или осу без крыльев. Удлиненная задняя часть туловища, оканчивающаяся острым клинообразным хвостом, изогнулась, как у скорпиона, и снова выстрелила желто-красным плевком на этот раз в Джая. Он создал щит из воздуха, а сам отскочил в бок. Кивел. Судя, по черному окрасу бронированного лоснящегося тела — взрослый.

Тем временем Адонаш уже оказался под удлиненным туловищем твари, рубя снизу одновременно двумя мечами переднюю пару тонких палкообразных конечностей. Адонаш знал, куда нужно наносить удар — на сгибах у них слабое место. Голова и передняя часть туловища кивела резко упала на обрубки. Хвост из атакующей позиции вернулся в обычную — для сохранения равновесия, и существо твердо стало на оставшиеся две пары покрытых серыми волосками лап.

Одновременно: Джай стеганул воздушным кнутом по узкому сочленению между плоской головой и туловищем кивела, отсекая ее, а Адонаш вонзил мечи снизу в живот твари.

— Хввввх! Хвввх! — Катившаяся по траве голова, продолжала издавать шипящие звуки, клацая вертикальными челюстями и шевеля отвратительным покрытым слизью желтоватым языком.

Черное тело задергалось в конвульсиях, забило уцелевшими ногами, вспахивая почву, задергало обрубками, из клинообразного хвоста вытекла желто-красная жидкость, которая тут же вспыхнула... Насыпями земли Джай потушил три, созданных кивелом, очага пожара.

— А-а-а-а... это... кккто?.. — дрожащим голосом спросил Скайси. — Какой-то... гипок?..

— Кивел... — ответил Адонаш, тщательно вытирая мечи пучками травы. От крови твари они могли испортиться.

— Ха-хгггг!.. — попытался рассмеяться Скайси. — Это тот, про которого говорят: "Сожги тебя кивел"?

— Угу... — Адонаш кивнул, и, подойдя к перепуганным лошадям, принялся шептать что-то на ухо Миси, успокаивая ее. Вершок, подслушав эти слова утешения, пряданул ушами и взялся задумчиво щипать травку. Ветер был привычен к кивелам, поэтому нервозность его проявлялась, лишь в недовольном фырканье.

Джай направился в ту сторону, куда побежал, приведший к ним опасную тварь, гость. Его слух усиленный каким-то из Даров, точного определения которому он так и не нашел за всю свою жизнь, уловил совсем неподалеку легкий шорох в кустах. То есть этот кто-то пересек поляну, затем вернулся и, спрятавшись в зарослях, наблюдал за коротким боем.

Джай шагал стремительно и делал вид, что идет мимо того места, чтобы не спугнуть незнакомца, но поравнявшись с кустами, резко прыгнул, и спустя несколько ударов сердца, уже держал за шиворот, вырывающегося мальчишку лет двенадцати.

— Ну? Рассказывай... — как можно мягче произнес Джай.

Мальчик понял, что вырваться ему не удастся и замер.

— Что рассказывать-то?

— Кто такой? Что здесь делаешь? Почему за тобой кивел гонится?

— Кто? Кивел?.. Это — огнеплюй!.. Откуда я знаю, чего он за мной гнался-то? Спросил бы у него...

— Его намерения мне предельно ясны — он хотел тебя поджарить, а затем тобою подкрепиться, а вот как ты умудрился попасться кивелу... ну, пусть — огнеплюю, на глаза средь бела дня, когда все приличные огнеплюи давно спят в своих норах? Ты что его палкой из норы выковыривал?

Мальчишка хлюпнул носом.

— Дымом...

— Зачем? Жить надоело?..

— Случайно... — снова с шумом потянул паренек сопливым носом. — Бабака выкуривал. Есть-то хочется... Мамка слегла совсем. А соседи корки хлеба не дадут... у самих почти нечего не осталось. Собак всех поели... Вот я... и... Ловко вы его убили-то! Кто вы такие-то будете?..

— Ты живешь здесь недалеко? — Джай отпустил мальчика и жестом пригласил его пройти к их лагерю.

Тот посмотрел опасливо на него, затем еще более опасливо на Адонаша и уж совсем круглыми глазами на Скайси, затем замахал рукой, как бы прося Джая нагнуться к нему. Джай наклонился.

— А этот... лысый... Он колдун? — зашептал парень ему в ухо.

— С чего ты взял?.. — Джай едва не прыснул со смеху.

— Я видел, как он огнеплюю голову оттяпал!.. Глянул так — и голова отлетела. А еще — он летать умеет. Кто б так далеко прыгнул? На двадцать шагов! А он раз — и под деревом! И этот... который с косами... Я как бежал мимо — глянул — девчонка какая-то длинноволосая спит... А он... это... Страшный он! Совсем не девчонка-то!

На этот раз Джай от смеха не удержался.

— Он Мастер Силы. Слышал о таких?

— Не-а...

— Ну-у-у. Одаренный. Боец.

Мальчишка быстро пожал худенькими плечами — не знает.

— Ладно. Поймешь когда-нибудь. Или расскажут. А лысый — монах. Он безобидный. Страшен только для огнеплюя и подобных ему. Много у вас здесь таких водится?

— Кишмя кишит... Расплодились-то... Особенно в последние годы расплодились... Дед Багор говорит, что раньше их не было столько. Наша деревня одна-то осталась. Остальные-то все повымерли... Там говорят даже костей нет... И у нас-то уже людей совсем мало... Голодаем-то.

— А что случилось? Почему вы голодаете?

— Огнеплюи эти... смарги, призраки. Смаргов много-то. Они и днем и ночью рыскают. Целыми стаями... Поле засеять-то не дают. В лес выйти вообще нельзя. Кое-кто ходит. Кто ловкий и быстрый. Как я... Остальные-то и носа не кажут из дому. Костры жжем... Собак всех поели... А их-то больше и больше... Раньше поля, что у речки Пужалки безопасными были, мы с них кормились. А в лесу Погорковом грибы собирали, а теперь-то... не выйдешь — сожрут! Голодаем... собак всех поели... А тебя, дядька, как зовут?

— Астри Масэнэсс. Тот, что с косами — Мастер Адонаш. А монах — Скайси. А теперь свое имя назови.

— Шустряк я. Все меня так называют, даже мамка. Каждый-то в деревне знает, что я от любой тварюки убегу. Ноги-то у меня быстрые...

— Везучий ты... — усмехнулся Джай, взъерошив его русые волосы. — Пошли, накормим.

Серые с зеленью глаза мальчишки радостно сверкнули, и он поспешил за Джаем, уже не думая убегать.

— Мамка моя — Кара, болеет... — рассказывал с набитым ртом Шустряк, с завидным аппетитом уничтожая запасы сухарей, солонины и сыра Джая. — Кашляет она. Кк-э-э-э-Хэ! Кэ-Хэ!!! — изобразил он кашель, прыская крошками. — Сильно так! Щас совсем не встает. Лежит и кашляет... Пить просит... И есть просит... А что я? Сам с пустым животом... Попросил у деда Багора, а тот говорит: "Вот уже весь бурьян в котле поварил — нету у меня ничего"... А я смотрю — за частоколом бабак! Жирный такой, аж трескается! Стоит, свистит. Дай, думаю, изловлю. Перелез я через частокол, подкрался к нему, камнем запустил — и... промазал! А он раз — и в нору! Я гляжу — а он на горизонте в другой норе, в дальней! Я туда — он опять пропал. Так я гонял его, гонял... Потом над норами стал костры разводить, траву сухую подпалю — и в нору! Думаю, не уйдет — выкурю! Есть-то хочется! А я тем временем далече так от деревни ушел. Глядь! А позади уж огнеплюй трещит! Я зигзагами-зигзагами бегу со всех ног... Вижу люди какие-то...

— И думаешь... — перебил Адонаш, натягивая сапоги, — "Пусть этот огнеплюй их сожрет, а я тем временем уйду"

Мальчишка перестал жевать, покраснел и опустил виновато голову.

Адонаш рассмеялся:

— Что смутился? Я бы тоже так сделал. Шансов-то у тебя не было.

— Не было... — признался Шустрый. — Не... ну-у-у мне вас жалко конечно было-то...

— Себя всегда жальче, — подмигнул Адонаш. — Правильно сделал. Побеги ты в другую сторону — кивел бы с тобой разделался. А так — мы с ним.

Мальчик улыбнулся и отправил в рот новый кусок солонины. Как бы живот у него не разболелся.

— А это у тебя что? — спросил Шустрый, указывая на косичку Скайси. — Волосы такие голубые?

Краска удалась на славу, по центру лысой головы монаха красовался ярко-голубой волосяной шнурок. Скайси довольно осклабился.

— Да!

— Я тоже так хочу!

— Как?

— Чтобы волосы такого цвета — вот все удивятся-то!

Они все втроем расхохотались, а мальчишка удивленно похлопал глазами, а затем добавил свое тоненькое "ха-ха" к общему смеху.

3

1189 год со дня основания Города Семи Огней. Восток Астамисаса. Деревня Каменгорка.

Поселение вымирало. Осталось человек сто — сто двадцать, не больше. Тогда как домов было около сотни, и когда-то здесь насчитывалось, по словам мальчишки, пятьсот жителей. Такие большие деревни на востоке не были редкостью: в безопасные годы (после того, как Джай очистил здешние места два столетия назад), продлившиеся вплоть до недавнего времени, люди стали, приходя сюда, селится кучно, совместно борясь за существование, возделывая целину, защищаясь от остатков тварей Штамейсмара или отбросов общества, предпочитавших разбой честному труду. Джай знал, что в этих местах лет десять назад можно было найти не одну густонаселенную деревню. Теперь же все пришло в упадок, и, похоже, что прочие поселения еще в худшем состоянии, нежели это...

Люди были голодны, измождены, многие болели. Их хлипкое убежище, последнее пристанище, окруженное деревянным частоколом, создания Штамейсмара взяли в плотное невидимое кольцо. Они действительно кишели в окрестных лесах, на полях, под землей. Очень скоро, если ничего не предпринимать, кивелы пророют норы и войдут в деревню, или смарги перелезут через частокол, а может, быстрее всех окажутся кайтайфы, дождавшиеся, когда некому будет по ночам дежурить у зажженных костров.

Джай предполагал, что умножение чудовищ в этих местах связано с заселением Завалонской долины, жители ее и Мастера Силы Айная, когда он был еще жив, теснили смаргов, кивелов и кафтайфов на север. А здесь их некому было истреблять и они расплодились, заселяя места, где люди выращивали пшеницу, овощи, лен, где охотились, где жили... Твари Древних только в крайнем случае употребляют в пищу животных, они охотнее голодают, тем более, что способны не есть месяцами, а порой и годами. Зато люди для них — первейшее лакомство, и возможность размножаться. Человеческая кровь и плоть дает им жизнь. Здесь у Джая много работы. Очень много. Жаль, что из помощников только Адонаш. От Скайси мало проку.

Едва всадники подъехали к воротам, большим и некогда крепким, а сейчас изъеденным короедами и грубо укрепленным дополнительными почти не струганными досками, как створки со скрипом распахнулись, и навстречу им вышло около десятка бородатых мужчин.

Из-за широких мужских спин любопытством сверкали женские, детские и стариковские глаза, желающие как можно лучше разглядеть пришельцев.

Спешившись, Джай протянул руки, чтобы помочь слезть с шеи Ветра Шустряку. Мальчишка был легким и гибким, помощь ему не потребовалась, он спорхнул с лошади, и через мгновение уже стоял рядом, отпружинив от земли тонкими крепкими ногами.

— Кого привел, Шустряк? — спросил у парня крепко сбитый невысокий мужик со светлыми волосами и бородой, из-за широкой кости которого трудно было сразу понять, что он исхудал от голода.

Вместо ответа, мальчик с торжественным видом подошел поближе к воротам и вывалил из мешка на землю нечто округлое и черное. Голова кивела!.. Когда это он успел ее прихватить?..

— Огнеплюй!.. — узнал светлобородый, отступая шаг назад и водя пальцами вокруг лица в защитном жесте.

Мальчик сделал полуоборот, выставив правую ногу вперед, словно в танцевальном па, чуть согнулся, как бы кланяясь, и плавным волнообразным жестом, разгибая локоть и раскрывая ладонь, указал на них троих.

— Истребители!.. — провозгласил он звонким ломающимся голоском.

По толпе прошла рябь.

— Поможете?.. — спросил светлобородый, заглядывая Джаю в глаза. Мужчина был в отчаянье, в его взгляде непередаваемая боль и мольба. Он измучен тем, что каждый день ждет неминуемой смерти.

Джай знал, что еще неделя-другая — и эти люди открыли бы ворота и затушили костры ночью, чтобы умереть быстро от зубов чудовищ, а не от голода.

— Поможем! — твердо сказал он.

Но веры в жителях деревни было мало. Они видели перед собой только троих мужчин, а что могут трое сделать против такой армии тварей Штамейсмара? Даже в Адонаше не признали Мастера Силы. Ведали ли они вообще о существовании Одаренных? Но в их положении, любая помощь сгодится, поэтому народ уважительно расступился, давая Джаю и его спутникам дорогу. Слов, то ли приветствия, то ли пожелания, то ли просьб, звучало мало. Жители были донельзя угрюмы и молчаливы. Еще они очень хотели есть... Джай займется этим немедленно.

Шустряк провел гостей к довольно крепкому и просторному дому со множеством дополнительных построек вокруг. Здесь когда-то был славный хозяин, работящий и зажиточный. Возможно, отец парня.

Мальчишка взял их лошадей под уздцы и отвел в, пустовавший в отсутствии скота, хлев.

Скайси непрестанно печально вздыхал, оглядываясь по сторонам. А Адонаш, как обычно, оценивал быстрыми цепкими глазами обстановку. Оба молчали.

Внутри некогда небедного дома было темно и грязно. Джай огляделся: у закопчённой сажей печи беспорядочно разбросаны дрова. На большом столе, покрытом засаленной, во всевозможных пятнах, скатертью, грудой стоят немытые глиняные миски. Тут же лежит шкурка зверька (похоже, суслика), рядом речные гладкие камни, корешки, недостаточно хорошо очищенные от земли, заостренная палка, нож, которым ее заостряли, и стружки. На деревянном полу и домотканых дорожках скоро вырастет трава — столько грязи сюда натаскали ногами со двора. Стены украшены вышитыми картинами в резных рамках, веночками из засушенных трав и цветов. В глиняном кувшине на небольшом столике у окна давно увядшие и засохшие цветы.

Мать Шустряка, у которой в этом доме оказалась отдельная комната с кроватью и сундуком под стеной, больше походила на скелет, обтянутый кожей, чем на женщину. Под впавшими, лихорадочно горящими глазами были синяки, черты пугающе заострились, волосы превратились в спутанную паклю. Она говорила так тихо, что слышать мог ее только Джай, да еще Шустряк, подошедший очень близко и наклонивший ухо к бледным дрожащим устам.

— Кого это ты привел, сынок?..

— Они огнеплюя убили... — прошептал он тоже очень тихо, — и у них еда есть. Закончится, правда, скоро...

Женщина слабо улыбнулась.

— Принеси пить, сынок...

Мальчик уже знал, что она это попросит, поэтому держал в руке чашку, наполненную водой. Пока она жадно пила, он сказал, уже громче, что перед нею Мастер Адонаш, монах Скайси и Астри Масэнэсс.

Джай осторожно исследовал состояние женщины, у которой в запущенной форме протекала пневмония. Так же осторожно он позволил лазурным потокам Целителя коснуться ее, возвращая ей здоровье.

Она почувствовала. Отстранила чашку, ее глаза, и без того большие, расширились. Но женщина молчала. Исцеление не было болезненным, то, что она сейчас ощущает — приятное, ласкающее легкие, тепло.

Адонаш, который достаточно хорошо знал Джая, чтобы догадаться о том, что он предпримет исцеление и не хочет, чтобы это исцеление связывали с его особой, принялся заговаривать зубы, отвлекая внимания от сосредоточенного Джая.

— Твой сын бегает, как заяц! — говорил Адонаш.

— Да я зайца обгоню! — Шустряк раздувался от гордости.

— И соображает он неплохо. Но немного здравого смысла не помешает. Кто ж соревнуется в беге с кивелом? — пустая болтовня давалась Адонашу с трудом, но Джай уже заканчивал.

— Огнеплюй это! — возразил мальчишка.

Женщина молчала, чувствуя небывалое облегчение под воздействием Силы Целителя, и не понимая, что с ней происходит. Нужно будет ее накормить. Нужно будет накормить всю деревню...

— Что-то случилось... — Кара проговорила намного громче, чем то было до исцеления, — я просто... очень хорошо себя чувствую. Очень хорошо!.. Мне бы вас угостить... Да только еды нет...

— У нас есть кое-что, — улыбнулся Джай, — сейчас устроим настоящий пир! Эй, Шустряк, немедля наведи порядок в гостиной!

У мальчика расширились глаза, и искривились губы, такого поручения он не ожидал.

— Вымой пол и вытруси дорожки, да и на столе прибери, а то еду негде положить, — продолжал Джай.

— Да и так... можно... Чего там прибирать-то?

Он не спешил приступить к работе, но тут подключился Скайси:

— Да-да, ты что, ждешь, пока твоя слабая мама все сделает. Нужно привести комнату в порядок!

Мальчик боялся монаха, считая его главным в их компании, ужасным колдуном, способным взглядом срубить голову огнеплюю, поэтому со всех ног бросился из комнаты, и Джай надеялся, что хоть подобие порядка, он наведет — Кара, и в самом деле, была еще очень слаба.

Пока Скайси и Шустряк прибирались, а Адонаш, которого никакими посулами или уговорами не заставишь делать работу по дому, чистил свои мечи (или делал вид, что чистит — Мастера при таком занятии обычно мало кто осмелится упрекнуть в безделье), Джай вышел из дому. Он увидел подходящий сарай, вошел туда, снимая паутину, прикрыл за собой дверь и, призвав искрящийся туман, переместился на рынок в Баекс. Назад он вернулся с тележкой, нагруженной пятью мешками муки, мешком проса, мешком репы, были еще морковь, лук и капуста, чеснок, и даже жирная тушка индейки сверху. Окинув взглядом свою добычу, он пришел к выводу, что жители деревни никогда не поверят, что они привезли все это в седельных сумках. Он ломал голову над тем, как скрыть свои возможности, затем махнул рукой — а зачем скрывать? Тут их сотня человек, отрезанных от всего мира. Даже если они узнают о нем все, то никому не расскажут. А если и расскажут, то им никто не поверит. Исстрадавшиеся жители этой деревушки (кстати, надо бы узнать ее название) как никто другой заслуживают чудес.

Джай весело усмехнулся и выкатил тележку из сарая.

Он прокатил продукты мимо выросшего словно из-под земли Шустряка. Челюсть мальчишки упала вниз, глаза стали раза в два больше.

— Что это такое? — кричал он, прыгая вокруг. — Что это? Индейка? Где ты взял? Что это? Что это? Это же капуста? Это еда! Еда! Еда!..

Крики мальчика стали привлекать внимание соседей, выглядывающих из окон и щелей в дверях. Заборов, окружающих дома, здесь не было.

— Это еда?

— Да, Шустряк, еда.

— А есть-то ее хоть можно? Не потравимся-то? Это ведь колдун ваш с синими волосами сделал! Так?

Джай усмехнулся и пожал плечами.

— Вот это да! Я тоже так хочу! Он все может! Вот это да!..

Тем временем Джай откатил тележку от дома матери Шустряка и оказался на широкой улице меж стоящих друг напротив друга рядами домов.

— Что это у тебя в тележке, внучок? — поинтересовалась старушка, вытягивая сморщенную шею.

— Еда!.. — пискляво крикнула маленькая девчушка.

— Это чего за мешки?.. — почесывая затылок, сдвинув кожаный колпак на лоб, спросил подошедший к ним жилистый невысокий мужчина с козлиной бородкой.

Джай остановился, расправил спину, — тележка не была легкой, — подождал, пока соберется как можно больше людей.

Вдали он заметил, приближающегося размашистым деловым шагом, белобородого крепыша, что встречал их в воротах. Тот, по-видимому, был одним из важных людей в деревне, что давало ему право на строгий и немного сердитый тон:

— Что происходит? Чего собрались? Крик устроили! Ты, я вижу, не успел в Каменгорке появиться, как беспорядки устраиваешь?

Каменгорка, значит.

— Раздели на всех поровну. Индейка — мужикам, что охраняли деревню по ночам, — беззаботно сказал Джай, отворачиваясь и шагая обратно к дому Кары.

— А нам?.. — крикнул вслед Шустряк. — Нам он еще наколдует?

Мальчик сомневался в том, что колдун наколдует еще, или попросту не хотел зря рисковать, поэтому остался, чтобы получить свою долю.

Джай вновь вошел в сарай и вновь переместился на рынок в Баекс. Тамошние торговцы будут сегодня ломать себе голову, что за чудак скупает у них продукты и тачки, откатив их за угол, как свозь землю проваливается, а затем появляется снова и начинает все сначала.

4

— Славная краска вышла! — Скайси любовался на свою голубую косу, отражающуюся в дне пустого медного таза.

Джай только продрал глаза. Скайси всегда вставал ни свет ни заря, и тут же принимался заниматься своей головой: то скреб бритвой лысину, то красил косичку, но это бы ничего, не буди он их с Адонашем.

Дом Кары был просторным для деревенского строения. Кроме гостиной, которая служила одновременно кухней и столовой, имелись еще две спальни. В одной спала хозяйка, а вторую отдали гостям. Шустряк, настоящее имя которого было — Бонли, предпочитал коротать теплые пока еще ночи на сеновале чердака.

У них же в комнате было тесно. Адонаш спал на полу, подстелив под бока набитый сеном тюфяк, но Адонаш всегда был неприхотлив. Они со Скайси занимали одну не очень широкую кровать, и Джай подумывал, не перебраться ли и ему на чердак: монах вертелся ночью, как юла, толкался локтями и коленями, еще и бубнил что-то о посвящении, об откровении, о радуге и прочей ерунде. А один раз вскинулся и так завизжал, что Адонаш сразу обнажил мечи, а Джай создал светильник и приготовился отражать атаку как минимум дюжины кивелов. Оказалось — кошмарный сон. Ко всему этому — еще и ранее его пробуждение.

— Если я туда еще лазурита подмешаю, синий получится?

— Разве ты не все использовал?.. — сонно пробубнел Джай, переворачиваясь на другой бок.

— Конечно, нет! Я собрал остатки в бутылочку, закрыл плотно крышкой, и храню, как зеницу ока. Ценнейшая вещь!..

— Я тебе еще сделаю, только дай поспать...

Но монах, вместо того, чтобы успокоиться, вдруг принялся копошиться в своих вещах с каким-то необычным остервенением, о чем свидетельствовали шорох, бряцание и его ругань. Джай подозревал, что до знакомства с ними, благочестивый Скайси так не сквернословил.

— Кто-то украл, смарг его сожри!.. Украл! Зачем?.. Потухни мой огонь, зачем воровать мои вещи?! Вот ведь!.. Гипокова кровь!.. Чтоб тебе сгореть в плевке кивела... Чтоб тебя бабка кафтайфа забодала... Да чтоб ты голой задницей на муравейник уселся!.. Чтоб тебя синица заклевала!..

Джай снова перевернулся, приоткрыл один глаз: Скайси вытряхнул содержимое своей сумки на кровать рядом, и перебирал бутылочки, мисочки, палочки, книжечки, лоскуты, бусы и прочие вещи, крайне необходимые в его монашеской жизни.

Адонаш сел на тюфяке, лицо его было таким, что взгляни на него сейчас вражеская армия — разбежались бы без боя все до последнего солдата. Он не говорил ни слова, и даже не смотрел в сторону Скайси, но Джай знал, что терпение его лопнуло.

— Кто-то украл мою краску!.. — взвизгнул Скайси. — Джай! Ты?

— Зачем она мне? Я сам ее тебе дал...

— В прошлый раз...

— В прошлый раз я просто избавился от вони, Скайси.

— Так ты не брал?.. Кто же тогда? Ни искры ни пламени. Кому это понадобилось?

— Еще раз разбудишь меня раньше, чем нужно, — прорычал Адонаш, так и не взглянув в сторону монаха, — и я, клянусь своим огнем, обрею тебя полностью!.. А твою смаргову косицу заставлю тебя съесть!..

Скайси открыл рот, чтобы возразить или поспорить, или выразить обиду, но увидев глаза Мастера Смерти, обращенные в видимую лишь ему одному точку на дверях, клацнул челюстью и заткнулся.

Адонаш лег так же резко, как и встал до этого.

Теперь монах вел себя тише воды, ниже травы, но Джай все равно не смог уснуть, и Мастер Меча, по-видимому, тоже.

— Почему кивелы до сих пор не прокопались в деревню, если они кишат вокруг? — спросил Адонаш, не раскрывая глаз.

— Деревня расположена на скальной породе, кто-то разумно выбрал для нее место, — ответил Джай. — Кивелам не подкопаться, но зато и растет тут все плохо. Их поля и сады снаружи, за частоколом. Теперь, когда твари расплодились, жители не могут обрабатывать землю за пределами деревни, да и просто выйти боятся — вот и голодают.

— Но ведь как-то они жили до сих пор?

— До сих здесь не было столько тварей. Что-то стимулировало рост популяции... Он произошел внезапно, неожиданно, за несколько месяцев. Чудовища уничтожили окрестные деревни, а Каменгорка стоит, потому что — Камен-горка!

Адонаш вздохнул и встал.

— На завтрак что? Мясо какое-нибудь есть?

— Нет, Адонаш... — рассмеялся Джай, — всех собак-то поели.

— Тьфу!.. — Мастер брезгливо сплюнул, натянул сапоги, надел перевязь с мечами и плащ. — Может поохотиться?..

— Да шучу я... — Джай тоже поднялся, сердито глянув на притихшего Скайси, — Есть мясо — я вчера купил говяжью ногу специально для нас.

— Хм!.. Хорошо, а как ты объяснил местным появление такого количества еды?

Джай рассмеялся:

— Сказал, что Скайси наколдовал голубой косицей!

Адонаш тоже захохотал, и только Скайси непонимающе хмурился.

Кара, которая поправлялась просто на глазах, уже давно встала. Она навела сверкающую чистоту в своем доме, растопила печь, и бодро готовила завтрак из принесенных вчера Джаем продуктов.

Пахло пареной репой, свежим хлебом, тушеной с мясом капустой. Увидев Джая и Адонаша, выходящих из комнаты, она улыбнулась и поклонилась, а когда позади появился Скайси, так и вовсе согнулась чуть ли не до земли.

Джай с Адонашем взорвались новым приступом хохота, а женщина испуганно заморгала.

Наверху что-то зашуршало, открылся люк, и по лестнице, находящейся в сенях, спустился с чердака Шустряк. Одежда мальчишки сплошь была облеплена соломой, а на голове у него красовался колпак — старый, потертый, местами дырявый кожаный колпак, шитый на более крупную голову взрослого. Раньше этого нелепого головного убора Джай у него не замечал. Заметив гостей, Бонли приветствовал их кривой виноватой усмешкой.

— Как спалось, Шустряк? Кафтайфы не беспокоили? — поинтересовался Джай.

— Да... нет...

Кара подавала еду к столу, накрытому новой белоснежной скатертью. Расставила тарелки, положила ложки, поставила блюдо с тушеной капустой, чан с репой, положила на вышитое полотенце хлеб, разлила по чашкам травяной настой. Они расселись за столом, и только сейчас хозяйка заметила, что сын ее в колпаке.

— Ты что?! Бонли!.. Сними! Кто ж за стол-то в шапке садиться?..

Мальчишка набычился, но с колпаком не расстался.

— Сними, тебе говорю!.. — сердилась мать.

Шустряк упорствовал. В конце концов, Кара подошла и сорвала с него головной убор, явив миру ярко-голубые волосы. Лицо Бонли тут же стало алым от стыда.

У Скайси едва не вылезли глаза из орбит. Адонаш тихо сполз от смеха под стол, а Джай закрыл руками лицо и тоже смеялся, как сумасшедший.

— Что это?.. — Кара же испугалась. — Что с тобой случилось? Волосы... волосы-то какие!.. Ты заболел?

— Я хотел... как... колдун... ну... еду... чтобы наколдовать...

— Получилось?.. — осведомился Джай сквозь слезы смеха.

— Не-а... Надо брить — и только косичку оставить? Да?.. — мальчик взглянул на Скайси с надеждой все-таки разгадать его колдовские секреты.

— Это!.. — монах указал на парня трясущимся пальцем, сам став еще более красным, нежели Шустряк, казалось, из его ноздрей и ушей вот-вот пойдет пар. — Это!.. Это — воровство!!! Ты украл мою краску! Мастер Судеб против воровства! И волосы красить могут только его служители! Только посвященные! А уж тем более брить головы! Даже не думай!..

— Что ж ты наделал?.. — Адонаш вынырнул из-под стола с совершенно серьезным и даже мрачным лицом и заговорил гулким низким голосом. — Теперь тебе придется служить колдуну семь лет, пока все волосы на голове не выпадут. А потом ты останешься лысым — навсегда!.. На ногах вырастет шерсть, и зрачки станут вертикальными, как у змеи!..

Шустряк вжал голову в плечи, а его мать от таких слов схватилась за сердце.

— Что ты несешь, Адонаш?.. — возмутился Скайси.

— Ну прости-прости... — загородился от него руками расшалившийся Мастер, — выдал твои секреты... Только не превращай меня в мышь, а то мне тяжеловато будет тягать свои мечи!..

— Вы с Джа... с Астри — как дети! — взвизгнул Скайси. — А еще Мастера Силы!

Мальчик выхватил из рук стоящей над ним матери свой колпак и нахлобучил на голову, хлюпая носом и размазывая рукой слезы по грязным щекам. Он испугался... На самом деле испугался.

— Госпожа Кара, — Скайси обернулся к женщине, глядя на нее голубыми, добродушными, как у теленка, глазами, но она шарахнулась так, будто ее смерили колючим взглядом десятеро Мастеров Смерти под воздействием Дара. — Глупости это все! Не бойтесь! Не нужно мне служить... Да и не колдун я никакой! Я обычный человек, даже неодаренный. Это они — Мастера Силы. Это Астри Масэнэсс достал еду, а не я! У меня никакой Силы нет! А волосы я по обычаю крашу, пока не получу откровение... Потом я смогу вернуться в монастырь и служить... Бонли не следовало брать мою краску — у меня ее и так мало, но наказывать его никто не будет, не бойтесь.

Слова его Кару не утешили, и лишь немного вывели из шока, она села за стол, обняв и прижав к себе сына, будто опасаясь, что монах его заберет.

Веселость покинула Джая: эти люди и так натерпелись страхов, незачем еще больше их пугать.

— Кара, — мягко сказал он, — у Мастера Адонаша иногда очень злые шутки. Прости его. Мальчика никто не заберет. Да и Скайси вовсе не колдун. Ты когда-нибудь слышала о горах Хребет Дракона?..

— Нет... — тихо пробормотала Кара.

— Это очень высокие горы, упираются они в самое небо, а на вершинах так холодно, что снег никогда не тает. Гряда эта простирается на сотни миль от Хвоста Дракона на юго-западе до пика Одиночества на северо-востоке. Я бывал во многих местах этих гор. Где-то в самом центре кряжа стоит Гора Волков, а чуть дальше на восток — Радужный пик. Вот там и находится монастырь Скайси. С двенадцати лет можно стать послушником, а в двадцать решивший посвятить себя служению Мастеру Судеб отправляется в путешествие, чтобы получить семь откровений — по количеству цветов в радуге.

Кара и Бонли слушали, широко распахнув глаза и позабыв о еде.

— Когда я встретил Скайси — косичка у него была оранжевого цвета, потом он получил откровение... кажется об огне, и стал красить ее в желтый, потом в зеленый, и вот — настала очередь голубого. Он получает откровение — и может переходить на следующий уровень. Потом будет синий цвет, дальше фиолетовый и в конце — красный. Когда все цвета закончатся, он вернется в монастырь и станет настоящим монахом. А колдовать он не умеет, я уж точно знаю.

— А как он тогда огнеплюя убил? — поднял лицо Шустряк.

— Это Астри его убил, и Адонаш... — проворчал Скайси.

— А про Город Семи Огней, вы слышали? — продолжал Джай, его голос, похоже, успокаивал хозяйку и мальчика.

— Слышали, конечно! — откликнулся Бонли. — Ты что, думаешь, мы тут совсем-то? Это же столица Тарии!

— А еще родина всех Одаренных.

— Долгожителей? — спросила Кара.

Джай кивнул.

— Долгожителей, отмеченных Даром, Мастеров Силы. У вас рождались когда-нибудь такие?

— Не рождались... — Кара вздохнула, — но Долгожитель Гаисей основал нашу деревню. Он умел исцелять людей. Стольких спас... А еще он мог убивать огнеплюя, лишь протянув руку.

— Целитель может остановить сердце кивела, — пояснил Джай, — но это сложнее, чем убить его мечом Мастеру Оружия, или снести голову воздухом Разрушителю.

— Когда он был жив, сюда приходили люди со всех окрестных селений, — продолжала Кара, — Он их исцелял... Гаисей был человеком добрым и мудрым. И прожил очень долго, некоторые говорят, ему было триста лет, когда он умер. Но это вряд ли правда...

— Это правда, — тихо сказал Джай. — Одаренные живут около трехсот лет.

— Большинство... — усмехнулся себе под нос Адонаш.

Джай взглянул на худенького грязного Бонли, прислушивающегося к их разговору с неподдельным интересом, и заметил нечто, на что до сих пор не обращал внимания.

— Когда умер Долгожитель Гаисей? — спросил Джай.

— Лет тридцать назад.

— А он, случаем, не был вашим родственником?

Она удивилась:

— А откуда ты знаешь? Он был прапрадедом моего мужа Глара... Глар погиб... два года назад... — Кара опустила голову.

— Сколько тебе, Бонли?

— Четырнадцать...

Мальчик выглядел младше своего возраста из-за чрезмерной худобы.

— Скоро... — улыбнулся Джай.

— Что, скоро? — тревожно спросила Кара.

— Дар развернется. Он — Мастер Полей.

— Кто?..

— Твой сын, Бонли — Долгожитель! Мастер Полей. Он унаследовал Дар от Геисея, но Путь Дара у него другой. Это ничего, Мастер Полей тоже может убивать кивелов и смаргов, и даже кафтайфов. А еще — он поднимет ваши всходы на полях. Когда у Бонли развернется Дар, вы забудете, что такое голод.

Воцарилось молчание.

Адонаш, скрестил руки на груди и, ухмыляясь, изучал Шустряка. Скайси полуоткрыл рот и почесывал свою лысину. Кара еще крепче прижал к себе сына. А сам будущий Мастер Полей, в районе солнечного сплетения которого изумрудом искрился плотно сжатый клубок Силы, перепуганным волчонком зыркал то на Джая, то на монаха, не понимая, чему же из всего здесь сегодня сказанного ему верить.

Часть 4. Бой тигра

День возвращения

1172 год со дня основания Города Семи Огней. Хвост Дракона. Долина Айс. Город Билиан.

1

Над грядой Сиодар вставало солнце. Оно начинало свой путь где-то за снежной вершиной пика Тигра и катилось не спеша огненным колесом по небесному своду. "Там, на востоке голова Дракона каждое утро извергает пламя, — говорилось в старинной легенде, — И пламя это желтым шаром летит над его хребтом, освещая и согревая землю. А когда наступает вечер, Дракон бьет по солнцу хвостом, загоняя в море. День тухнет, и приходит время звезд".

Адонаш стоял, вглядываясь вдаль, и не решался сделать первый шаг. Все было готово. Все было решено. Все слова были сказаны, и все обряды проведены. Но как же тяжело оборвать последнюю нить, связывающую его с каменным домом, сиротливо прижавшимся к скале — здесь он вырос. С садом, где созревали вишни — под зелеными их кронами он упражнялся в боевом искусстве. С песней горного соловья в зарослях цаай, под щебетание которого целовался он с девушкой.

"Когда стайш решает уйти — он уходит, — говорил наставник, вложивший когда-то мечи в его руки и мудрые мысли в его голову. — Как ни прекрасен вишневый цвет, а ему следует облететь, чтобы мог созреть плод".

Наставник не вышел проводить его — это не по обычаю. Но Адонаш знал: господин Шинсий смотрит сейчас через маленькое окошко комнаты на втором этаже, он вцепился пальцами в передние две косы из семи — наставник всегда делает так, когда беспокоится, хотя морщинистое лицо и не выражает никаких чувств. Каждая из посеребренных временем семи кос наставника украшена уже тремя золотыми зажимами, и очень немногим Мастер Судеб позволяет надеть по четвертому... Адонаш слышал о таких, у кого в косах было до одиннадцати на каждой, а лица их при этом не старели, но это лишь легенды... Как бы он хотел, чтобы лицо господина Шинсия оставалось молодым, спина прямой, а руки сильными еще много-много отмеренных четвертей...

Сам Адонаш еще не заплетает кос, еще не достаточно много раз на его веку Дракон извергал солнце и сбивал огненный шар хвостом в океан, еще семь лет ждать, пока первый золотой зажим коснется его волос, и первая четверть будет отмерена.

Ему не хотелось уходить. Здесь, в провинции, он был счастлив, да и не помнил он другой жизни... Ему говорили, что там, за пиком Тигра, где в долине Айс стоит город Билиан, его ждут слава, богатство, почести и роскошь, подобающие наследнику рода Бей-Дэ. Он возглавит один из отрядов отцовской армии, войдет в совет при Правителе Аишере, своем отце... Он станет служить Билиану, а после смерти отца будет править долиной.

...Уходить не хотелось.

Адонаш изо всех сил сдерживался, чтобы не обернуться. "Честь стайша — уйти, не оглядываясь назад". Может он никогда уже не увидит наставника?.. Неужели никогда? А может, он пришлет сюда на воспитание своего сына? Почему же отмеренные четверти не щадят даже лучших людей... "Как солнце по своей извечной дуге, так и мы, рожденные, прокатимся вдоль хребта, на котором вершины: долг, честь, отвага, боль, страх, любовь, утрата и сила, а затем уйдем, канем в океан, а вершины так и останутся стоять — для других".

Своего отца Адонаш помнил смутно: суровое, будто высеченное из камня лицо, семь черных с проседью кос с двумя зажимами на каждой, золотой обруч вокруг гордой головы. Он помнил алый плащ Правителя, и помнил меч, сверкающий, острый, захватывающий его детское воображение сокрытой в блеске стали доблестью. Теперь у него два таких за спиной, и он умеет ими пользоваться!

Уходить не хотелось. "Ты слишком долго стоишь..." — он явственно слышал голос наставника, который наверняка сказал бы сейчас эти слова... И Шинсий именно так и думает, глядя ему в спину. "Когда стайш решает уйти — он уходит". "Может, я еще не стайш?.. — отвечал ему мысленно Адонаш. — Еще год или два... Пока я не заплету семь кос... Пока...". "Честь стайша — уйти не колеблясь..."

Адонаш шагнул навстречу взошедшему солнцу. Его ждали долина Айс, город Билиан, долг наследника рода Бей-Дэ. И его честь...

2

Обычай требовал, чтобы наследник Правителя прошел свой путь к Билиану в одиночестве и пешком. Извилистая горная дорога, прерываемая мостами, зависшими над бездонными пропастями или стремительными реками, вела в долину. Адонаш шел, отдыхал, ел, спал, снова шел. Три раза Дракон извергал солнце, и отправлял огненный шар в океан своим хвостом. Путь Адонаша был одинок, только несколько человек — пастухов на склонах встретились ему. Великое счастье, хорошая примета, сулящая удачу — встретить наследника, идущего в Билиан. Пастухи согнулись, кланяясь ему до земли, а когда он миновал их, принялись радостно смеяться, поздравляя друг друга, и петь. Адонаш же должен был молчать, не произнося ни слова за весь путь.

На пятый день старуха с вязанкой хвороста за спиной не узнала в нем наследника, несмотря на серебряный обруч вокруг головы и алый шнур стайша, обвивающий предплечье.

— Куда ты идешь? В Билиан? — сказала она, не поклонившись. — Не ходи!

Адонаш молча прошел мимо, не ответив, не повернув к ней головы, как и требовал обычай.

На шестое утро взору его открылась широкая долина: внизу зеленела трава, в которой красными и синими огнями пестрели маки и васильки; он увидел, словно охваченные пламенем, рощи цветущих огненных деревьев; увидел стада пасущихся овец; извивающуюся лазурную ленту реки, питающую озеро Айкауш; крыши домов и пики башен Билиана. Там вдали виднеется шпиль, на котором колышется знамя. Отсюда не видно, но Адонаш знает — это стяг алого цвета, на котором изображен белый тигр — символ рода Бей-Дэ. Его имя, Адонаш, тоже означает — "Тигр".

Узкая горная тропка круто уходила вниз, этот участок пути был самым трудным и самым опасным, но именно здесь должен пройти наследник. Другие могут обойти или объехать по широкому тракту, но не он.

Каждый шаг грозил смертельным падением. Камни сыпались из-под ног, слетая в бездну, один раз, он едва не покатился вместе с ними, но удержался, твердо встал на ноги и пошел дальше — как и пристало стайшу.

Когда его нога ступила, наконец, на зеленый ковер долины, сердце бешено колотилось, но не от страха — Адонашу страх был чужд, и не от усталости — он слишком долго тренировал тело, чтобы уставать от такого спуска, — из-за волнения. Сейчас он увидит город своего детства, город, где он станет мужчиной, где заплетет семь кос и возглавит армию, а когда-нибудь и поведет за собой целый народ, заботясь о мире, благополучии и процветании жителей долины.

Но не в Билиан влекло его сердце — никогда и ничего не хотелось ему так, как обернуться сейчас, взглянуть туда, откуда пришел, возвратится хотя бы мысленно в тихий сад наставника. ...Честь стайша велела не оборачиваться...

Адонаш выдохнул, склонил голову, постоял пару минут, восстанавливая дыхание и выравнивая ритм сердца, а затем пошел дальше.

Первыми жителями долины, повстречавшимися ему, были пять девушек, плетущих венки из ярких цветов долины, и эта встреча обрадовала Адонаша, он улыбнулся, лишь мельком взглянув на стройные фигуры в светлых длинных платьях: улыбаться обычай не запрещал.

Когда-то давно его няня рассказывала, как возвращался после обучения в Билиан его отец Аишер. Никому не позволено было знать, когда именно наследник войдет в долину, поэтому никто не готовился к встрече, но случайно оказавшиеся на пути будущего Правителя — благословенны, они радуются и чтят наследника. "Когда Аишеру встретились девушки, — говорила няня, — они осыпали его цветами, и шли с песнями за ним до самого замка".

Но эти девушки, заметив Адонаша, не обрадовались, не стали смеяться или петь, а вскочили встревоженными ланями, выронив венки из рук, и смотрели печально вслед Адонашу. Одна даже заплакала. Он удивился. О таком приеме никто и никогда ему не рассказывал.

Следующими были возвращающиеся с поля земледельцы. Они тоже застыли, тревожно глядя вслед Адонашу, поклонились, но как-то неуверенно... А когда он прошел мимо, зашептали о чем-то взволнованными голосами.

Все повторялось при каждой новой встрече. Хуже: люди отворачивались от него, убегали, некоторые плевали в его сторону, некоторые плакали и причитали, некоторые выкрикивали ругательства и проклятия. Были те, кто выражал ему сочувствие, и те, кто не скрывал ненависти, уж неизвестно чем вызванной.

На сердце с каждым шагом становило все тревожнее. Наследника не принимал его родной край. Обычаи, хранимые веками, сегодня не почтили. Адонаш словно шел по мосту, обрушающемуся за его спиной... и вот-вот это обрушение догонит его, вырвет доски из-под ног и отправит в пропасть.

На улицах Билиана не было людно, но, узнавая о возвращении наследника, жители стали собираться, окружая его, сопровождая молчаливой угрюмой толпой.

Что-то случилось... Адонаш не мог спросить — ему не позволено говорить, пока он не пройдет сквозь врата отцовского замка.

— Уходи!.. — крикнул кто-то в толпе. — Уходи пока не поздно!..

Адонаш не обернулся.

"Уходи!.." — кричали камни мостовой у него под ногами.

"Пока не поздно!.." — говорили стены выросшего перед ним замка, который покинул он десять лет назад, глядя на Адонаша бойница, будто слепыми глазами.

"Уходи!.." — сказали ворота, которые были закрыты, и стражи, облаченные в кольчуги, вооруженные алебардами, не поспешили распахнуть их перед возвратившимся наследником.

Адонаш поднял голову вверх и только сейчас заметил, что на алом фоне развиваемого ветром стяга, не белый тигр, а черный волк — род Аисах...

3

— Ты вернулся вовремя, Адонаш, сын Аишера, последний наследник рода Бэй-Дэ! — говорил сидящий на троне его отца, широкоплечий человек с высокими скулами, темными злыми глазами, с семью черными косами, на которых лишь по одному зажиму — ему нет пятидесяти. Он называл себя Эдугэ. — Вовремя, чтобы умереть! Я беспокоился, что весть о смерти отца и о падении белого тигра достигнет тебя, и ты сбежишь. Я отправил людей к твоему наставнику четыре дня назад, и вы разминулись с ними. Но Создатель благоволит ко мне — ты сам пришел!

— Я пришел, чтобы вступить в свои права по закону! — сказал Адонаш уверенным голосом, как учил его наставник Шиинсий: "Все, что ни говоришь — говори уверено, или не размыкай уст!", но внутри было лишь беспокойство. Смерти он не боялся, но знал, что эта смерть будет бесславной, недостойной стайша...

— У тебя нет прав, Адонаш! Белого тигра пожрал черный волк! И его тигренка, слабого еще и глупого, также разорвут мои зубы!

— Сразимся, Эдугэ! По обычаю! Порази меня в честном бою, и трон твой!

— Я поразил в честном бою твоего отца, щенок! Ты такого сражения недостоин! Но если ты жаждешь битвы, то я дам тебе такую возможность, — драться ты будешь с теми, кто не побрезгует скрестить с тобой мечи! Для них это даже будет честью! Но не для тебя! Я покажу тебе твое место!

Воины-стайши, когда-то принесшие клятву его отцу, схватили Адонаша, и повели прочь. Он был пойман, как дикий зверь, сам пришедший в ловушку. Но был ли у него другой путь? Что, если бы он раньше узнал о свержении "Белого тигра"? Что предпринял бы он... мальчишка, еще не заплетающий кос, вместе с седовласым слабым наставником? Эдугэ обещал сражение... Может у него еще осталась надежда на славную смерть?

Адонаша толкнули в спину. Он упал, ударившись, покатившись по песку, но ничего себе не сломав, несмотря на то, что высота была больше двадцати футов. Яма. Ровные гладкие каменные стены без выемок, без щелей — подняться по ним невозможно. Дно покрыто песком. Яма была довольно большой — шагов в двадцать шириной и в тридцать длинной. Она под открытым небом, а окружают ее сидения, каждый новый ряд выше предыдущего... чтобы всем было видно... Яма для боев. Когда-то один раз Адонаша приводил сюда отец. "Нет ничего более бесславного для стайша, чем смерть в яме" — сказал Аишер. В тот день казнили предавшего долину воина. Тот сражался родовым мечом с преступниками, убийцами и погиб от руки одного из них, осквернив свое имя такой смертью.

— Что если бы он победил? — спросил тогда Адонаш.

— Он дрался бы снова, — ответил отец.

— А если бы снова победил?

— Его ждал бы новый бой?

— И до каких пор? Пока он бы не умер?

— Да или пока не убил бы всех. Тогда вина его была бы искуплена доблестным сражением и оплачена кровью. Но стайш, принявший смерть в яме, больше не стайш, и его сыновья навеки лишены чести стать воинами, повязывающими красный шнур.

— Всех убить невозможно.

— Да, Адонаш, поэтому смерть предателя неизбежна, как и бесчестие...

Он вспоминал этот разговор, стоя на одном колене в песке, наклонив голову, и выравнивая дыхание. Когда вниз упала перевязь с его мечами, он встал, надел ее и снова отошел к стене. Он знал, что очень скоро соберется народ, в яму сбросят его противников, и он должен будет умереть... позорной, бесчестной смертью, которой не заслужил... или убить всех...

"Наступит день, Адонаш, когда ты вырастишь, закончишь обучение и вернешься в Билиан, — говорила когда-то старая няня Агира, — Люди будут кричать: "Да живет наследник! Да будет его путь светел! Да возвысит Создатель перед ним пики славы и радости, да превратит в долину пики страданий и горя". Девушки будут бросать тебе цветы, спорить о твоем поцелуе, мальчишки будут стремиться дотронуться до края твоей одежды, чтобы в будущем стать воинами, как ты. Мужчины и женщины будут кланяться до земли, а старцы благословят тебя. Ради твоего возвращения рассветут огненные деревья. И солнце будет сиять над долиной".

— Умри, поганец! — кричали люди.

— Убей хотя бы троих! Я поставил на тебя!

— Тебя же учили обращаться с мечами — не умри от руки первого противника!

Жители Билиана, те самые, которые должны были кланяться и приветствовать его, насмехались, обсуждали его качества, делали ставки, проклинали, а если и подбадривали, то только потому, что желали выиграть на поставленной ими монете. Они все знали, что он умрет. Интрига только в том, в каком бою, первом... втором... третьем?.. На четвертый не ставил даже самый отчаянный игрок. Адонаш тоже не поставил бы...

Вместо обещанных когда-то няней цветов в него летели отбросы. Почему им так нравиться унижать его? Чем заслужил он их ненависть? Ответа он не узнает... Наставник далеко, спросить не у кого, а додуматься самому, не хватает ни времени, ни сил...

Адонаш поднял голову, вглядываясь в лица тех, кто должен был стать его подданными. Он никогда не хотел ими править, и желание его сбылось...

Скользя взглядом по трибунам, он заметил среди множества людей: молодых и старых, смеющихся и хмурых, бедных и богатых, прекрасную юную девушку, чем-то привлекшую его внимание, то ли печалью в огромных глазах, то ли бледностью на фоне длинных черных волос, рассыпавшихся по хрупким плечам, то ли выделяющейся белизной платья. Она смотрит на него, не отрывая взгляда, в руках — цветущая ветвь огненного дерева, которую она держит, прижимая к груди.

Встретившись с Адонашем глазами, она бросила к его ногам красные цветы. "Ради твоего возвращения рассветут огненные деревья". Адонаш слабо улыбнулся, поднял подарок, оторвал небольшой отросток, украсив цветами свой серебряный обруч наследника, затем воткнул ветвь в песок, где стоял. "За эту ветвь я буду сражаться — тихо сказал он. — В день, когда я умру — умру как стайш!..".

Эдугэ пришел и занял место, где десять лет назад сидел отец Адонаша — Аишер, а рядом тогда стоял Адонаш. Новый Правитель — "Черный волк", а не "Белый тигр", сделал знак рукой, затрубил рог. Началось.

Первому противнику позволили спуститься в яму с помощью веревки — Эдугэ не хотел, чтобы победа далась Адонашу легко, если его соперник переломает себе кости, прыгая с такой высоты. Мужчина был широк, приземист, но двигался быстро, ловко, плавно. У него в руках был один меч, но он вертел им достаточно искусно.

Адонаш обнажил свои клинки и стал в боевую стойку.

— Наследник от ветра шатается, он и минуты не протянет, — сказал кто-то из зрителей сверху.

— Да-да слишком хилый. Да и молодой еще... Хорошо, что я поставил на его проигрыш в первом бою — не выстоит!..

"У меня был лучший наставник" — мысленно ответил ему Адонаш. Он невесело усмехнулся и затанцевал по песку, сбивая противника с ритма. Адонаш атаковал мечами асинхронно, то и дело, меняя темп. Но его противник оказался далеко не последним фехтовальщиком: ловко отражал атаки Адонаша и теснил его к стене. Но Адонаш выскальзывал из-под ударов, его хрупкое сложение, легкость и гибкость давали ему преимущество. Адонаш нанес рубящий удар сверху правым мечом, и подсекающий снизу левым, затем рубящий сбоку левым, а колющий сверху — правым, затем повторил комбинацию, отбил атаку блоком, снова повторил. Противник привык — и когда Адонаш в четвертый раз поднял правый меч, мужчина увернулся и присел, устремив клинок к его груди — этого Адонаш и ожидал: он легко отбил атаку левым, и ударил в шею острием правого меча. Поверженный противник рухнул на землю.

Первый бой был не сложным, но и дрался он не со стайшем, а с каким-нибудь необученным головорезом. Адонаш убил в первый раз, но он смотрел на разрезанное горло, на пожелтевшее искаженное в предсмертных конвульсиях лицо, и на кровь, которую жадно впитывал песок, равнодушно. Этот человек убил бы его, не задумываясь, принес бы ему не просто смерть, хуже — позор...

Часть толпы взорвалась радостными возгласами, часть проклятиями, в зависимости от того, кто на какой бой поставил.

Со вторым было сложнее. Высокий, жилистый бородач дрался не лучше первого, но орудовал длинным мечом, не подпуская Адонаша к себе. Кроме того, он был хорошо защищен кольчугой, а на Адонаше — лишь белая одежда наследника: длинное, неудобное для боя платье, прихваченное поясом.

Его спасло вырабатываемое в нем наставником годами умение владеть левой рукой наравне с правой. Именно этим искусством он воспользовался, обманув финтом длинный меч бородатого и нанеся удар в ногу. Соперник тяжело рухнул на колено, Адонаш подпрыгнув, вонзая клинок в открытое место в основании шеи, где заворачивался ворот кольчуги.

И снова кровь и смерть оставили его равнодушными. "Не смотри на кровь без волнения в сердце, — говорил наставник, — от этого сердце каменеет. Призови гнев, и всегда знай, кого ты убил и за что". Он не знал, кого убил, но знал за что: за честь, за право умереть достойно — как стайш, а не как зверь в яме; за ветку огненного дерева, воткнутую в песок.

"Всех убить невозможно..." Но он сделает невозможное! Конечно, сделает...

— Спустите к нему стайша! Мальчишка так перережет всех местных бойцов! — кричала толпа.

— Его обучали — дайте подходящего соперника! Стайша! Стайша!

Конечно же, настоящего стайша никто сюда не спустит, его противником может стать утративший честь, тот, кто, так же как и Адонаш, приговорен с позором умереть в яме.

На предплечье правой руки спускающегося к нему третьего бойца кровавой полосой виднелся алый шнур — стайш. Человек этот был худ, жилист, быстр в движениях, и дрался, судя по перевязи за спиной, как и Адонаш двумя мечами. Стайш спустился, но вместо того, чтобы в атаке обнажить клинки, упал на колени:

— Мой господин! — воскликнул он. — Я был верен до конца роду Бэй-Дэ! Я умру в яме без чести, чтобы ты мог жить и сохранить честь!

— Встань, — сказал Адонаш. — Ты должен сражаться!

— Я не стану драться с тобой, господин! Ты мой Правитель! Я должен был поприветствовать тебя алым знаменем с белым тигром, должен был открыть перед тобой врата сегодня... но вместо этого приветствую тебя своей кровью! Эта кровь прольется в твою честь!

— Я не убью того, кто не сопротивляется.

— Тебе не нужно меня убивать, — ответил стайш, молниеносно выхватывая меч и падая на острие...

Адонаш не успел сделать ни одного движения, не успел даже крикнуть: стайш был очень быстр... Если бы этот воин дрался с Адонашем, он бы проиграл уже через несколько минут... скорее всего — проиграл...

Толпа кричала, недовольная исходом. Адонаш не слушая беснования кровожадных зрителей, приблизился к умирающему.

— Что бы ни говорил обычай, — хриплым голосом произнес он. — Ты, воин, умер, как стайш. Ты достойный человек. Как твое имя?

— Я Хоот... — простонал стайш, захлебываясь кровью.

— Я запомню...

— Живи. Ты, Адонаш — белый тигр, а поле, на котором ты танцуешь с мечами, да будет окрашено в алый, окрашено кровью врагов!..

— Да будет так!.. — кивнул юноша.

Эта смерть, хоть не от его руки пробудила сердце Адонаша: воин, умерший с честью в бесчестном месте, перед бесчестными людьми... Отец был не прав: такая смерть здесь — не позор, а наивысшая доблесть!

Длинными крюками со дна ямы поднимали тела.

— Ты продлеваешь нам веселье, Адонаш! — насмешливо крикнул новый Правитель. — Ты хорошо дерешься!

— Когда я убью всех, я выйду отсюда! — ответил Адонаш, и Эдугэ разразился смехом. Смех этот подхватили вначале окружавшие Правителя высокородные, затем и все остальные зрители.

— Всех убить нельзя, Адонаш!

— Я убью! И выйду отсюда!

Во время короткого перерыва толпа делала новые ставки, Эдугэ обсуждал что-то со своим советом, а Адонаш отдыхал, сидя на песке у ветки огненного дерева.

"Сколько же крови нужно пролить, — думал он, — чтобы она стала полем для белого тигра, как на знамени?.."

Он устал. Он не ел сегодня. Он проделал очень долгий путь. Благородный Хоот подарил ему небольшую передышку, дал возможность перевести дух перед следующим боем. Сколько у них здесь бойцов?.. Адонаш знал, что много: тюрьмы полны преступниками, есть стайши, утратившие честь еще при его отце, такие не станут умирать ради наследника, а есть специально обученные бойцы, которые живут тем, что дерутся в ямах и не считают смерть здесь бесчестием. А он устал...

Когда, спустившись по веревке лишь до половины высоты ямы, вниз спрыгнул крупный тип в кожаной кирасе с мерзкой ухмылкой на угловатом лице, Адонаш сразу понял, что будет трудно. За ним с другой стороны спустился второй, а следом — третий.

Адонаш невесело усмехнулся. Эдугэ решил ускорить дело: пока жив наследник рода Бэй-Дэ, новый Правитель не имеет твердой власти, каждое мгновение рискуя ее утратить.

— Трое сразу? Это ж не годиться! — Некоторые в толпе, кто, после первых побед Адонаша, продлил ставки до четвертого и пятого боя, были недовольны.

У одного из противников копье в руке и меч на поясе. У двух других мечи и круглые щиты. Адонаша просто загонят в угол и зарежут. С тремя в этой тесной яме не попляшешь. Он склонил голову, прогоняя невеселые мысли, поспешные выводы. "Вначале ты побеждаешь или проигрываешь в своей голове и в своем сердце, а только потом в бою" — учил наставник. "Просто дерись — больше тебе ничего не остается" — сказал он сам себе.

Адонаш чувствовал, как волнами накатывает усталость: меч в левой руке становиться все тяжелее, ноги уже не пружинят легко, как в начале, а глаза не всегда успевают проследить за оружием противника: он чудом избегал смертельных ударов. Драться сразу с троими, после двух проведенных ранее боев, на голодный желудок, жаждущим и уставшим, с дороги, — это слишком, даже для опытного стайша... не то, что для едва закончившего обучение юнца. Он уже не атакующий тигр — он все больше защищается, а это, значит, проигрывает. Он все ближе и ближе к воткнутой в песок ветви огненного дерева. Его зажали в угол.

Тот, который с копьем, отошел на пару шагов назад, замахнулся, прицелился и метнул: Адонаш едва успел увернуться, а острие отскочило от каменной стены в нескольких дюймах за ним. Уклоняясь, Адонаш согнулся, этим воспользовался тип в кожаной кирасе и ударил, метя в живот. Он выпрямился, как мог быстро, и клинок прошелся по голени, обжигая острой болью.

Кровь. Кровь. Кровь...

Адонаш словно со стороны видел, как вытекает из раны, не очень глубокой, но болезненной, алой струящейся лентой его кровь. Он видел, как человек в кирасе разворачивает меч, чтобы снова ударить, видел, как второй противник замахивается слева, как бросивший копье обнажает клинок, висящий на поясе. Почему они двигаются так медленно?.. Адонаш вдруг почувствовал странную пульсацию в жилах, ощутил движение крови, и в этой крови было нечто, что давало ему небывалую силу, быстроту, ловкость, знания и умения, которых не вкладывал в него наставник своими уроками. Сила струилась по жилам и перетекала в мечи. Его руки стали длиннее. Это не клинки — это когти! Они — его часть! Сталь жаждала крови, сталь хотела пить! Она пела — он ясно слышал голос своих мечей, перекликающихся друг с другом: "Залей это поле кровью! Убей тех, что вышел против тебя! Напои нас! Два жаждущих брата в твоих руках! Напои нас! Мы когти белого тигра, что пляшет на алом фоне!"

И Адонаш заплясал... так, как никогда... Его не учил этому наставник — но он знал. Он действовал быстро, легко, радуясь тому моменту, когда меч касается плоти врага, восторгаясь мигом, когда удается напоить сталь кровью. Они были мухами, завязшими в меду, они не успевали за ним даже взглядом, не то, что своими мечами. Он — вихрь! Он — молния! Он — смерть!.. Точным глубоким росчерком Адонаш рассек лицо до кости, ухмыляющемуся типу в кирасе, стал на то место, где только что был враг. На него нападали с двух сторон медленные и неповоротливые соперники. Он даже не стал обманывать их финтами, не стал применять красивые приемы, он просто убил одновременно двоих — одного правым, другого левым мечом, напоив жаждущих "братьев" их кровью.

Адонаш высвободил клинки из мертвой уже плоти, поднял мечи к небу и взвыл по-звериному. "Еще! — просили "братья", — Еще!.."

Толпа молчала.

"Еще!.." — требовали мечи. Он ощущал эту жажду острее, чем чувство голода, хотя не ел сегодня, острее, чем желание не умереть бесчестной смертью в этой яме, острее, чем что бы то ни было до сих пор в его жизни. "Пить! Пить! Пить!.." И не воды хотели его клинки... его когти... он сам... не воды!..

Адонаш медленно обвел взглядом трибуны, ни одно движение не ускользало от его взгляда. Время было подвластно ему. Люди, очнувшись от изумления, загудели пчелиным роем, но в шуме толпы он ясно слышал те голоса, которые хотел услышать, словно острым лезвием клинка отделяя, вычленяя их из общей массы.

— Кто учил его? — спрашивал Эдугэ у стоящего рядом седого и сгорбленного Киалоса, бывшего когда-то слугой-советником при его отце.

— Наставник Шиинсий... но это не его стиль. Шиинсий — мастер, но не настолько! Мальчишка убил троих, тогда как должен был падать от усталости...

— Кого вы спустили к нему? Это что, проворовавшиеся земледельцы?

— Это опытные бойцы, мой господин Эдугэ, одни из самых опытных! Каждый из них дерется в яме уже не первый год!

— Он устал. Он сражается с полудня. И ему уже пора умереть! Да поскорее — меня ждут дела! Неужели Правитель Билиана должен проводить целый день у этих ям?

— О, господин, мы спустим еще троих, более опытных...

Эти слова Киалоса почему-то привели Адонаша в восторг. Еще трое! Ему нужно больше крови, чтобы залить это поле! Он будет драться, пока не убьет всех, пока эта яма не наполниться кровью, и пока его ноги не погрузятся в нее, как сейчас погружены в песок.

— Пошлите пятерых!.. — повелел Эдугэ.

Одновременно со всех сторон в яму спустились пятеро новых врагов, новых медленных, сонных, увязших в меду, мух. Все они в кольчугах, но это лишь еще больше замедляет их движения. Они не успеют заметить его клинок, несущий смерть! Адонаш улыбнулся, сердце стучало, теперь не от беспокойства, а от радости. "Сражайся— больше тебе ничего не осталось..." — сказал он в начале обреченно сам себе. Но теперь он знал: больше ничего и не нужно, в сражении для него — все! Сражение — это наслаждение, несравнимое ни с чем доселе им испытываемым! Он — белый тигр на алом поле! Когти его и клыки напьются сегодня крови!

Удар сердца. Разворот. Удар сердца. Атака. Удар сердца. Кровь... Первый враг — плотный мускулистый, не из благородных, так как кос не носит, — пал.

Удар сердца. Наклон. Удар сердца. Прыжок. Удар сердца. Кровь.... Он чувствовал своим мечом тепло этой крови, ее пульсацию. Его мечи ненасытно упивались ею.

"Пейте!.." Удар сердца. "Пейте!.." Песня мечей. "Пейте!.." Снова кровь...

Упал и третий, за ним четвертый, следом и пятый. Слишком быстро, слишком легко. Слишком мало крови!..

Люди вокруг кричали. Кто-то требовал изменить ставки. Кто-то радовался выигрышу. Кто-то удивлялся его силе.

В яме стало тесно. Вокруг восемь трупов. Но крови мало! Он поднял голову

— Пришли еще! — попросил он.

— Он демон!.. — взвыл Киалос. — Только демон может убить пятерых за несколько минут! Пролитая кровь делает его сильнее!

— Я — белый тигр!.. — закричал в ответ Адонаш.

— Он, и в самом деле, как зверь в яме... — сказал Эдугэ.

— Застрелите его, господин! Призовите лучников, пусть осыплют его стрелами, как поступают с бешеным зверем!

— Нет!.. — Эдугэ поморщился. — Он наследник Бэй-Дэ, и он пока что стайш. Я навлеку на себя бесчестие, если прикажу застрелить его! Пусть сражается! ...Пока не потонет в крови!

И Адонаш сражался. Он не чувствовал ни усталости, ни боли в мышцах, как обычно после длительных тренировок, ни боли в раненой ноге, ни жары, ни голода, ни жажды... впрочем жажду он ощущал — жажду крови, и это было единственное, что волновало его.

Он равнодушно смотрел на трупы, которые время от времени вытаскивали баграми из ямы, очищая пространство для следующих боев. Весть о том, что в яме сражается наследник, не желающий умирать, видимо, разнеслась по городу, и на трибунах становилось все тесней и тесней от пребывающих людей. А лицо Эдугэ становилось все более мрачным. Страсти раскалялись, ставки росли, интерес к особе Адонаша распространялся как огонь по сухой соломе. А он, хоть видел и слышал все, что творилось вокруг, был отрешен от этого, он был вне, он был повелителем времени, способным убить быстрее, чем человеческий глаз успеет заметить. Адонаш уже не замечал, кто перед ним: убийца, закаленный в уличных драках, боец, с детства воспитанный для сражений в яме или стайш-преступник. Лица его врагов застывали с изумлением в глазах, смерть жалила их раньше, чем они успевали подумать о ней.

Он потерял счет, но все равно ему было мало. Наставник говорил: "Не будь кровожаден. Тигр, упивающийся кровью, никогда не станет достойным Правителем", но он упивался... и все равно жаждал. Последний из рода Бэй-Дэ не умрет в этой яме!

Солнце катилось по небосводу, отмеряя день. Уходило туда, где господин Шинсий прогуливается по саду, по своему обычаю заложив руки за спину. Солнце станет красным, опускаясь за вершинами Хвоста Дракона, и наставник узнает, сколько крови пролил его ученик сегодня.

День его возвращения. Он отыскал глазами в толпе девушку, ту самую, которая бросила ему ветвь огненного дерева. Она была еще бледнее, чем раньше, и смотрела на него с печалью в больших глазах. "Ты одна поверила мне. Ты одна приветствовала меня... Но твоей ветви было недостаточно. И вместо красных цветов огненного дерева под ногами моими — кровь!"

— Стайши! — Эдугэ встал, поднял руку. — Те, кто принес мне клятву! В яме, — Он указал на Адонаша, — демон! Никто не может убить его! Разъяренный тигр! Зверь! Кто не побоится спуститься в яму, чтобы лишить его жизни и подвести итог? Кто утопит "белого тигра" в крови? Кто достаточно смел, ловок и силен, чтобы сделать это? Вы видели, на что он способен — ваша победа будет славной!

Стайши видели, на что способен Адонаш, и это вызывало в них изумление — не страх, так как страх стайшу неведом. Воины знали, что смерть в яме — позор, вечное презрение и имени погибшего, и всему роду! Но отказаться сейчас, было гораздо большим позором для них: в яме стоял мальчик, еще не заплетающий косы, только окончивший обучение, и сегодня впервые обагривший руки свои кровью; без доспехов, в длинных одеждах наследника, стесняющих движения, голодный, не пивший сегодня с утра; сражающийся уже несколько часов подряд и, должно быть, валящийся с ног от усталости.

Но этот мальчик сделал песок в яме мокрым от крови убитых врагов, а все они, были опытными бойцами — дрались не в первый раз.

Десять воинов выступило вперед, правое предплечье каждого обвивает алый шнур.

— Когда я убью десять стайшей, — крикнул Адонаш обращаясь к Эдугэ, — ты сразишься со мной?

— Тебе ни за что не убить десять стайшей! Это под силу лишь демону! А желает ли народ, чтобы демон правил им?

Народ молчал.

В поражение десяти стайшей никто не верил. Одно дело — головорезы, убийцы, бойцы из ям, а совсем другое — стайши, воины, годами оттачивающие искусство. Об их способностях ходят легенды, и небезосновательные. Стайш, заплетающий косы, способен сражаться с завязанными глазами против двоих противников. Способен разрубить стрелу на подлете и снять голову одним ударом. Но повелевать временем — не дано даже стайшу, а Адонаш умеет это!.. Может быть, уже в следующем бою сверхъестественная сила, пришедшая так неожиданно, покинет его руки, и он падет под ударами братьев-стайшей? Он умрет в яме, но от руки благородных воинов. Будет ли такая смерть менее бесчестной?

Адонаш приготовился. На трибунах воцарилась такая тишина, что слышно было дыхание, слышно, как ноги его противников касаются песка ямы, а вынимаемые из ножен мечи зазвенели в этой тишине, словно колокола!

Места для маневра теперь совершенно не было, его окружили плотным кольцом. А он стоял и думал: "Достаточно ли будет крови, когда он убьет этих десятерых?". Они приближались медленно, бесшумно, как тени. "Если бы наставник видел этот бой!" Они пронзали его своими взглядами, как пронзили бы клинками, если бы он не умел повелевать временем!

Адонаш вскинул голову и закрыл глаза. Ему не нужно было смотреть. Он словно видел этот бой со стороны и узнавал о том, что предпримет тот или иной боец в следующий момент, еще до того, как воин начинал двигаться, еще до того, как мысль отображалась в глазах. Он знал...

Его меч полетел назад, отражая атаку опытного, с лицом, испещрённым резкими морщинами, стайша, у которого из-за жидких волос косы были настолько тонкими, что зажимы, казалось, слетят с них, едва тот тряхнет головой. Его второй меч, обманув ложным выпадом воина с бородкой справа, ударил в грудь высокому худому человеку перед ним, пронзая насквозь (стайши были лишь в полотняных одеждах, они надевали доспехи только в серьезной битве, считалось, будто воины-тени настолько быстры, что враг не успеет ранить их). Но для Адонаша, все они, все десять — всего лишь сонные мухи, у которых оторваны крылья! Для них он — тень! Он завертел мечами, и увидел удивленные глаза оставшихся в живых девятерых. Он знал, что они не видят его мечей — лишь смазанный след, а направление полета клинка становится для них понятным лишь тогда, когда меч, напившись крови, выходит из их плоти.

Адонаш танцевал с улыбкой на устах под песнь братьев-мечей, слушал ритм собственного сердца, и знал, что непобедим. Он просто сражался. И хотел одного — сражаться. Хотел, чтобы день этот никогда не кончился, потому что никогда он не чувствовал себя так хорошо... никогда... Здесь в яме... он не умрет... А десять стайшей, поднявших меч против наследника, падут бесславной смертью!

Он не знал, что с ним. Может он и в правду, демон? Но это неважно — важна лишь кровь...

Стайши умерли быстро. Бесславно. Как сонные мухи, а не как воины-тени. Они умерли, и не один из них не смог даже зацепить Адонаша.

Он снова стоял, спокойный, даже не запыхавшийся, в окружении трупов и слушал, что говорит толпа. Солнце клонилось к закату, он не видел, но знал — по небу разлилось багряное зарево... кровь.

— Он не человек!..

— Он убил десять стайшей быстрее, чем я успел поставить...

— Это месть! Это наказание неба за то, что мы отвернулись от "белого тигра"!

— Вот он — "белый тигр", стоит по колено в крови! — вскричал кто-то, выкатив от ужаса глаза.

Белые одежды наследника уже вовсе не были такими белыми... но этот человек прав — он "белый тигр", последний из Бэй-Дэ стоит на алом фоне — пролитой им крови...

Крики толпы нарастали. Кто-то связывал победу Адонаша с вселившимся в него злом, кто-то говорил, что это длань судьбы, наказание за предательство Билианом "белого тигра", кто-то требовал возвести его на трон долины, а кто-то немедленно убить, как взбесившегося зверя.

Эдугэ, испугавшись, что по воле толпы потеряет свою власть, приказал закончить бои на сегодня. Рог затрубил.

— Сегодня он остался жив. Зверь в яме, — сказал Правитель, — Пусть и живет, как зверь. Бросьте ему пищу, иначе он станет лакать кровь, а это кровь стайшей... Завтра он продолжит свой бой!

Адонаш стоял, не двигаясь, все то время, пока тела убитых им воинов поднимали, пока толпа, все еще взволнованно гудевшая, расходилась, пока Эгудэ не встал и не удалился в сопровождении своих воинов, слуг и советников.

Адонаш остался один, размышляя о сегодняшнем и минувших днях. Как погиб его отец? Достойно ли сражался Аишер? Как удалось Эдугэ победить? Адонашу не дали оплакать отца, не сказали, что же произошло, не передали последних слов Правителя. Но сын и не знал Аишера... совсем не знал... Он так хотел вернуться... там, на западе, где его наставник, ему было хорошо...

Солнце зашло. Сила покинула его руки, резко, с невыносимой болью... В тот момент, когда он вложил в ножны мечи, она словно натянутый трос, который вдруг порвался, хлестнула по жилам, свернулась, сжала до невыносимой боли солнечное сплетение, обдала тело немилосердным пламенем. Он закричал, падая на землю. Каждую мышцу свела судорога, он ничего не видел, в глазах помутилось, его трясло и рвало. Он не знал, что происходит, но если бы это произошло раньше, во время боя, то он был бы уже мертв...

Адонаш рыл ногами землю, катался по мокрому от крови песку, он стонал, выл по-волчьи и рычал... Он... зверь... бешеный зверь. "Неужели я умру так... без боя... в одиночестве?.." Пришла тьма.

Дикий зверь

1

1174 год со дня основания Города Семи Огней. Хвост Дракона. Долина Айс. Город Билиан.

— Он будет драться?

— Он убивает все, что попадает к нему в яму.

— Он больше похож на зверя, чем на человека.

— Он и есть зверь.

Люди, голоса которых слышал Адонаш, ходили по краю ямы, под их ногами хрустел песок. Не такой как здесь, внизу, а белый песок, доставляемый со дна реки Биичи, что в южной стороне долины Айс, по такой — достойной благородных почве ступают ноги тех, кто над ямой... а здесь песок желтый, обычный... Впрочем нет, этот песок необычный — он пропитан кровью...

Песок, стены ямы, солнце, идущее кругом от головы Дракона к хвосту, и его мечи — все, что у него есть. Впрочем... есть еще воспоминания о том времени, когда он был человеком, серебряный обруч наследника и ветвь огненного дерева, воткнутая в песок — голая, без цветов и листьев, иссохшая, как его душа.

Адонаш лежал, свернувшись, и делал вид, что спит.

Утром приходил слуга и сбросил ему в яму хлеб и бурдюк с водой, в обед бросят кусок мяса, недожаренного, как для зверя... хорошо хоть не сырого.

За два года, проведенные здесь, в яме, он оброс волосами. Бороду, по-юношески редкую, срезал лезвием меча. Его некогда белые одежды превратились в смердящие лохмотья. На человека он мало похож, а уж тем более на наследника. Он не умер бесславной смертью, но Эдугэ сделал все, чтобы жизнь его была еще более бесславной. Все что делал все это время Адонаш — убивал. Новых и новых людей бросали в яму к тигру... к зверю, который лишает жизни все, что попадает вниз.

Новый смертный приговор появился в Билиане. "Бросьте его в яму к зверю!" — объявлял Эдугэ, и приговоренный кричал и плакал, умоляя о пощаде. Адонаша ужасались, умереть от его руки боялись больше, чем погибнуть в пытках или в жестоком бою: ведь в бою, пусть даже с опытным воином, имелся шанс, а с "белым тигром" такого шанса не было — он неумолимая молниеносная смерть. Адонаш стал страшной легендой, демоном, который якобы отбирает не только жизнь, но и душу, становясь сильнее. Он не спорил... а с кем здесь поспоришь. Адонаш может повелевать временем, он способен с удивительной легкостью отнять чужую жизнь, а над своей собственной — не властен...

— Зачем он тебе? Он убьет всех бойцов, самых лучших. Три удара сердца нужно ему, чтобы перерезать горло даже стайшу. — Адонаш узнал голос. Эдуге. — Поначалу на это интересно смотреть, но потом... Это лишь кровавая бойня. То же самое, что бросать безоружного человека в яму с тигром: крик, кровь и смерть. И все быстрее, чем ты успеваешь заметить. Не видно даже, как движется его меч, смазанный след — и рассеченная плоть. Это слишком быстро. Когда-то эти трибуны были заполнены людьми, но сегодня он мало кого интересует. Говорят, что смотреть на него не к добру.

— Почему ты не убил его? — Голос второго Адонашу не был знаком.

— Как? Я посылал десять стайшей, и никто из них не вылез оттуда живым. Их тела достали баграми.

— Есть стрелы, есть яд. Есть много способов, чтобы убить зверя.

— Есть. Ты прав, Киилист. Но он не простой зверь, в бесчестном его убийстве жители Билиана видят еще больше проклятие, чем в его пребывании в этой яме. Я бы хотел избавиться от него, но не знаю как.

— Продай его мне.

Молчание и хруст песка.

— Я знаю, как обращаться с подобными ему, — продолжал человек, которого Эдугэ назвал Киилистом, — у меня много таких.

— Таких, как он?

— Да. И я знаю подход. Ты говоришь, что он убивает слишком быстро и на это не интересно смотреть? А если бы он сражался с равным себе?

— Кто же равен ему?

— Другой Мастер Силы.

— Странные слова ты вкладываешь в мои уши Киилист. Другой?.. Я впервые вижу подобное.

— А впервые ли слышишь?

Эдугэ вздохнул.

— Ты прав. Я знаю легенды о тех, что мог в одиночку победить целую армию. О тех, чьи косы были тяжелы от количества зажимов на них. Говорили, что предок Аишера, первый "белый тигр", носил одиннадцать зажимов и жил почти триста лет, его волосы поседели, но лицо и тело оставались, как у молодого. Все это сказки. О роде Аисах тоже ходят легенды, но мне известна цена этих легенд.

— Нет, Эдугэ, не сказки. Я объехал весь мир, побывал и по ту и под другую сторону Хребта Дракона. На севере лежит страна, о которой ты не можешь не знать...

— Тария!..

— Да, Тария. Я был в самом Городе Семи Огней. Я видел людей, которым больше двухсот. Их лица молоды, спины прямы, мускулы сильны, они не знают старости и умирают в рассвете сил. Эти люди наделены Дарами, как и твой зверь.

— Дар?..

— Или проклятие. Его Дар — сражаться. Он непобедим для обычного человека, каким бы великим воином тот не был. Но такой же Одаренный сможет его убить. А если и не убьет, то бой между ними — захватывающее зрелище.

— Хотелось бы взглянуть.

— Я хорошо за него заплачу. Ты получить выгоду и избавишься от него. Продай мне своего "тигра".

Эдугэ рассмеялся.

— Если сможешь его забрать... По мне, так место дикому зверю — в яме!

"Попробуй, забери меня Киилист, или как там тебя?.. Попытайся вытащить меня из ямы — я убью любого, кто сюда спуститься" — подумал Адонаш, улыбаясь.

2

1174 год со дня основания Города Семи Огней. Хвост Дракона.

Он очнулся от сильной встряски, подхватился, трясти не перестало, и каждое движение отдавалось чудовищной болью в затылке. Адонаш приподнялся, вместо гладких каменных стен ямы, которые он видел каждое утро, пробуждаясь, и каждую ночь, засыпая, его окружали железные прутья. Он был в клетке, и эта клетка двигалась. Адонаш вскочил, развернулся. Должно быть он на телеге, но возницы и лошади не видно, так как с той стороны за прутьями — перегородка, закрывающая вид, и не позволяющая дотянуться до возницы.

Позади, за ним неторопливым шагом ехало трое всадников.

— Очнулся! — крикнул один из них кому-то впереди, и к клетке на гнедой породистой лошади подъехал человек: худой и невысокий, даже щуплый, старше пятидесяти, что доказывало наличие двух зажимов на каждой из кос, седых, тонких и коротких. Вдоль бледной впалой щеки — розоватый шрам полумесяцем. Он усмехнулся, оценивающим взглядом окинув Адонаша, кивнул сам себе, развернул коня и поехал рядом.

— Кто ты такой? — крикнул Адонаш, размышляя, как же им удалось достать его из ямы. Он потянулся к мечам, но перевязи не было. Внутри все похолодело.

— Я твой хозяин, зверь! Я господин Киилист.

— У меня нет хозяина, — прорычал Адонаш, совершенно по-звериному, замечая, что речь дается с трудом, — Где мои мечи?

Человек со шрамом рассмеялся:

— Что? Никого сегодня еще не убил? Не волнуйся — я верну тебе мечи, когда они тебе понадобятся. Их бы не мешало привести в порядок, как и тебя самого. Сколько тебе лет?

Адонаш не счел нужным ответить.

— Тебе еще не время заплетать косы... Ты очень молод... — задумчиво рассуждал Киилист.

— Ты подсыпал мне снотворного, чтобы вытащить из ямы?

— Разве не так поступают с опасным животным?

Теперь, когда у него забрали "кровавых братьев", он не опасен, Адонаш знал это.

— Хочешь выйти из клетки? — снова спросил Киилист. — Вымыться? Поесть за нормальным столом нормальной пищи? Ты ведь из благородной семьи, не так ли? Наследник? — мужчина, назвавшийся хозяином, достал откуда-то из складок своих широких одежд его обруч и повертел в руке. Солнечный луч сверкнул на серебре, Адонаш гневно оскалился и схватился за прутья:

— Этот обруч — мой!

— Я слышу голос человека или зверя? У тебя ничего своего нет, "белый тигр", и чем раньше ты это поймешь, тем раньше выйдешь из клетки.

— Выйду, как твой пес? Чтобы лизать тебе ноги?.. Лучше уж я останусь плененным диким зверем!

— Как пожелаешь... — усмехнулся Киилист и, пришпорив лошадь, проехал вперед.

Адонаш сел, прислонившись к прутьям, опустил голову. Почему дно его клетки в пятнах крови? Он потянулся к яркой алой капле около ноги и тут же понял, что это не кровь, а лепесток облетевшего цвета огненного дерева — снотворное еще не до конца выветрилось, он плохо видит и туго соображает... Адонаш взглянул вверх — его везли вдоль аллеи огненных деревьев и лепестки, срываемые ветром, осыпали его тюрьму, всю его одежду, запутались в волосах... Белый тигр на алом фоне... Или зверь, утонувший в крови...

3

1174 год со дня основания Города Семи Огней. Хвост Дракона. Город Шиисинс.

Его новая тюрьма существенно отличалась от предыдущей. Вместо песка под ногами были камни, вместо просторной ямы — тесная клетка — решетки спереди и с правой стороны, и сплошная каменная стена позади и слева, вместо неба — сырые доски. Здесь царила полутьма, свет пробивался лишь издали, оттуда, куда выходила фронтальная часть клетки. Там вдалеке, за решетками, за перегороженным дощатыми стенами, коридором, за другими клетями, где сидели такие же пленные, как и он, сновали люди, и просматривалась широкая площадь. Иногда порыв ветра приносил с той стороны свежесть весеннего утра, а порой нестерпимый смрад ударял в ноздри. Здесь, среди клеток тоже пахло не сладко, но запах снаружи был во много раз хуже вони немытых человеческих тел, гниющих отбросов и испражнений.

Его клеть делила решетчатую стену с соседней, где на соломе, скрестив ноги, застыл в одной позе человек с семью косами, такими длинными, что они подметали пол камеры. Он был в грубой льняной тунике, не самой чистой и не самой новой, и таких же штанах, но одежда эта в лучшем состоянии, чем некогда белое платье наследника.

Адонаш попытался встать и уперся плечами в потолок, согнув голову. Он готов был разрыдаться от отчаянья. Как ни плохо было в яме под палящим летним солнцем, под холодным дождем, в морозные зимние ночи, когда ему сбрасывали шерстяное одеяло, чтобы "зверь" не околел до утра, но там он хотя бы мог стоять в полный рост, мог ходить, и мог видеть небо... Эдугэ придумал, как сделать, чтобы бесславная смерть стала для него милее никчемной жизни. Ему следовало умереть в том бою с десятью стайшами. Об этом бое сложили бы легенды, о наследнике "белого тигра", сражающемся доблестно и павшем от клинков воинов-теней, пели бы в песнях. А кто споет о диком звере, попавшем в клетку?

Кроме того, у него забрали мечи... "Стайш никогда не расстанется со своим оружием" — учил наставник. Господин Шинсий... Жив ли он до сих пор?..

Адонаш сел, руки тряслись от ярости, лицо горело, и хотелось убить Киилиста, купившего его, словно вещь, Эдугэ, продавшего его, и всех их людей, всех до одного! А затем выйти на улицы Билиана и уничтожить каждого, кто встретится на пути, за то, что позволили убить его отца, за то, что приходили смотреть, как он мечется в яме, ждали, когда Адонаш умрет бесчестной смертью, будто он преступник. За то, что сбрасывали вниз к нему всякий сброд — воров, убийц, насильников, мятежников, чтобы "демон" завершил их жалкие жизни, а не напоить свои мечи он не мог — "братья" просили... требовали крови! Он — зверь, утонувший в крови. И никогда уже не отмыть ему своих белых одежд...

Адонаш стал дышать медленно, чтобы успокоиться, вспоминая давние уроки господина Шиинсия, глубоко втягивая незнакомый и неприятный воздух этого нового места.

— Так, значит, с тобой мы деремся завтра? — произнес человек из соседней клетки хрипловатым низким голосом.

Адонаш обернулся, сосед его сменил позу, и сидит лицом к нему. Теперь внешность пленника хорошо можно рассмотреть: худощавый, но плечи раздаются вширь, о росте судить сложно, смуглый, высокие скулы, острый подбородок, крупный нос с горбинкой, низкие брови, черные волосы без седины заплетены по обычаю высокородных с Хвоста Дракона в семь кос, необычно толстых и длинных. Он старше Адонаша, но ненамного, ему лет тридцать, хотя на косах по четыре зажима, — может не всюду в горах зажимами отмеряют четверти прожитого века? Однако самое примечательное в его внешности — не это, а глаза, острые, как клинки, злые, словно у зверя, опасные. Выдержать его взгляд почти невозможно, но Адонашу, хотя и с трудом — удается. Этот человек может прожечь взглядом.

— Если деремся, то приготовься к смерти, — ответил ему Адонаш тихо, без бравады или злости, просто констатируя факт, — за два года никто из сразившихся со мной не остался жив.

Человек в ответ улыбнулся, криво и неприятно.

— Ты стайш? — спросил Адонаш. — Это не спасет тебя... Десять стайшей пало...

Пленник из соседней клетки продолжал улыбаться.

— Ты дрался с людьми, мальчик, — проговорил он медленно, — а я — такой же, как ты — демон!

Адонаш вздрогнул, и ему тут же стало стыдно за это — наставник учил не выказывать чувств, особенно перед противником...

— Тебе не удастся меня убить, что, должно быть, сильно тебя удивит. Но и я не стану тебя убивать. Киилист не желает ни твоей, ни моей смерти. Такие, как мы, дорого ему обходятся, — он невесело рассмеялся. — Будем драться не до смерти... для потехи.

— Для чьей потехи?

Он наклонился к Адонашу, взялся руками за прутья:

— Разве это имеет значение?

Адонаш равнодушно пожал плечами.

— Все что тебе нужно, — продолжал человек голосом, проникающим в самую душу, — это напоить свой меч!.. Не так ли?

Адонаш смотрел на него, пораженный его словами.

— "Братьев"... Я дерусь двумя клинками, — пробормотал наконец он.

— Ты слышишь песню — и не можешь не убить!.. Ты жаждешь, и эта жажда — все для тебя! Мне будет очень плохо, когда я завтра позволю тебе выжить, а тебе будет еще хуже — ведь твои клинки впервые, почувствовав запах добычи, не напьются крови. Тебе будет так же плохо, как это было в первый раз! Ты помнишь, как это было, мальчик?

Адонаш отпрянул. Человек говорил правду о неутолимой жажде... Услышав песню клинков о крови и о смерти, нельзя не убить... Адонаш смотрел на соседа, словно в зеркало, и видел там себя, но совершенно не такого, каким представлял, каким хотел видеть... он видел чудовище, дикого зверя, которого заботит лишь кровь, который живет лишь для того, чтобы убивать...

— Кто ты такой? — прошептал Адонаш, чем вызвал у соседа по темнице новый приступ хриплого невеселого смеха.

— Я — Мастер Смерти... Как и ты!..

Он помолчал, затем продолжил:

— Можешь называть меня Мастер Эрий. Ты способен разрушать?

— Разрушать?..

— Не способен... Хотя, может не пробовал... Когда развернулся Дар?

Адонаш не понимал.

— Когда это началось? Давно? — раздражено уточнил Эрий.

— Два года...

— Может, и не пробовал... Ветер повинуется тебе? Камень слышит тебя?

Адонаш помотал головой, не понимая, о чем тот говорит.

— Значит ты чистый Мастер Меча... Сильный, но ограниченный в дополнительных возможностях... — бормотал Эрий, глядя себе под ноги, затем вперившись в Адонаша, гадко осклабился, — Такой же, как я!

Он снова замолчал. "Что ты такое?.. — растерянно думал Адонаш, но не решался произнести это вслух. — Что... я такое?.."

— Ты давно здесь? — спросил Адонаш. Речь давалась ему с трудом — два года в яме его собеседниками были только ветер да он сам.

— Здесь? Не так давно. Месяц или два... А у Киилиста семь лет. У хозяина много ям по всему Хребту Дракона и в Аре.

— Как ты попал к нему?

Эрий только засмеялся.

— Ты из высокородных? — Сейчас, когда Адоаш впервые за два года обрел собеседника, даже природная молчаливость и сдержанность, усиленная наукой господина Шиинсия, не могли заставить его не задавать вопросов.

— Почему ты так решил?

— У тебя золотые зажимы на косах. Двадцать восемь — это целое состояние. Семь кос заплетают только те, кто может носить золото в волосах, прочие меняют его на хлеб. Разве ты не из наших мест и не знаешь обычаев? Впрочем, скорее всего, не знаешь, потому как иначе, не стал бы цеплять по четыре зажима на каждую косу, будто тебе сто лет, а если золота некуда девать, просто сделал бы один зажим толще и тяжелее... — Что за болтливость напала на него? — Я видел одного Правителя, сорока лет, который так хотел похвалиться своим богатством, что едва мог поднять голову от тяжести золота, кроме того, он вделал в зажимы драгоценные камни, величиной с голубиное яйцо и...

— Я из высокородных... — перебил его Эрий. — Я уроженец Хвоста Дракона. Слыхал о городе Гиелоне? Я знаю обычаи, как никто другой. Мое золото в волосах — не принадлежит мне, так как я — раб и ничего своего не имею. И мне сто пятнадцать, мальчик!

Слово "мальчик" в его устах звучало презрительно, унижающе. Ему не может быть сто пятнадцать!.. Он просто хочет посмеяться над юным соседом по клетке. "Молчи! — говорил себе Адонаш. — Ты еще стайш. Будь сдержан! Молчи!"

— Какой хозяин станет украшать золотом раба? — таки не смог смолчать. — И если тебе и в самом деле сто пятнадцать лет, то завтра меня ждет самый легкий бой в моей жизни, так как ты развалишься, едва выйдя на поле. А то молодое лицо и крепкое тело, которое я сейчас вижу — лишь игра света и тени, а говорит со мной хилый старец!..

— Какой же ты глупец! — пробормотал Эрий с мрачной веселостью. — Я — Одаренный! Как и ты! Мастер Силы! Мой Дар... мое проклятие не отпустит меня так скоро, оно будет требовать от меня проливать кровь еще много-много лет подряд! Поэтому ты, мальчик, попытайся завтра освободить меня! Попытайся! Знай, я буду благодарен, если тебе удастся!

И с этими словами, Эрий приподнялся, насколько позволяла высота потолка, крутанувшись на полусогнутых ногах, отскочил в дальний угол своей клетки, отвернулся, лег на пол, и замер без движения. Адонаш с удивлением долго смотрел на его спину, на косы, лежащие на каменном полу, словно мертвые змеи, повторяя мысленно: "Дар... проклятие... Много-много лет проливать кровь..."

Затем Адонаш повернул голову, и принялся вглядываться в свет струящийся вдалеке. Что там?..

4

1174 год со дня основания Города Семи Огней. Хвост Дракона. Город Шиисинс.

— Великочтимые Правители, доблестные стайши, советники и старейшины, наставники и воины! Граждане Шиисинса! Рад представить вам бой, о котором в веках сложат легенды! Бой, подобный которому если и происходил, то не было тому свидетелей. Ваши потомки будут завидовать вам, тем, кто собственными своими глазами увидит это невероятное сражение! — громкий звучным голосом вещал Киилист, невидимый сейчас для Адонаша.

Адонаш стоял перед выходом на поле рядом с Эрием. Позади за его спиной находились их клетки, и камеры других рабов-бойцов. Широкие ворота, всегда распахнутые — источник света в этом помещении, вели на площадь, огражденную высокими гладкими каменными стенами. Он рассматривал и площадь и стены, пока не понял, что это яма, подобная той, где держал его Эдугэ, только раза в два больше. Яма не вырыта в земле, а выдолблена в скале, возможно здесь был природный провал, который строители использовали, расширив и предав ему нужную форму. Стены цельные, они выше и более гладкие, чем в Билиане. Еще одним отличием от прежней его тюрьмы было то, что яма соединена с пристройками, где их содержат, также расположенными ниже уровня земли. Трибун со зрителями Адонашу не было отсюда видно, но он слышал их шум. Для потехи бездельников, сидящих там, наверху, ему придется сражаться с человеком из соседней клетки. Таким же, как он.

— Вы хорошо знаете Эрия — Мастера Смерти, называемого многими "демоном"! Он — ураган с клинком! Он — молния, разящая быстрее мысли! Он так кровожаден, что некоторые сравнивают его с Древним Атаятаном! Он уничтожил сотню бойцов, закаленных и опытных, вооруженных всевозможным оружием здесь, перед вашими глазами! Вы видели, как он дрался с Быком, тоже небезызвестным вам бойцом, победившим Ивийна-Тень и скайша Джадоса, Бык был в доспехах, имел при себе меч и щит, десять солдат-рабов, закованных в латы, помогали ему, но Бык пал от руки Мастера Эрия, и никто из десяти помощников не поднялся с земли. Вы видели, как он сражался одновременно с двадцатью и вышел победителем. Семь лет Эрий сражается, как мой боец, и кровь, пролитая им за эти годы, могла бы заполнить эту яму до краев. Никто не способен был победить его — дикого зверя, жадного до убийства!

Эрий стоял спокойно, криво улыбаясь и неотрывно глядя в одну далекую точку. Он не был похож на дикого зверя, скорее на высокородного, одетого в одежду землепашца.

— И вот — отыскался подобный ему!..

Киилист сделал паузу, и Адонаш услышал приглушенный гул множества изумленных голосов.

— Такой же беспощадный и ненасытный! Такой же быстрый и опасный! Такой же смерч, молния, шторм!.. Еще один Мастер Смерти! Мастер Эрий отмерил уже четыре четверти, а этот второй — еще не заплетает кос. Но крови он пролил достаточно, чтобы и его сравнить с Атаятаном, купающимся в крови! Он — наследник рода Бей-Дэ, сын низложенного Правителя Билиана, чье место занял достойный Эдугэ из рода Аисах. Он — стайш, не пожелавший умереть в яме бесславной смертью! О нем слагают песни! Слышали ли вы о юноше, вернувшемся в Долину Айс, чтобы превратиться в дикого зверя? О Белом Тигре, чья шкура стала красной от пролитой крови? О стайше, который еще не достигнув возраста, когда благородный мужчина заплетает семь кос и золотом отмеряет первую четверть, превзошел всех! Он доказал это, убив десятерых... десятерых стайшей!!!

Гул усилился. Адонаш сжал кулаки, прикрыл глаза.

— Лучших из лучших сынов Билиана! За два года никто не вышел из его ямы живым! Разъяренный тигр! Демон! Народ Билиана отверг его! Тигр, раз вкусивший кровь, уже не остановится! Демон не может править долиной!

Адонаша томился жаждой свернуть шею Киилисту, он мельком взглянул на Эрия — тот улыбался своей паскудной ухмылкой, так, словно слова этого негодяя приятны слуху. "Не может быть, чтобы мне не удалось тебя убить сегодня!.." — думал раздосадованный Адонаш.

— Смотрите на этот бой! Смотрите и благословляйте небеса за такую возможность! Кто возьмется предсказать исход? Кто из двоих кровожадных демонов победит? Кто больше не встанет, чтобы сеять смерть? Да начнется бой!

— Ничья их разочарует... — хрипло произнес Эрий, когда они, понукаемые вооруженными надсмотрщиками, направились на арену, — и наполнит золотом кошель Киилиста. Хозяин поставил на ничью!.. — последовал его жуткий смех.

Позади со скрежетом опустилась решетка. Ноги Адонаша коснулись досок, которыми покрыт был пол ямы по краям, он с удивлением обнаружил, что за досками начинается плотная решетка, а под ней, где-то глубоко, на нижнем ярусе ямы, что-то движется. Снизу поднимался тот самый отвратительный запах, который иной раз приносило сквозняком к его клетке.

— Видишь, — сказал Эрий, указывая влево, где у стены, так же как и справа у противоположной стены, стояла небольшая деревянная стойка, — там твои мечи, коснешься их — и ты непобедим!

Эрий повернул в другую сторону и неспешным шагом направился к стойке справа — там, должно быть, его оружие.

Адонаш тоже не спешил, он шел осторожно, оглядываясь по сторонам и косясь на движущиеся внизу тени. Стены так высоки, что лиц зрителей почти не видно, их здесь было намного меньше, чем в Билиане. По ярким цветам одежд пестревших на трибунах можно сделать вывод, что смотрят на него в основном высокородные... "Им на потеху..."

Его мечи без перевязи, без ножен, лежали на стойке, поблескивая в лучах солнца, наточены и начищены. Адонаш оглянулся на Эрия, который уже подошел к своему клинку, но брать оружие не спешил.

Он потянулся к мечам, ощущая исходящую от них волну гнева и жажды. Когда он возьмет их в руки, сможет повелевать временем, сможет убивать быстрее мысли... но уже не сможет остановиться, пока не прольет кровь...

Эрий сказал, что будет благодарен, если Адонашу удаться убить его... Шутил ли этот странный человек? Будет ли так же благодарен ему за подобное Адонаш?

"А ведь можно и не брать в руки мечи и не проливать крови" — промелькнула мысль, показавшаяся Адонашу в то же мгновение безумной... нелепой. "Братья" звали его, он слышал их голоса... Нетерпеливы, остры, ненасытны... "Напои нас!" "Мы жаждем!" "Станцуй с нами!" "Освободи нас!" На стойке лежало не холодное железо... нет — его когти, часть его плоти. Он взялся за рукояти, почувствовав тут же, как невероятная мощь льется по жилам, пульсируя в венах, разжигая жажду сражения. Когда он держал клинки в руках, сомнений уже не оставалось. Он обернулся, резко прыгнув к середине, и оказался перед Эрием, стоящим наготове с пылающими глазами — никогда и не у кого не видел он таких страшных глаз, в них читались ненасытность и безжалостность зверя, отчаянность того, кто не боится смерти, а дружен с нею, сила, которая не подвластна обычным людям... Адонаш поколебался мгновение... мгновение в их с противником мире, где все окружающие — двигаются не быстрее слизняков. С плоскости начищенного меча, искаженно отражающего его собственное лицо, смотрели такие же опасные, жестокие горящие глаза Мастера Смерти.

— Станцуем! — зло засмеялся Эрий, тряхнув толстыми длинными косами, и зажимы звякнули друг о друга.

Адонаш тоже рассмеялся — бой предстоял интересный. Их мечи, соприкоснувшись, зазвенели, сцепились, разлетелись в стороны. У Эрия один клинок, но так быстр и точен... Адонашу не удавалось достать соперника, тот верток как хорек. Он попробовал обойти Эрия справа, но тот тут же оказался к нему лицом, улыбаясь и уходя из-под удара. Он атаковал напролом, вращая двумя мечами, превратив их в колеса смерти. Эрий отступал, но к стене Мастера не припрешь: ловко подныривает под меч, и, в отличие от прежних противников Адонаша, успевает проследить за его движениями, человек из соседней клетки так же скор, как и сам Адонаш. И пусть Эрий почти не атакует, с ним сложно сражаться. Такого достойного соперника не было у Адонаша с тех пор, как он почувствовал Силу в своих жилах и услышал впервые песню меча.

Серия ударов, отступление, снова атака. Наклон. Разворот. Атака. Снова серия ударов. Финт. Звон мечей. Меч рассекает пустоту, где только что был враг. Как он ненавидит Эрия! Атака! Уход от разящего клинка! "Я уничтожу тебя, так же как всех других до тебя! Ты не лучше десяти стайшей..." Но он знал, что лучше... Серия ударов! Сердце как колокол... Атака. Пульсирующий огонь в жилах... "Напои нас!.." Атака. "Крови!..." Звон. Вновь он колет и режет воздух. Адонаш смутно понимал, что длиться все это долго, но времени не было в этом бою — здесь время идет по-другому.

Он предпринимал раз за разом попытки убить Эрия. Достать врага не получается, хотя бы задеть... хотя бы каплю крови!.. В нем бурлит гнев, неудовлетворенное желание убийства становиться невыносимым. Адонаш не помнит ни о чем, важно одно — напоить клинки! Они жаждут!.. Он усилил напор — нужно достать этого скользкого угря! Жилы, казалось, сейчас разорвутся от струящейся в них мощи, сердце заныло от нахлынувшего усиленного потока алого огня. Но Адонаш того не замечает: все, что угодно — любая цена, только бы напоить мечи!.. Кровавая сетка пляшет перед глазами, но не мешает ему видеть!.. Еще больше Силы! Позволить Дару сделать свое дело!.. Когти тигра знают, как охотиться!..

С удивлением Адонаш заметил, что левая рука его сильнее, ловчее и быстрее, чем правая, хотя он всегда был правшой. Он начал атаку правым клинком, как обычно, защищаясь левым, затем неожиданно сменил руки, предвкушая победу — противник обманется и будет поражен, а он напьется крови. Но вместо этого, Эрий переключился на его левый клинок, небрежно отбив правый.

Скрестив атакующие мечи, они застыли на мгновение, стоя друг напротив друга на расстоянии меньше, чем в шаг.

— Не отпускай до конца силу, а то умрешь!.. — хрипло сквозь зубы проговорил Эрий, так, словно слова давались с трудом. — Не отпускай, тебе говорю!

Адонаш не понимал. Ему нужно убить этого человека! Ему нужно вонзить когти в плоть врага!.. Остальное неважно!.. Любая цена! Сила хлынула новым потоком, болезненно отдаваясь во всем теле.

Он высвободил клинок и вновь атаковал, теперь обоими мечами сразу. Звон стали. Раз. Два. Три. Удар. Звон. Удар. Звон. Раз. Два. Удар. Атака. Звон... Почему он не может достать Эрия?.. Не хватает скорости, Силы... нужно больше... Любая цена!..

— Не отпускай!.. Не отпускай до конца!.. Сражайся!.. С собой сражайся! Ты не понимаешь? Отток тебя убьет!.. Не отпускай до конца!.. Иначе погибнешь от оттока!

Кровавая сетка дрожит. Любая цена, лишь бы пролить кровь!

— Не отпускай! — снова повторяет Эрий. — Сдохнешь!.. Не выдержишь!.. Держи! До конца нельзя!..

Любая цена!..

Сила хлынула, обжигая вены изнутри, в левую руку в левый меч, он почувствовал холод стали противника, когда их клинки вновь скрестились. Эрий отступил, припал на левую ногу, сделал финт, отвлекая внимание на правый меч, и резко ударил концом рукояти по левой руке Адонаша, выбивая оружие. Меч звякнул, стукнувшись о решетку. Болезненно схлынул огненный поток внутри. Кровавая сетка перед глазами стала реже. Кроме желания убить появились и другие мысли.

— Полегче?.. — ухмыльнулся Эрий.

Как же он ненавидит этого проклятого Эрия!..

— Так полегче? Левая рука связана с сердцем... Не отпускай Силу! Нельзя!..

Как он ненавидит!..

— Сдохнешь! Отток тебя убьет!..

О чем он говорит?

— Сдохнешь, как пес в этой яме! Понимаешь? Ты сдохнешь в яме!!!

Адонаш остановился. "...сдохнешь в яме!!!" Нет! Он не умрет в яме!.. Он не умрет в яме! Это бесчестие!!!

Отток?.. Он снова атаковал Эрия, но уже без того напора. Он теперь слышал что-то кроме песни "кровавых братьев". Слышал вой трибун, слышал странное сопение, исходящие снизу, где в нижнем ярусе ямы двигалось нечто, слышал слова Эрия. Все эти звуки и раньше входили в его уши, но они были вне, а он был внутри...

Сила схлынула. Резко. С болью. Огненная откатная волна прошлась вначале по рукам, затем по груди, ударив по сердцу. Он застонал, рукоять меча, казалось, вспыхнула и раскалилась, держать клинок стало невыносимо больно, и он выронил оружия. Теперь оба его меча — его когти... "братья"... лежали на железной решетке дна ямы... Без них он слаб, без них он не может повелевать временем... без них — он сонная муха в меду... и без них — он умрет...

Боль в солнечном сплетении заставила Адонаша скрутиться пополам, он рухнул на колени, затем в конвульсиях повалился на бок... Это так больно! "Добей меня... — поднял он глаза на Эрия, желая произнести это вслух, но смог лишь застонать — Это невыносимо больно... Добей!"

Твари из преисподней

1174 год со дня основания Города Семи Огней. Хвост Дракона. Город Шиисинс.

1

— Киилиста ты разочаровал. И разозлил. — Хрипловатый голос, глядящего на него в упор сквозь прутья решетки, Эрия.

Адонаш видит его смуглое лицо как в тумане. Он чувствует слабость. Дико хочется есть.

"Что произошло?" — хочет спросить Адонаш, но выходит лишь тихий нечленораздельный звук — нечто среднее между хрипом и стоном.

— Мы сражались часа три подряд. Потом ты свалился. Киилист настаивал, что это ничья — так как я выбил у тебя меч и легко мог добить, к тому же ни капли крови не пролилось. Но те, кто ставил на меня, возмутились такому решению. Слышал бы ты, что за гвалт воцарился на трибунах! С другой стороны, их ставки тоже не сыграли, так как предусматривали твою смерть, а как выяснилось, ты оказался жив.

Адонаш вновь застонал в попытке произнести: "Почему ты не добил?"

— Странно, что тебе удалось выжить. Такой сильный отток редко минует, не забрав жизнь... У тебя железное сердце и жилы из стали... — Эрий ухмыльнулся. — Зачем отпустил, дурень?

— Что... отпустил?.. — наконец, Адонаш говорит по-человечески, хоть и очень тихо, с большим трудом.

— Силу нельзя отпускать до конца. Бойцу нельзя. Мирному Мастеру ничего не грозит, забудься он под действием своего Дара, но не нам с тобой.

— О... чем... ты... говоришь?..

— О Дарах и Силе. Впрочем, откуда тебе знать?.. Здесь не Город Семи Огней.

Эрий тряхнул головой.

— Ты дерешься двумя руками, а левая у Одаренного сильнее в бою, сильнее... и ею труднее управлять... Левый меч ведь громче кричит, не так ли?

Адонаш кивнул.

— Вот я и выбил его из твоей руки, чтобы ты услышал меня... Ты забылся, не контролировал себя. А так нельзя — погибнешь от оттока.

— Я... больше не возьму... в руки... меча... — сдавлено, с трудом из-за боли в горле, в легких, в солнечном сплетении, и из-за слабости произнес Адонаш. Хватит с него крови. Хватит смерти! Ни Киилист, ни кто-то другой больше не заставит его убивать ради забавы... Он не желает превращаться в дикого зверя, полностью поглощенного жаждой убийства.

— Ерунда. Если не возьмешь — тоже умрешь — от оттока. Месяца через два сдохнешь, как собака, подхватившая чумку.

— Почему?

— Глупец! Почему?.. — Эрий хмыкнул. — Отток... Смерть от него не самая приятная. Ведь так? Ты попробовал ее на вкус... Поэтому помни — хочешь жить, не отпускай до конца Силу... но и без крови ты не проживешь... Таков уж ты есть. Тигр..

— Я больше не хочу убивать тех, кто словно ребенок по сравнению со мной, — Говорить становилось легче с каждым словом, боль постепенно рассеивалась, словно утренний туман, оставляя слабость и нестерпимый голод. — Два года, я только и делал, что убивал... Жестоко, легко, не задумываясь...

— И впредь будешь так же.

— Киилист вновь заставит нас драться?

Эрий пожал плечами.

— Может в другом городе?.. Вряд ли здесь кто-нибудь захочет на это смотреть второй раз. Три часа глазеть на то, что тебе трудно увидеть... следить за смазанными следами мечей?.. Три часа — и не одной капли крови? Нет. Это зрелище не приводит в восторг. Гораздо интереснее наблюдать, как я или ты, будто баранов режем опытных, закованных в латы бойцов целыми десятками. Или падающие под ударами стайши — вот что достойно их внимания! Люди гораздо более кровожадны, чем ты думаешь.

Адонаш смог подняться, сесть, прислонившись к стене. Он уставился на свои трясущиеся руки, ненавидя их за то, что выдавали его слабость.

— Вот. Возьми...

Он повернул голову, Эрий протягивал ему сквозь прутья решетки краюху серого хлеба. Адонаш сначала схватил хлеб обеими руками, вгрызся зубами в толстую корку, а только потом подумал: "Почему? Чей это хлеб? Разве сам Эрий не хочет есть?" Он на мгновение застыл, но голод был сильнее. Сильнее гордости, воспитания. Сильнее вопросов... И Адонаш принялся самозабвенно жевать.

— Тебе нужнее... — проворчал Эрий. — Хорошо, что ты выжил — мне не придется выходить против эффа в одиночку...

— Кого? — спросил Адонаш, говоря с набитым ртом — видел бы наставник, в какого дикаря он превратился...

— Тварь из преисподней... Будут еще смарги, но их несложно убить, хоть они и юркие... А вот эфф... Эта мерзость посерьезней...

Адонаш только хлопал глазами, как мальчик, которого впервые привели к наставнику. Он никогда не слышал ни о смаргах, ни об эффах.

— Это звери?

— Звери? Нет... Хуже... значительно хуже... Город Шиисинс ждет сюрприз. Никто и никогда здесь еще не видел подобного! Киилист показывал все это в Тиангисе, в Байтше, в Чатане, но они очень далеко отсюда. Там высокородные дрались, чтобы увидеть сражение с тварями из преисподней, при том, что за место нужно было заплатить десять монет полновесным золотом. Говорят, будто из-за малой вместимости трибун, цена к началу сражения возросла до пятидесяти золотых! Так это в Байтше и Тиангисе, что расположены в самом начале Хребта Дракона, где каждый беспризорник знает, что такое смарг. А в Чатане эффов, что обычных псов, хоть они и не разгуливают свободно по городу. В Шиисинсе зрелище такое впервые, и успех будет больше.

Адонаш доел, но голод не утолил. Он слушал Эрия с интересом, постоянно одергивая себя, чтобы не быть похожим на простолюдина, пришедшего из глубинки на ярмарку в Билиане, что стоит, глядя на балаган с открытым ртом и выпученными глазами.

— Насколько я знаю, у Киилиста двенадцать смаргов и три эффа. Вначале он выпустит смарга против приговоренных к казни. Тварь разделается с людьми за пару секунд и начтет пожирать. Потом выйдет какой-нибудь боец из вон тех, — он кивком головы указал на клетки, стоявшие напротив и чуть дальше справа, где сидели или лежали такие же пленники, как они с Эрием... впрочем, нет, не такие — обычные люди, а не демоны... — Боец будет вооружен, но смарга вряд ли убьет, хотя... и такое случалось, может, ранит? Выпустят еще пару тварей, и еще несколько бойцов. Чаще всего смарги одолевают людей. Мы с тобой выйдем в конце против шестерки тварей, копошащихся на трупах, убитых ими. Смарги быстры, но твои мечи быстрее. Бей наверняка — руби голову, цель в сердце, в глаз, отсекай конечности. Никогда не думай, что ты с ним окончательно разделался, пока не уйдешь с поля. Даже если ты порубил смарга на куски — будь осторожен, какой-нибудь кусок может тебя цапнуть в самый неподходящий момент. Они неимоверно живучи. Окончательно подыхают только через пару дней. Мне в ногу раз вцепилась отрубленная голова, и отвратительная рваная рана потом долго не заживала.

— Голова?.. — Адонаш невольно хихикнул.

Эрий нахмурился.

— Думаешь, я байки тебе здесь травлю? Глупец! Какой же ты глупец!..

— Нет... не байки... — Адонаш вспомнил, что Эрий поделился с ним хлебом и почувствовал вину, что посмеялся над словами Мастера, — но голова...

— Голова... или лапа... Посмотрю я, куда денется твоя веселость в бою...

— Я... не...

— Да, ладно. Мне нужно, чтобы ты выжил, чтобы не вышел из строя раньше времени, потому что против эффа в одиночку мне не выстоять. Когда мы убьем смаргов, выпустят эффа. Нам будут помогать десять бойцов с длинными копьями. Но эфф станет бросаться лишь на меня или на тебя, ни на кого больше.

— Почему?

— Эффы чуют таких, как мы. До обычных людей им дела нет. А мы — их враги. Они наизнанку вывернуться, чтобы уничтожить нас. И к концу битвы должны остаться в живых либо эфф, либо Одаренные... По другому не может быть. Понимаешь?

— Не совсем... — честно признался Адонаш.

— Тогда слушай и запоминай все, что я говорю. Это сражение — не ворам резать глотки в яме. Эфф — убийца Одаренных. Он размером больше взрослого тигра, у него длинные клыки — с ладонь, он одной лапой переломает тебе позвоночник. Ты проткнешь его мечом сотню раз, а он и не заметит. Уничтожить эту тварь для Мастера Силы сложнее, чем убить десять... да хоть тридцать стайшей. Один не сможет. Ты уж мне поверь. В одиночку не сможешь... Будь ты хоть самим Атаятаном! Вдвоем — есть шанс, одному — никакого! Киилист, дурак, не верит, что я не смогу справиться с эффом в одиночку. В прошлые разы я выходил с Мастером Вундом, и мы убивали зверя с огромным трудом. Сзади у эффа кожистый воротник, когда он атакует, тот поднят вертикально вверх, будто хвост у павлина. У них уязвимы шипы на вороте, если рубанешь по ним, ему будет больно... Если вгонишь меч в основание черепа под ворот — сможешь его убить. Запомнил?

Адонаш кивнул, хотя совершенно не представлял себе, как все это будет происходить...

— Мастер Вунд... такой же, как мы?

— Да, мальчик, такой же...

— И где он сейчас?

Эрий ухмыльнулся, потянулся, чтобы размять мышцы, повертел головой вправо и влево, с той же целью.

— При Киилисте. Предпочел стать цепным псом. Охраняет его.

— А ты?

— Что я?

— Почему ты здесь?

— А почему ты здесь?.. — Эрий злобно сверкнул глазами.

— Я оказался в яме раньше, чем понял, кто я такой и что умею. Сейчас с моими мечами в руках меня бы ни за что не взяли...

— Глупец! — Никто так часто не называл Адонаша глупцом, как этот странный сосед по тюрьме... но Эрий поделился с ним хлебом... и не убил его, когда Адонаш потерял сознание в яме. — Ты уязвим: на тебя можно накинуть сеть, можно поставить против тебя десяток лучников. Одну, две стрелы ты отобьешь, но шквал... Тебя можно отравить, можно усыпить, как сделал Киилист, когда перевозил тебя из Билиана. У тебя обманом можно забрать мечи. Твой Дар не все воспринимает как оружие — только железо в руках.

— Железо?.. Как это?

— Узнаешь... В конце концов, ты свалился бы от оттока рано или поздно, а тогда тебя можно брать голыми руками.

Они помолчали.

— А почему ты не хочешь охранять Киилиста? Почему остаешься в клетке? Тебе он не предлагал такую возможность?

— Потому что я — дикий зверь, мальчик! Меня не заставишь стоять на задних лапах, вилять хвостом и лаять на недругов хозяина. Я — волк! Я перегрызу ему горло при первой возможности. И Киилист это знает.

— А где он берет этих... тварей... Как ты их называл? Эффов? Смаргов?

— Покупает. Есть те, кто поймает даже Древнего ради денег и продаст. Смарги кишат на востоке, отловить их не трудно. Эффы свободно продаются в Аре. Такие как мы — всюду...

— Всюду? — Адонаш удивился.

— Да, мальчик. Одаренных много. Бойцов меньше, мирных больше. Но найти таких можно... А вот поймать — сложнее, нужна хитрость. Киилист же в хитрости превзошел всех!

— Но если мы достаемся ему с таким трудом, то зачем он рискует? Если я или ты погибнем от зубов эффа, кто будет за него сражаться? Кого он станет показывать толпе?

— Мальчик! Не так уж он и рискует. Я у него семь лет, Мастер Вунд — двенадцать, есть еще Мастер Фахт — тот и вовсе лет двадцать. Бывало, что молодой Одаренный погибал от оттока, когда по неопытности поступал подобно тебе, отпуская Силу. Этих потерь не избежать. Те же, кто смог победить себя, обычно живут долго... слишком долго. С эффами и смаргами мы справлялись, потому что действовали всегда вдвоем. Сейчас Киилист с такой страстью возжелал показать городу Шиисинсу свои "чудеса", что не может остановиться, почти как ты в бою... — Эрий невесело рассмеялся, — если бы ты умер, он выставил бы меня одного против эффа. Он искренне считает, что я одержу победу, хотя даже Вунд говорил ему, что в одиночку это невозможно. Уж не знаю точно, чем вызвано такое безумие — то ли жаждой славы, то ли золота? Шиисинс самый богатый город на Хвосте Дракона. Здесь он пожмет славный урожай из монет. Представление его увидят Правители долины Айс и долины Каи, нескольких крупных городов, будет даже кто-то из Ары, как говорят.

Адонаш, который сидел лицом к выходу, заметил какое-то необычное движение там, откуда лился свет, освещая контуры троих вошедших. Лиц нельзя было разглядеть, только то, что один из них, шествующий впереди, низок и худ, а двое других высоки и широкоплечи и двигаются плавно, как хищники.

Заметив взгляд Адонаша, обернулся и Эрий, фыркнул, усмехнулся:

— Киилист пожаловал!

— Очухался! — констатировал подошедший, в самом деле, оказавшийся Киилистом, потряхивая своими жиденькими седыми косами. — Ты живучий, звереныш!

Адонаш глядел на Киилиста из-подо лба, оценивая возможность достать худую шею хозяина сквозь прутья, и сожалея, что мечей у него сейчас нет. Впрочем, и без мечей он — стайш, обученный наставником... жаль, что Киилист слишком далеко стоит от решетки.

— Вот видишь, — обратился посетитель к Эрию, — а ты беспокоился!

— Накорми его... — буркнул Эрий в ответ.

— Зачем?.. А! Звереныш не напился крови — и хочет есть! — усмехнулся Киилист, делая шаг к клетке Адонаша.

Он сгруппировался: "Подойди еще на шаг! Давай!"

Адонаш заметил на себе пристальный взгляд опасных и злых глаз, стоящего за спиной Киилиста, одного из телохранителей. Это был темноволосый с прядями седины высокий и стройный человек, рука его лежала на рукояти меча, а в глазах пылало то, что так хорошо знакомо самому Адонашу. Он — Мастер Силы. Возможно, это тот самый Вунд, о котором рассказывал Эрий.

— Когда?.. — тихо спросил Эрий, и Киилист резко обернулся к нему. — Следующий бой когда?

— Не терпится?.. — ухмыльнулся хозяин. — Давно не убивал эффа?

— Давненько...

— Может и не нужно тебе этого делать?

— Что? Эфф подох?.. — рассмеялся Эрий обычным для него невеселым смехом.

— Нет. Три эффа живы и здоровы. И животных беспокоит лишь то, что они чуют Одаренных и никак не могут дотянуться. Дело в другом, Эрий.

Киилист подошел вплотную к решетке соседней клетки.

— Не кажется ли тебе, что ты уже стар для подобных развлечений?

— С каких пор тебя интересует то, что мне кажется?

— Ты семь лет сидишь в клетке, как животное. Я предлагал тебе раньше и предлагаю сейчас — службу! Твой меч в любом случае служит мне, но сейчас мне нужнее Мастер Силы, прикрывающий спину, а не сражающийся на арене.

— Что, Мастер Вунд, — Эрий посмотрел на спутника Киилиста, их острые взгляды скрестились, словно клинки, — не справляешься?..

— Мне нужны двое. Одного мало...

— С каких пор один Мастер не может справиться с таким несложным, по сути, делом? Это же не от эффа отбиваться!.. — фыркнул насмешливо пленник.

— Дело как раз в эффах... — Тон Киилиста смягчился, похоже, он был озабочен и напуган чем-то. — Чатанские смарговы Мудрецы нашли способ, как натравлять эффов на обычных людей. На конкретного человека. А у меня... знаешь ли, много врагов.

— Было покушение?

— Еще нет... Но я кое-что узнал. Без надежной охраны мне нельзя появляться в Аре, а там у меня еще остались дела. Пусть звереныш сражается с эффом и со смаргами в яме, тебя я от того избавлю. Он не победит, но какое-то время продержится. А если выживет, то к лучшему. Я приобрел несколько таких зеленых Одаренных совсем недавно, они дороги, но этот окупиться с лихвой, выступив завтра, даже если погибнет. А тебя я освобожу, если ты принесешь клятву. Я знаю, что клятв ты никогда не нарушал...

В ответ на его слова Эрий резко подскочил, во мгновение ока оказался у решетки, вцепившись в нее руками, сгорбившись из-за низкого потолка, и вперившись взглядом в Киилиста, который испуганно отпрянул, спрятавшись за плечом Мастера Вунда.

— Ты унижал меня, Киилист!.. Все семь лет! Ты держал меня за дикого зверя, а теперь приходишь и просишь принести клятву?.. Почему бы тебе не попросить этого мальчишку охранять тебя? Он силен — это я тебе говорю, как знаток! Он пережил свой переломный отток и теперь по яркости Дара мало кто с ним сравнится. Второй раз я по доброй воле с ним драться не стал бы, потому как он легко меня кончит!

— Он неопытен, Мастер Эрий, — сиплым голосом ответил Киилист, перенервничавший, когда пленник кинулся на него, едва не достав, — к тому же слишком горд. Наследник... Таких не заставишь...

— Ты прав!.. — перебил его Эрий, — я никогда не нарушаю клятв! И знаешь, в чем я поклялся? Не догадываешься?..

Киилист побледнел.

— Помнишь Ийинну? Помнишь ее, гнусный смаргов пес?! — Костяшки пальцев Эрия, которым он вцепился в прутья, побелели, сам он побагровел, и, казалось, вот-вот разорвет руками решетку.

Киилист еще на шаг отступил назад.

— Думал, я забуду это? Думал, прощу тебе ее смерть? Тварь! Ты, Киилист, хуже эффа и любой самой мерзкой твари, которая только ходила по земле! Ты превратил меня в зверя! Ты, который младше меня вполовину!.. Ты, который ниже меня по происхождению!.. Не имеющий ни Дара Силы, ни какого-то таланта, кроме своей змеиной изворотливости... Гнусный, скользкий и лживый смарг!..

— Я — пусть и ниже тебя или твоего соседа-щенка по происхождению, — процедил сквозь зубы Киилист, тоже багровея от ярости, — но владею такими, как вы! И не одним тобою! Ни одним отвергнутым наследником Билиана! Десятками! Я — господин! А вы кто? Рабы! Животные — не более! К тому же, тупые животные, не способные понять, что сидеть годами в клетке в собственном дерьме более унизительно, чем служить телохранителем! Нет чести в диком звере!..

— Я поклялся в тот день, когда умерла Ийинна, что положу конец твоей никчемной жизни, едва мне представиться такая возможность. Так что смотри, Киилист, будь со мной поосторожнее, а то ведь я могу согласиться быть поближе к тебе, чтобы исполнить клятву!..

Киилист окончательно пришел в себя, скривил губы в гадливой мине.

— Зверь! Бешеный зверь... И больше ничего... Ийинна давно уже мертва, а ты сложишь голову из-за нее, как глупец. Что ж, надеюсь, эфф завтра дарует тебе желанную свободу и положит конец твоим мучениям, Мастер Эрий!

Киилист сплюнул и обернулся к Адонашу.

— А ты, последний из рода Бэй-Дэ, хочешь выйти из клетки? Я второй раз спрашиваю тебя об этом. Второй и последний. Ты видишь, — он мотнул головой в сторону Эрия, — во что превратиться твоя жизнь здесь. Не передумал? Что больше приличествует наследнику, стайшу — гнить в яме или защищать человека, которого уважает каждый Правитель на всем Хребте Дракона от пика Одиночества на востоке до Хвоста на западе?

— Только что ты говорил о том, что скормишь меня эффу на потеху толпе, потому что я молод и неопытен... — мрачно ответил Адонаш.

— Ты можешь доказать свою ценность верной службой, раб.

— Пожалуй, я тоже дам клятву, Киилист. Клянусь, что при первой же возможности перережу тебе глотку!.. — рыкнул Адонаш, взбешенный таким обращением. Он не раб! Зверь, попавший в цепи, но не раб! И никогда им не будет!

Киилист долго смотрел на него, затем снова плюнул на пол, отвернулся и пошел к выходу. Мастер Вунд, уходя, смерил Адонаша насмешливым взглядом.

— Глупец, — в который раз обозвал его Эрий, когда они ушли. — Глупец, ты мог выйти из клетки. Ты же видишь, что Вунду лучше, нежели мне. Зачем?

— Но ты не оставил меня в одиночку сражаться с эффом!..

— Я? Думаешь, это из-за тебя? Мне плевать сожрет ли тебя эфф, или сдохнешь ты от оттока! Понимаешь? Плевать! Я бы убил тебя, если бы смог в том бою.

— Так почему не убил?

— Да потому что в тот момент, когда ты лежал и дергался в конвульсиях, я сам едва стоял на ногах от оттока, и меня едва хватило, чтобы доползти до клетки! А в бою ты сильнее меня, смарг тебя сожри!.. Ты меня сильней! Я едва выдержал! И ты ведь дрался с Одаренным впервые! В следующий раз, ты, пожелав меня убить, легко сделаешь это! Если ты отказался от предложения Киилиста в благодарность за сохраненную жизнь или за ту корку хлеба, которую я припрятал для тебя — ты вдвойне глупец! Ты никто для меня — просто щенок, обещающий стать сильным и опасным зверем! Завтра ты выйдешь со мной против эффа и мне нужно, чтобы ты жил! А послезавтра ты выйдешь против меня, и я сделаю все, чтобы ты умер! Убью тебя, не задумываясь! А после не буду ни сожалеть, ни испытывать угрызений совести, — даже не вспомню твоего имени! Знаешь, сколько таких было?... Сколько крови подобных тебе на моих руках?.. Ты поклялся, лишь подражая мне! Но мои клятвы — это мои клятвы! На них есть причины! Была ли у тебя причина произносить такие клятвы?..

Адонаш не смотрел на него, слушая его злые слова, которые ранили очень глубоко, потому что в них много правды... Этот человек — никто для Адонаша, и Адонаш для него — никто, просто заговоривший с одичавшим юношей впервые за два года... Просто поделившийся хлебом, по каким-то ведомым лишь ему причинам... Они вышли друг против друга в бою, и все, что испытывал тогда Адонаш — это ненависть и желание его убить. Так же будет и в следующий раз. "Братья" споют песнь о крови, Адонаш услышит и откликнется, напоит их, забыв о благодарности, о хлебе, о сказанных словах... "Белый тигр" — дикий зверь, демон, которому нужна лишь кровь, точно такой же, как Эрий...

— Я отказался от предложения Киилиста еще по пути сюда, — оправдываясь зачем-то, тихо произнес Адонаш, — а своих решений стайш не меняет...

Эрий ничего не ответил, он застыл, подогнув под себя ноги и глядя прямо перед собой в одну точку, в той самой позе, в какой увидел его Адонаш впервые.

2

Адонаша тревожил сильный запах, исходящий из ямы. Неприятный, резкий, запах разлагающихся трупов, мускуса, отбросов и чего-то еще, незнакомого, но от того не менее мерзкого. Оказавшись у выхода из помещения, где их держали, он с удивлением понял, что решеток, закрывающих нижний ярус ямы, нет. Яма углублена еще футов на семь вниз. И там, внизу, разбросаны, словно туши на живодерне, растерзанные человеческие тела. По ним скачут, вгрызаясь в плоть, небольшие мерзкие твари, существа локтя три высотой. Движутся они пряжками, помогая себе длинными костлявыми руками. Он лишены шерсти или волос, сзади у них кожистые воротники, оканчивающиеся щипами. Их шестеро, как и говорил Эрий.

Существо подняло голову, посмотрело на него, ворот поднялся торчком. Морда, отдаленно напоминающая человеческое лицо с плоским носом, лишенное губ, с желтыми большими глазами, оскалилась рядами острых маленьких зубов. Существо издало звук вроде "э-ээ-эхэо", чем привлекло внимание других.

Решетка позади со скрежетом опустилась, они с Эрием остались стоять на узком дощатом мосту у края ямы, и Адонаш запаниковал, так как не знал, где мечи. Стоек на этот раз не было видно. В последний момент чьи-то руки просунули их оружие в щель между полом и закрывающейся решеткой.

Эрий схватил меч первым и тут же прыгнул в яму, Адонаш отстал от него лишь на мгновение.

Толпа взвыла. Существа разом подняли воротники, зашипели и бросились на них, оставив мерзкую свою трапезу. Смрад хлестнул по горлу.

"Смарги быстры, но твой меч быстрее" Так и было. На подлете Адонаш рассек первого пополам и с ужасом заметил, что обе половины продолжают резво ползать по земле, тщась его достать.

Эрий провел серию ударов, снимая голову смаргу, а перерубая ее на две части, пока та падала, а затем и расчленяя обезглавленное тело.

Адонаш, не давая острым мелким зубам вцепиться себе в лодыжку, всадив левого "брата" в основание черепа твари и провернув. Убить их нетрудно... но не до конца... Как они могут жить после таких ран... словно дождевые черви?..

Эрий завертелся вокруг своей оси. Он почему-то привлекал внимание смаргов больше, чем Адонаш, на него нападали трое из четверых оставшихся... целыми, а после того, как Адонаш разделал четвертого — все оставшиеся.

Меч Эрия и оба клинка Адонаша опустились на одного из смаргов одновременно, буквально разорвав того на части. Крови не было... У этих тварей не кровь, а какая-то тягучая густая слизь, липшая к мечу.

Еще двое прожили... нет лучше сказать, сохранили при себе свои конечности, — недолго. Всего несколько минут прошло с момента, как бойцы прыгнули в яму, и вот — оба стоят среди человеческих останков, и копошащихся частей смаргов. Каждый мерзкий кусок шевелится, ползет куда-то и, если ему посчастливилось иметь когти или зубы, норовит причинить вред Мастерам.

Эрий решительным шагом направился в дальний конец ямы, где было больше человеческих трупов, но меньше смарговых кусков... Там он остановился, развернулся с каменным, ничего не выражающим лицом, и с пылающими глазами и застыл. Адонаш продел все то же, что и он.

Низкая железная дверь со стороны бараков отворилась. В нее протиснулась огромная плоская, совершенно лишенная шерсти голова. Клыки были настолько большими, что не помещались во рту. Адонаш испугался. Да! Он испугался! Хотя думал, что страх — недоступное ему чувство... Он мог нервничать, беспокоится, паниковать, сердиться, но никогда он не боялся... А сейчас ужас накрыл с головой, даже в этом состоянии, когда он слышит песню мечей и повелевает временем. Что же это за тварь?..

Эфф принюхался, оскалился, наклонив голову вперед, поджав уши, и полусогнув передние конечности. Поднял кожистый воротник, развернув его веером.

— Ты говорил, что нам будут помогать десять бойцов с длинными копьями... — как-то жалобно пролепетал Адонаш, — где они?

— Киилисту не понравились наши клятвы!.. — рассмеялся Эрий, и, как всегда, веселья в его смехе не было ни капли.

Мельком взглянув на него, Адонаш заметил, что у Эрия кровь проступила сквозь рукав на правом предплечье. Смарг достал?..

— Ты отвлекаешь — я захожу сзади, — коротко изложил свой нехитрый план Эрий, пока эфф рысью бежал к ним.

Адонаш кивнул.

Трибуны затихли, слышно было сопение эффа и то, как огромные когти скребут каменную почву.

Эрий приготовился, развернулся боком, отошел немного в сторону. А Адонаш завертел мечами, но не со всей возможной скоростью, а так, чтобы привлечь внимание зверя блеском стали — это удалось, эфф фыркнул на Эрия и направился к Адонашу.

Ужас схватил за горло. Кстати вспомнились слова об уязвимых местах эффа. Недолго думая, Адонаш рубанул по топорщащимся щипам, хотя, казалось, что такая рана не причинит особого вреда, и разумнее ударить в глаз или в шею. Но сработало! Эфф изогнулся, вздрогнул, издал странный сдавленный звук, похожий на стон раненого человека, царапнул огромной лапой по каменному полу и наклонил голову. Он быстро оправился, кинувшись на Адонаша, так что тот едва успел отпрыгнуть. Но в это время Эрий уже оказался позади, он подскочил к эффу вплотную и, воспользовавшись секундным замешательством зверя, всадил клинок тому под ворот в самое основание черепа. Запрыгнул на спину эффа, провернул меч. Передние лапы твари подкосились, она рухнула на камень. Эрий освободил клинок, покрытый кровью, — у эффов, в отличие от смаргов кровь была, — спрыгнул со спины, стал позади, отступив на несколько шагов, и закричал с искренним радостным возбуждением в голосе:

— Легко!.. — смеялся он. — Иногда это бывает так легко!!! Ты везучий, звереныш!..

Адонаш глядел, как бьется в конвульсиях, подыхая, смертельно раненый эфф.

Зрители выли, совсем не по-человечески, и Адонашу казалось, что он среди зверей в лесу, а не среди людей в городе. Он даже поднял голову, осматривая трибуны, чтобы убедиться... Внезапно взгляд его заметил движение в яме, более активное, нежели могли производить останки смаргов.

— Эфф! Еще один!.. — закричал Адонаш, привлекая внимание осчастливленного легкой победой Эрия, который стоял к приближающемуся зверю спиной.

Мастер обернулся... слишком поздно — места для маневра, для удачного удара уже не было, эфф прыгнул, встретившись с острием клинка, пронзившим новому зверю плоть под ключицей. Адонаш видел, что меч вошел лишь на дюйм. Он подбежал, яростно нападая и отрубая щипы, но зверь рвал Эрия, почти не обращая внимания на атакующего Адонаша, лишь огрызался, показывая желтые длинные клыки, когда меч в очередной раз касался топорщащегося ворота. Адонаш повторил прием Эрия, который тот проделал с первым эффом, вонзив правый меч сзади. Зверь дернулся, высвобождая его клинок, неестественно гибко развернул голову, клацнув зубами в дюйме от его руки. Если бы достал — откусил... Адонаш шумно выдохнул, преодолел страх и вонзил левый меч туда же — в основание черепа под ворот и еще раз правый, он потянул оба клинка, чувствуя, что плоть эффа поддается. Он резанул изо всех сил, голова эффа повисла, обнажив позвоночный столб. Адонаш вынул правый клинок, размахнулся, рубанул — послышался хруст, меч завибрировал, отдаваясь в руку, но шею он перерубил. Эфф стал заваливаться на бок, долбанув мощной лапой с четырёхдюймовыми когтями по его бедру.

Адонаш взвыл от боли, затем стиснул зубы, отпрыгнул, чтобы туша эффа не придавила его, падая.

Он с надеждой взглянул на Эрия... но вместо его соседа по камере, вместо человека... который, как бы там ни было, но спас его жизнь, осталась лишь кровавая масса, и только разметавшиеся по каменному полу длинные темные косы с четырьмя золотыми зажимами на каждой, говорили о том, что это Эрий... Мастер Эрий. Лица нет... Грудная клетка проломлена... Руки и ноги представляют собой месиво из ошметков одежды, мяса и белеющих в нем осколков костей.

Адонаш, отступающий все это время назад шаг за шагом, почувствовал спиной холодную каменную стену ямы. Он вцепился в рукояти мечей, как в единственную возможность не просто выжить, но и не сойти сейчас с ума. Мечи пели, но о чем, он не понимал. Он вслушался, отметая мешавший вой и визг трибун, — "братья"... скорбели?.. о смерти Мастера Эрия... Адонаш сел, скрестив клинки на коленях, он неотрывно, с ужасом, который впервые познал сегодня, вглядывался в железную дверь в другом конце ямы — не покажется ли кто еще?

Раненое бердо горело... Руки дрожали, от чего мечи тихо позвякивали друг о друга... "Прощай, Мастер Эрий..." — бормотал Адонаш.

Новый сосед

1174 год со дня основания Города Семи Огней. Хвост Дракона. Город Шиисинс.

Уже месяц прошел... а Адонаш никак не придет в себя. Даже неожиданная щедрость Киилиста, присылающего в его клетку ежедневно корзину, до краев наполненную всевозможными яствами, с обязательным кувшином вина, не может поднять его дух. Адонаш на своем недолгом веку крови видел достаточно и чего похуже... но растерзанный Эрий... не мог забыться.

Он то и дело озирается на пустующую клетку справа, присматривается: может, Эрий лежит там, на соломе... спит, а он не способен разглядеть того в полумраке? "Глупец! — обзывал Адонаш сам себя. — Глупец!..."

— Мастер Эрий! — зовет Адонаш, понимая, что это безумие.

— Мастер Эрий! — говорит он громче, не желая мириться с реальностью.

— Мастер Эрий! — он кричит, и ответом ему становится отборная ругань из дальних клеток.

— Мастер Эрий... — шепчет Адонаш, допивая вино.

Он пьян... Он плачет... Стайш не должен плакать... А зверь?.. А демон? Может ли плакать демон?.. Может ли демон сожалеть?

"Мне плевать, сожрет ли тебя эфф, или ты сдохнешь от оттока" — слышит он голос Мастера Смерти. "И мне тоже плевать..." — отвечает мысленно Адонаш и тут же смеется невеселым смехом сквозь пьяные слезы.

— Я исполню твою клятву... и свою клятву... Киилист... сдохнет... сдохнет...

Он пьян. Как же можно было напиться так? Вечер сейчас? Утро? Ворота в яму все больше закрыты после того боя и здесь темно, как у эффа в брюхе... Темно ли у эффа в брюхе? Адонаш хихикнул. Нет... Там стоят факелы... А почему бы и нет? Почему бы смарговым факелам не стоять у эффа в брюхе?.. Вино кончилось... А еды полно... Но есть он не хочет... И поделиться, потухни его огонь, не с кем!..

Адонаш смеется и засыпает.

Следующим утром он сидел, мучаясь похмельем. Голова трещала. Было плохо почти, как в оттоке... Хотя, нет! Что может быть хуже оттока? Только смерть от зубов эффа. Вспомнилось искореженное тело Эрия, и к горлу подступила тошнота.

В коридоре показался свет от факела. Двое слуг тащили котелок, из которого наливали похлебку в протянутые узниками сквозь прутья глиняные миски. Для Адонаша опять корзина.

С большой осторожностью, вооружившись мечами и отставив в сторону котелок, смотрители приоткрыли клетку Адонаша, и просунули корзину в щель. Железная дверь тут же захлопнулась, ключ провернулся в замочной скважине и только после этого, они облегченно вздохнули.

Адонаш ухмыльнулся. А ведь пожелай он выбраться сейчас — не помогли бы их предосторожности. Для стайша ничего не стоит в один прыжок преодолеть расстояние до двери, ударить по ней ногой, сбив если не обоих, то одного с ног, а может и вовсе вырубить, завладеть их мечами... а уж с мечами он опаснее, чем стайш — непобедимый Мастер Смерти.

Только выход из этих бараков один — в яму. А из ямы ему без веревки не вылезть.

Первым делом он отыскал в корзине кувшин с вином. Жадно сделал пару глотков, чтобы облегчить похмелье... или снова напиться...

— Господин Киилист доволен тобой, — вдруг сказал один из смотрителей, обычно они были молчаливы, — Ты победил эффа в одиночку.

"Если бы этот эфф не был занят Эрием, — думал Адонаш, не достаточно пьяный, чтобы говорить это вслух, рассуждая со смотрителями, — то я сейчас выглядел бы, как кусок мяса"

Слуга продолжал:

— Он хочет, чтобы ты был готов к следующему бою. Всем очень понравилось представление. Есть много тех, кто хотел бы повторить, а еще больше тех, кто не попал на прошлые игры, не видел боя, и терзаются любопытством. Теперь они все отдадут, лишь бы попасть на трибуны!

— С кем? — тихо спросил Адонаш.

— У хозяина остался еще один эфф, — смотритель осклабился, показав в свете факела кривые гнилые зубы. — И говорят, он ждет большой груз из Ниидиска. Целый караван. Готов заложить свою правую руку, что там, смарг меня сожри, много чего интересного для твоего меча, Тигр, проклятый наследник... Ха!

Адонаш рассмеялся, невесело, хрипло, совсем как Эрий...

Смотрители ушли, а он в темноте стал исследовать содержимое корзины. Нашел там мясо, хлеб, сыр, апельсин. Его кормят, как на убой. Или как проклятого наследника... Ха!

По-видимому, все получилось по плану Киилиста: он опасался Эрия, и Эрий погиб, а клятву Адонаша принял за мальчишескую глупость, о которой тот скоро пожалеет. Адонаш выжил, а, значит, сможет стать для него хорошим бойцом и источником прибыли. Вот только против эффа в одиночку... не выстоять, и Адонаш погибнет в следующем же бою.

Все утро откуда-то со стороны прохода в яму слышались: лязг, скрипы, иногда шипение, какое издают смарги, окрики, стук молотков, звон металла.

Прошло несколько часов, когда распахнулись ворота в яму, и в помещении стало непривычно светло, хоть и далеко до дневного света. Еще час и в проходе появилась группа смотрителей. Они что-то волочили. Адонаш, присмотревшись, понял, что это человек, которого они тянули за руки и за ноги, голова его была запрокинута назад и не слишком длинные светлые волосы подметали пол... Мертвый? Нет, скорее, спящий. Наверное, и его самого так же волочили из ямы после сражения с Эрием.

Соседняя клетка распахнулась, мужчину бросили на пол, и смотрители удалились, рассуждая о новых прибывших смаргах и еще каком-то чудище, из-за которого им добавилось хлопот. Они дружно выражали надежду, что "Тигр" быстро с покончит с невиданной тварью. "Тигр" тоже выражал на это надежду.

Был ли новый сосед по тюрьме Одаренным? Он без сознания или в глубоком сне, грудь вздымается редко и медленно, лицо, повернутое в другую от Адонаша сторону, рассмотреть нельзя. Он одет в такую же простую льняную одежду, как Эрий. Волосы кажутся седыми, но крепкие гладкие руки, оголенные по локоть, говорят о том, что он далеко не старик.

Едва вдали стихли голоса смотрителей, как человек подхватился и резко сел, он посмотрел на Адонаша черными, как угли глазами. Он точно не Мастер Смерти: и у Эрия, и у Вунда, да и у самого Адонаша такой взгляд, что хочется втянуть голову в плечи, а у этого озорные искорки играют в глазах, а вовсе не огонь ненависти. Или это только кажется?.. Он улыбается едва заметно. Щурится, разглядывая Адонаша. Адонаш тоже разглядывает его. Он не стар, но волосы седые... или просто такой цвет. Ни кос, ни зажимов, чтобы можно было судить о возрасте. Но одну четверть он уже должен был отмерить. Значит не из этих мест. Скорее всего. Адонаш не встречал на Хвосте Дракона человека с такой внешностью — глазами большими и черными, с чуть вздернутыми уголками, при светлых пепельных волосах, правильные черты, ровный нос, острый подбородок, темные брови не в цвет локонам на голове. Он худощав, но не хрупок, плечист, лицо гладкое, без морщин, если не считать легких паутинок у глаз от того, что он часто щуриться или улыбается...

— Одаренный? — спросил Адонаш.

Мужчина кивнул.

— Как и ты.

Адонаш выудил из корзины хлеб и мясо, которые не смог одолеть. Всегда так: то густо, то пусто. Ему бы такая корзина в тот день, после оттока, но тогда была лишь краюха хлеба, припрятанная Эрием.

Он протянул угощение новому соседу, вряд ли, конечно, тот так же голоден, как тогда был Адонаш, но все же...

— Спасибо... — Мужчина взял, улыбнулся и сразу принялся за еду — голоден.

— Откуда ты знаешь, что я Одаренный? — спросил Адонаш. — Киислист рассказал или смотрители?

— Нет. Я вижу, — просто ответил тот. — Ты боец. Мастер Меча, есть в тебе Дар Стратега, но разрушать ты не можешь.

— О каком разрушении вы все талдычите?..

— Я тебе потом покажу.

— Хм... Вино будешь?..

— Да.

Вином делиться не слишком хотелось, но если он не поделиться, но опять напьется допьяна, и Адонаш отдал кувшин новому соседу.

— Ну и как ты это видишь? Ты сам-то кто?

— Сейчас я новый боец Киислиста.

— Сейчас? А кем ты был вчера? Я вот — наследником! Отвергнутым и проклятым своим народом...

— За что же тебя прокляли?

Адонаш покосился на соседа. Задумался: "Почему я так много говорю? Напился все-таки... или вчерашнее не выветрилось?.."

— А я, наверное, такой родился, — ответил, наконец, он. — Просто открылось это лишь два года назад, в яме. Все увидели кто я такой — демон! Кровавый тигр! Отмеченный проклятием слышать песню меча!

— Проклятием, значит?..

— Да. А что, скажешь — Дар?..

— Сила. Просто Сила. Твоя рука — проклятие или дар?

— Зависит от того, что я ей делаю. А своей этой Силой, о которой ты говоришь, я только убиваю...

— Все зависит от того, кто кому подчиняется. Ты этой Силе, или она тебе. Я тоже иной раз сетую на свою судьбу, ты не одинок в этом.

— Ты не отсюда?

— Нет. Из Междуморья. Обычно люди сразу узнают из каких я мест: внешность у нас, междуморцев, приметная.

— Я не видел раньше междуморцев... — пожал плечами Адонаш, принимая кувшин с вином назад сквозь прутья и делая глоток. — Я сразу понял, что ты чужеземец. Кос у тебя нет... Хотя, ты мог бы оказаться и простолюдином, который не отмеряет четвертей прожитых веков...

Собеседник его задумчиво усмехнулся:

— Четверти прожитых веков?..

— Тебе тоже больше ста?

— Тоже? Мне казалось, ты совсем еще юн. Тебе лет двадцать — не больше.

— Так и есть — мне двадцать. А в твоей клетке до тебя был Мастер, которому сто пятнадцать. Вот я говорю... тоже...

— Погиб?..

— Эфф убил... — Адонаш печально опустил голову, рассматривая каменный пол. — Вернее Киилист.

— Вернее?.. Может и так... Почему ты считаешь, что Киилист?

— Мы вдвоем одолели одного эффа. Очень легко и быстро получилось. И Киилист выпустил второго... Неожиданно... Никто не думал... Специально выпустил, чтобы...

— Понятно...

— Интересно, в следующем бою он поставит тебя против меня или нас обоих против эффов? Может теперь ему взбредет в голову выпустить сразу нескольких?

— Поглядим...

— Если будет больше одного, то глядеть придется не долго: у нас быстро закроются глаза... навсегда... Видел ты когда-нибудь эффа? Эта тварь из преисподней, потухни мой огонь! Нет ничего хуже!

— Эфф по своей природе наиболее близок к обычному животному. И поддается трансформации. Так что он самый безобидный из всех "тварей преисподней", как ты выразился.

— Ты просто никогда не дрался с эффом! Я прав? Ты с ним не дрался?

— Нет. Мне незачем, — улыбнулся сосед.

— Ты — глупец!.. — Вот, теперь он обзывает новичка, — ничего не знаешь! Эфф убьет всякого Одаренного, если Одаренный не убьет его!

В ответ мужчина лишь рассмеялся, совершенно иначе, чем смеялся Эрий: весело, беззаботно, легко, как будто не был рабом и не сидел в клетке.

И Адонашу стало легче на сердце: все-таки как плохо человеку быть одному... даже такому дикому зверю, как он...

— Как твое имя?

Сосед усмехнулся.

— Как хочешь, так и называй.

— У тебя что, нет имени?

— Есть. Слишком много имен. Киилист знает меня под одним именем, но его я выдумал специально для Киилиста. Ты называй так, как тебе нравится.

— А настоящее?

— Если я назову свое настоящее имя, мы с тобой будем связаны навсегда.

— Я не понимаю.

— Я и не называю настоящего имени никому, кроме самых близких, а те, кто знает мое имя, всегда рядом со мной.

Адонаш удивленно пожал плечами.

— Как-то все сложно у тебя... Меня тоже по-разному называют, но означает это одно и то же. Мое имя — Адонаш, иной раз величают Тигром, но Адонаш на древнем языке и есть "тигр". Порой зовут меня диким зверем. А разве тигр не дикий зверь? Эрий вот, часто называл меня глупцом. А разве не глуп зверь, попавший в клетку?

Слова его снова рассмешили незнакомца.

— Ты прав, все наши имена всегда означают одно и то же. Зови меня междуморцем, раз представители нашего народа так редки здесь на Хвосте Дракона — ни с кем не перепутаешь.

Этот странный человек слишком легкомысленный, слишком наивный, хотя и старше его. Ведет себя он как-то... беззаботно, может еще не понял, что его здесь ждет?

— Ты раньше сражался в яме? — спросил его Адонаш. — Кем ты был, до того как попасть в лапы Киилиста.

— Ты знаешь, — он задумчиво потер подбородок, — я прожил много жизней, но в яме сражаться не приходилось...

— Так ты не боец? Сможешь хоть эффа одолеть?

— Об этом не беспокойся.

Адонаш вдруг подумал, что рассказал междуморцу почти все о себе, а о нем так ничего и не узнал, он ушел от ответа, и не сказал, как его пленили, сколько ему лет, даже имени не назвал. Но Адонаш почему-то доверял ему... или просто не хотел оставаться совсем один...

Ранним утром Адонаша разбудили голоса. Около клетки нового его соседа стоял Киилист, точно так же, как стоял, беседуя с Эрием, месяц назад. За спиной его с каменным невозмутимым лицом и злыми пылающими глазами — Мастер Вунд, чуть поодаль — еще один телохранитель, скорее всего, неодаренный.

Междуморец сидел в клетке и спокойно улыбался, так, будто это он — хозяин, а Киилист — раб. Сам же господин Киилист выглядел раздраженным. Его громко выкрикнутая фраза: "Что ты возомнил о себе?!", разбудила Адонаша.

— Мне сказали, — продолжил Киилист, — что ты опытный боец, Биеркон, — вот какое имя он придумал для хозяина. — Что не раз сражался с другими Одаренными и можешь контролировать Силу. Мне нужно, чтобы ты провел быстрый и красивый бой, но мальчишку не убил. Вышиби мечи из его рук, если сумеешь. Звереныш не контролирует себя в сражении. Насколько ты силен?

— Может, лучше начнем с эффов? — беззаботно спросил междуморец.

— Лучше начнем с того, что я — твой хозяин, а ты — раб! И будешь делать то, что я скажу!

— Всегда не любил рабства. Но худшее в тебе не это, а то, что ты позволяешь смаргам и прочим тварям убивать людей.

— Ты сумасшедший?.. — нахмурился Киилист. — Продавший тебя не предупреждал об этом. Тогда лучше будет, если Тигр тебя раздерет в первом же бою. Эрий говорил, что наследник очень силен, а пережив переломный отток, стал просто непобедим. И его не нужно уговаривать кого-либо убить, он просто не может без этого. Вот и посмотрим, чего ты стоишь. А после я подумаю, выпускать ли мне эффа... или нескольких. Знаешь, до меня дошли слухи, что после того, как Чатанские Мудрецы нашли этим псам лучшее применение и научили их охотиться за любым, на кого укажут, — их стоимость безмерно возросла. Один эфф в специальном ошейнике теперь стоит дороже двух, а то и трех таких рабов, как ты.

— Слушай меня, Киилист! — вдруг резко, но по-прежнему без ненависти, раздражения или ярости, спокойно произнес междуморец. — Я предоставляю тебе возможность.

Киилист застыл, выпучив глаза, изумленный его наглым тоном.

— Ты даешь мне слово, что отпустишь на волю всех своих рабов и Одаренных и неодаренных, в Шиисинсе, в Тиангисе, в Байтше, в Ниидиске, в Чатане, да и во всех городах, где у тебя есть ямы. Мне, видишь ли, не по нраву, когда убивают для развлечения толпы. Золота у тебя достаточно, голодать ты не будешь. Кроме того, ты уничтожишь всех смаргов, эффов, слышал, у тебя есть пионта... его тоже, лучше сжечь их огнем. Всех до единого. Нельзя, чтобы эти твари были здесь, на западе, и имели к тому же доступ к пище. Ты не представляешь, что начнется, если они расплодятся. Закроешь свои мерзкие балаганы по всему Хребту Дракона и в Аре!

Киилист не мог произнести не слова — его душил смех. Охранники вторили ему. Адонаш же огорчился: жаль, что новый сосед не в своем уме, но ведь человек здравомыслящий не стал бы такое плести.

— Вот это да!.. — наконец, выдавил из себя хозяин, отсмеявшись. — Никогда подобного не видел! Чаще всего, вы — Мастера Смерти, крайне угрюмы, агрессивны и нелюдимы, ты же, как я погляжу — весельчак! Или просто сумасшедший? Что ж это к лучшему. Может, выкинешь чего интересного в яме ко всеобщему удовольствию зрителей. Так значит, уничтожить купленных мною дорогих тварей?.. Закрыть ямы?.. Отпустить всех рабов?..

Междуморец кивнул с легкой хитрой улыбкой на губах.

— А что взамен? Мне интересна степень твоего безумия: обычно тот, кто лишается разума полностью, не понимает значения слова "следка". Ты понимаешь?

— Посмотри на меня, — Пленник усмехнулся шире, — я — междуморец. Сделка — у меня в крови! Взамен — ты будешь жить. Более того, я не стану унижать тебя перед всеми Правителями Хвоста Дракона, коих ты собрал в Шиисинсе. И не стану отдавать собранное тобою золото твоим же рабам. Проживешь остаток жизни в мире и благоденствии, и даже с чистой совестью, что не многим дано.

Киилист снова подавился смехом.

Адонаш прикрыл ладонью лицо и опустил голову... А он ведь только начал привязываться к этому междуморцу.

— Еще одна такая выходка, и я стану сожалеть, когда тебя убьет Тигр. Ты можешь рассмешить до коликов в животе. Это талант!

— Подумай... — Междуморец стал серьезен, хотя выражение его глаз, наверное, никогда не бывало серьезным. — Я тебя предупредил. А не согласишься — так приготовься к выступлению. Зрители увидят нечто необычное, чего никогда еще не видели. И главный герой — ты!

— Клянусь, потухни мой огонь, я никогда не пожалею ни об одной монете, что уплатил за тебя, Биеркон! Хорошее настроение с самого утра дорогого стоит. Если выживешь, возьму тебя в дом — будешь травить свои байки, и веселить меня!..

— Когда бой? — громко спросил Адонаш, чтобы прекратить этот балаган. Неужели междуморец не понимает, что унижается, выставляя себя дураком? Он таким образом надеется избежать смерти? Или он просто сумасшедший... Хороша парочка: безумец-весельчак и кровожадный дикий зверь...

— Сейчас! — ответил Киилист, не глядя на Адонаша. — Убей, если сможешь, звереныш! Я жду от тебя зрелища — не разочаруй!

И хозяин с сопровождающими его телохранителями удалился.

— Я не хочу тебя убивать... — прошептал Адонаш так тихо, что междуморец услышать не должен был, но тот обладал острым слухом.

— Так не убивай...

— Не знаю... Я могу потерять контроль...

Друг

1174 год со дня основания Города Семи Огней. Хвост Дракона. Город Шиисинс.

Адонаш не слушал напыщенных слов Киилиста, расхваливающего на все голоса достоинства своих бойцов, предвещавшего интереснейший бой, который останется в легендах. Он пропустил мимо ушей опостылевшую ему историю собственной жизни, изложенную в интерпретации хозяина, как повествование о юном наследнике, отвергнутом собственным народом за чрезмерную кровожадность. Не так все было... Или так?

Он обратил внимание лишь на слова, касающиеся междуморца. Узнал, что Биеркон сражался с детства и еще мальчиком убил двоих взрослых воинов в яме, а возмужав, стал дланью смерти для любого, против кого выходил. Междуморец говорил, что сражаться в яме ему не приходилось. Врал? Впрочем, чего ждать от сумасшедшего? Может через десяток лет и Адонаш тоже сойдет с ума, может, и его глаза перестанут быть опасными, больше не предупреждая людей о грозящей им беде, о смерти от ненасытной стали. Его взгляд станет веселым, беззаботным, с озорными искорками, а убивать он будет так же легко и жестоко?..

Киилист закончил. Оружие, как обычно в бою между двумя Одаренным лежало на стойках у стен ямы. Мечи Адонаша — слева, меч междуморца — справа. Адонаш, как когда-то Эрий ему, показал междуморцу, где ждет того оружие, и направился к своему.

"Братья" позвали сразу, и он не колебался, беря их. Кровь вскипела, Сила ожидаемо разлилась по жилам. Его захлестнула жажда убийства. Он с удивлением подумал, что в тот день, когда они с Эрием перебили смаргов и стали ожидать эффа, мечи не просили его убить соратника. Почему? Сейчас же он готов был на все, лишь бы напоить "братьев".

Где-то очень-очень глубоко теплилась искорка сожаления — он не хотел убивать. Может междуморец отобьется?

Время замедлилось, Адонаш оказался лицом к лицу со своим противником. Но междуморец стоял прямо, опустив меч, не атакуя, а внимательно разглядывая Адонаша. Пламя Мастера Оружия загорелось в глазах нового соседа-противника, но оно было спокойным и ровным, не излучая ненависти. Адонаш же ненавидел! Так, словно именно этот человек лишил его всего, словно именно междуморец убил его отца, бросил его в яму. Гнев захлестнул его, и Адонаш, слушая, как поют клинки: "Напои нас! Убей! Кровь пусть прольется! Спляши, Тигр, спляши!", — напал...

Что сделал междуморец, он так и не понял: молниеносным движением перехватил его руки, вывернул, и оба меча Адонаша оказались у врага, свой же клинок, тот отбросил.

Адонаш стоял пораженный, зрители заулюлюкали и засвистели минуту спустя, когда разглядели, что произошло, а междуморец застыл, прикрыв глаза. Адонаш был выброшен из состояния, в котором мог повелевать временем. Теперь он в руках этого человека, которого только что ненавидел, и жаждал убить. Совершенно беспомощный... И Биеркон сейчас завершит его жизнь. Как же он ловок и быстр!..

Но вместо того, чтобы напоить "братьев" кровью своего же хозяина — Адонаша, междуморец улыбнулся и произнес:

— Злые клинки" Они немало попили крови! Ты до сих пор ни в чем им не отказывал? Вот возьми, послушай теперь, — он протянул межи Адонашу рукоятями вперед, обращая на рев толпы, требующей покрошить наследника-демона на мелкие кусочки, не больше внимания, чем на лающих собак.

Адонаш принял мечи, Сила привычно хлынула в руки, он услышал песню, но та была совершенно иной. Братья подчинялись, а не пытались подчинить, они готовы были служить ему... "Мы принесем тебе победу! Кого назовешь врагом, крови того мы напьемся. Танец наш опасен, мы когти сражающегося Тигра!" Ненависти он не испытывал, ум был свободен и чист, кровавая пелена не плясала перед глазами.

— Я изменил песню, — улыбнулся междуморец, поднимая свой клинок. — Думаю, сражаться нам незачем. Начнем веселье?

Адонаш не ответил — настолько он был поражен. Кто это такой?

— Эй, Киилист!.. — закричал междуморец громко, громче, чем можно было ожидать. — Боя не будет! Спускайся сюда!

Киилист, в этот раз не расположенный к шуткам, взмахнул рукой, подозвав распорядителя, что-то шепнул ему, и тот убежал, выполнять поручение. Толпа гудела, требуя битвы, недовольная тем, что происходит в яме. Киилист нервничал. А междуморец спокойно уселся на решетку, глядя вниз, где копошились плененные смарги.

— Что ты сделал? Теперь Киилист выпустит эффа... может даже не одного! Мы погибнем!..

— Не беспокойся, — вот и весь ответ.

Адонаш был прав. Времени и возможности разобрать сейчас верхний ярус, увеличивая глубину ямы, у слуг не было, поэтому они привели эффов через бараки и выпустили их, приподняв решетку. Адонаш похолодел. Зверей было трое! Трое эффов! Сразу!!!

— Ты сумасшедший дурень! — закричал он, готовясь встретиться с чудовищами. — Загубил и себя и меня! Давай, отвлекай, руби им шипы! А я убью...

Междуморец не спеша поднялся, отряхнул полу туники и штаны, вытянул левую руку, свободную от меча вперед. Тем временем эффы были уже на расстоянии в три шага от них. Адонашу показалось, что воздух качнулся. Эффы прыгнув, ударились, будто о невидимую стену, завизжали, извиваясь. Трибуны затихли. А эффы стали издавать звуки, от которых становилось тошно, и хотелось, отбросив мечи, зажать руками уши: стон, визг, вой, плач, рев, — все вместе в какой-то неописуемой какофонии.

— Что случилось? — Адонаш перекрикивал вой зверей.

Снизу из ямы слышалось шипение и стук, иногда что-то ударяло по решетке под ногами — смарги тоже пришли в неистовство.

Эффы резко затихли, легли на землю, уставившись на междуморца.

— Убивать людей нельзя, — назидательно, словно ученикам, сказал он зверям. И спокойно прошел мимо них — те даже не пошевелились.

Адонаш, выпучив глаза, с колотящимся сердцем, ступая на цыпочках, обошел тварей и последовал за междуморцем, поминутно озираясь на лежащих эффов.

— Что ты такое? — проговорил он, запинаясь, когда нагнал междуморца.

Вместо ответа тот стал на доски, оконтуривающие края ямы, прислонил к стене свой меч, потянул за запястье Адонаша, стягивая его с решетки, поднял руки.

Адонаш протер глаза, так как они показывали ему, что решетка плавится, стекая большими серыми каплями вниз на головы смаргов. Как только образовалась первая дыра в покрытии дна верхнего яруса, в нее просунулась уродливая голова смарга, тварь выскочила с молниеносной скоростью и тут же... лопнула, распавшись на части, словно что-то разорвало ее изнутри.

Адонаш повернулся, спросить, что же происходит, но вдруг понял, что стоит совсем в другом месте: яма внизу, он будто бы на трибуне, а вокруг разлился молочным светом туман, в котором потрескивают искорки. Междуморец убрал руку с его плеча.

"Какой странный сон!" — думал Адонаш, повернув голову и столкнувшись взглядом с перекошенным ужасом лицом Киилиста. Междуморец подошел к тому, схватил за тощее предплечье, несмотря на попытку хозяина вырваться и убежать. Киилист взвизгнул и... исчез... Мастер Вунд застыл на месте, растерянно хлопая глазами и вертя головой в поисках господина.

Адонаш сглотнул, понимая, что стоит на том месте, где должен стоять Киилист, а позади него разукрашенное золотом и самоцветами кресло господина. Справа и слева сидят нарядные Правители, в одном из которых узнал он Эдугэ.

Прошло несколько минут прежде, чем кто-то из них среагировал, приказав Вунду убить Адонаша. Вунд молниеносно обнажил меч, попытавшись напасть, но тут из молочной мглы снова появился междуморец, уже один, он небрежно вскинул руку в сторону нападающего Мастера, и тот, словно былинка, сдутая мощным порывом ветра, полетел, перекувыркнувшись, на нижние трибуны.

Адонашу казалось, что он очутился среди рыб, молча хватающих воздух, широко открывая рты, он сам был одной из таких рыб, и только междуморец улыбался.

— Киилист принял неправильное решение, — произнес этот странный человек, подходя к парапету и глядя в яму, где среди повылазивших снизу смаргов стоял хозяин, визжащий нечеловеческим голосом. — Я предлагал ему выгодную сделку.

Сейчас смарги разорвут Киилиста. Адонаш глянул на междуморца, в яму, снова на междуморца, думая, что ненавидит Киилиста, считает того мерзким ублюдком, поклялся убить, но такой смерти не желает даже ему. Твари окружили его, топорща свои воротники. Тот, кто был их хозяином присел, накрывая седую голову дрожащими тощими руками. Вопить он не перестал.

Адонаш скривился, предвкушая неприятное зрелище. Междуморец по-прежнему улыбался... А он жесток, не по-звериному — по-человечески жесток... что хуже...

Мелких белесых тварей, похожих на уродливых детей было много, очень много. Сколько же смаргов завез Киилист в Шиисинс на свою погибель?.. Худощавое тельце прыгнуло, вырвавшись из общей толчеи, подлетев футов на семь, и ужу открыло свою широкую зубастую пасть, чтобы впиться в человеческую плоть, как что-то большое прыгнуло вслед за ним, клацнуло зубами, и мерзкая голова упала в массу сородичей, исчезнув из вида, а тело пропало в глотке эффа.

Адонаш перегнулся через парапет, рискуя упасть, оказавшись в яме. Мельком он заметил, что практически все, кто мог, сделал также, ибо зрелище, происходящее внизу того стоило!.. Эффы уничтожали смаргов, подбрасывая их, теребя в зубах, словно псы крыс, разрывая на мелкие куски, давя огромными лапами.

Киилист так и сидел в центре, накрывшись руками, голоса его не было слышно среди шипения и рычания, чавкающих звуков раздираемой плоти. Он был покрыт слизью, насмерть перепуган, о чем говорила крупная дрожь, бившая все его тело, — но цел.

— Вот за это я и считаю эффов самыми лучшими из всех созданий Древних, — произнес междуморец ровным, чуть насмешливым голосом, — Впрочем, они творение Атаятана, а не Штамейсмара...

— Что ты такое? — повторил Адонаш, с трудом отрываясь от созерцания баталии, развернувшейся в яме, и глядя на человека... Человека ли?..

В яме все затихло. Все до единого смарги были мертвы... вернее разодраны... Эффы, не тронув Киилиста, отошли и спокойно легли в дальнем конце ямы. Если после развернувшейся баталии он и выживет, то разум вряд ли сохранит.

Зрители на трибунах были изумлены до немоты. Каждый из них сейчас посмотрел в сторону Адонаша и междуморца, потому что каждый рассмотрел, осознал, наконец-то, что в яме Киилист, а на балконе Киилиста — бойцы из ямы.

— Сейчас я спущусь к господину Киилисту, — громко сказал междуморец, — и спрошу, не передумал ли он!

Он обернулся, окинул взглядом Правителей и добавил:

— Кто тронет Адонаша, будет на месте Киилиста.

Адонаша никто не станет трогать... это уж точно — быть в яме, среди смаргов и эффов никто не горит желанием.

Вновь этот странный трюк с исчезновением и появлением в яме. Адонаш видел, как междуморец поднимает Киилиста, казавшегося сейчас таким худым, немощным и старым. Они о чем-то говорили, вернее, говорил междуморец, а Киилист тряс головой, при этом дрожь переходила в шею, в плечи и содрогала все тело. Теперь-то он от сделки не откажется.

— Выпусти пионту! — Услышал Адонаш тревожный шепот у себя за спиной.

— Но, господин... Там же господин!..

— Выпускай, дурень! Пионта сожрет этого демона! Иначе всем нам здесь конец! Выпускай!

Адонаш оглянулся, увидел убегающего распорядителя, увидел того, кто отдавал приказ: Правитель в золотом обруче с квадратным лицом, покрытым бисеринками пота.

— Стой! — крикнул Адонаш, но распорядитель ушел, соскользнув по веревке вниз в подземелье, соединённое ходами с ямой. Здесь неподалеку был люк, но из предосторожностей для спуска и подъема не использовались постоянные сооружения, а лишь веревки или деревянные подъемные лестницы.

Адонаш заметил, что Эдугэ и еще несколько разодетых мужчин и женщин собираются покинуть балкон.

— Сидеть!.. — приказал он, смерив их взглядом, от которого, как он знал, холодеют внутренности, и звякнул мечом о меч. — Никто отсюда не уйдет! Вы платили за зрелище — так смотрите!

И высокородные, презирающие его, наслаждающиеся когда-то его мучениями в яме , послушно сели, не сказав ни слова против. Адонаш повернулся к ним спиной, он не боялся удара сзади — пока братья-клинки поют ему, он быстрее мысли, услышит любой шорох и заметит любое действие.

В это время междуморец, совершенно безоружный, так как его меч стоял далеко, прислоненным к стене, обернулся к открывающейся решетке.

— Они выпускают пионту! — крикнул ему Адонаш. — Не знаю, что это за дрянь! Ты можешь оттуда уйти?..

— Не беспокойся! — ответил весело междуморец, отстраняя Киилиста назад за свою спину.

— Он что? Будет драться голыми руками?.. — взвизгнула какая-то женщина. — Он стайш?

— Что такое пионта?.. — спрашивал кто-то.

— Смерть... — ответил ледяной голос квадратнолицего, — Жаль Киилиста...

Адонаш видел, как прибывает народ на том конце трибун, которые располагаются над бараками. Это были слуги и смотрители, поднимающиеся снизу — они бегут.

Нечто огромное едва протиснулось в открывающуюся со скрежетом решетку. Нечто напоминающее быка телом, но больше самого крупного быка раза в два. Нечто с огромным горбом на спине, оканчивающимся уродливым выгнутым вперед рогом. Голова существа была по-змеиному плоской и беспрестанно двигалась на длинной вытянутой гибкой шее. В пасть мог поместиться эфф целиком. Между тем эффы бесстрашно стали рядом с междуморцем, готовясь встретить чудовище. Оно было бледно-зеленого цвета, клочками покрытое редкой, похожей на мох растительностью. Огромные копыта рыли землю. Из ноздрей исходил пар. Пасть открылась, обнажив несколько рядов острых мелких зубов.

— Как они поймали это? Как везли? Где они это держали? — разрядился кто-то очередью вопросов.

Ответы на них были интересны и Адонашу.

— Есть особые цепи, — ответил какой-то знаток.

— Эта тварь сделала бы Шиисинс самым знаменитым городом на свете! — высказался один из Правителей.

— Она сделала бы Шиисинс безлюдной пустыней... — возразил скрипучий голос принадлежащий, должно быть, старику. — Впрочем, еще сделает... Кто сможет такое убить?.. Киилист играл в опасные игры. И когда они там, в яме, погибнут... уж не знаю, что будет...

Слова его прозвучали мрачно. Адонаш не оборачивался, он ловил взглядом каждое движение внизу в яме.

Междуморец выпрямился, уверенная насмешливая улыбка так и не сходила с губ. Сумасшедший или всемогущий?.. Кто он такой?

В его руке вдруг что-то засияло, ослепляя, и Адонаш с изумлением понял, что это меч... меч из огня...

Пионта разогнался, тварь бежала, сбивая проплавленные и искореженные решетки на нижний ярус, оставляя за собой провалы, топча все еще шевелящиеся останки смаргов. Зверь сметет и междуморца, что стоит на пути, и Киилиста, что прячется за ним, а затем, не иначе, как пробьет туннель в каменной стене... Адонаш содрогнулся, представив там, в яме, себя...

Но междуморец встретил несущуюся скоростным тараном тварь огненным мечом, разрубив на две половины вначале его голову, а затем и все громадное тело, словно масло горячим ножом. Обе половины, облетев междуморца и Киилиста, упали с грохотом на решетки, истекая зеленоватой парующей жидкостью, одна из решеток не выдержала, рухнула вместе с половиной твари.

Ахнули все, даже Адонаш. Такого он не видал! Смарг его сожри, да он бы заплатил за подобное зрелище! Сейчас, как никогда понимал юный Тигр собравшихся сегодня здесь на трибунах ротозеев...

Междуморец с Киилистом вновь появились на балконе.

— Господин Киилист желает сообщить всем жителям Шиисинса, — объявил междуморец во всеуслышание громким сильным голосом, — а также присутствующим здесь высокочтимым Правителям Хребта Дракона, что закрывает все свои ямы, дарует свободу своим рабам, и жалует им половину своего состояния в качестве отпускных. В силу того, что достопочтимый Киилист только что, словно герой легенд, сражался в яме с чудовищами, и сейчас восстанавливает дыхание, он попросил меня объявить вам об этом. Не так ли, господин Киилист?

Тот судорожно закивал, тряся косами и бряцая зажимами.

— Вот и хорошо, — добавил междуморец тише, — Помни о сделке, Киилист. Я всегда проверяю, выполняются ли условия — такая уж междуморская натура. И советую сжечь все останки тварей, а яму засыпать. Прощай! До встречи.

Междуморец подошел к Адонашу, положил руку ему на плечо, все вокруг окутал туман и он подумал, что этот странный сон, навеянный, скорее всего, лишней выпивкой накануне, сейчас закончиться. Но они оказались на зеленой поляне, вокруг росли огненные деревья, пора цветения уже заканчивалась, и алые облетевшие лепестки покрывали всю землю.

— Белый Тигр на алом фоне, — улыбнулся междуморец. — Отложи в сторону свои мечи.

Адонаш, сам не знаю почему, послушался.

— Кто ты такой? — спросил он.

— Я — это я. А кто ты? Куда тебя переместить. В Билиан?

— В Билиан?.. — повторил Адонаш. Он мечтал, что выйдет из ямы, убьет Эдугэ, возвратит стяг с белым тигром на шпили башни своего отца, восстановит род Бэй-Дэ, будет править долиной Айс... Мечтал?.. Или считал это правильным? Своим долгом? Честью стайша-наследника? — Я уже возвращался в Билиан, и город меня не принял. Тогда я был в белых одеждах наследника, чист, честен... Я был готов следовать всем обычаям... Я тогда еще не пролил ни капли крови... А они бросили меня в яму и смотрели, как я превращаюсь в зверя... Они назвали меня демоном... И я им был. А что изменилось? Я и сейчас таков... Я не белый тигр... я кровавый тигр... Упивающийся кровью не сможет править достойно... Я очень многих убил.

— Ты можешь многих спасти, — междуморец указал на его "братьев", — теми же клинками.

— Клинками не правят.

— Сражаются... — кивнул странный человек, соглашаясь.

— Если я вернусь в Билиан, то пролью еще больше крови. Чтобы вернуть власть правителя моему роду, мне нужно будет уничтожить весь род Аисах, от воина до младенца, от матери до старухи, и всех непокорных. А я слишком легко убиваю. Не хочу этого более... Эрий говорил, что я умру, если не буду брать в руки мечи...

— Это правда.

— Тогда лучше умереть... В Билиан не вернусь!

— Тогда куда?

— Скажи мне твое имя... — Адонаш посмотрел прямо в глаза междуморцу.

— Если я скажу имя...

— Знаю, поэтому и прошу. Я пойду с тобой!

— Но ты не знаешь куда.

— Так, как тебя зовут на самом деле?

Междуморец осмотрел его с головы до ног, ухмыляясь, помедлил, а затем произнес:

— Джай...

— И все?

— А что ты хотел услышать? — улыбнулся Джай.

— Я думал, это будет звучать более торжественно, что-то вроде Великий Повелитель Хребта Дракона от пика Одиночества до океана Ветров, укротитель эффов, победитель смаргов и пионтов...

— Тогда уж лучше натравитель эффов на смаргов...

— Ну... да... Самый могущественный Мастер Силы, какого только порождала земля... и так далее...

— А много ты видел Мастеров Силы?

Адонаш усмехнулся:

— Я, Эрий, Вунд и ты — четверо.

— Значит, может и помогущественнее найдутся, так что лучше не разбрасываться громкими заявлениями. Я просто Джай. И поверь, это имя много чего значит для меня. Его знают только друзья, близкие люди. Поэтому теперь ты пойдешь со мной.

— Пойду, — Адонаш твердо кивнул. — Куда?

— На восток.

— И что мы будем делать там?

— Сражаться, но не с людьми.

— С тварями из преисподней...

— Да, будем истреблять. Не сожалеешь?

— Нет. Я готов. Есть только одна просьба.

— Говори.

— Хочу увидеться с наставником перед уходом. Можешь ли ты подождать?

— Почему подождать? Я тебя доставлю туда, хоть сегодня, но с условием.

— Междуморская сделка?

— Да.

— И какова же цена?

Серьезный сейчас Джай молчал и хмурился, затем вдруг засиял улыбкой и сказал, смеясь:

— Ты вымоешься и переоденешься, а то наставник тебя не признает, да и от запаха твоего сбежит!..

Адонаш тоже рассмеялся: легко и беззаботно, впервые со дня своего возвращения...

Часть 5. Решения

Подарок и обещание

1189 год со дня основания Города Семи Огней. Восток Астамисаса. Деревня Каменгорка.

Джай услышал шаги за дверью и быстрым движением, задвинул корзину под кровать. Он отчетливо слышал копошение и поскуливание, но его слух не сравнить со слухом обычного человека. Джай нагнулся и, не глядя, погладил пушистую мягкую спинку. Поскуливание стихло. Джай выпрямился, напустив на лицо хмурое выражение.

— Я пойду с вами!.. — Мальчишеский ноющий голосок.

— Нет! — Твердый ответ Скайси.

— Пойду...

— Нет!

— Ну, пожалуйста! Я, знаешь, сколько всего умею?..

— Знаю! Воровать вещи из моей сумки! Красить волосы моей краской!..

— Это было только раз... Я больше ничего у тебя не взял. Ну, пожалуйста...

— А кто поможет твоей матери, Бонли? Ты хочешь оставить ее одну?

В ответ только сопение.

— Ты — Одаренный! Понимаешь, что это значит?

— Не понимаю... — буркнул мальчик. — Что?

Они остановились у двери и разговаривали, не торопясь войти.

— А то, что ты — спасение для этой деревни! Что будет, если кивелы или смарги снова размножатся? Что тогда случиться? Ты можешь защитить своих односельчан! Ты можешь поднять новый урожай во много раз быстрее, чем урожай взойдет и созреет в обычных условиях! Ты...

— Вот вы все говорите — ты... ты... Можешь то, можешь се! А я ничего не могу! Совсем! Как я ни пробовал, ничего у меня не выходит! Глупости это все! Глу-по-сти! Никакой я не Одаренный! Мамка-то как услышала, будто я этот... Мастер Полей... сразу меня в огород потащила! Заставила полдня горбатиться — землю копать, репу сеять. Я вскопал, посеял, полил... Говорю: "Можно идти?" А она ни в какую! "Садись, — говорит, — смотри, как она растет!" Я сидел так, на грядку вытаращившись, оставшиеся полдня! Всю задницу-то себе отсидел! Глаза все выглядел! И что? Ничего! Не растет эта смаргова репа!

— Не выражайся!

— Ну ты же выражаешься!

— Ну ты же еще ребенок!

— А ты монах!

Теперь в ответ сопение Скайси.

Джай встал, распахнул дверь.

— Это потому что Дар еще не развернулся, — тихо сказал он. — Когда это произойдет, Бонли, ты будешь точно знать, что умеешь, а чего — нет, будешь знать, как и что нужно делать со своей Силой. А пока еще рано.

— Ну, так я пойду с вами? — поднял он на Джая умоляющие серо-зеленые глаза.

— Никуда ты не пойдешь.

— Я все равно вас выслежу-то!.. — тихо, но решительно пробормотал Шустряк.

— Умеешь перемещаться? — бросил Джай, возвращаясь в комнату.

— Нет. Не умею. Но и вы перемещаться не будете!

— Отчего ты так решил?

— А вы лошадей не бросите!

— Верно, — рассмеялся Джай, — не бросим. Только вот просчитался ты — я и с лошадьми могу переместить нас куда угодно!

Мальчишка сник. Но аргументы у него остались.

— Врешь! С лошадьми не сможешь! Это ж шесть душ! — попытался все-таки поспорить он.

— Ну и что? — с равнодушным видом пожал плечами Джай.

— Дед Багор сказал, что четыре души "прыгун" потянет, а на пятой — споткнётся!

— Дед Багор?..

— Ну да!

— А ему что об этом известно?

— Да он все на свете знает!

— Вот как?..

— Точно тебе говорю!

— Ладно. Так значит не больше четырех душ?

— Угу! — мальчишка энергично кивнул.

— Считая самого "прыгуна"?

— Угу!

— А размер важен?

— Дед Багор сказал — не важен! Живая душа — она и есть живая душа! Что мышь, что бык — одно!

— Та-а-ак, — протянул задумчиво Джай. — Значит, заведись у меня блохи, числом больше пяти и все — никуда мне не прыгнуть?

— Блохи?.. — изумился Шустряк.

— Ну, живая ведь душа?

— А... не знаю... Блохи — не душа! Блохи — это блохи! Они из грязи-то плодятся! А грязь не живая! — Таки нашелся. — И вообще, мойся — и не заведутся...

— Хорошо, а собаки? — спросил Джай, отсмеявшись.

— А при чем тут собаки?

— Вот если я захочу взять с собой собак. Охоту, к примеру, желаю я устроить, и нужна мне для этого свора собак!

Лисья физиономия мальчика расплылась в торжествующей улыбке:

— А нету у нас собак! Поели всех! Вот!

— И как? Лучше стало?

— Тише... — Бонли вдруг стал грустным и серьезным, опустил глаза, колпак, который он в последнее время носил не снимая, качнулся, показав клок голубых волос. — Тише стало. Но не лучше. Я собак любил. Пес у меня был. Еще давно. Бегал со мной всюду: в поле, в лес. Норы бабаков отыскивал... Скучаю за ним. Хорошо хоть не съели его — сам издох. А то я бы есть не смог... Жалко...

— Давай так, — сказал Джай, присаживаясь на кровать, беря мальчишку за плечи и глядя ему в глаза, — я сделаю тебе один подарок и дам одно обещание. Если подарок тебе понравиться, ты останешься здесь в Каменгорке.

— А обещание? — глаза Шустряка загорелись любопытством.

— А обещание в том, что если ты останешься, то через десять лет я тебя навещу и, если не передумаешь — пойдешь со мной. Согласен?

— Ровно через десять лет?

— Угу.

— Правда?

— Угу.

— Не врешь? Не надуешь?

— Я что, похож на междуморца?..

Скайси засмеялся первым, Джай и Бонли подхватили.

— Нет, правда, не врешь? — снова спросил мальчик.

— Правда — не вру!

— Но это если подарок мне понравится. А как не понравится?

— Тогда делай, что хочешь, выслеживай, догоняй. Я буду тебя отлавливать и доставлять назад время от времени, а ты все равно — следом, по местам, где полно кивелов и смаргов, и кафтайфов, и пионта встречается и даже порой миильфинна, сам недавно наткнулся. Мы ведь именно по таким местам бродим.

— Что за пионта и миильфинна?

— Да лучше бы тебе и не знать... — произнес Адонаш, появившись в дверном проеме. Он остановился, опершись на косяк, так как в комнате и без того было тесно.

— А ты видел их? — обернулся мальчишка к Мастеру Меча.

— Пионту однажды, — хмуро ответил тот. — И второй раз видеть не желаю. Ты уж мне поверь. Хоть я с ней и не сражался, а наблюдал издали...

— А кто с ней сражался?

— Вот этот междуморец! — Адонаш указал рукой на Джая и грустно улыбнулся своим воспоминаниям.

Мальчик тоже посмотрел на него, перевел взгляд на Адонаша, на Скайси, затем снова на Джая, тряхнул головой, рискуя скинуть колпак, и произнес:

— Ладно. Давай подарок, я ведь ничего не теряю-то?

— Ничего... — согласился Джай, вытаскивая из-под кровати корзину, в которой большой пушистой кучей, положив друг на друга головы, лапы и хвосты, мирно спали семь толстых щенков.

— Кутята!.. — мальчишка расцвел, схватил верхнего черноухого пса, поднял перед собой на вытянутых руках.

— Есть-то их не будешь?..

— Да ты что!? — Бонли даже посерел от такого предположения. — Никто не одного из них не сожрет! Вот, сожри меня смарг, не сожрет!

— Не выражайся... — буркнул Скайси.

— И заметь, — добавил Джай, глядя как мальчик присел, прижимая к себе щенка, а свободной рукой гладит остальных, — семь душ, с моей — восемь. Перенес — и не споткнулся.

Риэна

1189 год со дня основания Города Семи Огней. Восток Астамисаса.

Что за проклятая земля?.. Здесь что ни шаг, то чудовище, норовящее сожрать твою плоть и выпить твою кровь. Ночь наполнена ими, словно улей пчелами. Они кружат в воздухе, рыскают по полям и лесам, копошатся под землей. Они всюду! Лишь пламя костра немного отгоняет этих мерзких тварей. Она спит урывками, измучена, истощена, дороги не может найти и платы своей не получила!.. Что за проклятый год?.. Все не так! Он начался с неудачи, и неприятностями наполнен каждый день!

Риэна поплотнее закуталась в плащ. Да еще и холодно ко всему! Зубы стучат, живот ворчит от голода. Вода заканчивается. А в этом эффовом лесу ни одного ручья! Хотя бы дождь пошел! Но только не ночью, а то погасит ее костер — единственное спасение.

Она была хорошо обучена, поэтому и выжила. Да только с чудовищами ее сражаться не учили... Особенно с таким их множеством. Да, на острове Иан тоже встречаются иной раз шульсифи — повелители ядовитого тумана, которых не может убить меч или стрела, но нет ни этих лысых уродцев с плащом из собственной кожи, ни гигантских муравьев, плюющихся огнем, ни быков со змеиной головой. Она даже названий их не знает. Эта земля проклята! Зачем же ее сюда занесло?.. Нужно было прислушаться к предзнаменованиям! Учитель Тибар рассказывал ей о своем сне, предупреждал. Но Риэна всегда была упряма. И всегда хотела перемен. Одно желание было в ее сердце, именно оно руководило ею, заслоняя разум — повидать мир! И что? Повидала?.. Насмотрелась на уродливые рожи, которые даже, когда убьешь саму тварь, не перестают клацать зубами? Или на эту красно-желтую жижу, извергнутую чудовищным "насекомым", которая вспыхнула, спалив дотла ее мешок? Хорошо хоть сама спаслась, убежав. Что еще она увидела интересного? Злодея, правящего в замке? Обвинителя невинных и тирана? Хотя на замок тот стоило посмотреть, такого величественного и прекрасного строения не приходилось видеть ей раньше. А еще? Леса, ставшие отчего-то желтыми? Жухлая трава на лугах? Брошенные деревни?

Сколько же здесь брошенных деревень!.. И не удивительно при таком-то множестве чудовищ! Кому вообще пришло в голову селиться в таких местах?.. Здесь слишком холодно, вот и вымерзают все мозги у местных! А с каждым днем становиться холодней.

Риэна вздохнула, с сожалением вспоминая, омытую солнечным светом Школу на Иане. Белый мрамор, овитый виноградными лозами. Лениво покачивает ветвями-перьями дерево Фус, и цветут кусты шили лазурным цветом, соловьи заливаются в сумерках, насвистывают всю ночь напролет, а ранним утром песнь их подхватывают пестрые певуньи кини. У Риэны была ручная птичка, ярко желтая, как солнечный луч, единственная среди алых и синих своих собратьев, она прилетала поутру и клевала зернышки с ладони... Риэна дала ей имя — Пийта.

На мгновение Риэне показалось, что видит золотые перья Пийты, которая летит к ней, спускается с небес, она встрепенулась, и тут же поняла, что это всего лишь желтый лист, сорванный с дерева и кружащийся на ветру.

Ради чего покинула она Иан?.. Но ведь все равно покинула бы... Чуть позже... спустя год... два... но все Алые уходят рано или поздно. Такова судьба тех, чье призвание — проливать кровь...

Риэна крепко сжала в ладони небольшой медальон на шее в форме изогнутого кинжала. Он из серебра, рукоять из золота, а в ней рубин — алый, как кровь. Как же жаль, что лука при ней нет! Она могла бы сделать себе лук, но для этого необходимо остановиться, а останавливаться нельзя, так как твари тьмы догонят и убьют ее! Бежать!.. Бежать!.. Только куда? Уж лучше б за ней гнался эфф-убийца в ошейнике. Тот хотя бы один. Чиичин, вернувшийся из Ары, рассказывал, что ему удалось уйти от эффа — море-то зверь не переплывет!

Нанимателю сложно с этим эффом. Совет учителей, узнав, что эффов научили убивать по заказу, обеспокоился, что это приведет к упадку их Школы, и заказчики станут обращаться к чатанским Мудрецам, а не к учителям на Иане. Но как оказалось, чтобы эфф убил кого-то, нужно достать кровь этого человека и его волосы, кроме того, эфф не проникнет незаметно в укрепленный замок, не бросит нож так, чтобы никто не понял, откуда прилетела смерть...

Риэна почувствовала, как запылали ее щеки. Стыдно... Она ведь тоже того не сделала. Бросила ножи и дротики, а цели не достигла... и разоблачили ее в тот же вечер... Как теперь возвратится на Иан? Она — позор для учителя Тибара! Конечно, можно оправдываться: она выступила не против какого-нибудь туповатого арайского К'Хаэля, которого охраняют рабы, и не против годжийского князя, что имеет в распоряжении горстку кривоногих морячков, не умеющих толком сражаться на суше, и даже не против Правителя с Хребта Дракона, окруженного стайшами. У князя Божена больше тридцати воинов, в которых огонь Создателя! Да и сам он имеет Дар... Алый Дар... Она не знала, что так будет. А когда узнала, все равно решилась, попыталась и... проиграла. Едва живой ушла.

Учитель рассказал ей свой сон перед отъездом: он видел посреди желтого леса лисицу, окруженную львами. Теперь Риэна точно знает значение этого сна. Лисице удалось вырваться и убежать от львов, вот только за ней принялось охотиться нечто похуже...

Приближался вечер. Нужно остановиться, найти место для ночлега, разжечь костер. И подумать, что теперь делать... Она идет на северо-восток, подальше от владений Божена, а ей нужно на юг. Туда, где море Моа. Но на юге Хинсия — земля отца нанявшей ее девушки. Теперь же, когда все сорвалось, Хинсия — часть Божении. И ей туда путь заказан.

Риэна вспомнила выражение лица Аниры, когда юную княжну разоблачили и судили: отчаянье, бесконечное отчаянье... безысходность... Несчастная... скорее всего, сейчас она мертва. Этот человек вряд ли пощадил свою юную невесту.

Она узнала историю Аниры, да и то, что именно дочь князя Хинси наняла убийцу, не на Иане, а уже сойдя на берег с корабля, принадлежащего отцу девушки. Танцовщицы и барабанщики ничего не знали. В школе Алых часто пользовались подобным приемом, особенно, когда жертва была из северной страны, где танцы фей-ча — экзотика. Учитель Тибар перекинулся парой слов с содержателем Дома танцовщиц — и все было решено: Риэна одна из них, более того, она солирует с алой тканью. Детали продумала по пути.

На острове Иан о заказе договаривался капитан судна — молодой Латиин, доверенное лицо Аниры и ее возлюбленный, как догадывалась Риэна позже. Теперь, даже если он и остался жив, то незавидная участь его постигла ... Впрочем, Риэне до них обоих дела нет. Пусть изнеженные дочери Правителей и мечтательные девицы из благородных семей теряют сон и аппетит в грезах о любви, переживают о несчастной судьбе других влюбленных, читают сказки и слушают баллады. Риэну же заботит ее плата, которую она не получила.

Задаток (большая часть платы) всегда оставляли учителям в школе Алых, а свою часть она могла получить только из рук Аниры, когда дело было бы сделано. Но Риэна провалила это дело!.. Первое, которое доверили ей! Почему учитель решил послать именно ее? Не кого-то опытного... Может потому, что предложенный ею план показался ему хорошим, и для осуществления этого плана нужна была девушка, умеющая танцевать? Но Кобра Гайга танцует во много раз лучше Риэны, и хотя ее Сила слабее, она опытнее, старше, а значит, умнее... Уж Гайга не попалась бы так глупо. Она не стала бы тратить силы и время на то, чтобы обезвредить телохранителей, а убила бы князя, все остальное потом. "Но я не могла знать, что среди людей Божена Укротитель Ветра!.." — оправдывалась Риэна сама перед собой. "Ты должна была узнать все, все о нем, о его охране, о людях, что будут в зале! А ты поспешила! Сглупила и попалась! Навлекла позор не только на свою голову, но и на всю Школу Алых".

Учитель Тибар огорчится, когда узнает... Лучше бы он не узнал. Лучше вовсе никогда не возвращаться...

Риэна выросла в Школе. Когда-то Видящая Миаку обходила по обычаю дома всех жителей Иана, и бедных и богатых, и знатных и простолюдинов. Она вошла в дом родителей Риэны, которые были... Да какая разница, кем они были!.. Потому как, если Миаку видит "рубин" внутри ребенка... это дитя уже не принадлежит своим родителям. Других Долгожителей оставляли в родных домах. Когда они вырастали, могли делать, что хотят... но не Алые... Таковым предназначен один путь, и Риэна должна была пройти его. Тогда, в детстве, она ничего не понимала — плакала, цепляясь за материнскую юбку, прижимаясь к отцу. Родители ее тоже плакали. Других детей у них не было. "Кому я оставлю свой дом, кто унаследует мой венец?" — помнила она слова отца. "Твоя дочь должна уйти!" — строго отвечала ему Миаку...

"Не хочу убивать!.." — твердила Риэна, пока росла, в дни, когда ей рассказывали об устройстве человеческого тела. О точках, которые наиболее чувствительны, о местах, поразив которые можно убить быстро и бесшумно. О тех способах, при применении которых человек будет страдать перед смертью, и тех, когда умрет мгновенно, совершенно не испытывая мучений. "Посмотри на зверей, — говорил ей учитель, — есть козы, куры, олени, коровы и зайцы, — им не нужна кровь, они довольствуются травой, но есть кошки, львы, лисы и волки, тигры и барсы, — как они проживут без добычи? Ты, дочь Школы — из Алых, из тех, чье призвание — сеять смерть". Риэну учили еще и танцам, музыке, учили слагать стихи, читать и составлять карты, учили истории, обычаям разных народов, языкам... Все эти мирные занятия нравились ей, но в душе всегда оставался горький осадок — такие познания нужны ей лишь для одной цели — когда наступит ее час, убить... быстро, ловко, незаметно, не вызвав подозрений...

Риэна не выполнила своего долга. Ничего не помогло. Она действовала безупречно, но князь догадался. Он старый человек, многое повидал на своем веку, и наверняка слышал о Школе Алых на острове Иан. Если бы она бросила нож в него в самом начале, то смогла бы уйти незаметно. Впрочем, погубила ее другая ошибка: Риэна надеялась предпринять еще одну попытку, а следовало бы бежать без оглядки. Пока шел суд над ведьмой, она пробралась в покои князя, исследовала их, изучила, чтобы вернуться ночью и закончить начатое. Но вернуться Риэна не успела. За ней пришли. Всех взяли под стражу, заковали в цепи, и принялись допрашивать. Позже Риэна, анализируя произошедшее, поняла, что собственная глупость, нерасторопность и невнимательность ее же и сгубили. Бусинка — маленькая, едва заметная оторвалась от наряда, обильно ими расшитого. Судьбе было угодно, чтобы это случилось именно в покоях князя, и чтобы князь нашел бусинку, тогда как Риэна не заметила ее пропажи. Не профессионально. Позор для школы Алых, для всего острова Иан... С таким позором легче умереть, чем жить. Но ей хотелось жить... и вместо того, чтобы принять заслуженную смерть, она сбежала, как только выдался случай. Риэна всегда была слабой.

Слезы навернулись на глаза, застилая дорогу, она тряхнула головой, отгоняя жалость к самой себе. Не справилась... Теперь нужно либо умереть, позволив тварям себя сожрать. Либо жить!.. И отбросить мучительные сомнения.

Внимание привлек шум за кустами справа. Едва слышный шелест. Она нащупала нож в рукаве, приготовилась к атаке, чувствуя, как веселой свежей волной, струится по жилам алая Сила. Иногда мелкие твари, похожие немного на людей нападали и днем. Она почти уверена была, что это именно они. Но звуков, издаваемых обычно чудовищами, не слышно... Вместо этого — голоса. Человеческие голоса? Ее обостренный Даром слух различил слова:

— Заблудились мы, Джафер, заблудились крепко... говорю тебе крееепко!

— Заткнись лучше, темнеет... Нужно останавливаться.

— Опять смарги?..

— Как бы не похуже чего...

— И где ж наши?

— Если бы знал — наворачивал бы сейчас похлебку Бураса, а не ломился сквозь бурелом, что обезумевший лось во время гона!

— Знать бы, хотя б в какой стороне они...

— Да уж не в восточной — это, как пить дать!..

Каждой новое слово того, кого собеседник назвал Джафером, высказывалось с большим раздражением, нежели предыдущее.

— На востоке, — уж кричал он во всю глотку, рискуя привлечь внимание даже тех тварей, что еще не знают об их здесь присутствии, — одни смарги да огнеплюи! Нашим туда идти незачем!

Шум и голоса приближались, Риэна ящеркой юркнула в кустарник с противоположной стороны поляны, притаилась.

И вот, наконец-то, глазам ее показались шумная двоица: крупный светловолосый бородач и невысокий худощавый его спутник с бледным лицом, редкой растительностью на верхней губе, высокой залысиной и большим носом. Наверное, этот самый нос и делал голос его таким неприятно-гнусавым. Здоровяк — это Джафер, поняла Риэна. Имя второго пока ей неизвестно.

Выйдя на поляну, они остановились, огляделись и без слов побросали тюки с вещами на землю. По-видимому, здесь решили заночевать. Риэна разозлилась, так как сама приглядела эту поляну. Та довольно обширная, много свободного пространства, подкрасться бесшумно и незаметно трудно. Разведя костер, Риэна провела бы здесь более-менее спокойную ночь, но эта эффова парочка все испортила. Теперь нужно выбираться, снова рыскать по лесу в поисках другого подходящего места.

А ведь с другой стороны... она могла бы и составить им компанию. С двумя мужчинами легче справиться, чем с неведомыми тварями, приходящими из тьмы. Как убивать мужчин — ее обучили в совершенстве... Риэна не даст себя в обиду. А если все сложиться хорошо, и они окажутся не из тех, кто не преминет воспользоваться слабостью одинокой женщины в лесу, а мужчинами с честью, то ей выпадет шанс спокойно выспаться, хотя бы сегодня.

В отличие от Джафера с приятелем, Риэна вышла из кустов совершенно бесшумно. Так тихо, что эти двое несколько минут не замечали ее, копошась в вещах. Носатый обернулся, чтобы дотянуться до свернутого одеяла, наткнулся взглядом на ее сапоги и предупреждающе вскрикнул. Оба, обнажив мечи, вскочили.

Разглядев женщину, и Джафер, и тот второй расплылись в сальных ухмылках. Риэна вздохнула: зря надеялась повстречать благородных мужчин.

— Что делает такая милая птичка в этих диких местах? — прогнусавил лысый.

— Вы одна, госпожа, или вас сопровождают? — Джафер был осторожнее — решил вначале удостовериться, что с Риэной нет дюжины солдат, охраняющих ее и прячущихся сейчас в подлеске.

Она усмехнулась.

— Совершенно одна.

— Так позвольте взять вас под свою защиту!

— Уж мы знаем толк в защите! — улыбка мелкого становилась все более и более паскудной.

— Прекрасно! — сказала Риэна, усаживаясь на ствол поваленного дерева неподалеку от них. — В этом лесу много опасностей, а такие благородные господа, как вы не дадут женщину в обиду. Ведь так?

— Конечно!.. — лысый облизнул губы и сделал несколько шагов к ней навстречу. — Давно у меня не было женщины... чтобы... защищать...

— Читос!.. — рявкнул Джафер, наблюдая, как товарищ приближается к Риэне с недвусмысленными намерениями. — Это подождет!.. Нужно развести огонь. У нас вся ночь впереди.

— Так улетит птичка!.. — Читос и не думал останавливаться.

Она подождала пока Читос поравняется со стволом сосны, одиноко стоящим в стороне от других деревьев. Риэна действовала слишком быстро, поэтому этот тупой дурень заметил, что происходит нечто необычное, лишь когда брошенный ею нож с характерным звуком завибрировал, врезавшись в дерево на волоске ого лысины. Он обернулся, разглядывая вошедший в ствол клинок, затем завертел головой в поисках того, кто на него покушался, совершенно игнорируя Риэну. Джафер тоже вскочил, схватился за оружие, и также принялся вертеть головой, выискивая невидимых врагов.

Второй метальный нож Риэна бросала медленно, раз в десять медленнее, чем позволяла ей это сделать Алая Сила. Зато теперь господа-"защитники" рассмотрели ее движение, заметили, как летит, сверкая в лучах закатного солнца кинжал, врезаясь в рукоять меча, легко ранив фалангу большого пальца Джафера и выбив оружие из его руки. Они все рассмотрели, но сделать ничего не успели. Читос опомнившись, тоже метнул нож, но в мужчине не было Алой Силы, позволяющей действовать быстро, реагировать мгновенно, и все замечать так, словно можешь повелевать временем. Его кинжал был отбит третьим ножом Риэны, метая который она уж не задумывалась, будет ли приметно глазу ее движение.

— Закончим эту битву? — предложила она ровным спокойным голосом. — А то ее закончат твари из тьмы.

— Кто такая?.. — нахмурившись, спросил Джафер.

— Одинокая женщина в лесу, — усмехнулась Риэна.

— Ты хорошо обучена... — Читос не без труда вытащил нож из дерева и протянул ей. — Где?

— Не твое дело, и знай, что для этого науки одной мало.

— Она Одаренная, Читос, разве не видишь! — Джафер снова деловито занялся костром.

— Одаренная? — Читос хмыкнул. — Ну, так разве Одаренные не из плоти и крови? А женщины с Даром разве иначе устроены?..

— Дурак ты, Читос! Ей тебя убить — глазом моргнуть. Если бы хотела нашей смерти, мы б и пикнуть не успели. Лучше ее не трогай. Здесь мы все в одной ловушке! Женщина права — сейчас повылазят смарги, одурев от крови, окружат огнеплюи, радуясь ночи, и проверят, из чего мы сделаны! Хворост собирай! Нам здесь до утра куковать!

После этой вычитки, похотливый Читос, помрачнев, принялся подбирать сухие ветки, то и дело бросая исподлобья злобные взгляды на Риэну. Вновь заговорили, лишь когда дрова были заготовлены на всю ночь, костер разожжен, из тюка извлечен котелок, в который Джафер влил воды, всыпал крупы, бросил луковицу и настрогал солонины. Вожделенную для Риэны воду, эти двое отыскали довольно быстро. Как ни крути, но здешние места они знали лучше ее.

— Так кто такая и куда направляешься? Что тебя занесло в эти земли? Говорят ведь: "Поживи чуток — не ходи на восток". А ты, видно, не слыхала такого? Да и одета ты странно — не из наших мест. И ножи у тебя чудные... — принялся выспрашивать Читос.

— Я должна вам отвечать? — Риэна все это время не отпускала рукоять кинжала, всегда висевшего у нее на поясе. Он не для метания, а для того, чтобы откликалась Сила.

— Не должна, — вмешался Джафер, — Читос — он осел без мозгов, — Читос фыркнул и набычился, — а я-то знаю, что с Одаренными связываться себе дороже. Видал я, как вы можете убивать. Раз-два — и гора трупов. Так что, хочешь, отвечай, хочешь, не отвечай. Да и что отвечать, и так все понятно.

— Что ж тебе понятно? — Риэна не смотрела ни на одного из них, но замечала каждое их движение.

— А то, что идешь ты скорей всего к князю Божену, он подобных тебе примечал, нанимал на службу, и на плату не скупился, потому как сам такой. Что еще делать Одаренной в наших краях? Идешь, небось, издалека, дороги толком не знаешь и заблудилась. Не мудрено в этом смарговом лесу заблудиться, особенно когда тебя преследуют эти твари. Так вот, девочка, отклонилась ты от цели на северо-восток, миль так на восемь-десять. Сам толком не знаю, где мы сейчас...

— Только сдох твой Божен! Накрылась твоя служба, сучка!.. — сплюнул Читос, и Джафер гневно зыркнул в его сторону, Риэна не думала, что лысый удостоился его гневного взгляда из-за оскорбления дамы, скорее всего Джафер, не хотел, чтобы тот рассказывал лишнее.

Так, Божен погиб?..

Недолго раздумывая, она решила подыграть их версии ее появления в этих местах, и расспросить о смерти князя.

— Неужели?.. — хмыкнула она. — Поговаривали, что князь бессмертный.

— Все смертны, даже Одаренные, — ответил Джафер, — а за этим князем сама смерть, говорят, приходила.

— Вот как?.. — не наигранно изумилась Риэна.

— Да! — Читос — любитель почесать языком тут же подхватил разговор, — Друг его, который должен был помереть лет двести назад, потому как, тогда еще ему было триста, а сейчас, стало быть, все пятьсот. Астри Масэнэсс какой-то... Объявился он, значит, на суде, где Божен судил свою невесту, которая оказалась ведьмой, и давай отчитывать за что-то князя. Обвинил во всех смертных грехах, велел открыть все клетки и выпустить на волю дюжину ведьм, которых должны были повесить на рассвете. Ведьмы эти, я тебе скажу, одни из самых злобных, какие только случались в Божении разом с Хинсией и Тайшаей в придачу. А потом Масэнэсс этот создал двойника князя — Божена, только молодого, черноволосого еще, и велел им друг с другом сражаться... Вот двойник его и зарезал и волосы отрубил, говорят. Вернее, как было.... Двойник сначала косы тому отрубил, и Сила князя ушла, в них его Сила была! А после уж порезал его без усилий, как калеку с клюкой... А я вот как думаю!..

— Надо ли кому, что ты там думаешь, Читос! — перебил Джафер. — Что умного в твою дырявую башку может прийти?

— Не один я так думаю! — Лысый так сгорал от желания поделиться информацией, что даже не обиделся. — Множество умнейших людей, не чета тебе, так считают!

— Кто? Тараньяк?

— И Тараньяк, и Барисул, и Тивойто.

— Из этих троих разве что у Тивойто в башке отыщется кроха здравого смысла. А Тараньяк твой сплетник похуже тебя самого!

— Это все Анира! Невеста князя! — кричал Читос, для которого этот рассказ вдруг стал очень важен, — Анира эта!.. Она тринадцатая ведьма! Самая злобная! Этого Астри Масэнэсса именно она вызвала! И никакой это не Масэнэсс — друг князя, а демон в его обличии! Она его колдовством призвала, чтоб разделаться с князем и освободить своих подружек! Круг свой! Разве ты, Джафер, не слыхал про Круг?

— Круг, Читос, был у Древних, и у их приспешников. А ведьма при чем?

— А притом! Это одно и то же! Сходится все! В Кругу ведь двенадцать должно быть? Вот у Аниры в Кругу — двенадцать!!! Все сходиться!

Риэна задумалась, подсчитывая количество женщин, попавших в беспощадную руку правосудия князя. Насчитала девять вместе с собой и самой Анирой. Может, кого еще обвинили после ее ухода?.. Затем отбросила попытки найти в версии Читоса правду и логику — скорее всего история эта, передаваясь из уст в уста, обросла невероятными подробностями. Оставалось лишь верить, что смерть самого князя Божена — не выдумка сплетников.

— Так значит, князь Божен мертв? — переспросила Риэна еще раз.

— Мервёхонёк! — откликнулся Читос.

— А кто вместо него?

— Поговаривают, что Минэ. Юнец совсем... которого не мешало бы...

— Слушай, Читос! — перебил Джафер, явно нервничавший из-за излишней словоохотливости товарища, — давай лучше, мешай похлебку, а то, только и знаешь, что языком молоть!

Читос снова набычился. Риэна решила, что он — человек недалекий, к тому же вспыльчивый, не привыкший оценивать ситуацию и принимать взвешенные решения. Вот Джафер — другое дело, тот хитрее. Завтра она подумает, как обойти настороженного умника и выудить из болтуна побольше сведений.

— Так, кто первый дежурит? — спросил Джафер, после того, как в молчании ужин был разложен по мискам и съеден.

— Давай, я, — предложила Риэна. Лишь бы не под утро — самое сладкое время для сна. Конечно же, полностью забываться во сне, она не будет, учитель Тибар научил ее спать чутко, держась рукою за кинжал, не позволяя Силе тоже уснуть и свернуться. Она будет все слышать... конечно будет...

Когда же, наконец, удастся выспаться спокойно, не думая о смерти?... "С Алым смерть каждую ночь ложиться рядом, и каждое утро, когда он просыпается, уже смотрит ему в лицо" — Риэна невесело ухмыльнулась, вспомнив поговорку Школы на острове Иан. Давно следует забыть о том, что такое спокойный сон.

Она срезала для постели несколько мохнатых веток с хвойного дерева, название которого не было ей известно, постелила сверху одеяло, села, подогнув под себя ноги.

— А если она ночью нас прирежет?.. — бормотал Читос, ворочаясь под одеялом.

— Не прирежет... — недовольно буркнул Джафер, натягивая на глаза шапку. — Спи!

А может и правда, прирезать?..

Риэна все-таки уснула... уснула так крепко, как может позволить себе спать лишь неразумное дитя на груди у матери, а вовсе не та, кто обучался в Школе Алых. Как она еще жива до сих пор?! Если и жива — то не надолго. Вечно везти не может. Снова совершила глупость, снова поступила, будто избалованная нежная девчонка, сбежавшая от строгого отца. Конечно же, Риэна не видела жизни, не знает этих мест, но чего-то ведь должна стоить наука, которую преподавали ей в Школе Алых? Неужели столько лет впустую?..

Проснувшись, Риэна не спешила вскакивать, шевелиться, или даже открывать глаза. Она прислушивалась к тому, что происходит и разглядывала поляну из-под прикрытых ресниц. Джафера и Читоса не видно, костер потух, а поляна освещается утренними солнечными лучами, пригревшими ее во сне, и сделавшими этот сон более глубоким.

Риэна нащупала рукоять кинжала, обострились чувства, она услышала, как разговаривают эти двое головорезов где-то вдалеке. Специально отошли, думают — она спит и не услышит, даже если проснется. Не так много алых, видимо, повидал на своем веку Джафер, как хвастается.

— Нужно было порешить ее во сне! — Как не узнать гнусавый голос Читоса? — Для чего она нам?

— Дурак ты, Читос! Во-первых, ты ее не убьешь, она спит, как рысь — чутко. Не успеешь подкрасться, как поймаешь глазом нож! Понял? Сколько можно тебе твердить, что Одаренные, особенно из Мастеров Смерти — не простой народец! Ты даже понятия не имеешь, насколько они ловки и быстры. А эта дикая кошка пусть идет с нами. Она нас не убила этой ночью и впредь не убьет. Ей лучше путешествовать втроем, и нам это лучше. Пока не придем к своим.

— Так ты уже придумал, куда идти?

— Придумал, Читос. Будем возвращаться.

— Куда? В Божению? Раздери тебя Древний!

— Туда. Пока ты вчера весь вечер перетирал языком сплетни со всех концов света, я сложил одно к другому.

— И что ж ты сложил?

— Таансан, услышав о смерти князя, вернется. Я уверен. Там жирные места — есть, где поживиться. А новый князь что? Пацан! Куда ему до Божена. Пока он опомнится, Таансан уже двадцать телег добра нагрузит с верхом — и даст деру. А может и вовсе выбьет этого Минэ из замка, и станет новым князем!

— А ведьма и ее демон?.. — перепугано зашептал Читос.

— Ты наслушался баек! Таансан в такую чушь не верит, поэтому искать его следует в Божении!

— А я думаю, что у Таансана ума побольше будет, чем у тебя, Джафер! И он прислушивается к тому, что люди говорят! Ведьма Анира там всем заправляет, Минэ у нее на побегушках, а при таком раскладе добра не жди! Изжарят они нас и поужинают нашими потрохами! Вот зуб даю, что так и будет! А эту бабенку Одаренную надо бы связать покрепче, да отделать как следует!.. — Гадкий смешок, Риэна четко слышит, как чавкает он губами. — А потом пусть смарги ее жуют. А пока они будут ею трапезничать, мы с тобой оторвемся и выйдем, наконец, из этого проклятущего места! К деревне какой выйдем...

— Ее не тронь!

— Что, Джафер? Понравилась? Да она тебе скорее кишки выпустит, чем даст!

— Это я знаю, и тебе втолковываю! Не тронь ее! Для своего же блага! Из-за твоей дурости я могу пострадать, вот и уговариваю! Если ты к ней полезешь, она тебя хлопнет, как муху, и меня заодно. А если меня и оставит жить, то дальше мне придется идти одному, а это — верная погибель! Так что, прошу тебя, Читос, один единый раз, послушай меня — и не влипнем в историю! Может, смарг тебя слопай, еще и живыми выберемся!..

В ответ Читос зашипел — увещевания Джафера, видимо, так разозлили его, что желчь растворила все слова, готовые сорваться с языка, и вышибла все мысли из головы. Риэна усмехнулась.

— Смотри, Читос, — продолжал здоровяк, — я слежу за тобой! Хочешь помереть? Так давай — отправляйся в пасть к огнеплюю, не ищи изощренных способов! Но трогай Одаренную! Вот придем к своим — Таансан найдет на нее управу.

— Таансан заберет ее себе!.. — шипение трудно было разобрать. — Он всегда так делает! Все лучшее себе!

— Она — не по тебе! Запомни это! И знай, что выбирая между твоей похотью и моей жизнью, рука моя не дрогнет, перерезать тебе глотку!

Они замолчали. Читос вернулся в лагерь и, сопя, принялся сворачивать одеяло. Джафер снял котелок с перекладины на колышках над потухшим костром, протер его пучком травы и упаковал в мешок.

Риэна открыла глаза, потянулась, медленно подвелась, все это время не отпуская кинжал.

Доброго утра ни они ей, ни она им не желали. Она размышляла, собирая головоломку из несвязных слов, которыми переругивались Джафер с Читосом в кустах.

Следующий шаг

1190 год со дня основания Города Семи Огней. Восток Астамисаса.

— И куда дальше? — спрашивал Скайси, вольготно развалившись, прислонившись к дереву, разомлев от сытости.

Котелок опустел. Похлебка, сегодня приготовленная монахом, оказалась удивительно вкусной. Он бросил в свое варево с дюжину различных корешков, и еще с полдюжины всевозможных видов трав, купленных Джаем по его просьбе на рынке в горах Сиодар. Скайси скучает по дому. По заснеженным вершинам, по монастырю, подпирающему небо, как и Адонаш тоскует по пению горного соловья. А он — Джай? Скучает ли он по шепоту волн, дыханию весны, цветению садов в Междуморье? Цвести так буйно, так самозабвенно каждый кустик, каждое деревце, каждая травинка, может лишь там — меж морем Моа и Горным морем... И таких гроз нет больше нигде... Сияющая сила, текущая по небесным жилам, и утопающая в синей бушующей воде. Не говоря уже о воздухе, наполненном неповторимыми ароматами, что намешал сумасшедший ветер: соленой воды, цветущих роз, Мицами, земли, смоченной дождем, недавно прошедшей грозы, взошедшей травы, хвойных лесов и мяты... Стрекотание цикад... Оханье птицы сиул. Рокот прибоя... Его тянет туда каждый день... И каждый день он говорит себе: "Завтра". А ведь мог бы смотаться... Переместиться, постоять босяком в прибрежном песке, позволяя волнам щекотать ноги... Полюбоваться восходом над морем Моа, а затем закатом за Горным морем. Нет лучше места в этом мире... Ни на Астамисасе, ни за океаном, Джай бывал там... Он знает — стоит оказаться ему в Междуморье, как заставить себя вернуться назад станет невыносимо трудным... Безумно трудным... Там его родина... дом... если у ветра может быть дом...

— Так куда?.. — вывел его из раздумья голос Скайси, который спрашивал живо и настойчиво, несмотря на ленивую, расслабленную позу.

Джай подсел ближе к огню. День был не самый приятный: холодный, промозглый, с утра срывался дождь, но Джай прогнал облака, так как терпеть не мог холодной воды назойливо моросящей с неба. Вечер выдался и вовсе по-зимнему морозным. Ночь обещала быть премерзкой.

Нужно было провести в Каменгорке еще с месяц, но они и так жили там до самой весны, очистили окрестности от тварей Штамейсмара. Джай поставил каменную стену, охватив не только саму деревню, но и добрый кусок поля и леса, чтобы не случилось впредь голода и безысходности, какие пережили жители до их появления. В стену по всему периметру он вмонтировал отпугивающие чудовищ огни, незаметные для людей, чтобы не было соблазна извлечь их и продать, лишив селение защиты. Впрочем, все это на всякий случай, на самый худший случай... Сейчас леса, поля и луга вокруг Каменгорки чисты от смаргов и кивелов, кафтайфы тоже ушли... Но эти всегда могут вернуться... стена их задержит. А года через два, три, когда в Бонли развернется Дар, никто каменгорцам не будет страшен.

Как только сошел снег, они отправились в путь. Грязь и бездорожье, конечно, не лучшие попутчики, но Джай мог двигаться прыжками, перебрасывая их с места на место. Почему не переместил сразу в место назначения? Да потому, что не знал точно, куда ему нужно. И что сейчас ответить Скайси, тоже не знал. Он поймал на себе пытливый взгляд Адонаша — тот понимает. Знает, что Джай еще не решил. Но Адонаш пойдет за ним на край света и за край, он никогда не спрашивает "Куда?". Адонаш, одетый в черную куртку из плотной шерсти, не кутался в плащ, несмотря на то, что сидел далековато от костра, он очень вынослив, и малочувствителен к холоду или жаре.

Скайси разочарованно вздохнул, не дождавшись ответа. Вздохнул громко, чтобы показать всем, как он огорчен.

— Если ты уже все откровения получил, — вмешался Адонаш, — можно тебя доставить в твой монастырь.

— Я еще не все откровения получил!.. — вскипел Скайси, нервно дернув себя за синюю уже косу. — Ты ведь прекрасно знаешь! Я же столько раз вам рассказывал, как все происходит! Я не могу вернуться в монастырь, пока не получу все, понимаешь, все откровения! Еще три осталось! Неужели так трудно потерпеть?!

— Позволь спросить? — примирительно произнес Адонаш. — Почему ты ищешь свои откровения именно здесь?

— Где здесь?

— Там, где мы.

Скайси надулся.

— Ведь столько путей, столько развилок, столько стран. Ты не был ни в Аре, ни в Годже, ни на Западном побережье, да что говорить, даже в Городе Семи Огней ты не был! Сколько ты путешествуешь с нами? Мы встретились полтора года назад? И только месяцем раньше ты покинул монастырь? За это время ты сменил цвет своей косицы уже пять раз. Скажи, у других это тоже так быстро случается?

— Нет... — с обиженной миной признался монах. — Другие путешествуют по десять лет, а то и больше, прежде чем получают хотя бы первое откровение.

— Десять лет!.. — присвистнул Адонаш. — А не кажется тебе странным, что у тебя все так скоро? Чем ты такой особенный?

Скайси растерянно пожал плечами.

— Вот мне и интересно, почему ты путешествуешь с нами, при этом получаешь откровения с невероятной скоростью и не желаешь попытать счастья ни в одном другом уголке мира? А вдруг откровению о мудрости суждено настигнуть тебя где-нибудь на берегу моря Моа к примеру? А мы в это время будем на востоке в незаселенных землях?

— Не может такого быть!

— Отчего же?

— Да потому что откровение непременно найдет меня!

— Мне казалось, что это ты должен его искать, а выходит — наоборот?

— Тебе не понять! Нужно посвящение, Адонаш! Нужно... нужно быть тем, кто я есть... Ты не монах! И никогда им не будешь!

— Ты прав... — Адонаш помрачнел, — монахом я никогда не буду, потому что первейшим из всех откровений, получил откровение о крови... Для тебя же оно последнее, как я помню? — Скайси кивнул. — И я надеюсь, что твое откровение не будет таким же жестоким, как мое...

Ненадолго воцарилось молчание, Джай подбросил поленце в костер, закутался в плащ и в одеяло поверх плаща. Он мерз не от старости. Нет. В этих местах в такое время он, рожденный в теплом приветливом краю, страдал от холода и по молодости.

— Так почему ты все-таки идешь с нами? — возобновил беседу Адонаш.

— Меня тянет... — Скайси ответил тихо и не сразу. — Тянет... идти с вами. И... откровения... Все откровения, что я получаю... связаны... с Джаем.

Джай поднял на него удивленные глаза.

— Нельзя было мне это говорить!.. — Монах принялся отчаянно заламывать кисти рук. — Нельзя... пока не получу всех откровений! Вот видишь, Адонаш, к чему привели твои расспросы!

Адонаш хмыкнул и бестактно рассмеялся, потешаясь над отчаяньем Скайси.

— Со мной?.. — искренне изумлялся Джай.

— Не спрашивайте!.. Не спрашивайте больше ничего! — заистерил Скайси, тряся косичкой. Парень вскочил, его благодушие, пришедшее после сытного ужина, выветрилось, и он убежал, присев на камень под дальним деревом.

— Что это с ним?.. — Адонаш продолжал издевательски склабиться.

— Это серьезно и важно для него, Адонаш. Не забывай, он еще очень молод. Не смейся над его верой.

— Над верой?.. Скорее уж над поверьями! Я все равно не понимаю, как можно получить откровения обо всем на свете за какой-то год?..

— Из-за тебя он замерзнет под тем деревом! Холод-то жуткий!

— Жуткий?.. Вот уж ты теплокровный, Джай! Не выносишь и малого морозца. Скайси, как и я, родом с гор, а там бывают холода. Не волнуйся за него. Поразмышляет и вернется.

— Мне нужно больше людей... — неожиданно для себя самого сказал Джай.

— Больше?.. — Адонаш мгновенно стал серьезен.

— Я кое-что понял. Мне нужны люди. Нас двоих мало... Айнай, несмотря на то, что свернул на склоне лет на неверный путь, кое в чем оказался прав.

— И в чем?

— Он собирал вокруг себя Одаренных. У него было тридцать Мастеров Смерти. Представляешь, Адонаш, за сколько такой отряд мог бы очистить эти леса! Им бы хватило нескольких дней! А если вооружить каждого специальным мечом... Или создать стрелы... А ведь это мысль! Можно создать стрелы, которые будут поражать тварей Штамейсмара мгновенно, даже, если выпущены они неодаренным! Мне нужны Оружейники Силы! Я бы научил их! И...

— Джай, — Адонаш нахмурился и наклонился к нему. — Неужели ты никогда не предпринимал ничего подобного?

Джай опустил голову. Замолчал. Предпринимал, конечно... И не единожды! В каких-то из множества прожитых им жизней он уже пытался сколотить отряд Одаренных. Да только кончалось все это всегда не очень хорошо. Всех его помощников интересовала награда. Да еще и личность Джая, с его возможностями... Они видели в нем источник бесконечного богатства. Поначалу боялись его, зная, на что он способен, а позже начинали строить планы, как использовать его Дары для достижения личных целей, для обретения власти, принимая его доброту и дружелюбие, за слабость. Очень мало настоящих друзей, таких как Адонаш, таких, каким был Айнай в молодости, как Оур, Тавайс, Данс, как Далис... до предательства... Одаренные — очень непредсказуемый и весьма честолюбивый народ. А вот идея, использовать неодаренных, вооружив их соответствующим образом, пришла ему в голову впервые за пятьсот лет! К его стыду — впервые! Впрочем, до недавнего времени Джай не умел делать оружие, которое было бы эффективно против тварей Штамейсмара в руках неодаренных.

— На этот раз я буду действовать по-другому, Адонаш. Я...

— Станешь Правителем Тарии? — Адонаш не улыбался.

— Что? Правителем? Тарии? Тарией правит Совет Огненосцев! Так было и так будет...

— Так возглавь этот Совет!

Джай не стал бы слушать подобный вздор, если бы не его видения. Давние, забытые, отвергнутые им, те, от которых он отмахивался что есть силы...

— Иди в Город Семи Огней, Джай, возглавь Совет Семи и получи то, что нужно! Очисти эту землю для Тарии. Иначе здесь будут новые Божении, Хинсии и прочие мелкие княжества, где каждый князь творит, что душе угодно!

Джай покачал головой. Ему тяжело править... он для этого не создан, множество раз пытались ставить его во главе то ли города, то ли армии, княжества и даже небольшой южной страны, но это не для него... Использовать людей он не умеет... вернее, умеет, знает как: Джай как никто другой владеет искусством манипуляции, понимает, что чувствует человек, и чего страшиться... да только не хочет он использовать эти умения. Не может себе позволить. Это так, словно ты возомнил себя Мастером Судеб. Человек должен сам решать, даже если решение приведет к гибели... Джай может помочь, но не может выбрать за другого! А искусство править казалось ему сплетенным из сотней совершенных за других выборов, тысячей принятых решений о чужих судьбах...

Джай молчал, сердце колотилось, в горле застрял ком. Он мельком заметил, что Скайси покинул свой одинокий пост под тем деревом и стоит у него за спиной, прислушиваясь к разговору.

Он знал, что все его пути рано или поздно приведут его в Город Семи Огней. Рано или поздно... "Тот, кто рожден с крыльями, — говорил когда-то очень-очень давно старый седой, как лунь... весь седой: и волосы и брови и борода... междуморец с молодым лицом, Джай тогда был мальчишкой, пребывавшем в счастливом неведении о том бремени, которое придется ему нести. — ...Тот, кто рожден с крыльями может ползать по земле, копошиться в грязи, и довольно долго... но умрет все равно в небе, приняв последний бой среди облаков!" Джай не понимал тогда, что это означает, да и сейчас понимает смутно, но эти слова запали в душу, тронули неведомые струнки... запомнились навсегда... И всплыли в памяти именно сейчас. Почему?..

— Еще не время... — тихо и твердо ответил Джай.

— Еще?.. — Адонаш поднял бровь.

Джай только кивнул. Еще не время.

— Тогда что ты намерен предпринять? — Адонаш, наконец-то, потянулся за одеялом — холод достал и его.

— Сделаю себе имя.

— Что? Опять станешь придумывать имена? — взвизгнул Скайси.

— Нет. Помни, я обещал Адонашу впредь называться Астри. Просто Астри Масэнэсс еще далеко не всем известен. Всю жизнь я скрывался, боясь, чтобы слишком многие не узнали о моих не совсем обычных способностях. Потому как, если посторонний узнавал, что я умею, добром это не кончалось никогда. Меня пытались убить, изловить, заставить служить им, обмануть, влюбить в себя, судить, обвиняя в связи с Древним, короче говоря, множество гадостей готовило для меня раскрытие этой тайны. Я добился своего — меня никто не знает. Я называюсь Астри Масэнэссом в этих краях, где бывал раньше, а никто и не вспомнил, чем обязан мне этот край. Никто меня не узнает. Вот, даже в Каменгорке люди охотнее поверили в то, что Скайси колдун, нежели в то, что я Мастер Путей. Но у всего есть обратная сторона. Люди не пойдут за человеком, чье имя ничего им не говорит. А мне сегодня нужны люди, которые шли бы за мной.

— Так значит, пришло время сделать это имя известным? — спросил Адонаш, отхлебнув вина из бурдюка, — Хотя, если честно, имя это мне совершенно не нравится. Может Джай...

— Нет... Джай — для друзей! — отрезал он.

В молчании, Скайси присел на свое прежнее место у костра, Адонаш отхлебнул еще вина, а Джай укутал поплотнее в одеяло свои почти околевшие ноги и вытянул их к костру. Может тарийское пламя создать? Небольшое... Два дня всего проваляется... Зато в тепле, а потом можно будет носить его с собой...

— Скажи, Джай? — неуверенно спросил Скайси.

— Угу...

— А есть еще такие, как ты... Мастера Путей?

— Мастера Путей? — Джай усмехнулся. — Сколько живу, столько задаюсь этим вопросом. В молодости был уверен, что есть. Не задумывался особо, считал, что рано или поздно наткнусь на такого же. Позже понял, что это редкость. Еще позже стал искать и расспрашивать. Потом отчаялся найти обычным способом и применил Дар Пророка.

— Нашел? — нетерпеливо спросил монах.

— Как тебе сказать... И да, и нет... Знаю, что такие рождаются. По крайней мере, один в несколько поколений Одаренных. Вот только, никто не пережил своего первого оттока. Я один...

— Это так ужасно? Хуже, чем у других Мастеров? — Адонаш нахмурился от собственных неприятных воспоминаний.

— Да нет... не знаю... как у других. Я потерял сознание на день или больше, бредил, видел видения... Когда новый Дар проявлялся, снова был отток, вновь очень сильный. В тебе словно идет борьба... каждый Путь требует, чтобы ты делал то или иное, чтобы не отпускал Силу ни на мгновение. Дар может проявиться тогда, когда не ожидаешь, не просишь, не желаешь!.. Ты знаешь, Адонаш, каково это очнуться посреди десятков трупов и вдруг осознать, что убийство приводило тебя в восторг... что жаждешь крови...

— ...больше всего на свете... — печально закончил Адонаш.

— Да... Другие Дары так же не церемонились, изматывая меня, терзая... Я видел прошлое и будущее, которое не хотел видеть, я разрушал, когда понимал, что творю зло... Я использовал иллюзию, чтобы обмануть, и торговал своими способностями... Однажды, одурманенный любовью, я бросил все к ногам женщины... недостойной этого... Она погубила себя, и едва не погубила и мою душу... Проходит время, пока научишься с этим жить, управлять этим... В первый раз... при оттоке под действием невероятной мощи, осознания, что все тебе подвластно, запутавшись в бесконечных видениях, можно просто... потерять разум, утратить ту крупицу контроля, которая доступна даже неразумному ребенку... отпустить... и Сила разорвет изнутри... убьет. Отток убивает каждого пятого Мастера Смерти, а Разрушителя и того чаще... А вот Мастеров Путей совершенно не щадит.

Он помолчал, задумался.

— С особым рвением я принялся искать подобного себе, когда мне перевалило за триста... Вернее чуть позже... после трехсот пятидесяти... Я искал не только в настоящем, но и в прошлом и в будущем. Прошлое не откликнулось, хранило молчание. До меня не выжил ни один... Настоящее было еще более пустым... А вот будущее...

Скайси приоткрыл рот. У Адонаша блестели глаза.

— Что удивительно... — продолжил Джай, промочив горло глотком вина из бурдюка Адонаша. — В будущем Мастера Путей рождались все реже и реже, они по-прежнему не переживали первого оттока, поэтому никто, кроме меня, даже не догадывался о том, кем они были. А через четыре тысячи лет таковые совсем было перестали рождаться. И вот... появился один... Выжил...

— Выжил?! Ты о будущем говоришь?! — восторженно переспросил Скайси.

— Об очень далеком будущем. Обычно такое далекое будущее для Пророка — сплошной туман. Но он... тот другой Мастер Путей горел, как звезда... нет... как тарийский светильник! Горел... вернее будет гореть очень ярко, невозможно ошибиться!

— Он твой потомок? — вопрос Адонаша.

— Нет. Что ты... Нет... Он другой. Никак со мной не связан. Разве что, брат по Дару... Один-единственный за много тысяч лет.

— Жаль... вы не встретитесь никогда... — вздохнул Скайси, затем вкинул голову, посмотрел долгим пристальным взглядом. — Или... ты можешь прожить так... долго?..

Джай засмеялся:

— Да что ты! Нет, это слишком даже для меня. Так долго — нет... Я бы спятил, честное слово, живи я несколько тысяч лет! Но встретиться в видении... как Пророк с Пророком, думаю... можно попробовать.

Снова замолчали. Ложиться спать никто не спешил, хотя уже поздно.

— А ту девушку... ты не пробовал искать? — робко, слишком робко для Мастера Смерти, спросил Адонаш.

— Ты о ком?

— Танцовщица...

— Адонаш! У тебя одни женщины в голове! — смеялся Джай. — Я видел, сколько юных особ, роняя слезинки, махали тебе платочками, когда мы покидали Каменгорку!

У Скайси любопытством загорелись глаза.

— Признайся, там осталась хоть одна хорошенькая девушка или молодая женщина, которую ты не затащил бы на сеновал?

У Скайси округлились глаза — "подвиги" Адонаша казались ему ужасно возмутительными, предосудительными и в то же время вызывали запретный интерес. Монахи отказывались от связей с женщинами и от брака, а Скайси еще слишком молод, чтобы эта тема перестала его волновать.

Адонаш молча ухмыльнулся.

— Мне кажется, что через десять лет, когда я вернусь, чтобы исполнить обещание данное Бонли, я обнаружу там с дюжину Одаренных детишек, — продолжал смеяться Джай, — все черненькие... черноглазые, хотя в Каменгорке жители в основном с русыми волосами и светлыми глазами. И вот, не успели мы отъехать, как ты уже задумался о танцовщицах?

— Ну, а что тут такого? Славно танцуют девушки, это услаждает взор. Будь я князем, завел бы себе таких...

— Ха! И непременно с метательницей с острова Иан?

— Так все-таки кое-что знаешь!.. Никогда не встречал человека более скрытного, чем ты, Джай!

— Кое-что знаю... Танцовщицы фей-ча с острова Иан, там есть специальная школа. Остров этот в море Моа славиться своими школами... Но эта девушка, не из танцовщиц, хоть танцевать и обучена.

— Еще как обучена!

— Для нее это легко. Вот ты, Адонаш, тоже мог бы освоить танцы, и я не имею в виду танец битвы.

Адонаш прыснул со смеху:

— Я? Танцы?

— Это у Мастера Смерти в крови. Такие вещи даются вам... нам легко!

— Серьезно?

— Ну да. Думаю, ей достаточно было пары уроков. Но сама она обучалась в так называемой Школе Алых. Видящие острова Иан, в определенные дни обходят дома всех жителей. Нет ни одного дома, куда бы не вошел Видящий. Они ищут детей с "рубином" внутри.

— Что это значит? — Скайси вытянул шею, в голубых глазах отсвечивалось пламя костра.

— Детей с боевым Даром. Этот Дар, еще свернутый в ребенке, для Видящего выглядит как рубин. Такого малыша, девочка это или мальчик, забирают от родителей, в каком бы возрасте его не обнаружили.

— И для чего? — заинтересовался Адонаш.

— Чтобы обучить. Мастера Смерти, оставленные без присмотра, могут дорого обойтись острову. Правители Иан считают, что лучше таковых приручать с детства. Они делают из них наемных убийц.

— Что? Убийц?

— Алых нанимают в разных странах за пределами острова для самых опасных предприятий. Некоторые из них становятся защитниками острова и его Правителей, остальные пополняют казну школы и Иана, выполняя задания где-нибудь в Аре, Годже, на Хребте Дракона, даже в Тарии. Та девушка — одна из Алых.

— Так ты бывал на Иане?

— Да, — кивнул Джай, — красивый остров, природа и климат там похожи на междуморские. Но вот обычаи... намного суровее, особенно для боевых Мастеров. Бойцы там, как...

— ...дикие звери, лишенные прав, прирученные, но все же опасные... — Адонаш знал подобное отношение по собственному опыту.

— Да.

— Так она вернется на Иан? Та девушка...

— Возможно... — Джай не знал наверняка. — Обычно все возвращаются, сделав дело и получив остаток платы. Другой жизни Алые не знают. Им с детства сулят проклятия и несчастья, если они станут действовать по собственному усмотрению, а не выполняя волю учителей Школы и Правителей Иана. Но эта загадочная девушка задание не выполнила. Кто знает, как она поступит?

— Ты станешь ее искать? — спросил Скайси.

— Зачем?

— Ну она же... как-то связана с тобой... не зря же ты рисуешь ее...

— И вы еще обвиняете меня в скрытности, — улыбнулся Джай, — вам малость расскажи, и вы тут же надумаете себе невесть что! Особенно ты, Скайси. Зная, какая у тебя фантазия, и как Адонаш неравнодушен к красоткам, мне вовсе не следовало ничего вам говорить о ней!

Скайси обиделся. Адонаш ухмыльнулся — он такие шутки понимал.

— А я ведь не для себя интересуюсь, — вдруг весело сказал Мастер Меча, — Она, безусловно, красавица, вполне в моем вкусе, но тут намечается нечто более интересное. Я-то не упущу возможности, ты меня знаешь, а вот ты, Джай... За те семнадцать лет, что я путешествую с тобой, ты не посмотрел вслед ни одной женщине. В этом отношении ты монах больше, нежели Скайси, тот пялится на соблазнительные изгибы при каждом удобном случае.

— Что?! — Скайси залился краской. — Неправда это!..

— А тут рисуешь одно и то же лицо! — продолжал Адонаш, не обращая внимания на монаха, — Может судьба? Может, ты еще не так стар?..

Джай рассмеялся.

— По-твоему я еще не стар?.. Знаешь, Адонаш, к женщинам нужно относиться либо, как ты — осчастливил и забыл, либо, как монах. Я же всегда влипал по полной. Если уж я смотрел на женщину, то оставался с ней до конца. А окончание любой моей истории любви было трагичным, даже тогда, когда возлюбленная моя умирала от старости, насытившись долгими днями — я-то оставался жить... Поэтому, вы уж меня простите, но искать ее я не стану. Наоборот, всеми силами буду избегать... Впрочем, возможно я рисую ее вовсе не потому, что она предназначена мне, как возлюбленная, может быть ей просто требуется помощь...

— Так бывало раньше? — спросил Адонаш, сощурившись.

— Нет, — признался Джай. — Если требовалась моя помощь, я всегда знал, в чем именно эта помощь будет заключаться...

— Вот видишь... — улыбка Адонаша была хитрой, но не злой.

"Знал бы ты, как это больно... Знал бы о Дийне, о Тэй, о Баинне, об Айе, о Мирае, о Фаэне, о Крайе, о Линэль, о Тойе... о всех тех жизнях, когда я умирал, не переставая дышать... Лучше б никогда тебе не узнать, Адонаш... Именно поэтому я не стану разыскивать девушку... даже если увижу ее — не заговорю первым. А если уж судьба от меня чего-то хочет, пусть полностью берет инициативу в свои руки..."

Он задумался. Вспоминал застывшие глаза цвета верескового меда... глаза Мираи... Вспоминал серебряные волосы Айи, разметавшиеся по зеленому травяному ковру. Вспоминал перекошенное страхом лицо Тэй, когда открылся обман и он разрушал все вокруг, не контролируя себя... Вспоминал материнскую улыбку Дийны, отпускающую его: "Лети, ветер, лети..." Сердце заныло.

— Расскажи еще что-нибудь интересное... — сквозь зевоту пробормотал Скайси.

Джай встрепенулся. Монах желает сказок на ночь!.. От таких историй потом будут сниться кошмары.

— Спи, Скайси... — тихо ответил он. — Спи, завтра рано вставать.

Адонаш не ложился, вместо этого извлек карту и пристально рассматривал ее при неверном свете костра, следуя пальцем по каким-то ведомым лишь ему линиям.

— Что? Решил сам проложить маршрут, раз уж я еще его не выбрал? — усмехнулся Джай.

— Нет. Думаю, почему твари Штамейсмара кишат на востоке, но их не встретишь на западе и в центральной части Тарии? Почему в Божении их было не так уж и много, не считая... как ее... Синей смерти... миильфинны, а здесь чуть дальше на северо-восток они почти уничтожили все поселения, притом расплодились, похоже, недавно, раньше ведь люди здесь жили относительно спокойно? Ты знаешь ответы, Джай?

Джай кивнул.

— Ты раньше здесь бывал? И все было так же? Ты что? По второму кругу очищаешь эти края?

— Можно и так сказать.

— Давно это было?

— Достаточно давно... Почему тварей нет на западе?.. Когда на Астамисасе правили Древние, территория была очень четко поделена. Границ никто не смел перейти. Восточная часть Астамисаса принадлежала Штамейсмару, центр и запад — были за Атаятаном-Сионото-Лосом, там, южнее правила Эт'ифэйна, оставшуюся часть материка делили меж собою еще пять Древних, не такие сильные, как эти трое. Атаятан первым нашел способ связывать себя с Одаренными, получая доступ к Силе Творения, недоступной Хтэмам.

— Хтэмы? — Скайси спать передумал.

— Хтэмы — это Древние, — пояснил Джай. — Атаятан первым создал смаргов, он дал им такое название, но его смарги были совершенно другими, нежели те, которых мы встречаем сегодня. Они были крупнее, намного крупнее, вдвое больше обычного человека, умнее нынешних смаргов, сильнее, и умели воевать, для чего собственно и сотворил их Атаятан. Создания Атаятана — эффы и старшие смарги имели кровь, были более близки природным формам нашего мира, эффы — те и вовсе мало чем отличаются от обычных животных. К тому же, настроенные на Одаренных, они имеют слабое место — могут быть изменены имеющими Дар, определенный Дар, так сказать, укрощены... Старшие смарги, потеряв предводителей — своих Древних, отыскали места захоронений хозяев и уснули где-то рядом, поэтому сегодня никто их практически не помнит. Это Атаятан научил остальных Древних создавать иных существ, служащих им. Но Атаятан преследовал одни цели, прочие Хтэмы — совершенно другие. Эт'ифэйна жила лишь мгновением удовольствия, Боярс требовал поклонения себе. Инистан жаждал золота и драгоценностей, испытывая безумную страсть к стяжательству, совершенно бесполезному для Хтэма. А Штамейсмар ненавидел людей и стремился их уничтожить. Он создавал тварей, целью существования которых было лишь уничтожение... истребление человеческого рода. Они питаются только людской кровью и плотью, они могут размножаться самостоятельно, тогда как смарги Атаятана нуждались в помощи Целителей. Штамейсмар всецело отдался делу производства подобных существ. Он связывал себе с Мастерами Роста, с Целителями, Укротителями и Мастерами Смерти, посвящал века своему делу, и добился успеха — его твари более химерны, более кровожадны, проворны, живучи, опасны и ненасытны, нежели все существа сотворенные кем-либо из Древних. Имея пищу — человеческую кровь и плоть, они способны размножаться с потрясающей скоростью, их очень сложно убить, им ничего не стоит уничтожить целый город за день или даже за несколько часов...

Джай перевел дыхание.

— Почему их нет на западе? Была граница, которую твари, как и сам Штамейсмар не смели перейти из страха перед Атаятаном. После того, как Древние уснули, чудовища еще несколько столетий боялись переступить известную им черту. Но постепенно память о запрете стиралась, граница исчезала, и сегодня, не уничтожай мы их здесь, они вошли бы в Тарию дружною толпой, пожирая по пути сотни и тысячи людей. Что до Каменгорки... то я действительно бывал в этих местах раньше. Приходил сюда лет двести назад вместе с четырьмя помощниками и очистил все... Здесь стали селиться люди. Но, как видишь, что-то произошло... Есть очаг.

— Очаг? Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Адонаш.

— Где-то есть место, которое... как бы это сказать? Порождает или помогает... даже не знаю... Я столько лет изучал дело Штамейсмара, но загадок осталось очень-очень много.

— А где обитал сам Штамейсмар?

— В Междуморье.

— Но там ведь этих существ не так много... А должно быть наоборот, разве не так?

Джай усмехнулся:

— Нет, не так. Приведу тебе пример. В одной деревне, у людей стали пропадать куры, задушенных птиц находили почти в каждом дворе, кроме одного, где позже и обнаружили гнездо виновника — хорька. Он не пакостил там, где жил. Так и Штамейсмар, создавая тварей, уничтожающих людей, расселял их подальше на восток. Ведь он был Хтэмом, которым тоже необходима человеческая кровь, чтобы жить. Если бы его создания убили всех вокруг, он погиб бы от голода... вернее не погиб — уснул... Понимаешь теперь? Но позже, после погружения его в сон, существа, созданные им, пришли и в Междуморье. Мой народ тоже в те времена пришел туда.

— Твой народ не коренной в Междуморье? — удивился Адонаш.

— Нет. Междуморцы тысячелетие назад назывались янаями. Когда бодрствовали Древние, мои предки жили на островах в Восточном океане, жили там много веков, и даже не имели понятия, что такое Хтэмы. Но лет через пятьдесят после победы над Древними, то есть где-то в пятидесятый год нынешнего летоисчисления, с янаями случилась беда... Катастрофа, землетрясение погрузило наши острова в океанскую пучину. Многим из моего народа удалось спастись. Как говорят легенды, люди сели на корабли, и поплыли вслед заходящему солнцу. Люди моего народа ступили на землю восточного побережья Астамисаса — места, где тварей Штамейсмара в те времена было больше, чем нам можем присниться в самом ужасном кошмаре... Поражало и их количество, и их разнообразие, и их... голод. Они уничтожили на тот момент все коренное население восточного побережья, а высадка пришельцев, ищущих новый дом, была для них, словно подарок судьбы.

— Как же им удалось спастись? — спросил Скайси.

— Среди янаев Одаренным был чуть ли не каждый пятый. Но на тот момент, они еще не знали, что против тварей Штамейсмара эффективны не только боевые Мастера, но и Целители, а также Мастера Роста. Эти Силы использовалась при создании чудовищ, и они же способны прекратить их существование. С чудовищами сражались в основном Мастера Смерти, которых было не так много, они защищали народ день и ночь, прорубаясь сквозь массу алчных до человеческой плоти тварей. Они гибли, жертвуя собой, чтобы народ мог жить... Гибли и остальные... Лишь треть янаев смогла переправиться через море Моа, и достичь Междуморья. На тот момент эти земли, как весь восток Астамисаса были пустынными. Но чудовищ в Междуморье оказалось значительно меньше, чем в тех местах, по котором они проходили, и янаи решили осесть там, тем более, что климат и природа Междуморья напоминала им родные места. Они научились противостоять чудовищам, построили укрепленные города. В моем народе хватало Мастеров всех Путей, кроме, разве что, Огненосцев. Будь у них Повелители Огня — они бы изгнали тварей Штамейсмара из Междуморья раз и навсегда. Нет ничего более эффективного против этих чудовищ, порождений Хтэмов, чем огонь! Но увы — ни разу серди янаев не рождалось Мастера Огня, исключая, пожалуй, меня...

— И что же дальше?

— Дальше? — Джай пожал плечами. — Когда во мне развернулся Дар, и я осознал, что способен... на многое. Я смог противостать тварям. Я вышел из укрепленного города, очищая землю. В Междуморье сейчас остались разве что кафтайфы и смарги, да и тех очень мало... Я стал изучать сведения о Древних, предметы, которые когда-то принадлежали служащим Штамейсмару, их записи. Кое-что узнал, но не так много, как хотелось. Только сейчас я начинаю догадываться, что где-то здесь на востоке остался очаг... Особое место, дающее силу тварям Штамейсмара. Я ни разу об этом не прочел, и даже намека не получил, для того, чтобы удостоверится в данном предположении, но теперь... спустя пятьсот лет... понимаю, что именно нужно было искать

— А я ничего не понимаю... — сонно пробормотал Скайси.

— А тебе и не нужно, не твое это сражение, — резко ответил ему Адонаш. — Спи!

Скайси засопел, отвернулся, и затих, хотя заснул вряд ли. Адонаш же повернулся к Джаю:

— Ты необычайно откровенен сегодня.

Джай рассмеялся:

— Сегодня что-то изменилось, Адонаш... И нет ничего лучше перемен!

— Ой ли?.. — буркнул Мастер Меча, недоверчиво нахмурившись, и тоже улегся, приготовившись спать.

— Нет ничего лучше перемен... — шепотом повторил Джай, вдыхая полной грудью прохладный свежий воздух ранней весны.

Содержание

Рожденные с Даром, Одаренные, Долгожители

Люди, имеющие от рождения Силу — сверхъестественные способности.

Рождаются редко, в роду обязательно должен быть Одаренный. Гены передаются чаще через поколение, или через несколько поколений. Дар проявляется впервые в пятнадцать — двадцать лет, используется понятие "развернулся Дар".

Доживают обычно почти до трехсот лет, при этом выглядят не старше тридцати. Во второй половине жизни начинают проявляться признаки старения: у некоторых седеют волосы, практически все после ста пятидесяти лет становятся бесплодными. На последних десятилетиях жизни признаки старения усиливаются, что проявляется в потере контроля над отливами Силы, неспособности согреться, ухудшении зрения, появлении дрожи в руках, ломкости костей и т.п.

Обладают высокими умственными способностями, хорошей памятью.

При проявлении Дара действуют инстинктивно, не нуждаются в приобретении навыков или знаний в этом направлении.

Круги Древнего

Древние не обладали Силой Творения, им была доступна лишь способность к преобразованию материи — Искажение. Чтобы создавать что-то новое, им необходима была Сила Одаренных людей. Для этого они связывали таких людей Кругами, получая доступ к их Дарам. Одаренные в свою очередь получали от Хтэмов их неуязвимость, многократно увеличивалась продолжительность жизни и яркость (сила проявления) Дара. Один древний мог связать с собой двенадцать человек — Первый Круг. Состоящие в Первом Круге связывали с собой других Одаренных, образуя Второй Круг, Второй Круг создавал Третий, и так до Шестого. Создавший Круг мог пользоваться Дарами связанных, расширяя собственные возможности. Связанным передавались способности Хтэмов — неуязвимость, увеличение продолжительности жизни и яркости Дара, но в меньшей степени.

Эфф

Похожее на пса существо, но гораздо больше и лишенное шерсти. Имеет характерный кожистый раздвоенный нарост, начинающийся с основания головы и покрывающий спину до лопаток, оканчивающийся шипами. При атаке нарост встает дыбом и разворачивается веером. Практически неуязвимы, очень сильны и выносливы. Выведены Древними с целью нахождения и убийства не связанных Кругами Одаренных. Эфф способен определить Одаренного даже до первого проявления Дара.

В древней Тарии и соседних государствах всех Одаренных называли Мастерами или по направлению действия Дара (Пути).

Путь Силы (Призвание Дара, Выбор Пути, Путь Дара, Путь) — врожденный выбор Силой направления деятельности Одаренного, в котором он будет проявлять себя. Касается одного основного направления, часто захватывает несколько сопутствующих, связанных с основным. Например, Пророк часто имеет сопутствующий Дар Толкователя.

Способности проявляются в каком-то одном направлении: строительство, музыка, перемещение, боевые Дары, управление погодой, управление ростом растений и прочие. Одаренный Строитель — человек возводящий здания с помощью Силы, способный влиять на структуру материи и управлять гравитацией, не может быть Исчезающим — тем, кто владеет Даром перемещений. Один основной Дар исключает наличие других.

Создав Круг, и связав себя с Древним и другими Одаренными — Мастер получал доступ к другим Дарам и мог ими пользоваться, также как своим собственным.

Мастер Огней (Огненосец, Повелитель Огня) — очень редкое направление Дара. Предполагает работу с огнем, светом и молниями.

Кафтайф (шульсифи) — бесформенное существо, парит над землей, или стелиться понизу, выпускает туманообразные отростки-щупальца. В темноте и тумане практически невидимо. Душит жертву, обволакивая все тело и иссушая его.

Кивел (огнеплюй) — существо, достигающее до тринадцати футов роста. Строением тела напоминает муравья или осу без крыльев. Окрас от светло-серого до черного, в зависимости от возраста. Имеет шесть пар лап, при атаке становиться на переднюю пару конечностей, изгибает заднюю часть удлиненного тела и выстреливает едкой жидкостью, которая загорается.

Гипок (слизень) — существо, напоминающее червя, бледно-голубого оттенка, тело длиной около пятидесяти футов, и десять футов в обхвате, имеет шесть пар коротких лап, передвигается со скоростью до пятнадцати миль в час, при этом скользит на животе. Несмотря на неповоротливый вид — очень проворно. Предпочитает сырой климат. Но не обитает в водоемах.

Смарг — человекообразное существо, ростом около четырех футов, передвигается на четвереньках, имеет несколько рядов острых мелких зубов, очень быстр и силен. От затылка начинается кожистый нарост — воротник, оканчивающийся шипами. Справляется со взрослым мужчиной. Смарга достаточно сложно убить. Даже будучи расчлененным, может причинить вред, остается жив в течение нескольких дней.

Мастера в Древней Тарии носили длинные волосы — и мужчины и женщины. После ста пятидесяти лет у Одаренных седели волосы, но выглядели они не старше тридцати лет. Поэтому такое сочетание — молодое лицо при полностью седых волосах было свойственно людям старше ста пятидесяти, имеющим Дар.

Коренные жители Междуморья — земли между морем Моа и Горным морем, обладали примечательной внешностью: пепельно-серые светлые волосы и угольно-черный цвет глаз.

Боевые Мастера — Одаренные и с Даром Разрушения или владения оружием обычно не расставались со своим оружием. Встретив в древней Тарии человека с длинными волосами и мечом, можно было заключить, что это Одаренный с боевым Даром.

Искра — монета наименьшего достоинства в Тарии, Десять искр составляли медный жар, десять жаров — серебряный огонек. Самой крупной золотой монетой было пламя.

Одаренный, имеющий Дар Оружия, слышал его "голос", "песнь", получая способности владеть им на уровне хорошо подготовленного воина. Среди боевых Путей Силы различались Дар Меча — способность к владению холодным оружием, использование которого предполагает непосредственный контакт с противником в бою, и Дар Стрелка (Метателя).

На Хвосте Дракона, откуда родом Адонаш, существовал обычай, которому следовали все мужчины благородного происхождения — после того, как юноше исполнялось двадцать пять лет, его волосы заплетались в семь кос, каждую перехватывал золотой зажим. Новый двадцатипятилетний период жизни отмечался еще одним зажимом для каждой из семи кос. Девять зажимов на косах Божена означали, что ему больше двухсот двадцати пяти лет.

Миильфинна — больше всего напоминает паука, достигает гигантских размеров, но способна трансформироваться, поэтому точно описать это существо невозможно. Кровь миильфинны, а также выпускаемый ею яд способен блокировать Силу Одаренных.

Стайш — так называли на Хвосте Дракона рыцарей (воинов) благородного происхождения, прошедших специальную школу.

2